Тетя Лиза, Крылов Виктор Александрович, Год: 1886

Время на прочтение: 54 минут(ы)

ДЛЯ СЦЕНЫ.

СБОРНИКЪ ПЬЕСЪ.

Томъ седьмой.

ИЗДАНІЕ ВИКТОРА АЛЕКСАНДРОВА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Шредера, Гороховая, 49.
1886.

ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ.

Комедія: ‘Тетя Лиза’, — передлана изъ нмецкой пьесы И. Линдау ‘Tante Therese’, изображающей грустную, но въ тоже время и ободряющую, картину любви пожилой двушки въ молодому художнику. Любящая двушка, однако, скрываетъ свое чувство, тмъ боле, что подъ конецъ узнаетъ о любви самого художника къ ея племянниц. Личность тети Лизы, чувствующей, что она уже по годамъ не пара любимому человку, самоотверженно подавляющей свою любовь и тайно помогающей оскорбившему ее брату, очень симпатично поставлена и составляетъ одну изъ самыхъ благодарныхъ сценическихъ ролей для артистокъ между 30 и 40-лтнимъ возрастомъ. Въ пьес есть нсколько патетическихъ моментовъ, хорошая серьезная роль старика, молодаго художника, беззаботной счастливой юной двицы и друг. Пьеса противъ подлинника значительно измнена, въ ней есть нсколько новыхъ лицъ и самый діалогъ во многихъ мстахъ написанъ заново, свой, русскій.

В. А—въ.

ТЕТЯ ЛИЗА.

КОМЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ.

Сюжетъ заимствованъ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Михаилъ Петровичъ Планищевъ.
Лена — его дочь.
Елизавета Петровна Планищева — двушка, около тридцати трехъ лтъ, сестра его.
Иванъ Филипповичъ Гвоздаревъ — богатый фабрикантъ.
Серафима Николаевна — его жена.
Павелъ Павлычъ Тишинскій — занимается коммерческими длами.
Рафаилъ Андреичъ Мининъ — художникъ.
Семенъ Сергичъ Барашковъ — земскій врачъ.
Дрожиловъ, Балясинъ, знакомые Гвоздарева.
Маша — горничная Елизаветы Петровны.
Слуга Планищева.
Гости и слуги.

Дйствіе въ Москв, въ ваши дни.

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

Декорація представляетъ не богато, но чисто, убранную гостиную у Елизаветы Петровны Планищевой, въ меблированныхъ комнатахъ, мебель нсколько старомодная, на заднемъ план, прямо противъ зрителя, большое окно, направо дверь, ведущая въ корридоръ, налво, другая дверь въ спальню. Между прочей мебелью мольбертъ и маленькій столъ, на которомъ лежатъ кисти, краски и т. д.

1.
МИХИНЪ, потомъ БАРАШКОВЪ. За сценой ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА. МИХИНЪ входитъ справа.

Михинъ. Тетя! Тетичка!.. Куда-же это вы спрятались?
Елизавета Петровна. (За сценой.) Я не одта, подождите немного, я сейчасъ буду готова.
Михинъ. Тетя, тетя! Вдь ужь девятый часъ вечера… это вы цлый-то день…
Елизавета Петровна. (Выглянувъ въ дверь.) Хожу неряхой!.. Что длать? Я сегодня хозяйствомъ занималась, кое-какой порядокъ новый вводила у себя… некогда было.
Скрывается.
Михинъ. Наряжайтесь, какъ можно лучше, тетя, вы и не ожидаете, какого я вамъ гостя привелъ.
Елизавета Петровна {Все явленіе Елизавета Петровна за сценой.}. Неужели?
Михинъ. Да-съ, какже вы ему обрадуетесь, увидите. (Говоритъ въ дверь, направо.) Входи! Елизавета Петровна сейчасъ явится.
Входитъ Барашковъ.
Елизавета Петровна. Кто-жь такой, этотъ гость?
Михинъ. Не скажу, это будетъ вамъ сюрпризъ. Слышите!
Елизавета Петровна. Слышу.
Барашковъ. (Осматривая комнату.) Ты не повришь, до чего я взволнованъ. Эта комната, вся эта обстановка…
Михинъ. Совершенно т-же, что были тогда. Да, тетя Лиза перемнъ не любитъ.
Барашковъ. Два года я не былъ здсь, цлыхъ два года! а мн кажется, точно это было вчера, когда я въ послдній разъ… Вришь-ли? Я чувствую даже, что, какъ будто помолодлъ.
Михинъ. (Улыбаясь.) Еще-бы теб не помолодть! Ужь отъ одного ожиданія встртиться съ тетей Лизой… знаю я твою слабость къ ней, знаю…
Барашковъ. Да что ты ее все тетей называешь? Какая она теб тетя?
Михинъ. Я и самъ не знаю, Почему я ее такъ зову… какъ-то тепло, задушевно, звучитъ это названіе и… ужь очень оно къ ней идетъ: тетя.. Бываютъ, мой другъ, такія женщины, которыхъ, при всемъ желаніи, никакъ нельзя себ представать ни любовницами, ни женами, ни матерями, такъ ужь он, какъ будто, родились на свтъ тетеньками… и Елизавета Петровна, по моему, именно изъ числа такихъ особъ.
Барашковъ. Ну, я съ этимъ не согласенъ.
Михинъ. Право такъ. Недли три тому назадъ, я даже невольно разсмялся, когда узналъ, что Елизавета Петровна оказывается дйствительно тетей, что у нея есть настоящая племянница. Да! И какая племянница! двушка самая очаровательная.
Барашковъ. Должно быть, дочь ея брата, Михаила Петровича Планищева.
Михинъ. Я отца не знаю, я у нихъ не бывалъ, я ее встрчалъ у общей нашей знакомой… у госпожи Гвоздаревой…
Барашковъ. И здсь?
Михинъ. Нтъ, она у тети Лизы не бываетъ… тутъ какая-то тайна,— и я объ этомъ тетю не спрашиваю, я и самъ пока храню отъ нея мое новое знакомство втайн.
Барашковъ. Почему такъ?
Михинъ. Въ двухъ словахъ не объяснишь, надо разсказать все происшествіе. Ты то долженъ его знать, во первыхъ, потому, что ты мн другъ, во вторыхъ, ты мн можешь быть полезенъ, погоди! (Подходитъ жъ двери.) Тетя, вы скоро?
Елизавета Петровна. (За сценой.) Имйте секунду терпнія!
Михинъ. Секунду,— это значитъ добрыя десять минутъ, я успю разсказать. Садись, слушай, вотъ какъ было дло: Я, братъ, въ ныншнемъ году прославился… можетъ быть, ты ужь слышалъ… лтомъ я проработалъ надъ небольшой картинкой. Тетя Лиза мн съ улицы откуда-то привела нищенку-двочку, но до того типичную, съ немножко испуганнымъ личикомъ, что я съ нея написалъ прехорошенькій этюдъ, и пустилъ его на выставку, подъ названіемъ ‘Сиротка’. Картинка эта сразу всмъ понравилась, объ ней заговорили по всей Москв… я ее даже за полторы тысячи продалъ, ей Богу!
Барашковъ. Какже, въ газетахъ читалъ, и отъ души радовался за тебя.
Михинъ. Ты можешь вообразить мое восхищеніе. Первый успхъ, ты понимаешь, что это такое? Во все время, пока моя ‘Сиротка’ стояла на выставк, я каждый день ходилъ прислушиваться къ сужденіямъ публики… И вотъ, одинъ разъ…
Барашковъ. Ну? Что-же ты остановился?
Михинъ. Постой… (Прислушиваясь у двери налво.) Нтъ, мн показалось… должно быть еще не готова… Какова у нея секунда? (Говоритъ нсколько тише.) Такъ вотъ, стоялъ я неподалеку отъ моей картины, и вижу, подходятъ къ ней дв дамы: одна красивая, очень нарядная барыня, съ явнымъ видомъ замужней женщины, другая — совсмъ молоденькая двушка. Замужняя восторгалась особенно выраженіемъ лица моей ‘Сиротки’. Чувствуете-ли вы, Леночка, говорила она, какъ художникъ хорошо изобразилъ въ этомъ ребенк печаль одиночества?.. Двушка долго глядла молча и сосредоточенно, потомъ сказала: ‘я ничего не понимаю въ живописи, до эта картинка мн ужасно нравится и я Тотова бы за нее расцловать художника’. Не знаю, какой бсъ подтолкнулъ меня и невольно сорвалось съ языка: ‘нтъ, ужь эта награда слишкомъ велика’… Именно вотъ эти глупыя слова!.. Барыни мои вздрогнули, переглянулись…
Барашковъ. Да, братъ, немножко неловко.
Михинъ. Я такъ переконфузился, что сталъ извиняться и даже отрекомендовалъ себя… Глупй вести себя нельзя было, но мн въ этомъ раскаиваться не пришлось. Вообрази, на другой-же день ко мн является нкто Иванъ Филипповичъ Гвоздаревъ, объясняетъ, что онъ состоитъ въ должности супруга вчерашней прекрасной дамы и проситъ меня писать съ нея портретъ, я, разумется, не отказался, и даже, тотчасъ-же приступилъ къ работ. Ты догадывается почему?.. Познакомиться, бывать въ дом Гвоздаревой,— значитъ имть возможность видаться съ Еленой.
Барашковъ. Въ которую ты влюбился за то, что она тебя хотла разцловать?
Михинъ. О, меня обворожило ужь ея сосредоточенное вниманіе, и когда потомъ я сталъ встрчаться съ ней у Гвоздаревой и узналъ ее ближе… Ахъ, какая двушка! Семенъ… сколько ума въ ней сколько сердца!.. душевной теплоты!.. какой природный вкусъ, художественное чутье!..
Барашковъ. Прекрасно, любезный другъ, но если ужь ты такъ растаялъ, ты же не остановишься на одномъ такомъ знакомств, захочешь идти дальше? и я не понимаю почему-же ты это все скрывалъ отъ Елизаветы Петровны!
Михинъ. Потому, что съ тетей Лизой во всхъ такихъ вещахъ надо быть очень осторожнымъ. Она никогда мн не говорила о своихъ родныхъ, никого изъ нихъ я у нея не встрчалъ,— ясно, что въ семейств Планищева что-то расклеилось… почемъ я знаю, насколько,— и что именно? Скажешь не подумавши, сдлаешь непріятность.
Барашковъ. Забавно! Значитъ, тетка не знаетъ, что ты знакомъ съ племянницей, и племянница не вдаетъ, что ты друженъ съ тетушкой?
Михинъ. Да. Тетя Лиза, при всемъ расположеніи ко мн, бываетъ иногда капризна, у нея есть свои странности. Напримръ: сказалъ я ей, что пишу портретъ Гвоздаревой, такъ она мн это почти запретила.
Барашковъ. Вотъ какъ!
Михинъ. Мн иногда таки приходится и прилгнуть, когда она спрашиваетъ, куда я иду, или гд былъ, а то попробуй-ка я сказать правду,— бда! Она замучитъ и себя и меня.

Маша заглядываетъ въ дверь.

2.
Т-ЖЕ и МАША.

Маша. Вы здсь? а я васъ въ вашей комнат ищу. (Входить.) Вотъ-съ вамъ письмо принесли.
Михинъ. А! пожалуйте!
Пробгаетъ письмо.
Маша. Отвта не будетъ?
Миханъ. Скажите, что хорошо, кланяйтесь.
Маша. И на словахъ приказали сказать, чтобы непремнно вы были.
Михинъ. Хорошо, хорошо.
Маша. Сейчасъ видно, что отъ важныхъ гос` подъ,— лакей такой высокій, степенный.
Махинъ. Да хорошо, Маша, ступайте!

Маша уходитъ.

3.
МИХИНЪ и БАРАШКОВЪ.

Михинъ. Ну, вотъ! Какъ и нужно! Милый другъ, ты на сегодняшній вечеръ приглашенъ. Сегодня имянины этой Гвоздаревой и, конечно, я тамъ буду, чтобы встртиться съ моей Леночкой… Ты пріхалъ какъ нельзя боле кстати, ты мн нуженъ на этой вечеринк, и потому я сдлалъ такъ. Да вотъ лучше письмо… Слушай: ‘Мой милый художникъ, вашъ другъ всегда будетъ у насъ желаннымъ гостемъ, приводите его, — ждемъ васъ обоихъ непремнно. Ваша Серафима’.
Барашковъ. Какъ-же такъ?
Михинъ. Ты слышалъ: ‘Ждемъ непремнно’. Стало быть, отказа не принимается… и живутъ Гвоздаревы тутъ рядомъ, — вонъ напротивъ, ихъ окна отсюда видны
Барашковъ. Да я пожалуй,— пойдемъ… Но предупреждаю: на какую-нибудь помощь мою ты много не надйся, я неуклюжій провинціалъ.
Михинъ. Это ужь предоставь мн судить… Тетя идетъ!.. Смотри, отъ нея секретъ.

4.
Т-ЖЕ и ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА.

Елизавета Петровна. (Одта просто, во съ большимъ вкусомъ, платье темное.) Ахъ, докторъ! (Подаетъ ему руку.) Вотъ, въ самомъ дл, пріятный сюрпризъ. Очень рада васъ видть. Какими судьбами вы въ Москв?
Барашковъ. Пріхалъ старыхъ друзей навстить, а немножко и по длу.
Михинъ. И остановился у меня. Значитъ, и онъ теперь вашъ сосдъ по меблированнымъ комнатамъ.
Елизавета Петровна. Прекрасно. А какое дло васъ призвало сюда?
Барашковъ. Мн надо поговорить съ вашимъ братцемъ, Михаиломъ Петровичемъ, на счетъ его имнія: Кудиново.
Елизавета Петровна. Ахъ, это жалкое Кудиново! Сколько денегъ на него пошло,— а что толку? когда братъ развяжется съ этимъ несчастнымъ имніемъ!?
Барашковъ. Ну, вы этого желаете напрасно: вы Кудиновымъ не шутите, — въ этомъ имньиц открываются новыя статьи доходныя.
Елизавета Петровна. Ужь не золотые-ли пріиски?
Барашковъ. (Улыбаясь.) Хоть и не золотые, хоть и погрубе будутъ, но все-таки пріиски не безполезные, и вашъ братецъ, останется ими доволенъ.
Елизавета Петровна. Дай Богъ… А вы поправились, докторъ, пополнли, ну разсказывайте, какъ вы проводили время? Вдь, кажется, цлыхъ два года мы съ вами не видались?
Барашковъ. Два года, полтора мсяца и четыре дня.
Елизавета Петровна. А часовъ не считали?
Барашковъ. Смйтесь, смйтесь,— каково-то мн было? Вчно въ работ и одному, не съ кмъ живымъ словомъ перемолвиться. Я чуть-чуть не захандрилъ въ деревн, даже красоты природы не спасали!.. Не даромъ-же и въ раю было два существа, а не одно.
Елизавета Петровна. Отчего-же вы не женились?
Барашковъ. На комъ?
Михинъ. Тетя… вы предлагаете ему жениться? Да не вы-ли два дня тому назадъ говорили мн…
Елизавета Петровна. (Перебивая.) Вы — совсмъ другое дло, вы — художникъ, вамъ трудно подыскать невсту, искусство не терпитъ брака. Но докторъ, напротивъ: докторъ долженъ жениться, хоть ужь потому, что къ женатому больше доврія отъ паціентокъ.
Барашковъ. Ну, ужь еслибъ я женился, то во всякомъ случа не для паціентокъ, а для себя, — по влеченію моего сердца… Вы на этотъ счетъ мой взглядъ знаете, я не въ первый разъ вамъ это говорю.
Елизавета Петровна. Да, кажется, было время…
Барашковъ. Было, Елизавета Петровна, было,— хорошее время было, когда свела меня съ вами судьба у постели вотъ этого юнаго геніи… Онъ былъ при смерти, я явился лечить его, вы съ материнскою заботливостію за нимъ ухаживали… Помните, сколько грустныхъ дней, сколько безпокойныхъ ночей провели мы вмст, длили и страхъ, и радость!? Мы сблизились съ вами, какъ добрые товарищи… Да, трудно мн было потомъ оставлять Москву и разставаться съ тмъ, что мн дороже всего на свт! Помните, Елизавета Петровна?..
Елизавета Петровна. Помню все, — даже нашъ прощальный разговоръ, я вамъ сказала тогда: любовь, которую можетъ побдить разлука, — не любовь. И я была права, вы это доказали.
Барашковъ. Почемъ знать?
Елизавета Петровна. (Михину, который, между тмъ, услся у она и погрузился въ глубокую задумчивость.) Рафаилъ Андреичъ! Что вы тамъ длаете? О чемъ задумались?
Михинъ. (Какъ-бы просыпаясь.) Кто? Я? Ахъ, боже мой! Да такъ… это иногда бываетъ, что…
Елизавета Петровна. Нечего, нечего, я замтила: вы заглядываетесь въ чужія окна, къ нашей сосдк,— къ очаровательной Серафим!
Михинъ. (Возвращаясь.) Скажите, тетя, почему вы такъ ненавидите эту мадамъ Гвоздареву?
Елизавета Петровна. Потому что она холодная, бездушная кокетка, и мн больно видть, что одинъ изъ моихъ лучшихъ друзей записывается въ число ея ухаживателей.
Михинъ. Позвольте тетя, — кокетка, вдь, это широкое слово. Въ какихъ проступкахъ вы ее осуждаете?
Елизавета Петровна. За ней проступковъ нтъ. Серафима Николаевна слишкомъ умна, чтобы не показаться въ глазахъ свта непогршимой, было бы приличіе соблюдено! И посмотрите, вс объ ней отзываются прекрасно: какая любезная и милая дама!.. Глупые люди не хотятъ и видть, что эта милая дама изъ одной гадкой прихоти способна заманчивымъ словомъ, кокетливымъ жестомъ, увлечь неопытнаго юношу или мягкосердечнаго старца… что она будетъ радоваться и тшиться ихъ страданіями и находитъ все это вполн честнымъ, — невинной шуткой, достойной похвалы. Никто знать не хочетъ, что для этой милой женщины нтъ ничего святаго: разссорить людей самыхъ близкихъ, самыхъ преданныхъ другъ другу, разбить семью,— это все для нея ничего не значитъ, только бы показать силу своей красоты и ничтожество своихъ поклонниковъ.
Михинъ. Тетя, тетя, съ какимъ негодованіемъ вы это говорите!
Елизавета Петровна. Вы разсердили меня.
Жихинъ. Но позвольте, вы меня удивляете, я привыкъ васъ считать вполн справедливой, не способной говорить по одному только личному впечатлнію… Кто такъ караетъ людей, какъ вы сейчасъ, тотъ долженъ имть на то основы, факты.
Елизавета Петровна. Почемъ вы знаете, что я, ихъ не имю?
Жихинъ. Я знаю, что я ихъ не знаю.
Елизавета Петровна. Такъ я вамъ ихъ скажу,— извольте.
Барашковъ. Зачмъ?— Это васъ раздражаетъ, будемъ объ другомъ говорить.
Елизавета Петровна. Нтъ, я давно ужь хотла ему это разсказать, а вы, докторъ, тутъ, не лишній. Вы знаете, я прежде жила вмст съ моимъ братомъ, на моихъ рукахъ выросла и воспиталась его дочь, — моя милая Лена, ей было ужь пятнадцать лтъ, когда мой братъ познакомился съ Серафимой, еще на взглядъ скромной двушкой, братъ влюбился въ нее и хотлъ даже на ней жениться.
Михинъ. Ба! вотъ что!
Елизавета Петровна. Я сразу поняла Серафиму. Я видла ея безсердечность, ея лживую привязанность къ брату, ея желаніе пристроиться и блестть. Я ужаснулась за брата и за мою Лену, которой хотли навязать такую мачиху. Я мучилась, но не могла, не смла ничего говорить. Случилось, однако, вотъ что: одна изъ подругъ Серафимы показала мн ея письмо, въ которомъ эта милая невста описывала самымъ безпощаднымъ образомъ моего брата и откровенно высказывала, почему она хочетъ за него выйти. Я бросилась къ ней, я уговаривала, я умоляла оставить эту ужасную торговлю. О, еслибъ вы слышали, какъ она мн отвчала!.. Я ушла отъ нея уничтоженная, убитая, раздраженная… у меня въ ушахъ до сихъ поръ звучатъ ея слова: ‘я вамъ это припомню!.’ Ну, она и припомнила…
Жихинъ. Какъ?
Елизавета Петровна. Недли не прошло, братъ со мной поссорился, я должна была ухать отъ него, и вотъ съ тхъ поръ я и живу здсь, какъ вы знаете.
Жихинъ. Ну, послушайте, и братецъ вашъ хорошъ!
Елизавета Петровна. Онъ только слабый человкъ, какъ многіе другіе, ссора со мной не прошла ему даромъ, онъ не женился на Серафим и она пристроилась въ другомъ мст, она вышла замужъ за глупаго богача Гвоздарева. Конечно, братъ продолжаетъ немножко таять передъ ней, сдлался у нея другомъ дома, ей праздники устраиваетъ, длаетъ подарки… Но это все пустяки!— главное то, что Лена спасена отъ такой маменьки. Ну, Рафаилъ Андреичъ, хороша эта любезная дама, которой вы такъ восхищаетесь?
Жихинъ. Я нисколько не восхищаюсь, тетя, но я не вижу, почему я долженъ быть грубъ съ женщиной, которая со мной предупредительна и любезна.
Елизавета Петровна. Потому, что вы должны уважать себя и нечего вамъ длать у людей, которые недостойны васъ.
Михинъ. А можетъ и есть что… тутъ одно обстоятельство… но я объ немъ не скажу сегодня, слишкомъ много надо разсказывать, а мы спшимъ на вечеръ…
Елизавета Петровна. Какъ? Вы не останетесь у меня?
Михинъ. Званый вечеръ, тетя.
Елизавета Петровна. Что значитъ успхъ! Видите, докторъ, за Рафаиломъ Андреичемъ гоняются, его ищутъ. Совсмъ свтскимъ человкомъ сталъ, дня прожить безъ общества не можетъ, какъ бывало прежде,.— вотъ здсь, въ этой комнат, за мольбертомъ и за кистью. Еще слава Богу, что онъ не мняетъ свою меблированную комнату на бога тую квартиру.
Михинъ. Позвольте, тетя, позвольте…
Елизавета Петровна. Нтъ, вдь, я серьезно очень цню, что вы не бжите отсюда, серьезно… Я хорошо понимаю, какъ вамъ долженъ быть иногда несносенъ мой надзоръ. (Барашкову.) Скажите, онъ вамъ еще не жаловался на меня? Не говорилъ, что я ему надола моими допросами, заботливостью?
Барашковъ. Отъ него я слышалъ только похвалы вамъ.
Михинъ. А никакъ не колкости, въ род вашихъ.
Елизавета Петровна. Ну, полно, дорогой другъ, не сердитесь, я пошутила… Такъ куда-же?.. Ахъ, вотъ я опять съ допросомъ!
Михинъ. Не стсняйтесь, вамъ угодно знать, гд я проведу вечеръ?
Елизавета Петровна. Хотла знать, но теперь раздумала… Не надо, не говорите.
Михинъ. Довольно-ли съ васъ того, что я иду не одинъ, а вотъ съ докторомъ, съ моимъ другомъ?
Елизавета Петровна. О, вполн довольно!
Михинъ.Я пойду пріодться. Ты только не очень засиживайся съ тетей, я тебя жду.
Барашковъ. Хорошо.
Елизавета Петровна. Рафаилъ Андреичъ, но вдь вы еще не совсмъ? Вы еще зайдете проститься?
Михинъ. Разумется. А насчетъ того, куда мы теперь… Ха, ха, ха! будьте совершенно покойны! (Смясь) Кром солидныхъ мужчинъ — никого не узримъ, право!

Уходитъ смясь.

5.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА и БАРАШКОВЪ.

Елизавета Петровна. Счастливый человкъ! веселъ, смется…
Барашковъ. А вамъ кто-же велитъ печалиться? Елизавета Петровна, вы меня простите, но я немогу вамъ не сказать: вы губите себя.
Елизавета Петровна. Чмъ это?
Барашковъ. Вашимъ одиночествомъ, вашимъ не нормальнымъ образомъ жизни. Разсердились на весь міръ, заперлись въ эти четыре стны и Дуетесь на всхъ.
Елизавета Петровна. Кто вамъ сказалъ, что дуюсь?
Барашковъ. Ну еще хуже,— страдаете за весь родъ человческій. А право, не вс-же на свт злоди и не одинъ Михинъ хорошій человкъ! Я, какъ врачъ, говорю: это даже для вашего здоровья вредно, вы должны развлекаться, вызжать…
Елизавета Петровна. Я и вызжаю,— куда мн нравится.
Барашковъ. Слишкомъ мало, что вамъ нравится. Ахъ! я очень хорошо знаю вашу жизнь, я слжу за ней давно… Хотите, вотъ вамъ и доказательство: человкъ спокойный, здоровый, не говоритъ такъ нервно, какъ вы сейчасъ говорили съ Рафаиломъ.
Елизавета Петровна. Мой милый докторъ, вы ошибаетесь. Если вы меня застали не совсмъ въ дух и… если хотите, немножко раздраженной,— тутъ есть особыя причины. Меня очень озабочиваетъ нашъ общій другъ…
Барашковъ. Рафаилъ?
Елизавета Петровна. Да… Онъ въ послднее время сталъ неузнаваемъ… Онъ считаетъ каждые лишніе полчаса, которые проводитъ здсь у меня, онъ что-то скрываетъ… у него есть какая-то тайна!.. Тайна!.. слышите, какъ я это глупо сказала? Точно я, въ самомъ дл, имю право на его откровенность! До вотъ видите-ли, докторъ, если тутъ замшана это Серафима, еслибъ это была именно она,— я бы очень, очень огорчилась.
Барашковъ. Я думаю, тутъ ваше подозрніе неосновательно.
Елизавета Петровна. Мн бы такъ хотлось, такъ хотлось видть его вполн счастливымъ!
Барашковъ. Такъ бы хотлось, что вы даже не думаете о своемъ собственномъ счасть. Это дружеское распооложеніе,— все это прекрасно, но послушайте, въ ваши годы…
Елизавета Петровна. Ахъ, ради Бога, не говорите мн про мои годы! Я на цлые четыре года старше Рафаила Андреича.
Барашковъ. И на пять лтъ моложе меня. За что вы себя старите, да и меня въ придачу? Посл этого, мн, при всемъ моемъ тридцати восьми лтнемъ возраст, пришлось бы въ монахи идти, а я этого не хочу, извините! (Перемнивъ тонъ.) Милая моя Елизавета Петровна, — вы любите слышать правду, я вамъ ее выскажу… и безъ всякой церемоніи, потому что, извините, я золъ на васъ! да. Вы хороните свою молодость, какъ скряга хоронитъ золото. Это непростительно, это грхъ. Помилуйте! двушка, какъ вы, умная, образованная, красивая двушка, созданная для того, чтобы быть счастливой и осчастливить другаго,— вдругъ, ни съ того, ни съ сего, выбираетъ себ затворническую жизнь, надваетъ на себя маску старости… Вы безжалостны къ себ, вы неблагодарны къ природ, которая васъ такъ щедро одарила… Вы должны выдти замужъ… имть свою семью.
Елизавета Петровка. О полноте! бракъ лотерея, въ которой мн наврно достался-бы самый несчастный билетъ.
Барашковъ. Вотъ ужь это совсмъ не хорошо, что вы тутъ говорите, когда вы очень хорошо знаете…
Елизавета Петровна. Ну, чтожь вы остановились?
Барашковъ. Хорошо, я останавливаться не буду, когда вы знаете, что стоитъ вамъ захотть… и человкъ вполн порядочный… да-съ, честный, рабочій человкъ… и преданный вамъ отъ всей души.

6.
Т-ЖЕ и МАША.

Маша. Барыня! васъ спрашиваютъ!
Барашковъ. Чтобъ ей провалиться! Вотъ не во время!
Маша. Ваша племянница видть васъ желаютъ.
Елизавета Петровна. Леночка!?.. Зови же ее!
Барашковъ. А я удалюсь,— до свиданья!
Елизавета Петровна. Чего вы испугались? Вы не хотите познакомиться съ моей племянницей?
Барашковъ. (Посмотрвъ на часы.) Нтъ-съ, мн некогда, да я и не расположенъ въ настоящую минуту, простите… если позволите, я завтра вернусь къ вамъ…
Елизавета Петровна. Да полноте, что съ вами?
Барашковъ. Нтъ, нтъ, пожалуйста не задерживайте меня,— до свиданія!

Кланяется и идетъ къ дверямъ, встрчаетъ Лену, раскланивается съ ней и уходитъ.

7.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА и ЛЕНА въ бальномъ плать.

Елизавета Петровна. (Обнимая ее.) Душечка моя! Лена!
Лена. Кто это былъ у тебя?
Елизавета Петровна. Это старый мой знакомый,— докторъ изъ провинціи.
Лена. Чего-же онъ убгаетъ отъ меня?
Елизавета Петровна. Онъ уже прощался, когда ты входила.
Лена. Тетя, ты простишь мн, что я пришла къ теб?
Елизавета Петровна. Что за глупости? я очень рада.
Лена. Ты вдь запретила мн приходить къ теб… Но, ей Богу, тетя, это несносно видться такъ рдко, почти украдкой, случайно, по чужимъ мстамъ… Я давно хотла быть у тебя… но не бойся, я бы не посмла безъ твоего позволенія, еслибъ не одинъ важный казусъ… Извини, тетя!
Елизавета Петровна. Говорю-же теб, что я очень рада… Снимай накидку, садись.
Лена. Ахъ, моя милая, наконецъ-то я у тебя, такъ вотъ гд ты живешь? Что это, тетя?…
Елизавета Петровна. Что?
Лена. Твоя комната, какъ будто ужь очень… проста… Неужели ты въ самомъ дл такъ экономна, какъ про тебя говорятъ?
Елизавета Петровна. Не знаю, что про меня говорятъ, но вдь ты не наблюденія пришла длать?
Лена. Тетя, что это у тебя? Я не знала, что ты занимаешься живописью!
Елизавета Петровна. (Усаживая ее.) Садись-же, разсказывай… какъ ты ко мн попала? Ты разодта, ты куда нибудь дешь? на вечеръ?
Лена. Да, рядомъ съ тобой, въ сосднемъ дом, къ Гвоздаревой… Она имянинница, и у нихъ большой праздникъ.
Елизавета Петровна. А! вотъ что!
Лена. Будетъ спектакль, балъ и роскошный ужинъ… Папа, какъ главный устроитель торжества, разумется, долженъ былъ отправиться раньше, я этимъ и воспользовалась, — объявила, что мн также все равно пріхать раньше, и что не зачмъ карет длать два конца. Папа и взялъ меня съ собой, только что мы. вошли на лстницу, папа побжалъ впередъ, а я опять внизъ, захватила съ собой нашего Степана, перебжала улицу, и вотъ я у тебя. Милая тетя, какъ я счастлива, что ты за это не сердишься.
Елизавета Петровна. Глупенькая, ты могла думать, что я теб не буду рада?
Лена. (Ласкаясь гь ней.) Ахъ, тетя, зачмъ ты не хочешь опять придти къ намъ? Я живу вполовину съ тхъ поръ, какъ тебя нтъ со мной. Отцу всего вдь не скажешь, что на душ… а иногда это такъ нужно!
Елизавета Петровна. Какъ теперь, напримръ..
Говори, что-же у тебя на душ?
Лена. Такъ много, такъ много, что не знаешь, съ чего и начать
Елизавета Петровна. Ты сказала, у тебя какой-то казусъ… Ну, какой!
Лена. Два казуса, тетя, не одинъ… цлыхъ Два!
Елизавета Петровна. Что-жь такое?
Лена. Во первыхъ, вотъ что: знакома ты съ Тишинскимъ?
Елизавета Петровна. У меня есть одинъ знакомый Тишинскій… Финансовыми длами занимается: онъ и адвокатъ, и акціонеръ въ разныхъ обществахъ… Павелъ Павловичъ.
Лена. Онъ и есть.
Елизавета Петровна. Ну такъ что-же?
Лена. Какого ты объ немъ мннія? Что это за человкъ?
Елизавета Петровна. Человкъ дловой, акуратный, онъ даже отчасти завдуетъ моими длами.
Лена. А какъ ты думаешь, можно въ него влюбиться?
Елизавета Петровна. Вотъ этого я не думаю.
Лена. А я такъ уврена, что нельзя. Ни подъ какимъ видомъ!.. ну вообрази себ: сегодня за обдомъ папа вдругъ обращается ко мн и спрашиваетъ: каковъ по мн этотъ Тишинскій… я, конечно, не задумываясь, сразу отвтила: ‘совсмъ не хорошъ!’
Елизавета Петровна. А папа теб его сватать вздумалъ?
Лена. Не то что сватать, а что-то въ этомъ род загорается, вдь это ужасно, тетя… Прежде я и не замчала любезностей этого Тишинскаго, я думала, что это такъ, что у него никакихъ намреній и быть не можетъ, а теперь все объясняется. Онъ за мной ухаживалъ и, какъ видно, уже намекнулъ папа о своихъ чувствахъ, можешь представить!
Елизавета Петровна. Что-же тутъ ужаснаго? если смотрть съ точки зрнія благоразумія, Тишинскій право партія недурная. Онъ богатъ… а ты, насколько я тебя знаю, не прочь жить на роскошную ногу.
Лена. Мало-же вы меня знаете, тетя… На что мн деньги съ нелюбимымъ человкомъ?
Елизавета Петровна. Стало быть лучше съ любимымъ?
Лена Еще-бы!
Елизавета Петровна. Даже еслибъ пришлось переносить лишенія?
Лена. Еще-бы! еще-бы!!.
Елизавета Петровна. И ты думаешь, что ты способна отказаться отъ богатой обстановки?
Лена. Для любимаго человка?— вполн.
Елизавета Петровна. Однако теб моя комната показалась бдной.
Лена. Нтъ, тетя, я не такъ, сказала… не бдна, а проста твоя комната… какъ-то грустно въ ней, не привтливо, у меня съ нимъ, хоть и бдно будетъ, да весело.
Елизавета Петровна. Съ нимъ? это еще что? стало быть есть какой-то онъ?
Лена. Ахъ, тетя, это невольно вырвалось… да! кажется, что есть.
Елизавета Петровна. Ты влюбилась, Леночка?
Лена. Кажется! вотъ онъ мой второй-то казусъ.
Елизавета Петровна. Кто-же этотъ счастливецъ?
Лена. Нтъ, нтъ, не спрашивай! пока мы окончательно не объяснились, я не хочу, я не могу…
Елизавета Петровна. Такъ ты еще не знаешь, любить-ли онъ тебя?
Лена. О! въ этомъ я уврена.
Елизавета Петровна. Какъ-же такъ?
Лена. Намъ только не было случая поговорить. Мы видимся всегда въ обществ при другихъ… минутки нельзя уловить, чтобы вдвоемъ остаться. И потому, хоть словами ничего еще не сказано, но глазами, тетя… глазами онъ мн давно все высказалъ.
Елизавета Петровна. Ты должна меня съ нимъ познакомить.
Лена. Непремнно, я, объ этомъ тебя сама хотла просить.
Елизавета Петровна. Все-же лучше, если вы объяснитесь у меня, у твоей тети.
Лена. Разумется… благодарю тебя, добрая ты моя, я знала, я знала! ты всему хорошему сочувствуешь.
Елизавета Петровна. Лена, какая горячность!…
Лена. Какъ мн не радоваться, когда ты соглашаешься мн помочь? теперь, я уврена, я буду счастлива.
Елизавета Петровна. Да, ты будешь счастлива и долго, долго, у тебя еще такъ много жизни впереди…
Лена. Мы вотъ какъ условимся, моя милая: сегодня у Гвоздаревыхъ онъ будетъ, мы объяснимся,— я знаю наврно, и я ему скажу, чтобы онъ прямо пришелъ къ теб… я такъ убждена, что онъ теб понравится…
Елизавета Петровна. Пускай придетъ, посмотримъ.
Лена. Спасибо теб, спасибо, спасибо.

Цлуетъ ее.

Елизавета Петровна. Лена, ты меня задушишь!
Лена. А теперь прощай, чтобъ не хватился меня папа… до свиданія… О, спасибо теб.

Цлуетъ ее.

Елизавета Петровна. (Улыбаясь.) Да довольно Лена, какая ты!…
Лена. Пора, пора, правда, вонъ ужь и огни зажжены у Гвоздаревой… прощай, до свиданья. (Идетъ.) Постой, я завтра утромъ рано напишу теб, какъ разыграется сегодня мой казусъ…
Елизавета Петровна. Хорошо.
Лена. О, какъ Я счастлива. (Бросается ей на шею.) Прощай, прощай!…

Уходитъ.

9.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА окна.

Какъ хорошо быть молодой… какъ хорошо!… Молодость, молодость, свтлое время, ласковое, восторженное, страстное, сумасшедшее… Ахъ,— полно думать объ этомъ… полно, полно. Однако, что-же это? какъ долго Рафаилъ одвается?… Сосдъ!… Рафаилъ Андреичъ… молчитъ… неужели ушелъ не простясь. Маша, Маша!

Входитъ Маша.

10.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА и МАША.

Елизавета Петровна. Маша, Рафаилъ Андреичъ дома?
Маша. Никакъ нтъ-съ, они ушли.
Елизавета Петровна. Ушелъ совсмъ?
Маша. Да-съ… со двора ушли,— одлись и ушли.
Елизавета Петровна. А!.. ну, ступай…
Маша. Самоваръ прикажете?
Еизавета Петровна. Нтъ… не надо, я нездорова, я не хочу ничего, ступай.

Маша уходитъ.

11.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА одна.

Ушелъ не простясь… боялся, что я остановлю его… порядкомъ должно быть я ему надола… бжитъ безъ оглядки… и тутъ молодость!… и тутъ жажда веселья. Ахъ! (Подходитъ къ окну). Вонъ и тамъ, и тамъ веселятся… и тамъ смются… а я готова плакать… Ахъ, какъ тяжело на сердц, какъ тяжело! (Она опять подходитъ къ окну и всматривается.) Его тнь!? да! да! это онъ… въ томъ окн!.. Онъ!.. Нтъ, невозможно! онъ-бы сказалъ мн, онъ не ршился бы скрыть отъ меня, что пойдетъ туда!… А почему нтъ?!.. Разв онъ не можетъ идти куда захочетъ? какое право имю я?… А все-таки, я ошиблась, это не могъ быть онъ!… (Хочетъ зажечь свчу, она не держится въ подсвчник, Елизавета Петровна подходитъ къ столу и беретъ письмо, которое Михинъ забылъ на стол, она отрываетъ кусокъ бумаги, чтобъ вставить въ подсвчникъ и случайно видитъ писанныя строви.) Это что? (Читаетъ.) ‘Мой милый художникъ! Вашъ другъ всегда будетъ у насъ желаннымъ гостемъ, приводите его, ждемъ васъ обоихъ непремнно… Ваша Серафима’. (Хватаетъ себя за сердце.) Нтъ, я нt ошиблась! Онъ пошелъ туда и не простился, чтобъ не сказать мн . За что-же? Господи!… Разв я въ самомъ Дл ужь такъ надола ему моими заботами!!… Веселитесь Рафаилъ Андреичъ! развлекайтесь, танцуйте,— я ничего вамъ не скажу… (Опускается въ кресло.) Буду ждать здсь, въ этомъ кресл,— можетъ быть, онъ скоро придетъ, а если и не скоро, все равно! буду ждать сколько придется!…

ВТОРОЕ ДЙСТВІЕ,

Богатая гостинная, примыкающая къ танцовальной зал. Въ глубин нсколько дверей, он открыты. Бальное вечернее освщеніе.

Тишинскій разгуливаетъ по авансцен, въ глубин появляется Планищевъ.

1.
ПЛАНИЩЕВЪ, ТИШИНСКІЙ и ЛАКЕЙ, потомъ БАЛЯСИНЪ, ДРОЖИЛОВЪ и другіе гости.

Планищевъ. Какъ не хватаетъ? не можетъ быть, чтобъ не хватало!
Лакей. Помилуйте, на столько гостей одинъ боченокъ винограду: долго-ли? его всего ужь съли.
Планищевъ. Хорошо, ступай, скажи отъ моего имени Ивану Филипповичу, чтобъ сейчасъ-же на другимъ боченкомъ послалъ.
Лакей. Слушаю-съ. Уходитъ.
Тишинскій (Подходя.) Вы, Михаилъ Петровичъ, здсь совсмъ хозяиномъ распоряжаетесь. Безъ васъ ни на шагъ.
Планищевъ. Долгъ дружбы и преклоненіе передъ прелестной хозяйкой, мой милый. Что длать? Иванъ Филипповичъ ничего не смыслитъ, а красавица-хозяйка не тмъ занята.
Тишинскій. Вы молодецъ на вс руки.
Планищевъ. Да, голубчикъ, лучше иного молодаго, какъ тряхнемъ стариной. И режиссеръ, и декораторъ, и музыкантъ, и метръ-д’отель… Каковъ праздничекъ устроили?… смхъ, радость, шумъ, блескъ, кругомъ все веселыя лица…
Тишинскій. Кром моего, мн совсмъ не весело.
Планищевъ. Такъ вы меня сюда позвали печаль поврять?
Тишинскій. Почти такъ… что-же, Михаилъ Петровичъ, говорили вы съ своею дочерью?
Планищевъ. Объ чемъ?
Тишинскій. Объ чемъ! объ чемъ? Господи! объ чемъ я могу васъ спрашивать?
Планищевъ. Да, да, объ вашемъ предложеніи, вы хотите жениться на моей дочери Лен… Говорилъ, мой другъ, то есть не совсмъ, а такъ намекомъ, ну и пока ничего опредлительнаго отвтить вамъ не могу.
Тишинскій., Позвольте-же заявить вамъ, любезнйшій Михаилъ Петровичъ, что если вы мн откажете, это будетъ очень непріятно.
Планищевъ. Какъ-же быть?
Тишинскій. Я хотлъ сказать непріятно не мн одному, но и вамъ… и ей тоже.
Планищевъ. Послушайте, голубчикъ, давайте отложимъ этотъ разговоръ… теперь ‘не тмъ занятъ, я долженъ присмотрть, чтобы вечеръ былъ веселъ.
Тишинскій. Нтъ, Михаилъ Петровичъ, мн каждая минута дорога и я прошу васъ сейчасъ меня выслушать. Вы и не подозрваете какъ это важно.
Планищевъ. Очень знаю, что важно, но…
Тишинскій. Садитесь пожалуйста, десять минутъ не больше.
Планищевъ. (Садясь.) Ну, ну, что вы хотите сказать?
Тишинскій. Знаете-ли вы, что ваше финансовое положеніе въ настоящую минуту находится въ крайне запутанномъ положеніи?
Планищевъ. То-есть, я не назову его блестящимъ, конечно, но…
Тишинскій. Вы наканун полнаго разорнія, вы на краю пропасти. Не возражайте, я это лучше васъ знаю, я навелъ самыя подробныя справки: если реализовать ваше состояніе, у васъ не останется ничего, кром вашего имнія Кудиново.
Планищевъ. Вотъ видите, стало быть…
Тишинскій. А Кудиново цнности очень сомнительной… словомъ, повторяю, вы разорены въ конецъ… и спасти васъ могу только одинъ я.
Планищевъ. Ого! скажите пожалуйста.
Тишинскій. Въ Кудинов есть залежи каменнаго угля, правда, но, чтобъ ихъ эксплуатировать, нужны деньги и знаніе, у васъ самихъ нтъ денегъ и вы едва-ли найдете предпріимчиваго человка, который-бы ршился рискнуть. Вы знаете, я стою во глав большой коммерческой компаніи, если я захочу, компанія купить у васъ Кудиново за дорогую Цну и вы снова богатый человкъ.
Планищевъ. Но вы этого не сдлаете, если за васъ не выйдетъ моя дочь? такъ, что-ли? вы торговаться со мной хотите?
Тишинскій. Ахъ, сейчасъ-ужь громкія слова. Торговля не торговля, но очень естественно, что для своего тестя я скорй стану хлопотать, чмъ для посторонняго.
Планищевъ. Чего-жь вамъ отъ меня угодно? Я вамъ сказалъ, что я пока только еще намекнулъ моей дочери — и положительнаго отвта дать не могу.
Тишинскій. Мн-бы хотлось, чтобъ вы постарались добыть ея согласіе.
Планищевъ. Что это значитъ: постарались? Принуждать ее прикажете властью родительской?
Тишинскій. Опять громкія слова: властью принуждать!.. еще скажете: на цпь посадиті! нтъ, на это есть средство очень простое и деликатное… объясните только Елен Михайловн, что вы разорены, что единственное ваше спасеніе зависитъ отъ ея брака со мной, — у нея сердце доброе, великодушное, она не задумается спасти погибающаго отца.
Планищевъ. И принести себя въ жертву. А васъ это не остановитъ? вы рады будете жениться на этакой жертв? хоть-бы она не любила васъ?
Тишинскій. Я такъ увренъ, что составлю ея счастье
Планищевъ. И во имя только этой увренности я долженъ разыгрывать дурацкую комедію?
Тишинскій. Позвольте, это не комедія, это правда,— вы дйствительно разоренный погибающій отецъ.
Планищевъ. Позвольте-же мн, наконецъ, знать, что у меня въ карманахъ и насколько я разоренъ. Неугодно-ли спросить моего управляющаго, что не дале, какъ три дня тому назадъ, онъ мн доставилъ…
Тишинскій. Пять тысячъ шестьсотъ рублей,— знаю, но, еслибъ вы больше вникали въ ваши дла, вы-бы знали, что это деньги не ваши, что это доходъ вашей сестры Елизаветы Петровны, которая великодушно жертвуетъ его вамъ.
Планищевъ. Не правда!
Тишинскій. Вы рзки, но я не сержусь. Это возгласъ вашего благороднаго сердца, конечно, вамъ непріятно чувствовать себя обязаннымъ сестр, да еще съ которой вы въ ссор.
Планищевъ. Я совсмъ съ ней не въ ссор!.. да откуда вы это берете?
Тишинскій. Михаилъ Петровичъ, вы знаете, что я ничего не говорю зря… если я говорю, то значитъ, я знаю наврно. Спросите вашего управляющаго, допытайтесь отъ него, въ какое соглашеніе вошла съ нимъ ваша сестрица?
Планищевъ. Это ужасно, если правда…. это ужасно! Сестра мн отдаетъ свой доходъ… я живу насчетъ Лизы… я-бы никогда не допустилъ, меня это такъ ошеломило…
Тишинскій. Мн очень грустно длать вамъ непріятныя открытія, но должны-же вы уяснить себ, что вы дйствительно разоренный, погибающій отецъ.
Планищевъ. И какъ могъ я не знать!…

Въ глубин вошли нсколько гостей, между прочими Балясинъ и Дрожиловъ.

Тишинскій. Теперь если вы захотите хорошенько отрекомендовать меня Елен Михайловн…
Планищевъ. Я не могу объ этомъ теперь говорить… погодите, я сбитъ съ толку… Господи! какъ-же такъ? какъ же такъ? Лиза, милая, добрая Лиза! Да это невозможно! Я долженъ поврить!
Тишинскій. Сдлайте одолженіе, но въ тоже время не забудьте, что я люблю вашу дочь, что какъ бы она ко мн не относилась,— такой преданный мужъ…
Планищевъ. Посл, посл, пожалуйста: у меня голова кругомъ пошла… я. я не знаю, Лиза отдаетъ мн свои деньги… О, Господи!

Уходитъ.

2.
ТИШИНСКІЙ, БАЛЯСИНЪ, ДРОЖИЛОВЪ и другіе гости.

Къ этому времени Балясинъ подошелъ къ Тишинскому.

Балясинъ. (Тишинскому.) Что это вы его кипяткомъ ошпарили, что-ли? Уходитъ этакимъ раскисе.
Тишинскій. А вы всевдующій ужь тутъ какъ тутъ! пришли освдомиться въ чемъ дло?
Балясинъ. Зачмъ освдомляться?— я знаю.
Тишинскій. Знаете, что я тутъ говорилъ съ Планищевымъ?
Балясинъ. Вы ему объясняли, какъ плохи его денежныя дла.
Тжшннскій. Чортъ васъ знаетъ, какъ вы все это узнаете!
Балясинъ. Что-жь тутъ мудренаго угадать? Планищевъ извстный ротозй, никогда не знаетъ, что у него въ карманахъ, вы извстный аферистъ,— виноватъ, финансистъ и всегда знаете въ подробности всякій чужой карманъ: естественно, что вы по своей дорожк шагаете.
Тишинскій. Что же это значитъ?
Балясинъ. Вы хотите жениться на Елен Михайловн Планищевой и длаете это коммерческимъ путемъ: хотите подкупить папеньку.
Тишинскій. Всегда я вамъ удивлялся, что у васъ за страсть соваться въ чужія дла
Балясинъ. Интересно… смотришь это кругомъ и видишь, какъ люди ухищряются, интригуютъ, надуваютъ другъ друга и въ просакъ попадаютъ… вотъ, напримръ, какъ вы теперь.
Тишинскій. Почему-же я въ просакъ попалъ?
Балясинъ. Потому что чмъ съ папенькой разговаривать, вы бы лучше на дочку обратили вниманіе. Отъ нея весь вечеръ не отходитъ наша новоиспеченная знаменитость, живописецъ Михинъ, и физіономистъ легко могъ-бы замтить, что это не даромъ. Эти пылающія юношескія лица, то какъ-то строго серьезныя, то смющіяся, то восторженныя! . На нихъ такъ и нарисована святая тревога блаженства.
Тишинскій. Какъ? вы полагаете, что Елена Михайловна…
Балясинъ. Любитъ его?… Что полагать,— я увренъ. Да, стоитъ за ними немножко послдить и вы бы уврились. Не угодно-ли, я слышалъ, какъ она ему прямо сказала: ‘О! я настойчива’.
Тишинскій. Что-жь тутъ такого особеннаго въ этихъ словахъ?
Балясинъ. Ничего, конечно. Но тутъ случилась ч ихъ иллюстрація, эти слова изобразились въ картинк: она обернулась и увидала меня, увидала, что я слышалъ ея слова… вотъ тутъ-то бы и посмотрли, какъ оба они взглянули на меня… О! какіе это были взгляды! еслибъ глаза могли стрлять пулями, на нашемъ балу свершилось-бы смертоубійство и я бы не имлъ удовольствія бесдовать съ вами, я-бы лежалъ бездыханнымъ трупомъ.
Тишинскій. Онъ едва знакомъ съ Еленой
Балясинъ. Для такихъ вещей короткое знакомство не нужно… напротивъ, короткое знакомство хуже. Онъ молодъ, онъ художникъ,— талантъ,— одтъ прилично, вотъ вамъ и идеалъ для молодой двицы… а знала бы она его будничную обстановку, его домашній соръ, и эту любовную связишку…
Тишинскій. Что такое? какую связишку?
Балясинъ. Разсказывали мн, что этотъ Михинъ въ связи съ какой-то старой двой, которая живетъ съ нимъ стна объ стну въ меблированныхъ комнатахъ… конечно, съ ея стороны страсть и увлеченіе, ну а съ его… какъ бы сказать?— пришиваетъ ему пуговки къ сорочк… шалфею сваритъ, когда горлышко у него заболитъ… такъ съ его стороны назовемъ это склонностью къ домашнему удобству.
Тишинскій. Чего-же онъ хочетъ отъ Елены, если у него есть такого рода обязанности, есть связь…
Балясинъ. Объ этомъ то вамъ-бы съ папенькой и поговорить.
Тишинскій. Нтъ, мн невозможно, это бы имло видъ сплетни, и очень неблаговидной,— я тутъ слишкомъ заинтересованъ… Вотъ еслибы кто нибудь помимо меня…
Балясинъ. Руками жаръ загребалъ? а вы бы грлись?
Тишинскій. Что вы все…
Дрожиловъ. (Подходя съ двумя кавалерами.) Объ чtмъ рчь, про кого онъ разсказываетъ?
Балясинъ. Про васъ, будто здшняя хозяйка, Серафима Николаевна, въ васъ влюблена…
Дрожиловъ. Неправда, господа, это сплетня, не врьте…
Балясинъ. Конечно неправда, вы думали я серьезно, я пошутилъ… вы за ней ухаживаете, а она на васъ никакого вниманія не обращаетъ,— она кокетничаетъ съ живописцемъ Михинымъ.
Дрожиловъ. И это неправда.
Балясинъ. Ну нтъ-съ, это правда. Она съ нимъ заигрываетъ хоть куда… онъ ей очень по вкусу.
Дрожиловъ. Молчите, ея мужъ идетъ.

Въ глубин проходитъ Гвоздаревъ.

Балясинъ. Не бда, если услышитъ. Онъ не обидится, такъ ужь устроенъ.
Одинъ изъ гостей. Ха, ха, ха! какой вы ядовитый!
Тишинскій. Однако: этотъ Михинъ кажется иметъ привиллегію нравиться всмъ женщинамъ.
Дрожиловъ. Да неужели-же Серафима Николаевна?.. это что-то не такъ.
Балясинъ. Помилуйте, онъ съ нея портретъ Пишетъ, конца ему нтъ. Можно, кажется, три дома выстроить, пока онъ изобразитъ нашу красавицу. Такъ вдь дло извстное, какъ у этихъ художниковъ сеансы происходятъ.
Тишинскій. Тише, онъ идетъ!

Отходятъ въ глубину, гд садятся и разговариваютъ. Входитъ Михинъ и Барашковъ.

3.
Т-ЖЕ, МИХИНЪ, БАРАШКОВЪ, потопъ ГВОЗДАРЕВЪ.

Михинъ. О, мой Семенъ, какъ я счастливъ! иди, или сюда, я теб все разскажу…
Барашковъ. Что? Объяснился съ своей барышней?
Михинъ. Да, да, я угадалъ, она любитъ меня… она ждала этого вечера, также нетерпливо, какъ я… посл нашихъ мимоходныхъ встрчъ, полусловъ, полувзглядовъ, мы стали вдругъ такъ близки, такъ родственно близки… Ахъ!..
Барашковъ. Ну полно, ты, кажется, при всхъ готовъ на шею броситься.
Михинъ. Готовъ.
Барашковъ. Разскажи лучше, какъ ты объяснился.
Михинъ. Удивительно! въ двухъ словахъ. Я сказалъ ей: я пришелъ сюда только для васъ… она отвчала: знаю… я сдлалъ удивленное, лицо, она добавила: потому что вы меня любите… вы угадали, сказалъ я, — вы мн дороже всего на свт… она меня остановила… еще-бы не угадать, когда я сама васъ люблю… и сразу, какъ будто давно мы сошлись душа въ душу,— женихъ и невста, мужъ и жена!
Барашковъ. Стало быть завтра придется съ папенькой говорить?
Михинъ. Это меня немного смущаетъ. Я не знаю Планищева, что это за человкъ? хоть Лена и ободряетъ меня. Я, впрочемъ, надюсь на тетю Лизу… милая тетя Лиза за меня вступится. Ахъ, скорй бы прошелъ этотъ балъ… и эта ночь и наступило бы утро… Да еще эта Серафима тутъ пристаетъ съ своими любезностями!— спасай ты, пожалуйста, меня отъ нея.

Входитъ Гвоздаревъ и разговариваетъ съ Тишинскимъ и другими.

Барашковъ. Отъ восхитительной хозяйки! Да ужъ на любезности она не скупится, легковрному юнош съ ней голову потерять не трудно. Ахъ, кстати, я хотлъ тебя спросить: я вдь здсь никого не знаю,— смотри сюда, кто этотъ весельчакъ, что тамъ разговариваетъ? во время спектакля онъ сидлъ со мной рядомъ и хлопалъ, какъ изступленный, особенно Серафим Николавн.
Михинъ. Ничего нтъ удивительнаго, это я мужъ.
Барашковъ. Какъ? это хозяинъ дома?
Михинъ. То есть врне — мужъ хозяйки.
Барашковъ. Представь же меня ему, сдлай милость.

4.
Т-ЖЕ и ГВОЗДАРЕВЪ.

Михинъ. Иванъ Филиповичъ! (Гвоздаревъ подходитъ.) Позвольте вамъ представить моего друга, Семена Сергича Барашкова.
Гвоздаревъ. Очень лестно. Другъ такого великаго таланта. Очень лестно!.. вы тоже живописецъ?
Барашковъ. Нтъ,— я докторъ.
Гвоздаревъ. Чрезвычайно пріятно, прекрасная профессія. Безъ доктора ни одинъ, изъ насъ не умретъ… великая профессія. Мы ужь немножко знакомы, рядомъ сидли… каковъ спектакль?!! видали вы такихъ актрисъ, какъ моя супруга? Не правда ли, талантъ?
Барашковъ. Большой талантъ!
Гвоздаревъ. Громадный!.. да вдь не для однаго театра-съ,— во всемъ такъ-съ… и рисуетъ, и верхомъ здитъ… изумительныя дарованія… вс наши знакомые отъ нея въ восторг. Господинъ Балясинъ, подтвердите… вы замчательнаго ума человкъ… правда, что моя супруга во всхъ отношеніяхъ талантъ?
Балясинъ. Міровой! Да вдь у васъ, Иванъ Филипповичъ, кром талантовъ — ничего кругомъ нтъ… вотъ художникъ, знаменитый авторъ ‘Сиротки.’ Тишинскій, финансовый геній. Я… какой бишь у меня талантъ?
Гвоздаревъ. Талантъ любопытства.
Балясинъ. Вотъ вдь какіе таланты у насъ бываютъ… вдь домъ Гвоздарева — это что? это не домъ, это храмъ славы.
Гвоздаревъ. Ахъ, вы льстите… хотя, конечно, я люблю вс этакія личности… пожалуйте, господа, въ залу…тамъ сейчасъ танцы…
Балясинъ. Иванъ Филипповичъ! вы не такъ выражаетесь, вы должны сказать: Господа таланты, пожалуйте въ святилище Терпсихоры!
Гвоздаревъ. Ха, ха! дйствительно! Вы геніально выражаетесь. Пожалуйте, пожалуйте.

Вс уходятъ, кром Михина и Тишинскаго.

5.
ТИШИНСКІЙ и МИХИНЪ.

Тишинскій. (Останавливая Михина.) Позвольте господинъ Михинъ на два слова.
Михинъ. Что прикажете?
Тишинскій. Простите, что я осмливаюсь вмшиваться въ ваши дла, но я тутъ заинтересованъ и… господинъ Михинъ, вы… вы конечно геніальная натура… художникъ въ полномъ смысл слова… душа возвышенная!
Михинъ. Вы, кажется начинаете восхищаться la Гвоздаревъ.
Тишинскій. Нтъ, это, ей богу, правда. Вы человкъ выдающійся, съ чудными поэтическими полетами, вы всегда будете чужды нашей меркантильной жизни, нашимъ коммерческимъ распоряженіямъ, и потому… какъ это ни грустно… при всемъ благородств вашихъ стремленій… вы всегда останетесь бднякомъ.
Михинъ. Къ чему вы…
Тишинскій. За то вы всегда будете любимы женщинами… вамъ стоитъ протянуть руку и посыплются на нее женскія сердца… Смотрите сами: Серафима Николавна передъ вами таетъ, тамъ дома, вы оставили тоже любящее женское сердце…
Михинъ. По какому праву…
Тишинскій. Не сердитесь… я хотлъ только объяснить, что вы не можете, да и нужды вамъ нтъ жить мщанской нашей семейной жизнью. Не можете потому, что у васъ денегъ никогда не будетъ, нужды нтъ, потому что у васъ особый складъ жизни… художественный… неудовлетворяющійся одной женщиной.
Михинъ. Мн очень страненъ этотъ разговоръ.
Тишинскій. Я это говорю вотъ зачмъ: я-бы хотлъ убдить васъ, что вы не можете жениться: ну, представьте себя женатымъ, въ халат и туфляхъ, папенькой, у котораго по угламъ пищатъ дти… это невозможно? ваши дти — картины, зачмъ-же вы увлекаете бдную двушку?
Михинъ. Кого?
Тишинскій. Елену Михайловну Планищеву, оставьте ее намъ, грубымъ мщанскимъ натурамъ, мы изъ нея обработаемъ хорошую хозяйку… Летайте вашими великими замыслами…
Михинъ. Позвольте мн прекратить этотъ разговоръ, онъ и неумстенъ и нелпъ, я дйствую такъ, какъ мн угодно и непрошенныхъ совтчиковъ терпть не могу.

Отходитъ къ окну.

Тишинскій. (Про себя.) Ого! дло, значитъ, у тебя идетъ на ладъ, надо донести папеньк… но не я это сдлаю, нтъ… найдется половче человкъ. (Входитъ Серафима Николавна.) А, какъ кстати! Объ ней-то я и думалъ.

За сценой музыка.

6.
Т-ЖЕ и СЕРАФИМА НИКОЛАВНА.

Тишинскій. (Идя къ ней на встрчу.) Дорогая хозяйка, вы ищете вашего великаго художника?
Серафима Николавна. Съ чего вы это берете?
Тишинскій. Потому что, какъ хорошая хозяйка, вы не допускаете вашихъ гостей уединяться и мечтать, а господинъ Михинъ, извольте посмотрть, одинокъ и мечтаетъ объ одной изъ Своихъ влюбленныхъ.
Серафима Николавна. Что это значитъ, изъ своихъ влюбленныхъ?
Тишинскій. Какъ что? Разв вамъ неизвстно, что онъ, какъ бабочка, порхаетъ съ цвтка на цвтокъ? дома оставилъ любящую старую дву, здсь ухаживаетъ за любящей юной двой, отъ любовницы къ Невст…
Серафима Николавна. Откуда вы это знаете?
Тишинскій. Господи! кому-же это новость? спросите всхъ, спросите Балясина, онъ все знаетъ, онъ сейчасъ разсказывалъ, что Михинъ живетъ рядомъ съ какой-то своей старой любовью… а новую любовь онъ не скрывалъ весь вечеръ, онъ не отходилъ отъ Леночки Планищевой… развлеките его, будьте доброй хозяйкой.

Уходитъ, за сценой музыка.

7.
МИХИНЪ. (У окна.) и СЕРАФИМА НИКОЛАВНА.

Серафима Николавна. (Про себя.) Михинъ въ интимныхъ отношеніяхъ съ какой-то старой двой… это прелестно!
Михинъ. (Про себя.) А у тети Лизы еще огонь: что она такъ долго не спитъ?
Серафима Николаева. (Про себя.) Куда это онъ смотритъ? А, на противоположный домъ, тамъ свтъ въ окн… ужъ не тамъ-ли?… (Подходитъ къ нему.) Замечтался мой художникъ… Чего вы вздрогнули? Это я, ваша врная поклонница.
Михинъ. Вы оставляете вашихъ гостей…
Серафима Николавна. Для друга! о, конечно, я ихъ всхъ промняю на одного васъ… Я по васъ соскучилась, гд вы пропали? я пришла съ вами поболтать. Садитесь сюда, подл меня.

Садятся подл него.

Митъ. Если позволите, только не очень близко къ окну.
Серафима Николавна. Отчего? Здсь такой уютный уголокъ,— и прямо передъ глазами вашъ домъ… Да взгляните-же, куда вы прячетесь?… Это ваше окно? вонъ тамъ, гд огонь!
Михинъ. Нтъ, это окно… Извините пожалуйста, я ужасно боюсь сквознаго втра, сядемте подальше, вотъ сюда.
Серафима Николавна. Откуда вы тутъ взяли сквозной втеръ? (Переходитъ за нимъ.) Такъ это окошко не ваше?… Что-жь вы не отвчаете?… Вы ужасно разсянны. Вамъ скучно?
Михинъ. Нисколько… въ вашемъ обществ…
Серафима Николавна. Довольно, я ужь столько сегодня наслушалась комплиментовъ, что мочи нтъ. И притомъ съ вами, Рафаилъ Андреичъ, мн хотлось поговорить совсмъ иначе, въ другомъ тон, боле серьезно.
Михинъ. Мн кажется, во время бала все серьезное не совсмъ умстно, Серафима Николавна.
Серафима Николавна. Отчего-же? нтъ, напримръ, что можетъ быть серьезне брака? а мало разв молодыхъ людей, молодыхъ двушекъ сближаются именно на бал и ршаютъ участь всей своей жизни подъ звуки музыки и вальса.
Михинъ. (Смясь.) Да, съ этой точки зрнія, пожалуй. Но въ отношеніи къ вамъ и ко мн это непримнимо. Вы женщина замужняя, я не изъ числа искателей невстъ и, слдовательно…
Серафима Николавна. Неужели?… полно, такъ-ли? или вы, можетъ быть, дали зарокъ не жениться?
Махинъ. Почему-же зарокъ?
Серафима Николавна. Кто васъ знаетъ? Можетъ быть, вы ужь пристроились, а?
Миннъ. Въ какомъ смысл пристроился?
Серафима Николавна. Не догадывается! Какой вы хитрый и скрытный человкъ!… Впрочемъ, что* же я?— это очень похвально, — скромность первая доблесть въ побдителяхъ женскихъ сердецъ.
Михинъ. Я васъ ршительно не понимаю, Серафима Николавна.
Серафима Николавна. Ну, полноте! Хотите, я вамъ ее опишу?
Михинъ. Кого, ее?
Серафима Николавна. Если я угадаю, вы мн скажете правду? вы признаетесь?
Михинъ. Въ чемъ?
Серафима Николавна. Слушайте: она умна, не первой молодости, характеръ у нея тихій.
Михинъ. Да изъ чего вы заключаете, что…
Серафима Николавна. Погодите… Разстояніе между вами и ею въ настоящую минуту нельзя Сказать, Чтобъ было велико. (Указываетъ на окно.) Какъ широка наша улица? измрьте, у васъ хорошій глазомръ.
Михинъ. Вы сметесь надо мной.
Серафина Николавна. Ни мало. Я вывожу заключеніе изъ того, что у меня передъ глазами. Видите, тамъ на окошк, эту свчу? Кто можетъ бодрствовать въ такой поздній часъ? Нжная мать у постели своего ребенка, бдная труженица за неоконченной срочной работой,— или, наконецъ, женщина, которая, замирая, ждетъ своего возлюбленнаго? Послднее, я думаю, всего ближе къ истин. Какъ вы полагаете? (Михинъ длаетъ жестъ нетерпнія). Ну, вотъ по вашему лицу видно, что я дотронулась до больнаго мста. Вы еще молоды, притворяться не умете!
Михинъ. Вы ошибаетесь! И меня удивляетъ, что вамъ за охота такъ шутить? Неужели васъ могутъ занимать пошлыя сплетни?
Серафима Николавна. Видите, какъ вы вспыльчивы, какъ васъ раздражаетъ малйшій намекъ, это первый признакъ, что тутъ что-то кроется… кто оправдывается,— тотъ обвиняетъ себя.
Михинъ. Я васъ прошу, Серафима Николавна, если вы хотите сохранить со мной добрыя отношенія, не длайте такихъ намековъ: они несправедливы, но тмъ-не мене, слушать ихъ непріятно.

Входитъ Балясинъ.

