Современные задачи биологии, Мензбир Михаил Александрович, Год: 1891

Время на прочтение: 27 минут(ы)

НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ.

Современныя задачи біологіи.

III.
Вопросъ о параллельныхъ формахъ и ихъ значеніи.— Скрещиваніе и его роль въ вымираніи формъ.— Общее заключеніе.

Вопросъ о параллельности формъ въ настоящее время совершенно оставленъ въ сторон и біологи почти не упоминаютъ объ этомъ явленіи, а, между тмъ, оно стоитъ въ самой тсной связи съ коренною проблемой эволюціи животныхъ. Чтобы читателю ясне было, что я разумю подъ параллельностью формъ, я прямо укажу нсколько примровъ, и уже потомъ перейду къ обсужденію самаго явленія.
Первую категорію указанной параллельности формъ мы беремъ, обращаясь къ сравнительному изученію нсколькихъ фаунъ. Такъ, фауна, населяющая Европу, сверную Африку, сверную и среднюю Азію, до крайности близка къ фаун Сверной Америки (къ югу до Мексики). И въ той, и въ другой области мы встрчаемъ близкіе, но не тождественные виды, каковы, напримръ, европейскій зубръ и американскій бизонъ. Точно также въ фаун Африки, къ югу отъ Сахары и до мыса Доброй Надежды, и въ фаун южной Азіи мы встрчаемъ множество животныхъ формъ, замщающихъ другъ друга. Такъ, шимпанзе лсовъ внутренней Африки представлены орангъ-утаномъ Малайскаго архипелага, африканскій слонъ представленъ въ Азіи индійскимъ и т. д. Въ приведенныхъ примрахъ трехъ большихъ фаунъ мы имемъ параллельность или замстимость одной формы другою, представленную такимъ огромнымъ количествомъ частныхъ случаевъ, что это даетъ намъ право говорить о параллельности цлыхъ фаунъ между собою. По отдльные случаи параллельности формъ встрчаются и въ предлахъ одной и той же фауны, и при сравненіи весьма различныхъ фаунъ. Такъ, въ предлахъ первой изъ названныхъ нами фаунъ, палеарктической, мы встрчаемъ параллельныя формы среди птицъ Западной Европы, съ одной стороны, и Японіи съ свернымъ Китаемъ — съ другой. Въ фаунахъ Африки, южной Азіи и южной Америки мы встрчаемъ замчательную параллельность формъ, представляемую неполнозубыми млекопитающими (земляная свинья въ южной Африк, панголинъ — въ южной Азіи, муравьдъ — въ Южной Америк), въ фаунахъ Африки, южной Азіи и Австраліи не мене замчательная параллельность представлена птицами (африканскій двухпалый страусъ, американскій трехпалый страусъ, австралійскіе казуары и эму, новозеландскій безкрылъ). Классифицируя эти примры, мы безъ всякаго затрудненія располагаемъ ихъ въ одинъ рядъ, руководствуясь общею близостью фаунъ:
а) параллельныя, часто почти тождественныя, формы одной и той же зоологической области (птицы Западной Европы, Японіи и св. Китая),
б) параллельныя, близкія формы (разные виды однихъ и тхъ же родовъ) двухъ разныхъ фаунъ (палеарктической и сверо-американской),
в) параллельныя, боле удаленныя формы (сходные виды различныхъ родовъ) двухъ разныхъ фаунъ (африканская и южно-азіатская), и, наконецъ,
г) параллельныя формы (сходные виды родовъ, принадлежащихъ даже разнымъ семействамъ) весьма удаленныхъ другъ отъ друга фаунъ.
Проглядывая этотъ рядъ, не трудно видть, что расположеніе въ немъ различныхъ формъ по степени ихъ родства между собою вполн соотвтствуетъ и ихъ географическому распредленію: формы послдней категоріи (г) наиболе удалены другъ отъ друга, находясь на материкахъ и ихъ частяхъ, раздленныхъ огромными океаническими пространствами, формы третьей группы (в) географически ближе другъ къ другу, чмъ предъидущія, во второй групп (б) мы хотя и имемъ примръ разъединенія параллельныхъ фаунъ океаномъ, во палеонтологія учитъ насъ, что это разъединеніе совершилось въ относительно недавнюю геологическую эпоху, до которой нын разъединенныя фауны занимали одну сплошную область, наконецъ, формы первой группы (а) принадлежатъ одной материковой области. Этотъ обзоръ близости формъ по ихъ систематическому положенію и ихъ географическому распространенію невольно наталкиваетъ на нкоторое объясненіе явленія, а именно: заставляетъ видть въ параллельности формъ общность ихъ происхожденія, стоящую въ связи съ промежуткомъ времени, протекшимъ отъ начала ихъ появленія. Такъ, земляная свинья, панголинъ и муравьдъ являются въ нашихъ глазахъ происшедшими отъ общаго предка, который вымеръ еще въ чрезвычайно удаленную отъ насъ эпоху, наприм., въ конц вторичной эры, человкообразныя обезьяны Африки Азіи могутъ происходить отъ общихъ предковъ, вымершихъ въ середин третичной эры, бизонъ и зубръ несомннные потомки широколобаго быка, жившаго въ доледниковую эпоху, наконецъ, почти тождественные представители нкоторыхъ птицъ въ Западной Европ и восточной Азіи — потомки ледниковыхъ формъ. Отсюда совершенно естественно, что чмъ короче время, протекшее отъ вымиранія предка какихъ-нибудь формъ, тмъ меньше между ними разница, и, съ другой стороны, чмъ короче время, протекшее отъ раздленія двухъ фаунъ, тмъ боле въ нихъ сходныхъ или, говоря вообще, параллельныхъ формъ. Но это объясненіе односторонне и неполно: оно оставляетъ для насъ совершенно открытымъ вопросъ о томъ, почему нкоторыя животныя формы, находясь на разный материкахъ и являясь различными по однмъ особенностямъ, вмст съ тмъ, обладаютъ тождественными особенностями другаго рода. Если бы эти особенности были особенностями, присущими семействамъ, отрядамъ и т. д., даже родамъ, то мы могли бы видть въ нихъ черты унаслдованныя, но относительно видовыхъ признаковъ это объясненіе неприложимо. Нужно искать другое и естественно попробовать найти его среди уже извстныхъ намъ факторовъ. Въ отдльномъ случа мн удалось выяснить, что нкоторыя общія черты параллельныхъ видовъ могутъ быть объяснены происхожденіемъ видовъ отъ общаго прародича путемъ естественнаго подбора, который, такимъ образомъ, у разныхъ видовъ, при приспособленія ихъ къ сходнымъ условіямъ жизни, вырабатываетъ сходныя особенности организаціи. Примръ опять-таки лучше пояснитъ дло и, вмст съ тлъ, позволитъ намъ перейти къ другой категоріи явленій параллельное’ формъ.!
Среди хищныхъ птицъ есть группа сарычей, представляющихъ по организаціи нчто среднее между орлами и коршунами. Систематики соединяютъ ихъ въ одинъ родъ, въ которомъ насчитываютъ около тридцати видовъ. Разные виды сарычей населяютъ материки Стараго и Новаго Свта и нкоторые изъ большихъ острововъ, какъ Мадагаскаръ и Сандвичевы о-ва Представляя громадныя колебанія въ рост, начиная отъ таи’ формъ, которыя немного больше галки и кончая такими, которыя веля’ной съ подорлика, эти птицы поражаютъ и безконечными измненія» окраск. Одни виды населяютъ лсныя мстности, другіе живутъ исключительно въ пустыняхъ и степяхъ, третьи — въ скалистыхъ областяхъ, но вс питаются самою разнообразною пищей, состоящею изъ гадовъ, птицъ и мелкихъ млекопитающихъ, къ чему нкоторые прибавляютъ еще падаль. У этихъ птицъ все измнчиво: въ предлахъ каждаго вида варьируетъ безъ конца не только окраска, но и абсолютные размры. Такимъ образомъ, установить виды и схватить отличія между ними было дломъ далеко не легкимъ и лишь посл продолжительныхъ и тщательныхъ изученій сарычей всего земнаго шара мн удалось отчасти достигнуть желаемыхъ результатовъ. Изъ нихъ въ данномъ случа для насъ интересно то, что вс сарычи могутъ быть безъ всякаго труда распредлены по группамъ, характеризующимся опредленными пластическими признаками: центральную группу составляютъ скалистые сарычи, сравнительно съ ними вс сарыча пустынь и степей имютъ относительно длинныя ноги, короткіе пальцы, напротивъ, лсные сарычи — съ относительно короткими ногами и длинными пальцами. Во всхъ этихъ случаяхъ едва ли можно сомнваться, что образованіе этихъ группъ совершилось благодаря появленію нкоторыхъ личныхъ особенностей, связанныхъ съ большимъ или меньшимъ употребленіемъ органа, и закрпленію ихъ помощью естественнаго подбора. Такъ, лсные сарычи, садящіеся для отдыха и вьющіе гнзда исключительно на деревьяхъ, боле развиваютъ пальцы, и этимъ естественный подборъ могъ воспользоваться для выработки коротконогой формы. Напротивъ, сарычи пустынь и степей — птицы наземныя, они не только ловятъ добычу, преслдуя ее лётомъ, но и гоняются за ней по земл, иногда помогая себ при этомъ взмахами крыльевъ. У нихъ особи съ короткими пальцами есте ственно должны были получить преобладаніе надъ длиннопалыми, потому что у всхъ бгающихъ и скачущихъ животныхъ укорачиваніе пальцевъ явленіе нормальное, способствующее боле энергичнымъ и свободнымъ на земнымъ движеніямъ. Наконецъ, скалистые сарычи, употребляющіе свои лапы и пальцы для обхватыванія шероховатыхъ каменистыхъ поверхностей съ большими или меньшими неровностями, имютъ средней длины плюсну и пальцы, какъ того и можно было ожидать, сравнивая ихъ съ лсными и степными. Затмъ, остается еще четвертая группа островныхъ сарычей, у которыхъ, какъ общій признакъ, является укорачиваніе крыльевъ. Въ этомъ случа, началомъ развитія этой особенности, конечно, могли служить особи съ боле короткими крыльями, чмъ естественный подборъ могъ воспользоваться для выработки короткокрылой формы съ сильнымъ, но непродолжительнымъ полетомъ, что, конечно, являлось полезнымъ для жизни на островахъ тропическаго и подтропическаго пояса, гд сильные, порывистые втры уносятъ слабыхъ летуновъ въ открытый океанъ. Такимъ образомъ, мы думаемъ, что существованіе параллельныхъ формъ сарычей въ Африк, Европ, Азіи и Америк объясняется тмъ, что потомки одной древней формы подчинились вліянію подбора, который, прежде всего, сказался на строго опредленной для каждой группы совокупности пластическихъ признаковъ, затмъ, какъ вторая стадія подбора, явилось закрпленіе особенностей роста и окраски отдльныхъ видовъ каждой группы. Имя передъ собой малаго сарыча алжирской Сахары, большаго сарыча Киргизскихъ степей и рыжехвостаго сарыча калифорнійской пустыни, мы объясняемъ сходство въ ихъ пластическихъ признакахъ тмъ, что они приспособлены къ жизни наземной, но затмъ каждый изъ нихъ иметъ и свои видовые признаки: алжирскій малъ ростомъ и очень яркой оранжево-желтой окраски, киргизскій — большой и гораздо темне, американскій — большой и нсколько пестре своихъ собратьевъ.
Мн кажется, что общность происхожденія и подборъ, приспособляющій разныхъ потомковъ коренной формы къ разнымъ условіямъ существованія, могутъ и въ другихъ случаяхъ объяснить существованіе параллельныхъ формъ. Возьмемъ теперь такой примръ, въ которомъ близкія параллельныя формы приспособились къ весьма различнымъ условіямъ существованія, и пускай этимъ примромъ будетъ житель лсовъ — зубръ и житель степей — американскій бизонъ. Вс сходятся на слдующей гипотез происхожденія этихъ двухъ животныхъ. Въ доледниковую эпоху, когда материкъ сверной Азіи былъ еще соединенъ съ материкомъ Сверной Америки, по всему этому огромному пространству жилъ широколобый быкъ, съ такими громадными рогами, что разстояніе между ихъ концами достигало 10—12 футовъ. Посл раздленія двухъ материковъ, иными словами — посл осданія суши въ сверной части Тихаго океана и образованіи группы Алеутскихъ острововъ, совершилось раздленіе фауны на дв части и началось обособленіе каждой изъ нихъ. Начали измняться и потомки широколобаго быка, но измненіе это шло неравномрно,— въ Америк боле, чмъ въ Старомъ Свт. Затмъ наступленіе ледниковаго періода въ сверныхъ частяхъ Стараго а Новаго Свта заставило разсматриваемыхъ нами быковъ отступать къ югу, и это переселеніе сопровождалось мстнымъ вымираніемъ ихъ, именно въ Сибири потомки широколобаго быка вымерли. Въ Европ они дошли до Пиренеевъ, Альповъ и Кавказа и во время этого движенія въ боле южный широты измнились постепенно въ лсное же животное, современнаго зубра. Поздне, въ послледниковый періодъ, зубры снова подались на сверъ и заняли центральную и отчасти восточную Европу, гд постепенно, подъ вліяніемъ преслдованія со стороны человка, и начали вымирать, уменьшаясь въ числ и величинъ и не обладая способностью измнить свой образъ жизни. Только кавказская колонія зубровъ уцлла до нашихъ дней, но и она выбивается. Не такова исторія американскаго бизона. Американскіе потомки широколобаго быка, животнаго, какъ показываетъ изученіе его остатковъ, лснаго, измнились рядомъ постепенныхъ переходовъ въ бизона, почти исключительно степнаго. Измненіе выразилось, главнымъ образомъ, въ уменьшеніи въ рост даже сравнительно съ настоящимъ зубромъ, но за то плодовитость бизона увеличилась. Вмст съ тмъ, избытокъ пищеваго матеріала въ американскихъ преріяхъ повлекъ за собой то, что малыя по числу головъ стада предковъ бизона постепенно возрастали въ численности, пока не достигли огромнаго числа 4—5 тысячъ головъ. Появилось преобладаніе въ числ самокъ надъ самцами, условіе очень выгодное для животныхъ, живущихъ въ многоженств, и, коротко говоря, бизонъ вышелъ побдителемъ изъ борьбы за существованіе въ естественныхъ условіяхъ и долженъ былъ уступить только культур. И въ этомъ примр мы видимъ, что параллельныя формы обязаны своимъ существованіемъ общности происхожденія, что разница между ними объясняется ихъ приспособляемостью къ разнымъ условіямъ существованія, т.-е. вліяніемъ подбора, и, увеличивъ число примровъ, мы безъ труда можемъ обобщитъ этотъ выводъ. Здсь не безполезно указать на его значеніе для геологовъ и палеонтологовъ. Хорошо извстно увлеченіе, съ которымъ они чертитъ пути разселенія животныхъ изъ одной области въ другую въ различные геологическіе періоды. Если, наприм., въ Америк найдены предки современныхъ лошадей и указаны переходы отъ этихъ многопалыхъ животныхъ къ современнымъ однопалымъ на американскомъ материк, палеонтологамъ этого достаточно, чтобы дать гипотезу о разселеніи лошадей изъ Америки въ Старый Свтъ, тогда какъ простое разсужденіе должно бы удержать отъ подобныхъ фантастическихъ соображеній. Въ самомъ дл, прежде всего, въ этомъ случа надо убдиться, что подобныхъ американскимъ переходныхъ формъ дйствительно нтъ среди ископаемыхъ Стараго Свта. Если мы, наприм., знаемъ, что въ эоценовыхъ слояхъ Америки есть многопалыя лошади, и знаемъ, что он есть въ міоцен Стараго Свта, но отсутствуютъ въ его эоцен, мы тогда, конечно, вправ утверждать, что центръ разселенія лошадей лежитъ въ Америк, но до производства потребныхъ взысканій у насъ нтъ на это никакого права. А, можетъ быть, современныя лошади произошли рядомъ измненій эоценовой европейской лошади, которая не отличалась отъ эоценовой американской, имвшей кругополярное распространеніе? Вдь, тогда исторія группы лошадей явится въ совершенно иномъ вид, чмъ та, которую породила слишкомъ большая поспшность въ выводахъ изъ теперь извстныхъ отрывочныхъ фактовъ. Придавая слишкомъ большое значеніе отрывочнымъ фактамъ, можно, пожалуй, заставить лошадей прогуляться изъ Америки въ Азію, изъ Азіи въ Африку и уже изъ Африки въ Европу, и это все въ теченіе геологически-короткаго промежутка времени, но какое же для того есть Прочное основаніе? Параллельныя формы говорятъ намъ противъ этого. Тамъ, гд добыты боле прочныя данныя, мы видимъ, что коренная форма, не измняясь или почти не измняясь, успваетъ распространиться по обширной площади и уже затмъ начинаетъ измняться въ разныхъ мстахъ своей области въ разныхъ направленіяхъ. Не должно думать, что животныя измняются сейчасъ же, какъ только распространятся въ ту или другую область. Такого порывистаго, галопирующаго измненія нельзя допустить или, по крайней мр, нельзя допустить какъ правило. Всюду, гд есть борьба, для борьбы нужно время, а подчасъ кажется, что палеонтологи, имющіе дло съ громадными промежутками времени, не задумываясь, готовы кхъ замстить, при случа, и минимальными періодами, едва ли достаточными для жизни немногихъ поколній. Есть и другая отрицательная сторона въ вопрос о разселеніи животныхъ и опредленіи центровъ разселенія. Почерпнувъ у Ляйэлля идею о колебаніяхъ материковъ и морей, и палеонтологи, и зоологи проявили необычайную свободу мысли въ распоряженіи земною поверхностью. Собравъ отрывочный палеонтологическій матеріалъ и построивъ на немъ пути странствованія той или другой группы, многіе почтенные ученые не задумывались поднять материкъ изъ ндръ океана, если имъ для ихъ гипотезы нужна была суша, хотя бы на существованіе послдней и не было ни малйшаго указанія. Даже трудно себ представить то подобіе корабельной качки, въ которой долженъ былъ пребывать земной шаръ, чтобы животныя могли переселяться изъ одной области въ другую, это постоянное поднятіе однихъ областей, опусканіе и заливаніе другихъ. Палеонтологи вздохнули съ необычайнымъ облегченіемъ, когда боле трезвые изъ нихъ заговорили о предльныхъ колебаніяхъ и измненіяхъ въ очертаніяхъ суши и моря и ршительно высказались противъ постоянныхъ безпредльныхъ колебаній. По такова сила привычки — отказались отъ одного, не могутъ отказаться отъ другаго, материки уже не поднимаются и не опускаются, подобно волнамъ, а животныя почему-то все еще должны спшить въ возможно короткое время пройти возможно большее пространство и измниться возможно разносторонне и многообразно. Но послдняя работа о географическомъ и геологическомъ распространеніи животныхъ, принадлежащая Хейльприну, указываетъ уже на возможность исправленія и въ послднемъ отношеніи. Я не знаю исторія какой-либо отрасли естествознанія, которая была бы такъ богата величайшими открытіями, какъ богата ими исторія геологіи и палеонтологи, и, съ другой стороны, не знаю исторіи какой бы то ни было отрасли знанія, гд легкомысліе такъ часто брало бы верхъ надъ спокойнымъ обсужденіемъ фактовъ. Но именно это должно дйствовать успокоительно. Поспшность въ выводахъ легко можетъ быть устранена, если ученые спеціалистъ перестанутъ довольствоваться изученіемъ своей спеціальности и обратятся къ изученію близкихъ ей наукъ. Чмъ шире и разносторонне образованіе любаго человка, независимо отъ того, ученый онъ или неученый, тлъ трудне удовлетворить его поверхностнымъ объясненіемъ явленія. Геолога могутъ дать много, потому съ нихъ много и спрашивается. Но, прежде всего, пускай они не забываютъ, что безъ знанія біологіи они никогда не поднимутся до надлежащей научной высоты.
Мы разобрали до сихъ поръ лишь одинъ случай явленія параллельности формъ, который можно назвать морфологическою параллельностью. Мы брали разныя формы одной и той же группы, независимо отъ ихъ біологическихъ особенностей. Разсмотримъ теперь случай біологическоі параллельности, когда животныя чрезвычайно удаленныхъ другъ отъ друга группъ живутъ однимъ и тмъ же образомъ жизни и играютъ одну и ту же роль въ природ. При этомъ въ высшей степени интересно прослдить, какъ и насколько одинъ и тотъ же образъ жизни отражается на различныхъ организаціяхъ.
Въ высшей степени поучительнымъ примромъ въ этомъ отношенія является сравненіе обыкновенныхъ млекопитающихъ съ двуутробками. Послднія занимаютъ совершенно обособленную область — Австралійскій материкъ, и только одно семейство двуутробокъ, опоссумы, живутъ въ Америк. Въ Австраліи двуутробки составляютъ почти единственныхъ представителей млекопитающихъ, за исключеніемъ одичалой собаки и мышей, по всей вроятности, завезенныхъ сюда въ незапамятныя времена человкомъ, домашнихъ млекопитающихъ, несомннно ввезеныхъ европейскими колонистами, и немногихъ летучихъ мышей, которыя, благодаря способности летанія, должны считаться космополитами. Число видовъ австралійскихъ двуутробокъ превышаетъ сотню и вс он подраздляются самымъ замчательнымъ образомъ на группы, соотвтствующія обыкновеннымъ млекопитающимъ. Одн по устройству конечностей съ противуполагающимси пальцемъ соотвтствуютъ обезьянамъ, другія, по зубамъ,— наскомояднымъ, третьи, по зубамъ и конечностямъ,— хищнымъ, четвертыя, по тмъ же признакамъ и сложному желудку,— жвачнымъ, вомбатъ, по зубамъ,— совершеннйшій грызунъ. При этомъ надо замтить, что зубы двуутробокъ обладаютъ двумя чрезвычайно характерными особенностями, но эти особенности, какъ общій фонъ, распространяются на всхъ двуутробокъ, подробности же въ расположеніи и форм зубовъ какъ разъ таковы, какъ у простыхъ млекопитающихъ. Слдовательно, мы можемъ говорить о двуутробныхъ блкахъ, волкахъ, копытныхъ и не можемъ не видть, что біологическое сходство стоитъ въ связи и съ сходствомъ органическимъ. Нтъ никакого сомннія, что у простыхъ млекопитающихъ и двуутробныхъ зубная формула, опредляющаяся особенностями добыванія корма и родомъ пищи, есть только черта приспособленія организма къ извстнымъ условіямъ. Непосредственную связь между современными двуутробками и простыми млекопитающими установить нельзя, слдовательно, роль наслдственности въ этомъ случа мене чмъ второстепенна, и потому нельзя не видть, что біологическое сходство можетъ вызвать и аналогичныя измненія организма. Въ этомъ отношеніи будущимъ біологамъ открывается обширное поле для изслдованій какъ надъ развитыми, такъ и надъ развивающимися организмами. Сравнивая, наприм., конечности кенгуру съ конечностями лошади, мы видимъ, что и въ томъ, и въ другомъ случа измненіе конечности подчинялось одному и тому же принципу — недоразвивались вс пальцы, кром средняго у лошади на всхъ ногахъ, и у кенгуру вс, крон четвертаго, на заднихъ. Благодаря этому, уменьшалась поверхность соприкосновенія конечности съ почвой, и у лошади выработалась превосходная конечность для бга, у кенгуру не мене совершенная конечность для прыганья. Это могло бы дать поводъ къ заключенію, что природа не обладаетъ особымъ разнообразіемъ для измненія организаціи, но наше заключеніе было бы слишкомъ поспшно: у кенгуру вмст съ сокращеніемъ переднихъ конечностей и преобладающимъ развитіемъ заднихъ выработалась и совершенно оригинальная особенность — мощный хвостъ, играющій роль подставки въ спокойномъ положеніи животнаго, роль пружины при движеніи. Наконецъ, весьма возможно, что превращеніе бга въ скаканье или лучше прыганье у кенгуру, носящаго дтенышей въ сумк подъ брюхомъ, обусловливалось именно послднимъ обстоятельствомъ. Только, какъ бы то ни было, измненіе конечностей у лошади и кенгуру можетъ быть названо параллельнымъ и представляетъ собою далеко не единичный случай въ животномъ царств. Это позволяетъ намъ перейти къ одному изъ очень важныхъ вопросовъ — вопросу о зародышевыхъ стадіяхъ у животныхъ.
Эмбріологія идя исторія развитія животныхъ показала намъ, что животныя ‘самыхъ разныхъ отдловъ проходятъ во время своего развитія нкоторыя общія всмъ имъ формы или стадіи, число которыхъ довольно ограниченно. Иногда сходство, повидимому, соотвтствующихъ стадій у равныхъ животныхъ весьма велико, иногда, напротивъ, его надо старательно искать, чтобы найти и, въ такомъ случа, самъ собою является вопросъ, не потому ли и находятъ сходство, что очень хотятъ найти. Талантливый, но черезъ мру увлекающійся Геккель высказалъ въ свое время красивую мысль, что развитіе особи какой-либо группы повторяетъ въ краткихъ и общихъ чертахъ весь ходъ развитія самой группы во времени. Само собою разумется, это не было объясненіемъ или разъясненіемъ законовъ развитія. Развитіе особи, какъ-никакъ, представляетъ собою то, что можно наблюдать, рядъ явленій въ одномъ случа боле простыхъ, въ другомъ — боле сложныхъ. Странно объяснять факты, ссылаясь на загадочное и, главное, ничмъ не доказанное сходство въ развитіи типа и особи. Само собою разумется, признавая наслдственность и постепенность развитія, можно ожидать, что зародышъ на нкоторыхъ стадіяхъ иметъ большее или меньшее сходство съ какимъ-либо или съ нсколькими изъ его предковъ. Но дальше этого идти нельзя. Объяснять весь ходъ развитія животныхъ исключительно наслдственностью ненаучно, погожу что индивидуальной жизни зародыша отрицать невозможно, зародышъ зависитъ отъ окружающей среды гораздо боле, чмъ взрослое животное. Простое обсужденіе значенія питанія взрослаго животнаго и зародыша должно подтвердить это. Взрослый организмъ, не получая достаточнаго количества пищи, страдаетъ, и можетъ даже болть, если питается слишкомъ мало, но происходящія отъ этого измненія въ благопріятныхъ условіяхъ очень быстро сглаживаются. Напротивъ, неразвитый, а еще развивающійся организмъ существенно измняется отъ того или другаго количества пищи. Личинка пчелы, получая избытокъ пищи, развивается въ способную къ размноженію самку, не получая этого избытка пищи, личинка хиретъ и развивается въ уродливую особь, не способную къ половымъ отправленіямъ, т.-е. къ дторожденію, вслдствіе недоразвитія нкоторыхъ частей организма. Всмъ, наконецъ, изъ общежитія извстно, что плохое питаніе особи во время развитія ея влечетъ за собою часто непоправимые изъяны организма. А питаніе, хотя и главное, но не единственное условіе, отъ котораго зависитъ развивающійся организмъ. По этому, признавая въ развитіи нкоторое значеніе наслдственности, мы должны признать, что большую роль играетъ въ немъ сумма условій, непосредственно вліяющихъ на зародышъ. Ни мы видимъ изъ наблюденій надъ взрослыми животными, что сходство условій стоитъ въ непосредственной связи и съ сходствомъ организаціи. Не даетъ ли это повода заключить, что сходство условій развитія зародышей различныхъ животныхъ влечетъ за собою и сходство въ проходимыхъ ими зародышевыхъ стадіяхъ? И, наблюдая, по крайней мр’ первыя стадіи развитія животныхъ, видя передъ собою образованіе впячиваній, складокъ, валиковъ и т. п., не естественно ли думать, что къ развитію зародыша примнимы нкоторые законы механики? А тогда весь нашъ взглядъ на развитіе животныхъ измнился бы радикально. Такъ сказать, общій фонъ развитія составляла бы не наслдственность, а вліяніе окружающей среды. Роль наслдственности сократилась бы въ значительной мр, и не понадобилось бы для объясненія явленій исторіи развитія прибгать къ такому туманному объясненію, какъ ‘память пластидуль’. Несомннное существованіе наслдственности не должно насъ увлекать до такой степени, что за этимъ фактомъ мы уже перестаемъ видть что-либо другое. Въ этой односторонности, въ сущности, сказывается стремленіе къ возможно простымъ объясненіямъ явленій, но еще не было примра, чтобы простота объясненія могла быть приложима къ сложному явленію. Поэтому-то и нужна совокупная работа ученыхъ, что только лишь этимъ путемъ можетъ быть устранена односторонность каждаго изъ нихъ. Взаимная критика и взаимная помощь должны идти рука объ руку, и тогда есть надежда, что многое до сихъ поръ темное станетъ понятнымъ и разъясненнымъ. Я не ошибусь, сказавши, что вопросъ о томъ, представляютъ ли собою зародышевыя стадіи только выраженіе наслдственности или же и зависимость зародыша отъ окружающихъ условій,— вопросъ первостепенной важности, вроятное ршеніе котораго составило бы гордость цлаго поколнія натуралистовъ. Но въ настоящее время эмбріологи, повидимому, уклонились отъ этого вопроса. Массу появляющихся эмбріологическихъ работъ составляютъ фактическія работы, не содержащія ничего, кром описанія наблюденій, немногіе авторы присоединяютъ къ этому объясненіе наблюденій, придерживаясь старыхъ взглядовъ, только въ вид исключенія проскользнетъ одна-другая работа, авторъ которой работалъ, продумывая наблюдаемыя имъ явленія и стремясь подыскать имъ объясненіе. Громадное число этихъ работъ не вноситъ въ науку ничего новаго, и зачастую въ основу ожесточеннйшихъ споровъ и, повидимому, непримиримыхъ противорчій кладется не сущность дла, а упрямое несогласіе изъ-за словъ. Что положитъ конецъ этому состоянію эмбріологіи, сказать трудно. Въ свое время, когда эмбріологія начала сбиваться съ послдовательнаго пути своего развитія, и масса работъ производилась безъ опредленнаго плана, ее вывелъ на дорогу Бальфуръ, подведшій итоги сдланнаго и тмъ самымъ намтившій ближайшія задачи будущаго. Очень можетъ быть, что рано или поздно появится опять эбріологъ, который съуметъ стать выше частностей, свяжетъ въ одно разрозненные факты и тмъ самымъ отброситъ массу ненужнаго балласта. Но до тхъ поръ нечего возлагать на эмбріологію несбыточныя надежды и ожидать ршенія такихъ вопросовъ, къ которымъ она даже не думаетъ подходить, довольствуясь ршеніемъ сравнительно очень мелкихъ задачъ.
Нкоторые ученые не хотятъ признавать заслугъ за молодыми натуралистами, пока послдніе не представятъ одну или дв работы по эмбріологіи. Умнье сдлать такую работу считается дипломомъ на званіе патентованнаго ученаго, а, между тмъ, нигд шаблонность не проявляется съ такою силой, какъ въ эмбріологіи. Программа каждой работы такъ проста, выполненіе ея связано съ преодолніемъ столь небольшихъ трудностей, что, при нкоторой усидчивости, человкъ, не отличающійся никакими особенными способностями, можетъ наводнить (и часто наполняетъ) міръ своими работами по развитію животныхъ. Прибавьте къ этому, что недосмотра со стороны одного достаточно, чтобы работа съ нкоторыми измненіями была дана въ ‘исправленномъ и дополненномъ’ вид другимъ, и вы безъ труда уясните себ значеніе тяжелой необходимости разбираться въ подобной масс изслдованій съ цлью выяснить, что дйствительно новаго и цннаго внесено ими въ науку. Вотъ почему можно желать, чтобы господствующее теперь въ біологіи эмбріологическое направленіе смнялось другимъ или стало боле осмысленнымъ. Вообще нельзя не отмтить слдующаго въ высшей степени замчательнаго факта: прямое мученіе и вой природы и давало, и даетъ біологіи прочные успй въ ея развитіи, лабораторныя работы въ самыхъ лучшихъ случаяхъ лишь подготовляя то, что должно имъ дать изученіе живой природы.
Не буду боле останавливаться на вопрос о параллельныхъ форматъ. Думаю, что сказаннаго достаточно для выясненія важнаго значенія этого явленія, и будемъ надяться, что рано или поздно оно будетъ изучено съ тмъ вниманіемъ, котораго заслуживаетъ. Перехожу теперь къ послднему общему вопросу, намченному современною біологіей,— вопросу о выгораніи формъ и о значеніи скрещиванія въ процесс вымиранія.
Какимъ образомъ происходитъ вымираніе видовъ? Есть ли это явленіе простое или сложное? Насколько велико участіе однихъ видовъ животныхъ въ вымираніи другихъ? Вотъ рядъ вопросовъ, на которое слдуетъ дать отвтъ, но такъ какъ всестороннее обсужденіе ихъ здсь не можетъ имть мста, а, съ другой стороны, отвты на первые изъ этихъ вопросовъ отчасти уже даны во второй глав, мы сосредоточимъ свое вниманіе лишь на послднемъ мъ нихъ. Онъ, вмст съ тмъ, и самый важный, такъ какъ неразрывно связанъ съ обсужденіемъ того, насколько поглощеніе одного вида другимъ, частичное или полное, задерживаетъ новообразованіе видовъ.
Въ высшей степени странно, что въ продолженіе очень долгаго времени вопросъ о вымираніи видовъ ршался просто, какъ будто исчезновеніе какой-либо группы организмовъ можетъ произойти незамтно. Прежде всего, не должно забывать, что вымиранію всякой группы должна быть причина. Во-вторыхъ, не мене очевидно, что мсто, освобождающееся въ природ вслдствіе вымиранія большей или меньшей группы особей, естественно, должно быть занято особями другой группы. Но такая постановка вопроса все еще чрезвычайно проста, потому что мы не можемъ представить себ животныхъ или растеній, которыя въ теченіе своего существованія стони бы вн зависимости отъ окружающихъ ихъ условій и въ томъ числ другихъ животныхъ и растеній. И чмъ ближе виды, входящіе въ соприкосновеніе другъ съ другомъ, тмъ сложне устанавливающіяся между яки отношенія. Но между этими отношеніями всегда можетъ проявиться такое, при которомъ особи одного вида всегда могутъ скрещиваться съ особями другаго. И если количественное отношеніе особей двухъ скрещивающій видовъ весьма различно, то можетъ случиться, что помсь, происходящая отъ скрещиванія двухъ видовъ, чаще будетъ скрещиваться въ свою очередь съ однимъ кореннымъ видомъ (боле многочисленнымъ), чмъ съ другимъ. Въ такомъ случа несомннно, что боле малочисленный видъ рано или поздно будетъ поглощенъ другимъ, боле многочисленнымъ, и что скрещиваніе играетъ роль очень важнаго фактора въ процесс исчезновенія видовъ.
Въ начал ныншняго столтія на помси смотрли какъ на явленіе чрезвычайно рдкое. Способность животныхъ образовать другъ съ другомъ помси бралась даже какъ критерій при опредленіи видовъ, такъ какъ въ науку внесено было такое положеніе, что животныя разныхъ видовъ при скрещиваніи или совсмъ не даютъ между собою потомства, или же даютъ потомство, но не плодное. Это положеніе, очевидно, было не началомъ, а концомъ, хотя оно было введено для опредленія понятія о вид и разновидности, само собою ясно, что оно не могло бы быть принято, если бы біологи ране не ршили, что между видами нтъ переходовъ, что одинъ видъ не можетъ измниться въ другіе. Опредленіе было совершенно условно и, понятно, съ измненіемъ взгляда на постоянство видовъ измнился и взглядъ на образованіе помсей между отдльными видами. До, помимо этого, въ настоящее время добыты многочисленные факты о существованіи помсей между такими формами, которыя во всякое время считались рзко обособленными видами. Слдовательно, въ этомъ случа дло уже не въ условности видоваго опредленія, а въ томъ, что образованіе помсей въ природ между отдльными видами вообще возможно.
Какъ весьма поучительный примръ, возьмемъ отношеніе соболя и куницы: въ настоящее время количество соболей, благодаря преслдованію зврька не только ловушками, но и огнестрльнымъ оружіемъ, значительно уменьшилось во всей Западной Сибири, тогда какъ куница становится здсь все боле и боле многочисленной. Сходство въ образ жизни и мстонахожденіяхъ и уменьшеніе соболя въ числ, очевидно, было причиной, почему соболь началъ скрещиваться съ куницей, образуя хорошо извстную промышленникамъ помсь такъ называемаго кидаса. Сначала, т.-е. пока количество соболей не уменьшилось замтно, кидасовъ совсмъ не было, но по мр того, какъ соболь уменьшался въ числ, кидасы становились обыкновенне и, наконецъ, въ настоящее время совсмъ перестали быть рдкостью. Такимъ образомъ, мы наблюдаемъ въ настоящее время въ Западной Сибири поглощеніе соболя куницей, чему промышленникъ далъ только толчокъ, потому что теперь оба зврька преслдуются здсь одинаково. Если бы соболь уменьшился въ числ отъ какой-либо другой причины, результатъ былъ бы тотъ же самый, недостатокъ въ самкахъ заставилъ бы зврька спариваться съ самками куницами, образовать кидасовъ, которые въ свою очередь спариваются съ куницами, и, слдовательно, совершался бы, какъ совершается и теперь, не простой процессъ вымиранія, а поглощеніе одного вида другимъ.
Къ сожалнію, наблюденій надъ млекопитающими не такъ много, чтобы мы могли значительно увеличить количество относящихся сюда примровъ, но, если не ошибаюсь, подобнымъ же образомъ, какъ вымираетъ соболь, вымеръ въ свое время тарпанъ или дикая лошадь нашихъ южныхъ степей. Гмелинъ, который сообщилъ намъ свднія о тарпанахъ изъ воронежскихъ степей, упоминаетъ о томъ, что въ степяхъ водились и длинноухія лошади, т.-е. куланы, и тарпаны, и прибавляетъ, что послдніе скрещивались съ домашними лошадьми, которыхъ угоняли отъ жилыхъ мстъ въ степь. Тарпанъ былъ животное дикое, почти не поддававшееся прирученію, такъ какъ тарпаны уничтожали сно, сложенное въ стога, ихъ били безъ сожалнія какъ животныхъ вредныхъ и въ дло негодныхъ, но, обладая быстрынъ бгомъ и смтливостью, тарпаны не особенно легко поддавались преслдованію. Что касается помсей тарпановъ съ домашними лошадьми, то он были гораздо смирне, годились на различныя работы и сравнительно легко ловились. Повидимому, уже во времена Гмелина жеребцы тарпаны были боле извстны, чмъ кобылы, которыя легче и ловились, к уничтожались, и были рдки. Поэтому боле чмъ вроятно, что тарпаны не просто вымерли, а исчезли вслдствіе скрещиванія съ домашними лошадьми.
Желательны были бы другія наблюденія надъ скрещиваніемъ млекопитающихъ, потому что немногіе примры, въ которыхъ соотношеніе видовъ является боле или мене выясненнымъ, только усиливаютъ нашъ интересъ къ относящимся сюда вопросамъ. Къ тому же, наблюденія надъ птицами,— наблюденія и многочисленныя, и обстоятельныя,— ршительно говорятъ за то что роль скрещиванія въ процесс исчезновенія видовъ весьма существенна.
Г. Сюшетэ, занимающійся въ настоящее время вопросомъ объ образованіи помсей въ животномъ царств, приводитъ длинный рядъ помсей, происшедшихъ отъ скрещиванія другъ съ другомъ различныхъ видовъ. И въ то время, какъ для млекопитающихъ подобныя помси извстны лишь въ ограниченномъ числ экземпляровъ, для птицъ въ очень многихъ случаяхъ он почти также обыкновенны, какъ и особи коренныхъ видовъ. Нкоторая разница въ наблюденіяхъ надъ животными двухъ близкихъ классовъ легко объяснима: число видовъ млекопитающихъ нсколько боле 2,000, число видовъ птицъ выше 12,000, громадное большинство видовъ млекопитающихъ бдны особями,— напротивъ, у птицъ число особей вида вообще велико, а въ нкоторыхъ случаяхъ поразительно велико. Такимъ образомъ, съ одной стороны, птицъ легче наблюдать, съ другой — нтъ ничего удивительнаго, что численность особей видовъ птицъ устанавливаетъ нсколько боле рзкія отношенія между ихъ видами, чмъ у млекопитающихъ. Такъ или иначе, только мы знаемъ нсколько примровъ, повидимому, на нашихъ глазахъ происходящаго поглощенія одного вида другимъ. Вотъ кое-какіе изъ нихъ.
Въ западной и центральной Европ, въ Малой Азіи и на Кавказ живетъ горихвостка-черногрудка, похожая на нашу обыкновенную, но предпочитающая для своего жительства мста гористыя. Какъ я у нашей, самецъ черногрудки рзко отличается отъ самочки по окраск, и тмъ неожиданне было найти въ глухихъ горныхъ ущельяхъ Западной Европы самцовъ черногрудки по окраск не отличающихся отъ самокъ. Сначала думали, что это явленіе исключительное, но поздне оказалось, что такіе самцы существуютъ и въ горахъ центральной Европы и на Кавказ, только везд рдки сравнительно съ другою формой самцовъ и, повидимому, рже избираются самками. Если же это такъ, то не составляетъ труда возстановить исторію птички: незамтно окрашенные самцы, безъ сомннія, коренная форма, которая замняется другою, съ яркою окраской самцовъ, образовавшейся подъ вліяніемъ естественнаго подбора той категоріи, которую Дарвинъ назвалъ половымъ подборомъ. Блдные самцы даютъ потомство, похожее на нихъ, но самки этого потомства, чаще спариваясь съ темными самцами, даютъ постепенное преобладаніе темныхъ же самцовъ. Такимъ образомъ, блдные самцы, будучи и боле рдкими, и мене замтными, въ послдовательномъ ряд своихъ поколній поглощаются темною формой. Хотя горихвостка съ одинаково окрашенными самцами и самками была описана какъ видъ отличный отъ черногрудки, для насъ это не иметъ значенія: для насъ важно поглощеніе одной формы другою, при той несомннной разниц, которая существуетъ между этими двумя формами.
Другой примръ — поглощеніе голубой лазоревки блою, которая изъ Сибири постепенно распространяется на западъ и, скрещиваясь съ голубою, образуетъ съ ней безчисленныя помси, рядомъ незамтныхъ переходовъ приводящихъ голубую въ нсколькихъ поколніяхъ къ полному слитію съ блой.
Затмъ, группа воронъ и гадокъ представляетъ весьма большой интересъ съ разбираемой нами стороны. Обыкновенная срая ворона распространена въ восточной части Австріи, въ Россіи и Западной Сибири, на западъ и на востокъ отъ ея области лежитъ область распространенія черной вороны, которая и въ западной Австріи, и въ центральной Сибири образуетъ безконечныя помси съ срою вороной, вытсняя ее, повидимому, въ Австріи. Наша обыкновенная гадка распространена на востокъ до Кульджинскаго района и здсь сталкивается съ даурскою гадкой, съ которой образуетъ многочисленныя помси. Имя въ виду численное соотношеніе двухъ гадокъ въ Кульджинскомъ район, г. Алфераки, наблюдавшій здсь названныхъ птицъ, высказываетъ, какъ самое вроятное предположеніе, то, что даурская галка постепенно поглощается обыкновенною.
Этотъ рядъ примровъ можно бы увеличить весьма значительно, но мы считаемъ, что приведенныхъ совершенно достаточно для нашей цди.
Обратимъ теперь вниманіе на то, что во всхъ приведенныхъ и аналогичныхъ имъ случаяхъ мы имемъ дло съ видами, судя по всму находящимися въ одинаковыхъ условіяхъ существованія. Безъ этого численное преобладаніе одного вида надъ другимъ еще не могло бы дать ему ршительнаго перевса надъ видомъ боле малочисленнымъ. Поэтому неудивительно, что существуетъ довольно большое количество и такихъ примровъ, въ которыхъ виды при скрещиваніи, будучи, повидимому, одинаково богаты особями, даютъ среднюю породу, помсь съ смшанными признаками двухъ коренныхъ видовъ. Сибирскіе дрозды и водяные воробьи, изъ которыхъ послдніе во множеств населяютъ горныя рчки и ручьи возвышенной Азіи, служатъ тому превосходнымъ примромъ. Очень можетъ быть, что постоянная помсь въ силу какихъ-нибудь условій никогда не получитъ такого численнаго преобладанія, чтобы замститъ оба коренные вида. Но возможно и то, что во время образованія постоянной помси численность одного изъ коренныхъ видовъ почему-либо уменьшится, и тогда прямымъ слдствіемъ явится поглощеніе одного вида другимъ. У безпозвоночныхъ пряныя наблюденія доказали образованіе и существованіе многочисленныхъ помсей, и потому отрицать самый фактъ невозможно. Но другое дло, если насъ спросятъ, насколько всесторонне мы понимаемъ значеніе описываемаго явленія. Въ этомъ случа мы долины откровенно сознаться, что не особенно далеко ушли впередъ. Присматриваясь къ образованію помсей въ животномъ царств, мы встрчаемся съ безчисленнымъ разнообразіемъ отдльныхъ случаевъ. Степень родства скрещивающихся видовъ, существенность признаковъ, которыми они отличаются, численное сходство или разница, географическая обособленность ш присутствіе въ одной области и множество другихъ обстоятельствъ,— все это должно быть взвшено при выясненіи значенія результатовъ скрещиванія.
Простой вопросъ: два вида, при скрещиваніи образующіе опредленную помсь, выражаютъ ли тмъ самымъ наклонность возвратиться къ прародительской форм, т.-е., напримръ, похожъ ли кидасъ на куницу, отъ которой произошла и обыкновенная куница и соболь, можетъ повести въ выводамъ величайшаго значенія, если отвтъ на него будетъ данъ положительный. Съ другой стороны, если указанная помсь есть своеобразная средняя форма, то не мене существенно объяснить ея несходство съ коренною формой. Означаетъ ли это, что признаки приспособленія легче передаются наслдственно, чмъ признаки боле общіе? Конечно, между признаками унаслдованными и признаками приспособляемости существенной разницы нтъ, одни лишь боле дальняго происхожденія и боле общи, чмъ другіе, которые ближе по времени и имютъ боле частное значеніе. Но, тмъ не мене, эта количественная разница существуетъ, съ ней надо считаться и безъ выясненія значенія общихъ и частныхъ признаковъ множество явленій скрещиванія для насъ останется непонятнымъ.
Часто повторяютъ, что скрещиваніе между особями одного и того хе вида влечетъ за собою ослабленіе того или другаго признака, полезнаго въ борьб за существованіе, а нкоторые доказываютъ даже, будто такіе признаки должны совершенно исчезать. О послднемъ говорить нечего: извстная особенность можетъ ослабнуть, но отъ ослабленія до полнаго исчезновенія еще очень далеко. Кром того, полезная особенность, ослабляясь вслдствіе того, что путемъ скрещиванія нсколькихъ особей передается отъ такихъ, у которыхъ была, такимъ, у которыхъ ея не было, вмст съ тмъ становится достояніемъ большаго числа особей. Слдовательно, она не исчезаетъ, а распредляется на большее число особей,— результатъ чрезвычайно важный для дятельности подбора, который пользуется даже минимальнымъ полезнымъ признакомъ, усиливая его въ ряд поколній. Чтобы окончательно оцнить значеніе скрещиванія между собою особей одного и того же вида, нужно сравнить виды немногочисленные и виды богатые особями. Такъ, примромъ перваго рода можно взять хищныхъ млекопитающихъ, хищныхъ птицъ, примромъ втораго рода — грызуновъ, вьюрковъ, гусей. Хищники не только малочисленны, но еще и держатся по преимуществу отдльными семьями, и у нихъ мы видимъ чрезвычайно рзко выраженныя личныя особенности, но слабо развитыя породы или разновидности. Если возьмемъ вьюрковъ или гусей, на первый взглядъ можетъ показаться, что это группы гораздо боле однообразныя, чмъ хищники, такъ какъ переходы между крайностями личныхъ признаковъ у нихъ полне и типы личныхъ особенностей мене разнообразны, боле уравнены, но это только при первомъ взгляд: и у вьюрковъ, и у гусей мы найдемъ великое множество такихъ типовъ личныхъ особенностей, которые, будучи пріурочены къ географическимъ областямъ, должны быть названы мстными породами или географическими разновидностями.
Такимъ образомъ, свободное скрещиваніе особей вида между собою въ очень широкихъ предлахъ не только не тормазитъ дла подбора, но даже способствуетъ ему, обильне распредляя мелкія особенности по различнымъ особямъ вида. Съ этой стороны можно бы утверждать, что чмъ богаче видъ особями, тмъ онъ пластичне, но существуютъ примры, которые, повидимому, противорчатъ этому. Разбирая, однако, тъ внимательно, мн кажется, мы можемъ справиться съ этимъ затрудненіемъ. Дло въ томъ, что не во всякій періодъ своего развитія видъ обладаетъ одинаковою пластичностью. Съ другой стороны, нкоторые виды обладаютъ вообще замчательнымъ постоянствомъ признаковъ. Плеченогія, которыя въ теченіе безчисленныхъ геологическихъ періодовъ сохранились, не мняя своихъ признаковъ, нкоторыя египетскія и индійскія животныя, сохранившіяся безъ измненія въ теченіе многихъ тысячелтій, достаточно иллюстрируютъ это отсутствіе пластичности. Но дйствительно ли эти формы утратили способность измняться, или же он только не измняются потому, что наилучше приспособились къ извстнымъ условіямъ? Мы должны дать послдній отвть. Изучая условія существованія плеченогихъ, мы видимъ замчательное однообразіе условій, сопровождающихъ этихъ животныхъ съ древнйшихъ геологическихъ періодовъ до нашихъ дней. Египетъ, Индія, да и вообще тропическія страны представляютъ такое постоянство условій, что, опять-таки, нтъ основанія предполагать, что живущія здсь животныя не измняются вслдствіе своей неспособности измняться. Можно даже путемъ аналогіи признать, что такое положеніе абсурдно: если бы измняемость организаціи исчезла, и условія были бы неблагопріятны, животныя вымерли бы, какъ вымираютъ они всегда при такомъ положеніи длъ. Такъ, вымерли, напримръ, полипы съ пониженіемъ температуры морей среднихъ широтъ и т. п. Слдовательно, видя неизмняемость вида и его однообразіе, мы не должны торопиться зачислять его въ стаціонарные виды,— быть можетъ, видъ не измняется только вслдствіе отсутствія причинъ измняемости. Какъ бы ни былъ богатъ такой видъ особями, онъ, все-таки, остается обладателемъ извстныхъ признаковъ, которые ему наиболе полезны въ извстныхъ условіяхъ. Но помимо этого, конечно, не исключена возможность временнаго существованія вида, неспособнаго измниться, только мы думаемъ, что при измненіи условій существованія въ неблагопріятную сторону такой видъ или въ короткое время приблизился бы къ вымиранію, или же неподвижность его признаковъ смнилась бы подвижностью. Послдній исходъ совершенно возможенъ, если принять во вниманіе, что ни одна система органовъ не подвержена такимъ измненіямъ въ зависимости отъ измненія условій, какъ половая.
Нтъ никакого сомннія, что изученіе явленій скрещиванія въ животномъ царств весьма затруднительно. Имя дло съ растеніями, возможно производить не только наблюденія, но и опыты. Съ животными какіе опыты возможны въ указанномъ направленіи? Вс они, прежде всего, связаны съ потерей свободы для животнаго, а это отражается на всемъ организм не только гибельно, но и различно для разныхъ организмовъ. Одни животныя въ невол становятся гораздо плодовите, чмъ на вол, таковы, напримръ, морскія свинки, другія,— и такихъ большинство,— напротивъ, утрачиваютъ боле или мене полно способность дторожденія, у третьихъ, какъ у слона, неволя оказываетъ различное дйствіе на самцовъ и самокъ. Такимъ образомъ, даже въ томъ случа, если бы опыты были обставлены самымъ научнымъ образомъ, выводы изъ нихъ не дали бы очень многаго относительно дикихъ животныхъ. Но въ громадномъ большинств случаевъ опыты производятся не достаточно тщательно и потому добываемые изъ нихъ результаты имютъ еще меньшее значеніе. Наибольшую услугу для науки могли бы оказать въ данномъ случа даже не зоологическіе сады, а парки, въ которыхъ, по крайней мр, травоядныя млекопитающія и куриныя птицы находятся въ естественныхъ условіяхъ существованія, только обильне снабжены кормомъ, чмъ если бы были предоставлены сами себ. Вотъ въ такихъ-то паркахъ и можно подмтить, что скрещиваніе свободно совершается между различными видами, но, къ сожалнію, мы не знаемъ такихъ опытовъ, гд помси разныхъ поколній были бы скрещиваемы между собою и съ коренными формами, а, слдовательно, не знаемъ и того, насколько помси вообще устойчивы. Ботаники добыли боле цнныя данныя, нежели зоологи. Руководясь иногда чистопрактическими соображеніями, они внесли въ науку и тотъ фактъ, что опыленіе одного растенія другимъ, взятымъ изъ другихъ условій, даетъ наилучшіе результаты, и то, что разновидности одного и того же вида при перекрестномъ опыленіи бываютъ неплодны, и то, что различные виды при такомъ же условіи даютъ здоровое потомство. Повидимому, въ растительномъ царств, какъ и въ животномъ, въ связи съ вопросомъ объ оплодотвореніи, стоятъ величайшія проблемы, которыхъ разршенія придется ждать лишь въ очень далекомъ будущемъ. Какъ бы то ни было, этого достаточно, чтобы мы не отказывались отъ правильной постановки вопроса, потому что пока не намчены задачи изслдованія, не можетъ быть произведено и само изслдованіе.

——

Я могу считать свою статью конченной. Конечно, я не разобралъ всхъ задачъ современной біологіи, но это и не было моимъ намреніемъ. Я хотлъ только показать и думаю, что мн удалось это хоть отчасти, что біологія все время движется впередъ, что, пользуясь извстнымъ методомъ изслдованія, она группируетъ новые факты и такимъ путемъ даетъ начало новымъ обобщеніямъ. Мы видли, что послдніе выводы біологіи отнюдь не противорчатъ выводамъ, сдланнымъ ране. Мы могли убдиться, что нашъ взглядъ на явленія природы расширяется, наше пониманіе взаимной связи разнообразныхъ явленій увеличивается. Такимъ образомъ, послдніе успхи біологіи наглядно свидтельствуютъ собою, что эта отрасль знанія поставлена правильно и что до тхъ поръ, пока въ основ біологическихъ работъ будутъ лежать факты и наблюденія, намъ нечего бояться за ходъ развитія біологіи.
Очень можетъ быть, что меня упрекнуть за нкоторую сухость изложенія, но я началъ статью съ указанія на то, что ставлю своею задачей обсужденіе предмета безъ полемики съ нашими противниками, безъ апологіи дарвинизма. Повторяю, по моему мннію, и то, и другое несвоевременно. Если читатель, прочтя эти страницы, пришелъ къ убжденію, что біологія сдлала новыя пріобртенія, моя цль достигнута. Мы часто слышимъ кругомъ о ‘свободной наук’, но очень часто не совсмъ понимаемъ, что разумютъ подъ этимъ выраженіемъ. Наука свободна по сущеи остановить ея развитіе едва ли что можетъ. Но наук не чужды догматы, и вотъ эти-то догматы оказываютъ чрезвычайно вредное вліяніе на научное развитіе. Обыкновенно, трудно даже найти, когда и въ какой форм тотъ или другой догматъ проникъ въ науку. Бываетъ и такъ, что какое-нибудь положеніе вносится въ науку либо какъ допущеніе, либо лишь съ частнымъ значеніемъ, а потомъ разростается до значенія догмата и начинаетъ прикрывать собою разныя малопонятныя явленія. Такъ, дарвинисты ввели термины ‘приспособляемость’ и ‘наслдственность, и то, что первоначально разумлось подъ этимъ или, лучше сказать, т рамки, въ которыхъ эти термины употреблялись, было, безъ сомннія, научнымъ пріобртеніемъ. Но вскор въ Германіи этими терминами начали злоупотреблять, ихъ ставили везд, гд не хватало объясненія, ихъ не обсуждали, а брали какъ неоспориваемые догматы, и трудно сказать, сколько вреда принесло такое отношеніе къ длу. Точно также положеніе Фрица Мюллера, что личинки нкоторыхъ животныхъ походятъ на ихъ предковъ, представляло очень счастливую идею, но Геккель началъ говорить объ укорачиваніи хода развитія и о его фальсификаціи, укорачиваніемъ и фальсификаціей вздумалъ объяснять вс эмбріологическія явленія и, вмсто вроятнаго объясненія нкоторыхъ явленій, далъ догматическое объяснены всхъ. Повторяю, отъ этихъ догматовъ должна освобождаться наука. Пока мы будемъ ихъ повторять или переписывать съ одного изданія нашихъ учебниковъ въ другое, едва ли наука сдлаетъ замтные шаги впередъ. Безъ критики научное развитіе немыслимо, а тамъ, гд есть критика, немыслимы догматы. Конечно, не трудно съ практической стороны объяснить успхи научныхъ догматовъ. Не надо забывать, что очень многіе труженики науки только провряютъ работы другихъ, подмчаютъ новые наличные факты, исправляютъ старые. Для нихъ какія-нибудь общепринятыя положенія нужны,— безъ таковыхъ они не сдлаютъ ни одной даже мелкой работы. То же надо сказать и о работахъ начинающихъ ученыхъ. Только очень немногіе изъ нихъ имютъ достаточно мужества, чтобы издать работу фактическаго содержанія, не пускаясь ни въ какія общія соображенія. Большинство именно въ своихъ первыхъ работахъ и хочетъ удивить міръ своими общими соображеніями, и въ такомъ случа ходячіе догматы оказываютъ драгоцнную услугу. но какъ только у ученаго накопляется большій запасъ фактическихъ знаній, какъ только критика и своего, и чужаго вступаетъ въ свои права, такъ поклоненіе догматамъ постепенно ослабваетъ, и, въ лучшемъ случа, даже исчезаетъ совершенно.
Если дарвинисты въ теченіе нсколькихъ лтъ въ разной форм излагали одно и то же, то это происходило оттого, что для нихъ дарвинизмъ сталъ догматомъ. Мало ли они читали труды самого Дарвина, предавались ли слпому поклоненію его авторитету,— только въ продолженіе нсколькихъ лтъ не длалось ни одной попытки пойти дале того, что сдлалъ Дарвинъ, и если бы традиціи Дарвина не привились къ нкоторымъ ученымъ, если бы послдніе не съумли оторваться отъ книги и приняться за наблюденіе живой природы, мы, безъ сомннія, и понын не съужи бы пойти впередъ и безнадежно вертлись бы въ кругу ‘наслдственности’ и ‘приспособляемости’. Примръ Уоллзса, съумвшаго, не переставая быть дарвинистомъ, внести нкоторыя поправки въ теорію Дарвина (самая существенная изъ нихъ касается теоріи половаго подбора) и пойти въ объясненіи явленій организованнаго міра дале, чмъ это было во времена Дарвина, для насъ наиболе поучителенъ. Въ теченіе всей своей жизни этотъ ученый, опираясь на принципы Дарвина, не переставалъ всесторонне обсуждать явленія организованнаго міра и критиковать выводы какъ свои, такъ и другихъ. Этимъ объясняется и значеніе его личныхъ трудовъ, и его все возростаюшее вліяніе на натуралистовъ.
Чтобы покончить, я укажу еще только на одну несообразность, тормазящую развитіе біологіи: трудно найти другую отрасль знанія, гд номенклатура играла бы такую выдающуюся роль, какъ въ біологіи. Мене всего отъ номенклатуры пострадали т отдлы біологіи, которые разрабатывались англичанами, боле всего т, къ которымъ приложили свои руки нмцы, и въ этомъ отношеніи особенно завалена хламомъ эмбріологія. Сказывается ли въ этомъ вліяніе натурфилософіи, отъ которой не можетъ отдлаться нмецкій ученый, или стремленіе тевтонской расы все облекать въ опредленную форму,— только нмцы-эмбріологи дали такое безчисленное количество ни на что ненужныхъ и ничего не выражающихъ терминовъ, что въ скоромъ времени, вроятно, явится надобность въ особомъ отдл энциклопедическаго словаря, который былъ бы посвященъ эмбріологическимъ терминамъ. Бываютъ даже такіе курьезы, что ученые, умющіе и наблюдать, и критиковать наблюденія, обрушиваются съ страшною силой на безполезность и даже вредъ существующей сложной номенклатуры и кончаютъ тмъ, что даютъ свою еще боле сложную и еще мене нужную. Карлъ Фогтъ съ свойственнымъ ему остроуміемъ весьма справедливо замчаетъ, что если бы не было приличныхъ и даже красивыхъ греческихъ и латинскихъ словъ, наука была бы свободна отъ весьма большаго количества хлама, которымъ ее усиленно заваливаютъ, то пользуясь красивымъ словомъ, то вводя терминъ, который будто бы чрезвычайно просто выражаетъ боле или мене сложное явленіе. Не будь этихъ словъ, дло было бы гораздо лучше, такъ какъ пока нтъ термина, на то или другое явленіе смотрятъ какъ на не вполн изученное, разбираютъ его съ разныхъ сторонъ и, наконецъ, достигаютъ того, что понимаютъ его, боле или мене полно. Напротивъ, введеніе опредленной номенклатуры даже примнительно къ такимъ явленіямъ, которыя совершенно не изучены, приводитъ позднйшихъ изслдователей къ ложному заключенію, что въ этомъ направленіи уже нечего длать. А пройдетъ нсколько лтъ, вновь введенный терминъ окрпнетъ, и попробуйте тогда докопаться до его происхожденія и даже его первоначальнаго значенія.
Казалось бы, что задача ученыхъ проста и практически легко осуществима: опредленно говорить о томъ, что извстно, безбоязненно указывать то, что неизвстно, и стремиться къ познанію истины путемъ наблюденія, опыта и всесторонней критики уже добытаго матеріала. Но эта задача оказывается и не простою, и на практик трудно осуществимою: только истинные ученые кладутъ рзкую грань между изученнымъ и понятымъ, съ одной стороны, и неизученнымъ и непонятымъ — съ другой. Громадное большинство скрываетъ и отъ себя, и отъ другихъ истинные размры нашего знанія, забывая, что ничто такъ не вредитъ научному развитію, какъ неясность и неточность. Если бы научныя задачи формулировались всегда строго-опредленно, если бы научные вопросы задавались всегда въ форм ясной и простой, наука не была бы завалена массой ни на что ненужныхъ, случайно народившихся и случайно сдланныхъ работъ. Вотъ почему, видя, что развитіе біологіи не останавливается, видя, что новыя задачи и намчаются, и разршаются, натуралисты могутъ спокойно ожидать въ будущемъ выясненія и другихъ, боле сложныхъ и боле запутанныхъ явленій. Очевидно, что въ развитіи біологіи мы имемъ дв стороны: одну — положительную, которую составляютъ крупныя работы, преемственно разршающія одну за другой постепенно назрвающія задачи, другую — отрицательную, которую составляетъ масса работъ, не связанныхъ между собою идеей, исполненныхъ иногда почти на-заказъ, ради какихъ-либо практическихъ цлей. Было бы наивно думать, что настанетъ время, когда послднихъ работъ не будетъ. Излишне и придавать имъ большое отрицательное значеніе. Ихъ появленіе — роковая необходимость при тхъ условіяхъ, при которыхъ живетъ человкъ. Но, мшая быстрому развитію, такія работы не могутъ задержать его, а будучи слабы по существу, он и не могутъ имть большаго значенія. Оставимъ же ихъ въ сторон, опредли ихъ мсто, но не разбирая ихъ подробно и не боясь ихъ вліянія. Будемъ помнить, что каждый изъ насъ въ теченіе своей жизни успваетъ подмтить то или другое положительное пріобртеніе науки, и въ этомъ найдемъ себ и успокоеніе, и вознагражденіе.

М. Мензбиръ.

‘Русская Мысль’, кн.XII, 1891

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека