СОВРЕМЕННАЯ ИТАЛІЯ.
СОВРЕМЕННАЯ ИТАЛІЯ.
По поводу сочиненія Filippo Ottonieri — L’Italia presente e i suoi fati. Roma. 1897.
I.
II.
III.
IV.
Ив. Ивановъ.
‘Міръ Божій’, No 9, 1898
Современная Италия, Иванов Иван Иванович, Год: 1898
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Старая романтическая литература завщала намъ множество всевозможныхъ исключительныхъ и чудесныхъ героевъ, но вся ея нжность покоилась преимущественно на одномъ. На первый взглядъ это любимое дитя судьбы. Чарующая красота, царственный умъ, блестящая рчь и вдобавокъ сказочное богатство: вс данныя быть счастливымъ и совершать жизненный путь среди цвтовъ и псенъ. Но какая-то злобная фея со дня рожденія героя разстроила его гороскопъ и отравила сладость бытія.
Едва юноша сталъ различать добро и зло и почувствовалъ въ себ желаніе и силы наслаждаться жизнью, какая-то роковая туча налегла на его прекрасное чело, неизбывная тоска завладла его сердцемъ, и ему нтъ мста подъ солнцемъ. Онъ не знаетъ, какъ задушить червя, грызущаго его душу. Онъ мечется отъ одной крайности къ другой. Сегодня онъ набрасывается на искусство, на идеальную красоту и мечтаетъ утонуть въ мор возвышенныхъ созерцаній. Завтра онъ готовъ опозорить какой угодно идеалъ, насмяться надъ мечтаніемъ и принести свой умъ и свое человческое достоинство въ жертву самымъ низменнымъ утхамъ плоти.
Какой злой духъ терзаетъ и гонитъ образцовое Божье созданіе?— никто не знаетъ, всякій ужасается темной стихіи и дивится фатальнымъ противорчіямъ природы. Поэты, по врожденной любви ко всему необыкновенному, таинственному и мощному, поддаются невольному очарованію предъ грозной загадкой и увнчиваютъ вдохновеннымъ краснорчіемъ — демоническую натуру, прекраснаго но мрачнаго генія, необъятную злую силу. На язык поэтовъ все это звучитъ искренне и художественно. Но кому не дано пылкаго воображенія и музыкальнаго слуха, для того геніальный злодй и прекрасный безумецъ — мучительнйшія нарушенія естественныхъ законовъ.
Романтизмъ умеръ и погребенъ, отошли въ невозвратную даль и его кошмарные образы. Но за цлые вка до нихъ на сцен дйствительности подвизалась героиня, трагическими контрастами затмевающая самые смлые вымыслы фантазіи, и она донесла свою ‘роковую печать’ до нашихъ дней. Героиня — цлая страна, и съ ея исторіей не могутъ даже отдаленно соревновать потрясающія біографіи всхъ Манфредовъ и Ренэ.
Вы помните, германскій поэтъ въ самомъ пламенномъ порыв лирическихъ желаній, не могъ представить ничего обаятельне края, гд лимоны цвтутъ, и трудно пересчитать, сколько поэтовъ всхъ народовъ и временъ воспвали ‘чары Цирцеи’, ея красоту, геній, неистощимое художественное творчество. Все, что подъ другимъ солнцемъ созрвало въ процесс трудной работы и многими десятилтіями, здсь собиралось счастливыми обитателями, будто плоды почвы. Часто одинъ городъ производилъ столько великихъ художниковъ и ученыхъ, что ихъ хватило бы для славы цлой великой державы. Часто одинъ человкъ совмщалъ въ себ столько первостепенныхъ талантовъ, что его произведенія могли бы создать великую эпоху въ жизни многомилліоннаго культурнаго народа. Часто одно поколніе успвало столько пережить-политически и нравственно, что его дла легко заполнили бы нсколько главъ умственной исторіи всего человчества.
И такъ въ теченіе цлыхъ вковъ! Если бы какая-либо катастрофа уничтожила Аппенинскій полуостровъ и вс благодянія и чудеса цивилизаціи, какими онъ одарилъ міръ, наша планета очутилась бы снова въ борьб съ варварствомъ, и народы окончили бы эту борьбу неизмримо медленне и, наврное, съ гораздо меньшимъ блескомъ. И до сихъ поръ они все еще стремятся за творческимъ вдохновеніемъ и наукой красоты въ тотъ же чудный край. Никакіе историческіе перевороты и вновь возникшія политическія силы не въ состояніи разсять его древняго ореола — почти сверхъ человческой даровитости…
До сихъ поръ все — дары благодтельныхъ фей. Но здсь же рядомъ жесточайшая иронія зла, какую только можетъ допустить человческая мысль. На каждый подвигъ генія и свободы соотвтствующее нравственное уродство. Пройдите по музеямъ и галлереямъ — вы не найдете словъ оцнить достойно эту головокружительную мощь человческаго духа, раскройте Тацита и Данте, вамъ покажется, вы въ царств чудовищъ и предъ ними вс издвательства Свифта надъ человческой грязью и ложью — наивный смхъ неопытнаго весельчака…
Разв осмлилась бы самая разнузданная фантазія заключить страсти артиста и эстетика въ натуру урода, приходящаго въ восторгъ предъ кровью, предъ воплями неописуемой агоніи, предъ утонченнйшими страданіями людей? Разв Данте додумался бы до героя, сжигающаго заживо двадцать тысячъ своихъ подданныхъ и со смхомъ бросающаго въ огонь самого составителя списка казненныхъ, чтобы онъ и на томъ свт у самого діавола проврилъ количество жертвъ? Разв поэтъ дерзнулъ бы самовольно представить папу съ личностью и біографіей Александра Боржіа, облечь въ архіепископскую мантію палача въ род Руджіери? Разв поврили бы драматургу, если бы онъ изобразилъ такую сцену: миланскій герцогъ не желаетъ бриться у обыкновенныхъ брадобревъ, онъ предварительно подвергаетъ жесточайшимъ оскорбленіямъ и мукамъ своихъ придворныхъ, потомъ приказываетъ имъ брить его — своего мучителя: пусть люди знаютъ, до какой степени они жалки и трусливы! Разв можно бы ожидать ни берегахъ лазурныхъ венеціанскихъ лагунъ страшнйшихъ тюремъ и пытокъ, какимъ могли бы позавидовать дикари и варвары всхъ тропическихъ странъ? И не только здсь, а везд въ Рим, въ Неапол геніальнйшіе изобртатели инквизиціонныхъ средствъ для укрощенія и уничтоженія тхъ самыхъ силъ духа, какія озарили безсмертной красотой все человчество.
И царство этой красоты отнюдь не прекращается злодйствами’ Напротивъ, отвратительнйшіе вырожденцы нравственности часто усердные покровители наукъ и искусствъ. Они готовы выжать послднюю каплю крови у своихъ подданныхъ, лишь бы украсить дворецъ художественнымъ произведеніемъ. Они основываютъ университеты, принимаютъ къ себ на службу знаменитйшихъ ученыхъ и поэтовъ, соперничаютъ съ Нерономъ жестокостями и извращеніемъ всхъ чувствъ, даже эстетическаго. Они упиваются сонетами Петрарки и травятъ собаками людей всякаго пола и возроста. Они заботятся о тщательнйшемъ научномъ толкованіи поэмы Данте и составляютъ списки пытокъ на сорокъ одинъ день съ разсчетомъ окончить зрлище колесованіемъ. Во дворц они бесдуютъ съ профессорами о сокровеннйшихъ тайнахъ древней филологіи и поэзіи, а на улицахъ рубятъ чернь ради забавы и развлеченія.
Все это подлинные факты. Представьте, что либо подобное нагромоздилъ бы писатель въ свой романъ или пьесу, критика признала бы его невмняемымъ и его произведеніе обозвала бы безумной клеветой на человческую природу. Вдь до сихъ поръ не перевелись философы, приписывающіе эстетическимъ наслажденіямъ глубокое и облагораживающее вліяніе на людей и готовые отождествлять эстетическое чувство съ гуманнымъ и нравственнымъ. Пусть бы они поговорили съ графами Висконти или съ герцогами Сфорцо: боле тонкихъ эстетиковъ и боле озврлыхъ деспотовъ міръ не видалъ и врядъ ли увидитъ.
Таковы удивительные плоды края, гд лимоны цвтутъ и апельсины зрютъ! Время сильно сократило, отчасти совсмъ уничтожило графовъ и герцоговъ, даже герцогства и графства превратило въ воспоминанія прошлаго, но оно нисколько не измнило основного тона итальянской жизни. Онъ по прежнему поражаетъ дисгармоніей: понизилась только вншняя сила звуковъ, но сущность разлада стала еще печальне и глубже.
