Таинственная монахиня, или Обитель Св. Колумба. Часть первая, Рош Регина-Мария, Год: 1814

Переводы
Время на прочтение: 58 минут(ы)
Скачать в PDF

ТАИНСТВЕННАЯ МОНАХИНЯ,
ИЛИ
ОБИТЕЛЬ Св. КОЛУМБА.

ИСТИННОЕ ПРОИЗШЕСТВІЕ.

Переводъ съ французскаго.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

МОСКВА,
ВЪ ТИПОГРАФІИ Н. С. ВСЕВОЛОЖСКАГО.
1816.

Печатать дозволяется съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска въ публику, представлены были въ Ценсурный Комитетъ одинъ экземпляръ сей книги для Ценсурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства Народнаго Просвщенія, два экземпляра для ИМПЕРАТОРСКОЙ публичной Библіотеки и одинъ для ИМПЕРАТОРСКОЙ Академіи Наукъ. Сентября 16 дня, 1807 года, книгу сію разсматривалъ Ординарный Профессоръ и Ценсоръ

ВИЛЬГЕЛЬМЪ РИХТЕРЪ.

ПРЕДИСЛОВІЕ

Отъ Издателя.

Я выдаю въ свтъ исторію, которая, несмотря на чрезвычайныя приключенія, въ ней заключающіяся, совершенно справедлива.
Бумаги, содержавшія въ себ вс сіи подробности, попались мн въ руки страннымъ случаемъ. Я нашелъ ихъ въ такомъ безпорядк, что почти не возможно было ихъ разобрать, однако же по продолжительномъ труд достигъ до того, чтобъ сдлать понятною для читателя всю связь сей исторій. И про’ чемъ я ничего не перемнялъ, ничего не поправлялъ. Графъ Стефано самъ описалъ начало сего приключенія, все остальное руки духовника, монахинь обители Св. Колумба. Что покажется недостаточнымъ и не яснымъ въ первой Части, будетъ истолковано во второй.—

ТАИНСТВЕННАЯ МОНАХИНЯ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ПИСЬМО

Отъ Графа Стефано къ Маркизу Спаладзи.

Ты готовишься, какъ сказываютъ, возвратиться въ свое отечество. И безъ сомннія, первое твое стараніе будетъ отыскать въ ономъ Графа Стефано, сего бывшаго нкогда другомъ, товарищемъ твоего дтства…. Ты уже не найдешь тамъ его… Ужасный судъ!… Но я заслуживаю нкоторымъ образомъ бдственную свою учесть, хотя по справедливости не долженъ быть полагаемъ въ числ злодевъ, коихъ казнь я раздляю. Узнавъ о моей судьб по народному романисты устыдиться, можетъ быть, что былъ нкогда знакомъ со мною… Ахъ! не врь всмъ случаямъ!… Не спши осудить меня съ излишнею строгостію. Ты единый, въ памяти котораго я желалъ бы еще жить, и дабы сохранить мсто въ оной, посылаю къ теб точное и искреннее описаніе всего случившагося со мною, посл нашей разлуки я длалъ сіи записки въ разныя времена, въ теперешнемъ моемъ положеніи, я не въ состояніи привести ихъ въ порядокъ, но ты легко въ томъ успешь, и увидишь по крайней мр, изъ оныхъ, что я не совсмъ недостоинъ твоей жалости.
Когда ты будешь читать сіи строки, то теченіе дней моихъ кончится. Смерть грозитъ поразить меня, она повелваетъ мн готовиться за нею слдовать. Я могу только располагать нсколькими часами, и теб ихъ посвящаю. Чувство новое, неизвстное мн досел, родилось во мн: вс члены мои трепещутъ, жилы стягиваются, нкій гласъ гремитъ, довольно подаетъ поводъ къ разговорамъ черни, зачмъ представлять ей, моею казнію, новое позорище ужаса. Съ недавняго времени столь часто видятъ подобныя, что уже вс стали къ онымъ нечувствительными. Почто унижать еще боле домъ нашъ? Увы! онъ и такъ уже потерялъ свой блескъ! лучше въ тайн оставитъ свтъ, переставшій помышлять обо мн. Минута разрушенія моего приближается, я не могу уже считать часами пространство, отдляющее меня отъ вчности. Такъ протекаетъ жизнь человческая, умъ нашъ занятъ тысячью различныхъ предметовъ, мы устремляемъ взоры на будущее, не замчая, что достигаемъ уже цли за которую никто переступить не можетъ.
Я слышу голосъ своего духовника? онъ идетъ готовить меня къ долговременному пути, въ который я пускаюсь.— Прости!— Прости на вки!

Другъ твой Графъ Стефано.

Въ Замк Веніо, близь Неаполя, 11 Ноября 1799 года, въ день моей казни.

ЗАПИСКИ.

‘Вы мн знакомы, но я не могу вспомнить, гд я васъ видалъ,’ говорилъ я въ Венеціи одному молодому человку ль черномъ плать и въ длинной красной епанч, который въ его время, выходилъ изъ гондолы, и также пристально на меня смотрлъ какъ бы стараясь вспомнить черты мои.
‘Вы мн также не безъизвстны,’ отвчалъ онъ мн съ видомъ дружества, ни естьли я не ошибаюсь, то вы Графъ Стефано.’
‘А вы, какъ я думаю, господинъ Зампони.’
‘Точно такъ, графь, сказалъ онъ мн, пожимая мою руку. Я очень радъ, что вы не забыли стариннаго вашего друга.’
‘Мн невозможнобь было забыть васъ, но откуда вы вдругъ здсь явились!’
‘Тише, Графъ, вы забыли, что мы находимся середи улицы, и тысяча ушей васъ подслушиваютъ. Я побываю у васъ въ слдующую ночь, ибо имю важныя извстія.’
‘Но знаете ли, гд я живу?’
‘Я постараюсь это узнать.’
и съ поспшностію удалился за мостъ. Мн очень нужно было увидться съ симъ человкомъ, я не сомнвался, чтобъ онъ не былъ въ состояніи увдомить меня обо многихъ вещахъ, но не зная, захочетъ ли онъ сказать мн правду, и къ тому жъ не бывъ увренъ придетъ ли онъ ко мн. Я постараюсь узнать вашу квартиру, сказалъ онъ оставляя меня. Сіи слова ничего врнаго не общали. Бывъ погруженъ въ глубокія размышленія, я долго бродилъ по берегу канала, обгалъ глазами вс гондолы, ничего не видя. Столь занятъ былъ сею встрчею. Я догадывался, что Герцогъ Гравина проникнутъ тайну любви моей къ его дочери, хотя всегда длалъ видъ, что оной не замчаетъ, Тысяча причинъ заставляли меня подозрвать, что онъ навлекъ мн вс непріятныя приключенія, коихъ едва не учинился я жертвою, и которыя хотя по видимому нимало неотносились къ любви моей, но имли на оную величайшее вліяніе. Герцогъ изъ политическихъ выгодъ назначилъ дочь свою Принцу де ли Роче, однако не хотлъ отказать мн явно въ рук ея, бояся тмъ нарушить дружбу, соединявшую наши домы: дружбу для него весьма нужную. И такъ онъ притворился, что не знаетъ связи моей съ его дочерью, но непримтнымъ образомъ старался разорвать оную. Онъ надялся, что со временемъ Полина возъиметъ склонность къ Принцу, и ршится вступить съ нимъ въ бракъ, но былъ увренъ, что представя его въ качеств жениха, самъ вс мры свои уничтожитъ, ибо дочь его непремннобъ почувствовала отвращеніе къ рушителю нашего блаженства, почему и уговорилъ онъ Принца, скрыть свои намренія, и принять на себя видъ не искателя, но утшителя. Мы не могли избжать стей ихъ: поединокъ, въ который вступить я нашелся принужденнымъ, былъ первый шагъ ими сдланный для разлученія нашего. Герцогъ съ такимъ жаромъ защищалъ меня въ семъ дл, что мы никакъ не подозрвали кона, прошивъ васъ сооруженнаго. Однако не смотря на мнимое покровительство отца моей любовницы, я долженъ былъ удалиться и прибылъ въ Венецію’ Со времени пребыванія моего въ семъ город, вообразилъ я множество различныхъ обстоятельствъ, и началъ сомнваться въ искренности Герцога.
По удаленіи моемъ отъ двора, я не получалъ никакого извстія, и сіе самое увеличивало во мн любопытство, видть Зампони, и распросить его.
День показался мн несносно продолжительнымъ. Я ожидалъ приближенія ночи съ нетерпніемъ страстнаго любовника, и какъ скоро темнота повсюду распространилась, то торопился домой.
‘Вы очень къ стати пришли, сказалъ мн мой слуга. Я чрезвычайно былъ напуганъ.’
‘Чмъ?’ спросилъ я его съ удивленіемъ.
‘Вашъ бaтюшка сей часъ здсь былъ.’
‘Мой батюшка! не съ ума ли ты и сошелъ!’
‘Нтъ, Графъ! я точно видлъ вашего батюшку, который теперь лишь только отсюда вышелъ.’
‘Невозможно. Мой отецъ находится на краю гроба.— Можетъ быть нтъ уже его боле на свт. Къ тому жь ему совершенно неизвстно мсто мое’ го, пребыванія, какимъ образомъ онъ могъ оное открыть!’
‘Я васъ точно увряю, что онъ здсь былъ.’
‘Другъ мои, ты повредился въ ум.’
‘Клянусь вамъ!’
‘Но естьли ты его видлъ, то безъ сомннія онъ говорилъ съ тобою.’
‘Ничего. Онъ слъ за письменный вашъ столикъ, долго писалъ, и удалился, не сказавъ ни слова.’
Побуждаемый невольнымъ движеніемъ, я, приближился къ столику. Узнавъ почеркъ дражайшей его руки, я держалъ бумагу не смя врить глазамъ своимъ, но по прилжномъ разсматриваніи увидлъ, что то не мечта была, началъ читать, и упалъ безъ чувствъ. Стараніями слуги моего я скоро пришелъ въ себя, и думалъ, что выхожу изъ мучительнаго сна, но роковое письмо удостоврило меня, что я находился въ заблужденіи. Оно выпало изъ рукъ моихъ во время обморока, я его поднялъ и многократно перечитывалъ, въ чрезвычайномъ волненіи. Вотъ что оно въ себ заключало:

Несчастный!