Серафима Николавна. Совсмъ разгнвался мой милый художникъ, я вижу, что дло серьезне, чмъ я думала.

8.
Т-ЖЕ и БАЛЯСИНЪ.

Балясинъ. (Подойдя.) Тамъ, въ зал, ищутъ васъ, царица, а царица оставляетъ всхъ для одного.
Серафима Николавна. Больнаго… здоровыхъ для больнаго. Я пришла оторвать его отъ этого угла, онъ такъ заглядлся въ окно.
Михинъ. О! если въ этомъ дло, я готовъ доказать вамъ, что этимъ мстомъ я нисколько не дорожу.

Уходитъ. Музыка смолкаетъ.

9.
Т-ЖЕ, безъ МИХИНА.

Серафима Николавна. Скажите, Балясинъ… вы тутъ разсказывали про какую-то связь нашего художника, что такое?
Балясинъ. Какая-то, говорятъ, сердобольная двица ухаживала за нимъ, когда онъ хворалъ, а тамъ ужь, какъ водится, отъ службы до дружбы, отъ дружбы до любви… впрочемъ, я больше ничего не знаю: ни какъ ее зовутъ, ни гд ихъ теплое гнздышко.
Серафима Николавна. Гд ихъ гнздышко? Это я вамъ скажу: Но нъ тамъ, и посмотрите, у того окна, гд свтъ, сидитъ бдняжка и ждетъ своего милаго.
Балясинъ. Скажите! вотъ что?— какъ это вы узнали?
Серафима Николавна. Но кто она?— эта женщина?

Входитъ Лена.

10.
Т-ЖЕ и ЛЕНА.

Лена. (Про себя.) Тетя первая должна узнать объ этомъ. Серафима Николавна!
Серафима Николавна. А, Леночка, что вамъ?… Батюшки, да какая вы сіяющая: держу пари, что у васъ какая-нибудь особенная радость на душ.
Лена. Можетъ быть, можетъ быть… Серафима Николавна, позвольте мн у васъ написать два слова.
Серафима Николавна. Что?
Лена. Окажите мн маленькую услугу: я у васъ напишу письмецо, а вы его пошлите завтра чуть свтъ… мн-бы хотлось, чтобъ письмо пришло какъ можно раньше, а отъ васъ ближе послать… къ тет Лиз.
Серафима Николавна. Къ кому?
Лена. Къ тет Елизавет Петровн, она тамъ, напротивъ живетъ, вотъ тамъ, въ томъ дом.
Серафима Николавна. Что? въ томъ дом? тамъ?
Лена. Да. Боже мой, что такое? да у нея еще свтъ въ окн! Ужь не больна-ли она?
Серафима Николавна. Вотъ что? Такъ это квартира Елизаветы Петровны Планищевой?
Балясинъ. (Про себя.) Ба, ба! дло-то выясняется.
Серафима Николавна. Такъ вотъ кто живетъ въ этомъ гнздышк? высоконравственная Елизавета Петровна… о, будьте покойны, мой ангелъ, пишите ваше письмо, оно будетъ аккуратно доставлено. (Про себя.) Я сама его снесу.

Входитъ Планищевъ.

11.
Т-ЖЕ, ПЛАНИЩЕВЪ, потомъ безъ ЛЕНЫ.

Планищевъ. Лена!
Лена. Что папаша?
Планищевъ. Мн-бы домой хотлось… если это для тебя не большое лишеніе…
Лена. Нисколько. Мн здсь больше оставаться совсмъ не интересно… погоди только, я хочу два слова написать… я сейчасъ вернусь и тогда подемъ.

Уходитъ.

Серафима Николавна. Что это вы затваете?
Планищевъ. Простите, дорогая, нездоровится мн что-то… теперь балъ въ ходу и я ужь больше не нуженъ, прошу отпустить меня домой.
Серафима Николавна. Ни за что!… Какъ не нужны? а ужинъ? всхъ разсадить, кого съ кмъ. Нтъ, нтъ, что съ вами? Михаилъ Петровичъ, я разсержусь, серьезно разсержусь.
Планищевъ. Не настаивайте, мой другъ, мн необходимо ухать… конечно, это я только такъ сказалъ, что нездоровъ, не въ томъ дло: откровенно говоря, я получилъ непріятное извстіе и мн не до бала… мн надо подумать, пообсудить.
Серафима Николавна. Непріятное извстіе? что такое?
Планищевъ. Ничего особеннаго, посл скажу… такъ на счетъ сестры Лизы.
Серафима Николавна. Елизаветы Петровны? я тоже про нее слышала кой что очень интерсное. Бообразите, мой другъ,— эта высоконравственная двица, это лицемрка, готовая осудить всякаго…
Планищевъ. Серафима Николаевна!..
Серафима Николавна. Эта добродтельная героиня изподтишка себя устроила премилую обстановку: живетъ себ рядышкомъ съ Милинымъ и находится съ нимъ въ въ самыхъ интимныхъ отношеніяхъ.
Планищевъ. Серафима Николавна, хотя-бы при постороннемъ человк…
Серафима Николавна. Балясина чиниться нечего, онъ про нее знаетъ больше, чмъ мы съ вами.
Балясинъ. И мн ршительно ни тепло, ни холодно, съ кмъ она въ связи, или…
Серафима Николавна. Да чего вы то сердитесь? вамъ давно пора забыть, что она вамъ сестра, потому что, кром неудовольствія и ссоры вы отъ нея ничего не видали.
Планищевъ. Это ужь мое дло, что я отъ нея видлъ, но я покорнйше прошу васъ такъ объ ней не отзываться.
Серафима Николавна. Что съ вами? Я васъ не узнаю.

12.
Т-ЖЕ и ЛЕНА.

Лена. Вотъ письмо… прощайте, мы узжаемъ.
Планищевъ. Я не стану объ этомъ много говорить Серафима Николавна, здсь и не мсто, и не время, одно я скажу: сестра Лиза гораздо лучше, чмъ мы съ вами… думаю и скажу больше: она гораздо лучше насъ обоихъ… Прощайте… Пойдемъ Лена…

Уходитъ съ Леной. По уход ихъ снова музыка за сценой — вальсъ до конца дйствія.

13.
СЕРАФИМА НИКОЛАВНА, БАЛЯСИНЪ, потомъ БАРАШКОВЪ, ГВОЗДАРЕВЪ и МИХИНЪ.

Серафима Николавна. Что это значитъ? Онъ прежде никогда такъ объ ней не говорилъ?
Балясинъ. Причины должно быть особенныя.
Серафима Николавна. О, я узнаю… я все узнаю… я завтра-же къ ней пойду, я сама поговорю съ ней.

Входитъ Барашковъ.

Барашковъ. Позвольте васъ просить.

Вбгаетъ Гвоздаревъ ведя за руку Михина.

Гвоздаревъ. Постойте, постойте, вотъ теб кавалеръ! что это, право, онъ съ тобой сегодня совсмъ не танцуетъ. Я такъ люблю, когда вы вмст.
Балясинъ. Талантъ и геній!— обнимутся и кружатся.
Гвоздаревъ. Именно, именно, талантъ и геній, а онъ сегодня на мою жену вниманья не обращаетъ, все съ Леночкой Планищевой, все съ Леночкой.
Серафима Николаева. Не безпокойся, теперь Планищевы ухали.
Гвоздаревъ. Какъ ухали? куда ухали?— не пущу.
Серафима Николавна. И ему, поневол, придется довольствоваться мной… но не сейчасъ: меня прежде пригласилъ докторъ.

Оба уходятъ въ залу.

Балясинъ. Ступайте-ка лучше домой, вамъ теперь здсь длать нечего.

Уходитъ.

Михинъ. Умныя рчи пріятно слушать. Леночка ухала, стало-быть, прощайте!

Быстро уходитъ направо.

ТРЕТЬЕ ДЙСТВІЕ.

Декорація перваго дйствія

1.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА при поднятіи занавса сидитъ въ томъ-же положеніи, какъ и въ конц перваго дйствія, она спитъ въ кресл. Свча догорла и бумага въ подсвчник пылаетъ.

Чрезъ нсколько времени входитъ МАША.

МАША и ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА.

Маша. (Со щеткой и съ тряпкой въ рукахъ.) Что это? Елизавета Петровна-то ужь встала. (Вглядываясь.) Батюшки, да она и не ложилась!.. спитъ, и свча догорла… Съ чего это она? (Уноситъ подсвчникъ и возвращается.) Разбудить, или нтъ? Нтъ, лучше пускай ее спитъ.
Елизавета Петровна. (Открывая глаза.) Ахъ! Кто тутъ? я заснула… Что вамъ, Маша?
Маша. Пришла комнату прибирать.
Елизавета Петровна. Да, да,— который часъ?
Маша. Ужь десятый часъ, барышня… что это съ вами случилось? вы, кажется, и въ постель не ложились?
Елизавета Петровна. (Стараясь усмхнуться.) Засидлась вчера тутъ,— и сама не знаю, какъ уснула въ кресл.
Маша. Въ окошко заглядлись, на сосдній домъ, на ихній тамъ балъ. Я тоже изъ кухни немножко посмотрла, смшно такъ: вертятся, вертятся кавалеръ съ дамой, а тамъ пойдутъ гулять по зал. Какъ это вы здсь спали-то? неловко вдь… вы бы теперь въ постель прилегли.
Елизавета Петровна. Нтъ, Маша, не хочу.
Маша. Я въ спальн штору опущу и гардины, совсмъ темно будетъ… право, уснули-бы часокъ, другой…
Елизавета Петровна. Не могу, Маша, не хочется.
Маша. Жалко, что не можете. Ужь какое это средство пречудесное — спать. Вотъ у васъ и лицо какое истомленное, сейчасъ видно, что вамъ не по себ.
Елизавета Петровна. Это со сна… я сейчасъ умоюсь и буду ясная
Маша. Ну ужь не знаю… смотритъ такъ что… А мн сонъ ужасно помогаетъ, когда не по себ что, хозяйка браниться станетъ, или что заболитъ,— сейчасъ носомъ въ подушку — и какъ ни въ чемъ не бывало.
Елизавета Петровна. Хорошо кому спится… Что Рафаилъ Андреичъ проснулся?
Маша. Давно. Ужь чай откушали.
Елизавета Петровна. Мн сюда кофе принеси, я сейчасъ.

Уходитъ.

2.
МАША, одна, потомъ МИХИНЪ.

Маша. (Глядя ей вслдъ.) Не ладно что-то… не ладно… ужь я тебя знаю… и смешься не такъ, не по настоящему, и блдная такая. (Прибираетъ комнату.) Не ладно, не ладно… (Стукъ въ дверь.) Кто тамъ? (Выглядываетъ Михинъ.) Войдите, бярышня умываться пошла.

Михинъ входитъ.

Михинъ. Какъ умываться? она только-что встала?
Маша. Й не ложилась сегодня. Я ихъ застала вотъ здсь,— въ кресл спятъ.
Михинъ. Ужь не больна-ли?
Маша. Кто ее знаетъ?— разв он скажутъ?.. все ничего, все ничего, а ходитъ какъ въ воду опущенная… лицо блдное такое…
Михинъ. Бда съ ней, — скрытная такая, не угадаешь, что ее тревожитъ. Про меня спрашивала?
Маша. И вчера, и сегодня. Вчера спрашивала — ушли-ли вы, а сегодня спите-ли еще?
Михинъ. Да, я и передъ ней немножко провинился вчера, ушелъ не простясь и не сказалъ куда… но вдь это не могло-же ее такъ растроить!.. У нея никого не было вчера?
Маша. Никого-съ… я зашла спросить — не хочетъ-ли чаю? такъ не захотли, не пили. И тогда вотъ здсь у окна сидли, и утромъ вижу тутъ-же… всю ночь должно быть съ мста не сходили.
Михинъ. Странное существо эта тетя Лиза… Ну да вотъ я ее порадую, засяду кончать здсь эту картину.

Садится за мольбертъ.

Маша. (Кончила прибирать.) Я имъ сейчасъ кофе принесу… велли кофе подать. Уходить.
Михинъ. Дорогая, милая женщина!.. кто тебя разгадаетъ, какія у тебя завтныя мысли? честная, святая душа… а эта жалкая красавица Серафима, эта змя!— смла заподозрить тебя… смла длать гнусные намеки… А! слава Богу, теперь ужь мн больше не нужно ходить къ ней… Какъ-то спала моя Лена сегодня?.. Какой сюрпризъ это будетъ для тети Лизы… интересно, что она мн скажетъ.
Маша возвращается и приноситъ кофе, чашку и стаканъ.
Маша. Что вы дома сидите, погода какая чудесная, свтло, ясно…
Михинъ. Тутъ-то и работать, когда ясно.
Маша. И барышню-бы вытащили на воздухъ, прогулялись-бы, освжились… (Въ дверь.) Елизавета Петровна! принесла я вамъ кофе.

Уходитъ.

Михинъ. Въ самомъ дл, не посовтовать-ли тет пройтись…

Входитъ Елизавета Петровна

3.
МИХИНЪ и ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА.

Елизавета Петровна. А! ужь за работой! умница.

Подходитъ въ нему.

Михинъ. (Не вставая цлуетъ ея руку.) Съ добрымъ утромъ, тетя.
Елизавета Петровна. Спасибо… да, именно съ добрымъ утромъ. Мн нтъ большей радости, нтъ лучше утра, какъ то, когда я вижу васъ здсь за мольбертомъ… когда вы у меня работаете… (Подходитъ къ столику.) Хотите кофе?
Михинъ. (Рисуя.) Нтъ, я пилъ чай.
Елизавета Петровна. А Маша, по обыкновенію, и для васъ принесла стаканъ. А! сливки какіе хорошіе…
Михинъ. Да вы превеселая, предовольная, тетя… что-же это Маша мн наврала, будто вы сегодня въ туманахъ обртаетесь.
Елизавета Петровна. Мало-ли, что ей покажется, и что она болтаетъ!
Михинъ. (Перестаетъ рисовать и оборачивается къ неё.) Да, да, позвольте: а что-же это значитъ, что вы въ кресл просидли всю ночь?
Елизавета Петровна. А вамъ ужь насплетничали?— ничего не значитъ… такъ засидлась… одна… какъ-то пусто казалось кругомъ… не хотлось читать, не хотлось ничего длать,— стала думать… а въ такія минуты всегда являются почему-то грустныя мысли одна за другой, — неотвязчивыя мысли. пока, наконецъ, не утомится голова, — вотъ я и заснула.
Михинъ. Стало быть вы все-таки грустили, и, тетя, можно спросить какіе-же это мысли?
Елизавета Петровна. Ахъ господи, со мной это часто бываетъ. Вы, знаете, я немножко склонна все видть въ черномъ цвт,— что вамъ за дло?.. я не люблю!— я не люблю! когда на это обращаютъ вниманіе.
Михинъ. Я-бы и не позволилъ себ тревожить васъ этими вопросами… еслибъ я не чувствовалъ, что, можетъ быть,— я самъ немножко виноватъ… въ этихъ мысляхъ.
Елизавета Петровна. Вотъ глупости!
Михинъ. (Встаетъ и идетъ къ ней.) Тетя, полно вамъ секретничать, вы должны меня прямо спросить: отчего я не пришелъ вчера вечеромъ съ вами проститься, какъ это общалъ?
Елизавета Петровна. Не пришелъ, потому-что… врно такъ нужно было.
Михинъ. Но какъ нужно? почему нужно? вы должны это знать, вы должны это спросить.
Елизавета Петровна. Если должна знать, то, во всякомъ случа, не должна спросить… если должна знать, то вы мн сами скажете.
Михинъ. Конечно, скажу… тетя, я не пришелъ проститься, чтобъ не говорить вамъ куда иду… потому что вамъ было-бы непріятно узналъ это. А сдлать вамъ непріятность, мн такъ тяжело!.. чему вы улыбнулись?.. Тетя, откровенно, милая, чему вы улыбнулись?
Елизавета Петровна. Вдь и то, что вы не простились, мн было также непріятно.
Михинъ. Да, я не сообразилъ: избгая одной непріятности, я сдлалъ другую, я ужасно глупо распорядился… можетъ быть было гораздо лучше прямо вамъ разсказать вчера-же… простите, тетя… сегодня я заглажу все, вы увидите, я все заглажу… Во-первыхъ, вотъ мое покаяніе: я былъ вчера у Гвоздаревыхъ.
Елизавета Петровна. Я знала.
Михинъ. Вы знали? какъ?
Елизавета Петровна. По записк отъ ней къ вамъ, которую вы тутъ бросили… и потомъ я въ окно видла васъ… вы тамъ у окна разговаривали съ ней.
Михинъ. Такъ вы замтили?.. такъ вотъ объ чемъ вы думали?
Елизавета Петровна. О, нтъ, это я случайно… взглянула въ окно…
Михинъ. Тетя, къ чему говорить неправду, какъ будто я не знаю васъ? не знаю ваше участье ко мн и заботливость?.. сознайтесь: вы очень разсердились на меня за то, что я пошелъ къ Гвоздаревымъ?
Елизавета Петровна. Я не разсердилась, я опечалилась.
Михинъ. (Садится подл нея.) И совершенно напрасно… Ахъ, тетя, тетя, плохаго вы мннія обо мн… Неужели вы, въ самомъ дл, думаете, что я могу увлечься такой пустой и вздорной, легкомысленной барыней.
Елизавета Петровна. О! пожалуйста… она красива, это ужь для художника очень много.
Михинъ. Какъ будто ужь я такъ недальновиденъ, чтобъ не понимать вс ея любезности и охаживанья, — нтъ, тетя, врьте, она никогда мн не нравилась, никогда тутъ никакой опасности для меня не было, и въ доказательство даю вамъ мое честное слово, что отнын нога моя не будетъ въ ея дом.
Елизавета Петровна. Спасибо вамъ, мой другъ… вотъ это вы мн праздникъ сдлали, истинный праздникъ!… Что отрицать?— правда, я боялась за васъ, потому-что она не стоитъ, чтобы вы тратили на нее свое время… Ахъ, какъ вы меня порадовали… Ну-ка сядьте ко мн, мой племянничекъ… поговоримъ… да выпейте кофе-то, смотрите сливки какіе! да, да?.. я налью вамъ? да?
Михинъ. (Подсаживаясь.) Ну наливайте, будемъ пить.
Елизавета Петровна. Такъ вамъ она не нравится?