Беззаботные туристы по прежнему славословятъ природу и искусства, журналы и газеты кишатъ ‘впечатлніями’ имянинъ сердца и медовыхъ мсяцевъ: Венеціи, какъ водятся, посвящаются сонеты, Неаполитанскому заливу — романы и повсти, Риму — разсужденія о развалинахъ и статуяхъ. Все, какъ было въ XVI вк, когда франты всхъ странъ Западной Европы вздыхали по южнымъ Лаурамъ и Джульеттамъ: Италія — академія, салонъ, олеандровый садъ. Но и въ то далекое время она была также тюрьмой и полемъ нескончаемыхъ битвъ. Теперь стны тюрьмы, повидимому, раздвинулись еще шире, вся страна наканун генеральнаго сраженія и опасность грозитъ не только будущему художественнаго генія націи, но и его уже накопленнымъ богатствамъ. Именно современная Италія, повидимому, готова оправдать вс ужасы эстетиковъ. Ея демократія не желаетъ щадить красоты красокъ и камня, она больше не понимаетъ этой красоты и обращается съ ней, какъ германскіе варвары среднихъ вковъ.
Европейскую печать одновременно занимаютъ вопросы о матеріальной судьб итальянцевъ и о быстро развивающемся одичаніи блестяще-одареннаго народа. Отвты получаются самые печальные отъ искреннихъ друзей страны и даже отъ ея гражданъ. Нищій и варваръ — таковъ, будто бы, современный итальянецъ, какъ представитель массы. И факты не противорчатъ выводу, даже факты уже совершившіеся, а будущее, по единодушному признанію наблюдателей, грозитъ еще горшими бдствіями.
Не прошло и пяти лтъ посл возмущеній въ Сициліи, страна снова охвачена огнемъ. Тогда еще кое-чмъ можно было утшиться. Сицилія — это вдь почти Африка, царство неискоренимаго разбоя, неизлчимой умственной тьмы и необузданно-горячей крови. Человческая власть безсильна исправить такой естественный порядокъ вещей. Сициліецъ какъ былъ, такъ и останется тунеядцемъ, фанатикомъ и бандитомъ и даже прогрессивная итальянская печать о бдствіяхъ сицилійцевъ будетъ говорить гораздо спокойне и снисходительне, чмъ о положеніи настоящей Италіи,
Но вотъ приходить время и эта самая L’Italia vera поднимаетъ возстаніе. Миланъ — одинъ изъ культурныхъ центровъ страны, становится во глав смуты. Одновременно волнуются неаполитанскія провинціи. Это — тоже не совсмъ Италія, неаполитанцы — popolo fiacco и даже хуже, народъ — неполитическій, нравственно-немощный, искони изнженный своимъ солнцемъ и моремъ. Но его возмущеніе чрезвычайно краснорчиво.
Неаполитанецъ — варваръ, суевръ, въ каждую минуту готовъ схватиться за ножъ, но благодарнйшій въ нір подданный. Онъ выносилъ даже режимъ Бурбоновъ и монаховъ и именно на неаполитанской черни зиждилась власть самыхъ реакціонныхъ правительствъ. Теперь — въ царство конституціи — онъ возсталъ и, конечно, обнаружилъ свои расовыя достоинства.
По выраженію англійскаго журнала, народъ на юг велъ себя, какъ курды, разрушалъ дома, убивалъ владльцевъ, въ одномъ случа бросилъ даже въ огонь больную женщину, а мужа, доктора — изрубилъ на куски. Бунтовщикамъ отдавали деньги, имущество, одинъ промышленникъ бросилъ толп все свое состояніе, 60.000 лиръ. Толпа не хотла и слышать о пощад. Деньги были расхватаны, домъ сожженъ и хозяинъ убитъ. Толпа скоро утолила голодъ, но продолжала грабить склады хлба и бросала мшки съ мукой въ воду.
На юг смута началась исключительно изъ-за хлба. Ни о какой политик неаполитанецъ не помышлялъ и кричалъ лишь одно: хлба) Но смута не ограничилась югомъ, и чмъ дальше къ сверу, тмъ рзче характеръ ея мнялся.
Лаццарони желали быть сытыми, но это не значило, чтобы они требовали работы. Въ Тоскан толпа кричала: хлба или работы! Еще сверне, въ Ломбардіи, на сцен оказался совершенно другой мотивъ бунта.
Миланъ не нуждается въ настоящее время ни въ хлб, ни въ работ. Сочувствовать Неаполю онъ не иметъ ни малйшаго расположенія. О между тмъ, миланскіе безпорядки сильне всхъ другихъ обезпокоили правительство. Съ Неаполемъ вопросъ покончили просто и скоро: раздачей дешеваго хлба. Въ Милан порядокъ водворили, но пришлось прибгнуть къ чисто-политическимъ мрамъ, прекратить изданіе газетъ, вчинить преслдованіе противъ журналистовъ и депутатовъ и вести его съ необыкновенной энергіей и суровостью.
Очевидно, смуты въ Милан ни что иное, какъ попытка поднять междоусобную войну. Это движеніе не голодныхъ и нищихъ, а политическихъ соціалистовъ, враждующихъ съ царствующей династіей и даже съ государственной формой. Это не безпорядки уличной толпы, а возстаніе демократіи.
Слдовательно, правительство единой Италіи успло создать горючій матеріалъ и для политической открытой смуты, и для чисто-экономическаго возмущенія темной массы. Неаполитанскій лаццарони, получивъ свою порцію хлба или муки отъ городского синдика, опять можетъ отдаться dolce far niente на неопредленное время. На свер давно организовалась обширная противоправительственная агитація, во глав съ серьезнйшими и распространеннйшими органами печати — Secolo, Italia del Popolo. Задолго до миланскихъ смутъ он обсуждали вопросъ о замн существующаго политическаго строя другимъ.
Будущей республик даже успли подыскать наименованіе, не совсмъ только сговорились на счетъ срока ея возникновенія. Secolo — ожесточеннйшій врагъ Криспи и буржуазіи, ждалъ перемнъ отъ боле или мене отдаленнаго будущаго, Italia del Popolo — обнаруживала больше нетерпнія.
Всякому извстно, политическіе реформаторы иногда не только совсмъ не признаютъ соціальныхъ вопросовъ, но даже становятся въ ршительно враждебное отношеніе ко всякому соціальному движенію. Чистая политика — это перемна въ состав правящаго класса, точное осуществленіе принципа: ‘уйди, а я займу твое мсто’. Въ этомъ направленіи нтъ никакой разницы между монархическими либералами и республиканцами. Собственно народъ для тхъ и для другихъ — предметъ совершенно посторонній и одинаково тягостный. И исторія западной Европы неоднократно доказывала, какъ мало выигрываетъ демократія отъ разныхъ пересмотровъ и даже коренныхъ передлокъ конституцій.
Въ Италіи долго вопросъ стоялъ въ обычномъ положеніи. Политическіе радикалы не желали имть ничего общаго съ соціалистами. Вражду уничтожило удручающее правленіе Криспи, его ‘мегаломанія’, т. е. безумныя притязанія вести воинственную политику великой державы съ неокрпшими силами недавно объединеннаго государства, его цинически-откровенное нарушеніе свободы выборовъ и въ внц всхъ подвиговъ — несомннная причастность къ банковскимъ хищеніямъ. Общій врагъ заставилъ сплотиться всю крайнюю оппозицію. Къ ней естественно примыкала клерикальная партія. Она состоитъ въ непримиримой междоусобиц съ демократами и соціалистами, но предметъ ненависти у всхъ одинъ и тотъ же, и въ миланскомъ возстаніи, несомннно, таилась капля и католическаго яду.
Эта лига образовала своего рода государство. Нельзя сказать, чтобы оно управлялось добропорядочно и блистало талантами, напротивъ. Соціалистскіе органы, въ род руководящаго римскаго Avanti (Впередъ), поражаютъ иностранца крайней наивностью полемическихъ пріемовъ и фразистымъ, праздно-шумливымъ краснорчіемъ. На посторонній взглядъ, много терпитъ отъ такихъ доблестей несомннно искреннее народолюбіе партіи и утрачиваютъ не мало внушительности даже благодарнйшія для соціалистовъ ошибки правительства.
Газета пользуется успхомъ у политиканствующаго юношества и, повидимому, на этомъ успх разсчитываетъ упрочить свой авторитетъ. Она восторженно сообщаетъ, напримръ, о возникновеніи соціалистскаго кружка среди рабочихъ, въ возраст отъ семнадцати до двадцати лтъ. Она привтствуетъ преобразованіе юношескихъ кружковъ народнаго просвщенія въ политическіе клубы. Соціалистомъ, несомннно, быть пріятне, чмъ просвщать народъ, но только для Италіи врядъ ли политическое краснорчіе нужне образованія. Avanti почти ежедневно печатаетъ свднія о постоянной подписк въ его пользу: набирается лиръ 20—30, иногда боле сотни, но крайне рдко. Большинство взносовъ не превышаютъ лиры или двухъ и время отъ времени сопровождаются какимъ-нибудь протестующимъ motto. Очевидно, газета читается мелкой грамотной публикой и не иметъ широкаго распространенія.
И Миланъ это доказалъ.
Движеніе вспыхнуло раньше, чмъ предполагали вожди. Они поспшили явиться въ палату и принялись толковать ей, что они еще не готовы, что народъ долженъ разойтись по домамъ и предоставить имъ, журналистамъ и депутатамъ, приготовить день побды. Убжденія не дйствовали, толпа кричала: ‘Долой правительство! Долой династію!..’ Войскамъ пришлось дать сраженіе,— и порядокъ пока водворенъ.
Именно пока. Такъ думаютъ и сочувственники, и противники возстанія. ‘Италія тяжело больна’ — единогласный вопль итальянскихъ патріотовъ. И болзнь тмъ опасне, что она разрушаетъ организмъ въ самыхъ глубокихъ источникахъ его жизни. Экономическія бдствія даже неаполитанца превращаютъ въ революціонера, цлый рядъ политическихъ ошибокъ правительства, отъ таможенной войны съ Франціей и тройственнаго союза до убійственной борьбы съ Абиссиніей, въ какихъ-нибудь десять лтъ создалъ и сплотилъ мощную оппозицію. Для единодушнаго дйствія массы и революціонной интеллигенціи не потребовалось даже особенной агитаціи, всенароднаго распространенія и разъясненія какихъ либо программъ и принциповъ. Единеніе создано простйшимъ чувствомъ, всмъ одинаково доступнымъ — всеобщимъ недовольствомъ. Malcontento — это пароль и лозунгъ страны. И онъ вполн ясенъ каждому, потому что точно выражаетъ его личныя настроенія.
Но смутами и отдльными вспышками недовольства не ограничивается недугъ прекраснйшей въ мір страны. Существуетъ нчто худшее.
Дороговизну хлба можно облегчить таможенной реформой, соціалистовъ итальянскаго типа не трудно укротить кое-какими реформами въ демократическомъ направленіи, уменьшеніемъ косвенныхъ налоговъ, сокращеніемъ военнаго бюджета и въ особенности заключеніемъ торговаго договора съ Франціей.
Въ положительныхъ чувствахъ къ этой стран для политиковъ изъ Avanti заключается весь символъ вры иностранныхъ отношеній: и ненависть къ тройственному союзу, и мечта освободить Европу отъ Турціи, и установить союзъ латинскихъ національностей — нчто въ род романскаго панславизма. Вообще, вопросъ съ партіями разршается сравнительно легко. Совершенно иначе обстоитъ дло относительно народа.
Единая Италія получила его отъ прежнихъ правительствъ погруженнымъ въ средневковую тьму. Папство воспитывало лишь матеріалъ для своей непогршимой власти надъ душой и тломъ, неаполитанскіе монархи упорно держались семейныхъ бурбонскихъ преданій, и подавляющее большинство гражданъ новаго королевства оказалось безграмотнымъ, младенчески суеврнымъ и совершенно безпомощнымъ предъ политическими и нравственными запросами культурнаго государства новаго времени.
И фактъ вренъ не только относительно массы: буржуазія, призванные правители государства до сихъ поръ обнаруживаютъ некультурность истыхъ варваровъ. Они пользуются своей властью въ отечеств будто въ завоеванной стран, не щадя величественныхъ и поэтическихъ преданій прошлаго. И на этотъ разъ о тяжкой болзни Италіи вопіютъ уже не политики и экономисты, а ученые и художники.
Въ западной литератур давно стало правиломъ оплакивать старый античный и средневковый міръ, осыпить укоризнами современное итальянское правительство въ вандализм. Ученая Европа привтствовала гибель папскаго государства, но она немедленно подняла вопль негодованія, лишь только новые властители Рима стали по сибему расправляться съ вчнымъ городомъ.
Первый возмутился мюнхенскій ученый Григоровіусъ, авторъ исторіи средневкового Рима. За этотъ трудъ онъ удостоился званія римскаго гражданина. Теперь новая власть налагала кощунственную руку на священныя древности, и какъ налагала!..
За Грегоровіусомъ послдовали другіе, вопросъ грозилъ стать международнымъ. По крайней мр, Англія не остановилась даже, предъ дипломатическими шагами. Неумлыя поправки въ венеціанскомъ собор св. Марка сначала вызвали агитацію на столбцахъ Times’а, а потомъ правительство чрезъ своего посла сдлало представленія въ Рим.
Поступокъ Англіи встртилъ восторженное сочувствіе у многочисленныхъ поклонниковъ древностей и величественныхъ преданій Рима. Они доказывали, что судьба итальянской столицы — вопросъ всхъ культурныхъ націй. Вс он безконечно обязаны столиц древняго и средневкового міра. Здсь колыбель во ликихъ мыслей и великихъ людей: она должна быть священна и неприкосновенна. Римъ, духовное отечество всякаго культурнаго европейца, и кто бы ни владлъ имъ, долженъ считаться съ его міровымъ значеніемъ.
Очевидно, всякій ударъ историческому достоинству Рима — кровное оскорбленіе нравственному чувству и культурному сознанію всякаго просвщеннаго человка. И правительство объединенной Италіи очутилось подъ строжайшимъ надзоромъ не дипломатовъ и политиковъ, а ученыхъ и эстетиковъ.
Нтъ ни одного города, игравшаго видную роль въ исторіи, не оплаканнаго европейской печатью. Нкоторымъ посвящались и до сихъ поръ посвящаются особые мартирологи. Еще Грегоровіусъ переустройство столицы новымъ итальянскимъ правительствомъ обозвалъ уничтоженіемъ Рима, его единомышленники принялись искать у общественнаго мннія всего просвщеннаго міра управы на новыхъ варваровъ.
Въ самомъ дл, чего только они ни натворили въ одномъ Рим! Городъ сталъ неузнаваемымъ для тхъ, кто его видлъ лтъ сорокъ тому назадъ. Что ни шагъ, то разгромъ. Начать съ центра, съ Капитолійскаго холма. Какой злой духъ могъ внушить современнымъ итальянцамъ воздвигнуть здсь конную статую Виктора-Эммануила, ради него совершенно уничтожить многовковой обликъ всей мстности, бросить милліоны затмъ, чтобы стереть съ лица земли античное величіе и средневковую поэзію. Потомъ Колизей! До владычества единой Италіи здсь красовался цлый міръ зелени и цвтовъ, отсюда, съ амфитеатра открывался величественный видъ на Римъ, а теперь настроили шестиэтажныхъ и семиэтажныхъ зданій банальнаго типа и задушили духъ древней мощи.
То же самое сдлали и на окраинахъ. Французскій ученый плакалъ, войдя въ портикъ Іоанна Латеранскаго и взглянувъ вокругъ. Куда двалась прежняя неописуемо-чарующая перспектива! Предъ зрителемъ теперь какіе-то ужасные бараки, они опозорили одну изъ благороднйшихъ картинъ, какія только предстаи ляетъ міръ.
А дальше эти чудныя виллы — Лодовизи, Волконскихъ, особенно первая. Ея дубовая роща, знаменитая кипарисовая аллея исчезли. Ея античные мраморы, ея фрески возрожденія похитили. Ея владнія распродали по кускамъ.
И все это — зачмъ? Думали воздвигнуть столицу за американскій образецъ, и вышелъ мертвый городъ. Начали строить громадные дома, разбили грандіозные планы, и остановились на половин пути. Спекуляторы разорились, дома остаются недостроенными и свидтельствуютъ о непосильныхъ замыслахъ людей неразумныхъ и корыстныхъ.
И замчательно, отвтственность за вс вандализмы лежитъ на муниципалитет Рима и на общегосударственномъ парламент, особенно на послднемъ. Флорентіецъ, неаполитанецъ, пьемонтецъ совершенно равнодушно одобряли какіе угодно проекты, оскорблявшіе святыни исторіи или религіи. Какое имъ было дло до красоты и величія города напъ, и еще меньше до античныхъ воспоминаній! Они явились иностранцами въ новую столицу и ихъ могли занимать только чисто-финансовые вопросы. Всякій министръ могъ добиться отъ такого собранія какой угодно мры, необходимой, по его соображеніямъ, для превращенія папскаго Рима въ королевскій.
То же самое происходило по всей Италіи, гд только новый политическій строй встрчался съ древнимъ наслдствомъ. Ршительно никакая красота и поэзія не трогали сердецъ синдиковъ и муниципальныхъ совтниковъ. Въ короткое время ихъ злодянія создали даже особый типъ Іеремій, оплакивающихъ горючими слезами святую старину. Напримръ, депутатъ отъ Венеціи, Помпео Мольменти пріобрлъ себ имя неутомимой и страстной войной съ парламентомъ и венеціанской городской думой за дворцы и произведенія искусства родного города.
Мольменти безпрестанно говоритъ рчи, печатаетъ въ журналахъ статьи, выпускаетъ брошюры и книги, и все съ единственной цлью: оберечь средневковую и республиканскую Венецію отъ покушеній промышленнаго вка. Писателю и трибуну дорогъ каждый камень, каждый рельефъ, каждый рисунокъ — на мостахъ и въ дворцахъ Венеціи. Онъ впадаетъ въ отчаяніе отъ асфальтовыхъ переулковъ, отъ желзныхъ мостовъ, въ особенности отъ товарныхъ складовъ. Онъ приходитъ въ ужасъ, что въ Венеціи можетъ появиться трамвай, въ параллель съ существующей желзной дорогой черезъ лагуны. Онъ возмущенъ пароходами, отбивающими хлбъ у гондольеровъ и совершенно разрушающими двственную поэзію царицы моря. Онъ отъ души сочувствуетъ гондольерамъ, обзывающимъ пароходы ‘черными чертями’.
Вообще, всюду торжествуетъ демонъ наживы, холоднаго коммерческаго разсчета. Старинная церковь, башня, народная вчно зеленвшая площадь будутъ упразднены, засыпаемы пескомъ, залиты асфальтомъ, замнены и застроены электрическими станціями, магазинами и складами. Историческіе дворцы сеньоровъ будутъ отданы въ аренду международнымъ спекуляторамъ, и Венеція со временемъ превратится въ закоптлый душный коммерческій портъ — съ доками и со всми прелестями американской и европейской промышленности.
Такъ вопіютъ наши рыцари. Многое въ ихъ жалобахъ дышитъ наивностью чисто рыцарскаго увлеченія, но многое вполн основательно. Прежде всего поразительно повсемстное равнодушіе современныхъ итальянцевъ къ художественной или исторической старин. Ршительно во всхъ городахъ можно видть полное пренебреженіе новыхъ строителей къ памятникамъ исторіи и искусства. Имъ ничего не стоитъ выстроить какое-нибудь казенное уродливое сооруженіе, въ род станціи трамвая рядомъ съ знаменитымъ флорентійскимъ Баптистеріемъ, также просто срыть какой-нибудь дворецъ, уничтожить паркъ, чтобы очистить перспективу новому монументу, безъ всякаго смысла разрушить древнюю часовню подъ предлогомъ борьбы съ народнымъ суевріемъ. Смшно, конечно, возмущаться, что площадь св. Марка освщена электричествомъ, но совсмъ не смшно какое-то затаенное странное чувство новыхъ людей противъ слишкомъ живописной и величавой старины. Оскорбленные эстетики прямо называютъ это чувство ненавистью пигмеевъ и вырожденцевъ противъ великановъ и геніевъ. Здсь, пожалуй, есть доля правды.
Нельзя, разумется, приспособлять всякій вкъ къ прошлому только потому, что оно красиво и грандіозно. Пароходы и электричество также не безъ достоинствъ и, если угодно, не безъ своеобразной красоты. Въ XIV вк Венеція благоденствовала при такихъ порядкахъ, какіе въ настоящее время не дали бы ей и десяти лтъ политическаго существованія. Она царствовала надъ морями съ такими средствами и силами, какія въ XIX столтіи не создали бы величія даже второстепенному американскому или англійскому порту. Легко быть великаномъ среди карликовъ, и аристократомъ среди плебеевъ, и мечтать о неприкосновенности венеціанскихъ поэтическихъ уголковъ и о священномъ поко ея дворцовъ — значитъ, по меньшей мр, впадать въ праздное донъ-кихотство. И итальянская палата депутатовъ не всегда бываетъ виновата, когда невнимательно слушаетъ Помпео Мольменти.
Но она ршительно неправа въ своемъ невозмутимомъ равнодушіи вообще къ жалобамъ венеціанскаго патріота. А онъ, въ свою очередь, правъ, видя явные признаки упадка культуры, въ этомъ равнодушіи.
На классической почв въ наше время нарождается совершенно новый типъ интеллигентнаго итальянца, не похожій на прежнія поколнія, будто новая раса сравнительно съ эпохой возрожденія. Даже и физическая природа другая.
Уйда недавно разразился громовой статьей противъ современнаго итальянскаго варварства и съ свойственной беллетристу горячностью нарисовалъ фигуру новаго итальянца {Misgovernement in Italy. The Fortnightly Review. June 1896.}. Это нчто въ высшей степени неклассическое и нехудожественное.
Только разв въ захолустныхъ провинціяхъ теперь можно встртить лица, достойныя кисти Тацита, Микель-Анжело, Рафаэля, Корреджіо. Въ городахъ, задушенныхъ нравственными и физическими міазмами, рождается и живетъ человкъ, совершенно лишенный граціи и изящества. Его отличаютъ тупые и наглые глаза, циническое зубоскальство, характерная челюсть преступника, дыханіе, постоянно зараженное никотиномъ… Уйда готовъ и еще сильне разукрасить ненавистный типъ, но онъ правъ въ своемъ сравненій итальянскихъ горожанъ съ сельчанами. Даже населеніе окрестностей Рима гораздо красиве и классичне, чмъ сами римляне. Но только врядъ ли и эти красавцы съ большимъ уваженіемъ отнеслись бы къ дворцамъ сеньоровъ и развалинамъ римской республики и имперіи. Можно постовать, что современная слишкомъ напряженная борьба за существованіе не способствуетъ развитію олимпійской красоты, не производитъ ни величаво благоволящихъ Юпитеровъ, ни беззаботно-побдоносныхъ Аполлоновъ, но дло не въ физическомъ благообразіи, а въ несомннномъ нравственномъ отупніи и измельчаніи.
Всякому путешественнику бросается въ глаза полнйшее безучастіе современнаго итальянца къ чудесамъ искусства и очарованіямъ природы. Соображеніе, будто они ко всему этому присмотрлись, не иметъ ни малйшаго смысла — ни вообще, ни въ данномъ случа. Иностранцы посвящаютъ цлыя книги Лаокоону и Аполлону Бельведерскому. На знаменитыхъ скульптурахъ нельзя найти ни одной черты, тщательно не изученной и не оцненной. Итальянская интеллигенція не иметъ самаго отдаленнаго представленія о подобной работ, и все-таки она будто устала отъ созерцанія классическихъ произведеній. Врне, она лишена всякой охоты созерцать ихъ. Народъ тмъ боле. И даже, если бы вс эти люди являлись красавцами, ихъ отнюдь нельзя было бы признать ни культурными, ни просто духовно-развитыми. И Уйда правъ въ своихъ похоронныхъ причитаніяхъ итальянской цивилизаціи.
Итальянскій публицистъ проникнутъ тми же чувствами и мотивируетъ ихъ не эстетическими впечатлніями, а фактами политики и экономической жизни новой Италіи.
Авторъ не принадлежитъ ни къ радикаламъ, ни къ соціалистамъ. Онъ вполн благонамренный монархистъ и искренній поклонникъ въ теоріи и на практик королевской власти. Онъ ршительно не сочувствуетъ революціоннымъ агитаціямъ, его не подкупаетъ шумное и блестящее политиканство соотечественниковъ, онъ безпощадно разоблачаетъ изнанку и сущность мишурнаго блеска и мнимаго гражданскаго духа.
Въ самомъ начал книги авторъ свидтельствуетъ о факт вполн естественномъ, но удручающемъ по своему политическому значенію для современной Италіи.
Въ этой стран нтъ патріотизма, нтъ необходимаго мощнаго чувства, какое только и спасаетъ государство я общество отъ разложенія и гибели. Мы думаемъ издали, Италія великая держава, въ ней тридцать милліоновъ населенія, она одинъ изъ трехъ оплотовъ европейскаго мира, и вдругъ въ ней нтъ патріотовъ. Точне, патріоты есть, только искусственные, народъ не знаетъ единаго итальянскаго отечества.
Когда итальянская армія потерпла страшное пораженіе въ Абиссиніи, на улицахъ итальянскихъ городовъ слышались крики: Да здравствуетъ Менеликь!
Положимъ, могли кричать враги Криспи, но возможно ли въ другомъ культурномъ государств, чтобы партійная вражда доходила до такого ослпленія, до такого политическаго самоотрицанія? Во Франціи когда-то Ферри попалъ въ подобное положеніе. Тонкинскія приключенія вооружили всю Францію противъ министра ‘тонкинца’. Его свергли, похоронили навсегда его политическую карьеру. Но что бы сказали французы, если бы кто-нибудь на ихъ площади закричалъ: ‘да здравствуютъ тонкинцы!’
А въ Италіи кричали, и весьма многіе, и даже не какъ враги Криспи, а какъ люди совершенно посторонніе вообще правительству итальянскаго королевства.
Волей-неволей приходится объяснять этимъ людямъ, что такое патріотизмъ и національность и нашъ авторъ пускается въ поучительное классическое краснорчіе. Онъ ссылается на Сократа. Философъ объявлялъ себя гражданиномъ вселенной, но это гражданство не мшало ему героически сражаться за отечество и умереть даже по приговору несправедливаго суда съ заповдью ученикамъ: повиноваться всегда и во всемъ законамъ родины.
Если Сократъ не убдителенъ для итальянцевъ, пусть они припомнятъ французскихъ соціалистовъ. Они, стремясь къ сліянію всхъ народовъ, страстно защищаютъ принципъ національности и Франція для нихъ такое же божество, какъ и для самыхъ умренныхъ партій, можетъ быть, даже боле чтимое.
Не правда ли, оригинальная публицистика? Правительство уже десятки лтъ ведетъ политику великой державы, содержитъ соотвтствующую армію, занимаетъ извстное emploi въ европейскомъ концерт, и вотъ оказывается все сооруженіе на песк. Благонамреннйшій писатель заявляетъ, что въ новой Италіи, и то далеко не во всей, единственное общее достояніе литературный языкъ lingua scritta. Все остальное рзко различно и положительно не поддается объединенію.
Нравы, привычки, преданія, интересы раздляютъ сверную и южную Италію непроходимой пропастью. Опытнйшіе государственные люди страны единодушно сознаются, что для удовлетворенія дйствительныхъ нуждъ Италіи требуются отдльные законы для каждой провинціи. Даже города отличаются другъ отъ друга не только историческимъ наслдствомъ и мстными обычаями, но расой населенія. Сверный итальянецъ искренне презираетъ римлянина, и пьемонтецъ, ломбардецъ, неаполитанецъ являются въ парламентъ съ діаметрально противоположными идеями и чувствами.
Каждый, сколько-нибудь знакомый съ жизнью Италіи, можетъ подтвердить фактъ по личному опыту. Въ прошломъ году, напримръ, въ сицилійскомъ город Милаццо открывали статую свободы. У этого города, какъ извстно, Гарибальди одержалъ блестящую побду надъ неаполитанскимъ войскомъ. Въ поход принималъ участіе Криспи и, естественно, явился главнымъ дйствующимъ лицомъ при открытіи памятника. Сицилійцы горячо привтствовали своего земляка. Синдикъ Милаццо произнесъ хвалебную рчь заслугамъ Криспи…
Сверяне пришли въ страшное негодованіе отъ этой ‘профанаціи’ праздника и свободы. Миланскій Secolo не находилъ словъ достойно заклеймить глупость синдика и политическую безтактность его согражданъ. Въ Венеціи, во Флоренціи, въ Милан находили только одно объясненіе позорному скандалу — неизлчимое расовое тупоуміе южанъ во всемъ, что касается высшихъ вопросовъ нравственности и политики. Въ то самое время, когда Криспи состоялъ подъ судебнымъ слдствіемъ за банковскую панаму, на юг ему устраивали тріумфы и въ честь его синдикъ приводилъ безграмотныя классическія цитаты съ именами Брута и Катона!
Это было, дйствительно, слишкомъ. Но опять ненависть и презрніе къ политическому дятелю вовлекли печать въ международные счеты. Иначе нельзя назвать отчаянные отзывы, какими сверъ Италіи осыпалъ несчастный, полудикій югъ. Можно было подумать.— то компанія Рошфоровъ и Деруледовъ пишетъ о нмцахъ.
И нашъ авторъ не видитъ, въ настоящее время по крайней мр, признаковъ другого порядка. Большинство сельскаго населенія находится въ рукахъ священниковъ: но не католическая церковь, конечно, станетъ воспитывать патріотовъ для новой Италіи. Сельскіе учителя также равнодушны къ этой цли: они занимаютъ слишкомъ незавидное общественное положеніе, крайне дурно вознаграждаются. Имъ не до высшей политики, а если и случается имъ поддаваться политическимъ соблазнамъ, это бываетъ исключительно подъ давленіемъ какой-нибудь партіи, парламентскаго вожака, сулящаго за поддержку всяческія блага.
И это равнодушіе къ судьбамъ страны останется навсегда, если только уровень народной грамотности не измнится. Въ Италіи оффиціально существуетъ обязательное начальное обученіе, и, несмотря на это, по послднимъ свдніямъ въ Италіи было 61% безграмотныхъ. По закону безграмотный не можетъ участвовать въ парламентскихъ выборахъ, слдовательно, около двухъ третей населенія не пользуются конституціонными правами. Мои среди грамотныхъ политическій индифферентизмъ поразителенъ. Въ выборахъ 1895 года изъ всего числа избирателей приняло участіе немного больше половины. Естественно, выборы дали побду Криспи, а въ результат абиссинскій разгромъ и потрясеніе всего государственнаго организма.
Легко представить, при такомъ повальномъ невжеств и апатіи полное раздолье всякаго рода искателямъ приключеній. Въ палату попадаютъ отнюдь не достойнйшіе, а наиболе ловкіе и неразборчивые въ средствахъ. При каждыхъ выборахъ является громадное количество министерскихъ кандидатовъ, и они всегда имютъ надежныя данныя пройти въ палату. Все величіе Криспи держалось на этомъ закон и врядъ ли поколебалось бы вслдствіе обычныхъ конституціонныхъ порядковъ, если бы Сіссіо {Уменьшительное отъ Francesco, имени Криспи.} не стало уличнымъ браннымъ словомъ и если бы противъ ‘мегаломаніи’ отечественнаго Бисмарка не стали протестовать женщины. Он бросались на рельсы, съ воплями останавливали позда, увозившіе ихъ дтей и мужей въ Абиссинію на врную бойню.
Сіссіо палъ, во порядки не измнились. Авторъ въ самыхъ мрачныхъ краскахъ рисуетъ итальянскій парламентаризмъ. Его слова не трудно проврить по отчетамъ о засданіяхъ парламента. Врядъ ли какое собраніе цивилизованныхъ людей можетъ отличаться боле безплодными, безцльно эффектными поединками краснорчія и острословія, чмъ итальянскій парламентъ. Безпрестанные запросы, мелочныя партійныя препирательства, чисто театральная наклонность позировать въ роли протестанта и оппонента ради зрлища: все это залу дворца Montecitorio превращаетъ часто въ актерское ристалище, къ большому удовольствію самихъ героевъ и восемнадцатилтнихъ преобразователей государства, но къ неоцнимому ущербу настоятельнйшихъ задачъ внутренней и вншней политики.
За кулисами этого феерическаго зрлища скрывается печальная дйствительность. Прежде всего, въ итальянскомъ парламент собственно нтъ партій, нтъ принципіальныхъ программъ. Существуютъ группы и групповые и личные интересы. Каждая группа иметъ своего вождя и борется за его карьеру въ надежд за грядущую щедрую расплату. Партіи возможны только въ стран, гд политическая мысль находитъ глубокую и сознательно-отзывчивую почву въ народ, гд политическій дятель можетъ опираться на активное сочувствіе населенія, на его способность пристально и критически относиться къ дятельности представительнаго собранія. Все равно, какъ только публика длаетъ писателя свободнымъ и его дло достойнымъ и почетнымъ, такъ лишь одинъ народъ можетъ создавать государственныхъ мужей — независимыхъ, принципіально убжденныхъ.
Какой же народъ въ стран, гд дв трети населенія безправны, а половина остальнаго не желаетъ пользоваться правами? Неминуемо политика превращается въ аферу, конституція въ парламентаризмъ, т. е. въ личную политическую борьбу депутатовъ за ближайшіе личные интересы. Самъ по себ конституціонный строй здсь ни при чемъ: благороднйшее растеніе можетъ дать самые прискорбные плоды или совсмъ погибнуть на дурной почв. Вопросъ гораздо проще: конституція, ради возможнаго совершенства политическаго строя, нуждается во всеобщей подач голосовъ, а всеобщее голосованіе требуетъ, по крайней мр, грамотной націи, если не просвщенной. Италія не удовлетворяетъ этому условію, отсюда ‘криспизмъ’ и всяческіе другіе недуги парламентскаго спорта и авантюризма.
Для внутренней жизни страны самое гибельное послдствіе извращеннаго парламентаризма — отсутствіе свободы и правды въ судахъ. Судьи, какъ и чиновники, являются слугами той или другой парламентской группы. О независимости не можетъ быть и рчи, какъ бы ни былъ строгъ въ теоріи законъ о несмняемости. Давидъ Юмъ говорилъ, что вся политическая система Англіи, об палаты, ея войско и флотъ, только средства для достиженія одной цли: сохранить независимость двнадцати главныхъ судей страны.
Этой цли не знаетъ современный политическій порядокъ Италіи. Avanti безпрестанно повторяетъ одну и ту же мысль: оффиціальная Италія устроена такимъ образомъ, что всякій нарушитель законовъ можетъ остаться безнаказаннымъ, лишь бы онъ заручился защитой какого-либо знакомаго депутата.
На томъ же факт настаиваетъ и нашъ благонамренный авторъ. Изъ всхъ бдствій современнаго итальянскаго парламентаризма ‘самое тяжелое и болзненное’ зависимость магистратуры отъ партій. Въ доказательство можно привести множество процессовъ, направленныхъ политическими вліяніями. Достаточно вспомнить, какъ раздлывался Криспи со своими противниками при помощи судовъ и какъ самъ долго оставался свободнымъ даже отъ слдствія при глубокомъ убжденіи общественнаго мннія въ его преступности.
Но и общественное мнніе дешево стоитъ, разъ оно не опирается на политически-развитую и мужественную интеллигенцію. Такой пока нтъ въ Италіи. Мы слышали жалобы иностранцевъ на варварское пренебреженіе современнаго правящаго класса къ историческимъ памятникамъ и искусству. Нашъ авторъ не упоминаетъ объ этихъ разрушеніяхъ, но онъ даетъ общую характеристику итальянской буржуазіи, вполн объясняющую ея вандальство.
Высшіе классы не блещутъ культурой. Въ Италіи нтъ аристократіи ума, т. е. нтъ людей, самостоятельно и съ любовью отдающихся наук и литератур. Только они могли бы оживлять и возрождать стоячую атмосферу мысли, неминуемо водворяющуюся въ академіяхъ и другихъ оффиціальныхъ пріютахъ учености. Только они могли бы вносить въ среду гражданъ развитые политическіе принципы и являться грозной критической силой для политикановъ и авантюристовъ. И только они могли бы дать парламенту дйствительно государственныхъ дятелей.
Ничего подобнаго нтъ въ стран. Полуобразованность наверху и невжество внизу — таковъ фундаментъ для свободной единой Италіи. Самыя наглядныя послдствія — низкій уровень политической не чати и мертвенность высшаго образованія. Для серьезныхъ періодическихъ изданій требуется особая публика, не первый попавшійся обладатель пяти чентезимовъ. Газета ярче и нервне, чмъ всякое другое общественное явленіе, отражаетъ на себ умственныя и нравственныя качества современнаго общества. Популярность уличной печати — неопровержимое свидтельство о крайне низменномъ умственномъ уровн большинства читателей. Распространенность безпринципной, пошлой, но забавной и неунывающей газеты — врнйшій показатель политическаго индифферентизма и апатіи въ извстной сред.
То же самое можно сказать и о противоположномъ полюс общественной жизни. Если среднее и высшее образованіе стремится замереть въ схоластическихъ неподвижныхъ формахъ, если университетскія каедры изъ поколнія въ поколніе пробавляются архивной ископаемой ученостью и не желаютъ знать настойчивыхъ запросовъ непрестанно развивающейся дйствительности, будьте уврены, эти разсадники умственнаго отупнія и нравственнаго обезличенія процвтаютъ среди темнаго и политически-первобытнаго общества. Таково положеніе итальянскихъ университетовъ, ‘настоящихъ твердынь средневковья’, во выраженію автора. Обскурантизмъ въ преподаваніи и карьеризмъ въ преподавателяхъ царствуютъ невозбранно. Страна, затрачивая большія средства, на эти питомники надутыхъ трутней, не получаетъ взамнъ ни искры духовнаго свта, ни намека на свжее, бодрящее дыханіе дятельной просвтительной мысли.
Естественно, число недовольныхъ растетъ. Знаменитый вождь соціалистской партіи Чипріани недавно утверждалъ, что Италія по части соціализма преуспла больше всхъ другихъ странъ. Это справедливо въ томъ смысл, что Италія переполнена оппозиціонными элементами. Они не имютъ организаціи. Мы видли, сами соціалисты не въ силахъ управлять народной массой. Но отсутствіе организаціи не мшаетъ стройному единодушію недовольныхъ, ихъ инстинктивному взаимному сочувствію. Ни въ одной стран, по словамъ вашего автора, рабочіе не находятся въ такомъ стсненномъ положеніи, не отличаются такой отуплостью, до такой степени не уврены въ завтрашнемъ дн, какъ въ Италіи. Немногимъ лучше и положеніе мелкихъ собственниковъ. Каждый изъ нихъ готовый кандидатъ въ соціалисты.
Авторъ не приводитъ фактовъ, считая ихъ извстными своимъ читателямъ. Но мы должны обратиться къ нкоторымъ подробностямъ, въ высшей степени оригинальнымъ для современной Италіи.
Она до сихъ поръ, съ эпохи римской республики и имперіи., страдаетъ разрушительнымъ земельнымъ недугомъ — латифундизномъ. Громадныя пространства земли находятся во владніи сеньровъ. Латифундіи тянутся по всему полуострову, отъ Тосканы да Сициліи. Большая часть ихъ остается безъ всякой обработки. Богатства древнихъ фамилій давно исчезли, покупщиковъ на землю нтъ, и цлые округи превращаются въ пустыни, въ мареммы, т. е. въ болота, насылающія на страну всякаго рода болзни. Особенно много такихъ пустынь на юг Италіи, въ Сициліи и въ Сардиніи, принадлежащихъ бывшимъ феодаламъ, благотворительнымъ обществамъ и муниципалитетамъ.
Рядомъ съ латифундіями естественно развивается другой, не мене опасный недугъ: крайнее дробленіе мелкихъ владній. У землевладльца крестьянина единственная возможность надлить наслдствомъ всхъ членовъ семьи — отдать имъ землю, каждому извстную часть. А такъ какъ населеніе Италіи растетъ быстре, чмъ въ какой-либо другой стран западной Европы, мелкая земельная собственность переходитъ въ атомную, дробится до послдней степени. Обработка у крестьянъ остается первобытной, въ результат — сегодняшній собственникъ завтра же можетъ превратиться въ нищаго. И само государство какъ нельзя усердне способствуетъ этому превращенію.
Громадныя потребности новой великой державы подняли налоги до подавляющихъ размровъ. Что легко извлекается во Франціи и въ Германіи, то въ Италіи становится источникомъ разоренія. Вчерашнихъ подданныхъ папы и Бурбоновъ слдовало сначала пріучить къ серьезной упорной работ, слдовало, по возможности, понизить вками укорененную наклонность къ безпечной нищет и мечтательной праздности. Правительству некогда было заниматься вообще воспитаніемъ народа, оно нагрянуло на страну цлой массой налоговъ и повинностей.
Въ нкоторыхъ областяхъ налоги стали поглощать весь чистый доходъ съ земли. ‘Земледльческая Италія, — говорилъ недавно одинъ изъ сенаторовъ,— совершенно обезкровлена политической Италіей’. И факты подтверждаютъ это обвиненіе.
Ни въ одной стран такъ часто и въ такомъ количеств не продается имущество несостоятельныхъ плательщиковъ податей. Въ 1891 году, напримръ, состоялось около 10.000 приговоровъ о продаж съ аукціона мелкихъ владній. И особенно поучительны суммы недоимокъ: 24% неплательщиковъ были должны меньше, чмъ по 5 лиръ, т. е. около полутора рубля, ста лиръ, т. е. около сорока рублей недоимка достигала только въ одномъ случа изъ десяти. Въ слдующемъ году происходили продажи за недоимки по дв лиры. Такихъ владній было продано около двухъ тысячъ, при чемъ судебныя издержки больше, чмъ въ полтора раза превосходили взысканную сумму.
Эти факты вошли въ обычный порядокъ на юг, въ Сициліи и въ Сардиніи. Но и на свер совершается то же самое. Въ венеціанской провинціи, въ теченіе девяти лтъ, съ 1875 года, правительство отчудило четыре десятыхъ земельныхъ владній, т. е. цлую четверть всей территоріи.
Куда же двались и дваются собственники, превращенные въ пролетаріевъ? Прежде всего, эмигрируютъ. Это распространеннйшій способъ избжать голодной смерти. Потомъ превращаются въ рабочихъ и, конечно, весьма часто безъ работы. Ему нечего охранять и онъ естественный врагъ охранителей и самого правительства, лишившаго его собственности и родного дома на какое-нибудь африканское предпріятіе или на удовлетвореніе престижа великой державы, союзницы Германіи и Австріи. Можетъ быть, пролетарій и понялъ бы планы и задачи высшей политики, но на его бду и на горе государства, онъ ршительно ничего не понимаетъ въ общественныхъ вопросахъ, кром голода и безработицы.
Такимъ путемъ само же объединенное королевство создаетъ себ враговъ среди народа, во всякомъ случа не пріобртаетъ горячихъ друзей. И народъ, несомннно блестяще одаренный отъ природы, въ теченіе вковъ производившій геніальныхъ художниковъ и мыслителей, теперь готовъ поднять руку на свою же цивилизацію и надъ своей страной продлать опыты варварской орды.
Да, именно такое будущее рисуется иностраннымъ наблюдателямъ современной Италіи и нашему патріотически-настроенному публицисту. Ему хотлось бы владть рчью Ювенала и Данте, чтобы пробудить родину. У нею нтъ вдохновенія, и онъ можетъ рисовать только чертами разсказчика печальное настоящее и умолять согражданъ подумать о неотразимомъ суд исторіи.
Чего ждать отъ многомилліоннаго плебса, все глубже погрязающаго въ бдность и отчаяніе? Утративъ всякое терпніе, достигши предла страданій, онъ можетъ возстать темной разрушительной силой и похоронить враждебную ему цивилизацію подъ развалинами и пепломъ.
Вдь именно въ Италіи возникла своеобразная теорія историческаго прогресса. Авторъ ея, Вико, доказывалъ, что движеніе человческой культуры кругообразно, въ исходной и конечной точк варварство, только въ начал естественное, а въ конц цивилизованное, еще боле эгоистическое и безпощадное. Нашъ авторъ будто по этой программ рисуетъ судьбы новой Италіи. Онъ только далекъ отъ оптимизма стараго философа. Вико былъ увренъ въ торжеств правды: Провидніе, по его мннію, всегда находитъ средство вывести народъ изъ состоянія анархіи…
Современный писатель держится другого взгляда. Онъ ссылается на соціолога, Гумиловича, много занимавшагося вопросомъ о расахъ и законахъ историческаго развитія. Для нкоторыхъ народовъ можетъ наступить день, когда внутренніе варвары осуществляютъ былую разрушительную работу вншнихъ. И къ такому-то предлу идетъ современная Италія, если только она не измнитъ своихъ путей. И автора уже начинаетъ томить грозное предчувствіе, что въ одинъ прекрасный день онъ и его соотечественники проснутся отъ дикаго вопля, при зловщемъ блеск пламени, среди вихря разрушенія. Кто тогда спасется?..
И все это не декламація политиковъ изъ Avanti. Предъ нами совершенно спокойный, уравновшенный человкъ, гораздо боле наклонный къ чувствительнымъ сожалніямъ, чмъ къ мрачнымъ пророчествамъ. Его заключенія должны имть всъ. И имютъ.
Среди многочисленныхъ единодушно мрачныхъ изображеній политическаго состоянія Италіи во всей европейской печати мы встртили одинъ сравнительно оптимистическій сводъ фактовъ. Авторъ видимо старался всми силами нарисовать возможно боле розовую картину, воспользовался отчетами министровъ, собралъ самыя отрадныя наблюденія у путешественниковъ, и дйствительно достигъ извстной цли.
Но самый этотъ успхъ, при столь напряженномъ усердіи, въ высшей степени поучителенъ. Авторъ съумлъ нарисовать боле или мене утшительную перспективу для одной сверной Италіи. Онъ даже заране оговорился, что вс толки европейской печати о финансовыхъ крахахъ, о бунтахъ голодной толпы, о безработиц справедливы, только надо помнить одно обстоятельство.
Италія бдствій и мятежей — это южная Италія. Она начинается въ Рим и оканчивается въ Мессин. Это традиціонное царство безпечности и безпорядка. Настоящая Италія совсмъ другая: она идетъ отъ Альпъ до Рима. Ее даже министры оффиціально выдляютъ изъ основного королевства. И вотъ въ ней-то обнаруживаются симптомы истинно культурнаго современнаго развитія.
Еще пятнадцать лтъ назадъ Европа, со словъ вполн достоврнаго свидтеля, Леона Сэя, узнала о чудесахъ, совершающихся въ сверной Италіи. Вс они выражались однимъ простымъ словомъ ассоціація. Рчь шла, слдовательно, исключительно объ экономическихъ успхахъ страны. Они, дйствительно, поучительны {L’effort de l’Italie. ‘Revue de Paris’. 1 mai 1898.}.
Образцомъ можно взять миланскій ‘кооперативный союзъ’. Цль его — довести необходимые расходы рабочаго до самой скромной цифры и помочь сбереженіямъ. Общество беретъ въ свои руки снабженіе жизненными припасами своихъ членовъ, устраняетъ посредниковъ, улучшаетъ продукты и понижаетъ цны до послдней возможности. Оно также завдуетъ сбереженіями рабочихъ и употребляетъ свои фонды за разныя экономическія улучшенія въ ихъ быту.
Подобный ‘кооперативный союзъ’ существуетъ въ Рим среди офицеровъ и только онъ могъ обезпечить своимъ сочленамъ, получающимъ очень ограниченное содержаніе, приличное и безбдное существованіе. Этотъ ‘военный союзъ’ въ сильной степени помогъ итальянской арміи въ многочисленныхъ экспедиціяхъ послдняго времени. Такой же цли достигаютъ и рабочія ассоціаціи во время рабочаго военнаго положенія, т. е. въ безработицу, въ старости, въ тяжкихъ болзняхъ.
И только въ Италіи принципъ потребительной ассоціаціи приведенъ въ систему, получилъ широкое распространеніе и легъ въ основу цлаго ряда экономическихъ благодяній. Онъ создалъ не только боле дешевую жизнь, но помогъ возниковенію общедоступнаго и необременительнаго кредита. Сберегательныя кассы, учреждаемыя при кооперативныхъ союзахъ, являются мстными банками для рабочаго класса. Часть капитала ассоціація употребляетъ на улучшеніе своихъ операцій, другая — является источникомъ мелкаго народнаго кредита. Осуществляется, такимъ образомъ, одна изъ основныхъ идей еще ранняго сенъ-симонизма: народный банкъ регулируетъ, поощряетъ и даже отчасти создаетъ промышленность извстной мстности. Итальянская ассоціація соединяетъ три функціи: потребительную, производительную и ссудную.
Кредитъ личный и основанъ на круговой порук. За кредитоспособность заемщика ручается весь союзъ и въ случа его неисправности ущербъ падаетъ на всю ассоціацію.
На этомъ же принцип возникли и сельскія кассы взаимопомощи, одно изъ любопытнйшихъ явленій новой Италіи. Вс он тсно связаны съ сберегательными кассами и капиталъ, получаемый отъ труда, он снова обращаютъ на расширеніе труда.
Въ другихъ странахъ, напримръ, во Франціи, также существуютъ кооперативныя общества, сберегательныя кассы, рабочіе синдикаты, банки, но нигд вс эти учрежденія не приведены въ одну цльную систему, нигд вс эти функціи не превращены въ органы одного и того же организма. Только въ Италіи многообразные вопросы новой соціальной жизни разршены съ идеальной стройностью и широтой взгляда.
Кооперативныя общества уже успли обнаружить благодтельныя послдствія не только въ частныхъ улучшеніяхъ жизни рабочихъ. Они сильно подвинули вопросъ о боле совершенной обработк земли и продуктовъ. Благодаря земледльческому кредиту, мелкіе собственники стали пользоваться искусственными удобреніями, приготовлять сельскіе продукты по новымъ способамъ, пользоваться указаніями науки въ винодліи. Ссуды отдльнымъ рабочимъ и мелкимъ группамъ создали цлый рядъ предпріятій, не имвшихъ сначала никакого другого капитала, кром скромнаго займа. Несомннно и чисто соціальное вліяніе этихъ учрежденій. Возникши на почв солидарности, они углубляютъ и распространяютъ ее, помогаютъ взаимному единенію не только рабочихъ, но и классовъ. Рабочія ассоціаціи становятся хозяевами, предпринимателями и капиталистическими силами. Заинтересованный министръ въ прошломъ году имлъ возможность сообщить парламенту множество утшительныхъ фактовъ изъ еще сравнительно молодой исторіи кооперативныхъ союзовъ. Министръ счелъ также себя въ прав нарисовать весьма свтлыя перспективы будущаго. Министръ подтверждалъ свои сообщенія и свои надежды цифрами. Самыми краснорчивыми должны были казаться собранію повышеніе ренты и частная конверсія государственнаго долга.
Все это, несомннно, положительныя данныя, но только, къ сожалнію, он нисколько не проясняютъ мрачнаго горизонта, тяготющаго надъ страной. Прежде всего, самъ же министръ говорилъ только о L’Italia vera. Это его выраженіе. А эта Италія всего какая-нибудь треть королевства и даже въ этой трети докладъ министра налегалъ преимущественно на Миланъ, Туринъ, Геную. Венеція также сверная Италія, но мы знаемъ, въ какомъ положеніи здсь мелкая собственность.
Но даже если бы и въ самомъ дл надъ настоящей Италіей занималась новая заря экономическаго и соціальнаго прогресса, это не свидтельствуетъ о двухъ существенныхъ фактахъ: о развитіи въ населеніи патріотическаго обще-итальянскаго чувства и о подъем культурнаго уровня.
Начало и успхъ ассоціацій не зависли отъ добрыхъ намреній и дйствій правительства. Министрамъ приходилось только удостоврять факты, созданные общественной и народной иниціативой. Сами они не создали ни потребительныхъ обществъ, ни дешеваго кредита, ни даже сельскихъ кассъ взаимопомощи — учрежденій, въ большомъ количеств возникшихъ благодаря духовенству.
Правительство облагало населеніе, взыскивало налоги и безпощадно пускало съ аукціона имущество неисправныхъ плательщиковъ.
Правительство, поглощенное вншней политикой великой державы и добываніемъ усиленныхъ средствъ на эту политику, не иметъ времени и силъ жить внутренними интересами государства, и особенно тамъ, гд интересы разнообразятся до полной противоположности, по отдльнымъ провинціямъ и городамъ.
Въ результат именно факты, утшающіе министровъ, могутъ оказаться роковыми для правительства. Ассоціаціи съ теченіемъ времени создадутъ своего рода политическую организацію, вншнюю для оффиціальнаго единаго королевства, и савойская династія, дйствительно, окажется иностранной, чисто-завоевательной, какъ на нее и смотрятъ до сихъ поръ правоврные католики и южане.
Это одно. Другое соображеніе не мене важно не для политики Италіи, а для ея цивилизаціи.
Въ какихъ бы блестящихъ краскахъ ни рисовали намъ экономическій прогрессъ народа, для насъ остается неразршеннымъ вопросъ: а что же умственная культура — также идетъ шагъ въ шагъ съ матеріальнымъ благосостояніемъ, отстаетъ или опережаетъ его? Одинъ отвтъ чрезвычайно простъ: матеріально обезпеченный человкъ непремнно постарается быть культурнымъ и будетъ имъ.
Къ сожалнію, простота отвтовъ въ общественныхъ и соціальныхъ задачахъ чаще всего обратно пропорціональна ихъ основательности. Факты показываютъ, что экономическая обезпеченность отнюдь не обусловливаетъ высокаго культурнаго уровня, грамотность можетъ быть, но образованность — только случайно. У матеріально обезпеченныхъ людей безпрестанно развивается наклонность смотрть на вс идеальные и реальные вопросы съ точки зрнія непосредственной полезности, т. е. которую сейчасъ же можно и учесть на звонкую монету.
Эта наклонность заставляетъ русскаго торговца вести своего сына не дальше городского училища и сейчасъ же засадить въ лавку, вдохновляетъ даже, ‘именитаго’ коммерсанта на бухгалтерію и языки, но никакъ не выше. Она же — эта наклонность — воспитывала повальное невжество среди нашихъ даже титулованныхъ недорослей не особенно отдаленнаго прошлаго, ограничивая ихъ культуру только непосредственно-полезнымъ въ ихъ быту, т. е. Французскимъ языкомъ и танцами.
Очевидно, для центровъ цивилизаціи въ ея истинномъ смысл слова требуется нчто другое, помимо матеріальной обезпеченности. Необходима, конечно, и она, но только отнюдь не какъ единственное и безусловно-дйствительное условіе.
И мы могли убдиться на примр той же Италіи. Въ ней имется свое среднее сословіе, своя буржуазія, какъ везд въ современной Европ — царствующая и управляющая. И эта именно сила оказывается мене всего культурной. Она проникнута грубымъ матеріализмомъ, эгоистична въ личныхъ и общественныхъ отношеніяхъ. Она не знаетъ своего духовнаго отечества и не понимаетъ запросовъ мысли и чувства. Она не щадитъ міровыхъ преданій своей страны и хозяйничаетъ въ былыхъ столицахъ европейскаго умственнаго движенія съ слпымъ равнодушіемъ и даже враждой чужака и варвара.
Даже министры, выдвигаемые ею, отличаются той же культурной ограниченностью и тмъ же узко-практическимъ мщанскимъ міросозерцаніемъ.
Такое положеніе дла въ высшей степени обостряетъ и безъ того одинъ изъ самыхъ острыхъ вопросовъ современной Италіи.
Помимо всевозможныхъ затрудненій извнутри и извн, у объединеннаго королевства имется непримиримый и безпощадный врагъ — папство и католическое духовенство.
Надо познакомиться только съ клерикальными органами печати, чтобы убдиться во всей глубин и напряженности этой вражды.
Католическія газеты не пропускаютъ ни одного факта, ни одного случая, способнаго унизить, скомпрометировать или поставить въ затрудненіе королевское правительство. У нихъ существуетъ даже особый отдлъ подъ заглавіемъ, Итальянскія прелести — Delizie italiche. Здсь сообщаются подробные списки экспропріацій, совершаемыхъ властями за невзносъ податей. Отчеты сопровождаются обыкновенно указаніями на исключительныя естественныя богатства провинціи, и дается понять, что только современное правительство могло довести край до нищенства и запустнія.
Ни одна личная и политическая ошибка ‘либерала’ не укрывается отъ всевидящихъ очей іезуитовъ и даже какой-нибудь вздорной выходк дурно воспитаннаго юнца они дадутъ громкій титулъ — молодое либеральное поколніе. Если дорожаютъ продукты, объ этомъ сообщается подъ спеціальнымъ заглавіемъ свтская дороговизна, если какой-нибудь молодой человкъ бросится въ Тибръ, печатается диссертація объ упадк католической вры у гражданъ современнаго свтскаго государства.
И такъ безъ конца! Въ послднія смуты клерикальная печать играла на столько видную роль, что правительство сочло себя вынужденнымъ прекратить нкоторыя изданія. И вотъ съ такимъ-то врагомъ, вооруженнымъ громадными средствами среди суеврной массы, превосходно дисциплинированнымъ и далеко не бднымъ талантами, новая Италія должна вести борьбу.
Здсь не помогутъ ни армія, ни флотъ, ни пятое или шестое мсто въ концерт великихъ державъ. Только просвщеніе и культура могутъ противостать этой сил, опирающейся на свою культуру и на свое просвщеніе. Новая Италія должна создать особую породу просвщенныхъ, энергическихъ гражданъ, привязанныхъ къ объединенному королевству, какъ къ своему общему отечеству. Для этого ей необходимо по цивилизаціи и духовнымъ силамъ стать выше мстныхъ провинціальныхъ преданій. Покоряетъ оружіе, но подчиняетъ только ‘высшая культура. Она непремнно окажется побдительницей, какъ бы ни были ослпительны военные подвиги побдоноснаго народа. Эту истину исторія доказываетъ со временъ плненія прекрасной Элладой желзнаго Рима.
И этотъ законъ долженъ помнить и современный Римъ. Его настоящій врагъ не въ полуварварской Абиссиніи, а въ вковой культурной почв Флоренціи, Венеціи, Неаполя и особенно Ватикана. Никакой успхъ иностранной политики не одолетъ этихъ враговъ. Они окончательно преклонятся предъ новой властью, какъ національной, только убдившись въ ея нравственномъ превосходств и въ ея цивилизаторскомъ гені.
Вступить ли новая Италія на этотъ путь? Нашъ публицистъ не задаетъ этого вопроса, даже не указываетъ пути, молитъ только небо спасти несчастную страну отъ ‘суроваго и неумолимаго суда исторіи’. Но именно потому, что этотъ судъ дйствительно неумолимъ, слдуетъ идти ему на встрчу не съ воплями жалобы и не съ надеждами на состраданіе сильнаго къ слабому, а съ яснымъ и увреннымъ представленіемъ о размрахъ опасности и о средствахъ борьбы.