Современное естествознание и психология, Фаминцын Андрей Сергеевич, Год: 1898 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 33 минут(ы)

СОВРЕМЕННОЕ ЕСТЕСТВОЗНАНІЕ И ПСИХОЛОГІЯ.

Академика А. Фаминцына.

Psychologue nemo, nisi Physiologue.
Physiologue nemo, nisi Psychologue.

ВВЕДЕНІЕ.

Предпосылаемое моему разслдованію введеніе иметъ двоякую цль:

1) въ немногихъ словахъ выяснить читателю цль и характеръ печатаемаго труда, это является тмъ боле необходимымъ, что онъ будетъ появляться лишь отдльными главами, въ продолженіи нсколькихъ мсяцевъ, 2) обрисовать мою точку зрнія, отличную отъ общепринятой, и не совсмъ сходную и съ воззрніями, примыкающими ближе остальныхъ, къ проводимому мною взгляду.

Какъ показываетъ заглавіе: ‘современное естествознаніе и психологія’, главною задачею моей будетъ выясненіе положенія, которое естествознаніе занимаетъ въ настоящее время по отношенію къ психологіи и тмъ явленіямъ, которыя послдняя изслдуетъ, затмъ я постараюсь, руководствуясь главнымъ образомъ надежными фактическими данными, выяснить назрвшую потребность возможно полнаго знакомства естествоиспытателей съ психологіей и тсно связанной съ нею теоріей познанія.

Не требуетъ разъясненія, что всякій мыслящій человкъ, чмъ бы онъ ни занимался и о чемъ бы ни думалъ, руководствуется при оцнк добываемыхъ свдній степенью достоврности, которую они ему внушаютъ, различая между ними невроятныя, вроятныя и достоврныя, онъ довряется имъ въ различной степени. У каждаго человка, отъ дикаря до наиболе развитаго включительно, имется для того присущая ему мрка, или, выражаясь научно — теорія познанія. За рдкими исключеніями, послдняя есть не плодъ размышленія, а унаслдованная отъ предшествовавшихъ поколній и воспринятая отъ окружающихъ людей привычка смотрть и понимать вещи по установившемуся шаблону.

Значительно строже выработанная, но столь же шаблонная теорія познанія и обусловленное ею міровоззрніе нердко является тираннически господствующею, какъ показываетъ исторія развитія любой отрасли знанія, и среди людей науки, приковывая на время ихъ мысли незримыми цпями къ опредленному взгляду. Но живая научная дятельность не дозволяетъ ученымъ на долгое время успокоиваться на одномъ и томъ же мировоззрніи, подъ вліяніемъ безпрерывно накопляющихся научныхъ открытій, возникаютъ новыя вянія и господствующій взглядъ уступаетъ мсто новому, который нердко съ успхомъ замняетъ свергнутаго тирана. Послдній однако не дремлетъ и случается, къ изумленію всхъ, занимаетъ вновь свое мсто и пріобртаетъ первенствующее значеніе. Изученіе смны и характера тирановъ человческой мысли составляетъ одну изъ любопытнйшихъ страницъ исторіи культуры человчества.

Надежнйшимъ средствомъ борьбы съ этими тиранами мысли является строго научно обоснованная теорія познанія, черпающая свои выводы изъ данныхъ логики и психологіи и поэтому сливающаяся съ ними въ одно нераздльное цлое. (Здсь и ниже я подразумваю подъ терминомъ: теорія познанія — ученіе о познаніи).

Мн кажется, поэтому, вполн ясною необходимость для человка науки, какой бы отраслью знанія онъ ни занимался, знакомство съ современной теоріей познанія, съ тмъ, чтобы, или ее принять къ руководству въ своихъ розысканіяхъ, или же составить себ относительно ея основоположеній, по возможности, опредленное воззрніе. Игнорировать же ее, по моему мннію, не дозволительно.

Между тмъ, надо сознаться что, въ настоящее время среди естествоиспытателей сравнительно немногіе раздляютъ высказанное мнніе, въ громадномъ же большинств случаевъ не только приступаютъ, но и продолжаютъ производить спеціальныя научныя изслдованія, не справляясь съ данными теоріи познанія.

Общепринятое воззрніе учитъ, что явленія жизни столь сложны, что неразумно браться за выясненіе ихъ, когда еще не достаточно изучены несравненно боле простыя явленія мертвой природы. Начинать изученіе извстнаго рода явленій съ наиболе простыхъ и затмъ уже переходить къ явленіямъ боле и боле сложнымъ — вотъ неоспоримый принципъ, котораго неуклонно слдуетъ держаться во всякаго рода разслдованіи, независимо отъ предмета изученія. Въ доказательство того, насколько этотъ принципъ раціоналенъ и плодотворенъ, приводятъ изумительные успхи естественныхъ наукъ, неуклонно слдующихъ этому принципу.

Подъ этими словами я готовъ росписаться, но только съ слдующею оговоркой: подъ условіемъ, чтобы подлежащія разслдованію явленія были не только одного и того же порядка, но и въ равной и одинаковой мр доступны вашему изученію. Только къ явленіямъ такой категоріи вышеуказанный принципъ можетъ быть, по моему мннію, прилагаемъ съ успхомъ.

Если же допустить предлагаемую оговорку, то значеніе принципа этого, по отношенію къ разслдованію явленій мертвой природы и жизненныхъ явленій, теряетъ приписываемую ему непреложность.

Въ самомъ дл, изъ совокупности всхъ разнообразныхъ механическихъ, физическихъ, химическихъ, физіологическихъ и психическихъ процессовъ, производящихъ то, что мы называемъ жизнью, мы непосредственно сознаемъ лишь процессы, называемые психическими. Доходящими до нашего сознанія психическими процессами {Доходящіе до нашего сознанія психическіе процессы обыкновенно называютъ сознательными, въ отличіе отъ тхъ, которые до нашего сознанія не доходятъ, обозначаемыхъ какъ безсознательные. Я намренно избгаю этихъ обозначеній, въ виду двусмысленности, порождаемой этими названіями: они въ дйствительности и употребляются въ различномъ смысл разными авторами: нкоторыми — для обозначенія, что изъ психическихъ процессовъ одни доходятъ, а другіе не достигаютъ нашего сознанія, при чемъ и т и другіе признаются по существу совершенно сходными, другіе же авторы (Гартманъ) принимаютъ дв различныя категорія психическихъ процессовъ, кореннымъ образомъ различныя между собою: сознательные, происходящіе съ участіемъ сознанія, и безсознательные — протекающіе безъ вдома сознанія.} мы, такъ сказать, исключительно живемъ, громаднйшее большинство людей остальными процессами начинаютъ интересоваться лишь тогда, когда нарушеніе правильнаго ихъ хода отражается на нашей психик, когда возникаютъ болевыя ощущенія, мшающія обычной жизни здороваго организма, того по истин блаженнаго состоянія, когда позабываешь даже о существованіи зависимости своей отъ невдомыхъ намъ явленій механическихъ, физическихъ и пр. Объ организаціи нашего тла и его функціяхъ сравнительно немногіе имютъ нкоторыя лишь свденія, сама наука умла сдлать въ этомъ направленіи далеко не все, что было бы желательно знать.

Сравнивая организмъ нашъ съ предметами вн насъ находящимися, мы среди нихъ находимъ подобные намъ организмы — людей, затмъ близкіе къ людямъ организмы — животныхъ, дале растенія — связанныя съ животными, какъ увидимъ ниже, группою простйшихъ организмовъ, изъ которой развились животныя и растенія, и наконецъ, неодушевленныя тла такъ называемой мертвой природы {Обоснованіе реальности, т. е. увренность въ независимомъ отъ нашего сознанія существованіи и познаваемости міра вншняго будутъ изложены и в главахъ 2-й и 3-й.}.

Всякій согласится, что этими словами точно выражено обычное пониманіе нашей жизни и нашего отношенія къ міру вншнему, оно принимается за объективное описаніе положенія, занимаемаго нами среди окружающей насъ природы. При этомъ явленія мертвой природы представляются не только несравненно боле простыми, чмъ явленія жизни, но и гораздо боле доступными объясненію.

Противъ этого взгляда можно привести однако нсколько вскихъ возраженій. Первое, что въ немъ поражаетъ, это — полное отсутствіе анализа познавательной способности нашей психики и способовъ, имющихся въ нашемъ распоряженіи для познанія насъ самихъ и явленій міра вншняго.

Изъ анализа же нашей познавательной способности слдуетъ: 1) что непосредственно мы ощущаемъ лишь нашу внутреннюю, психическую жизнь, 2) что впечатлнія отъ окружающей насъ природы мы воспринимаемъ не иначе, какъ при посредств органовъ нашихъ чувствъ. Всми они признаются за единственные пути нашего общенія съ міромъ вншнимъ, но, вроятно, сравнительно немногимъ извстно, что они доставляютъ намъ не непосредственное созерцаніе того, что длается вн насъ, а лишь условные знаки, только долгимъ опытомъ и съ большимъ трудомъ научаемся мы съ помощью ихъ понимать и истолковывать явленія міра вншняго, совершенно такимъ же образомъ, какъ, ознакомившись съ буквами, мы современенъ достигаемъ быстраго чтенія и пониманія написанной этими буквами рукописи или книги.

Психика наша, происшедшая (какъ будетъ показано ниже) путемъ постепенной эволюціи изъ психики простйшихъ существъ и достигнувшая въ человк одновременно съ организаціей нашего тла, высшаго развитія, является наиболе приспособленною для изысканія, какъ средствъ къ огражденію безопасности нашей жизни, такъ и къ уразумнію явленій вншняго міра.

Но не смотря на высокое развитіе вашей психики, мы осуждены на воспріятія лишь вншней стороны явленій вншняго міра. Только по аналогіи мы заключаемъ о присутствіи психики въ людяхъ и животныхъ, нкоторые изслдователи, признаютъ ее и въ растеніяхъ. Наконецъ, въ явленіяхъ мертвой природы мы не въ состояніи найти ничего такого, что указывало бы на присутствіе въ нихъ психики, сходной съ нашей, хотя бы и въ самомъ зачаточномъ ея проявленіи. Изъ этого обыкновенно заключаютъ, что въ нихъ психики вовсе не обртается. Принимая, однако, во вниманіе, что намъ доступна лишь одна вншняя сторона явленій міра насъ окружающаго, мы не имемъ никакихъ данныхъ, а слдовательно и никакого права ршать вопросъ касательно внутренней, закулисной стороны явленій такъ называемой мертвой природы.

Явленія эти столъ своеобразны и представляютъ такъ мало аналогій съ тмъ, что мы знаемъ о нашей внутренней жизни, что, о лежащей въ основ ихъ сути, никакого представленія составить мы не въ состояніи. Наблюдать и разслдовать ихъ опытнымъ путемъ мы можемъ лишь съ вншней стороны, только по перемщенію предметовъ или частицъ ихъ мы получаемъ свднія о происходящихъ вн насъ перемнахъ. Невниманіемъ къ этому обстоятельству и объясняется завтная мечта естествоиспытателей свести вс доступныя намъ явленія на движенія атомовъ.

Но непонятно, какъ могъ вкрасться въ эту мечту, не будучи замченнымъ, очень важный и крупный недосмотръ: естествоиспытатели какъ будто забыли, что намъ доступенъ еще другой міръ явленій — психическихъ, правда, непосредственно доступный каждому лишь въ сфер индивидуальной жизни, но, тмъ не мене, по значенію его для насъ, затмвающій все остальное.

Мы непосредственно сознаемъ внутреннюю сторону явленій нашей жизни, но сравнительно лишь мало знаемъ о вншнихъ, матеріальныхъ процессахъ, происходящихъ въ насъ, что же касается до явленій вншняго міра, то мы сравнительно легко познаемъ вншнюю ихъ сторону, между тмъ какъ внутренняя остается и въ настоящее время неразгаданной тайной.

Я вполн сочувствую мысли, что одни и т же законы заправляютъ какъ явленіями мертвой природы, такъ и явленіями жизненными, но не могу согласиться, чтобы сводимые на движеніе атомовъ законы физики и химіи, представляющіе намъ лишь вншнюю сторону явленій мертвой природы, могли бы исчерпывать собою явленія жизни полностью, т. е. не только со стороны вншняго ея проявленія, но и хорошо знакомую намъ по непосредственному ощущенію ея внутреннюю — психическую сторону.

Въ тсной связи съ этими мыслями находятся слдующія соображенія:

Быстро слдующія одни за другими поразительныя и неожиданныя открытія естествоиспытателей, въ особенности біологовъ и физіологовъ, расширяя наши умственные горизонты, все ближе и ближе приближаютъ насъ къ давно желаемой разгадк устройства сложнаго механизма нашего тла и, слдовательно, къ познанію нашей жизни съ вншней, матеріальной стороны, въ то же время разслдованія психическихъ явленій освтятъ и ея внутреннюю сторону. Мы, слдовательно, можемъ надяться подойти къ пониманію обихъ сторонъ нашей жизни, при разслдованіи же явленій міра вншняго мы, если не навсегда, то въ настоящее время, обречены довольствоваться познаніемъ лишь ихъ вншней стороны. Отсюда понятно, какъ несбыточна и, по существу своему, неврна мечта о возможности вывести и явленія жизни изъ законовъ механики, физики и химіи, или, другими словами, объяснить ихъ изъ движенія атомовъ, изъ которыхъ построено наше тло. Если бы даже и удалось всю вншнюю сторону жизненныхъ явленій разложить на движеніе атомовъ, то осталась бы совершенно незатронутою интереснйшая ея сторона — психическія явленія, другими словами — психика.

Въ самомъ дл, если бы мы при изученіи организма человка ограничились только пріемомъ, единственно намъ доступнымъ и примняемымъ нами при изученіи явленій такъ называемой мертвой природы, т. е. разслдованіемъ лишь вншней стороны жизни, то никогда не познали бы въ немъ психики, которая въ немъ находится, о существованіи которой мы въ начал заключаемъ только по аналогіи, но затмъ, безчисленнымъ количествомъ проврокъ, убждаемся въ ея присутствіи.

Неоднократно приходилось уже мн употреблять слово: психика, не прибгая къ боле точному опредленію того, что подъ нимъ здсь разумется.

Подъ именемъ психики я разумю всю присущую изучаемому организму сумму психическихъ явленій, какъ не доходящихъ до его сознанія, такъ и доступныхъ сознанію: ощущеній, представленій, понятій до сложнйшихъ умственныхъ процессовъ и волевыхъ актовъ включительно. Я намренно не употребляю терминовъ: душа, духъ, также какъ и слово: матерія. Эти термины въ обыденномъ ихъ значеніи не обозначаютъ ничего реальнаго, никому не удалось созерцать духа или души съ присвоенными имъ аттрибутами, никто не видалъ матеріи, какъ нчто протяженное и въ то же время безкачественное. Термины духъ, душа, матерія ничто иное какъ продукты нашего интеллекта, абстрактныя понятія, созданныя имъ, для объединенія явленій нашей внутренней жизни съ явленіями міра вншняго. Мы такъ привыкли къ употребленію этихъ терминовъ въ вышеуказанномъ смысл и на столько сроднились съ міросозерцаніемъ, при посредств ихъ нами созданнымъ, что многимъ покажется, вроятно, очень труднымъ, или даже невозможнымъ отршиться отъ нихъ и отъ неразрывно связаннаго съ ними міровоззрнія. Между тмъ, однако, гипотетическая природа этихъ терминовъ и значеніе ихъ только какъ вспомогательнаго средства для построенія общепринятаго, и, несомннно, легко каждому доступнаго и поэтому весьма пригоднаго для массъ міровоззрнія, раскрывается безъ труда, если объ этомъ поразмыслить.

Значеніе этихъ терминовъ въ отношеніи къ построенному на ихъ допущеніи, міровоззрнію, по моему мннію, совершенно сходно съ значеніемъ двухъ электрическихъ жидкостей, положительной и отрицательной, долгое время лежавшихъ въ основ теоріи электрическихъ явленій, электрическія жидкости сослужили свою службу, какъ удобная схема обобщенія электрическихъ явленій, ими пользовались, хотя никто не приписывалъ имъ реальнаго существованія, въ настоящее время они уже почти всми оставлены. Смю думать, что подобная участь грозитъ, въ боле или мене отдаленномъ будущемъ, и нашимъ общепринятымъ представленіямъ о дух и матеріи. Предположеніе это подтверждается изученіемъ попытокъ философовъ подойти къ разршенію вопроса о взаимодйствіи духа и матеріи, мы видимъ лишь рядъ неудачъ, свидтельствующихъ, какъ мн кажется, ясно о невозможности взаимодйствія ихъ, по крайней мр, принимая ихъ съ приписываемыми имъ аттрибутами.

Конечно, я далекъ отъ претензіи замнить эти термины лучшими, я и не задавался этимъ вопросомъ. Придерживаясь только реальнаго, я буду говорить лишь о явленіяхъ, не предршая ничего касательно ихъ природы и способовъ взаимодйствія, и буду различать: явленія психическія и матеріальныя, въ надежд, что всякій пойметъ, о чемъ идетъ рчь, не требуя дальнйшаго ихъ опредленія.

Послдующее изложеніе покажетъ, что, преслдуя исключительно цль выяснить необходимость возможно тснаго сліянія естествознанія съ психологіей и теоріей познанія, я совершенно оставляю въ сторон пререканія между приверженцами механическаго міровоззрнія и виталистами, я смю думать, что оба эти ученія гршатъ тмъ, что борятся на почв зыбкой и легко подвижной, не въ естествознаніи, а въ психологіи и теоріи познанія слдуетъ искать настоящаго устоя для построенія міровоззрнія, все естествознаніе ничто иное, какъ только частный случай примненія дятельности нашей психики и вншнихъ органовъ чувствъ къ разслдованію природы, науки филологическія, историческія, юридическія суть подобные же частные примры умственной дятельности нашей психики.

Ни въ одной изъ наукъ этихъ категорій не говорится вовсе о нашей психик и о средствахъ, которыми мы обладаемъ для познаванія нашего міра внутренняго и явленій міра вншняго, не говорится ничего о методахъ разслдованія. Относящіяся сюда соображенія и фактическія данныя входятъ въ составъ логики, психологіи и теоріи познанія, совокупностью результатовъ этихъ трехъ доктринъ опредляются какъ предлы познаваемаго нами, такъ и степень научной цнности, какъ фактическихъ данныхъ, такъ и полученныхъ, при посредств ихъ выводовъ въ различныхъ отрасляхъ знаній.

Поэтому, три науки: логика, психологія и теорія познанія составляютъ категорію наукъ основныхъ, вс же остальныя ничто иное, какъ частные случаи упражненія нашей психики въ пріобртеніи знаній, столь же многочисленные и разнообразные, какъ и предметы разслдованія.

Эти соображенія превосходно подкрпляютъ отвергаемую въ настоящее время естествоиспытателями мысль, что исходною точкою любой отрасли знанія долженъ быть признанъ человкъ, или, врне, его психика и средства наши къ пріобртенію знаній. Знакомство съ логикой, психологіей и теоріей познанія должно предшествовать занятію другими науками, только въ этомъ случа мыслима вполн раціональная разработка послднихъ.

Но и этимъ не исчерпываются еще доводы въ пользу выбора человка за исходную точку распознаванія природы. Этотъ пріемъ особенно удобенъ при изученіи психическихъ явленій въ природ. Мною было уже выяснено также, что имющіяся въ нашемъ распоряженіи научныя данныя, единогласно свидтельствуютъ, что человкъ есть конечный продуктъ эволюціи живыхъ существъ, эволюціи, берущей свое начало изъ среды простйшихъ представителей жизни на земной поверхности, выяснилось, что не только тло наше, но и психика произошла путемъ эволюціи и поэтому, сродная съ психикой остальныхъ живыхъ существъ, она является наиболе совершеннымъ и въ наше время наиболе сложнымъ и интереснымъ продуктомъ эволюціи.

Въ человк мы имемъ, слдовательно, высшее воплощеніе жизни на земл. Если возьмемъ его за образецъ и будемъ спускаться постепенно отъ наиболе сродныхъ съ человкомъ животныхъ до простйшихъ, то мы получимъ ту же психику, но упрощающуюся по мр упрощенія самого организма. Мы заране можемъ утверждать, что не найдемъ въ животной психик ничего намъ чуждаго, все различіе будетъ состоять лишь въ степени развитія, многихъ чертъ, намъ присущихъ, можетъ и не оказаться, но мы не будемъ подвержены опасности просмотрть чего-нибудь, что почти неизбжно, при обратномъ ход разслдованія отъ простйшаго къ наиболе сложному. Кром того, преимущество пути разслдованія психики сверху внизъ — отъ человка къ простйшимъ, заключается въ томъ, что, исходя изъ боле намъ извстной нашей психики къ мене и мене извстной, по мр ея упрощенія, мы легче можемъ оріентироваться, нежели при ход обратномъ.

Выясненная тсная связь естествознанія съ психологіей и теоріей познанія длаетъ неизбжнымъ для естествоиспытателя основательное знакомство съ послдними, въ особенности: а) для біологовъ, занимающихся разслдованіемъ эволюціи организмовъ какъ животныхъ, такъ и растеній изъ простйшихъ ихъ представителей, а равно изученіемъ условій ихъ жизни на земной поверхности и географическаго распредленія, и б) для физіологовъ, изучающихъ жизненныя функціи растительныхъ и животныхъ формъ.

Сказанное здсь остается пока лишь пожеланіемъ: громаднйшее накопленіе фактическихъ данныхъ, большею частью грубаго матеріала, усвоеніе котораго, поэтому, длается возможнымъ лишь памятью, разнообразіе пріемовъ разслдованій, требующихъ большого запаса знаній техническаго характера, для производства опытовъ и наблюденій со всею строгостью и отчетливостью, соотвтственно современному состоянію науки, порождаютъ, противъ воли людей науки, узкихъ спеціалистовъ, и нтъ пока силы выбиться изъ этого ненормальнаго положенія. Только когда, при дальнйшемъ развитіи науки, удастся объединить фактическія данныя по каждой спеціальности въ единое стройное и цлое и этимъ облегчить ихъ усвоеніе, явятся вновь ученые съ широкимъ взглядомъ, способные обнять и синтезировать добытое въ различнйшихъ отрасляхъ человческаго знанія.

Весьма характерны для нашего времени выраженія: съ точки зрнія естествоиспытателя, философа, или еще спеціальне: физіолога, психолога и т. п., и еще характерне общепринятый обычай обсуждать съ такой частной и односторонней точки зрнія, не только изучаемыя явленія, но и наиболе общіе вопросы, касающіеся міровоззрнія, основъ жизни и прочее.

Никому, конечно, не можетъ быть возбранено выбрать какъ предметъ изслдованія, такъ и пріемъ изученія и при томъ съ желаемой точки зрнія. Физіологъ, интересующійся исключительно матеріальными функціями организма и разсматривающій его какъ машину, врачъ, имющій исключительною цлью, на основаніи опытныхъ данныхъ, лчить паціента и этимъ прекратить, или, по крайней мр, облегчить его страданія, могутъ, безъ ущерба для ихъ дла, игнорировать вопросы, касающіеся психическихъ явленій. Для нихъ живой организмъ ничто иное, какъ машина, они стремятся овладть ею и управлять по произволу, на основаніи точнаго изученія механизма тла и реакцій его раздраженія. Также психологъ, поставившій себ задачею изучить исключительно причинную связь и характеръ психическихъ явленій, можетъ произвести важныя и интересныя разслдованія, не вдаваясь въ разсмотрніе матеріальныхъ процессовъ въ организм. И физіологъ, и врачъ, и психологъ, обогащая наши свднія объ организм цлымъ рядомъ точныхъ и интересныхъ фактовъ, въ высокой степени содйствуютъ преуспянію науки, ихъ трудами она создается. Имена наиболе выдающихся изъ такихъ спеціалистовъ ученыхъ, великихъ по открытіямъ въ избранной имъ спеціальности, не забываются и съ благоговніемъ повторяются благодарнымъ потомствомъ.

Но какъ бы ни были значительны полученные результаты, если только спеціалистъ ученый, выйдя изъ предловъ своей спеціальности, позволитъ себ, не ознакомившись достаточно съ другими отраслями знанія, обосновать свое міровоззрніе, то наврное потерпитъ неудачу. Что такихъ неудачныхъ попытокъ, вслдствіе навязанной вышеизложенными обстоятельствами спеціализаціи, въ настоящее время чрезвычайно много, врядъ ли кто будетъ отрицать.

Проникнутый убжденіемъ въ необходимости знакомства естествоиспытателей, и въ особенности біологовъ и физіологовъ, съ психологіей и теоріей познанія, при выясненіи сути жизни и функцій организмовъ (животныхъ и растеній), я и написалъ настоящее разслдованіе, въ надежд пріобрсти сторонниковъ проводимаго мною взгляда.

Резюме сказаннаго слдующее:

Предлагаемый трудъ, имющій цлью выяснить связь естествознанія съ психологіей и теоріей познанія, главнымъ образомъ зиждется на данныхъ, заимствованныхъ изъ этихъ отраслей знанія, хотя и касается мстами философскихъ доктринъ, гд къ тому представлялась необходимость. Не желая вдаваться въ метафизическія разсужденія, я съ намреніемъ избгаю терминовъ: духъ, душа, матерія и говорю только о психическихъ и матеріальныхъ явленіяхъ.

Особенное вниманіе обращено мною на участіе психическихъ процессовъ въ жизненныхъ отправленіяхъ организмовъ. Никто не станетъ отрицать, что въ человк и въ высшихъ животныхъ происходятъ двоякаго рода процессы: психическіе и матеріальные, всякій понимаетъ, что подъ ними подразумвается. Совокупность психическихъ явленій, начиная съ ощущеній и до высшихъ мыслительныхъ процессовъ и волевыхъ актовъ включительно, я буду обозначать психикой, ничего не предршая, какъ о ихъ природ, такъ и о ихъ связи съ процессами матеріальными. Принимая ихъ тсную связь и взаимодйствіе съ матеріальными процессами, за фактъ, не подлежащій сомннію, я разсматриваю вліяніе психики на функціи организма и отчасти на его строеніе, исходною точкою я избралъ человка, затмъ перехожу къ разсмотрнію психики животныхъ и, на основаніи цлаго ряда фактическихъ данныхъ, указываю на необходимость признанія психики у растеній.

Этими немногими замненіями, мн кажется, достаточно ясно обрисовывается какъ цль и направленіе моего труда, такъ и положенная въ основу руководящая мысль.

Въ заключеніе позволю себ перечислить главы съ краткимъ обозначеніемъ ихъ содержанія:

Глава первая. Очеркъ господствующихъ среди естествоиспытателей взглядовъ на жизнь и на отношеніе живыхъ существъ къ такъ-называемой мертвой природ.

Главы вторая и третья. Что есть реальное?

Глава четвертая. Взаимодйствіе матеріальныхъ и психическихъ процессовъ въ организм человка. Вліяніе психики не только на функціи’ но и отчасти на построеніе тла.

Главая пятая. О психик животныхъ.

Глава шестая. Психика растеній.

Заключеніе.

Глава первая.

Всякое открытіе, а тмъ боле новая мысль, имющая цлью видоизмнить существующее воззрніе, становятся несравненно понятне и получаютъ наиболе яркое освщеніе, если рельефно выставлены моменты, предшествовавшіе зарожденію ихъ и вызвавшіе ихъ появленіе. Исторія развитія нашихъ знаній, по любой отрасли наукъ, изобилуетъ примрами тсной зависимости совершаемыхъ открытій отъ характера, качества и количества имющихся налицо фактическихъ данныхъ. Однимъ изъ любопытнйшихъ и неопровержимыхъ результатовъ изученія исторіи открытій оказывается раціональная послдовательность въ научной разработк предмета, не смотря на то, что она является часто плодомъ совокупнаго творчества ученыхъ, жившихъ въ различныя, отдаленныя одна отъ другой эпохи. Каждый ученый, разрабатывая науку, продолжаетъ труды предшественника, достигнутые же имъ результаты служатъ, въ свою очередь, исходною точкою для позднйшаго ученаго и т. д., такъ что современная наука является какъ бы слиткомъ или амальгамой трудовъ всхъ участвовавшихъ въ разработк ея мыслителей, настоящее состояніе каждой науки представляетъ поэтому неизбжное слдствіе прошедшаго и переходную ступень къ развитію ея въ будущемъ.

На этомъ основаніи и я считаю цлесообразнымъ предварительно обрисовать взгляды современныхъ естествоиспытателей на вопросы: 1) что есть реальное? 2) что такое психическіе процессы? и 3) какую роль играютъ они въ жизни живыхъ существъ и въ окружающей ихъ природ?

Изъ различныхъ воззрній является, за послднія десятилтія, господствующимъ среди естествоиспытателей механическое воззрніе, оно утверждаетъ, что жизненныя явленія отличаются отъ явленій такъ-называемой мертвой природы ничмъ инымъ, какъ только большею сложностью. Послднія же управляются исключительно законами физики и химіи, изъ сочетанія физическихъ и химическихъ процессовъ слагается и жизнь, которая поэтому, подобно имъ, разложима, безъ остатка, на движенія атомовъ тла организма.

Однимъ изъ наиболе краснорчивыхъ и горячихъ защитниковъ механическаго міровоззрнія является проф. московскаго университета К. А. Тимирязевъ. Въ небольшой книжк, вышедшей въ 1895 году, подъ заглавіемъ: ‘Нкоторыя основныя задачи современнаго естествознанія’, онъ, въ цломъ ряд статей, проводитъ механическое міровоззрніе.

На первыхъ же страницахъ, въ привтственной рчи при открытіи ІХ-го създа естествоиспытателей и врачей, онъ Заявляетъ свои симпатіи ‘къ точному изученію природы’, ‘къ реальной истин въ наук’, противополагая имъ изученіе философіи, которую выставляетъ въ нсколькихъ мстахъ какъ тормазъ естествознанія. Тимирязевъ ставитъ даже отсутствіе первоклассныхъ философовъ среди русскихъ ученыхъ, повидимому, въ заслугу русскому уму, вычеркивая такимъ образомъ философію изъ числа наукъ, необходимыхъ при изученіи природы.

Какъ приверженецъ механическаго взгляда, онъ ставить физіологіи растеній слдующую цль и задачи:

‘Цль физіологіи — объяснить жизненныя явленія. Но объяснять, значитъ приводить мене извстное къ боле извстному, сложное къ простому, частное къ общему. Всякое объясненіе предполагаетъ сравненіе съ боле простымъ и общимъ. Но за предлами живого мы знаемъ только область неживого, за предлами міра органическаго лежитъ міръ неорганическій, мене сложный, мене запутанный въ своихъ проявленіяхъ. Мы должны, слдовательно, стремиться къ тому, чтобы разложить сложныя жизненныя явленія на простйшія явленія, свойственныя міру неорганическому, мы должны сравнивать первыя съ послдними, или ни съ чмъ ихъ не сравнивать, т. е. отказаться отъ ихъ объясненія. Но для этого мы должны быть убждены въ законности такого сравненія. Если же въ жизненныхъ явленіяхъ мы будемъ вынуждены признать конечные факты, не распадающіеся на простйшіе факты, не подчиняющіеся анализу, то тогда, конечно, возможно только ихъ описаніе, а не объясненіе. Постараемся же сравнить жизнь съ нежизнью, посмотримъ, въ чемъ заключается ихъ сходство и различіе. Для этого мы не станемъ прибгать къ опредленію жизни. Вс безчисленныя попытки въ этомъ направленіи достаточно доказываютъ ихъ безплодность’. ‘Чмъ отличается живое тло отъ неживого? Присутствіемъ ли особаго, единичнаго, дятельнаго, руководящаго начала, дйствующаго независимо, или даже вопреки физическимъ законамъ, которые управляютъ органическимъ міромъ, начала, не подчиняющагося даже закону причинности, лежащему въ основ всхъ нашихъ представленій о естественныхъ явленіяхъ? Характеризуется ли жизнь присутствіемъ особаго такого начала, которое, перемнивъ множество названій, еще и въ настоящее время порою появляется въ наук подъ именемъ жизненной силы? Еще и теперь можно найти явныхъ или тайныхъ, откровенныхъ или скрытыхъ поборниковъ этой таинственной жизненной силы’.

‘Но что же это за жизненная сила? Въ чемъ заключаются ея аттрибуты, гд ея сфера дятельности, могутъ ли ея защитники дать намъ удовлетворительный отвтъ? Въ томъ-то и дло, что не могутъ. Ея аттрибуты, ея сфера дятельности чисто отрицательнаго свойства. Главный ея аттрибутъ — не подчиняться анализу, скрываться тамъ, куда еще не проникло точное разслдованіе, ея область — все то, что еще не объяснено наукой, тотъ остатокъ, съ каждымъ днемъ уменьшающійся остатокъ фактовъ, которые еще ждутъ объясненія’. ‘Можно сказать, что каждый новый шагъ, каждый успхъ науки урзываетъ отъ этой темной области неизвстнаго, въ которой царила эта жизненная сила. Мы и не пойдемъ за нею въ эту область неизвстнаго. Наука можетъ заниматься только тмъ, что она знаетъ сегодня, а не гадать о томъ что узнаетъ завтра. Оставаясь въ области извстнаго, посмотримъ, подчиняются ли т жизненныя явленія, которыя поддаются изученію, подчиняются ли они основнымъ физическимъ законамъ, управляющимъ міромъ неорганическимъ, или уклоняются отъ нихъ, или даже противорчатъ имъ.

Основное свойство, характеризующее организмы, отличающее ихъ отъ неорганизмовъ, заключается въ постоянномъ дятельномъ обмн между ихъ веществомъ и веществомъ окружающей среды. Организмъ постоянно воспринимаетъ вещество, превращаетъ его въ себ подобное (усвояетъ, ассимилируетъ), вновь измняетъ и выдляетъ. Жизнь простйшей клтки, комка протоплазмы, существованіе организма слагается изъ этихъ двухъ превращеній: принятія и накопленія — выдленія и траты вещества. Напротивъ, существованіе кристалла только и мыслимо при отсутствіи какихъ-либо превращеній, при отсутствіи всякаго рода обмна между его веществомъ и веществами среды. Первый изъ признаковъ, характеризующихъ жизнь, т. е. принятіе и накопленіе веществъ, мы можемъ разсматривать съ двоякой точки зрнія, съ химической и механической, въ первомъ случа мы его называемъ питаніемъ, во второмъ — ростомъ. Питаніе и ростъ въ сущности только дв стороны одного и того же явленія. Обыкновенно полагаютъ, что при увеличеніи массы неорганическихъ тлъ не происходитъ ничего подобнаго питанію и росту тлъ органическихъ. Вещество организма про. исходитъ изъ вещества съ нимъ несходнаго, прежде чмъ войти составною частью организма, вещество это должно претерпть превращеніе. Масса кристалла увеличивается чрезъ накопленіе вещества, находящагося уже въ маточномъ раствор. Ростъ кристалла происходитъ чрезъ наслоеніе, наложеніе новыхъ частицъ, или, выражаясь технически, чрезъ аппозицію — кристаллъ растетъ съ своей поверхности. Ростъ же организмовъ, полагаютъ, посредствомъ вставки новыхъ частицъ вещества между уже существовавшими, посредствомъ внутренняго отложенія, или, употребляя освященный обычаемъ терминъ, посредствомъ интуссусцепціи. Но и это, съ перваго взгляда, коренное, существенное различіе почти исчезаетъ въ виду любопытныхъ опытовъ съ такъ называемыми искусственными клточками, открытіе которыхъ принадлежитъ Морицу Траубе. Значеніе этого открытія и до сихъ поръ не вполн оцнено многими авторитетными ботаниками, зато оно тотчасъ по появленіи было оцнено по достоинству такимъ физіологомъ, какъ Гельмгольцъ {Считая неудобнымъ выпустить приводимое Тимирязевымъ относительно значенія искусственныхъ клтокъ Траубе, какъ одно изъ важнйшихъ доказательствъ его взгляда, я не могу не заявить, что, по моему мннію, ботаники, смотрящіе на клтки Траубе иначе, чмъ Тимирязевъ и Гельмгольцъ, совершенно нравы.

Объ осадочныхъ перепонкахъ см. мой ‘Учебникъ физіологіи растеній’, стр. 228.}. Траубе беретъ каплю одного вещества, приводитъ его въ прикосновеніе съ растворомъ другого вещества, и эта капля облекается оболочкой. Это подобіе клточки передъ удивленнымъ глазомъ наблюдателя начинаетъ расти, т. е. увеличивать свой объемъ и свою массу. Это явленіе искусственнаго роста представляетъ намъ дв основныя черты сходства съ ростомъ дйствительнымъ. Оно происходитъ только въ силу взаимодйствія разнородныхъ веществъ, т. е. только пока вещество клточки въ состояніи измнять вещество окружающей среды и превращать его въ себ подобное, т. е. ассимилировать его. Оно происходитъ посредствомъ вставки новыхъ частицъ вещества между частицами уже существующаго, т. е. посредствомъ интуссусцепціи. Съ нарушеніемъ химизма, или разрушеніемъ формы, организаціи нашей клточки, прекращается и ея характеристичная дятельность, ея ростъ, она, если такъ можно выразиться, умираетъ. Итакъ, въ процесс питанія и роста едва ли можно установить какое-нибудь коренное, принципіальное различіе между организмомъ и неорганизмомъ.

Но мы видимъ, что въ организм совершается не только процессъ созиданія, т. е. питанія и роста, но рука-объ-руку съ нимъ идетъ процессъ разрушенія и выдленія, выражающійся, главнымъ образомъ, въ окисленіи вещества организма кислородомъ воздуха, въ процесс дыханія’.

‘Но, конечно, и эта связь между жизненными явленіями и тратой (врне, превращеніемъ) вещества не составляетъ особенности живыхъ тлъ, мы ее встрчаемъ и въ мір неорганическомъ. Живыя тла всегда охотно сравнивали съ механизмомъ, всего ближе сравненіе съ паровой машиной. Брюкке, указывая на сходство между организмомъ и механизмомъ и желая показать на существующее между ними различіе, говоритъ: ‘организмъ — это такой механизмъ, который самъ себя строитъ’, но въ только что описанныхъ искусственныхъ клточкахъ мы видимъ именно примръ механизма, который самъ себя строитъ’.

Переходя затмъ къ разсмотрнію этого двоякаго, прогрессивнаго метаморфоза, Тимирязевъ находитъ (какъ и слдовало ожидать, прибавлю я отъ себя), что метаморфозъ, вполн подчиняется законамъ постоянства или вчности матеріи и закону сохраненія или вчности энергіи.

‘Итакъ, мы видимъ, — продолжаетъ Тимирязевъ, — что и превращеніе вещества, и превращеніе энергіи совершается въ растительномъ организм по тмъ же законамъ, какъ и бъ неорганической природ. Это законы строго количественные, а тамъ, гд является число и мра — тамъ нтъ мста для какой-нибудь капризной жизненной силы. Растеніе является результатомъ взаимодйствія веществъ и силъ, которыя оно встрчаетъ въ окружающей сред. Задача физіолога, въ идеальной форм, сводится какъ бы къ разршенію уравненія, въ которомъ, съ одной стороны, стоитъ растеніе, съ другой — доступныя ему вещества, дйствующія на него силы’.

‘До сихъ поръ мы имли въ виду только дв категоріи превращеній — превращеніе вещества и силы, по жизнь организмовъ представляетъ намъ еще третью категорію — превращеніе формы, и это, быть можетъ, самая характеристическая сторона жизненныхъ явленій. Жизнь представляетъ намъ послдующее чередованіе, смну формъ: мы называемъ это развитіемъ или эволюціей. Въ этомъ процесс развитія насъ поражаетъ одна общая, широкая черта, заключающаяся въ томъ, что путемъ этого развитія слагаются формы, цлые организмы, или отдльные органы, поразительно прилаженные, приспособленные къ ихъ сред и отправленію, представляющіе то, что мы называемъ гармоніей, совершенствомъ, цлесообразностью. Вс отдльные химическіе и механическіе процессы какъ бы направлены къ одной опредленной цли — къ образованію цлесообразной формы. Въ этомъ то цлесообразномъ развитіи охотно усматриваютъ характеристическую особенность организмовъ, отличающую ихъ отъ неорганизмовъ. Это-то начало развитія, присутствующее, какъ полагаютъ, въ зародыш каждаго организма, связующее и согласующее вс химическіе и физическіе процессы, въ немъ совершающіеся, направляя ихъ къ опредленной цли,— это уже не просто физика и химія,— говорятъ виталисты,— это и есть начало жизни.

Но, ограничивая такимъ образомъ сферу дятельности жизненной силы, ея защитники, какъ удачно выражается Клодъ Бернаръ, ‘превращаютъ витализмъ въ чисто-метафизическое представленіе, разрываютъ послднюю связь, которая связываетъ его съ физическимъ міромъ, съ физіологической наукой. Говоря, что жизнь есть идея или начало, руководящее развитіемъ существа, мы только выражаемъ мысль объ извстномъ единств тхъ одновременныхъ и послдовательныхъ превращеній, химическихъ и морфологическихъ, чрезъ которыя проходитъ организмъ съ начала до конца жизни. Нашъ умъ пытается выразить это въ одномъ общемъ представленіи и называетъ его силой, но было бы ошибочно предполагать, что эта метафизическая сила дятельна на подобіе силъ физическихъ’.

‘Но если, — пишетъ дале Тимирязевъ, — объясненіе при помощи одной особой силы неврно, то самый фактъ цлесообразнаго развитія остается фактомъ. Можетъ ли физіологія пролить какой-нибудь свтъ и на эту темную сторону жизненныхъ явленій, можетъ ли она дать объясненіе для этого цлесообразнаго развитія? Въ попытк такого объясненія и заключается одна изъ характеристическихъ сторонъ современной біологіи. Она не остановилась передъ задачей, которую предшествовавшіе вка считали неразршимой’ {См. р. 240-241.}.

Въ конц этой статьи, озаглавленной: ‘Основныя задачи физіологіи растеній’, пр. Тимирязевъ подводитъ итоги всему въ ней сказанному: ‘Для осуществленія своей задачи, для объясненія явленій растительной жизни, физіологія растеній не нуждается ни въ какихъ произвольныхъ посылкахъ, отъ которыхъ давно отказались науки, имющія предметомъ неоживленную природу. Она не нуждается, какъ въ былыя времена, въ допущеніи существованія особой органической матеріи,— для нея достаточно и той, изъ которой состоятъ неорганизованныя тла, и тхъ общихъ законовъ, которые управляютъ послдними. Она не нуждается въ допущеніи особенной жизненной силы, неуловимой и своевольной, ускользающей отъ закона причинности, не подчиняющейся числу и мр,— для нея достаточно основныхъ физическихъ законовъ, управляющихъ и неорганическимъ міромъ. Она не нуждается, наконецъ, въ допущеніи существованія неопредленнаго метафизическаго начала цлесообразнаго развитія,— этого послдняго убжища виталистовъ,— для нея достаточно дйствительнаго, указаннаго Дарвиномъ, историческаго процесса развитія, неизбжнымъ, роковымъ образомъ направляющаго органическій міръ къ совершенству и гармоніи. До тхъ поръ, пока намъ не докажутъ противнаго, мы вправ видть въ растеніи ‘механизмъ, самъ себя обновляющій’ и обладающій исторіей. Мы вправ требовать отъ этой науки, при ея современномъ состояніи, чтобы при объясненіи явленій жизни она прибгала только къ троякаго рода причинамъ: химическимъ, физическимъ и историческимъ. Эта троякая задача вполн соотвтствуетъ тремъ эпохамъ въ развитіи естествознанія вообще,— тремъ эпохамъ, которыя характеризуются тремя общими законами, лежащими въ основ нашего міросозерцанія, тремя руководящими именами. Эти законы: законъ постоянства матеріи, законъ сохраненія энергіи и законъ преемственности или единства жизни. Эти руководящія имена — имена Лавуазье, Гельмгольца и Дарвина’.

Приведенныя цитаты относятся непосредственно, конечно, къ процессамъ жизни растеній и, слдов., къ физіологіи растеній, но изъ характера и общаго хода разсужденій видно, что авторъ не длаетъ исключенія и для жизненныхъ процессовъ животныхъ и, повидимому, считаетъ приводимое имъ механическое воззрніе приложимымъ и къ жизни животныхъ, со включеніемъ человка.

Взглядъ этотъ проводится по отношенію къ человку въ ‘Основахъ физіологіи человка’ Фредерика и Нюэля {См. русскій переводъ проф. Н. Введенскаго, т. I. (1897).}. ‘Физіологія’, по ихъ опредленію, ‘это — физика и химія организмовъ’. ‘Современная физіологія не признаетъ существеннаго различія между матеріальными явленіями въ организм, тожественными съ явленіями неодушевленной природы, и матеріальными явленіями, свойственными только исключительно живымъ тламъ’. ‘Дятельность живого организма ограничивается превращеніемъ матеріи и энергіи, воспринятыхъ извн. Живой механизмъ какъ и всякій вообще механизмъ, подчинены законамъ механики, общимъ законамъ физики и химіи’.

‘Итакъ, въ дйствительности есть только физика, химія и общая механика, эти три науки обнимаютъ собою вс проявленія природы, какъ живыхъ, такъ и мертвыхъ тлъ’.

‘Наука о жизни есть, такимъ образомъ, только своеобразная отрасль общей физико-химіи’.

О психическихъ же явленіяхъ говорится лишь слдующее: ‘Они мало доступны изслдованію’. ‘Атомистической гипотез, составляющей краеугольный камень физическихъ наукъ и физіологіи въ тсномъ смысл, повидимому, не суждено пролить много свта на психологію’. ‘Всякое монистическое міросозерцаніе, т. е. міросозерцаніе, претендующее объяснить одними и тми же законами явленія физическія и психическія, окажется принужденнымъ придать матеріи физиковъ (если ее одну взять за основу объясненія) новыя свойства, приписать, напримръ, ей зачаточное сознаніе. Но это дло уже выходитъ за предлы нашего изложенія, которое должно ограничиться изученіемъ только матеріальныхъ явленій, протекающихъ въ живомъ организм’.

Первыя возраженія противъ возможности сведенія всхъ явленій тлеснаго міра, въ томъ числ и жизненныхъ явленій, къ движенію атомовъ были высказаны еще въ 1872 году знаменитымъ берлинскимъ физіологомъ Дю-Буа-Реймономъ въ его, надлавшей много шума рчи {Emil Du-Bois-Reymond. Reden. Erste Folge. Ueber die Grenzen des Naturerkennens. ib. p. 258, 259. p. 105, 1872.} озаглавленной: ‘о границахъ познанія природы’. ‘Познаніе природы,— пишетъ Дю Буа-Реймонъ, — состоитъ въ приведеніи измненій тлеснаго міра къ движенію атомовъ… или, другими словами, въ разложеніи всхъ процессовъ природы на механическія движенія атомовъ’.

‘Познаніе природы или, врне выражаясь, естественно историческое познаніе тлеснаго міра, при посредств и въ смысл теоретическаго естествознанія, состоитъ въ приведеніи измненій тлеснаго міра къ движенію атомовъ, вызываемому силами, имъ присущими и независимыми отъ времени, другими словами: въ разложеніи всхъ процессовъ природы на механическія движенія атомовъ’.

‘По достиженіи этого, весь міръ оказался бы познаннымъ съ естественно исторической точки зрнія’.

‘Духъ,— писалъ еще Лапласъ,— которому были бы раскрыты, по отношенію къ извстному моменту, вс оживляющія природу силы и взаимное положеніе вещей, составляющихъ міръ, могъ бы, если бы Онъ былъ достаточно могучимъ, постичь, при посредств одной формулы, какъ движеніе громаднйшихъ міровыхъ тлъ, такъ и легчайшихъ атомовъ, для него ничего не осталось бы сокрытымъ, какъ будущее, такъ и прошедшее предстало бы его взору. Слабое отраженіе такого духа представляетъ человческій умъ въ томъ совершенств, которое онъ съумлъ придать астрономіи’. ‘Мы сходны съ этимъ духомъ (Лапласа),— пишетъ Дю Буа-Реймонъ,— потому что мы его понимаемъ.’

Принимая духъ Лапласа за недосягаемый для человческаго ума идеалъ, Дю Буа-Реймонъ переходитъ къ изслдованію его границъ познанія, которыя еще съ большимъ правомъ примнимы къ гораздо слабйшему уму человческому.

‘Въ двухъ направленіяхъ вс усилія духа Лапласа проникнуть дальше созерцанія движенія атомовъ будутъ тщетны, тмъ боле для нашихъ стремленій.’

‘Во-первыхъ, необходимо напомнить, что познаніе природы, которое раньше было опредлено, какъ удовлетворяющее нашей потребности, именно: познаніе причинности явленій,— на самомъ дл не длаетъ этого и не есть познаніе. Представленіе міра какъ совокупности вчныхъ и неуничтожаемыхъ мельчайшихъ частицъ, одаренныхъ центральными силами, которыми производятся вс происходящія движенія, есть только какъ бы суррогатъ объясненія. Этимъ сводятся, какъ уже было замчено, вс измненія въ тлесномъ мір на неизмнное количество матеріи и присущей ей силы движенія, при этомъ устраняется дальнйшее объясненіе измненій. Достигнувъ обладанія этимъ постояннымъ и довольные добытымъ результатомъ, мы могли бы успокоиться на нкоторое время, но вскор въ насъ зародилось бы желаніе постигнуть сущность этого постояннаго. Тогда оказалось бы, что атомистическое воззрніе, пригодное, а въ нкоторыхъ случаяхъ и необходимое при физикоматематическихъ соображеніяхъ, превращается, если переступить предлъ возможнаго требованія, въ корпускулярную философію и ведетъ къ неразршимымъ противорчіямъ.’

‘Матеріальный міръ представляетъ кром того духу Лапласа еще одну неразршимую загадку. Правда, что послднему открылось бы, при посредств формулы, первобытное состояніе вещей. Но если бы предъ духомъ Лапласа явилась матерія въ безконечно давнемъ времени и безграничномъ пространств, въ поко и распредленной неравномрно, то онъ бы не позналъ причины неравномрнаго распредленія, если же онъ засталъ бы матерію уже въ движеніи, то осталась бы скрытою отъ него причина движенія, представляющаяся ему лишь случайнымъ состояніемъ матеріи. Во всякомъ случа, его потребность въ познаніи причины осталась бы неудовлетворенной.

‘Затмъ, — продолжаетъ Дю Буа-Реймонъ, — на опредленной, для насъ же совершенно неизвстной стадіи развитія жизни на земл выступаетъ что-то новое, прежде неслыханное и, подобно сущности матеріи, силы и началу движенія, непостижимое.

‘Это непостижимое есть сознаніе. Я полагаю, что могу весьма убдительнымъ образомъ доказать, что не только при настоящемъ состояніи нашихъ знаній, сознаніе необъяснимо изъ матеріальныхъ условій, въ чемъ каждый согласенъ, но что, по природ вещей, оно никогда не станетъ объяснимымъ изъ этихъ условій. Противоположное мнніе: что нельзя терять надежды на познаніе сознанія изъ матеріальныхъ условій, и что послднее можетъ еще удасться по накопленіи въ продолженіи ста и тысячелтій непредвидимаго богатства человческихъ знаній — есть второе заблужденіе, которое я намренъ оспаривать въ настоящей^есд.

‘Я намренно употребляю здсь слово: сознаніе, такъ какъ здсь идетъ дло о духовномъ процесс какого бы то ни было характера, даже и простйшаго.

‘Въ самомъ главномъ, объясненіе изъ матеріальныхъ условій, наиболе возвышенной дятельности души постижимо не мене, чмъ объясненіе изъ нихъ воспринимаемыхъ чувствами ощущеній. Съ первымъ возбужденіемъ удовольствія или недовольства, которое ощутило наипростйшее живое существо на земл, съ первымъ воспріятіемъ качества, уже разверзается пропасть и міръ становится вдвойн непонятнымъ.

‘При возможной полнот, доступнаго духу Лапласа, знанія строенія и движеній матеріальныхъ частицъ мозга, духовные процессы остаются столь же непонятными, какъ и теперь. Астрономическое {Подъ астрономическимъ познаніемъ Дю Буа-Реймонъ подразумваетъ. 1) знаніе законовъ, по которымъ дйствующія между частицами системы силъ измняются въ зависимости отъ разстоянія, и 2) расположеніе частицъ системы въ два момента, отдленные дифференціаломъ времени.} познаніе мозга наивысшее изъ того, чего мы могли бы достигнуть, не откроетъ мамъ ничего, кром движенія. Немыслимо распредленіе или движеніе частицъ, допускающее возможность перекинуть мостъ въ царство сознанія’.

Нашему познанію природы поставлены, по Дю-Буа-Реймону, на всегда дв преграды: ‘1) неспособность познать матерію и силу и 2) невозможность объяснить психическіе процессы изъ матеріальныхъ условій’.

Знаменитую рчь свою Дю Буа-Реймонъ заканчиваетъ многозначительнымъ словомъ: ‘Ignorabimus‘, утверждая слдовательно, что путемъ, которому слдуетъ современное естествознаніе, нельзя надяться раскрыть ни сути вещей, ни значенія нашей жизни.

Механическое міровоззрніе наложило на современное естествознаніе совершенно своеобразный, временной колоритъ, именно — стремленіе всми мрами изгнать участіе психики въ явленіяхъ природы, не исключая и жизненныхъ явленій, все въ природ объяснить чуждыми психик механическими причинами и, по возможности, все цлесообразное свести на миражъ, или, другими словами, приравнять къ продуктамъ лишь слпой случайности. Эту характерную черту современнаго естествознанія подчеркнулъ и Бэръ въ одной изъ превосходныхъ рчей своихъ: ‘Образованные любители естествознанія, не причисляющіе себя къ ученымъ, едва поврятъ, какую боязнь питаютъ цеховые натуралисты къ признаванію цлей и цлесообразности въ явленіяхъ и продуктахъ природы’. ‘Я хочу показать, какъ, повидимому, возникло это чувство страха. Хотя къ этому и имются нкоторыя основанія, но въ настоящее время нердко оно превосходитъ всякую мру какъ въ отрицаніи цлесообразныхъ отношеній, такъ и въ издвательств надъ ихъ признаніемъ: я покажу, что естествознаніе слдуетъ въ этомъ по совершенно ложному пути и что заблужденіе зиждется на началахъ, очевидно ошибочныхъ’.

Въ доказательство, что подобныя крайнія воззрнія раздляли и крупнйшіе авторитеты науки, я приведу выдержки изъ рчей Гельмгольца и Дю Буа-Реймона, Въ рчи своей: ‘О цли и успхахъ естествознанія’ (русскій переводъ, стр. 92), Гельмгольцъ пишетъ: ‘…до времени Дарвина были возможны только два объясненія органической цлесообразности, которыя оба въ конц концовъ приводили опять-таки къ участію разума въ ход процессовъ природы. Или разсматривали, сообразно виталистической теоріи, жизненные процессы, какъ постепенно направляемые живой душой, или объясняли происхожденіе всякаго отдльнаго живого организма дйствіемъ сверхъестественнаго разума’.

‘Теорія Дарвина содержитъ существенно новую творческую мысль. Она показываетъ, какимъ образомъ цлесообразность въ образованіи организмовъ можетъ произойти безъ вмшательства разума, при помощи слпаго дйствія закона природы’.

Еще боле характерны слдующія слова Дю Буа-Реймона {Du Bois-Reymond. Reden. Erste Folge. 1886. Darwin gegen Galiani, p. 228 и 229.}: ‘Конечно, не доказано, до чего можетъ достигнуть естественный подборъ и что ему нужно приписать для объясненія цлесообразности органической природы {Врне: организованной.}. Цль естествоиспытателя теоретика: познать природу. Если это намреніе не нелпо, то онъ долженъ предположить природу познаваемою. Цлесообразность природы несовмстима съ ея пониманіемъ. Поэтому, если представляется какой-нибудь способъ (Ausweg) для изгнанія изъ природы цлесообразности. то естествоиспытатель долженъ это сдлать. Такой поводъ представляетъ ученіе объ естественномъ подбор,, и такъ послдуемъ же немедленно по этому пути, хотя бы мы и испытывали, придерживаясь этого ученія, ощущеніе безнадежно утопающаго^ цпляющагося за плавающую на вод доску. При выбор между доскою и гибелью преимущество безспорно по сторон доски’.

Въ надежд, что описанный колоритъ естествознанія дйствительна окажется лишь временнымъ, перехожу къ краткой характеристик ученія виталистовъ, впадающихъ, по моему мннію, въ другую крайность.

Въ послдніе годы голоса противъ вышеизложеннаго механическаго воззрнія начали и среди естествоиспытателей раздаваться все громче и громче. Начало этому положилъ профессоръ физіологіи въ Базел, Бунге. Въ третьемъ изданіи книги: ‘Lehrbuch der physiologischen und pathologischen Chemie’ вся первая глава, озаглавленная: ‘Витализмъ и механизмъ’, посвящена критик механическаго воззрнія и обоснованію виталистическаго.

‘Мы читаемъ,— пишетъ Бунге,— въ тысяч физіологическихъ статей и въ введеніи каждаго учебника физіологіи, что единственная задача физіологическихъ розысканій заключается въ сведеніи жизненныхъ явленій къ физическимъ и химическимъ, т. е. въ конц концовъ механическимъ законамъ’.

Протестуя противъ принимаемой виталистами ‘жизненной силы’ для объясненія явленій жизни, такъ какъ этимъ словомъ ничего не выясняется, Бунге въ то же время возстаетъ противъ утвержденія противниковъ витализма, будто въ живыхъ существахъ дйствуютъ исключительно только силы и вещество, присущія неодушевленной природ. Только по ограниченности нашей, по его мннію, мы не въ состояніи открыть въ живыхъ существахъ чего-либо иного.

‘При изслдованіи, посредствомъ нашихъ вншнихъ чувствъ, живой и неодушевленной природы, мы не открываемъ ничего, кром, опредленныхъ процессовъ движенія.

‘Но мы обладаемъ еще внутреннимъ чувствомъ, которымъ познаемъ состоянія и измненія собственнаго сознанія, открываемъ вещи и процессы, не имющіе ничего общаго съ механизмомъ’.

‘Въ активной дятельности кроется загадка жизни. Самое понятіе активности открыто нами не посредствомъ чувствъ, но почерпнуто изъ самонаблюденія. Мы переносимъ почерпнутое изъ нашего сознанія на объекты нашихъ чувственныхъ воспріятій, на каждую маленькую клтку. Это первый опытъ психологическаго объясненія всхъ жизненныхъ явленій’.

Физіологическія розысканія, по Бунге, надо начинать съ наиболе сложнаго организма, съ человка, на томъ основаніи, что это единственный организмъ, при разслдованіи котораго мы не принуждены ограничиваться лишь органами чувствъ, но можемъ проникнуть въ самую глубь его существа, при посредств внутренняго чувства.

‘Суть витализма,— пишетъ въ заключеніе Бунге,— состоитъ въ томъ, что мы идетъ по единственно врному пути, и что исходимъ отъ извстнаго, отъ внутренняго міра и стремимся на основаніи его объяснить невдомый намъ міръ вншній’. ‘Скоро,— прибавляетъ онъ, въ примчаніи,— наступитъ время, когда тезисъ: ‘Physiologus nemo nisi Psychologue’ не будетъ нуждаться въ защит’.

Въ Россіи академикъ Коржинскій первый поднялъ голосъ противъ механическаго воззрнія въ своей вступительной лекціи, озаглавленной ‘Что такое жизнь?’ и прочитанной въ 1888 году, при открытіи преподаванія въ томскомъ университет.

Коржинскій возстаетъ противъ положенія механической теоріи, что ‘вс жизненныя явленія можно подвести подъ физическіе и химическіе законы, и что нтъ ни малйшей надобности допускать въ организмахъ присутствіе какихъ-либо особыхъ свойствъ или силъ, отличныхъ отъ тхъ, которыя имюіъ мсто въ неорганическихъ тлахъ’.

Неправильно, по его мннію, механическимъ путемъ объяснять изгибы частей растеній, подъ вліяніемъ различныхъ вншнихъ дятелей (напр., свта). Изгибы (геліотропическіе) къ свту или отъ свта, стремленіе растенія, растущаго въ темномъ мст къ свту, выражающееся въ чрезмрномъ удлиненіи его стебля, по направленію къ свту, ростъ корня внизъ въ почву, стебля вверхъ и другія подобныя движенія онъ разсматриваетъ какъ инстинктивныя дйствія, посредствомъ которыхъ растеніе стремится удовлетворить своимъ потребностямъ. Къ таковымъ причисляетъ онъ и передвиженія свободнодвигающихся простйшихъ организмовъ.

‘Обмнъ веществъ въ организм, превращеніе энергіи — вотъ гд механическое направленіе дало положительные результаты’. ‘Но эти явленія питанія и дыханія, вообще обмна веществъ и превращенія энергіи, еще не составляютъ сущности. Это служебные процессы, это лишь аттрибуты жизни, сущность которой совершенно ускользаетъ отъ механическаго изслдованія’.

‘Сущность жизни, — пишетъ дале Коржинскій, — заключается, во-первыхъ, въ активности, т.-е. способности отвчать на вншнія раздраженія, а, во-вторыхъ, въ проблем развитія организма. Эти собственно жизненныя явленія имютъ въ своей основ нчто общее, спеціально свойственное организмамъ и не имющее мста въ явленіяхъ неорганической природы. Это свойство, это начало присуще плазм. Его нельзя отнести къ химическимъ или физическимъ свойствамъ, такъ какъ оно творитъ явленія, не имющія аналогіи среди міра неорганическаго. Оно не разложимо на составные элементы и ускользаетъ пока отъ точнаго разслдованія. Это свойство мы можемъ условно называть жизненной энергіей. Это не есть жизненная сила, не есть самобытный, неисчерпаемый источникъ силъ, свойственный организму. Жизненная энергія не представляетъ исключенія изъ закона сохраненія энергіи’.

Въ заключеніе Коржинскій прибавляетъ: ‘Принимая существованіе. въ организмахъ спеціальныхъ жизненныхъ свойствъ, особаго жизненнаго начала, мы какъ будто длаемъ шагъ назадъ, приближаемся вновь къ витализму и отвергаемъ механическую теорію, какъ ошибочную. Однако, это заключеніе не будетъ вполн справедливо. Ученому приходится убждаться каждый день, что нтъ мнній, совершенно ошибочныхъ, какъ нтъ и абсолютно врныхъ. Каждое воззрніе заключаетъ въ себ извстную долю истины, каждый выводъ представляетъ лишь приблизительное ршеніе вопроса. И, если наше мнніе справедливо, то оно представляетъ лишь новое приближеніе къ истин‘.

Еще категоричне Коржинскаго высказался проф. Бородинъ, выступившій на защиту витализма въ рчи, произнесенной на торжественномъ засданіи, по случаю 25-го юбилея Петербургскаго Общества Естествоиспытателей (см. также ‘Міръ Божій’, май 1894 г.).

‘Въ настоящее время,— пишетъ Бородинъ,— мы присутствуемъ при зрлищ, столь же любопытномъ, сколько неожиданномъ для многихъ,— витализмъ начинаетъ возрождаться, хотя и въ иной, обновленной форм’.

И дале: ‘И такъ, старушка жизненная сила, которую мы съ такимъ тріумфомъ хоронили, надъ которой всячески глумились, только притворилась мертвою и теперь ршается предъявить какія-то права на жизнь, собираясь воспрянуть въ обновленномъ вид’.

Возрождающійся витализмъ — неовитализмъ, Бородинъ характеризуетъ какъ ученіе, безусловно признающее господство физики и химіи въ живыхъ тлахъ, ‘подчиненіе послднихъ мертвой природ’. ‘Благодаря такой капитальной уступк, неовитализмъ совершенно освобождается отъ постоянно повторявшагося упрека въ томъ, что признаніе какой-то особенной жизненной силы служитъ лишь тормазомъ для успховъ физіологіи’.

Я не буду останавливаться на описаніи приводимыхъ Бородинымъ фактическихъ аргументовъ противъ механическаго воззрнія, откровенно говоря, они допускаютъ вскія возраженія, главнымъ образомъ, потому, что въ доказательство непригодности вообще объясненія физіологическихъ вопросовъ на основаніи законовъ физики и химіи приводятся частныя данныя: неудачи въ достиженіи этой цли по отношенію къ поглощенію веществъ растительными организмами и къ поднятію воды по стеблю. Неудачи эти могутъ оказаться временными, приводимые Бородинымъ факты не ршаютъ, поэтому, вопроса въ желаемомъ смысл.

Въ заключеніе замчу, что, не соглашаясь вполн съ аргументаціей Бородина, я ему вполн сочувствую въ томъ, что утвержденіе приверженцевъ механическаго ученія: ‘будто жизнь не боле, какъ игра въ протоплазм физико-химическихъ силъ (въ современномъ нашемъ о нихъ представленіи, прибавлю я отъ себя), не ограничивается современнымъ состояніемъ фактическихъ нашихъ свдній о живыхъ тлахъ, не есть, другими словами, строгій выводъ точнаго знанія, а лишь догматъ вры большинства современныхъ естествоиспытателей’.

Подпишусь, наконецъ, охотно и подъ слдующими заключительными словами Бородина: ‘не станемъ смущать юные умы, въ большинств случаевъ приходящіе лишь въ кратковременное соприкосновеніе съ естествознаніемъ въ нашихъ аудиторіяхъ, выдавая за незыблемо-установленный, будто бы, наукою фактъ то, что въ дйствительности составляетъ лишь догматъ вры современныхъ естествоиспытателей, вмсто того, чтобы утверждать съ увренностью, что организмъ есть механизмъ, а жизнь — физико-химическое явленіе, разыгрывающееся въ протоплазм, скажемъ скромно, что живыя тла подчинены дйствію механическихъ силъ мертвой природы, но жизнь, по прежнему, остается для насъ величайшею изъ тайнъ’.

При этомъ однако я не могу согласиться съ виталистами, чтобы въ живыхъ тлахъ проявлялась особенная сила, не присущая тламъ природы не живой. Я полагаю, какъ это высказано мною уже въ введеніи, и постараюсь показать въ нижеслдующихъ главахъ, что представляющееся намъ различіе между явленіями жизни и такъ-называемой мертвой природы коренится не въ различіи этихъ двухъ категорій явленій, а въ способахъ, которыми мы ихъ познаемъ, явленія нашей жизни доступны нашему разысканію какъ съ вншней, такъ и внутренней стороны, явленія же не живой природы лишь съ вншней стороны. Поэтому я и утверждаю, вопреки общепринятому взгляду, что исходною точкою естествознанія должна быть наша жизнь, и что суть явленій жизни, не смотря на ихъ чрезвычайную сложность, намъ боле извстна, чмъ суть явленій природы не живой. И если слдовать общепринятому правилу въ ход разслдованія, именно, избирая путь отъ боле извстнаго къ мене извстному, то исходною точкою познаванія природы долженъ быть признанъ человкъ.

Придерживаясь намренія представить здсь лишь взгляды естествоиспытателей и изъ этихъ взглядовъ лишь такіе, которые насчитываютъ большее или меньшее число сторонниковъ, я совершенно отстраняюсь отъ изложенія въ этой глав воззрній философовъ, а также и оставшихся безъ вліянія на естествознаніе одиночныхъ воззрній естествоиспытателей.

Пять лтъ спустя, посл приведенной рчи Дю Буа-Реймона, появилась рчь {Ngdi, ‘Anhang zur Mechanisch-physiologischen Teorie der Abstammungslehre’, p. 555—602. 1884.} Негели, подъ заглавіемъ: ‘Die Schranken der naturwissenschaftlichen Erkenntnisse, въ которой извстный ботаникъ взглянулъ на этотъ предметъ съ иной нсколько стороны. Не останавливаясь на воспроизведеніи его рчи, я ограничусь лишь краткой характеристикой его взгляда.

Негели не признаетъ различія между живымъ, и мертвымъ, принимая, вопреки господствующему взгляду, способность ощущенія и связанныхъ съ нимъ чувствъ довольства и неудовольствія, не только у простйшихъ животныхъ, но и у растеній и также у неорганическихъ тлъ.

Сходный монистическій взглядъ проводитъ и Гекель въ нсколькихъ своихъ статьяхъ.

Своеобразный взглядъ высказанъ Гауптманомъ въ его сочиненіи: ‘Метафизика въ современной физіологіи’, вышедшемъ вторымъ изданіемъ въ 1894 году.

Согласно ученію Авенаріуса, онъ разсматриваетъ психику, какъ ‘производную зависимую’ отъ матеріальныхъ процессовъ организма, и полагаетъ возможнымъ утверждать, что развитіе психики вызывается и обусловливается исключительно потребностью приспособленія организма къ жизни, среди условій, его окружающихъ.

Гауптманъ, послдователь философа Авенаріуса, привтствуетъ главный трудъ этого философа ‘Критика чистаго опыта’ {Avenarius. ‘Kritik der reinen Erfahrung’. 2 Bde. Leipzig. 1888—1890.}, ‘какъ основную книгу современной научной психологіи, насколько послдняя была выдвинута впередъ, какъ послдній цвтъ и внецъ современной біологіи и какъ основу такъ называемыхъ наукъ о дух, книга эта, по его мннію, призвана воздйствовать и на біологію, чрезъ выясненіе ея задачъ и методовъ’ {Hauptmann. ‘Die Metaphysik in der modernen Physiologie’. 2 Aufl. 1894, p. 312—313.}!

Въ заключеніи главы перехожу къ изложенію взгляда Ферворна, помщеннаго въ вышедшей въ 1895 году книжк его: Allgemeine Physiologie. представляющей попытку положить въ основу естествознанія ученіе субъективнаго идеализма.

Книга эта состоитъ изъ двухъ частей, не имющихъ между собою ничего общаго. Въ первой излагается міровоззрніе автора, вторая заключаетъ полный сводъ всего, что было сдлано по интереснйшимъ вопросамъ жизни.

Въ первой, философской части этого труда, Ферворнъ опредленно и энергично настаиваетъ на необходимости тсной связи естествознанія, въ особенности физіологіи, съ философіей, считая психологію за исходную точку всхъ человческихъ знаній.

Отысканіе критерія для отличія живого отъ мертваго есть первйшій и стоящій на очереди вопросъ физіологіи.

Обсуждая дале этотъ предметъ, Ферворнъ ставитъ вопросы: имется ли предлъ нашему познанію жизни? гд этотъ предлъ? не находимся ли мы на ложномъ пути относительно самой постановки вопросовъ (о жизни), которые мы ставимъ природ, и не по тому ли мы и не получаемъ желаемаго отвта?

Что такое, наконецъ, наше познаніе? и тсно связанный съ нимъ вопросъ: что изъ всего нами познаваемаго есть реальное?

За таковое признаетъ онъ лишь нашу психику, наши ощущенія, утверждая, что признаваемая нами реальность вншняго міра есть лишь заблужденіе, унаслдованное изъ давно минувшаго прошлаго, со временъ младенчества человческаго духа, когда послдній былъ еще безпомощенъ и лишь ощупью домогался знанія.

Главу, изъ которой заимствованы эти выписки, Ферворнъ заключаетъ слдующими словами: ‘Надо надяться, что эта основная мысль и въ естествознаніи будетъ отвоевывать себ все боле и боле почвы, она приведетъ со временемъ съ желзною необходимостью къ признанію монистическаго міровоззрнія, которое одно въ состояніи окончательно устранить господствующее съ древнйшихъ временъ представленіе дуализма тла и души’. Существуетъ лишь одно, это — психика.

Во второй части, несравненно боле обширной, содержится очень полный и обстоятельно изложенный сводъ изслдованій по интереснйшимъ вопросамъ жизненныхъ явленій, и въ этомъ отношеніи книга Ферворна достойна вниманія. Судя по первой части, я ожидалъ соотвтственнаго новаго толкованія жизни, но, къ великому, моему изумленію, не оказалось и тни этого вліянія. Почти съ первой строки и до самаго конца второй части какъ описаніе, такъ и толкованіе жизненныхъ явленій ведется сходно съ механическимъ воззрніемъ.

Такъ что, хотя Ферворнъ и сильно ратуетъ въ первой части въ пользу сліянія естествознанія съ философіей и выставляетъ психологію, какъ основу для всякихъ розысканій, но, къ сожалнію, книга его можетъ быть приведена и какъ поличное для доказательства тезиса, діаметрально противоположнаго. Цнность второй части ни на іоту не измнилась бы и ея достоинство не умалилось бы, если бы первая часть совершенно была опущена.

Проводимаго Ферворномъ міровоззрнія я коснулся въ этомъ очерк лишь потому, что хотя оно, на сколько мн извстно, и не пріобрло послдователей среди естествоиспытателей, но предшествуетъ превосходно составіенному своду изслдованій по біологическимъ вопросамъ, который можно горячо рекомендовать каждому интересующемуся этимъ предметомъ.

Приведенными выдержками изъ статей наиболе выдающихся естествоиспытателей съ достаточною ясностью обрисовывается хаотическое состояніе въ воззрніяхъ на вопросы, которые, по моему, должны бы лечь въ основу естественно-историческихъ разслдованій и имть первенствующее значеніе въ глазахъ каждаго натуралиста.

На самомъ же дл мы видимъ совершенно иное, громадное большинство естествоиспытателей ими не интересуется, употребляя вс силы свои на открытіе новыхъ фактовъ. Это одностороннее увлеченіе погоней за фактами не могло не отразиться вредно на качеств изслдованій, въ особенности на поспшномъ толкованіи получаемыхъ результатовъ и пониманіи ихъ значенія. Ясно сказался упадокъ работы мысли, невознаграждаемый, по моему, остальными достоинствами изслдованій.

Въ подтвержденіе сказаннаго приведу слдующіе факты.

Я знаю значительное число естествоиспытателей и среди нихъ людей съ громкимъ именемъ, которые обладаютъ безграничнымъ терпніемъ при производств экспериментальной части работы, но въ тоже время съ неудовольствіемъ берутся за письменное изложеніе, т. е. за обработку ея только мыслью, безъ помощи приборовъ и экскурсій.

Ни для кого не тайна, что въ очень многихъ, даже изобилующихъ фактическимъ матеріаломъ, собраннымъ съ громаднымъ трудомъ, поражаетъ поверхностная его обработка и шаткость выводовъ автора. Бесдуя неоднократно съ авторами подобныхъ произведеній о недочетахъ ихъ работъ съ этой стороны, я получалъ наивный отвтъ, что это не бда, что главное значеніе въ работ иметъ фактическій матеріалъ, и что наука мало потеряетъ отъ несостоятельности выводовъ, слабыя стороны замтитъ кто-либо другой и исправить, вдь это обычный ходъ развитія научныхъ знаній. Что это дйствительно обычный путь, нельзя не согласиться, но невозможно признать этотъ путь за нормальный и желательный.

Въ связи съ этимъ въ работахъ по экспериментальной физіологіи часто можно наблюдать, что изслдователь выбираетъ какъ бы на удачу, изъ многихъ условій, сопровождающихъ опытъ, какое-нибудь одно за причину наблюдаемаго явленія и старается цлой серіей опытовъ доказать это, по недостатку же внимательнаго анализа условій опыта, оказывается на одинаковыхъ правахъ возможнымъ предположить причинную связь явленія еще съ нкоторыми условіями, усмотрвъ эту возможность, другой изслдователь старается установить причинную связь съ другимъ какимъ-нибудь условіемъ, а мнніе предшественника опровергнуть, не замчая, что впадаетъ въ такую же ошибку, какъ и послдній.

Стоитъ только вспомнить ряды изслдованій касательно причинъ поднятія воды въ растеніяхъ, или роста растенія и передвиженія частей его, чтобы согласиться со мною.

Наконецъ, обычное явленіе въ физіологіи представляютъ вопросы, разршаемыя различными авторами одновременно въ различномъ смысл, причемъ каждый убжденъ въ превосходств своего труда, не отдавая себ отчета въ его слабыхъ сторонахъ. Беру примръ изъ сравнительно далекаго прошлаго, хотя и среди трудовъ появляющихся въ настоящее время не оказывается недостатка въ выбор примровъ. Было время, когда по отношенію къ сравнительно простому и экспериментальнымъ путемъ, съ желаемою точностью, разршаемому вопросу: о дйствіи лучей солнечнаго свта различной преломляемости на разложеніе углекислоты зелеными растеніями, имлось до четырехъ различныхъ ршеній, причемъ, по свидтельству одного изъ ботаниковъ тогдашняго времени, каждому изъ изслдователей, данное имъ ршеніе вопроса представлялось яснымъ до очевидности.

Избгнуть повторенія подобныхъ разногласій въ выводахъ при разслдованіи явленій природы крайне желательно и, по моему, совершенно возможно. Для поясненія своей мысли возвращаюсь къ разслдованіямъ вліянія на растенія лучей солнечнаго свта различной преломляемости и окраски. Вопросъ этотъ издавна обратилъ на себя вниманіе физіологовъ. За цвтныя стекла или цвтныя жидкости различной окраски, ставили растенія и затмъ сравнивали ихъ между собою. Наблюденныя различія и приписывали дйствію различныхъ цвтныхъ лучей. Подобныхъ опытовъ было произведено много, но Саксу не трудно было показать, что вс выводы изъ работъ, до него сдланныхъ, а слдовательно, и сами опыты лишены научнаго значенія, такъ какъ, за отсутствіемъ спектроскопическаго анализа цвтного свта, которому подвергались растенія, осталось совершенно невыясненнымъ, изъ какихъ простыхъ спектральныхъ цвтовъ состояли окрашенные цвта, котобымъ подвергались растенія.

Но и важная поправка, введенная въ эти опыты Саксомъ, оказалась недостаточною для выясненія вопроса о вліяніи лучей опредленнаго показателя преломленія на растенія. Саксъ упустилъ изъ вида, что пропускаемые цвтною средою лучи, при прохожденіи чрезъ нее, частью поглащаются ею и притомъ каждый въ различной степени, т. е. количественное отношеніе лучей, пропускаемыхъ окрашенною средою, рзко отличается отъ ихъ отношенія до прохожденія ими окрашенной среды. И это опущеніе было бы устранено при боле тщательномъ анализ условій опыта, до ихъ постановки.

Подобныя же очевидныя опущенія, по устранимому недосмотру, находимъ и въ другой серіи опытовъ по этому вопросу, въ которыхъ старались подойти къ его ршенію, подвергая растенія дйствію различныхъ участковъ солнечнаго спектра. Первые опыты производились, для придачи большей интенсивности спектру, съ такимъ большимъ отверстіемъ, что получался спектръ, хотя и яркій, но составленный изъ безчисленнаго множества наложенныхъ другъ на друга спектровъ, въ каждой точк его былъ свтъ смшанный, только съ преобладаніемъ лучей опредленной окраски. Въ позднйшихъ опытахъ, съ узкою щелью и чистымъ спектромъ, у нкоторыхъ изслдователей вкрался недосмотръ другого рода, но столь же важный: они упустили изъ виду, что какъ длина всего спектра, такъ и относительная ширина цвтныхъ полосъ спектра, при одномъ и томъ же источник свта, получается разная въ зависимости отъ вещества, изъ котораго сдлана, взятая для опытовъ призма. Изслдователи оставили безъ вниманія тснйшую зависимость напряженности свта отъ свторазсянія призмы и ширины цвтной полосы, сличая растенія изъ различныхъ участковъ спектра, они, слдовательно, сравнивали дйствіе лучей не только различной окраски, но и различной напряженности. Между тмъ какъ для точнаго опредленія дйствія каждаго цвтного луча спектра, слдовало бы ввести соотвтственную поправку (какъ это и сдлалъ Тимирязевъ) перечисленіемъ полученныхъ данныхъ соотвтственно различію ширин цвтныхъ полосъ, или же производить опыты съ диффракціоннымъ спектромъ, въ которомъ цвтныя полосы одинаковой ширины.

Вс эти ошибки можно было бы избгнуть, и въ будущемъ обязательно предъявлять болю строгія требованія не только къ экспериментальной части работы, но и возможно раціональной ея постановк.

Памятуя, что вс результаты естествознанія суть не непосредственные эмпирическія данныя, а выведенные изъ нихъ умозаключенія, нельзя не признать необычайной важности для успховъ естествознанія — правильнаго и строгаго хода умозаключеній, при разршеніи какъ крупнйшихъ, такъ и самыхъ спеціальныхъ вопросовъ естествознанія.

При внимательномъ анализ, съ этой точки зрнія какъ спеціальныхъ разслдованій, а въ особенности учебниковъ, въ которыхъ синтезируются результаты разнообразныхъ наблюденій и опытовъ, указанный мною недочетъ естествознанія сказывается съ чрезвычайною рельефностью.

Мн представляется недалекимъ время, когда ко всякому разслдованію будутъ предъявляться слдующія требованія: 1) чтобы результатъ, выдаваемый за полученный, былъ единственно возможный, при наличности имющихся свдній, и, слдовательно, изъятый отъ возраженій по недосмотру фактическаго матеріала или по недомыслію въ постановк опыта, 2) чтобы дальнйшій успхъ, вызывающій измненіе нашихъ взглядовъ, обусловливался исключительно новыми и неожиданными открытіями, 3) чтобы естествоиспытателями считалось непозволительнымъ одновременно появленіе мемуаровъ съ фактическими результатами противорчивыми, но признаваемыми ихъ авторами за несомннные до очевидности.

Чувствуется поэтому настоятельная потребность выбраться на боле врный путь, нормировать какъ выборъ темы для работы, такъ и постановку опытовъ, сообразно намченной цли и признать работу законченной не раньше, какъ получится только одинъ возможный результатъ, въ случа же невозможности достигнуть намченной цли ясно обозначать, насколько удалось вопросъ подвинуть впередъ и что предстоитъ еще сдлать, другими словами, предоставить во всякомъ ученомъ труд гораздо большее участіе работ мысли, чмъ это до сего времени длалось.

Настала пора для естествоиспытателя перешагнуть чрезъ узкую рамку естествознанія и заглянуть въ другія области, именно психологію и теорію познанія. Этимъ раскроются новые, боле широкіе горизонты, новые пути разслдованій и съ лихвой вознаградятъ его за трудъ, считаемый въ настоящее время большинствомъ естествоиспытателей за непроизводительную трату времени.

Въ надежд хотя нсколько способствовать развитію этого направленія, я и ршился подлиться мыслями по этому предмету, которыя, съ небольшими промежутками, занимали меня въ послдніе годы.

Прежде всего предстоитъ разобраться среди хаоса вышеприведенныхъ взглядовъ, нердко діаметрально противоположныхъ относительно самого предмета разслдованія современнаго естествознанія, именно: вншняго міра. Для однихъ (естествоиспытателей) онъ служитъ исходною точкою всякаго знанія, другіе же ученые не только этого не признаютъ, но утверждаютъ, что признаніе міра вншняго за нчто существующее вн нашего сознанія есть заблужденіе, что реальны одни лишь ощущенія, реальна — одна психика.

Предметомъ слдующихъ двухъ главъ и будетъ разъясненіе того: что есть реальное?

(Продолженіе слдуетъ).

‘Міръ Божій’, No 1, 1897

СОВРЕМЕННОЕ ЕСТЕСТВОЗНАНІЕ И ПСИХОЛОГІЯ.

ВВЕДЕНІЕ.

Глава первая.

Читайте также: