СОВРЕМЕННОЕ ЕСТЕСТВОЗНАНІЕ О ПСИХОЛОГІЯ.
СОВРЕМЕННОЕ ЕСТЕСТВОЗНАНІЕ О ПСИХОЛОГІЯ.
Академика А. Фаминцына.
(Продолженіе *).
*) См. ‘Міръ Божій’, No 1, январь.
Глава вторая.
Глава вторая.
‘Міръ Божій’, No 2, 1898
Современное естествознание и психология, Фаминцын Андрей Сергеевич, Год: 1898
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Что есть реальное? или, другими словами: что должно разсматривать какъ реальное? Для многихъ вопросъ этотъ можетъ показаться празднымъ. Неужели можетъ быть какое-либо недоумніе и разногласіе въ ршеніи этого вопроса? Неужели, спросятъ многіе, можетъ возникнуть какое-либо сомнніе, что вн меня существуютъ другіе, подобные мн люди, также животныя, растенія, что реальны земной шаръ, солнце, мсяцъ и звзды? Прочитавшіе предыдущую главу уже имли случай, если не ознакомиться со взглядомъ, клеймящимъ нашу увренность въ реальности вншняго міра, какъ заблужденіе, то, по крайней мр, убдиться, что таковой раздляется цлой философской школой. Слдовательно, при боле внимательномъ разсмотрніи вышепоставленнаго вопроса отвтъ на него оказывается далеко не такимъ простымъ, а господствующее воззрніе не столь безапелляціоннымъ, какъ это принято думать. Постараемся прежде всего ближе разслдовать этотъ вопросъ.
Взгляды на этотъ предметъ, какъ извстно, весьма расходятся. Большинство людей придерживается такъ называемаго наивнаго реализма, т. е. считаетъ не подлежащимъ сомннію, что вншній міръ воспринимается нами такимъ, какъ онъ есть въ дйствительности, наши представленія принимаются за объекты, вн насъ находящіеся, между тмъ, и въ настоящее время многихъ послдователей среди философовъ насчитываетъ ученіе, утверждающее, что мы не только не воспринимаемъ непосредственно предметовъ міра вншняго, но что даже и не имемъ возможности убдиться въ ихъ существованіи, что все, что мы знаемъ, ограничивается нашими ощущеніями, а о томъ, что за ними лежитъ и ихъ вызываетъ, мы въ состояніи лишь высказывать различныя предположенія, звать же объ этомъ ничего положительнаго не можемъ. Поэтому, если ограничиваться лишь одною нашею познавательною способностью, то и существованіе даже живыхъ существъ вн насъ является вещью недоказуемою. Кром этихъ крайнихъ взглядовъ, имется весьма большое число различныхъ міровоззрній, въ большей или меньшей степени приближающихся къ одному изъ вышеприведенныхъ:
Независимо отъ коренного различія міровоззрній, во всхъ современныхъ философскихъ системахъ служитъ основою извстное изрченіе Декарта: cogito ergo sum, по которому достоврно лишь сознаніе коего существованія или, другими словами, присущія мн мысли и ощущенія. Все же остальное, какъ не ощущаемое непосредственно, а лишь умозаключаемое, подлежитъ сомннію.
Естествоиспытатели, напротивъ того, какъ было выяснено, исходной точкой своихъ изслдованій признаютъ міръ вншній и строятъ свое міровоззрніе на фактическихъ данныхъ, доставляемыхъ намъ при посредств вншнихъ органовъ чувствъ. Спорнымъ является, слдовательно, основной вопросъ: что считать реальнымъ? Только ли наши ощущенія, за предлами которыхъ намъ ничего неизвстно и не можетъ никогда сдлаться извстнымъ? или же, разсматривая наши ощущенія, какъ боле или мене надежныя указанія на явленія міра насъ окружающаго и существующаго помимо нашего сознанія, положить въ основу нашихъ розысканій міръ вншній, признавая за несомннное его реальность?
Разсмотрніе этого вопроса и составитъ содержаніе главъ 2-й и 3-й, въ настоящей я разсмотрю: 1) степень достоврности свидтельства факта, составляющаго краеугольный камень всего естествознанія, и 2) что считаютъ реальнымъ естествоиспытатели.
Въ слдующей же глав я намренъ выяснить, что принимаетъ за реальное большинство современныхъ философовъ и гд кроется, по моему мннію, истина.
Все, что мы знаемъ о мір вншнемъ или, какъ нкоторые выражаются, воображаемъ знать о немъ, основывается на ощущеніяхъ, передаваемыхъ нашему сознанію вншними органами чувствъ. Послдніе считаются всми, кто признаетъ реальность вншняго міра, за единственные пути общенія съ нимъ нашей психики. Съ потерей зрнія насъ окружаетъ безпросвтная тьма, съ потерей слуха міръ становится беззвучнымъ, и жизнь наша является потрясенной въ самой основ, въ столь сильной степени связана она съ ощущеніями или, врне, съ воспріятіемъ нашихъ ощущеній при посредств вншнихъ чувствъ, ими обогащается запасъ нашихъ знаній новыми фактами. Изъ подобныхъ фактовъ сложилась и роскошно разрослась наука о природ, естествознаніе безъ фактовъ немыслимо, они — его твердая и надежная опора.
Неудивительно поэтому, что пароль современнаго натуралиста — фактъ {Согласно установившемуся среди естествоиспытателей обычаю, подъ именемъ факта подразумвають какъ то, что даетъ одиночное наблюденіе или одиночный опытъ, такъ и согласный результатъ совокупности наблюденій или опытовъ и даже совокупности цлаго ряда и наблюденій, и опытовъ. Въ строгомъ смысл, только данное одного опыта или наблюденія, т. е. результатъ, полученный въ каждомъ частномъ случа, есть фактъ, всякое же обобщеніе нсколькихъ наблюденій или фактовъ есть не фактъ, а выводъ. Между тмъ, общепринято и послдній называть фактомъ, напр., млекопитающія суть теплокровныя животныя, они не могутъ жить въ отсутствіи кислорода, зеленыя части растенія на свт разлагаютъ углекислоту атмосферы, выдляя кислородъ, цвтковыя растенія размножаются сменами и тому подобныя положенія, называютъ также фактами. Перваго рода фактъ, въ строгомъ смысл слова, можно назвать фактомъ простымъ, выводные же факты обозначать названіемъ: фактъ сложный. Подъ фактомъ же я буду подразумвать и т, и другіе, безъ указанія на категорію факта, въ предположеніи, что читатель не затруднится отличить въ каждомъ частномъ случа: говорится ли о факт простомъ или сложномъ.}. Открытіе новыхъ фактовъ, приведеніе ихъ въ связь съ фактами уже извстными и изслдованіе причинной связи явленій — вотъ исключительныя его задачи. Естествоиспытатель не признаетъ знанія безъ фактической подкладки, что не поддается наблюденію и опыту, говоритъ онъ, остается тайной и не можетъ составлять предмета научныхъ изслдованій.
Постараемся опредлить точне, что подразумвается подъ фактомъ.
Всякому извстно, что факты, понимаемые въ общепринятомъ опредленіи, не одинаково достоврны, нердко даже считаемые всми за врные оказываются ложными при боле тщательной ихъ проврк. Факты частью относятся къ явленіямъ, нашей внутренней жизни (называемой психической), частью же къ явленіямъ міра вншняго (со включеніемъ состояній нашего тла). Только послдніе, доставляемые намъ исключительно при посредств нашихъ органовъ чувствъ, составляютъ предметъ изслдованія натуралистовъ, о нихъ, поэтому, исключительно я и поведу рчь.
Вопросы о способахъ и средствахъ воспріятія нами впечатлній извн, о переработк ихъ въ представленія, понятія, сужденія и умозаключенія, а равно и о послдующей волевой на нихъ реакціи подробно разбираются въ психологіи и теоріи познанія. Опираясь на результаты ихъ, я и постараюсь разобрать, изъ какихъ составныхъ частей слагается такъ называемый фактъ.
Въ настоящее время несомннно доказано, что всякій фактъ, не исключая и простйшихъ, слагается изъ двухъ совершенно различныхъ частей: 1) изъ доставляемыхъ нашему сознанію органами чувствъ ощущеній, специфическихъ для каждаго изъ нихъ, въ связи съ внутреннимъ мускульнымъ чувствомъ (см. ниже) и 2) изъ переработки этихъ ощущеній нами въ представленія, понятія, сужденія и умозаключенія.
Не предршая вопроса о томъ, что считать реальнымъ, я буду, описывая явленія, выражаться въ этой глав, ради удобства, въ терминахъ естествоиспытателей. Подъ міромъ вншнимъ я буду подразумвать совокупность всего, находящагося вн нашего тла.
Прежде чмъ перейти къ анализу состава факта, необходимо опредлить точне генезисъ ощущеній, возникающихъ во вншнихъ органахъ чувствъ. ‘Мы сами творимъ наши ощущенія’, говоритъ Кантъ. Это положеніе врно въ томъ смысл, что они возникаютъ въ насъ вслдствіе особенностей нашей организаціи и не существуютъ, какъ таковые, вн насъ, но, съ другой стороны, это описаніе ихъ генезиса не полно, такъ какъ не можетъ быть подвергнуто сомннію, что ощущенія во вншнихъ органахъ не возникаютъ сами по себ произвольно, а навязываются намъ, естествоиспытатели приписываютъ ихъ появленіе раздраженію органовъ чувствъ какимъ-нибудь, вн нашего тла находящимся раздражителемъ. Всякому извстно, что мы можемъ часто, по произволу, измненіемъ положенія нашего тла относительно вншнихъ условій, измнять или возбуждать опредленныя ощущенія. Врне, поэтому говорить не то, что ‘мы творимъ ощущенія’, а что въ насъ, согласно нашей организаціи (т.-е. тла и психики) и независимо отъ нашей воли, возникаютъ ощущенія, подъ вліяніемъ раздраженій, производимыхъ вншними условіями въ нашихъ органахъ чувствъ.
Не останавливаясь здсь на этомъ важномъ положеніи подробне, перехожу къ выясненію: А) въ чемъ заключаются непосредственныя свидтельства чувствъ и Б) въ чемъ состоитъ дальнйшая ихъ переработка нашей психикой {Словами ‘наша психика’ я подразумваю здсь всю совокупность процессовъ, участвующихъ въ этой переработк, не предршая ничего о ихъ природ.}.
А. Объ ощущеніяхъ. Естествоиспытатели согласны въ томъ, что наши органы чувствъ суть единственные пути общенія психики нашей съ міромъ вншнимъ. Только благодаря указаніямъ, доставляемымъ органами чувствъ, организмы получаютъ возможность удовлетворять свои потребности, жить и размножаться. Къ этой цли наши органы чувствъ превосходно приспособлены, и какъ сложностью, такъ и цлесообразностью своею возбуждаютъ невольное удивленіе во всякомъ, кто дастъ себ трудъ вникнуть въ ихъ строеніе. Но объ этомъ рчь впереди.
Совершенно иную оцнку заслуживаютъ они, если разсматривать ихъ, какъ аппараты для разслдованія міра вншняго, къ послдней цли они оказываются, къ сожалнію, весьма мало пригодными.
Естествоиспытатель чувствуетъ себя вслдствіе этого въ очень неловкомъ и стсненномъ положеніи, которое можно пояснить слдующимъ сравненіемъ. Представимъ себ человка духовнаго склада, мало интересующагося матеріальной обстановкой жизни, довольствующагося въ этомъ отношеніи самыми скромными требованіями, но жаждущаго изученія природы и выясненія цли своего существованія. Представимъ себ, что онъ пріхалъ къ своему пріятелю, радушному сельскому хозяину, въ благоустроенномъ имніи котораго можетъ быть удовлетворена всякая изъ житейскихъ прихотей гостя. Несомннно, что послдній вскор бы затосковалъ о своемъ ученомъ кабинет или лабораторіи, не находя подъ рукою ни одного изъ нужныхъ для его разслдованій приборовъ и не имя никакой возможности предаваться любимымъ занятіямъ. Въ такомъ положеніи оказался и человкъ, когда впервые, по удовлетвореніи насущныхъ потребностей жизни, въ немъ пробудилось новое, до того времени невдомое желаніе взглянуть на окружающій міръ не съ утилитарной, а боле высокой, философской точки зрнія, когда, оставивъ точку зрнія сельскаго хозяина на природу, онъ сдлался мыслителемъ, и вншній міръ превратился изъ предмета эксплуатаціи въ великое невдомое цлое, въ которомъ личность мыслителя является затерянною среди мірозданія, какъ песчинка на берегу морскомъ.
Обративъ вниманіе на свои пять чувствъ, столь превосходно устроенныхъ для использованія вншняго міра ради своихъ житейскихъ выгодъ, человкъ-мыслитель нашелъ ихъ мало пригодными для его новой, въ немъ зародившейся потребности. Подъ вліяніемъ гнетущаго чувства своего безсилія, нкоторые мыслители, какъ мы видли, сочли даже возможнымъ отрицать познаваемость вншняго міра, на основаніи свидтельства нашихъ вншнихъ чувствъ, и усомнились даже въ его существованіи.
Въ самомъ дл, мы лишены возможности измрять, при посредств нашихъ ощущеніи, какъ пространство, такъ и время. Предметы, напр., строенія, кажущіеся въ дтскомъ возраст очень большими, въ возмужаломъ представляются малыми, величина предмета, кром того, измняется сообразно съ разстояніемъ, отдляющимъ насъ отъ него, размры предмета безпрерывно увеличиваются, по мр приближенія къ нему, и убываютъ, по мр удаленія отъ него. Столь же субъективною оказывается и оцнка времени, оно, какъ выражаются, тянется безконечно долго во время болзни, страданій или ожиданія. Одинъ и тотъ же промежутокъ времени мчится быстро для одного, и тянется невыносимо медленно для другого.
При посредств нашихъ вншнихъ чувствъ мы воспринимаемъ воздйствія лишь небольшою числа вншнихъ дятелей и то далеко не полностью, каждый изъ органовъ чувствъ приспособленъ къ воспріятію раздраженій одного изъ вншнихъ дятелей и реагируетъ лишь на раздраженія только извстной напряженности, заключенныя между опредленными предлами, вс раздраженія, стоящія ниже извстнаго предла, не доходятъ до нашего сознанія или, какъ принято выражаться, не достигаютъ порога сознанія, раздраженія же, превышающія по интенсивности верхній предлъ, сказываются лишь въ вид неопредленнаго чувства, чувства боли, безъ специфической для каждаго изъ органовъ чувствъ окраски.
Оказалось дале, что доступъ воспринимаемаго ощущенія къ сознанію не свободный: онъ въ высокой степени зависитъ какъ отъ ощущеній, предшествовавшихъ моменту воспріятія новаго впечатлнія, такъ и отъ одновременно съ нимъ воспринимаемыхъ. Зависимость степени воспріятія ощущенія отъ сопутствующихъ ему и предшествующихъ ощущеній въ психологіи извстно подъ названіемъ закона отношенія.
Закономъ отношенія обусловливается, что порогъ сознанія не пребываетъ постояннымъ, но, подъ вліяніемъ ощущеній, предшествовавшихъ воспринимаемому и одновременно съ нимъ воспринимаемыхъ, то повышается, то понижается. По этой причин, напр., звзды, ярко свтящіяся ночью, невидимы днемъ, по сравнительно съ солнечнымъ слабому ихъ свту, также и звуки, слышимые въ ночной тиши, не ощущаются днемъ изъ-за другихъ звуковъ, несравненно боле сильныхъ.
Закономъ отношенія объясняется неоднократно констатированный фактъ, что въ пылу боя, даже смертельно раненные не чувствуютъ въ первое время боли, поглощенные ходомъ сраженія.
На основаніи закона отношенія понятно, почему, при быстромъ слдованіи однородныхъ раздраженій, послднія, суммируясь, сливаются въ одно непрерывное ощущеніе, такъ, при быстромъ передвиженія по кругу горящаго угля получается сплошное кольцо свта, при быстромъ же вращеніи круга, раздленнаго на секторы, окрашенные въ цвта соотвтственно спектру, получается кругъ цвта почти благо.
Закономъ отношенія обусловливаются особенно интересныя явленія, наблюдаемыя, если подвергать организмъ раздраженіямъ однороднымъ, чрезвычайно медленно возрастающимъ въ интензивности.
‘При незначительномъ и постоянномъ усиленіи раздраженія,— пишетъ Гефдингъ {Гефдингъ. ‘Очерки психологіи’, стр. 123.},— раздраженіе можетъ оставаться незамченнымъ, даже если оно достигнетъ такой силы, что въ другомъ случа вызвало бы ощущеніе. Очень медленное усиленіе электрическаго тока можетъ разрушить самый нервъ, на который дйствуетъ, а между тмъ не обнаруживается никакихъ признаковъ ощущенія. Постепеннымъ, медленнымъ повышеніемъ или пониженіемъ температуры удается сварить лягушку или заморозить, безъ малйшаго видимаго протеста съ ея стороны. На этомъ основаніи можно заключить, что ощущеніе тепла и холода возникаетъ лишь тогда, когда температура кожи претерпваетъ измненіе, происходящее съ извстною скоростью’.
Вс эти недостатки нашихъ органовъ чувствъ, хотя и существенные, стушевываются передъ ихъ особенностью возбуждать въ насъ, при раздраженіи ихъ вншними дятелями, вмсто изображеній, соотвтствующихъ предметамъ вншняго міра, лишь своеобразныя, какъ сейчасъ увидимъ, совершенно субъективныя ощущенія, при посредств послднихъ мы можемъ, правда, въ большинств случаевъ, судить о присутствіи или отсутствіи раздражителя, вызывающаго опредленныя ощущенія, до извстной степени и о большей или меньшей степени интензивности раздраженія нашихъ органовъ, но не боле. Воспринимая, при посредств нашихъ органовъ чувствъ лишь субъективныя впечатлнія, мы являемся какъ бы совершенно лишенными возможности непосредственнаго созерцанія вншняго міра.
Убдиться въ субъективности нашихъ ощущеній нетрудно, легче всего на чувствахъ обонянія и вкуса. Понятно безъ дальнйшихъ разъясненій, что ощущаемые нами запахъ или вкусъ не аттрибуты или свойства реагирующаго на наши органы предмета, а обусловливаются главнымъ образомъ специфическимъ строеніемъ нашихъ органовъ обонянія и вкуса. Въ самомъ дл, мы знаемъ, что ощущенія эти сильне всего проявляются въ первый моментъ дйствія на насъ, а за тмъ, не смотря на продолжающееся раздраженіе органа, постепенно притупляются до полнаго исчезновенія, при нкоторыхъ же состояніяхъ, напр., при насморк, обоняніе временно совершенно исчезаетъ, также выпадаютъ вкусовыя ощущенія при паралич nervus glossopharyngeus, между тмъ какъ свойства вншнихъ тлъ, вызывающихъ ощущенія вкуса и запаха, остаются за это время безъ измненія, измненными оказываются лишь соотвтствующіе органы чувствъ и обусловленныя ими ощущенія.
Нельзя не признать, что ощущенія тепла и холода суть ощущенія тоже чисто субъективныя, обусловленныя организаціей нашего тла. Прикосновеніе къ предмету температуры боле низкой, чмъ температура тла, вызываетъ въ насъ, какъ извстно, ощущеніе холода, прикосновеніе же тла, нагртаго сильне, чмъ наше тло, производитъ ощущеніе тепла. Субъективная (природа этихъ ощущеній сказывается еще особенно рзко въ томъ, что, по достиженіи извстнаго предла напряженности, ощущенія какъ холода, такъ и тепла, превращаются въ ощущенія особаго рода,— болевыя, по характеру не отличающіяся между собою.
Не составляютъ исключенія изъ общаго правила и ощущенія звуковыя и свтовыя, хотя съ перваго раза и трудно себ представить, что природа сама по себ беззвучна и безпросвтна, и что наполняется звуками и загорается яркимъ свтомъ лишь для живыхъ существъ, которые снабжены соотвтствующими органами для воспроизведенія этихъ ощущеній.
Ощущенія наши представляютъ, слдовательно, по общепринятому въ психологіи взгляду, даже и при допущеніи реальности вншняго міра, не боле, какъ условные знаки или шифрованныя депеши, руководствуясь которыми, мы. при посредств цлаго ряда внутри насъ происходящихъ психическихъ процессовъ, строимъ наше представленіе о вншнемъ мір. Въ подтвержденіе непригодности нашихъ органовъ чувствъ къ познаванію вншняго міра ссылаются, между прочимъ, на открытую Іоганомъ Мюллеромъ въ сороковыхъ годахъ специфическую энергію вншнихъ органовъ чувствъ. Суть ея вполн опредляется слдующими двумя положеніями: 1) каждый изъ вншнихъ органовъ чувствъ доводитъ до вашего сознанія лишь одно специфическое для него, субъективное ощущеніе, независимо отъ характера раздражителя и способа раздраженія. Глазъ, напр., вызываетъ ощущеніе свта при раздраженіи глаза волнами эфира опредленной длины и частоты, между тмъ, однако, извстно, что ощущеніе свта получается также и при усиленномъ прилив крови къ глазу, при удар глаза, или при сильномъ давленіи на глазное яблоко, при раздраженіи глаза электрическимъ токомъ, однимъ словомъ, подъ вліяніемъ нсколькихъ раздражителей, не имющихъ со свтомъ ничего общаго. Такъ что глазъ, принаровленный, по своему строенію, преимущественно къ воспріятію свтовыхъ волнъ эфира, воспринимаетъ и нкоторыя другія раздраженія, во доводитъ и эти раздраженія до вашего сознанія, только въ вид свтового ощущенія. Что здсь приведено относительно органа зрнія, вполн относится и до остальныхъ органовъ чувствъ.
2) Второе положеніе, находящееся въ тснйшей связи съ первымъ, состоитъ въ томъ, что, если выбрать такой вншній раздражитель, который реагируетъ на вс органы чувствъ, то, прилагая его послдовательно къ каждому изъ нихъ, мы будемъ получать ощущеніе специфическое для каждаго органа. Таковое дйствіе производитъ электрическій токъ, въ глазу онъ вызываетъ ощущеніе свта, въ слуховомъ орган — звуки, на язык опредленное вкусовое ощущеніе, въ кож — ощущеніе тепла, холода или прикосновенія, соотвтственно мсту его дйствія {Helmholtz. Reden. Die neuem Fortschritte in der Theorie des Sehens. II, p. 264—268.}.
Вотъ что говоритъ Гельмгольцъ по этому поводу: ‘Изъ этихъ и подобныхъ фактовъ слдуетъ весьма важный выводъ, что наши ощущенія, по ихъ качеству, представляютъ лишь условные знаки вншнихъ предметовъ, и ни въ какомъ случа не суть ихъ изображенія или копіи, такъ что ничего сходнаго съ ними не имютъ. Изображеніе должно быть въ какомъ-нибудь отношеніи однородно съ объектомъ, какъ, напр., статуя человка, сходная съ изображаемымъ лицомъ по вншней форм, картина, сходная съ изображаемымъ предметомъ въ окраск и перспективной проекціи. Для знака достаточно, если онъ будетъ постоянно появляться одвовременно съ предметомъ, имъ обозначаемымъ, здсь не требуется никакого другого соотвтствія, кром одновременнаго появленія знака и предмета.
Подобнаго рода соотношеніе и существуетъ между нашими ощущеніями и ихъ объектами. Знаки эти. читать которые мы выучились, составляютъ языкъ, дарованный вамъ въ связи съ нашей организаціей, языкъ, которымъ намъ говорятъ окружающіе васъ предметы и которому мы научаемся чрезъ упражненіе и опытъ, совершенно такъ, какъ мы выучиваемся нашему родному языку’ {Helmholtz. Reden. Ueber das Ziel und die Fortschritte der Naturwissenschaft. I, p. 308.}.
Въ предлахъ воспріятія специфическихъ раздраженій вншніе органы чувствъ, въ связи съ мускульнымъ чувствомъ, доводятъ до нашего сознанія слдующаго рода ощущенія: органы зрнія — свтовыя ощущенія, воспринимаемыя стчатой оболочкой глаза и отличаемыя нами по интенсивности свта, окраск его и распредленію свтовыхъ впечатлній на стчатк, органъ слуха передаетъ намъ слуховыя ощущенія, вызываемыя сотрясеніями барабанной перепонки, органы осязанія доставляютъ намъ ощущенія сопротивленія, тепла и холода, органы обонянія и вкуса, представляя какъ бы пробную камеру для изслдованія степени пригодности вводимой въ организмъ пищи, служатъ въ тоже время превосходными указателями на присутствіе или отсутствіе различныхъ химическихъ соединеній. Этимъ и ограничиваются доставляемыя органами чувствъ изъ міра вншняго свднія, служащія лишь сырымъ матеріаломъ для построенія факта.
Примчаніе. Боле обстоятельный анализъ возникновенія ощущеній и роли вншнихъ органовъ чувствъ, какъ передаточной станціи свдній о вншнемъ мір, читатель найдетъ въ слдующихъ главахъ.
Сколь недостаточную для построенія факта часть составляютъ эти данныя, рельефно выступаетъ на слдующихъ примрахъ. Никто не станетъ оспаривать, что участіе органа зрнія, при разбор рукописи или печатной книги, совершенно одинаково, и независимо отъ того, написаны ли он на язык вамъ знакомомъ, или же совершенно неизвстномъ. Въ послднемъ случа мы увидимъ лишь начертанныя на бломъ фон черные, ничего не говорящіе намъ знаки. Только это передаютъ намъ глаза, когда мы разбираемъ рукопись или книгу, содержаніе которыхъ намъ понятно, между тмъ чтеніе ихъ способно вызывать въ насъ необыкновенно разнообразные и сильные аффекты. Сказанное объ орган зрнія въ полной мр примняется и къ органу слуха, не самые звуки, а то, что строится изъ нихъ при посредств психическихъ процессовъ, составляетъ львиную долю при построеніи изъ нихъ такъ называемаго факта, и здсь выступаетъ съ неменьшею ясностью, что ощущаемые нами звуки, какъ и образы зрительные, суть ни что иное, какъ сырой матеріалъ, самъ по себ ничего не говорящій нашему сознанію, но тмъ не мене дающій основу, на которой мы строимъ наше міровоззрніе. Подобно тому, какъ красота и прочность возводимаго зданія всецло зависятъ отъ генія архитектора, такъ и вс наши выводы и воззрнія на міръ вншній, суть продукты нашей внутренней психической дятельности и носятъ на себ ея отпечатокъ. Другими словами: отдльныя, извн получаемыя нами ощущенія относятся къ построеннымъ на нихъ продуктамъ мышленія, какъ кусокъ мрамора къ созданной скульпторомъ стату, какъ краски и холстъ къ нарисованной картин.
Б. Переработка ощущеніи нашей психикой въ фактъ. Мы видимъ, что каждый фактъ естествознанія получается не непосредственнымъ созерцаніемъ природы, а есть сложный продуктъ дятельности нашей психики, слагаемый а) изъ ощущеній, возбуждаемыхъ въ нашихъ органахъ чувствъ вншними раздражителями и б) изъ дальнйшей переработки ощущеній нашею мыслительною способностью. Прямое слдствіе изъ этого — громадное значеніе для естествоиспытателя знакомства съ наукой о нашей психик и о правильномъ примненіи ея при разработк факта.
Факты естествознанія удобно могутъ быть распредлены въ дв категоріи: 1) точныя и тщательныя описанія явленій и отдльныхъ предметовъ, напр., описаніе рельефа и ландшафта мстности, напластованія земной коры, со включенными въ нихъ окаменлостями, описаніе растеній и животныхъ, ихъ строенія, развитія и функцій ихъ органовъ, боле простые по существу, эти факты принадлежать къ наиболе надежнымъ, 2) факты, касающіеся преимущественно разслдованія причинной связи явленій, а также, именуемые фактами же, фактическія данныя, или выводы изъ совокупности большаго или меньшаго числа наблюденій и опытовъ. При построеніи фактовъ послдней категоріи, погршности, обусловленныя вышеописанными несовершенствами вншнихъ органовъ чувствъ, усугубляются ошибками, возможными при послдующей переработк ощущеній цлымъ рядомъ психическихъ процессовъ. Участіе психики въ построеніи факта сказывается здсь особенно рельефно, поэтому я и остановлюсь преимущественно на фактахъ послдней категоріи.
Чрезвычайно наглядный примръ совершенно различныхъ толкованій явленій, обусловленный погршностями нашей мыслительной способности, представляетъ историческое развитіе ученія о движеніи земли, кажущагося движенія небеснаго свода и движеній луны, планетъ и солнца. Только нсколько столтій тому назадъ перестали разсматривать землю какъ центръ, вокругъ котораго двигаются сводъ небесный, солнце, планеты, и достигнуто, не подлежащее сомннію, объясненіе относительныхъ ихъ перемщеній. Между тмъ, въ основу различныхъ взглядовъ на передвиженіе этихъ небесныхъ тлъ приняты были одни и т же наблюденія, при посредств органа зрнія. Но не ошибки показаній нашихъ глазъ, а произвольное толкованіе этихъ показаній оказались главною причиною неправильнаго пониманія этихъ явленій. Отсутствіе строгихъ и послдовательныхъ наблюденій, конечно, служило громаднымъ препятствіемъ древнимъ астрономамъ къ достиженію правильнаго разъясненія этихъ явленій, тмъ не мене, если бы изслдователи тогдашняго времени свели вопросъ о кажущемся передвиженіи небесныхъ тлъ относительно земли на отвлеченную математическую задачу, не предршая вопроса о неподвижности земли, то они, вроятно, могли бы и въ то время уже придти къ сознанію возможности истолковать наблюдаемыя передвиженія небесныхъ свтилъ и земли согласно воззрнію, общепринятому въ настоящее время.
Неправильности въ выработк факта нашею психикой, изъ ощущеній, главнымъ образомъ обусловливаются двумя причинами: 1) отсутствіемъ точнаго разграниченія непосредственно наблюденнаго и ощущаемаго отъ того, что приложено къ нему при дальнйшей переработк его нашей психикой, 2) не вполн точнымъ пониманіемъ причинной связи явленій раскрываемой наблюденіями и опытами.
Вотъ что пишетъ, между прочимъ, Стюартъ Милль въ своей ‘Логик’ о первой изъ этихъ причинъ {J. S. Mill. А system of Logik. Vol. II, p. 178.}:
‘Первое условіе заключается въ томъ, чтобы то, что признается наблюденнымъ, дйствительно было наблюдено, чтобы оно представляло наблюденіе, а не выводъ (изъ наблюденія), такъ какъ въ каждомъ акт нашей наблюдательной способности наблюденіе и выводъ тсно слиты. То, что мы принимаемъ за наблюденіе, представляетъ, обыкновенно сложный результатъ, 1/10 котораго добыта наблюденіемъ, а 9/10 принадлежать выводу.
Я утверждаю, напр., что слышу голосъ человка. На обыкновенномъ язык это значить, что я непосредственно воспріялъ ощущеніемъ голосъ этого человка. На самомъ же дл ощущеніе заключалось лишь въ томъ, что я услышалъ звукъ. Утвержденіе же, что я слышу голосъ, и что этотъ голосъ есть голосъ человка, есть не наблюденіе, а выводъ. Я утверждаю дале, что я видлъ сегодня утромъ, въ опредленномъ часу, моего брата. Подобное сужденіе, удостовряющее фактъ, обыкновенно разсматриваютъ, какъ дознанное чрезъ непосредственное свидтельство чувствъ. На самомъ же дл здсь произошло совершенно иное. Я видлъ только опредленную, окрашенную поверхность, или, врне, я имлъ родъ ощущеній зрнія, составленныхъ, обыкновенно, изъ окрашенныхъ поверхностей, на основаніи этихъ, изъ прежнихъ опытовъ дознанныхъ признаковъ, я и заключаю, что видлъ моего брата. Я бы могъ имть совершенно сходныя ощущенія и безъ того, чтобы мой братъ тамъ находился. Я могъ увидть кого-нибудь другого, на столько на него похожаго, что при той степени вниманія, съ которымъ на него смотрлъ, я могъ принять его за моего брата. Я могъ спать и видть его во сн, или же мои нервы могли находиться въ болзненномъ состояніи, и мн могъ представиться и на яву, въ галлюцинаціи, образъ брата. Многіе люди во всхъ этихъ случаяхъ предполагаютъ, что они видятъ своихъ хорошихъ знакомыхъ, какъ умершихъ, такъ и вдали отъ нихъ находящихся. Если бы одно изъ этихъ предположеній оправдалось, то утвержденіе, что я видлъ моего брата, оказалось бы ложнымъ, самый же предметъ воспріятія: ощущенія глаза, остались бы совершенно истинными. Не хорошо обоснованнымъ представилось бы только заключеніе въ томъ, что я приписалъ ощущенія не соотвтственной причин.
Легко привести безчисленное множество примровъ такъ-называемаго обмана чувствъ и анализировать ихъ подобнымъ же образомъ’.
‘Въ калейдоскоп мы видимъ не то, что въ немъ находится, т.-е. не одно случайное распредленіе кусочковъ окрашенныхъ стеколъ, но нсколько таковыхъ распредленій, расположенныхъ симметрично вокругъ одной точки. Обманъ обусловливается тмъ, что во мн возбуждается ощущеніе, совершенно сходное съ тмъ, которое я испытывалъ бы, если бы подобное симметричное расположеніе въ дйствительности предстало предъ моими взорами.
Если скрестить пальцы, указательный и средній, и помстить между ними небольшого размра предметъ, напр., шарикъ изъ хлба, т.-е. привесть его въ прикосновеніе съ мстами пальцевъ, которыя обыкновенно не подвергаются одновременному прикосновенію, и при этомъ закрыть глаза, то оказывается невозможнымъ отдлаться отъ представленія, что между пальцами находятся два шарика. Но не осязаніе, въ послднемъ случа, и не зрніе въ первомъ обманываютъ насъ, обманъ кроется, независимо отъ того, будетъ ли онъ мгновеннымъ, или продолжительнымъ, въ моемъ сужденіи. Отъ органовъ чувствъ я воспринимаю только ощущенія, и эти истинны и врны. Вслдствіе привычки воспринимать эти и имъ подобныя ощущенія, при извстномъ распредленіи вншнихъ предметовъ, относительно моихъ органовъ чувствъ, я, при воспріятіи этихъ ощущеній, и заключаю о соотвтственномъ распредленіи вн меня этихъ предметовъ. Привычка эта достигаетъ такой интенсивности, и производимое мною заключеніе слдуетъ съ такою быстротою и инстинктивною безошибочностью, что становится чрезвычайно трудно отличить его отъ интуитивнаго воспріятія.
Если заключеніе это врно, то я даже и не сознаю, что оно нуждается въ доказательств, если же я знаю, что оно ложно, то мн стоить большаго труда воздержаться отъ этого заключенія’.
Эти разсужденія съ достаточною отчетливостью выясняютъ, какъ велики и разнообразны могутъ быть ошибки, обусловленныя неправильнымъ толкованіемъ нашихъ ощущеній, чему безчисленные примры имются не только въ обыденной жизни, но и въ естествознаніи.
Этимъ недостаткомъ далеко не исчерпываются еще ошибки при построеніи такъ-называемыхъ фактовъ.
Много ошибочнаго вкрадывается подчасъ въ формулировку факта вслдствіе не рдко встрчаемаго, неправильнаго пониманія характера причинной связи явленій, раскрываемой наблюденіями и опытами. Послушаемъ, что говоритъ по этому поводу Стюартъ Милль {John Stuart Mill. System of Logik. I, p. 358.}:
‘Законъ причинности,— пишетъ Милль,— есть истина, охватывающая всю область человческаго опыта и состоящая въ томъ, что каждая вещь, имющая начало, иметъ и причину’, ‘это законъ, по которому каждое событіе подчинено закону, и все происходитъ закономрно’.
‘Между явленіями природы, происходящими въ извстный моментъ, и явленіями слдующаго момента существуетъ неизмнная послдовательность’. ‘За опредленными событіями слдуютъ другія опредленныя, и, какъ мы полагаемъ, и впредь постоянно будутъ слдовать. Неизмнно предшествующее событіе мы называемъ причиной, неизмнно слдующее за нимъ — дйствіемъ, общность закона причинности состоитъ въ томъ, что всякое послдующее событіе соединено какою-то связью съ предшествовавшимъ, или цлымъ рядомъ предшествовавшихъ событій’.
‘Случаи неизмнной послдовательности событія за однимъ только опредленнымъ предшествующимъ, если и встрчаются, то чрезвычайно рдко, обыкновенно же послдующее событіе находится въ причинной связи съ различными событіями предшествующими и происходить вслдствіе совокупнаго дйствія нсколькихъ предшествующихъ. Въ этихъ случаяхъ обыкновенно одно изъ предшествующихъ событій выдляютъ, обозначая его — причиной, остальныя же относятъ къ числу условій (необходимыхъ для наступленія ожидаемаго событія). Обыкновенно говорятъ, что да была причиною смерти, если кто-нибудь постъ кушанья, отъ котораго умираетъ, т. е. онъ не умеръ бы, если въ данномъ случа этого блюда не сълъ. Между тмъ нтъ необходимости предполагать неизмнной связи между принятіемъ этой пищи и смертью, врно однако, что обстоятельства, которыя тогда имли мсто, образовали своею совокупностью сочетаніе, непремннымъ послдствіемъ котораго была смерть, напр., комбинація потребленія этой пищи, особаго состоянія здоровья и, можетъ быть, и атмосферныхъ вліяній. Совокупность этихъ обстоятельствъ образовала въ этомъ частномъ случа условія явленія (смерти). Истинная причина смерти есть, слдовательно, совокупность ихъ, и съ философской точки зрнія мы, строго говоря, не имемъ никакого права обозначать какое-либо одно изъ обстоятельствъ, какъ исключительную причину смерти’. ‘Обозначеніе причины окажется всегда неполнымъ, если мы въ какой-либо форм не включимъ всхъ условій явленія. Представьте себ, что кто-нибудь принялъ ртутный препаратъ, вышелъ изъ дому и простудился. Мы можемъ себ объяснить причину простуды тмъ, что больной простудился вслдствіе того, что вышелъ изъ дому. Между тмъ ясно, что необходимой причиной простуды могло быть и принятіе внутрь ртути, поэтому, хотя принятіе выхода на воздухъ за причину простуды и боле подходитъ къ общепринятому способу выраженія, тмъ не мене несравненно точне обозначеніе причины простуды: выходъ на воздухъ, подъ вліяніемъ принятой внутрь ртути’.
Привычка обозначать одно изъ предшествовавшихъ наблюдаемому явленію обстоятельствъ, за причину послдняго, Милль объясняетъ тмъ, что остальныя подразумваются или могутъ быть опущены безъ ущерба, какъ не имющія значенія для преслдуемой цли. Если, напр., говорятъ, что за причину смерти опредленнаго лица принимаютъ, что нога его поскользнулась въ то время, какъ это лицо взбиралось по лстниц, то не упоминаютъ о его вс, хотя это обстоятельство было совершенно необходимо для паденія этого лица. Такъ же, при ршеніи законодательнаго собранія, принятомъ при голосованіи лишь перевсомъ, доставленнымъ голосомъ предсдателя, это послднее лицо обыкновенно разсматриваютъ, какъ причину всхъ послдствій, вызванныхъ этимъ ршеніемъ.
‘Во всхъ этихъ случаяхъ за причину явленія признаютъ обстоятельство, позже другихъ вступившее въ дйствіе’. Но опредленнаго правила для руководства въ обозначеніи причины не имется. Ничто не можетъ лучше иллюстрировать отсутствіе всякаго научнаго осно* какія въ различеніи явленія природы отъ его условій, какъ странный способъ выбора, по нашему произволу, одного изъ условій явленія за его причину. Какъ бы ни были многочисленны условія, мы, въ каждомъ частномъ случа, выбираемъ одно, и оказываемъ ему номинальное предпочтеніе, какъ причин явленія.
Напр., на вопросъ: какія условія производятъ, что камень, брошенный въ воду, опускается на дно? Милль перечисляетъ ихъ нсколько: первое условіе — присутствіе земли, такъ что поэтому часто говорятъ, что паденіе камня производится землею, или же силою или свойствомъ земли, и причину паденія камня приписываютъ притяженію земли, другое условіе, которое тоже принадлежитъ къ необходимымъ, состоитъ въ томъ, чтобы камень находился въ сфер притяженія земли, и чтобы не было другого тла, притягивающаго его со стороны противоположной, съ равною или еще большею силою. Дале необходимо для паденія камня на дно, чтобы удльный всъ его былъ больше удльнаго вса воды. Поэтому съ равнымъ правомъ можно разсматривать за причину паденія камня въ вод его большій удльный всъ. По теоріи тяготнія, наконецъ, паденіе камня есть слдствіе взаимнаго притяженія землею камня и камнемъ земли.
Мы видимъ поэтому, что можно послдовательно принимать каждое изъ условій явленія за его причину, и что вс эти, по одиночк взятыя, условія съ одинаковымъ правомъ могутъ быть приняты за причину явленія, но только при обычномъ способ выраженія, въ строгоже научномъ смысл вс эти положенія въ одинаковой степени ошибочны, и ни одно изъ этихъ условій не можетъ быть принято за единственную причину явленія.
‘Въ большей части случаевъ, въ которыхъ проявляется причина, отличаютъ предметъ, который дйствуетъ, и предметъ, на который дйствіе производится: Agens и Fattens’, ‘при ближайшемъ разсмотрніи однако это различіе исчезаетъ’. Напр., ‘если въ вышеприведенномъ примр паденія тлъ задались бы вопросомъ: какая причина обусловливаетъ паденіе камня? То при отвт ‘самъ камень’ получилось бы кажущееся противорчіе въ этомъ выраженіи относительно значенія слова причина, такъ какъ камень разсматривается, какъ Fattens, а земля, какъ Agens, или причина. Но можно доказать, что различіе это не есть основное, такъ какъ при формулировк вопроса другими словами: какая причина обусловливаетъ движеніе камня къ земл по вертикальному направленію? мы, не впадая въ ошибку, могли бы говорить о камн и о всякомъ другомъ тяжеломъ тл, какъ объ Agens, который начинаетъ движеніе по направленію къ земл, вслдствіе присущихъ ему законовъ и свойствъ’, ‘по теоріи тяготнія камень въ такой же мр есть Agens по отношенію къ земл, которая не только притягиваетъ камень, но и притягивается имъ’.
Въ слдующей глав Милль излагаетъ интересныя соображенія о сложеніи причинъ или совокупномъ дйствіи причинъ нкоторыхъ явленій.
Если въ самыхъ простыхъ случаяхъ, какъ, напр., касательно паденія камня въ вод, признаніе одной какой-нибудь причины представляется произвольнымъ, то можно себ представить недоразумнія, возникающія при такой постановк вопроса въ явленіяхъ сложныхъ. Научное знаніе, отличающееся отъ обыденнаго исключительно всестороннимъ анализомъ явленій и возможно точной формулировкой полученнаго результата, самымъ кореннымъ образомъ заинтересовано въ указаніи способа избжать ошибокъ, могущихъ вкрасться отъ этого въ выводы. Возьмемъ одинъ изъ простыхъ примровъ: мн неоднократно приходилось получать отъ сельскихъ хозяевъ письма со вложенными въ письмо сухими, покрытыми бурыми пятнами, листьями, въ письм заключалась просьба указать на причину появленія этихъ пятенъ, нердко причиняющихъ гибель громадныхъ плантацій растеній, при чемъ обыкновенно указывалось, что появленію бурыхъ пятенъ предшествовали продолжительные и сильные туманы (мгла, какъ нкоторые писали). При разслдованіи пятенъ на листьяхъ, не трудно было узнать въ нихъ грибницу и плодоношенія обыкновеннйшихъ паразитныхъ грибковъ. Съ перваго взгляда не только вопросъ, но и категорическій на него отвтъ можетъ показаться совершенно выясненнымъ, но по нкоторомъ размышленіи дло представляется не столь простымъ, а категорическій отвтъ на запросъ о единственной причин заболванія, даже невозможнымъ. Для произведенія бурыхъ пятенъ нужно содйствіе двухъ факторовъ: присутствія воспроизводительвыхъ крупинокъ (споръ) паразитнаго грибка и большой влажности атмосферы. Безъ сомннія, въ отсутствіи грибка никакой туманъ не въ состояніи вызвать появленіе бурыхъ пятенъ, но, съ другой стороны, постоянно попадающіяся на листьяхъ споры грибка въ сухомъ воздух не даютъ ростковъ, а, слдовательно, и бурыхъ пятенъ. Какой же изъ этихъ двухъ факторовъ указать сельскому хозяину, какъ причину болзни? Если ближайшій факторъ болзни и есть грибъ, то не однимъ своимъ присутствіемъ онъ вызываетъ болзнь, не будь продолжительнаго тумана, и болзнь бы не появилась. Сельскимъ же хозяиномъ, который ежегодно находитъ споры паразитнаго грибка на листьяхъ, но въ сухіе годы безвредные, за причину появившейся болзни можетъ быть признанъ продолжительный туманъ, хотя, какъ видно, въ строго научномъ смысл, ни одно изъ условій нельзя признать за единственную причину болзни растеній.
Въ этомъ сравнительно еще простомъ случа мы можемъ по произволу предупреждать заболваніе, или, напротивъ, его вызывать, устраняя одинъ или оба фактора, или же, наоборотъ, воспроизвести болзнь при совокупномъ дйствіи гриба и сырости, другими словами, мы въ состояніи овладть явленіемъ. Несравненно трудне точная формулировка причины наблюдаемаго явленія, если она касается какого-нибудь процесса въ живомъ организм. Напр., извстно, что растенія, вырощенныя изъ смени въ темнот, лишены зеленой окраски, они получаются блыми, съ желтоватымъ оттнкомъ, перенесенныя же на свтъ, быстро зеленютъ. Свтъ, слдовательно, представляется какъ бы непосредственною причиною зеленнія, т. е. образованія зеленаго пигмента (хлорофилла). Такую причинную связь и признавали за неразрывную, пока не удалось Саксу показать, что проростки хвойныхъ и вайи папоротниковъ интензивно зеленютъ въ темнот, въ то время, какъ рядомъ помщенные проростки большинства другихъ растеній остаются блыми. Затмъ выяснилось, что проростки растеній и на свт выростаютъ блыми, если температура, окружающая ихъ, низкая и не поднимается выше опредленнаго предла, различнаго для разныхъ растеній.
Оказалось дале, что при выращиваніи растенія изъ смени въ почв, лишенной желза, при всхъ остальныхъ благопріятныхъ условіяхъ, только первые листья получаются зелеными, вс же послдующіе желтовато-блыми, безъ слда зеленой окраски. Это объясняется тмъ, что запаса желза въ смени хватило лишь на развитіе первыхъ листьевъ, послдующіе же, изъ-за недостатка желза, не образовали хлорофилла. Заключеніе это подтверждается тмъ, что, по введеніи въ растеніе соли желза въ вид хлорнаго желза, или желзнаго купороса, блые листья уже чрезъ нсколько часовъ пріобртаютъ интензивный зеленый цвтъ. Желзную соль вводятъ въ растеніе или чрезъ корни, поливая слабымъ растворомъ ея почву, или же непосредственно смазываютъ кистью листья, въ послднемъ случа получается зеленый рисунокъ въ мстахъ, смоченныхъ растворомъ этой соли, на остальномъ же протяженіи листья, по прежнему, остаются блыми. Которое же изъ этихъ условій признать за причину зеленнія? Очевидно они вс должны быть на лицо, и одновременно съ ними и вс остальныя условія, необходимыя для прорастанія.
Возьмемъ еще примръ: свжее куриное яйцо можно, какъ извстно, продержать на холоду безъ измненія, но стоитъ только перенесть его въ температуру 37о Ц., чтобы вызвать развитіе цыпленка. Увеличеніемъ или уменьшеніемъ температуры до извстнаго предла можно, слдовательно, пробудить въ зародыш развитіе или задержать его. Ближайшая причина возбужденія жизни въ данномъ случа несомннно повышеніе температуры, но было бы совершенно неправильно изъ этого заключить о преобладающемъ вліяніи означенной температуры на развитіе цыпленка и о непосредственной отъ нея зависимости. Не трудно убдиться, что развитіе цыпленка не послдуетъ, если помстить яйцо въ атмосферу температуры 37о Ц., но лишенную кислорода. Однимъ словомъ, въ данномъ случа повышеніе температуры оказалось единственнымъ недостающимъ условіемъ для осуществленія желаемаго явленія, именно развитія цыпленка.
Невозможно также, напр., указать ближайшую причину прорастанія смянъ, какъ среди послдовательнаго ряда условій, предшествовавшихъ прорастанію, такъ и одновременно дйствующихъ. Представимъ себ, что я взялъ сухое смя, перенесъ его въ почву, смочилъ ее водою и смя проросло. Что разсматривать какъ причину прорастанія?— перенесеніе ли смени въ почву, или же поливку почву водою, такъ какъ смя въ сухой почв не проросло бы? Очевидно, что въ данномъ случа ближайшею причиною является поливка почвы водою. Но извстно, что для прорастанія не мене необходимы кислородъ воздуха и опредленная температура, если бы одного изъ этихъ двухъ послднихъ условій недоставало, и вслдствіе этого прорастаніе было бы задержано, а при введеніи этого условія — обнаружилось, то ближайшей причиной, въ обыденномъ значеніи этого слова, было бы признано, и не безъ основанія, но только для даннаго случая, это послднее, недостающее для прорастанія условіе. Другими словами: признаніе одного изъ условій за единственную или даже ближайшую причину прорастанія оказывается и въ данномъ случа въ виду исключительной зависимости его отъ случайно отсутствующаго условія, совершенно произвольнымъ. Сколько путаницы внесено въ физіологію растеній работами, имвшими, наприм. цлью выяснить причину поднятія воды по растенію, роста, и реакцій на раздраженіе Mimosa и другихъ растеній, хорошо извстно тмъ, кто знакомъ съ этими главами физіологіи растеній.
Если вникнуть въ общій характеръ и значеніе вышеприведенныхъ надъ живыми существами опытовъ, которые я намренно привелъ въ большомъ числ и заимствовалъ изъ разслдованій по различнымъ вопросамъ, то мы получимъ совершенно опредленное, но отъ обычнаго взгляда отличное заключеніе: что разслдованія причины явленій, особенно въ живомъ организм, даютъ гораздо меньшій результатъ, чмъ это принято думать.
Обычный пріемъ подобнаго рода разслдованій, гд требуется выяснить вліяніе какого-либо вншняго условія на организмъ растительный или животный, заключается въ устройств двухъ параллельныхъ рядовъ опытовъ съ организмами, возможно одинаковыми, одинъ изъ нихъ ставятъ въ наиболе благопріятныя условія, этотъ организмъ служитъ контрольнымъ, другой же — въ т же условія, видоизмняя лишь изъ вншнихъ условій то, вліяніе котораго требуется выяснить. Тщательнымъ сравненіемъ обоихъ организмовъ въ конц опыта и опредляютъ вызываемое опредленнымъ условіемъ вліяніе.
Изъ сказаннаго понятно, что подобные опыты не могутъ ни въ какомъ случа указать непосредственной связи ни одного изъ отправленій организма съ какимъ-либо вншнимъ дятелемъ, или вншнею причиной, они даютъ лишь положительное указаніе, необходимъ ли, или же безразличенъ опредленный вншній дятель для изслдуемаго отправленія и притомъ же только въ данномъ частномъ случа, т. е. опредляютъ его вліяніе на изслдуемое отправленіе при наличной комбинаціи множества другихъ условій, среди которыхъ могутъ находиться въ неопредленномъ числ и условія, отъ насъ еще скрытыя. Опредленіе вліянія вншняго дятеля на какую либо функцію живого организма усложняется еще слдующимъ обстоятельствомъ: слдуя общепринятому въ физіологіи пріему мы лишь получимъ положительныя указанія касательно вліянія его на сумму всхъ жизненныхъ отправленій организма и на степень видоизмненія интересующаго насъ отправленія въ зависимости не только отъ этого вншняго условія, но и отъ измненій, вызванныхъ имъ въ остальныхъ отправленіяхъ организма.
Боле внимательное отношеніе къ изложеннымъ соображеніямъ сдлало бы невозможнымъ появленіе изрченій, въ род надлавшаго много шума изрченія Моллешота: ohne Phosphor kein Gedanke’, (безъ фосфора нтъ мысли) и многихъ другихъ подобныхъ.
Изъ вышесказаннаго ясно, что въ строго научномъ смысл невозможно указать на одну, опредленную причину изслдуемаго явленія, и это невозможно, не вслдствіе несовершенства нашей природы или пріемовъ разслдованія, а по зависимости всякаго явленія отъ совокупности условій ему предшествующихъ, а также и явленій, его сопровождающихъ.
Эти строки не могутъ не возбудить въ читател недоразумнія относительно того, какъ согласовать необычайные успхи естествознанія, зиждущагося преимущественно на розысканіи причинной связи явленій, съ невозможностью указать, для любого явленія, причины, вызвавшей его появленіе? Очевидно, здсь есть недомолвка и притомъ весьма существенная. Одно изъ двухъ: или естествознаніе не нуждается въ отыскиваніи опредленныхъ одиночныхъ причинъ явленій, такъ что разсматриваемое за непосредственную причину есть что-либо иное, чмъ естествознаніе и можетъ довольствоваться, или же весь блескъ и могущество результатовъ естествознанія есть, если не миражъ, то не предвиднный и не замченный самообманъ.
Изъ предыдущаго уже можетъ быть до нкоторой степени предусмотрнъ отвтъ: естествознаніе ограничивается лишь разслдованіемъ причинной связи опредленнаго явленія съ опредленнымъ вншнимъ условіемъ и притомъ не иначе, какъ при наличности всхъ остальныхъ необходимыхъ для искомаго явленія условій, въ томъ числ и условій, намъ совершенно неизвстныхъ, слдовательно, результатомъ разслдованія можетъ быть лишь только выясненіе вліянія, на изучаемое явленіе, присутствія и отсутствія опредленнаго вншняго условія, а никакъ не органическая связь явленія съ какою-либо одною, опредленною причиной.
Вс причинныя связи явленій, составляющія предметъ естествознанія, удобно поясняются слдующимъ простымъ примромъ: представьте себ, что я нахожусь въ совершенно темной комнат, въ которую внесли свчу и я увидлъ свтъ. На вопросъ: какая причина того, что я увидлъ свтъ? всякій несомннно отвтитъ: причина этому внесенная въ комнату зажженная свча, представимъ себ, что со мною въ комнат находятся еще нсколько человкъ, изъ нихъ одинъ спитъ, и потому не замчаетъ свчи и не видитъ свта, по сравненію съ этимъ лицомъ я могу сказать, что увидлъ свтъ, потому что бодрствовалъ, у второго — завязаны глаза и онъ, конечно, тоже не можетъ замтить свта, поэтому съ одинаковымъ правомъ я могъ бы утверждать, что вижу свтъ вслдствіе того, что у меня не повязаны глаза, третій же, не видитъ свта потому, что слпъ отъ рожденія, имя его въ виду, я, слдовательно, могу разсматривать какъ причину того, что я увидлъ свтъ, обстоятельство, что я не слпъ. Каждое изъ этихъ условій иметъ ни больше и ни меньше права, чмъ остальныя, быть принятымъ за причину того, что я увидлъ свтъ, выборъ между ними одного условія за причину будетъ исключительно зависть отъ выбора лица, съ которымъ я себя буду сравнивать. Для каждаго частнаго сравненія указываемое различіе и будетъ представлять причину явленія, понимаемую въ смысл, придаваемомъ естествознаніемъ причинности явленій, которая составляетъ существенный и главнйшій предметъ его розысканій. Разслдованію причинности явленій, понимаемой въ этомъ послднемъ смысл, и только въ этомъ, и обязано естествознаніе своимъ роскошнымъ развитіемъ. Указанія, подобныя вышеприведеннымъ, что я по сравненію со спящимъ вижу свтъ, потому что бодрствую, по сравненію со вторымъ, потому что у меня нтъ повязки на глазахъ, а по сравненію съ третьимъ, что я не слпъ, могутъ служить схемами добываемыхъ естествознаніемъ результатовъ.
Принимая во вниманіе сказанное, придется во многомъ измнить формулировку результатовъ какъ въ физіологіи растеній, такъ и въ физіологіи животныхъ, разслдующихъ преимущественно причинную связь между явленіями жизни съ одной стороны и зависимости ихъ отъ вншнихъ условій — съ другой.
Произведенный анализъ обихъ частей, изъ которыхъ слагается фактъ, показалъ намъ, сколь разнообразны и подчасъ ненадежны процессы при, посредств которыхъ послдній строится. Мы познали, насколько неполно и несовершенно освдомляютъ насъ органы чувствъ о вншнемъ мір. Нельзя не признать: 1) что при посредств ихъ мы имемъ возможность воспринимать воздйствія сравнительно небольшого числа вншнихъ дятелей, 2) что воспріятіе дйствія и этихъ дятелей заключено въ опредленныхъ предлахъ, ниже порога сознанія вліяніе ихъ вовсе не ощущается, выше опредленной напряженности раздраженіе органовъ чувствъ теряетъ специфическій для каждаго изъ органовъ чувствъ характеръ и вызываетъ лишь неопредленное чувство боли, 3) что доступъ воспринятаго ощущенія къ сознанію не свободный и обусловленъ ощущеніями какъ сопутствующими изслдуемому ощущенію, такъ и предшествовавшими моменту его воспріятія, и, наконецъ, въ 4) что особенно важно: ощущенія субъективны и представляютъ лишь условные знаки или шифрованныя депеши изъ вншняго міра.
Мы видли, что недостатки эти, хотя и крупные, еще осложняются возможными ошибками при переработк ощущеній въ то, что мы называемъ фактомъ.
Возможность познаванія міра вншняго представляется, согласно вышеизложенному, какъ бы совершенно безнадежнымъ, и понятно, почему нкоторые мыслители усомнились даже въ возможности познаванія нами вншняго міра.
Но посмотримъ поближе, дйствительно ли положеніе наше безвыходное, и нтъ ли средствъ какимъ-нибудь путемъ выдти изъ него и стать на боле твердую почву?
Неоцненная услуга и помощь, для осуществленія этой цли, пришла со стороны естествоиспытателей. Боле остальныхъ заинтересованные въ усовершенствованіи способовъ разслдованія явленій міра вншняго, при посредств вншнихъ чувствъ, они не пожалли ни времени, ни труда на крайне кропотливыя и утомительныя изысканія въ различнйшихъ областяхъ частныхъ и спеціальныхъ вопросовъ, часто ничего почти не говорящія сами по себ ни уму, ни сердцу, но неотразимыя и важныя по своему ршающему значенію при обсужденіи интереснйшихъ вопросовъ не только естествознанія, но и основныхъ положеній философскихъ доктринъ. Неслышная и скрытая отъ взоровъ большинства современниковъ работа по созиданію этого, какъ бы подземнаго, научнаго фундамента съ небывалой въ прежнее время энергіей и усиліемъ ведется въ настоящій вкъ тысячами естествоиспытателей и послужитъ наврное одной изъ характернйшихъ особенностей прогресса человческой мысли истекающаго столтія. Естествоиспытатели научили измрять съ чрезвычайною точностью пространство временемъ и обратно. Вмсто приблизительной лишь оцнки вса предметовъ на ощупь, имются въ нашемъ распоряженіи всы, дозволяющіе опредлять всъ до тысячныхъ долей миллиграмма, а равно и съ легкостью опредлить всъ тлъ въ сотни пудовъ, которые и сдвинуть съ мста немыслимо одному человку. Термометры, барометры, фотометры, электрометры и другіе измрительные приборы расширили и увеличили нашу способность количественной оцнки явленій до невроятныхъ предловъ, низводя до минимума вліяніе оцнки субъективной. Эти приборы оказали особенныя услуги тмъ, что дозволяютъ избгать непосредственное опредленіе количественной стороны явленія посредствомъ ощущенія, при помощи измрительныхъ приборовъ сравниваются два явленія разнородныхъ, изъ коихъ одно дается, такъ сказать, въ терминахъ другого, наблюдатель же лишь констатируетъ показаніе прибора, такъ, напр., температура опредляется наблюденіемъ надъ повышеніемъ или пониженіемъ столбика ртути въ термометр, а не субъективнымъ ощущеніемъ тепла или холода. Понятенъ, безъ дальнйшихъ разъясненій, великій прогрессъ въ познаваніи явленій вншняго міра, обусловленный введеніемъ измрительныхъ приборовъ, ими, слдовательно, устраняются несовершенства нашихъ органовъ чувствъ, указанныхъ въ трехъ первыхъ пунктахъ (стр. 140). Совершенствованіе показаній органа зрнія изобртеніемъ телескоповъ и микроскоповъ, дало, кром того, возможность, съ одной стороны, разслдовать движеніе, форму и до нкоторой степени даже химическій составъ небесныхъ тлъ, отстоящихъ отъ насъ на разстояніяхъ превышающихъ наше воображеніе, съ другой — сдлало доступнымъ разслдованіе строенія и жизни простйшихъ микроорганизмовъ, о существованіи которыхъ никто и не подозрвалъ до открытія микроскоповъ. Особенными приборами удалось, кром того, открыть и разслдовать обширную и важную область магнитныхъ и электрическихъ явленій.
Не перечисляя остальныхъ научныхъ пріобртеній этимъ путемъ на поприщ естествознанія, я только прибавлю, что невозможно не только опредлить, но и предвидть предла совершенствованія въ будущемъ показаній нашихъ органовъ чувствъ.
Мн могутъ однако возразить съ полнымъ правомъ, что этимъ неустраняется самое важное изъ возраженій противъ возможности познаванія міра вншняго: именно указанная въ 4-мъ пункт субъективность нашихъ ощущеній, вслдствіе чего они являются не изображеніями предметовъ, а лишь условными знаками, что особенно рельефно выражается въ вышеописанной специфической энергіи чувствъ. Разъясненіе этого пункта будетъ приведено мною въ слдующей глав, посл критическаго разбора философскихъ системъ, трактующихъ объ этомъ предмет, въ указанномъ смысл. Тмъ не мене я полагаю возможнымъ уже здсь высказать свое убжденіе, что считаю приводимые философами доводы не достаточно обоснованными и отрицаю ихъ право быть верховными судьями въ данномъ вопрос.
Изъ содержанія этой главы выяснилось, изъ сколь различныхъ частей слагается то, что обыкновенно понимаютъ подъ фактомъ. Уже составъ простого факта оказался очень сложнымъ и построеннымъ изъ двухъ совершенно различныхъ частей: 1) изъ условныхъ знаковъ воспринимаемыхъ нашими органами чувствъ изъ вншняго міра и 2) изъ переработки ихъ цлымъ рядомъ психическихъ процессовъ въ простой фактъ. Не требуетъ разъясненія, на сколько боле еще сложнымъ является то, что называютъ фактами сложными. Дале были подробно разсмотрны недочеты въ свидтельствахъ нашихъ органовъ чувствъ съ одной стороны, и недостатки способовъ дальнйшей переработки ихъ нами — съ другой, наконецъ, указаны усовершенствованія, введенныя натуралистами въ изученіе явленій вншняго міра, и обращено вниманіе на возможность совершенствованія работы мысли при построеніи факта.
Если присоединить къ возможно достижимому идеалу совершенствованія наблюденій и опытовъ, при посредств спеціально для этой цли устроенныхъ аппаратовъ, еще и возможно широкое примненіе математическаго анализа, къ разслдованію связи и хода явленій, а также и предльное совершенствованіе построенія психическими процессами факта, то получится въ результат полностью все знаніе, достижимое для современнаго естествовднія. Міръ вншній во всхъ деталяхъ предстанетъ тогда, по мннію естествоиспытателей, ихъ взорамъ, одновременно выяснится вполн суть и значеніе нашей жизни, а вмст съ тмъ и удастся свести вс жизненныя явленія на движенія атомовъ. Эти данныя и послужатъ, по мннію естествоиспытателей, наиболе совершеннымъ выраженіемъ того, что, по ихъ мннію, есть реальное.
Не трудно однако замтить, что указанныя, и, для естествоиспытателей крайне желательныя и важныя поправки въ конструкціи факта, ни на волосъ не могутъ уменьшить отрицательнаго къ нимъ отношенія Канта и послдователей критической философіи вообще, они, даже при идеальной и безупречной постановк опыта, будутъ продолжать разсматривать подобные факты какъ свидтельства столь же недостаточныя, какъ и вс остальныя, для признанія, на основаніи показанія вншнихъ чувствъ, существованія міра вншняго вн нашего сознанія. Считая реальными лишь наши ощущенія, они, по прежнему, и съ ихъ точки зрнія, съ полнымъ правомъ, будутъ утверждать, что, обреченные на вчное заточеніе въ заколдованномъ круг субъективныхъ ощущеній, мы не въ состояніи проникнуть въ міръ вншній.
Слдующая глава, тсно связанная съ настоящей, будетъ заключать: 1) изложеніе и критику господствующихъ воззрній относительно существованія міра вншняго вн нашего сознанія и 2) опытъ опредленія: что есть реальное?