Передаетъ ему кофе.

Михинъ. Серафима? ни капельки.
Елизавета Петровна. Зачмъ-же вы до сихъ поръ такъ усердно поддерживали съ ней знакомство?
Михинъ. (Пьетъ кофе.) А! тутъ была цль… очень хорошая цль, за которую, я надюсь, вы меня похвалите… но пока это тайна, я общалъ не говорить вамъ… вы узнаете это изъ другаго источника.
Елизавета Петровна. Ха, ха, ха… вотъ прекрасно!!.. вотъ чего я никакъ не ожидала… о! я буду ждать вашу тайну хоть годъ. Разъ я узнала, что вы свободны отъ этой женщины, я спокойна. Такъ у васъ есть тайна отъ меня? ужь не съ Барашковымъ-ли вы мн ее готовите? онъ тоже былъ вчера на балу.
Михинъ. Да, я его затащилъ.
Елизавета Петровна. Кто-же изъ васъ, больше веселился?
Михинъ. Кто больше веселился — я не знаю, но кто былъ больше счастливъ?— я, тетя.
Елизавета Петровна. Вотъ какъ!— Что-же васъ сдлало Такимъ счастливымъ?..
Михинъ. А! Въ этомъ тайна и есть… (Вставая.) тетя, я хочу вполн насладиться вашимъ кофе, я схожу къ себ за сигарой.
Еизавета Петровна. Хорошо! (Михинъ уходитъ.) Ахъ! какъ гора съ плечъ!.. какъ я этого боялась . Фу, даже въ краску бросило… что это?— право стыдно самой себя… нтъ, нтъ, это не любовь… нтъ, это не можетъ быть любовь… разв я способна любить?.. все это давно во мн замерло… все это… состарилось,— да, да, именно состарилось во мн это чувство… я люблю его участьемъ сестры, не больше… нтъ, я не хочу больше… и еслибъ когда-нибудь что-нибудь такое я начала подозрвать въ себ, я заглушила-бы всякую страсть… нтъ, онъ не для меня.

Входитъ Серафима Николавна.

4.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА и СЕРАФИМА НИКОЛАВНА.

Серафима Николавна. Елизавета Петровна…
Елизавета Петровна. (Оборачиваясь.) Я?
Серафима Николавна. Что это вы какъ испугались? разв не узнали? мы, кажется, прежде были знакомы.
Елизавета Петровка. Были знакомы,— да, прежде… я надялась, что это прошлое ко мн не вернется.
Серафима Николавна. Ваша правда, при вашихъ отношеніяхъ съ вами оно немножко странно, что я прихожу къ вамъ въ гости, но какъ быть?— ужь придется это стерпть, у меня есть хорошій предлогъ: я пришла передать вамъ записку отъ вашей племянницы, Елены Михайловны.
Елизавета Петровна. (Внизъ списку.) Благодарю васъ… (Бросаетъ записку на столъ.) Больше Вамъ ничего не нужно?
Серафима Николавна. Я вамъ откровенно сказала, что письмо только предлогъ быть,, стало конечно, я пришла не ради его. Я пришла поглядть, какъ вы живете.
Елизавета Петровна. На что-же это вамъ нужно?
Серафима Николавна. Мн хотлось убдиться, правду-ли говорятъ про васъ.
Елизавета Петровна. Говорятъ? про меня?
Серафима Николавна. Видите-ли, дорогая Елизавета Петровна, позвольте мн ссть,— вы мн не предлагаете, я сама сяду… Видите-ли, наша первая встрча съ вами была довольно неблагопріятна для меня… я хотла выдти замужъ за вашего брата… вы явились ко мн бичемъ Господнимъ, карающимъ мое кокетство, мои легкомысленныя цли… мою жизнь… вы были безпощадны ко мн, какъ святая игуменья въ монастыр,— и добились своего: вы разорвали мой бракъ съ вашимъ братомъ.
Елизавета Петровна. О нтъ, нея… я ушла… я видла, что вс мои усилія безполезны.
Серафима Николавна. Вы ушли, но этимъ-то и заставили вашего брата отвернуться отъ меня, впрочемъ, не объ этомъ толкъ. Я ничего не потеряла, мн выпала партія не хуже вашего брата, да и онъ не пересталъ быть моимъ поклонникомъ, стало быть я еще въ барышахъ… А вотъ что я хотла сказать: мн невольно припомнилась вчера ваша строгая рчь… ваша святость… знаете, вдь вы тогда даже меня тронули… я чуть-чуть не стала думать, что я въ самомъ дл преступница, я не могла не обвинять себя въ томъ, что прежде считала невинной шуткой,— такъ вы говорили тогда со мной… я не любила васъ, правда, но я боялась,— я все-таки уважала васъ… А между тмъ я узнаю, что на дл вы совсмъ не такая ужь безупречная.
Елизавета Петровна. Что?
Серафима Николавна. Признаюсь, когда мн вчера про васъ разсказывали, я сперва даже не поврила… потомъ это меня разсмшило… но когда вашъ братецъ позволилъ себ при этомъ Балясин сказать мн въ глаза, что вы лучше насъ обоихъ,— я ршилась убдиться въ этомъ и пришла.
Елизавета Петровна. Мой братъ сказалъ такъ?
Серафима Николавна. И вижу, что мн не со лгали… Вы себ очень хорошо устроилив4шъ тепленькій уголокъ… И мольбертъ принесли сюда. Стало быть онъ здсь и работаетъ подъ вашимъ присмотромъ.
Елизавета Петровна. Серафима Николавна берегитесь, вы, кажется, собираетесь сказать кое-что очень гадкое, въ чемъ вы сами будете раскаиваться.
Серафима Николавна. Гнвъ къ вамъ идетъ… вы очень красивы, когда такъ блестятъ ваши глаза… за что васъ называютъ старой двой? вы еще очень очень можете нравиться.
Елизавета Петровна. Я васъ прошу…
Серафима Николавна. Но вы напрасно на меня сердитесь… Я не затмъ пришла, чтобъ отнять у васъ предметъ вашихъ нжностей… кто-бы онъ ни былъ: Михинъ или кто угодно, — я даже не стану читать вамъ мораль… Господи! всякая ищетъ себ радости тамъ, гд можетъ.
Елизавета Петровна. Вы ищите себ радости въ гор другихъ.
Серафима Николавна. Ужь и въ гор! много, много что въ маленькой непріятности…. да, меня веселитъ сорвать маску съ притворной добродтели.
Елизавета Петровна. Оставьте меня…
Серафима Николавна. Ахъ батюшки, да онъ сейчасъ былъ здсь, вы вмст кофе пили, еще стаканъ не допитый стоитъ… Не я ли спугнула голубка? простите, простите, я никакъ не хотла быть помхой вашей любовной сцены.
Елизавета Петровна. Оставьте меня! уйдите отсюда, прошу васъ.
Серафима Николавна. Да, конечно я уйду, будьте покойны, мн не мсто здсь,— я свтская кокетка… но если я иногда и забавляюсь пустыми удовольствіями, то, по крайней мр, никому вреда не приношу… я дйствую открыто, не выдаю себя за лучшую, чмъ въ самомъ дл есть… я не разыгрываю святошу, которая убгаетъ отъ свтскаго шума, чтобъ въ тиши уединенія, подъ личиной добродтели, наслаждаться не совсмъ нравственной любовью.
Елизавета Петровна. Вы не хотите уйти?— такъ уйду я.
Серафима Николавна. Сейчасъ, сейчасъ, только два послднихъ слова: я не отрываю талантливаго Художника отъ работы, не гублю его въ своихъ стяхъ. Я только свтская кокетка, и передъ этой вашей святостью я горжусь, что только свтская кокетка… Больше я ничего не скажу… Прощайте…

Идетъ.

Елизавета Петровна. Если такъ… стойте… (Входитъ Михинъ.) А! Рафаилъ Андреичъ, вы очень кстати.

5.
Т-ЖЕ и МИХИНЪ.

Серафима Николавна. Милый голубокъ, куда вы улетаете? Смотрите, здсь злой коршунъ заклевалъ вашу голубку.
Михинъ. Тетя, что это значитъ?
Елизавета Петровна. Рафаилъ Андреичъ… смотрите… вотъ эта женщина пришла ко мн въ мою квартиру, чтобъ разсказать мн низкую сплетню про васъ и меня. Ей хотлось оскорбить меня, но я подобными вещами не оскорбляюсь. Я очень хорошо знаю, что только мелкія, гадкія натуры падки на сплетни… это такъ понятно!— кто знаетъ за собой гршки, того колетъ всякая порядочность въ другихъ… тотъ съ жадностью кидается на всякую грязь, только-бы очернить порядочнаго человка, только-бы сказать: смотрите! онъ не лучше насъ! онъ только принялъ такую личину, а въ сущности онъ такая-же дрянь какъ мы вс.
Серафима Николавна. (Язвительно.) Скажите пожалуйста!
Елизавета Петровна. Повторяю, — я этими вещами не оскорбляюсь… Но она мн кинула въ лицо, что я гублю вашъ талантъ, что я васъ отрываю отъ работы и тутъ я вправ требовать отъ васъ, чтобы вы сказали ей насколько справедливо это обвиненіе.
Михинъ. А! вотъ въ чемъ дло… Серафима Николавна, вы правы… меня дйствительно Елизавета Петровна отговаривала отъ работы, но отъ одной только работы, отъ писанія вашего портрета… и видитъ Богъ, какъ я глубоко жалю, что я не послушался… это-бы меня избавило отъ знакомства съ вами, за которое мн приходится дорого платиться.
Серафима Николавна. Вы дерзки!— вы неприличны… вы забываете что говорите съ женщиной.
Михинъ. Я вступаюсь за женщину… О! тетя Лиза… зачмъ вы хотите, чтобъ я васъ оправдывалъ въ глазахъ этой госпожи?.. Какъ могутъ васъ трогать ея упреки — каковы-бы они ни были? Серафима Николавна говоритъ объ работ!— что такое?… да разв она понимаетъ, что значитъ работать, и поощрять или губить талантъ!… и что ей до того: гибнетъ чей нибудь талантъ или нтъ… и что ей работа? что ей искусство? какъ будто вы не знаете, что она совсмъ изъ другаго міра, чмъ мы съ вами!
Серафима Николаевна. Ахъ, какъ поэтично.
Михинъ. Ей досадно, что среди другихъ несчастныхъ, не запутался въ ея хвостъ художникъ, начинающій пріобртать нкоторую извстность. Ея самолюбіе затронуто,— вотъ она и говоритъ объ труд и искусств, пускай-же она узнаетъ чмъ вы всегда были для меня.
Елизавета Петровна. Не надо, довольно, мой другъ — не надо.
Михинъ. Нтъ, тетя, благо къ слову пришлось… Никто въ жизни не сдлалъ для меня столько, сколько вы… что вы заботились обо мн, когда, я былъ боленъ,— это еще ничего, это сдлаетъ всякій, у кого такая-же добрая душа, какъ у васъ, но вамъ я не этимъ однимъ обязанъ. Вы умли поддержать во мн все честное, все хорошее и, когда я увлекался и готовъ былъ сдлать какой-нибудь дурной шаг, вы всегда во время являлись моей спасительницей… А! тетя, вы думали, что я этого не видлъ и не замчалъ, потому что вы это длали всегда съ такой деликатностью, словно оно само собой такъ выходило, но вы ошибаетесь!… я очень, очень хорошо понималъ и всегда цнилъ ваше участіе къ моей судьб.
Серафима Николавна. Ха, ха, ха! однако васъ довольно въ зрломъ возраст водятъ на помочахъ.
Михинъ. Кто-бы, что-бы ни говорилъ, я вамъ обязанъ тетя, что серьезно гляжу на свое дло и не гоняюсь за легкимъ успхомъ… я вамъ обязанъ моей жадной любовью къ труду, вамъ обязанъ, что могу смло глядть въ глаза всякому и встрчать съ презрніемъ пошлую клевету, которой хотятъ зачернить насъ обоихъ.
Серафима Николавна. Этого вы могли-бы не прибавлять… ха, ха, ха! впрочемъ вы иначе и не могли говорить… какой-же младенецъ не выходитъ изъ себя, не начинаетъ кричать и браниться, когда вообразитъ, что обижаютъ его любимую няньку… Прощайте, извините за непрошенный визитъ.

Уходитъ.

6.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА и МИХИНЪ.

Елизавета Петровна. (ей вслдъ.) Ахъ, еслибъ ты знала только,— какъ я теб благодарна за твой приходъ.
Михинъ. Ее благодарить?
Елизавета Петровна. Конечно, дорогой мой, хорошій… это была лучшая минута моей жизни… О, ты мн отплатилъ все, что я когда-нибудь для тебя сдлала!… все, все… щедро отплатилъ мн.
Михинъ. Что съ вами тетя?
Елизавета Петровна. Говори мн, говори мн еще и еще объ этомъ… да, ты понялъ, ты зналъ, какъ часто болла за тебя моя душа? какъ восторженно за тебя она радовалась? Ты зналъ, что дни и ночи я продумывала о каждомъ сказанномъ тобою слов и со жгучей боязнью слдила за всмъ, что ты длалъ!? Ты понимаешь меня?
Михинъ. Тетя!…
Елизавета Петровна. Не говори, что нтъ!— теперь мн это было-бы слишкомъ больно слышать… Да, да, ты понималъ, какъ мн дорого знать тебя такимъ хорошимъ!… вдь угадалъ-же ты, что я ради тебя просидла всю сегодняшнюю ночь у окна и не отрывала глазъ съ сосдняго дома… мн хотлось увидать тебя тамъ, угадать, что ты длаешь, что ты говоришь… какъ изстрадалась я отъ одной мысли, что ты тамъ съ ней… я рада была плакать и не могла,— слезы душили меня.
Михинъ. Добрая моя, простите мн…
Елизавета Петровна. Я же говорю, что ты за все отплатилъ. Погоди! я тебя поцлую… сегодня, ты мн далъ такую радость!
Схватываетъ его за голову и цлуетъ.
Михинъ. (Смущенно.) Тетя, дорогая, я не стою такого участья, смотрите, какъ взволновались, вы такая нервная…
Елизавета Петровна. (Придя въ себя.) нервная…. да, я нервная… вс старыя двы нервны, не правда-ли? но это скоро проходитъ.., вы видите, это прошло… я опять прежняя, спокойная.
Михинъ. Знаете что? тетя… вы бы легли уснуть.
Елизавета Петровна. Уснуть? теперь?..
Михинъ. Вы плохо спали эту ночь… вы были и безъ того усталая, а тутъ вдругъ эта барыня…. И что ей нужно было? мшаемъ мы ей что-ли?… поперегъ дороги стали, что-ли?… Какъ злы, какъ гадки эти люди, имъ непонятна такая простая, честная искренняя дружба, какъ наша… Господи! какъ будто между мужчиной и женщиной невозможна привязанность честная, дружеская, ничмъ не запятнанная… тетя, какъ вы глядите на меня! вы не слышите, что я говорю.
Елизавета Петровна. Я слышу все… вы говорите про дружбу.
Михинъ. Тетя, я вдь вижу, что вы совсмъ не такая спокойная, какъ хотите казаться… и все изъ-за меня… давайте, голубушка, забудемъ объ этой барын, забудемъ, что когда нибудь ее знали, что она приходила сюда, клеветала…
Елизавета Петровна. Хорошо.
Михинъ. Что клевета? разв она васъ можетъ коснуться… а если эти скверные люди будутъ продолжать свою клевету, я скоро зажму имъ рты!… скоро совершится такой фактъ, который опровергнетъ всякія подозрнія… я общалъ до поръ! не говорить съ вами о немъ, но потребуйте, я вамъ скажу сейчасъ.
Елизавета Петровна. Я ничего не требую, я ничего не хочу. Идетъ.
Михинъ. Куда вы? вы недовольны мной?
Елизавета Петровна. Вами? недовольна? что за вопросъ? я иду смочить голову одеколономъ,— вы были правы, меня взволновалъ этотъ приходъ.
Михинъ. Вы скрываете… вы не довольны мной за что-то… я это чувствую, и мое чутье не можетъ обмануть меня… Скажите, за что? точно я виноватъ передъ вами въ чемъ.
Елизавета Петровна. Ни въ чемъ Вы? передо мной? никогда и ни въ чемъ.
Михинъ. Отчего-же вы такая грустная?
Елизавета Петровна. О, нтъ! я не грустная, чего мн грустить? Меня взволновалъ этотъ приходъ Гвоздаревой, я иду смочить голову о-де-колономъ.

Уходитъ.

7.
МИХИНЪ одинъ, потомъ ЛЕНА.

Михинъ. Улыбайся, улыбайся, я по глазамъ вижу, что у тебя что-то на сердц… Этотъ порывъ, это братское ты и поцлуй… какъ будто обрадовалась, что увидала меня спасеннымъ отъ когтей Серафимы и потомъ опять этотъ туманъ… Какъ мн хочется сказать нашу тайну, но Лена не позволила… причудница,— непремнно хотла сама и опаздываетъ своимъ извщеніемъ.

Лена заглядываетъ въ дверь.

Лена. А, ужъ здсь?… а тетя?…
Михинъ. Она на минутку вышла. Здраствуйте.
Лена. Одинъ сидлъ? о чемъ думалъ?
Михинъ. Объ васъ.
Лена. Объ насъ.
Михинъ. Пожалуй объ насъ обоихъ.
Лена. Не правда.
Михинъ. Правда, даже скажу что: я сердился.
Лена. На меня?
Михинъ. Я думалъ: причудница эта Лена, не позволила мн сказать тет объ нашемъ счастьи, а между тмъ это такъ нужно, такъ нужно!…
Лена. Почему?
Михинъ. Тетя сегодня какая-то серьезная, нервная такая, порывистая, то весела черезъ мру, то вдругъ запечалится, я думаю, что извстіе о нашемъ счастьи ее обрадуетъ и успокоитъ.
Лена. Но ужь тетя должна знать,— я еще вчера написала ей и просила Серафиму Николавну чуть свтъ переслать мою записку. Разв она не прислала?
Михинъ. Гвоздарева? она сама была здсь… Такъ это вы ее сюда и прислали? ну, ваши посланныя ведутъ себя очень неприлично.
Лена. Какъ такъ?
Михинъ. Объ этомъ посл… Что-жь вы говорили съ Михаиломъ Петровичемъ?
Лена. Нтъ еще, папа былъ вчера такой разстроенный, сегодня съ утра у него все толкутся какіе-то дловые люди, я его видла мелькомъ. Да я и передумала: онъ вчера съ такой любовью говорилъ про тетю,— пускай же тетя и скажетъ ему, такъ будетъ лучше.
Михинъ. Но, сегодня это надо сдлать, непремнно сегодня, моя Лена, чтобъ это было ршено.
Лена. Конечно… я сама хочу… разумется сегодня.

Входитъ Елизавета Петровна.

8.
Т-ЖЕ и ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА.

Елизавета Петровна. Разв вы знакомы?
Лена. Еще бы! очень знакомы…. такъ знакомы, тетя!.. да что-же это ты какъ будто не знаешь?
Елизавета Петровна. (Цлуя Лену.) Что Лена?
Лена. Теб не передавали моей записки?
Елизавета Петровна. Ахъ, я совсмъ забыла про твою записку, вотъ она. (Беретъ ее со стола, вскрываетъ и читаетъ.) ‘Тетя, все объяснилось. Онъ любитъ меня, какъ и я его, и мы будемъ принадлежать другъ другу. Его зовутъ Рафаилъ Андреичъ Михинъ’… а!?..
Михинъ. Вотъ моя тайна, и когда ее будутъ знать вс, никто не посметъ клеветать на васъ, какъ сегодня эта Серафима.
Елизавета Петровна. Вотъ что!
Лена. Тетя, ты хмуришься? Ты не рада?
Елисавета Петровна. (Опомнясь, весело.) Очень рада, очень…

Цлуетъ ее.

Михинъ. Такъ вы благословите насъ?
Елизавета Петровна. Конечно!… Вы человкъ, который такъ вполн можетъ составить счастье… ты двушка достойная самаго прекраснаго мужа… вы оба такъ идете другъ къ другу… и обоихъ васъ я такъ безгранично люблю!… какъ же мн не благословить васъ?
Лена. Тетя у тебя слезы въ глазахъ.
Елизавета Петровна. Отъ радости… отъ неожиданности, можетъ быть… ну да, я какая-то разбитая сегодня, можетъ быть простудилась… можетъ быть расхварываться начинаю.
Лена. Богъ дастъ, нтъ, тетя, но если ты благословишь насъ, ты поговоришь за насъ съ папой.
Елизавета Петровна. Съ твоимъ отцомъ?.. я?.. чтобъ я его сватала?.. да, да, конечно это ты хорошо придумала. Кто-же можетъ говорить за него такъ, какъ я стану говорить? его никто не знаетъ такъ хорошо, какъ я его знаю… и мн поврятъ,— я никогда не лгу.
Михинъ. (Цлуетъ ея руку.) О! вы святая, тетя..
Елизавета Петровна. Должно-быть такъ. (Улыбаясь сквозь слезы.) Я святая… ха, ха!.. вдь святые никогда не были счастливы, святые оттого и святые, что они много страдали.
Лена. А ты страдаешь?
Елизавета Петровна. Нтъ… это глупости… я такъ пошутила, чтобъ васъ разсмшить… что вы меня такъ всё зовете… Ахъ!.. нтъ, я право больна… душно!! господи!…

Разражается рыданіемъ.

Лена и Михинъ. Тетя!! Тетя, успокойтесь, милая.

Ухаживаютъ за ней.

ЧЕТВЕРТОЕ ДЙСТВІЕ.

Зала у Планищева.

1.
ТИШИНСКІЙ и ПЛАНИЩЕВЪ.

Планищевъ входитъ на встрчу Тишинскому.

Планищевъ. Извините, добрйшій Павелъ Павлычъ, я былъ занятъ счетами и расчетами, никакъ нельзя было оторваться. Здравствуйте.
Тишинскій. Какими счетами?
Планищевъ. По моему имнью, по Кудинову.
Тишинскій. Въ такомъ случа я жалю, что не позвали меня, я пришелъ поговорить съ вами именно по этому-же предмету.
Планищевъ. Что такое-съ?
Тишинскій. Вчерашній разговоръ мой съ вами, Михаилъ Петровичъ, какъ мн показалось, произвелъ на васъ непріятное впечатлніе, а я бы этого очень не хотлъ… я такъ уважаю васъ, такъ люблю…
Планищевъ. Благодарю покорно.
Тишинскій. Я хочу доказать вамъ, что я не совсмъ ужь такой сухой торгашъ, какъ это вамъ кажется. Я пришелъ сказать вамъ, что готовъ устроить покупку вашего Кудинова нашей компаніей, не ставя при этомъ никакихъ другихъ условій.
Планищевъ. То-есть, еслибъ даже вы и не женились на моей дочери.
Тишинскій. Да. Я еще не отчаяваюсь относительно Елены Михайловны и не отказываюсь искать ея руки, это однако въ сторону. Дло продажи Кудинова я вамъ устрою во всякомъ случа… во всякомъ.
Планищевъ. Я вамъ очень обязанъ, но со вчерашняго дня я перемнилъ мнніе и Кудинова не проданъ.
Тишинскій. Какъ? вамъ предлагаютъ хорошія деньги, васъ хотятъ спасти отъ разоренія, и вы…
Планищевъ. Угодно вамъ я буду совсмъ откровененъ? совсмъ.
Тишинскій. Сдлайте милость.
Планищевъ. Это именно вы во мн вызвали мое новое ршеніе… Я отъ васъ узналъ вчера, что я живу на чужія средства, на средства моей сестры Лизы. Какъ это не гадко, надо сказать: я былъ такъ безпеченъ, что этого до сихъ поръ не зналъ. Я вамъ благодаренъ, что вы мн это сказали и вы угадали: меня подобная вещь должна была потрясти до глубины души.
Тишинскій. Я вдь не хотлъ, чтобъ…
Планищевъ. Но вы ошиблись только въ результат вашихъ словъ. Мн, конечно, стало и стыдно и больно, что сестра Лиза живетъ въ двухъ-трехъ комнатахъ меблированной квартиры и отдаетъ мн свои деньги на мою, что таить?— довольно пустую жизнь, но мн въ то же время стало тяжело чувствовать себя такимъ пустымъ тунеядцемъ, и я ршилъ заняться дломъ… Хорошо-ли, худо-ли, боже мой, не боги горшки обжигали… я ршился ухать отсюда и самъ заняться моимъ Кудиновымъ.
Тишинскій. Михаилъ Петровичъ, разработывать каменный уголь вдь не то, что устроить любительскій спектакль или балъ
Планищевъ. Я ждалъ этой насмшки — и она не обижаетъ меня, потому что справедлива… Къ счастью судьба ко мн довольно милостива: сегодня утромъ въ постели я только задумалъ это, и мучился, какъ взяться за дло, но едва всталъ, ко мн явился докторъ Барашковъ съ предложеніемъ одного богатаго купца землевладльца, сосда моего по имнью… это человкъ съ большимъ капиталомъ и онъ хочетъ быть моимъ компаніономъ по разработк кудиновскаго угля.
Тишинскій. Что за вздоръ? откуда Барашковъ могъ достать вамъ компаніона? онъ вретъ вамъ что-нибудь
Планищевъ. Почему-же вы это такъ предполагаете? такъ рзко… потому что вамъ оно не выгодно?.. Простите, хоть я и человкъ не дловой, какъ вы, но ужь не совсмъ-же дуракъ. Мой компаніонъ человкъ извстный въ провинціи, условія, привезенныя Барашковымъ, на лицо и ясны, какъ день… весь планъ предпріятія выработанъ подробно… разумется не самъ я стану рыть уголь, у насъ будутъ люди знающіе, которые ужь изслдовали мою мстность… и не скрою отъ васъ, доходъ, нами ожидаемый, на столько хорошъ, что мн было-бы даже просто не выгодно продать имнье вамъ за ту сумму, которую вы предлагаете.
Тишинскій. (Иронически улыбаясь.) Не знаю-съ.. Дай Богъ, чтобъ этотъ вашъ компаніонъ не былъ какой-нибудь прощалыга, который пуститъ васъ въ трубу… я заботился объ вашихъ интересахъ.
Планищевъ. Позвольте. Барашковъ и теперь сидитъ и считаетъ въ моемъ кабинет… если у васъ ужь такъ сердце болитъ за меня, хотите взглянуть на его документы и планы?
Тишинскій. Зачмъ-же? помилуйте… ваше дло, вы не маленькій… мн только обидно, что вы все-таки не хотите видть, какъ искренно я желалъ вамъ помочь.
Планищевъ. Признаюсь да, не вижу. Вы желали моей полной откровенности?— и я говорю откровенно. сегодня, когда Барашковъ мн разъяснилъ все подробно, мн очень стало сдаваться, что вы, какъ человкъ ловкій, собирались сразу убить двухъ зайцевъ.
Тишинскій. То-есть?
Планищевъ. Купить мое Кудиново за безцнокъ и этимъ разыграть роль благодтеля и спасителя… и влюбленнаго… взять и невсту и имнье, и все-таки блестть великодушіемъ.
Тишинскій. На это ужь я и не знаю, что вамъ отвчать.
Планищевъ. Ничего и не отвчайте,— зачмъ? Мы во всхъ этихъ вещахъ какъ-то разно смотринъ на дло… Я, напримръ, еслибъ полюбилъ двушку, прежде всего постарался-бы ее расположить къ себ, а не сталъ-бы подъзжать окольнымъ путемъ черезъ папеньку.
Тишинскій. Вы?.. вы другое дло, вы, можетъ быть, изъ покорителей сердецъ.
Планищевъ. Что это значитъ? я думаю всякій, расчитывающій жить въ любви съ женой, въ извстной степени покоритель ея сердца.
Тишинскій. Только въ извстной степени… У насъ, у заурядныхъ дловыхъ людей, обыкновенно это длается такъ: нашелъ себ подходящую двушку, взялъ да и женился… Супруга иногда даже дуется, на первыхъ порахъ, но потомъ, убдившись, насколько мужъ заботится объ ея обезпеченіи, примиряется — и, глядишь, жизнь пойдетъ душа въ душу… Комфортъ, хорошія средства, все сглаживаютъ. У покорителей сердецъ, наоборотъ: начинается всегда восторгомъ и страстью, а потомъ, когда женятся, нердко кончается нищетой, ссорой и развратомъ… за то покоритель нравится съ первой-же минуты, это своего рода талантъ.
Планищевъ. О которомъ вы говорите съ злобой, — но и съ завистью.
Тишинскій. Очень можетъ быть… еще-бы не завидовать! когда иному человку безъ всякихъ особенныхъ достоинствъ стоитъ только захотть, чтобы разыграть роль перваго любовника и расположить къ себ любую женщину. Взгляните, напримръ, вотъ хоть на художника Михина… вдь не картинками-же своими, ни малеваньемъ внушаетъ онъ восторгъ и юнымъ дамамъ и даже старымъ двамъ.
Планищевъ. Прошу васъ не продолжать этого разговора.
Тишинскій. Отчего-же? что вамъ-то Михинъ и его старыя и молодыя увлеченья?..

Входитъ Гвоздаревъ.

2.
Т-ЖЕ и ГВОЗДАРЕВЪ, потомъ слуга и БАРАШКОВЪ.

Гвоздаревъ. Злодй и измнникъ! удралъ вчера съ бала! погодите, достанется вамъ, отъ моей жены… Здравствуйте, батюшка… такъ сердита на васъ, такъ сердита!.. я незнаю, что съ ней сдлалось. Какъ васъ бранила… У!!.
Планищевъ. На здоровье.
Гвоздаревъ. Что? Я говорю про Серафиму, вы врно не поняли… про жену мою.
Тишинскій. Не удивляйтесь, Иванъ Филипповичъ, тутъ такія перемны происходятъ…
Гвоздаревъ. Какія-съ перемны?
Тишинскій. На всхъ насъ прогнвался Михаилъ Петровичъ, мняетъ жизнь,— въ деревню хать хочетъ… Михаилъ Петровичъ, вдь это не тайна?
Планищевъ. Нисколько.
Гвоздаревъ. Не пущу!.. что вы затяли? да ни за что… я безъ васъ пропаду, у меня весь домъ вверхъ дномъ пойдетъ, никого въ гости не докличешься… а жена загрызетъ, совсмъ загрызетъ, вы одинъ умете ее успокоивать… хе, хе, да вы пошутили? такъ вдь? Пошутили?
Планищевъ. Полно, Иванъ Филипповичъ, мн сегодня совсмъ не до шутокъ. Вы такъ,— или вамъ что нужно?
Гвоздаревъ. Ахъ да, совсмъ было забылъ., письмецо вамъ отъ моей супруги.

Подаетъ письмо.

Планищевъ. Что она пишетъ?
Гвоздаревъ. Почемъ-же я знаю? разв она мн показываетъ свои письма?
Планищевъ. (Пробжавъ письмо.) Опять! Опять! да этому конца не будетъ.
Гвоздаревъ. Что такое, голубчикъ? чего вы? что она тамъ навздорила?

Входитъ слуга.

Слуга. Господинъ Михинъ пожаловалъ.
Планищевъ. Михинъ! какъ по заказу… проси, проси, онъ-то мн и нуженъ… (Слуга уходитъ.) О! Я этому положу конецъ, вы увидите.

Входитъ Барашковъ.

Барашковъ. Я кончилъ разсчетъ, Михаилъ Петровичъ.
Планищевъ. Сейчасъ, сейчасъ, погодите немножко, остантесь здсь, чмъ больше людей, тмъ лучше.

Входитъ Михинъ.

3.
Т-ЖЕ и МИХИНЪ.

Планищевъ. Пожалуйте, очень радъ васъ видть, кажется Рафаилъ…
Михинъ. Андреичъ…
Планищевъ. Рафаилъ Андреичъ, виноватъ… я вамъ очень благодаренъ, что вы ко мн пожаловали, Да еще именно въ настоящую минуту, я готовъ былъ послать, чтобы васъ просить къ себ.
Михинъ. Въ самомъ дл? я весь къ вашимъ услугамъ.
Планищевъ. Извините меня, ради Бога, что съ перваго-же слова я обращаюсь къ вамъ съ вопросомъ для насъ обоихъ крайне непріятнымъ.
Гвоздаревъ. Что такое Серафима нагородила въ письм? скажите на милость…
Тишинскія. (Беретъ шляпу.) Можетъ быть я лишній при этомъ объясненіи.
Планищевъ. Напротивъ, для васъ то оно и длается… я больше не хочу себя сдерживать и притворяться не понимающимъ вашихъ словъ… я очень хорошо вижу и знаю, что вы имли въ виду, говоря про покорителей женскихъ сердецъ и про любящихъ старыхъ двъ.
Тишинскій. Извините, я…
Планищевъ. Господинъ Михинъ, вотъ письмо, которое я только что получилъ: гадкое, гнусное письмо… въ немъ дло идетъ о васъ, я передаю его вамъ,— вы можете прочитать его громко и отвтить на него тоже громко.
Михинъ. (Беретъ письмо и читаетъ.) ‘Милостивый государь, вы разсердились вчера на мои слова, касательно сестры вашей Елизаветы Петровны. Позвольте-же вамъ сказать, что вы бы не посмли возражать мн, если-бы, какъ я, были сегодня у нея и застали ее такъ-же врасплохъ въ самыхъ нжныхъ супружескихъ отношеніяхъ съ Михинымъ. Страстный художникъ перенесъ къ этой женщин, которая по вашимъ словамъ лучше всхъ насъ, — свой мольбертъ, длитъ съ ней и труды, и квартиру, и столъ, и….’
Барашковъ. Какой мерзавецъ писалъ это письмо?
Гвоздаревъ. Позвольте, это письмо отъ моей жены.
Барашковъ. Виноватъ, я никакъ не думалъ, чтобъ женщина могла себ позволить…
Михинъ. Вы мн дали право отвтить на это, вотъ мой отвтъ: Три года тому назадъ, по выход изъ академіи я захворалъ и былъ при смерти, нсколько недль я лежалъ безъ памяти, когда очнулся, подл меня сидла двушка, сосдка, живущая въ тхъ-же меблированныхъ комнатахъ, что и я. Она вызвалась быть моей сидлкой и только благодаря ей, да вотъ моему другу доктору, я вернулся къ жизни.
Барашковъ. Говорите ужь просто благодаря ей одной, что могъ сдлать я безъ ея ухода!?
Михинъ. Это была ваша сестра, Елизавета Петровна. Понятно, что когда я выздоровлъ, сестра милосердія сдлалась для меня настоящей сестрой, другомъ, самымъ дорогимъ и близкимъ… я нашелъ въ ней хорошаго совтчика, развитаго, умнаго, и такъ свято дорожу этой дружбой, что не совтую никому больше повторять подлую сплетню про эту двушку,— я предупреждаю, что честь ея — вопросъ моей жизни, и клеветникъ легко можетъ наскочить на пощечину…
Барашковъ. Браво!.. молодецъ! а я прибавлю, что клеветникъ можетъ наскочить не на одну пощечину, а на дв: одну отъ него, другую отъ меня.
Планищевъ. (Пожимая имъ руки.) Благодарю васъ, благодарю…
Тишинскій. Что это вы затваете, Михаилъ Петровичъ? драму какую то! что такое?..
Планищевъ. Вы слышали? теперь мн остается только сказать два слова. Сдлайте вы мн одолженіе, вы оба — господинъ Тишинскій и Гвоздаревъ.. уйдите вы вонъ изъ моего дома… и никогда сюда не возвращайтесь…
Тишинскій. Это чортъ знаетъ что такое!..

Быстро схватываетъ шляпу и уходитъ.

Планищевъ. (Ему вслдъ.) Не забудьте, что ожидаетъ клеветника!

4.
Т-ЖЕ безъ ТИШИНСКАГО.

Гвоздаревъ. Михаилъ Петровичъ, что это вы? Михаилъ Петровичъ, вы пошутили?.. что же я такое сдлалъ?
Планищевъ. Оставьте меня…
Гвоздаревъ. Я, ей Богу, ничмъ не виноватъ… но все-таки, если нужно, я прошу прощенья… ну простите меня, ради Христа… я не знаю въ чемъ, но пожалуйста простите: что такое?.. нтъ, я къ вамъ жену пришлю… она уметъ васъ уговорить…
Барашковъ. Какъ-же вы не понимаете, что изъ-за вашей жены все дло.
Гвоздаревъ Ну я за нее прошу прощенья…
Михинъ. Уйдите, Иванъ Филипповичъ… что за глупости…
Гвоздаревъ. Да я не могу такъ, — помилуйте, что такое за ссора? я пожалуй обдъ устрою на примиреніе… Ну, какъ тамъ знаете, я все-таки жену пришлю, она умне меня уметъ говорить, сама заварила кашу, — пускай сама и расхлебываетъ… до свиданья.

Уходитъ.

5.
ПЛАНИЩЕВЪ, МИХИНЪ, БАРАШКОВЪ.

Планищевъ, Я вамъ очень благодаренъ Рафаилъ Андреичъ, вы себя вели прекрасно… благородно… но этого мало, чтобъ заглушить сплетню… теперь я долженъ дйствовать… Вы меня извините, мн надо уйти сейчасъ, — вотъ только переоднусь… впрочемъ я всегда радъ видть васъ у себя… докторъ, наше дло кончено, а о подробностяхъ еще поговоримъ… извините, я спшу…

Уходитъ.

Михинъ. Онъ хочетъ заглушить сплетню!.. нечего и стараться, я ее заглушу окончательно… когда только?
Барашковъ. Нтъ не ты и не онъ, а я… никто изъ васъ того не сдлаетъ для Елизаветы Петровны, что я.
Михинъ. Ну, это увидимъ… но какъ-же теперь, если онъ уходитъ…

Входитъ Елизавета Петровна и Лена.

6.
МИХИНЪ, БАРАШКОВЪ, ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА и ЛЕНА.

Лона. Вы одни? а гд-же папаша?
Михинъ. Слава Богу, что вы пришли, онъ собирается куда-то уходить, задержите его пожалуйста.
Лена. А вы ему не сказали? не объяснились съ нимъ?
Михинъ. Нтъ-же, тутъ были посторонніе люди… Какая сцена вышла!
Лена. Я посмотрю, что онъ длаетъ.
Глядитъ въ щелку двери.
Елизавета Петровна. Рафаилъ Андреичъ, скажите мн въ послдній разъ: вполн-ли серьезно вы обдумали это?.. вполн-ли вы уврены, что такъ любите Лену?
Михинъ. Тетя, можете-ли вы сомнваться!?.. или вы потеряли способность угадывать тайны души моей, какъ прежде угадывали?..
Елизавета Петровна. (Вздохнувъ.) Нтъ Я вамъ врю.
Барашковъ. Елизавета Петровна, мн надо вамъ сказать кое-что очень важное.
Лена. Кажется сюда идутъ… уйдемте, уйдемте, оставимъ тетю Лизу… она лучше насъ сдлаетъ… Вамъ говорятъ!— идите-же, — что вамъ надо?.. посл поговорите, посл… (Выпроваживаетъ Михина и Барашкова.) Мой ангелъ хранитель… моя покровительница, фея, сдлай меня счастливой.

Цлуетъ Елизавету Петровну и убгаетъ.

7.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА одна, потомъ ПЛАНИЩЕВЪ.

Елизавета Петровна. Сдлай счастливой! Какъ будто ты не довольна счастлива одной твоей молодостью? безпечной, смлой, врующей молодостью… со всмъ ея эгоизмомъ и слпотой… Ничего она не видитъ, никого знать не хочетъ: сдлай только ее счастливой!— и хоть-бы другимъ это сбрило величайшихъ страданій!.. она ничего не видитъ, сдлай только ее счастливой… Нтъ, нтъ, не стану такъ думать… скорй, скорй! и чтобъ это было ршено, и вс-бы радовались, и поздравляли, и всмъ-бы весело было и хорошо…

Длаетъ шагъ, нa встрчу входящему Планищеву.

Планищевъ. Лиза? ты? ты у меня?.. спасибо теб, спасибо… (Обнимаетъ ее.) А я самъ шелъ къ теб, мн самому надо было тебя видть.
Елизавета Петровна. (Радостно.) Въ самомъ дл?
Планищевъ. Ты меня горько обидла, Лиза, и между тмъ за эту обиду я опять тебя полюбилъ… такъ полюбилъ — какъ никогда.
Елизавета Петровна. Чмъ я тебя обидла?
Планищевъ. Ты мн подала милостыню, ты хотла, чтобъ я жилъ твоими деньгами, да еще не зналъ этого… ты мн отдавала свой доходъ, мн, который надлалъ теб столько зла. мое самолюбіе было жестоко оскорблено… Что ты хотла этимъ? унизить меня? или доброт твоей нтъ предловъ?.. упрекать тебя за то, или броситься къ ногамъ и цловать. и проситъ прощенья?
Елизавета Петровна. Полно, полно, Миша, вдь я теб все таки сестра… вдь я все-таки люблю и тебя, и твою Лену, а ты знаешь какъ мало мн нужно для жизни.
Планищевъ. Да, и вдь пришла-же ты сама ко мн… давай помиримся, помиримся, милая моя, и чтобъ никогда и разговору не было объ этой размолвк… не правда-ли здсь лучше теб? привольне дышется среди своихъ близкихъ, чмъ въ твоей одинокой кель?.. и не гршно-ли намъ было?… Господи! когда я подумаю, что мы почти стали чужими, а съ дтства были всегда такъ близки… Лиза ты должна вернуться ко мн, жить съ нами…
Елизавета Петровна. Еслибъ только я…
Планищевъ. Погоди, не возражай. Причины нашей ссоры больше нтъ: Серафима мн стала ненавистна и я сегодня выгналъ отъ себя ея мужа, выгналъ, какъ выгоняютъ негодяевъ… и этого мало: я ршилъ совершенно измнить свою жизнь: теперь я не доведу себя до того, чтобъ ты мн милостыню подавала, я поду въ деревню деньги копить. Подемъ съ нами!— Лена и ты,— намъ небудетъ скучно… вы на зиму будете сюда прізжать.
Елизавета Петровна. Объ этомъ посл.
Планищевъ. Нтъ, теперь, сейчасъ… Ты ушла въ твое одиночество и вообразила, что отъ свта и его клеветы можно спрятаться,— ты ошибаешься: праздной толп до всего есть дло. Вотъ примръ: Михинъ и его отношенія къ теб,— васъ въ такихъ вещахъ заподозрили, объ которыхъ вы и помысла не имли… это несправедливо, это возмутительно, конечно, но извини, я не удивляюсь, что объ васъ такъ подумали.
Елизавета Петровна. Миша!
Планищевъ. Ты еще молода и красива, онъ тоже… кто можетъ думать, чтобъ въ теб, въ твои годы притупились нервы, умерло все живое, всякое увлеченіе, и сохранилось одно только участіе сестры милосердія? Да и сама ты… прости Лиза… анализировала-ли ты себя хорошенько? по совсти, прямо говоря, совершенно-ли ты чужда этого чувства?
Елизавета Петровна. (Быстро встаетъ.) Совершенно чужда, совершенно.
Планищевъ. Видишь, какъ ты испугалась, это знакъ…
Елизавета Петровна. Довольно… (Ласково и тихо.) Полно, мой дорогой, я теб сейчасъ докажу, что ты ошибаешься… я пришла къ теб съ цлью, даже съ просьбой.
Планищевъ. Только бы ты вернулась ко мн, я каждую просьбу твою приму, какъ добрый совтъ.
Елизавета Петровна. Хорошо, будь по твоему… И такъ этого самаго Михина, который мн такъ опасенъ, я пришла посватать за твою дочь и совтую ему ее отдать.
Планищевъ. Лену?
Елизавета Петровна. Они любятъ другъ друга давно, они видались у Гвоздаревой, и, сколько я ихъ знаю обоихъ, они какъ нельзя лучше подходятъ другъ къ другу.
Планищевъ. И она мн этого до сихъ поръ не сказала сама?
Елизавета Петровна. Кто-же виноватъ? Не сердись, Миша, будемъ говорить правду: разв ты былъ когда-нибудь близокъ съ твоей дочерью? ты забывалъ ее, ты оставлялъ ее для… Если ты дйствительно вришь мн, отдай ее Михину, съ нимъ она будетъ счастлива… это человкъ вполн достойный, съ горячностью и энергіей молодости, съ талантомъ, съ врою въ честную сильную будущность.
Планищевъ. Какъ ты хвалишь его!
Елизавета Петровна. А! постой, это недовріе въ теб говоритъ… постой… ты не вришь сплетнямъ, но въ теб все-таки закралась мысль. нтъ, не думай этого… Мы съ нимъ ничмъ не связаны, ни онъ меня не любилъ, иначе, какъ сестру, ни я его… нтъ, нтъ… ты можешь врить мн и никогда никакое подозрніе не должно васъ тревожить, не должно.
Планищевъ. Ты вн себя, ты вся дрожишь…
Елизавета Петровна. Потому, что мы ршаемъ судьбу нашей Лены . смотри, вдь и у тебя слезы на глазахъ.
Планищевъ. Да, Лиза, ты права… пускай не все и не совсмъ правда, что ты мн говорила…
Елизавета Петровна. Хочешь, я уду куда нибудь навсегда, мн больно разстаться съ вами, но если нужно для вашего счастья, вы Меня никогда не увидите.
Планищевъ. Ни за что на свт, я врю теб и благодарю… человкъ, котораго ты такъ хвалишь, не можетъ быть дурнымъ человкомъ. Онъ сейчасъ былъ здсь… гд онъ?
Елизавета Петровна. Они вс тутъ… рядомъ, поди, обрадуй ихъ.
Планищевъ. Что съ тобой?
Елизавета Петровна. (Смясь.) Что можетъ бытъ со мной?— я довольна… всмъ довольна… и тобой въ особенности… ступай, приведи-же сюда жениха и невсту.

Планищевъ уходитъ.

8.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА одна, потомъ БАРАШКОВЪ.

Елизавета Петровна. (Проводя его главами). Ахъ какъ трудно лгать… гораздо трудне, чмъ я думала… ну! кончено, кончено… такъ нужно ни рада за нихъ… Тетя! я тетя… ну и оставайся тетей и больше ничмъ.

Входитъ Барашковъ.

Барашковъ. Елизавета Петровна! я пользуюсь тмъ, что вы одн… я…
Елизавета Петровна. Посмотрите на меня, докторъ, какъ вы меня находите? вы видли, я пришла сюда, какъ полумертвая, а теперь…
Барашковъ. Теперь вы воскресли.
Елизавета Петровна. Да. Вдь можно жить и чужимъ счастьемъ, не правда-ли?
Барашковъ. Это не то…. воскресило васъ сознаніе хорошаго дла, сознаніе силы душевной, съ которой вы переносите борьбу вашу и жертву.
Елизавета Петровна. Какую жертву?
Барашковъ. Отъ меня то вамъ скрываться не чего,— я васъ понимаю… Ахъ какъ я-желалъ-бы, чтобъ вы меня такъ понимали, какъ понимаю васъ я. О, господи! неужто мн всю жизнь придется добиваться только всеобщей любви, ухаживать за больнымъ человчествомъ — и никогда здоровое, милое существо… никогда.
Елизавета Петровна. Посл, посл, докторъ, не теперь.
Барашковъ. Я буду деликатенъ… я не стану возмущать вашъ душевный міръ въ такую минуту какъ настоящая… Я подожду, когда нибудь!… время лучшій цлитель… когда нибудь, Елизавета Петровна, когда вамъ вернется спокойствіе и непритворная чистая радость… неужели вы и тогда оттолкнете друга?… (Входятъ Планищевъ Лена и Михинъ.) Фу чортъ! мн на роду написано, что всегда помшаютъ.

9.
Т-ЖЕ, ПЛАНИЩЕВЪ, ЛЕНА и МИХИНЪ.

Планищевъ. Ты приказала, сестра… вотъ теб женихъ и невста.
Лена. Тетя, ангелъ, это ты все сдлала… благодарите ее, Рафаилъ Андреичъ, это ей мы обязаны.
Михинъ. Тетя, ужь видно это воля судьбы, что вы мн должны сдлаться тетей и что все лучшее моей жизни я получу отъ васъ.
Елизавета Петровна. Вы всмъ обязаны себ, своей хорошей молодости, уму и сердцу. (Лев.) Ты вдь сдлаешь его счастливымъ? ты такая хорошая и любишь его? да, Лена?… (Барашкову.) Докторъ, вы видите, здсь вс веселы, не смйте дуться. Вы знаете, мы съ братомъ демъ къ вамъ въ деревню и такой другъ, какъ вы, намъ будетъ очень дорогъ… (Планищеву протягиваетъ руки.) Да, Я теперь Ни уйду отъ васъ… мн такъ тепло такъ отрадно съ вами, я знаю, какъ горячо вы любите старую тетю Лизу,— и она можетъ быть нужна вамъ всмъ, она еще всмъ вамъ будетъ служить… ваша тетя Лиза… и уже это одно… Боже мой!.. разв это не радость? разв это не счастье?
Барашковъ. (Про себя.) Въ деревню! ну авось хоть тамъ никто не помщаетъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека