Товарка, Анценгрубер Людвиг, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 140 минут(ы)

Товарка.

Повсть Людвига Анценгрубера*).

Переводъ М. Я. Вильде.

*) Современный нмецкій драматургъ и романистъ, пользующійся большою популярностью въ Германіи преимущественно какъ изобразитель народнаго быта, Анценгуберъ принадлежитъ къ числу немногихъ нмецкихъ реалистовъ, въ лучшемъ значеніи этого слова.

I.

Въ которой словоохотливый извощикъ везетъ молчаливую двушку, при чемъ читатель знакомится вдобавокъ съ цлымъ рядомъ разныхъ исторій, которыя, должно надяться, съ самаго начала внушатъ ему хорошее мнніе о талант автора какъ разскащика.

Раннимъ утромъ яснаго лтняго дня, поселянка, съ большимъ узломъ, шла по тропинк вдоль большой дороги, мимо полей и луговъ. Позади ее хали тяжелая фура, возница которой былъ предохраненъ отъ солнца и дождя чмъ-то въ род палатки, сдланной изъ самой грубой парусины, натянутой полукругомъ поверхъ повозки. Когда лошади, бжавшія бодрою рысью, почти нагнали ее, то извощикъ закричалъ ей:

— Послушай, ты! двушка!

Она оглянулась и увидла, что изъ подъ покрышки со смхомъ смотритъ на нее широкое добродушное лицо, надъ которымъ при каждомъ движеніи торжественно покачивалась шапка съ кисточкою.

— Куда идешь?

— Въ уздный городъ.

— Дорога дальняя, а скоро будетъ жарко, не хочешь ли ссть?

— Спасибо любезный, дай Богъ теб здоровья, очень рада.

Извощикъ остановилъ фуру, двушка ловко вскочила въ нее и сла съ нимъ рядомъ. Онъ ударилъ по лошадямъ, и они похали.

Старикъ взглянулъ изподлобья на свою спутницу и раза два съ пріятной улыбкой кивнулъ головою. Я не могу видть когда женщины бгаютъ по большой дорог — сказалъ он,— долго ли тутъ устать! А вдь въ сравненіи съ нами, мужчинами, на бабахъ лежитъ гораздо больше тяготы на свт. Теперь, когда я старъ, мн пріятно возить молодыхъ, съ меня достаточно и того, что самъ я дряхлъ и безобразенъ, а потому не желаю сажать рядомъ съ собою старую бабу. Міръ божій такъ хорошъ, что мн было бы грустно, если бы та, которая сидитъ возл меня, портила впечатлніе, которое производитъ на меня окружающая природа. Въ молодые годы я за то возилъ только старухъ, и такъ должны были бы поступать и теперь молодые извощики, вдь всякій, кто встртитъ ихъ съ хорошенькой двушкой, непремнно подумаетъ, что они везутъ ее для своего собственнаго удовольствія. Если же они посадятъ съ собою старушку, то всякій припишетъ такой поступокъ одному только добросердечію, не допускающему никакихъ другихъ толкованій. Такъ то, милая двушка!

‘Я уже старый извощикъ, еще мальчикомъ здилъ я по той же дорог взадъ и впередъ, сначала и дальше. Когда же построили у насъ желзную дорогу, то только до узднаго города и назадъ. Право, какъ-то и не врится, что тому прошло уже слишкомъ пятьдесятъ лтъ. Дорога осталась все та же, и если кое-гд повымерли деревья, то на ихъ мст выросли новыя, да при мн же выстроено еще нсколько маленькихъ домиковъ, во всемъ остальномъ дорога не измнилась, и мн хорошо знакомъ на ней каждый камень. За то люди, ходившіе по ней, безпрестанно мнялись, и я возилъ такъ много народу въ этой фур, столько людей слушали мою болтовню и мн кое-что разсказывали, что я совсмъ привыкъ смотрть на божій міръ только проздомъ. Передъ многимъ, что лежитъ на дорог, право не стоитъ и останавливаться, а потому лучше скоре прозжать мимо и не вглядываться въ т печали и заботы, которыя пятномъ лежатъ на многомъ, что издали кажется такимъ милымъ и пріятнымъ. Вотъ почему я довольствуюсь только тмъ, что могу взять съ собою, въ мою фуру. Такъ-то, милая двушка!

‘Видишь, изъ-за холма выглядываетъ церковь! Это Крондорфъ, гд я родился. У самой большой дороги устроено маленькое кладбище,— (онъ указалъ кнутомъ въ этомъ направленіи) — тамъ похороненъ отецъ мой, ужъ тридцать пять лтъ назадъ, матушка моя лежитъ въ Вн, сестра въ Праг, братъ въ Италіи, рядомъ съ павшими солдатами, а куда я самъ попаду?— неизвстно. Думаю однако, что Господь Богъ, въ великой своей мудрости, съуметъ снова собрать насъ всхъ въ день страшнаго суда. По правд сказать, во мн никогда не было ничего особеннаго, теперь же я ровно никуда не гожусь, а потому, когда меня зароютъ въ могилу, то самъ я изъ нея, конечно, никогда не выкарабкаюсь, но Господь Богъ лучше знаетъ, на что еще мы можемъ пригодиться… Такъ-то, милая двушка!

‘А вдь хорошо вокругъ насъ! Теб, кажется, все будто ново! Ты врно въ первый разъ дешь по этой дорог?

— Я вообще первый разъ въ жизни выбралась изъ дому.

— Это я тотчасъ примтилъ. Что же, ты останешься въ уздномъ город?

— Нтъ, я дальше пойду. Если нужно, такъ и до Вны, буду искать себ мста.

— Правильно. Лучше искать маленькаго мста въ город, чмъ плохо хозяйничать въ деревн. Знаю ли я твоихъ родныхъ?

— Врядъ ли, у меня осталась только матушка, ты едва ли слыхалъ что нибудь о вдов Зебенсдорфскаго школьнаго учителя.

Онъ утвердительно кивнулъ головою.

Они прозжали мимо крошечнаго домишка, на которомъ красовалась вывска съ изображеніемъ бутылокъ пива и вина. У дверей стоялъ худощавый мужчина въ зеленой ермолк, какъ подобаетъ шинкарю.

— А! Михель Коллингеръ!— воскликнулъ онъ, увидвъ фуру.— Здраствуй, братъ!

— Здравствуй.

Изъ дверей выбжала толстая женщина.

— Кто это детъ?

— А! вотъ и моя возлюбленная!— воскликнулъ старый извощикъ.— Съ добрымъ утромъ, хозяюшка! Я давно ужъ смотрю на тебя однимъ глазомъ, кажется лвымъ, потому что онъ у меня чешется каждое утро. Изъ любви къ теб только, я всегда зазжаю къ вамъ на обратномъ пути. Не мшало бы теб послать когда нибудь хозяина въ погребъ, какъ можно подальше, чтобъ мы могли остаться одни.

Мужъ и жена захохотали.

— Будетъ сдлано хоть сегодня, если ты пожалуешь! закричала во все горло толстуха, потому что фура успла уже отъхать довольно далеко.

— Ладно, прійду непремнно,— отвтилъ какъ можно громче Михель и потомъ сказалъ двушк, сидвшей съ нимъ рядомъ: — А какъ ты думаешь? Вдь такой старый оселъ, какъ я, можетъ иногда позволить себ безобидную шутку?.. Взгляни-ка какъ хорошо солнце освщаетъ на вершин горы монастырь Гроттенштейнъ. Тамъ и внутри очень хорошо живется, мн удалось однажды побывать въ этомъ монастыр. По старинному преданію, тамъ когда-то жилъ монахъ чрезвычайно ученый и богобоязненный. Въ промежутки между богослуженіями онъ варилъ въ своей кель цлебныя травы, а наконецъ придумалъ даже средство длать золото, не знаю, правда ли, но говорятъ, что если у кого окажется камень мудрости, то онъ можетъ излечивать отъ всхъ болзней. Монахъ это именно и умлъ длать, а потому ты легко можешь себ представить, сколько народу стекалось въ монастырь изъ всевозможныхъ земель. Но такъ какъ и самый богобоязненный человкъ никогда не довольствуется тмъ, что у него есть, а все наровитъ перегнать въ чемъ нибудь другихъ, то и моему монаху пришло какъ-то на мысль: болзней мн нечего бояться, да и другихъ я умю излечивать отъ нихъ, какъ бы мн придумать такой напитокъ, который не давалъ бы людямъ умирать? Сталъ онъ молиться Богу, чтобы Господь помогъ ему въ этомъ дл, и въ молитв своей лицемрно пояснилъ, что желаетъ этого только для того, чтобы имть возможность вчно помогать всмъ недужнымъ и болющимъ. Господь Богъ услышалъ его молитву. Однажды ночью ему удалось сварить напитокъ безсмертія, и въ полночь передъ нимъ стояла полная до краевъ чаша, которая навсегда должна была бы избавить его отъ смерти, если бъ онъ выпилъ ее до дна. Ровно въ двнадцать часовъ поднесъ онъ чашу къ своимъ губамъ, какъ вдругъ ему почудилось, что изъ глубины вселенной, гд и звздамъ конецъ, на него съ жадностью глядятъ милліоны потухшихъ глазъ, и вс мертвыя, пустыя глотки алчутъ чудотворнаго напитка, тогда онъ созналъ, что готовился совершить преступленіе передъ живыми и мертвыми, ему стало больно на душ, и онъ бросилъ чашу, сказавъ: ‘Иду къ вамъ и я’. Слова эти тотчасъ же сбылись, и на другое утро его нашли уже мертвымъ. По другому толкованію вся эта исторія выдумана въ свое время только для того, чтобы монахъ остался въ памяти у людей, какъ святой этого монастыря, въ дйствительности же напитокъ безсмертія былъ ядомъ, который поднесли ему братья за то, что онъ хотлъ повдать всему человчеству тайну камня мудрости, вмсто того, чтобы сдлать ее достояніемъ только одного монастыря. Вотъ сказаніе о Гроттенштейнскомъ монах. Такъ-то, милая двушка!

— Мостъ, черезъ который мы теперь прозжаемъ, стоитъ на мст немногимъ боле тридцати лтъ. Во время большаго наводненія, рчка пробила себ новое русло, а тамъ, гд мы теперь демъ съ горки на горку — находилось старое.

Нсколько дальше они увидли на дорог крестъ. Старый извощикъ замолкъ и, подъхавъ къ нему, перекрестился, а потомъ погналъ лошадей.

— Ты, должно быть, удивляешься, двушка, заговорилъ онъ немного погодя, что я такъ разомъ пересталъ болтать! Мученическій крестъ, мимо котораго мы прохали {Мученическимъ крестомъ (Marterl) называютъ крестъ изъ дерева или камня, поставленный на томъ мст, гд погибъ какой нибудь человкъ. Обыкновенно на немъ длается краткая надпись, поясняющая, какъ это случалось. Иногда на крест изображается и самое событіе. Встрчаются и кресты, сооруженные въ намять избавленія отъ опасностей.} — единственное по всей дорог непріятное для меня мсто, не знаю, что бы я далъ, если бъ могли убрать этотъ крестъ, онъ просто застилаетъ мн свтъ божій. Когда я зжу одинъ, то всегда стараюсь заснуть, не дозжая его, и проснуться только тогда, когда онъ уже за моей спиной. Сто разъ я давалъ себ клятву не вспоминать объ этой исторіи и даже приложить вс старанія къ тому, чтобы совершенно забыть ее — ничего не помогаетъ! Какъ завижу я этотъ печальный крестъ — все представляется мн вновь такъ живо, будто случилось вчера, а если человкъ пережилъ кое-что, о чемъ тяжело вспоминать, то ему всегда бываетъ легче подлиться этимъ и съ другими. Когда разомъ случается такъ много несчастій, что они косвенно задваютъ и тхъ, которыхъ они прямо не касаются, то люди длаются сообщительными. Имъ всмъ какъ будто становится страшно за жизнь человческую, въ которой такія вещи могутъ случаться.

Онъ немного наклонился къ двушк и тихо сказалъ:— У этого креста много лтъ назадъ убитъ человкъ, и убійца его былъ мн первый другъ. Первый другъ!..— Онъ глубоко вздохнулъ.— Такъ-то, милая двушка!

Посл краткаго молчанія онъ продолжалъ:— Его звали Яковомъ Зенфельдеромъ и былъ онъ во всхъ отношеніяхъ славный малый, которой зла никому не длалъ, только какъ выпьетъ, такъ тотчасъ, бывало, совсмъ разсудокъ потеряетъ, а такъ какъ и самъ онъ это хорошо зналъ, то и остерегался вина пуще всего. Родители его были прекрасные люди, и онъ, какъ единственный сынъ ихъ, жилъ съ ними въ мир и радости. Случись такъ, что съ нимъ одновременно выросла въ томъ же мстечк двушка, которая съ каждымъ годомъ все больше стала ему нравиться. И красотка же она была, по правд сказать, а звали ее Агнесой Ланггаммеръ. Какъ водится, она приходилась по вкусу не ему одному. У Якова оказался соперникъ, Антонъ Фридбергеръ, который вообще умлъ лучше ладить съ женщинами и всегда встрчалъ съ ихъ стороны самый ласковый пріемъ, хотя он и знали, что ему и одному-то жить трудно, не то что содержать жену. И у хорошенькой Агнесы онъ былъ въ великой милости, только она любила его втайн, а передъ народомъ виду не подавала. Къ тому же и Яковъ былъ такой женихъ, которымъ нельзя было пренебрегать. Она и тянула съ нимъ дло цлый годъ, но другой парень, Антонъ, былъ человкъ гордый, и потому сказалъ ей: ‘Такъ и такъ молъ, если выберешь Якова, то меня уже больше никогда не увидишь, если же меня, то съ другимъ не заигрывай’. Тогда-то и оказалось, что онъ ей всхъ миле, и она Якову отказала на отрзъ. Бдняку цлый годъ и въ голову не приходило, что двушка его дурачитъ, и потому отказъ на него какъ съ неба упалъ. Отчаяніе напало на него, и тутъ-то дьяволъ внушилъ ему проклятую мысль пойти въ трактиръ и запить свое горе. Ужъ и это было плохо, но хуже всего то, что онъ оказался въ трактир не одинъ. Антонъ, увидвъ, что тамъ сидитъ Яковъ, не удержался, чтобъ не пойти туда вслдъ за нимъ и посмотрть, что у него за лицо. И вдь какія иногда человку глупыя мысли приходятъ въ голову! Замтивъ, что Яковъ въ такой печали, Антонъ сжалился надъ нимъ и вздумалъ прямо, начисто объяснить ему, что двушка никогда не питала къ нему расположенія и слдовательно не могла бы сдлаться для него хорошею и честною женою. Слово за слово Яковъ, который опьянлъ уже посл перваго стакана, истолковалъ доброе намреніе Антона совсмъ иначе. Вообразилось ему, что счастливый соперникъ вздумалъ надъ нимъ насмхаться, или даже уронить Агнесу въ его глазахъ. Мыслей своихъ онъ однако не высказалъ, а всталъ и вышелъ изъ трактира вмст съ другимъ парнемъ: на другой же день нашли Антона Фридберга убитымъ на большой дорог. Яковъ Зенфельдеръ между тмъ словно сгинулъ, и вс стали говорить: ‘Это его рукъ дло’!

‘Всю жизнь мою не забуду я, какъ, въ тотъ же вечеръ, я пришелъ въ избу родителей Якова, съ какимъ глубокимъ отчаяніемъ старики сидли каждый въ своемъ углу и не ршались смотрть другъ другу въ глаза. ‘Не можетъ этого быть,— рыдая говорилъ старый Зенфельдеръ,— чтобы онъ такъ забылся, или ужъ онъ не моя плоть и кровь. Сознайся,— кричалъ онъ, обращаясь къ жен,— я теперь теб все прощу — утшь меня признаніемъ, что онъ мн не сынъ! Вс Зенфельдеры — продолжалъ старикъ — были честные, правильные люди, ни у кого изъ моихъ предковъ не могъ онъ перенять такое ужасное безбожіе. Я самъ хочу спросить его: дйствительно ли онъ совершилъ такое преступленіе?’ При этихъ словахъ онъ быстро вскочилъ съ своего мста, подошелъ къ жен своей и закричалъ: ‘Ты знаешь, гд онъ! Говори!’ Бдную старуху слова эти совершенно сбили съ толку, и потому она созналась мужу, что Яковъ передъ уходомъ говорилъ ей, что идетъ на ‘Срую стну’. Видишь, двушка, въ той сторон высокую гору? Голый откосъ ея, обращенный къ намъ, и есть ‘Срая стна’.

‘Старикъ посл этого не⁴ сказалъ больше ни слова, а готовился уходить. Мн за него страшно стало, а также и за Якова, и я сказалъ: ‘Зенфельдеръ, я пойду съ вами!’ Онъ отвтилъ: ‘пойдемъ!’ Такъ-то мы ушли вмст въ тотъ же вечеръ, и шли всю ночь. Дорогою мы не обмнялись ни однимъ словомъ, по временамъ только я слышалъ тихіе вздохи старика, видимо не ршавшагося говорить о томъ, что у него на душ. Когда мы раннимъ утромъ подходили къ ‘Срой стн’, то я случайно оглянулся на дорогу позади насъ. Къ немалому моему удивленію, я увидлъ, какъ на солнц блестли штыки. Оказалось, что жандармы слдовали за нами, быть можетъ, всю ночь, а мы ихъ и не замтили. Старикъ все глядлъ себ подъ ноги и на моемъ лиц не примтилъ никакаго удивленія. Я схватилъ его за руки и сказалъ: ‘Пресвятая Богородица, что намъ теперь длать? За нами жандармы идутъ по пятамъ!’ Онъ отвтилъ: ‘пусть идутъ!’ и пошелъ все дальше по направленію къ стн. У меня было такъ грустно на сердц и голова моя такъ ослабла, какъ будто ее кто нибудь ударилъ, такъ что я ршительно не зналъ, что мн длать, и бжалъ рядомъ со старикомъ, какъ маленькій мальчишка. Мы поднялись вверхъ по ‘Срой стн’, у меня дрожали колни, а старикъ постоянно опережалъ меня, на самомъ верху была маленькая пещера, и изъ нея выскочилъ Яковъ, блдный, одичалый, какъ будто и на человка переставшій походить. Слезы навернулись у меня на глаза. Онъ сдлалъ попытку броситься въ объятія отца, но отецъ отстранилъ его отъ себя рукою и сказалъ: ‘Говори правду, ты убилъ Тони Фридбергера?’ Тотъ молчалъ. Старикъ переспросилъ его: ‘Да или нтъ? Христомъ Богомъ прошу тебя, сжалься надъ моимъ горемъ!’ Тогда Яковъ тихо сказалъ: ‘да!’ и съ громкимъ рыданіемъ упалъ на каменья.

Отецъ задрожалъ всмъ тломъ и бросилъ жалостный взглядъ на небо. Потомъ онъ какъ будто успокоился и, оглянувшись внизъ, убдился въ томъ, что жандармы взлзаютъ на стну. Тогда онъ обратился къ своему сыну и сказалъ: ‘Они идутъ за тобою, если бы ты могъ избавить меня отъ суда надъ тобою и отъ того, чтобы мое честное имя значилось въ приговор, который можно будетъ купить передъ вислицей за нсколько грошей, то это было бы для меня великимъ утшеніемъ, то, что нужно для этого сдлать, я беру на себя. Сошлись и ты на меня, когда будешь въ отвт передъ Господомъ Богомъ. Да будетъ же Онъ къ обоимъ намъ милостивъ и долготерпливъ, аминь. Теперь вставай, Яковъ, жандармы близко. Я дамъ теб руку, но ты больше до меня не касайся. Когда я самъ стану предъ лицомъ божіимъ, и Господь Богъ дозволитъ мн простить тебя, то я это сдлаю’. Посл этого старикъ дйствительно подалъ сыну руку, я видлъ, что онъ держитъ въ ней какую-то вещь, которую Яковъ поспшно взялъ и скрылся съ нею въ пещеру. Не усплъ онъ пробыть въ ней и дв минуты, какъ подошли жандармы. ‘Братцы,— сказалъ одинъ изъ нихъ,— гд Яковъ Зенфелдеръ?’ Отецъ не далъ имъ никакаго отвта. Тогда страхъ развязалъ мн ноги, и я бросился въ пещеру, куда послдовалъ за мною одинъ жандармъ. Тамъ увидли мы Якова мертвымъ и плавающимъ въ крови. Онъ перерзалъ себ горло бритвою, которую сунулъ ему въ руку отецъ! Я вскрикнулъ. Жандармъ хотлъ вернуться къ своимъ товарищамъ, но я задержалъ его и сказалъ ему: ‘Вдь старикъ-то его отецъ!’ — ‘Знаю’, отвчалъ солдатъ, хорошій онъ былъ человкъ, а потому и онъ прослезился. И когда мы вышли безъ Якова, то старый Зенфельдеръ взглянулъ на насъ стекляными глазами и зашатался, такъ что наврное скатился бы со стны, если бы мы его не удержали. Въ то время, какъ я его поддерживалъ, одинъ жандармъ сказалъ другому: ‘Не долго ужъ ему жить осталось!’ Старикъ тяжело вздохнулъ, выпрямился и сказалъ: ‘Онъ поступилъ хорошо!’ Потомъ онъ твердыми шагами дошелъ до дому рядомъ со мною, а придя домой, слегъ и уже боле не вставалъ. Мучился онъ недолго, и сгубила его та правота, которая не щадитъ и собственную плоть и кровь. Да ниспошлетъ ему утшеніе Господь Богъ. Нечего конечно и говорить теб, сколько горя вынесла старуха Зенфельдеръ, ты конечно поймешь и то, что Агнеса Ланггаммеръ не знала съ тхъ поръ ни одного спокойнаго часа.

‘Да, жалко, жалко! Какъ подумаешь, что молоденькой двушк нельзя поставить въ большую вину, если она и поступитъ когда нибудь немного легкомысленно… И вдь люди-то все были хорошіе, могли бы и теперь еще жить въ веселіи и радости! Но ужъ такъ видно было суждено. Часто бываетъ съ людьми, что къ нимъ нисходитъ какое-то указаніе свыше, а можетъ быть имъ и дьяволъ даетъ понять, что не совсмъ-то безопасно живется на этомъ свт… Проклятая ‘Срая стна’, слава Богу, теперь уже за нами. А вотъ впереди и трактиръ, куда мы прідемъ въ полдень, тогда мы съ тобою съ удовольствіемъ подимъ и выпьемъ. Такъ-то, милая двушка!

Двушка, правда, не совсмъ была согласна съ мнніемъ словоохотливаго извощика, что посл такой печальной исторіи да и питье покажутся вкусне, напротивъ, у нея совсмъ пропалъ аппетитъ, но она рада была немного отдохнуть съ дороги.

Передъ трактиромъ стояло уже много повозокъ. Михель Коллингеръ сталъ въ хвост ихъ, подошелъ къ двери и закричалъ: ‘Богъ помощь, ребята!’ на что тотчасъ же откликнулось нсколько голосовъ разомъ.

— И ты вдь конечно не войдешь?— спросилъ онъ свою спутницу.— Я, признаюсь, терпть не могу шума и табачнаго дыму. Только зимою разв поневол приходится сидть въ комнат.

При этихъ словахъ онъ, въ знакъ завладнія, бросилъ на одинъ изъ стоявшихъ снаружи столовъ свою широкую, тяжелую шляпу, которую какъ будто нарочно взялъ съ этою цлью съ собою, потому что надть ее на голову ему въ этотъ день ни разу еще не приходилось.

Переговоривъ съ хозяиномъ, который приходилъ спросить, что угодно прізжимъ, Михель Коллингеръ направился къ своей повозк и вынулъ изъ нея мшки съ кормомъ для лошадей.

— Прежде лошадки,— сказалъ онъ,— а потомъ ужъ я.

Преподавъ лошадямъ дружественный совтъ, чтобы он ли не спша и разсудительно, онъ слъ рядомъ съ двушкой за столъ. Между тмъ и другіе извощики разсчитались съ хозяиномъ и вышли изъ трактира.

Первый, который перешелъ черезъ порогъ и увидлъ чету, столь неравную по лтамъ, закричалъ, обращаясь къ товарищамъ, оставшимся въ комнат:

— А сегодня Михелю Коллингеру попалась славная красотка.

Другіе отвчали на это громкимъ смхомъ.

— Да,— сказалъ старый извощикъ,— этой красотки не видать вамъ, какъ ушей своихъ, потому что я увезу ее въ городъ.

— Сядь-ка лучше ко мн, моя милочка,— сказалъ первый.— Я повезу тебя скоре, да и разсказывать теб не стану такъ много дорогою.

— Да, на слова ты скупъ, а набдокурить — мастеръ, нтъ, братъ, къ теб она ужъ никакъ не сядетъ, сказалъ Михель.

— Неужто ты, двушка, и взаправду подешь со старикомъ? Жалко, жалко.

Извощики сли на козлы, и повозки тронулись въ путь одна за другою. Когда Михель Коллингеръ посадилъ рядомъ съ собою двушку, то они увидли впереди темную полосу, извивавшуюся по дорог, какъ червякъ на вточк листа.

Повозка катилась по ровной дорог, но все-таки по временамъ назжала на кочки, и это не давало старому извощику заснуть, хотя его и очень клонило ко сну. Такимъ образомъ онъ мало по малу совсмъ пріободрился и снова сдлался разговорчивъ.

— Тотъ парень, который говорилъ посл всхъ,— сказалъ онъ,— предерзкій нахалъ, особенно, когда ему приходится имть дло съ женскимъ поломъ. Въ прошломъ году онъ такую штуку затялъ, что чуть было не надлалъ большой бды, но вдь такіе люди не заботятся о томъ, какія послдствія могутъ имть ихъ шалости, лишь бы только нраву ихъ ничто не препятствовало.

‘Городъ — нездоровое мсто для человка, попавшаго туда смолоду. Горожане большею частью люди слабые, а ужъ въ особенности горожанки, которыхъ тамъ называютъ ‘дамами’, когда он замужемъ и у нихъ родятся дти, такъ он сами не знаютъ, куда ихъ двать. Бдныхъ ребятишекъ вскармливаютъ, чмъ попало, или берутъ въ домъ кормилицу, это еще не худо — дитя остается по крайней мр на глазахъ у родителей, но есть и такія, которыя не длаютъ ни того, ни другаго, а отсылаютъ ребятъ въ деревни, на попеченіе чужихъ людей, а ужъ это куда какъ плохо! Бываетъ иногда и то, что крестьянки изъ окрестныхъ деревень прізжаютъ въ городъ за питомцами, бдное дитя завертываютъ въ платокъ, и крестьянка уноситъ узелъ съ собою, а въ какомъ вид она со временемъ вернетъ его — этого уже никто не знаетъ. Крестьянки наживаютъ при этомъ деньги, а когда он возвращаются къ себ домой вдвоемъ, втроемъ или цлою толпою, то имъ конечно гораздо веселе, и он дорогою зазжаютъ во вс трактиры и тамъ нердко порядкомъ напиваются съ радости. Вотъ, въ прошедшемъ году, парень, о которомъ я теб говорилъ, халъ изъ узднаго города и на дорог встртилъ двухъ такихъ кормилицъ съ ихъ маленькимъ товаромъ. Об он уже порядкомъ напились, а потому такъ громко смялись и кричали, наталкиваясь одна на другую, что и ребята вскор послдовали ихъ примру. Шумъ поднялся такой, что и Боже упаси. Мой шутникъ, услышавшій его уже издалека, разыгралъ изъ себя передъ двумя женщинами сострадательнаго человка и посадилъ обихъ въ свою повозку. Немного погодя он принялись храпть наперерывъ. Тогда парень распеленалъ дтей, перемнилъ на нихъ блье и платки и сдлалъ съ ними перетасовку. Когда бабы проснулись, то ни одна изъ нихъ не замтила подмна. Одна сошла раньше, а другая прохала дальше, чуть ли не до конца дороги. Дло конечно могло бы имть нешуточныя послдствія, но къ счастью дти были разнаго пола и потому, протрезвившись, об кормилицы не мало удивились при вид превращенія мальчика въ двочку и наоборотъ, но такъ какъ он подобнаго чуда допустить не могли, то тотчасъ догадались, кто надъ ними подшутилъ. Можешь представить себ, какъ он ругались, очутившись одна отъ другой на разстояніи четырнадцати часовъ зды! Пришлось поневол одной изъ нихъ бжать назадъ, чтобы отыскать другую и обмняться съ нею ребенкомъ. Вотъ какія иногда вещи случаются. Такъ-то, милая двушка!

Они поднялись на холмъ и съ высоты его увидли вдали передъ собою кучу домовъ, надъ которыми возвышались церковныя башни и заводскія трубы. Михель указалъ въ ту сторону кнутомъ и прибавилъ:

— А вотъ и уздный городъ!

Такаго множества домовъ, перерзанныхъ улицами вкривь и вкось, крестьянка до тхъ поръ и не могла себ представить, ей казалось, что для маленькаго городка вполн достаточно вдвое больше числа домовъ, чмъ сколько насчитывается въ томъ мстечк, гд она родилась, если же ихъ вдесятеро больше, то городъ долженъ быть уже очень большой. Теперь же она не могла даже опредлить и приблизительно числа домовъ, раскинувшихся передъ ея глазами. Ей стыдно стало за свое дтское пониманіе, и она засмялась при мысли о своемъ невжеств.

Озираясь во вс стороны, она не могла спокойно сидть на мст.

— Что ты удивляешься нашему городку, милая двушка!— сказалъ Михель Коллингеръ.— Что же ты скажешь, когда увидишь большой городъ?

— Какже онъ великъ… сравнительно?— спросила она, и чтобы показать, что она больше ничему не намрена удивляться, тотчасъ прибавила,— врно во сто разъ?

— Въ тысячу разъ, сказалъ извощикъ.

— Въ тысячу разъ?

Двушка замолчала, потому что ей не врилось, чтобы это дйствительно было такъ.

По дорог показалось нсколько дачъ, свидтельствовавшихъ о близости города, и въ палисадник одной изъ нихъ рзвились дти. За играми ихъ слдила старая служанка, поклонившаяся Михелю Коллингеру, когда онъ прозжалъ мимо и кивнулъ ей головою.

— Это была когда-то очень хорошенькая нянька,— сказалъ онъ, — она и теперь еще служитъ все у тхъ же господъ и ходитъ за внуками тхъ, при дтяхъ которыхъ нкогда состояла. Много трунили они надъ нею, когда она была молода, да трунятъ еще и теперь, но мн, признаюсь, такаго рода шутки совсмъ не по вкусу, за то старую двушку я отъ души жалю. Правда, она всегда была немножко странная и какъ будто не въ своемъ разум, но я такъ полагаю, что за прямой разумъ надо благодарить Бога также, какъ за прямые члены, и умнымъ людямъ совсмъ не подобаетъ еще боле запутывать понятія слабоголовыхъ. Это я теб еще разскажу на прощанье, а когда я кончу, такъ мы какъ разъ и додемъ до города.

‘Старъ только тотъ, кто долго жилъ, и потому нельзя не врить старику, когда онъ говоритъ, что былъ когда-то молодъ, но былъ ли онъ когда нибудь и хорошъ собою, это по лицу его въ старости рдко бываетъ замтно. То же можно сказать и о старой служанк, которую ты сейчасъ видла, поступила же она въ услуженіе прямо изъ деревни, совсмъ молоденькою двушкою. Городской воздухъ оказался для нея вреднымъ, онъ ударилъ ей въ голову, и она стала воображать себ, что судьба непремнно пошлетъ ей такаго суженаго, лучше котораго и на свт нтъ. О мужик она конечно и думать не хотла, потому что брезгала даже ремесленникомъ и купцомъ. Жениховъ у нея было много, но каждому изъ нихъ она напрямки говорила, что ни за что не пойдетъ за человка изъ низшаго званія. Такимъ образомъ, мало по малу, простые люди отшатнулись отъ двушки, а такъ какъ изъ высшаго сословія никто не являлся, то она осталась наконецъ совсмъ безъ жениховъ.

‘Господа ея смялись надъ ея высокомріемъ, да вдь и въ самомъ дл смшно видть, когда кто нибудь поднимаетъ носъ безъ всякой причины, но на этомъ слдовало бы и покончить. Съ годами спсивая двушка, быть можетъ, и одумалась бы и вышла бы замужъ за какаго нибудь честнаго мастероваго, вмсто того, чтобы остаться старой двой, которой хлбъ достается очень не легко, но которую тмъ не мене все-таки держатъ въ услуженіи больше изъ милости.

‘Надо однако объяснить теб какъ это случилось, потому что всему на свт есть своя причина, о которой только не всегда можно сразу догадаться. Глупо говорить, какъ мы часто это слышимъ: ‘это случилось само собою’. Само собою ничего не случается. У господъ былъ родственникъ, молодой и весьма пригожій студентъ, пріхавшій къ нимъ какъ-то погостить недли на дв. Онъ былъ немногимъ старше молодой нянюшки, и потому нисколько не удивительно, что она ему понравилась и что онъ далъ ей это понять, стараясь вмст съ тмъ заслужить и ея расположеніе, но когда онъ увидлъ, что она въ такихъ вещахъ шутить не любитъ, а смотритъ на его ухаживаніе серьезно,— то ему это показалось смшнымъ, хотя вмст съ тмъ онъ чувствовалъ и нкоторую досаду въ род той, какую ощущала лисица, уврявшая, что виноградъ для нея слишкомъ зеленъ. Въ молодые годы однако такія чувства очень скоро забываются. Ухаживатель принимается строить куры какой нибудь другой двушк и въ конц концовъ перестаетъ сердиться на ту, которая смотритъ на вещи по своему, т. е. не совсмъ такъ, какъ бы ему хотлось.

‘Женщины, какъ всмъ извстно, всегда завидуютъ тмъ, въ которыхъ влюбляются мущины. Каждой хочется, чтобы ухаживали только за нею и чтобы сама она могла имть удовольствіе отказать тому, кто придется ей не по вкусу. Барышни въ господскомъ семейств порядкомъ дразнили влюбленнаго братца, да и сердились на него не мало, когда же он увидли, что студентъ отвернулся отъ двушки, то стали уговаривать его подшутить надъ нею и притвориться влюбленнымъ въ нее не на шутку. Каждый человкъ въ душ немного мстителенъ, а потому легкомысленный братецъ, не подумавъ о послдствіяхъ, затялъ съ двушкою фальшивую игру. Нянька между тмъ серьезно вообразила себ, что сдлается барынею, и замтивъ это, вс въ дом стали потихоньку надъ нею посмиваться. Когда для студента наступило время вернуться въ городъ, то онъ, дождавшись свтлой лунной ночи, пригласилъ бдную влюбленную двушку въ садъ, на свиданіе, чтобы проститься съ нею. Прощаніе происходило подъ окномъ барышень, которыя, стоя за занавской, изгрызли два платка, зажимая ими рты, чтобы не расхохотаться громко въ то время, когда внизу студентъ бралъ съ плачущей двушки клятву остаться ему врною до его возвращенія, о которомъ онъ въ самомъ дл вовсе и не помышлялъ. Бдная нянюшка дала эту клятву и свято сдержала ее до сихъ поръ. Когда ей скажутъ: ‘твой любезный врно умеръ, потому что его не видать’, то она готова допустить такое предположеніе, но за то она сердится не на шутку, когда кому нибудь вздумается сказать ей: ‘студентъ просто надсмялся надъ тобою, какъ надъ дурочкой’. Ей непріятно слушать такія слова, въ особенности ради его, такъ какъ она безусловно вритъ въ его честность и правдивость. Онъ теперь, быть можетъ, какой нибудь старый канцеляристъ, у котораго на лиц столько-же складокъ, сколько ихъ на его кожаномъ кресл, но ей онъ все представляется свжимъ и молодымъ, такъ что когда при ней бранятъ мущинъ, или осыпаютъ ихъ похвалами, то она всегда замчаетъ: ‘а съ моимъ милымъ никто не сравнится’. И она въ самомъ дл права, потому что тотъ, за котораго она считала студента, совсмъ другой человкъ, да такаго человка, быть можетъ, никогда и не бывало, а она встртится съ нимъ когда нибудь на томъ свт. Я надъ нею смяться не могу, хотя и не совсмъ у мста, а все таки она выказала врность любимому человку, качество же это почтенное, и я цню его на столько, что всегда отъ души кланяюсь ей, когда прозжаю мимо.

— Какже однако никто не разубдилъ ее?— сказала двушка,— вдь она конечно была бы гораздо счастливе, если бы не заблуждалась такимъ образомъ на счетъ предмета своей любви.

— Нтъ, едва ли, милая двушка. Ты, быть можетъ, и любишь прямо смотрть на вещи, но людямъ мечтательнымъ — а ихъ на свт не мало — гораздо лучше живется въ воображеніи, чмъ въ дйствительности… Мы однако уже подъхали къ городу. Разскажи же мн, куда ты идешь?’

— У меня есть письмо, на которомъ значится адресъ.

Она вынула изъ за пазухи письмо.

— Почтовый ящикъ не дуренъ, сказалъ Михель.

— Тутъ написано: Внская улица, No 73.

— А! Въ такомъ случа намъ съ тобою надо разстаться, а я охотно повезъ бы тебя и дальше. Внская улица тамъ, надъ самимъ мостомъ. Такъ сойди же, милая двушка.

Онъ остановилъ лошадей, и двушка слзла съ повозки, сказавъ: ‘благодарю покорно’.

— Радъ служить.

— Счастливаго возвращенія!

— И теб счастливаго пути. Да хранитъ тебя Богъ!

— И тебя также!

Спутница Микеля Коллингера пошла, черезъ мостъ, въ указанную улицу. Вечерло уже, и хотя день былъ будничный, однако людей встрчалось больше, чмъ ихъ собирается въ деревн по воскреснымъ и праздничнымъ днямъ. Ей постоянно приходилось думать о томъ, какъ бы дать дорогу другимъ, чтобы не столкнутся съ прохожимъ. Большая часть людей, которыхъ она встрчала, совсмъ и не замчали ее, но были и такіе, которые мимоходомъ бросали на нее ласковый взглядъ. Ей казалось даже, что они ей кланяются, но это потому что она еще не имла понятія о такихъ людяхъ, которые со всми безъ различія бываютъ одинаково любезны. Если бы она была въ город совсмъ чужою и не знала къ кому обратиться, то городская суматоха конечно совсмъ смутила бы ее, но ей придавало много увренности сознаніе, что въ город живутъ ея родственники. Уличная толкотня и ей невольно сообщила немного живости. Молча ходить посреди всеобщей суеты и болтовни показалось ей нестерпимымъ, и ей захотлось во что бы ни стало заговорить съ кмъ нибудь изъ горожанъ, чтобы послушать ихъ рчи. Спросить дорогу никогда не мшаетъ, и потому, встртивъ пожилаго господина, она сказала ему:— Позвольте спросить, сударь, это Внская улица?

Господинъ указалъ ей на надпись на перекрестк и пробормоталъ:— Разв вы не умете читать?

Кто это: вы? Она взглянула на него сначала съ удивленіемъ, а потомъ только вспомнила, что находится въ город, гд люди не такъ хорошо знакомы между собою, какъ въ деревн, и привыкли говорить другъ другу: вы, какъ будто каждый изъ нихъ изображаетъ изъ себя нсколькихъ человкъ, что однако нисколько не мшаетъ имъ быть невжливыми и не давать отвта на предлагаемые имъ вопросы.

Говорить посл этого ей уже боле не хотлось, и потому она молча шла мимо домовъ, отыскивая номера надъ воротами. Что это за высокія и большія строенія! Точно двадцать слишкомъ деревенскихъ избъ поставлены рядомъ и одна на другую для того, чтобы соединить ихъ въ одно цлое, тамъ живутъ люди и платятъ за свое помщеніе деньги, въ ихъ распоряженіи часто не больше мста, чмъ у деревенскаго жителя, только въ деревн избы раздляются полями и лугами, здсь же каждый живетъ рядомъ съ другимъ, стна объ стну. Какая же можетъ быть жизнь въ такомъ дом? Чтобы ты ни длалъ, все вокругъ тебя такъ много чужихъ глазъ, которые или высматриваютъ все, что передъ ними, или не интересуются тмъ, что ихъ окружаетъ. Всячески выходитъ неловко и какъ-то совстно жить при такихъ условіяхъ. Впрочемъ, ей скоро самой предстоитъ убдиться насколько подобная жизнь можетъ быть хороша или дурна.

Надъ воротами однаго изъ домовъ значился No 73.

Двушка вошла во дворъ, который мела метлою старуха, и спросила, гд живетъ Рейнгольдъ Бруккеръ.

— Въ третьемъ этаж, налво.

Она поднялась по лстниц. Да, подумалось ей, горы бываютъ и въ город, только каменныя, и въ нихъ люди живутъ.

II.

Ночь у милыхъ родственниковъ.— Поздка въ Вну.— Знакомство съ непріятнымъ гостемъ, о которомъ много говорятъ на свт, хотя немногіе только близко съ нимъ сходятся, что впрочемъ ни въ какомъ случа не составляетъ особой привилегіи.

Двушка очутилась въ корридор третьяго этажа, содержавшемся столь же нечисто, какъ и самая лстница. Дверь на лво также оказалась до такой степени грязною, что гостья едва ршилась въ нее постучаться, а такъ какъ звонка не было, то двушк пришлось ударять въ дверь нсколько разъ, и все сильне и сильне. Тогда она услышала, какъ отворяютъ дверь извнутри. Въ тоже время изъ квартиры послышался хриплый лай собаки.

Двушк отворили, и она увидла передъ собою полную женщину небольшаго роста, съ грубыми чертами лица, сдлавшимися отъ старости еще боле рзкими. У ногъ этой женщины вертлась длинношерстная собачка коричневаго цвта, съ длинными когтями, надъ которыми шерсть росла клочьями, такъ что она ходила будто на подкладк изъ своей собственной шерсти.

— Цыцъ, Джоли! Что вамъ угодно? спросила женщина.

— Я ищу господина Рейнгольда Бруккера, сказала двушка.

— Отставной письмоводитель городской ратуши Бруккеръ живетъ здсь. Что же вамъ отъ него нужно? Я его жена.

— Въ такомъ случа, цлую вашу ручку, тетушка, я Бригитта Лейпольдъ изъ Зебенсдорфа, матушка велла вамъ кланяться, а вотъ и письмо отъ нея.

Тетка взяла письмо.— Такъ тебя прислала сестра Катя?— сказала она.— Странное дло, а я уже думала, что вы нашимъ родствомъ совсмъ не дорожите! Сколько лтъ уже изъ васъ никто къ намъ не заглядывалъ, да и не присылали къ намъ изъ деревни ни малйшей бездлицы, хотя вы и знали, что мы нуждаемся больше васъ. Ты, можетъ быть, принесла что нибудь съ собою?

Она схватилась за узелъ.

— Нтъ, тетушка, я ничего не принесла.

— Да, да, такъ и есть! Вс вы тамъ въ деревн таковскіе, кто этого незнаетъ! Ничего вы не присылаете и съ собою не приносите, а когда вамъ самимъ что нибудь нужно, то вы и адресъ написать, и дорогу отыскать съумете, какъ нельзя лучше. Интересно, въ чемъ заключается твоя просьба! Ну, войди!

Она пропустила двушку впередъ, въ кухню, и заперла за нею дверь. Об вошли затмъ въ смежную комнату, гд на стол горла лампа, съ косо надтымъ на нее абажуромъ. Въ глубокой тни, въ кресл, кожаная обивка котораго такъ пострадала отъ времени, что изъ нея мстами выбивался конскій волосъ, сидлъ дряхлый старикъ.

Двушка робко подошла къ нему и протянула ему руку.

Онъ какъ бы со страхомъ отдернулъ свою.— Кто это! кто это! пробормоталъ онъ.

— Дай ей руку, не бойся, сказала женщина.

Онъ послдовалъ такому приглашенію, не дождавшись никакихъ объясненій.

— Это Бригитта Лейпольдъ, продолжала тетушка,— дочка моей сестры.

— А!— сказалъ старикъ и пожалъ поданную ему руку.— Дочь свояченицы — и какая здоровая и хорошенькая! Хе! хе! Да! да!.. Но какой же именно свояченицы?

Жена его между тмъ распечатала письмо и, принявшись зачтеніе его, тотчасъ же накинулась на спрашивавшаго: ‘Какой? Вдь насъ всего три сестры, у младшей не можетъ же быть взрослой дочери, я уже говорила теб, что это Лейпольдъ, неужели ты не слыхалъ?’ Увидвъ, что Бригитта вытаращила глаза отъ удивленія, она сказала со злобнымъ выраженіемъ въ лиц:— Что тебя удивляетъ? Старикъ право ни на что боле не годенъ, онъ слышитъ плохо, видитъ не хорошо и постоянно какой-то растерянный. Не знаю, что съ нимъ и длать, а онъ въ этомъ положеніи какъ разъ въ такое время, когда и мн самой хотлось бы отдохнуть.

— Хорошо же ты рекомендуешь меня постороннимъ людямъ,— сказалъ мужъ, взглянувъ на жену своими тусклыми глазами — не всегда такъ было, да не всегда такъ и будетъ. Нтъ, не будетъ.

— Конечно нтъ, сказала она.

— А если я вамъ въ тягость, такъ я уйду… я уйду, сейчасъ уйду. Онъ съ трудомъ приподнялся съ кресла.— Скажите только, въ тягость ли я вамъ?

— Сиди-ка лучше спокойно — жена снова заставила его ссть,— и не говори такихъ пустяковъ.

— Хе! хе! теб бы все-таки не хотлось, чтобы я ушелъ!

— Ну, да, да!

— У тебя тамъ есть письмо?

— Отъ сестры.

— Отъ свояченицы? Давай-ка сюда, вдь и мн надо прочитать его.

Она положила письмо на стол передъ нимъ, пожимая плечами. Старикъ медленно сталъ читать его строка за строкою и часто останавливался, закрывая глаза рукою.

Бригитта стояла поодаль, ей жалко стало безпомощнаго старика.

— Такъ ты хочешь идти въ услуженіе?— сказала ей тетушка.— Это хорошо, въ такомъ случа я могу что нибудь для тебя сдлать. Сегодня ты переночуешь у насъ, а завтра теб надо пораньше встать, чтобы поспть на поздъ, который отправляется въ Вну. Я напишу теб гд живетъ госпожа Цейдельгуберъ, моя и матери твоей младшая сестра, а твоя тетушка. Она тамъ замужемъ за фабрикантомъ обуви. Ты отыщешь ее. У нея много знакомствъ, и ей не трудно будетъ рекомендовать тебя куда нибудь, а можетъ быть, ты и у нея останешься. Въ такомъ случа теб у родственниковъ пріятне будетъ жить, чмъ у чужихъ.

— Благодарю покорно.

Старикъ положилъ письмо обратно на столъ.

— Ну, что же пишетъ свояченица? спросила жена и толкнула при этомъ Бригитту локтемъ.

Онъ призадумался, но, какъ видно, не могъ припомнить содержанія прочитаннаго, потому что снова взялся за письмо.

— Ну, вотъ видишь, не правду ли я говорила! Читаетъ по складамъ цлый часъ и тотчасъ-же все забываетъ. Совсмъ пропащій человкъ! А самъ не сознается въ этомъ. Если сказать ему, такъ сердится.— Она насмшливо засмялась.

Изъ второй комнаты, гд также горла лампа, раздался рзкій мальчишескій голосъ: ‘Mulier taceat inecclesia’.

Отставной письмоводитель поднялъ глаза и сказалъ:— Это означаетъ въ перевод: женщины въ церкви должны молчать.

— Это нашъ младшій сынокъ — сказала тетушка — онъ живетъ еще у насъ въ дом и учится. Викторъ! приди-ка сюда! Взгляни, кто пришелъ!

Въ комнат послышалось, какъ кто-то отодвинулъ стулъ, и на порог показался молодой человкъ лтъ шестнадцати. Онъ былъ чрезвычайно худощавъ и очень неловокъ, онъ сдлалъ церемонный поклонъ.

— Это твоя двоюродная сестра, дочь моей сестры, вдовы школьнаго учителя, которая живетъ въ деревн.

Мальчикъ слыхалъ вроятно отъ школьнаго товарища, котораго Богъ наградилъ хорошенькими кузинами, что двоюродный братъ можетъ позволить себ поцловать свою сестрицу, потому что онъ довольно предпріимчиво подошелъ къ Бригитт, причемъ каждое изъ его движеній изображало изъ себя уголъ, видъ котораго наврное порадовалъ бы всякаго профессора геометріи. Но когда онъ очутился передъ двушкою, смотрвшею на него совершенно равнодушно, то усомнился въ томъ впечатлніи, какое произведетъ на нее подобное выраженіе родственныхъ чувствъ, а потому ограничился тмъ, что протянулъ ей руку и торжественно сказалъ: ‘Mademoiselle, je suis charm de faire votre connaissance’. Юноша имлъ несчастную привычку выражаться на иностранныхъ діалектахъ, при чемъ однако былъ вполн увренъ, что его не поймутъ.

Тетушка улыбнулась, взглянувъ на смущенную двушку, и бросила матерински-гордый взглядъ на своего ученаго сына, а старый письмоводитель снова поднялъ глаза и сказалъ: ‘Это значитъ въ перевод: сударыня, я очень радъ съ вами познакомиться’

— Но тетушка,— замтила Бригитта,— почему же братецъ говоритъ, по французски, разв онъ не знаетъ по нмецки?

Мать и сынъ отъ души засмялись, услышавъ этотъ вопросъ.

Старикъ въ кресл также улыбнулся, но съ оттнкомъ нкоторой насмшки, потому что подмигнулъ при этомъ своей племянниц.

Жена замтила это, съ неудовольствіемъ покачала головою и сердито посмотрла на мужа.— Я пойду теперь подогрть ужинъ,— сказала она.

— Не могу ли я въ чемъ нибудь помочь вамъ, тетушка? спросила двушка.

— Нтъ, не нужно, отвчала старуха и ушла въ кухню, куда молодой человкъ послдовалъ за нею.

— Ты бы лучше остался тамъ — сказала мать,— а то старикъ, чего добраго, наговоритъ двушк Богъ знаетъ что.

— Пускай его! Что мн за дло: ‘Similis simili gaudet’. Я съ этой простушкой изъ деревни совсмъ и говорить не могу, мн пришлось бы безпрестанно прибгать къ разнымъ оборотамъ рчи, а между нами я выражаюсь въ немногихъ словахъ и… ‘sapienti sat!’

Въ перевод: для знающаго довольно — сказалъ бы отецъ ученаго сына, но онъ не слыхалъ только что сказаннаго, и потому письмоводительница не поняла къ сожалнію сдланнаго ей комплимента. Двушка между тмъ сла рядомъ со старымъ дядей, который дружески взялъ ее за руку и спросилъ:

— Здорова ли твоя матушка?

— Благодарю покорно, она здорова и велла вамъ очень кланяться, дядюшка.

— Спасибо, спасибо! Я всегда любилъ ее, она врно теперь также порядкомъ стара, хе! хе! Но все же не такъ стара, какъ я. Почти всмъ на свт хочется долго жить, а какая въ этомъ радость? И самому-то трудно, и другимъ становишься поперегъ дороги, а когда они теб это показываютъ, такъ это подъ часъ бываетъ и очень тяжело. Разв виноватъ человкъ въ томъ, что состарился… Цыцъ, Джоли! Глупая собака принимаетъ тебя за старшую дочь мою Мину, которая вышла замужъ и живетъ въ город, а иногда навщаетъ насъ. Бднякъ Джоли также потерялъ и зрніе и обоняніе. Да голубчикъ, вдь и ты у насъ старичекъ. Они обоимъ намъ кричатъ: цыцъ, отводятъ намъ помщеніе въ углу, на ночь, да и днемъ гоняютъ насъ туда, когда мы, имъ прискучимъ. Говорю теб откровенно: мн давно уже надоло жить, но какъ увидишь, что съ тобою обращаются совершенно безсердечно и словно ждутъ-не дождутся того, чему всячески не миновать, то продолжаешь жить на зло имъ, чтобы они подольше возились съ тобою. Я этого съ ихъ стороны не заслужилъ, но самъ виноватъ. Да, мн слдовало остаться вдовцомъ посл смерти первой жены моей. Мина была уже довольно большая двушка и могла вести хозяйство, а теперь я могъ бы жить у нея — на этой я напрасно женился. Первая жена вышла за меня, не смотря на бдность, конца которой не предвидлось въ теченіи многихъ лтъ, вторая же застала меня въ боле обезпеченномъ положеніи. Первая въ начал уже боролась съ нуждою, такъ и теперь конечно не стала бы роптать. Да, съ покойной моей Миной мн очень хотлось бы снова встртиться далеко, далеко, гд нибудь на маленькой звздочк, которая свтитъ на неб, ночью, но съ тмъ, чтобы туда пускали только тхъ, которые нравились намъ когда нибудь, въ этой жизни. Старух съ ея сынкомъ тамъ не было бы мста, и мы могли бы отъ души посмяться надъ здшнею жизнью, покончивъ съ нею разъ навсегда. Хи! хи! Тебя и твою матушку я бы пустилъ туда, и мы могли бы поболтать другъ съ другомъ о томъ, что пережито каждымъ изъ насъ.

Дверь отворилась, и жена письмоводителя вышла изъ кухни съ дымящимся блюдомъ. Посл этого вс сли за ужинъ, состоявшій изъ подогртыхъ остатковъ отъ обда.

— Да,— сказала она,— такъ-то мы живемъ въ город! А они, въ деревн думаютъ, что у насъ здсь всего вдоволь.

Сынъ лингвистъ также подошелъ съ кружкою въ рук.

— Кушай, сказала тетушка Бригитт.

Разговоръ за столомъ, правда, не прекращался ни на минуту, но каждый говорилъ свое и не слушалъ другихъ. Старикъ лъ очень мало, критикуя каждый кусокъ, а жена доказывала ему, что онъ физически лишился вкуса, сынъ же щеголялъ своими познаніями, чтобы внушить какъ можно боле уваженія деревенской кузин.

Онъ составлялъ изъ языковъ всхъ странъ какое-то лингвистическое рагу и, выражаясь на какомъ-то странномъ нарчіи, давалъ своимъ слушателямъ приблизительное, хотя и не особенно выгодное понятіе объ универсальномъ язык, составляющемъ мечту филантроповъ, его однако никто не понималъ, кром отца, добросовстно переводившаго каждую его фразу.

Когда вс откушали, тетушка убрала посуду. Старикъ продолжалъ крошить еще кое-что на своей тарелк и ни за что не хотлъ отдать ее жен.

— Давай тарелку!— сказала она.— Ты только безъ толку копаешься и ничего не шь. Я поскоре вымою посуду, а потомъ мы вс пойдемъ спать, потому что завтра надо рано вставать.

— Я еще спать не пойду.

Она не сочла нужнымъ возражать на это, выхватила у него изъ руки тарелку и убжала въ кухню. Старикъ задрожалъ отъ волненія, пробормоталъ себ что-то подъ носъ, сжалъ кулакъ и ударилъ имъ по столу. Сыну это покаказалось весьма забавнымъ, и онъ громко засмялся. Старикъ не могъ даже говорить отъ досады, а только глядлъ на Бригитту и указывалъ ей на молодаго человка, который хохоталъ все громче и громче. Между тмъ, тетушка вернулась изъ кухни и сдлала постели, для двушки она разложила тюфякъ на полу, пожелала ей доброй ночи и взяла лампу, посл чего и мужъ поневол долженъ былъ подняться съ кресла и послдовать за женой и сыномъ.

— Спокойной ночи,— сказалъ онъ двушк,— кивнувъ ей головой.

— Спокойной ночи, дядюшка.

Дверь въ другую комнату осталась полу-отворенною, лампа горла тамъ еще нкоторое время, и полоса свта упадала на постель Бригитты, когда же въ комнат потемнло, то двушка долго не могла заснуть. Независимо отъ непріятнаго чувства, которое охватываетъ каждаго человка, ложащагося въ первый разъ въ жизни въ чужую постель, она находилась еще подъ впечатлніемъ перваго дня, проведеннаго ею въ дорог. Чего только она не наслышалась, не перевидла и не пережила въ этотъ день, совсмъ не похожій на т, которые были прожиты ею дома! Сколько ей было разсказано на большой дорог разныхъ исторій изъ настоящаго и давно минувшаго. Гроттенштейнскій монахъ, который хотлъ вчно жить и отказался отъ своей мысли, чтобы не нарушать согласія съ живыми, бдный Яковъ Зенфельдеръ и легкомысленная красавица Агнеса, обмненныя дти, старая нянька — все перепуталось въ ея голов… А вдь можетъ случиться, что Гроттенштейнскій монахъ все-таки повнчаетъ Агнесу съ Яковомъ, вдь говорятъ же нкоторые, что одно изъ обмненныхъ дтей — ихъ ребенокъ, и она разскажетъ это старому дяд, когда прійдетъ къ на маленькую звздочку. А онъ уже сидитъ тамъ, въ своемъ кресл, и зоветъ свою Мину, которая оказывается никмъ другимъ какъ старой нянькой, чему Бригитта и вовсе не удивляется, потому что такъ именно и должно было случиться по мннію Михеля Коллингера, проводившаго ее до звзды. Вдь само собою ничего не длается, говорилъ онъ ей.

Сонъ, навявшій наконецъ на двушку вс эти запутанныя сновиднія, долгое время не смыкалъ глазъ и сына письмоводителя. Молодой человкъ въ первый разъ въ жизни сознавалъ, что находится подъ одной кровлей съ молодымъ существомъ женскаго пола. Онъ не понималъ хорошенько, что съ нимъ, но чувствовалъ себя какъ-то неловко и успокоился немного только тогда, когда придумалъ наименованіе душевному своему состоянію и назвалъ его любовью. ‘Amor — amour — amore — love’ и т.д.

Наконецъ заснулъ и онъ.

Ночью поднялся шумъ. Бригитта проснулась. Старикъ, бранился. Молодой человкъ ругался, а старикъ ковылялъ по комнат взадъ и впередъ.

— Не могу я спать!— жалобно говорилъ онъ,— мн необходимо встать, иначе я задохнусь въ постели.

— Всякую ночь тоже самое, и конца этому нтъ,— сказала жена.— Каждую ночь ты будишь насъ, а помочь мы теб все таки не можемъ. Всталъ бы ты лучше потише и не мшалъ намъ спать.

— Да,— ворчалъ сынъ — завтра опять прійдется всю ночь сидть надъ книгами.

— Хоть бы вы дали мн только стаканъ свжей воды!

— Вода въ кувшин на кухн, изъ теплой постели никому не охота спускаться на дворъ, къ колодцу.

Старикъ ощупью добрался до кухни и испугался, увидвъ кого-то у двери, которая вела въ корридоръ.

— Это я, дядюшка — сказала Бригитта и приподняла немного правую руку, въ которой держала кувшинъ.— Я сейчасъ принесу вамъ воды изъ колодца. И она ушла.

Старикъ радостно потеръ себ руки и переминался съ ноги на ногу, онъ прислушивался, какъ двушка на двор черпала воду, а потомъ поднялась обратно по лстниц. Бригитта хотла поставить кувшинъ на столъ и пойти за стаканомъ, но старикъ ухватился за кувшинъ обими руками и съ жадностью принялся пить изъ него.— Какая же ты добрая двушка! сказалъ онъ, и дрожащими руками провелъ нсколько разъ по рук ея. Оба вернулись въ комнаты.

— Ты, кажется, ему воды принесла?— закричала тетка, изъ другой комнаты.— Балуй его больше, чтобы онъ и отъ насъ требовалъ посл того-же самаго. Не суйся-ка лучше не въ свое дло и исполняй только то, что теб велятъ.

Старикъ снова сталъ безпокойно ходить взадъ и впередъ, будто что-то отыскивая. Потомъ онъ тихо подкрался къ постели двушки и шепнулъ ей:— Теперь и ты врно не захочешь сдлать для меня что нибудь, не правда-ли? А куда двалась моя табакерка?.. Я ужъ и не знаю.

Онъ бродилъ по комнат и водилъ рукою по всмъ столамъ и шкафамъ. Бригитта помнила, что онъ, вставая, положилъ табакерку на кресло, потому тотчасъ же нашла ее и передала ему.

— Теперь мн все дали и безъ всякой брани и ворчанія,— сказалъ онъ, плача отъ радости.— Ты помогла мн отъ добраго сердца, и Господь Богъ изъ жалости ко мн, старику, воздастъ теб за это тысячекратно. Сдлавъ два-три шага, онъ вернулся къ двушк, погладилъ ее по щек и сказалъ таинственнымъ тономъ: ‘Когда я буду на звзд, то приходи туда и ты’. Посл этихъ словъ онъ тихонько ушелъ, отыскалъ свою постель и улегся.

Бригитта покрылась одяломъ и улыбнулась при мысли о тысячекратномъ воздаяніи, такъ какъ ей конечно некуда было бы двать нсколько тысячъ кувшиновъ воды и столько же табакерокъ.

Ее разбудили, когда едва разсвтало. Тетушка стояла передъ нею, приказывая ей собрать свои вещи и снарядиться въ дорогу передъ завтракомъ.

Вскор семейство сло за столъ. Тетка первая поднялась съ мста, объявивъ, что пора хать. Она передала Бригитт письмо на имя ея высокоблагородія госпожи Цейдельгуберъ — супруги фабриканта обуви, въ Вн, и сказала:— Да хранитъ же тебя Господь Богъ, отъ души желаю, чтобы теб посчастливилось въ город, поклонись отъ меня моей сестр.

Молодой ученый пожелалъ ей: ‘Bon voyage’, а дядя съ тревогою удержалъ ее за руку.

— Ты ужъ уходишь? спросилъ онъ.

— Конечно — сказала жена,— иначе она не попадетъ на поздъ.

Старикъ покачалъ головою.— Охъ, ужъ мн эти ночи!— жалобно воскликнулъ онъ.— Въ прошлую ночь хоть ты была здсь.

— Да вдь мы, кажется, остаемся при теб!— рзко замтила старуха.

Старикъ пожалъ двушк руку, которую долго не выпускалъ изъ своей.— Да воздастъ теб Богъ! сказалъ онъ и отвернулся.

Тетка поцловала ее на прощанье въ щеку, молодой человкъ подалъ ей руку, и она ушла.

Утренній воздухъ былъ довольно холодный, мостовая была покрыта инеемъ, а надъ долиною растилался туманъ. Когда солнце взошло, двушк стало холодно и она крпче закуталась въ платокъ.

На дебаркадер, заспанный кассиръ выдалъ ей требуемый билетъ, раздался звонокъ, поздъ съ громкимъ пыхтніемъ подъхалъ къ станціи, и Бригитта, съ другими пассажирами, поспшила ссть въ вагонъ, еще звонокъ, потомъ рзкій свистъ — и поздъ тронулся.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ вагон Бригитта очутилась между усталыми людьми, которые, чтобы не опоздать на поздъ, не успли хорошенько выспаться, а потому дремали дорогою. Нкоторые бросили на нее бглый взглядъ, когда она вошла, но большинство пассажировъ не обратило на нея никакаго вниманія. Она не посмла нарушить покой ихъ поклономъ и притаилась въ уголк. Прежде еще чмъ поздъ тронулся, кондукторъ заперъ дверь. Она посмотрла черезъ стекло на окрестный пейзажъ, залитый утреннимъ солнцемъ и мнявшійся ежеминутно. Горы, деревни, часовни, кладбища мелькали передъ нею, но названій ихъ она не знала и не могла связать съ ними никакихъ интересныхъ для нея событій. Вчера гораздо веселе было хать съ Михелемъ Коллингеромъ! подумала она.

Далеко отъ всякаго жилья, посреди круглыхъ скалъ и высокихъ сосенъ, изъ которыхъ каждая походила на мрачнаго пустынника, она увидла внизу, у самаго обрыва, крошечную избушку. Кто живетъ въ ней? Въ этотъ, всми покинутый домикъ едва ли заглядываетъ хоть когда нибудь посторонній человкъ. Избушка давно уже осталась позади, а она все продолжала думать о томъ, что можетъ происходить хорошаго или дурнаго въ сторон отъ людей.

Свистъ локомотива испугалъ ее. Она пріхали ни станцію. Она услышала звонокъ, увидла, какъ пассажиры входятъ въ вагонъ и выходятъ изъ него, осмотрла машину, стоявшую на другихъ рельсахъ, и потомъ поздъ медленно тронулся дале.

Нсколько станцій она не спала, потому что ее занимала непривычная зда, но вскор тишина въ вагон, вынужденное бездйствіе и молчаніе мало по малу усыпили ее, и она проснулась только тогда, когда вс двери были отворены настежъ, и пассажирамъ объявили, что остановка будетъ продолжаться нсколько минутъ.

Большая часть пассажировъ вышла, но она осталась въ своемъ углу и выглядывала въ открытую дверь вагона. Ее очень обрадовало предложеніе одной старухи дать ей воды, но она очень удивалась, когда за эту воду пришлось заплатить.

Пассажиры, хавшіе вмст съ нею, скоро вернулись, продолжая жевать или вытирая рты. Бригитта была отъ души рада, что не вышла изъ вагона.

Вдь такая торопливая да никому конечно не могла принести пользы. Поздъ снова тронулся, машина запыхтла, цпи зазвенли, но ей это уже стало надодать.

Пассажиры пріободрились, и она стала прислушиваться къ ихъ разговорамъ, но на желзной дорог, гд каждый сознаетъ, что за нимъ наблюдаютъ, вс стараются разговаривать только съ знакомыми, какъ будто у нихъ на душ какая нибудь тайна, которая не подлежитъ оглашенію.

То, что приходилось ей слышать, не заслуживало вниманія, да къ тому-же она находила неприличнымъ прислушиваться къ нкоторымъ рчамъ, обращеннымъ не къ ней. Хотя она очень хорошо знала, что поздъ окончательно остановится въ Вн, однако на каждой станціи съ любопытствомъ выглядывала изъ окна и при этомъ случа неизмнно убждалась въ томъ, что попадавшіеся ей на пути маленькіе города были гораздо меньше ея узднаго города, и слдовательно далеко уступали столиц, которая, по словамъ Михеля Коллингера, въ тысячу разъ больше ихъ.

Чмъ ближе поздъ подходилъ къ Вн, тмъ боле изъ вагоновъ выходило людей, и это наконецъ доставило ей отрадное убжденіе, что конецъ путешествія, успвшаго порядкомъ утомить ее — близокъ. Дйствительно, поздъ скоро въхалъ въ зданіе большаго внскаго дебаркадера. Бригитта, какъ-бы въ какомъ-то забытьи, направилась къ выходу вмст съ толпою. Былъ уже вечеръ. Ее окружало цлое море домовъ. На улицахъ горло безчисленное множество газовыхъ рожковъ и бжало взадъ и впередъ множество людей. У нея помутилось въ глазахъ, когда она очутилась совершенно одна, въ большомъ город. Она даже заплакала, но тотчасъ-же спросила себя: зачмъ ей унывать, когда у ней въ карман письмо, и она знала слдовательно, куда ей идти. Правда, она чувствовала себя нехорошо, но не замедлила догадаться съ радостнымъ смхомъ, что причиною такого недомоганія — просто голодъ, такъ какъ она весь день ничего не ла.

По близости находился трактиръ, а передъ нимъ стояли столы и стулья, за которымъ сидли постители.

Бригитта присла къ нимъ и заказала себ кушанье, когда же ей подали счетъ, то она поспшила заплатить весьма значительную, по ея понятіямъ, сумму и рада была уже тому, что снова чувствовала себя бодрою и веселою. Да, подумала она, голодъ опасный гость и много можетъ надлать зла, да хранитъ Богъ отъ него всякаго человка и да охраняютъ также отъ него и люди другъ друга, когда только можно! Кельнеръ показалъ ей дорогу, значившуюся въ адрес письма деревенской тетки къ городской. Уходя, она все боле и боле любовалась громаднымъ городомъ и всми прелестями, которыя представлялись ей на пути.

Тамъ, гд она сбивалась съ дороги, ей не совстно было обращаться къ полицейскому или къ посыльному, такъ какъ эти люди для того вдь и наняты, чтобы отвчать на предлагаемые имъ вопросы.

III.

Пребываніе у еще боле милыхъ родственниковъ.— Бригитта прерываетъ съ ними сношенія, изъ за крупной ассигнаціи городской тетки и длается самостоятельною.— Сколько ей приходится бгать.— Заведенія для рекомендаціи слугъ и полученіе мста помимо ихъ.— Господинъ Фишеръ.

Посл нсколькихъ разспросовъ, Бригитта попала въ узенькій переулокъ, который, сравнительно съ другими улицами, былъ очень грязенъ. Тротуары замняла скверная мостовая, а экипажи здили по голой земл. Въ совершенно заброшенномъ дом помщалась лавка, выходившая на улицу, передъ нею былъ выставленъ шкапикъ съ обувью, надъ которымъ красовалась доска съ надписью: ‘Венцель Цейдельгуберъ — фабрикантъ обуви’. Фабриканта этого, въ сущности, звали не Венцелемъ, а Христіаномъ, но онъ воспользовался вывскою своего двоюроднаго брата, занимавшагося тою же торговлею въ Богеміи и подарившаго Христіану старую свою вывску вмсто которой заказана имъ была новая. Бригитта въ испуг остановилась передъ лавкою. Мастеръ Христіанъ Цейдельгуберъ не могъ жаловаться на свое помщеніе въ столь пустынномъ переулк — по крайней мр въ настоящее время — потому что въ его такъ называемомъ магазин находился въ эту минуту заказчикъ, который такъ громко кричалъ, подвергая произведенія фабриканта безжалостной критик, что въ другомъ мст крикъ его наврное вызвалъ бы уличное сборище. Дверь въ лавку вдругъ растворилась настежь, и на улицу выбжалъ, перескочивъ черезъ три или четыре ступени, какой-то человкъ, за которымъ поспшно слдовалъ другой, небольшаго роста и съ кожанымъ передникомъ, крпко схватившій бглеца за руку и положившій къ его ногамъ пару хорошо вычищенныхъ сапогъ: ‘Вы должны ихъ взять, господинъ подполковникъ, они сдланы на заказъ и совсмъ хороши’.

Судя по партикулярной одежд, человкъ, къ которому обращена была эта рчь, находился въ отставк. Онъ былъ такой долговязый, что былъ выше мастера ровно настолько, насколько сапожникъ — выше голенищъ сапогъ, стоявшихъ на улиц. Заказчикъ покрутилъ свои воинственные усы и бросилъ съ высоты своего величія презрительный взглядъ на предложенную ему обувь. ‘Совсмъ хороши?— закричалъ онъ,— да вдь они не удовлетворяютъ ни одному изъ условій порядочнаго сапога! Цлыхъ семь недль изготовлялся вами этомъ чудовищный товаръ, но надть такіе сапоги я никогда не надну, хотя бы вы приставали ко мн съ ними тысячу лтъ. Если вы на каждый заказъ тратите даромъ такъ много времени и успваете сшить въ годъ только три пары сапогъ, то вправ ли вы жаловаться на то, что у васъ плохо идетъ торговля? Не отъ государства ли вы ждете помощи? Да за что, спрашиваю, поощрять васъ? Ужъ не платить ли вамъ премію за то, что вы способствуетъ распространенію мозолей? Скажите сами: какіе это сапоги?

Мастеръ полагалъ, что уже добился принятія товара заказчикомъ и призналъ поэтому дальнйшее свое присутствіе излишнимъ. Онъ молча удалился, но изъ вжливости — хотя, какъ оказалось, къ собственному своему ущербу — оставилъ дверь въ лавку отворенною.

Сердитый подполковникъ обидлся отступленіемъ фабриканта обуви, онъ схватилъ сапоги, которые какъ будто сами сознавали свое ничтожество, потому что голенища ихъ смиренно опустились передъ заказчикомъ — и положилъ ихъ своею длинною рукою обратно въ лавку. Тотчасъ затмъ ихъ снова выбросили на улицу. Тогда отставной военный поднялъ съ земли оба сапога и бросилъ ихъ въ лавку одинъ за другимъ, со всего размаху. Мастеръ во время уберегся отъ нихъ, и опасный заказчикъ также обратился, вспять, при чемъ ругательства преслдовали каждый шагъ его, напоминая собою военную музыку, сопровождающую отступленіе войска.

Бригитта ршилась тогда войти въ лавку. Это была большая комната, раздленная на дв части деревянною перегородкою. За перегородкой господствовала тревожная тишина, слышался только плачь двухъ дтей, которыхъ кто-то тихонько старался успокоить. Въ передней части лавки, обстрленной сапогами, сидлъ, прижавшись къ стн, подмастерье, воображавшій вроятно, что ему отрзано всякое отступленіе и что ему остается только геройски погибнуть подъ ударами еще какой нибудь пары сапогъ.

— Добрый вечеръ! сказала Бригитта.

— Кристель! Кто-то пришелъ, сказалъ женскій голосъ за перегородкой.

Посл этого мужской голосъ сдлалъ слдующее мужественное заявленіе: ‘Я теперь не выйду, посмотри-ка ты, кто пришелъ’.

Дверь перегородки отворилась, и изъ нея вышла женщина, съ ребенкомъ на рукахъ. Это была несомннно сама городская тетка.

— Что вамъ угодно?

— Вы госпожа Цейдельгуберъ?

— Да.

— Такъ позвольте поцловать вашу ручку. Я Бригитта Лейпольдъ изъ Зебенсдорфа. Вдь мы съ вами состоимъ въ родств. Поклонъ вамъ отъ госпожи письмоводительницы Брукнеръ. А вотъ и письмо отъ нея.

Госпожа Цейдельгуберъ была по видимому не совсмъ пріятно поражена ссылкою на ея родственныя отношенія къ двушк, ее, какъ видно, смущало неожиданное появленіе въ ея дом свидтельницы ея счастья и благоденствія. Она передала однако ребенка на руки подмастерья, взяла письмо сестры своей, подошла къ газовому рожку, пламя котораго неровно колыхалось, и внимательно прочитала письмо. Бригитта съ полнымъ состраданіемъ отнеслась къ огню, которому вроятно было очень трудно горть въ этой душной комнат, гд сама она съ трудомъ переводила дыханіе. Она нашла, что любой деревенскій башмачникъ — за исключеніемъ только газоваго освщенія — живетъ не хуже городскаго и что одного газу еще мало, чтобъ содержать фабрику обуви.

Башмачница, прочитавъ письмо до конца, подала прізжей племянниц руку, любезно взяла у нея узелъ, отворила дверь, ведущую за перегородку, и сказала: ‘Войди’.

Помщеніе за перегородкою было занято кроватью и кое-какою, весьма жалкою домашнею утварью. Бригитта застала тамъ маленькаго человка, въ кожаномъ фартук, и мальчика лтъ шести, который при вид ея ороблъ и убжалъ въ магазинъ.

— Христіанъ!— сказала госпожа Цейдельгуберъ,— взгляника, это наша племянница. Это дочь сестры моей изъ Зебенсдорфа, и ее прислала другая сестра моя — письмоводительница.

— Очень радъ, очень радъ. Если вамъ что нибудь понадобится, моя красоточка, ботинки со шнуровкою или съ резинкою…

Жена мастера взглянула не него съ неудовольствіемъ.

— Что ты за глупости говоришь! Неужто же она пріхала въ Вну для того, чтобы заказать у насъ пару башмаковъ! Она желаетъ поступить въ услуженіе и должна остановиться гд нибудь, пока не найдетъ себ мста. Съ ея стороны очень мило, что она подумала прежде всего о своихъ родственникахъ. У насъ ей будетъ хорошо.

Христіанъ презрительно взглянулъ на двушку.— Такъ вотъ въ чемъ дло!— сказалъ онъ своей жен.— Ну, если у тебя есть для нея помщеніе и ты имешь средства кормить ее, то пусть она остается у насъ.

— Для кроткой овцы всегда найдется мсто въ овчарн,— замтила жена и толкнула мужа подъ бокъ, въ вид упрека.— Она очень кстати пришла именно теперь, потому что мы на дняхъ только отослали служанку. Мы всегда держимъ прислугу, но здсь, въ Вн, такой дерзкій и грубый народъ, что на первой же недл приходится прогонять изъ десяти человкъ девятерыхъ. Такъ какъ мн сестра писала, что она двушка хорошая и прилежная, но еще не знающая дла, то ей необходимо сначала давать кое-какія указанія, а потому, мн кажется, что и для нея лучше остаться первое время у насъ, не правда ли?— Она погладила двушку по щек. Здсь въ дом она научится всему необходимому для нея, чтобы служить въ город. Если она окажется пригодною къ длу, то я сама пріищу ей хорошее мсто. Ну, а пока она пойметъ конечно, что ей нельзя требовать дароваго помщенія и стола, когда ей еще прійдется помогать и указывать. У насъ содержаніе все-таки обойдется ей дешевле, чмъ въ другомъ мст.

Христіанъ одобрительно кивнулъ головою. Бригитту слова эти нсколько ошеломили. Жизнь у городской тетушки казалась ей совсмъ незаманчивою, а когда ей намекнули на то, что она еще должна будетъ платить хозяевамъ, то она ощутила живйшее желаніе тотчасъ же убжать изъ этого дома, что бы конечно и непремнно сдлала, если бы не сознавала свою безпомощность въ большомъ город.

