ПОВСТИ, РАЗСКАЗЫ
и
ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ.
Н. А. ЛЕЙКИНА.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА K. Н. ПЛОТНИКОВА.
1871.
РАЗСКАЗЫ О ХОРОШИХЪ ЛЮДЯХЪ.
VII.
ТЕСТЬ И ЗЯТЬ.
——
——
Тесть и зять, Лейкин Николай Александрович, Год: 1871
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Меркулъ Родіоновичъ Марковкинъ лежалъ на клеенчатомъ диван съ валиками и храплъ, какъ говорится, во всю ивановскую, отъ его храпа даже трясся висвшій надъ диваномъ портретъ какого-то генерала съ большимъ носомъ и дребезжали чашки и серебро въ ‘горк’. Ему снился престранный сонъ: онъ видлъ, что бсы, настоящіе бсы, какъ ихъ обыкновенно изображаютъ на картинкахъ, съ рогами, съ красными языками и съ хвостами, таскали его за волосы. Въ другой комнат сидла у окна его единородная дщерь Раисынька, раскладывала на подоконник карты и гадала на бубноваго короля.
— Дому, дам, королю, что сбудется, непремнно… приговаривала она на распвъ, раскладывая карты на пять кучекъ.
— Отецъ спитъ, тише, Раисынька, увщевала ее мать.
— Чтой-то, маменька, ужъ будто и погадать о суженомъ нельзя! отвчала дочь и нарочно громко звнула.
— Тише, говорятъ теб, дура, погоди вотъ ужо отецъ встанетъ, онъ те уйметъ, погрозилась мать, и на цыпочкахъ, на сколько это позволяло ея тяжеловсное тло, отправилась въ кухню приказать кухарк, чтобъ та собирала ужинать.
Въ кухню вошли пришедшіе изъ лавки молодцы, и съ шумокъ начали отирать ноги о рогожу.
— Тише ногами стучите! самъ почиваетъ, просила ихъ хозяйка.
Меркулъ Родіоновичъ все еще видлъ во сн, что его черти таскаютъ за волосы. Онъ вглядывается въ рожу одного бса,— лицо какъ будто знакомое, вглядывается еще, и узнаетъ въ немъ своего старшаго прикащика Вавилу. ‘Ахъ ты такой сякой,’ воскликнулъ Меркулъ Родіоновичъ во сн, но въ дйствительности отчаянно всхрапнулъ, проснулся, вскочилъ на ноги и, подойдя бъ столу, на которомъ стоялъ графинъ квасу, выпилъ залпомъ три стакана. ‘Скверный сонъ мн приснился,’ подумалъ онъ, и началъ ходить по комнат.
Меркулъ Родіонычъ имлъ три слабости: любилъ водку, басистыхъ дьяконовъ и игру въ горку, онъ торговалъ желзомъ и старьемъ, обладалъ женою, охотницею до сплетенъ, и дочерью, все желаніе которой состояло въ томъ, чтобъ выдти поскоре замужъ,— желаніе, которое какъ-то не удавалось, потому что тятенька ея имлъ сильное пристрастіе въ деньгамъ и не давалъ за ней порядочнаго приданаго, а въ той сред, въ которой она вращалась, невста безъ приданаго — нуль, а нуль кому нуженъ?
Сонъ Меркула Родіоныча былъ дйствительно скверный сонъ и предвщалъ недоброе. Меркулъ Родіонычъ поужиналъ, взялъ полицейскія вдомости и началъ читать городскія происшествія, онъ любилъ ихъ читать: ‘любопытно таково пишутъ: кто удавился, кого обокрали, тамъ-то найдено мертвое тло’, Онъ углубился въ чтеніе и по складамъ читалъ о забытомъ ворами на мст преступленія желзномъ лом, который продавали съ аукціона и вызывали вора, которому принадлежитъ этотъ ломъ, явиться за полученіемъ денегъ. За дверями кто-то кашлянулъ въ кулакъ. Меркулъ Родіонычъ поднялъ голову, кашель повторился.
— Кто тамъ? окликнулъ онъ.
— Это я-съ… и въ комнату вошелъ его старшій прикащикъ Вавило, тотъ самый, который во образ бса таскалъ его за волосы.
— Что теб?
— Къ вамъ-съ, можно сказать, съ почтительною просьбою, отвтилъ прикащикъ, лизнулъ руку и пригладивъ волосы.
‘Ужъ опять не въ деревню ли хать собрался? подумалъ Меркулъ Родіонычъ:— врно деньги понадобились?’ и при этой догадк все нутро его такъ и передернуло, онъ былъ очень скупъ. Но дло оказалось хуже, не даромъ же ему снился такой скверный сонъ. Вавило, заложивъ руки за спину, принялъ почтительную позу.
— Я, Меркулъ Родіонычъ, возъимлъ желаніе сочетаться законнымъ бракомъ и уже отыскалъ себ судьбу-съ. Съ будущаго мсяца буду самъ по себ торговать, такъ по эвтому теперича, примромъ, вамъ объяснить хочу-съ, чтобъ, значитъ, молодца подъикивали.
— Жениться?.. кажется, не къ рылу…
— Это точно-съ, только ужь возимлъ намреніе. Павелъ Семенычъ Стрюхинъ племянницу свою за меня выдаютъ, дв тысячи рублевъ деньгами за ней, окром тряпокъ-съ. Они обо мн опросъ у васъ длать будутъ, такъ ужь вы замолвите словечко-съ…
— Кто сваталъ?
— Степановна, бабка изъ Никулиныхъ бань-съ. Ежели опросъ будетъ, такъ, теперича, примромъ, значитъ, скажите, что у меня за вами тысяча пятьсотъ рублевъ есть.
— Это зачмъ!— стану я для тебя душой кривить?
— Явите божескую милость, черезъ евто вы человка счастливымъ сдлать можете… Тоже вотъ, насчетъ моихъ деньжонокъ, у меня за вами восемьсотъ рублевъ, такъ ужь нельзя ли мн ихъ, значитъ, къ воскресенью выдать?
Меркулъ Родіонычъ молчалъ, не смотрлъ на прикащика и барабанилъ пальцами по столу.
— Такъ можно надяться-съ? спросилъ Вавило.
— На что это?
— Насчетъ денегъ-то-съ…
— Какіе тамъ восемьсотъ рублевъ?..
— Какъ же-съ, вы сами мн изволили сказать о Пасх при расчет.
— Сто рублевъ за мной…
— Какъ-съ сто рублевъ? спросилъ прикащикъ, и физіономія его изобразила испуганное удивленіе.
— Такъ, сто рублевъ, за мной только и было четыреста, да ты триста взялъ, стало быть и осталось сто, отвчалъ хладнокровно хозяинъ.
— Побойтесь Бога, Меркулъ Родіонычъ, когда же я бралъ? Пятнадцать лтъ живу и все коплю.
— Не перечь, говорю теб, сто рублевъ за мной. Обойти хочешь,— неудастся!
Долго спорили хозяинъ съ прикащикомъ и ничмъ не кончили, подконецъ Марковкинъ ругательски изругалъ Вавилу и прогналъ его изъ горницы. Ругаясь, пришелъ прикащикъ въ молодцовую, побилъ неизвстно за что двухъ мальчишекъ, ‘на дорог бестіи стоите’, досталъ изъ подъ кровати, бутылку съ водкой, и съ горя нализавшись, завалился спать.
По уход Вавилы, Меркулъ Родіонычъ началъ ходить по комнат. Жена его Софья Ивановна завалилась на боковую, единородная дщерь ихъ Раисынька уже полчаса какъ спала сномъ праведницы, даже изъ молодцовой доносился какой-то несвязный гулъ,— это храпли прикащики. Не спалъ только хозяинъ и въ раздумь ходилъ по комнат. Читатели, можетъ быть, думаютъ что Меркула Родіоныча грызла совсть, за то, что онъ утягивалъ у Вавилы зажитые послднимъ восемьсотъ рублей. Насколько, этого чувства у него не было.
И такъ Меркулъ Родіонычъ ходилъ по комнат и мыслилъ, часамъ къ двнадцати, онъ кончилъ мыслить,— въ его геніальной голов сложился планъ и онъ удалился въ спальню, съ намреніемъ завтра же привести этотъ планъ въ исполненіе.
Проснулся поутру, Вавило, подумалъ о вчерашнемъ, глубоко вздохнуть, и только отъ того не заплакалъ, что выругалъ хозяина и тмъ облегчилъ душу. Часовъ въ восемь, передъ самымъ уходомъ въ лавку, въ то самое время, когда Петька, тоже молодецъ Марковкина, считавшійся опытнымъ брадобреемъ, сбирался брить Вавилу, и плюнувъ на кусокъ сраго мыла, началъ натирать имъ подбородокъ старшаго прикащика, въ комнату вошелъ хозяинъ.
— Вавило, подь-ка со мной… сказалъ онъ.
— Сейчасъ-съ, отвчалъ прикащикъ, утираясь рукавомъ, и не стерши всего мыла, отправился за хозяиномъ.
Когда они проходили по первой комнат, то Раисынька, сейчасъ только воспрянувшая отъ сна, въ утреннемъ неглиже съ растрепанными какъ волна сна волосами, сидла уже у окошка и искала въ сонник объясненія видннаго ею сна. Она видла быка и рдьку, по ея соображенію это предвщало близкое замужество. Пришедши во вторую коинату, Меркулъ Родіонычъ слъ на диванъ, Вавило сталъ противъ него. Меркулъ Родіонычъ началъ приводить въ исполненіе планъ, задуманный имъ вчера.
— Хе, хе, хе, ты, я думаю, испугался вчера, какъ я теб сказалъ что у меня твоихъ-то денегъ всего сто рублевъ! Я, братъ, пошутилъ… Я думаю, теб не поспалось вчера… ты думалъ, что я прощалига какая нибудь.
У прикащика отлегло отъ сердца.
— Помилуйте, Меркулъ Родіонамъ, началъ онъ, улыбаясь:— могъ ли я, значитъ, такъ помыслить объ васъ евто самое… я всегда, какъ о благодтел полагалъ…
— То-то, а ужъ я думалъ, что ты и взаправду поврилъ, что я тебя обогрть хотлъ. Много ли теб Стрюхинъ за племянницей даетъ?
— Дв тысячи, окромя тряпокъ
Хозяинъ побарабанилъ по столу пальцами, похлопалъ себя по, колнк, погладилъ бороду и посмотрлъ на Вавилу.
— Слышишь, начавъ онъ, женись на моей Раис: т же деньги за ней дамъ, что и Стрюхинъ за племянницей даетъ, а вотъ изъ серебра: ложки, серебряную сахарницу и кофейникъ.
При этомъ онъ какъ бсъ искуситель указалъ на горку гд хранилось приданое невсты.
— Оно точно-съ, конечно… говорилъ Вавило, соображая, только значитъ…
— Что?
— Только, значитъ, мы ужь съ Стрюхинымъ поршили…
— Эва важность!
— Нужно подумать-съ… Вдь евто, сами знаете, ничто иное, а судьба-съ…
— Конечно, да что, нешто теб Раиса не нравится? Двка кровь съ молокомъ, насчотъ тряпокъ молчи, свое дтище,— не обижу.
— Евто точно-съ, только надо подумать-съ…
— Смотри, братъ, Стрюхинъ воръ-мужикъ, дв тысячи посулилъ, а что дастъ,— Богъ-всть. Вотъ что Вавило, я теб скажу: ты у меня пятнадцать лтъ выжилъ, я тебя за хорошаго человка знаю, изъ тебя будетъ прокъ, ршайся сейчасъ. Женишься ты на Раис, дв тысячи теб денегъ и зажитые восемьсотъ рублевъ отдамъ, не женишься — ни синя-пороха отъ меня не увидишь. Гд росписка, что я теб должнымъ состою?.. кажи росписку!
Меркулъ Родіонычъ подбоченился. Вавило началъ соображать и заключилъ такъ, что ежели онъ не женится на Раиснньк, то дйствительно хозяинъ не дастъ ему ни синя-пороха, а если женится, то ничего не потеряетъ. Невсты равныя, деньги у обихъ равныя, да еще на сторон Раисыньки есть перевсъ,— она наслдница всего отцовскаго состоянія. Конечно Меркулъ Родіонычъ крпокъ какъ дубъ и еще долго проживетъ, но все таки есть надежда.
— Хочешь водки, выпьемъ?— ни съ того ни съ сего предложилъ ему хозяинъ, чтобъ посредствомъ хорошаго обращенія скорй привлечь его на свою сторону.
— Нтъ-съ, покорнйше благодарю-съ.
— Что же ршилъ?
— Ршилъ-съ. Извольте, тятенька, я согласенъ.— И Вавило махнулъ рукой.
Отецъ, благодтель и хозяинъ обнялъ его и подумалъ, ‘попался, голубчикъ’.
Медвдь и рдька, виднные Раисынькой во сн были, какъ говорится, сномъ въ руку. Черезъ мсяцъ состоялась ея свадьба съ Вавилой. По заведенному изстари обычаю, въ двишникъ, жениху были вручены дв тысячи рублей, то есть не деньги, а ключъ отъ комода изъ приданаго невсты, куда заперли деньги. Вотъ какъ это было. Вечеромъ Меркулъ Родіонычъ призвалъ Вавилу, далъ ему сосчитать дв тысячи рублей, веллъ запереть ихъ въ верхній ящикъ комода и взялъ себ ключъ.
— Завтра все это принесутъ на квартиру!
Вавило поцаловалъ будущаго тестя и отправился домой, потирая руки и думая: ‘слава Богу, разсчитался съ нимъ,— прожженая бестія, не клади въ ротъ пальца, откуситъ’.
Такъ же точно, только часа три пустя, потиралъ руки Меркулъ Родіонычъ и думалъ: ‘обдлалъ на чистоту, зашибъ полторы тысячки’!
Ночью, когда вс легли спать и невста мечтала о завтрашнемъ дн, о томъ, какъ бы ей первой стать во время бракосочетанія на розовую тафту и черезъ это, по примт нкоторыхъ, имть верхъ надъ мужемъ, Меркулъ Родіонычъ подошелъ къ комоду, отперъ его вторымъ ключомъ, который былъ у него приготовленъ заране, вынулъ оттуда полторы тысячи и, оставивъ пятьсотъ рублей, снова заперъ комодъ. Все это онъ сдлалъ не безъ робости, хотя кром сраго кота, сидвшаго въ углу, никто не видлъ его продлки.
Свадьба была довольно парадная. Поползновеніе невсты — встать на розовую тафту не удалось, женихъ удержалъ ее и всталъ прежде самъ. Когда дьяконъ крикнулъ: ‘а жена да боится своего мужа,’ Вавило наклонился къ жен и шепнулъ:
— Слышите, Раиса Меркуловна, что дьяконъ-то говоритъ?
За обдомъ было выпито много вина, вечеромъ трое подрались изъ-за картъ, одному подбили глазъ, двухъ гостей, напившихся до послдней границы безобразія, выпихали за двери и наколотили въ шею. Въ пятомъ часу новобрачные отправились домой. Меркулъ Родіонычъ порядочно подвыпилъ, въ эту ночь ему снился снова тотъ же страшный сонъ, штукъ десять бсовъ, съ рожами какъ дв капли воды его зять Вавило, таскали его за волоса и душили.
Встревоженный, Меркулъ Родіонычъ тотчасъ же проснулся, онъ уже по опыту зналъ, что сонъ этотъ — скверный сонъ.
На другой день посл свадьбы, молодые пріхали съ визитомъ. На Вавил лица не было: онъ былъ блденъ, волоса растрепаны.
— Тятенька, пожалуйте сюда на пару словъ, сказалъ онъ.
— Что съ тобой, зятюшка? хладнокровно спросилъ его Меркулъ Родіонычъ.
— Тятинька, вдь въ комод-то только пятьсотъ рублевъ куда же полторы-то тысячи двались?
— А я почемъ знаю, вдь ты самъ сосчиталъ дв тысячи и самъ заперъ ихъ:
— Евто точно, тятенька, только можетъ ихъ у васъ выкрали?
— А можетъ и у тебя выкрали. Впрочемъ, теперь это не мое дло: я все сдлалъ на чистоту…
— Какже евто, тятинька, вдь евто гршно-съ?.. Вдь вы старый человкъ, подумайте,— вдь умирать придется.
— Чмъ же я-то виноватъ? я знать ничего не знаю, вдать не вдаю…
— Евто, тятинька, ваши штуки-съ, евто вы выкрали деньги, отдайте скорй… можетъ вы опять шутки строите…
— Ахъ ты мерзавецъ! завопилъ Меркулъ Родіонычъ, кричалъ, кричалъ, ругался, ругался и выгналъ изъ своей квартиры зятя.
— Помните, тятинька, вдь ваше дтище у меня въ рукахъ, ей же хуже будетъ… Кажиный день, что только поутру глаза откроетъ, бить буду, пока вы всхъ денегъ сполна не отдадите, посл покаетесь! кричалъ Вавило, выходя изъ квартиры тестя.
Дйствительно, дтище, Меркула Родіоныча было въ рукахъ Вавилы, тотчасъ же по прізд домой онъ изрядно побилъ ее и послалъ къ отцу просить денегъ.
Къ вечеру она возвратилась безъ успха. На другой день та же церемонія повторилась, но успха тоже не было. Цлая недля медоваго мсяца прошла въ гимнастическихъ упражненіяхъ рукъ Вавилы на бокахъ и ше его супруги. Каждый день единородная, избитая дщерь являлась къ отцу и со слезами, вмст съ матерью въ два голоса, вымаливала у него деньги, только уже не полторы тысячи, а дв: Вавила требовалъ съ процентами. Наконецъ, черезъ семь дней, сердце чадолюбиваго тятеньки размякло: онъ внялъ мольбамъ дочери, и взявъ съ собою дв тысячи, понесъ ихъ зятю. Черезъ полчаса они помирились, даже выпили по рюмк водки, черезъ часъ Меркулъ Родіонычъ возвращался домой и самъ съ собою разсуждалъ такъ: ‘хоть и подлая, хитрая бестія этотъ Вавило, а изъ него выдетъ прокъ.’