Поэзія и правда естествознанія *).
Поэзія и правда естествознанія *).
*) Лекція, читанная въ пользу высшихъ женскихъ курсовъ въ Москв.
|
|
(Лонгфэлло: ‘Пснь о Гіават’). |
М. Мензбиръ.
‘Русская Мысль’, кн.XI, 1888
Поэзия и правда естествознания, Мензбир Михаил Александрович, Год: 1888
Время на прочтение: 32 минут(ы)
Каждый разъ, когда мн приходится останавливаться на выбор темы для публичной лекціи, я въ теченіе довольно продолжительнаго времени нахожусь въ весьма затруднительномъ положеніи. Выбрать тему значитъ сдлать половину дла. Неосмотрительно выбранная тема не дастъ удовлетворенія слушателямъ, каково бы ни было ея изложеніе. И мало того: чтобы тема была интересна, необходимо, чтобы она могла быть формулирована коротко, понятно и просто. Лекторъ стоитъ совсмъ въ иномъ положеніи, нежели авторъ книги: книгу можно перелистать и при бгломъ знакомств съ ея содержаніемъ опредлить, стоитъ она или нтъ большей затраты на нее времени. Лекцію перелистать нельзя, о томъ, что васъ ждетъ на лекціи, вы можете судить только по тому, что вамъ общаетъ ея названіе, слдовательно, заглавная строка лекціи полна значенія. Да это и невольно чувствуется при выбор темы: неудачный сюжетъ связывается обыкновенно съ такимъ неудачнымъ названіемъ, что оно ржетъ вашъ слухъ совершенно такъ же, какъ неправильный рисунокъ ржетъ глазъ. И какъ вы невольно отворачиваетесь отъ неправильнаго рисунка, такъ точно лишь съ крайнимъ усиліемъ и лишь при полномъ безплодіи мысли можно примириться, какъ съ предметомъ публичной лекціи, съ тмъ, что ея предметомъ быть не можетъ. При выбор темы есть дв крайнія точки, которыя опредляютъ, если можно такъ выразиться, положеніе лектора: около одной ютятся исключительно факты, около другой — общія положенія. Ни исключительно факты, ни исключительно общія положенія негодны, какъ предметъ бесды: въ наук факты составляютъ только часть ея содержанія, сообщите только факты, расположивъ ихъ въ какой угодно систем, и одни изъ вашихъ слушателей скажутъ: ‘сухо’, ‘слишкомъ спеціально’, другіе, боле откровенные, просто: ‘не стоило приходить’. Общія положенія, на первый взглядъ, весьма привлекательны, но на самомъ дл, все-таки, непригодны: увлечься исключительно въ область общихъ положеній и удержаться на опредленной границ крайне трудно. Это — область, гд передъ вами развертываются постоянно новыя картины,— область, гд даль манитъ къ себ неудержимо,— область, гд вами овладваетъ страстное стремленіе впередъ и полное нежеланіе оглянуться назадъ. Припомните, какъ Мефистофель, драпируясь въ докторскій плащъ, говоритъ ошеломленному его тирадой ученику: ‘суха, мой другъ, теорія всегда, а древо жизни блещетъ полнымъ цвтомъ’. Этими словами онъ кончаетъ обращеніе посвящаемаго шгь и разъ навсегда отрываетъ отъ суши псевдофилософскихъ доктринъ, втягивая въ широкій потокъ жизни. Мы можемъ совершенно измнитъ слова Мефистофеля, мы можемъ сказать: факты сухи, теорія прекрасна, но придти къ тому же выводу, который заключается въ словахъ Мефистофеля, хотя и скрывается въ нихъ цинизмомъ, т.-е. что примиреніе теоріи и жизни, доктрины и извстной комбинаціи фактовъ необходимо. И вотъ, постоянно сталкиваясь именно съ необходимостью этого примиренія, я не нашелъ ничего лучше, какъ остановиться въ этой лекціи на выясненіи пути и способовъ примиренія теоріи и фактовъ въ такой обширной области знанія, какъ естественныя науки. Бгло я это затрогивалъ и раньше, нын же я остановлюсь на этомъ исключительно. Вамъ, вроятно, приходилось слышать, что насъ, натуралистовъ, называютъ иногда біографами природы. Если бы мы были только біографы, мн не пришлось бы сказать тогда то, что я надюсь сказать теперь. Біографы имютъ дло съ лицомъ, біографы выясняютъ условія существованія лица и, какъ слдствія изъ этого, черты и особенности его характера. Для нихъ факты — все, идти дале причиннаго сцпленія фактовъ имъ некуда. Въ естественныхъ наукахъ мы, правда, начинаемъ съ фактовъ, но затмъ группируемъ ихъ и, призывая на помощь свое воображеніе, отыскиваемъ законы, опредляющіе извстное сочетаніе фактовъ или явленій. Мы стремимся обобщить факты, оставивши въ сторон особенности явленія и взявши лишь то, что ему обще съ другими явленіями,— слдовательно, мы идемъ тмъ путемъ, какимъ идетъ поэтъ, создавая образы, общіе цльнымъ группамъ лицъ, но не вмщающіе въ себ каждаго лица во всхъ его подробностяхъ. Мы съ гордостью можемъ сказать, что идемъ тмъ же путемъ, которымъ шелъ творецъ Гамлета, Лира и Макбета, и отличаемся отъ всхъ біографовъ и автобіографовъ, кром одного, который оказался слишкомъ творцомъ для того, чтобы быть просто біографомъ: мы говоримъ о Гте, который въ ‘поэзіи и правд’ своей жизни даже на себя взглянулъ съ точки зрнія творца Фауста и потому не далъ автобіографіи. Я надюсь, что дальнйшее изложеніе дастъ еще большее подтвержденіе того, что я имлъ полное право названіемъ своей лекціи напомнить ‘Warcheit und Dichtung’ жизни нмецкаго поэта.
Въ глубокой древности, когда естествознанія, какъ науки, не существовало, на фактахъ не останавливались, ихъ не собирали, а то, что, такъ сказать, само собою давалось въ руки, объясняли, давая полный просторъ воображенію и строя совершенно отвлеченныя гипотезы. Никто не станетъ отрицать, что эти гипотезы не чужды современнымъ гипотезамъ и теоріямъ, я, съ своей стороны, имлъ даже случай провести нить, связующую ученія древности съ ученіями нашихъ современниковъ, но способъ возникновенія этихъ ученій былъ совершенно ненаучный. Когда человкъ мало знаетъ, для него не существуетъ ничего, кром того, что въ одно онъ врить, въ другое нтъ. Убждать человка, обладающаго ничтожными знаніями или даже не обладающаго никакими, невозможно. Слдовательно, вс кажущіяся обобщенія, которыя мы находимъ въ ученіяхъ древнихъ, не вытекали путемъ отвлеченія отъ фактовъ, а были ничмъ инымъ, какъ логически развитымъ слдствіемъ одной исходной мысли, явившейся, можетъ быть, только какъ плодъ сильно развитаго воображеніи. Но въ эту исходную мысль врили и на этомъ все было построено. Стремленіе объяснить разсянныя кругомъ насъ загадки присуще каждому человку. Это. стремленіе тмъ сильне, чмъ сознательне человкъ относится къ окружающему и, само собою, ршить загадку или объяснить явленіе природы — тмъ трудне, чмъ глубже вы въ него вникаете. Пока знанія человка ограничены, у него нтъ никакой опоры для его сужденій: онъ подыскиваетъ объясненія наугадъ и легко удовлетворяется первымъ попавшимся. Но чмъ боле накопляется фактовъ, тмъ трудне ихъ связать, тмъ трудне дать объясненіе, охватывающее уже сложную сумму явленій. Мы можемъ высказать парадоксъ: каждый новый пріобртаемый наукою фактъ, каждое новое знаніе вноситъ въ наше сознаніе новую частичку скептицизма. Но этотъ парадоксъ только кажущійся, въ этомъ мы убдимся, лишь только познакомимся съ тмъ, какъ слпая вра въ принятыя объясненія колебалась, подрывалась въ основ очевидною непримиримостью объясненія съ фактами и, наконецъ, замнилась скептицизмомъ. Напримръ, пока хорошо знали только Архипелагъ и вообще море, омывающее берега Греціи, все Средиземное море населялось въ воображеніи грековъ чудовищами, до извстной степени сверхъестественнаго характера. Познакомились съ Средиземнымъ моремъ — и область распространенія этихъ воображаемыхъ существъ перенесли исключительно за Гибралтаръ. Проникли въ Атлантическій океанъ, но не нашли тамъ ничего подобнаго измышленнымъ тварямъ, и начали говорить, что он населяютъ недосягаемыя глубины, откуда выходятъ только по временамъ. Наконецъ, изслдовали океаническія глубины, вмсто воображаемыхъ чудовищъ нашли тамъ по большей части низшіе животные организмы, пришлось и самымъ легковрнымъ отказаться отъ своихъ излюбленныхъ фантазій и приберечь ихъ для дтскихъ сказокъ, оставивъ для себя лишь скучную область фактовъ. Можно съ увренностью сказать, что малйшаго фактическаго опроверженія существующаго врованія достаточно, чтобы подорвать въ корень все врованіе. Вопросъ: ‘да такъ ли это?’ — закрадывается самъ собою, и стоило только сиренамъ фактически исчезнуть изъ Средиземнаго моря, чтобы закралось подозрніе въ существованіи ихъ вообще, чтобы явилась мысль попытаться объяснить ихъ кажущееся существованіе игрою фантазіи, овладвающей человкомъ, когда онъ смотритъ въ нмомъ восторг на залитые солнечнымъ свтомъ гребни волнъ, съ бьющимися въ нихъ пуками водорослей.
Тотъ путь, которымъ мы отъ вры во всевозможныя фантастическія объясненія доходимъ до скептицизма и критическаго отношенія ко всему насъ окружающему, есть, вмст съ тмъ, путь, которымъ мы отъ незнанія идемъ къ научной гипотез и, наконецъ, теоріи. Пріобрсти сразу знаніе невозможно. За первыми робкими шагами въ этой чуждой человку области онъ пытается объединить извстные ему факты и строитъ первую гипотезу. Еще шагъ дальше, еще новые факты — созданная гипотеза оказывается неудовлетворительной, отбрасывается, замняется новой и т. д. до тхъ поръ, пока, наконецъ, собранные факты не даютъ возможности построить такую гипотезу, которая при дальнйшемъ увеличеніи собраннаго матеріала не опровергается, а подтверждается,— гипотезу, которая уже предсказываетъ, какого рода факты могутъ быть добыты, и, слдовательно, превращается въ теорію. Такимъ образомъ, на положенномъ въ основаніи скептицизм воображеніе и опытное знаніе стремятся уравновсить другъ друга и, охранивши и отъ слпой вры, и отъ слпаго неврія, указать ему широкій путь научнаго изслдованія. Теперь вамъ, вроятно, будетъ понятно, почему ученые такъ ршительно заявляютъ, что науки нтъ мста тамъ, гд есть вра: въ основ научнаго изслдованія лежитъ скептицизмъ. Вра же стала достояніемъ другой стороны человческой природы,— она отошла къ нравственному облику человка. Теперь же вамъ будетъ понятно и то, почему такъ мало истинныхъ ученыхъ: человкъ, даже не врящій ни во что, въ громадномъ большинств случаевъ, не можетъ отршиться отъ вры въ свою непогршимость, за этимъ стоитъ отсутствіе критики, отсутствіе необходимой доли скептицизма и, вмст съ тмъ, полная неспособность производить научныя изслдованія. Для того, чтобы быть ученымъ, надо, прежде всего, умть критиковать самого себя. Вра въ непогршимость папы затормазила на цлыя столтія развитіе итальянской націи, вра въ наше личное папство грозитъ тмъ же. Этимъ же отсутствіемъ у массы, посвятившей себя научнымъ изслдованіямъ, критики самихъ себя и своего объясняется для меня недоразумніе, возникающее постоянно между учеными и публикой. Конечно, есть много спеціальныхъ изслдованій, полныхъ высокаго научнаго интереса, но до времени недоступныхъ пониманію публики,— не о нихъ идетъ и рчь, но есть, и, къ сожалнію, очень много, такихъ спеціальныхъ изслдованій, которыхъ значеніе недоступно даже пониманію спеціалистовъ. Всестороннее изученіе ноги таракана, болзней рака и т. п.,— все это темы, передъ которыми, понятно, спасуетъ всякій ученый. И любопытно, что даже сами авторы такихъ изслдованій не отрицаютъ, что сейчасъ они не на что ненужны. ‘Пригодятся въ будущемъ’,— говорятъ они. Конечно, передъ такою дальновидностью нельзя не преклониться, но справедливость требуетъ сказать, что подобныя работы оказываютъ наук медвжью услугу, а публику вводятъ въ заблужденіе. Ничего нтъ легче, какъ произвести такую работу, отсюда ихъ великое множество, возможность легкаго знакомства съ ними для публики и убжденіе многихъ ея членовъ, что въ этихъ-то работахъ и заключается наука. Ничего подобнаго нтъ: наука только выиграетъ, если количество подобныхъ работъ сократится, а публик будетъ меньше данныхъ утверждать, что въ естествознаніи, кром фактовъ, ничего нтъ, да еще, притомъ, и фактовъ-то мелочныхъ и неинтересныхъ. Конечно, факты для насъ необходимы, безъ фактовъ, безъ описанія явленій мы не можемъ ступить шага. Но, спросимъ мы, возможна ли была бы исторія человческаго рода, если бы не было лтописей? Существовала ли бы Венера Милосская, если бы не было мрамора? Прежде всего нуженъ матеріалъ, за этимъ умнье имъ пользоваться и, наконецъ, мысль, оживляющая все, съ чмъ она соприкасается. Мы начинаемъ съ отдльныхъ явленій, затмъ связываемъ ихъ въ цпи причинности и, наконецъ, поднимаясь до высочайшихъ обобщеній, доходимъ до образовъ, которые могутъ быть достояніемъ лишь величайшей силы творчества.
Представьте себ, что вы идете лугомъ, который усянъ множествомъ полевыхъ цвтовъ. На этотъ лугъ можетъ придти какой-либо ботаникъ, собрать здсь богатую жатву, засушить собранныя растенія и потомъ съ гордостью останавливаться на тхъ или другихъ изъ нихъ безъ объясненія, почему собственно они такъ интересны въ его глазахъ. Такой гербарій, какъ бы ни былъ онъ полонъ, мало чмъ отличается отъ сна. Можетъ придти на тотъ же лугъ и другой ботаникъ, собрать въ свою очередь коллекцію травъ, приглядться къ ихъ распредленію на лугу, сравнить его съ ихъ распредленіемъ на другомъ лугу, и т. п. Такой способъ собиранія данныхъ, безъ сомннія, уже даетъ нкоторую пищу для ума и позволяетъ придти къ кое-какимъ выводамъ. Наконецъ, вы сталкиваетесь съ ботаникомъ, подобнымъ Чарльзу Дарвину. Онъ не довольствуется бглымъ осмотромъ луга, онъ опредляетъ ростущія здсь травы, время ихъ цвтенія, изучаетъ форму цвтовъ, подмчаетъ, какіе цвты посщаются наскомыми, и какими именно, приглядывается, при какихъ условіяхъ наскомое забирается въ чашечку цвта, куда летитъ отсюда, и оставляетъ лугъ только посл того, какъ изучилъ его такимъ образомъ не какъ ботаникъ, а какъ біологъ, который изучаетъ явленіе не только само по себ, но и по его связи съ другими явленіями. Не та же ли тщательность и осмысленность наблюденій видна и въ собираніи фактовъ, выяснившихъ, что истребленіе кошекъ вредитъ въ той же мстности культур клевера? Вы видите, что одинъ и тотъ же лугъ можно изучать различно, что съ одного и того же клевернаго поля можно собрать различную научную жатву,— другими словами, вы видите, что вообще факты можно собирать чрезвычайно различнымъ образомъ, и что въ одномъ случа это собираніе не приносить никакихъ результатовъ, въ другомъ — результаты, до очевидности осязательные, выясняютъ роль наскомыхъ въ процесс опыленія и т. п. Слдовательно, дло не въ фактахъ, а въ томъ, какъ эти факты собираются: въ одномъ случа это груда мусора, въ другомъ — стройное зданіе. Отнесемся къ собираемымъ фактамъ осмысленно, удалимъ всякую поспшность въ выводахъ — и можно быть увреннымъ, что всякій, познакомившійся съ такимъ трудомъ, отдастъ ему должное уваженіе. Вмст съ тмъ, что можетъ быть пригодне такого изложенія, какъ изложеніе въ трудахъ Гксли, Дарвина, Тиндаля, Ляйэля, Уоллзса и другихъ англійскихъ ученыхъ? Читая книгу любаго изъ этихъ авторовъ, которая какъ бы ни была спеціальна, тмъ не мене, доступна всякому общеобразованному человку, вы вмст съ ея авторомъ знакомитесь съ фактами и незамтно для самихъ себя подходите къ тмъ выводамъ, къ которымъ уже пришелъ авторъ. Чтеніе такой книги до извстной степени замняетъ наблюденія и опыты, авторъ ея не навязываетъ вамъ своихъ выводовъ, а только спрашиваетъ, можно ли придти къ другимъ, нежели находящіеся въ его труд?
Посмотрите съ этой же точки зрнія на изслдованія Уоллэса тропческой природы,— наприм., на главу о колибри. Едва ли можно въ столь краткомъ изложеніи сообщить боле фактовъ и выводовъ, изъ нихъ проистекающихъ. Вы какъ бы видите передъ собою Андскую цпь съ ея безчисленными вулканическими пиками, влажныя, покрытыя лсомъ низменности Амазонки, открытые льяносы Ориноко, сухіе холмы Бразиліи, контрастъ восточной и западной стороны Андской цпи, видите это дивное разнообразіе формъ въ предлахъ естественнаго семейства колибри и находите объясненіе этому разнообразію въ естественныхъ условіяхъ страны, ими населенной, въ соотношеніи формъ, въ распространеніи ихъ, современномъ и прошломъ. Факты остаются фактами, но они сгруппированы такъ, что за ними сами собою слдуютъ и выводы, и причина тому заключается исключительно въ томъ, что факты собраны съ строгою критикой, авторъ выбиралъ факты, постоянно спрашивая себя: ‘да такъ ли это?’—и никакое самое восторженное описаніе красоты колибри, никакое самое картинное изображеніе ихъ образа жизни, повадокъ и привычекъ не можетъ замнить вамъ цльной картины, представляющей собою полную естественную картину семейства. Вс эти описанія ничего боле, какъ изложеніе фактовъ въ поэтической форм, въ изложеніи Уоллэса заключается не поэтическая форма, а поэтическое содержаніе. Какъ прежде людское воображеніе населяло ндра земли неустанно трудящимися гномами и съ помощью этихъ миическихъ существъ думало объяснить происходящее въ земной кор, такъ и теперь человкъ склоненъ призывать къ себ на помощь въ разное время разныхъ духовъ и ихъ дятельностью объяснять многое происходящее на земномъ _шар. Научный скептицизмъ не даетъ мста ни тмъ, ни другимъ. Онъ отрезвляетъ умъ ученаго, даетъ ему факты, оцненные критически, требуетъ группировку фактовъ, требуетъ и воображеніе, чтобы отдльные факты связались въ одну цльную картину, и, въ конц-концовъ, приводитъ къ такимъ объясненіямъ, которыя, несмотря на свою кажущуюся прозаичность, проникнуты истинно-художественнымъ творчествомъ.