— Кончено дло! сказали въ одинъ голосъ мастеръ и его жена.

Да, между вами! подумала Бригитта. Она вообще стала нсколько сомнваться въ томъ, можно ли ей будетъ чему нибудь научиться въ этомъ дом. Она собиралась прежде спросить, сколько времени ей предстоитъ находиться, такъ сказать, на испытаніи и сколько она должна будетъ платить за это — какъ въ наружномъ помщеніи ‘магазина’ поднялся страшный крикъ.

Мастеръ и жена его бросились туда, а Бригитта стала у отворенной двери.

Старшій мальчишка грозилъ подмастерью острымъ шиломъ, а подмастерье держалъ передъ собою для своей защиты ребенка, котораго прежде носилъ на рукахъ. При этомъ об стороны, и нападавшая, и оборонявшаяся кричали изо всхъ силъ, точно также, какъ и невольный щитъ.

— Онъ хочетъ кольнуть меня!— кричалъ подмастерье,— а если я не дамся, то онъ проколетъ кожу!

— Экій ты негодяй!— сказалъ мастеръ,— ты всегда самъ портишь кожу, а взваливаешь на мальчика.

Жена мастера взяла ребенка у подмастерья, котораго мастеръ тотчасъ же принялся колотить, до тхъ поръ, пока оба они не устали. Тогда одновременно прекратились и побои, и ревъ.

Подмастерье, дрожа всмъ тломъ, забрался въ уголъ, а маленькій сынокъ, посл того какъ родители вернулись за перегородку, тихонько подкрался къ нему, продолжая держать въ рукахъ острое шило.

— Дай, я кольну тебя,— сказалъ мальчишка,— а не то я снова закричу, и отецъ прибьетъ тебя еще сильне.

Злой ребенокъ очень хорошо понималъ, что жертва его и пикнуть не посметъ, что бы съ нимъ теперь ни сдлали. Онъ прильнулъ къ жалкому мальчику, какъ будто желая приласкать его, и вдругъ вонзилъ ему острое шило въ ногу, радостно засмявшись, когда подмастерье вздрогнулъ отъ боли, но не посмлъ громко вскрикнуть, онъ собирался уже произвести на несчастнаго вторичное нападеніе, когда Бригитта, которая еще не успла повернуться къ нимъ спиною, закричала, покраснвъ отъ негодованія:

— Оставишь ли ты его въ поко, бездльникъ ты этакій!

— Что случилось? спросила жена мастера.

— Что случилось?— сказала взволнованная двушка.— Вашъ мальчикъ колетъ подмастерье шиломъ!

— Ахъ, Боже мой! Онъ еще ребенокъ, замтила тетушка.

— Такъ вы дурно его воспитываете и не увидите отъ него ничего хорошаго, если будете позволять ему нападать на людей съ тмъ, что ему попадется подъ руку.

— Ну, ну!— пробормоталъ мастеръ,— съ подмастерьемъ что церемониться!

— Вотъ какъ! Неужели вы можете отвчать передъ вашей совстью и передъ родителями мальчика за то, что вы, вмсто честнаго обученія его вашему ремеслу, держите его въ вашемъ дом не лучше собаки, отдаваемой на истязаніе дтямъ? Стыдитесь, я моему ребенку не позволила бы и съ животнымъ обращаться такъ безчеловчно.

— Это вашъ мужицкій взглядъ, грубо сказалъ мастеръ.

Но мать дала своему дтищу нсколько пинковъ и увела его за перегородку. Мальчишка какъ будто удивился такому обращенію и усмотрлъ въ немъ не наказаніе, а совершенно новый взглядъ на его невинную забаву. Онъ конечно тотчасъ догадался, кому обязанъ полученными шлепками и, обратившись къ Бригитт, высунулъ ей языкъ.

Она съ досадою отвернулась и сказала тономъ, изъ котораго ясно было видно, что она относится къ планамъ своей тетушки не безъ предубжденія:

— Возвратимся однако къ тому, о чемъ прежде говорили. Чему же именно я могу у васъ научиться?

— Всему, что теб нужно, чтобы исполнять твою службу,— ласково сказала жена мастера.— Я сама нсколько лтъ была кухаркою въ большомъ дом, а потомъ и замужъ вышла.

Мастеръ потвердилъ эти слова кивкомъ и многозначительно улыбнулся, глядя на племянницу, какъ бы желая дать ей понять, что она и сама не догадывается, какую пользу можетъ принести ей пребываніе въ этомъ дом.

— Сколько же времени я проживу у васъ? спросила двушка.

— Этаго заране никакъ нельзя сказать, конечно, смотря по способностямъ.

— А что же платить-то мн прійдется?

— Ахъ, Боже мой!— съ улыбкой сказала тетушка.— Между родственниками какіе разсчеты! Судиться не станемъ. Кстати, я пошлю подмастерье за ужиномъ, только я неохотно даю мальчику крупную ассигнацію, потому что онъ никогда хорошенько не знаетъ, сколько слдуетъ ему получить сдачи, а мелкихъ денегъ въ дом нтъ. Ты была бы очень любезна, если бы дала одинъ гульденъ въ займы.

Бригитта, хотя и исполнила желаніе городской тетушки, у которой не было въ дом мелкихъ денегъ, но не прибавила, какъ это обыкновенно говорится, ‘что такая ссуда доставляетъ ей большое удовольствіе’.

Подмастерье ушелъ съ кувшиномъ и посудой, а вернулся съ пивомъ и жаркимъ. Видимое удовольствіе, съ какимъ супруги сли за столъ, и безцеремонная поспшность, съ какою они принялись сть и пить, свидтельствовали о томъ, что ужинъ имлъ совершенно экстренный характеръ. Мастеръ былъ очень нженъ со своей супругой и весьма человколюбивъ къ окружающимъ, потому что пожертвовалъ стаканъ пива и подмастерью, когда же онъ въ заключеніе чокнулся съ Бригиттой, то у нея не осталось боле сомннія въ томъ, что праздновалось въ сущности ея прибытіе, и притомъ на ея счетъ, а не на счетъ хозяевъ.

Когда убрали со стола и заперли лавку, Христіанъ и подмастерье легли передъ перегородкой, на соломенный тюфякъ, а Бригитт было предложено лечь въ постель за перегородкой, вмст съ тетушкою и двумя дтьми, но она выпросила себ также соломенный тюфякъ и легла на полу.

Газовый рожокъ завернули, пламя и безъ того уже нсколько часовъ питалось комнатнымъ воздухомъ, и то, что въ этомъ воздух оставалось хорошаго, было вскор поглощено дыханіемъ пяти человкъ. Въ душномъ помщеніи, между сырыми стнами, Бригитта провела безпокойную ночь. На груди деревенской двушки, привыкшей къ изобилію чистаго, свжаго воздуха, лежала свинцовая тяжесть. Она охотно отворила бы окно, если бы у нея достало силы встать. Къ утру она проснулась съ сильною головною болью и чувствовала себя боле слабою, чмъ наканун.

Такъ какъ за завтракомъ снова пришлось послать подмастерье, а ему нельзя было доврять крупную ассигнацію, то тетка вновь обратилась къ помощи Бригитты.

Рано утромъ она училась нагрвать воду на спирт, днемъ таскала на рукахъ маленькаго ребенка, или оберегала старшаго отъ подмастерья, вечеромъ гуляла съ теткой по сосднимъ улицамъ, а ночью спала, насколько это было возможно. Такъ какъ въ лавку Христіана почти никто не заходилъ, то она пріобрла весьма невыгодное понятіе о дядюшкиной ‘фабрик обуви’, но за то возымла величайшее уваженіе къ крупной ассигнаціи тетки.

Четверо сутокъ выдержала она такимъ образомъ, на пятыя же встала съ постели, ни съ кмъ не поздоровавшись, вымыла лицо и руки и привела волосы въ порядокъ.

— Гиттерль!— сказала тетушка,— я не могу не похвалить тебя за твое прилежаніе, варить завтракъ ты теперь можешь и одна.

Двушка покраснла отъ досады.

— Мн право даже совстно — продолжала тетка — выпрашивать у тебя деньги, но сегодня я непремнно велю размнять ассигнацію, а пока, сдлай мн еще разъ одолженіе…

— Покажите-ка мн это чудо, у насъ въ деревн я ничего подобнаго не видала.

— Конечно, конечно. Когда я пойду мнять ассигнацію, такъ покажу теб ее, а теперь не хочется шарить въ комод.

— Напрасно вы думаете, что ужъ я такъ глупа. Тонкая лож можетъ продержаться недлю, а грубой — не хватитъ и на четыре дня, у васъ же она проглядываетъ во всемъ: и въ вывск вашей, и въ прислуг, которую вы будто бы держали, и въ подмастерь, котораго вы еще держите, хотя онъ у васъ ровно ничему не можетъ научиться. Но чваниться при всемъ этомъ вамъ ужъ никакъ не приходится. Какъ бы то ни было, я дольше у васъ оставаться не намрена, а то, что вы у меня заняли, я вамъ дарю. Прощайте же, дядюшка и тетушка!

Она взяла свой узелъ и вышла изъ лавки, оставивъ супруговъ пораженными величайшимъ удивленіемъ. Она прошла уже довольно большое разстояніе, а все еще слышала брань башмачницы на улиц.

Бригитта шла по немногимъ улицамъ, которыя она узнала посл вечернихъ прогулокъ съ тетушкою, и гд жили отчасти знакомые ей люди, имъ была она представлена какъ ‘племянница изъ деревни’, и теперь многіе изъ нихъ кланялись ей и заговаривали съ нею, такъ что она тутъ же имла случай выслушать различныя мннія на счетъ сдланнаго ею ршительнаго шага. Толстая сосдка на углу неодобрительно покачала головою.

— Кто посовтовалъ вамъ поступить такимъ образомъ, дитя мое,— сказала она,— тотъ добра вамъ не желалъ, что будете вы длать въ Вн, одинокая, на чужой сторон? Не пришлось бы вамъ раскаяться въ томъ, что вы сдлали!

Это было не утшительно. Хозяйка на противоположномъ углу сказала:

— Если бы только мн представился случай поговорить съ вами наедин, я бы тотчасъ сказала вамъ, что тамъ жить нельзя. Порядочному человку нельзя жить въ дом, гд вс пропадаютъ отъ грязи и длаютъ долги, какъ это водится у Цейдельгуберовъ. Подите въ заведеніе для рекомендаціи прислуги, въ Вн никто еще не умиралъ съ голоду, если только хочетъ работать. Богъ въ помощь!

Это звучало уже иначе. Бригитта размышляла такимъ образомъ: ‘Если бы кто нибудь сказалъ мн: ‘не слдуетъ выливать грязную воду, прежде чмъ добудешь чистую’, или другой кто замтилъ бы: ‘однако эту воду пить нельзя безъ отвращенія, нельзя и купаться въ ней, не пачкаясь еще боле’ — этимъ они выразили бы то же, что хотли сказать об сосдки. Ну, я согласна съ мнніемъ хозяйки: лучше я не буду ни пить, ни купаться.’

Она остановилась, потому что очутилась передъ входною дверью, надъ которой была надпись: ‘Заведеніе для рекомендаціи прислуги’. Налво и направо, на обихъ створкахъ дверей, ведущихъ въ помщеніе, были наклеены объявленія, съ указаніемъ, на какія именно мста требуется прислуга. Бригитта ободрилась, когда прочла и сочла вс эти объявленія, ‘тамъ, гд спросъ на служащихъ такъ великъ, найдется конечно и скромное мстечко для меня’, думала она.

Исполненная радостныхъ надеждъ, она позвонила и вошла. Она очутилась въ маленькой комнат, по стнамъ, съ обихъ сторонъ стояли скамейки, выкрашенныя коричневою краскою, въ род тхъ, которыя тянутся вдоль стнъ въ простонародныхъ гостинницахъ, низкая деревянная ршетка, окрашенная точно также, отдляла скамейки отъ серединной части комнаты, въ которой стоялъ, прислонившись къ конторк, пожилой, очень худой и неряшливо одтый господинъ, занятый тмъ, что въ нмомъ созерцаніи кусалъ палочку своего пера.

— Добраго утра — сказала Бригитта, но видя, что конторщикъ, не отрываясь отъ своихъ мыслей, продолжалъ грызть перо, добавила:— Я желала-бы получить мсто.

Худощавый господинъ вынулъ на минуту искусанную палочку изо рта и произнесъ: ‘Садитесь’.

Бригитта расправила свои юбки, положила узелъ подл себя на скамейку и стала ждать, что будетъ дале, но дальше ничего не было, только нкоторое время спустя, конторщикъ какъ бы опомнившись позвалъ: ‘фрау Франкъ! ‘

На этотъ зовъ, изъ боковой двери появилась маленькая толстенькая женщина, съ очками на носу, она подошла къ ршетк и осмотрла вставшую съ мста двушку съ головы до ногъ.— ‘Что вамъ угодно’? спросила она, окончивъ свой осмотръ.

— Я ищу мста.

— Вы еще не записывались у меня? Покажите вашу служебную книжку и ваши аттестаты. У кого служили вы въ послднее время?

— Я жила до сихъ поръ въ деревн, и такъ какъ я пришла въ Вну именно для того, чтобы искать себ мсто, то и не могу показать вамъ ни книжки, ни свидтельствъ, милая госпожа!

— Такъ, такъ, значитъ, вы нигд не служили?— Толстая дама задумчиво показала головой, а конторщикъ почесалъ перомъ за ухомъ.— Еще нигд не служили! повторила дама, — это жаль, дло пойдетъ тугонько.

— Но разв въ Вн нтъ начинающихъ службу? Разв у васъ все ученая прислуга?

Дама насмшливо улыбнулась.— Ученою прислуга не родится конечно, но мы не охотно беремся рекомендовать людей, незнающихъ своего дла.

— Въ объявленіяхъ, приклеенныхъ на дверяхъ, значатся столько свободныхъ мстъ, что вы, какъ я полагаю, должны быть рады, если представляется кто нибудь, желающій и способный занять предлагаемое мсто.

На конторщика напалъ приступъ кашля, который еще усилился, когда фрау Франкъ замтила съ нкоторою откровенностью, что эти объявленія расклеиваются боле для ободренія ищущихъ мстъ, для того, чтобы вселить въ нихъ довріе и привлечь въ контору, но что для свободной прислуги должны сперва найтись господа.

Это показалось Бригитт не совсмъ честнымъ.

Посредница еще разъ осмотрла двушку, но уже съ боле благосклонною миною и въ обратномъ порядк, т. е. съ ногъ до головы, посл чего она удалилась, давъ общаніе сдлать все, отъ нея зависящее, какъ скоро необходимые предварительные порядки будутъ соблюдены, при чемъ г-нъ Антонъ — конторщикъ всегда оказываетъ помощь приходящимъ.

Г-нъ Антонъ вторично попросилъ Бригитту ссть, онъ потребовалъ ея свидтельства о крещеніи, спросилъ, какъ ея фамилія, гд она родилась, къ какому сословію принадлежитъ, сколько ей лтъ и какаго она вроисповданія. Онъ разспросилъ ее объ ея способностяхъ, намреніяхъ и требованіяхъ и добросовстно занесъ вс отвты въ соотвтствующія рубрики своей большой книги.

Эта точность показалась Бригитт ободрительною, и надежда на все лучшее снова засіяла для нея. Писецъ засыпалъ пескомъ не высохшія чернила и захлопнулъ книгу такъ внушительно, что каждый могъ понять, что именно онъ хотлъ этимъ сказать: ‘Тутъ все написано, заботиться больше не о чемъ, все сдлается очень скоро’.— Затмъ онъ протянулъ руку двушк и скралъ: ‘Пожалуйте гульденъ, это слдуетъ съ васъ за запись’!

Это тоже было ясно какъ день, но у Бригитты не было пониманія на такія рчи, тамъ, въ деревн, мужикъ мужику при покупк давалъ правда задатокъ, но онъ зналъ, что обезпечиваетъ ему этотъ задатокъ, а тутъ объ обезпеченіи не было и помину, и ей приходилось выдавать деньги на дло далеко не врное! Она въ раздумьи покачала головою.

— Платою за запись — пояснилъ конторщикъ, замтивъ ея нершительность,— вы пріобртаете наше ходатайство за васъ, благодаря ей, имя ваше внесено въ наши книги, какъ желающей получить мсто, что даетъ вамъ право навдываться сюда каждый день до тхъ поръ, пока желаемое мсто не будетъ найдено.

— Прошу не обижаться моимъ замчаніемъ, но если вы не можете запоминать именъ вашихъ кліентовъ и должны записывать ихъ въ книг, да еще при томъ заставляете ихъ каждый день бгать сюда, напоминать вамъ о себ — то вдь вы обременяете себя лишнимъ, безполезнымъ трудомъ и другихъ напрасно затрудняете, а за это кажется нигд не платятъ. Къ тому же можно долго оставаться записанною и навдываться гораздо доле, чмъ это было бы желательно. Я скажу вамъ вотъ что: доставите вы мн мсто — тогда и деньги отъ меня увидите, но ране того вамъ ихъ не видать.

— Милостивая государыня — сказалъ г-нъ Антонъ — такъ нельзя длать. Плата за вписываніе въ книгу небольшой взносъ, но для насъ она иметъ большое значеніе, это вмст съ тмъ и выраженіе доврія къ намъ нашихъ кліентовъ, а потому мы не можемъ не взимать этой платы. Разв мы вправ длать исключенія? Нтъ, что означало-бы исключеніе въ одномъ данномъ случа? Оно означало бы, что мы, ради скептическаго духа подозрительности одного лица, пошатнулись въ собственныхъ принципахъ и пренебрегли довріемъ столь многихъ лицъ, это было бы униженіемъ для насъ и неуваженіемъ къ другимъ. Вс, кто помченъ въ этой книг — онъ поднялъ правую руку, на которой болтались клочки разорваннаго нарукавника, и торжественно положилъ на книгу свои пять пальцовъ, запачканныхъ чернилами,— вс занесенные въ эту запись, безпрекословно внесли намъ этотъ залогъ доврія, и вс они, рано или поздно, съ соблюденіемъ очереди, получатъ черезъ наше посредство пріятное для себя мсто. Да, такъ оно непремнно будетъ!— Онъ ободрительно похлопалъ рукою по переплету фоліанта, какъ будто желая и его успокоить на счетъ будущности внесенныхъ въ него именъ.

— Барышня, вы еще значитесь въ этихъ графахъ на ряду съ другими, подумайте хорошенько, ршитесь вы сдлать требуемый взносъ, о которомъ, какъ о сущей бездлиц, и говорить не стоило-бы или хотите быть исключенною изъ числа записанныхъ? Мн жаль было бы тотчасъ вычеркнуть ваше имя изъ этой книги.— Онъ уже открылъ книгу и угрожающимъ жестомъ поводилъ надъ нею перомъ.

Бригитта встала.— Любезный господинъ Антонъ — сказала она, вы не должны говорить съ нами такъ глупо, что васъ и понять нельзя, что же касается до моего раздумья, то вотъ что пришло мн на мысль въ эту минуту: послдняя изъ записанныхъ не можетъ быть исключена изъ ряда другихъ, а я все-таки замчаю, что мой гульденъ удостоился длинной рчи съ вашей стороны — и еще какой длинной! Жаль, что напрасно старались. Заманчивыя общанія везд даромъ можно найти, на нихъ я не намрена тратить деньги, что дадите, за то и получите — вотъ это будетъ честный торгъ!

— Предубжденіе!— пробормоталъ писецъ.— Очень сожалю, но… Онъ не договорилъ заключенія, а только, высоко приподнявъ брови, искоса взглянулъ на двушку и приподнялъ перо надъ бумагой.

— Вычеркивайте! Къ длу! смясь говорили Бригитта.

Перо со скрыпомъ заходило по строчкамъ, засыпаннымъ пескомъ. Бригитта поблагодарила г-на Антона за его трудъ и вышла изъ подвальнаго помщенія.

— Эта не глупа! проговорилъ писецъ. Ни о чемъ не думая, онъ снова уставился взглядомъ въ открытую книгу, обозначенная въ ней національность двушки оказалась еще не зачеркнутою, по разсянности ли, изъ состраданія или по равнодушной небрежности, только онъ провелъ по этой строчк — сухимъ перомъ. Вдругъ въ старомъ ребенк пробудилась какая-то неопредленная потребность, онъ зашевелилъ губами, какъ младенецъ, отыскивающій грудь матери, и снова впалъ въ пріятно-безмятежное душевное состояніе, какъ скоро почувствовалъ въ зубахъ палочку своего изгрызаннаго пера.

Бригитта зашла во второе и въ третье учрежденія въ этомъ род и наконецъ ршилась, на счастье, ходить по улицамъ и спрашивать во всякой контор, занимающейся рекомендаціею прислуги, нтъ ли для нея мста, но успхъ везд былъ одинаковъ, при чемъ она утшала себя только тмъ, что везд отказывалась отъ платы, на которую пришлось бы израсходовать весь ея маленькій капиталъ. Она не могла дать себ отчета, въ какомъ мст она находилась, такъ какъ улицы были ей вс незнакомы. День склонялся къ вечеру, а она еще не знала, гд будетъ ночевать, да и мало надялась на слдующій день, который оказываіся праздничнымъ, значитъ, лавки будутъ затворены. Ей сдлалось страшно. Неужели прійдется воротиться къ городской тетушк? О, ни за что на свт! Вотъ тамъ еще маленькая лавочка, оклеенная употребляемыми въ этихъ случаяхъ объявленіями. Она ршилась на послднюю попытку.

И тутъ та же неудача. Повсивъ головку, Бригитта нершительнымъ шагомъ вышла изъ конторы, какъ вдругъ чей-то крикливый голосъ окликнулъ ее:— Эй! голубушка!

Двушка оглянулась въ недоумніи.

Звали ее изъ-подъ воротъ дома, у которыхъ помщалась зеленная лавочка. Владтельница этой лавочки, женщина дородная, съ платкомъ на голов, повязаннымъ для защиты отъ лучей солнца, которые впрочемъ уже давно не падали на этотъ уголокъ, кивала Бригитт и кричала:— Васъ же мн и нужно! Я говорю съ вами. Вы входили туда, въ заведенія, гд рекомендуютъ прислугу?

— Да, я ищу мста.

— Такъ вамъ слдовало идти ко мн, а не къ людямъ, которые не знаютъ ни прислуги, ни господъ и потому никакъ не могутъ догадаться — что кому нужно, а я все это извдала и уже поставила на мста столько людей, сколько они отродясь въ своей контор не видали. Вы изъ деревни, голубушка?

— Да.

— И вы скромная двушка?

— Я требую только того, что справедливо.

— Оно и правильно: справлять свою работу и требовать, что слдуетъ — это и честно и прямодушно. Вы нравитесь мн. Мы съ вами сойдемся.

Женщина эта была изъ говорливыхъ: языкъ у нея тотчасъ развязался.

— Видите ли, я терпть не могу двушекъ, которыя или не знаютъ, чего он могутъ требовать, или представляются такими смиренницами, что для нихъ — поди-ка — все хорошо, а посмотришь, такъ все оказывается не по ихъ вкусу. Вы не можете себ представить, сколько иногда хлопотъ навяжешь себ на шею, да не только съ двушками, а скажу правду — и съ господами. Врите ли, есть такія барыни, которымъ всякая двушка кажется слишкомъ порядочною! Туда смю я посылать только такихъ,— хи! хи!— которыя не могли бы обворожить барина, съ которыми онъ не вздумалъ бы давать волю рукамъ. Ну, а есть и дома, гд старому барину каждая двушка кажется не довольно пріятною, или гд молодой повса поминутно заглядываетъ въ кухню. Тутъ-то, голубушка, говорю вамъ, и надо знать другъ друга, чтобы не послать кого нибудь на неподходящее мсто, потому ято я — Боже сохрани! не желаю дать честной двушк поводъ сдлаться несчастною или повредить своему доброму имени. На свт все бываетъ, на всякую требу найдется и требуемое, и я такихъ знаю, въ которыхъ нечего портить. А для васъ найду я порядочное мсто, положитесь только на меня. Нтъ у васъ пристанища — такъ идите ко мн, будете платить гульденъ въ недлю и получите за это приличную постель. Вамъ недолго прійдется платить, у меня всегда такъ, что одинъ уступаетъ мсто другому, на долгое время я и не могла бы брать къ себ людей. Положите-ка сюда вашъ узелъ, а потомъ мы вмст пойдемъ домой. Я только уберу товаръ… Здравствуйте, герръ фонъ-Фишеръ!

Господинъ, къ которому относился поклонъ, былъ старый, но видный человкъ, которому толстая трость, находившаяся въ рук его, нужна была не для опоры.

— Добраго вечера, фрау Бруннеръ — отвтилъ онъ мимоходомъ, но вдругъ какъ будто что-то припомнилъ, стукнулъ тростью о плиты панели и обратился къ продавщиц съ вопросомъ:— Что, жена моя уже говорила съ вами?

— Нтъ, сударь.

— Нтъ?— Онъ подошелъ къ овощенной лавк.— Ну, такъ какъ случай уже привелъ меня сюда, то я передамъ вамъ ея желаніе: намъ нужна для ухода за ребенкомъ двушка, за которую вы могли бы отвчать, и чмъ скоре вы добудете намъ такую, тмъ лучше. Ну! Это что за гримаса, фрау Бруннеръ? Я не хочу чтобы вы могли въ чемъ нибудь подозрвать насъ, старыхъ людей.

— Ахъ! Боже мой, герръ фонъ-Фишеръ — хи! хи!— какъ бы мн пришло это на умъ! Помилуйте! Увряю васъ честью, что я не длала никакой мины.

— Такъ это была не гримаса? Это хорошо… Нашъ старшій сынокъ, бдняга, который овдовлъ годъ тому назадъ, долженъ былъ ухать по дламъ и отдать своего малютку намъ на попеченіе. Въ дом отъ этого происходитъ нкоторый безпорядокъ, моимъ полу-взрослымъ дочерямъ не приходится еще возиться съ ребятами, а мы, старики, уже не годимся для этого дла, съ годами теряется къ нему навыкъ… такъ вотъ намъ и понадобился человкъ, которому можно бы поручить исполненіе этой обязанности. Мы взяли бы прислугу не надолго, быть можетъ, только на мсяцъ или на полтора, до возвращенія отца, но вы знаете какое наше жилованье и обращеніе съ людьми, поэтому если бы какая нибудь порядочная двушка не имла ничего лучшаго въ виду, то нашимъ мстомъ ей не слдовало бы пренебрегать.

Старый господинъ говорилъ, а госпожа Бруннеръ значительно подмигивала Бригитт.— Конечно не слдуетъ,— сказала она наконецъ,— я же знаю, что у васъ житье хоть куда!.. Да вотъ кстати, здсь стоитъ порядочная двушка, которая, правда, только что пріхала изъ деревни, но я знаю, что она достойная особа, она еще не нашла себ мста и будетъ рада случаю… Идетъ, что ли?

— Я благодарила бы Бога, если бы вы взяли меня къ себ, милый господинъ — сказала Бригитта.— Я главное ищу уголокъ въ дом хорошихъ людей, гд бы я могла пріютиться, на долгое или на короткое время — объ этомъ я пока не спрашиваю, только бы мн положить моему длу хорошее начало, за дальнйшее я пока не безпокоюсь.

— Да, фрау Бруннеръ — возразилъ старый господинъ, съ улыбкою глядя на Бригитту, которая, замолчавъ, съ опущенными глазами стояла подл него,— я охотно нанялъ бы эту двушку, потому что она сказала мн: милый господинъ, а это всегда пріятно слышать, тмъ пріятне, что отъ такихъ, какъ она, я уже давно не слыхалъ подобныхъ словъ.

— Хи! хи!— посмивалась торговка.— Ужъ вы извините, ее, герръ фонъ Фишеръ, она прямо изъ деревни. А вы голубушка моя, должны привыкать говорить: сударь.

— Хорошо, хорошо, не журите ее, не лишайте меня этой маленькой радости на старости лтъ!.. Однако, не шутя, вы, знаете, что я не могу такъ прямо сказать вамъ: да или нтъ, это дло моей жены.

— О! я знаю вкусы вашей барыни — возразила г-жа Брунноръ.— Только я полагаю, что такъ какъ и вамъ нужно какъ можно скоре опредлить нянюшку къ вашему ребенку, то вы хорошо сдлаете, если тотчасъ возьмете двушку съ собою и дома представите ее вашей супруг, я уврена, что барыня не отошлетъ ее ко мн назадъ.

— Хорошо сказано, на этотъ рискъ я готовъ идти. Ступайте за мною, милое дитя, дорога наша не дальняя.

Торговка подняла узелъ двушки и продла его ей на руку.— Видите,— сказала она съ чувствомъ собственнаго достоинства,— что можетъ сдлать старая Бруннеръ, изъ-подъ воротъ, прямо съ мста, безъ всякихъ записей и бготни… Сознайтесь, этого вы не могли себ представить. Ну, дайте-ка еще разъ взглянуть на васъ, чтобы намъ не ошибиться другъ въ друг, я знаю,— вы отъ меня не уйдете… Прошу поцловать ручку барыни! Прощайте, герръ фонъ Фишеръ.

Бригитта сдлала нсколько шаговъ, догоняя стараго господина, который быстро шелъ впередъ, но потомъ она дернула его за рукавъ и пошла рядомъ съ нимъ:— Не сердитесь на меня, сударь, только я должна сказать вамъ — будь это ко вреду моему или нтъ,— что я терпть не могу лжи, эту женщину я вижу сегодня въ первый разъ, и она конечно желала мн добра, когда утверждала, что хорошо меня знаетъ, но это все таки неправда.

Старый господинъ съ удивленіемъ взглянулъ прямо въ лицо двушки.— Какъ знать!— возразилъ онъ,— кажется, она распознаетъ людей съ перваго взгляда на нихъ. Иди смлй!

Съ этими словами онъ зашагалъ дале, а Бригитта послдовала за нимъ.

IV.

Ужасы первой ночи, проведенной подъ чужою кровлей.— Читателямъ, интересующимся наружностью героини, представится здсь рдкій случай заглянуть черезъ плечо ея въ высокое трюмо, всякое же дальнйшее желаніе можно было бы заподозрить въ нескромности.— Между Гиттой и Густой завязывается тсная дружба.— Прибытіе г. Фишера младшаго.

Домъ, въ который они теперь вступили, отличался роскошью, привтливостью и оживленіемъ, въ немъ было множество газовыхъ и водопроводныхъ трубъ, роскошныхъ лстницъ и корридоровъ, выстланныхъ крупными гладкими плитами, большихъ входныхъ дверей и ярко блестящихъ на солнц оконъ. Бригитта даже какъ-то сконфузилась, когда ей пришлось подыматься по лстниц вслдъ за старымъ господиномъ въ верхніе этажи дома, при чемъ каждый шагъ ея подбитыхъ толстыми гвоздями башмаковъ громко и явственно отдавался по всему дому.

Г. Фишеръ остановился наконецъ передъ одною изъ дверей и позвонилъ, имъ тотчасъ отворили, и они вошли. Онъ знакомъ приказалъ ей слдовать за нимъ, и пройдя нсколько комнатъ, въ которыхъ царствовалъ почти полный мракъ, такъ какъ он были освщены только газовыми фонарями съ улицъ, они вступили въ третью комнату, гд за круглымъ столомъ, залитымъ яркимъ свтомъ лампы, сидло нсколько человкъ.

Бригитта скромно остановилась у дверей.

— Здравствуйте, дти,— сказалъ старый господинъ.— Вотъ я привелъ вамъ кое-кого. Проходя мимо, я заговорилъ съ нашей зеленщицей, и она тотчасъ рекомендовала мн эту молодую двушку, поговори съ нею, женушка, торговка увряетъ, что она теб наврное понравится.

Съ лампы сняли абажуръ, сидвшія за работой по правую и по лвую сторону стола въ широкихъ креслахъ дв молодыя двушки тотчасъ же опустили руки на колни и съ любопытствомъ устремили глаза на Бригитту, юноша, читавшій нсколько въ сторон, не счелъ нужнымъ даже на минуту поднять глаза съ занимавшей его книги, и только сидвшая посреди кушетки пожилая дама подозвала Бригитту, ласково проговоривъ:

— Подойди же сюда, дитя мое. Что же ты тамъ стоишь? Не бойся!

Бригитта неловко сдлала нсколько шаговъ впередъ:— Я и не боюсь васъ, сударыня, только не охотно ступаю своими толстыми башмаками, въ нихъ хорошо бгать по деревн, а здсь я все боюсь испортить вамъ чистый полъ.

— Ты врно полагаешь, что этимъ разсердишь меня, и что я не захочу посл этого нанять тебя?

— Нтъ,— отвчала молодая двушка, и веселыя ямочки заиграли на ея щекахъ,— нтъ, этого я не боюсь, если только вообще я прійдусь вамъ по нраву, милая барынька, изъ-за этого мы съ вами, я думаю, не разошлись бы, но я сочла бы за грхъ загрязнить такой чудесный полъ.

Г-a Фишеръ улыбнулась и одобрительно кивнула головой, потомъ сдлала Бригитт еще нсколько вопросовъ и наконецъ объявила, что согласна нанять ее.

Молодая двушка поцловала ей руку и хотла сдлать то же самое относительно стараго барина, но онъ высоко поднялъ руки надъ головою и сказалъ:— Нтъ, я еще не такой старикъ, чтобы довольствоваться только такаго рода изъявленіями почтенія, и если бы у меня было нсколько боле юношескихъ помысловъ, то я потребовалъ бы отъ тебя другаго, лучшаго доказательства твоего расположенія. Цлованье рукъ у насъ въ семейств вообще не принято и допускается только въ отношеніи старой барыни, дочери мои тоже не особенно дорожатъ имъ и вообще предпочитаютъ, когда имъ цлуютъ ручки молодые кавалеры.

Об молодыя двушки весело разсмялись, что служило доказательствомъ, что намекъ этотъ не задлъ ихъ за живое и что отецъ только въ шутку оклеветалъ своихъ дочекъ, старикъ же скорчилъ уморительную физіономію и съ притворной серьезностью произнесъ:— Что же касается сидящаго тамъ молодаго человка, то я даже строго на строго запрещаю теб подходить къ нему къ ручк и вообще совтую его остерегаться.

Молодой человкъ даже вспыхнулъ отъ негодованія, съ шумомъ захлопнулъ свою книгу и быстро выбжалъ изъ комнаты, съ сердцемъ воскликнувъ:

— Ну, сегодня, папаша, вы опять ршительно невыносимы!

Когда утихъ веселый хохотъ, возбужденный его стремительнымъ бгствомъ, старая барыня, все еще сквозь смхъ, замтила мужу, стараясь казаться сердитою:— Ты въ самомъ дл, папаша, сегодня ужь слишкомъ дурачишься.— Затмъ, обращаясь къ Бригитт, продолжала.— Теперь пока ступай въ кухню, дитя мое, разднься, а затмъ я уже сама сдлаю дальнйшія распоряженія.

Бригитта повиновалась: когда дверь затворилась за нею, старый баринъ всталъ и отправился, какъ онъ пояснилъ, за молодымъ мизогиномъ, чтобы помириться съ нимъ.

— Это интересно было бы послушать,— сказала старушка, бдный мальчикъ!— Своими шутками онъ его скоро совсмъ выгонитъ изъ дома.

Нсколько поздне, посл ужина въ кухн, Бригитту позвали въ маленькую комнатку, гд рядомъ съ постелью для взрослаго человка стояла и маленькая желзная кроватка, возл которой сидла на стул молодая двушка. При вид входящихъ, она быстро встала и спросила:

— Ахъ, мамочка! ты, кажется, привела няню для нашей маленькой Августы?

— Да, дитя мое, теперь ты снова можешь возвратиться къ обычнымъ твоимъ домашнимъ занятіямъ, только присматривай за нею еще первое время, наша новая двушка очень неопытна, это ея первое мсто, но, кажется, она выказываетъ готовность работать, и главное, отличается любовью къ чистот и порядку.

Бригитта такимъ образомъ тотчасъ была вознаграждена этими словами за состраданіе свое къ чистому полу комнаты.

— Какъ тебя зовутъ? спросила барышня.

— Бригиттой Лейпольдъ.

— Значитъ, Гитта? Ну, будь же ласкова и терплива съ нашей малюткой. Ее зовутъ, какъ я уже говорила, Августой, какъ и ея такъ рано умершую мать.

— О! будьте покойны, барышня. Какой же женщин можетъ показаться труднымъ полюбить ребенка?

Это звучало нсколько иначе, чмъ общеупотребительныя, хвастливыя увренія обыкновенной прислуги, поэтому мать съ дочерью привтливо переглянулись и, давъ ей необходимыя наставленія, готовились выйти.

— Цлую вашу ручку, сударыня! сказала молодая двушка.

— Доброй ночи, Гитта!

На порог барышня замтила:— Это, кажется, весьма интересный экземпляръ деревенской двушки, мамаша!

Затмъ шаги ихъ заглохли, и воцарилась глубокая тишина.

Бригитта взяла ночникъ, горвшій въ сторонк на маленькомъ ночномъ столик, и подошла къ желзной кроватк: ей такъ хотлось взглянуть на свою питомицу. Едва слышно приблизилась она къ ребенку, закрывая рукой свтъ, потомъ осторожно раздвинула пальцы, и узкая полоса свта упала на цвтущее личико четырехлтней двочки, глубоко зарывшись въ подушку, лежала блокурая головка, вокругъ которой какъ волны распадались золотистыя косы, крошечныя ноздри раздувались правильно и мрно, между тмъ, какъ ярко красныя губки были крпко стиснуты.

Это было милое созданіе, и она долго любовалась имъ.

Вдругъ ребенокъ потянулся и заметался, она быстро отступила, поставила ночникъ на мсто, подошла къ окну и взглянула на улицу, стояла свтлая тихая ночь, на неб свтились звзды, а внизу на земл, въ домахъ, мелькали огоньки.

Но она на все это не обращала вниманія, мысли ея были всецло поглощены ребенкомъ, спавшимъ такъ мирно и тихо въ своей высокой кроватк. Ей вдругъ показалось, что она слишкомъ опрометчиво поступила на это мсто, не обдумавъ хорошенько, какая серьезная будетъ лежать на ней отвтственность, правда, что все это будетъ продолжаться только четыре или шесть недль, а это еще не большой срокъ. Между тмъ, какъ много можетъ случиться въ это короткое время съ такимъ маленькимъ существомъ, какъ неисправимо можетъ оно пострадать на всю жизнь изъ-за пустой оплошности въ присмотр или неразумной любви? О, да! Если бы только Господь Богъ не послалъ ей какаго нибудь несчастья — за все остальное она могла бы еще поручиться. Конечно она взяла на себя трудную, очень трудную обязанность, и вполн сознаетъ это, да и какую пользу могутъ принести ей и ребенку самый тщательный присмотръ, самый внимательный уходъ! Все же это не можетъ равняться никогда материнскому глазу, неустанно и зорко слдящему за дитятей, а вдь ей поручено замнить на сколько возможно бдной двочк покойную мать.

Ребенокъ заплакалъ во сн, и она быстро подошла къ нему, но онъ уже спалъ опять также тихо, какъ и прежде. Она ласково отстранила густые локоны съ личика и проговорила:— Моя бдная, милая, блокурая сироточка, поврь, что никто не будетъ въ прав сказать впослдствіи, что они могли бы отдать тебя въ лучшія руки.

Она стала раздваться и вдругъ поскользнулась и инстинктивно схватилась обими руками за ночной шкапчикъ, который заколыхался и повалился на нее, видимо желая упасть вмст съ нею на полъ, и не будь коврика, сжалившагося надъ нею въ минуту величайшей опасности и давшаго ей возможность удержаться на ногахъ, она наврное потерпла бы полное пораженіе въ этой неожиданной борьб съ мебелью.

— Господи помилуй!— прошептала она, оправившись отъ перваго испуга.— Это могло бы плохо кончиться. Вотъ бы я надлала шуму! Что за странность у этихъ людей длать такіе скользкіе полы, что имъ же самимъ приходится потомъ раскидывать по нимъ ковры, чтобы только не упасть.

Вдругъ она замтила, что потеряла золотой крестикъ, который всегда носила на ше, и тутъ же увидла его у своихъ ногъ на ковр, она нагнулась, чтобы поднять его, и выпрямляясь, опять-таки не мало испугалась, увидвъ напротивъ, въ углу, какую-то особу, которая тоже выпрямлялась и неподвижно уставилась на нее, но уже черезъ минуту она едва не расхохоталась во все горло, узнавъ въ незнакомк самое себя, свой образъ, отражавшійся въ высокомъ трюмо. Она невольно подошла къ нему. Темнорусые распущенные волосы густыми прядями ниспадали ей на спину, и въ этой рамк еще красиве выдавалось цвтущее, здоровое лицо съ веселыми темными глазками, маленькимъ, съ розовыми ноздрями, носикомъ, посреди котораго едва обозначался крошечный горбикъ, и свжими губками, между которыми блестли въ эту минуту прелестные зубы, она улыбалась и съ удовольствіемъ оглядывала въ зеркал свою плотно сложенную и вмст съ тмъ стройную фигуру. Такъ простояла она нсколько минутъ, любуясь собственной красотою, за что не слдуетъ винить никого, кто въ состояніи это сдлать, но вдругъ она вздрогнула, сложила на груди руки, задула лампу и легла спать.

Покоясь среди полу-мрака незнакомой комнаты, она невольно съ грустью вспомнила о своей родин и обо всемъ томъ, что она до сихъ поръ пережила. Права ли она была, покидая родной домъ изъ любви къ другимъ и на горе себ?.. Но непосредственное впечатлніе настоящей дйствительности мало по малу нарушило ясность ея мыслей и проходившихъ въ ум ея образовъ, и скоро сонъ окончательно отогналъ все ея прошедшее въ міръ сновидній.

Когда она на другое утро открыла глаза, было уже совершенно свтло.

‘Тетя Тереза!’ позвалъ звонкій голосокъ. Бригитта вскочила съ постели и подошла къ желзной кроватк. Ребенокъ лежалъ съ широко открытыми голубыми глазами, но моментально снова закрылъ ихъ, увидвъ передъ собою чужое лицо, и принялся плаксивымъ голосомъ звать тетю Терезу. Напрасно Бригитта ласково уговаривала его, онъ только все боле капризничалъ и все громче кричалъ, такъ что когда, четверть часа спустя, въ комнату вошли бабушка и тетя, то молодая двушка, совсмъ запуганная, проговорила:— Она не хочетъ со мною подружиться, а между тмъ я такъ хочу полюбить ее, какъ мать!

Старушка разсмялась.— Ну, милая Гитта,— успокоила она ее,— оставайся только при своемъ добромъ намреніи относительно ребенка, отъ такихъ крошечныхъ созданій нельзя требовать, чтобы они тотчасъ же угадали твое расположеніе, но и они научаются скоро и врно распознавать своихъ друзей.

Ребенка одли на цлый день, и такъ какъ бабушка и тетя нердко разршали и Бригитт принимать участіе въ этой церемоніи, увряя двочку, что это Гитта и что она будетъ очень любить ее, то желаемое соглашеніе скоро установилось. Еще въ тотъ же день малютка охотно отправилась съ нею гулять, а черезъ нсколько дней Бригитт уже представился случай въ душ посмяться надъ самой собою, такъ какъ она опять готовилась упрекнуть въ черной неблагодарности такъ скоро привыкшаго къ ней человка, который окончательно забылъ тетю Терезу и каждое утро звонкимъ голосомъ звалъ уже ‘Гитта’!

Проживъ недлю въ большомъ городскомъ дом, она должна была сознаться, что въ немъ жить не дурно и что, чувствуя себя подъ непосредственнымъ надзоромъ столькихъ людей, которымъ желаешь угодить, невольно отучаешься отъ разныхъ дурныхъ привычекъ, которыя прежде прошли бы ею незамченными.

Четвертая недля была уже на исход, Бригитта все еще продолжала служить. Наступила пятая. Двушк было очень тяжело утшать неустанно освдомлявшагося объ отц ребенка увреніями, что онъ скоро долженъ вернуться, вдь когда онъ дйствительно прідетъ, то въ ней не будутъ боле нуждаться, и ей прійдется разстаться съ хорошими господами, которыхъ она успла полюбить, и съ ребенкомъ, къ которому уже привязалась всмъ сердцемъ.

Бригитта сидла съ двочкой въ маленькомъ садик, примыкавшемъ ко двору, ребенокъ игралъ у ея ногъ, или бгалъ взадъ и впередъ, она же услась въ бесдк, которая напоминала ей ту, гд такъ часто сиживала ея старушка-мать на родной земл. О! если бы она могла хоть на минуту приссть теперь здсь, противъ нея! Какъ охотно показала бы она ей двочку, такую миленькую и умницу, чтобъ и старушка могла порадоваться, глядя на прелестнаго ребенка! Она чуть не сказала: бабушка! Эта мысль разсмшила ее, и ребенокъ, услыхавъ ея смхъ, вскочилъ съ земли и тоже звонко разсмялся.

Но двочка этимъ не удовольствовалась, ея веселость разыгралась, она сорвала съ головы соломенную шляпку, набрала въ нее песку и, вертясь на мст, какъ маленькій волчокъ, быстро разбросала песокъ по цвточнымъ клумбамъ.

— Перестань, Густя,— воскликнула Бригитта,— ахъ, какая ты нехорошая двочка!

Ребенокъ встряхнулъ шляпой, изъ который высыпались послднія песчинки, затмъ подбжалъ къ ней, прислонился къ ея колнямъ и обратилъ на нее свое разгорвшееся личико.

— Я не хочу быть всегда пай-двочкой — сказала она.— Папа мн ничего не везетъ. Можетъ быть, и совсмъ не вернется.

— Фи, маленькая шалунья, какъ ты можешь такъ говорить! Папаша наврное скоро прідетъ, и если привезетъ теб что нибудь, то я нарочно скажу ему, чтобы онъ не давалъ теб игрушекъ оттого что ты хочешь быть пай-двочкой только въ томъ случа, если онъ теб подаритъ что нибудь. А добрыя дти всегда ведутъ себя хорошо, даже если имъ никто ничего не даритъ.

— Добрыя дти разв ничего не получаютъ, когда ведутъ себя хорошо? нсколько печально спросила двочка.

— Нтъ, ничего не получаютъ, они ведутъ себя хорошо для того, чтобы ихъ любили.

Ребенокъ на минуту задумался.— А папа также будетъ любить меня? внезапно освдомился онъ.

— Конечно, онъ будетъ любить тебя,

Въ эту минуту послышался радостный и оживленный говоръ, и быстрые шаги направились къ бесдк. Бригитта увидла все семейство Фишеръ, въ полномъ состав приближавшееся къ ней, и посреди его — господина лтъ тридцати, съ веселымъ лицемъ, она тотчасъ же угадала, кто это былъ, еще прежде, чмъ раздался радостный крикъ ребенка, который узналъ входившаго отца.

Двочка со всхъ ногъ бросилась къ отцу, который быстро схватилъ ее на руки и опустился на скамейку въ бесдк, всецло отдаваясь порывистымъ ласкамъ своей любимицы.

Бригитта поднялась съ мста, но такъ какъ родители и сестры прізжаго сгрупировались вокругъ бесдки, то она не могла удалиться и вынуждена была остаться.

Когда малютка нсколько успокоилась, она прислонилась головкой къ плечу отца и тихо спросила:— А ты привезъ мн что нибудь, папа?

— Конечно привезъ, Густхенъ.

— И ты подаришь Густхенъ то, что привезъ для нея?

— Безъ всякаго сомннія, если только Густхенъ была пай-двочка.

— Добрыя дти ничего не получаютъ, когда они хорошо себя вели, серьезно пояснила Густхенъ.

— Почему же нтъ?

— Нтъ, они ничего не получаютъ, они ведутъ себя хорошо только для того, чтобы ихъ любили.

— О! ты безкорыстная двочка! Скажи пожалуйста, кто же внушаетъ теб съ такихъ раннихъ поръ чувство долга? Кто сказалъ теб, что хорошія дти ничего не получаютъ?

Двочка указала крошечнымъ пальчикомъ на Бригитту, господинъ обернулся въ ту сторону и внезапно увидлъ передъ собою цвтущую, молодую двушку, правая рука которой была еще протянута къ двочк, за черезъ чуръ быстрыми движеніями которой она до тхъ поръ зорко слдила, свжее, честное личико спокойно глядло на него, ни одинъ мускулъ въ немъ не дрогнулъ, оно выражало глубокое и ясное сознаніе исполненнаго долга. Это выраженіе придавало еще больше прелести миловидному лицу. Онъ вдругъ весь вспыхнулъ и быстро поднялся съ мста.

— Ахъ, да!— произнесъ, онъ,— вдь это врно Гитта? Вы прекрасно присматривали за моимъ ребенкомъ. Благодарю васъ.

Двушка глубоко вздохнула и потомъ проговорила низкимъ груднымъ голосомъ, звучавшимъ нсколько глухо вслдствіе едва замтной въ немъ дрожи:

— Безъ нашихъ деревенскихъ разсужденій, баринъ, я должна вамъ сказать, что благодарить вамъ меня не за что, я это охотно длала. И если я теперь должна буду разстаться съ ребенкомъ, то жалю объ этомъ не изъ опасенія, что другая хуже будетъ обходиться съ нимъ, чмъ я, а только потому, что не мн прійдется за нимъ присматривать.

— Ну, пока вы еще можете при немъ оставаться, я на дняхъ уду, вроятно на такой же почти срокъ, и очень радъ буду остаться въ увренности, что моя двочка и впередъ будетъ здсь подъ такимъ хорошимъ надзоромъ.

— Благодарю покорно, сударь, за доброе обо мн мнніе. Я охотно и съ любовью смотрла за малюткой, хотя знала, что сегодня, можетъ быть, мн прійдется ее покинуть. Я также охотно и съ той же любовью буду заботиться объ ней и теперь, когда знаю, что еще остаюсь при ней, если бы приходилось всегда думать о будущемъ, то это отравляло бы вс наши радости, а на земл ихъ и такъ немного у человка.

Молодой человкъ взялъ со скамейки свою шляпу и разгладилъ складку нашитаго на ней крепа.

— Да, вы правы, на свт немного бываетъ радостей, повторилъ онъ.— Онъ привлекъ къ себ ребенка и понесъ его, сопровождаемый всмъ семействомъ, къ дверямъ сада, на порог онъ обернулся къ оставшейся позади Бригитт.— Идите же съ нами,— сказалъ онъ, и передалъ двочку на руки подошедшей двушки,— пока она еще принадлежитъ вамъ.

Молодая двушка улыбнулась съ выраженіемъ благодарности. Онъ еще разъ взглянулъ на это лице съ особеннымъ, ему одному свойственнымъ выраженіемъ — единственное лице, между тысячью другихъ, которому такъ и хочется закричать: ‘Да, это именно ты! не обыденное, а своеобразное, особое существо! ты являешься тмъ, чмъ ты хочешь быть!’ Везд, гд бы ни встрчались подобныя исключительныя натуры, въ пыли, или въ высшихъ слояхъ общества, он имютъ невольную притягательную силу. Для нихъ лично все равно, спшатъ ли сходиться съ ними, или нтъ.

Бригитта была обрадована признательностью отца ея питомицы и нашла вполн естественнымъ съ его стороны, что такой важный баринъ не желалъ боле имть съ нею ничего общаго и говорилъ съ нею, простой бонной, только тогда, когда считалъ это неизбжнымъ. Его отъздъ назначенъ былъ рано утромъ въ одинъ изъ слдующихъ дней, онъ просилъ не будить ребенка, но Бригитта явилась на порог его комнаты и повела его къ высокой кроватк, въ которой двочка сидла спокойная, бодрая и веселая. Онъ принялся ласкать ее, и надъ отцемъ и малюткой тихою радостью засвтились глубокіе темные глаза, онъ увидлъ свтъ ихъ, когда поднялъ взоръ, снова быстро опустилъ глаза и поспшно вышелъ изъ комнаты.

V.

Знакомитъ читателя съ Зебенсдорфомъ.— Два дома, породнившіеся посредствомъ женитьбы, и ихъ семейства.— Бургомистръ иметъ разговоръ съ своимъ бывшимъ работникомъ, причемъ многаго не можетъ понять, и длаетъ въ заключеніе одно изъ тхъ безспорныхъ замчаній, которыя при извстныхъ обстоятельствахъ обращаются въ пророчество.

Въ Зебенсдорф число номеровъ надъ домами было не больше, чмъ во всякомъ другомъ зажиточномъ сел, но дорога, ведущая съ одного конца деревни на другой, была очень длинна, потому что домъ не прилегалъ къ дому, а каждый изъ нихъ выдвигалъ между собою и своимъ сосдомъ свои сады и обширные дворы, иногда же и большое имніе располагалось со всми угодьями среди обширныхъ земель, вдоль самой деревенской дороги. Самое большое изъ такихъ имній называется ‘Мшистая поляна’, въ немъ хозяйничалъ Антонъ Гюблингеръ. Боле сорока лтъ прожилъ онъ на свт и до тхъ поръ ни мало не интересовался женщинами, но когда у него, годъ назадъ, въ короткое время, умерли одинъ за другимъ, родители, то онъ счелъ себя обязаннымъ поставить во глав своего дома хозяйку.

Выборъ былъ для него не труденъ. Большое къ большому и льнетъ, а Антонъ стоялъ на одномъ уровн съ бургомистромъ, и то, чего не доставало послднему въ богатств, восполнялось выпадавшимъ на долю его почетомъ. Всякій былъ убжденъ въ томъ, что Антонъ могъ сдлаться только зятемъ бургомистра, и судьба сыграла бы злую шутку надъ нимъ, если бы вмсто единственной дочери послала бургомистру единственнаго сына, откуда бы взялъ тогда владтель ‘Мшистой поляны’ себ хозяйку? Но такимъ образомъ пріятная случайность устроила дло такъ, что владнія Антона могли быть присоединены къ бургомистрскому дому.

Юліана, единственная дочь бургомистра, одобряла повидимому нжную склонность обоихъ домовъ другъ къ другу и не препятствовала ихъ соединенію, по крайней мр она не длала никакихъ возраженій, когда отецъ объявилъ ей, что она должна выйти за Антона Гюблингера. Впрочемъ, при властолюбивомъ характер старика, возраженія и не помогли бы ей ни въ чемъ. Свадьба была сыграна, дворовые крестьяне ‘Мшистой поляны’ могли быть довольны, такъ какъ рядомъ съ хозяиномъ сидла теперь и хозяйка.

Если же новой хозяйк приходилось дйствительно сидть, то на это было у нея излюбленное мсто въ саду, подъ ивою съ зубчатою листвою, втви дерева были подперты шестами и, свсившись по сторонамъ до самой земли, образовали на большомъ пространств нчто въ род круглой зеленой бесдкй.

Тамъ-то сидла она въ одно свтлое, солнечное утро, передъ нею стояли два человка, одинъ, по лвую сторону, былъ ея мужъ, другой, по правую — ея отецъ, бургомистръ Зебенсдорфа.

Маленькая, едва ли не слишкомъ кругленькая, Юліана сидла на скамейк, откинувшись на спинку ея, голова, съ черными какъ смоль волосами, была опущена, а глаза, тоже темные, со жгучимъ, искрящимся взглядомъ, прятались подъ глубокими складками вкъ, щеки ея разгорлись, руки повисли по сторонамъ, но на толстыхъ губахъ играла едва замтная улыбка.

Хозяинъ ‘Мшистой поляны’ выросъ немного выше своей хозяйки, но былъ за то худой, невзрачный человкъ, утверждавшій, будто заботы о большомъ хозяйств не дали ему вполн развиться. Однако лицо Гюблингера не носило на себ отпечатка той великой заботы, о которой онъ говорилъ, на немъ все было ‘кругло и гладко’, да и теперь нижняя часть его выражала полную неподвижность и невозмутимость, между тмъ какъ брови, надъ маленькими срыми глазами, широко раскрытыми и упорно устремленными на жену, по временамъ передергивались, что какъ будто означало радостное участіе въ чемъ-то, нравившемся Антону, но нравившееся не столько его собственной личности, сколько ему, какъ представителю ‘Мшистой поляны’,

— Будь это только мальчикъ!— пробормоталъ онъ, одна мысль, что ему, быть можетъ, прійдется изъ-за дочери передавать въ чужія руки и домъ, и дворъ, уже теперь непріятно тревожила его.— Если бы только Богъ далъ намъ мальчика! повторилъ онъ громче прежняго, и взглядъ, который онъ косвенно бросилъ на тестя, выражалъ нчто близкое къ злорадству.

Но бургомистръ, высокій и здоровый какъ дерево, стоялъ какъ великанъ передъ мужемъ и женой. На его широкомъ лиц, съ щетинообразными клочками волосъ надъ глазами, съ выдающеюся нижнею губою и съ отвислыми щеками, ясно читалось мужицкое высокомріе и мужицкое же упорство, то, что сказывалось о непоколебимой строгости и о неумолимой жестокости въ угловатыхъ, грубыхъ чертахъ его, не смягчалось и тмъ отрывистымъ, громкимъ смхомъ, которымъ засмялся теперь бургомистръ, шутя погрозивъ пальцемъ молодымъ людямъ, онъ и это впрочемъ сдлалъ неловко, потому что человкъ этотъ не умлъ никому грозить въ шутку.

— Ахъ, вы бездльники!— закричалъ, онъ,— такъ-то вы распоряжаетесь? Скоро дло состряпали! Не прошло еще шести недль посл свадьбы!

— Гм!— промычалъ въ носъ крестьянинъ-землевладлецъ.— За то какая-же и свадьба была! досказалъ онъ.

Намреніе его было — дать разговору другой оборотъ, и это удалось ему.

Бургомистръ выпрямился во весь ростъ.

— Да, была свадьба!— повторилъ онъ — за то и денежекъ она мн стоила не мало! Старожилы говорятъ, другой такой свадьбы здсь никто съ роду не видалъ!

— А мн все жаль вспомнить, какъ только заговорятъ объ этомъ начала молодая.

— Жаль? Чего это?

— Что лучшая подруга моя не могла быть на свадьб.

— О комъ ты это вспоминаешь?

Бургомистръ насупилъ брови.

— О Бригитт Лейпольдъ.

— Какъ объ олицетворенной невинности! не правда-ли?— проворчалъ старикъ.— Она не могла сдлать ничего лучше, какъ уйти съ глазъ моихъ, и уйти какъ можно дальше!

— Разв она ухала?

— Черезъ недлю, кажется, посл вашей свадьбы, ушла потихоньку въ городъ, говорятъ — поступать въ услуженіе.

— А что Кристль?

— Не знаю, что длаетъ этотъ негодяй. А теб не слдовало бы разспрашивать меня о тхъ людяхъ, о которыхъ мнніе мое теб хорошо извстно. Не понимаю я, какъ это старуха — жена школьнаго учителя, могла молчать при этомъ. Хорошо, что у меня нтъ такой дочери, я бы скоро покончилъ съ нею.

Онъ сдлалъ движеніе, будто хватаетъ кого-то и душитъ руками за горло. Молодая въ испугомъ вскинула на него глазами.

— Ну конечно,— продолжалъ онъ,— гд мало денегъ, тамъ мало и чести, нтъ ничего у человка, такъ и не лзь людямъ на глаза… Ну, довольно объ этомъ! Мн пора идти. Да хранитъ васъ Богъ! Бездльники вы право!— И съ этими словами онъ пошелъ по саду и очутился на улиц.

— Большой шутникъ твой отецъ!— сказалъ Гюблингеръ, — но сказалъ онъ это въ шутку или серьезно, разобрать было трудно, потому что на лиц его не дрогнулъ ни одинъ мускулъ.

Когда бургомистръ вышелъ изъ за предлы имнія своего зятя, на краю рва, по той сторон большой дороги, показался молодой крестьянинъ, который до тхъ поръ сидлъ подъ кустомъ можжевельника. Парень былъ блденъ и казался нездоровымъ, темно-русыя кудри въ безпорядк падали на его низкій лобъ, а каріе глаза, которые прежде, судя по нсколькимъ складочкамъ въ углахъ, вроятно лукаво глядли на свтъ божій, были теперь тусклы, въ рукахъ у него была здоровая дубина, на которую онъ старался опираться теперь, когда всталъ, и нетвердымъ шагомъ пустился въ догонку за бургомистромъ, быстро шедшимъ впереди, но старанія его были напрасны: разстояніе, отдлявшее обоихъ людей, становилось все значительне.

— Эй, Кристль!— воскликнулъ косарь, который, вскинувъ косу на плечо, въ эту минуту подходилъ къ нему.— Наконецъ-то ты снова появился!

— Я не виноватъ, что мн въ послднее время рдко приходилось бывать здсь!— возразилъ тотъ, къ кому обращена была эта рчь.— Полтора мсяца пролежалъ я въ постели, да вотъ дв недли все еще поправляюсь, такъ онъ меня уходилъ, проклятый.

Онъ поднялъ дубину и погрозилъ ею вслдъ бургомистру.

— Да и правда, преглупая исторія вышла съ этой дочкой учителя. А вдь она еще была питомицей старика и гостьей въ его дом. Если бъ теб и вправду пришла охота съ нею сблизиться, ты, я думаю, могъ бы найти на это лучшее время и боле благопріятный случай.

Кристль слегка надулся:— Легко разсуждать, когда бда уже случилась!

— Да и то надо сказать — продолжалъ работникъ,— старикъ вдь отлично обошелся съ тобой посл этого, прислалъ теб денегъ, какъ будто бы ты еще находился у него въ услуженіи… Заплатилъ цырюльнику за леченіе…

— Ну, ему лучше знать, почему онъ это все сдлалъ.

— Это конечно, онъ вроятно побоялся суда, самому пришлось бы потерпть пропасть непріятностей, издержекъ и хлопотъ.

Кристль презрительно усмхнулся:— Да, онъ побоялся суда, подъ судъ попасть никому не охота.

— Ахъ, ты мошенникъ!— засмялся работникъ и хлопнулъ его по плечу.— Ну, я думаю, ты не даромъ отказался отъ мысли подать на него жалобу въ судъ, ему, полагать должно, дешевле бы обошлось, если бы онъ самъ тотчасъ же отправился въ тюрьму!

— Не безпокойся, вдь онъ и теперь еще можетъ это сдлать. Однако прощай, я долженъ переговорить съ нимъ.

— Ну, рекомендуй ему меня, если ему вздумается еще съ кмъ нибудь подраться. Съ Богомъ, Кристль.

Бургомистръ вернулся въ свое помстье и уже нсколько минутъ провелъ въ своемъ кабинет, когда у дверей раздался короткій стукъ, заставившій его поднять глаза. Не выждавъ разршенія войти, Кристль быстро отворилъ дверь и затмъ затворилъ ее за собою на ключъ.

— Цлую вашу руку, г. бургомистръ, произнесъ онъ.

Старикъ бросилъ на него сердитый взглядъ.— Ты? Что теб отъ меня нужно?— Онъ провелъ лвой рукой по лбу и прибавилъ уже боле спокойнымъ, хотя все еще недовольнымъ тономъ:—Ну, что, уже выздоровлъ? Это я могъ бы узнать въ свое время и другимъ путемъ, для того, чтобы послать за тобою, если бы ты мн понадобился. А до тхъ поръ ты могъ бы ко мн и не являться.

— Ну, не сердитесь, вдь ужь я все равно пришелъ. Поздравляю васъ, хоть и поздненько…

— Съ чмъ это?

— Да со свадьбой. Вы ужъ что-то больно поторопились дочку-то замужъ выдать.

— А что? разв ее не пора было выдать замужъ? Теб-то моей поспшности удивляться нечего, посл того, какъ ты, негодяй, подалъ всмъ въ моемъ дом такой дурной примръ.

— Ну, что ужь тутъ опять гнваться? Что было, тому не миновать… Съ вашего позволенія.— Парень пододвинулъ себ стулъ и услся у письменнаго стола.— Я еще немного слабъ на ногахъ — съ усталой улыбкой пояснилъ онъ,— но я полагаю, что если бы даже прежнее здоровье и вернулось ко мн, то вы бы не взяли меня больше къ себ въ услуженіе?

— Это ты правильно разсуждаешь.

Кристль протянулъ правую руку черезъ столъ и взялъ ножницы, которыми принялся вертть въ рук, какъ бы играя ими:— Въ ‘Мшистой полян’, я думаю, меня также не охотно бы приняли?

— Конечно нтъ.

— Ну, а за вами и за хозяиномъ ‘Мшистой поляны’ идутъ вс здшніе жители, вамъ стоитъ только показать примръ, и изъ любви къ вамъ вс здсь охотно дадутъ мн умереть съ голоду. Или вы желаете, чтобы я тоже навсегда ушелъ отсюда, какъ это сдлала Бригитта?

— Та ушла отъ насъ по собственной вол.

— О! поврю, совершенно по собственной вол!.. А вдь и мн поневол прійдется уйти, потому что я не могу тоже здсь оставаться. Вотъ объ этомъ-то я и хотлъ переговорить съ вами, что же собственно будетъ со мною теперь?

Бургомистръ съ удивленіемъ взглянулъ на него.

Ножницы въ рукахъ парня вертлись съ усиливающейся быстротой.— Вдь вы опекунъ, сказалъ онъ.

— Только не твой, и того, что съ тобой будетъ теперь, я знать не знаю, и знать не хочу!— воскликнулъ старикъ.— И не смй забываться предо мной въ моемъ собственномъ дом, знай, что я этого не потерплю.— Онъ вырвалъ у него изъ рукъ ножницы и бросилъ ихъ на столъ.

— Это вы правильно сказали,— замтилъ парень, испуганно съежившись на своемъ стул,— забываться не слдуетъ даже тогда, когда остаешься съ человкомъ съ глазу на глазъ, соръ изъ избы всегда такъ легко выносится, и между людьми все скоро узнается. Въ этомъ вы совершенно правы, мысли и слова ваши всегда и везд справедливы, только кулаки не слдуетъ пускать въ ходъ, это уже выходитъ слишкомъ грубо.

— Я и сказать не могу, какъ раскаяваюсь въ томъ, что въ минуту горячности самъ подалъ теб случай пріобрсти надо мною такое важное преимущество.

— Ну, что объ этомъ говорить? Я самъ погорячился еще раньше васъ, такъ что теперь мы съ вами квиты. Я знаю также, что мн нечего ожидать отъ васъ особеннаго къ себ расположенія, но враждебно относиться ко мн вамъ тоже нтъ причины. Не все ли вамъ равно будетъ, если я останусь здсь, и вы мн отведете мстечко, гд бы я могъ спокойно прожить свой вкъ и которое вамъ лично не стоило бы ни гроша?

Бургомистръ покачалъ головою.

— Я тебя не понимаю — мн совершенно все равно, останешься ли ты здсь, или нтъ. Что же касается такихъ мстечекъ, на которыхъ бы можно было жить, не платя ни гроша, такъ я самъ съ удовольствіемъ взялъ бы ихъ для себя сколько угодно.

— Ну, это легко уладить. Разршите мн жениться на Бригитт, и я удовольствуюсь вполн имуществомъ ея матери.

— Если бы ты попросилъ меня объ этомъ прежде, то я имлъ бы многое сказать не въ твою пользу. Но при настоящемъ положеніи длъ, я разршаю теб отправиться на поиски двушки и передать ей, что я изъявилъ согласіе на бракъ ея съ тобою.

— Нтъ, такимъ образомъ я бы не желалъ явиться на глаза Бригитт, вамъ одному слдовало бы употребить тутъ вашу власть и ваши опекунскія права, опаснаго тутъ ничего не можетъ быть — когда конь уже разъ всталъ въ оглобли, то ему нельзя обернуться вспять… Очень плохо ей у меня не будемъ, я ужъ буду беречь ее, и все таки это будетъ честное дло. Только этимъ я не удовольствуюсь, и отъ этого мн не легче, что вы такъ милостиво изъявляете на мой бракъ съ нею ваше согласіе, вы обязаны вынудить согласіе и у самой двушки, вотъ чего я требую.

— Чего ты требуешь?— крикнулъ на него бургомистръ, вскочивъ со стула. Онъ выпрямился во весь ростъ и съ минуту молча смотрлъ на парня, потомъ глубоко вздохнулъ и замтилъ совершенно спокойно:— Мн кажется, любезный, что цирюльникъ тебя плохо вылечилъ, у тебя въ голов что-то не ладно!

— Чортъ бы васъ побралъ!— въ свою очередь вспылилъ парень, и тоже вскочилъ со стула.— Совтую вамъ не грубить мн, я вдь все время болтаю кругомъ да около, да каждое свое слово взвшиваю на всъ золота, и все это для васъ! Смйтесь сами надъ собой, но надо мной шутить вамъ не приходится. Напрасно вы представляетесь! Какъ будто васъ нужно убждать въ томъ, что вы сами лучше всхъ понимаете — что на счетъ прошедшаго вс люди здсь должны быть слпы, какъ зяблики, для того, чтобы никто изъ нихъ не угадалъ истины! Добудьте мн эту двушку во что бы то ни стало, и вы можете быть спокойны, что все будетъ шито и крыто: на меня положиться вы можете и на нее тоже, когда она, волею или неволею, будетъ моей женою. На это я твердо разсчитываю, было бы вамъ это извстно.

Бургомистръ покачивалъ головой, укоризненно поглядывая на парня, который въ изнеможеніи снова опустился на стулъ, едва переводя дыханіе.

— Соберись съ духомъ и успокойся,— произнесъ старикъ и подошелъ къ нему.— Смотри, какъ ты измучился. Вчуж жалко глядть на тебя… А теперь помолчи, или еще болтать теб хочется? Пожалуйста, не говори больше ничего. Голова идетъ кругомъ, когда тебя долго слушаешь. Говорю, теб успокойся, что можно будетъ сдлать, то я вдь сдлаю. Если ты серьезно хочешь жениться на двушк, то зайди ко мн, передъ тмъ, какъ отправишься на поиски за нею, я соберусь съ временемъ и дамъ теб письмецо къ ней.

— Въ которомъ вы прикажете ей выйти за меня замужъ? спросилъ Кристль.

— Въ которомъ я напишу то, что сочту нужнымъ и справедливымъ, отвчалъ бургомистръ.

— Нужнымъ и справедливымъ!— улыбнулся парень,— понимаю.

— Ну, а теперь ни слова боле объ этомъ, отправляйся домой и ложись въ постель, это будетъ здорове для тебя.

— Да благословитъ васъ Господь, г. бургомистръ, цлую вашу руку. Я зналъ, что мы съ вами прійдемъ къ соглашенію.

Кристль вышелъ изъ комнаты. Съ трудомъ спускаясь по крутой лстниц, опираясь на толстую палку, онъ невольно пробормоталъ:— А какъ онъ ловко прикидывается, будто не понимаетъ, что ему говорятъ!

На верху у окна стоялъ бургомистръ.— Пусть я буду олухомъ,— сказалъ онъ — если хоть слово понялъ изъ того, что наговорилъ мн этотъ бродяга! Право, кажется, онъ немного помшался. Надо будетъ переговорить съ цырюльникомъ. Это, пожалуй, опять будетъ стоить мн много денегъ. Но суда всякій боится, не могу же я отдать подъ судъ себя — себя! Ахъ! Если бы не мой горячій, вспыльчивый характеръ — а то, это просто несчастье и для себя, и для другихъ!

VI.

Отецъ Густинъ прізжаетъ и опять узжаетъ — Герръ Миттровицеръ, являющійся человкомъ, избгающимъ произносить хоть одно липшее слово, сообщаетъ семейству Фишеръ новость, которая вынуждаетъ г. Фишера старшаго разстроить попытку бгства изъ родительскаго дома г. Фишера младшаго.— Поучительный разговоръ между отцомъ и сыномъ, въ которомъ буйное увлеченіе юности соединяется съ снисходительными воззрніями старости. Бригитта получаетъ важное и удивительное извстіе.

Отецъ маленькой Августы возвстилъ письменно свой скорый пріздъ. Наступило утро столь мало желаннаго для Бригитты дня. Бдная двушка исполняла свои обязанности также тщательно и добросовстно, какъ и всегда, только голосъ ея звучалъ какъ будто нсколько неувренне, когда она замтила старшей въ дом прислуг:— Ахъ! если бы только Густхенъ осталась въ дом!

— Ну, не думаю, чтобы она осталась,— отвчала служанка.— Молодой баринъ оставилъ за собой посл кончины своей супруги большую городскую квартиру, одно бдное семейство, живущее въ дом, смотрло за порядкомъ въ пустыхъ хоромахъ и служило барину, на ихъ попеченіи находился всегда и ребенокъ, который только изрдка гостилъ то у насъ, то у своей тетки, сестрицы покойной барыни. Посл отъзда отца нельзя же было оставить двочку въ пустой квартир и на рукахъ чужихъ людей, но теперь она вроятно снова вернется туда.

Бригитта глубоко вздохнула:— Для нея все-таки было бы лучше остаться здсь!

Старушка горничная улыбнулась:— Я сама была бы этому очень рада, изъ любви къ вамъ обимъ!

Около полудня прибылъ ожидаемый гость, и Бригитту съ ребенкомъ позвали къ нему. Посл обычныхъ разспросовъ и привтствій, когда утихли радостные возгласы малютки, семейство мало по малу стало расходиться, потому что каждый спшилъ вернуться къ своимъ обычнымъ занятіямъ.

Ребенокъ сползъ съ колнъ отца и принялся звать Гитту. Тогда молодой человкъ врядъ двочку за руку, и они вмст отправились ее отыскивать, она была въ сосдней комнат, гд грустно стояла у окна, дитя радостно бросилось къ ней, обвило ручками ея колни, потомъ снова подбжало къ отцу и продолжало такимъ образомъ бгать отъ одного къ другой, пока не устало, тогда двочка усадила Бригитту на стулъ, влзла ей на колни, прислонилась головкой къ ея плечу и въ такомъ положеніи мирно уснула.

Молодой отецъ опустился въ ближайшее кресло, взялъ лежавшую подъ рукой на маленькомъ рабочемъ столик книгу и принялся ее перелистывать. Онъ еще ни разу не взглянулъ на молодую двушку, и теперь тоже, не поднимая глазъ, обратился къ ней со словами:— Я вижу, что ребенокъ находится подъ отличнымъ присмотромъ, онъ очень радуетъ меня, да и васъ вроятно тоже, поэтому вамъ врно жаль будетъ разстаться съ нимъ. Густхенъ также, я полагаю, осталась бы этимъ не совсмъ довольна.

— Лучше ей объ этомъ впередъ ничего не говорить, посл она скоро примирится съ разлукой: дти вдь помнятъ еще наизусть науку забыванья, а взрослымъ приходится изучать ее вновь. Конечно, въ начал намъ обимъ будетъ не легко, но ‘долгъ’ — господинъ на свт, и даже малюткамъ полезно какъ можно раньше съ нимъ освоиваться.

Какъ спокойно говорила она, это заботясь все только о ребенк и умалчивая о себ, упоминая о своемъ гор только для того, чтобы вс понимали, что она молчитъ не изъ гордости, не позволяющей снизойти до просьбы, и не изъ упрямой настойчивости, не допускающей никакой перемны!

Молодой человкъ бросилъ бглый взглядъ на сидвшую противъ него двушку. Красивую картину представляла хорошенькая, здоровая, молодая женщина, съ нжной заботливостью державшая въ своихъ объятіяхъ нжную, мирно почивавшую двочку.

Если ему не удастся удержать при себ это милое существо, то уже черезъ нсколько дней оно исчезнетъ изъ глазъ его, навсегда, затеряется навки въ тысячной толп другихъ людей.

Онъ снова заговорилъ, устремивъ глаза на книгу:— Впрочемъ, вы еще не уйдете изъ нашего дома ни сегодня, ни завтра. Завтра вечеромъ я снова узжаю отсюда.

— Боже мой, какъ вы меня этимъ обрадовали!— воскликнула Бригитта, но тотчасъ же вспомнила, что изъ опасенія разбудить ребенка ей слдуетъ говорить тише.— Да, но что же это, сударь, означаетъ? Если вы все такъ будете находиться въ разъздахъ, то вдь и это тоже никуда не годится. Для того, чтобы хорошо воспитывать ребенка, необходимо заняться имъ вдвоемъ, я съ своей стороны длаю все, что могу, но на содйствіе отца я такимъ образомъ никогда не могу разсчитывать.

Эти слова заставили его опустить на колни книгу и взглянуть на двушку съ ребенкомъ на рукахъ… Сколько было въ ней женственности! Глаза его встртились съ ея привтливымъ и серьезнымъ взглядомъ. Тронутый и огорченный до глубины души, онъ медленно опустилъ голову и забылся въ мечтахъ, въ тхъ сладкихъ мечтахъ о чудномъ счастьи, которымъ онъ предавался нкогда, въ былыя времена……

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чудеса, возстававшія въ ум его, существовали не вн природы, а въ самихъ ндрахъ ея. Собственное существованіе есть величайшее изъ чудесъ, о которыхъ мы когда либо слышали, и оно повторяется въ каждомъ человк и проявляется въ каждомъ изъ населяющихъ міръ живыхъ существъ. То, что существуютъ другіе люди — чудо, тоже равняющееся первому. Но значеніе, какое мы можемъ имть для нихъ въ жизни, и они для насъ — это уже чудо изъ чудесъ.

Вотъ объ этомъ-то чуд, заключающемъ въ себ цлый міръ могучихъ, обоятельныхъ, чудесныхъ проявленій, онъ и мечталъ теперь, какъ любилъ мечтать о немъ и прежде!

Это было въ то время, когда онъ держалъ въ рукахъ вмсто жалкой печатной книги, бывшей передъ нимъ теперь, великую книгу человческаго сердца, когда онъ увидлъ передъ собой образъ матери и ребенка, и такъ погрузился въ созерцанье его, что захлопнулъ книгу чудесъ и не пожелалъ читать дальше.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Да, это было въ то время, когда его молодая жена вынула изъ шкафа пару крошечныхъ вязаныхъ башмачковъ, которые она сама еще нкогда носила.

Она весело шутила надъ забавной малюткой, чьи ножки теперь отлично помстились въ нихъ и которая важно расхаживала теперь въ новой обуви… И молодая женщина не замчала, что сама превращалась въ малаго ребенка, когда весело потряхивала неожиданно отысканными вещицами надъ колыбелью собственнаго дитяти!

Очаровательное чудо!

А разв не свершалось съ нимъ теперь новое чудо — пробужденіе минувшихъ сновидній при вид сидвшей противъ него таинственной фигуры!

Онъ медленно поднялъ на нее глаза.

Хорошенькая ножка уперлась въ коверъ, мягкія руки обвивались вокругъ блокурой двочки, и миловидное личико такъ нжно слдило за правильнымъ дыханіемъ ребенка.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Я уду,— ршилъ онъ про себя,— Если я вернусь съ тмъ же чувствомъ, съ какимъ ухалъ отсюда… Но это я прежде всего обязанъ уяснить себ!

Въ то время, какъ онъ глядлъ на двушку, ему показалось, правда, будто бы Бригитта кому-то улыбнулась, но онъ не замтилъ, что улыбка эта относилась къ вошедшей въ комнату матери его. Когда старушка увидла спавшаго ребенка, она привтливо кивнула двушк и затмъ бросила весьма странный взглядъ на своего сына, возл котораго простояла нсколько минутъ, совершенно имъ незамченная. Наконецъ она положила руку на его плечо, и онъ невольно вздрогнулъ при ея простыхъ словахъ:— Пойдемъ ужинать!

За ужиномъ ожидалъ всхъ сюрпризъ: едва успвшій вернуться домой сынъ внезапно объявилъ, что вынужденъ снова ухать на слдующій день вечеромъ, конечно по дламъ. При этомъ онъ нарочно или дйствительно принялся шарить въ своемъ портфел и вынулъ изъ него какой-то желтый и старинный клочокъ бумаги, который разв только блаженно врующіе могли бы принять за недавно полученное приказаніе хать. Но сказано было ‘по нужному длу’, противъ этого возражать было нечего, да никто и не возражалъ.

Прошелъ день, и вечеромъ вс распростились, какъ всегда, ласково и дружески. На этотъ разъ Густхенъ крпко спала, Бригитта вынула желзную ршетку кроватки, для того, чтобы отецъ могъ нагнуться и поцловать ребенка, и онъ помогъ ей снова вставить ршетку.

Его экипажъ только что отъхалъ отъ дома, какъ у крыльца остановилась другая карета. Нсколько минутъ спустя, г. Митровицеръ, глава торговаго дома, негласнымъ компаньономъ котораго состоялъ молодой Фишеръ, неожиданно предсталъ передъ отцомъ молодаго человка.

Негоціантъ былъ маленькій, толстый человчекъ, все въ немъ было округлено, начиная съ лица и круглоподрзанныхъ волосъ и кончая не мене кругло подстриженной бородкой. Онъ былъ весь въ поту и тщательно отиралъ себ лобъ платкомъ ‘Покорнйшій’ — пропыхтлъ онъ — ‘высоко’! Это означало, ‘Вашъ покорнйшій слуга! Я нахожу, что вы высоко живете, прошу извиненія поэтому, что я такъ взопрлъ’. Дло въ томъ, что онъ обладалъ необыкновенно развитымъ во всхъ отношеніяхъ чувствомъ умренности и дловой экономіи, которую онъ примнялъ даже въ обыкновенномъ разговор, довольствуясь только самымъ необходимымъ числомъ словъ и стараясь въ каждой фраз сберечь хоть пару словечекъ, какъ бы оставляя ихъ себ про запасъ на слдующій случай, когда ему прійдется обмниваться своими мыслями съ другими.,

— Покорнйшій — высоко!

(Конечно, это очень экономно).

Старикъ Фишеръ предложилъ ему ссть. Онъ опустился на стулъ, и спросилъ:— Мой негласный?..

(Опять чистый барышъ отъ сбереженныхъ существительнаго и глагола).

— Сынъ мой, хотите вы сказать? Онъ только что опять ухалъ на станцію желзной дороги.

Г. Митровицеръ скорчилъ чрезвычайно удивленную физіономію.

— Только что вернувшись?

При несомннномъ изумленіи главы торговаго дома отецъ ухавшаго также стремительно вскочилъ со стула.

— Разв вы объ этомъ ничего не знаете?

— Нтъ.

Посл этого отвта, лице старика Фишера приняло точно такое же растерянное выраженіе, какъ и то, которое не сходило еще съ физіономіи его гостя, и вполн сознавая это, онъ совсмъ растерялся, и наконецъ нершительно обернулся ко своей жен, которая подозвала его къ себ и принялась что-то говорить ему шопотомъ и съ большимъ оживленіемъ.

Послдствіемъ этого разговора было то, что Фишеръ снова подошелъ къ сидвшему г. Митровицеру, и произнесъ:

— Тутъ вышло вроятно какое нибудь недоразумніе съ нашей стороны, мы врно не такъ поняли. Завтра же сынъ мой вернется къ вамъ въ вашъ торговый домъ. А пока, я надюсь, вы позволите мн удалиться — я долженъ спшить по одному очень важному длу… До пріятнаго свиданія!

И онъ стремительно выбжалъ изъ комнаты. Г. Митровицеръ также поспшно крикнулъ ему вслдъ свое прощальное привтствіе, но нагнать его не могъ, такъ какъ его ноги разршили ему только медленно и осторожно спуститься по лстниц, при чемъ онъ задумчиво покачивалъ головой. Конечно, трудно было предположить, чтобы г. Фишеръ старшій потому такъ стремительно обратился въ бгство, что боялся разспросовъ со стороны г. Миттровицера, который повсемстно былъ извстенъ за человка, весьма рдко позволявшаго себ сдлать кому нибудь вопросъ, потому что придерживался того мннія, что при страсти къ разспрашиванію человкъ за свои хорошія слова выслушиваетъ большею частью крупную ложь, но ясно было, что г. Фишеръ старшій ровно ничего не зналъ о поступкахъ г. Фишера младшаго, а это было многознаменательно.

Впродолженіе всей дороги по лстниц, снямъ и вплоть до своей кареты негоціантъ громко и горячо обсуждалъ съ самимъ собою совершившійся фактъ, а также побудительныя его причины и предполагаемыя послдствія. Въ то же время онъ невольно разоблачилъ тайну своей словесной бережливости: онъ очевидно пускалъ въ ходъ во время монологовъ весь запасъ словъ, которыя сберегалъ во время діалоговъ.

Г. Фишеръ младшій подошелъ къ касс и потребовалъ себ билетъ.

— Куда прикажете?

Онъ чуть было не насмшилъ кассира, высказавъ всю правду, т. е. отвтивъ ему: ‘все равно, куда нибудь’ — но опомнился во время и назвалъ какой то ближайшій городокъ, гд ему никогда не приводилось имть дло, гд и теперь никто и ничто не ожидало его.

Вдругъ онъ почувствовалъ, что кто-то взялъ его за руку, онъ быстро обернулся и увидлъ передъ собою своего отца, который увлекъ его въ сторону, а самъ обратился къ кассиру со словами: — Извините пожалуйста, этому господину вроятно прійдется нсколько отложить свой отъздъ!

— Объ этомъ ему самому, кажется, всего лучше было бы знать!

— Какъ пріятно всюду и везд встрчать неизмнную учтивость въ обращеніи, которая можетъ до крайности избаловать человка!.. Густавъ, будь такъ добръ, пойдемъ со мной, я имю сказать теб два слова.

— Господи помилуй! Не случилось ли дома какаго нибудь несчастія?

— Посл твоего отъзда?.. Нтъ.

— Такъ объясни же мн…

— Объясненія прійдутъ въ свое время, а прежде всего мн слдуетъ сдлать теб нсколько вопросовъ. Я вижу тамъ въ сторон маленькій, уединенный садикъ. Пойдемъ туда, тамъ никто не помшаетъ намъ переговорить по душ.

Молодой человкъ молча послдовалъ за своимъ отцемъ.

— Скажи пожалуйста,— началъ старикъ,— изъ-за чего собственно теб вздумалось снова узжать отсюда? Въ первый и во второй разъ ты узжалъ по дламъ — (онъ движеніемъ руки остановилъ сына, попытавшагося перебить его) — не увряй меня, ради Бога, что и теперь тебя призываютъ куда нибудь дла. Миттровицеръ только что былъ у насъ, онъ ничего не знаетъ о твоемъ отъзд.

— Какъ? Миттровицеръ?

— Да, онъ самъ. Значитъ, побудительной причиной твоего новаго путешествія можетъ быть разв только самое частное, лично тебя касающееся дло. На время твоего отсутствія, и только на этотъ срокъ, мы наняли для ухода за твоимъ ребенкомъ извстную теб двушку, Гитту, и теперь твоя мать увряетъ меня, что ты снова удаляешься только для того, чтобы она могла остаться. Могу ли я раздлить это мнніе?

— Дорогой отецъ, я охотно выскажу теб все, что думаю и чувствую по этому вопросу, только прошу тебя, оставь этотъ насмшливый тонъ.

— Нтъ, я въ прав сохранить этотъ тонъ до тхъ поръ, пока буду имть дло съ человкомъ, прямо уличеннымъ въ путешествіяхъ по мнимымъ дламъ и упорно отрицающимъ свой проступокъ, будь откровененъ, и мы обсудимъ все это съ должнымъ вниманіемъ и полной серьезностью.

— Я буду откровененъ. Да, я имлъ намреніе удержать эту двушку въ нашемъ дом.

— Плохое выбралъ ты для этого средство, оно ни къ чему не поведетъ. Или ты будешь повторять его всякій разъ, когда очутишься снова въ томъ положеніи, въ какомъ былъ сегодня? Что же ты думаешь этимъ выиграть?

— Время! Время, чтобы имть возможность уяснить самому себ свои чувства.

— Да, но избранный тобою путь годенъ только для того, чтобы удерживать юныхъ молокососовъ отъ легкомысленныхъ дйствій, точно также разумно было бы отпустить двушку на вс четыре стороны, чтобы она какъ можно скоре затерялась въ толп. Для человка зрлаго возраста вс эти мры никуда не годятся, для него удаляться бываетъ опасно: онъ или впадаетъ въ меланхолію и падаетъ духомъ, или горячится и выходитъ изъ себя, смотря по темпераменту. Мужчина въ твоихъ годахъ обдумываетъ и анализируетъ себя гораздо лучше, спокойне и разсудительне, оставаясь вблизи предмета своего обожанія. Скоро ли онъ прійдетъ къ неизбжному ршенію, или ему понадобится на это боле долгій срокъ — это будетъ зависть отъ боле или мене сильной доли нравственнаго стыда, который въ каждомъ изъ насъ противудйствуетъ мнимому нравственному безсилію, позволь мн теб все это изложить и тмъ помочь разршить этотъ вопросъ. Вдь ты намреваешься дать вторую мать твоему ребенку?

— Да, таково мое намреніе.

— Ну, для человка въ твоемъ положеніи, по нашимъ общественнымъ воззрніямъ, деревенская двушка, сверхъ того, какъ видно, бдная — значитъ, простое, необразованное существо, не можетъ считаться подходящею невстой, вдь это ты конечно самъ долженъ сознавать?

— Нтъ, я этого вовсе не сознаю, и ты самъ, отецъ, врядъ ли раздляешь этотъ взглядъ нашего общества. Каждому предоставляется, я думаю, смотря по собственному вкусу, сорвать себ садовый или полевой цвтокъ, и если только въ домъ вступаетъ хорошая жена, то никто не будетъ смотрть на то, какое она вноситъ съ собой приданое, при дурной женщин никакія вдь деньги не помогутъ. Что же касается такъ называемаго образованія, то я бы желалъ знать, въ чемъ же оно, собственно говоря, должно состоять? Въ томъ, что всхъ заставляютъ, волей неволей, играть на фортепіано, пть и рисовать потому только, что нкоторымъ лицамъ удается дйствительно доставлять другимъ большое наслажденіе тмъ или другимъ талантомъ, что всхъ обязываютъ читать этихъ несчастныхъ классиковъ, на томъ основаніи, что весьма немногіе понимаютъ ихъ и проникаются ихъ красотами, однимъ словомъ, въ томъ, что всхъ заставляютъ длать, то что приличествуетъ и удается только отдльнымъ единицамъ? Ахъ! полноте! Самое необходимое изъ всего этого легко усвоиваетъ себ всякая хорошая жена подъ вліяніемъ любви, а чего нельзя пріобрсти такимъ путемъ — безъ того можно и обойтись!

— Ну, хорошо. Насмшки тхъ, которые будутъ говорить, что не считали тебя такимъ дуракомъ, и другихъ полуобразованныхъ лицъ, можно оставить безъ вниманія. Настоящее образованіе — гимнастика головы и сердца — всегда относится съ невольнымъ почтеніемъ къ природной, не ошлифованной сил, и я, пожалуй, согласенъ съ тобою, что дйствительное достоинство женщины заключается именно въ томъ, что она есть на самомъ дл, а не въ томъ, сколько знаній или сколько умнья она вноситъ съ собою домъ. Но тутъ слдуетъ подумать еще и о томъ, прійдется ли твое ршеніе по сердцу самой двушк, не будешь ли ты самъ вскор осыпать себя упреками, за то, что вырвалъ ее изъ обычныхъ житескихъ условій и перенесъ въ чуждую ей среду?

— О! дорогой батюшка! Какъ ты можешь это говорить? У экзальтированныхъ людей, которые всегда склонны къ обоюднымъ разочарованіямъ, подобныя трагическія супружескія столкновенія могутъ иногда встрчаться, но относительно меня такое предположеніе немыслимо, такъ какъ я всегда довольствуюсь тмъ, что мн дается, и ничего больше не требую. Это уже значитъ смотрть на вещи черезъ чуръ мрачно, безъ всякаго основанія! Я не намреваюсь держать открытый домъ, да если бы она и обладала талантомъ граціозно разливать по чашкамъ чай, лепеча при этомъ остроумныя рчи, то это ни къ чему бы не повело, потому что я не чувствую въ себ влеченія имть въ своемъ дом такъ называемую представительную хозяйку, пусть она останется чужда свту, я даже желалъ бы, чтобы она навсегда сохранила свой ныншній характеръ. Теперь остается спросить, изъ какихъ же обычныхъ условій жизни я ее вырываю и въ какую непривычную среду переношу ее? Я полагаю, что въ ея годы человкъ еще не имлъ времени втянуться въ извстнаго рода образъ жизни, она находится въ услуженіи не боле двнадцати недль и столько же времени прошло съ тхъ поръ, какъ она покинула свой родной домъ, значитъ, это все равно, какъ если бы я взялъ ее прямо изъ родительскаго дома для того, чтобы дать ей возможность исполнить свое важное и единственное назначеніе, которое, будь она свтская барышня или деревенская двушка, само по себ не можетъ представлять для нея ничего необычайнаго.

— Нтъ, конечно, большинство женщинъ выказываетъ даже необыкновенную охоту исполнять это назначеніе… Что ты не желаешь подчиниться общепринятому неодобренію, которое не замедлитъ проявиться въ обществ, это я нахожу вполн естественнымъ, всякій признаетъ свой выборъ удачне всякаго другаго и на вмшательство въ свои дла постороннихъ смотритъ скоре какъ на дерзость, чмъ какъ на выраженіе искренняго участія. Но какже по твоему мннію, отнесется къ этому твое собственное семейство!

— Дорогой отецъ…

— Пожалуйста, не перебивай меня. Отъ меня и отъ твоей матери никакаго сопротивленія теб ожидать нечего, а въ неизмнной привязанности твоихъ сестеръ и брата теб тоже сомнваться нельзя. Мы, родители твои, слишкомъ стары, чтобы имть предразсудки, а т слишкомъ молоды, чтобы предразсудки эти могли въ нихъ укорениться. Въ. особенности двочки, он тотчасъ инстинктивно освоются съ новымъ положеніемъ. Къ брату никакая сестра не ревнуетъ другую женщину — это было бы и безцльно, а избранную его он всегда любятъ, потому что видятъ въ ней конкурентку, удаляющуюся съ рынка. Мы же, старики, обратимъ конечно всю свою любовь на твою новую семью, какъ только она осуществитъ твои надежды и ожиданія, и я скоре склоненъ предположить въ этомъ отношеніи хорошій исходъ, чмъ дурной, если только въ такомъ случа можно вообще пускаться въ какія бы то ни было предположенія. И такъ, каково бы ни было твое ршеніе, у насъ, въ нашемъ тсномъ семейномъ кружк, оно ничего не разстроитъ, только я желалъ бы напомнить теб теперь еще объ одной близкой теб родственниц.

— Ахъ! да! тет Елен! Объ этой доброй душ я и не подумалъ!

— Ты ей многимъ обязанъ, ты можешь всего ожидать отъ нея въ будущемъ, такъ какъ она считаетъ тебя своимъ наслдникомъ. Поэтому ея мнніе слдуетъ принять въ разсчетъ.

— Конечно!

— Она отпустила отъ себя свою воспитанницу, хотя это стоила ей громаднаго принужденія, и ей не очень-то понравится, что ты уже такъ скоро забылъ ту, которую она теб отдала, и даже думаешь вступать въ второй бракъ.

— Это было бы совершенно на нее похоже. Въ женскомъ образ мыслей преобладаетъ стремленіе находить забвеніе въ другихъ непонятнымъ и непростительнымъ — и легко прощать его самимъ себ. Я впрочемъ не заслуживаю упрека въ томъ, что забылъ объ Август, я свято храню память о ней. Въ глубин души нашей существуетъ чистый, незапятнанный никакой страстью уголокъ, гд живутъ грусть, неудовлетворенныя мечтанія и предчувствія, гд продолжаетъ жить то, что въ сущности для насъ уже умерло! Постоянно извлекать оттуда образъ нашихъ покойниковъ и убивать въ себ, изъ любви къ нимъ, которые въ насъ боле не нуждаются, всякое теплое человческое чувство — это фальшивый піетизмъ и истерическая сентиментальность. Я вступаю во второй бракъ сознательно и обдуманно, на пользу и благо себ и Густхенъ, я желалъ бы, чтобы вс это поняли, такъ какъ чувствую, что это честно и справедливо. Если тетя не одобритъ моего ршенія, то это скоре будетъ хорошо для моей двочки, чмъ дурно, такъ какъ то, что она отниметъ отъ меня, вроятно со временемъ перейдетъ къ ней, остается, значитъ, принять въ соображеніе только боле или мене продолжительное отчужденіе такой добрйшей родственницы, а такой мелочи я не желаю приносить въ жертву свое счастье.

— Твое счастье? Ты говоришь, твое счастье?

— Да, я говорю: мое счастье! Я уже прежде говорилъ, что мое чувство истинно и глубоко, а теперь я выскажусь теб вполн. У насъ наступили тяжелыя времена, и нтъ надежды, чтобы они скоро измнились къ лучшему, даже для того, чтобы удержаться на той точк, на которой мы теперь стоимъ, необходимо сохранять много силъ и неутомимой выдержки, имть надъ всмъ зоркій глазъ. Посл многихъ заботъ, хлопотъ, труда и спшной работы, я ищу твердой, незыбляемой опоры, при вид которой я бы самъ могъ успокоиться и затихнуть! Уже при первой встрч Бригитта произвела на меня глубокое впечатлніе своимъ неподдльнымъ сознаніемъ долга, выражающимся во всей ея фигур, и вотъ почему я и хочу, чтобы она была моею, такъ какъ по моему убжденію я не могу отдать свой домъ, своего ребенка и самаго себя въ боле достойныя руки. Я не знаю ничего лучшее, какъ исполняющая свои обязанности честная жена. Мечтать вдали о всемъ хорошемъ, о высшемъ благ и истинной любви и, вернувшись домой, найти все это у собственнаго домашняго очага, видть осуществленіе каждой своей мысли, каждой мечты — это неизмримое счастье!

Старикъ остановился и положилъ руку на плечо сына:— Я думаю, что теперь все выяснилось!

— Какъ, все?

— Ты вдругъ вполн понялъ, чего желаешь, и сознайся самъ, уже зналъ все это прежде и только по напрасну истратилъ бы деньги на проздъ.

— Неужели вы говорите правду?

— Да, теб не остается ничего другаго, какъ чистосердечно въ этомъ сознаться. А теперь уйдемъ отсюда.

Они вышли.

Вдругъ старикъ Фишеръ снова схватилъ спокойно шедшаго рядомъ съ нимъ сына за об руки:— Еще одно слово, Густавъ! Твое предложеніе одинокой и бдной двушк такъ блистательно и соблазнительно, что весьма естественно будетъ съ ея стороны, если она дастъ согласіе, даже и не чувствуя любви къ теб.

— О! нтъ, она этого не сдлаетъ. Въ такомъ случа она просто откажетъ мн.

— Она и откажетъ.

— Господи! Разв ты уже намекалъ ей? Разв ты уже знаешь?

— Ничего я не знаю, ничего, дитя мое. Я только потдвердилъ твое мнніе, что въ данномъ случа она безъ всякой лжи прямо откажетъ теб.

Молодой человкъ улыбнулся и заглянулъ въ глаза старику и вдругъ увидлъ въ нихъ знакомое ему лукавое и шаловливое выраженіе.

Когда они вернулись домой, Густавъ тотчасъ замтилъ, что его тайна сдлалась извстна всмъ его домашнимъ. Молодой братъ съ удивленіемъ взглянулъ на него, три пары веселыхъ молодыхъ глазъ устремились на него, со смющимся выраженіемъ и только мать смотрла серьезно и даже мрачно.

Вскор затмъ вошла въ комнату и Бригитта съ ребенкомъ, чтобы проститься, она была спокойна и весела, какъ обыкновенно, ей видимо ничего не было извстно. Старикъ отецъ подошелъ къ ней и сказалъ съ привтливою серьезностью: Пока вы еще остаетесь въ нашемъ дом. Мы должны сдлать кое-какія перемны, чтобы оставить васъ при ребенк!

Бригитта улыбнулась съ искренней благодарностью и снова удалилась.

Въ тотъ часъ, когда вс уже расходились по своимъ комнатамъ, кто-то постучалъ у ея дверей, она отворила, и Ида, младшая изъ барышень, скользнула въ комнату.

Она остановилась передъ Бригиттой и подражая, манер говорить, своего отца, но нсколько форсируя ее, произнесла:

— Мы должны сдлать кое-какія перемны, чтобы оставить васъ при ребенк… О, да!-Какую еще важную перемну!

Она захлопала въ ладоши и страстно обняла молодую двушку.

— Какая же это перемна.

— Разв мой братъ еще не говорилъ съ вами?

— Нтъ.

— Бдное дитя! Варваръ уже уморилъ одну жену, а теперь хочетъ жениться на второй — и именно на васъ!

— На мн? Ну, этому трудно поврить! Вы сметесь надо мной, барышня!

— Въ такихъ вещахъ я никогда не шучу,— Ида засмялась и приложила палецъ къ губамъ.— Тише!… Только не выдавайте меня. Прощайте! Будущая невстка!.. Она поцловала молодую двушку еще разъ и убжала. Бригитта очутилась снова одна съ ребенкомъ.

Она была поражена до крайности. Неужели барышня дйствительно посмялась надъ нею? Нтъ, это была бы грубая шутка, на которую былъ бы неспособенъ никто въ этомъ дом.

Онъ хочетъ жениться на ней!

Какъ ей принять это съ его стороны, когда она видла его такъ не долго, еще рже говорила съ нимъ, когда онъ зналъ ее также мало, какъ знала она и его?

Какъ это ему могла прійти въ голову такая мысль?

Ребенокъ пошевелился въ кроватк, перевернулся на другой бокъ, онъ былъ спокоенъ, но его няня встревожилась и бросила свои думы.

— Пустяки все это,— мысленно произнесла она и попыталась разсмяться,— вдь все это конечно не правда!

Нтъ, это правда! твердилъ въ ней разумъ. Странно, онъ прежде всегда помогалъ ей выходить изъ всякаго рода затрудненій, а теперь видимо покидалъ ее въ бд.

— И все таки я этому не врю, упрямо ршила она, разумъ не возсталъ противъ этого, и она могла спокойно лечь спать.

Но ужъ лежа въ постели, она услышала въ сосдней комнат чьи-то шаги и голоса. Скоро она могла различить даже, кто говорилъ, и явственно разслышать, что говорили, такъ какъ въ городскихъ домахъ стны строятся такія тонкія, что всякій можетъ даже безъ желанія и хитрости подслушивать чужіе секреты.

— Если она отвчаетъ на твою любовь… слышалось въ сосдней комнат.

— Свойственная и мн и ей одинаковая черта характера должна возбудить ея сочувствіе… это любовь, идущая рука объ руку съ чувствомъ долга.

— Ну, въ такомъ случа, попытай свое счастье. Прежде ты всегда поступалъ обдуманно.

— Я это обсудилъ основательно, я долженъ это сдлать.

— Долженъ? И обсудилъ основательно?

— Да. Когда много думаешь и постоянно размышляешь объ одномъ и томъ же намреніи, то дло всегда кончается тмъ, что чувствуешь себя поставленнымъ въ невозможность отказаться отъ этого намренія. Человкъ не всегда поступаетъ по собственному влеченію, его иногда толкаетъ впередъ само Провидніе.

Она услышала, какъ говорившіе распростились, и все замолкло.

Онъ былъ тамъ, отдленный отъ нея только тонкой стной.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Молодая двушка приподнялась и спустила уже одну ногу съ постели, какъ будто намревалась встать и, можетъ быть, покинуть домъ.

Но легкая дрожь пробжала по ея тлу отъ прикосновенія голой ноги къ холодному полу, она быстро спрятала ногу подъ одяло и, сидя на постели, прижимая къ голов руки, глубоко задумалась.

Но вдь пока ничего еще не было ршено!.. Это успокоило ее, и она заснула.

VII.

Коротка — и окончивается неудовлетворительно для Густава, потому что Бригитта придумываетъ уловку, чтобы не произнести еще и на этотъ разъ послдняго, связующаго слова, которое ни одною двушкою не произносится безъ большаго или меньшаго страха.

Маленькій садъ былъ залитъ лучами солнца. Бригитта сидла въ тни, въ бесдк, листья дикой виноградной лозы колыхались въ воздух и были безпокойны, какъ сердце двушки. Она ревностно шила и по временамъ поглядывала на ребенка, который спалъ на трав, подъ тнью куста.

Смутное чувство лежало у нея на душ. Она желала, чтобы все скоре кончилось, и въ то же время боялась этого. У нея не было духу спросить себя — какъ бы она отнеслась къ предстоящему ршенію, и она предоставляла его собственному теченію, она желала бы, чтобы у нея были уже установившіяся понятія на счетъ этого вопроса, но когда думала, что надо бы спросить себя самое, то смущалась и краснла, сама не зная почему.

Чудно было ей какъ-то, точно она надла вуаль, но солнце такъ настойчиво обдавало свтомъ, что ей подъ этою защитою было еще вдвое жарче. Какъ и въ предыдущій вечеръ она только сказала себ: ‘Я не врю’.— Но звучали эти слова уже иначе.

Тутъ она услыхала приближавшіеся шаги, она вздрогнула, потому что предчувствовала, кто могъ ее отыскивать, иголка заходила еще быстре. Всю эту работу прійдется распороть завтра, но это не бда, не это страшило двушку, она не поднимала головы.

— Такъ вотъ вы гд! Здравствуйте! сказалъ Густавъ, подходя къ ней.

— Добраго утра, баринъ!— Глаза, смотрвшіе обыкновенно такъ смло въ лице, не отрывались отъ работы.

— Мн надо поговорить съ вами, Бригитта, сказалъ онъ и слъ противъ нея.

Рука ея съ вытянутою ниткою замерла въ ожиданіи.

— Я долженъ предложить вамъ вопросъ, который быть можетъ, удивитъ васъ, а можетъ быть, и не удивить, но такъ какъ и помыслы, и дло мое честные, то пусть и будутъ они высказаны прямо безъ колебаній… Бригитта!.. (онъ пытался взять ее за руку, но рука эта быстро опустилась на полотно, которое шила),— Бригитта, согласны ли вы быть моей женой?

Двушка поблднла. Вотъ и сказано слово, сомнній быть не можетъ. Она чувствовала, хотя и не поднимала глазъ, что онъ пристально, выжидательно смотрлъ на нее — и краска снова бросилась ей лице, она отвернулась въ сторону, къ ребенку.

Молодой человкъ слдилъ за ея движеніями и добавилъ: — И быть матерью моему ребенку?

Какъ сильно можетъ поразить то, что случается вдругъ, хотя бы другіе и предвидли и предсказывали вамъ это! Головка съ богатыми косами наклонилась еще ниже.

— Я не знаю право!

— Вы поражены…

— Я и сама не понимаю, почему я такъ поражена. Мн не слдовало бы говорить это, но вдь я никого не выдаю, сказавъ только, что я знала о вашихъ намреніяхъ уже со вчерашняго вечера.

— Говорите прямо, Бригитта! Что подумали вы въ первую минуту, когда объ этомъ услышали?

— Что все это неправда.

— На какомъ же основаніи думали вы такимъ образомъ?

— Основаній много, я бдная, деревенская двушка и въ этомъ дом не боле, какъ нянька.

— А теперь, когда вы уврены, что это правда… какъ думаете вы теперь, Бригитта?

— Не знаю, право! О! не обижайтесь, но я право не знаю, что мн длать. Я могу уважать и цнить васъ, какъ моего барина, какъ отца того маленькаго сокровища, которое такъ тихо покоится тамъ, но затмъ… Я мало знаю васъ и не умю высоко цнить себя! Вы уже были женаты, вы думаете, что можете забыть вашу первую жену, потому что вамъ нравится моя наружность, но скоро, и какъ скоро, я не буду выдерживать сравненія съ нею! Я бы могла съ чистымъ сердцемъ ухватиться за ваше предложеніе обими руками, но это можетъ оказаться неразсудительнымъ и повлечь за собою наше обоюдное несчастье.

— Это и смущаетъ васъ, Бригитта?— продолжалъ Густавъ, вы полагаете, что я васъ недостаточно знаю, что я ршаюсь опрометчиво, необдуманно, слишкомъ скоро, но подумайте хорошенько: разв можно, не уяснивъ себ свои чувства, говорить такъ, какъ я говорилъ теперь съ вами? Именно потому, что обоюдное довріе — главное условіе для счастья и что самое твердое основаніе, на которомъ оно всего лучше можетъ укорениться, оно найдетъ тамъ, гд заботы одного лежатъ въ рукахъ у другаго — я и предлагаю вамъ взять на себя величайшую изъ моихъ заботъ, святйшее право матери надъ моимъ ребенкомъ! Вы не можете думать, Бригитта, что я легкомысленно играю своимъ и чужимъ счастьемъ! Не потому ищу я второй жены, что забылъ первую, а потому, что не могу забыть васъ, мн хочется имть свой собственный домашній очагъ, гд было бы тепло и мн, и моему ребенку. Почему обращаюсь я къ вамъ? Я былъ бы лицемромъ, еслибы утверждалъ, что ваша красота не имла никакаго вліянія на мое ршеніе, но я скажу правду и тогда, когда буду уврять васъ, что моя склонность къ вамъ тсно связана съ моими сердечными обязанностями относительно моего ребенка. Вы сами говорили, что для правильнаго хорошаго воспитанія нужны двое, такъ разв вы захотите, посл всего того, что вы уже сдлали для моего ребенка, передать впослдствіи подрастающую, нжную двочку, оставивъ ее безъ присмотра, безъ попеченій, на руки отца? Вы понимаете, что не то нужно этой малютк. Въ такомъ только случа вы имли бы право выражать преждевременное сомнніе насчетъ нашего общаго счастья — и тогда я сталъ бы благодарить васъ за вашу откровенность — если бы мое предложеніе могло измнить ваше душевное состояніе, если бы вы сами чувствовали, что не можете сдлаться моею женою, потому что не съумете оставаться любящею матерью для моего перваго ребенка, когда у васъ будутъ свои дти.

Бригитта безпомощно оглянулась на двочку, какъ бы собираясь просить ее, чтобы она по крайней мр не думала ничего подобнаго о своей Гитт.

— Бригитта, вы любите ребенка, потому я и стараюсь заслужить ваше расположеніе. Полюбите же и отца, ради ребенка, это будетъ для всхъ насъ лучше, чмъ если бы другіе полюбили ребенка ради отца.

Бригитта стояла, склонивъ голову, сложенныя руки ея опустились до колнъ, она тихо сказала: — Это все такъ прекрасно и такъ честно!

Густавъ быстро подошелъ къ ней, онъ вроятно хотлъ взять ее за руки и приблизить къ себ, но она подалась назадъ и оборонительнымъ жестомъ протянула руку впередъ:

— Что скажутъ на это ваши родители, баринъ?

— Сталъ ли бы я дйствовать такъ открыто передъ ихъ глазами, если бы не былъ увренъ въ ихъ согласіи? Мое семейство любитъ васъ — вы сами тотчасъ убдитесь въ этомъ, пойдемте со мною рука объ руку, я поведу васъ къ моимъ родителямъ и къ сестрамъ.

Бригитта покраснла, быстро заложила руки назадъ и снова отступила на шагъ. Широко раскрытыя глаза ея съ благодарностью устремились на него и она сказала: — Да воздастъ вамъ Богъ за честь, которую вы хотли мн оказать, за доброе обо мн мнніе, и за все, все! Меня почти пугаетъ это. Но кому нибудь изъ вашихъ родственниковъ вашъ поступокъ все-таки непонравится.

— Очень можетъ быть — смясь, отвчалъ Густавъ.— Есть у меня старая тетушка — сестра мой матери и воспитательница мой первой жены.

Двушка поспшила сказать: — О, эта конечно неласково посмотритъ на нашъ бракъ!

— Быть можетъ. Она добрая, только немного капризная дама, впрочемъ я хорошо знаю ее: она не выдержитъ и не можетъ долго сердиться, она скоро полюбитъ васъ также, какъ и вс прочіе.

— Надо, чтобы она еще ране была ко мн расположена, если она узнаетъ объ этомъ позже, то можетъ подумать, что я хотла втереться въ ея семейство за ея спиною и имла къ тому какія нибудь причины. Я не должна имть враговъ. Я не хочу внести несогласіе въ домъ, въ которомъ не видла ничего кром добра — ни малйшаго несогласія, даже самаго ничтожнаго!

— Объ этомъ вамъ незачмъ заботиться, я и самъ объ этомъ не думаю… Бригитта, прошу васъ отвтить откровенно на мой первый вопросъ!

— Я не могу на него отвтить. (Она прижала об руки къ груди).— Я не желала бы давать отвтъ теперь, тотчасъ же… Я сначала хотла бы узнать, согласится ли на это тетушка… Тогда… Ну, а если тетушка будетъ согласна, тогда… Только не теперь, не теперь!— Она зарыдала.

— Бригитта!

Она отстранила его:— Не сердитесь, баринъ, мн было бы легче теперь остаться одной!

— Такъ я уйду. Подумайте съ любовью о вашемъ друг!

Онъ удалился быстрыми шагами.

Она поплакала, оставшись одна, потомъ побжала къ ребенку и стала подл него на колни:

— Теперь уже будетъ, какъ Богу угодно, моя дорогая золотистая головка. Прійдется-ли намъ разставаться другъ съ другомъ или нтъ?.. Ты не разсердишься на меня? Ты видла, что я не могла сказать ни да, ни нтъ, не могла ни за что на свт… Это ужъ такая трудная минута въ жизни, что плакать бываетъ легче, чмъ говорить. И если я теперь нкоторое время не смогу глядть на твоего отца, какъ прежде, то и это иметъ свою причину….

Которой она однако не ршилась сообщить двочк съ золотыми волосами. Она смялась со слезами на глазахъ.

Ребенокъ проснулся и выказалъ большую наклонность поплакать вмст съ нею, но увидвъ веселое лицо своей подруги, онъ схватилъ съ громкимъ смхомъ свой маленькій передникъ и вытеръ имъ ея мокрыя щеки.

VIII.

Прізжаетъ ‘денежная’, тетушка. Она заявляетъ свое нерасположеніе къ Иліад и свою склонность къ Дарвину. Такъ какъ она не возстаетъ противъ ршенія своего племянника, то дло легко бы устроилось и автору осталось-бы еще время пораздумать о заключительныхъ фразахъ своего разсказа — если бы только все вдругъ снова не разладилось!

Такимъ образомъ ‘денежная’ тетушка сдлалась важною особою. Густавъ сознавался въ душ, что за благопріятное ршеніе вопроса съ этой стороны можно опасаться. Но Бригитта требовала и этого согласія, потому онъ, желая устранить всякій поводъ къ колебеніямъ со стороны двушки, ршился сообщить тетушк письменно о своемъ намреніи и узнать объ немъ мнніе ея.

У тетушки былъ большой домъ въ Вн и небольшое имніе въ сосднемъ уздномъ городк, она предпочла поселиться на жительство въ этомъ маленькомъ городк. Первый день, въ который ожидался отвтъ, прошелъ безъ него, во второй — тоже, на третій день, передъ домомъ Фишера остановилась карета, маленькая дама быстро вышла изъ нея и протянула руку вверхъ, къ извощику, чтобы передать ему деньги. Густавъ поспшилъ выйти ей на встрчу, онъ поцловалъ дам руку, но она не обратила на это должнаго вниманія, а только, указавъ на маленькій дорожный чемоданъ и на большую шкатулку, быстро поднялась по лстниц. Молодой человкъ нагрузилъ себя указанными предметами и пошелъ вслдъ за нею.

Это была тетушка Елена. При маленькой, подвижной ея фигур ей нельзя было дать шестидесяти лтъ, правое плечо ея было выше лваго, и она склоняла голову на эту сторону, маленькое, блдное, узкое лицо ея обличало умъ, не вполн желательный для женщины, ротъ былъ слишкомъ великъ, носъ слишкомъ малъ, но умные, блестящіе глаза возбуждали въ тхъ, кто всматривался въ нихъ, сожалніе, что глаза эти попали въ такую непривлекательную обстановку.

Семейство встртило гостью съ сердечнымъ привтомъ. Поздоровавшись, тетя Елена помстилась въ кресл.— Вотъ я и пріхала, дти!— сказала она,— вы знаете, по какому поводу я пріхала. Я распорядилась такъ, чтобы остаться у васъ ночевать, потому что новая дама сердца, можетъ быть, и не живетъ такъ близко, чтобы вы могли тотчасъ представить мн ее.

Старый Фишеръ подошелъ къ ней: — Многоуважаемая невстка, если бы мы, представивъ вамъ эту особу немедленно, лишили себя этимъ удовольствія пробыть съ вами цлыя сутки, то я просто скрылъ бы отъ васъ эту двушку, но такъ какъ я увренъ, что вы, не смотря на представленіе, останетесь у насъ подольше, то я и послалъ за нею. Она у насъ подъ рукою, она служитъ у насъ.

— Она служитъ?

— Да. Она только что начинаетъ служить, это ея первое мсто. Мы наняли ее для ребенка.

— А! такъ это нянюшка!— Тетя Елена бросила косвенный взглядъ на племяника.— Вотъ что! Романъ въ стнахъ собственнаго дома, въ узкой рамк семейнаго быта! Это всегда самыя опасныя изъ любовныхъ интригъ, он рдко проходятъ безнаказанно, сти ставить конечно удобне, но он большею частью представляютъ ту невыгоду, что въ нихъ легко ловишься самъ.

Бригитта вошла съ ребенкомъ, и когда двочка вырвалась у нея и побжала къ двоюродной бабушк, то она, въ сильномъ смущеніи, остановилась у дверей, потупивъ глаза.— А! такъ это она?— Дама отсыкала своей лорнетъ и осмотрла двушку. Между тмъ малютка осыпала бабушку вопросами, но не получая на нихъ удовлетворительныхъ отвтовъ и пользуясь вниманіемъ, которое бабушка обращала на ея няню, стала несчетное число разъ повторять, что это и есть ея Гитта, ея Гитта!

— Дай же и взрослымъ сказать слово, маленькая вострушка! Помолчи немного, я вдь уже знаю, что это Гитта. Ступай, бги къ ней! сказала бабушка, высвобождая ребенка, который совсмъ запутался въ складкахъ ея платья.

Двочка въ точности исполнила приказаніе.

— Я думала, что увижу худенькую, сентиментальную двицу.

— Ты видишь, что это не городская барышня,— сказала госпожа Фишеръ, замтила прізжая:— она недавно изъ деревни.

— Такъ она и не знаетъ, что значитъ быть сентиментальною? Или она уметъ сентиментальничить? Какъ вы скажете, дитя мое!

— Нтъ, не умю, милостивая государыня,— отвчала Бригитта, проводя рукою по шелковистымъ волоскамъ стоявшей подл нея двочки и бросая бглый взглядъ на даму.— Только человкъ, слишкомъ довольный собою способенъ воображать, что онъ можетъ сдлать себя пріятне и интересне для другихъ, чмъ каковъ онъ на самомъ дл.

Тетя Елена разсмялась: — Люди въ деревн слишкомъ практичны для этого, да оно и хорошо. Тамъ вс они охотно сходятся другъ съ другомъ безъ разбора… И ты вроятно думаешь, что богатую родственницу нужно держать потепле, кто знаетъ, на что она можетъ еще пригодиться въ жизни?

— Но, милая тетушка… вступился Густавъ.

— Ты пока молчи, твоя очередь впереди! Ты думаешь, что я ставлю ей это въ укоръ? Когда каждый впередъ будетъ знать, чего онъ можетъ ожидать и требовать отъ другого, то это уже будетъ честною основою для сближенія. Свтъ такъ устроенъ, что мы другъ отъ друга зависимъ и другъ въ друг нуждаемся, и если мы благоразумно покоряемся этому ходу вещей, оставляя при этомъ въ сторон всякую обидчивость, то только оберегаемъ тмъ себя отъ ошибочныхъ воззрній и отъ обидъ, которыя мы сами навлекаемъ на себя, и тогда только мы научаемся жить въ мир и спокойствіи, если не другъ съ другомъ, то по крайней мр другъ подл друга. Таково мое мнніе. Дай-ка на тебя посмотрть.

Она взяла изъ рукъ Густава его шляпу, которую тотъ еще не усплъ положить, и, приподнявъ ее въ уровень глазъ своихъ, сказала:

— Посмотри-ка давно ли умерла Августа? Или первый годъ траура еще не истекъ, или этотъ крепъ пережилъ твою печаль, я нахожу, что въ обоихъ случаяхъ онъ здсь не на мст. Дитя мое,— сказала она, обращаясь къ Бригитт,— отпори этотъ черный крепъ съ его шляпы, это будетъ назидательною для тебя работою, ты замть себ при этомъ, какъ скоро мужчины могутъ забывать, и не составляй себ преувеличенныхъ понятій объ ихъ привязанности.

Густавъ довольно рзко взялъ шляпу изъ рукъ тетушки и бросилъ ее въ уголъ.

— Ого!— воскликнулъ старый Фишеръ.— Позвольте мн, достойная невстка, въ качеств безукоризненнаго представителя этой половины рода человческаго, вступиться за мужчинъ, которыхъ вы унижаете и напомнить вамъ, что вы въ сущности не имете голоса въ этомъ вопрос, такъ какъ сами вы не были замужемъ.

— Нтъ, не была, я тщательно оберегала себя отъ этого зла! Одна мысль, что мн предстояло бы сдлаться родоначальницею горбатаго потомства, которое радовало бы разв мальчишекъ на улиц, уже вселяла мн отвращеніе къ замужеству. Но, чмъ дальше держишься отъ васъ, мужчинъ, тмъ лучше узнаешь васъ, а мн особенно благопріятствовала въ этомъ отношеніи моя отрицательная красота, когда отъ мужчинъ ничего не ожидаешь, то уже черезъ это, даже безсознательно, начинаешь врно судить о нихъ. Только одинъ разъ, одинъ единственный разъ — но въ этомъ я должна сознаться — мечтала я о красивомъ мужчин, это было давно — тогда еще, когда я считалась подросткомъ. Помню, какъ несравненно хорошъ казался мн этотъ красивый господинъ, я была вполн уврена и въ томъ, что онъ чрезвычайно уменъ. Конечно, позже, разница между нашею всеобщею людекою глупостью — мужскою и женскою — не представляется намъ въ столь рзкой форм, и мы напрасно завидуемъ всестороннему образованію мужчинъ, намъ заслоняютъ зрніе зеленою ширмочкою, имъ — синими очками, у насъ слабое зрніе для домашней жизни, у нихъ — для общественной. Мой старый идеалъ — жалкій человкъ — еще живъ, онъ служитъ поврежденіемъ моихъ воззрній и не составляетъ исключенія, если въ настоящее время онъ еще и обращаетъ на себя вниманіе, то обязанъ этимъ только своей семь, я вижу его иногда, какъ онъ тащитъ подъ-руку толстую жену и какъ семь тощихъ дочерей семенятъ ножками передъ ними, во всякомъ случа, онъ во всхъ отношеніяхъ оказался ниже моихъ ожиданій. Я не любила мечтать, но въ то время, когда я увлеклась, я страстно желала встртить того, передъ кмъ преклонялась, воображеніе мое живо рисовало мн эту встрчу, со всми подробностями: какъ онъ поклонится мн, какъ я буду благодарить его, съ чего начнется у насъ разговоръ, какъ пойдетъ онъ дале и окончится уговоромъ свидться снова, я надялась поразить его не мене, чмъ онъ поразилъ меня, и къ этому готовилась я особенно тщательно. Я смотрлась въ зеркало, стараясь придать томное выраженіе своему взгляду, улыбнуться многообщающей улыбкой выразить волненіе счастья — о какъ все это было гадко, и что за рожи увидла я тогда въ зеркал! я и сама каждый разъ выла надъ ними!

Присутствовавшіе не могли воздержаться отъ смха, тмъ боле, что тетушка, увлекаясь своимъ живымъ разсказомъ, незамтно для себя продлывала всю ту мимику, о которой она повствовала. Между тмъ какъ старшіе сдерживали свою веселость въ границахъ приличія, вс три молодыя племянницы не могли обуздать свою веселость и сопровождали каждый новый взрывъ хохота сочувственнымъ восклицаніемъ, ‘бдная тетя’ — что конечно не поправляло дла.

Тетушка хлопнула ладонью по столу:— Замокъ бы вамъ ко рту привсить, двченки вы такія!— закричала она на нихъ.— Единственной благоразумной особой вашихъ лтъ оказывается та, которая стоитъ у дверей! Поди сюда, дитя мое, садись здсь, подл меня.

Она указала Бригитт на кресло съ правой стороны и, Бригитта сла, она чувствовала себя мене смущенною съ тхъ поръ, какъ ручка ребенка лежала опять въ ея рук, и теперь двочка положила головку свою ей на колни.

— Такъ хорошо — сказала тетя, коснувшись мимолетнымъ жестомъ колнъ двушки, и продолжала: — Такимъ образомъ зеркало заставило меня убдиться что я могу только потерять отъ стараній завоевать, чье нибудь сердце,— имя же мое, окончательно отрезвило меня, заставивъ вспомнить, что никто и не думаетъ мною интересоваться. Это имя, данное мн при крещеніи, напоминало конечно — для тхъ, кто давалъ мн его — только христіанскую святую, упоминаемую въ календар, но нкоторымъ молодымъ людямъ оно напоминало и языческую Елену… Это (пояснила она Бригитт) была такая, въ древнія, самыя древнія времена, царица — красавица изъ красавицъ, бездльница изъ бездльницъ, при чемъ слдуетъ замтить теб, что красавицамъ гораздо легче сдлаться безпутными, чмъ намъ, на добродтель которыхъ никто не покушается.— У этихъ молодыхъ людей была склонность къ комизму, который состоитъ, какъ извстно, въ отыскиваніи противуположностей, и они похвалялись тмъ, что назвали меня въ насмшку: ‘прекрасною Еленою’. Шутка эта нравилась имъ, зачмъ же пропадать ей даромъ? Надо распространять ее, и вотъ молодые люди выказали столько деликатности и рыцарскихъ чувствъ — какъ и слдовало впрочемъ ожидать отъ ихъ мужской породы — что остроумное прозвище облетло весь около докъ, въ которомъ мы жили и что меня потомъ уже иначе и не называли, какъ ‘прекрасною Еленою!’ О какъ я проклинаю память о нихъ! Я охотно предала бы сожженію всю Иліаду, до послдняго экземпляра этой книги — что бы ни сказали на это господа профессора. Впрочемъ, студенты были бы вроятно на моей сторон. Нечего было и воспвать Троянскую войну, такъ какъ главною причиною ея и была эта Елена!.. И такъ, съ тхъ поръ, какъ зеркало оградило меня отъ опаснйшаго врага нашего — желанія нравиться, съ тхъ поръ, какъ нжная и тонкая игра съ моимъ именемъ отдалила меня навсегда отъ мужчинъ — я перестала видть въ нихъ то, что видятъ въ нихъ вс женщины, или видть ихъ такими, какими они желали бы казаться намъ, и я право не сержусь на благодтельную природу за то, что она дала мн, такъ сказать, свободный пропускъ, наградивъ меня столь неудавшеюся наружностью.

— Невстка, милая невстка — предостерегалъ старый Фишеръ, — подумайте, что бы теперь вышло и какъ бы мы могли отвтить на ваши слова, если бы мы дйствительно вс были невоспитанные люди, незнакомые съ тонкими чувствами, а такъ какъ мы не возражаемъ вамъ, то это доказываетъ, что…

— О! сдлайте одолженіе, не стсняйтесь. Вдь вы не можете воздержаться хотя бы только отъ намека на колкости потому высказывайтесь лучше прямо, я не останусь въ долгу, за отвтомъ въ карманъ не ползу.

Такъ какъ старикъ все-таки молчалъ и улыбался, то тетушка вдругъ обратилась къ Бригитт и, схвативъ ее обими руками за ноги, сказала: — Да, дитя мое, хотя я и посадила тебя подл себя, а ты все-таки остерегайся, я злая особа, вс горбатые — таковы.

— Не думаю — отвчала двушка, улыбаясь неожиданному нападенію:— злость не зависитъ отъ наружности, иначе не было бы красивыхъ негодяевъ.

— У нея прекрасные зубы, и она крпкаго сложенія,— сказала тетушка, обращаясь къ сестр и къ зятю.— Она здорова и сильна, такія же будутъ и ея дти.

— Но, милая тетушка… началъ было Густавъ.

— Ну, ну, милый Густавъ! Разв все не сводится къ этому? А если такъ, то почему бы мн, старой женщин и не говорить этого? Я полагала, что вы здсь въ город усердно читаете Дарвина. Вотъ-то разумникъ! Я уже нсколько разъ перечитывала вс его сочиненія въ деревн, не потому, чтобы онъ говорилъ что нибудь для меня новое, а боле изъ удовольствія: мн пріятно думать, что нашелся наконецъ мужчина, который высказываетъ истину, давно извстную намъ, старымъ женщинамъ. Да, когда человкъ состарится, то онъ придерживается существенности и уважаетъ факты, старыя женщины разсказываютъ хорошія сказки потому именно, что он сами имъ не врятъ, что эти женщины опасны — объ этомъ уже давно догадались врали по профессіи, они то и заставляли глупцовъ и плутовъ сожигать ихъ, посл того какъ ихъ уже пытали за умъ — доказательство, что было что выколачивать изъ нихъ. Задолго до того, какъ люди ознакомились съ медицинскимъ искуствомъ, старыя бабы уже на практик лечили и вылечивали, и такъ какъ он своими слезящимися глазами видли лучше другихъ, чмъ все на свт кончается, то и сдлались ясновидящими. Въ прежнія времена все знаніе было въ рукахъ женщинъ, только мало по малу оно перешло къ мужчинамъ, потому что эти мужчины все хотли чего-то большаго, ко всему желали прибавлять своего, своихъ громкихъ словъ и гипотезъ, они везд искали законовъ природы, а вдь то, что мы можемъ открыть — въ сущности только полицейскія предписанія этой самой природы. Старыя женщины любили имть дло съ единичными фактами, тамъ же, гд встрчалось сплетеніе или сцпленіе ихъ — он предоставляли ему распутываться и разршаться самому, этого держится и ныншняя наука, потому она и стоитъ теперь — прошу меня извинить — на точк зрнія старыхъ бабъ, оттого-то я и радуюсь тому, что я старая женщина!

— Это добродушное примиреніе съ судьбою очень идетъ къ вамъ — сказалъ Фишеръ старшій,— но я все-таки просилъ бы васъ завернуть въ облатку эту горькую пилюлю, я не намренъ глотать ее, потому что съ своей стороны не могу особенно радостно встрчать свою старость.

— Этому я охотно врю! Старые мужчины никуда не годятся. Какъ скоро для васъ минуютъ т года, въ которые вы еще можете нравиться… Однако оставимъ это!— Она обернулась къ Бригитт.— Милое дитя, ты довольно наслушалась того, изъ чего не поняла, быть можетъ, и половины, я удивляюсь одному: что ты не начала еще засыпать, какъ маленькая Августа, которая, какъ я вижу, тщетно борется съ Морфеемъ, снеси ее въ постельку. Идите, дти! Спите спокойно!

Бригитта ушла и унесла ребенка.

Позже, за ужиномъ, Густавъ осмлился предложить вопросъ:— Скажите, что вы думаете о моемъ намреніи, любезная тетушка?— Я занята дою, а въ это время я ни о чемъ не думаю, эти два дла не ладятся вмст, отвчала она.

Скоро вс вышли изъ-за стола и простились другъ съ другомъ. Густавъ отозвалъ въ сторону свою младшую сестру и попросилъ ее пойти съ нимъ, чтобы вызвать Бригитту.

Ида исполнила его просьбу, и когда двушка появилась въ дверяхъ, она обняла ее за талію и привлекла къ себ.— Этого права никто у меня перебить не можетъ,— сказала она,— я первая высказала ей, какъ она мн симпатична.

Густавъ схватилъ сестру за руку и пожалъ эту руку, такимъ образомъ, вс трое составили одну группу, соединенную какъ бы цпью.— Я надюсь на полный успхъ — сказалъ онъ — тетушка была въ веселомъ, хотя и въ возбужденномъ настроеніи духа и потому много болтала, но вы, кажется, понравились ей. Какъ понравилась вамъ старушка?

— Очень, очень! Злою она быть не можетъ, потому уже что сама говоритъ: я злая, остерегайся меня! Только чудна она немного, да и тутъ удивляться нечему: сама же она сказала, что никто никогда не любилъ ее. А я думаю, что оно такъ и есть, какъ люди говорятъ, что любить должна каждая женщина, если она хочетъ оставаться женщиною, а она хотла оставаться женщиною, иначе не взяла бы на себя трудъ воспитывать чужаго ребенка, жизнь не дала ей того, что должна бы она давать всякому, и ей вчно приходилось нести эту тяжесть на плечахъ своихъ, будь она еще во сто разъ странне, я и тогда не могла бы осудить ее за это!

— Благодарю! Прощайте! сказалъ чей-то крикливый голосъ, и тетушка медленно прошла мимо удивленныхъ друзей. Она шла въ комнату, отведенную ей для ночлега, и не могла миновать того мста, гд происходилъ разговоръ — о чемъ Густавъ и сестра его совсмъ позабыли.

— Бда намъ! воскликнула Ида.

Цпь разорвалась. Они молча пожали другъ другу руки и разошлись въ разныя стороны.

Одной изъ двицъ приказано было лечь въ комнат съ тетушкою, для того, чтобы старушка въ случа надобности имла кого нибудь подъ рукою. Старая дама провела очень безпокойную ночь, она слишкомъ разговорилась и развеселилась, требовала то того, то другаго, то хотлось ей пить, то она просила открыть окно, то снова запереть, такъ что племянница жаловалась на другой день на сильную головную боль.

Густавъ тоже заснулъ позже обыкновеннаго, но Бригитта съ спокойнымъ сердцемъ легла въ постель, она не видла ничего дурнаго въ томъ, что сказала, она могла бы повторить это самой тетушк, а на то, чмъ ршитъ родственница вопросъ о женитьб Густава, Бригитта смотрла какъ на знаменіе самаго Провиднія.

Обращеніе тетушки съ Бригиттою на слдующее утро было очень сухо. Густавъ выждалъ минуту, когда онъ остался съ нею наедин, и тогда, цлуя ея морщинистую руку, сказалъ:— Вы до сихъ поръ жили въ ладу съ вами, тетушка, насколько мн помнится, неужели же это должно измниться именно тогда, когда разладъ съ вами былъ бы для меня всего больне?

— Да, мой другъ, мы всегда мирно жили другъ съ другомъ и вроятно останемся въ такихъ же отношеніяхъ и теперь. Между нами, женщинами, часто бываютъ такія непріятныя столкновенія, тебя, надюсь, не удивляетъ то, что и я причисляю себя къ этому полу, теб уже было сказано, что я старалась сохранить свою женственность. Ну, а ни одной изъ насъ не бываетъ пріятно возбуждать сожалніе въ другой. Однако теб нечего смотрть на это — женись на этой двушк, у нея доброе сердце и именно настолько ума, насколько женщин дозволяется имть его, чтобы вамъ нравиться или вами прельщаться.

— Не пожелаете ли вы сами сказать ей нсколько ласковыхъ словъ?

— Не теперь, теперь я не расположена къ этому, но когда я буду узжать, ты подведи ее къ карет. Да еще вотъ что: если двушка эта должна сдлаться твоею невстою, то было бы приличне, мн кажется, удалить ее на время изъ дома, гд она до сихъ поръ служила. Пошли ее погостить ко мн въ имніе, вмст съ ребенкомъ.

Приходъ сестеръ помшалъ Густаву выразить свою благодарность, и дальнйшій разговоръ объ этомъ предмет сдлался невозможенъ..

Такъ какъ Бригитту никто не спрашивалъ, то она съ двочкою ушла въ садъ. Старая дама повидимому обидлась ея вчерашнимъ замчаніемъ, оно, быть можетъ, и огорчило ее, и двушка жалла объ этомъ.

Передъ обдомъ Густавъ пришелъ въ палисадникъ.

— Бригитта, тетушка узжаетъ.

— Уже?

— Пойдемте проводить ее!

Она взяла ребенка за руку и пошла вслдъ за Густавомъ. Когда вс простились со старушкою, она поманила къ себ Бригитту.— Ты доброе дитя,— сказала она ей — и Густавъ славный человкъ. Изъ немногаго хорошаго, что встрчается на свт, лучше всего то, когда встрчаются люди, созданные другъ для друга, потому-то я считаю грхомъ разлучать такихъ людей. Все прочее должны устраивать вы сами, а я даю вамъ свое благословеніе! Она еще разъ ласково закивала головою, карета отъхала. Густавъ взялъ Бригитту за руку и увелъ ее снова въ садъ. Двочка бросилась на траву и стала кататься по полян, молодые люди молча смотрли на нее нсколько минутъ, потомъ будто по обоюдному соглашенію отошли немного дале, дикія виноградныя лозы дрогнули, когда оба остановились около бесдки.

Густавъ схватилъ об руки двушки и повернулъ ее къ себ, чтобы взглянуть ей въ лице: — Тетушка не возстаетъ противъ нашего брака, такъ отвчайте же вы мн окончательно: хотите ли быть моей женой?

Двушка склонила голову, чтобы скрыть яркій румянецъ, выступившій на щекахъ, и произнесла тихо, но твердо и серьезно, какъ будто она давала клятву: ‘Хочу!’ Онъ почувствовалъ пожатіе ея рукъ, которыя до тхъ поръ лежали какъ онмлыя въ его рукахъ. Онъ привлекъ ее къ себ, поцловалъ въ лобъ, головка ея опять склонилась и легла ему на плечо.

Какая же милая двочка была маленькая Августа! Она не замчала ничего такаго, чего ей не слдовало знать, она, лежа на спин, вытянулась во всю длину своего тла и въ полудремот перебирала пальчиками траву и стебли.

Но Бригитта скоро подняла голову, откинула ее назадъ и остановила на Густав свои темные глаза, съ тмъ глубокимъ выраженіемъ, которое очаровывало его. Она улыбалась.

— Объ одномъ я просила бы васъ.

— О чемъ, дорогая моя? Говори скоре!

— Какъ мн пріятно, что вы такимъ образомъ разршаете и мн говорить вамъ… ты. Теперь я смю это длать. Я только и ждала твоего позволенія. Я говорила бы сухо и рзко и никогда не высказала бы того, что лежитъ у меня на сердц, если бы мн приходилось говорить ‘вы’, оно странно, но мн все кажется будто, говоря ‘вы’, я имю дло съ нсколькими лицами, между тмъ какъ помыслы и слова мои обращены только къ одному человку.

— Я съ тобою согласенъ, потому и прошу тебя говорить мн ‘ты’ и говорить все, что думаешь.

— Многіе полагаютъ, что та двушка не любитъ, которая не тотчасъ ршается дать свое согласіе на бракъ и желаетъ сначала подумать объ этомъ, отъ тебя я такаго мннія не ожидаю. Ты самъ тотчасъ полюбилъ серьезно, какъ и я, и такъ какъ союзъ нашъ можетъ и долженъ состояться передъ Богомъ и передъ людьми, то будемъ другъ съ другомъ такъ откровенны, какъ только могутъ быть откровенны люди.

Густавъ взялъ ее обими руками за голову и хотлъ поцловать, но она ловко уклонилась отъ этого.

— Я не кончила, я должна еще объяснить, почему не тотчасъ соглашалась на бракъ съ тобою, я не хочу, чтобъ ты истолковывалъ мою нершимость иначе, я вела себя странно, не правда ли? И ты долженъ знать вс мои помыслы, это теперь въ порядк вещей. Женщины вс таковы: нравится намъ человкъ или нтъ, но мы за любовь его не караемъ, и когда ты заговорилъ со мною объ этомъ, я очень возгордилась, но скоро и я стала раздумывать: какой ты важный баринъ, сравнительно со мною, и какъ пойду я за тебя съ пустыми руками и буду все принимать и ничего не отдавать теб, тутъ то я и стала въ тупикъ. Когда такое счастье посылается человку неожиданно и безъ всякаго содйствія съ его стороны, то онъ иметъ полное право задуматься надъ нимъ и стараться разобрать, на сколько онъ его заслуживаетъ и будетъ ли оно ему на благо! Такъ было и со мною, и я сказала себ: не теб это счастье, не видать теб его… А ты-то говорилъ такъ честно, сердце у меня такъ и прыгало отъ радости, но чмъ боле вры давала я твоимъ словамъ, тмъ страшне становилось мн самой, все сразу и съ самаго начала пошло такъ, какъ у другихъ кончается, какаго же еще счастья ждать мн въ будущемъ? Облегчилось мое сердце, когда рчь зашла о тетушк. Ну, подумала я — вотъ съ какой стороны дло шатко! Я была рада предлогу, возможности уклониться отъ ршительнаго отвта и свалила все на тетушку: она не допуститъ до этого, да оно и безъ того не должно сладиться! Ну а если ужъ быть тому, то и я должна испытать себя: останусь ли я врна себ, могу ли я дать слово ради тебя, или только ради себя самой — что было бы уже лживымъ союзомъ.

— Пусть же союзъ нашъ и будетъ самый чистый — только не будемъ долго откладывать его. Позволь мн на дняхъ създить въ Зебенсдорфъ, чтобы просить твоей руки у матери твоей и у твоего опекуна.

Двушка вдругъ поблднла какъ смерть, потомъ кровь бросилась ей снова въ лице.— Матерь Божья!— воскликнула она: — какъ могла я до того забыться въ моемъ упоеніи! Этого нельзя сдлать! Оставьте это, ради Бога, голубчикъ-баринъ! Оставьте и меня! Откажитесь отъ меня!

— Бригитта!

— Откажитесь отъ меня! говорю вамъ… О Боже! Какое ужасное вознагражденіе получили бы вы тамъ за свою любовь, за вашу доброту, за ваши честные поступки, если бы увидли, съ какими лицами, съ какими гримасами приняли бы васъ тамъ. Нтъ, вы туда не подете! Я не гожусь вамъ въ жены, я не стою васъ. Оставьте меня!

Онъ удержалъ ее сильною рукою.— Я отпущу тебя только тогда, когда узнаю, что все это значитъ.

Она растерянно металась и избгала его взгляда.— Вы не услышите тамъ ничего хорошаго обо мн!…

— Я не поврю ничему дурному.

Она высвободила наконецъ свои руки и тихо оттолкнула его отъ себя: — Это вамъ не поможетъ,- вы не можете опозорить себя настолько, чтобы раздлить со мною ту вину, которая лежитъ на мн одной.

— Бригитта!… Что это значитъ?

Она потупила взоръ и, помолчавъ, сказала:— Мн выдадутъ тамъ такой аттестатъ въ безнравственности, котораго я нигд не могла бы предъявить.

— Дальше! Говори дальше!— Если ты не играла гнусной комедіи, то разсказывай же все, я наю право требовать отъ тебя всей правды!

Она умоляющимъ жестомъ сложила рука.— Тайна эта не только моя, но касается и другихъ.

— Ты хочешь сказать: другаго?

Она молчала, дрожа отъ ужаса, потомъ беззвучно произнесла, схватившись рукою за голову:— Я виновата, потому что совершила необдуманный поступокъ, я не знала, не могла вообразить себ, какъ дорого я могу за него поплатиться.

— Я хочу знать твою вину. Правду! Говори правду! настаивалъ онъ.

— Правда ничего не измнитъ, лучше будетъ, если я уйду отъ васъ и вы меня забудете.

— Въ такомъ случа, я самъ все разузнаю на мст, сказалъ онъ суровымъ тономъ.

Она взглянула на него умоляющимъ взоромъ:— Не длайте этого!

— А вы до тхъ поръ останетесь здсь.

— Ни за что въ свт.

— Вы останетесь — говорю вамъ.

Маленькая Августа, о которой вс забыли и которая уже давно сидла, прекративъ свою забаву, вдругъ разсудила, что отецъ ея и Бригита ссорятся, и горько заплакала.

— Боже мой! мы испугали ребенка! воскликнула Бригитта и побжала успокоивать двочку.

Густавъ покачалъ головою. Неужели подъ этимъ, всегда обдуманнымъ, даже разсудительнымъ обращеніемъ, въ которомъ не замтно было ни искры сдержанной страсти, ни томной нги сказывающагося непостижимаго желанія, могло скрываться то безмятежное, ужасное легкомысліе, которое заставляетъ такъ сильно страдать потому именно, что оно не сознаетъ, какую боль оно причиняетъ?… Нтъ, это невозможно!… Однако она сама сказала…

Онъ подошелъ къ двушк, стоявшей на колняхъ передъ ребенкомъ, и сказалъ: — Бригитта, завтра вы съ малюткою подете въ имніе къ тетушк и останетесь тамъ до тхъ поръ, пока не получите всти обо мн!

Она отрицательно покачала головою.

— Если я когда нибудь былъ вамъ дорогъ… началъ онъ, грустно улыбаясь, мягкимъ, взволнованнымъ голосомъ.

Она сложила руки на груди и взглянула на него.

— Дайте же вашу руку, въ знакъ привязанности.

Она глубоко вздохнула, потомъ протянула ему правую руку, дрожащую, влажную, холодную. Онъ вздрогнулъ въ свою очередь, когда почувствовалъ на своей рук прикосновеніе ея горячихъ губъ, и выбжалъ изъ сада.

IX.

Кристль въ город, а Густавъ въ деревн.— Первый возвращается домой, не добившись толку, посл короткаго разговора на порог двери.— Второй пробуждается отъ любовныхъ мечтаній въ присутственной комнат зебенсдорфскаго бургомистра.

Когда на слдующее утро поздъ прибылъ на одну изъ станцій большаго города, и пассажиры, высыпавшіе изъ вагоновъ, густой толпой спустились по широкой лстниц дебаркадера и разошлись по разнымъ направленіямъ, пріхавшій вмст съ ними молодой деревенскій парень, долго стоявшій на одномъ мст, видимо пораженный зрлищемъ тсно настроенныхъ, высокихъ домовъ, ршился наконецъ медленно зашагать по незнакомымъ улицамъ, вроятно соображая, что теперь очень рано, чтобъ застать кого нибудь дома и что потому торопиться нечего.

Это былъ Кристль. Онъ выждалъ не одну, а нсколько недль, чтобы поправиться, научиться ходить безъ помощи палки, пріобрсти здоровый цвтъ лица и такимъ образомъ хоть нсколько возвратить себ цвтущій видъ красиваго малаго, на котораго нкогда съ удовольствіемъ заглядывались деревенскія двушки, иначе ему не хотлось бы предстать передъ глазами Бригитты. Но какъ только онъ наконецъ ршился пуститься въ путь, то тотчасъ явился къ бургомистру и потребовалъ отъ него то письмо, въ которомъ должно было заключаться приказаніе Бригитт выйдти за него замужъ, такъ какъ онъ непремнно хотлъ жениться именно на ней и ни на комъ другомъ, можетъ быть и потому, что къ этому браку ее вроятно пришлось бы принудить. Бургомистръ и на этотъ разъ сомнительно покачалъ головой, точно также какъ при первой встрч, но все таки далъ ему письмо къ Бригитт.

Кристль вынулъ изъ кармана куртки этотъ важный документъ и прочелъ написанный на конверт адресъ: ‘Находится въ услуженіи у г. Фишера’. Онъ самоувренно улыбнулся:— Если бы тутъ не написано было подробно, гд этотъ баринъ проживаетъ, то среди этого шума и гама его отыскать было бы трудновато. Если бы я сталъ спрашивать у прохожихъ, гд живетъ г. Фишеръ, то люди подумали бы, что я смюсь надъ ними, или же приняли бы меня самаго за круглаго дурака. Странный народъ эти люди! Коли у кого совсмъ особенная фамилія, вс говорятъ: ‘Ого? Какое странное имя!’ А носи такое имя, какъ тысяча другихъ, опять недовольны, и кричатъ: ‘Могъ бы онъ назваться и иначе’.

Предмстье, значившееся на адрес, находилось довольно далеко отъ дебаркадера, и потому Кристль, совершивши этотъ путь весьма медленнымъ шагомъ, прибылъ къ мсту назначенія только въ такой часъ утра, когда по его предположенію даже самые сонные люди должны были уже быть на ногахъ. Онъ скоро нашелъ по адресу и домъ и съ минуту стоялъ нершительно, оглядывая гладкія плиты и высокую дверь, какъ вдругъ дверь отворилась, и на порог появилась двушка со стаканомъ въ рук, очевидно направлявшаяся къ водопроводу.

Онъ узналъ въ ней Бригитту, но долженъ былъ внимательно вглядться въ нее, чтобы увриться, что не ошибается. Она перестала носить деревннскую одежду и ходила въ простомъ ситцевомъ плать, на которомъ не видно было ни одной складочки, ни одного пятнышка. Въ этомъ незатйливомъ костюм двушка выглядла- такою миленькою и опрятною, что ее, по крестьянскому выраженію, точно вынули сейчасъ изъ коробочки, поэтому, глядя на нее, глаза парня засвтились удовольствіемъ, но въ тоже время онъ невольно почувствовалъ, что сдлался вдругъ какъ-то чуждъ милой его сердцу двушк, которая въ столь короткое время обратилась словно въ городскую барышню. Онъ неловко подошелъ къ ней и, нершительно протягивая руку, несмло произнесъ: — Здравствуй, Бригитта!

Она отступила на шагъ назадъ и, вспыхнувъ отъ досады, недовольнымъ голосомъ воскликнула:— Какъ? Это ты? Что теб здсь нужно?

— Точно та же встрча, какъ со стороны бургомистра!— подумалъ про себя Кристль.— Я тебя нарочно отыскалъ. Мн нужно поговорить съ тобою.

— Мн болтать некогда.

— Это и не будетъ болтовня, а для меня очень важный разговоръ.

— А для меня нтъ, о чемъ бы мы съ тобой ни говорили.

— Бригитта,— шопотомъ произнесъ парень,— вспомни, что ты была еще двчонкой, когда я полюбилъ тебя.

— Да, и уже тогда ты былъ мн невыносимъ.

— Какъ часто я съ тхъ поръ предлагалъ, теб мою любовь! И если бы ты тогда приняла мое предложеніе, то никто бы не пострадалъ отъ этого.

— Кром меня самой, до тхъ поръ, пока я была бы нужна теб.

— Теперь же вышло такъ, что о теб понапрасну распространилась дурная молва…

Она печально опустила голову.

— И поэтому ничего нтъ удивительнаго, что я хочу все это сгладить и поправить.

Она сухо разсмялась:— Поправить дло? Ты? Ну, интересно было бы знать, какъ ты за это возьмешься и какъ думаешь это сдлать?

— Я хочу жениться на теб.

При этихъ словахъ Бригитта спокойно прошла мимо его, отвернула кранъ у водопровода и наполнила стаканъ чистой водой. Затмъ она также медленно вернулась къ дверямъ, взялась за ручку и проговорила:— Покорно благодарю! Пусть ужъ въ такомъ случа все останется по старому, какъ ни дурно было прошедшее!

Кристль быстро удержалъ ее, и когда его пальцы прикоснулись къ ея полной, обтянутой тонкимъ рукавомъ, рук, онъ пріятно улыбнулся и вдругъ снова почувствовалъ въ себ ту самонадннную смлость, которая свойственна была ему въ сношеніяхъ съ женщинами.

— Подожди же немножко — сказалъ онъ,— если моя рчь спугнула тебя, то я, можетъ быть, заведу другую, которая заставитъ тебя пріостановиться. Будь умница, моя милочка, повинуйся. Такъ или иначе, ты все таки будешь моею, я это твердо ршилъ, а теперь, когда это можетъ быть сдлано честнымъ путемъ, какъ ты ни противься, ничто не поможетъ. Я и опекунъ твой дйствуемъ за одно, и вотъ что онъ теб приказываетъ.— При этихъ словахъ Кристль сунулъ ей письмо буквально подъ носъ.

Она быстро схватила письмо, поставила стаканъ на подоконникъ и сама присла на него для того, чтобы прочитать посланіе.

Какъ ни внимательно слдилъ Кристль за двушкой, чтобы угадать впечатлніе, производившееся на нее чтеніемъ, онъ не могъ удержаться, чтобы не любоваться тонкой щиколодкой ножки, упиравшейся въ землю въ то время, какъ другая слегка болталась по воздуху, но вскор онъ уже не могъ отвести глазъ отъ лица Бригитты и съ удивленіемъ и тревогой замтилъ, что оно оставалось неизмнно спокойно и невозмутимо.

Двушка окончила чтеніе, встала, скомкала въ рук письмо, бросила его въ уголъ и произнесла:— Все остается такъ, какъ я уже разъ сказала, г. опекуну передай мою благодарность за доброжелательный совтъ, но я полагаю, что если бы я приняла его, тогда-то именно и попала бы въ неминучую безвыходную бду.— И она ступила на порогъ.

Кристль безмолвно смотрлъ на нее, потомъ схватилъ за талью и хотлъ стащить съ порога, но она съ силою оттолкнула его, онъ могъ только прохрипть:— Я все разскажу!

— И докажешь этимъ, что ты именно тотъ негодяй, за котораго я тебя всегда считала.

Дверь захлопнулась за нею, посл того раздался стукъ задвинутой задвижки и щелкнувшаго замка.

Парень бросился къ окну, схватилъ письмо и сталъ медленно спускаться съ ступенекъ крыльца, поминутно пріостанавливаясь и переводя духъ, онъ тяжело дышалъ, между тмъ какъ сердце у него усиленно билось и кровь стучала въ вискахъ.

Онъ не обращалъ вниманія на улицы и переулки, не замчалъ, приходилось ли ему разскать толпу людей, или задвать отдльныхъ прохожихъ. Когда волненіе наконецъ улеглось и онъ пришелъ въ себя, очутившись на большой уединенной площади, то снова вынулъ изъ кармана письмо бургомистра и принялся читать его:

‘Христіанъ Зоммерфогель просилъ твоей руки и требовалъ, чтобы я заставилъ тебя выйти за него замужъ. При этомъ онъ наговорилъ мн много вздору, изъ котораго я ничего не понялъ. Трудно было бы предположить, чтобы посл всего случившагося ты могла отказать ему, а врне всего, что ты съ радостью согласишься на его предложеніе. Если даже ты и не надешься быть особенно счастливою съ этимъ деревенскимъ донъ-Жуаномъ, то я думаю, что въ этомъ брак для тебя все спасеніе, поэтому даю теб доброжелательный совтъ примириться съ твоей участью и принять на себя этотъ крестъ изъ любви къ Богу и къ свту. Впрочемъ, мн лично ршительно все равно, что ты ему отвтишь — да или нтъ.

Съ громкимъ проклятіемъ сунулъ парень письмо обратно въ карманъ. Онъ злобно погрозилъ кулакомъ по тому направленію, гд по его мннію должна была находиться деревня Зебенсдорфъ: въ направленіи онъ, можетъ быть, слегка ошибся, но угроза, дйствительно искренняя и злобная, относилась къ одному изъ жителей роднаго мстечка.

Онъ ршилъ тотчасъ же отправиться въ обратный путь и потому поспшилъ на станцію. Но оказалось, что поздъ, останавливавшійся въ ближайшемъ отъ Зебснедорфа городк, отходилъ только вечеромъ. Кристль ршился ждать его тутъ же на дебаркадер и опустился на скамейку, изрдка отвлекала его отъ тяжелыхъ думъ громкая суетня людей передъ отходомъ позда, когда же все опять утихало, онъ еще глубже задумывался, въ полголоса бесдуя съ самимъ собою до тхъ поръ, пока не замолкалъ самъ, испуганный своими энергическими жестами.

* * *

Въ тотъ же вечеръ и Густавъ, выхавшій изъ Вны, прибылъ въ окружной городъ и уже на слдующее утро помчался въ Зебенсдорфъ мимо маленькихъ виллъ, расположенныхъ по обимъ сторонамъ дороги, по широкому откосу, на высот котораго ярко горли позолоченные кресты, и работники только что ставили огромный монументъ, посвященный памяти городскаго актуаріуса Рейнгольда Брукера. Оттуда дорога примыкала къ той, по которой хала нкогда Бригитта съ Михелемъ Коллингеромъ.

Пріхавъ въ Зебенсдорфъ, Густавъ просилъ указать ему домъ бургомистра, а въ дом этомъ — комнату присутствія, въ которую онъ немедленно вошелъ. Старикъ не особенно любилъ поддерживать сношенія съ горожанами, потому что большинство изъ нихъ, люди не свдущіе и не понимающіе всхъ трудностей и тонкостей его службы, относились къ деревенскому бургомистру съ нкоторымъ неуваженіемъ и не оказывали ему должнаго почета. Поэтому онъ не слишкомъ любезно освдомился о цли прихода постителя.

— Вы опекунъ Бригитты Лейпольдъ, г. бургомистръ? началъ Густавъ.

— Точно такъ — я опекунъ ея.

— Я именно желаю переговорить съ вами объ этой двушк.

— Значитъ, и изъ города идутъ новыя всти?

— Я пришелъ, чтобы спросить вашего мннія на счетъ выхода вашей воспитанницы замужъ.

Бургомистръ съ удивленіемъ взглянулъ на него: — Я, кажется, всегда легко понимаю, что мн говорятъ, но тутъ осмлюсь спросить васъ, кто же хочетъ на ней жениться?

— Я самъ.

— Ого! Простите, пожалуйста, что я невольно улыбнулся, но это было для меня большою неожиданностью. Чертовская двчонка! Не прожила и полугода въ город, какъ уже поймала въ свои сти такую золотую рыбку, какъ вы. Ну, да, это она можетъ, это она отлично уметъ!… Не угодно ли приссть, сударь?… Такъ вотъ какъ! Объ этомъ прійдется намъ съ вами посовтоваться. Гм!.. да!.. Чтобы не вышло недоразумнія, осмлюсь еще разъ переспросить: вы говорите о Бригитт Лейпольдъ, законной дочери вдовы покойнаго здшняго учителя, мщанки Катерины Лейпольдъ?

— Такъ точно.

— Ну, теперь все ясно. Я такъ и думалъ, что рчь идетъ именно о ней, потому что ни здсь, ни въ окрестностяхъ нтъ другой двушки, которую можно было бы смшать съ нею. Но лучше спросить два раза, чмъ одинъ разъ перепутать. Каково! каково!— (Старикъ умолкъ и сконфуженно опустилъ глаза, когда же онъ снова поднялъ голову, взглядъ его злобно скользнулъ по сидвшему противъ него молодому человку). Вотъ что! Вы вдь врно человкъ состоятельный и получаете хорошій доходъ съ своего имнія, двушка же безприданница, если не считать жалкую избенку и пару незначительныхъ луговъ, которые достанутся ей посл смерти матери. Но стоить ли и говорить объ этомъ, когда у другой стороны такое хорошее состояніе?

— Я знаю, что она бдная двушка.

— Ну, да, да, бдность не порокъ, и за это никого нельзя винить, я упомянулъ объ этомъ только потому, что счелъ своимъ долгомъ разъяснить вамъ этотъ вопросъ. Бдна-то она бдна, но если бы въ этомъ только заключалась вся бда, то ваше дло можно было бы легко уладить, но вдь она кром того простая деревенская двушка, а вы дворянскаго рода!

— Я тоже простой человкъ.

— Ну, если вы сами это утверждаете, то я долженъ этому врить. Но что кажется простымъ и скромнымъ въ город, то является совсмъ инымъ въ деревн. Я бы вамъ совтовалъ еще подумать надъ этимъ. Есть старинная пословица, которую не слдуетъ упускать изъ виду, свой своему по невол другъ.

— Если я этимъ не смущаюсь — возразилъ Густавъ,— то и вамъ, г. бургомистръ, безпокоиться объ этомъ, мн кажется, нечего. Хорошая старинная пословица намекаетъ вдь только на чисто наружную обстановку и вншнія условія жизни, на которыя я, откровенно говоря, весьма мало обращаю вниманія. Вообще же не подходящія другъ къ другу вещи, какъ глупость и умъ, добро и зло, очень рдко сходятся, а если это и случается, то въ такомъ случа он не подходятъ подъ вашу пословицу, и потому предоставляйте имъ справляться между собой, какъ имъ будетъ угодно. Если же оставить въ сторон вншнія условія, то не найдется, можетъ быть, на свт двухъ людей, созданныхъ одинаковымъ образомъ, и потому всего важне искать соглашенія въ этихъ двухъ пунктахъ (онъ указалъ на голову и на сердце), когда же мысли и чувства у обихъ сторонъ одинаковы, то даже вн брака люди могутъ сойтись такъ, какъ только можно желать этого на нашемъ свт.

— Ого!— засмялся бургомистръ.— Краснорчіемъ не проймешь бдняка! какъ говоритъ знакомый мдникъ въ сосднемъ мстечк. Онъ не раздляетъ вашего взгляда, онъ завидуетъ богатымъ, жалетъ о бдныхъ и не можетъ понять, почему есть люди счастливе его, и другіе, которымъ вовсе не везетъ въ жизни. Если бы свтъ создалъ онъ, то населилъ бы его только мдниками, а о томъ, что котловъ, сдланныхъ этими мдниками, никто бы больше не покупалъ и въ этомъ мір мдниковъ происходилъ бы только постоянный, никому не нужный, оглушительный шумъ, объ этомъ то онъ и не подумалъ.

— Смю просить васъ, г. бургомистръ, возвратиться къ длу, которое для меня по крайней мр иметъ большое значеніе. Если вы что нибудь имете противъ моего краснорчія, какъ вы говорите, или вообще желаете сообщить мн что нибудь, то потрудитесь высказаться.

Бургомистръ почесалъ себ голову:— Вы правы, совершенно правы, мои слова были не кстати. Но какъ только я вспоминаю объ этомъ преобразовател міра, то онъ такъ меня забавляетъ, что я всегда предполагаю то же дйствіе рчей его и на другихъ. Ну, не сердитесь же! Его слова: ‘краснорчіемъ не проймете бдняка’ я привелъ вдь безъ дурнаго умысла, я вижу, какъ вы твердо держитесь вашего намренія, и полагаю, что не легко было бы уговорить васъ отказаться отъ него, а потому мало по малу пришелъ къ заключенію, что краснорчіе можетъ вліять на людей благороднаго сословія. Попытаюсь же теперь поговорить съ вами, хотя въ сущности я далеко не мастеръ хорошо говорить.

— Разв вы имете какой нибудь поводъ отговаривать меня отъ этого брака?

— О, да! Впрочемъ, когда дло идетъ о брак, то можно всегда найти не одну, а десять причинъ, чтобы отговаривать отъ него, но если мы поймемъ другъ друга, то вамъ лучше боле уже не распрашивать — это будетъ всего благоразумне. Выслушайте. Наши парни не даромъ называютъ здсь незамужнихъ двушекъ кладами, каждая изъ нихъ дйствительно входитъ въ домъ, какъ т дары неизвстной волшебницы, о которыхъ разсказываютъ дтямъ. Только всякій мужъ долженъ хорошо знать, не только чего стоитъ доставшійся ему кладъ, но и какъ съ нимъ обходиться, и какія средства употреблять, чтобы онъ не пропалъ, между тмъ часто случается, что парень длается жертвою обмана, думаетъ, что получитъ слитокъ золота, а когда пріобртетъ его законнымъ порядкомъ, то убждается, что владетъ, только кучей угольевъ, или даже чего нибудь еще похуже.

— Разв ваши слова намекаютъ на Бригитту?

— Да, они окажутся справедливыми, если вы получите ее, или же она съуметъ заполучить васъ.

— Что вы говорите? Но это мнніе о ней вы вроятно составили себ давно, и такаго рода вещи никто не высказываетъ безъ вскаго основанія?

— Совершенно справедливо. Вотъ уже мы и поняли другъ друга.

— Извините, г. бургомистръ, вы полагаете, что имете основаніе говорить такимъ образомъ, но остается еще выяснить, достаточно ли важны и серьезны ваши мотивы, и потому я желалъ бы узнать ихъ отъ васъ, а потомъ уже судить о нихъ…

Бургомистръ медленно выпрямился.— Вы желали бы? Право? Я уже совтовалъ вамъ удовольствоваться моимъ словомъ и дальше не разспрашивать. Довольно и того, что я уже высказалъ, а говорилъ я все это только для того, чтобы внушить вамъ, разумному горожанину, для вашего же блага, разумное правило, что никогда не слдуетъ судить по виду и по первому взгляду. Все дальнйшее я считаю пустымъ любопытствомъ, и удовлетворять ему мн не приходится, ни въ качеств бургомистра, сообщающаго вамъ, совершенно постороннему человку, такія свднія о мстной уроженк, которыя могутъ ей повредить, ни въ качеств опекуна, разбалтывающаго старыя исторіи, тмъ боле теперь, когда двушк представляется случай честнымъ путемъ заставить замолчать дурную о ней молву.

— Что это значитъ?

— Это я могу сказать вамъ. Именно теперь, когда вы сидите здсь въ Зебенсдорф, тамъ, въ Вн, къ двушк пріхалъ парень, имющій одинаковое съ вашимъ желаніе вступить съ нею въ законный бракъ.

Густава это сообщеніе непріятно поразило.— Какъ? Въ моемъ отсутствіи? За моей спиной? съ сердцемъ спросилъ онъ.

— Что вы здсь, а онъ тамъ въ одно и тоже время — это случилось нечаянно.

— Даю вамъ слово, что она откажетъ ему.

— Ну, не думаю. Она согласится, потому что ей нельзя отказать ему, хотя бы только изъ приличія.

Густавъ вскочилъ со стула — Но это невозможно! воскликнулъ онъ и провелъ рукой по лбу.

— То есть вы хотите этимъ сказать, что такой вещи отъ этой двушки повидимому нельзя было бы ожидать? Да, въ этомъ вы правы, я и самъ никогда бы не подумалъ о ней ничего дурнаго, если бы не видлъ всего собственными глазами.

— Если вы не гнусный лжецъ и клеветникъ!.. О, простите, Бога ради, и выслушайте меня. Сжальтесь надо мной, и хоть изъ состраданія разскажите мн всю правду, это одно можетъ спасти меня!

— Ого! милый господинъ, какъ васъ околдовала однако эта негодная двчонка! Мн очень жаль, что вы это такъ горячо принимаете къ сердцу. Конечно! Конечно! Хотя я, какъ бургомистръ, считаю своею обязанностью заботиться о благ послдняго изъ здшнихъ жителей, но допустить, чтобы вы считали меня лжецомъ и клеветникомъ — все таки никакъ не могу. И если вы въ самомъ дл думаете, что васъ это облегчитъ, то извольте, я раскажу вамъ всю исторію.

— Умоляю васъ объ этомъ.

— Около полугода назадъ я выписалъ изъ города для моей Юліи такую машину, про которую мн разсказывали, что стоитъ только нажать ее снизу ногой, такъ наверху отлично шьется на ней всякое блье. Ну, когда привезли эту штуку, то мы тотчасъ же увидли, что одного нажиманія совершенно недостаточно, въ то время Бригитта была еще большая подруга моей Юліи и часто бывала у насъ въ дом, и какъ только разсмотрла она машинку, сейчасъ и поняла, какъ съ ней надо обращаться. О! умна-то она, очень умна, и никогда не пришло бы мн на мысль, что она такую штуку выкинетъ, хотя бы только боясь меня, такъ какъ меня здсь вс боятся… Да, жалко! жалко! Словомъ, я и скажи дочери учителя: ‘Послушай, погости у насъ въ дом недльку-другую, привези сюда свое блье и работайте вмст, для обихъ это будетъ чистая выгода, Юлія выучится управлять машиной, а ты сработаешь кое-что для себя’. На это об согласились. Утромъ он усердно работали, а на ночь мы помстили Бригитту поближе къ намъ, такъ какъ наши комнаты очень разбросаны, а дв комнатки съ кроватями для гостей у насъ всегда стоятъ на готов, и окна ихъ выходятъ на дворъ, между тмъ какъ наши спальни выходятъ на улицу — это для того, чтобы шумъ не безпокоилъ гостей. Въ такой-то комнатк рядомъ со спальней моей Юліи и помстили мы дочь учителя и тмъ еще оказали ей незаслуженную честь. Но какъ мало она ее дйствительно заслуживала — этого мы тогда еще и не подозрвали.

‘Проспала она у насъ такимъ образомъ дв или три ночи, какъ случилось однажды, что я поздно засидлся въ нашемъ трактир, у меня, видите ли, были на это свои причины. Гюблингеръ, легкомысленный парень, всегда боявшійся брака какъ огня, вдругъ поршилъ жениться. Ну, къ кому же ему было обратиться, какъ не ко мн? Да за кого же и мн было выдать дочь, какъ не за него? Мы оба здсь первые люди — и потому мы тотчасъ ударили по рукамъ. И такъ это меня обрадовало, что я и сказать не могу: вдовцу, одинокому и пожилому, какъ я — присматривать за молодою двушкой дло подъ часъ весьма нелегкое, а потому во время сбыть ее съ рукъ было для меня очень выгодно. И такъ возвращаюсь я домой такой довольный и думаю себ, что какъ только прійду, тотчасъ закричу моей Юліи, что ей предстоитъ сдлаться хозяйкой Мшистой Поляны — такъ называется имніе Гюблингера. Вотъ вошелъ я, остановился внизу лстницы и кричу. Меня всегда слышатъ, когда я кричу, но тутъ никто не шевельнулся. Подождалъ я минутку, крикнулъ еще громче, и поднялся нсколько ступеней наверхъ, тогда наверху вдругъ поднялась ужасная возня, кто-то раза два вскрикнулъ, отворили дверь, опять захлопнули ее, и по коридору внезапно прошмыгнула какая-то фигура, также неслышно, какъ мышь по куч мха. Я все стоялъ и ждалъ, чтобы разобрать, что тамъ происходитъ, и не явится ли кто на мой зовъ, но когда все опять утихло, то я и подумалъ:— Ну, нтъ, такъ дешево вы отъ меня не отдлаетесь, тутъ что то неладно, надо вывести все это на чистую воду! Поднялся я по лстниц и безъ церемоніи вошелъ въ одну изъ ближайшихъ коморокъ — это именно была комната Бригитты — и кого же я тамъ нахожу? работника моего Кристля! Двушка стояла посреди комнаты прямо и дерзко, онъ же, блдный какъ полотно и дрожа всмъ тломъ, притаился въ углу. Что собственный мой работникъ осмливается обезчестить двушку подъ моей кровлею, это вывело меня изъ себя, я бросился на него и принялся его бить, а ее знатно честилъ въ это же самое время языкомъ. Конечно моя Юлія тотчасъ влетла въ комнату, чтобы сдержать меня, но я расходился, и когда наконецъ пересталъ бить, то оказалось, что я порядкомъ отдлалъ парня, потомъ эта исторія стоила мн много денегъ и заботъ. Ну, вотъ все, что я знаю, и вамъ, любезный господинъ, теперь должно быть совершенно ясно, что это за двушка, поймете вы конечно и то, что я разсказалъ, вамъ все это не потому, чтобы мн самому было пріятно распространяться о случившемся, а только для того, чтобы не прослыть передъ вами за лжеца и клеветника. Вотъ этотъ же самый парень и сватается на ней теперь въ Вн — я думаю, въ настоящую минуту дло у нихъ уже полажено…

Густавъ отеръ потъ, поднялся со стула и произнесъ усталымъ голосомъ: Благодарю васъ, г. бургомистръ.

— Не за что, ршительно не за что… Очень жаль, но правду всегда надо высказать, вы вроятно сами того же мннія.

— Конечно. Благодарю васъ еще разъ. Прощайте!

— Господь да благословитъ васъ!

Бургомистръ проводилъ его до дверей и еще долго слдилъ глазами за нершительно спускавшимся по лстниц молодымъ человкомъ.— Будьте-же осторожны!— крикнулъ онъ ему еще сверху — не только теперь, относительно лстницы, но и въ другихъ случаяхъ.— Затмъ онъ пробормоталъ про себя: ‘Опутала она его, совершенно опутала! Даже вся самоувренность пропала у этого надменнаго барина!’ И онъ съ самодовольствомъ вернулся въ свою комнату.

Выйдя на чистый воздухъ, Густавъ нсколько очнулся. Слдуетъ ли ему навстить еще мать Бригитты? На этотъ вопросъ, который онъ самъ себ поставилъ, онъ отвчалъ только презрительной улыбкой. Онъ отыскалъ свой экипажъ и пустился въ обратный путь такимъ тихимъ шагомъ, какимъ только вздумалось хать хорошо накормленнымъ лошадямъ и сонному кучеру.

X.

Веселая глава, въ ней является человкъ, который изъ за личной неудачи въ любви приходитъ въ величайшій экстазъ и проклинаетъ весь свтъ, что на сочувствующихъ ему ближнихъ всегда дйствуетъ боле или мене смхотворно.— Густавъ ищетъ утшенія въ томъ, что старается увровать въ существованіи чужаго счастья и ршается собственными глазами убдиться въ немъ.— Возвращеніе домой.

Густавъ прибылъ на станцію желзной дороги почти въ моментъ отхода позда и вскочилъ въ послдній вагонъ. Въ немъ сидла маленькая, худенькая, уже немолодая дамочка, впрочемъ она была такъ блдна и измучена на видъ, что, можетъ быть, отъ этаго казалась на видъ старше своихъ лтъ.

Она внимательно взглянула на вошедшаго своими большими, томными глазами, затмъ быстро подняла руку къ лицу, какъ будто желая что-то стереть съ него. ‘Это вагонъ для некурящихъ’ произнесла она. Густавъ бросилъ окурокъ сигары, который держалъ въ зубахъ. ‘Я и не буду курить’ возразилъ онъ, посл чего опустился на мягкія подушки вагона и захлопнулъ за собою дверцы.

Кто бы могъ ожидать этого отъ молодой двушки? Кому бы это могло только прійти въ голову? Эта мысль неотступно вертлась въ его голов, осаждала мозгъ его, онъ ее не столько сознавалъ, сколько чувствовалъ. Онъ нсколько разъ громко вздохнулъ и всякій разъ посл этого разражался короткимъ, глухимъ смхомъ.

При этихъ звукахъ дама также аккуратно всякій разъ сильно вздрагивала.

— Но, Боже мой! въ полголоса проговорила она наконецъ.

— Осмлюсь замтить вамъ,— обратился молодой человкъ къ путешественниц, которая безпокойно оглядывалась, какъ бы желая призвать себ кого нибудь на помощь,— что въ вывшенномъ здсь объявленіи отъ правленія желзной дороги, никому не воспрещено громко выражать свои чувства.— И онъ снова испустилъ глубокій вздохъ, за которымъ неизмнно послдовалъ и злобный смхъ.

— Но вдь это ужасно! произнесла дама.

Долго выдерживала она, но на третьей станціи подозвала кондуктора, велла ему перенести ея вещи въ другой вагонъ и объявила, что здсь оставаться нтъ никакой возможности. Выйдя на площадку, она еще разъ оглянулась и бросила недовольный взглядъ на продолжавшаго спокойно сидть на своемъ мст Фишера.

Густавъ былъ очень радъ, что остался одинъ. Поздъ помчался дальше, стоялъ чудный день, и мстность была до крайности живописна, но молодой человкъ ничего этого не замчалъ. Изъ окна перваго купэ сосдняго вагона высунулъ голову юный туристъ и съ неподдльнымъ восторгомъ любовался разнообразными и богатыми картинами, мелькавшими передъ его глазами.

Густавъ продолжалъ вздыхать теперь еще громче прежняго, такъ какъ не считалъ нужнымъ хоть сколько нибудь стснять себя.

— Кто бы могъ это подумать? Эта двушка, которая уметъ притвориться такою сердечною, откровенною, честною и добросовстною! И все таки — все таки — …фи, что за гадость! Если бы еще можно было явиться въ собственныхъ глазахъ и въ глазахъ свта въ ореол трагическаго отчаянія вслдствіе несчастной страсти,— какъ благородный олень убжать въ чащу лса со стрлой въ груди!… Но играть роль глупо попавшейся на приманку рыбы, биться въ вод и наконецъ сорваться съ крючка съ разорванными жабрами — это уже просто смшно, и даже унизительно!… Бднякъ упускалъ при этомъ изъ виду, какъ мало виновата была приманка, особенно въ томъ, что рыба на нее польстилась. Отступить передъ толстоногимъ парнемъ съ потными руками и безсмысленно выпученными глазами, пойти по его слдамъ, обожать тамъ, гд онъ… Что за срамъ! Тьфу!

Туристъ въ сосднемъ вагон испустилъ тихое проклятіе.

— Всего разумне,— продолжалъ разсуждать Густавъ — не довряться ни одной женщин въ мір. Матерей нашихъ мы считаемъ созданіями, стоящими выше всхъ другихъ, и смотримъ на нихъ такимъ образомъ большей частью потому, что съ юныхъ лтъ привыкаемъ считать себя въ сравненіи съ ними маленькими, низменными существами. Изъ-за матерей нашихъ мы научаемся относиться съ уваженіемъ и ко всему ихъ полу. А женщины это отлично понимаютъ и тотчасъ начинаютъ разъигрывать изъ себя неприступныхъ весталокъ, комедіантки вс он, вотъ и все. То, чего никто изъ насъ, застнчивыхъ молодыхъ людей, не съумлъ бы сдлать, т. е. разыгрывать роль перваго любовника въ домашнемъ спектакл, потому что слова роли не соотвтствовали нашимъ чувствамъ — все это наши барышни тотчасъ же справляютъ какъ нельзя лучше: имъ ни почемъ затараторить о любви, нжной печали, горячей страсти и такъ дале, для нихъ это все равно, что выпить стаканъ воды… Обманщицы! Обманщицы отъ рожденія! Правъ всякій, кто отвчаетъ имъ тою же монетою… Самыя дурныя изъ нихъ еще пожалуй честне другихъ: Мессалины сравнительно еще дйствуютъ честно, другія же только прикидываются честными, потому что для нихъ это выгодне, он видятъ въ этомъ преимущество передъ глупцами, относящимися къ нимъ честно, он такихъ-то, и ищутъ — дуракъ будетъ содержать ихъ, а отдаваться он будутъ другимъ… Срамъ! Срамъ! Тьфу!

— Милостивый государь — окликнулъ его туристъ въ сосднемъ вагон — не плюйте, сдлайте милость, постоянно изъ вашего окошка! Это вдь наконецъ становится нсносно!

Густавъ откинулся на спинку сиднья, сложилъ руки на колни и устремилъ глаза въ одну точку прямо передъ собой, выраженіе лица его при этомъ было не изъ умнйшихъ.

Черезъ нсколько минутъ онъ снова продолжалъ:— Впрочемъ, если кто выпутался изъ такой бды еще довольно благополучно, такъ это я. Вдь я узналъ во время все то, что впослдствіи было бы до крайности тяжело узнать. На что же я теперь жалуюсь? Счастье уже разъ въ жизни улыбнулось мн, въ Август я не разочаровался: это было время счастливыхъ мечтаній, это былъ сладкій сонъ, въ полномъ смысл этого слова, хотя онъ происходилъ на яву. Во второй разъ счастье отвернулось отъ меня, но вдь и у человка мняется расположеніе духа. Но если грустный опытъ грубо пробудилъ меня теперь отъ сна, то сколько существуетъ на свт другихъ людей, которые, можетъ быть, въ эту минуту предаются такому же неразумному счастью, какимъ упивался и я!.. Когда бишь женился другъ мой Керблеръ? Кажется, не прошло еще и года. Что если бы… И кому какое дло, когда я вернусь домой — раньше или позже? Ршительно никому. Если я выйду на слдующей станціи — (онъ вынулъ изъ кармана росписаніе поздовъ и принялся разсчитывать) — та могу быть у него еще сегодня вечеромъ и насладиться зрлищемъ его семейнаго счастья. Это облегчитъ мою душу.

Онъ осуществилъ свое намреніе и прибылъ къ вечеру въ привтливый городокъ. Магазинъ Керблера не трудно было отъискать, и онъ скоро очутился передъ своимъ другомъ, который въ послднее время сильно пополнлъ и принялъ видъ зажиточнаго человка.

Когда Густавъ назвалъ себя, Керблеръ крпко обнялъ его и плотно прижалъ къ своему объемистому жилету.

— Я пріхалъ — началъ Густавъ,— чтобы воочію убдиться въ твоемъ полномъ благоденствіи.

— И прекрасно сдлалъ!— отвчалъ Керблеръ, вытянулъ свои короткія руки и ловко повернулся передъ нимъ на каблук.— Увряю тебя, что это дло — золотое дно.

— А ты по прежнему остался страстнымъ негоціантомъ? И такъ прежде всего дло, а потомъ уже удовольствіе. Поговоримъ лучше объ удовольствіи.

— Удовольствіи?— спросилъ толстякъ.— О какомъ это удовольствіи ты говоришь?

— Ну, объ удовольствіи, которое ты конечно находишь въ счастливой совмстной жизни съ любимой женой. Вы вдь счастливы?

— Ахъ! да, да!.. Въ этомъ ты можешь быть вполн увренъ.

— Я и не сомнваюсь и только хотлъ услышать подтвержденіе отъ самаго тебя.

— Конечно, конечно, это не подлежитъ никакому сомннію. Пойдемъ же ко мн, я сейчасъ представлю тебя моей жен.

Керблеръ ввелъ его черезъ сни по лстниц въ первый этажъ и затмъ въ комнату, гд у рабочаго столика, освщеннаго лампой, сидла маленькая, худенькая и уже немолодая дамочка, впрочемъ она была такъ блдна и измучена, что, можетъ быть, отъ этого казалась старше своихъ лтъ.

Густавъ тотчасъ же узналъ ее, и когда она поднялась, чтобы привтствовать его, онъ невольно смутился и не зналъ, что сказать.

— Серафима!— произнесъ Керблеръ — представляю теб моего друга и товарища по торговымъ дламъ, Густава Фишера младшаго.

Она злобно улыбнулась!— Я уже имю удовольствіе знать этого господина.

— Какимъ это образомъ?

— Такъ точно,— пояснилъ Густавъ — я случайно помстился въ томъ же купэ, гд сидла твоя супруга, и долженъ сказать, что къ величайшему моему сожалнію между нами вышло маленькое недоразумніе…

— Ахъ, что вы говорите!— перебила его дама,— недоразумнія ниакаго не было, ваше любезное и поучительное замчаніе на счетъ объявленія отъ правленія желзной дороги тотчасъ же все разъяснило, и мн оставалось только очистить вамъ мсто.

Густавъ обратился къ изумленно слушавшему эти легкія пререканія Керблеру:— Я оказался невозможнымъ грубіяномъ и тмъ заставилъ твою супругу обратиться отъ меня въ бгство.

— Что ты говоришь?— засмялся Керблеръ.— Ну, особенно страшнаго я тутъ ничего съ твоей стороны предположить не могу. Пусть это будетъ прощено и забыто! У Серафимы благороднйшее сердце. Не правда ли, душечка, ты позволишь Фишеру нсколько дней погостить у насъ?

— Конечно, голубчикъ, пусть г. Фишеръ гоститъ у насъ, сколько ему будетъ угодно.

Густавъ поцловалъ протянутую къ нему руку.— Право я не стою такой милой любезности, сударыня — сказалъ онъ и окинулъ взглядомъ столь мало подходившихъ по наружности другъ къ другу супруговъ.— Ахъ! если бы можно было найти второе такое счастье, какъ то, что я нахожу у васъ!

— Разв вы несчастны? горячо спросила Серафима.

— Когда-то и я былъ счастливъ, но теперь…

— О! не растравляй его зажившихъ ранъ!— остановилъ его Керблеръ.— Фишеръ лишился своей жены и все не можетъ еще ее забыть. По крайней мр, на сколько я его знаю, это непремнно должно быть такъ…

— Да, любезный другъ,— мягко проговорилъ Фишеръ,— ты хорошо меня знаешь.

Онъ обманывалъ этихъ чистосердечныхъ людей, а можетъ быть — и самаго себя.

Вечеръ прошелъ подъ нсколько охлажденнымъ впечатлніемъ непріятной встрчи въ дорог довольно церемонно и скучно, но на слдующее утро ‘душечка’ и ‘голубчикъ’ выказали столько привтливости, какъ въ отношеніи другъ къ другу, такъ и относительно своего гостя, что Фишеръ былъ глубоко тронутъ, и когда вечеромъ онъ протянулся на своемъ одинокомъ лож, то не разъ громко вздохнулъ. Впрочемъ онъ тотчасъ же подавилъ въ себ эти желаніе вздыхать, считая его завистливой демонстраціей противъ счастья друга, и затмъ спокойно уснулъ.

На второй день продажа въ магазин была поручена первому прикащику, при чемъ не обошлось безъ многочисленныхъ намековъ и внушеній на счетъ оказываемаго ему доврія и принятой имъ на себя громадной отвтственности. Посл этого вс отправились за городъ. Керблеръ нсколько разъ пытался уговорить Густава предложить руку его супруг, но гость не имлъ духа разстроить дивную картину мрно выступившихъ рядомъ супруговъ. ‘Идите лучше вмст, вы составляете такую гармоническую парочку’ утверждалъ онъ. Стоялъ веселый, свтлый осенній денекъ, который несомннно долженъ вліять своей красотой и на людей, супруги и гость ихъ вернулись поэтому домой въ самомъ пріятномъ настроеніи духа, только молодая женщина казалась на видъ нсколько утомленною.

На третій день она исчезла тотчасъ же посл завтрака, Керблеръ просилъ за нее извиненія, поясняя, что ей необходимо присмотрть кое за чмъ въ дом, и что невозможно все предоставить на попеченіе людей. Затмъ онъ потащилъ Густава гулять по городу, показалъ вс его мало интересныя достопримчательности и въ разныхъ трактирахъ перезнакомилъ съ разнаго рода людьми, которые на другой же день несомннно должны были позабыть о прізжемъ, точно также, какъ и ему предстояло предать ихъ забвенію.

На четвертое утро Керблеръ самъ послдовалъ за своей, быстро удалившейся женой.— Дло!— заявилъ онъ — пожалуйста извини, но везд необходимъ зоркій хозяйскій глазъ.— Онъ убдительно приглашалъ Густава совершить пшкомъ очень интересную, какъ онъ уврялъ, экскурсію по горамъ.

Густавъ цлый день лазилъ по горнымъ тропинкамъ и высокимъ скаламъ. Видъ незнакомой мстности развлекалъ его, и когда у него находилось время для думъ, то онъ стирался размышлять объ идеальномъ счасть Керблеровъ. Только разъ, отдыхая на покрытой цвточками лужайк, онъ вдругъ снова увидлъ передъ собой вызывающій взглядъ темныхъ, чистосердечныхъ глазъ. Но онъ энергично отогналъ отъ себя этотъ призракъ, быстро всталъ и отправился въ обратный путь.

Поздно вечеромъ вернулся онъ домой, неслышно прошелъ въ свою комнату и тихонько улегся спать. Его разбудили первые лучи солнца. Легкій иней затянулъ ночью окна и мстами уже началъ оттаивать, въ саду чирикали птицы, весело перекликаясь и перелетая съ втки на втку, въ сосдней комнат очевидно тоже начали просыпаться. Къ сожалнію стна была такая тонкая, что всякое слово явственно долетало до слуха молодаго человка.

— Надюсь, что сегодня наконецъ онъ заговоритъ объ отъзд? спросилъ рзкій голосъ, принадлежавшій тмъ не мене несомннно кроткой Серафим.

— Ну, конечно!— отвчалъ Керблеръ,— но будь же такъ любезна принять въ соображеніе, что не могу я безъ всякихъ церемоній по просту выгнать его изъ дома.

— Но онъ мн страшно надолъ.

— Потому что не ухаживаетъ за тобою…

— Что ему безъ сомннія слдовало бы длать, хотя бы изъ приличія…

— Нтъ, вовсе не слдовало бы: это было бы крайне неприлично, и къ тому же онъ порядочный человкъ и мой большой пріятель.

— Извстное дло, по этому одному я уже не могу выносить его.

— Я въ этомъ нисколько не сомнваюсь.

— Но все таки глупо съ нашей стороны постоянно разыгрывать передъ нимъ комедію двухъ нжно воркующихъ голубковъ.

— Конечно, глупо. Но что же длать? Онъ, чортъ знаетъ почему, твердо убжденъ въ нашемъ полномъ семейномъ счастьи. Зачмъ же намъ изъ каприза разочаровать его? Что же тутъ прикажешь длать?

— Намекнуть ему, что хотя мы и такъ счастливы, какъ только онъ можетъ того желать, но тмъ не мене такое необъятное счастье не терпитъ постороннихъ свидтелей, въ особенности на такой долгій срокъ.

— Ага! какъ ты становишься остроумна!

— Да, да, я длаюсь остроумна, я всегда бываю остроумна, когда меня что нибудь сердитъ, а этотъ человкъ выводитъ меня изъ себя. Такой вдовецъ съ его незабвенной покойницей представляетъ до крайности непріятное явленіе! Если бы я умерла сегодня… О чемъ ты тамъ вздыхаешь, Керблеръ?

— Я не вздыхалъ.

— Неправда, вздохнулъ, я это отлично слышала. О! я понимаю тебя, я угадываю твои мысли: ты вздохнулъ, потому что подумалъ: какъ жаль, что это еще не случилось — и чмъ скоре, тмъ лучше!

— Но, Серафима…

— Молчи! Я знаю, что говорю. Если бы я сейчасъ умерла, ты завтра бы утшился. Ну, не правда ли? Что ты имешь на это сказать?

— Ничего. Ты вдь знаешь, что говоришь.

— Значитъ, ты признаешься въ этомъ?

— Я во всемъ признаюсь и со всмъ соглашаюсь.

— Въ самомъ дл? Ты этимъ только доказываешь, что ты самый безсердечный человкъ… Но ты женился на мн только для того, чтобы имть возможность открыть свой магазинъ, и теперь, когда твоя торговля пошла въ ходъ, когда ты мн всмъ обязанъ… Не перебивай меня — да, ршительно всмъ обязанъ!

— Да не кричи же такъ безбожно, а то Фишеръ черезъ стну услышитъ насъ и составитъ себ хорошее понятіе о нашемъ супружескомъ счасть!

— Какое мн дло до его понятій! Мн это ршительно все равно. Напротивъ, если онъ услышитъ насъ, то, можетъ быть, скоре надумается ухать. Наскучилъ онъ мн до послдней степени, а еще боле опротивла мн эта комедія, разыгранная въ честь его. Да ты вдь и самъ какъ то назвалъ его осломъ, который…

Послднія слова Серафимы трудно было разобрать, потому что Керблеръ неожиданно разразился страшнымъ кашлемъ.— Да замолчишь ли ты!— крикнулъ онъ на нее,— злая змя! Болтливая сорока!

— Продолжай, не стсняйся, для грубой брани твоихъ познаній въ естественныхъ наукахъ будетъ вполн достаточно! Но только помни, Керблеръ, что это мой домъ, и что въ моемъ дом никто на свт не можетъ заставить меня замолчать.

— Такъ прійдется переписать его опять на твое имя, въ брачномъ контракт значится, что онъ принадлежитъ мн, а не теб!

— Какъ? Принадлежитъ теб? Теб? Ну, вотъ этого-то я и хотла, чтобы ты самъ признался, что ты всю меня обобралъ и теперь начинаешь мучить и терзать меня всякими способами, пока не заставишь бжать отъ тебя, босою и нагою, вотъ какъ я теперь здсь лежу.

— Ну, я бы въ такомъ случа посовтовалъ теб лучше прежде одться: въ такомъ неглиже, такая хорошенькая женщина, какъ ты, можетъ соблазнить весь свтъ!

— О, ты извергъ! О, если бы я только никогда не встртилась съ тобою! Ахъ, зачмъ я измнила моему Адолару, и промняла его на тебя!

— Да, очаровательнйшаго кадета во всей арміи! съ адской насмшкой вторилъ ей Керблеръ.

— А, теб это не нравится? Такъ я еще разъ повторю теб: да, онъ былъ красивъ, удивительно хорошъ! Ахъ, я была бы теперь счастлива съ нимъ!

— Я бы самъ этого желалъ для тебя, а въ особенности для него!

Послышался шумъ передвинутой съ мста мебели, и затмъ несчастная супруга жалобно воскликнула:— О, Адоларъ!

— О, А-до-ларъ! съ комическимъ отчаяніемъ взвылъ посл нея супругъ.

Фишеръ съ громкимъ смхомъ приподнялся на постели и тутъ же страшно разсердился на самаго себя, что могъ находить такую вещь смшною. Въ ту же минуту онъ вздрогнулъ, такъ какъ за стной послышался рзкій стукъ, очевидно было, что въ нее пустили какимъ-то твердымъ предметомъ, который упалъ и вроятно разбился на полу.

— Мою помаду!— отчаянно воскликнулъ Керблеръ.— Съ ума ты сошла? Бросать объ стну такую дорогую банку?

— Я и не намревалась попасть въ стну!

— Ты безъ сомннія мтила въ мою голову — не правда ли, душечка?

— Да, ангелочекъ!

Обмнъ любезностей повидимому кончился, потому что все утихло.

— Славно же они поздоровались другъ съ другомъ! сказалъ себ Густавъ, вставая съ постели и начиная одваться. За завтракомъ онъ между прочимъ заявилъ, что ему пора хать домой. Оба принялись уврять его, что до крайности огорчены этимъ извстіемъ. Керблеръ проводилъ его часть дороги, оба они, правда, были довольно молчаливы, но все таки старались нсколько поддерживать разговоръ о постороннихъ предметахъ.

Выйдя въ поле и оставивъ позади себя городъ, Керблеръ остановился.

— До сихъ поръ, и ни шагу больше!— сказалъ онъ.— Добраго пути! (Онъ крпко пожалъ другу руку).— Если ты,— (и тутъ сконфуженная улыбка промелькнула по широкому его лицу) — сегодня утромъ, чего добраго, услышалъ… но ты человкъ благовоспитанный…

— Ни слова больше!— остановилъ его Густавъ,— я человкъ благовоспитанный, ты тоже, и твоя супруга также. А между людьми благовоспитанными слышится и запоминается только то, что прямо было высказано — да и то часто пропускается мимо ушей. Мн было пріятно быть свидтелемъ вашего семейнаго счастья, и я могу только пожелать, чтобы оно вамъ никогда не измнило.

— Это онъ мн мститъ за осла!— со вздохомъ подумалъ Керблеръ,— ну, счастливо оставаться!

— Прощай!— И Густавъ, невольно поддавшись общечеловческой слабости, распростился съ боле облегченнымъ сердцемъ, чмъ разстался бы съ другомъ, если бы засталъ его въ счастливыхъ обстоятельствахъ.

Онъ отправился прямо въ помстье тетки. Надо вынести еще одну встрчу! Онъ не хочетъ лишить себя удовольствія, именно теперь — когда эта двушка принадлежитъ другому и поступки ея разоблачены,— явиться передъ нею и взглянуть, съ какимъ лицемъ она встртитъ его, что выразится въ ея наивныхъ чертахъ: безстыдное ли нахальство, или жалкій страхъ пойманнаго на мст преступленія шулера.

Тотчасъ по прибытіи, онъ уже въ сняхъ встртилъ тетку.

— Наконецъ то!— воскликнула она.— Молодая двушка уже начала безпокоиться. Счастье улыбается теб, племянникъ. Это какое-то особенно чистосердечное существо. Вроятно ты мысленно окружилъ многими золотыми мечтами твое будущее счастье, но оно не будетъ нуждаться въ прикрасахъ, оно будетъ истинно глубоко, такъ какъ двушка эта олицетвореніе самой правды. Я за ней постоянно наблюдала, она желаетъ только того, что справедливо и хорошо… Но Господи, Боже мой! Да что это съ тобой? Ты, кажется, плачешь? Стыдись!

— Гд она?

— Въ саду подъ липой.

— Пожалуйста останьтесь здсь. Я пойду одинъ.

Старушка проводила его внимательнымъ взоромъ, слегка покачивая головой.

Густавъ быстро прошелъ садъ и уже издали увидалъ свтлое платье, мелькавшее подъ густою листвою большаго дерева. Когда онъ подошелъ ближе, Густхенъ съ громкимъ крикомъ радости бросилась ему на шею.

Онъ обнялъ и поцловалъ ребенка и сказалъ — Густхенъ, бги къ тет. Тетя иметъ что-то сказать теб, она подаритъ теб кое-что — бги же скоре! Такъ, такъ!

Когда двочка исчезла за кустами, молодой человкъ ближе подошелъ къ Бригитт, которая сидла молча и не поднимая глазъ, опустивъ на колни свое шитье.

— Вотъ и я!— Онъ опустился на другой конецъ скамейки.— Здравствуйте, Бригитта! продолжалъ онъ нсколько высокомрно.

Она не отвчала.

— Былъ у васъ кто нибудь здсь во время моего отсутствія?

На этотъ разъ она тихо проговорила:— Да, былъ!

— Ну, и что же?

— Я отправила его назадъ — туда, откуда онъ пришелъ.

— Отправили назадъ? Но посл того, что произошло, какъ мн передавали въ Зебенсдорф!..

Онъ невольно замялся, почувствовавъ на себ упорный взглядъ. И дйствительно, широко открытые честные глаза прямо смотрли ему въ лице съ выраженіемъ тревоги и тоски, какъ будто говорили:— И ты могъ этому поврить? Ты?— Когда же онъ отвернулся отъ нея, они наполнились жгучими слезами.

Между тмъ молодой человкъ ясно ощущалъ, что чмъ боле накопилось у него на сердц горя, тмъ трудне ему было высказаться. Онъ искалъ словъ, чтобы излить свою душу, и если бы ему удалось найти ихъ, если бы онъ ршился выгоВорить то, что намревался сказать, то таинственная связь, соединявшая его съ этимъ существомъ, порвалась бы навсегда, и если бы даже потомъ онъ на колняхъ просилъ у нея прощенія, то и это не спасло бы его, такъ какъ позоръ можно смыть съ человка, но дкое, злое слово навки западаетъ въ душу, какъ черное клеймо, какъ ядовитая капля.

Благо теб, что ты нершительно умолкъ, что не посмлъ говорить, инстинктивно опасаясь осквернить свои чувства, хотя и считалъ ихъ достойными презрнія! Встникъ, принесшій съ собою слово избавленія, уже находился въ дорог, онъ уже былъ такъ близко, что песокъ дорожки заскриплъ подъ его торопливыми шагами: это была старушка, на шею которой съ отчаяннымъ крикомъ ‘маменька’! бросилась Бригитта.

XI.

Что произошло въ Зебенсдорф.

Въ тотъ же самый вечеръ, въ который Густавъ прибылъ къ Керблеру, Кристль вернулся домой. На слдующій день, около полудня, зебенсдорфскій бургомистръ спокойно сидлъ въ комнат присутствія, на двор было втрено, тяжелыя облака быстро неслись по небу, по дорог взвивались клубы пыли, подчасъ даже въ окна стучалъ, какъ горохъ, развваемый порывами втра крупный песокъ. Бургомистръ прислушивался къ завыванію бури и шуму хлеставшихъ по оконнымъ стекламъ песчинокъ. Длать-то ему было больше нечего. Сторожъ только что былъ у него съ докладомъ, что вернувшійся домой Кристль шатается по всмъ трактирамъ, похваляется и ораторствуетъ, намекая на то, что если бургомистръ не исполнитъ его воли, то онъ разскажетъ такія вещи, что всмъ жителямъ Зебенсдорфа на удивленіе! На это бургомистръ воскликнулъ: ‘чортъ бы побралъ этого бродягу!’, а теперь сидлъ и чего-то ждалъ.

На лстниц послышались шаги, сторожъ втолкнулъ парня въ комнату и самъ остановился у дверей.

— Цлую вашу руку, г. бургомистръ! заговорилъ Кристль.

Старикъ поднялся со стула и близко подошелъ къ парню:

— Что я о теб слышалъ? Что ты опять за штуки выкидываешь?

— Это ничего, не сердитесь,— отвчалъ парень, дерзко подмигивая въ отвтъ на гнвные взгляды, которые бросалъ на него старый бургомистръ,— это я все творилъ только для того, чтобы вы поскоре велли позвать меня къ себ. Я не забылъ, что когда-то вы гнвались на меня за то, что я пришелъ къ вамъ незваный. Я не хочу, чтобы кто нибудь подумалъ, что я вамъ надодаю, или самъ навязываюсь.

— Не говори пустяковъ! Какъ ты смешь болтать всякій вздоръ — что если я не исполню твоей воли, то ты разскажешь такія вещи, что всему Зебенсдорфу на удивленіе?

— Объ этомъ можно поговорить подробне. Только, я думаю, наедин бесдовать будетъ удобне, по крайней мр никто нашего разговора не подслушаетъ.

Бургомистръ знакомъ приказалъ служителю выйти, а когда затихъ шумъ его шаговъ, сказалъ:

— Теперь ты можешь говорить.

— О, да, объ этомъ вамъ меня и просить нечего, я этого давно самъ жду! Двчонка отказала мн. Судя по письму, которое вы мн дали съ собой, это легко можно было предположить, и если бы я зналъ его содержаніе раньше, то смло могъ бы избавить себя отъ этого безполезнаго путешествія.

— Вздоръ, это предвидть было невозможно!

— О! напротивъ, очень легко.— (Парень вспыхнулъ отъ гнва, вынулъ письмо изъ кармана и бросилъ его на столъ).— Разв тамъ написано то, чего я отъ васъ требовалъ, что я приказывалъ вамъ написать? Какже можно было прибавлять, что вамъ лично все равно, скажетъ ли она да или нтъ? Я полагаю, что, при теперешнемъ положеніи дла, вамъ крайне непріятно, что она сказала нтъ, и вы очень обрадовались бы, если бы она передумала.

— Ахъ, ты, болванъ! Какое мн-то дло до всей этой исторіи между тобой и этой двушкой? Лучше бы ты не напивался среди благо дня до того, чтобы терять разсудокъ и говорить, Богъ знаетъ, какую чепуху!

— Ну, нтъ, я еще настолько трезвъ, что отлично понимаю, что говорю, и только вы плохо разсуждаете, коли думаете, что я теперь вторично соглашусь, ни за что, ни про что, помалчивать кой о чемъ. Передъ людьми я оказываю вамъ должное почтеніе, но было бы смшно не разговориться по душ, когда мы сидимъ съ глазу на глазъ, о вещахъ, которыя и вамъ и мн хорошо извстны. Вы отлично знаете, что Бригитта поставлена въ безвыходное положеніе. Она можетъ говорить, что хочетъ, ей вдь никто не повритъ, если же я заговорю, то мн бы конечно вс поврили. Но я молчу, потому что только тогда вы можете серьезно притворяться, будто по вашему мннію одинъ только бракъ со мною можетъ возвратить честь двушк. Если бы я самъ могъ ее къ тому принудить, то не просилъ бы помощи у васъ. Вотъ мое условіе: я хочу, чтобы она была моею, и совтую вамъ постараться, чтобы оно такъ и вышло, вы знаете, что я могъ бы и инымъ путемъ возвратить честь двушк, только тогда осрамились бы другіе. Я бы не совтовалъ вамъ довести дло до того, чтобы я пересталъ щадить васъ и ваше семейство!

— Ахъ, ты пьяная рожа, да кто же нуждался въ твоей пощад?

— По моему, даже очень многіе: вы, Гюблингеръ и его хозяйка.

Бургомистръ схватился обими руками за голову: — О, Господь Милосердый! Кто же можетъ стерпть это! На тебя слдовало бы надть смирительную рубаху, пока еще есть время, пока ты не пришелъ еще въ бшенство и не натворилъ всякихъ бдъ.

— Ого! вы хитрая голова,— засмялся парень,— самый тонкій человкъ у насъ! Вы это отлично придумали. Можетъ быть, вы хотите выдать меня за сумасшедшаго, чтобы никто не врилъ моимъ словамъ? Но берегитесь, прійдетъ свидтельствовать меня окружной докторъ и наврно объявитъ, что въ моемъ мозгу все въ такомъ же порядк, какъ и въ вашемъ.

— Ну, въ такомъ случа да умилостивится Господь надъ нами! Сумасшедшій-то вроятно я, потому что ничего ршительно не понимаю, что ты тутъ городить? Не понимаю, почему я обязанъ употребить всю мою власть, чтобы непремнно заставить двушку выйти за тебя замужъ, когда она сама должна бы была съ радостью согласиться на это? Не понимаю, о какомъ это иномъ пути ты толкуешь? А всего мене понимаю я, какимъ образомъ во всемъ этомъ позоръ можетъ пасть на меня и мою семью.

На этотъ разъ парень схватился руками за голову и затмъ принялся ломать себ руки:— Боже праведный! да неужели вы говорите это серьезно?

— Конечно, не буду же я шутить съ тобою!

— Невроятно, чтобы вы ничего не знали! Еслибы въ ту ночь вы такъ не потерялись, то конечно увидли бы всю правду! И можетъ быть, вы кое что вспомните, если я наведу васъ на это. Припомните въ какомъ положеніи вы насъ застали! Кто же стоялъ въ комнат, одтый уже съ головы до ногъ, потому что схватился за чулки и башмаки при первомъ вашемъ зов? Кто смотрлъ на васъ прямо и открыто, не тронулся съ мста и не прятался по угламъ, когда вы ворвались въ дверь? Бригитта. Я былъ полу-одтъ. А кто прибжалъ босикомъ и въ рубашк, чтобы заступиться за меня? Ваша Юлія!

— О, ты лжешь! ты безбожно лжешь! закричалъ бургомистръ и снова хотлъ броситься на парня.

Но тотъ отворилъ дверь.— Не смйте меня трогать!— крикнулъ онъ въ свою очередь.— Во второй разъ я не потерплю этого! Лучше созову сюда всю деревню! И не зачмъ кричать, что я лгу, когда я говорю истинную правду!— Онъ снова заперъ дверь, но не выпускалъ ручки.— Неужели вы думаете, что если бы я былъ въ связи съ Бригиттой, то позволилъ бы вамъ безпрекословно колотить себя, срамить и обижать, не пырнулъ бы васъ ножомъ въ животъ, или не кусалъ бы васъ и не царапалъ? Именно потому, что я сознавалъ себя кругомъ виновнымъ, что я осрамилъ вашу собственную дочь, я и не имлъ духа поднять на васъ руку!

Старикъ поблднлъ какъ полотно, прижалъ об руки къ вискамъ, какъ будто желая сдержать стучавшую въ нихъ кровь, и помутившимися глазами смотрлъ на парня.

— Этого не можетъ быть, это невозможно!— бормоталъ онъ,— откуда бы ей наслдовать столько безстыдства? Не отъ меня же — съ тхъ поръ какъ я себя помню, и не отъ матери, которая всю свою жизнь прожила безукоризненно честно. Честны были всегда вс въ моемъ дом!

— Да, но вс въ немъ васъ боялись! Люди говорятъ, что этотъ страхъ преждевременно свелъ въ могилу вашу жену, по той же причин и дочь всегда васъ чуждалась, а если женщин некого любить въ кругу своихъ родныхъ, то она легко ищетъ любви въ постороннихъ людяхъ. Да, ваша дочь была моею любовницей, и не только съ той ночи, когда дьяволъ внушилъ вамъ вмшаться въ это дло! Посл перваго вашего зова мы молчали и притаились въ надежд, что вы пройдете мимо въ вашу спальню, но когда мы убдились, что вы собираетесь подыматься по лстниц, мы до смерти перепугались и перебжали въ комнату Бригитты. Тамъ Юлія только и прошептала: ‘О, отецъ убьетъ меня на мст’! Больше она ничего не могла выговорить… Да и говорить было нечего, довольно было и того, что она, ломая руки, ползала на колняхъ передъ своей товаркой, въ то время, какъ я стоялъ рядомъ съ нею, и дрожалъ какъ листъ. Бригитта тоже ничего не сказала и только стояла какъ вкопанная и зубы у нея громко стучали. Вдругъ она схватила Юлію и вытолкнула ее за дверь, хотла ли она тутъ же сейчасъ все принять за себя, я ужь не знаю, врно только то, что когда вы потомъ разразились бранью и побоями, она ничего не отвчала изъ упрямства, сознавая свою полную невинность и опасаясь за жизнь своей подруги! Впослдствіи, когда по деревн разошлась дурная молва, слова ея имли бы уже мало всу, и поэтому она предпочла удалиться. Если же теперь я самъ всю исторію переверну вверхъ дномъ, то конечно это будетъ всему Зебенсдорфу на удивленіе, не правда-ли? Ну, теперь вы все знаете и тоже видите, что лучше сдлать, чего я хочу, чмъ отдать на поруганіе вашу семейную честь.

При этихъ словахъ лице старика такъ сильно залилось кровью, что даже блки покраснли. Вс мускулы заходили въ немъ, искажая черты. Онъ застоналъ:— Постоянно жить, сознавая, что твоя репутація не заслуженная, а дареная — что честь твоего дома будетъ зависть отъ злобы или милости нищей двочки? Чувствовать, что каждая минута можетъ повергнуть тебя въ глубокій позоръ, что для этого достаточно будетъ одного слова проходимца? О!— И онъ ударилъ себ кулакомъ въ грудь.— Плюнуть надо на этого негодяя!.. Она одна поплатится мн за весь этотъ стыдъ!

— Образумься!— воскликнулъ парень,— ради Бога опомнись! Подумай, это твоя собственная дочь, твоя плоть и кровь — Вдь все еще поправимо… Пусть только Юлія…

Онъ въ отчаяніи бросился на колни, стараясь удержать взбшеннаго старика, но тотъ съ силою оттолкнулъ его и бросился вонъ изъ комнаты. У парня отъ страха даже ноги подкосились, онъ съ трудомъ поднялся съ пола, потащился къ лстниц внизъ, и когда наконецъ неврными шагами вышелъ на улицу, то увидлъ уже далеко бжавшаго впереди безъ шляпы, съ всклокоченными волосами, прямо по дорог въ Мшистую Поляну, точно обезумвшаго бургомистра.

Въ кухн Мшистой поляны раздавалась веселая псенка, ее напвала сама хозяйка, стоя у очага. Вдругъ вблизи раздался шумъ тяжелыхъ шаговъ, она замолчала и подняла глаза, передъ нею стоялъ отецъ, когда же она увидла его искаженное лице и грозно сверкавшіе глаза, то вскрикнула: ‘Господи! онъ все узналъ!’ — и закрыла себ лице руками.

— Да,— заревлъ онъ,— ты больше ничего, какъ… Онъ произнесъ самое ужасное бранное слово и крпко схватилъ ее за горло…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XII.

Что привело мать Бригитты въ городъ.— То немногое, что остается еще Густаву сказать Бригтит, а автору сообщить читателямъ въ заключеніе этой повсти.

Когда Бригитта бросилась на шею матери, старушка не тотчасъ замтила Густава, наконецъ однако она его увидла и спросила:— Это врно твой баринъ? (При этомъ она нсколько разъ присла). Да что же ты плачешь, когда не знаешь даже, что привело меня сюда?

— Я плачу отъ радости, маменька, что вы такъ кстати сюда пріхали.

— Ну, ладно, ладно, я вдь тоже очень рада тебя видть. Но ты можешь себ представить, что я не даромъ такую даль пріхала — день и ночь была въ дорог. Но пойдемъ, неприлично болтать о своихъ длахъ передъ бариномъ.

— Ничего, говорите, маменька. Баринъ иметъ право слушать все, что до меня касается.

Старушка съ удивленіемъ взглянула на нихъ обоихъ и затмъ принялась многорчиво и пространно разсказывать о всхъ ужасахъ, совершившихся въ послднее время въ Зебенсдорф: какъ этотъ негодяй Кристль подробно разсказалъ бургомистру, что Бригитта сама себя скомпрометировала съ нимъ въ ту ночь изъ состраданія къ товарк, какъ Юля давно была его любовницей, а Бригитта только съ испуга и изъ жалости молчала и тмъ взяла на себя чужую вину.

— Въ другой разъ будь умне и лучше запирайся на замокъ, пусть ужъ скоре считаютъ тебя безсердечной. Задвигай задвижку у дверей и пусть другіе расхлебываютъ ту кашу, которую они сами заварили. Теб вся эта исторія только повредила, а Юліи не помогла! Если старикъ не убилъ ее въ то время, то свернулъ ей шею теперь!

— Господи помилуй, маменька, что вы это говорите!

— Да, да, я говорю истинную правду. Упокой, Господи, ея бдную душу! Обезумвъ отъ ярости, прибжалъ онъ въ Мшистую Поляну и бросился на дочь съ кулаками, забывъ, безбожный онъ человкъ, что она беременна, ребенокъ мертвымъ родился раньше срока, и она сама умерла въ родахъ. Передъ кончиной она еще всей деревн призналась въ своемъ грх, а теб приказала передать свой прощальный привтъ и благодарность за твою любовь къ ней и преданность. Ей умирать было легче отъ мысли, что ея смерть возвратитъ теб честь.

Бригитта громко зарыдала:— О, моя бдная Юлія! Ты, любимая моя подруга съ самаго ранняго дтства! Какая твоя страшная судьба! Не было ли бы все иначе, если бы у нея, какъ у меня, осталась въ живыхъ мать?

Старая крестьянка ласково потрепала дочь по ше.

Густхенъ тоже вернулась, стала возл отца и съ любопытствомъ разсматривала незнакомое ей лице.

— Ваша мать врно утомилась, Бригитта,— сказалъ Густавъ, нагнулся къ двочк и прибавилъ: — Густхенъ, ты у меня умница, ты сведешь эту старушку къ тет и скажешь ей, что это маменька Гитты, что она пришла издалека, вроятно очень устала и проголодалась. Запомнишь ты все это? Да? Такъ или и не забудь, что я теб сказалъ.

Старушка охотно послдовала за двочкой, и дорогой об вступили въ горячій разговоръ, который, можетъ быть, потому былъ такъ оживленъ, что он не совсмъ понимали другъ друга. Бригитта проводила ихъ глазами, улыбнулась сквозь слезы и обернулась къ Густаву, который близко подошелъ къ ней.

— Зачмъ я услалъ ее? спросилъ онъ, угадывая мысль двушки.

— Бдная золотистая головка! Ее отсылаютъ отсюда во второй разъ и…

— Бригитта!— Онъ взялъ ее за об руки.— На этотъ разъ я удалилъ двочку, чтобы снова скоро позвать ее, и позвать уже съ тмъ, чтобы она всегда оставалась здсь, съ нами. Ну, а въ первый разъ… благодарю Бога за то, что все это миновало, какъ ужасный сонъ.

— О, я не могу и сказать, какъ пережила эти дни, когда знала, что они разсказываютъ про меня въ Зебенсдорф, какъ они честятъ меня тамъ, и что ты долженъ выслушивать все это.

— Прости меня, если я на минуту поврилъ…

Она склонила голову ему на грудь:— Да кто же неповрилъ-бы? Не трудно было…

— Да, но и врить-то было очень тяжело.

Она подняла голову и заговорила скороговоркою: — Вдь я и не могла бы дйствовать иначе въ ту минуту, когда человкъ этотъ буйствовалъ, какъ сумашедшій, это значило бы, спустить дикаго звря на несчастную, къ тому же онъ взволновалъ мн всю душу, говоря, что только я и могу быть преступною, потому что бдна, но что его дочь не можетъ быть дурною, потому что она богата! Отъ злобы и отъ испуга я не нашла для него отвта. Я конечно не знала, какъ дорого можно поплатиться за сокрытіе чужой вины!

— Прости меня еще за одно!

— Еще за что же, ненаглядный ты мой? Говори, такъ какъ мы уже каемся другъ передъ другомъ.

— Ну, да, надо же знать теб вс мои помыслы. Прости за то, что я не простилъ бы теб подобную вину, если бы дйствительно зналъ, что она есть за тобою.

— О, за это я не сержусь! Я думаю, какъ и ты, что если два человка должны доврять другъ другу всю жизнь, то снисхожденіе въ подобныхъ случаяхъ не повело бы ни къ чему хорошему. Кто снисходителенъ къ другимъ, тотъ самъ нуждается въ снисхожденіи. За торгомъ всегда скрывается по крайней мр одинъ плутъ, если не два. Ни за что на свт не желала бы я получить за такой поступокъ прощеніе: это обязывало бы и меня прощать другому подобный случай, а этого я не желаю, я не люблю этого, мн и мысль о такой возможности никогда не пришла въ голову.

— Вотъ какъ! Видишь какъ ты умешь быть строга.

— Я заслуживаю за то выговора, потому что не имю права быть строгою.

— Я и не подалъ теб повода къ такимъ строгостямъ, но право на это я охотно предоставляю теб теперь же.

— Скажи, скажи, что это значитъ? То-ли чего я ждала, что я надялась услышать отъ тебя? Значитъ ли это, что ты мой?

— Конечно, твой до послдняго уголка въ моемъ сердц!

— О. позволь же мн теперь, когда это высказано, позволь взять тебя и удержать при себ! О, ты, мой единственный возлюбленный!— (и она обвила его шею).— Такъ я еще никого не брала и не удерживала и никого не буду.

Такъ, обнявшись, стояли они нсколько минутъ, потомъ Бригитта склонила голову, взяла Густава за руку и пошла къ дому, листья, слетвшіе съ деревьевъ отъ раннихъ осеннихъ заморозковъ и пожелтвшіе отъ сырости, шелестли у нихъ подъ ногами.

Густавъ замтилъ, что Бригитта тихо плачетъ.— Что съ тобою? О чемъ ты плачешь? спросилъ онъ.

— Ни о чемъ! Я плачу, потому что мн такъ хорошо и такъ больно. Мн все таки больно, что изъ-за моего счастья ушла со свта та, которую я всхъ больше любила.

— Ахъ, душа моя, свтъ на томъ и стоитъ, что за наше счастье платятся другіе, а мы въ свою очередь искупаемъ счастье опять таки другихъ. Тысячи и тысячи вздыхаютъ подъ бременемъ пороковъ для того, чтобъ одинъ или одна между ними могли ходить, высоко поднимая голову, безъ тяжелой ноши на плечахъ, волею или неволею приходится и намъ воздвигать чужое счастье на счетъ нашего собственнаго, или наоборотъ: себялюбиво создавать свое на счетъ чужаго, и въ этомъ раздражающемъ коловорот другая, столь же грубая сила какъ будто сглаживаетъ наконецъ все, эта сила — неотвратимое несчастье, которое также слпо, безъ разбора поражаетъ и могущественныхъ и высокопоставленныхъ, и низшихъ и бдныхъ.

Бригитта остановилась и отступила на шагъ.— Да, но бываетъ же на свт и неотвратимое счастье!

Онъ взглянула на нее, и такъ какъ она съ такимъ довріемъ смотрла ему въ глаза, то онъ угадалъ ея мысль, онъ громко засмялся и, привлекая ее въ свои объятія, сказалъ: — Да, именно, совершенно неотвратимое.

* * *

Изъ квартиры Фишера старшаго вышелъ и сходилъ по лстниц очень толстый господинъ, который велъ самъ съ собою весьма оживленный разговоръ. На площадк онъ столкнулся съ такимъ же дороднымъ человкомъ, какъ и онъ самъ.

— Извините!

— А! Герръ Миттровицеръ! вскликнулъ встртившійся знакомый.

— Герръ Керблеръ, если не ошибаюсь? Очень радъ!

— Мн очень пріятна неожиданная встрча — сказалъ торговецъ.— Я только что пріхалъ въ Вну, по дламъ, хотлъ было повидаться сначала съ вашимъ компаньономъ, г-немъ Фишеромъ, и узналъ, что онъ въ настоящую минуту находится у старика отца.

— Это наверху.

— Ахъ, скажите пожалуйста — говорятъ, онъ женился?

— Годъ назадъ.

— Значитъ, мн сказали правду? А правда ли, что я слышалъ: будто онъ взялъ себ въ жены ‘деревенскую красавицу?’

Митровицеръ на этотъ разъ даже не далъ себ труда отвчать, онъ кивнулъ головою на слова: ‘деревенскую красавица’ и указательнымъ пальцемъ прописалъ на рукав Керблера, будто для большей убдительности его, слово: красавица.

— Знаю я этихъ красавицъ — продолжалъ Керблеръ,— грубыя черты лица, широкія бедра, походка, сообразная съ этимъ тлосложеніемъ, и лай вмсто говора. Среди образованныхъ людей это существа потерянныя. Что и говорить, впрочемъ — дло вкуса.

Миттровицеръ покачалъ головою, сталъ отдуваться и размахивать руками въ воздух:— Красива! Прелестная уроженка Вны! И не глупа!

— Значитъ, аклиматизированная? Прекрасно, прекрасно, это уже чего нибудь да стоитъ. Но согласитесь любезнйшій, что какой нибудь крючекъ тутъ долженъ быть, такой неровный бракъ расторгаетъ обыкновенно вс родственныя связи, и, говоря откровенно, семейство г-на Фишера не можетъ гордиться этою невсткою!

Миттровицеръ побагровлъ, потому что сердился.

— Что гордиться? Лучше того, лучше, говорю вамъ. Они не нарадуются на нее!

— Не нарадуются? Ну, значитъ все устроилось такъ хорошо, что друга нашего Фишера можно только поздравить.

— Поздравить! Жена ему! Мать ребенку!

— Какъ! Она уже мать?

— Мачиха — мачиха! хриплъ Миттровицеръ.

— Ахъ, да, такъ, я вдь и забылъ. Вообще, прошу васъ не принимать въ дурную сторону все, что я говорилъ до сихъ поръ, не подумайте, что я изъ зависти, или изъ недоброжелательства! Напротивъ. Въ такихъ чисто личныхъ длахъ свобода прежде всего! Фишеръ, какъ бы то ни было, совершенно правъ относительно всхъ прочихъ, если только женщина эта нравится ему.

— Нравится и другимъ.

— Нравится и другимъ? Ха, ха! прекрасно сказано! Разскажите-ка что нибудь подробне на этотъ счетъ. Бдный Фишеръ!’

— Вы съ ума сошли!— гнвно разразился Миттровицеръ.— Я сказалъ: она нравится, а не ей нравятся.— Съ этими словами онъ повернулся и пошелъ къ своей карет.

Керблеръ поплелся вслдъ за нимъ.— О Боже мой! какое жалкое недоразумніе! пытался онъ шутить. Про себя же думалъ: И чортъ бы его побралъ съ его проклятымъ ломаннымъ языкомъ! Прошу покорно предвидть, что онъ хочетъ сказать. Онъ пожалуй перескажетъ все это Фишеру, отъ слова до слова. Хороша выйдетъ исторія! Можно ли ожидать ума отъ этой туши?

Онъ поспшилъ втиснуть свое тучное тло между дверцами кареты и насказать владтелю ея еще много лестнаго, извинительнаго.

* * *

Въ верхнемъ этаж, въ квартир родителей Густава сидла Бригитта подл старой г-жи Фишеръ, которая прилегла отдохнуть, три золовки и молодой ‘ненавистникъ женщинъ’, который по обыкновенію держалъ книгу въ рукахъ, сидли около стола, Густавъ стоялъ, наклонившись надъ спинкою кресла, которое занимала его старшая сестра, помщавшаяся ближе всхъ къ жен его, а маленькая Августа вся ушла въ уголъ мягкаго дивана, откуда она поглядывала на всхъ съ очень довольною миною, потому что и на всхъ прочихъ лицахъ видла веселое выраженіе.

Бумажки, свернутыя трубочкою, записочки, объявленія, вырзанныя изъ газетъ — все это во множеств было разбросано по столу передъ Бригиттою, которая то и дло вынимала изъ разныхъ кармановъ еще новые клочки бумажекъ и новыя полоски газетъ. То были рецепты для приготовленія разныхъ блюдъ, выкройки дтскихъ платьевъ, обращики женскихъ рукодлій, правила для веденія хозяйства, которые она собирала повсюду, одно было выпрошено у примрныхъ матерей, другое вымнено у друзей, третье вырзано изъ газетъ. Вся эта куча ревностно разбиралась теперь, и нкоторыя бумажки случайно попадали на книгу, въ которую углубленъ былъ молодой своякъ, хотя онъ очень сердито стряхивалъ ихъ съ листовъ, однако он, вроятно не безъ злаго умысла, ихъ владтельницы, снова набирались грозными кучками именно въ этомъ нежелаемомъ направленіи, наконецъ молодой человкъ взялъ книгу въ руки и продолжалъ читать далеко отъ стола, качаясь на заднихъ ножкахъ стула. Въ глазахъ Густава и трехъ двушекъ, глядвшихъ на эту шаловливую продлку Бригитты, свтилась веселость, а притворно-серьезная мина старушки, которая торжественно покачивала головою и удивленными, почти восхищенными глазами смотрла на собранныя передъ нею сокровища и на неисчерпаемое ихъ количество, такъ какъ Бригитта все еще вытаскивала откуда-то одну за другою позабытыя бумажки или сверточки — еще боле забавила семью.

— Я не знаю, какъ и благодарить его за то — сказала Бригитта, указывая на Густава,— что онъ позволяетъ мн всмъ распоряжаться и вести все хозяйство безъ чужой помощи, въ этихъ занятіяхъ и въ разговорахъ съ золотистою головкою — (на двочку былъ брошенъ при этомъ нжный взглядъ) — день проходитъ такъ незамтно и такъ весело! А вечеръ проводимъ мы уже вмст, тогда Густавъ читаетъ мн что нибудь… Какъ дочь школьнаго учителя, я конечно и сама училась читать и длала это не хуже отца, но отецъ мой, для того, чтобы это выходило красиве и понятне, читалъ, растягивая слова по складамъ, вотъ и я не могу отъ этого отучиться, между тмъ какъ Густавъ можетъ читать такъ, какъ люди говорятъ, я охотне слушаю его, чмъ себя, я читаю точно молитву твержу, а это портитъ самую лучшую книгу.

Боковая дверь отворилась, и старый Фишеръ вышелъ изъ своей комнаты: — А! вы здсь, дти? Очень радъ васъ видть. Ну, какъ идетъ твоя мновая торговля?— Онъ указалъ на бумажные обрзки, покрывавшіе столъ, двушки разсмялись, бумажки отъ дуновенія разлетлись во вс стороны. Бригитта вскочила съ мста и всплеснула руками.

— Это не бда,— сказалъ Фишеръ старшій,— я полагаю, что ихъ можно собрать вс до послдней и вручить теб въ цлости, вдь он у тебя перенумерованы? А теперь настало время и для поцлуя — это представленіе не сходитъ съ репертуара нашего театра.— Онъ привлекъ невстку въ свои объятія и долго ласкалъ и цловалъ ее.

— Неужели и въ театр представленіе тянется такъ долго? спросила Бригитта, уклоняясь отъ поцлуевъ.

— Оно наполняетъ весь вечеръ.

Молодая женщина засмялась и вырвалась изъ рукъ старика.

— Папаша, ты сегодня, кажется, особенно веселъ, сказала старая жена его.

— Я безконечно счастливъ, когда вижу, что вы вс довольны и когда застаю здсь вотъ этихъ двухъ счастливцевъ. Но… но Густавъ, твоя женитьба все таки нарушила миръ въ моемъ дом.

— Ради Бога, батюшка, что вы говорите! воскликнулъ Густавъ патетическимъ тономъ, замчая, какъ отецъ кивалъ, указывая на ничего не подозрвавшаго юнаго чтеца.

— Да, братъ твой — вотъ этотъ господинъ — очень огорчаетъ меня, съ тхъ поръ, какъ онъ увидлъ, какимъ образомъ ты устроилъ свое счастье, онъ пытается идти по твоимъ стопамъ и только о томъ и думаетъ, какъ бы завести интригу со служанкою.

Однако, удивительное дло! юный ненавистникъ женщинъ не покраснлъ, какъ обыкновенно, взглянувъ на говорившаго, онъ отвтилъ ему, смущенно улыбаясь и пугаясь своей смлости:

— Что-же! я подражаю въ этомъ моему брату.

— Подражаешь во всемъ твоему брату?— Фишеръ старшій всплеснулъ руками, отступилъ шага на два и остановилъ испуганный взглядъ на своемъ младшемъ сын.— Я надюсь, ты не хочешь этимъ сказать, что и теб нужна няня для ребенка…

На этотъ разъ молодой человкъ не выдержалъ, онъ покраснлъ до ушей, захлопнулъ книгу и выбжалъ изъ комнаты. Старикъ, улыбаясь, посмотрлъ ему вслдъ и вынулъ часы изъ кармана.— Скоро пойдемъ ужинать — сказалъ онъ — такъ уже мн прійдется тотчасъ идти за нимъ, чтобы заключить съ нимъ миръ.

— Да, чтобы онъ бгалъ отъ тебя — замтила старушка — ты гонялся за нимъ по всмъ комнатамъ! Мы же, какъ и всегда, будемъ ждать васъ, пока вамъ не надостъ эта дтская забава? Нтъ, я попрошу Бригитту, чтобы она за нимъ сходила.

Пока Бригитта ходила, въ передней раздался звонокъ. Густавъ пошелъ посмотрть, кто можетъ являться такъ поздно. Въ первой же комнат онъ наткнулся на Керблера.

— Керблеръ! Какимъ образомъ ты здсь?

Гость протянулъ Густаву руку.— Извини, пожалуйста,— сказалъ онъ — что я врываюсь такъ поздно въ чужой домъ, но я пробуду здсь очень короткое время, я долженъ спшить, а между тмъ мн не хотлось ухать, не повидавшись съ тобою и не насладившись картиною твоего счастья.

Густавъ представилъ его своимъ роднымъ, а наконецъ и Бригитт, которая вернулась вмст съ убжавшимъ юношею.

— Очень рада познакомиться съ вами, герръ Керблеръ — сказала молодая женщина.— Мужъ мой много говорилъ мн объ васъ.

Толстякъ съ нкоторымъ опасеніемъ взглянулъ на Густава, потомъ испытующимъ взоромъ окинулъ Бригитту. Ни злостной мины, ни скрытой насмшки онъ не замтилъ. Если все было передано ей въ подробности, то она вела себя какъ настоящая ‘образованная дама’. Но онъ все-таки былъ смущенъ до извстной степени и даже забылъ высказать увреніе: что и онъ невыразимо радъ… Какъ попугай повторилъ онъ еще разъ фразу: ‘Я не хотлъ ухать, не насладившись картиною счастья моего друга’.

— Да разв мужъ мой такъ особенно счастливъ? спросила Бригитта, взглянувъ на мужа.

Тотъ молчалъ и улыбался.

— Вотъ видите ли — продолжала Бригитта,— онъ даже не отвчаетъ на мой вопросъ. Какъ было бы жалко, если бы вы только для этого предприняли столь дальнее путешествіе? Знаете ли, герръ Керблеръ: счастливъ и здоровъ бываешь тогда, когда не думаешь объ этомъ и не высказываешь этого другимъ, вдь третьему лицу только завидно или скучно слушать такія вещи. Здсь все ровнехонько вымрено только на двухъ, но если хорошо распоряжаешься всмъ, что дано, то этого станетъ на всю жизнь. Не правда ли, Густавъ?

Керблеръ вздохнулъ. Фишеръ старшій протянулъ руку черезъ столъ своей старушк.— Мамаша — сказалъ онъ — я думаю, что этимъ двумъ можно пожелать безъ всякихъ опасеній — дожить до тхъ же лтъ, до какихъ дожили мы съ тобой.

‘Изящная Литература’, NoNo 11—12, 1883

Товарка.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

VIII.

IX.

X.

XI.

XII.

Читайте также: