Время на прочтение: 45 минут(ы)
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНIЕ ДРАМАТУРГIИ И СЦЕНЫ
Театръ въ нашихъ глазахъ — дло великое, потому великое, что по сущности своей онъ долженъ быть дломъ народнымъ.
Если мы до сихъ поръ не писали ничего о русскомъ театр, то потому только, что до сихъ поръ писать о немъ серьозно было совершенно невозможно. Кром общихъ условiй, полагаемыхъ произволу мысли закономъ положительнымъ, существовали еще условiя особенныя, спецiальныя.
Такихъ спецiальныхъ условiй нтъ боле.
Писать о театр, слдить за театромъ становится нетолько возможнымъ, но необходимымъ, становится по нашему мннiю даже обязательнымъ для каждаго честнаго литературнаго направленiя.
Писать разумется слдуетъ только о русскомъ театр, о нашемъ театр, каковъ онъ нинаесть, потомучто только его состоянiе важно для мыслящаго наблюдателя жизни.
Двухъ вещей будемъ равно избгать мы въ нашихъ лтописяхъ, двухъ подводныхъ камней оберегаться, именно: 1) упадка критическаго мрила нашего до уровня сцены въ ея настоящемъ состоянiи и 2) фешенебельнаго, великосвтскаго презрнiя къ русской сцен, даже въ настоящемъ ея состоянiи.
Насчетъ этихъ двухъ пунктовъ мы и считаемъ прежде всего необходимымъ честно и искренно объясниться.
1) Въ сцен и въ сценическихъ впечатлнiяхъ есть извстнаго рода обаянiе, которому вполн поддаваться довольно опасно. Объяснимъ дло проще. Если вы рдко ходите въ театръ — все фальшивое, рутинное, сдланное въ пьесахъ ли, въ игр ли артистовъ, васъ поражаетъ въ высшей степени непрiятно, вамъ и въ глаза и въ уши кидается все что производится ‘нарочно’, а не ‘взаправду’. Не говоримъ о совершенно пошломъ, говоримъ только о рутинномъ, ибо рдко ли, часто ли ходите вы въ театръ, но если вы человкъ съ чутьемъ, — пошлое всегда будетъ внушать вамъ глубокое, непримиримое отвращенiе… Но если вы ходите въ театръ часто, если вы любите его страстно, вы постоянно должны, изъ уваженiя къ самому себ, пристально смотрть за собою, иначе (мы говоримъ вовсе не шутя, а по собственнымъ личнымъ опытамъ) вы можете такъ въсться въ сценическiя впечатлнiя, что рутина и фальшь все слабе и слабе будутъ поражать ваше чутье: вы принюхаетесь къ нимъ. И знаете ли какъ принюхаетесь! Нетолько увлекаясь исполненiемъ роли артистами вы будете смшивать драматическое произведенiе съ его сценическимъ исполненiемъ нтъ, въ самомъ исполненiи вы незамтно для васъ самихъ будете привыкать къ рутин, механик, фальши…
Чтоже слдуетъ изъ этого? спросите вы конечно. Неужели для того чтобы настоящимъ образомъ понимать и цнить театръ, надобно ходить въ него какъ можно рже?..
Знаете ли, что мы искренно скажемъ почти-что да… при настоящемъ состоянiи нашей сцены. Кто въ состоянiи съ удовольствiемъ просидть, когда даютъ ‘Житейскую школу’, ‘Водевиль съ переодваньемъ’, ‘Смерть Ляпунова’, ‘Парижскихъ нищихъ’, пошлыя штуки г. Родиславскаго врод ‘Разставанье’, омерзительныя клеветы на русскiй бытъ врод издлiй гг. Тарновскаго, Руднева, Григорьева 1 (котораго никакъ не надобно смшивать съ покойнымъ Григорьевымъ 2, авторомъ грубыхъ, но безпритязательныхъ и простодушно-даровитыхъ картинъ изъ купеческаго и народнаго быта), — кто, говоримъ мы, способенъ все это высиживать съ сластью, того вкусъ ничмъ не лучше вкуса мышиныхъ жеребчиковъ, занимающихъ первые ряды креселъ въ балет. Для того театръ не дло, а забава, — да и забава-то грубая.
Одинъ изъ величайшихъ и серьознйшихъ драматическихъ критиковъ Лессингъ сказалъ какъ-то въ своей знаменитой ‘Гамбургской драматургiи’, что ‘многiя плохiя вещи могутъ и должны быть удержаны на сцен, потомучто представляютъ для актеровъ благодарныя роли’. Но этихъ словъ Лессинга не могутъ обратить противъ высказаннаго нами положенiя поклонники ‘водевилей съ переодваньемъ’… Въ т времена, когда великiй критикъ писалъ свою ‘Гамбургскую драматургiю’, въ Германiи еще не было ни Шиллера, ни Гёте, и почти только онъ одинъ ратоборствовалъ за Шекспира. Да и не штуки же вроде ‘Водевиля съ переодваньемъ’ защищалъ Лессингъ. Он защищалъ, да и то на время, вещи плохiя или ‘сдланныя’, но въ извстныхъ роляхъ представляющiя работу для артистовъ. Ему вочто бы то нистало надо было пробуждать въ исполнителяхъ сценическихъ произведенiй артистичность, а въ зрителяхъ сочувствiе къ сценическимъ зрлищамъ вообще. Совершенно въ другихъ условiяхъ находимся мы.
Театръ, какъ дло серьозное и народное, начался у насъ тоже недавно, начался настоящимъ образомъ съ Островскаго, ибо Пушкинъ писалъ свои драмы не для сцены, великiя же произведенiя Грибодова и Гоголя попали на сцену совершенно случайно и долго высились уединенно надъ ея пошлымъ хламомъ, но во всякомъ случа театръ у насъ начался. Представленiя драмъ нашего перваго вполн народнаго драматурга показали уже масс неизмримую бездну, отдляющую то, чт представляется на театр ‘нарочно’, отъ того, чт происходитъ на немъ ‘взаправду’, чт служитъ выраженiемъ жизни и вмст разъясненiемъ и оразумленiемъ жизни.
Съ другой стороны, мы прожили уже ту эпоху, когда интересуетъ только сценическое исполненiе пьесъ, только игра артистовъ. Едвали бы даже великiй Мочаловъ могъ увлечь насъ въ настоящую минуту исполненiемъ нелпаго Ляпунова г. Кукольника, едвали бы даже и такой серьозный пластическiй художникъ, какъ В. А. Каратыгинъ, могъ сдлать для насъ сноснымъ Ляпунова г. Гедеонова. Едвали бы тоже Рпину или Асенкову могли мы теперь вынести въ разныхъ издлiяхъ нашихъ бывалыхъ водевилистовъ, едвали бы даже и ради грацiозной и вмст глубокой игры г-жи Вры Самойловой высидли мы въ настоящее время ерунду врод ‘Владимiра Заревскаго’ или сантиментальную пошлость врод ‘Театральнаго музыканта и княгини’.
Когда мы говоримъ мы, то разумемъ конечно не себя, а вопервыхъ людей мыслящихъ, и вовторыхъ народъ, толпу, массу. О середин, о нравственномъ и умственномъ мщанств, мы вообще не имемъ привычки говорить по отношенiю къ серьознымъ явленiямъ общественной, умственной и нравственной жизни.
Да не серединою этою русскiй театръ теперь и держится матерьяльно. Середина какъ-нибудь да ужь абонируется въ оперу или для шику посщаетъ французскiе спектакли. Сходите напримръ хоть въ Марiинскiй театръ, когда въ немъ даютъ не оперы, а русскiя драматическiя произведенiя: вы увидите, что бель-этажъ и бенуаръ пусты. Такая исторiя и въ Александринскомъ.
Да и слава-богу! Театръ долженъ держаться массою. Да обратится онъ для нея въ насущную потребность!..
Но много условiй нужно для того, чтобы онъ обратился для нея въ насущную потребность, и условiя эти заключаются вовсе не въ ея развитiи. ‘Дитя тысячеглавое’ достаточно развито, т. е. снабжено общимъ чутьемъ добра и правды, чтобы понимать то, что есть ‘настоящее дло’, что происходитъ на сцен ‘взаправду’, а не ‘напрасно’, а главное — въ немъ чутье къ живью необычайно сильно. Изъ-за ‘живья’, мало-мальски гд-нибудь явившагося, оно снисходительно, даже пока безсознательно и безразлично-снисходительно смотритъ на все. Въ немъ, въ ‘тысячеглавомъ дитяти’, даже чувство красоты есть, только смутное. Воспитается, не безпокойтесь!
Условiя для того, чтобы насущною потребностью и серьознымъ дломъ сталъ для массы театръ, повторяемъ, заключаются не въ ней, а въ самомъ театр.
Русскiй театръ и русская драматургiя до сихъ поръ, несмотря на Островскаго, все еще какъ-то не ладятъ между собою. На сцен напримръ не поставлено нсколько вещей, существующихъ въ литератур { Въ русской литератур есть напримръ ‘Псковитянка’ Мея, а на сцен насъ угощаютъ ‘Деньщикомъ’ г. Кукольника, у насъ есть ‘Горькая судьбина’ Писемскаго, съ типическимъ лицомъ Ананья, а насъ подчуютъ иногда ‘Разставаньемъ’ г. Родиславскаго!}. Даже иныхъ вещей Островскаго не поставлено на сцен, каковы: ‘Доходное мсто’, ‘Зачмъ пойдешь, то и найдешь’, и наконецъ не поставленъ еще и его ‘Мининъ’. Многiя изъ поставленныхъ уже прежде его вещей даются рдко, крайне рдко, какъ напримръ одно изъ высшихъ его произведенiй: ‘Бдная невста’, или вовсе не даются, как ‘Не такъ живи, какъ хочется’, ‘Праздничный сонъ до обда’. Неужели для массы интересне ‘Парижскiе нищiе’, ‘Демонъ’ и другiя штуки, чмъ драмы Островскаго?
Не думаемъ.
Масс явно, очевидно нужно свое, народное, русское. Каково-бъ оно ни было, — художественное ли, какъ вещи Грибодова, Гоголя, Островскаго, порядочное ли, какъ вещи г. Чернышова, которыя покрайней-мр умны, даровито ли грубое, какъ вещи г. Потхина-senior, несмотря на вой его кликушъ и на безсмысленное пьянство его героевъ, наглыя ли сшивки изъ чужихъ лоскутьевъ г. Потхина-junior, бездарныя ли и безъязычная, какъ произведенiя г. Владыкина, — масса народная наполняетъ театръ, масса сочувствуетъ чрезвычайно живо, слушаетъ внимательно и серьозно. И понятно. Ея жизнь, ея настоящiе, неподдльные интересы затрогиваются, хорошо ли, нтъ ли, но затрогиваются. Тутъ она настоящимъ образомъ цнитъ и выполненiе сценическое, способна отличить фальшь и рутину отъ дла. Помните представленiе хоть ‘Грозы’ напримръ: судорожныя рукоплесканiя всему, что было выполнено хорошо, и величайшая холодность къ ломанью г. Бурдина въ роли Дикова. Потому въ драмахъ Островскаго масса понимаетъ какой долженъ быть тонъ у извстнаго лица, какъ должно выразиться извстное душевное движенiе. Это ея мiръ, это лица ей знакомыя, лица ‘заправскiя’ или покрайней-мр хоть немного походящiя на ‘заправскiя’. А почемъ ей знать, какъ объясняются разные герцоги и герцогини? Какъ ни ломайся въ нихъ актеръ или актриса, — масса можетъ подумать, что оно тутъ можетъ-быть такъ и нужно.
Чтоже опять таки слдуетъ изъ этого? — вправ еще спросить читатель.
Неужели то, что ходить въ театръ надобно только въ русскiя, оригинальныя пьесы, и что стало-быть давать надобно на театр только русскiя оригинальныя пьесы?
И опять-таки мы обязаны искренно отвтить — почти-что да… при настоящемъ состоянiи сцены, и отвтить такъ вовсе не по исключительности нацiонализма.
Эпоха чисто артистическая — эпоха Мочаловыхъ, Каратыгиныхъ, Щепкиныхъ, Сосницкихъ, примривавшихъ на русскую натуру, и великолпно примривавшихъ, обще-европейскiе типы — прошла. Съ этимъ ничего не подлаешь.
Мы были бы очень рады видть на нашей сцен Шекспира, Шиллера, Кальдерона, Гюго, — да вдь играть-то ихъ некому. Масса тоже могла бы понять настоящее дло, хотя бы и чужеземное, да вмсто настоящаго дла передъ нею на сцен происходитъ пародiя на настоящее дло. Ей остается восторгаться криками. Это мы постараемся доказать въ этой же стать.
Переводный же баластъ врод ‘Парижскихъ нищихъ’, ‘Дядюшки Мартына’ и проч. только притупляетъ и затмъ развращаетъ вкусъ и влечетъ къ одному умозаключенiю, что въ театръ надобно ходить какъ можно рже. А то вдь вонъ Москва, по своей страсти къ театру, развратилась эстетически дотого, что восторгается г. Самаринымъ и г-жою Медвдевой въ непрестанно-прибывающемъ хлам переводной дребедени!
2) Но мы сказали, что столько же, какъ пониженiя критическаго мрила до уровня сцены въ ея настоящемъ состоянiи, должно бояться противоположнаго подводнаго камня — фешенебельнаго презрнiя къ сцен даже въ ея настоящемъ состоянiи.
Жалко, дйствительно жалко это настоящее состоянiе. Весь дльный репертуаръ русской сцены упишется на одной страничк… Къ этому дльному репертуару можно еще пожалуй, скрпя сердце, прибавить еще страничку лессинговыхъ ‘плохихъ вещей, которыя могутъ и должны быть удержаны, потомучто представляютъ благодарныя роли для артистовъ’. Все остальное — хламъ, баластъ, въ который толпа ходитъ только въ первый, во второй разъ, заманиваемая афишами, и затмъ уже вовсе не ходитъ, но презирать русскую сцену, какъ напримръ презиралъ ее явно, въ своихъ фельетонахъ, покойный Панаевъ — нельзя было и въ былыя времена, нельзя и теперь. Ужаснйшiй вздоръ играли по бльшей части Мочаловъ, Щепкинъ, Каратыгинъ, Рпина, Самойлова, даже Мартыновъ, даже иногда Садовскiй, даже — и большею частiю Васильевъ, Шумскiй, В. Самойловъ, — но большiя русскiя сценическiя дарованiя сказывались въ этомъ вздор. Вотъ напримръ хотя въ какомъ-нибудь ‘Владимiр Заревскомъ’ въ былую эпоху весь второй актъ, веденный Каратыгинымъ съ энергическою простотою, а В. Самойловой со всмъ обаянiемъ грацiи, доставлялъ настоящее эстетическое наслажденiе, доступное намъ гораздо боле празднаго наслажденiя, доставляемаго гастрономамъ Михайловскою французскою сценою: вдь Мартыновъ былъ великъ иногда въ ужасномъ вздор, вдь Самойловъ показывалъ, чт богатое, хотя и вншнее дарованiе можетъ сдлать изъ какой-нибудь штуки вроде ‘Театральнаго музыканта и княгини’, вдь Садовскiй начиналъ не съ Русакова и не съ Любима Торцова.
Но это дарованiя большiя. А честные, посильные подвиги дарованiй меньшаго размра были ли оцняемы по достоинству, были ли вообще оцняемы? Помните ли вы величаво-презрительный тонъ покойнаго Панаева (а вдь это былъ литераторъ честный, кром того что литераторъ высоко даровитый), который постоянно являлся у него, какъ только онъ заговаривалъ въ своихъ фельетонахъ о русскомъ театр? Вотъ то-то и бда, что у насъ кто говорилъ о театр не презрительно, — падалъ до уровня воззрнiй гг. Руднева, Родиславскаго и КR, а настоящiе литераторы говорили о русскомъ театр съ пренебреженiемъ. Позвольте васъ спросить, кто оцнилъ честную игру покойнаго Максимова 1 въ Гамлет, помимо невыгодныхъ условiй его органа? Кто наконецъ серьозно указывалъ нашимъ артистамъ на ихъ недостатки и промахи? Совершалась напримръ въ Москв безобразнйшая профанацiя: поэтическiй ликъ Гамлета обращаемъ былъ въ какого-то противнаго нюню г. Самаринымъ — хоть бы слово русская критика! Искажали недавно Макбета — тоже хоть бы одно слово! Да и зачмъ? Не стоитъ!..
Незнаемъ удастся ли намъ плыть безопасно между Сциллою и Харибдою, но мы на это плаванiе ршились — не по увренности въ нашихъ силахъ, а по крпости вры нашей въ серьозное значенiе театра, какъ дла народнаго… Не дадутъ намъ плыть далеко обстоятельства, отъ насъ независящiя, мы вернемся назадъ, т. е. оставимъ это дло, — но плыть по вол всякаго втра не станемъ…
Что даютъ на русской сцен?
Несмотря на видимое разнообразiе нашихъ афишъ, насущный репертуаръ русскаго театра весьма легко перечислить. Не все то, что разнообразитъ наши афиши, или лучше-сказать разнообразило ихъ, удерживается на сцен.
Вопросъ о томъ, чт даютъ на нашей сцен, можетъ быть обращенъ въ другой вопросъ: что такое наша драматургiя?
Прежде всего разумется надобно отличить драматургiю печатную отъ сценической. Мы уже коснулись нсколько этого отличiя, но коснулись вскользь, неисчисляя фактовъ и неуглубляясь въ вопросъ.
Въ литератур есть драматическiе очерки Пушкина, очерки положимъ и безъ красокъ, но генiальные. Ихъ вообще не даютъ. Мы не станемъ говорить о причинахъ, по которымъ не дается ‘Борисъ Годуновъ’, хотя признаемся откровенно, что недоумваемъ, почему онъ не дается, разумется съ выпускомъ или измненiемъ двухъ-трехъ сценъ, въ которыхъ участвуютъ духовныя лица. Но почему не даются другiя его драматическiя произведенiя? Скажутъ намъ, что пытались ставить нкоторыя, какъ напримръ ‘Моцартъ и Сальери’, ‘Русалка’ — и он не имли успха. Но вдь надобно спросить, почему они не имли успха? Еще бы ставились он такъ, какъ разъ ставились сцены изъ ‘Каменнаго гостя’ (почему же не всего ‘Каменнаго гостя’? Вдь это произведенiе законченое!), въ которыхъ роль Донъ-Жуана возложили чуть ли не на г. Степанова, должно-быть на основанiи его красивой наружности. А другiе-то великiе очерки? Разв лицо стараго барона въ ‘Скупомъ рыцар’ не одна изъ благодарнйшихъ ролей для большого артиста? Разв ‘Пиръ во время чумы’, поставленный со смысломъ и обставленный даровитыми артистами, не способенъ произвести глубокаго, потрясающаго впечатлнiя, хоть это и отрывокъ? Нравственность публики, смотрящей на ‘водевили съ переодваньемъ’, постраждетъ отъ этого? Вроятно!.. Ну, а сцены изъ рыцарскихъ временъ, въ которыхъ тоже, несмотря на ихъ отрывочность, вырисованъ вполн великимъ художникомъ типъ Франца, тоже дорогой для хорошаго артиста? Нтъ, мы ршительно убждены, что не Пушкинъ виноватъ въ томъ, что его очерки или вовсе не ставились на нашемъ театр, или поставленные не имли успха, а нравственность, особеннымъ образомъ понимаемая нашимъ театромъ, да такая обстановка и мало-осмысленная игра.
Въ литератур есть юношеская попытка Лермонтова: ‘Маскарадъ’. Дика она, нескладна своею постройкою, пожалуй подражательна, но вдь если она подражанiе ‘Отелло’, то вдь подражанiе сто-первое, у compris ‘Коварство и любовь’ Шиллера. Но вдь тутъ есть громадное, лермонтовское лицо — Арбенинъ, здсь есть генiальные намеки на типы, изъ которыхъ хорошiе артисты могутъ досоздать типы: здсь есть игрокъ Казаринъ, князь Звздичъ, баронеса Шприхъ. Драма не сценична? Чтожъ за дло? Ее можно посократить, но съ толкомъ. Опять должно-быть нравственность мшаетъ. Виноваты однако: лтъ десять тому назадъ давали сцены изъ ‘Маскарада’. Бдный, общипаный лермонтовскiй ‘Маскарадъ’, въ которомъ Арбенинъ закалывается посл отравленiя Нины, съ словами: ‘умри-жъ и ты, злодй!’ (сколь это чувствительно!) тоже должно-быть ради спецiальной нравственности, недопускающей совершиться надъ нимъ лютой казни сознанiя. А какiя это сцены для настоящаго трагика — сцены Арбенина у гроба Нины, и Арбенина, узнающаго отъ своего врага свою ужасную ошибку! Недаромъ покойнику Мочалову такъ хотлось играть Арбенина — и увы! не удалось его сыграть ниразу.
