Обзоръ успховъ сравнительно-анатомическихъ изслдованій.— Современное состояніе вопроса о сегментаціи черепа.— Теменной глазъ позвоночныхъ животныхъ.— Выясненіе связи между позвоночными и безпозвоночными.— Наиболе интересныя работы по филогеніи позвоночныхъ.— Работы Киченъ-Паркера о неполнозубыхъ, Вебера о китообразныхъ, Баура о происхожденіи млекопитающихъ вообще.— Свтящіеся органы рыбъ, по изслдованіямъ Ленденфельда.,— О свченіи морскихъ безпозвоночныхъ.— Новыя изслдованія электрическихъ органовъ рыбъ.— Старая и новая теорія образованія коралловыхъ рифовъ.— Гипотеза Гааке о значеніи сверныхъ полярныхъ странъ въ качеств зоо-географическаго центра.— Гипотеза Вейсмацяа о непрерывности зародышевой плазмы и о значеніи половаго размноженія.— Вирховъ о колонизаціи и акклиматизаціи.— Разногласіе между Вейсманномъ и Вирховымъ.— Теорія физіологическаго подбора, предложенная Рожанесомь.— Достоинства и недостатки этой теоріи.— Диксонъ о происхожденія видовъ безъ помощи естественнаго подбора.
Настоящій обзоръ успховъ біологіи охватываетъ довольно продолжительный періодъ времени. Не останавливаясь на мелочахъ, мы подведемъ въ немъ итоги всему, что заслуживаетъ вниманія изъ добытаго въ этомъ отношеніи за послдніе два года, и потому затронемъ вопросы и новые, и старые, но, конечно, еще не устарвшіе. Нкоторые изъ такихъ ‘старыхъ’ вопросовъ послдовательно сходятъ съ научной сцены и появляются на ней въ теченіе многихъ десятковъ лтъ — и, все-таки, остаются нершенными. Измняется направленіе научныхъ изслдованій, смняются поколнія ученыхъ, а такіе вопросы все не перестаютъ стоять на очереди къ своему ршенію и притягивать къ себ лучшія научныя силы. Такимъ именно является вопросъ о сегментаціи черепа. Въ немногихъ словахъ исторія этого вопроса такова.
Когда черепъ перестали разсматривать какъ образованіе, не имющее ничего общаго съ туловищнымъ осевымъ скелетомъ (позвоночнымъ столбомъ), въ немъ стали отыскивать рзкое выраженіе наиболе важнаго признака позвоночнаго столба, т.-е. сегментацію, дленіе на позвонки или части, имъ соотвтствующія. Въ то время эмбріологіи, отрасли біологіи, посвященной изученію исторіи развитія животныхъ, еще не было и ршенія вопроса о сегментаціи черепа ждали только отъ изученія вполн развитаго черепа, или, точне сказать, отъ сравнительнаго изученія вполн развитыхъ череповъ представителей различныхъ группъ позвоночныхъ животныхъ. Нсколько попытокъ въ этомъ направленіи закончились классическимъ произведеніемъ англійскаго анатома Р. Оуэна, озаглавленнымъ Архетипъ. Въ немъ Оуэнъ провелъ черезъ вс классы позвоночныхъ идея) о сегментаціи черепа, и оуэновская теорія черепа держалась въ наук до изслдованій Т. Гксли, который показалъ, что изученіе взрослыхъ череповъ въ указанномъ направленіи ничего дать не можетъ, что нужно изучать такъ называемый первичный черепъ, то-есть черепъ перепончатый и хрящевой, черепъ до развитія въ немъ костей. Изслдованія Гксли дали превосходный матеріалъ для опроверженія взглядовъ Оуэна, но въ нихъ нельзя было найти обобщеній, которыя замнили бы собою оказавшіяся неудачными обобщенія Оуэна, опять поднялся вопросъ, что же такое черепъ, сегментированъ онъ или нтъ, должно ли его считать образованіемъ совершенно самостоятельнымъ, несравнимымъ ни съ чмъ другимъ, или образованіемъ сравнимымъ съ позвоночнымъ столбомъ, но развившимся своеобразно. Указаній на послднее было много, и, имя ихъ въ виду, проф. Гегенбауръ ршилъ подойти къ вопросу съ другой стороны, а именно: остановиться съ наибольшею тщательностью на изученіи черепа и дополнительныхъ его частей у хрящевыхъ рыбъ. Сравнивая части такъ называемой челюстной дуги и подъязычной съ жаберными дужками, Гегенбауръ пришелъ къ заключенію, что эти образованія гомологичны, и, такимъ образомъ, вопросъ о сегментаціи придатковъ черепа былъ ршенъ и, подобно Оуэну, Гегенбауръ пытался даже опредлить количество сегментовъ, приходящихся на долю черепа. Поздне Гегенбауръ, а за нимъ многіе другіе, критеріемъ въ ршеніи этого вопроса взяли еще отхожденіе нервовъ головнаго мозга, такъ какъ сегментація спиннаго мозга въ расположеніи корней спинныхъ нервовъ выражена очень рзво, и, такимъ образомъ, оуэновская теорія посл нкотораго промежутка времени замнилась гегенбауровской. Послдняя, явившись за чисто-отрицательными результатами работъ Гксли, первоначально удовлетворила ученыхъ, какъ нчто положительное, но поздне, признавая ее въ принцип, т.-е. что черепъ представляетъ собою передній конецъ осеваго скелета, соотвтствующій нсколькимъ сегментамъ, но измненный своеобразно,— ученые стали критиковать выводы Гегенбаура относительно числа сегментовъ и за послдніе три года въ этомъ направленіи было сдлано очень нного. Изслдовали и жаберныя дужки, и нервы, и вполн развитой черепъ, и головной мозгъ, и развитіе того и другаго, и мускулатуру. Талантливый основатель и директоръ неаполитанской зоологической станціи, д-ръ А. Дорнъ, ясне другихъ указалъ, что въ ршеніи такого важнаго вопроса односторонность положительно недопустима, и въ результат всхъ этихъ изслдованій въ настоящее время выяснилось слдующее: не только у тхъ рыбъ, у которыхъ черепъ безъ рзкой границы переходитъ въ позвоночный столбъ, но и у тхъ, у которыхъ эта граница выражена совершенно рзко, въ затылочной области черепа можно найти остатки одного или большаго числа позвонковъ, приросшіе къ собственно черепу. Этимъ объясняется присутствіе въ затылочной области костистыхъ рыбъ такъ называемой основной затылочной кости, столь похожей на позвонокъ, что ея-то присутствіе собственно и привело Оузна въ его теоріи. Такимъ образомъ, Оуэнъ ошибся, обобщивъ наблюденія измненій затылочной области на весь черепъ, Гксли тоже впалъ въ односторонность, обобщивъ свои наблюденія. въ собственно череп и на область, представляющую собою лишь тсно сросшіяся съ собственно черепомъ части. Однако, какъ видно изъ сказаннаго, вопросъ о сегментаціи черепа, все-таки, пока не разработанъ: не говоря уже о числ сегментовъ, мы не знаемъ даже, чему принадлежатъ жаберныя дужки — черепу ли собственно, приростающимъ ли къ нему недоразвивающимся позвонкамъ, или переднимъ сегментамъ собственно позвоночнаго столба. Но изслдованія въ этомъ направленіи не прекращаются и, можетъ быть, мы ближе къ ршенію этихъ и другихъ вопросовъ, нежели то можно предполагать.
Второе, на чемъ мы остановимся въ обзор работъ, посвященныхъ изученію организаціи,— открытіе такъ называемаго теменнаго глаза или, точне, его остатковъ у нкоторыхъ рыбъ и чешуйчатыхъ гадовъ. Это открытіе было совершенно неожиданно и служитъ блестящимъ доказательствомъ тому, что даже при хорошемъ знакомств съ органомъ, детальное изученіе его строенія можетъ въ корень измнить нашъ взглядъ на его значеніе. Описываемый органъ находится въ связи съ верхнею стнкой одной изъ полостей головнаго мозга, такъ называемаго третьяго желудочка, и извстенъ подъ названіемъ верхняго мозговаго придатка или надмозговой железки. Этотъ придатокъ одновременно изучался у разныхъ представителей группы чешуйчатыхъ гадовъ, поздне и рыбъ, но самые интересные результаты добыты Больдуинъ-Спенсеромъ на замчательной ново-зеландской ящериц, гаттеріи. По изслдованіямъ Спенсера, этотъ органъ у гаттеріи заключенъ въ капсулю соединительной ткани и представляетъ пузырь, спереди замкнутый ясно выраженнымъ хрусталикомъ. Въ стнк пузыря различаютъ пигментный слой и стчатку, отъ пузыря къ головному мозгу идетъ непарный нервъ, элементы стчатки по своему положенію въ стнк органа заставляютъ сравнивать послдній не съ обыкновеннымъ глазомъ позвоночныхъ, а съ хорошо развитымъ глазомъ безпозвоночныхъ. Само собою разумется, что этотъ органъ даже у гаттеріи, находясь подъ общими покровами, является органомъ не функціонирующимъ, но степень его сохранности и его, какъ доказано, широкое распространеніе у позвоночныхъ не оставляютъ никакого сомннія въ томъ, что онъ былъ функціонировавшимъ органомъ зрнія. У миногъ строеніе этого органа представлено въ нсколько иномъ вид, нежели у чешуйчатыхъ гадовъ: такъ, у нихъ иначе представлены въ своемъ относительномъ развитіи элементы ретины, нтъ рзво выраженнаго хрусталика, но измненія этого органа у названныхъ рыбъ, интересны въ томъ отношеніи, что отъ нихъ можно дойти до глаза такъ называемыхъ оболочниковъ (асцидіи, сальны и пр.) изъ безпозвоночныхъ, выводя этотъ органъ путемъ регресса изъ теменнаго глаза позвоночныхъ. Такимъ образомъ, сдланное давно, почти въ насмшку, замчаніе K. М. Бэра, что если уже искать родство между асцидіями и позвоночными, то надо асцидій выводить изъ позвоночныхъ, а не обратно,— замчаніе, развитое А. Дорномъ,— все боле и боле находитъ себ подтвержденія въ фактахъ. Повидимому, и классическій ланцетникъ, и классическія асцидіи представляютъ для насъ гораздо большій интересъ въ смысл ихъ регрессивнаго развитія, нежели прогрессивнаго.
Здсь, однако, мы сами собою подошли къ вопросу: если не позвоночныя произошли отъ асцидій, а обратно, то не прерывается ли связь между двумя отдлами царства животныхъ, — не образуется ли ничмъ не выполнимая пустота между позвоночными и безпозвоночными? Среди множества біологическихъ работъ, вышедшихъ за послднее время, имются драгоцнныя, именно въ этомъ отношеніи, работы Бэтсона. Он связываютъ новыми узами то, что было разошлось, но чтобы он были совершенно понятны,, намъ нужно напомнить читателю кое-что изъ прежняго. Дло въ томъ, что еще изслдованія Семпера и Бальфура указали на замчательное сходство организаціи позвоночныхъ и кольчатыхъ червей между безпозвоночными. Останавливавшійся на этомъ еще ране Эт. Жоффруа Ст.-Иллеръ думалъ, что онъ иметъ дло только съ аналогіями, т.-е. сходствами физіологическими, Сейнеръ и Бальфуръ доказали, что здсь мы имемъ передъ собою де аналогіи, а гомологіи, т.-е. сходства морфологическія. Кольчатые черви и близкія къ нимъ безпозвоночныя сходны съ позвоночными по относительному положенію органовъ и по развитію соотвтствующихъ системъ. Кажущаяся большая разница между этими животными, происходящая отъ того, что спина одного не можетъ быть сравниваема со спиною другаго, сейчасъ же исчезаетъ, какъ только мы станемъ сравнивать брюшную сторону кольчатаго червя со спинною позвоночнаго, или обратно. Иначе сказать, сравненіе становится легкимъ, какъ только мы замнимъ физіологическіе термины: ‘спинная’ и ‘брюшная сторона’ — морфологическими: ‘сторона центральной нервной системы’ и ‘сторона центральнаго органа кровообращенія’. И сравнимаемыя такимъ образомъ названныя нами животныя представляютъ совершенное соотвтствіе въ относительномъ положеніи центральной нервной системы, кишечнаго канала и сердца, и замчательное сходство въ строеніи системы органовъ выдленія (сегментальные органы кольчатыхъ и такъ называемые первичныя почки позвоночныхъ). Наиболе смущающимъ обстоятельствомъ при сближеніи кольчатыхъ и позвоночныхъ оставалось отсутствіе у первыхъ такъ называемой спинной струны, т.-е. именно того органа, который былъ найденъ проф. Ковалевскимъ въ хвост личинокъ асцидій. Изслдованія Бэтсона пополняй этотъ проблъ. Бэтсонъ изучилъ организацію и исторію развитія имющаго жабры своеобразнаго морскаго червя, извстнаго подъ названіемъ баланоглосса и нашелъ у него зачаточную спинную струну, что окончательно устанавливаетъ связь между позвоночными и безпозвоночными въ направленіи, указанномъ Семперомъ. Спинная струна баланоглосса развита слабо, но она развивается изъ того же зачатка, изъ какого развивается у позвоночныхъ, и въ теченіе развитія претерпваетъ аналогичныя измненія.
Работа Бэтсона, само собою, не стоитъ одиноко въ ряду другихъ работъ: въ ней на первомъ план стоитъ вопросъ о филогеніи, т.-е. о родств разныхъ группъ животныхъ, а, какъ извстно, вопросы филогенетическіе представляютъ собою излюбленную тему современныхъ біологовъ. И малые, и великіе изъ нихъ одинаково увлекаются заманчивыми изслдованіями въ трудао доступной области и, буквально, нтъ возможности даже бгло остановиться на большинств относящихся сюда работъ. Отмтимъ поэтому самыя выдающіяся.
На первомъ мст стоять упомянутыя нами уже въ прошломъ обзор работы Кольдъуэлла, о размноженіи и развитіи птицезврей, проливающія такъ много свта на соотношеніе этой группы млекопитающихъ съ другими. Теперь, когда Кольдъуэлдъ началъ полное изданіе своихъ изслдованій (въ запискахъ Королевскаго общества), даже самые отчаянные скептики должны признать себя побжденными. Мы, однако, скажемъ еще нсколько словъ по поводу этихъ работъ въ сваей съ другими сравнительно-анатомическими изслдованіями Б. Киченъ-Паркера. Послднее имя для нашей публики совершенно незнакомо, а, между тмъ, съ трудомъ можно указать другаго ученаго, который бы работалъ такъ много и такъ полезно. Паркеръ — сравнительный анатомъ и эмбріологъ и за все время своей научной карьеры выпустилъ цлые томы изслдованій, посвященныхъ по преимуществу изученію строенія и развитія черепа у различныхъ позвоночныхъ. Послднія изслдованія Паркера обнимаютъ собою сравнительное изученіе черепа неполнозубыхъ млекопитающихъ и позволяютъ автору придти къ слдующимъ заключеніямъ. Неполнозубыя гораздо ближе къ птицезврямъ, нежели къ двуутробкамъ, и, подобно первымъ, въ своемъ развитіи, несомннно, шли до извстной степени регрессивнымъ путемъ. Вообще говоря, эта группа весьма однообразна, но неполнозубыя Стараго и Новаго Свта представляютъ существенныя различія, тогда какъ, повидимому, столь различныя формы, какъ лнивцы и муравьды, несомннно, весьма близки между собою. Съ другой стороны, изученіе не вполн развитаго черепа этихъ животныхъ объясняетъ строеніе черепа нкоторыхъ ископаемыхъ и такимъ образомъ помогаетъ уяснить данныя палеонтологіи.
Слдующая работа, уясняющая соотношеніе группъ, принадлежитъ Веберу, который взялъ на себя трудную задачу выяснить родство китообразныхъ съ другими млекопитающими. Само собою разумется, ознакомиться съ анатоміей китовъ было дломъ весьма труднымъ., Немногіе натуралисты ршались занять мсто на китоловномъ судн и подвергаться всмъ опасностямъ продолжительнаго пребыванія въ Ледовитомъ океан, чтобы изучить строеніе китовъ’. Большинство нашихъ свдній объ этихъ колоссахъ было пріобртено случайно, когда киты добывались, у европейскихъ беретовъ, или когда китоловы привозили съ собою остатки этихъ животныхъ. Такимъ образомъ, наши свднія объ организаціи этихъ животныхъ были полны пробловъ, но насколько эта организація была изучена, ее находили возможнымъ сравнивать съ организаціею, копытныхъ. Веберъ ршительно возстаетъ противъ этого и находитъ, что китообразныя стоятъ гораздо ближе къ хищнымъ и ластоногимъ. Но онъ не выводитъ ихъ изъ хищныхъ, а предполагаетъ, что, и хищныя, и китообразныя произошли отъ одного и того же корня, Указавъ сходство и отличіе китообразныхъ отъ названныхъ группъ, Веберъ указываетъ на то, что эта группа начала обособляться еще въ періодъ отложенія вторичныхъ пластовъ и, происходя отъ наземныхъ млекопитающихъ, рано распалась на нсколько втвей.
Чтобы докончить съ филогенетическими вопросами, намъ остается отмтить послднюю попытку ршенія вопроса о происхожденіи млекопитающихъ. Эта попытка принадлежитъ Бауру, но, въ сущности, представляетъ собою только поправку боле ранней работы, сдланной въ томъ же направленіи извстнымъ американскимъ палеонтологомъ Копомъ. Американскій материкъ оказывается положительно хранителемъ неистощимыхъ научныхъ сокровищъ. При такихъ громадныхъ суммахъ, которыми располагаютъ американскіе ученые, и при ихъ энергіи они въ короткое время съумли собрать и до извстной степени обработать такой громадный научный матеріалъ, съ которымъ далеко не можетъ сравниться матеріалъ, имющійся въ собраніяхъ Европы. Правда, въ работахъ американцевъ замтна нкоторая спшность, благодаря чему они часто мняютъ свои выводы,, они слишкомъ уже заботятся о томъ, чтобы матеріалъ не залежался, но, поправляя сами, себя, они, все-таки, въ конц-концовъ, доходятъ до вроятныхъ выводовъ и положительно поражаютъ колоссальными, размрами своихъ работъ. Сущность работъ Копа и Баура сводится къ тому, что млекопитающія произошли не отъ амфибій, а отъ одной изъ низшихъ группъ чешуйчатыхъ гадовъ, рептилій, и ближе всего къ одной групп пермскихъ рептилій. Такимъ образомъ, между млекопитающими, птицами и крокодилами устанавливается гораздо боле тсная связь, нежели это предполагалось до послдняго времени, и тмъ большее значеніе получаетъ открытіе Кольдъуэлла, ставящее птицезврей между млекопитающими и рептиліями. Такимъ образомъ, изслдованія, предпринимаемыя въ разныхъ отрасляхъ біологическихъ наукъ, совершонныя самостоятельно, связываются въ одно цлое и помогаютъ въ возсозданіи величественной картины развитія животной жизни на земномъ шар, начиная съ древнйшихъ временъ.
Мы должны перейти теперь къ работамъ Ленденфельда о свтящихся органахъ рыбъ. Что у рыбъ, ведущихъ ночной образъ жизни и живущихъ въ постоянной тьм пучинныхъ глубинъ, существуютъ особые органы свченія, извстно давно. Эти органы были даже предметомъ особаго изученія нкоторыхъ ученыхъ, но недостатокъ матеріала или, еще хуже, плохое консервированіе матеріала мшало до сихъ поръ составить точное представленіе о строеніи этихъ органовъ, и ученые впадали въ непримиримое разногласіе между собою. Экспедиція корабля Б. K. В. Чэлленджера и въ этомъ случа доставила незамнимый матеріалъ, который позволяетъ ршить вопросъ во всей его полнот.
По словамъ Ленденфельда, свтящіеся органы рыбъ могутъ быть подраздлены на двнадцать категорій, изъ которыхъ мы упомянемъ только главныя. Одни изъ нихъ имютъ совершенно правильныя очертанія и представляютъ собою такъ называемыя главоподобныя пятна на туловищ, причемъ могутъ оставаться или простыми, или образовать группы, или представлять собою правильное расположеніе, или лежать на мст безъ опредленнаго порядка. Другія не имютъ правильныхъ очертаній и находятся по преимуществу не на туловищ, а на усахъ, лучахъ, жаберныхъ крышкахъ. И, наконецъ, послдняя категорія свтящихся органовъ образована такъ называемыми подглазными пятнами, которыя могутъ достигать чрезвычайно большаго развитія. Въ простйшемъ сбоемъ вид эти органы представляютъ лишь сочетаніе трубчатыхъ железъ, которыя находятся въ соединеніи съ нервными клтками, лежащими подъ ними, въ наиболе сложномъ — къ железистымъ образованіямъ присоединяются еще особыя видоизмненія рядомъ, лежащихъ клтокъ, вслдствіе чего развивается иногда очень сильный отражающій свтъ аппаратъ. Въ туловищ лежащіе органы нервируются вточками спинныхъ нервовъ, въ подглазной области — толстою втвью нерва пятой пары, которая’ по своему положенію можетъ быть сравнена съ первомъ, идущимъ къ электрическимъ органамъ у электрическаго ската. Сила свченія нкоторыхъ рыбъ такъ велика, что Вильмзъ-зумъ говоритъ про одну, пойманную ночью,— что она свтилась въ стяхъ, какъ звзда. Но особенно сильный свтъ исходитъ изъ подглазйыхъ пятенъ. Со стороны функціи эти органы представляютъ собою несомннныя железы, секретъ которыхъ свтится или въ моментъ выдленія, или подъ вліяніемъ клтокъ, находящихся въ связи съ нервными элементами, но біологическое значеніе этихъ органовъ различно: у. однихъ они, можетъ быть, служатъ аппаратомъ, отпугивающимъ враговъ, у другихъ, напротивъ, фонаремъ, на который идетъ добыча, у третьихъ, наконецъ, просто фонарями, освщающими приближающуюся добычу. Исходнымъ матеріаломъ въ развитіи свтящихся органовъ, по всей вроятности, являются слизеотдлительныя железы, находящіяся въ такомъ большомъ количеств въ кож рыбъ.
Извстный нмецкій гистологъ Лейдигъ высказалъ мысль о сравненіи свтящихся органовъ, расположенныхъ на голов нкоторыхъ рыбъ, съ уже знакомымъ намъ теменнымъ глазомъ позвоночныхъ. Но ни по положенію, ни по строенію между этими органами нтъ ничего общаго, и, наконецъ, въ бытность свою на Новой Зеландіи, Ленденфельдъ прямымъ наблюденіемъ могъ убдиться, что даже среди глубокой ночной темноты гаттерія не обнаруживаетъ никакихъ признаковъ свченія.
Впрочемъ, если наши свднія о свтящихся органахъ рыбъ и пріобрли извстную степень полноты, этого еще далеко нтъ въ приложеніи къ другимъ свтящимся животнымъ. Изъ безпозвоночныхъ этою способностью обладаютъ очень многія: свтятся и простйшія, одноклточныя, и безпорошищевыя, и иглокожія, и черви, и ракообразныя, и оболочники, и моллюски. Съ древнйшихъ временъ вниманіе человка было обращено на такъ называемое свченіе моря, обязанное своимъ происхожденіемъ фосфорицирующимъ животнымъ, и до сихъ поръ это явленіе не перестаетъ занимать собою и простаго любителя природы, и ученаго. Въ самомъ дл, представьте себ громадное пространство моря, или освщенное ровнымъ фосфорическимъ свтомъ, или вспыхивающее во множеств мстъ пучками фосфорическихъ искръ, представьте себ морскую глубину съ распростершимися колоніями полиповъ-горгошй, слабо колеблющимися подъ вліяніемъ морскихъ теченій и освщающими своимъ нжнымъ, ровнымъ фосфорическимъ свтомъ синеву моря, гд только отъ времени до времени, при рзкомъ движеніи какой-нибудь рыбы, бросаются яркіе пучки лучей фосфорическаго свта, представьте, наконецъ, бшено мчащіяся волны бушующаго океана, обдающія своими брызгами, борющееся съ бурей судно и постепенно загорающіяся таинственнымъ свтомъ мачты и снасти послдняго. Все это картины, которыя глубоко западаютъ въ память человка и неотступно требуютъ себ объясненія. И, несмотря на множество ученыхъ, занимавшихся этимъ вопросомъ, явленіе свченія остается еще далеко не изученнымъ, какъ это показала послдняя сводка относящихся сюда свдній, сдланная Мэкъ-Интошомъ. У нкоторыхъ одноклточныхъ въ явленіяхъ свченія принимаетъ участіе вся плазма, у другихъ только ядро, у многоклточныхъ свтятся только разныя части организма и, притомъ, свтомъ различныхъ оттнковъ у разныхъ животныхъ, одни животныя свтятся только въ тихую погоду, другія при втр,— одни на глубин, другія на поверхности. Все это только констатированіе факта,— въ объясненіи же явленія приходится довольствоваться довольно поверхностнымъ толкованіемъ, сущность котораго сводится къ тому, что въ одномъ случа подъ вліяніемъ нервнаго импульса, въ другомъ чисто-вншняго раздражителя совершаются нкоторые химическіе процессы, находящіе себ вншнее выраженіе въ явленіи свченія. На нкоторыхъ животныхъ несомннно доказано, что явленія свченія не связаны необходимо съ жизнью животнаго, такъ какъ даже животныя, переставшія существовать въ теченіе уже нкотораго времени, еще не утрачиваютъ своей способности издавать фосфорическій свтъ.
Явленіе свченія у позвоночныхъ животныхъ интересно для насъ въ томъ отношеніи, что оно стоитъ въ связи съ особымъ видоизмненіемъ железистыхъ клтокъ. Повидимому, кожныя железы у рыбъ могутъ чрезвычайно сильно измнять свои функціи и являются, такимъ образомъ, частями организма чрезвычайно важными и въ физіологическомъ, и въ біологическомъ отношеніи. Какъ новый примръ, доказывающій это, мы имемъ передъ собою изслдованія Фрича надъ электрическимъ органомъ нильскаго электрическаго сома.
Изъ настоящихъ электрическихъ рыбъ мы имемъ три формы, относящіяся къ тремъ совершенно различнымъ группамъ: только что названнаго сома, электрическаго ската изъ Средиземнаго моря и американскаго электрическаго угря. У всхъ этихъ рыбъ электрическіе органы занимаютъ въ тл совершенно различное положеніе, развились несомннно независимо у каждой формы, но, по всей вроятности, изъ одного и того же (въ гистологическомъ отношеніи) зачатка. Такъ, по крайней мр, предполагали до послдняго времени, опираясь на изслдованія Бабухина, Сакса и Дюбуа-Реймона, особенно перваго, которымъ, казалось, было доказано, что существенныя части электрическихъ органовъ развиваются изъ тхъ же самыхъ зачатковъ, изъ которыхъ развиваются мышечные элементы. Отсюда само собою напрашивалось сравненіе мышечной силы съ электрической и возможность перехода одной въ другую. Изслдованія Фрича заставляютъ быть крайне осторожными во всхъ выводахъ, касающихся электрическихъ органовъ. По этимъ изслдованіямъ, электрическіе органы нильскаго сома принадлежатъ не мышечной систем, а систем общихъ покрововъ, такъ какъ такъ называемыя электрическія пластинки ничто иное, какъ электрическія клтки, развивающіяся, весьма вроятно, изъ железистыхъ клтокъ кожи. У электрическаго сома, въ сущности, находится одинъ электрическій органъ, одвающій собою на значительномъ протяженіи тло-животнаго, но не представляющій правильнаго расположенія электрическихъ пластинокъ въ краевой области. Фричъ высчиталъ количество электрическихъ пластинокъ, составляющихъ органы у сомовъ разнаго возраста и пришелъ къ заключенію, что оно остается постояннымъ въ теченіе всей жизни животнаго, слдовательно, измненіе объема органа происходитъ, исключительно, вслдствіе разростанія соединительной ткани, очерчивающей собою ячеи, въ которыхъ помщаются электрическія пластинки. Мы не станемъ останавливаться на многочисленныхъ подробностяхъ, сообщаемыхъ Фричемъ въ его работ, такъ какъ эти подробности имютъ интересъ только для спеціалистовъ, и заканчиваемъ напоминаніемъ читателю вышеприведеннаго изслдованія Ленденфельда свтящихся органовъ рыбъ.
Повидимому, железы въ кож рыбъ могутъ чрезвычайно рзко измнять свою функцію и пріобртать совершенно особое осложненіе строенія. Въ высшей степени интересно, что дадутъ слдующія части работы Фрича объ электрическихъ органахъ рыбъ: будетъ ли доказано, что у всхъ рыбъ эти органы развиваются изъ однихъ и тхъ же гистологическихъ элементовъ, или, напротивъ, что эти органы, занимающіе различное положеніе, развиваются изъ различныхъ зачатковъ. Въ послднемъ случа мы имли бы передъ собою одинъ изъ наиболе поразительныхъ примровъ аналогичныхъ органовъ, т.-е. органовъ, сходныхъ функціонально, но не морфологически.
Здсь мы оставляемъ, однако, область морфологическихъ изслдованій,, которая, можно сказать, ежечасно обогащается новыми открытіями. Но, оставляя ее, мы совершенно не ршаемся сказать, въ какомъ направленіи мы должны ждать дальнйшихъ морфологическихъ изслдованій: тружениковъ науки такъ много, средства къ изслдованію такъ богаты, да и поле для изслдованія такъ обширно, что всякое предположеніе въ этомъ отношеніи было бы излишне. Каждый день можетъ обогатить насъ неожиданнымъ открытіемъ, и для тхъ, кто занимается философскою стороной науки, предстоитъ одна трудность — не потеряться въ мелочахъ и всегда имть передъ собою, какъ цль біологическихъ изслдованій, пониманіе строя природы и внутренней связи между ея явленіями.
Мы остановимся теперь на вопрос, который въ послднее время занимаетъ собою весьма сильно ученыхъ Европы и Америки и который можетъ съ равнымъ правомъ трактоваться въ нашемъ обзор и обзор геологическомъ, это — вопросъ объ образованіи коралловыхъ рифовъ. Теорія образованія коралловыхъ рифовъ, предложенная въ свое время Дарвиномъ и Дана, встртила нкоторыя весьма существенныя возраженія со стороны Иррея, и мы изложимъ здсь об теоріи, насколько это необходимо для пониманія сущности разнорчія между ними, указавши, предварительно, что вопросъ, во всякомъ случа, не можетъ считаться окончательно ршеннымъ въ пользу Мррея.
Припомнимъ условія образованія коралловыхъ рифовъ. Собственно полипы, мшанки, гидроидполипы и нкоторыя водоросли представляютъ собою строителей известковыхъ барьеровъ въ мор. Они пользуются при этомъ известью, которая находится въ морской вод въ вид срнистыхъ соединеній, и, переводя ее въ своихъ тканяхъ въ углекислыя, отлагаютъ въ послднихъ въ вид скелета. По мр того, какъ эти организмы росту т, нижнія части ихъ отмираютъ и образуютъ собственно полипнякъ. Отломанныя волнами части скопляются въ пустотахъ послдняго, и вся эта масса, пропускающая сквозь себя морскую, содержащую известь, воду, цементируется, превращается въ плотное вещество и иногда совершенно утрачиваетъ всякіе слды своего первоначальнаго органическаго происхожденія. Главными строителями полипняка являются настоящіе полипы, и для того, чтобы полипнякъ могъ разростаться въ крупныхъ размрахъ, необходимо нсколько, условій, На первомъ мст стоятъ условія, темпера туры: полипняки образуются только въ тропическомъ пояс, при низшей средней мсячной температур, не спускающейся ниже 20* Ц. На второмъ, мст стоитъ глубина, maximum которой опредляется въ 40 метровъ, и чистая вода отбытаго океана. Если полипнякъ обнажается почему-либо доле, нежели на время отлива, или если къ полипняку приносится прсная вода, песокъ и проч., онъ погибаетъ. Напротивъ, прибой волны способствуетъ разростанію по липняка, итогъ его край, который обращенъ къ открытому океану, всегда выше противуположнаго, обращеннаго къ острову.