‘Отвратя слухъ свой отъ гласа разсудка, ты гонится за обманчивыми призраками. Ты всмъ пожертвовалъ слпой своей страсти, презрръ просьбы отца и благоразумные совты, которые моглибъ еще спасти тебя. Расторгнувъ священнйшіе узы, ты скитаешься по свту, не помня даже, что имешь семейство. Продолжай!— безумная твоя дерзость приведетъ тебя къ поносной смерти — изъ вратъ вчности, умирающій отецъ, изрекаетъ проклятіе на главу твою.’
Я походилъ на человка, пораженнаго громомъ. Сіе письмо возмущало во мн вс чувства, и сердце мое сильно билося.—
‘Какъ вошелъ отецъ мой?’ спросилъ я своего слугу, успокоясь нсколько.
‘Я сидлъ, отвчалъ онъ мн, въ этой комнат съ книгою въ рукахъ, какъ вдругъ услышалъ дверь тихо отворяющуюся, я поднялъ глаза, и увидлъ входящаго вашего батюшку.— Гд мой сынъ? спросилъ онъ громкимъ голо’ сомъ — Его нтъ дома. Не сказавъ боле Ни слова онъ слъ на то мсто, гд вы теперь, написалъ нсколько строкъ, и тотчасъ удалился, продолжая хранитъ молчаніе. Я слдовалъ за нимъ глазами до самой лстницы, тутъ онъ вдругъ исчезъ, и я не знаю въ которую сторону онъ пошелъ,’
‘Но разв ты не видалъ, какъ сошелъ онъ со двора?’
‘Я потерялъ его изъ вида.’
Я не могъ выдти изъ своего удивленія: отецъ мой былъ у меня! Онъ, котораго подагра съ давняго времени лишила употребленія ногъ, такъ что не иначе могъ переноситься съ одного мста на другое, какъ помощію креселъ ни колесахъ, наконецъ, которому совершенно неизвстно, куда я укрылся посл своего побга. Но письмо сіе точно руки его, невозможно никому другому столь хорошо подражать его почерку. Я выслалъ своего слугу, и терялся въ своихъ размышленіяхъ, не въ состояніи будучи ни на одномъ остановиться. Межъ тмъ ночь наступила, а Зампони не являлся. Я взялъ книгу, но не въ силахъ былъ прочесть ни страницы. Я находился боле четырехъ засовъ, въ семъ непріятномъ положенія, какъ легкій шорохъ заставилъ меня поднять глаза. Передо мною висло зеркало — и въ ономъ показался мн образъ ожидаемаго мною человка, я съ торопливостію обернулся назадъ, ко никого не было.
‘Что вы смотрите. Графъ?’ спросилъ Зампони, стоявшій подл меня.
‘Я васъ искалъ глазами.’
‘Я уже здсь больше часу, но боялся вамъ помшать.’
‘Какъ же вы вошли въ эту комнату?’
‘Самымъ простымъ образомъ — въ двери.’
‘Какъ? не сдлавъ ни малйшаго шума?’
‘Вы знаете, что я всегда онаго избгаю.’
Я васъ ожидалъ съ большимъ нетерпніемъ: приступимъ къ длу.
Прежде всего позвольте мн сдлать вамъ вопросъ: ‘въ безопасности ли мы здсь у и не можетъ ли насъ кто подслушать?’
‘Нтъ — никто.’
‘Но скажите мн, расположены ли вы говорить со мною искренно? Я очень знаю, что вы можете подать мн вс нужныя свденія, лишь бы только захотла отвчать прямо на мои вопросы.’
‘Клянусь вамъ честію, что ничего не скрою.’
Мы сли на канапе, и Зампони спросилъ меня: о чемъ желаю я быть увдомленнымъ.— Вы знаете предметъ меня занимающій.— Вамъ извстно, что Полина дороже, мн моей жизни: и такъ скажите, въ какомъ она положеніи, что она длаетъ, не, разстроено ли ея здоровье, и сердце ея мн ли еще принадлежитъ.
Вотъ куча вопросовъ, которые трудно упомнить! если вы будете продолжать ихъ длать, не давая мн времени отвчать, то подвергнетесь опасности, остаться въ своемъ невденіи.— Полина жива, здоровье ея, кажется, въ столь же хорошемъ состояніи, какъ и ваше, и если вы хотите съ нею видться, то перездъ пятидесяти двухъ миль доставитъ вамъ къ тому способъ’
‘Правду ли вы говорите? а любовь ея?’
‘По видимому, въ прежней сил, ибо портретъ вашъ находится въ ея комнат.’
‘Но Принцъ де ла-Роче?’
‘Все еще пользуется покровительствомъ отца, обожаемой вами особы.’ Но начнемъ наше повствованіе съ той минуты, какъ удалились вы отъ двора, Вы всегда щитали, что согласіе ваше съ Принцессою никому незамтно, но обманывались въ своемъ мнніи’ ‘Любовники сколь бы ни были осторожны, тысяча маловажныхъ обстоятельствъ имъ измняютъ. Коварнйшая женщина при двор, Маркиза Луиджи возымла подозрнія: она наблюдала вс наши движенія, и сомннія ея обратились къ достоврность, когда увидла она вашъ портретъ на груди Полины. Чрезъ нее Герцогъ обо всемъ узналъ, и она вымыслила хитрость для разлученія на’ тихъ сердецъ, съ видомъ равнодушія начали описывать ей васъ гнуснйшими красками, и въ тоже время вовлекали васъ въ разные проступки, въ коихъ по наружности всегда вы виновными. Наконецъ достигли предполагаемой цли, принудивъ васъ удалишься по причин поединка, въ которомъ одержали вы верхъ надъ своимъ противникомъ. Принцесса долго отвращала слухъ отъ гласа очерняющей васъ клеветы, отъ времени чувства ея стали къ вамъ ослабвать. Зная все происходящее, я въ молчаніи примчалъ за нею, и ршился испытать, не могу ли сохранишь для васъ ея сердца. На одномъ бал я слъ подл нее: смятеніе души ясно изображалось на ея лиц. ‘Сей праздникъ не очень васъ утшаетъ,’ сказалъ я ей весьма тихо. (Она узнала меня по голосу.) ‘Не Зампони ли вы?’ Снимите маску (я повиновался.) ‘Вы не сшибаетесь, другъ Графа Стефано иметъ честь говоритъ съ вами, я — ‘Какая его участь?’ — Онъ страдаетъ и молчитъ.— Произнеся сіи слова я ее оставилъ, но увренъ былъ, что он подйствуютъ, и въ томъ обманулся.— Нсколько минутъ спустя, я почувствовалъ легкій ударъ по плечу, оглянулся, и увидлъ молодую, и рзную Фрозину, повренную Принцессы. ‘Подите въ звринецъ, сказала она мн на ухо, вы найдете тамъ близь водоема особу, желающую тайно съ вами переговорить.’ Я пошелъ въ назначенное мсто, и узналъ Полину, увидлъ, что догадки мои были справедливы. Вы одни составляли предметъ нашего разговора. Я открылъ ей гнусныя средства, употребленныя для разлученія вашего, и кончилъ симъ восклицаніемъ: ‘Сеи адскій заговоръ прекратитъ дни несчастнаго Графа.’ — Я столькожъ, какъ и онъ страдаю, сказала Лолина, да научится онъ, подобно мн, переносить съ твердостію вс гоненія.— Я опасаюсь, чтобъ онъ не умеръ подъ бременемъ горести, когда узнаетъ о брак вашемъ съ Принцемъ дела Роче.— Никогда, никогда не получитъ онъ моей руки! Знаете ли убжище вы вашего друга.— Нтъ! ибо не имю Объ немъ никакаго извстія.— Когда вы оное откроете, то доставте къ нему сей залогъ моей любви. Сказавъ сіи слона, она отрзала одинъ изъ Локоновъ, разввающихся по груди ея, и мн оный вручила.— Потомъ Принцесса возвратилась въ танцовальную залу, а я спустя нсколько времени за нею послдовалъ — Гд же сей драгоцнный даръ любезной моей Полины?— Вотъ онъ!— и подалъ мн шелковый кошелекъ! я развязалъ его, орошалъ слезами, покрывалъ пламенными поцелуями волосы въ немъ находившіеся. Зампони продолжалъ.
‘Принцъ дела Роче горя нетерпніемъ, видть любовь свою увнчанною, удвоилъ гоненія. Принцесса часъ отъ часу боле его ненавидвшая, вскор впала въ опасную болзнь. Я готовился тогда оставить дворъ, но она просила меня черезъ Фрозину, отсрочишь мой отъздъ, дабы имла она при себ хоть одного изъ вашихъ друзей. Въ одинъ вечеръ я занимался важными письмами’ какъ легкій стукъ у воротъ прервалъ мои упражненія. Вс мои люди уже спали: я изъ окна спросилъ, кто стучался? Отоприте, отвчалъ мн женскій голосъ. Я схожу въ визъ, и судите о моемъ удивленіи — когда я увидлъ Принцессу въ мужскомъ плать. Короткій темнинькій сюртукъ, желтый камзолъ, сапоги и круглая шляпа, составляли весь ея нарядъ, и въ семъ одяніи она показалась мн въ тысячу ризъ прелестне.— Я почиталъ васъ больною, сказалъ, узнавъ ее.— Молчите, отвчала она, васъ могутъ здсь услышать Отведите меня въ свою комнату. Лишь только мы туда пришли, то она начала такимъ образомъ: ‘О любезный Зампони! спасите меня, помогите мн въ моемъ бгств! время дорого, и я должна удалиться, какъ можно скоре!’ — Что побуждаетъ васъ къ такому странному поступку?’ ‘Любовь и отчаяніе.’ — Я не въ силахъ видть въ Принц супруга, хочу бжать, хочу соединиться съ Графомъ.— Но какъ произвести въ дйствіе подобное предпріятіе? Убжище его мн неизвстно, то помыслите, какимъ подвергнемся мы опасностямъ не имя врной цли! безъ сомннія ничего неупустятъ, чтобъ открыть слды ваши. Принцъ и Герцогъ будутъ писать ко всмъ дворамъ, и ненайдется такого мста, гдбъ могли мы укрыться отъ ихъ поисковъ. Что будетъ съ нами, если васъ настигнутъ? И такъ я почитаю, что вы поступите благоразумне, продолжая еще нсколько времени казаться больною. Какъ болзнь ваша неистинная, то вы можете продлить ее сколько, угодно, а я между тмъ постараюсь отыскать Графа. Съ завтрашняго дня оставлю столицу, и тотчасъ васъ о себ увдомлю. Заклинаю васъ, не разрушайте сами своего благополучія, возвратитесь во дворецъ. Мн весьма было трудно уговорить ее къ тому: наконецъ она повиновалась гласу разсудка, уступивъ моимъ прозбамъ. Вы знаете потаенную лстницу ведущую изъ дворца на площадь, находящуюся передъ театромъ. Чрезъ нее она ушла, чрезъ нее проводилъ я ее обратно, Фостина встртила насъ въ величайшемъ смятеніи. ‘Все открыто’ вскричала она: вы, Зампони поспшите удалиться, вс подозрнья. пали на васъ, и посылаютъ освидтельствовать вашъ домъ. Я торопился возвратиться къ себ, все еще тамъ было спокойно. Я спряталъ свои бумаги, раздлся и легъ. Малое время спустя начали сильно стучать въ вороты: я притворился пробужденнымъ отъ глубокаго сна, и ничего не понимающимъ въ вопросахъ ихъ о Принцесс. Посланные везд осматривали, и ненашедъ нечего, удалились. Между тмъ Полина поспшила лечь къ постелю, и Фостина послала за докторомъ, подъ шмь предлогомъ, что болзнь Принцессы усилилась. Вс сбжались къ ней, и съ крайнимъ удивленіемъ, увидли Полину въ постел, на которой за нсколько минутъ никого не было. Спрашивали, откуда она пришла. Но она увряла, что не выходила изъ своей комнаты, я казалась весьма страждущею. Ничего не могли понять въ семъ приключенія: смятеніе и замшательство повсюду царствовало. Принцъ, жившій на одной сторон дворца съ Полиною, и терзаемый любовью и безпокойствомъ, не могъ наслаждаться сномъ: онъ видлъ ее выходящею, и всхъ встревожилъ симъ извстіемъ. Онъ съ клятвою утверждалъ, что не сшибся. Принцесса стояла въ противномъ, и загадка осталась нершенною. На другой день Фостина доставила ко мн (извстіе) письмо, въ которомъ совтовали мн остерегаться и скоре ухать что я въ тотъ же вечеръ и исполнилъ.
И такъ вы незнаете что послдовало съ моею Полиною?— Хотя я оставилъ столицу, но не терялъ ее изъ вида. Однако же не могу вамъ дать врныхъ свденій, а ручаюсь только, что Герцогъ начинаетъ раскаеваться, въ общаніи своемъ Принцу де ла Роче, и если бъ вы находились теперь при двор, особливо сдлавшись посл смерти вашего отца обладателемъ.—
‘Что вы говорите? разв отецъ мой умеръ? давно ли?’
‘Назадъ тому шесть часовъ.’
‘Вы приводите меня въ изумленіе.’
‘Что жъ тутъ удивительнаго, что больный разстался съ жизнію?’
‘Ничего — но чрезъ кого вы узнали?’ Боже мой! вы станете также спрашивать, чрезъ кого я узналъ, что и Полина опасно больна, что отчаиваются въ ея выздоровленіи.’
‘Полина! не сію ли минуту вы сказывали что она въ пятидесяти двухъ миляхъ отсюда?
‘Точно такъ! и теперь тоже повторяю.— Въ вашихъ словахъ такія противорчія, которыябъ я желалъ чтобъ вы мн объяснили. Положимъ вопервыхъ, что я подлинно имлъ несчастіе потерять отца моего назадъ тому шесть
!!!!!!!!Пропуск29-30
‘Зампони! остановись, мн кажется, что мы не понимаемъ другъ друга.’
‘О! я очень васъ понялъ. Простите!’
‘Но для имени Бога, объясни мн свое намреніе.’
‘Чтобъ предпринять оное, нужно благоразуміе, а для совершенія потребно одно лишь мужество.’
‘Когда такъ, то ты можешь на меня положиться. Но братъ мой?’
‘Полина и вс богатства вашего дома, вотъ награды васъ ожидающія! если будете имть довольно смлости.’
‘Но братъ мой?)’
‘Шесть лтъ находится онъ въ отсутствіи и никто незнаетъ что съ нимъ сдлалось. Вы ближайшій по немъ наслдникъ, начните тмъ, чтобъ вступить въ управленіе всмъ имніемъ: если онъ явится, то и тогда успете вы съ нимъ раздлаться. Если же навсегда онъ удалился, то вы останетесь покойнымъ обладателемъ.’
‘Все это очень хорошо. Но Герцогъ? Данное имъ слово? Принцъ? Изъясни мн, какія должно употребитъ средства, чтобъ вс сіи препятствія уничтожить?’
‘Есть тысяча средствъ, чтобъ сдлать невозможнымъ исполненіе данныхъ общаній.’
‘Какія же он?’
‘Время вамъ ихъ покажетъ.’
‘Гд находится Полина?’
‘Наврное въ столиц.’
‘Что же хотли вы сказать чрезъ перездъ пятидесяти двухъ миль, который доставитъ мн способъ съ нею видться?’
‘Я хотлъ чрезъ то сказать, что въ семь разстояніи, вы можете получить дальнйшія свднія объ участи вашей любезной’ Я сообщалъ вамъ все что зналъ, но въ упоминаемомъ мною мст, есть уединенный загородный домъ, гд хозяйка обстоятельне обо всемъ извщена. Вотъ письма отъ Полины, она поручила мн вамъ ихъ отдать. Отвчайте на нихъ, если заблагоразсудится. Завтра я самъ къ ней пишу, и вмст съ своимъ письмомъ перешлю и ваши. Простите!’ Онъ положилъ письма на столъ, и поспшно удалился.
Трудно описать положеніе, въ которомъ я находился. Зампони удовлетворилъ любопытству моему во всемъ касающемся до Полины. Но я никакъ не могъ отгадать, какіе длалъ онъ планы для доставленія мн ея руки. Къ тому жъ братъ мой не выходилъ у меня изъ мыслей. Я не понималъ, какъ умлъ укрыться отъ всхъ этихъ поисковъ, и чрезъ цлые шесть лтъ держать насъ въ совершенной неизвстности о своей судьб, тщетно ломалъ я себ голову, все казалось для меня непостижимымъ. ‘Подлинно ли умеръ отецъ мой?’ Лта его и слабость длали случай сей довольно вроятнымъ. Но откудажъ взялось письмо, лежащее предо мною? Я опять взялъ оное, и чмъ внимательне разсматривалъ, тмъ боле утверждался, что оно точно его рукою писано. ‘Уже шесть часовъ, какъ нтъ его на свт,’ сказалъ мн Зампони, а тогда была полночь, я возвратился домой въ начал седьмого, и узналъ отъ слуги, что батюшка былъ у меня за нсколько минуть. Это составляло ровно шесть часовъ разницы. Холодный потъ выступилъ на лиц моемъ. Я не имлъ предразсудковъ, но сія записка, сей почеркъ, столь мн извстныя, все приводило меня въ нкоторый ужасъ, коего я не въ силахъ былъ преодолть. Безползно стараясь выпутаться изъ сего лабиринта, я наконецъ предоставилъ времени, объяснить странное сіе произшествіе.
Я взялъ со стола волосы и письмы моей Полины — разпечаталъ послднія — пожиралъ ихъ — каждое слово изображало нжнйшую любовь. Я многократно ихъ перечитывалъ, прижималъ къ своему сердцу — орошалъ слезами, и вознамрился на каждое отвчать. Упражненіе сіе заняло меня до половины слдующаго дня.— Я долженъ былъ сообщить тысячу пещей. Но когда все кончилъ, то показалось мн, что обо многомъ еще умолчалъ. Я вс бумаги запечаталъ въ одинъ пакетъ и ожидать Зампони, который пришелъ посл обда взялъ мои письма, завернулъ ихъ вмст съ своими, надписалъ на имя Принцессы, и приложилъ къ нимъ свою и мою печать. Пенсомъ сдлалъ еще нсколько обвертокъ, которыя печаталъ одну за другою, и надписывалъ на разныя имена. За Принцессою слдовала Фостина, ея повренная, потомъ первая оперная пвица, за нею театральный шутъ, ничмъ инымъ не занимающійся, какъ только своими ролями, а послдняя надпись была сдлана въ кантору богатйшаго купца, и по всмъ признакамъ казалось, что пакетъ заключалъ въ себ бумаги принадлежащія къ торговымъ дламъ. Принявъ вс нужныя предосторожности, Зампони позвалъ одного изъ моихъ людей, и веллъ сей пакетъ отнести на почту. Примтно было, что онъ не расположенъ возобновлять со мною вчерашній разговоръ.
‘Я спросилъ его, можетъ ли онъ сказать мн что нибудь о намреніяхъ Принца де ла Роче?’
‘Позжайте въ Урбино, и тамъ вы получите вс свденія, какія только пожелаете имть. Особа, о которой я вчера вамъ говорилъ, лучше меня удовлетворитъ нашему любопытству. Однакожъ совтую вамъ быть съ нею очень осторожную она удивительная прелестница, красота ея могла бы тронуть и Ганнибала, никто не въ состояніи противишься ея краснорчію, и вы конечно не встрчали еще женщины, которая бы имла подобный умъ — къ тому жъ она вдова — едва достигла осмнадцати лтъ — во всемъ блеск красоты — поступокъ пріятный, разговоръ очаровательный — нтъ — всякая женщина будетъ помрачена ею, если ‘длать между ими сравненіе.’
‘Но знаетъ ли она меня?’
‘Не думаю, это не нужно, ваше обращеніе и знаніе свта заставляютъ забывать, что вы незнакомы тмъ, которые въ первый разъ васъ видятъ, поговоривъ съ вами полчаса, всякія думаетъ, что уже лтъ десять иметъ удовольствіе знать васъ.’
‘И такъ вы меня къ ней представите?’
‘Кажется, Графъ Стефано не иметъ нужды въ представленіи.’
‘Гд ея жилище?’
‘Позжійте прямо въ Урбино, тамъ мы увидимся, и подробне обо всемъ переговоримъ. Что касается до меня, то я въ сію же ночь отъзжаю.’
‘Къ чему такая поспшность?’
‘Необходимость сего требуетъ. Должайшее пребываніе въ Венеціи могло бы сдлаться для меня пагубнымъ, прежде, нежели взойдетъ солнце, я далеко уже буду. Простите! мы увидимся въ Урбино.’
‘Онъ ушелъ, оставя меня въ величайшемъ недоумніи, я зналъ его и очень былъ увренъ, что ему совершенно извстно, все до меня касающееся, за чмъ же отсылать меня къ незнакомой, чтобъ освдомиться о такихъ вещахъ, которыя самъ онъ могъ бы объяснить мн въ двухъ словахъ? Казалось, что онъ хотлъ сдлать участниками моей тайны больше людей, нежели сколько нужда того требовала, и сіе приводило меня въ крайнее замшательство. Я ничего не надялся отъ сей вдовы. Описаніе же сдланное оной, заставило меня страшиться, а не желать ея знакомства. Весьма опасно раздражать любовь и гордость молодой женщины, а сіе могло бы случится со мною, если бы вошло ей въ мысль, приковать меня къ своей колесниц, чтобъ возторжествовать надъ Полиною, и тогда я, или Полина, учинились бы жертвою ея мщенія. Сіи причины ршили меня не искать свиданія съ нею, но одно обстоятельство принудило перемнить сіе намреніе.
Во время пребыванія моего въ Венеціи, я познакомился съ однимъ молодымъ Грекомъ. Я зналъ только, что онъ повренный по торговымъ дламъ знатнйшаго купца въ Рагузахъ, что онъ былъ два раза въ Смирн и Каир, и недавно возвратился изъ Константинополя. Насколько времени спустя по отшествіи Зампони, сей молодой купецъ прислалъ проситъ меня, чтобъ я позволилъ ему къ себ притти. Мн нужно было развлеченій, и такъ я отвчалъ, что приму его съ удовольствіемъ. Онъ пришелъ, и посл нкоторыхъ привтствій, казался, готовился объявить причину своего посщенія На лиц его видно было уныніе, которое примтнымъ образомъ усугублялось, и сіе тмъ странне для меня было, что я всегда видалъ его въ столь веселомъ дух, что онъ занималъ собою вс общества, въ коихъ я съ нимъ встрчался. ‘Васъ что нибудь безпокоитъ,’ сказалъ я наконецъ, чтобъ подать ему поводъ открыть мн свое сердце, если онъ имлъ сіе намреніе.— ‘Вы правы, Графъ! отвчалъ онъ, простите несчастнаго, дерзнувшаго утруждать васъ своими жалобами.’ Считая васъ честнымъ человкомъ, съ которымъ можно говорить искренно, надюсь, что если вы не въ силахъ будете помочь мн, то по крайней мр не употребите во зло моей довренности.— Будьте уврены, что мое къ вамъ расположеніе заставить меня сдлать для васъ все, что отъ меня зависитъ.— Можетъ быть я осмлюсь взятъ васъ за слово, сказалъ онъ съ нкоторымъ смущеніемъ, однако если неоткажете вы мн помощи, то хотя не откажите въ своемъ сожалніи, узнавъ о моемъ несчастіи, вы сами ршите, заслуживаю ли я и то и другое. Я никому еще не открывалъ своего: сердца, но сего дня одно обстоятельство столь сильно возобновило во мн печальное воспоминаніе о моихъ потеряхъ, что мн нужно облегчить свою душу изливъ мою горесть предъ глазами друга. Правда, я подвергаюсь величайшей опасности, обвиняя такого человка, который кажется везд иметъ уши, во всхъ мстахъ въ одно время бываешь и нечувствителенъ ко всмъ наносимымъ ему ударамъ я тмъ боле долженъ страшиться, что открываясь предъ вами, совершенно неизвстенъ, какая связь васъ соединяетъ съ рушителемъ моего блаженства, и можетъ быть довренность моя предаетъ меня въ руки лютйшаго, моего врага, но, чтобъ со мною ни воспослдовало, я покаряюсь Судьб своей.—
Во время пребыванія моего въ Каир, я часто ходилъ въ домъ одного Копта {Египтянинъ принявшій Христіанскую Вру.}, который доставалъ себ пропитаніе, переписывая Арабскія и Египетскія рукописи. Онъ былъ человкъ умный, ограниченный въ своихъ желаніяхъ, и его здравый разсудокъ всегда приводилъ меня въ новое удивленіе. Онъ имлъ одну только дочь, нтъ! это былъ ангелъ въ человческомъ образ! она помогала отцу своему въ его трудахъ и занимаясь цлый день письмомъ, по вечерамъ, вмсто отдохновенія, разговаривала съ нимъ о различіи нравовъ между народами и о естественной исторіи, Я часто бывалъ свидтелемъ ихъ сужденій, столъ для меня пріятныхъ какъ и поучительныхъ. Маленькій садикъ позади дома, былъ храмъ посвященный Природ, гд обыкновенно мы собирались, подъ тнію оливковыхъ и померанцовыхъ деревьевъ, при сладостномъ пніи соловья, слушалъ я наставленіе мудрости и красоты, истекающія изъ розовыхъ устъ ангела, противъ котораго я всегда садился, судите, Графъ! сколь участь моя достойна была зависти межъ Коптами, принявшими Христіанскую вру, уединеніе и строжайшая скромность, суть такіе законы, коихъ не смютъ они нарушать, почему рдко можно видть ихъ безъ покрывала, и еще рже выходящихъ на улицу, мущин трудно къ нимъ преближиться, и это бываетъ только въ чрезвычайныхъ случаяхъ. Отецъ мой поручилъ меня сему почтенному Копту, и какъ дружба издавна ихъ соединяла, то добрый старикъ принялъ съ довренностію сына, своего пріятеля: къ томужъ бывъ увренъ въ добродтеляхъ своей дочери, онъ позволялъ мн видть ее безъ покрывала, и даже бесдовать съ нею въ его отсутствіи.— Увидть ее и полюбить было для меня одно, она соотвтствовала мн равною нжностію, въ двенатцать лтъ она уже была поразительной красоты, въ пятнадцать я поклялся ей въ вчной любви, и въ прелестнйшемъ смятеніи она подала мн свою руку, съ глазами блистающими отъ удовольствія, сіе небесное существо прижалось къ груди моей, и повторило мою клятву. О Графъ! какой день! онъ былъ благополучнйшій въ моей жизни! никогда я его не забуду. Въ то время Нилъ вступилъ въ свои предлы, и радостные крики раздавались по всмъ улицамъ, по всмъ домамъ, все улыбалось, все дышало веселіемъ вокругъ насъ, сердце мое возносилось на небеса, въ объятіяхъ своихъ держалъ я ангела, чья радость, чье счастіе могло съ моимъ сравниться? Добрый Коптъ не имлъ никакой причины противиться нашей любви, онъ одобрилъ оную, и сказалъ мн, что если я получу дозволеніе отъ моего отца, то въ скоромъ времени совокупитъ онъ насъ бракомъ. Тогда былъ праздникъ Святаго Василія, одного изъ величайшихъ Богослововъ Восточныя церкви, онъ положилъ торжествовать нашу свадьбу въ сей самый день слдующаго года. Намреніе его было дать мн время, чрезъ сію отсрочку усовершенствовать мое воспитаніе, и узнать, согласится ли отецъ мой на желаніе удержать меня въ Каир до своей смерти, составить съ нами одно семейство, увидть, если можно, рожденіе своихъ внучатъ, и наконецъ напустить дыханіе въ объятіяхъ любезной дочери. Мой отецъ незамедлилъ принять сіе предложеніе тмъ больше, что, по молодости моей, я имлъ еще нужду въ наставник. Между тмъ необходимое путешествіе въ Смирну, принудило меня разстаться съ прекрасною Лаурою, по возвращеніи моемъ я тотчасъ явился къ будущему моему тестю, и нашелъ у него одного молодаго человка, отсчитывающаго на стол множество золотыхъ монетъ. Я потомъ часто тутъ его, видалъ, и Коптъ оказалъ мн, что сей незнакомый долженъ быть членомъ Тайнаго Общества, употребляющаго большія суммы на покупку Египетскихъ рукописей что въ отсутствіе мое онъ много на него трудился, и щедро былъ награжденъ, что онъ кажется ему Италіанецъ, и иметъ въ семъ город другихъ товарищей.—
Я видалъ его еще нсколько разъ въ семъ дом, онъ всегда бралъ новыя рукописи, дорого за нихъ платилъ, и просилъ, чтобъ ему еще оныхъ доставили. Невста моя тщательно скрывалась отъ глазъ его, но должно думать, что ему наконецъ удалось ее увидть. Злодй похитилъ ее во время ночи! Представьте — ужасъ любовника, отчаяніе отца, лишеннаго единственъ наго блага, коимъ дорожилъ онъ!— Ярость его превышала мры!— Я самъ едва не потерялъ разсудка!—
Мы согласились бы отдать все свое имніе, чтобъ только возвратишь ее, но наши поиски остались безъуспшны, никто не могъ насъ о ней увдомить, никто не видалъ ея хищника. Горесть о потер милой дочери, прекратила дни злополучнаго старца. Я самъ не хотлъ доле жить въ Каир, гд все разтравляло мои раны, итакъ свъ на корабль, прохалъ весь Восточный Океанъ, останавливался въ каждой гавани, былъ въ Смирн, Неапол, Генд, Марсели, но нигд не нашелъ слдовъ ея. Наконецъ не задолго предъ Симъ, встртился я въ Рим съ однимъ Переводчикомъ, котораго зналъ въ Каир, и часто видалъ въ дом Копта, я извстилъ его о своихъ несчастіяхъ, увдомился отъ него, что Зампони, (такъ называется извергъ похитившій мою любезную) продалъ ее за дорогую цну одному знатному господину, что сей господинъ на ней женился, и живетъ съ нею въ деревн въ совершенномъ согласіи, но почитая предразсудки, не представляетъ ее ко двору для того, что она не благороднаго произхожденія, а что самъ Зампони долженъ быть въ Венеціи.—
Онъ въ тоже время описалъ мн его самымъ опаснымъ человкомъ: ‘Будьте осторожны, примолвилъ онъ, сей Зампони членъ общества составленнаго изъ людей повсюду наносящихъ ужасъ у у него шпіоны, и въ одно мгновеніе онъ можетъ погубитъ васъ’ Скрывайте причины вашего путешествія, а иначе Навлечете на себя величайшія бдствія.’ Сіи извстія умножили еще мое Отчаяніе.—
Я прізжаю въ сей город, чтобъ сыскать сего злодя.— Вчера узналъ я его гуляющаго съ вами по берегу канала. Сего дня видлъ опять, что сей гнусный рушитель моего счастія спокойствія, шелъ къ вамъ. Черты его слишкомъ мн извстны, чтобъ могъ я ошибиться.— Отвчайте же мн искренно: онъ ли ето?— Такъ! мой другъ! ты неошибся.— Я точно былъ въ темъ увренъ: у воротъ вашихъ онъ нечаянно ни меня взглянулъ, и пребылъ неподвиженъ: какъ бы громомъ пораженный, смертная блдность покрыла лице его, на которомъ ясно изображается злодйская душа, одумавшись не много, онъ вдругъ кинулся въ домъ вашъ, по выход изъ онаго, глаза его опять встртились съ моими, безъ сомннія онъ прочелъ въ нихъ горесть и бшенство мною обладавшія, и удалился скорыми шагами.— Другъ ли вы его, или товарищъ, но я не могу скрыть предъ вами моего о немъ мннія. Это чудовище, изверженное адомъ на пагубу людей, нечувствительное ко гласу совсти, о! онъ не избгнетъ казни его ожидающей. Я предаю его мщенію небесъ, да постигнетъ мое проклятіе сего злобнаго Каннибала {Дикій Американскій народъ, пожирающій подобныхъ себ.}, пронзившаго сердце добродтельнаго старца, и можетъ быть развратившаго невинную Лауру! ‘Гд онъ? покажите мн его жилище, я хочу идти къ нему, хочу…
‘Остановись молодый человкъ! запальчивостію своею ты можешь все испортить) выслушай меня со взиманіемъ, я самъ давно подозрвалъ Зампони въ длахъ подобныхъ тмъ, коими ты его обвиняешь, я самъ считаю его бездльникомъ, но мнніе мое ничего еще не доказываетъ. Давича сдлалъ я нкоторое открытіе, которое можешь быть до тебя касается, Зампони сказалъ мн, что въ сію самую ночь выдетъ изъ Венеціи, и я полагаю, что встрчи съ тобою его къ тому побуждаетъ, онъ общалъ мн увидться со мною въ Урбино, и тамъ представить меня одной молодой женщин, отъ которой долженъ я получить важныя для меня свденія: она по описанію его, чрезвычайно хороша собою, отмннаго ума, была женою какого-то Графа, но недавно овдоввъ, живетъ къ уединенномъ загородномъ дом, и иметъ отъ роду осьмнадцать лтъ.
‘Великій Боже! это она… она! я вскричалъ молодой Грекъ.
‘Я самъ то же думаю, и очень рядъ что узналъ вашу исторію, можетъ быть я обстоятельне обо всемъ развдаю…. намреніе мое принято.’
‘Ахъ! скажите Графъ, что можете, что хотите вы для меня сдлать?’
‘Я отправлюсь въ Урбино, увижусь съ Зампони, и поду въ назначенный замокъ, конечно найду я случай разспросить Графиню о подробностяхъ ея жизни, вы между тмъ будьте въ окрестностяхъ ея жилища, и если она та, которую вы ищете, то по первому, поданному мною знаку, летите въ ея объятія.’
Молодой Грекъ, въ восхищеніи, кинулся ко мн, прижималъ меня къ своему сердцу, омочалъ слезами, надежда блистала въ глазахъ его, онъ умолялъ меня, не теряя времени, хать въ Урбино, чтобъ окончить его неизвстность, и клялся хранить обо всемъ ненарушимое молчаніе, а если будетъ нужно, служить мн съ опасностію жизни.
Уже очень было поздно, когда мы разстались, я повторилъ ему общаніе свое употребишь все возможное, чтобъ возвратить ему спокойство, и положилъ отправиться въ путь въ слдующій день. И такъ я ршился хать въ неизвстный мн загородный домъ. Назавтра уложивъ рано свои чемоданы, тайно оставилъ Венецію. Прибывъ въ Урбино, везд освдомлялся объ иностранц, который тутъ долженъ былъ ожидать меня, но не знали никого, кто бы имлъ хотя малое сходство съ Зампови. Я уже считалъ его изъ города ухавшимъ, какъ вдругъ вынимая платокъ изъ кармана, увидлъ выпавшее письмо. Я поднялъ свое и прочелъ слдующія строки:
‘Я ожидаю васъ въ сей вечеръ у входа лса, находящагося за полмили отъ города, въ Западной сторон.

Зампони.’

‘Какъ явилось сіе письмо въ моемъ Кармак, спросилъ я своего слугу, онъ отвчалъ, что ничего о томъ не знаетъ) я настоятельно требовалъ объясненія, но онъ клялся мн всми святыми, что совершенно не извстенъ, откуда оно взялось.’
Какъ скоро увидлъ, что солнце началось спускаться, то оставя городъ, пошелъ въ лсъ, черезъ нсколько посл меня минутъ явился и Зампони: мы очень исправны сказалъ онъ мн, но увидите у что я съ такою же точностію исполню свои общанія, ступайте за мною — и сошелъ дале въ лсъ.— Солнце бросало еще слабые лучи на вершину деревъ, и я спокойно слдовалъ за своимъ путеводителемъ. Онъ шелъ большими шагами, я безпрестанно ихъ удвоивалъ такъ, что едва могъ я за нимъ поспвать. Мы часъ отъ часу дале уходили въ лсъ, не видно было ни одной проложенной тропинки, на каждомъ шагу останавливалъ насъ терновникъ. Куда мы зашли? спросила я Зампони.— Не бойтесь ничего, мы скоро выйдемъ. Но лсъ становился гуще, дорога вся была покрыта хворостомъ, ночь мрачная, и въ самомъ маломъ разстояніи не льзя было различать предметовъ.— Для имени Бога, просилъ я, скажи, куда ты меня ведешь? Онъ хранилъ молчаніе, и одинъ отголосокъ отвчалъ на слова мои. Между тмъ поднялся холодный втеръ и частая молнія возвщала приближеніе бури. Втеръ съ каждою минутою усиливался, крикъ совъ и филиновъ, трескъ грома присоединился къ его рчи. Я еще звалъ своего проводника, но громовый ударъ заглушилъ мой голосъ, вс лсныя птицы пробудились, и робко порхали по деревьямъ, вороны каркали, вдали слышанъ былъ вой алчущихъ волковъ, густой мракъ окружалъ меня, я находился въ средин кустарника и- никакъ не могъ изъ онаго выпутаться, а товарищъ мой совсмъ изчезъ. Грозажъ не уменьшаясь, втръ съ шумомъ потрясалъ деревья, крупный дождь обливалъ меня, вс стихіи, казалось, соединились, чтобъ разрушитъ вселенную, положеніе мое было ужасно.
Боле двухъ часовъ тщетно старался я выдраться изъ кустарника, наконецъ прим пилъ вдали свтъ. Гд есть огонь, подумалъ я, тамъ должны быть и люди, и собралъ вс свои силы, чтобъ приближиться къ сему свту. Я трудился еще съ часъ, и наконецъ и шелъ тропинку, которая вела къ тому мсту, откуда происходилъ огонь.
Буря продолжалась съ тою же жестокостію, я внутренно благодарилъ небо, что вывело меня на проложенную дорогу, но скоро бы опять оную потерялъ, если бы огонь, съ котораго не спускалъ я глазъ, не служилъ мн путеводителемъ.Черезъ полчаса съ крайнею радостію увидлъ я себя вн лса, и въ маломъ разстояніи представился мн замокъ, изъ оконъ онаго мелькалъ огонь, за коимъ я столь долго гонялся. Дождь не преставалъ мочить меня, и я удвоилъ свои шаги.
Не оставляя дороги вышведшей меня изъ лса, я дошелъ наконецъ до запертыхъ воротъ, ощупывалъ стну, и цпь отъ колокольчика попалась мн подъ руку, я тотчасъ за нее дернулъ. Сторожъ закричалъ сердитымъ голосомъ: ‘Кто вздумалъ придти сюда въ такое поздное время?’ — Заблудившійся путешественникъ, трепещущій убжища отъ бури, отвчалъ я ему.— Ворота отворились, и я вошелъ на дворъ, он тотчасъ сами собою заперлись. Я никого не видалъ, ничего не слыхалъ, новое безпокойство овладло мною, я не зналъ, гд находился, и въ какія впалъ руки, глубочайшее молчаніе повсюду царствовало. Я звалъ приворотника, но никто не откликался. И такъ ршился я приблизиться къ дому, и укрыться отъ погоды, хотя подъ сараемъ, если не найду удобнйшаго мста. Продолжая идти вдоль стны, я нашелъ отворенную калитку, и переступивъ нсколько шаговъ, почувствовалъ, что нахожуся на краю ямы, хотлъ воротиться къ калитк, но споткнулся внизъ по длинной лстниц. Оправясь отъ своего паденія, увидлъ отворяющуюся дверь, въ которой показалась старуха въ бломъ плать и съ ночникомъ въ рукахъ. Она погрозивъ мн пальцомъ, проворчала сквозь зубы: за чмъ ты пришелъ сюда негодный? потревожить меня? пошелъ вонъ! я захлопнула дверь. Я съ торопливостію побжалъ по лстниц, отъискалъ калитку, и нашелъ крытое мстечко: достоявъ тутъ не много, началъ кругомъ ощупывать, и увидлъ себя внизу новой лстницы. Въ надежд съ кмъ нибудь встртиться, я ршился идти вверхъ до оной. Сквозь отверстіе дверей усмотрлъ огонь, подошелъ ближе, приложилъ ухо къ замочной скважинк, и услышалъ слдующій разговоръ: ‘Наточилъ ли ты ножи?’ Наточилъ, и такъ востро, что они ржатъ какъ бритва.— ‘Славно, завтра по утру много прольемъ мы крови.’
Пусть судятъ какое дйствіе произвели надо мною слова сіи. Я съ ужасомъ отскочилъ назадъ бывъ увренъ что нахожусь во власти разбойниковъ. Вдругъ сверху лстницы услышалъ голосъ меня зовущій: ‘Куда вы спрятались? Я давно уже васъ ищу’. И въ тоже время увидлъ я молодаго человка въ провожаніи двухъ слугъ несущихъ фонари. Подойдя ко мн, онъ сказалъ съ учтивостію: ‘Наконецъ я нашелъ васъ.’ — Для имени Бога, отвчалъ я трепещущимъ голосомъ, выведите меня изъ сомннія, въ какія попался я руки? ‘Что за вопросъ.? Вы очень въ добрыхъ рукахъ, ибо находитесь въ замк Графини Бельфіори, и можете бытъ уврены въ хорошемъ пріем. Позвольте за мною слдовать.’ Онъ провелъ меня чрезъ прекрасную залу въ небольшую комнату со вкусомъ прибранную. Тамъ меня раздли и все на мн перемнили, такъ какъ дождь насквозь промочилъ мое платье, то чистое блье весьма для меня было пріятно. Потомъ оставили меня одного, и я осмотрвъ свою комнату, крайне былъ ею доволенъ.
Между тмъ буря утихла, и показался мсяцъ, я подошелъ къ окну, изъ котораго виднъ былъ обширный дворъ. Окруженный строеніемъ, изъ оконъ мелькалъ огонь, но большая часть не была освщена. Совершенная тишина царствовала во всемъ замк. Молодой человкъ приведшій меня въ сію комнату вскор возвратился и сказалъ мн: ‘Когда встртился я съ вами, то на лиц вашемъ примтно бы смущеніе: Графиня употребляетъ вс старанія, чтобъ гости ея были довольны услугою людей, и такъ объясните что значили ваши слова? не сдлалъ ли вамъ кто непріятности?’ Я пересказалъ ему слышанное мною, онъ улыбнулся.— Завтра подлинно прольется много крови: люди, говорившіе это, мясники. И пріхали сюда бить свиней на соленье.— ‘Но зачмъ приворотникъ оставилъ меня одного середи двора?’— Онъ человкъ очень простый, отперевъ вамъ вороты, прибжалъ меня о томъ увдомить.— ‘Гджъ этотъ незнакомый,’ спросилъ я его.— ‘Не знаю,’ отвчалъ онъ, ‘я оставилъ его внизу, и врно онъ и безъ меня найдетъ лстницу.’ Я долго понапрасну васъ искалъ, и наконецъ нечаянно увидлъ.’ Я пересказалъ также ему свое паденіе и встрчу съ старухою. Это наша ключница, говорилъ онъ, женщина глупая, суеврная и трусливая. Когда поднимется грозя, то она прячется въ погрбъ, и сего дня услышавъ громъ убжала въ обыкновенную свою нору, чтобъ тамъ молиться Богу, а какъ въ погреб не такъ слышна буря, то она и считаетъ себя въ безопасности. Увидя васъ, она врно подумала, что кто нибудь изъ служителей замка, пришелъ попужать ее, и надъ нею посмяться, что часто бываетъ. Однако вы должны имть нужду въ поко, и тамъ я васъ оставляю, а завтра буду имть честь представить васъ Графин.— Сказавъ сіе, онъ удалился, а я легъ въ постелю. Усталость и страхъ такъ силы мои истощили, что я тотчасъ заснулъ, и на другой день очень поздно пробудился. Буря прошедшей ночи оживила всю природу: время было прекрасное. Я размышлялъ о случившемся со мною, и не могъ понять, какія причины побудили Зампони къ столь странному поступку, ибо я не сомнвался, чтобъ замокъ сей не принадлежалъ той самой Графин, о которой онъ мн говорилъ, и все сказанное слугою о своей госпож, доказывало мн справедливость моихъ догадокъ.
Ко мн принесли платье мое съ такимъ раченіемъ высушенное, что не видно было на немъ ни малйшихъ слдовъ вчерашняго непріятнаго приключенія. Я просилъ человка, помогавшаго мн одваться, доложить обо мн Графин, и изъявишь ей мою благодарность за данное убжище. Онъ спросилъ мое имя и пошелъ къ своей Госпож. Желаніе — узнать, чмъ все это кончится, подлинно ли такъ хороша Графиня, какъ мн ее описывали, не польстилъ ли ей Зампони, же прибавилъ ли чего молодый Грекъ, все это бродило у меня въ голов, я забывалъ о прошедшемъ, и занимался только будущимъ.— Графиня съ удовольствьемъ васъ приметъ, сказалъ мн возвратившійся слуга: она ожидаетъ васъ, чтобъ вмст напиться шоколаду, пожалуйте за мною.
Онъ повелъ меня черезъ самую ту залу, по которой мы шли наканун, отворилъ большую дверь, и впустилъ въ длинный коридоръ, но столь узкій, Что двумъ человкамъ не льзя было рядомъ идти. Тутъ сошли мы по лстниц въ великолпную галлерею, потомъ проходили чрезъ множество комнатъ съ отмннымъ вкусомъ убранныхъ, и я замтилъ, что сія часть замка недавно выстроена. Чмъ дале мы шли, тмъ любопытство мое возрастало, желая скоре удовлетворитъ оному, лишь только человкъ отпиралъ какую дверь, я поспшно подавался впередъ, но надежда моя всегда была обманута. Наконецъ остановился онъ у маленькихъ дверей, отворилъ ихъ, и просилъ меня войти. Молодая Графиня сидла на соф обитой черною матеріею, вс уборы въ комнат тогожъ были цвта. Платье черное же закрывало ее отъ ногу до самой шеи, свтлорусые волосы, завитые Природою, небрежно были раскинуты по плечамъ и груди ея.
Я ожидалъ видть красавицу: но сколъ воображеніе мое ниже было, и подлинно! она средняго роста, прелестный станъ, но не совсмъ еще сложившійся, означалъ ея молодость, и казалось общалъ что она еще выростетъ. Щеки ослпительной близны, покрывались нжною розовою оттнкою. Цвтъ губъ ея превосходилъ красоту короля. Не льзя было смотрть на томные голубые глаза ея, неощутить чувства сладостнаго, но которое описать невозможно. Темныя брони, расположенныя дугою, придавили лицу ея видъ величественный. Никогда невидывалъ я столь прекрасной шеи и рукъ. Изъ подъ длинной черной ея одежды, показывалась маленькая ножка, заключенная въ шелковый чулокъ, близною подобной снгу.
Волосы віющіеся вокругъ ея лица, прибавляли еще новыя къ оному пріятности. Улыбка летающая на устахъ ея, казалось, обнимала во лжи трогательные взоры, въ коихъ изображалась тихая задумчивость. При воззрніи на нее, я почувствовалъ себя привлекаемаго къ ней непреоборимою силою. Увидя меня она встала съ своего мста, и поклонилась съ незъяснимою пріятностію.
Я ни слова не могъ произнести, но она помогла мн выдти изъ сего замшательства притворясь, что онаго не примчаетъ, и спросивъ меня, съ кроткою улыбкою, спокойно ли вы спали? Я старался преодолть свое смущеніе, чтобъ отвчать ей, за однимъ словомъ послдовало другое, и скоро начался между нами пріятный разговоръ. Благородныя выраженія, острый умъ, обворожающій звукъ голоса, прочія совершенства, казалось, даны была ей природою на то, чтобъ покорять ас сердца: они мало говорила о самой себ, и я незамедлилъ усмотрть, что она ни малйшаго не имла понятія ни обо мн, ни о сношеніяхъ моихъ при двор.
И такъ видя себя обмаяутымъ въ своемъ ожиданіи, я готовился съ нею проститься, но не имлъ къ тому силы, тайная прелесть удерживала меня въ замк Графини, къ тому жъ и сама она въ ласкою приглашала меня съ собою отобдать. Въ назначенный часъ слуга вошелъ доложить, что кушанье готово, я подалъ руку Графин, и сквозь атласъ чувствовалъ я, какъ грудь ея то подымалась, то опускалась… я былъ вн себя… Мы вошли въ прекрасную столовую комнату, я я слъ напротивъ ее. Не знаю какія блюда намъ подавали, но вс казалась мн амброзіею, а вино подносимое ею нектаромъ. Я горлъ уже любовію, присутствіе Графини воспламеняло во мн всю кровь, и вмст съ виномъ, огонь вливался въ мои жилы. Я потерялъ употребленіе всхъ чувствъ, кром зрнія, не зналъ, ни гд находился, ни что длалъ. Посл обда намъ подали вкусный десертъ, котомъ пошли мы прогуливаться въ звринецъ, но я не умлъ описать онаго расположеніе, во всей природ видлъ одну только Графиню, вс другіе предметы мелькали въ глазахъ моихъ., не останавливая ихъ на себ Графиня закнимала всю мою душу. День, въ который увидлъ я въ первый разъ Полину, былъ прекраснйшій въ моей жизни, но впечатлніе, произведенное во мн Лаурою, было въ тысячу разъ сильне: въ одну минуту овладла она всми моими чувствами. Я позналъ, что обожаемая женщина приводитъ своего любовника въ нкоторый родъ изступленія и могущество ея столь велико, что онъ предъ нею слабе младенца… Полина, Зампони, все было забыто, Лаура заступила мсто всхъ. Мы завели разговоръ о дружб. Сколь правильны были сужденія! каждое выраженіе доказывало силу разсудка и чистоту души ея….. Каждое выраженіе глубоко врзывалось въ мое сердце. Какую прелесть придавали дружеству уста ея сотворенныя для любви! мы говорили о тхъ людяхъ, коихъ разрушающая сила въ одну минуту разрываетъ узы сплетенныя для вчности. Графиня задумалась. Размышленія наши обратились на привязанность между дтьми разнаго пола, которая часто перемняется къ любовь, и къ молодой пріятельниц являетъ со временемъ любовницу и супругу. Графиня вздохнула. А я продолжалъ: къ несчастію иногда незнакомецъ разрываетъ сердечную сію связь, и влечетъ юную жертву къ олтарю.— Слеза выкатилась изъ глазъ Графини.— Что съ вами сдлалось, Графиня! спросилъ я ее съ нжнымъ участіемъ. ‘Ничего! Но слова ваши напомнили мн счастливые дни моего младенчества, и исторгли слезу, мн измнившую, я не имю причины стыдиться ныншняго моего положенія, но оно было для меня источникомъ бдствъ. Какъ вы думаете, изъ какой я земли?’ — Не во всякой можно найти столь трогательную красоту, какъ вашу — ‘О! вы очень вжливы! и я бы весьма желала сдлать вамъ столь же лестный отвтъ, но по несчастію состояніе не позволяетъ за привтствія платитъ тмъ же. Однако, оставя шутку, скажите мн, въ какой земл думаете мы родилась я!’ — Можетъ бытъ во Франціи.— ‘О! нтъ, гораздо дале!— Въ Далмаціи!— Еще по дале!’ — Въ Греціи, и вроятно въ Кандіи! — ‘Вы конечно никогда не отгадаете, на я избавлю васъ отъ безпокойнаго труда: Египетъ есть мое отечество. Вы удивляетесь, сметесь. Точно такъ! я изъ Египта, Каиръ былъ мстомъ моего рожденія. Чтожъ тутъ страннаго? Не имю ли я сходства съ Египтянкою Каноною? Подобно ей, слезы часто орошаютъ лице мое, подобно нашему Нилу, он не рдко выступаютъ изъ своихъ предловъ.
Такъ, Графъ! я родилась въ Каир, Отецъ мой былъ ученый, или, лучше сказать, переписывалъ книги, что почти одно значитъ, если его сравнить съ ныншними учеными, которые списавъ чужія сочиненія, выдаютъ ихъ подъ своимъ именемъ, но отецъ мой не позволялъ себ сей послдней вольности: онъ списывалъ для другихъ и тмъ доставлялъ себ безбдное содержаніе, ибо печатанье книгъ еще неизвстно въ Египт. Обыкновенные переписчики не имютъ иныхъ рукописей кром алкорана, басень Локмана, молитвенниковъ Коптовъ, псалтыря и житія святыхъ, и потому у нихъ мало покупщиковъ. Есть у нкоторыхъ и другія сочиненія, но и то очень рдко бываетъ, Отецъ же мой имлъ случай достать самыя древнія рукописи, весьма уважаемые Европейскими учеными. Вы сами должны знать, сколь любопытно имть подобныя. Большая часть изъ нихъ ищутъ только въ оныхъ составленія языковъ, или познанія древнихъ нравовъ, и я считаю сей трудъ достойнымъ похвалы, а принимающихъ оный щедро награжденными. Но многія надются обрсти въ сихъ темныхъ сочиненіяхъ сокровенныя науки, приноситъ ли имъ трудъ сей какую пользу, и подлинно ли почерпаютъ они съ тхъ книгъ тайныя познанія, сего въ качеств женщины и не осмлюсь ршить. Отецъ мой совершенно зналъ всхъ древнихъ сочинителей. Писаніе Коптовъ, Сиріянъ, и даже гіероглифическіе знаки столь же были извстны ему, какъ и Арабскія буквы. Сіе познаніе и рдкія рукописи, которые имлъ, составляли для него важный капиталъ, и приносили большіе проценты. Вс Европейскіе путешественники относились къ нему, и дорого платили за труды его.
Въ. воспитаніи моемъ, онъ старался внушить въ меня скромность и семейственныя добродтели. Ему обязана чистотою моего сердца и спокойствіемъ совсти, твердостію, съ которою переносила вс бдства, и любовію моею къ добродтели: до сего времени не преступала наставленій его даже въ самыхъ трудныхъ обстоятельствахъ.
Онъ тщятельно скрывалъ меня отъ глазъ иностранцевъ, коими домъ нашъ безпрестанно почти былъ наполненъ: никогда непереходили они за порогъ его учебной комнаты, но сынъ одного Греческаго.купца, въ которомъ родитель мой во время своихъ путешествій нашелъ помощника, и друга прибылъ въ Каиръ по торговымъ дламъ. Отецъ мой желая заплатить ему за одолженія, полученныя имъ отъ сего семейства, принялъ его къ себ въ домъ. Я увидла скромнаго, добраго Ницефера, и полюбила его. Нравъ его былъ еще непороченъ, и мы жили какъ братъ съ сестрою. Отецъ мой видлъ начало сей любви, и не препятствовалъ оной. Но я сокращу свое повствованіе, чтобъ не обременять васъ безполезными подробностями. Насъ обручили въ праздникъ святаго Василія, я назначили заключить бракъ въ самый сей день слдующіго года. Ницефоръ нжно любилъ меня, я все свое счастіе въ немъ полагала. Въ сіе время случай привелъ къ намъ незнакомца…. нтъ! чудовище! и я вчно должна проклинать пагубный день, въ который предсталъ онъ къ отцу моему. Онъ объявилъ о себ, что онъ членъ одного тайнаго общества въ Европ, и имлъ порученіе скупить вс древнія рукописи. Я узнала потомъ, что онъ назывался Зампони, и былъ родомъ Италіанецъ. Отецъ мой получилъ отъ него большія суммы денегъ, но злодй похитилъ драгоцннйшее его сокровище, предпочитаемое имъ всему богатству Индіи, меня, единственную дочь его.
Надобно думать, что онъ нашелъ способъ меня увидть, но не зато, какимъ образомъ могъ до того достигнуть, и полагаю, что кто нибудь изъ людей нашихъ былъ имъ подкупленъ.
Ницефоръ отлучился за нкоторымъ дломъ. Вроломный Зампони ворвавшись ночью въ домъ нашъ, исторгнулъ меня изъ онаго открытою силою: я хотла звать къ себ на помощь, но мн зажали ротъ, связанъ руки и ноги. Я была увлечена какъ жертва беззащитная, и не знаю, что потомъ послдовало со отцемъ моимъ и Ницефоромъ, ибо не имла о нихъ никакаго извстія…. Боже мой? безъ сомннія родитель мои уже боле не существуетъ? Горесть о потер моей должна была прекратить дни его, потому что я все для него составляла А Ницефоръ! можетъ быть и онъ уже е съ числ живущихъ. Гнусный Зампони отвелъ меня въ домъ, принадлежащій разбойнику одной съ нимъ шайки, я хотла бжать, но онъ принудилъ меня остаться и грозилъ заколоть, если испущу я хотя маленькой крикъ. Тщетно обнимала его колна, тщетно омывала его ноги своими слезами…. ничто не могло тронуть зврской его души… адская радость блистала въ глазахъ его…. онъ предложилъ мн пищу, но я отказалась принять оную.
Я ршилась избгнуть рабства допустивъ себя умереть съ голода: но въ четвертый день, природа одержала верхъ надъ отъ отчаяніемъ, и я вкусила пищу. Дьявольская улыбка показалась на лиц Зампони, когда онъ увидлъ, что природа превозмогла мое упорство. Онъ вывезъ меня изъ Каира въ самую темную ночь, и заключилъ въ повозку со всхъ сторонъ закрытую. Въ ней нашла я другія подобныя мн жертвы, и могла оплакивать съ ними общее мое несчастіи. Число проводниковъ нашихъ умножилось, и хавъ нсколько дней сухимъ путемъ, наконецъ выпустили васъ изъ кареты. Въ длинныхъ покрывалахъ приведены мы были на корабль, переплыли Нилъ и вс каналы, въ оной втекающіе, потомъ моремъ продолжали путь свой, и наконецъ вышли на берегъ въ Венеціи. Ихъ ввезли въ городъ во время ночи, и для жилища нашего былъ назначенъ домъ на самой глухой улиц: тамъ каждой изъ насъ дали особенную комнату, и богатыя одежды. Я уже боле не видала ни одной изъ своихъ подругъ, ибо спустя нсколько дней привели ко мн молодого человка пріятнаго вида: онъ со вниманіемъ меня разсматривалъ, я ему понравилась, и онъ купилъ меня у Зампони. Я считала себя рабою, опредленною служить забавою дня своего Господина, и впала въ отчаяніе. Графъ Бельфіори сжалился надъ моею горестію. Онъ отвезъ меня въ уединенный замокъ, и оставилъ плакать на свобод. Я не могла упрекнуть его ни въ малйшей вольности, онъ употреблялъ вс старанія, чтобъ мн понравиться, и преклонить къ себ сердце мое. Чрезъ нсколько времени открывая мн любовь свою, онъ примолвилъ слдующее: Вы единственная женщина, которая можетъ составить мое благополучіе, и если трогаетъ васъ нжность моя, то согласитесь принять мою руку. Не ограничивая симъ своего великодушія, онъ общалъ мн, если пребуду нечувствительною къ любви его, даровать вольность, и возвратить меня въ мое отечество. На что могла я ршиться? Съ одной стороны я была привязана живйшею благодарностію къ человку довольно великодушному, чтобъ побждать для меня страсти свои, и довольно безкорыстному, чтобъ не жалть о важной сумм, заплаченной имъ за меня Зампони, и не употреблять во зло правъ, надо мною пріобртенныхъ, съ другой я видла страждущаго отца, борящагося со смертію и отчаяннаго любовника. Я просила, и получила отсрочку, не удовольствуясь симъ, Графъ общалъ употребить все возможное, дабы доставить мн извстіе объ отц и жених моемъ. Спустя потомъ около мсяца, онъ принесъ ко мн письмо отъ одного изъ друзей нашихъ въ Каир: въ ономъ увдомляли меня, что черезъ пять дней посл моего похищенія, печаль прекратила жизнь отца моею, а Ницефоръ оставилъ Каиръ, и никому не извстно, куда онъ удалился.
Я размышляла о великодушіи Графа, изъ тысячи мущинъ не нашлось бы ни одного, который бы могъ имть подобное уваженіе къ моему несчастію, и принялъ бы въ ономъ толь нжное участіе: всякой изъ нихъ, получивъ такія надо мною права, какъ онъ, не только не оказалъ бы мн любви и вниманія, но могъ предписывать мн законы, какъ Султанъ. Сердце мое исполнено было почтенія къ его добродтелямъ, и я согласилась дать ему руку: родители его противились вашему соединенію, но онъ съ твердостію преодоллъ вс препятствія. Наконецъ захотли они видть меня, и сколь прежде велико было ихъ презрніе, столько потомъ оказывали они ко мн дружества. Увидли, что сынъ ихъ и идетъ во мн свое счастіе, и одобрили бракъ нашъ. Супругъ мой не смлъ ввести меня въ кругъ людей равнаго съ нимъ состоянія, а еще мене представить ко двору, по причин не благороднаго моего произхожденія, но я не искавъ сей чести вмст съ нимъ проводила въ деревн дни свои въ сладчайшемь удовольствіи. Такимъ образомъ пролетли два года, какъ одинъ день. Недоставало мн только счастія быть матерью. Супругъ мой и его родные съ такою же горячностію сего желали, но я не имла этой радости. Нкоторыя дла вызвали его ко двору. прощаясь съ нимъ, душа моя объята была страшными предчувствіями… Увы!.. Я простилась съ нимъ на вки. Чрезъ три мсяца по отъзд его, я получила ужасную всть, что онъ лишился жизни въ одномъ поединк: убійца его спасся бгствомъ, и я никакъ не могла узнать, кто онъ.
И вамъ неизвстна причина несчастнаго сего поединка?— Нтъ, отвчала она мн, проливая источники слезъ. На него напали ночью среди улицы, и принудили съ шпагою въ рукахъ защищаться, и онъ палъ пронзенный смертельнымъ ударомъ. Судите объ отчаяніи моемъ при семъ плачевномъ извстіи: я хотла за нимъ послдовать, хотла прекратить дни свои, потеряла употребленіе разсудка. Въ теченіи краткаго времени нашего союза, мы жили въ толь совершенномъ согласіи, наслаждались толь завиднымъ счастіемъ… и вдругъ потерять его самымъ жестокимъ случаемъ!… я не въ силахъ, изобразишь вамъ моей горести. Теперь прошло уже боле года, какъ лишилась я своего блаженства, и хотя печаль моя нсколько укротилась, но нтъ минуты, въ которую бы я о немъ не помышляла, нтъ минуты, въ которую бы не желала еще разъ его увидть, и съ нимъ проститься. Сколь часто во время ночи молчанія оплачиваю его на уединенномъ своемъ лож, произношу милое его имя! Не сочтите, Графъ, слова мои романическими жалобами нтъ это истинное и врное описаніе моихъ страданій. Одн лишь супруги столь же нжныя, столь же страстно любимыя, какъ была я, могутъ понимать меня, и не осуждать моихъ чувствъ. Я не въ состояніи еще ршиться снять сей трауръ, и перемнять уборы моихъ комнатъ: черный цвтъ одинъ лишь пріятенъ для глазъ моихъ, они съ удовольствіемъ устремляются на эту софу. которую нкогда супругъ мой раздлялъ со мною, иногда цлыя часы просиживаю на оной, занимаясь только имъ. Сколь желала бы перевезти сюда тло его, чтобъ еще разъ на него взглянуть, но желанія мои тщетны. Въ семъ звринц воздвигла ему памятникъ, и одно сіе мсто иметъ для меня прелести, невольное движеніе заставило меня, сюда васъ привесть. Слдуйте за мною, мы въ близкомъ отъ онаго разстояніи.—
Мы прошли чрезъ темную аллею, и я трепеталъ подобно преступнику, готовящемуся явиться предъ судію своего, ибо по несчастію моя рука лишила Графиню нжнаго супруга, подъ моими ударами палъ онъ мертвъ, и его смерть принудила меня разстаться съ Полиною. Графиня остановилась у круга осененнаго кипарисомъ и печальными ивами. ‘Смотрите туда, сказала она мн, отвратя лице свое омоченное слезами и показывая пальцомъ на средину круга.’ Я взглянулъ и увидлъ родъ пространной часовни: съ нашей стороны былъ входъ въ оную, на широкомъ подножіи изъ чернаго мрамора была представлена алебастровая статуя Графа во всю величину его, а внизу надпись золотыми буквами.
‘Здсь говорила Графиня, въ объятіяхъ друга, мы часто укрывались отъ солнечнаго зноя, и для того въ семъ самомъ мст соорудила я памятникъ, живо представляющій мн дни блаженные столь быстро пролетвшіе. Здсь, продолжала она, вошедъ въ часовню, я иногда совершенно вн себя бываю: устремивъ глаза на сей мраморъ, я забываю, что онъ не можетъ оживиться, говорю съ нимъ, какъ ожидая отвта: молю небо произвесть для меня чудо, показавъ мн моего супруга, и съ нкотораго времени желаніе сіе отъ часу боле меня мучитъ, ‘Увы! не льзя увидть того, кто боле не существуетъ! Въ Египт мы считаемъ сіе возможнымъ, здсь же совсмъ не то — но я столь сильно желаю увидть его еще разъ.’
‘Ты его увидишь посл завтра въ полночь, сказалъ громкій голосъ, какъ бы изходящій изъ могилы. Вся часовня поколебалась, кровь замерла въ жилахъ моихъ. Что сіе значитъ? спросила Графиня, поблднвъ отъ страха.’
‘Не знаю… но уйдемъ…. я самъ ощущаю тайный ужасъ…— Желанія мои исполнены, сказала Графиня, онъ еще любитъ меня… изъ ндръ гробницы онъ услышалъ мои моленія. Онъ придетъ… да! я увижу своего супруга! примолвила она съ восхищеніемъ.’
‘Но будете ли вы имть силу?…. нжное ваше сложеніе въ состояніиль перенесть подобное зрлище? сказалъ я, ведя ее къ замку.
‘А для чегожъ не такъ? отвчала она смотря на меня съ удивленіемъ.
Явленіе столь ужасное можетъ испугать васъ.
‘Чего мн бояться! не былъ ли онъ моимъ любовникомъ, супругомъ? Ахь! пусть придетъ онъ, я прижму его къ сердцу своему.’
Мы шли въ молчаніи. Графиня предалась мрачной задцмчивости, и я терялся въ своихъ мысляхъ, не постигая случившагося съ нами въ часовн. Пришли доложить, что ужинъ готовъ, солнце тогда совсемъ уже сокрылось, мы возвратились въ замокъ. Я все еще содрогался отъ ужаса, Графиня была блдне обыкновеннаго, но все прелестна: волненіе души изображалось на лиц ея, сколь ни старалась она казаться спокойною. Столъ былъ накрытъ въ зал освщенной многими люстрами, я также какъ и за обдомъ слъ напротивъ Лауры, и видъ ея вливалъ въ меня новыя силы. Она посмотрла на меня съ милою улыбкою, и знаки ужаса ея исчезли. Когда вс люди вышли, то она взявъ мою руку, устремила на меня прекрасные глаза свои и сказала: Графъ! я имю къ вамъ просьбу.
Вы можете мн приказывать прелестная Графиня, отвчалъ я съ жаромъ, пожимая ея руку. Она не отняла ее, и я почувствовалъ въ себ сотрясеніе, какъ бы отъ электрическаго удара.
Я не имю довольно твердости, продолжала онъ чтобъ ожидать общаннаго явленія. Сколь прежде сильно было во мн желаніе, увидть тнь любезнаго супруга, столь смущаетъ меня теперь увреніе, что оно исполнится, и признаюсь вамъ, что голосъ слышанный въ часовн, въ такой трепетъ привелъ меня, что я и теперь еще не могу опомниться, возвращаясь въ замокъ я тысячу разъ раскаивалась въ безразсудномъ своемъ желаніи, но по несчастію сего не льзя уже перемнить. По крайнй мр я осмлюсь просить, васъ, любезный Графъ, остаться со мною до окончанія сего приключенія’.
Я не въ силахъ былъ отказать ей, крайне желалъ бы удалиться. Она замтя мою нершимость, примолвила: Однакожъ если ето для васъ непріятно, если ваши дла не позволяютъ исполнить моего желанія.—
Перервавъ слова ея: Обожаемая Графиня! все, что можетъ доставить мн удовольствіе, васъ видть, отмнно для меня пріятно, какимъ бы ни подвергался чрезъ то опасностямъ. Присутствіе ваше разгонитъ весь ужасъ… такъ! я останусь съ вами, чтобъ увидть, чмъ все это кончится!— Она налила мн стаканъ вина, умножившаго мою бодрость. Для Лауры и въ глазахъ ея, я пренебрегъ бы все. Я поцловалъ у нее руку: она тихо пожала мою…. я забылся, и началъ говорить о любви, не оскорбясь моею дерзостію, она съ усмшкою мн отвчала: Вы прекрасный мущина, и я почитаю васъ очень опаснымъ для моего пола. Если говорить откровенно, то можетъ быть и мое сердце не долго вамъ противилось… но любовь требуетъ дальнйшаго знакомства. Мы не всегда бываемъ таковы, какими кажемся въ первый разъ, особливо любовники столь хорошо умютъ притворяться, показывая себя съ выгодной стороны что одно лишь время можетъ открыть истину. Я конечно полагаю въ васъ вс качества у способныя составить счастіе чувствительной женщины, но пусть опытъ докажетъ мн, не ошиблась ли я въ своемъ мнніи. Мы только съ давишняго утра познакомились, не вс случаи моей жизни вамъ извстны, и то узнали вы отъ самой меня…. я же не знаю вашихъ обстоятельствъ… Оставить гробь моего супруга, чтобъ идти къ олтарю, былъ бы самой безразсудный поступокъ. Размыслите хорошенько о нашемъ положеніи: я низкаго рода, я живу только благодяніями родителей моего мужа…. любовь и благодарность не позволяютъ мн вступить въ новые обязательства.
Тутъ вошли люди, чтобъ снятъ со стола. Молодинькая двочька приближась къ Графин, тихо съ нею говорила, Лаура сдлала знакъ головою, и двочка низко поклонясь удалилась. Графиня наполнила еще мой стаканъ, разговоръ ея отъ часу становился важне. Мн неизвстны, Графъ, ваши правила, сказала она, но я должна благоачрить судьбу, приведшую меня къ Графу Бельфіори. Богъ знаетъ, какаябъ была моя участь, еслибъ попалась въ другія руки. Меня продали…. должность моя состояла въ томъ, чтобъ слпо повиноваться, чегобъ отъ меня ни потребовали, я могла быть унижена до такого состоянія, чтобъ служить забавою для своего господина, который властенъ былъ отослать меня съ презрніемъ какъ скоро бы я ему наскучила. Ахъ, Графъ! вы не можете представишь моего положенія въ ту минуту, какъ заключили сей гнусный торгъ. Но небо вело меня чрезъ то къ совершенному благополучію, я чувствовала всю цну онаго, какъ вдругъ лишилась любезнаго супруга. Однакожь я никогда не забуду его, нжности, и великодушія родныхъ его. Онъ заплативъ за меня важную сумму, любовію искалъ пріобрсть мое сердце. Да и я хочу только жить для него и огорченныхъ его родителей, для того, чтобъ чтить его память. Можетели отвчать, что въ послдствіи не раскаетесь о брак, совершенномъ въ минуту изступленія? можете ли отвчать, что семейство ваше столь же благосклонно меня приметъ, какъ фамилія Графа Бельфіори? въ состояніиль съ такою же какъ онъ твердостію, подвергнуть себя порицанію двора? конечно я считаю васъ выше предразсудковъ, но есть такіе, которыхъ свтъ не позволяетъ пренебрегать, и всякой долженъ почитать ихъ. Поврьте мн, ограничивъ чувства наши одною дружбою, и чтобъ требованія съ обихъ сторонъ были, равныя: я оставляю другу моему вольность, оставьте и вы своей пріятельниц печальное ея одяніе.
Мою вольность! я потерялъ ее съ первой минуты, какъ васъ увидлъ, и бросился къ ногамъ ея.
Встаньте, сказала она мн улыбаясь: сей часъ войдетъ Нина. Усмшка ея показалась мн презрительною. Двочка подлинно вошла, неся подносъ изъ чернаго китайскаго фарфора съ такою же чашкою, наполненною чернымъ же напиткомъ. Она все поставила на столъ, поклонилась, и вышла не сказавъ ни слова.
Графиня всыпала въ сей напитокъ порошокъ похожій на золу, перемшала ложкою изъ слоновой кости, и выпила глотокъ.
Я замтилъ, что поднося чашку къ губамъ она содрогнулась, но скоро успокоилась. Я, взявъ ее за руку почувствовалъ, что она оледенла, и чмъ боле пила сего чуднаго напитка, тмъ мрачне становилась. Между тмъ она не переставала дополнять мой стаканъ виномъ, и казалось, имла намреніе, помрачить мой разсудокъ. Звукъ голоса ея не потерялъ своей пріятности, но я нашелъ въ ономъ перемну. Стыдился, что отважился говорить ей о любви и не смлъ боле коснуться сей матеріи. Сколь за минуту предъ тмъ былъ дерзокъ, столь вдругъ сдлался робокъ. Обращеніе со мною было ласково и непринужденно, но несравненно холодне, черное ея одяніе придавало ей важный и величественный видъ, и я не найду выраженія, которымъ бы могъ объяснить, какое чувство она въ меня вдыхала. Въ сіе время, къ крайнему моему удивленію, люстры сами собою погасли, они еще долго горли посл того, какъ собрали со стола, и потомъ никто не входилъ въ комнату, и мы остались только съ двумя свчами на стол стоящими. Я многократно покушался спросить Графиню, что все сіе значило, но не имлъ къ тому бодрости. Она, допивъ свою чашку, располагалась уйти, я всталъ, чтобъ съ нею проститься, она позвонила въ колокольчикъ, и слуга вошелъ проводить меня. Графиня дружески пожелала ма доброй ночи, человкъ послдовалъ за мною въ ту комнату, гд я спалъ на канун, и поставя предо мною дв свчи ушелъ. Вс произшествія того дня живо представлялись моему воображенію. Зампони, чтобъ доставить мн нужныя извстія, отсылаетъ меня къ женщин, которая никогда не слыхала ни обо мн, ни о длахъ до меня касающихся, хотя сама мною ввержена въ несчастіе: онъ общаетъ отвести меня къ ней, и оставляетъ одного въ густот неизвстнаго мн лса, однако случай приводитъ меня въ самое то мсто, куда думалъ за нимъ слдовать. Мн длаютъ наилучшій пріемъ, и я нахожу, что Зампони мало сказалъ о красот Лауры: она совершенной ангелъ. Я, убійца мужа ея, осмливаюсь въ нее влюбиться, и даже объявить ей любовь свою, она отвчаетъ мн ласково, но даетъ между тмъ чувствовать мое неразуміе. Часовня колеблется, страшный голосъ возвщаетъ явленіе тни, и Графиня проситъ меня поддержать бодрость ея своимъ присутствіемъ. Я никогда не врилъ мертвецамъ, и считалъ баснями вс подобные разсказы…. но однако не могу помыслить безъ ужаса о томъ, что посл завтра должно произойти…. нтъ ли тутъ умысла Зампони?… но онъ никакаго не можетъ имть вліянія въ семъ замк. Графиня презираетъ его ненавидитъ, и никогда не позволитъ ему вступить въ оный.
Увидя молодого Грека въ Венеціи, онъ спасся бгствомъ…. и такъ онъ боится его… Супругъ Графини умерщвленный ночью… моею рукою… я… у ногъ ея объявляю дерзскую любовь свою… какія странности!… чмъ все это кончится?
Я призвалъ на помощь разсудокъ, но онъ ничего необъяснилъ. Виднное и слышанное мною въ часовн, невольный ужасъ объявшій меня при вход въ оную, все осталось для меня непонятнымъ. Я не могъ ошибиться, ибо Графиня слышала тоже, что и я. Мн бы весьма хотлось оставить замокъ, но какой стыдъ, бояться быть свидтелемъ такого приключенія, которому женщина добровольно подвергалась! къ томужь я далъ слово, остаться. Что подумаетъ она обо мн, если не исполню онаго?—
Я обожалъ Графиню, и пренебрегъ бы для нее величайшія опасности…. но тнь сія приводила меня въ трепетъ…. Я желалъ чтобъ тутъ скрывался обманъ… Можетъ быть хотятъ воспользоваться слабостію женщины. Я обнаружу весь умыселъ… Услуга сія возбудя благодарность Графини, заставитъ ее позабыть невольное мое преступленіе, и можетъ быть со временемъ я трону ея сердце. Мысль сія столь глубоко во мн вкоренилась, что уже почти не сомнвался въ успх своихъ предпріятій, и вознамрился идти прямо къ привиднію, открыть плутовство, и наказать его. Я уже видлъ, какъ прекрасная Лаура въ восхищеніи благодарности кидается въ мои объятія. Но вдругъ — образъ молодого Грека представился моему воображенію. Для него предпринялъ я сей путь, и столь недостойнымъ образомъ измняю его довренности…. Полина также явилась предо мною въ печальномъ одяніи… Отецъ мой на смертномъ одр возносить на меня руку, и предаетъ проклятію… съ другой стороны нижу оскорбленнаго Герцога, и Принца де ла Роче, укоряющаго меня обольщеніемъ назначенной ему невсты…. ужасные картины!.. я содрогался…. хотлъ отдалить ихъ…. но совсть вновь мн новыя представляла въ живйшихъ еще краскахъ…. Я опять желалъ удалиться…. но Графиня опять являлась со всми своими прелестями…. она брала меня за руку, чувствовалъ нжное ея дыханіе, видлъ большія голубые ея глаза на меня устремленные, слышалъ сладостный голосъ произносящій слова сіи: ‘не оставляйте меня въ сію страшную минуту’. Я не могъ ршиться, бжать… однимъ взоромъ… легкимъ прикосновеніемъ руки, приковала она меня крпче къ очарованному замку, нежели самыми тяжелыми желзными цпями.—
Подъ утро благотворный сонъ освжилъ мои чувства. Проснувшись увидлъ я подл своей постели человка, опредленнаго мн служить, и тотчасъ спросилъ его о Графин.— Она только что возвратилась съ утренней своей прогулки.— Одвая меня, онъ разсказывалъ, что она всякой день ходитъ въ звринецъ рвать цвты. Сей день прошелъ въ сообществ любезной Лауры, стольже пріятно, какъ и вчерашній, но въ ней примтно было уныніе. Посл ужина двочка подала опять черный напитокъ съ тмиже обрядами, и какъ скоро Графиня оный выпила, то мы разошлись по своимъ комнатамъ.
Наконецъ наступилъ третій день. Пришедъ къ ней по утру, я нашелъ ее на той же соф, только въ бломъ плать, и въ ономъ показалась она мн въ тысячу разъ прекрасне. Но задумчивость ея усугубилась, частое движеніе груди, открывало мн душевную ея разстройку, и сколь ни старалась она принять спокойный видъ, но все обнаруживало ея волненіе. Мы не могли начать никакого разговора, она предложила играть въ карты, но мы скоро принуждены были оставить съ упражненіе, бывъ оба слишкомъ заняты своими мыслями. Она взяла гитару, но не могла докончить ни одной аріи, начавъ одну, тотчасъ принимаясь за другую, голосъ ея дрожалъ, и будучи недовольна сама собою, она кинувъ гитару, сла за фортопіано, но и тутъ не была счастливе ничто не могло разогнать ея смущенія. Часъ обда наступилъ, не задолго предъ тмъ она меня оставила, чтобъ одться, и вошла опять въ печальномъ своемъ плать. Обдъ сей можно назвать трапезою траура: одинъ лишь столъ покрытъ былъ блою скатерью, все же прочее, какъ то: комнатные уборы, посуда, и даже кубки были черные, вино въ нихъ теряло не только цвтъ свой, но и свойство рождать веселость. Принявъ багрянный видъ, оно казалось уже не виномъ. Самое кушанье имло въ себ нчто мрачное, оно состояло изъ развареныхъ плодовъ и подожженныхъ сливокъ. Графиня ни за что не принималась.
Мы очень скучно провели посл обденное время, и въ сильномъ безпокойств дождались захожденія солнца. Я сидлъ съ Графинею у водоема обложеннаго блымъ мраморомъ: онъ находился въ лучшей части звринца, и былъ смняемъ высокими деревьями, коихъ Вершины позлащались послдними лучами солнца, а вшай, тихо колеблемыя втеркомъ, вливали въ насъ унылую задумчивость, совершенная тишина царствовала во всей природ, и темнота ночи начала разпространять, Графиня съ глазами устремленными на водоемъ, погруженная въ свои размышленія не замчала мрака насъ окружающаго, звзды показались уже на горизонт, какъ пришли доложить намъ объ ужин, Графиня встала, взяла меня за руку и мы въ молчаніи оставили звринецъ.
Пришедъ къ замокъ, она совсмъ почти лишилась чувствъ, я посадилъ ее на софу, и мало по малу она пришла въ себя. Приближась къ окну, нечаянно взглянулъ на звринецъ, и увидлъ, что поднимался втеръ, сколь прежде казалась ночь тиха и ясна, столь теперь угрожаемы мы были бурею: втеръ наносилъ черные облака скрывающія блескъ звздъ и вдали сверкала молнія.
Ужинъ совершенно былъ подобенъ обду. Графиня оправясь нсколько, сла за столъ, но ни куска не могла проглотить, а мн совтовала не слдовать ея примру. Однако я и самъ ничего не лъ, ожиданіе чуднаго приключенія отняло у меня къ тому все желаніе. Между тмъ погода отчасу становилась хуже, слышны уже были громовые удары, и гроза примтно приближалась. Сняли со стола. Двочка опять появилась съ обыкновеннымъ своимъ напиткомъ: Лаура приняла оный съ сильнымъ волненіемъ: трепетъ разлился по всмъ ея членамъ, она едва не упала и принуждена была схватиться за столъ чтобъ удержаться на ногахъ.
Въ прошедшіе два вечера я со вниманіемъ смотрлъ какъ пила Графиня таинственный сей напитокъ. Чашка заключала въ себ четыре маленькія рюмки, и она каждыя пять минутъ по одной принимала, что составляло четверть часа, по прошествіи онаго двочка входила чтобъ все со стола убрать. Въ сей послдній вечеръ, во время пятиминутныхъ перемежекъ, Лаура ходила по комнат, сложивъ руки и поднявъ глаза на небо, какъ бы читая молитвы: тяжелыя вздохи вырывалисъ изъ стсненной ея груди, выпивъ же послднюю рюмку, немножко постояла и потомъ сла на прежнее мсто. Я не знаю отъ чего не имлъ я силы удовлетворить своему любопытству разспросить Графиню или ея служителей о странномъ семь пить. Черный цвтъ чашки, тарелки и самаго напитка, порошекъ похожій на золу, важность двочки, все оное подносящей, разстояніе времени между каждою рюмкою и глубокое молчаніе нами хранимое до истеченія четверти часа, внушали въ меня родъ священнаго ужаса, но Графиня, нежелая объяснитъ сего таинства, длала видъ, что не замчаетъ моего изумленія.
Когда двочка опять вошла, это Графиня ей сказала: ‘я сего дня не лягу до утра, принеси мн книги и карты.’ Двочка тотчасъ исполнила сіе приказаніе, положила книги на столъ зажгла вс свчи, потомъ стала на колна передъ Графинею я поцловала у ней руку. Лаура перекрестила ее по Греческому обычаю, приподняла и обнявъ съ нжностью, примолвила покойная ночь милая Нина. Двочка повторивъ сіе желаніе, сказала: мы вс живемъ и умираемъ въ руц Господа. Графиня отвчала: живые или мертвые мы всегда и вводимся подъ Moгущественною Его десницею. Потомъ сдлала знакъ чтобъ она вышла и двочка удаляясь кинула на васъ взглядъ, исполненный живйшаго безпокойства. Хотя не охотникъ я ни до какихъ обрядовъ, но сей тронулъ меня своею простотою. Мы всякій вечеръ разстаемся такимъ образомъ, сказала мн Лаура.
Я предлагалъ ей играть въ карта. Ахъ! нтъ отвчала она, я ничего не состояніи длать, я хотла только принудить Нину не дожидаться меня. Между тмъ все небо покрылось облаками. Громовыя тучи вились надъ нашею головою, втръ съ силою потрясалъ деревья, частая молнія ослпляла глаза. Ударило десять часовъ и жестокость бури умножалась. Не возможно описать ужаса Графини, который возрасталъ съ каждою минутою.
Мое положеніе не лучше, шумъ втра, страшные громовые удары и ожиданіе явленія тни поколебали мою твердость, все во мн мужество исчезло, блденъ, въ изнеможеніи, и такъ слабъ, какъ младенецъ, я сидлъ противъ Графини поддерживая рукою голову, она же безпрестанно содрогалась. Ударило одиннадцать часовъ, и часы проигравъ печальной адажіо, вдругъ остановились. Что это значитъ, сказала встревоженная Графиня? изъ сего дня въ полдень заводили, а обыкновенно идутъ, они двое сутокъ. Я всталъ съ своего мста и снова завелъ ихъ.
Тогда буря достигла высочайшей степени. Графиня велла зажечь вс люстры и на каждомъ стол поставить по нскольку свчъ, вроятно для того, чтобъ уменьшить свой страхъ. Ибо опытъ доказываетъ, что чмъ боле освщена комната, тмъ мене ужасъ можетъ надъ нами дйствовать.
Часы пробили четверть двенадцатаго. Скоро…. скоро! вскричала, Лаура съ стсненнымъ сердцемъ. Посл сихъ словъ, одинъ лишь шумъ бури прерывалъ унылое наше безмолвіе.
Когда пробило при четверти двенадцатаго, то огонь въ комнат потерялъ свое все сіяніе…. По крайней мр мн такъ казалось… Можетъ быть это было заблужденіе омраченныхъ моихъ глазъ. Извстно, что оробевшему человку и середи дня, кажется темно. За пять минутъ до полуночи, часы произвели обыкновенный шумъ тутъ вс люстры казались готовыми погаснуть, они походили на свчу только что зажженную, и еще не разгорвшуюся, издающую самый слабый свтъ ужасне темноты. Я нечего не могъ различишь, вс предметы представлялись мн въ новомъ вид. Графиня испуганная дйствіемъ свчь, изпустила тяжелый вздохъ. Наконецъ роковый часъ пробилъ: по мр ударовъ, свтъ становился блдне, вмст съ послднимъ вс свчи вдругъ потухли, часы, хотя недавно мною заведенные, опять остановились. Страшный ударъ грома разсыпался надъ замкомъ, и грозилъ погребсти насъ подъ развалинами онаго. Двери отъ втра хлопали, окны дрожали, стеклы разбиваясь съ трескомъ, падали на землю и все небо казалось къ огн.
Онъ идетъ…. идетъ!… вскричала Лаура, и дйствительно онъ показался у порога дверей.
Графиня пала на колна, простирая руки къ страшилищу…. Такъ это ты?…. Но…. Великій Боже!…. кто лишилъ тебя жизни?
Видъ привиднія вселялъ робость! съ головы до ногъ, покрывала его блая простыня, при вход его трупный запахъ разлился по всей комнат, онъ такъ былъ завернутъ въ свой саванъ, что кром страшнаго его лица блднаго и иссохшаго, и груди, пронзенной ударами, ничего нельзя было разсмотрть: изъ ранъ его кровъ текла ручьями на простыню. Онъ тихими шагами подошелъ къ Графин, и могильнымъ голосомъ произнесъ слдующіе слова: Чего ты отъ меня требуешь? Ужасъ оковалъ языкъ несчастной.
Мы видли сіе страшилище при блск молніи, но предпочли бы глубочайшій мракъ, лишь только бъ не видать его.
Говори, Лаура, чего ты отъ меня хочешь?… За чмъ призвала меня? сказалъ онъ по нкоторомъ молчаніи, ожидая отвта своей супруги.
Я хотла съ тобою проститься, отвчала трепещущая Лаура. Проститься? повторяло привидніе.
Графиня нсколько ободрялась. Да! проститься. Ты знаешь, какъ любили мы другъ друга!… Сколь коротко было время вашего союза и блаженства!.. И естьли, какъ духъ, ты можешь читать въ сердц смертныхъ, можешь слдовать за всми ихъ движеніями: то ты видлъ слезы проливаемые мною съ той самой минуты, какъ я тебя лишилась, видишь горесть безпрестанно меня сндающую, и долженъ простить своей супруг дерское желаніе, внушенное любовію.— Добрая, нжная душа! Священная любовь твоя и въ лон вчности составляетъ мое блаженство!… Но въ какомъ сообществ я нахожу тебя?— Сей незнакомецъ….— есть мой убійца!— Какъ!— Графъ Стефано! похитилъ меня у твоей нжности. Слпая страсть къ Принцесс Полин заставила его искать моей смерти. Герцогъ стараясь отдалить его отъ двора, назначилъ меня своею жертвою, онъ боялся, чтобъ привязанность моя къ Принцу Де ла Роче не заставила меня объявитъ ему происходящее въ чертогахъ Герцога. Умли возбудить противъ меня ревность Графа Стефано, безумецъ поврилъ внушеніямъ хитрой твари, преданной Герцогу… Онъ напалъ ни меня ночью середи улицы… принуждалъ обнажать мечь мой, но недавъ времени вынутъ его, поразилъ меня многими ударами. Подъ видомъ живйшаго участія, Герцогъ уговорилъ его бжать, и тмъ достигъ двойной своей цли. Графъ потомъ скитался по всей Италіи… А ты, невинная горлица, даешь у себя убжище хищному ястребу, назначившему уже себ въ добычу твою добродтель, ты принимаешь въ свое сообщество убійцу твоего супруга!…— Прости!.. прости меня, возлюбленный! О! естьлибъ я знала, что его рука….— Одно сіе невденіе спасаетъ его отъ ужаснаго моего мщенія, но я требую, чтобъ солнце не нашло уже его боле въ семъ замк. Съ сей минуты онъ не долженъ никогда представляться глазамъ твоимъ.— И безъ твоего повелнія я не въ силахъ сносить присутствіе того, кто столь подлымъ образомь лишилъ жизни дражайшаго моего супруга… Тнь милая!.. Я хочу отмстить за тебя… Клянусь!.. Остановись! я не требую отмщенія. Не дерзай возставать противъ опредленіи рока. Пусть сей несчастный удалится съ миромъ… Предоставь небу его наказаніе… уже фуріи терзаютъ его совсть…. адскія мученія раздираютъ душу его…. Прости!… Сохраняй память мою. Тамъ опять мы соединимся.— Онъ приближился къ дверямъ съ видомъ величественнымъ и вдругъ исчезъ. Страшная молнія озарила всю комнату, свчи возвратили свою ясность. Графиня безъ чувствъ упала на софу, а пришедъ въ себя, тотчасъ удалилась не удостоимъ меня ни единыхъ взоромъ. Положеніе мое ужасно. Совсть усыпленная пробудилась….. Но привидніе не во всемъ повствованіи сохранило истинну, я лишилъ его жизни съ опасностію своей, и онъ также храбро защищалъ себя. Я совершенно узналъ черты Графа, окровавленныя раны на груди его, точно находились на тхъ мстахъ гд поражали его мои удары…. Я не могъ сомнваться, чтобъ не онъ это былъ….. Черезъ нсколько минутъ вошелъ человкъ, взялъ свчу и проводилъ меня въ мою комнату.
Я во всю ночь незакрывалъ глазъ, писалъ къ Графин, чтобъ по возможности оправдать себя, я описалъ ей искренно все происшествіе, и для уменьшенія вины моей предъ ея глазами, изобразилъ живйшими красками ковъ, противъ меня сооруженный. Не знаю, имло ли письмо мое желаемое дйствіе, но рано по утру слуга принеся ко мн завтракъ, до котораго я не дотронулся, подалъ записочку отъ Графини, я развернулъ ее и прочелъ слдующее:
‘Не измните сами себ, я сохраню ужасную сію тайну, только не медля удалитесь.’ Подписи никакой не было.
Я почувствовалъ, что, безполезно было стараться увидть еще обожаемую сію женщину. И такъ ршился возвратиться въ городъ. Мн показали прямую и очень близкую дорогу. Лсъ далеко остался, и не нужно было прозжать его. Но какое было намреніе Зампони завести меня въ оный?… Вспомнивъ сказанные имъ слова, вы получите въ замк вс нужныя извстія…. Но я ни о чемъ не извстился, Графиня чрезъ пребываніе мое у ней, познала во мн убійцу своего мужа.
По возвращеніи моемъ на постоялый дворъ, слуга мой сказалъ мн, чтл Ницефоръ приходилъ много разъ обо мн освдомляться. Наканун того дня, Полиція строго отыскивала Зампони, вроятно по требованію молодаго Грека, но никакъ не могли открыть слдовъ его. Я все приготовилъ къ своему отъзду, перемнилъ имя и даже платье. И въ слдующую ночь пустился въ путь.
Дорогою не произошло со мною ничего достойнаго замчанія. халъ день и ночь и непрежде остановился, какъ за границею. Назначилъ мстомъ своего пребыванія столичный городъ малаго Княжества, ни взялъ домъ въ отдаленной части, чтобъ жить тамъ въ тишин и не извстности.
Такимъ образомъ протекло нсколько недль. Я нетерпливо желалъ знать, получила ли Полина мои письма и отвчала ли на чихъ. Когда Лаура представлялась моему воображенію со всми своими прелестями, то образъ Полины не производилъ боле никакого впечатлнія надъ моимъ сердцамъ… Воспоминаніе ужасной ночи, въ которую явилось привидніе и показало во мн Графин, убійцу ея супруга, рушителя ея блаженства…. Сіе воспоминаніе обратило меня къ первой моей любви. Я перечитывалъ письма Поливы, покрывалъ поцлуями милое ея изображеніе…. Пробгая строки, начертанныя прекрасною ея рукою, говорилъ самъ себ: вотъ выраженія истинной любви! Такъ проводилъ я время въ уединенномъ своемъ жилищ…. Иногда размысля о своемъ поведеніи, я вопрошалъ себя: Еще ли ты достоинъ нжности Полины?… Ты вроломный убійца невиннаго существа!.. Правда, что не возможно отгадать злаго умысла враговъ моихъ…. Я былъ слпымъ орудіемъ, коимъ искусныя руки разполагали по произволенію…. но не мене учинился преступникомъ.
Меня представили Графин, желающимъ обольстить супругу человка, павшаго подъ моими ударами, картина сія несправедлива — но я все убійца О! ты, неугасимый гласъ совсти, повелвающій всми на земл народами, и ясно доказывающій бытіе Бога нашего!…. ты меня обвиняешь… Показываешь мн всю гнусность моего злодянія….. Тщетно бы старались ослпить тебя ложными умствованіями, всякое краснорчіе слабо убдить тебя, ты приводишь въ трепетъ и Царей на престол ихъ, самая вра, сія сладкая утшительница человчества, безсильна тамъ, гд налагаешь ты желзную свою руку, утшенія ея слабы противъ страшнаго твоего гласа…. но какъ осмливаюсь еще любить Полину? могу ли соединить руку невинности, съ рукою обагренною кровію своего ближняго? Долженъ ли отвратить взоры ея отъ Ангела свта, чтобъ устремить ихъ въ ангела тьмы?
Нтъ! недостоинъ тебя боле, милая Полина! я самъ это чувствую, ты заслуживаешь сердце врное и чистое, не оскверненное какъ мое, злодяніемъ. Душа непорочная не можетъ и не должно соединять участь свою съ судьбой троекратнаго убіицы, вонзившаго мечъ свой въ грудь человка ничмъ его необидевшаго, обреченнаго проклятіемъ отца и брата: у коего похитилъ родительскую нжность и повергнулъ въ бездну золь и отчаянія, —
Самая любовь твоя къ Полин, есть уже преступленіе, не общана ли другому?… Но она его не любитъ… Мн вручила свое сердце! ослпленная злополучная Полина! ты можешь любить того, кто тебя достоинъ, и ступаешь по окровавленному трупу честнаго человка, чтобъ кинуться къ объятія его убійцы… Пробудись, выйди изъ опаснаго сего усыпленія! осмотри окружающіе тебя предметы…. взгляни на сихъ змй извивающихся около моего сердца. Ахъ! не страшися избавить оное…. Зми прилпились бы и къ теб… Бги, несчастная!… Бги ядовитаго ихъ ложа, пусть гложутъ они печальную свою добычу… Пусть терзаютъ сердце, впавшее въ заблужденіе. Что я говорю!…. подлинно ли это одно лишь заблужденіе? Такъ, я могу еще обратиться на стезю добродтели. Раскаяніе, молитва, твердое намреніе, могутъ еще очистить мою душу, возвратить ей то спокойствіе, коимъ наслаждалась прежде, нежели мрачилась вредными правилами придворныхъ. О! сопутствуй, подкрпляй меня, духъ моей Полины! Отнын начну сію важную работу, стану трудиться чтобъ сдлаться добродтельнымъ. Съ сей минуты отрекаюсь отъ всхъ надеждъ, отъ всхъ предпріятій для сооруженія счастія моего на погибель другихъ…. Такимъ образомъ, милая Полина, хочу учиниться достойнымъ тебя.
Въ уединенномъ своемъ убжищ я очень часто предавался подобнымъ размышленіямъ, и въ одинъ вечеръ, какъ я боле обыкновеннаго въ нихъ углубился, легкій стукъ у дверей вынесъ меня изъ оныхъ: сталъ посмотрть кто тутъ былъ, и вдругъ увидя предъ собою Зампони, отступилъ нсколько шаговъ назадъ. Вы и здсь умли меня отыскать, Зампони? сказавъ я ему очень сухо.
Я бы нашелъ васъ и на краю свта, отвчалъ онъ мн смяся.
Гораздо бы лучше для меня было, естьли не только теперь, но никогда не встрчался я съ вами.
Это ли награда за мои попеченія, за мою дружбу!
Дружбу? Чувства ваши ко мн заслуживаютъ ли сіе названіе? доказательствомъ дружбы завести меня въ непроходимый лсъ, изнурить усталостію и оставить тамъ одного середи ночи на произволъ свирпствующей бури?
Но для чего вы все это выносили? не для того ли, чтобъ доставить себ свденія?…
Которыхъ я не получилъ. Напротивъ того я подвергался величайшей опасности въ замк Графини, обязанъ, только ея великодушію, что вышелъ изъ онаго безъ дальныхъ непріятностей.
Зампони! Зампони! я имю предчувствія, которыя почитаю справедливо основанными.
О! я не врю предчувствіямъ, оставляю ихъ старухамъ и младенцамъ: а ваши тмъ смшне для меня кажутся, что они заставляютъ васъ забывать то что должны вы длать, и не допускаютъ васъ даже подозрвать то, что всего къ вамъ ближе.
Правда! я никакъ не думалъ, чтобъ вы такъ близко отъ меня находились.
Не обо мн идетъ дло, отличалъ онъ, продолжая смяться, и вынимая нсколько пакетовъ которые положилъ на столъ, потомъ съ скоростію удалился. Я хотлъ воротить его, но онъ уже былъ далеко.
Я распечаталъ пакеты, и первый попавшійся мн въ руки заключалъ въ себ публичныя вдомости изъ столицы, межъ многими важными для меня извстіями находилось слдующее: ‘Принцъ де ля Роче оставилъ дворъ нашъ въ ночи съ 13 го на 14 е число. Во второмъ пакет было письмо отъ Полины, подобно первымъ, вс выраженія онаго изъявляли живйшую любовь, каждое слово означило чувство, и я не переставалъ оное перечитывать. Въ третьемъ пакет нашелъ письмо неизвстной руки. Въ ономъ также извщали меня объ отъзд Принца де ла Роче, присовокупляя, что Графъ Стефано не найдетъ боле препятствій къ любви своей съ стороны Герцога, и былъ увренъ съ сердц Принцессы, можетъ надяться безъ затрудненій получить ея руку.
Наконецъ четвертый пакетъ содержалъ въ себ извстія изъ моего Графства, тутъ объявляли мн кончину моего родителя, и писали, что какъ никому неизвстно гд находится, и живъ ли еще братъ мой, то ожидаютъ меня, дабы ввести во владніе всхъ имній принадлежащихъ нашему дому,
Сверьхъ того получилъ я письмо весьма лестное отъ Министра: онъ приглашалъ меня возвратиться ко двору, говорилъ, что прошедшее предано совершенному забвенію, равно какъ и ссоры мои съ Принцемъ де ла Роче, и заключилъ увреніемъ, что Герцогъ съ благосклонностію меня приметъ.
Вс сіи причины, а особливо желаніе увидть Полину, ршили меня возвратиться ко двору. Я везд быть принятъ съ знаками отличнаго уваженія, вс сердца летли ко мн на встрчу, и даже т, которые при отъзд моемъ отмнно холодно со мною поступали, теперь оказывали мн живйшее дружество. Но я не видалъ Полины, нигд не могъ съ нею встртишься, никто не упоминалъ ея имени и когда покушался я завести разговоръ о Принцесс, то вс старались обратить оный на другіе предметы. Я ничего не могъ узнать, и долгое время тщетно надялся провдать что нибудь о судьб той особы, которая внушала въ меня столь нжное участіе. Зампони также пропалъ, онъ ко мн боле не являлся, и никто не зналъ гд онъ. Такимъ образомъ протекли многія мсяцы въ безполезныхъ изысканіяхъ. Горесть, овладла мною, скука сндала меня и въ самыхъ блистательныхъ собраніяхъ. Я быль одинъ посреди множества людей, между коими не находилъ единственнаго предмета меня занимавшаго.
Въ одно утро человкъ вошелъ доложить мн, что незнакомая молодая двушка непремнно хотла меня видть, но ршительно отказалась объявить ему причину своего прихода, говоря, что ей предписано лично меня о томъ увдомить.
Я веллъ ее впустить, и увидлъ молодую прекрасную двушку скромнаго вида, одтую въ простое мщанское платье. Подлинно ли я имю честь говорить съ Графомъ Стефано? спросила она устремивъ на меня большіе черные глаза и съ ногъ до головы меня осматривая.
Я отвчалъ ей, что точно я Графъ Стефано. Тутъ сняла она съ шеи медаліонъ, висвшій на золотой цпочк и со вниманіемъ глядла то на него, то на меня, какъ бы сличая, потомъ опять спрятала его подъ платокъ. Вроятно, это былъ мой портретъ, и не удовольствуясь моимъ отвтомъ, она хотла чрезъ сіе сравненіе увриться въ истинн словъ моихъ. Окончивъ свои наблюденія, она мн сказала: та, которая за васъ страждетъ, поручила мн отдать вамъ это письмо. Утште ее, помогите ей, сколько отъ васъ зависитъ, будьте скромны и постоянны… Я взялъ письмо, и она удалилась. Подпись была на мое имя, но рука незнакомая, почеркъ же казался женскій. Я сорвалъ печать и нашелъ другое письмо, коему первое служило оберткою. Я узналъ руку Полины… Она ко мн пишетъ!— сказалъ я съ восхищеньемъ, сердце мое сильно забилось. Больше ста разъ перечитывая драгоцнные сіи строки… и тотчасъ ршился.—

——

Здсь прерываются записки Графа Стефано, и недостатокъ сей ничемъ инымъ не льзя замнить, какъ только повствованіемъ монаха. Безъ него вс прочіе случаи остались бы неизвстными читателю, ибо они сокрыты была и отъ самаго Графа до того времена какъ получилъ онъ чрезъ духовника своего сіе повствованіе, писанное рукою одного илъ его собратій. Графъ самъ приложилъ сію рукопись къ своей исторіи: я нашелъ оную межъ его бумагами, и здсь помщаю, какъ въ приличнйшемъ для нее мст.

——

Уже боле двадцати пяти лтъ, такъ начинается повствованіе монаха, занимаю я мсто духовника въ обители Св. Колумба. Должность сія не маловажна если исправляютъ ее съ надлежащимъ раченіемъ.
Я знаю, что многія изъ моихъ собратій умютъ облегчатъ свой трудъ, и считаютъ что все исполнили, чего требовало ихъ званіе, если отслужили обдню, проговорили на кафедр Богословскую рчь, весьма длинную, весьма запутанную, выслушали на духу всхъ монахинь, сказали нсколько утшительныхъ словъ своимъ исповдницамъ и дали имъ разршеніе отъ грховъ у довольны будучи сами собою, они потомъ забавляются разсказами старицъ. Но я всегда полагалъ подобныхъ служителей вры главною причиною презрнія, оказываемаго монахамъ свтскими людьми.
Вступивъ въ духовное званіе, я имлъ счастіе попасть на руки человку умному и просвщенному наставнику молодыхъ людей находящихся подъ искусомъ въ монастыр нашемъ. Сей почтенный мужъ имлъ истинное благочестіе, будучи прямаго и откровеннаго нрава, ненавидлъ лицемрство и суевріе, однимъ словомъ, умъ правильный, сердце не причастное пороку, длали его образцомъ и славою всхъ людей одного съ нимъ сана.
!!!!!Пропуск 123-124.
раться проникнуть въ сокровеннйшіе изгибы ихъ душъ чтобъ располагать ими по своей вол. Всякій человкъ иметъ особенное свойство, особенный образъ мыслей и особенныя горести, то что можетъ быть смшне, какъ видть нкоторыхъ изъ собратій нашихъ, мнящихъ управлять поступками и совстью другихъ, въ то время какъ сими они не имютъ познанія, кром чтенія Церьковныхъ книгъ, во всхъ скорбяхъ подаютъ они одно и тоже утшеніе, не приноравливаясь ни къ склонностямъ, ни къ обстоятельствамъ тхъ, кои къ нимъ прибгаютъ. Такимъ образомъ утшенія и совты ихъ не производятъ никогда желаемаго дйствія, и причиною тому презрительное ихъ невжество. Но когда достойный Пастырь учинится другомъ своихъ прихожанъ, когда заслужитъ онъ ихъ довренность, что долженъ онъ имть главною цлію, когда совершенно познаетъ свойство каждаго и читая въ душахъ ихъ, научатся отгадывать самыя тайныя ихъ помышленія: коль велико его надъ ними вліяніе!— Его совты почитаются законами, бальзамъ утшеній его излчаетъ вс раны, каждый видитъ въ немъ друга, подпору, отца, вс сердца летятъ къ нему на сртеніе. Когда онъ говоритъ, то вс уврены, что истина исходитъ изъ устъ его, когда съ кротостію наказываетъ, то всякій старается исправиться, чтобъ заслужить его дружество. Я не могу описать теб внутреннихъ наслажденій подобнаго мужа, уваженіе, почтеніе и любовь, доставляютъ трудамъ его самую лестною награду.
Таковы были уроки мудраго моего наставника…. Рдкій мужъ! опытъ многократно мн доказывалъ, сколь сужденія его были справедливы. Онъ уже не существуетъ боле, прахъ его покоится на кладбищ нашемъ, вс предали его забвенію, но совты его и память навсегда останутся въ сердц моемъ.
И такъ слдуя наставленіямъ его, я сего боле старался пріобрсть познаніе людей, но научился также съ нимъ философіи и практической нравственности.
Вступивъ въ церковное званіе, сдланъ былъ священникомъ одной малой деревни, тамъ употребилъ я свои владнія къ польз прихожанъ моихъ, непрестанно стараясь распространять оныя. Спустя три года получилъ мсто проповдника къ нкоторомъ город. Поселяне съ горестію со мною разставались, они любили меня какъ отца. Прощаясь съ ними, я видлъ непритворныя слезы, текущія по лицу каждаго. Въ новой своей должности, научился познавать другаго рода людей, мн весьма трудно было, снискать довренность городскихъ жителей. Однакожъ наконецъ достигъ до того, что сдлался любимъ и ими, хотя не было въ нихъ той искренности, того чистосердечія, которое имли добрые мои поселяне. Потомъ исправлялъ многія другія должности и наконецъ получалъ мсто духовника монахинь обители Св. Колумба. Новое поле открылось тогда предо мною, и я имлъ случай, узнать женскія сердца. Слышалъ признанія женщинъ всякаго состоянія и весьма различныхъ нравовъ, отъ крестьянки до знатнйшей госпожи, отъ младенца до самой дряхлой старухи, отъ чистйшаго существа до величайшей гршницы — во всхъ нашелъ сходныя черты означающія свойство сего пола.
Въ стнахъ монастырскихъ, гд тайная горесть сндаетъ невинныя жертвы, произнесшія обты, столь противные цли, для коей он были созданы, гд природа столъ жестоко мститъ за клятвы, данныя у подножія олтарей и внушенныя суевріемъ, или обманутою гордостію, тамъ гд лицемріе запрещаетъ проливать слезы раскаянія, гд ослабвшій разсудокъ сражается столь невыгодно съ бунтующими чувствами, тамъ, говорю, я сдлалъ страшныя замчанія, которыя бы сокрылись отъ взоровъ человка же старавшагося узнать сердце подобныхъ себ, ибо въ семъ мст хотя духовникъ и видитъ вс души предъ собою открытыя, но должно умть читать въ нихъ, или подвергнется частымъ ошибкамъ. Сіи сильныя побужденія всемогущей природы, отъ коихъ каждая изъ сихъ нещастныхъ ищетъ освободить себя, занимаясь хладными монашескими упражненіями, сіе непреодолимое стремленіе къ удовлетворенію тщетныхъ желаніи и сокрытыхъ подъ личиною ревностнйшей набожности, сіи вчныя боренія съ страстями, коихъ никогда не льзя (удовлетворить и) удовольствовать, производятъ надъ молодыми монахинями опаснйшее дйствіе) многія умираютъ въ изступленіяхъ страшнаго отчаянія. Но въ то время, какъ одн изъ нихъ преданы лютой борьб, другія укротившія съ помощію лтъ пылкость свою, отмщаютъ за преждепретерпнныя страданія, огорчая юныхъ подругъ своихъ злобными примчаніями, подозрніями, наговорами и сплетнями.— Исправляя въ теченіе двадцати пяти лтъ должность духовника урсулинскихъ монахинь, я часто бывалъ свидтелемъ такихъ случаенъ, которые бы самому мн показались невроятными естьли бы не въ моихъ глазахъ произошли. Многія ужасныя тайны погребены въ сердц моемъ, и не могутъ изъ онаго выдти у ибо я клялся хранить вчное молчаніе. Но я могу открыть нкоторыя, не нарушая никакой клятвы, и приключеніе, которое я намренъ описать теперь въ числ сихъ послднихъ. Особа, представлявшая главное лице въ сей исторіи, предоставила мн на волю, скрыть или разгласить оную, и такъ я могу вамъ сообщить, не опасаясь ни чьихъ укоризнъ. Произшествіе сіе занимаетъ не нсколько часовъ, или дней, но многіе годы.
Я пользовался довренностію и дружбою всхъ монахинь, а особливо настоятельницы: она ни начто не ршалась, не посовтовавъ со мною.
Въ одно утро на канун праздника Богородицы, пришли звать меня отъ имени Игуменьи. Пришедъ въ монастырь привратница отвела меня въ ризницу, и просила тутъ подождать, покуда она обо мн доложитъ, сіе показалось мн очень странно, ибо я часто посщалъ монастырь, и всегда вводили меня прямо въ пріемную. Чрезъ нсколько минутъ появилась игуменья, она извинялась, что заставила меня ждать въ ризниц, примолвя у что въ пріемной находится незнакомая женщина, въ разсужденіи которой, она бы желала со мною посовтоваться. Окончивъ извиненія и обыкновенныя привтствія, она начала свое повствованіе слдующимъ образомъ: Сего дня по утру Преподобный Отецъ, привратница отперевъ на зар вороты, увидла молодую двушку сидящую на камн близь церкви, и которая, казалось, всю ночь тутъ провела. Она спросила ее, что ей надобно. Незнакомка отвчала, что ей хотлось бы войти въ монастырь. А кого желаете видть, спросила привратница? Я ни съ нмъ незнакома, отвчала молодая двушка, а желала бы вступить въ монастырь въ званіи монахини, блицы или хотя служанки. Привратница привела ее ко мн, и она мн тоже самое повторила. Я сказала ей, что у насъ нтъ не занятаго мста, что мы сверхъ положеннаго числа никого не принимаемъ и къ тому жъ есть нкоторые предварительные обряды, которыхъ мы преступить не можемъ. Отвтъ мой очень огорчилъ незнакомку. Она бросилась къ ногамъ моимъ, проливая источники слезъ, и заклинала меня, принятъ ее, говоря, что она оставлена цлымъ свтомъ, и если, я ее отвергну, то по выход изъ монастыря, она принуждена будетъ оставить оный.
Я пришла въ замшательство, и крайне удивлялась, что молодая прекрасная двушка имла толь сильное желаніе: заключить себя въ монастырь. На лиц ея видно было твердое намреніе исполнить свой обтъ, и для того я просила васъ придти Преподобный отецъ, чтобъ посовтовать мн въ семъ дл. Она еще въ пріемной комнат, плачетъ и съ трепетомъ ожидаетъ моего отвта.
Прежде, нежели объявлю свое мнніе, нужно, чтобъ я увидлъ и поговорилъ съ сею молодою особою.
Игуменья отвела меня къ ней, и я нашелъ гораздо боле, нежели ожидалъ. Я увидлъ молодую прекрасную двушку, въ вид ея было нчто благородное и величественное, чего самыя горести не могли помрачить. Черные глаза омоченные слезами, имли трогательную выразительность, длинные волосы падали большими локонами, на прелестнйшую грудь. Скромное ея одяніе показывало простую мщанку, но видъ, осанка означали женщину знатнйшаго происхожденія. Глубокая горесть изображающаяся къ ея взорахъ Удостоврила меня, что несчастіе привело ее къ вамъ. Я началъ съ нею говорить.
Подлинно ли имете вы намреніе вступить въ монастырь?
Она отвчала мн твердымъ голосомъ: желаніе сіе во мн непреодолимо.
Но что понуждаетъ васъ къ такому поступку? Бдность, или несчастная любовь, минутное своенравіе, или ршительная склонность къ уединенію?
Ничто меня къ тому не побуждаетъ, какъ только внутреннее чувство, и желаніе посвятить дни свои Богу, служа ему въ мир и тишин.
Такое намреніе благородно. Но уврены ли вы въ постоянств своихъ мыслей?
Годъ моего искуса вамъ сіе докажетъ.
Но разв нтъ для васъ въ свт другаго убжища?
Для меня нтъ пріятнйшаго.
Не равно ли вы можете служить Богу и въ другомъ монастыр?
Нтъ! я уже это сказала Игумень.
И я ничего боле не могъ узнать, но хотвъ сдлать новый опытъ, продолжалъ: если бы не взирая ни желаніе ваше, здшніе законы не позволяли васъ принять?—
Тогда положеніе мое было бы ужасно.
Чтожъ бы вы сдлали?
Я бросилась бы въ первую рку, которую бы нашла на своей дорог.
И такъ отчаяніе привело васъ, отчаяніе заставляетъ васъ, погребсти себя къ монастыр? Такія жертва не можетъ бытъ пріятна Богу.
Ахъ! не называйте этого отчаяніемъ! Но естьли бы и подлинно оно побуждало меня прибгнуть къ вамъ, то послдствіе вамъ докажетъ, что въ семъ новомъ состояніи я съ радостію буду служить Творцу своему.
Но не можно ли столь же хорошо служить Ему и вн стнъ монастырскихъ?
Конечно можно.
Чтожъ заставляетъ васъ столь сильно желать быть принятою въ сію обитель?
То, что я не могу боле жить въ свт, ничто меня къ оному не приказываетъ.
Не уже ли учинили вы такое преступленіе, за которое общество васъ отвергаетъ.
(Улыбаясь) Преступленіе! Нтъ! я приношу Богу сердце чистое.
Но друзья ваши не опорочатъ ли сего намренія?
У меня нтъ друзей.
Или родныя? на примръ, отецъ, мать!
Я не имю боле отца.
А мать ваша?
Уже давно не существуетъ.
Но кто вы?
Я бдная сирота, пришла изъ Пизы, отецъ мой былъ купецъ, который умеръ въ крайнемъ раззореніи.
Имя ваше?
Жанетта Мачняи.
Извините вопросъ, который долженъ я еще вамъ сдлать: сохранилиль вы непорочность нравовъ?
Вы можете не полагаться не слова мои, но я увряю насъ, что душа моя чиста предъ Господомъ.
По окончаніи разговора сего я совтовалъ Игумень принять ее въ число блицъ. Молодая особа на колняхъ насъ благодарила. Когда она вышла, то настоятельница сказала: мн не случалось еще принимать въ свой монастырь двушку, которая бы съ такимъ жаромъ меня благодарила. Что вы о ней думаете?
Признаюсь, отвчалъ я ей, что не могу еще сдлать никакого въ разсужденіи ея заключенія, только мн кажется, что склонность сія къ монашеской жизни принужденная.
Я сама вашего мннія, но очень вамъ благодарна, что вы присовтовали мн удержать, еслибы мы ее отвергли, то она и въ самомъ дл могла бы исполнитъ свое намреніе, кинувшись въ рку, и тогда бы я сочла себя участницею сего преступленія.
Время покажетъ вамъ, какое должны мы имть мнніе о сей таинственной женщин, сказалъ я прощаясь съ игуменьею.
Въ слдующее утро, я вошелъ въ ризницу, чтобъ приготовиться, служить обдню, и увидлъ игуменью идущую ко мн съ радостнымъ видомъ, какъ довольна я вчерашнимъ своимъ пріобртеніемъ, сказала она мн: ‘никогда не видывала столь любезной двушки: она трудолюбива, терплива разумна, и по видимому, получила отличное воспитаніе. Ч.по доказываетъ, что состояніе ея несравненно выше, нежели какъ она о себ сказываетъ, и я ршилась освободя ее отъ грубыхъ работъ включишь въ число клирошанокъ.
Она сдержала слово, и благодарность Жанетты, была безпредльна. Съ сей минуты учинилась она предметомъ моихъ наблюденій.
Она была весьма дятельна, и не только повиновалась по первому знаку, но еще предупреждала желанія другихъ. Поступая кротко со всми своими подругами, она старалась угодитъ имъ, и снискать ихъ дружбу, чрезъ что пріобрла общее уваженіе, однакожъ она не сдлала никакой особенной связи: обходясь ласково со всми сестрами, она не прилплялась ни къ одной?
Она все время свое раздлила на полезныя упражненія, и на минуту не была въ праздности. Въ церькв молилась она съ такимъ усердіемъ, и такою безпритворною набожностію, что игуменья была тмъ сильно тронута, и представляла ее образцемъ для всхъ монахинь. Часы жъ, которые не посвящала она на молитву, опредлены были на рукодлье. Она превосходила всхъ своихъ подругъ въ шить и прочихъ женскихъ работахъ, и занималась даже оными въ минуты отдохновенія, когда вс другія гуляли въ саду, или забавлялись невинными играми. Тщетно игуменья уговаривала ее вмшаться въ сію толпу, она просила, чтобъ позволили ей оставаться въ своей комнат и можно сказать во всей сил сего выраженія что она питалась только монастырскимъ воздухомъ.
Мы все надялись, что кто нибудь придетъ о ней освдомлятся, но ошиблись, ибо никто не являлся. Она часто говорила мн, что не иметъ въ свт никакихъ связей, я наконецъ въ томъ уврился. Мы объявили въ публичныхъ вдомостяхъ о прибытіи ея къ намъ, и сдлали о ней обстоятельное описаніе, но все сіе ни къ чему не послужило. Чмъ боле разсматривалъ я сію молодую особу, тмъ мене могъ понять ея. Сначала я думалъ, что она увеличивала ревность свою къ вр, но наблюдая вс ея поступки, увидлъ благочестіе ея было истинное. Когда мы имли между собою разговоры, то я всегда находилъ въ ней здравый умъ и просвщеніе, и хотя не открывалъ ей своего мннія о суевріи и ханжеств, однако говорилъ съ нью искренне нежели съ другими. Она показывала примтное удовольствіе, когда я посщалъ ее, и я самъ старался чаще съ всю видться, въ надежд, что рано или поздно она сама себ измнитъ, и ввритъ мн вс свои тайны. Но она столь искусно умла отклонять разговоръ отъ обстоятельствъ прежней своей жизни, что я не могъ ничего боле узнать, какъ только то, что она сначала намъ о себ объявила. Даже счелъ себ позволеннымъ распросить ее во время исповди, но покушеніе сіе столь же было неудачно. По прошествіи года, Жанетта вдругъ впала въ задумчивость. Она половину дня проводила въ церкв передъ образомъ скорбящей Богоматери, и молилась съ такимъ благоговніемъ, что не чувствовала ничего вокругъ нее происходящаго. Я часто во время ея молитвы подходилъ къ ней, и долго подл нея стоялъ, не бывъ ею замченъ. Видъ ея тогда имлъ въ себ нчто необъяснимое. Такимъ образомъ ищутъ Святыхъ, когда имютъ они видніе, и находятся къ восторг. Взоры ея устремленныя на скорбящую Богородицу, почти непримтное движеніе губъ ея, лице горящее огнемъ вры,— все доказывало, что она совершенно отчуждена міра, и находяcь въ присутствіи своего Бога. Грудь ея сильно воздымалась, глубокіе вздохи вырывались, бремя тягостное удручало душу ея. Въ семъ положеніи имя руки воздтыя къ образу, она казалась, слышала нкій гласъ. Такимъ образомъ проводила она цлые дни и ночи на колняхъ предъ Богоматерью, не бывъ ни чемъ развлекаема и не длая ни малйшаго движенія, она походила на безчувственный и неодушевленный трупъ. Къ томужъ день ото дня становилась печальне мрачне и молчаливе. Игуменья и вс монахини не преставали ей удивляться — ставила ее примромъ благочестія и добрыхъ нравовъ…. А я?…. я трепеталъ объ ея разсудк. Въ сихъ столь продолжительныхъ и жаркихъ молитвахъ, въ сей нечувствительности ко всмъ окружающимъ ее предметамъ въ очевидномъ умиленіи силъ ея, и къ мрачномъ ея безмолвіи, видлъ не сомнительные признаки разстройки ума, обыкновеннаго слдствія излишней набожности: Суевріе и невжество старицъ не позволяли мн открывать своихъ мыслей, но совсть жестоко меня укоряла за то, что не искалъ я средствъ спасти ея разсудокъ.— Предупредивъ о томъ игуменью, я очень опасался, чтобъ молчаніе мое не учинило потомъ безполезными вс способы къ исцленію ея.

Конецъ первой части.

Рош Регина-Мария
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Таинственная монахиня, или Обитель Св. Колумба. Часть вторая, Рош Регина-Мария, Год: 1814
  2. Красавица, Филипс Фрэнсис Чарльз, Год: 1891
  3. Африканская ферма, Шрейнер Оливия, Год: 1883
  4. Каммористы, Галлети-Ди-Кадильяк Маргарита, Год: 1883
  5. Нос некоего нотариуса, Абу Эдмон, Год: 1893
  6. Маленькие дикари, Сетон-Томпсон Эрнест, Год: 1903
  7. Наваринская битва, или Ренегат, Мок Анри-Гийом-Филипп, Год: 1830
  8. Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть третья, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798
Электронная библиотека