Въ литератур есть теперь полная комедiя Грибодова. Было время, когда она была полне на сцен, чмъ въ литератур. Теперь увы! дло выходитъ наоборотъ.
Въ литератур кром ‘Ревизора’, ‘Женитьбы’ и ‘Игроковъ’ Гоголя, существуютъ еще его генiальные отрывки. На сцен кром заигранныхъ ‘Ревизора’, ‘Женитьбы’ и ‘Тяжбы’, — буквально заигранныхъ чуть не до противности на сценахъ столичныхъ, провинцiальныхъ и любительскихъ — ничего не существуетъ. Изрдка разв даются ‘Игроки’. А какiе типы для артистовъ — лица Собачкина, Марьи Александровны и ея сына, два чиновника въ ‘Утр длового человка’, дворецкiй въ ‘Лакейской’!.. Да разв ‘Разъздъ’, поставленный такъ, чтобы каждое лицо знало чт оно говоритъ, отъ свтской дамы до господина, который весь вылился въ словахъ: ‘подлецъ портной’ и проч., — не былъ бы внимательно и серьозно слушаемъ публикою, не доставилъ бы ей высокаго наслажденiя? Вдь тутъ, за немногими исключенiями, ‘знакомыя все лица’, тутъ живья-то, живья-то сколько!
Островскаго одну вещь, именно ‘Сани’, заиграли до невозможности, заиграли какъ ‘Ревизора’, ‘Женитьбу’ и ‘Горе отъ ума’. Изъ другихъ его вещей постоянный успхъ имютъ (да еще бы не имли!) ‘Свои люди, сочтемся’, ‘Бдность не порокъ’, ‘Гроза’, отчасти ‘Въ чужомъ пиру похмлье’ и… и только. Ещебы, повторимъ мы, не имли успха и не давались эти вещи! Вдь въ нихъ и русская публика серьозне, и русскiе артисты, вполн серьозные, каковы Садовскiй, Васильевъ 1 (московскiй, — увы! теперь ослпшiй), покойный Мартыновъ, Васильевъ 2 (петербургскiй), Дмитревскiй — отводили и отводятъ душу, вдь въ нихъ яркимъ блескомъ сверкало порою высокое, но порченое дарованiе г-жи Косицкой (въ роляхъ Дуни, Груши и въ особенности Анны Ивановны, которую выполняла она высоко-художественно), въ нихъ г-жа Васильева въ роли Марьи Андревны являлась первостепенною артисткою и выказывала всю глубину своего прекраснаго таланта, осужденнаго на мелодрамы и пошлые водевили: въ нихъ, какъ въ ‘Гроз’ напримръ, г. Горбуновъ и г-жа Левкева являлись съ самыхъ блестящихъ своихъ сторонъ. Но опять-таки — нкоторыя пьесы Островскаго даются крайне рдко, можно-сказать даже вовсе не даются, уже поставленныя на сцену, другiя на сцену не ставились.
Разберемъ дло въ подробности. Оно стоитъ этого. Островскiй пока наше все по части драматургiя, наше самое насущное.
Рдко даются уже поставленныя разъ на сцену пьесы:
1) ‘Бдная невста’.
2) ‘Не такъ живи, какъ хочется’.
3) ‘Праздничный сонъ до обда’ — первая часть трилогiи о безцнномъ Бальзаминов.
4) ‘Свои собаки грызутся’ — вторая ея часть.
5) ‘Старый другъ лучше новыхъ двухъ’.
6) ‘Утро молодого человка’.
7) ‘Картина семейнаго счастiя’.
‘Не сошлись характеромъ’.
9 ‘Въ чужомъ пиру похмлье’.
Девять пьесъ — и чьихъ же пьесъ? Островскаго! — рдко даются на русской сцен. Да чмъ же такъ богата она, русская сцена, что можетъ забрасывать въ дальнiй ящикъ пьесы Островскаго?
Но прежде чмъ разсуждать о томъ, чмъ такъ богата русская сцена, позвольте намъ попытаться поискать причинъ, почему девять исчисленныхъ пьесъ Островскаго даются рдко, и изъ нихъ семь первыхъ почти-что никогда не даются.
1) Почему не дается ‘Бдная невста’. Успха чтоли она не иметъ? Да вопервыхъ, что вы назовете успхомъ? Количество ходящаго въ театръ народа? Положимъ, что и такъ, но вдь мы не повримъ, да и читатели согласятся, что нельзя этому поврить, чтобъ на ‘Бдную невсту’ пошло и ходило меньше народа, чмъ на ‘Демона’, переведеннаго (кром его безобразiя) ломанымъ русскимъ языкомъ, чмъ на умную, но скучную передлку ‘Айвенго’ князя Шаховского, на ‘Парижскихъ нищихъ’, ‘Дядю Мартына’ и другую подобную, фальшивую, да и вдобавокъ еще чуждую намъ ерунду… Артистовъ чтоли нтъ для ‘Бдной невсты’? Да вдь г-жа Снткова 3 тратитъ же свое весьма маленькое, но довольно миленькое дарованiе на мелодраматическiй вздоръ, и вдь была же она больше чмъ сносна въ роли Катерины въ ‘Гроз’. А въ Москв, гд тоже рдко даютъ ‘Бдную невсту’, предпочитая ей по всей вроятности переводы французскихъ штукъ гг. Тарновскаго, Руднева и Радиславскаго, въ которыхъ г. Самаринъ и г-жа Медвдева ‘ломаютъ комедiю’ для удовольствiя средней великосвтскости, — въ Москв, говоримъ мы, г-жа Васильева отъ начала до конца играетъ Марью Андревну нервами!.. Да вдь г. Леонидовъ напримръ, артистъ съ умомъ и чувствомъ, несмотря на свой неблагодарный органъ — не лучше ли бы былъ в ‘Хорьков’, чмъ въ неудавшемся ему ‘Макбет’? Вдь въ ‘Хорьков’ даже г. Полтавцевъ отрекается отъ рутины и дикихъ криковъ. А лицо Мерича — разв не стоитъ того, чтобы надъ нимъ поработалъ какой-нибудь даровитый молодой артистъ, хоть бы напримръ г. Нильскiй: право бы это было и для него полезне, и для публики прiятне, чмъ его шествiе по стопамъ г. Самарина въ Сюлливанахъ и другихъ продуктахъ. А Милашинъ, глубоко, почти генiально созданный Васильевымъ-московскимъ, разв не по силамъ Васильева-петербургскаго, артиста, для котораго возможно художественное осуществленiе Лазаря Подхалюзина и Любима Торцова? А г. Самойловъ пренебрегаетъ разв удивительною ролью Добротворскаго? Вдь можно сказать, что поработавши надъ нею, онъ будетъ въ ней выше Шумскаго, какъ и вообще выше онъ этого, впрочемъ замчательнаго, артиста московской сцены вншними средствами и разнообразiемъ таланта? А мать, а Хорькова, и каждое входящее съ двумя-тремя словами лицо въ великолпномъ пятомъ акт и ‘до точки’ обрисованное этими двумя-тремя словами?
А Дуня?
Мы ужь и не говоримъ о Беневоленскомъ.
А Дуня наконецъ — эта Дуня, которую такъ долго не пускала на сцену и наконецъ-таки пустила спецiальная нравственность, — эта Дуня, которой вся жизнь захвачена поэтомъ въ одной сцен, — и какъ могущественно, генiально захвачена! Вдь это роль для первостепенной артистки!
Почему же рдко дается, или правильне сказать никогда не дается ‘Бдная Невста’? Да разв есть другая драма, которая бы (кром ‘Грозы’) захватывали глубже судьбу русской женщины и (кром ‘Доходнаго мста’) боле широкими чертами изображала бытъ средняго класса нашего общества?.. Укажите намъ богатства, изъ-за которыхъ русская сцена пренебрегаетъ однимъ изъ самихъ высокихъ созданiй русскаго художника!
2) Почему не дается ‘Не такъ живи, какъ хочется’? Не имла успха на обихъ сценахъ, скажутъ намъ. Но вдь опять-таки мы вправ спросить почему не имла успха? Мы знаемъ очень хорошо, что она Островскимъ вовсе не додлана, что ея концепцiя — одна изъ высшихъ концепцiй нашего поэта, а отдлка крайне бдна, но вдь бдна отдлка только по мстамъ: скудно очерчены только древнiй отецъ Петра Ильича да его искуситель, котораго у Островскаго недостало смлости прямо назвать и прямо создать русскимъ чортомъ, юмористически-страшнымъ, какъ онъ является въ нашихъ фантастическихъ расказахъ: но вдь оборванъ только поэтомъ по недостатку смлости конецъ. А типъ-то Петра Ильича захваченъ все-таки страшно широко. Вольно же было погубить его ходульностью и рутиной г. Полтавцеву (въ Петербург, ужь мы право и не помнимъ, какимъ бездарностямъ отдавали эту великолпную роль), который все хотлъ играть какого-то кукольниковскаго героя, дико бснующагося, испортилъ загоскинскою сантиментальностью сцены съ Грушей и отсутствiемъ комической правды погубилъ удивительную сцену опьяненiя до чортиковъ. А вдь драма-то виситъ на Петр Ильич! Чтобы напримръ г. Васильеву не взяться за это лицо? Право вдь тутъ вовсе ненужно грандiознаго роста!.. Да кром Петра Ильича тутъ есть Груша, которую почти художественно создавала г-жа Косицкая, есть жена Петра Ильича, испорченая въ Москв французской мелодраматичностью г-жи Медвдевой а въ Петербург не помнимъ кмъ, тутъ есть Агафонъ, видя въ которомъ Садовскаго, какъ-то даже не жаллось, что не онъ играетъ Петра Ильича, хотя онъ одинъ только и могъ исполнить эту роль настоящимъ образомъ… Почему же, ради какихъ невидимыхъ намъ и публик сокровищъ брошена драма, которая, какъ она ни мало отдлана поэтомъ, представляетъ такъ много генiально-человчныхъ типовъ?
3) Мы не станемъ съ такою же подробностью доискиваться причинъ, почему рдко или даже совсмъ не даются другiя, поставленныя уже разъ на сцену произведенiя Островскаго. Очевидное дло, что причины эти заключаются не въ нихъ самихъ, ибо вс они представляютъ для артистовъ типы самые благодарные, а для публики интересъ несомннный, ибо вс они полны живья и настоящаго дла? Причины заключаются въ чемъ-либо совершенно постороннемъ, даже не въ недостаткахъ исполненiя, котоыре могутъ быть устранены и о которыхъ, равно какъ и о достоинствахъ исполненiя, мы поговоримъ, подробно въ одной изъ слдующихъ нашихъ статей.
Почему не поставлены вовсе на сцену ‘Доходное мсто’ и ‘Мининъ’, изъ большихъ произведенiй нашего драматурга, и послдняя часть трилогiи о Бальзаминов: ‘За чмъ пойдешь, то и найдешь’ — дло ршительно необъяснимое. Строгiй вкусъ чтоли театральныхъ цнителей отвергаетъ напримръ послднюю изъ этихъ пьесъ… или нравственность чтоли ихъ оскорблена тмъ, что Бальзаминовъ добился наконецъ своей цли — женитьбы на богатой купчих? Право незнаемъ. Вдь спецiальная нравственность и спецiальный вкусъ — вещи очень мудреныя: имъ можетъ грезиться то, чего
Нехитрому уму не выдумать и въ вкъ!
А какъ много теряетъ театръ оттого, что не поставленъ ‘Мининъ’ и не поставлено ‘Доходное мсто’, — говорить кажется нечего.
Мы кончили толкъ о первостепенностяхъ нашей драматургiи. Но вдь кром первостепенностей у насъ есть въ литератур произведенiя дарованiй боле или мене яркихъ…
Мы не станемъ говорить много о драматическихъ попыткахъ одного изъ первокласныхъ нашихъ писателей, Тургенева. Въ его внк он конечно не пятна, но зато и не большое украшенiе: вс он, безъ исключенiя даже прелестной и тонко-грацiозной, но все же нсколько праздной вещицы: ‘Гд тонко, тамъ и рвется’, — ниже его высокаго таланта. Какъ натура вполн и даже слишкомъ отзывчивая, Тургеневъ приносилъ въ нихъ жертвы различнымъ вянiямъ, улекаясь всми… Мы не говоримъ о произведенiяхъ врод ‘Холостяка’ и ‘Нахлбника’, ибо здсь жертва принесена была серьозному вянiю, сантиментальному натурализму, — и они же, эти произведенiя, довели сантиментальный натурализмъ до крайнихъ граней комическаго. Но талантъ Тургенева такъ гибокъ и мягокъ, что нетолько выносилъ на себ вс впечатлнiя разныхъ эпохъ литературы, отзывался на серьозныя вянiя, а подчинялся даже модамъ, чисто случайнымъ повтрiямъ.
Въ промежутокъ напримръ между самыми сильными эксцентричностями сантиментальнаго натурализма и появленiемъ на арену чистаго, простого натурализма, въ литературу нашу вторглось баловство, большею частью дамское (иногда впрочемъ и кавалерское) ввид драматическихъ пословицъ и поговорокъ изъ жизни великосвтской или покрайней-мр изъ жизни тонко-развитыхъ слоевъ общества. Форма занята была конечно на-прокатъ у Альфреда Мюссе, который, какъ поэтъ истинный, умлъ вкладывать въ эту сухую форму поэзiю и содержанiе, и то впрочемъ тамъ только, гд онъ бралъ предметы не изъ условной свтской жизни. У насъ отъ застоя, скуки и праздности, родъ этотъ принялся очень скоро и въ немъ нашли для себя выходъ различные, черезъ мру тонко развившiяся претензiи. Родъ этотъ, какъ очень легкiй, скоро обрисовался такъ, что получилъ общiе, такъ-сказать физiологическiе признаки, а именно:
1) Сфера жизни въ таковыхъ драматическихъ пословицахъ и поговоркахъ бралась обыкновенно великосвтская, т. е. въ нихъ разсуждали и дйствовали (очень много разсуждали и очень мало дйствовали) люди свтскiе и занимались въ нихъ различными, людямъ ‘нехитраго ума’ непонятными длами, какъ-то: держали пари на честь женщинъ, вызывали другъ друга на эфектныя дуэли съ дешовой расплатой, или правильне сказать — ‘поколоться’, по наивному выраженiю пушкинской капитанши.
2) Или были это люди, хотя и небольшого свта, то зато ‘разочарованные’, такiе разочарованные, что ‘и стоялъ свтъ, и будетъ стоять’, какъ выражается гоголевская сваха, а такихъ разочарованныхъ и не было, и не будетъ.
3) Женскiя лица были тоже барыни или барышни, свтскiя или вообще развитыя весьма тонко барыни и барышни, и занимались он преимущественно тмъ, чт технически называется ‘игрою въ чувство’, — дломъ хотя конечно и празднымъ, но зато дававшимъ имъ всегда полную возможность высказывать различныя прирожденныя, благоприобртенныя и даже противоестественныя свойства прекрасной и изящно—развитой личности.
4) Обычно, главный герой и главная героиня (чаще всего ихъ только и есть что два на сцен, съ присовокупленiемъ полубезмолвной пары низкихъ и неразвитыхъ природъ лакея и горничной, увряли себя взаимно въ невозможности любви вообще и своей собственной къ оной неспособности.
5) Преимущественно же вс подобныя произведенiя стремились къ тонкости, били на тонкость. Тонкость была повсюду, тонкость никому непонятныхъ чувствъ, въ выраженiяхъ мало-понятнымъ языкомъ, тонкость голандскаго блья или батиста, тонкость стана героинь и притомъ такая, что станъ того и гляди напомнитъ жордочку въ народной псн, и вся эта тонкость, съ тонкостью голандскаго блья включительно, чуть что не ставилось главнымъ признакомъ человческаго достоинства.
6) Кончались дла обыкновенно или мирно, сознанiемъ героя и героини, что позволить себ любить, или трагически: герой и героиня разставались ‘въ безмолвномъ и гордомъ страданьи’, пародируя трагическую тему Лермонтова.
И этой-то жалкой мод, этому повтрiю апатiи и праздности поддался высокiй талантъ Тургенева… Да! скажемъ мы безъ запинки и укажемъ прямо и на ‘Провинцiалку’ и даже на упомянутую уже нами вещицу: — ‘Гд тонко, тамъ и рвется’. Пусть эта прелестная вещица, по истинной тонкости анализа, по прелести разговора, по множеству наконецъ поэтическихъ чертъ стоитъ надо всмъ дамскимъ и кавалерскимъ баловствомъ такъ же высоко, какъ пословица Мюссе, пусть въ ‘Провинцiалк’ женское лицо очерчено, хотя и слегка, но съ мастерствомъ истиннаго артиста, почти такъ же хорошо, какъ Жакелина въ ‘Lе chandelier’ Мюссе, хотя и съ меньшею энергiею, пусть въ ‘Провинцiалк’ была очаровательна В. Самойлова и художественно хороши, каждый по своему гг. Самойловъ и Шумскiй, — все же эти произведенiя жертва мод, какая-то женская прихоть Тургенева. Изъ глубокаго уваженiя и симпатiи къ его таланту, мы не жалемъ, что на нашей сцен рдко или почти никогда не даютъ какъ ихъ, такъ и ‘Холостяка’ и ‘Нахлбники’.
Писемскiй написалъ дв драматическiя пьесы: ‘Ипохондрика’ и ‘Горькую судьбину’. Мы думаемъ, что онъ не рожденъ быть драматургомъ. ‘Ипохондрикъ’ его весь построенъ на патологической, а не на психической тем, въ ‘Горькой судьбин’ дорогъ только типъ Ананья да замчательны эпизодическiя сцены, но во всякомъ случа живыя лица, окружающiя патологическую тему въ ‘Ипохондрик’, комическiя въ высшей степени сцены, рельефность языка, — все это достоинства, которыя могли бы удержать пьесу на русской сцен, — а между тмъ она тоже ‘не имла успха’ — и конечно тоже по причинамъ, отъ нея самой независящимъ. Чтоже касается до удивительнаго лица Ананьи въ ‘Горькой судьбин’, то оно одно, исполненное даровитымъ артистомъ, вынесло бы на плечахъ всю пьесу. Но вроятно спецiальная ‘нравственность’ не допускаетъ представленiя этой драмы.
Покойный Л. А. Мей написалъ ‘Царскую невсту’ и ‘Псковитянку’. Та и другая, несмотря на свои недостатки, все-таки посл пушкинскихъ ‘Бориса’ и ‘Русалки’, да Островскаго ‘Минина’, единственныя и по языку и по подробностямъ драмы, гд наша былая жизнь не искалчена. ‘Царскую невсту’, на сцен поставленную, больше не даютъ. ‘Псковитянка’ вовсе не поставлена, — и какъ та, такъ и другая драма имютъ несомннныя и первоклассныя достоинства.
Ради какихъ же богатствъ — еще въ послднiй разъ спросимъ мы — не поставлены, или поставленыя не даются на сцен, произведенiя замчательнйшихъ русскихъ писателей, и затмъ въ слдующей стать разсмотримъ эти драгоцнныя богатства, эти наличные капиталы русской сцены и русской драматургiи.
Мы не говоримъ о томъ, что не дается старое. Даже фонвизинскiя комедiи имютъ теперь для насъ только историческое значенiе, что ужь говоритъ о другихъ? Заправская русская литература, по нашему разумнiю, прерывается Посошковымъ и возрождается съ Пушкинымъ. Мы говорили о томъ только, чт иметъ настоящее, бытовое, жизненное значенiе.
Список исправленных опечаток:
Стр. 121. ‘Ей остается восторгаться криками’ вместо: ‘Ей остаетея восторгаться криками’
Стр. 123. »Каменнаго гостя» вместо: »Каменнаго гостя’
Стр. 131. »нравственность’ не допускаетъ представленiя этой драмы’ вместо: »нравственность’ не допускаетъ представленiя это драмы’
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНIЕ ДРАМАТУРГIИ И СЦЕНЫ
А мы вотъ какими товарами торгуемъ!
Мы хотли разобрать наличные капиталы нашей сценической драматургiи, покончивши дло съ драматургiею литературною тмъ чт весь образованный и мыслящiй людъ признаетъ за русскую драматургiю — и что явнымъ образомъ мало признается или даже вовсе не признается за таковую спецiальными блюстителями театра и театральными комитетами, позволяющими себ отвергать пьесы Островскаго и восторгающимися издлiями гг. Дьяченко и Боборыкина.
Чтоже въ самомъ дл даютъ на такъ—называемомъ ‘русскомъ театр’. Понастоящему слдовало бы прослдить цлый, хоть напримръ прошлогоднiй сезонъ т. е. время отъ сентября 1861 г. по iюнь 1862 года, и статистическими данными доказать всю безсмысленность и безосновность нашего сезоннаго репертуара, но въ настоящее время, только-что принявшись слдить за русской сценой, мы должны сократить повозможности всякiя вступленiя, и такъ или иначе, partir du point o nous sommes, взять дло до его настоящей минуты.
Тмъ боле, что насчетъ безсмысленности репертуара прошлаго сезона, можно намъ поврить и на-слово. Безсмысленность — такой обычный фактъ въ нашей обычной общественной жизни — что доказывать статистическими фактами нужно разв только ея рдкiя lucida intervalla здраваго смысла. Съ другой стороны, статистическiе факты за одинъ предшествовавшiй мсяцъ достаточно могутъ удостоврить каждаго, кто только усумнится (а кром членовъ разныхъ спецiальныхъ комитетовъ, право едвали кто усумнится) въ томъ, что слова безсмысленность и безосновность по отношенiю къ репертуару русской сцены, употреблены нами вовсе не для ‘красоты слога’.
Еслиже, противъ всякаго нашего чаянiя, насъ упрекнутъ въ опрометчивости или заносчивости сужденiя, мы возьмемъ на себя неблагодарный трудъ вывести ‘любопытныя’ статистическiя данныя изъ афишъ прошлогодняго сезона.
Въ настоящую минуту, мы прежде всего исчислимъ чт давалось въ послднее время, хоть напримръ отъ 25 сентября — на двухъ русскихъ театрахъ, на Марiинскомъ и на Александринскомъ. До балета (покрайней-мр покамстъ) итальянской оперы — какъ дла музыкальныхъ спецiалистовъ и любителей, до французской и нмецкой сцены, до появленiя на нихъ какого-либо новаго и поучительнаго художника намъ дла нтъ. На первое время мы ограничиваемся только насущнымъ.
Итакъ вотъ что давалось на русскихъ театрахъ съ 25 сентября.
25 сентября на Александринскомъ: ‘Отецъ и дочь’, драма. ‘А. и Ф.’, водевиль. На Марiинскомъ ‘Горе отъ ума’ и ‘Беззаботная’ (г-жа Спорова).
26 сентября на Александринскомъ ‘Тридцать лтъ или жизнь игрока’, драма. ‘Балъ у банкира’, водевиль. (Г. Жулевъ — Нарцисъ Бишоно). На Марiинскомъ ‘Жизнь за царя’.
27 сентября на Александринскомъ ‘Уголино’. ‘Милыя бранятся, только тшатся’. Въ Марiинскомъ ‘Не въ деньгахъ счастье’, (г. Васильевъ 2) ‘Бдовая бабушка’.
28 сентября на Александринскомъ въ первый разъ ‘Легкая надбавка’, драма въ трехъ дйствiяхъ, соч. г. Погосскаго. ‘Въ чужомъ пиру похмлье’, комедiя А. Н. Островскаго. ‘Всхъ цвточковъ бол — розу я любилъ’. На Марiинскомъ ‘Норма’ (г-жа Лаврова-Спекки). Второе дйствiе оперы ‘Невста-лунатикъ’ (г. Никольскiй и г-жа Булахова).
30 сентября въ Александринскомъ ‘Смерть Ляпунова’. ‘Живчикъ’. На Марiинскомъ ‘Испорченная жизнь’, комедiя г. Чернышова. ‘Проказы барышень на черной рчк’. Сцена г. Горбунова.
1 октября на Александринскомъ ‘Не по носу табакъ’, г. Погосскаго. ‘Комедiя съ дядюшкой’. ‘Волшебная флейта’, водевиль. На Марiинскомъ ‘Марта’, опера. ‘Москаль-чаривникъ’ (г. Артемовскiй и г-жа Леонова).
2 октября на Александринскомъ ‘Велизарiй’, драма. ‘Взаимное обученiе’. На Марiинскомъ ‘Сватьба Кречинскаго’, комедiя. ‘Вотъ что значитъ влюбиться въ актрису’ (г-жа Спорова). ‘Бабушкины гршки’ (г-жа Спорова).
3 октября на Александринскомъ въ первый разъ ‘Не первый и не послднiй’, комедiя въ пяти дйствiяхъ, г. Дьяченко. ‘Женщины-гвардейцы’ (бенефисъ г. Марковецкаго). На Марiинскомъ ‘Жизнь за царя’ (208 представленiе).
4 октября. На Александринскомъ театр: ‘Уголино’, ‘На ловца и зврь бжитъ’. На Марiинскомъ — ‘Гроза’, А. Н. Островскаго, ‘Женихи’, ‘Дядюшка болтушка’.
4 октября. На Александринскомъ: ‘Тридцать лтъ или жизнь игрока’, ‘Балъ у банкира’. На Марiинскомъ — ‘Русалка’ опера А. С. Даргомыжскаго…
Но вдь это перечисленiе, скучно нашимъ читателямъ?.. Оно и самимъ намъ скучно — но вдь изъ него открывается фактъ довольно поучительный. Если врить нашему репертуару, то должно быть ‘Уголино’, ‘Жизнь игрока’ пьесы наиболе капитальныя. Отъ 25 сентября до 5 октября, включительно — он раздлили честь повторенiя съ одной только дйствительной, всми признанной капитальной вещью — съ оперой Глинки.
Пропустимте недлю.
14 октября. На Александринскомъ театр: ‘Уголино’ (ого! въ третiй разъ), ‘Женищины-гвардейцы’ (тоже должно быть штука капитальная). На Марiинскомъ — ‘Жидовка’ (гг. Стовъ, Васильевъ 1, Булаховъ — г-жи Валентина Бiанки, Анненская).
15 октября. На Александринскомъ: ‘Жертва за жертву’, драма г. Дьяченко. На Марiинскомъ ‘Испорченная жизнь’ ‘Комедiя съ дядюшкой’, сцена г. Горбунова.
16 октября. На Александринскомъ: въ первый разъ по возобновленiи — ‘Ермакъ Тимофеичъ’, Полевого, ‘Беззаботная’. На Марiинскомъ — (въ пятый разъ), ‘Непервый и непослднiй’, г. Дьяченко, ‘Что имемъ нехранимъ’.
17 октября. На Александринскомъ: ‘Легкая надбавка’, г. Погосскаго. ‘Игроки’, Гоголя. ‘Первое декабря’.
18 октября. На Марiинскомъ: ‘Непервый и непослднiй’, г. Дьяченко (въ шестой разъ). На Александринскомъ — ‘Двумужница’.
19 октября. На Александринскомъ: ‘Велизарiй’, ‘Живчикъ’. На Марiинскомъ ‘Жизнь за Царя’.
Въ пространство времени, пропущенное нами, промелькнула еще комедiя Островскаго: ‘Праздничный сонъ…’ Мы замчаемъ это, желая быть справедливыми…
Но спрашиваемъ читателей — чт должно заключить изъ образчика нашего репертуара за мсяцъ. Что кром ‘Жизни за Царя’, у насъ есть одна капитальная вещь, что — ‘Уголино’, Полевого и что первый драматическiй писатель нашъ — г. Дьяченко, второй — г. Чернышовъ, третiй — г. Погосскiй? Не такъ ли? Недурно также писалъ Гоголь, такъ что иногда еще можно его давать, не безъ достоинства тоже и комедiи Островскаго.
Но мы не можемъ продолжать дале въ шуточномъ тон. Театръ для насъ — дло серьозное, дло народное.
И вотъ именно, прежде всего мы беремъ вопросъ съ этой точки зрнiя. На Александринскомъ театр — понизили цну мстамъ, стало-быть, явнымъ образомъ хотли сдлать его доступнымъ небогатой масс. Чмъ же угощаютъ эту небогатую массу? Свирпствомъ г. Степанова въ ‘Уголино’ и ‘Жизни игрока’… такими драмами какъ ‘Айвенго’ и ‘Велизарiй’, возобновленiемъ постыднаго вздора, въ род ‘Ермака’ покойнаго Полевого… Почему же спрашивается, эту небогатую массу лишаютъ удовольствiя видть и слышать такiя капитальныя вещи русскаго искуства какъ ‘Жизнь за Царя’ и ‘Гроза’ — за что ее осуждаютъ на вольное-невольное выслушиванье дичи, которую несутъ Нино Галлури или Ермакъ Тимофеевичъ?
Наконецъ мы поймемъ даже и вздоръ, если онъ логиченъ. Но какимъ логическимъ мриломъ руководствуются въ распредленiи спектаклей на двухъ русскихъ театрахъ?.. Будь Марiинскiй театръ, исключительно оперный — мы это поймемъ, хотя опять-таки пожалемъ, что небогатая масса лишается — Богъ знаетъ за что и прочто — высокихъ наслажденiй, доступныхъ ей нисколько не мене зажиточнаго мщанства. Будь Марiинскiй театръ — опредленъ для спектаклей съ великолпной обстановкой — тоже было бы понятно, но вдь ‘Айвенго’ же напримръ и даже ‘Ермакъ Тимофеевичъ’ требуютъ немалой обстановки, а давались на Александринскомъ театр, а съ другой стороны — ни ‘Испорченная жизнь’, ни ‘Горе отъ ума’, ни даже ‘Гроза’, особеннаго великолпiя не требуютъ, а давались на Марiинскомъ и на Александринскомъ. Будь даже Александринскiй театръ — мстомъ предопредленнымъ для свалки сора врод ‘Уголино’ и произведенiй г. Дьяченки, тоже было бы дло логически объяснимое. Но вдь на немъ играютъ: ‘Въ чужомъ пиру похмлье’, Островскаго — ‘Игроковъ’, Гоголя. Будь наконецъ этотъ театръ ареною для рева г. Степанова и вообще для актеровъ — послабже, мы бы и это поняли, хотя конечно не могли бы одобрить такого аристократическаго раздленiя. Съ другой стороны, будь Марiинскiй театръ предназначен для людей съ эстетически-развитымъ вкусомъ, на немъ не соединялась бы съ ‘Грозою’ Островскаго, такая пошлость, какъ ‘Дядюшка болтушка’, недавались бы въ немъ пьесы въ род водевиля ‘Проказы барышень на черной рчк’…
Но оставимъ безсмысленный фактъ быть безсмысленнымъ фактомъ, и обратимся къ нашему вопросу, т. е. къ вопросу о капиталахъ нашей драматургiи. Неужели же въ самомъ дл ‘Уголино’, ‘Ермакъ Тимофеевичъ’ и хламъ г. Дьяченко — считаютъ распорядители репертуара за капитальныя произведенiя?.. Неужели же они не знаютъ, что о произведенiяхъ хоть бы напримръ г. Дьяченко, хоть бы напримръ о новомъ его произведенiи, серьозная критика постыдится говорить, что по поводу штукъ г. Погосскаго, она пожалетъ только, что не бездарный, судя по его прежнимъ военнымъ расказамъ, авторъ садится не въ свои сани. Вдь среди этихъ штукъ комедiи г. Чернышова и драмы г. Потхина старшаго — перлы, а между тмъ и объ этихъ перлахъ смшно говорить серьозно въ литератур, которая иметъ Грибодова, Гоголя и Островскаго. Комедiи г. Чернышова напримръ очень нравятся на сцен, и мы нисколько не думаемъ посягать на ихъ сценическое достоинство, тмъ боле, что он представляютъ для такихъ высокодаровитыхъ артистовъ, какъ г. Васильевъ 2, хорошiя роли, но попробуйте прочесть ихъ, и вы увидите, какими блыми нитками он сшиты, какъ все въ нихъ ‘сдлано’, натянуто за волосы, какъ изъ-за всякой сцены непрiятно-навязчиво скачетъ вамъ въ глаза задняя мысль, такъ называемая ‘идейка’. Возьмите хоть послднюю изъ нихъ: ‘Испорченная жизнь’, вдь это драматизированный, разжижонный и отравтительно-подслащенный казенной нравственностью ‘Подводный камень’ г. Авдева! Или драмы г. Потхина напримръ? (мы говоримъ о г. Потхин старшемъ, ибо о г. Потхин младшемъ считаемъ боле лишнимъ говорить, чмъ о г. Дьяченко или г. Боборыкин). Напишетъ Островскiй ‘Не въ свои сани не садись’ и выставитъ типъ патрiарха, въ лиц Русакова, г. Потхинъ даетъ ‘Судъ людской не божiй’, гд пересаливаетъ этотъ тип до невозможности, обставивъ его отвратительными бабами-кликушами. Коснется Островскiй какъ художникъ типа широкой русской натуры въ Петр Ильич, сумвши при всей правд удержаться въ границахъ поэзiи, г. Потхинъ заставитъ четыре акта пьянствовать, буянить и воровать какого-то дуромана въ пьес ‘Чужое добро въ прокъ нейдетъ’. Или вдругъ напримръ, съ чего-то нкоторымъ господамъ приходило въ голову при первыхъ комедiяхъ Островскаго, что онъ ведетъ войну съ образованностью, и вотъ г. Владыкинъ всю вину начинаетъ валить на образованныхъ, не постыдившись даже назвать ‘образованностью’ одну изъ своихъ комедiй, въ которой образованность выходитъ виновата въ томъ, что молодой купчикъ обкрадываетъ дражайшаго родителя. O imitatores, servum pecus! Думалъ ли когда Островскiй, что его Ненилы Сидоровны и другiя лица, убжденныя, что образованiе ведетъ людей къ безобразiямъ, найдутъ своимъ мыслямъ поборниковъ въ литератур? Думалъ ли нетолько онъ, но думалъ ли даже покойный Добролюбовъ, толкуя о самодурств темнаго царства, что для возбужденiя тошноты заздитъ г. Чернышовъ самодурство въ своихъ комедiяхъ?
Нтъ, господа распорядители репертуара русскаго театра, плохи ваши капиталы, которыми вы думаете замнить вещи Гоголя и Островскаго!
Чтобы начать наши замтки о ‘русскомъ театр’ чмъ-нибудь хорошимъ и прiятнымъ, мы прежде всего должны сказать, что до самаго начала сезона мы нердко выносили истинно-отрадное чувство изъ нашей русской оперы. Теперешнiй составъ ея съ такими primi и secondi tenori, какъ гг. Стовъ, Никольскiй, Булаховъ, Васильевъ 2, съ такими замчательными пвицами, какъ г-жа Валентина Бiанки и г-жа Леонова, съ такими басами и баритонами, какъ гг. Петровъ, Васильевъ 1, Артемовскiй, Гумбинъ, — теперешнiй составъ ея, соединенный съ великолпнйшею постановкою, удовлетворитъ хоть кого. Кто видлъ напримръ ‘Жидовку’ Галеви на нашей и на парижской сцен, тотъ не можетъ не согласиться, что и поставлена она у насъ гораздо великолпне и исполняется несравненно лучше. Но что это за странность такая, что въ ‘Жидовк’ напримръ у насъ исторически врна костюмировка, а въ нашей родной опер ‘Жизнь за царя’ не вывелись еще театральные пейзане вмсто крестьянъ, и театральныя пейзанки съ какими-то мантильями, имющими претензiей быть шубками. Антонида въ костюм средневковой герцогини, и сирота Ваня, одтый пляшущимъ театральнымъ пейзанчикомъ, въ кафтанчик съ галунчиками. Не говоримъ уже о кринолинахъ, съ которыми не въ силахъ разстаться даже русалки въ опер Даргомыжскаго, уничтожить кринолины, положимъ дло невозможное, но неужели нельзя ввести сермягу, зипунъ, кичку и настоящiй заправскiй сарафанъ въ заправскую, народную оперу Глинки? Вдь такая вещь должна быть исполняема, мы полагаемъ, съ почтенiемъ.
Во все это время, истинно серьозныхъ драматическихъ спектаклей былъ всего одинъ: это ‘Горе отъ ума’, да и оно было кажется для дебюта новой артистки г-жи Споровой. Какъ объ этомъ единственномъ серьозномъ спектакл, такъ и о новой дебютантк, мы обязаны сказать нсколько словъ.
Въ ‘Гор отъ ума’ на нашей сцен вышло собственно только одно, вполн живое и художественно созданное лице, да и то глухонмое, князь Тугоуховскiй (г. Васильевъ 2). Это мы говоримъ совсмъ не для краснаго словца, а весьма серьозно.
Затмъ наибольшая часть принадлежитъ г. Нильскому, въ роли Чацкаго. Большая заслуга его игры въ Чацкомъ уже та, что онъ не похожъ ни на покойнаго Максимова, ни на г. Самарина 1. Мы думаемъ, что г. Нильскiй современемъ сыграетъ настоящаго Чацкаго, какого до сихъ поръ мы не видывали. Ему только слдуетъ прежде всего выкинуть изъ головы мысль, что Чацкiй, jeune premier, отдаться боле своему внутреннему жару и сдлать Чацкого нсколько постарше, мы не станемъ заниматься какъ рецензентъ ‘Св. Пчелы’ счисленiемъ лтъ Чацкаго. Можетъ быть Чацкому и двадцать-три года, но на физiономiю такихъ людей какъ Чацкiй мысль и чувство рзко кладутъ свою печать. Везд гд г. Нильскiй искренно увлекался, забывая о томъ что он jeune premier, онъ былъ не только хорошъ, но превосходенъ.
Фамусовъ (г. Григорьевъ 1) походилъ гораздо боле на департаментскаго сторожа, о которомъ пишетъ Хлестаковъ къ душ Тряпичкину, чмъ на грибодовскаго Фамусова.
Молчалинъ (г. Шемаевъ) былъ такимъ пошлякомъ, въ котораго не могла бы влюбиться не только Софья, но даже жена портного Петровича гоголевской шинели.
Софья… Неужели г-жа Снткова 3 думаетъ серьозно, что вс роли можно играть однимъ тономъ — да и тономъ-то вчно плаксивымъ?
Скалозубъ былъ скопированъ съ фельдфебеля, да и то не гвардейскаго, а армейскаго, изъ безсрочно-отпускныхъ.
Хлестова, хоть и играла ее г-жа Линская, артистка весьма даровитая — нисколько не была московской барыней, передъ которой вс трепещутъ. Тоже къ сожалнiю должно сказать и о другой, истинно же даровитой артистк, г-ж Левкевой, въ роли Натальи Дмитревны.
О г. Сосницкомъ въ роли Репетилова, имъ совершенно не понятой, лучше умолчать изъ уваженiя къ его лтамъ и дйствительнымъ заслугамъ.
Г. Каратыгинъ въ Загорцкомъ, копируетъ какого-то петербургскаго прощалыгу и несоздалъ московскiй типъ, который имлъ въ виду Грибодовъ.
Чтоже сказать о дебютантк? По роли Лизы, которую какъ ни стараются защищать, а все-таки она въ комедiи Грибодова нчто условное и смахиваетъ на французскую субретку, по этой роли, говоримъ мы, о ней еще нельзя произнести какого-либо окончательнаго сужденiя, да къ сожалнiю и по другимъ ролямъ, выбраннымъ ею для дебютовъ — тоже. Г-жа Спорова, очень ловка на сцен, говоритъ со смысломъ, иногда даже съ огнемъ — но какъ видно изъ ея выбора дебютовъ, на счетъ искуства весьма ‘легковрнаго’ мннiя. Впрочемъ, тутъ мы можетъ-быть и ошибаемся. Если на долю ея выпали все такiя ничтожныя и пустыя роли, то это можетъ-быть и потому, что лучшихъ ей и не дали.
Смшна въ высшей степени театральная публика, раздлившаяся уже на дв партiи: снтковистовъ и споровистовъ. Изъ этихъ партiй ‘об лучше’, и та которая неистово хлопаетъ г-ж Снтковой за неудачно выполненную роль Софьи и та, которая подноситъ внки и букеты г-ж Споровой, за то что г-жа Спорова очень хороша собою.
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНIЕ ДРАМАТУРГIИ И СЦЕНЫ
Мы начнемъ нашъ ныншнiй отчетъ нкотораго рода побдною пснью. Насъ слушаются. Въ прошедшiй разъ мы только-что заявили наше скромное желанiе, чтобы къ числу возобновленныхъ вздоровъ на русской сцен, мудрые распорядители репертуарной части прибавили Елену Глинскую и комедiю о войн Федосьи Сидоровны съ китайцами, и чтоже? Половина желанiя нашего уже исполнена: ‘Елена Глинская’, даже уже два раза — 14 декабря и 19 декабря въ бенефисъ инвалидовъ (бдные инвалиды!). Сомннiй нтъ, что скоро мы насладимся и комедiей ‘О войн Федосьи Сидоровны’, за симъ вроятно дадутъ ‘Навуходоносора’ панаевской ‘Тли’ и
бездыханное Амалафриды тло
Низвергнутъ со скалы въ кровавый океанъ,
и постепенно возобновятъ драматическiя произведенiя г. Рафаила Зотова…
Видя съ радостнымъ чувствомъ, что дло наше остается не втун, мы спшимъ принести свою посильную лепту и напомнить нсколько прекрасныхъ и вполн удовлетворяющихъ вкусъ гг. распорядителей, вещей бывалаго времени.
Вотъ что по нашему крайнему разумнiю слдуетъ возобновить непремнно и сколь можно скоре:
1) ‘Боярина Федора Васильевича Басенка’, г. Кукольника. Воображаемъ, ккъ хорошо можетъ произнести г. Степановъ:
быкъ съ бойни сорвался,
Левъ вырвался изъ клтки!
2) ‘Шкуну Нюкарлеби’, покойнаго Ф. В. Булгарина, съ восхитительнымъ куплетомъ о томъ, какъ
двицы
летятъ какъ птицы
Въ полки, въ полки.
3) ‘Разставанье’, г. Родиславскаго.
4) ‘Торквато Тассо’, г. Кукольника, вещь хотя и лирическую, но въ которой г. Бурдинъ въ роли Тассо можетъ быть восхитителенъ.
5) Прелестныя комедiйки Н. В. Сушкова, какъ-то: ‘Комедiю безъ сватьбы’, ‘Трехъ Ракановъ’ и проч. Стихъ въ нихъ такъ же изященъ и легокъ, какъ въ драматическихъ произведенiяхъ Куликова, а насчетъ великосвтскости он первый сортъ.
6) ‘Прихоть кокетки’, г. Бруннера, въ которой есть такая благодарная роль для нашей русской Плесси — г-жи Снтковой З.
7) ‘Эспаньолетто’, причемъ опять-таки несравненный г. Бурдинъ можетъ испытать свои драматическiя средства ‘въ изображенiи итальянскихъ страстей на свер’, которое имлъ въ виду авторъ пьесы.
Драму князя Кугушева: ‘Нищiй’, въ которой тотъ же разнообразный артистъ нашъ можетъ извлечь немало слезъ изъ очей чувствительныхъ.
9) ‘Майко’, драму г. Беклемишева.
10) ‘Житейскую школу’ г. Григорьева 1, эту прекрасную и поэтическую апофеозу палки въ домашнемъ быту.
11) Его же ‘Героевъ преферанса’.
12) Водевиль ‘Натуральную школу’, въ которомъ съ нещаднымъ александрiйскимъ остроумiемъ обличена вредоносная для мiра ‘Тли’ — литература.
13) Драму К. Бахтурина: ‘Кузьма Рощинъ’.
14) Трагедiю г. Аскоченскаго: ‘Пансiонерка’, въ которой съ блистательнымъ успхомъ можетъ явиться г-жа Снткова 3.
И наконецъ 15) Pour la bonne bouche — ‘Александра македонскаго’, пьесу не оцненную въ свое время, но никакъ не мене ‘Елены Глинской’ и ‘Ермака Тимофевича’, заслуживающую честь возобновленiя.
Вотъ пятнадцать боле или мене капитальныхъ вещей, которыя мы напоминаемъ, движимые чувствомъ ревностнаго усердiя ко благу общему и окрыленные мыслью, что желанiя наши не пропадаютъ втун. Недурно было бы также, но это уже pia desideria, чтобы хорошiя произведенiя романистовъ нашихъ передлывались отъ времени до времени для сцены. Укажемъ напримръ на ‘Асмодея нашего времени’, г. Колки Сохрана, или на старыя, но хорошiя вещи: ‘Леонидъ’, ‘Таинственный монахъ’, г. Зотова, ‘Стрльцы’, г. Масальскаго, даже на ‘Димитрiя Самозванца’, Ф. В. Булгарина. Въ послдней передлк нужно только допустить нкоторыя измненiя, которыя предлагалъ сдлать въ роман Пушкинъ, т. е. назвать Бориса Годунова Хлопоуховымъ, Марину Мнишекъ — княжной Шипохвостовой, Самозванца — Каторжниковымъ. Даже Иванъ Выжигинъ можетъ быть прекрасно передланъ для сцены нашими талантливыми драматургами: гг. Куликовымъ и Григорьевымъ 1.
Что желанiя наши вполн сойдутся съ желанiями гг. распорядителей репертуарной части и театральнаго комитета, въ этомъ мы не сомнваемся, судя по тому, что дется на русскихъ сценахъ.
Ныншнiй разъ мы не будемъ въ подрядъ перепечатывать репертуара, а сдлаемъ изъ него только извлеченiе.
Капитальною новостью сцены была въ это время драма: ‘Бояринъ Матвевъ’ г. Ободовскаго, съ разлитiемъ Печоры и другими чудесами, которыхъ постановка обошлась вроятно очень не дешово. Сiя прекрасная драма дана была впрочемъ только четыре раза. 29 ноября въ бенефисъ г. Григорьева, она шла въ первый разъ. Бенефицiантъ игралъ въ ней боярина Матвева, какъ онъ играетъ вс свои роли, т. е. ‘нарочно’ и не взаправду, какъ и слдуетъ играть вообще артисту полезному (grande utilit) и какъ спецiально слдовало играть въ этой совершенно незаправской, хотя вполн достойной ея автора, драм.
‘Новогородцы’ отсвирпствовали на осьмомъ раз (на Александринскомъ театр) навсегда ли, на время ли, это по кайдановскому выраженiю покрыто мракомъ неизвстности. ‘Не первый и не послднiй’, г. Дьяченки, тоже на время отсвирпствовалъ, именно съ 23 ноября (на Марiинскомъ), и пересталъ
пу… пу… публику плнять(*).
{* Впрочемъ виноваты: эта прелестная вещь на этихъ дняхъ еще разъ плнила публику.}
‘Слово и дло’, дошло пока до седьмого раза (22 ноября, 27 ноября, 12 декабря, 20 декабря), и несходило съ марiинской, аристократической сцены на плебейскую-александринскую. Изъ высокихъ трагедiй, кром ‘Елены Глинской’ и ‘Ермака’ (9 декабря на Александринскомъ) давались ‘Велизарiй’ (23 ноября на Александринскомъ), ‘Маркитантка’ г. Кукольника (16 декабря на Александринскомъ). Изъ комедiй пошло какъ-то на ‘Мишуру’, г. Потхина, senior. (26 ноября, на Александринскомъ, 9 декабря, на Марiинскомъ, 17 декабря, на Александринскомъ). Игрались конечно и произведенiя г. Погосскаго, ‘Не по носу табакъ’, 2 декабря на Александринскомъ, ‘Легкая надбавка’, 5 декабря тамъ же давались по разу капиталы ‘Карьера’, (6 декабря на Александринскомъ), ‘Не хуже другихъ’ г. Михайлова, 11 декабря тамъ же, ‘Однодворецъ’ г. Боборыкина, 13 декабря тамъ же. По чувствительной части нашъ Фредерикъ Леметръ, г. Бурдинъ далъ въ бенефисъ свой ‘Парижскаго Втошника’, 7 декабря на Александринскомъ, и потомъ два раза приводилъ въ немъ въ восторгъ публику, 10 декабря, и 12 декабря.
Таковъ былъ фондъ репертуара за это время. Зачмъ его портили временами Шекспиромъ, да Гоголемъ, да Островскимъ — мы право не знаемъ. Мы умилились теперь душою — и знаете ли что насъ въ особенности умилило, что на насъ подйствовало и поучительно и наказательно и исправительно? Дв статьи, написанныя любителемъ театра въ ‘Св. Пчел.’
Съ послдней изъ нихъ мы цликомъ познакомимъ нашихъ читателей, и извлечемъ изъ нея публично т поученiя, которыя въ сердц нашемъ уже воспитали и возлеляли иныя чувства и вслдствiе которыхъ вс воззрнiя наши на искуство и сцену измнились радикально.
Вотъ она, эта громовая статья, помщенная въ 342 N ‘Св. Пчелы.’ Читайте, оплачьте вмст съ нами наши грубыя былыя заблужденiя. Она называется: ‘По поводу статей, помщенныхъ въ журнал Время’ и гласитъ тако:
‘Разборъ игры нашихъ артистовъ въ ‘Горе отъ ума’, помщенный въ октябрьской книжк журнала, гд неизвстный авторъ къ довершенiю всхъ нелпостей объявилъ, что даже и Сосницкiй не понялъ роли Репетилова, вызвалъ весьма правдивое возраженiе въ небольшой стать, напечатанной 25 ноября въ ‘Сверной Пчел.’ Я былъ убжденъ, что искреннiя и горячiя слова отвта докажутъ свирпому критику вс заблужденiя его, вс дикiе, нечеловческiе взгляды на искуство, но видно — горбатаго излечитъ одна могила. Подобно поклоннику Бахуса, увлеченному запоемъ и дйствующему тогда безсознательно, и критикъ, скрывающiйся надъ забраломъ, снова очертя голову выступилъ въ ноябрьской книжк съ безобразною филиппикою противъ артистовъ русскаго театра. Вс они, неисключая г. Васильева 2, и Горбунова, объявлены людьми бездарными, никто не понимаетъ и необдумываетъ ролей, никто неспособенъ создать живое, художественное лицо. Всмъ понятно, что въ этихъ рзкихъ приговорахъ нтъ и тни справедливости, это какой—то хаосъ, пустота, наборъ словъ, пересыпанныхъ такимъ обилiемъ вопросительныхъ и восклицательныхъ знаковъ, что невольно подумаешь, что авторъ какъ говорится дописался до чертиковъ.
‘Ссылаюсь на судъ всхъ, кто любитъ русскую сцену, есть ли правда, есть ли какое-нибудь литературное приличiе въ подобныхъ выходкахъ: ‘Бдность не порокъ’, было осквернено сопоставленiемъ съ ними водевилей гг. Григорьева 1 и Куликова, впрочемъ мы не смотрли этихъ гадостей. Вопервыхъ, мы уврены, что самъ г. Григорьевъ 1 конечно никогда не придавалъ особеннаго значенiя своимъ водевилямъ, но вс они написаны бойко, игриво, столько лтъ не сходятъ со сцены, гд все скучное и бездарное неживуче и скоро попадаетъ въ архивъ, слдовательно выраженiе осквернено, гадости слишкомъ нелпы и пошлы, вовторыхъ, что касается собственно таланта г. Григорьева 1, какъ актера, то смло можно сказать, что въ своемъ амплуа онъ весьма полезный и необходимый дятель, что всякую роль онъ исполнитъ съ умомъ и опытомъ, а потому смшно и жалко читать приговоръ критика, что и Бурдинъ и Григорьевъ 1 провалились въ роли Дикаго въ ‘Гроз’. Роль эта, стоящая далеко не на первомъ план въ драм, напротивъ того, исполнялась обоими артистами весьма самостоятельно и съ большимъ практическимъ смысломъ. Наконецъ будемъ же справедливы: вдь г. Бурдину, у котораго критикъ—наздникъ находитъ одни фальшивыя ноты, неискренность игры и неспособность къ драматическимъ порывамъ, самъ г. Островскiй не одинъ разъ высказывалъ свое полное одобренiе и публика единодушно и съ полнымъ сочувствiемъ принимала артиста и въ Любим Торцов, и въ Кабанов и въ Бородкин.
‘Увлеченный своими юпитеровскими приговорами, неумолимый наздникъ нашъ идетъ все crescendo и въ конц своей филиппики доходитъ до такого безусловнаго и слпого поклоненiя г. Васильеву 2-му, что ставитъ его въ роли Любима Торцова выше Садовскаго, а въ роли Кабанова объявляетъ его равнымъ excusez du peu — генiальному Мартынову! Да подумайте наконецъ, чт вы говорите! Вдь г. Васильевъ 2—й артистъ даровитый, а Мартыновы родятся вками, вѣ,дь имя этого художника столь же высоко и дорого въ искуств какъ имена Пушкина, Блинскаго, Гоголя, Брюлова, Глинки.
‘Вдь смотря на Мартынова, мы забывали и театръ и сцену, это была сама жизнь съ ея плотiю и кровью, а вамъ угодно ставить Васильева 2—го на одну съ нимъ доску! Нтъ, воля ваша, а это такое безобразiе, такая злая насмшка надъ г. Васильевымъ 2-мъ, что невольно скажешь: не поздоровится отъ этакихъ похвалъ.
‘Что касается взглядовъ критика на искуство вообще, то у меня ршительно опускаются руки. Отдавая полную справедливость огромному дарованiю г. Островскаго, произведенiя котораго оживили и обновили нашу сцену, я однако не могу согласиться съ неизвстнымъ критикомъ, что какая—нибудь дюжинная, хотя и типическая купчиха Анна Ивановна ‘Бдность не порокъ’, представляетъ поэтическiй образъ русской женщины, что это одинъ изъ самыхъ яркихъ типовъ, натура блестящая, размашистая, способная увлечь.
‘Я понимаю поэзiю и увлеченiе въ женщинахъ, созданныхъ Пушкинымъ, Тургеневымъ, наконецъ въ ‘Катерин’, ‘Бдной Невст’, Островскаго, но чтобъ Анны Ивановны могли увлечь, чтобъ такiя женщины представляли поэтическое созданiе, это такая клевета, такая ложь, которую можно высказать только не имя никакого понятiя объ искуств.
‘Въ заключенiе повторяю, что общественное мннiе съ отвращенiемъ смотритъ на эти бездоказательныя и бранныя статьи, что наши артисты раскусили и поняли, съ какимъ рыцаремъ они имютъ дло.
‘Впрочемъ голосъ мой вроятно останется голосомъ вопiющаго въ пустын и наздникъ-критикъ попрежнему выступитъ съ своимъ удушливымъ словоизверженiемъ, ему какъ говорится, къ стн горохъ, какъ съ гуся вода.
‘И оскорбляться вамъ смшно бы,
Окром честности есть множество отрадъ,
Ругаютъ здсь, а тамъ благодарятъ.
Любитель театра.‘
Мы считали бы грхомъ, еслибы нашихъ читателей — т. е. читателей ‘Времени’, мы лишили хотя одного изъ перловъ, которыми блещетъ статья Любителя театра, и потому выписали ее съ дипломатическою точностью.
Статья совершенно измнила вс наши воззрнiя на искуство вообще и на театръ въ особенности, значитъ намъ не все равно, не ‘къ стн горохъ’. Мы со всмъ простодушiемъ изложимъ только рядъ перемнъ, произведенныхъ въ насъ безчисленными драгоцнными истинами его статьи, по пунктамъ.
1) До этой капитальной статьи (признаемся откровенно, что первой, упоминаемой любителемъ театра, мы вовсе не читали), мы полагали, что даже и Сосницкiй подлежитъ суду критики, если какой-либо роли онъ не понималъ втеченiе 50-ти лтъ, думали, что пьяный нюня, изображаемый имъ въ Репетилов вовсе не выражаетъ идеи грибодовскаго лица, азартнаго крикуна, говорящаго по ‘торжищамъ’ о томъ, что
Есть государственное дло,
Оно вдь видишь не созрло,
Нельзя же вдругъ,
принадлежащаго къ ‘секретнйшему союзу по четвергамъ’, взводящаго на себя отрицанiе всего: законовъ, совсти, вры, и проч. и проч., съ ожесточенiемъ и непремннымъ краснымъ жестомъ говорящаго о томъ, что
Радикальное потребно тутъ лекарство,
Желудокъ больше не варитъ,
того Репетилова, который тмъ-то и комиченъ, что у него ‘глаза въ крови, лицо горитъ’ какъ у одного изъ его идеаловъ, который въ восторг типическомъ отъ того, что
Умный человкъ не можетъ быть не плутомъ!
и который тушуется передъ Анфисой Ниловной. Теперь мы отъ нашего взгляда отршимся: 1) признаемъ непогршимость г. Сосницкаго, 2) отказываемся искать исторически-бытового смысла въ комедiи Грибодова, и 3) соглашаемся думать, что грибодовскiя лица можно играть такъ же нарочно, какъ ‘Житейскую школу’ г. Григорьева 1-го и сочиненiя г. Куликова.
2) До сихъ поръ мы полагали, что гг. Бурдинъ, Григорьевъ 1, Шемаевъ, г-жи Снтковы, Струйская — далеко не вс артисты русскаго театра, но есть еще, кром высокоуважаемой нами молодой четы — г. Васильева 2 и врнаго по тону г. Горбунова, блестяще-даровитые артисты, каковы г. Самойловъ, г-жа Линская, артисты очень даровитые, хотя и молодые, какъ г. Нильскiй, артисты вполн добросовстные, какъ г. Зубровъ, въ роляхъ своихъ, — и заявили уже полное къ нимъ сочувствiе въ томъ, въ чемъ они, по крайнему нашему разумнiю, хороши, и по множеству дйствительныхъ заслугъ г. Сосницкаго неостанавливались долго на одной неудачной его роли. Теперь мы убдились, что
qui meprise Cottin, meprise son roi,
что гг. Бурдинъ, Григорьевъ 1, всепожирающiй Шемаевъ, г-жа Снткова — вс артисты русскаго театра, что о другихъ говорить не стоитъ, или что о нихъ говорится implicite, когда говорится о гг. Бурдин и прочихъ исчисленныхъ свтилахъ, что быть недовольными этими великими артистами могутъ только ‘поклонники Бахуса, увлечонные запоемъ.’
3) Досел мы думали, что о ерунд не слдуетъ говорить много, что вопросительные и восклицательные знаки, единственный литературный способъ говоренiя объ этомъ предмет. Отнын… но нтъ ужь! мы привыкли къ этому способу, и по слабости нашей, должно быть не будемъ имть силъ отстать отъ него.
4) Досел мы ‘худородные и худоумные’, разумли неправильно литературное приличiе. А именно вотъ какъ мы его разумли, надо же объяснить дло. Мы думали очень просто, что: а) Есть литература дло серьозное, и есть литературная промышленность, дло боле или мене постыдное. б) Что когда почтеннйшей публик безразлично и совокупно подаются блюда той и другой, то изъ уваженiя къ литератур надо же называть другiя блюда ихъ настоящимъ именемъ, т. е. гадостями, и смло сознаваться, что прихавши въ театръ для того, чтобы видть дло, мы гадостей не видли. Отнын мы замнимъ названiе и будемъ называть произведенiя гг. Григорьева 1, Куликова, Родиславскаго, Тарновскаго, Руднева, П. Федорова, Дьяченки и tutti quanti — ‘репертуарными сливками’. Мы постараемся даже внутренно исправиться, войти во вкусъ ‘водевиля съ переодваньемъ’: идя по гороховой мы будемъ непремнно повторять прелестные стихи г. Григорьева 1:
По гороховой я шолъ
И гороху не нашолъ,
а на морской:
Видть море захотлъ
И въ морскую полетлъ,
Но ни въ Малой, ни въ Большой
Капли нтъ воды морской.
Мы постараемся изгладить изъ памяти нашей вс эти ничтожныя стихотворенiя разныхъ поэтовъ, отъ Пушкина и Лермонтова до Фета и Огарева, признаваемыхъ этою надменною выскочкой, русской литературой, и потщимся приучить ухо наше къ гармонiи стиля и красот содержанiя водевильныхъ куплетовъ.
Вотъ недавно напримръ намъ попалось къ счастiю и исправленiю нашему стихотворенiе изъ артистически-театральнаго кружка. Мы такъ восхитились имъ, что выучили даже наизусть и длимся имъ съ нашими читателями въ залогъ того, что ‘взглядъ нашъ на искуство и вкусъ достигли до точки’… Вотъ оно, это стихотворенiе:
Другъ почтенный!
Посланiе ныньче къ вамъ пишу
И въ часъ отъ длъ освобожденный
Прочесть внимательно прошу.
Отъ васъ съ надеждой жду отвта
И благодаренъ буду ввкъ,
Коль въ положенiе поэта
Войдете вы, любезный человкъ.
С…. В…. покойный
Меня любилъ и отличалъ
Талантъ и стихъ игриво стройный,
Мои посланья сберегалъ,
Въ минуты жъ дружескихъ признанiй,
Когда богатство такъ росло,
Давалъ мн много общанiй,
Но онъ угасъ — увы — все прошло
Я не фразеръ и не расказчикъ,
Смиренно долженъ былъ молчать,
Но вы его душеприкащикъ,
Вамъ я теперь могу сказать:
Я не искалъ ни въ чемъ излишка,
С…. В…. узнавши мой удлъ,
Мою семью поразсмотрлъ
И деревянный мой домишко
