Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Условія государственнаго единства и силы.
Москва, 28-го ноября.
‘Московскія Вдомости’, такъ ревниво оберегающія государственное единство Россійской имперіи и съ зоркостью Аргуса обличающія всякую тнь посягательства, не только на дл, но и въ теоріи, на ея вншнюю цлость, познакомили публику съ сепаративными тенденціями, проявляющимися въ нкоторыхъ окраинахъ Россіи и недавно (въ. 254 No) напечатали, какъ убдительное доказательство своихъ предположеній, письмо Курляндца барона Ф….. адресованное изъ Брюсселя въ Курляндію. Мы вполн уважаемъ всякое искреннее патріотическое чувство, а слдовательно и ‘Московскихъ Вдомостей’, намъ вполн понятны и знакомы эти ощущенія кровной обиди, которыя испытываетъ или должно испытывать самолюбіе каждаго Русскаго, когда иноземцы чинятъ поруху нашей чести, народной и государственной. Намъ дорога, какъ завтное достояніе, цлость государственной территоріи, мы ни одной пяди ея не согласились бы уступить иначе, какъ по нашей доброй, совершенно свободной вол, слава, величіе, блескъ, могущество Россіи точно такъ же близки нашему сердцу, точно такъ же захватываютъ его за самую глубь, какъ и сердце всхъ простыхъ, не мудрствующихъ лукаво, Русскихъ людей, — и даже тхъ старыхъ поэтовъ, надъ патріотическимъ восторгомъ которыхъ такъ любятъ теперь смяться. Но именно потому, что намъ такъ лежитъ на сердц это величіе и слава, — мы бы и хотли видть ихъ утвержденными на незыблемомъ прочномъ основаніи, именно потому мы и считаемъ нужнымъ охлаждать иногда патріотическіе порывы нашего общества, чтобы обращать его вниманіе на т внутренніе недуги, подтачивающіе наше могущество, которое общество не замчаетъ или которыми пренебрегаетъ — въ своемъ патріотическомъ самообольщеніи. Полезно обличать всякія дйствительныя сепаративныя тенденціи, но удары, направленные на сепаратистовъ, едва ли не придутся мимо, если мы не углубимся въ разслдованіе причинъ самой возможности подобныхъ тенденцій — при той государственной сил и прочности, которыми мы такъ привыкли гордиться.
Условіе государственнаго единства состоитъ не во вншнемъ единообразіи формъ и учрежденій, не въ большей или меньшей крпости звеньевъ той вншней административной связи, которая держитъ и сплачиваетъ вс части государства, — но въ сил и живучести внутренняго объединяющаго начала. Разумется, въ исторіи такое начало является не какъ отвлеченная идея, а какъ извстная народность, какъ живая народная личность, — какъ народный организмъ, въ народности котораго и заключается все историческое его призваніе, весь смыслъ и причина его историческаго бытія. Народность для народа то же, что личность въ отдльномъ человк, — составляетъ такую же неотъемлемую его сущность. Человкъ безличный, точно такъ же, какъ и народъ безличный, т. е. съ слабо опредленною личностью, неспособенъ играть никакой самостоятельной исторической роли, личность, какъ отдльнаго человка, такъ и народа, является и дйствуетъ въ исторіи въ силу внутренняго своего права, и доказываетъ свое право на жизнь тмъ самымъ, что живетъ и развивается. Такимъ образомъ право на историческое бытіе извстнаго народа коренится въ свойств его личности, т. е. народности, и народность обусловливаетъ все его историческое развитіе. Какъ человкъ, дошедшій до презрнія къ самому себ, до самоуничиженія, теряетъ способность къ развитію и духовно умерщвляетъ себя, такъ и народы обезнародившіеся, т. е. поколебавшіеся въ вр въ себя, въ свое право на жизнь, въ свою народность и въ ея силы, исчезаютъ съ исторической арены, вымираютъ, перерождаются, перестаютъ существовать исторически. Народность есть условіе жизни и силы и внутреннее объединяющее начало всякаго государства, т. е. той нормы историческаго существованія, которую создалъ себ народъ, сложившійся въ гражданское общество, народность состоитъ къ государству въ такомъ же точно отношеніи, какъ всякая органическая сила въ вншнему строю своего организма. Нтъ государства безъ господствующей народности, безъ того основнаго зерна, которое дало бытіе всему историческому организму. Мы разумемъ здсь, конечно, народность, сложившуюся исторически, которая можетъ произойти и изъ сочетанія разныхъ племенъ, но образовавшихъ вмст одинъ общій историческій типъ, одинъ общій, народный историческій организмъ съ опредленною народною личностью (напр. Французская, Англійская народность). Только такое государство сильно и прочно, которое вполн врно народности, его создавшей, которое есть живой, цльный народный организмъ, развившійся и разросшійся собственною своею внутреннею органическою силой. Это не значитъ, что населеніе государства должно состоять только изъ одного племени. Въ предлы государства могутъ взойти и другія народности, къ нему могутъ примыкать и другія политическія тла. Эти народности или растворяются сами собой въ народности господствующей, сливаются съ ней, такъ сказать ассимилируются, или же, сохраняя свой типъ, теряются въ общемъ тип государственномъ, вполн безвредныя, какъ по относительной малочисленности своей, такъ и по отсутствію въ нихъ внутренней силы. Таковы, напримръ, Башкиры, Татары, и нкоторыя племена Финнскаго происхожденія внутри Россіи. Но только тогда эти чуждые ингредіенты вполн для государства безопасны, когда они не пересиливаютъ основнаго элемента. Въ противномъ случа, оно уже перестаетъ быть тмъ, чмъ было: явится другое государство или нсколько, но не то, которое до тхъ поръ существовало. Слдовательно, все зависитъ отъ внутренней силы самого основнаго элемента. Если же историческая судьба связываетъ государство съ посторонними политическими тлами, то только тогда эти постороннія политическія тла — напримръ, области съ сложившимся политически обществомъ, съ народомъ, живущимъ самостоятельною гражданскою жизнью — не составляютъ для него тягости, а вполн плотно и прочно примыкаютъ въ государству, когда прирастаютъ къ нему органически, проникаются органическимъ съ нимъ единствомъ. Никакая другая связь не можетъ быть надежна, и прочность этой связи зависитъ не отъ вншняго единообразія формъ управленія (хотя, безспорно, это иметъ свою важность), а отъ той степени органической силы срощенія, которою обладаетъ государственный организмъ. Чмъ цльне этотъ организмъ, чмъ дйственне или активне въ государств его органическое начало, т. е. народность, тмъ притягательне оно, тмъ дйственне, тмъ могущественне сила органическаго срощенія, тмъ легче прирастаютъ къ нему слабйшія постороннія тла политическія, тмъ крпче сплачиваются они въ одно цлое, даже безъ особенныхъ вншнихъ насильственныхъ и искусственныхъ мръ.
Вопросъ объ ассимиляціи, т. е. объ уподобленіи себ одной народностью другой, вопросъ очень любопытный и заслуживающій особеннаго изученія. Трудно опредлить этотъ законъ съ вншнею точностью, потому что онъ коренится не столько во вншнихъ условіяхъ, сколько въ нравственныхъ, такъ сказать въ духовныхъ элементахъ каждой народности. Нельзя, напримръ, утверждать, какъ непреложное правило, что народность, лишенная политической организаціи, приходя въ столкновеніе съ народностью политически организованною, непремнно подчиняется и поглощается ею: исторія представляетъ намъ противные тому примры, мы знаемъ, что побжденные нердко покоряли себ побдителей нравственною силою и налагали свою народность на покорившее ихъ государство. Вспомнимъ Русь и Литву, — отчасти Грековъ и Римлянъ. Нельзя также сказать, чтобъ причина такого преобладанія одной народности надъ другой — заключалась непремнно въ высшемъ уровн образованности или культуры: почему Французы могли офранцузить Нмцевъ, а Нмцы не могли ассимилировать себ Итальянцевъ, и почти наврное можно сказать, никогда не онмечили бы Французовъ? Культура Нмецкая не ниже, если не выше Французской. Мы видимъ также нкоторыя племена христіанскія (даже Славянскія) совершенно отуреченными и преданными теперь исламизму, тогда какъ христіанство само по себ, независимо отъ вры, есть уже высшая степень культуры сравнительно съ исламомъ. Намъ указываютъ также на могущество пріемовъ управленія, на то, напримръ, что Альзасцы во Франціи уравнены совершенно въ своихъ правахъ съ Французскими поддавными, что государство Французское не признавало вовсе и существованія Нмецкой народности. Но никакое уравненіе правъ не помогло Австріи слить съ собою ея Итальянскія владнія, и какъ ни старалась Австрія въ теченіе вковъ совершенно не признавать, игнорировать существованіе Славянской народности Чеховъ, Хорватовъ, Сербовъ, воспрещая постоянно употребленіе народнаго языка въ училищахъ и оффиціальныхъ сферахъ, — ей не удалось вытравить Славянской народности. Мы не станемъ здсь входить въ подробное разсмотрніе — въ какой степени каждое изъ этихъ условій или совокупность ихъ содйствуетъ ассимиляціи народностей или тснйшему сплоченію частей государства, но главное условіе, кажется намъ, заключается въ самомъ отношеніи народа въ своей народности, въ большемъ или меньшемъ развитіи народнаго самосознанія, въ его самоуваженія, въ чувств своего личнаго достоинства, въ томъ мнніи, которое онъ самъ о себ иметъ, въ той нердко безотчетной вр, которую онъ хранитъ въ самого себя, въ свои собственныя нравственныя силы, въ свое историческое призваніе. Дрогнула эта вра — народъ слабетъ, теряетъ власть претворять инородцевъ въ свою органическую сущность, самъ поддается и подчиняется вр крпчайшей другаго народа. Если нкоторыя христіанскія племена теперь совершенно отуречены, то это происходитъ, конечно, не отъ превосходства ислама надъ христіанскимъ ученіемъ, а отъ слабости христіанскаго сознанія въ этихъ племенахъ, отъ слабости ихъ религіозныхъ убжденій, сравнительно съ религіознымъ врованіемъ Турокъ. Точно также и съ народностями. Дрогнула вра, повторимъ, въ свою народность, закралось сомнніе въ своихъ духовныхъ силахъ, поникло чувство личнаго народнаго достоинства, — чужая народность вторгается въ такой народъ, хозяйничаетъ въ немъ, и государство, при всемъ наружномъ величіи и блеск, слабетъ, никнетъ, и не въ состояніи удержать не только т пристанныя части, которыя только и держались вншнею силою, но и т, которыя, повидимому, приросли къ нему органически. Потому что съ ослабленіемъ народности ослабляется дйствіе органическаго начала въ государств, ослабляется сила срощенія, ослабляются всякія связи.
Уваженіе къ своей народности, въ органическому своему началу, къ духу жизни, создающему народную личность, обусловливающему ея историческое бытіе, дающему ей право на историческое существованіе, — есть, такимъ образомъ, условіе жизненной силы и могущества не только народа, но и государства. Чмъ крпче оно внутренною духовною мощью, тмъ крпче оно и вншнею силою. Чмъ безпрепятственне и дятельне развитіе его органическаго элемента, т. е. народности, тмъ богаче оно вншнимъ благосостояніемъ и всяческимъ преуспяніемъ, чмъ свободне и возбужденне духъ жизни народной, тмъ онъ производительне, тмъ могущественне творчество жизни, тмъ легче восполняется несовершенство законодательства и управленія (напримръ, въ Англіи). Наоборотъ: попробуйте устранить права народности, нарушить естественную правильность органическихъ силъ и замнить, однимъ словомъ, организмъ механизмомъ, хотя бы и мудро устроеннымъ, а дятельность общественнаго элемента дятельностью элемента чисто-вншняго, оффиціальнаго, — вы никогда не добьетесь отъ государства силы срощенія, вы придете въ совершенно противоположному результату, — вамъ будетъ постоянно угрожать призракъ сепаратизма, — вы будете осуждены на постоянное безпокойство за свою народность, на необходимость ограждать ее вншнею силою.
Ни одинъ народъ въ мір не представляетъ такого цльнаго живаго организма, какъ Русскій, ни одинъ, можетъ быть, не одаренъ такимъ богатствомъ силъ и такимъ могуществомъ естественнаго органическаго срощенія и притягательности. Но народное развитіе, творчество и дятельность его силъ встрчаютъ, въ сожалнію и до сихъ поръ, задержку въ Русскомъ обществ, котораго отношенія въ народности уже столько разъ были обличаемы въ нашей газет. Про Русское общество можно, кажется, сказать то, что говорили мы выше, разсуждая вообще и безъ примненія, именно, что въ немъ, при всемъ его патріотизм, ‘дрогнула’ вра въ свою народность (не въ матеріальную силу народа, а въ его начала), явилось сомнніе въ самомъ себ, въ своемъ призваніи, въ своемъ нравственномъ прав на самостоятельное духовное развитіе, поникло чувство своего народнаго (не политическаго) достоинства, ослабло самоуваженіе, и закралось въ душу какое-то душевное подобострастіе передъ авторитетомъ Западной Европы. Въ какой степени виновато тутъ само общество и какая доля вини должна быть отнесена въ другимъ историческимъ обстоятельствамъ — это вопросъ особый. Но во всякомъ случа, такое положеніе общества не могло не воздйствовать вредно и на народную жизнь. Благо намъ, что у насъ есть простой народъ, таящій въ себ свою народную сущность неприкосновенною, хотя и лишенною покуда полноты своихъ производительныхъ силъ, хотя и ослабленною въ своемъ творчеств… Уже по сумм разныхъ неблагопріятныхъ у насъ условій для развитія народнаго, можно заключать о степени органической жизненной силы нашего народа, — той Руси, безъ которой хотятъ обойтись нкоторыя Санктпетербургскія газета, но которою, повторимъ еще разъ, ‘только и живетъ, движется и существуетъ Русское государство’.
Устраненіе этихъ неблагопріятныхъ условій для развитія народности, для дятельности творческаго органическаго начала жизни, должно составлять заботу каждаго, кому дорого преуспяніе Россіи, — и кому страшенъ сепаратизмъ. Если васъ безпокоятъ сепаративныя тенденціи, то устремите вашу дятельность не столько на вншнее искорененіе этихъ тенденцій вншними способами (вы ихъ не уничтожите, а заставите притаиться), сколько на возбужденіе той органической силы срощенія въ нашемъ собственномъ организм, о которой мы говорили, направьте ваши удары не на сепаратистовъ, а на т условія, при которыхъ слабетъ въ народ всепоборающая вра въ самого себя, въ свою народность, — на насъ самихъ, на тхъ, которые, будучи преданы иде государственнаго единства, не перестаютъ разрывать свое Духовное единство съ народомъ. Этимъ мы, конечно, не хотимъ отрицать значенія мръ чисто государственныхъ, которыя всегда могутъ способствовать или препятствовать правильному органическому воздйствію самой народной жизни, но мы желали бы убдить — что не въ нихъ, не въ этихъ мрахъ вся сила. Дло просто. Если вы хотите, чтобъ васъ уважали, уважайте, прежде всего, себя сами, если вы желаете, чтобъ чужіе дочитали вашу народность, почитайте сами свою народность, если васъ возмущаетъ посягательство на цлость государственнаго единства, не посягайте сами на цлость вашего духовнаго народнаго организма, если вы домогаетесь, чтобъ другія народности признавали ваши права, признайте сами права вашей народности на самобытное и самостоятельное развитіе, — и знайте, что никакая государственная вншняя сила не можетъ восполнить недостатокъ этого нравственнаго самоуваженія въ обществ, какъ никакой механизмъ не замнитъ живой силы организма. Если вы желаете, однимъ словомъ, чтобъ было сильно, крпко и славно ваше государство, содйствуйте прежде всего развитію вашей народности, безпрепятственности ея органическихъ отправленій, свободной дятельности внутренняго духа жизни… Вы негодуете, напримръ, на то, что иноплеменные жители извстной мстности не принимаютъ Русскаго языка, но зачмъ же они станутъ его принимать, когда мы сами отвергаемъ этотъ языкъ въ своей собственной общественной сред? какъ бы ни усиливалось правительство наложить его извн на какую-либо народность, онъ будетъ наложенъ только на поверхность и не пройдетъ внутрь, если его права не признаны нашимъ собственнымъ внутреннымъ сознаніемъ. Мало того: трудно, напримръ, заставить Нмца сдлать Русскій языкъ своимъ кровнымъ и замнить имъ Нмецкій, когда мы сами постоянно замняемъ, у себя дома, Русскій языкъ Нмецкимъ и черпаемъ изъ него слова и понятія для всей обстановки нашего общественнаго и гражданскаго быта… Только тогда народъ, естественнымъ ходомъ жизни, безъ всякихъ особенныхъ насильственныхъ и искусственныхъ мръ, способенъ подчинить своему нравственному вліянію другой, когда его вра въ себя, въ свою народность, въ истину своихъ началъ, крпче вры этого другаго. Такая вра, конечно, живетъ въ Русскомъ народ, хотя, притомъ, въ немъ нтъ никакой наклонности жъ завоеваніямъ, въ насильственному подчиненію себ чужихъ народностей, такая вра жила и не допускала мста ни малйшему въ себ сомннію въ древней Руси, — такой вры нтъ въ современномъ Русскомъ образованномъ обществ, и въ этомъ-то и заключается главное условіе нашей общественной слабости. Къ этому присоединяются и другія неблагопріятныя условія: преобладаніе вншняго надъ внутреннимъ, механическаго строя жизни надъ органическимъ и т. п. Въ этомъ послднемъ отношеніи примръ всего лучше подкрпить наши доводы. Предъ нашими глазами лежитъ богослужебная книга: ‘Трифологіонъ или цвтословъ’, напечатанная въ 1748 году въ богоспасаемомъ град Могилев, въ друкарн (печатн) православнаго братства Богоявленія Господня, — т.е. напечатанная въ томъ самомъ город, за 120 лтъ тому назадъ, гд теперь не существуетъ ни братства, ни типографіи иной, кром казенной (Губернскаго Правленія), гд поддержаніе православія стоитъ столькихъ усилій, заботъ и матеріальныхъ жертвъ правительству, почти вовсе и не воспомоществуемому нашимъ обществомъ! Не забудемъ, что за 120 лтъ тому назадъ эта дятельность православнаго общества въ Могилев не имла никакой поддержки со стороны масти, — при тогдашнемъ Польскомъ, католическомъ и враждебномъ ‘диссидентамъ’ правительств, — и опиралась на одн свои общественныя силы. Какъ скоро же эти силы были упразднены — при присоединеніи этого края къ православному государству, — то, при извстномъ отношеніи нашего общества къ своей народности и вр, одно государственное покровительство оказалось недостаточнымъ, край ополячился и олатинился такъ, что теперь трудно было бы и возсоздать прежнее свободное братство, или же, возсоздавъ, возбудить въ немъ прежній духъ жизни…
Мы понимаемъ негодованіе Московскихъ Вдомостей на Курляндца Ф. и на т совты сепаратистическаго свойства, которые онъ преподаетъ своимъ сородичамъ. Но мы думаемъ, что надобно прежде всего отыскивать корень зла, а не сбивать только одн верхушки. Корень лежитъ вовсе не въ однхъ привиллегіяхъ Остзейскаго дворянства, — но въ условіяхъ нашей общественной жизни и въ отношеніи нашего собственнаго общества къ своей народности: надо хлопотать о томъ, чтобы не было надобности, по выраженію Грибодова, предпочитать ‘оригиналы — спискамъ’… Нмцы съ понятною гордостью указываютъ на вліяніе своей культуры, своей цивилизаціи, своего языка, своего государственнаго искусства, своихъ административныхъ теорій, пріемовъ, идеаловъ — на нашу жизнь, ваше развитіе, нашъ государственный и общественный бытъ: мы дали свои названія и свой типъ вашей служебной іерархіи, вашей администраціи и многому другому, говорятъ они. Слдовательно, чтобы разбить эти притязанія Нмцевъ, надобно отнять къ нимъ поводъ, надо засвидтельствовать предъ міромъ духовныя права нашей народности, — и засвидтельствовать это не какими-либо насильственными, не какими-либо вншними только мрами, а проявленіемъ нашихъ народныхъ и общественныхъ нравственныхъ силъ. Необходимо прежде всего и выше всего уважать у себя дома свою собственную народность, признать ея права на самостоятельность и дать ей полный безпрепятственный просторъ для развитія, — необходимо увровать въ себя, не какъ въ государство только, а какъ въ народность.