Въ август мсяц текущаго года, исполнятся ровно сорокъ лтъ со времени появленія въ печати перваго литературнаго труда нашего маститаго беллетриста-художника, И. С. Тургенева. Несмотря на самые разнорчивые толки и, подчасъ, ожесточенныя нападки, которымъ подвергались его произведенія, — ни одинъ изъ современныхъ русскихъ писателей не пользуется такимъ всеобщимъ уваженіемъ и общей симпатіей, какъ Иванъ Сергевичъ,— не только въ Россіи, но и въ западной Европ, гд произведенія этого высоко-даровитаго писателя, переведенныя почти на вс иностранные языки, возбуждаютъ и удивленіе, и восторгъ и ставятся на ряду съ самыми крупными представителями европейской литературы. Французы прибавляютъ постоянно къ его имени лестные эпитеты: ‘crivain tant aim’ или ‘clè,bre illustre romancier’, нмецкіе критики называютъ его ‘геніальнымъ’,— а англичане сравниваютъ его талантъ съ теккереевскимъ.
Иванъ Сергевичъ Тургеневъ происходитъ изъ стариннаго дворянскаго рода, ведущаго свое начало отъ времени существованія Золотой Орды, многіе изъ членовъ которой служили, въ XVII вк, воеводами, изъ другихъ историческихъ личностей этой фамиліи наиболе извстенъ Петръ Тургеневъ, обличившій Лже-Димитрія и казненный, за это, самозванцемъ, на Лобномъ Мст, въ Москв, а затмъ, поздне, шутъ Петра Великаго, Яковъ Тургеневъ, которому, въ 1700 году, пришлось остричь бороды русскимъ боярамъ. Отецъ Ив. Серг., полковникъ елисаветградскаго кирасирскаго полка, Сергй Николаевичъ Тургеневъ, былъ женатъ на богатой помщичьей дочери, Варвар Петровн Лутовиновой. Отъ брака ихъ и родился, 28 октября 1818 года, въ город Орл. Ив. Серг.,— средній изъ 3-хъ сыновей Сергя Николаевича. Ранніе дтскіе годы маленькій Тургеневъ провелъ въ Орловскомъ помсть своей матери, Спасскомъ-Лутовинов, вмст съ старшимъ братомъ своимъ. Въ 1820 году семейство Тургеневыхъ, какъ и вс богатые баре того времени, считало непремннымъ долгомъ отправиться съ дтьми за границу, они постило, между прочимъ, Швейцарію, и вотъ здсь-то, при осмотр Бернской Медвжьей ямы, чуть-было не погибъ малолтній Тургеневъ: онъ едва не провалился туда, если бы отецъ, во время, не вытащилъ его за ногу. По возвращеніи изъ заграничнаго путешествія семья Тургеневыхъ поселилась надолго въ своемъ родовомъ имніи и принялась за воспитаніе сыновей. Въ т времена увлеченіе всмъ иностраннымъ доходило до крайнихъ предловъ,— поэтому еще съ двухлтняго возраста маленькій Тургеневъ былъ окруженъ разными гувернерами, учителями и няньками, изъ иностранцевъ, которые обязаны были учить ребенка языкамъ французскому и нмецкому. Что касается до роднаго языка,— то онъ вполн игнорировался. Съ малыхъ лтъ, читая подъ руководствомъ своихъ воспитателей всевозможныя произведенія французскихъ и нмецкихъ классиковъ, юный Ив. Серг. не имлъ ни малйшаго понятія объ отечественной литератур. Первымъ знакомствомъ своимъ съ ней онъ обязанъ крпостному человку, камердинеру его матери, это былъ довольно цльный типъ грамотнаго простолюдина, горячо преданнаго своимъ господамъ, отчасти философа и страстнаго любителя старинныхъ стиховъ, особенно Хераскова. Въ одномъ изъ послднихъ разсказовъ своихъ ‘Пунинъ и Бабуринъ’,— Ив. Сергев. весьма живо обрисовалъ намъ своеобразную личность перваго русскаго наставника своего, который украдкой читалъ молодому баричу знаменитую ‘Россіяду’, съ увлеченіемъ и торжественно декламируя тяжелые, шестистопные ямбы этой поэмы. Дальнйшее и боле близкое ознакомленіе съ русской словесностью Тургеневъ получилъ въ Москв, при помощи русскихъ учителей и хорошихъ знатоковъ родной литературы.
Въ 1828 году родители его перехали на жительство въ Москву, здсь, въ 1831 году, когда ему минуло одиннадцать лтъ, онъ былъ помщенъ въ частный пансіонъ нкоего Вейденгаммера,— потому что въ тогдашнія гимназіи, изъ богатыхъ дворянъ, почти никто не отдавалъ своихъ дтей. Но у Вейденгаммера Тургеневъ пробылъ не долго, его перемстили въ другое заведеніе,— пансіонъ Краузе, директора Армянск. Лазаревск. Института. Составь учащихъ въ этомъ заведеніи отличался весьма удачнымъ выборомъ. Такъ, напримръ, математику преподавалъ здсь И. И. Погорльскій, русскую словесность читалъ литераторъ и изслдователь русской старины, Д. И. Дубенскій, а исторію — И. П. Клюшниковъ. Обо всхъ этихъ наставникахъ Тургеневъ и теперь вспоминаетъ съ уваженіемъ и благодарностью, кром того, благодаря настойчивости директора пансіона,— Краузе, Ив. Серг. основательно изучилъ англійскій языкъ.
Довольно хорошо подготовленный, съ знаніемъ трехъ языковъ: французскаго, англійскаго и нмецкаго, шестнадцатилтній Тургеневъ, въ 1834 году, поступилъ въ число студентовъ Московскаго Университета, но словесному факультету. Но смерть отца, послдовавшая 30 октября того же года, побудила его оставить Москву и перейти въ Петербургскій университетъ. Въ ту пору профессорскій персоналъ этого университета хотя и состоялъ ихъ такихъ лицъ, какъ: М. С. Куторга, Н. Г. Устряловъ, П. А. Плетневъ, . Б. Грефе и друг., но былъ далеко не изъ блестящихъ, и, въ этомъ отношеніи, уступая первенство московскому университету, совсмъ мало вліялъ на развитіе студентовъ, мало давалъ имъ положительныхъ знаній. Самъ Тургеневъ откровенно сознается, что, напримръ, онъ принужденъ былъ снова готовиться изъ греческаго и латинскаго языковъ, когда, впослдствіи, ему пришлось слушать лекціи берлинскихъ профессоровъ, по литератур древнихъ языковъ.
Посл трехъ лтъ пребыванія въ филологическомъ факультет, Тургеневъ, въ 1836 г. выпущенъ съ званіемъ дйствительнаго студента, а въ слдующемъ году, по выдержаніи новаго экзамена, получилъ степень кандидата. Однако, при тхъ условіяхъ, въ которыхъ,— какъ мы уже сказали, — находился тогдашній петербургскій университетъ, Ив. Срг. почувствовалъ свое образованіе далеко неоконченнымъ, а потому, въ 1838 году, Тургеневъ отправился за границу, въ Германію, на любецкомъ пароход Николай I-й, вмст съ другими молодыми людьми, жаждавшими, какъ и онъ, увидать во очію, великихъ поэтовъ Шиллера и Гете и, такъ сказать, лицемъ къ лицу встртиться съ гегеліанской философіей, познакомиться покороче съ общественной жизнью Запада и поучиться нмецкой мудрости.
Въ Германіи Ив. Серг. прожилъ,— въ два прізда — почти два года, дятельно посщая, въ теченіи трехъ семестровъ, лекціи берлинскихъ профессоровъ. Здсь онъ имлъ дло съ знаменитыми учеными, составившими себ авторитетное имя, слушалъ вмст съ Грановскимъ и Михаиломъ Б-нымъ, такихъ профессоровъ, какъ: Вердера, читавшаго философію, Цумита — латинск. словесность, Бека — греческ. словесн., Леопольда Ранке и Ганса — историковъ. По свидтельству самого Тургенева, лекціи эти произвели на него сильное впечатлніе. И вообще, совершенно иной строй жизни, иныя соціальныя условія и пребываніе на плодотворной почв европейской цивилизаціи, значительно повліяли на интеллектуальное развитіе, на характеръ воспріимчиваго, даровитаго юноши, въ Германіи Тургеневъ окончательно выработалъ свой эстетическій вкусъ и любовь ко всему прекрасному, и впервые задумалъ свои замчательныя ‘Записки Охотника’.
Ив. Сергевичъ пробылъ за границей до 1841 года и, нравственно окрпшій, полный силъ и энергіи, съ богатымъ запасомъ знаній и искрой вдохновенія въ душ возвратился въ Россію, при всей своей любви къ родин, онъ, тмъ не мене, сталъ навсегда горячимъ поклонникомъ европейскаго строя жизни,— остался ‘неисправимымъ западникомъ’. Вотъ почему, когда изъ заграницы онъ похалъ прямо въ Москву, къ своей матери и познакомился здсь съ Аксаковыми, Киревскими, Хомяковымъ и другими представителями славянофильства,— то отнесся къ этому, только что зарождавшемуся ученію, — совершенно отрицательно. По возвращеніи своемъ въ Петербургъ, Тургеневъ, все таки, пытался подчиниться, вмст съ прочими, изстари заведенному порядку:— онъ зачислился, въ 1843 г., въ канцелярію министра внутреннихъ длъ,— гр. А. А. Перовскаго, въ которой директоромъ былъ В. И. Даль,— хотя въ служб онъ нисколько не нуждался, имя обезпеченное состояніе. Прослуживъ около года, Тургеневъ вышелъ въ отставку, съ чиномъ коллежскаго секретаря и всецло отдался литератур.
Съ 1841 года начинается его литературная дятельность, выразившаяся, на первый разъ, цлымъ рядомъ боле или мене талантливыхъ поэмъ и мелкихъ стихотвореній. Впрочемъ, первое печатное произведеніе Ив. Серг. появилось гораздо раньше: въ ‘Журнал Мин. Нар. Проси.’ 1836 г. (ч. XC, No 8, стр. 391—410) помщенъ его разборъ книги Андрея Муравьева: ‘Путешествіе ко святымъ мстамъ русскимъ’, подписанный полной фамиліей автора. Однако Ив. Серг. отрекается отъ своего ‘первенца’, что видно изъ письма его, недавно помщеннаго въ ‘Встник Европы’ {}. О первыхъ же стихотворныхъ опытахъ, Тургеневъ, въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ’, говоритъ слдующее: ‘въ начал 1837 года, я, будучи третьекурснымъ студентомъ С.-Петерб. универ., представилъ на разсмотрніе профессора Русской Словесности, П. А. Плетнева, одинъ изъ первыхъ плодовъ моей музы,— какъ говорилось въ старину, — фантастическую драму въ пятистопныхъ ямбахъ, подъ заглавіемъ ‘Стеніо’. Въ одну изъ слдующихъ лекцій, П. А., не называя меня по имени, разобралъ, съ обычнымъ своимъ благодушіемъ, это совершенно нелпое произведеніе, на которомъ, съ дтскою пеумлостью, выражалось рабское подражаніе байроновскому Манфреду. Выходя изъ зданія университета и увидвъ меня на улиц, онъ подозвалъ меня къ себ и отечески пожурилъ меня, причемъ, однако, замтилъ, что во мн ‘что-то есть!’ Эти два слова возбудили во мн смлость отнести къ нему нсколько стихотвореній, онъ выбралъ изъ нихъ два, и, годъ спустя, напечаталъ ихъ въ ‘Современник’, который унаслдовалъ отъ Пушкина…’ Стихи назывались: ‘Вечеръ. Дума’. (‘Совр.’ 1838 г. т. IX) и ‘Къ Венер Медицейской’ (тамъ же т. XII) и помщены за подписью …..въ.
Самостоятельно на литературное поприще Тургеневъ выступилъ въ 1841 г., напечатавъ подъ скромными буквами T. Л. (Тургеневъ-Лутовиновъ), два стихотворенія въ No 9 ‘Отеч. Записокъ’: ‘Старый помщикъ’ и ‘Баллада’ — пьески довольно слабыя. Затмъ, съ 1847 по 1846 годъ включительно, въ томъ же журнал былъ помщенъ цлый рядъ его мелкихъ стихотвореній: ‘Цвтокъ’, ‘Нева’, ‘Весенній вечерь’, ‘Похищеніе’, ‘Толпа’, ‘Въ ночь лтнюю’, ‘едя’, ‘Конецъ жизни’, ‘Признаніе’, ‘Откуда ветъ тишиной’, ‘Сцена изъ Фауста, Гете’, ‘Человкъ, какихъ много’, ‘Когда съ тобой разстался я’, ‘Когда давно забытое названье’ и друг., и дв большія поэмы: ‘Параша’ и ‘Андрей’. Около пасхи 1843 г. вышла, отдльнымъ изданіемъ, первая изъ этихъ поэмъ и Тургеневъ, въ самый день своего отъзда въ деревню, передалъ Блинскому, черезъ его человка, одинъ экземпляръ ‘Параши’, съ Блинскимъ онъ въ то время почти не былъ знакомъ и только раза два встрчался у знакомыхъ. ‘Въ деревн’,— говорилъ Ив. Серг.,— ‘я пробылъ около двухъ мсяцевъ, получивъ майскую книжку ‘Отеч. Записокъ’, я прочелъ въ ней длинную статью Блинскаго о моей поэм. Онъ такъ благосклонно отозвался обо мн, такъ горячо хвалилъ меня, что, помнится, я почувствовалъ больше смущенія, чмъ радости. Я ‘не могъ поврить’, и когда, въ Москв, покойный И. В. Киреевскій подошелъ ко мн съ поздравленіями, я поспшилъ отказаться отъ своего дтища, утверждая, что сочинитель ‘Параши’ не я. Возвратившись въ Петербургъ я, разумется, отправился къ Блинскому,— и знакомство наше началось…’ Тургеневъ, до самой смерти нашего незабвеннаго критика, находился съ нимъ въ самыхъ лучшихъ, дружественныхъ отношеніяхъ, онъ крестилъ у Виссаріона Григорьевича сына, и, когда ухалх въ Германію, Блинскій сильно тосковалъ о своемъ молодомъ друг. ‘Когда вы сбирались въ путь’ — пишетъ Блинскій Ив. Серг-чу,— ‘я зналъ напередъ, чего лишаюсь въ васъ,— но когда вы ухали, я увидлъ, что потерялъ въ васъ больше, нежели думалъ… и скучалъ, какъ никогда въ жизни не скучалъ’.
Кром ‘Отеч. Зап.’ стихотворенія Тургенева появлялись, на страницахъ плетневскаго ‘Современника’ (‘Гроза промчалась’, ‘Осень’, ‘В. Н. Б.’, ‘Замтила мать’), въ сборник графа В. А. Соллогуба ‘Вчера и Сегодня’ 1845 г. (‘Варіяціи’: 1) Когда такъ радостно, такъ нжно, 2) Ахъ, давно ли гулялъ я съ тобой, 3) ‘Въ дорог’, ‘Къ чему твержу я стихъ унылый’ и ‘Брожу надъ озеромъ’), въ ‘Петербургскомъ Сборник’, изданномъ Некрасовымъ, въ 1846 году (‘Помщикъ’ — поэма, ‘Тьма’, изъ Байрона, ‘Римская эллегія, Гёте’ и друг.) и, наконецъ, въ 1-й книжк ‘Современника’ 1847 г. девять пьесъ, подъ общимъ заглавіемъ: ‘Деревня’. Этими девятью пьесами Ив. Серг. закончилъ свое стихотворное поприще и никогда уже къ этому роду литературы не возвращался, вполн игнорируя, при изданіи своихъ сочиненій, поэтическія произведенія свои. Въ 1845 г., кром того, вышла, отдльнымъ изданіемъ и прежде нигд не напечатанная, большая поэма его, подъ заглавіемъ: ‘Разговоръ’, стихотвореніе Ив. Тургенева (Т. Л.).
Первыми прозаическими произведеніями Тургенева были: ‘Неосторожность’, драма изъ испанской жизни, помщенная въ 10-й книжк ‘Отеч. Зан.’ 1843 г., ‘Андрей Колосовъ’ (тамъ же, No 11) — первая повсть, и въ ‘Петербургск. Сборн.’ и 1-й кн. ‘Отеч. Зан.’ — повсти: ‘Три портрета’ и ‘Бреттёръ’. ‘Андрей Колосовъ’ особеннаго успха не имлъ, но другія дв повсти обратили на себя особенное вниманіе и публики, и журналистики. Блинскій, сперва восторгавшійся стихотвореніями Тургенева и особенно его поэмой ‘Параша’, сталъ замтно охладвать къ дальнйшимъ произведеніямъ молодаго писателя. ‘Не могъ же онъ’,— говоритъ Тургеневъ,— ‘поощрять меня въ сочиненіи тхъ стихотвореній и поэмъ, которымъ я тогда предавался. Впрочемъ, я скоро догадался самъ, что не предстояло никакой надобности продолжать подобныя упражненія — и возымлъ твердое намреніе вовсе оставить литературу, только вслдствіе просьбъ И. И. Панаева, не имвшаго чмъ наполнить отдлъ смси въ 1-мъ нумеръ ‘Современника’ (1847 г.), я оставилъ ему (узжая въ конц 1846 г. изъ Петербурга) очеркъ, озаглавленный ‘Хорь и Калининъ’. (Слова: ‘Изъ записокъ охотника’ были придуманы и прибавлены тмъ же И. И. Панаевымъ, съ цлью расположить читателя къ снисхожденію). Успхъ этого очерка побудилъ меня снова писать, и я возвратился къ литератур’.
Дйствительно, хотя ‘Хорь и Калининъ’ и былъ помщенъ въ ‘Смси’ ‘Современника’, но сразу обратилъ на себя общее вниманіе. Вся образованная, читающая публика горячо привтствовала новый, свжій и ршительно самобытный талантъ, всходившій яркой звздой на блдномъ небосклон русской литературы. А чуткій и удивительно проницательный критикъ нашъ, Виссаріонъ Григор., писалъ Тургеневу: ‘Хорь’) общаетъ въ васъ замчательнаго писателя въ будущемъ’. Вслдъ за названнымъ очеркомъ, въ теченіи времени 1847—1851 гг., появилось еще нсколько высоко-художественныхъ разсказовъ, служащихъ какъ бы продолженіемъ ‘Записокъ Охотника’: ‘Ермолай и Мельничиха’, ‘Мой сосдъ Радиловъ’, ‘Однодворецъ Овсянниковъ’, ‘Льговъ’, ‘Бурмистръ’, ‘Контора’, ‘Малиновая вода’, ‘Уздный лекарь’, ‘Бирюкъ’, ‘Лебедянь’, ‘Татьяна Борисовна и ея племянникъ’, ‘Смерть’, ‘Гамлетъ Щигровскаго узда’, ‘Чертопхановъ и Недопюскинъ’, ‘Лсъ и степь’, ‘Пвцы’, ‘Свиданіе», ‘Бжинъ лугъ’ и ‘Касьянъ съ Красивой Мечи’. Отличительныя черты этихъ разсказовъ — глубокая симпатія къ народу, простота и правдивое изображеніе крестьянскаго быта. Хотя разсказы, повидимому, ничмъ не связаны между собою, кром общаго заглавія ‘Записокъ Охотника’, такъ что каждый изъ нихъ представляетъ какъ бы самостоятельный, законченный этюдъ,— но если мы внимательне станемъ анализировать ихъ, то увидимъ, что вс они являютъ собою цльную, богатую картину народной жизни, близко знакомый съ этой, далеко не завидной жизнью и въ высшей степени наблюдательный, авторъ рисуетъ намъ, яркими красками, бдственное положеніе крестьянства въ тогдашнюю пору, его нужды, горе-горькое и весь гнетъ крпостничества. Но въ своихъ мастерскихъ описаніяхъ этой, съ перваго взгляда, однообразной жизни, Тургеневъ не иметъ ничего общаго съ тми писателями, которые, подобно ему, брали сюжеты для своихъ повстей, разсказовъ и очерковъ, изъ простонароднаго быта. Его нельзя упрекнуть ни въ однообразіи, ни въ стремленіи жертвовать истиной ради извстной тенденціи. Ив. Серг. даетъ врные, цликомъ изъ жизни взятые, народные типы, рядомъ съ забитыми, извращенными крпостничествомъ, жалкими личностями, онъ выставляетъ, на видъ читателю, и другаго сорта простолюдиновъ, съ богатымъ запасомъ нравственныхъ силъ и природнаго ума, съ неиспорченнымъ направленіемъ мыслей, — людей даровитыхъ, энергичныхъ, способныхъ воспринять все хорошее, при иныхъ условіяхъ жизни. Вообще, ‘Записки Охотника’ смло можно отнести къ первокласснымъ произведеніямъ. Не говоря уже о той великой мысли, какою он проникнуты,— ихъ строго-художественная форма поражаетъ своей удивительной красотой, стоитъ припомнить, напр., хотя разсказа, ‘Бжинъ лугъ’, въ которомъ такая бездна неподдльной поэзіи, граціи и задушевности,— до такой художественности эпическаго описанія, кажется, не доходилъ еще ни одинъ изъ русскихъ писателей, посл Пушкина и Гоголя.
Вс эти разсказы, изданные въ 1852 году отдльной книгой (въ 2-хъ част.) и удержавшіе свое случайное названіе ‘Записокъ Охотника’, встртивъ восторженный пріемъ въ публик,— навсегда упрочили славу нашего перваго романиста. Вмст съ ‘Записк. Охотн.’, Тургеневъ, въ теченіи этого времени, т. е. съ 1847 по 1853 г., помстилъ нсколько разсказовъ, повстей и комедій: въ ‘Отеч. Записк.’: ‘Безденежье’ — сцены, (No 11, 1846 г.), ‘Холостякъ’, комед. въ 3 д. (1849 г. No 9), ‘Дневникъ лишняго человка’ (1850 г. No 4). ‘Провинціалка’, комед. въ 1 д. (1851 г. No 1). въ ‘Современ.’: ‘Петръ Петровичъ Каратаевъ’ — пов., ‘Жидъ’ — разсказъ (1847 г. NoNo 2 и 11), ‘Птушковъ’ — пов., ‘Гд тонко, тамъ и рвется’ — комед. въ 1 д. (1848 г. NoNo 9 и 11) и ‘Три встрчи’ — разсказъ (1852 г. No 2) и въ сборник ‘Комета’ (1851 г.) — ‘Разговоръ на большой дорог’. Независимо отъ этого, въ ‘Современник’, Ив. Серг. помстилъ нсколько критическихъ статей: ‘Племянница’, романъ г-жи Туръ, ‘Нсколько словъ о комедіи Островскаго ‘Бдная невста’ (1852 г. NoNo 1 и 3), ‘Записки русск. охотника’, Аксакова’, (1853 г. No 1), ‘Генералъ-поручикъ Паткуль’ Нестора Кукольника и ‘Письмо изъ Берлина’ (1847 г. NoNo 1 и 3). Не смотря на то видимое сочувствіе, съ которымъ встрчалось, въ публик и журналистик, каждое новое произведеніе Тургенева, не смотря на ту громкую извстность, которую доставили ему, какъ ‘Записки Охотника’, такъ и другіе труды его, написанные въ промежутокъ времени, между 1844—1850 гг., Ив. Сергев. не могъ, по многимъ причинамъ, не почувствовать глубокой тоски и разлада съ той жизнью, какую переживала Россія конца сороковыхъ годовъ,— и вотъ, въ конц 1846 года, онъ ухалъ за границу и ршился было навсегда остаться тамъ… То грустное настроеніе, въ которомъ онъ тогда находился, отразилось и на его произведеніяхъ, особенно на ‘Запискахъ Охотника’, писанныхъ за границей, большей частью въ Париж. Тургеневъ признается, что, конечно, онъ не написалъ бы ‘Зап. Охотн.’. еслибъ остался въ то время на родин. Въ половин 1847 года Ив. Серг. свидлся за границей съ Блинскимъ и провелъ съ нимъ нсколько недль въ Зальцбрун и Париж, дружественныя отношенія ихъ еще боле укрпились,— но въ 1848 году симпатичнаго русскаго критика не стало… Горько оплакивалъ Ив. Серг. эту незамнимую потерю, почувствовавъ себя вполн одинокимъ.
Не надолго, но довольно хорошо, сошелся Тургеневъ и съ другимъ знаменитымъ писателемъ, — Н. В. Гоголемъ, это было въ конц 1850 г., когда Гоголь вернулся изъ-за границы и жилъ въ Москв, у гр. Толстаго. Ив. Серг. относился къ автору ‘Мертвыхъ Душъ’, съ какимъ-то энтузіазмомъ, а потому смерть великаго писателя, въ 1852 году, чрезвычайно тяжело отразилась на впечатлительной натур Тургенева: подъ свжимъ впечатлніемъ, онъ написала’ горячій некрологъ этого писателя, но петербургская цензура запретила печатаніе его, тогда Тургеневъ отослалъ статью эту въ ‘Москов. Вдом.’, гд она и появилась (въ No 32-мъ, отъ 13-го марта 1852 г.), съ разршенія бывшаго попечителя московскаго учебнаго округа, генерала Назимова, статья не заключала въ себ ничего непозволительнаго, противузаконнаго, но, тмъ не мене, 16-го апрля, Тургеневъ, за ослушаніе и нарушеніе цензурныхъ правилъ, былъ арестованъ, посаженъ, на мсяцъ, въ полицейскую часть и потомъ высланъ изъ Петербурга, на житье въ свое орловское имніе, гд и оставался до самаго конца 1854 г.
Два года изгнанія и жизнь въ деревн имли и свою хорошую сторону. ‘Все къ лучшему’, — говорить Ив. Серг. въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ’.— ‘пребываніе подъ арестомъ и въ деревн принесло мн несомннную пользу: оно сблизило меня съ такими сторонами русскаго быта, которыя, при обыкновенномъ ход вещей, вроятно ускользнули бы отъ моего вниманія’. За это время Ив. Серг. написалъ: повсть ‘Два пріятеля’, разсказъ ‘Муму’, критическую статью ‘О стихотвореніяхъ Тютчева’, повсть ‘Затишье’ (‘Соврем.’ 1854 г. NoNo 1, 3, 5, 9) и начало комедіи ‘Мсяцъ въ деревн’ (‘Соврем.’ 1855 г.). Затмъ, по возвращеніи въ Петербургъ, Тургеневъ напечаталъ: повсть ‘Яковъ Пасынковъ’ — въ No 4 ‘Отеч. Зап.’ 1855 г., статью ‘О соловьяхъ’, помщенную въ приложеніи къ книг Аксакова ‘Разсказы и воспоминанія охотника’, повсть ‘Постоялый дворъ’ и ‘Два слова о Грановскомъ’ — въ ноябрьской книжк ‘Соврем.’ 1855 г.
Въ 1856 г. въ январьской и февральской книжкахъ ‘Современника’, появилось новое произведеніе Тургенева,— большая повсть ‘Рудинъ’. Уже до появленія этой замчательной вещи, Ив. Серг. былъ любимымъ писателемъ всей читающей, любознательной Россіи, его дорогое имя стало неизбжно появляться въ объявленіяхъ лучшихъ тогдашнихъ журналовъ,— какъ самая надёжная, магическая приманка для читателя. Но появленіе ‘Рудина’ возбудило еще большую сенсацію, всякому стало понятно, ‘что Тургеневъ, изъ небольшого міра лишнихъ людей и великихъ героевъ на маленькія дла, перешелъ на широкое поле крупныхъ общественныхъ явленій и типовъ. И дйствительно, ‘Рудинымъ’ начинается самый блестящій періодъ развитія тургеневскаго таланта…’ Ив. Серг. становится самымъ популярнымъ, съ громадною извстностью, писателемъ, посл Гоголя. Покойный А. В. Дружининъ, въ превосходной стать о Тургенев, между прочимъ, говорить слдующее: ‘Рудинъ’ есть вещь истинно замчательная… Идея произведенія, по своей глубин, могла выдержать какой угодно анализъ… Во многихъ мстахъ Рудина, вмсто живыхъ сценъ, тянулся голый разсказъ отъ авторскаго лица, вмсто личностей, рельефно очертанныхъ, появлялись фигуры, едва обозначенныя не совсмъ врною кистью. И за всмъ тмъ, повсть ‘Рудинъ’, разсматриваемая даже съ самой строго-художественной точки зрнія, признана была всми за новый, важный шагъ въ дятельности Тургенева. Въ ней не было недоконченности и небрежностей, бросавшихъ такую тнь на многія предшествовавшія повсти автора нашего: она отличалась богатою и многостороннею поэзіею, наконецъ, ея идея гармонировала съ формой, на сколько было возможно при трудности задачи…’
Кром ‘Рудина’, появленіе котораго такъ радушно было встрчено публикою, въ 1856 году, Тургенева, напечаталъ повсть ‘Переписка’ (‘Отеч. Зап.’ No 1), комедію въ 1 д. ‘Завтракъ у предводителя’ (‘Совр.’ No и разсказъ ‘Фаустъ’ (тамъ же, No 10). По поводу послдней вещи Тургеневъ, въ 1857 г., принужденъ былъ полемизировать съ издателемъ ‘Русск. Встн.’ М. Н. Катковымъ: Тургеневъ общалъ ему свою повсть, но, по разнымъ причинамъ, не могъ исполнить во время этого общанія, а между тмъ, въ ‘Соврем.’,— съ издателемъ котораго онъ заключилъ условіе, обязавшись помщать свои произведенія исключительно въ ихъ журнал,— онъ помстилъ означенный разсказъ, который и показался Каткову схожимъ, по содержанію своему, съ повстью ‘Призраки’, общанной Тургеневымъ ‘Русск. Встнику’. Мы привели этотъ фактъ, какъ доказательство, что и тогда уже участіе Тургенева, въ какомъ либо изданіи, имло важное значеніе для успха журнала, обаятельную силу для публики. Въ этомъ же, 1856 году, появились въ Петербург, изданные П. В. Анненковымъ, ‘Повсти и разсказы И С. Тургенева’, въ 3-хъ. частяхъ. Нечего и говорить, на сколько книга эта была благосклонно встрчена и публикой, и критикой, въ числ другихъ рецензій на эту книгу, появились замчательныя статьи С. С. Дудышкина и А. В. Дружинина, посвященныя вообще разбору всей литературной дятельности даровитаго романиста.
Ив. Серг. въ 1857 г. написалъ, сравнительно, мало и, притомъ, вещи не особенно выдающіяся: двухтактную комедію ‘Чужой хлбъ’ (‘Совр.’ No 4) и очеркъ ‘Поздка въ Полсье’, — въ вид эпилога къ ‘Запискамъ Охотника’ (‘Библ. для Чт.’ No 10) Около этого времени ‘Записки Охотника’ появились заграницею, въ новомъ нмецкомъ перевод А. Фонъ Видерта и Августа Больца, озаглавленныя: ‘Aus dem Tagebuche eines Jgers, von I. Turghenew. Neue Ausgabe. Uebersetz von Uiedert und Boltz. Berlin’, а въ слдующемъ году и на французскомъ язык, въ перевод Делаво, подъ заглавіемъ: ‘Rcits d’un chasseur, par I. Tourguneff, trad, par II. Delaveau. Illustr. par G. Dorand. Paris.’
Литературная дятельность Тургенева въ 1858 г. ограничилась только помщеніемъ въ январьскомъ нумеръ ‘Соврем.’, маленькой, но прелестной, граціозной повсти ‘Ася’, вызвавшей два обширные и обстоятельные разбора, одинъ — Н. Г. Чер — скаго, въ ‘Атене’, подъ названіемъ: ‘Русскій человкъ на Rendez-vous’, а другой П. В. Анненкова: ‘О литературномъ тип слабаго человка’, да кром ‘Аси’, въ шестомъ выпуск ‘Атенея’, Ив. Серг. помстилъ письмо ‘Изъ заграницы’. Очевидно Тургеневъ, въ это время, работалъ надъ чмъ-то серьезнымъ, по крайней мр въ публик ходили слухи о какомъ грандіозномъ произведеніи, которое,— какъ говорили,— Ив. Серг. готовитъ къ новому году.
И дйствительно, въ первой книжк ‘Соврем.’ 1859 г., онъ подарилъ насъ, выходящими изъ ряду, произведеніемъ,— романомъ ‘Дворянское гнздо’. Если предшествовавшія произведенія Тургенева, во глав которыхъ стоятъ ‘Записки Охотника’ и ‘Рудинъ’, доставили ему громкую славу и громадное значеніе въ литератур,— какъ писателя первокласснаго, то, съ появленіемъ ‘Дворянскаго гнзда’, слава эта возросла и укрпилась еще боле, и имя Тургенева начинаетъ занимать почетное мсто въ русской словесности, на ряду съ ея безсмертными именами: Пушкина. Лермонтова. Гоголя. Въ этомъ роман, вполн окрпшее міросозерцаніе и творческая зрлость автора достигаютъ высшей ступени своего развитія, он даютъ всскія доказательства той чрезвычайно удивительной чуткости, подмчать не только единичныя явленія, но вс особенности, вяніе цлой эпохи, вс движенія русскаго общества, которою, въ такой сильной степени, обладаетъ нашъ симпатичный романистъ, умющій, всегда изъ первыхъ, вслдствіе этой чуткости, опредлить характеръ того или другаго общественнаго явленія, въ данный моментъ. Лучшіе критическіе разборы ‘Дворянскаго гнзда’ принадлежали тогда Аполлону Ал. Григорьеву (‘Русск. Слово’) и Павлу Анненкову (‘Русск. Встн.’ No 16). Послдній, по поводу названнаго романа, совершенно справедливо замчаетъ, что: ‘ни у одного изъ нашихъ повствователей нтъ такого чутья къ тончайшимъ поэтическимъ оттнкамъ жизни, такого остраго психическаго анализа, и такого пониманія невидимыхъ струй и теченій общественной мысли, которыя перескаютъ въ разныхъ направленіяхъ современный бытъ нашъ. Вотъ почему отъ него (Тургенева) всегда можно ожидать именно того слова, которое на очереди или которымъ занято большинство умовъ…’
Въ этомъ самомъ году, въ 21-мъ No ‘Москов. Встника’, Ив. Серг. помстилъ очень интересную статью: ‘Воспоминаніе о Блинскомъ’, и ‘Обдъ въ обществ англійскаго литературнаго фонда’ — въ No 1-мъ ‘Библ. для Чт.’, а также перевелъ на русскій языкъ ‘Украинскіе народные разсказы Марко Вовчка’, написавъ къ нимъ предисловіе, которые и вышли, посл появленія ихъ въ ‘Русск. Встн.’ — отдльнымъ изданіемъ. ‘Дворянское гнздо’ издано, въ томъ же году,— Н. А. Основскимъ.
Жгучіе вопросы, волновавшіе русское интеллигентное общество, во второй половин пятидесятыхъ годовъ, не могли, конечно, пройти безслдно и для Тургенева, въ то время, когда встрепенувшееся, посл долгаго сна, общество наше, охваченное духомъ прогрессивныхъ стремленій, съ нетерпніемъ ожидало большихъ соціальныхъ и экономическихъ реформъ, жило надеждами на близкое возрожденіе. Тургеневъ, въ свою очередь, съ обычной чуткостью, поспшилъ откликнуться на все то, что такъ волновало тогда каждаго изъ насъ. Плодомъ его тревожныхъ дума’ и явилась большая повсть ‘Наканун’, помщенная въ январьскомъ нумеръ (кн. 1—2-я) ‘Русск. Встн.’ 1860 г. Богатый сюжетъ повсти и та знаменательная эпоха, изъ которой взято это произведеніе,— дали полную возможность Ив. Серг. выказать сбой могучій, пышно разцвтшій талантъ, во всемъ блеск, во всей его сил. По грандіозности типовъ, необыкновенно поэтическому колориту, богатству мысли и тонкому психическому анализу, произведеніе это достойно стать рядомъ съ лучшими произведеніями европейской литературы. ‘Современникъ’ помстилъ у себя, по поводу ‘Наканун’, блестящую статью Добролюбова: ‘Когда же придетъ настоящій день?’, въ которой даровитый критикъ-публицистъ воздалъ должную дань необыкновенному таланту Тургенева, его замчательному, всестороннему уму и чуткости. 10-го января 1860 г. на публичномъ чтеніи, въ пользу ‘Общества для пособія нуждающимся литераторамъ’, Ив. Серг. прочелъ прекрасный, критико-эстетическій этюдъ: ‘Гамлетъ и Донъ-Кихотъ’ и затмъ, помстилъ его въ 1-й книжк ‘Современника’. Кром того, въ мартовской книг ‘Библ. для Чтен.’ появилась его повсть ‘Первая любовь’ — замчательная по глубин чувства и поэтическому колориту. Въ этомъ году, въ первый разъ вышло собраніе сочиненій Тургенева,— изданіе И. А Основскаго, возбудившее полемику между издателями, по вопросу, — кого считать фактическимъ издателемъ этой книги, Основскаго или Плещеева.
Въ 1861 году, исключая небольшой статейки ‘Поздка въ Альбано и Фраскати’, помщенной въ дружнинискомъ ‘Вк’, Тургеневъ не написалъ ничего. Онъ, посл внимательнаго наблюденія надъ тмъ, что совершалось въ то время въ его отечеств, задался мыслью выяснить совершенно новый типъ молодаго поколнія, только что нарождавшійся тогда, подъ вліяніемъ того броженія мысли, которое существовало въ русскомъ обществ. Какъ результатъ этихъ наблюденій — явился романъ ‘Отцы и дти’ — въ февральской книжк ‘Русск. Встн.’ Онъ вызвалъ нескончаемые толки и въ обществ, и въ журнальномъ мір, и, если можно такъ выразиться, произвелъ ршительный переполохъ: типъ ‘нигилиста’ Базарова былъ понятъ весьма различно, или лучше сказать, совсмъ непонятъ — и породилъ расколъ въ либеральной литератур, породилъ два діаметрально-противоположныхъ лагеря — жаркихъ хвалителей и не мене горячихъ порицателей базаровщины… Тургеневъ сразу пріобрлъ массу враговъ, многіе стали обвинять его даже въ клевет на молодое поколніе, а романъ приравнивать къ сочиненіямъ такихъ инсинуаторовъ и мраколюбцевъ, какъ г. Аскоченскій, особенно замчателенъ своими неприличными, грязными выходками противъ Тургенева, нкій бездарный критикъ. Максимъ Антоновичъ, который съ своимъ ‘Асмодеемъ нашего времени’ перейдетъ, безъ сомннія, на потомство, какъ обращикъ литературнаго баши бузука… Молодое поколніе сильно охладло за Базарова, къ своему бывшему любимцу,— а между тмъ, этотъ симпатичный авторъ ‘Отцовь и дтей’ вотъ что писалъ въ своемъ дневник ’30 іюля. Воскресенье. Часа полтора тому назадъ я кончилъ наконецъ свой романъ (‘Отцы и дти’)… Не знаю, каковъ будетъ успхъ.— ‘Современникъ’ вроятно обольетъ меня презрніемъ за Базарова,— и не повритъ, что во все время писанія, я чувствовалъ къ нему невольное влеченіе…’
И не только журналистика, но и общество отнеслось довольно странно къ названному роману, который, какъ и въ журналистик, произвелъ невозможную путаницу взглядовъ, каждый создавалъ такъ сказать, своего собственнаго Базарова,— и попытка Тургенева обрисовать интересный типь новаго человка.— привела къ разнымъ недоразумніямъ. Въ своихъ ‘Литер. Воспомин.’, Ив. Серг. разсказываетъ, что, пріхавши лтомъ 1862 г. въ Петербургъ, онъ ‘испытывалъ впечатлнія, хотя разнородныя, но одинаково тягостныя. Я замчалъ’ — говоритъ онъ,— ‘холодность, доходившую до негодованія, во многихъ мн близкихъ и симпатичныхъ людяхъ, я получалъ поздравленія, чуть не лобзанія отъ людей противнаго мн лагеря, отъ враговъ. Меня это конфузило… огорчало, но совсть не упрекала меня. Я хорошо зналъ, что я честно отнесся къ выведенному мною типу…’ Большинство смотрло съ предубжденіемъ и недовольствомъ. на ‘Отцовъ и дтей’, уже потому, что романъ появился въ ‘Русск. Встн.’ — журнал который началъ, въ то время, пріобртать весьма дурную славу. Вообще ‘Отцы и дти’ заставили говорить объ ихъ автор едва ли не вс