Я не могу боле подробно останавливаться на этомъ пункт моего изложенія. Мн надо было только, хотя въ самыхъ общихъ чертахъ, указать, какъ ничмъ несдерживаемый разгулъ фантазіи ничего не знающаго, но слпо врящаго человка, открываетъ ему свободный доступъ къ произвольному толкованію окружающаго его, какъ порожденный роковою необходимостью скептицизмъ далъ первый толчокъ къ критическому отношенію къ окружающему, повелъ къ изученію и группировк фактовъ, къ временнымъ гипотезамъ и, наконецъ, теоріямъ, какъ отсутствіе скептицизма препятствуетъ человку подняться до уровня ученаго и, какъ велика разница между простымъ подборомъ фактовъ и такою ихъ группировкой, при которой вс факты связаны въ одно цлое, дышатъ жизнью и охватываютъ васъ стройностью представляемой ими картины.
Пойдемте дале. Передъ вами четыре царства: царство минераловъ, растеній, животныхъ и человка. Вы привыкли ихъ раздлять, привыкли разсматривать каждое само по себ, да и то отрывочно, лишь по стольку, по скольку вамъ приходится сталкиваться съ отдльными явленіями того или другаго изъ нихъ. Сухи и не интересны факты при такомъ отношеніи къ нимъ. Разрозненные, не связанные между собою, они проходятъ передъ вами пестрою толпой, въ которой вамъ никакъ не удается схватить соотношеніе отдльныхъ предметовъ. Но я убжденъ, что ваше отношеніе измнится къ нимъ, если вы обратитесь къ помощи натуралиста и потребуете отъ него объясненія всего того, что вамъ кажется непонятнымъ. Кристаллъ горнаго хрусталя, кусокъ каменнаго угля, обломокъ лавы, округлый валунъ,— все это иметъ свою исторію, все это связано боле или мене тсно между собою.
Бросьте взглядъ на исторію земной коры. Передъ вами рядъ пластовъ, которые группируются геологами въ системы формацій, Начиная отъ такъ называемыхъ азойныхъ, не содержащихъ въ себ признаковъ организмовъ, и кончая современными намъ отложеніями. Повидимому, эти пласты не связаны между собою. Силурскіе, девонскіе, пермскіе, каменноугольные, различаясь между собою мене, нежели отличаются отъ слдующихъ, связываются въ группу палеозойныхъ, тріасъ, юра, млъ на томъ же основаніи въ мезозойные, эоценъ, міоценъ, пліоценъ и позднйшіе въ кэнозойные. Сначала едва справляешься съ задачей представить себ, что процессы, нын совершающіеся на поверхности земли, привели къ развитію этихъ пластовъ. Ложно направлямое воображеніе требуетъ отдлить настоящее отъ прошлаго, требуетъ поставить преграду между міромъ ныншнимъ и міромъ отжившимъ, и въ свое время создало гипотезу катаклизмовъ, чрезвычайныхъ переворотовъ, сметавшихъ съ лица земли все живущее съ тмъ, чтобы очистить мсто новымъ твореніямъ. Невольно поражаешься, откуда это стремленіе въ человк создавать въ своемъ воображеніи явленія природы, олицетворяющія собою божества гнва и мести, божества всекарающія и всеуничтожающія? Конечно, эта гипотеза не была общепринятой въ точномъ смысл этого слова, всегда были отдльныя лица, умющія своимъ критическимъ отношеніемъ расчистить горизонтъ, затуманенный наивнымъ врованіемъ, но она была общепринятой въ обыкновенномъ смысл, и только продолжительное, добросовстное и даже мелочное собираніе новыхъ фактовъ и ихъ разъясненіе могло привести къ поправк слабой гипотезы. Но это совершилось. Сначала за катаклизмами признали частное значеніе, потомъ отъ нихъ совсмъ отказались, и вся система пластовъ, содержащихъ въ себ остатки организмовъ, превратилась въ реестровую книгу приходо расхода животныхъ и растеній въ различныя эпохи существованія земли. И если бы человку не свойственно было забгать впередъ, если бы его воображеніе не заставляло его отршаться отъ фактовъ, возсозидать картины былаго,— геологія никогда не была бы наукой. Но отъ указанныхъ чертъ мы не можемъ отршиться и факты собирались, группировались и мы все боле и боле убждались, что возсозиданіе былаго міра организмовъ пріобртаетъ особую прелесть, когда развитіе такъ называемыхъ осадочныхъ, образовавшихся путемъ осажденія въ водныхъ бассейнахъ, и такъ называемыхъ метаморфическихъ породъ, развившихся, быть можетъ, изъ глубокихъ слоевъ тхъ же осадочныхъ, подъ вліяніемъ чрезвычайнаго давленія и сопровождающаго послднее развитія огромной суммы физическихъ и химическихъ процессовъ, связывается въ одно цлое. Гд его начало? Оно передъ вами: вы его видите въ каждой стру рчной воды, вы за нимъ слдите по рчному ложу до дельты, оно сильне выступаетъ передъ вами въ дельт, оно оканчивается въ глубочайшихъ морскихъ безднахъ. Рки несутъ свою дань въ море, морскія волны разбиваютъ берега и усыпаютъ прибрежное дно его остатками, космическая пыль падаетъ въ пучинныя глубины, милліарды одноклточныхъ организмовъ устилаютъ дно океановъ своими трупами, морской песокъ, кусокъ мла,— все указываетъ вамъ на то, какъ совершается образованіе осадочныхъ породъ. До сихъ поръ не особенно приходится напрягать свое воображеніе, чтобы дойти до такого сцпленія фактовъ. Но вотъ вамъ приходится считаться еще съ однимъ факторомъ-временемъ, и воображеніе напрягается. Представьте себ, напр., что морское дно постоянно поднимается и, наконецъ, обнажается. Оно выходитъ на поверхность въ вид песчаныхъ дюнъ или иначе, только его поверхность во всякомъ случа теперь свободно открыта процессамъ выщелачиванія, первоначально безплодная почва заселяется сначала тощими полынками, затмъ и боле богатою степною растительностью, слдомъ за растеніями проникаютъ травоядныя, за травоядными хищныя и такимъ-то образомъ доходимъ мы до колонизаціи осушающагося морскаго дна. Строго говоря, мы можемъ сказать, что прослдили полныя циклъ странствованій песчинки отъ его начала въ рчномъ лож и кончая снесеніемъ песчинки водяными осадками опять въ рку. Само собою разумется, такой циклъ можетъ быть созданъ только воображеніемъ, видть вы можете только отдльные факты, но еще мене фактической опоры имете вы, повидимому, передъ собою, когда строите объясненіе того, какъ одни наносы покрываются въ теченіе вковъ другими, уходятъ далеко отъ поверхности и подъ нанесенными на нихъ новыми слоями превращаются въ метаморфическія породы. Тутъ вы имете дло уже не съ простыми механическими процессами, какъ до сихъ поръ, а передъ вами лабораторная дятельность, скрытая въ ндрахъ земли, не наслоеніе, а разрушеніе слоевъ, ихъ перерожденіе, плавленіе, новое выбрасываніе на поверхность въ совершенно измненномъ вид, и новое осданіе частицъ продолжаетъ и завершаетъ собою этотъ процессъ. Имемъ ли мы посл этого право ставить рзкую грань между азойными отложеніями и отложеніями, содержащими органическіе остатки? Не есть ли первыя только крайняя степень измненія вторыхъ? Конечно, вроятне допустить, нежели отринуть такое объясненіе, но, посл этого, что же представляетъ собою весь земной шаръ, если кора его, боле доступная нашему изученію, завлекаетъ насъ въ область такихъ соображеній, гд остановиться на однихъ фактахъ невозможно, гд сами факты группируются передъ вами въ стройное цлое, дышащее движеніемъ и жизнью? Мы начали съ кристалла горнаго хрусталя и пластовъ земной коры,— однимъ словомъ, начали съ природы неодушевленной, и дошли до того, что эта природа заговорила съ нами своимъ чуднымъ языкомъ, открыла образы, созданные поэтическимъ творчествомъ ученаго, когда на него нисходитъ струя вдохновенія, помогающая ему одушевлять камни. Сынъ берега моря, согртый ласкающими лучами южнаго солнца,— грекъ, и сынъ суроваго свера, возросшій въ стран полугодовой ночи, въ виду безпредльныхъ снжныхъ равнинъ,— финнъ, одинаково постигли тайну природы отзываться на поэтическій зовъ человка и олицетворили ее каждый по-своему въ своихъ поэтическихъ произведеніяхъ. Ученый похитилъ у нихъ эту тайну и перенесъ ее въ кругъ своей дятельности, онъ возсоздалъ чудные образы прошлаго, сокрытые въ ндрахъ земли, подъ волнами моря.
Но не думайте, чтобы мы кончили съ неодушевленною природой. Возьмите уже не сносимыя въ воду песчинки, не отлагающійся на дн моря млъ,— однимъ словомъ, не матеріалъ, изъ котораго сложена земная кора, а сушу и воду, материки и моря, и попытайтесь выяснить ихъ соотношеніе. Было время, когда это соотношеніе считалось строго-постояннымъ. Въ противуположность только что упомянутой нами гипотез катаклизмовъ, къ материкамъ и морямъ прилагалась гипотеза ихъ постоянства. Лишь мало-по-малу начали собираться факты, не вязавшіеся съ этою гипотезой, и это были, съ одной стороны, прямыя наблюденія надъ опусканіемъ и поднятіемъ береговъ, съ другой — факты изъ географическаго распространенія животныхъ и растеній. Надо сознаться, что въ этой области изслдованій было множество увлеченій, порожденныхъ черезъ-чуръ поспшными обобщеніями. Чтобы добраться до.теорій, близкихъ къ истин, приходилось постоянно то двигаться впередъ, то отступать, но движеніе впередъ, все-таки, въ сумм взяло верхъ и теперь, когда необходимое примиреніе фактовъ и теорій достигнуто, мы уже не смотримъ на материки и океаны, какъ на что-то постоянное, столь продолжительное по времени своего существованія, что совершенно выходитъ изъ области нашихъ изслдованій, а, напротивъ, признаемъ предльную измняемость въ ихъ соотношеніи и можемъ представить себ довольно полную картину ихъ распредленія во времени. Въ настоящее время суша преобладаетъ въ сверномъ полушаріи и представляетъ, собою два обширныхъ материковыхъ пространства, посылающихъ отъ себя выступы въ южное, гд преобладаетъ водная поверхность. Если вы потрудитесь припомнить очертаніе Африки, свяжете въ одно Австралійскій материкъ и находящіеся при немъ острова, а равно возьмете для сравненія и ЮжнуюАмерику,— передъ вами получится удивительно однообразное очертаніе выступовъ суши въ южномъ полушаріи. Наибольшая глубина океановъ распространяется такъ, что на первомъ мст стоитъ глубина Тихаго океана близъ азіятскаго берега, затмъ Индійскаго къ югу отъ Бенгальскаго залива и, наконецъ, Атлантическаго. Отъ восточнаго берега Африки, отъ Мадагаскара къ Цейлону, тянутся группы острововъ, раздленныхъ относительно неглубокимъ моремъ. Еще тсне связуются острова, прилегающіе къ Малайк, съ этимъ полуостровомъ и прилегающіе къ австралійскому материку съ послднимъ. Можно бы, конечно, прибавить къ сказанному еще цлую серію, многочисленныхъ подробностей, но намъ он не нужны. Мы видимъ, чтои немногіе взятые нами факты сухи и безжизнены, но, не оставляя передъ собою голыхъ фактовъ, свяжите ихъ, и вы увидите, какъ изъ глубины водъ въ безконечно удаленное отъ насъ время въ области сверныхъ полярныхъ странъ поднимается архипелагъ низменныхъ, полузалитыхъ водою острововъ, какъ этотъ архипелагъ, разростаясь къ югу, постелено связывается въ обширное материковое пространство, еще раздленное широкими проливами, какъ, наконецъ, намчаются въ своемъ протяженіи европейско-азіятскій и американскій континенты, и, такъ сказать, на ихъ фон ростутъ горныя цпи и горные массивы, складываются низменности, долины и плоскогорія, и рука объ руку съ этими созидающими процессами идетъ и процессъ разрушенія, вывтриваніе горныхъ породъ, переносъ продуктовъ ихъ разрушенія въ низменности, отсюда въ рчныя ложи и, наконецъ, въ море. И въ то время, когда эти созиданія и разрушенія материковъ идутъ въ сверномъ полушаріи и преобладающимъ процессомъ является созиданіе, въ южномъ обширные материковые острова постепенно исчезаютъ подъ поверхностью моря, оставляя по себ, какъ слабое воспоминаніе, разбросанные островки, а то и просто отмели. Такимъ образомъ, въ маломъ и большомъ, между водой и сушей, землей и атмосферными осадками, постоянно идетъ борьба и ни одно явленіе ни достаточно понятно, ни достаточно интересно само по себ, а вс вмст представляютъ циклъ, въ сравненіи съ которымъ ничто жизнь человка, даже наиболе богатая событіями. Можетъ быть, въ этомъ блдномъ очерк вы найдете изложеніе если не достаточно картинное,— на это я не смю разсчитывать,— то, по крайней мр, такое, которое, все-таки, указываетъ на роль воображенія, роль представленія въ разработк тхъ отдловъ естествознанія, которые посвящены изученію царства минеральнаго и вообще природы неодушевленной. Представить себ процессы, сопровождающіе образованіе и разрушеніе кристалла, представить себ исторію земной коры во всхъ ея отдльныхъ явленіяхъ мы не могли бы, если бы держались однихъ фактовъ, если бы не обладали способностью отршаться отъ частнаго, группировать явленія, подводя ихъ подъ общіе законы, строить отвлеченные образы, въ которыхъ сходятся отдльныя явленія. Намъ часто говорятъ, что законы, выдаваемые нами за законы природы, только обобщеніе того или другаго количества явленій, не боле. Насъ часто называютъ фантазерами за наше стремленіе проникнуть въ строй природы. Но если создаваемые нами образы не фантастичны, а только величественны, если открываемые нами законы дйствительно законы природы, въ существованіи которыхъ мы можемъ убдиться въ любой моментъ нашихъ изслдованій, въ такомъ случа мы можемъ пройти мимо взводимыхъ на насъ обвиненій и смло идти къ намченной нами цли, въ спокойномъ сознаніи глубокой разницы между фантазіей и научнымъ воображеніемъ, между произвольными гипотезами и обобщеніями, берущими начало въ фактахъ и объясняющими факты же.
Перейдемъ теперь къ той связи, которая существуетъ между природой неодушевленной и живой. Сейчасъ я не стану говорить о первомъ, произвольномъ зарожденіи организмовъ,— этотъ вопросъ въ настоящее время выясненъ достаточно для того, чтобы еще пытаться найти какую-нибудь фактическую подкладку его ршенія, и, слдовательно, онъ уже по самому существу своему не можетъ занять мста въ нашей бесд,— нтъ, я говорю о той связи, которая можетъ быть наблюдаема всюду и всегда. На поверхности суши и въ волнахъ моря, на альпійскихъ снгахъ и въ абиссальныхъ океаническихъ глубинахъ вы сталкиваетесь съ представителями міра организмовъ и безъ труда убждаетесь въ той тсной связи, которая существуетъ между ними и окружающими условіями. Возьмите для примра островную фауну и флору, он дадутъ намъ богатый матеріалъ не только для того, чтобы выяснить упомянутое соотношеніе организмовъ и среды, но также и соотношеніе организмовъ.
Съ тхъ поръ, какъ Дарвинъ указалъ на громадное значеніе наскомыхъ въ опыленіи цвтовъ, и этому вопросу было посвящено общее вниманіе, въ теченіе сравнительно небольшаго числа лтъ выяснилось, что соотношеніе цвтовъ и наскомыхъ чрезвычайно многосторонне. Цлыя семейства и многіе роды растеній измнены такъ, что привлекаютъ собою наскомыхъ, которыя ими опыляются. Это приспособленіе во многихъ случаяхъ опредляетъ собою географическое распространеніе названныхъ группъ растеній. Разъ извстно, что растеніе можетъ быть опылено только съ помощью опредленнаго наскомаго, нечего удивляться, что тамъ, гд нтъ этого наскомаго, не можетъ быть и растенія, для котораго оно необходимо. Въ этомъ-то соотношеніи организмовъ между собою и соотношеніи организмовъ съ физико-географическими условіями мы и можемъ найти объясненіе тмъ, на первый взглядъ загадочнымъ фактамъ, которые намъ представляютъ собою флора и фауна океаническихъ острововъ. Кто не слыхалъ хотя бы въ самыхъ общихъ чертахъ о пышной флор острововъ Тихаго океана, о папоротникахъ Таити и Жуана Фернандеца, достигающихъ необыкновенной пышности, о благословенномъ климат Полинезіи, обусловливающемъ собою такое развитіе растительности, но ближайшее знакомство съ фактами не подтверждаетъ такого значенія климата, а сопоставленіе фактовъ, переносъ наблюденій, сдланныхъ въ одной стран, на толкованіе наблюденій, сдланныхъ въ другой, приводить насъ къ заключенію, что вопросъ гораздо сложне, нежели это кажется на первый взглядъ.
Во-первыхъ, составъ флоры океаническихъ острововъ климатомъ объясненъ быть никакъ не можетъ. Нкоторыя смена приносятся морскими теченіями, другія заносятся птицами, имющими обыкновеніе гнздиться среди растеній. Такимъ образомъ, горныя птицы заносятъ смена горныхъ растеній и т. д., но и такъ случайно заносимыя на острова растенія не вс могутъ уцлть. Если въ числ-занесенныхъ есть растенія, для опыленія которыхъ необходимо то или другое наскомое, отсутствіе послдняго обусловливаетъ собою гибель растенія. Слдовательно, мало того, чтобы растеніе было занесено на островъ, надо еще чтобы вмст съ нимъ туда попало и извстное наскомое. Но наскомыя обладаютъ гораздо меньшими шансами на то, чтобы быть занесенными на острова, ихъ заносятъ туда по преимуществу лишь воздушныя теченія, и отсюда первое объясненіе однообразія флоры нкоторыхъ океаническихъ острововъ.
Пикерингъ говоритъ, что онъ не нашелъ на Таити, совершенно неожиданно для себя, 66 растеній, которыя, однако, встрчаются на близъ лежащихъ островахъ. Нкоторыя даже обыкновенны на послднихъ, напримръ, губоцвтныя на Сандвичевыхъ островахъ. Несмотря на то, что флора никоимъ образомъ не производитъ впечатлнія бдности, нкоторыхъ семействъ нтъ совсмъ, а, между тмъ, они богато представлены въ другихъ частяхъ Полинезіи. Относительная бдность или, лучше сказать, проблы въ таитской флор произошли, вроятно, вслдствіе только рдкости посщающихъ цвты наскомыхъ. Бабочки и перепончатокрылыя на восточныхъ островахъ Полинезіи крайне рдки, и это не можетъ остаться безъ вліянія на флору. На западныхъ островахъ той же области, напримръ, на Фиджи, нкоторыя бабочки довольно обыкновенны, вмст съ ними встрчаются и обыкновенно сопутствующія имъ въ посщеніи цвтовъ перепончатокрылыя, и соотвтственно этому флора гораздо богаче растеніями съ большими красивыми цвтами. Дарвинъ, Пикерингъ, Мозелей — вс описываютъ папоротники Таити. Въ глубин страны, на высот отъ 2 до 3 тысячъ футовъ надъ уровнемъ моря, лсъ состоитъ почти исключительно изъ папоротниковъ, изъ которыхъ нкоторые достигаютъ колоссальныхъ размровъ. Нигд,— говоритъ Мозелей,— я не видалъ такихъ лсовъ папоротниковъ, какъ на Таити, а за Таити, на второмъ мст, въ томъ же отношеніи, долженъ быть поставленъ островокъ Жуанъ Фернандецъ, лежащій недалеко отъ чилійскаго берега. И здсь, на Жуанъ Фернандец, по свидтельству Рида, пробывшаго тамъ,-долгое время, встрчается только одна дневная бабочка, безъ сомннія, занесенная сюда съ чилійскаго берега, да мене десятка ночныхъ. Здсь почти нтъ пчелъ,и вообще почти нтъ перепончатокрылыхъ,— какихъ-нибудь двадцать видовъ мухъ составляютъ главную часть энтомологически фауны острова. Теперь сосредоточьтесь на этихъ фактахъ и — вамъ будетъ понятно, почему Таити и Жуанъ Фернандецъ, по своему положенію находящіеся въ наилучшихъ климатическихъ условіяхъ, съ плодородною почвой, вмсто богатой флоры явнобрачныхъ, разстилаютъ передъ вами ковры и лса своихъ папоротниковъ, поражаютъ не только однообразіемъ флоры тайнобрачныхъ, но даже однообразіемъ особей одного и того же вида папоротника. Безчисленное множество и ничтожные размры споръ папоротника облегчаютъ разнесеніе ихъ втромъ, а отсутствіе наскомыхъ, необходимыхъ для опыленія, длаетъ невозможною конкурренцію съ папоротниками тхъ немногихъ явнобрачныхъ, которыя случайно попадаютъ на острова.
Если мы теперь обратимъ наше вниманіе на острова другаго рода, напримръ, Галапагосовы, Новую Зеландію, мы увидимъ, что среди составныхъ частей ихъ флоры встрчаются и цвтущія растенія, но цвтки ихъ малы и во всхъ отношеніяхъ малозамтны, а на другихъ островахъ, гд при отсутствіи наскомыхъ, тмъ не мене, встрчаются растенія съ красивыми и большими цвтами, присутствіе ихъ объясняется ролью маленькихъ медососущихъ птичекъ, которыя забираются за нектаромъ въ чашечку цвтка и вылетаютъ усыпанныя цвтневою пыльцей, чтобы перенести ее вмст съ собою, въ разгар своихъ поисковъ за кормомъ, на другіе цвты. Именно колибри, чрезвычайно обыкновенныя на Жуанъ Фернандец, объясняютъ собою т немногія красиво цвтущія растенія этого острова, которыя разнообразятъ характеръ флоры, состоящей по преимуществу изъ папоротниковъ. Отсутствіе же колибри объясняетъ намъ, какимъ образомъ могло произойти, что Галапагосовы острова, лежащіе въ тропическомъ климат, совершенно лишены растеній съ крупными и красивыми цвтами. Такимъ образомъ, колибри, бабочки, пчелы и осы попадаютъ на океаническіе острова, находятъ себ на нихъ необходимыя условія существованія, въ свою очередь обусловливаютъ развитіе растительности, растительность отзывается на состав фауны и, въ конц-концовъ, мы опять встрчаемся съ тмъ сложнымъ и непрерывнымъ цикломъ явленій, который существуетъ всюду, гд только наблюденія достаточно полны, чтобы служить вками къ развитію мысли, охватывающей, связывающей въ одно вс явленія органическаго и неорганическаго міра. Отъ малаго до большаго въ природ нтъ ничего, что стояло бы особнякомъ, что не вносило бы своей лепты въ ея всюду обнаруживающійся строй, всюду разлитую гармонію.
Впрочемъ, не многаго надо, чтобы развить сказанное, чтобы показать ту тсную связь, которая существуетъ, напримръ, между любою площадью земнаго шара и ея животнымъ населеніемъ. Какъ ни обширны преріи Сверной Америки, какъ ни безграничны льяносы Южной, тмъ не мене, на нихъ не можетъ пастись боле опредленнаго количества травоядныхъ. Травоядныя добываютъ съ этихъ равнинъ кормъ и, усваивая его, длаютъ его доступнымъ хищникамъ, которые безъ посредствующаго звена между растительнымъ кормомъ и ими, представляемымъ травоядными, не могли бы существовать. Но какъ между количествомъ пищи и потребителями ея существуетъ опредленное отношеніе, такъ точно между травоядными и хищными существуетъ опредленное отношеніе, хищные стоятъ къ травояднымъ въ свою очередь въ отношеніи потребителей къ корму. Это отношеніе, коротко говоря, выражается въ томъ, что хищныхъ въ нсколько разъ меньше, нежели травоядныхъ, а, вмст съ тмъ, и весь складъ жизни тхъ и другихъ совершенно различенъ. Травоядныя, вслдствіе обилія корма и его скученности, могутъ жить въ большомъ количеств вмст, хищные, напротивъ, вслдствіе относительно малаго количества корма и добыванія его, сопряженнаго съ боле или мене значительными усиліями, вообще говоря, не живутъ стадами, а живутъ семьями. Но отсюда какъ прямое слдствіе совершенно различныхъ условій борьбы за существованіе, различный ходъ новообразованія видовъ въ той и другой групп. Такимъ образомъ, размры площади, характеръ мстности, характеръ растительности острова,— все это опредляетъ собою составъ животнаго населенія, все это въ свою очередь является поставленнымъ въ зависимость отъ условій, заключающихся въ атмосфер и земной вор. Опредленное отношеніе, устанавливающееся для данной мстности между различными представителями ея фауны, измняется, какъ скоро измняются мстныя условія. Въ южной и центральной Африк, подъ вліяніемъ чрезвычайныхъ жаровъ, выжигающихъ сплошь степную растительность, неисчислимыя стада антилопъ переселяются въ т уголки страны, гд неизсякнувшая влага позволяетъ существовать растительности. Слдомъ за травоядными, гонимые голодомъ, пускаются въ путь хищники, и т, и другіе, попадая въ новыя условія, подчиняются ихъ вліянію и измняются иначе, нежели измнялись бы, оставаясь въ одной области. Точно также жители водной среды, питающіеся рыбой, китообразныя, переселяются изъ одной области въ другую, слдя за странствованіями рыбъ, точно также жители воздушной среды, птицы, въ своихъ періодическихъ миграціяхъ обнаруживаютъ тсную связь между миграціей наскомоядныхъ и зерноядныхъ и миграціями хищныхъ. Свяжите въ своемъ представленіи вс эти факты, посмотрите, какая сложная цпь явленій проносится передъ вами, какъ неразрывно связаны отдльные факты въ одну картину. Безъ воображенія, безъ представленія связи между отдльными явленіями мы и въ этомъ случа оставались бы безпомощными свидтелями совершающихся въ природ процессовъ, а, между тмъ, мы даже бгло не успли намтить всей ихъ сложности. Не забывайте, что при всякомъ продолжающемся дйствіи вамъ приходится имть дло съ временемъ, не забывайте, что во времени все измняется, и та же, взятая нами для примра, площадь съ населяющимъ ее животнымъ міромъ измняется въ теченіе вковъ. Размноженіе животныхъ идетъ своимъ чередомъ, количество корма, приблизительно, не измняется, боле опредленнаго числа особей на извстномъ пространств существовать не можетъ,— отсюда разселеніе ихъ изъ ихъ первоначальной области. Въ простйшемъ вид он, конечно, разселяются по радіусамъ, но въ самомъ непродолжительномъ времени такой способъ разселенія становится невозможнымъ, животныя наталкиваются на преграды, которыми для однихъ изъ нихъ служатъ рки, для другихъ горныя цпи, для третьихъ пустыни, для четвертыхъ моря и т. д. Теперь припомните сказанное нами ране объ измненіи въ очертаніяхъ материковъ и морей, сопоставьте вс эти данныя въ одной картин — и передъ вами развернется сложная и поразительно интересная картина постепеннаго движенія животныхъ изъ одной части материка въ другую, съ материка на материкъ, съ материка на острова и т. д.
Но это движеніе не иметъ ничего общаго съ простымъ разселеніемъ формъ. Животныя не знаютъ той страны, куда они постепенно разселяются, имъ только нтъ возможности оставаться на своей родин,— отсюда масса гибнущихъ, масса исчезающихъ съ лица земли по мр того, какъ разселеніе идетъ все дале и дале. Вотъ налетвшій втеръ унесъ съ собой въ море тучу наскомыхъ и, не имя силъ сопротивляться втру, они гибнутъ. Тамъ стадо степныхъ животныхъ попало въ мстность пустынную и гибнетъ вслдствіе недостатка корма, тамъ неисчислимыя стада дикихъ лошадей заметаются снжными буранами и устилаютъ негостепріимную почву своими трупами. Тамъ рогатый скотъ попадаетъ въ страну, населенную мухой цеце, и гибнетъ отъ ея укушенія. Но вотъ и боле веселыя картины: уносимыя съ материковаго берега колибри попадаютъ на осненныя роскошною растительностью острова и размножаются въ невроятномъ количеств. Стадо антилопъ проносится черезъ пустыню и находитъ за ней новое раздолье. Легкія однокопытныя успли пробраться черезъ горныя цпи, не запутавшись въ ихъ ущельяхъ, и занимаютъ новыя пастбища. За удачно совершившимся разселеніемъ слдуетъ разможеніе, а вмст съ размноженіемъ, вмст съ чрезмрнымъ разростаніемъ количества особей опять возникнетъ борьба за существованіе и связанное съ нею уже не грубое, случайное вымираніе особей и видовъ, а вымираніе однихъ и замна ихъ другими, совершенно послдовательная, роковая, ничмъ неотклонимая. Эта борьба неразрывно связана со всмъ живущимъ, и она производила бы на насъ удручающее впечатлніе, если бы мы не видли ея результатовъ — постепенное, но постоянное совершенствованіе органическаго міра. Весьма странно, что т, кто не понимаетъ и потому не признаетъ принятыхъ біологическими пауками принциповъ борьбы за существованіе — вымиранія неприспособленныхъ и естественнаго подбора приспособленныхъ особей, весьма охотно признаютъ принципъ прогрессивнаго развитія органическаго міра. Мы, біологи, ничего не можемъ возразить про тивъ существованія прогрессивнаго развитія, но несомннно, что это не общій всеобъемлющій законъ, объясняющій намъ все разнообразіе органическаго міра. Среди существъ, обладающихъ организаціей, въ которой мы не находимъ признаковъ задержаннаго развитія, есть и друтія, съ очевидно регрессивнымъ развитіемъ. Мы можемъ, пожалуй, сказать въ утшеніе нашимъ противникамъ, что признаемъ прогрессъ, даже и прогрессъ регресса. Чмъ дальше идетъ развитіе органическаго міра, тмъ больше появляется регрессивныхъ формъ и тмъ къ боле отдаленнымъ другъ отъ друга, но, вмст съ тмъ, и боле совершеннымъ группамъ он относятся. Регрессъ беретъ свое начало въ столь же безконечно удаленный отъ насъ періодъ, что и прогрессъ. Первые появившіеся организмы могли или прогрессировать въ своемъ развитіи, т.-е. становиться боле сложными, мы регрессировать, т.-е. упрощаться. Но что такое регрессъ для первыхъ появившихся организмовъ? Не есть ли это синонимъ разрушенія организма, его перехода въ т химическія соединенія, изъ которыхъ онъ возникъ? Но, во всякомъ случа, широкое развитіе регрессивныхъ процессовъ, сопровождающихъ развитіе организованнаго міра, несомннно, передъ ними на ряду съ организмами простыми и сложными существуетъ еще и цлая группа организмовъ упрощенныхъ, и достоинство нын общепринятыхъ біологическихъ теорій заключается въ томъ, что он одинаково удовлетворительно объясняютъ намъ и совершенствованіе, и упрощеніе органическаго міра.
Мн теперь предстоитъ указать вамъ еще на нкоторые добытые біологическими науками законы, которые вытекаютъ изъ фактовъ, собранныхъ въ громадномъ количеств въ теченіе многихъ лтъ. Эти законы въ свою очередь проливаютъ свтъ на явленія органическаго міра, помогая разобраться съ наиболе сложными изъ нихъ, и стоять въ самой тсной связи съ только что указанными.
Для того, чтобы беззащитныя могли скрываться отъ своихъ преслдователей, и хищники могли находить добычу, въ природ выработалось особое приспособленіе организмовъ, помогающее имъ укрываться. Одни походятъ на окружающіе ихъ предметы неодушевленной природы, другіе — на растеніе или его часть, третьи надваютъ маску животныхъ же. Отъ простйшихъ животныхъ и до самыхъ высшихъ мы встрчаемъ многочисленные примры развитія этихъ укрывающихъ особенностей, и законъ покровительствующей окраски и законъ мимикри, схваченный прозорливымъ умомъ Бэтса и Уоллэса, расширилъ нашъ кругозоръ въ объясненіи происходящаго кругомъ насъ. Первоначально немногіе факты остановили на себ вниманіе Бэтса, но достопримчательно то, что это были факты не объясняющіе, а требующіе объясненія. Мы счастливы, что они стали передъ глазами натуралиста, привыкшаго не только коллектировать, но и наблюдать природу, размышлять надъ ея явленіями, сопоставлять ихъ и строить гипотезы. Безъ сомннія, если бы гипотеза оказалась неудачной, она была бы отброшена, но она оказалась чрезвычайно удачной, новые факты возвели ее на степень теоріи и, пользуясь ею, не только осмотрительно, но и разумно, мы находимъ въ ней ключъ къ пониманію множества явленій.
Точно такое же значеніе представляетъ собою и гипотеза ‘физіологическаго подбора’, предложенная ученикомъ Чарльза Дарвина, Романесокъ. Эта гипотеза пытается пойти дале теоріи естественнаго подбора, объяснить образованіе видовъ, не обладающихъ признаками, полезными въ борьб за существованіе. Эта гипотеза ищетъ въ скрещивающихся особяхъ, въ физіологическихъ процессахъ, въ нихъ совершающихся, объясненія того, какъ возникаютъ и развиваются особенности организаціи, не имющія шансовъ стать предметомъ естественнаго подбора. Эта же гипотеза должна объяснить ограниченную плодущесть скрещивающихся особей различныхъ видовъ, и, безъ сомннія, заслуживаетъ и вниманія, и сочувствія, такъ какъ, не имя того широкаго значенія, которое ей придаетъ ея авторъ, она, все-таки, приложима во многихъ случаяхъ. На материкахъ и островахъ, наприм., мы находимъ множество животныхъ, различающихся между собою такими признаками, которые никакъ не могутъ быть отнесены къ категоріи полезныхъ, т.-е. признаками совершенно безразличными. Съ одной стороны, они могутъ быть объяснены вліяніемъ мстныхъ условій, не связаннымъ ни съ какимъ подборомъ, одинаково распространяющимся на всхъ особей группы, но могутъ быть и такіе случаи, гд накопленіе признаковъ обусловливается прямо физіологическимъ подборомъ, который сохраняетъ особенности, присущія особямъ, независимо отъ того, полезны он или безразличны. Десятки и сотни видовъ птицъ, принимаемыхъ единогласно за разные виды, находятъ такое объясненіе своему происхожденію, и это, въ громадномъ большинств случаевъ, или островныя формы, или материковыя, но горныя, пріуроченныя къ отдльнымъ горнымъ пикамъ или небольшимъ областямъ горной страны.
Смю надяться, что мн удалось хоть отчасти показать вамъ страшную сложность явленій, сопровождающихъ собою развитіе органическаго міра. Но до сихъ поръ мы имли дло съ явленіями, исключительно помогающими процессу новообразованія видовъ, для того же, чтобы возможно ближе стать къ истин, обратите вниманіе и на процессы, задерживающіе новообразованіе. Скрещивація особей одного и того же вида, разныхъ разновидностей и, наконецъ, разныхъ видовъ представляютъ для насъ именно такой процессъ. Въ настоящее время мы еще не ознакомились съ этимъ явленіемъ вполн, но несомннно, что оно распространено гораздо боле, нежели это предполагали первоначально: во-первыхъ, оно ведетъ къ поглощенію одного вида другимъ, во-вторыхъ, приводитъ къ образованію особей двухъ категорій, изъ которыхъ одн характеризуются смшанностью признаковъ родителей, другія — прибавленіемъ къ таковымъ новыхъ особенностей, и, такимъ образомъ, дйствительно, иметъ значеніе въ образованіи формъ, которыя могутъ быть приняты за виды. На островахъ, прилежащихъ къ юго-восточному углу Азіи, и въ Папуазіи найдены и бабочки, и птицы, признанныя было за самостоятельные виды, но оказавшіяся гибридами. Все больше и больше гибридовъ становится извстно для палеарктической фауны, но кто знаетъ, сколько ихъ, дйствительно, существуетъ,— мы далеко не всегда можемъ отличить гибрида отъ настоящей переходной формы. И вотъ, когда ставишь передъ собою эти два ряда не только различныхъ, но и противуположныхъ явленій, когда пытаешься примирить между собою добытыя теоріи и гипотезы, когда хочешь видть въ организм не хаосъ формъ, какимъ онъ является при бгломъ знакомств, а одно стройное цлое, чувствуешь,, что наибольшаго напряженія научнаго воображенія недостаточно, чтобы вполн преодолть эту задачу,— чувствуешь, что въ своемъ прогрессивномъ развитіи человкъ настоящаго времени еще не дошелъ до той степени совершенства, которая обусловливаетъ за нимъ желаемое господство мысли надъ окружающимъ.
До сихъ поръ въ нашемъ обзор явленій органическаго міра мы держались суши. Но оставимъ ее и попробуемъ ознакомиться съ жизнью морей и океановъ. Оставляя ихъ поверхностные слои, мы вступаемъ въ область ‘мрака, куда не проникаютъ лучи солнца, гд царитъ величественное безмолвіе пустыни. Но въ этомъ случа безъ способности творчества вамъ некуда сдлать и шага. Фактическій матеріалъ, которымъ вы располагаете, то, что приноситъ вамъ драгъ, данныя инструментовъ. Вооружитесь всми вашими способностями, чтобы нарисовать передъ собою жизнь въ этихъ глубинахъ, условія существованія скрывающихся тамъ организмовъ. Безъ сомннія, въ этой области вамъ доступно мене, нежели на поверхности суши, но и то, что вы можете извлечь изъ нея, поистин удивительно. На этихъ глубинахъ живутъ такія животныя, которыя близки къ ископаемымъ формамъ и далеки отъ нын живущихъ. Кром того, здсь же встрчаются крайности развитія одной и той же стороны организаціи. Напримръ, если взять рыбъ, то у однхъ изъ нихъ глаза недоразвиты, но недостатокъ органовъ зрнія возмщается сильно развитыми органами осязанія и особыми свтящимися бляхами, на которыя въ темнот идетъ добыча, у другихъ глаза развиты чрезвычайно и помогаютъ животному оріентироваться въ слабомъ освщеніи фосфорическаго свта, испускаемаго другими животными. Середина въ развитіи органа при такихъ условіяхъ существованія, какія намъ представляютъ собою абиссальныя глубины, немыслима и естественный подборъ дйствительно выработалъ крайности, но крайности какихъ формъ? Не тхъ, которыя живутъ теперь въ прибрежной полос или поверхностныхъ слояхъ, а въ потомкахъ тхъ, которыя сохранились съ безконечно удаленныхъ временъ, уйдя въ эти стоящія вн всякаго измненія физическихъ условій пучинныя глубины. Здсь мы какъ бы находимъ живую страничку вымершаго міра, и это должно вамъ объяснить т громадныя затраты научныхъ силъ и матеріальныхъ средствъ, которыя исходятъ въ послднее время почти отъ всхъ культурныхъ націй, для пополненія нашихъ свдній о глубинахъ океановъ и ихъ обитателяхъ.
Но море и вн области пучинныхъ глубинъ задаетъ намъ задачи, ршеніе которыхъ сопряжено съ многочисленными трудностями. Въ области коралловыхъ рифовъ мы видимъ результатъ не дятельности, какъ это обыкновенно говорятъ, а жизни ничтожныхъ размровъ существъ, которыя въ теченіе цлаго ряда тысячелтій воздвигли колоссальные барьеры и острова въ тропическомъ пояс. Не думайте, что эти рифы интересны для насъ только сами по себ, съ точки зрнія жизненныхъ условій населяющихъ ихъ животныхъ. Нтъ, коралловый рифъ направляетъ собою морское теченіе въ ту или другую сторону, смотря по направленію своего протяженія, морское теченіе, омывая тотъ или другой берегъ острова или материка, приноситъ съ собой извстный запасъ влажности и тепла, а, вмст съ тмъ, приносить новыя условія жизни организмовъ. Если бы на нашихъ глазахъ разрослись до извстныхъ предловъ коралловые рифы въ той области, гд беретъ свое начало Гольфстримъ, если бы вслдствіе этого теплое морское теченіе, нын омывающее берега Западной Европы, отклонилось къ американскому материку, на нашихъ глазахъ совершилось бы измненіе климата, фауны и флоры всего европейскаго материка въ одну сторону и измненіе климата фауны и флоры Гренландіи и Сверной Америки въ другую. Кто знаетъ, не попали ли бы они опять въ условія ледниковаго періода, не зазеленли ли бы рощи лиственныхъ деревьевъ въ Гренландіи, гд теперь эти деревья извстны только какъ указанія на когда-то существовавшія иныя климатическія условія? Изъ этого примра можно уже безъ труда видть, какъ полно значенія все существующее въ природ. Какіе-нибудь полипы, истинные лилипуты животнаго царства, могутъ сдлать безплодными вс усилія человка, направленныя на развитіе цивилизаціи и культуры. Попробуйте же теперь, видя то, что насъ окружаетъ, убдившись въ причинной зависимости явленій, въ полной гармоніи природы, вычеркнуть нсколько тысячелтій и перенестись въ отдаленное прошлое. Паука сильна, но предупреждаю, что наше безцеремонное вычеркиваніе нсколькихъ тысячелтій въ исторіи земнаго шара не приведетъ ни къ чему хорошему. Если вы хотите возстановить картину эоценовой эпохи, не спускайтесь въ ея слои съ головокружительною быстротой, а идите какъ опытный каменщикъ, ощупывая каждую глыбу, работая ломомъ, молотомъ, киркой и лопатой. Слдите за всми измненіями организованнаго міра въ порядк обратномъ ихъ первоначальному развитію, допрашивайте испытующимъ взглядомъ все, что видите, припоминайте все, что знаете, и тогда, безъ сомннія, до извстной степени вы достигнете желаемыхъ результатовъ. Выраженіе, ‘Седамъ, отворись!’ — пригодно только для сказокъ. Вря въ силу науки, въ силу знанія, не требуйте отъ нихъ того, чего они вамъ дать не могутъ. Я готовъ сказать: но испытуйте незнанія науки, которое испытуется слишкомъ часто людьми невжественными, въ своемъ незнаніи требующими отъ науки абсолютнаго знанія. Но допустимъ, что вс предосторожности приняты, длинный и утомительный путь пройденъ, вы вступаете въ новую область и, изучая ее всесторонне, обогащаете себя новыми открытіями.
Изученіе ископаемаго міра организмовъ не только выясняетъ вамъ современный, по выясняетъ и т условія, которыя привели къ его развитію. Возьмите, наприм., исторію развитія птицъ. Эти позвоночныя несомннно берутъ свое начало отъ одной группы гадовъ, особенно распространенныхъ въ періодъ мезозойныхъ отложеній, но поспшно и неврно было бы наше заключеніе, если бы мы подумали, что прямо, безъ всякихъ неудачъ, организація гада въ длинномъ ряд поколній переродилась въ организацію птицы. Напротивъ, мы видимъ, что это превращеніе животнаго наземнаго въ животное воздушное шло постепенно и со многими неудачами. Организмъ гада обнаружилъ пластичность, его особенности начали измняться, но измненія шли безпорядочно, одно въ одномъ, другія въ другомъ направленіи, гармоніи между ними не водворялось, и такимъ образомъ произошелъ классическій въ наук археоптериксъ, нелетающія и летающія зубатыя птицы и проч. Только въ длинномъ ряд постепенно накопляющихся признаковъ, за вымираніемъ неудавшихся формъ, развились настоящія птицы съ равномрно измнившимися для жизни въ воздушной сред особенностями скелета, мышцъ и общихъ покрововъ, и эволюція птицъ была закончена.
Другой примръ, взятый изъ группы млекопитающихъ, учитъ насъ тому же. Вамъ, конечно, извстно, что ныншнія парнопалыя и непарнопалыя млекопитающія произошли отъ пятипалыхъ предковъ, но не должно думать, что эволюція совершалась прямо прогрессивнымъ путемъ: ею все время руководилъ естественный подборъ и на ряду съ развитіемъ нашихъ копытныхъ, у которыхъ кости запястья, и предплюсны располагались въ ряды, дающіе достаточную опору туловищу животнаго даже во время бга, шло развитіе и вымираніе неприспособленныхъ или дурно приспособленныхъ къ бгу формъ, которыя не могли конкуррировать съ своими гармонически развитыми сородичами ни въ добываніи корма, ни въ спасеніи отъ преслдованія хищныхъ зврей.
Можно бы привести и еще примры въ томъ же направленіи, но ограничимся уже данными. Ихъ, всхъ вмст взятыхъ, совершенно достаточно для того, чтобы показать неразрывныя узы, связывающія явленія трехъ царствъ природы: царства минеральнаго, царства растеній и царства животныхъ. Мы, конечно, можемъ напомнить, что въ атмосфер, окружающей земной шаръ, также существуетъ масса организмовъ, хотя и микроскопическихъ размровъ, которые не могутъ быть отдлены отъ явленій органическаго міра, связанныхъ съ сушей и водой. Мало этого, эти организмы въ органическихъ растворахъ вызываютъ процессы броженія, играющіе такую видную роль всюду, гд только есть жизнь. Эти же микроскопическіе организмы, забираясь въ разныя части высшихъ животныхъ, обусловливаютъ собою болзненное измненіе организма, его страданіе и, наконецъ, разрушеніе. Но даже и разрушающійся организмъ не выходитъ всецло изъ суммы окружающихъ насъ явленій, онъ выходитъ изъ цпи явленій органическаго міра, перестаетъ существовать, т.-е. Жить, но его составныя части не тратятся, не исчезаютъ безслдно. Он уносятся въ міръ неорганическій, он соединяются съ газообразнымъ веществомъ, окружающимъ земной шаръ, и въ свое время становятся опять достояніемъ организма же. Такимъ образомъ, передъ нами вчный круговоротъ матеріи, вчный переходъ одной силы въ другую, всюду движеніе. Но не грубое движеніе большихъ матеріальныхъ массъ, не движеніе, которое мы можемъ уловить съ помощью нашихъ органовъ чувствъ, а то движеніе, которое мы познаемъ съ помощью нашего воображенія, порядокъ котораго мы улавливаемъ съ помощью нашей мысли. Но разъ изученіе его становится намъ доступнымъ, разъ мы въ состояніи проникнуть въ строй природы, не указываетъ ли это лучше всего на то, что мы представляемъ собою явленіе однородное съ остальными явленіями природы? Такимъ образомъ, м$ естественно дошли до соотношенія съ тремя уже названными царствами послдняго, четвертаго царства — царства человка. Я, однако, не ршаюсь остановиться на этомъ пункт избранной мною темы доле, чмъ въ самыхъ общихъ чертахъ. Прежде всего, я не антропологъ, во-вторыхъ, время, которымъ я располагаю, не позволило бы мн сдлать это обстоятельно. Поэтому я ограничусь указаніемъ, что человкъ, появившійся, по всей вроятности, много тысячелтій тому назадъ, первое время своего существованія всецло принадлежавшій тмъ условіямъ, среди которыхъ находился, лишь путемъ продолжительной эволюціи могъ выработаться въ тотъ совершенный организмъ, который уметъ уже пользоваться окружающими его условіями, направляя ихъ въ свою пользу. Безъ сомннія, это освобожденіе человка изъ полной зависимости отъ окружающихъ его условій могло быть только плодомъ продолжительной борьбы. Человкъ появился въ Европ еще тогда, когда ея климатическія условія были совсмъ иныя, когда большая часть ея была занята ледниками, когда мамонтъ и сверный олень бродили по ныншней Франціи, онъ жилъ здсь, и тогда, когда Балтійское море было еще гораздо солоне и во множеств населялось устрицами, когда Данія была покрыта еловыми лсами, съ жившимъ въ ихъ тни глухаремъ. Безъ сомннія, для того, чтобы пережить вс эти измнившіяся условія, надо было обладать организмомъ и выносливымъ, и способнымъ къ развитію. Сначала съ помощью каменныхъ орудій, потомъ съ помощью металловъ человкъ все рзче и рзче отдлялся отъ окружающей его природы, научаясь по-своему пользоваться ею. Чтобы только понять, какое громадное время протекло съ тхъ поръ, какъ началось развитіе человческаго рода, приведшаго его къ современному совершенству, достаточно обратить вниманіе на немногіе факты.
Не будемъ говорить о довольно гадательномъ період времени, протекшемъ съ тхъ поръ, какъ первобытная культура папуаса могла дойти до европейской. Измненія, совершавшіяся въ очертаніяхъ материковъ и морей, въ этомъ отношеніи поучительне. Такъ, многія низменности Англіи и Франціи успли съ тхъ поръ опуститься, по крайней мр, на сто футовъ, сардинскій берегъ поднялся приблизительно на триста футовъ. Въ Тихомъ океан, наприм., лежитъ затерянный, въ 500 мил. отъ Южн. Америки, въ 500 мил. отъ Маркезасскихъ острововъ, въ 250 — отъ Мангаревскихъ, небольшой островокъ Пасхи, на которомъ были найдены сотни колоссальныхъ статуй, стоявшихъ прежде на большой платформ. Этотъ островъ всего 1 1/2 квадр. географ. мили, и совершенно непонятно присутствіе на немъ въ такомъ большомъ количеств памятниковъ культуры. Единственно, что остается допустить, что прежде этотъ островъ лежалъ вблизи какого-нибудь большаго материковаго острова, съ которымъ и находился въ правильныхъ сношеніяхъ. Къ той же категоріи памятниковъ отдаленной культуры относятся земляные холмы въ долин Миссисипи, въ Мексик, центральной Америк и Перу. Съ тхъ поръ, какъ зачалась, развилась и исчезла культура многихъ вымершихъ народовъ, безъ сомннія, протекло достаточно времени для развитія той стороны человческой природы, которою онъ отличается отъ остальныхъ животныхъ, которая ставитъ его выше ихъ, которая даетъ намъ возможность сдлать попытку проникнуть въ строй и систему природы.
Мое изложеніе кончено. Я старался показать, что отъ насъ самихъ зависитъ относиться къ окружающимъ фактамъ такъ или иначе. Можно и ничего не видть, кром фактовъ, можно и не останавливаться на отдльныхъ фактахъ и видть только ихъ комбинацію. Каждый, кому наука не совершенно чужда, знаетъ, что за фактами стоитъ теорія, на нихъ основанная, ихъ объясняющая. Любая изъ такихъ теорій вызывается къ жизни научнымъ воображеніемъ, оно идетъ дале фактовъ, такъ сказать, отрывается отъ нихъ и, оторвавшись, окидываетъ ихъ критическимъ взглядомъ, группируя такъ или иначе. Теорій, объясняющихъ факты той или другой категоріи, теорій извстнаго лишь рода явленій множество, и со всми имя натуралисту приходится поступать такъ же, какъ онъ поступаетъ при построеніи каждой теоріи,— ему нужно отойти отъ этихъ теорій, оцнить ихъ достоврность, сравнить между собою и, наконецъ, связать, какъ связывалъ онъ передъ тмъ явленія для каждой отдльной теоріи. При этомъ процесс требуется уже нчто больше простаго научнаго воображенія,— связать въ одно отдльныя теоріи значитъ примирить ихъ между собою и на такомъ основаніи построить величайшій образъ, какой только доступенъ человку,— образъ, олицетворяющій собою природу,— образъ, къ возсозиданію коего стремится по-своему каждый изъ насъ, и тотъ, которому чуждъ научный скептицизмъ, и тотъ, для котораго научный скептицизмъ составляетъ основу мышленія. Возсозиданіе образа природы путемъ постепеннаго примиренія обобщеній отдльныхъ явленій не можетъ не быть сочтено за одно изъ проявленій величайшей творческой силы человка. Что бы ни говорили, такой образъ вполн идеаленъ, и до него можетъ подняться только человкъ, которому одному доступно возсозиданіе идеаловъ. Но я отстаиваю здсь не только то, что идеальный образъ природы, олицетворяющій собою ея единство, ея гармонію, доступенъ лишь человку,— съ этимъ вс согласятся,— но и то, что онъ по преимуществу доступенъ человку, посвятившему себя изученію природы. Эта сторона творческой дятельности человка по преимуществу связана съ естествознаніемъ и потому-то всегда и при всякихъ условіяхъ я почитаю себя обязаннымъ высказаться за естественныя науки, какими бы матеріалистическими ихъ ни выдавали. Матеріализмъ человка лежитъ въ немъ самомъ, а не въ той или другой отрасли его знанія. Неужели тотъ или другой изъ насъ будетъ мене матеріалистиченъ, если онъ не будетъ знать соотношенія пластовъ земной коры? Неужели тотъ или другой изъ насъ будетъ боле матеріалистиченъ, если будетъ знать, какъ условія добыванія корма измняютъ организацію и географическое распространеніе млекопитающихъ? Или, наконецъ, разв мы становимся отптыми матеріалистами отъ того, что признаемъ родство человка съ остальнымъ міромъ организмовъ и говоримъ, что лишь человку доступно творчество, созиданіе идеаловъ, идеальныхъ стремленій и цлей? Я готовъ утверждать, что натуралистъ мене матеріалистиченъ, нежели другіе, къ естественнымъ наукамъ не имющіе никакого отношенія. Тамъ нтъ мста матеріализму въ общераспространенномъ смысл, гд есть стремленіе къ возсозиданію образа природы. Но, конечно, для достиженія послдняго естествознаніе нуждается въ широкомъ простор для своего развитія и соприкосновенія съ другими отраслями знанія и не можетъ быть заключено въ тсныя рамки мало осмысленнаго изученія немногихъ фактовъ. Азбука скучна вообще,— не можетъ не быть скучна и азбука естествознанія. Но, пройдя первые шаги этого пути, осмотрвшись, освоившись съ новою областью, вы останавливаетесь передъ возможностью группировки фактовъ, передъ развитіемъ теорій, передъ созиданіемъ всеобъемлющаго образа природы. Зачмъ намъ нужны сказочные гномы, миическія божества, когда мы сможемъ прослдить путь солнечнаго луча отъ его источника до хлорофилоносной клтки? Неужели же насъ можетъ не удовлетворить знаніе того, какъ накопленные въ растительномъ мір запасы длаются достояніемъ животныхъ, какъ послднія стсняютъ другъ друга во времени и по разбросаннымъ рдкимъ остаткамъ своимъ даютъ возможность возстановитъ міръ животныхъ, сошедшихъ со сцены въ безконечно удаленныя эпохи? Нтъ, напрасно меня станутъ уврять, что мы сухіе матеріалисты, неспособные воспринимать красоты природы: мы не только воспринимаемъ ихъ, но даже усиливаемъ, открывая и освщая явленія, недоступныя простому наблюдателю. И когда я стою передъ снжными вершинами Альпъ, залитыми розовыми лучами заходящаго солнца, или когда я вижу передъ собою ихъ ущелья, погруженныя въ серебристый свтъ луны, когда передо мною высятся горныя цпи или стелется песчаная пустыня, когда я стою передъ бшено мчащимся горнымъ потокомъ или величаво плещущимся моремъ, я, смю думать, способенъ воспринимать эти красоты не мене тхъ, кто обвиняетъ меня и моихъ собратьевъ въ сухомъ изученіи природы. Передъ такими картинами мы не остаемся очарованными, но, въ сущности, чуждыми имъ зрителями: передъ нами, какъ передъ творцомъ поэтическихъ образовъ, проносится величавый строй гармоніи природы, и, отдавая себ отчетъ въ. равной невозможности удовлетвориться одними фактами и однимъ воображеніемъ, смиряя гордость, навянную уже пріобртенными знаніями, сознаніемъ нашего безконечнаго удаленія отъ знанія совершеннаго, мы взираемъ на величіе природы съ твердою надеждой постепенно овладвать ключами къ познанію ея тайнъ. Восточное воображеніе въ изящной сказочной форм передаетъ намъ врованія и воззрнія правоврныхъ, возросшихъ среди роскошной природы юга. Но если бы какимъ-нибудь образомъ исчезъ съ лица земли европеецъ и американецъ, оставивъ по себ лишь памятники своего научнаго прогресса, въ такомъ случа, вызванные ими къ жизни образы не нуждались бы въ новой Шехеразад, чтобы раскрыть уму непросвщенному поистин поразительную панораму самыхъ разнообразныхъ проявленій человческаго творчества. Будемъ же надяться, что, огражденные законами природы отъ всякихъ случайностей, мы не остановимся на уже достигнутомъ и поднимемся до творчества образовъ, охватывающихъ жизнь и существованіе за предлами нашей планеты.