Коралловые рифы представляютъ собою три типа: такъ, называемый береговой рифъ, барьерный и атоллъ. Береговой идетъ вдоль берега, оставляя между собою и имъ небольшое пространство, занятое лагунами, барьерный — отступя дале и служа какъ бы грядою, защищающею берегъ отъ волнъ, которыя разбиваются о него. Наконецъ, атоллъ является кольцомъ, по большей части неправильной овальной формы, очерчивающимъ или совершенно свободную лагуну, или лагуну съ однимъ или нсколькими островами въ середин. Наружная сторона рифовъ поражаетъ своею отвсностью: нкоторые рифы, по изслдованіямъ Дарвина, спускаются со стороны океана вертикальною стной въ 200—300 метровъ вышины, такъ что обыкновеннаго драга даже недостаточно для того, чтобы изслдовать эту, глубину. Впрочемъ, подтвержденіемъ сказанному объ отвсности наружной стороны рифовъ служатъ нкоторые поднявшіеся и, конечно, отжившіе рифы, представляющіе одинаковое строеніе отъ основанія до вершины.
Чтобы связать условія жизни полиповъ и строеніе коралловыхъ рифовъ, Дарвинъ и Дана предложили такую теорію. Можно себ представить, что дно океана на значительномъ протяженіи испытываетъ опусканіе, а, слдовательно, погружаются и вс острова, расположенные въ зон опусканія. Въ такомъ случа, зачинающіеся кругомъ острововъ рифы, какъ расположенные на небольшой глубин около берега, первоначально являются въ форм береговыхъ. Но по мр того, какъ островъ опускается, основаніе полипняка, образующаго рифъ, при переход за вышеуказанную норму глубины, отмираетъ, а верхнія части полипняка, напротивъ, продолжаютъ разростаться. Послдовательно изъ береговаго рифа происходитъ барьерный. Наконецъ, если островъ погрузится совсмъ или почти совсмъ, а барьерный рифъ, подъ вліяніемъ разрушающаго дйствія волнъ, которыя, отламывая отъ него различныя части, то уносятъ ихъ въ океанъ, то выбрасываютъ на рифъ же, выйдетъ изъ-подъ воды, то получается третья форма рифа — атоллъ. Образованіе атолла заканчивается обыкновенно помощью разныхъ агентовъ, которые приносятъ къ нему смена различныхъ растеній, вслдствіе чего атоллъ въ сравнительно короткое время покрывается пальмами и проч. Само собою разумется, что продолжительность погруженія острова и продолжительность увеличенія размровъ рифа находится, между собою въ полномъ соотвтствіи, и зная, насколько прибавляется на извстную единицу времени полипняка, не трудно опредлить, въ теченіе сколькихъ лтъ могли развиться т или другія островныя группы, окруженныя коралловыми рифами. И все это такъ просто и такъ ясно, что нтъ ничего удивительнаго въ томъ, что приведенное объясненіе было принято съ общимъ восторгомъ.
Однако, Луи Агассицъ еще въ пятидесятыхъ годахъ указывалъ на то, что эта теорія неприложима къ рифамъ, окружающимъ Флориду, и Сейнеръ въ шестидесятыхъ описалъ весьма подробно рифы архипелага Пелью, показавъ, что здсь на сравнительно небольшомъ протяженіи находятся вс типы коралловыхъ рифовъ, что можно бы объяснить только крайнею сложностью явленія опусканія различныхъ частей архипелага, что, однако, нельзя подтвердить никакими непосредственными наблюденіями. Затмъ Рейнъ высказалъ мнніе, что Бермуды, гд равнымъ образомъ не наблюдается пониженія, могли представлять собою первоначально подводное плато, на которомъ моллюски, иглокожія и другія, имющія известковый скелетъ, морскія животныя могли образовать отложенія, постепенно поднявшіяся до такого уровня, на которомъ уже могло начаться развитіе полипняковъ. Наконецъ, экспедиція Чэлденджера доставила сразу множество новыхъ данныхъ.
Но промрамъ и драгамъ, сдланнымъ съ этого корабля, оказалось, что Тихій океанъ представляетъ собою область, гд коралловые рифы почти исключительно находятся связанными съ вулканическими островами. Въ средней области этой обширной водной площади не удалось убдиться въ существованіи какихъ бы то ни было слдовъ исчезнувшаго материка, и тамъ, гд драгъ не приносилъ со дна органическихъ остатковъ, онъ приносилъ частицы вулканическаго происхожденія. Такимъ образомъ, разсянные въ Тихомъ океан острова, слдуя Мррею, надо признать возникшими путемъ вулканическимъ,— иными словами, призвать мстныя поднятія, а не общее пониженіе дна океана. Кругомъ такихъ острововъ развившіеся полипняки могли образовать или береговые рифы, если зачинались на небольшой глубин и вблизи берега, или барьерные рифы, если зачинались на большей глубин и дальше отъ берега. Но, помимо острововъ, поднимающихся надъ уровнемъ океана, многія поднятія могли остановиться, не дойдя до поверхности воды, и, при эллиптической форм вершинъ такихъ подводныхъ скалъ, на нихъ могли образоваться атоллы. Нтъ никакой надобности допускать, что атоллы развились на подводныхъ скалахъ, не достигшихъ водной поверхности лишь на опредленную глубину, вершины этихъ скалъ могли первоначально такъ далеко отстоять отъ поверхности, что полипняки и не могли на нихъ развиваться, но потомъ они могли подняться, другія морскія животныя съ известковымъ скелетомъ могли образовать своими остатками основаніе, на которомъ уже поздне развились рифы. И подтвержденіемъ этому служитъ тотъ несомннный фантъ, что, въ богатыхъ животными водахъ тропическихъ частей океана количество животныхъ значительно увеличивается всюду, гд, вслдствіе, мелководья или какихъ другихъ причинъ, температура воды повышается. Такимъ образомъ, теченіе Гольфъ-стрима отмчаетъ свой путь рзко выраженнымъ известковымъ плато органическаго происхожденія. Само собою разумется, образованіе атолла по новой теоріи происходитъ иначе, нежели по старой: на вершин породной скалы первоначально равномрно разростается полипнякъ, представляя собою какъ бы блюдо. Но край этого блюда, какъ находящіеся въ непосредственномъ соприкосновеніи съ боле волнующеюся массой воды, начинаютъ рости быстре внутреннихъ частей, и чмъ больше разростается полипнякъ, тмъ разница въ рост выступаетъ сильне. Наконецъ, когда края полипняка поднимутся настолько, что станутъ доступны непосредственному дйствію волнъ, тогда какъ въ лощин атолла морская вода можетъ боле или мене опрсняться отъ Примси дождевой воды, атоллъ почти готовъ, и его образованіе заканчивается нагроможденіемъ отрываемыхъ волнами частей рифа.
Пока мы видимъ только то, что теорія Мррея объясняетъ, и при поверхностномъ отношеніи къ длу можно, пожалуй, придти къ заключенію, что она объясняетъ не мене явленій, нежели теорія Дарвина и Дана, хотя ея объясненіе сложне. Такимъ образомъ, об теоріи, расходясь въ корн, кажутся одинаково вроятными, но это измняется, если обратить вниманіе еще на нкоторыя обстоятельства. Дло въ томъ, что теорія Дарвина объясняетъ намъ громадную высоту атолловъ, теорія же Мррея Се объяснить не можетъ. И если бы Мррей совершенно обошелъ эту сторону объясненія, его теорію не стоило бы и разбирать подробно. Но онъ остановился на этой части вопроса и отвтилъ на нее такъ, какъ этого никакъ нельзя было ожидать: онъ говоритъ, что, въ сущности, ему и объяснять то нечего, такъ какъ той высоты, какая указана Дарвиномъ, атоллы не достигаютъ, и что Дарвинъ просто ошибся, вслдствіе несовершенства инструментовъ, которыми пользовался для измренія глубинъ и драгированія. По словамъ Мррея, высота атолловъ равняется глубин, на которой могутъ жить полипы, то же, что лежитъ ниже этого уровня продукты разрушенія атолла, которые спускаются по склону подводной скалы, образуя не вертикальную, а покатую стну. Но это указаніе нуждается еще во многихъ провркахъ, а до тхъ поръ, пока он будутъ произведены, теорія Мррея не иметъ никакого права быть предпочитаемой теоріи Дарвина и Дана. Наконецъ, самъ Мррей не отрицаетъ, что вышина нкоторыхъ атолловъ, считая ихъ вертикальную стну отъ основанія и до верхняго края, достигаетъ 60—70 метровъ, т.-е. такой глубины, на которой полипы жить положительно, не могутъ, а, слдовательно, и полипнякъ зачаться тоже не могъ. Впрочемъ, ршеніе вопроса о предпочтеніи одной изъ двухъ гипотезъ не заставитъ себя ждать долго, такъ какъ интересъ, возбужденна критикой и теоріей Маррея, вызвалъ многочисленныя изслдованіи въ указанномъ направленіи, и намъ только остается ждать окончанія этихъ изслдованій.
Въ связи съ геологическими изслдованіями стоятъ обыкновенно изслдованія зоо-географическія, и потому мы остановимся теперь же на стать Гааке, которая, несмотря на свои ничтожные размры, представляетъ далеко не безъинтересное содержаніе. Гааке указываетъ на необходимость примирить зоо-географическія данныя съ современными геологическими теоріями, а именно ршить вопросъ о центр разселенія важнйшихъ группъ высшихъ позвоночныхъ въ связи съ теоріей постоянства материковъ и, само собою, монофилетическимъ развитіемъ. Указавъ, въ общихъ чертахъ, на расположеніе материковъ, Гааке отмчаетъ, что онъ не принимаетъ теоріи постоянства материковъ въ буквальномъ смысл, а допускаетъ значительное измненіе береговой линіи. Но, по его мннію, несомннно, что прежде, какъ и теперь, наибольшее скопленіе материковой суши было въ сверномъ полушаріи, откуда суша языками вдавалась въ южное, и въ сверномъ-то, при сравнительной обширности материковой площади, и происходила наиболе усиленная выработка формъ. Взявши группы клоачныхъ, двуутробокъ, лемуровъ и наскомоядныхъ изъ млекопитающихъ и безкилевыхъ птицъ, Гааке указываетъ, что наимене совершенныя формы распространены въ настоящее время въ наиболе отдаленныхъ уголкахъ южнаго полушарія, и объясняетъ это тмъ, что, по мр выработки новыхъ и боле совершенныхъ формъ, боле раннія отступали постепенно къ югу. Такимъ образомъ, послдовательно развивавшіяся формы послдовательно эмигрировали въ южное полушаріе, тогда какъ около свернаго полюса шло усиленное развитіе новыхъ формъ. При такомъ толкованіи фактовъ, Гааке находитъ возможнымъ совершенно отбросить гипотезу о лемуріи и объ антарктическомъ материк. Идея о значеніи сверныхъ полярныхъ странъ въ качеств центра распространенія главнйшихъ группъ животныхъ не нова, но приведенное развитіе ея ново, хотя, къ сожалнію, черезъ-чуръ кратко. Впрочемъ, за послдніе годы зоо-географія вообще мало успла по части оригинальныхъ изслдованій. Морфологическія изслдованія неизмримо дале ушли впередъ, а затмъ выплыли на сцену нкоторые чисто-біологическіе вопросы глубокой важности, и послдніе-то приковали къ себ общее вниманіе. Послдніе связаны съ хорошо извстными намъ именами Вейсманна, Вирхова и Романеса, и мы переходимъ къ нимъ.
Работы Вейсманна посвящены теоретическимъ соображеніямъ по вопросамъ о наслдственности и измняемости. Какъ объяснить наслдственность, какого рода измняемость особенно важна при естественномъ подбор? При обсужденіяхъ теоріи Дарвина обыкновенно останавливаются на наслдственности и приспособляемости, какъ факторахъ, опредляющихъ собою передачу особенностей родителей дтямъ и пріобртеніе новыхъ особенностей, но и то, и другое далеко не разработано. Въ явленіяхъ приспособленія мы должны различать, съ одной стороны, способность организма отвчать на измняющіяся жизненныя явленія, что собственно представляетъ ‘способность организма къ. приспособленію, и измненія организма, являющіяся какъ слдствіе этой способности и представлялся собою собственно приспособленія. Въ отдльныхъ организмахъ приспособленій въ смысл Дарвиновой теоріи подбора не совершается, они вырабатываются только въ ряд поколній путемъ подбора наиболе удачно организованныхъ изъ изъ большаго числа особей. Можно сказать, что въ отдльныхъ особяхъ есть измнчивость, въ видахъ — приспособляемость. Мы наблюдаемъ собственно измнчивость, ничтожныя индивидуальныя уклоненія, которыми подборъ пользуется какъ матеріаломъ для выработки полезныхъ особенностей, характеризующихъ собою виды.
Такимъ образомъ, для выработки путемъ подбора приспособленныхъ видовъ, необходима измнчивость особей и наслдственная передача признаковъ. Какъ совмстить то и другое? У организмовъ одноклточныхъ, размножающихся просто путемъ дленія, наслдственная передача признаковъ объясняется сама собою: изъ одной особи получаются дв или боле, происшедшія путемъ дленія всхъ частей материнской особи, а, слдовательно, и усвоившія себ ея признаки. У организмовъ многоклточныхъ, явленіе совершается сложне, только ничтожная часть материнской особи идетъ на развитіе дочерней, и наслдственная передача признаковъ становится мало понятною. Чтобы устранить встрчающіяся при этомъ затрудненія, Вейсманнъ предлагаетъ такую гипотезу: нкоторое количество плазмы зародышевыхъ клтокъ онъ признаетъ вообще за часть неизмняющуюся. Слдовательно, если отъ особи А, насчетъ ея зародышевой плазмы, развивается особь В, то въ эту особь В передается минимальное количество неизмненной зародышевой плазмы особи А, эта плазма, въ свою очередь, передается особи С и т. д. Иными словами, слдуя Вейсманну, нсколько поколній особей могутъ быть представлены какъ непрерывный плазматическій корень, который удлиняясь, т.-е. выростая все больше и больше, черезъ нкоторые промежутки даетъ отъ себя вточки и на этихъ-то вточкахъ развиваются отдльныя особи. Сравнивая такой ходъ размноженія много клточныхъ организмовъ съ дленіемъ одноклточныхъ, мы видимъ, что и тамъ, и здсь процессъ, въ сущности, одинаковый, только у одноклточныхъ особь длится на части равныя, у многоклточныхъ же при каждомъ дленіи отдляется такая ничтожная часть плазмы, что вся особь, въ которой эта неизмненная зародышевая часть плазмы находится,— особь, развившаяся благодаря этой плазм,— является въ окончательной форм какъ бы чмъ-то самостоятельнымъ, что только охраняетъ неизмняющуюся зародышевую плазму. Эта особь, благодаря тому, что развилась изъ неизмняющейся зародышевой плазмы, должна бы совершенно походить на материнскую особь, но въ ея организм, съ одной стороны, могли появиться нкоторыя уклоненія, какъ прямое слдствіе вліянія вншнихъ условій, съ другой — какъ слдствіе молекулярнаго измненія-зародышевой плазмы, сопровождающаго половое размноженіе.
Изъ этихъ, двоякаго рода, измненій, по мннію Вейсманна, наименьшаго вниманія заслуживаютъ измненія, совершающіяся въ организм, какъ прямое слдствіе вліянія вншнихъ условій. Они,— говоритъ цитируемый авторъ,— вообще не передаются наслдственно, и не трудно подтвердить это фактами. Такъ, альпійскія растенія, пересаженныя на садовую почву, измнялись въ такой степени, что трудно даже было опредлить видъ, къ которому они принадлежали, а, между тмъ, они производили смена, развивавшія изъ себя на тощей почв первоначальную альпійскую форму. Иными словами, измненія организаціи, выработавшіяся при произростаніи на садовой почв, совсмъ не отразились на зародышевой плазм и, по тому самому, не могли быть переданы наслдственно. Вслдствіе послдняго обстоятельства, такія, такъ сказать, благопріобртенныя измненія организаціи Вейсманнъ называетъ преходящими, въ отличіе отъ усвояемыхъ, сохраняемыхъ измненій, которыя опредляются молекулярнымъ измненіемъ зародышевой плазмы. Впрочемъ, Вейсманнъ признаетъ, что постоянное и продолжительное прямое вліяніе вншнихъ условій можетъ отразиться, наконецъ, и на зародышевой плазм. Тогда эти измненія, конечно, могутъ подчиниться закону передачи признаковъ наслдственно, но они связаны не съ отдльными особями вида, а со всею группой особей, населяющихъ извстную площадь, слдовательно, если измненіе организаціи и можетъ выработаться и закрпиться, то безъ всякаго подбора. Такимъ образомъ, по мннію Вейсманна, могли произойти, напрйм., нкоторыя географическія разновидности.
Совсмъ другое значеніе иметъ молекулярное измненіе зародышевой плазмы, которое, по мннію Вейсманна, является прямымъ слдствіемъ процесса оплодотворенія, т.-е. смшенія двухъ зародышевыхъ плазмъ. Въ этомъ смшеніи и кроется причина измненія молекулярнаго строенія вообще неизмняемой зародышевой плазмы, которая, развиваясь, наслдственно передаетъ новой особи не просто особенности родительскаго организма, а нкоторое измненіе ихъ вслдствіе соединенія зародышевыхъ плазмъ двухъ родителей, сопровождающаго размноженіе половымъ путемъ. Само собою разумется, доказать вс эти соображенія фактически невозможно, ихъ можно сдлать только боле или мене достоврными, путемъ сравненія съ другими гипотезами, и въ этомъ отношеніи за ними нельзя не признать ни остроумія, ни значительной доли правдоподобія. Такимъ образомъ, Вейсманну удается, наприм., довольно удачно разъяснить значеніе такъ называемой конъюгаціи инфузорій, которая состоитъ въ слдующемъ. Крупныя особи инфузорій размножаются путемъ дленія и въ теченіе цлаго ряда поколній даютъ особи, постепенно мельчающія. Наконецъ, дленіе не продолжается дале, а начинается, обратно первому, соединеніе маленькихъ особей по дв, причемъ полнаго слитія двухъ особей не происходитъ, а соединившіяся особи черезъ нкоторое время расходятся. Это временное соединеніе дйствуетъ, однако, на нихъ такимъ образомъ, что посл него он выростаютъ до большихъ размровъ и черезъ нкоторое время вновь начинаютъ длиться. Обыкновенно говорятъ, что конъюгація инфузорій подновляетъ ихъ жизненную энергію, но, собственно говоря, Ото выраженіе ничего не объясняетъ. По мннію же Вейсханна, въ конъюгаціи мы видимъ начало половаго процесса, и вся разница въ томъ, что сходящіеся элементы не остаются слитыми, а расходятся. Но этого временнаго слитія совершенно достаточно, чтобы подъ взаимнымъ вліяніемъ въ обихъ конъюгирующихъ особяхъ произошло молекулярное измненіе, которое даетъ собою толчокъ и къ доразвитію особи (ростъ при усиленномъ питаніи), и къ возникновенію путемъ дленія особей съ нкоторыми индивидуальными уклоненіями. Такимъ образомъ, у одноклточныхъ организмовъ, размножающихся путемъ дленія, безъ конъюгаціи, индивидуальныя уклоненія появляются какъ прямое слдствіе вншнихъ условій и передаются дочернимъ особямъ въ силу размноженія дленіемъ. У одноклточныхъ организмовъ, размножающихся дленіемъ при существованіи конъюгаціи, индивидуальныя уклоненія появляются какъ результатъ конъюгаціи, но передаются вслдствіе размноженія дленіемъ. Наконецъ, у многоклточныхъ организмовъ индивидуальныя особенности появляются въ силу половаго процесса и передача ихъ отъ особи къ особи совершается половымъ же путемъ.
Въ высшей степени интересны соображенія Вейсманна о такъ называемомъ партеногенетическомъ, или двственномъ, размноженіи, т.-е. размноженіи безъ оплодотворенія. Согласно прежнимъ воззрніямъ, предполагалось, что въ такихъ случаяхъ одного оплодотворенія, предшествующаго размноженія партеногенетцческому, достаточно на появленіе нсколькихъ поколній. Но, по мннію Вейсманна, это, во-первыхъ, очень трудно себ представить, что и врно, а во-вторыхъ, такое допущеніе ничего не объясняетъ. Напротивъ, если взять его гипотезу, то окажется слдующее. У видавъ, размножающихся партеногенетически, этотъ способъ размноженія годенъ только для того, чтобы поддержать видъ statu quo. Въ самомъ дл, оплодотвореній нтъ,— нтъ и молекулярнаго измненія плазмы, нтъ и индивидуальныхъ уклоненій, которыя являются какъ Прямое слдствіе перваго. Слдовательно, исключается вообще измнчивость вида, а вмст съ тмъ и возможность для вида приспособляться къ окружающимъ его условіямъ. Хорошо, если эти условія не измняются, тогда видъ можетъ процвтать безусловно долгое время, но если вншнія условія измняются, а видъ остается неизмннымъ и, главное, неспособнымъ измниться, неспособнымъ приспособиться къ нимъ, въ такомъ случа ему грозитъ вымираніе. Такимъ образомъ, партеногенетически размножающіеся виды, такъ сказать, заканчиваютъ собою т втви генеалогическаго древа, которымъ они принадлежать. Въ нихъ нтъ пластичности, они не поддаются обработк, рзецъ и молотъ природы,— естественный подборъ и борьба за существованіе,— только крошатъ негодный на подлку кусокъ мрамора и онъ разсыпается, не будучи способенъ принять никакую новую форму. Отсутствіе личныхъ варіацій объясняетъ то обстоятельство, что у размножающихся партенегинетически видовъ исчезновеніе ненужныхъ органовъ совершается безслдно, т.-е. нтъ атавизма, возврата къ родоначальной форм, а отсутствіе пластичности — то, что мы не знаемъ ни одного рода, вс виды кото раго размножались бы партеногенетически.
Нкоторые ученые совершенно непонятнымъ образомъ сравнили и сочли почти за одно и то же гипотезу Вейсманна и гипотезу Нагели. По Нагели, измняемость видовъ объясняется присущими организмамъ внутренними стремленіями, которыя проявляются во всякой плазм, слдовательно, и въ зародышевой. Но дло въ томъ, что внутреннія стремленія въ ученіи Нагели не представляютъ собою ничего понятнаго для ума положительнаго, тогда какъ Вейсманнъ объясняетъ все сравнительно просто: въ ученіи Вейсмана зародышевая плазма или неизмняема, или измняема (послднее при соединеніи зародышевой плазмы двухъ особей), и измняемость особей является не слдствіемъ внутреннихъ стремленій плазмы, а слдствіемъ молекулярнаго измненія. Иными словами, между ученіемъ Нагели и ученіемъ Вейсманна существуетъ такая же разница, какая существуетъ между всякимъ метафизическимъ объясненіемъ и объясненіемъ, въ основу котораго положено наблюденіе. Впрочемъ, Вейсманнъ не только весьма рзко отмчаетъ разницу между своимъ ученіемъ и ученіемъ Нагели, но и весьма остроумно опровергаетъ Нагели.
Въ самомъ дл, разъ есть внутреннее стремленіе къ измняемости вообще и разъ этимъ стремленіемъ мы объясняемъ и существующее разнообразіе формъ, и происхожденіе тхъ изъ нихъ, которыя намъ кажутся приспособленными, то стоитъ только взять какое-нибудь животное или растеніе, обладающее особенностями приспособленія, отнять отъ него эти послднія и посмотрть, что останется: если законъ приспособляемости не объяснитъ намъ многаго, если посл указаннаго устраненія особенностей приспособленія передъ нами, все-таки, останется животное или растеніе, находящееся въ гармоническомъ соотношеніи съ окружающими условіями, въ такомъ случа гипотез о внутренней сил развитія остается нкоторое ‘будущее, въ противномъ случа — нтъ. Для примра возьмемъ китовъ.
Черепъ китовъ представляетъ цлый рядъ особенностей, которыя прямо или непрямо связываются съ образомъ жизни. Такъ, у настоящихъ китовъ достигаютъ чрезвычайнаго развитія лицевыя части черепа, особенно челюсти, очерчивающія. собою громадную глоточно-ротовую полость. Но эти столь характерныя особенности нтъ никакой возможности объяснить какъ выраженіе внутренней развивающей силы, тогда какъ, съ другой стороны, совершенно легко понять, что величина лицевыхъ частей является слдствіемъ приспособленія къ совершенно своеобразному способу питанія. Зубовъ во взросломъ состояніи киты не имютъ, они существуютъ только у зародыша, какъ указаніе на происхожденіе настоящихъ китовъ отъ имвшихъ зубы предковъ. Дале, съ нба свшиваются пластинки — такъ называемый китовый усъ, разщепленныя на конц въ ниточки. И это совершенно оригинальное образованіе объясняется приспособленіемъ. Киты кормятся маленькими морскими животными и, конечно, для того, чтобы насытиться, должны поглощать ихъ въ громадномъ новшеств Для этого, съ одной стороны, нужна обширная часть, съ другой — китовый усъ: забравши въ састъ воду, китъ закрываетъ челюсти и вода при этомъ вытекаетъ изъ пасти черезъ китовый усъ, тогда какъ масса мелкихъ животныхъ становится добычею кита. И во внутренней организаціи существуетъ цлый рядъ приспособленій. Внутреннія ноздри и дыхательное горло находятся въ такомъ особенномъ соотношеніи, при которомъ одновременно можетъ совершаться дыханіе и глотаніе, легкія необычайно длинны и, благодаря этому, китъ можетъ сохранятъ горизонтальное положеніе безъ всякаго напряженія мышцъ, нкоторыя приспособленія кровеносной системы обусловливаютъ собою возможность продолжительнаго нырянія. Такимъ образомъ, все, что характерно для кита, объясняется приспособленіемъ, и если мы вс эти особенности устранимъ, въ такомъ случа, передъ нами останется самая общая схема млекопитающаго. Но чтобы получить эту схему, нтъ никакой надобности брать кита,— ее можно взять отъ любаго млекопитающаго. Слдовательно, не внутренняя сила развитія, а способность къ приспособляемости и теорія подбора объясняютъ намъ происхожденіе китовъ, а равно и другихъ животныхъ. Но для подбора нужны личныя особенности и наслдственность,— слдовательно, мы возвращаемся къ тому, съ чего начали.
На гипотезу Вейсманна сдлано уже очень много возраженій и большинство изъ нихъ показываютъ, что не совсмъ хорошо понято, что Вейсманнъ назвалъ преходящими, благопріобртенными особенностями. Чтобы въ дальнйшемъ изложеніи не было ничего неяснаго, повторимъ еще разъ, что подъ таковыми Вейсманнъ разуметъ особенности, являющіяся какъ результатъ прямаго воздйствія вншнихъ условій и не стоящія ни въ какой связи съ молекулярнымъ измненіемъ зародышевой плазмы. Конечно, въ большинств случаевъ пока трудно сказать, какія особенности организма берутъ свое начало еще въ зародышевой плазм и какія нтъ, но именно это-то обстоятельство и составляетъ слабую сторону гипотезы Вейсманна. Несмотря на свои обширныя знанія и глубокія мыслительныя способности, Вейсманнъ не можетъ разработать свою гипотезу дале, нежели онъ это сдлалъ теперь, т.-е. не можетъ облечь ее въ ту убдительную форму, которая поразила всхъ въ Происхожденіи видовъ, а долженъ довольствоваться сравнительною убдительностью своихъ- аргументовъ и возможностью отвчать своимъ противникамъ. Между послдними стоитъ и имя знаменитаго Вирхова.
Вирховъ въ рчи, представляющей собою въ значительной степени отвтъ на гипотезу Вейсманна, которую послдній изложилъ также въ рчи, обращенной къ одному изъ създовъ натуралистовъ, коснулся современной болзни всей германской націи — стремленія къ колонизаціи. Выселиться изъ своей родины нетрудно, основать колонію, можетъ быть, еще легче, но все это вншняя сторона колонизаціи, существенная же, внутренняя сторона успха заключается въ способности организма колонистовъ приспособиться къ новымъ условіямъ существованія. При этомъ, очевидно, мы встрчается съ тмъ же самимъ вопросомъ, который не даетъ покоя всмъ біологамъ,— вопросомъ о приспособляемости и наслдственности, м- потому неудивительно, что Вирховъ воспользовался своею рчью, чтобы отвчать Вейсманну.
По мннію Вирхова, біологи совершенно игнорируютъ патологію и лишаютъ себя драгоцннаго матеріала для своихъ выводовъ. Явленія наслдственности и приспособляемости,— говоритъ Вирховъ,— извстны были патологамъ еще задолго до рожденія Дарвина, точно также они давно убждены, что благопріобртенныя особенности организма передаются наслдственно. Указывая дале на то обстоятельство, что разныя европейскія націи въ разной степени способны акклиматизироваться, Вирховъ объясняетъ это тмъ, что организмъ колонистовъ не въ одинаковой степени можетъ пріобртать новыя особенности послдовательно, пользуется не одинаковымъ матеріаломъ для закрпленія личныхъ особенностей наслдственно. Къ тому же, какъ помха акклиматизаціи, присоединяется еще болзненное разстройство организма и, какъ слдствіе этого, постепенное вымираніе колоніи.
Въ сущности, Вирховъ держится того же взгляда на отношеніе приспособляемости къ наслдственности, который развивалъ въ свое время Семперъ и котораго, наконецъ, долгое время держался и Вейсманнъ. Но брошенное Вирховымъ обвиненіе біологамъ, будто они не придаютъ никакого значенія патологіи, по меньшей мр, странно, и Вейсманнъ правъ, говоря, что не біологи не знаютъ интересныхъ для нихъ патологическихъ явленій, а патологи не интересуются біологіей вообще. Если патологи знали явленія наслдственности и приспособляемости задолго до рожденія Дарвина и, тмъ не мене, не въ состояніи были оцнить теорію подбора, тмъ хуже для нихъ. Для насъ же въ настоящее время важно то, что до времени біологи и патологи перестали понимать другъ друга. Сколько бы Вирховъ ни убждалъ Вейсманна и Вейсманнъ Вирхова, они никогда не сойдутся. За каждымъ изъ нихъ стоитъ свой собственный жизненный опытъ и масса фактовъ,— у одного чрезвычайно однообразныхъ и потому объяснимыхъ сравнительно легко, у другаго чрезвычайно разнообразныхъ, простому объясненію не поддающихся.
Отвчая Вирхову, Вейсманнъ говоритъ, что онъ далекъ отъ мысли отрицать наслдственную передачу личныхъ особенностей, но что для него далеко не все равно, о какихъ особенностяхъ идетъ рчь. И, повторяя съ подчеркиваніемъ уже извстное намъ ученіе о постоянств зародышевой плазмы и ея измняемости и половомъ процесс, онъ останавливается на нкоторыхъ новыхъ аргументахъ въ пользу своей гипотезы.
Такъ, ученые, отстаивающіе простую наслдственную передачу личныхъ особенностей, указываютъ обыкновенно на усиленное развитіе органа вслдствіе его усиленнаго употребленія въ теченіе ряда поколній, и на атрофію вслдствіе неупотребленія. Казалось бы, чего проще, какъ не признать такое положеніе, послужившее основнымъ камнемъ для гипотезы Ламарка, съ ограниченіями удержавшееся и до нашего времени? Но Вейсманнъ указываетъ на нкоторыя явленія, совершенно необъяснимыя съ этой тонки зрнія, но объяснимыя съ точки зрнія его гипотезы — постояннаго появленія личныхъ особенностей при половомъ размноженіи, намчаемыхъ въ зародыш, и постояннаго подбора такихъ уклоняющихся особей, Что сказать, въ самомъ дл, о тхъ многочисленныхъ случаяхъ, въ которыхъ органъ при неупотребленіи атрофируется, тогда какъ у каждой особи, обладающей имъ, онъ остается безъ измненія? Наприм., недоразвитіе или полное исчезновеніе крыльевъ у наскомыхъ. Во взросломъ состояніи эти животныя обладаютъ, какъ извстно, крыльями. Но въ этотъ періодъ своей жизни они не линяютъ и, вслдствіе особаго, строенія своихъ общихъ покрововъ, не могутъ ни увеличиваться, ни уменьшаться въ своемъ объем. Такимъ образомъ, крылья ихъ остаются неизмненными, независимо отъ того, употребляются они или не употребляются. Тмъ не мене, между бабочками, жуками, прямокрылыми и др. существуетъ множество такихъ формъ, у которыхъ крыльевъ нтъ. Другой примръ представляютъ собою животныя, прячущія заднюю часть своего тла въ какія-либо защищающіе предметы: такъ, краббъ-отшельникъ прячетъ ее въ раковину слизняка, личинки поденокъ — въ особую капсулю, сложенную изъ палочекъ, песчинокъ и т. п.,— и во всхъ этихъ случаяхъ общіе покровы на защищенныхъ мстахъ не отвердваютъ, а остаются мягкими (измненія общихъ покрововъ, какъ слдствія прянаго воздйствія защищающей оболочки, ожидать нельзя). Наконецъ, третій и самый поучительный примръ въ данномъ случа представляютъ собою такъ называемыя безполыя особи общественныхъ наскомыхъ. У рабочихъ муравьевъ, наприм., нтъ крыльевъ, но въ раннихъ стадіяхъ развитія они имютъ зачатки крыльевъ, указывающіе на происхожденіе рабочихъ отъ крылатой формы. Но рабочіе не размножаются, слдовательно, неупотребляемый органъ не могутъ передать наслдственно, или, лучше сказать, передавать наслдственно отъ поколнія къ поколнію въ постепенно уменьшающихся размрахъ. Слдовательно, остается предположить, что рабочіе появились и поддерживаются постояннымъ подборомъ такихъ особей, у которыхъ еще въ зародышевой жизни намчается недоразвитіе крыльевъ, какъ одна изъ формъ личныхъ особенностей.
Здсь, однако, мы оставляемъ ученіе Вейсманна, такъ какъ горячность, съ которою къ нему отнеслись біологи, масса статей, посвященныхъ обсужденію этого ученія, рано или поздно, безъ сомннія, заставятъ насъ возвратиться къ нему. Переходимъ теперь къ гипотез, которая въ Англіи произвела такое же впечатлніе, какое въ Германіи произвело ученіе Вейсманна,— къ такъ называемому физіологическому подбору Романеса. И Романесъ, и Вейсманнъ, въ сущности, задались одною и тою же задачей — дополнить, по мр возможности, ученіе Дарвина, разъяснить то, что, по ихъ мннію, въ этомъ ученіи является не совсмъ выясненнымъ, Вейсманнъ предложилъ свою гипотезу постоянства плазмы взамнъ гипотезы пангенезиса, которая съ самаго начала своего появленія была признана неудовлетворительною. Романесъ своею гипотезой хотлъ отвтить на столь часто задаваемый вопросъ: какимъ образомъ скрещиваніе, свободно проявляющееся у всхъ особей вида, не мшаетъ возникновенію сначала типовъ личныхъ различій, затмъ разновидностей и, наконецъ, видовъ?
По мннію Романеса, можно сдлать три возраженія на теорію Дарвина. Первое состоитъ въ томъ, что Дарвинъ во всхъ случаяхъ, за исключеніемъ одного, сравниваетъ дикихъ и домашнихъ животныхъ и дикія и культурныя растенія, и находитъ возможнымъ переносить наблюденія, сдланныя надъ домашними животными и культурными растеніями, на дикіе виды, и объяснять измненія и ходъ измненій послднихъ измненіями первыхъ. Тотъ же случай, когда Дарвинъ находитъ рзкую разницу между дикими и культурными видами, чрезвычайно важенъ, такъ какъ представляетъ собою разницу въ явленіяхъ половой жизни: безплодіе можно почесть за правило при скрещиваніи между дикими видами и, напротивъ, домашнія породы, различающіяся между собою такъ рзко, какъ этого даже не наблюдается между дикими, при скрещиваніи совершенно плодовиты.
Второе возраженіе состоитъ въ томъ, что для самого Романеса непонятно,— какимъ образомъ появляются типы личныхъ уклоненій и, наконецъ, разновидности, при свободномъ скрещиваніи между собою всхъ особей вида, когда, казалось бы, вс мелкія отличія должны, расплываясь, теряться въ масс признаковъ коренной формы.
И, наконецъ, третье возраженіе состоитъ въ томъ, что многія разновидности и многіе виды характеризуются признаками безполезными или безразличными, которые, слдовательно, подчиниться вліянію естественнаго подбора не могутъ, такъ какъ не даютъ собою никакого преимущества обладающимъ ими особямъ въ борьб за существованіе.
Поэтому Романесъ видитъ въ теоріи естественнаго подбора не теорію происхожденія видовъ, а теорію происхожденія полезныхъ особенностей, какъ теорію же происхожденія видовъ предлагаетъ свою теорію физіологическаго подбора.
Сущность этой теоріи состоитъ въ томъ, что скрещиваніе между особями одного и того же вида, или одной и той же разновидности не совершается такъ свободно, какъ это вообще предполагается. Что, конечно, разныя особи одного и того же вида, одной и той же разновидности могутъ скрещиваться между собой въ размрахъ, достаточно обширныхъ для того, чтобы поддерживались признаки вида или разновидности,— признаки боле крупные, боле бросающіеся въ глаза, нежели особенности личныя, но Что далеко не вс особи одной группы могутъ свободно скрещиваться между собою и что въ этомъ-то и лежитъ объясненіе того, какимъ образомъ могутъ появляться въ извстной групп особей, будетъ это видъ или разновидность — все равно, нкоторое количество особей, характеризующихся своими собственными особенностями.
Представимъ себ для примра, что у разныхъ особей взятаго нами вида половая зрлость наступаетъ не одновременно. Въ такомъ случа физіологическая, необходимость позволяетъ сходиться только такимъ особямъ, у которыхъ періоды подовой зрлости совпадаютъ. Слдовательно, особи подбираются, но не естественнымъ, не біологическимъ подборомъ, а подборомъ физіологическимъ. Если, затмъ, мы зададимся вопросомъ, что въ состояніи намъ объяснить совпаденіе періодовъ половой зрлости у однхъ особей вида и несовпаденіе этихъ періодовъ у другихъ, въ такомъ случа естественно обратиться къ вліянію вншнихъ условій, которыя отражаются на всей организаціи и особенно на систем органовъ воспроизвожденія, какъ наиболе деликатной, наиболе поддающейся измненіямъ. Но одинаковыя причины вызываютъ и одинаковыя слдствія,— слдовательно, особи съ одновременно наступающимъ періодомъ половой зрлости, какъ обладающія одинаковыми личными особенностями, тмъ самымъ- имютъ шансы на передачу своихъ особенностей своимъ потомкамъ, да, притомъ, еще въ усиленной степени. Эти личныя особенности первоначально очень малы и совершенно не выдляются на фон особенностей или признаковъ вида. Но при продолжающемся физіологическомъ подбор отъ поколнія къ поколнію, при устраненіи, вслдствіе физіологическаго подбора, отъ скрещиванія особей, обладающихъ личными особенностями другаго типа, черезъ нкоторое время, черезъ нсколько поколній минимальныя: личныя уклоненія могутъ развиться до такой степени, что станутъ замтны, какъ извстный типъ личныхъ особенностей. Еще спустя нсколько поколній, он выдляются еще сильне и, наконецъ, въ конц-концевъ, типъ личныхъ измненій приметъ послдовательно значеніе разновидности и, наконецъ, вида. Само собою разумется, географическая обособленность такой зачинающейся группы особей только ускоритъ ея окончательное отдленіе отъ первоначальнаго типа, и въ этомъ отношеніи Романесъ сходится съ Морицомъ Вагнеромъ, который не признавалъ возможности образованія видовъ безъ участія географическихъ условій. Дале, для Реманеса въ предлахъ образованія разновидности и вида безразлично, развиваются ли, вслдствіе физіологическаго подбора, личныя уклоненія полезныя, или безразличныя, или даже вредныя. Только тогда, когда эти особенности выразятся совершенно рзко, когда явится матеріалъ для естественнаго подбора, особенности вредныя исчезнутъ абсолютно, безразличныя по преимуществу. Этимъ объясняется, почему въ признакахъ родовыхъ группъ мы находимъ несомннно полезные признаки, въ признакахъ же видовыхъ — смшанные. Такимъ образомъ, физіологическій подборъ объясняетъ намъ происхожденіе разновидностей и видовъ, естественный подборъ — родовъ, семействъ и другихъ высшихъ таксономическихъ группъ. Такимъ образомъ, слдуя Романесу, теорія физіологическаго подбора не только является существеннымъ дополненіемъ, но даже необходимымъ дополненіемъ къ теоріи естественнаго подбора.
Сравнивая гипотезу Вейсманна и гипотезу Романеса, мы, прежде всего, видимъ, что въ основ своей он діаметрально противуположны: Вейсманнъ исходить изъ почти долцой неизмняемости зародышевой плазмы подъ вліяніемъ вншнихъ условій,— Романесъ, напротивъ, изъ измняемости воспроизводительныхъ элементовъ, именно подъ вліяніемъ вншнихъ условій, Для Зейсманца естественный подборъ является могучимъ факторомъ, въ рукахъ котораго группируются даже такіе мелочные признаки, которые совершенно не поддаются наблюденію, въ глазахъ же Романеса естественный подборъ безсиленъ, пока физіологическій подборъ не доставитъ ему необходимый матеріалъ. Слабая сторона гипотезы Вейсманна заключается въ токъ, что необходимые для ея доказательства факты почти вн нашихъ наблюденій,— слдовательно, остается только критиковать логичность разсужденій Вейсманна и достоврность его ученія опредлить только сравнительно съ тмъ, что намъ даютъ другія гипотезы въ томъ же направленіи. Слабую сторону гипотезы Романеса составляютъ неврныя посылки. Но какъ гипотеза Вейсманна, такъ и гипотеза Романеса, безъ %сомннія, внесутъ свою лепту въ прогрессъ Дарвинова ученія.
Посмотримъ, въ самомъ дл, какова дйствительная сила тхъ трехъ возраженій, которыя Романесъ длаетъ на ученіе Дарвина. Что касается перваго, то оно самое важное,— по крайней-мр, самъ Дарвинъ считалъ его за самое важное,— такъ какъ Дарвинъ сдлалъ не перечисленныя три, но и гораздо большее количество возраженій на свое ученіе гораздо ране не только Романеса, его ученика и послдователя, но и своихъ противниковъ (ученіе о физіологическомъ подбор появилось только въ 1886 году). Видя, какъ казалось Дарину, дйствительную разницу между образованіемъ помсей у дикихъ и культурныхъ видовъ, Дарвинъ, чтобъ устранить происходящее отсюда для его ученія затрудненіе, предложилъ такое объясненіе, по которому одомашниваніе дикихъ видовъ, вообще говоря, увеличиваетъ плодовитость животныхъ и растеній. Слдовательно, и при скрещиваніи домашнихъ животныхъ и растеній больше шансовъ на полученіе плодущихъ помсей, нежели на то же при скрещиваніи дикихъ. Такъ какъ нкоторые факты подтверждали такое положеніе, Дарвинъ призналъ, что измненіе состоянія воспроизводительной системы обусловливается измненіемъ условій существованія. Но, дале, Дарвину пришлось натолкнуться на новое затрудненіе въ томъ же направленіи: все указывало ему на то, что образованіе помсей между видами, вообще говоря, полезно для потомства скрещивающихся особей, а, между тмъ,— говоритъ Дарвинъ,— скрещиваніе въ естественныхъ условіяхъ нормально не бываетъ или оно остается безъ результатовъ. Странно, что это противорчіе не остановило на себ вниманія ни противниковъ, ни послдователей Дарвина, хотя не укрылось отъ него самого. Онъ думалъ устранить его положеніемъ, что полезны только слабыя уклоненія въ организм и въ условіяхъ существованія особей, — уклоненія, сопровождающія, наприм., скрещиваніе особей одного и того же вида изъ удаленныхъ мстностей, тогда какъ очень крупныя измненія и въ организаціи, и въ условіяхъ существованія, вносимыя скрещиваніемъ особей разныхъ видовъ, вредны и потому устраняются естественнымъ подборомъ.
Романесъ, приведя разбираемое положеніе, сдлалъ ту ошибку, что оставилъ фактическую сторону вопроса въ томъ же положеніи, въ какомъ она была двадцать лтъ назадъ. Конечно, теорія физіологическаго подбора, объясняющая невозможность скрещиванія даже между всми особями одного вида, должна была объяснить невозможность скрещиванія между особями разныхъ видовъ. Но, въ сущности, объяснять нечего, такъ какъ скрещиваніе между особями равныхъ видовъ въ дикомъ состояніи — фактъ доказанный въ настоящее время. Отчасти наблюденія въ зоологическихъ садахъ, отчасти собранный систематическій матеріалъ не оставляютъ никакого сомннія въ томъ, что скрещиваніе между дикими видами животныхъ — явленіе весьма распространенное, и въ конц нашего обзора мы будемъ имть возможность остановиться на біологическомъ значеніи скрещиванія еще разъ. Такимъ образомъ, разницы между дикими и домашними животными и въ этомъ отношеніи не существуетъ, и, слдовательно, въ настоящее время мы больше чмъ когда-либо имемъ право переносить наблюденія надъ домашними животными и культурными растеніями на дикихъ, что даетъ въ наши руки чрезвычайно важное средство для выясненія біологическихъ законовъ. Какъ ближайшій ученикъ и послдователь Дарвина, Романесъ сдлалъ принципіальную ошибку, не оцнивъ оспариваемое положеніе критически, на основаніи вновь собранныхъ фактовъ. Правда, Романесъ говоритъ, что вс факты, которые онъ могъ собрать, какъ подлежащіе обсужденію его гипотезы, собраны, но мы этихъ фактовъ передъ собою не имемъ, слдовательно, и оцнивать ученіе Романеса можемъ только въ томъ вид, въ какомъ оно намъ представлено.
Второе возраженіе, для устраненія котораго Романесъ также обратился къ теоріи физіологическаго подбора, касается поглощающей способности коренной формы, при скрещиваніи ея съ нарождающимися типами личныхъ уклоненій. Это возраженіе — излюбленная тема антидарвиннстовъ, которые положительно не въ состояніи понять, какъ могутъ развиться признаки вида изъ ничтожныхъ личнымъ уклоненій. И сколько по этому поводу ни было написано, какіе примры и разъясненія ни приводились, они не достигли необходимаго результата. Теперь съ тмъ же возраженіемъ выступаетъ ученикъ Дарвина, и, признаемся, ничто насъ такъ не озадачило во всей теоріи физіологическаго подбора, какъ именно это обстоятельство. Мн кажется, однако, что я напалъ на врную дорогу въ объясненіи того, какъ могло произойти что-нибудь подобное. Дло въ томъ, что Романеса, прежде всего, интересовали виды съ признаками безразличными, и происхожденіе таковыхъ онъ не могъ объяснить сохраненіемъ личныхъ особенностей при скрещиваніи всхъ особей вида. Романесъ стадъ, если такъ можно выразиться, въ слишкомъ рзкую оппозицію съ принципомъ полезности и кончилъ тмъ, что совершенно оставилъ его въ сторон. Отсюда сходство мнній Романеса и М. Вагнера о значеній географическаго фактора въ дл выработки новыхъ видовъ. Но отсюда же и общая ошибка обоихъ авторовъ. Правда, мы въ настоящее время далеки отъ возможности понять пользу всхъ особенностей организаціи, которыя, въ сущности говоря, составляютъ систематическіе признаки вида. Нтъ никакого сомннія, что существуютъ группы животныхъ и растеній, характеризующіяся признаками безразличными. Но заслуживаютъ ли эти группы названія видовыхъ, мы не знаемъ, и самое главное — мы не знаемъ, какъ они образовались, игралъ ли при этомъ подборъ хоть какую-нибудь роль. Представьте себ, что какая-нибудь группа горныхъ или островныхъ животныхъ, попавши или на различные горные кряжи, или на различные острова, измнилась, пріобрла бросающіяся въ глаза отличія,— какъ это объяснить? Могло быть и такъ, что при усиленномъ размноженіи на каждомъ кряж или каждомъ остров, иначе сказать — въ извстной групп особей, началась борьба за существованіе, естественный подборъ вступилъ въ силу и новая форма образовалась какъ результатъ подбора. Могло быть и такъ, что вс особи, подъ вліяніемъ нкоторыхъ условій, наприм., климата, пищи и т. и, измнялись равномрно и въ ряд поколній образовали новую форму. Въ первомъ случа мы имемъ право сказать, что передъ нами виды, во второмъ — передъ нами только географическая разновидность. И насколько мы до сихъ поръ могли ознакомиться съ теоріей физіологическаго подбора, намъ кажется, что ея значеніе исчерпывается именно выясненіемъ происхожденія такихъ формъ животныхъ и растеній, которыя обладаютъ безразличными признаками. Въ этомъ отношеніи нова мы еще бдны запасомъ фактическихъ данныхъ, но именно въ этомъ, направленіи опыты возможне, нежели во всякомъ другомъ, и за отрицательнымъ и положительнымъ результатомъ этихъ опытовъ сохраняется одинаковое научное значеніе. Впрочемъ, повторяемъ еще разъ, ученіе свое Романесъ представилъ въ экстракт, и потому мы не видимъ передъ собою ни права, ни возможности остановиться на немъ съ большими подробностями. Поэтому мы съ нетерпніемъ ждемъ выхода въ свтъ всей работы, со всми собранными въ ней фактами.
Послднее, наконецъ, на чемъ мы остановимся въ настоящемъ обзор, это — работа Диксона о происхожденіи видовъ безъ помощи естественнаго подбора. Не должно думать, что Диксонъ не признаетъ естественнаго подбора,— нисколько: онъ только отмчаетъ тотъ фактъ, что между различными группами животныхъ, которыя въ настоящее время признаются вообще за видовыя, существуетъ нсколько, происхожденіе которыхъ можетъ быть объяснено безъ всякаго участія естественнаго подбора. Какъ факторы, проявляющіеся въ этомъ направленіи, мы имемъ, уединеніе, климатическое вліяніе, употребленіе или неупотребленіе органовъ и половой подборъ. Вс эти возможные случаи новообразованія видовъ иллюстрированы примрами и, какъ легко можно видть, сами собою связываются съ теоріей Ронанеса. Затмъ авторъ переходятъ Къ скрещиванію и останавливается на разныхъ случаяхъ таковаго.
Диксонъ различаетъ три вида скрещиванія: во-первыхъ, скрещиваніе различныхъ особей одного и того же вида, что приводитъ, вообще говоря, къ однообразію признаковъ извстной группы, во-вторыхъ, скрещиваніе различныхъ видоизмненій одного и того же вида, что приводитъ къ образованію между ними полнаго ряда переходовъ, и, наконецъ, въ-третьихъ, скрещиваніе между особями различныхъ видовъ, которое, слдуя мннію, высказанному авторомъ настоящей статьи, можетъ привести въ полному поглощенію одного вида другимъ. Такимъ образомъ, естественный подборъ и другіе факторы обусловливаютъ собою распаденіе одной коренной формы на нсколько, скрещиваніе, напротивъ, препятствуетъ этому. И во многихъ случаяхъ для насъ почти невозможно опредлить, имемъ ли мы дло съ одною коренною формой, которая, разселяясь, измняется и обнаруживаетъ наклонность къ дробленію, или не съ нсколькими коренными, которыя, разселяясь, сталкиваются, скрещиваются и образуютъ такимъ путемъ переходы. Особенно много подобныхъ затрудненій встрчается при изученіи палеарктическихъ животныхъ. Будучи разселены на громадномъ протяженіи, они, безъ сомннія, представляютъ примры въ томъ и другомъ направленіи, и только при помощи громадныхъ коллекцій, при знакомств съ возрастными измненіями различныхъ группъ животныхъ и, наконецъ, при знаніи геологическихъ измненій палеарктической области, можно дойти въ этомъ отношеніи до правдоподобныхъ выводовъ.
Этимъ объясняется лихорадочное стремленіе музеевъ Европы и Америки собрать подъ своею крышей возможно большее количество экземпляровъ и все больше и больше размножающееся поколніе натуралистовъ-коллекторовъ. Послдніе ставятъ себ задачей одно — собрать возможно больше. Наблюденіемъ надъ тмъ, что они собираютъ, они интересуются мало или или совсмъ не интересуются и, такимъ образомъ, само по себ весьма похвальное намреніе развилось до такой крайности, при которой наука мало выиграетъ. Нельзя не пожалть объ этомъ, нельзя не пожелать того, чтобы это безразсудное стремленіе къ простому коллектированію поскоре миновало. Основательная первоначальная подготовка, не простое знаніе признаковъ животныхъ и растеній, а знаніе біологіи и интересъ къ біологіи — единственное средство выбраться на дорогу въ этомъ отношеніи. Элементарные курсы, практикуемые въ Германіи и совершенно соотвтствующіе потребностямъ массы германской націи, и въ Германіи не дали ничего, кром узкихъ спеціалистовъ. Двигатели біологическихъ наукъ и въ Германіи проходятъ суровую школу самообученія. Элементарные курсы, вводимые у насъ, окажутъ еще худшее вліяніе, такъ какъ мы не располагаемъ надлежащими средствами къ расширенію своего образованія, помимо высшихъ учебныхъ заведеній.
‘Русская Мысль’, кн.V, 1888
Прочитали? Поделиться с друзьями:
