Скандалезный брак, Дмитриев Андрей Михайлович, Год: 1870 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ЕЩЕ СЪ ПОЗВОЛЕНІЯ СКАЗАТЬ.

РАЗСКАЗЫ, ОЧЕРКИ И СЦЕНЫ.

БАРОНА I. ГАЛКИНА.

МОСКВА.
Типографія А. И. Мамонтова и К^о, Большая Дмитровка, No 7.
1870.

Скандалезный бракъ.

МАЛЕНЬКОЕ ЕДВА ЛИ.

По избитому и пыльному шоссе, соединяющему какіе-то два изъ нашихъ южныхъ городовъ, тянулся длинный обозъ. Позади телгъ были привязаны лошади. Люди, при обоз, за исключеніемъ нсколькихъ человкъ мужиковъ-подводчиковъ, большею частію, состояли изъ солдатъ, шедшихъ на распашку въ однхъ рубахахъ и въ пыльныхъ затасканныхъ рейтузахъ.

День былъ томительно жаркій, солнце пекло невыносима, въ воздух пыль стояла чуть не столбомъ. Хоть бы легкій втерокъ, чтобы хоть немного очистилъ атмосферу, но втерка не было.

А обозъ себ шелъ да шелъ, шелъ да шелъ. Какъ вы думаете, придетъ онъ куда-нибудь и когда нибудь?

Я,— такъ и быть, вамъ отвчу:

— Разумется, придетъ.

——

Два дня спустя посл описаннаго, надобно сознаться, весьма небольшаго происшествія, сдой генералъ въ полной парадной форм сидлъ у себя на квартир за завтракомъ,— завтракъ былъ солидный. Генералъ лъ не спша, какъ истинный любитель, онъ наслаждался дой систематически. То постъ одного, то другаго, то отвдаетъ лафиту, то выпьетъ мадеры, вообще длилъ свое удовольствіе до безконечности.

Около дверей, прислонясь спиной къ косяку, стоялъ деньщикъ, сурово, съ чувствомъ собственнаго достоинства, смотрлъ онъ въ генерала, уничтожающаго обильный завтракъ. Иногда только глаза его принимали умоляющее выраженіе и какъ бы упрашивали генерала, чтобы онъ оставилъ чмъ-нибудь поживиться и ихъ хозяину.

А генералъ все лъ, да лъ.

Деньщикъ сталъ переминаться съ ноги на ногу, глаза вовсе перестали принимать просящее выраженіе. Онъ стоялъ съ видомъ мученика, обреченнаго на страданіе.

А генералъ все продолжалъ сть.

Какъ вы думаете, кончитъ онъ когда-нибудь?

Непремнно кончитъ.

——

Три дня спустя посл послдняго происшествія, въ широкомъ манеж губернскаго города можно было бы увидать всхъ дйствующихъ лицъ нашего разсказа. Былъ генералъ, опять-таки въ полной форм, были солдаты, сопровождавшіе обозъ, на этотъ разъ только уже не въ однхъ рубахахъ и запыленныхъ рейтузахъ, а въ мундирахъ и вычищенныхъ рейтузахъ. Въ дверь выглядывалъ даже и суровый генеральскій деньщикъ.

Генералъ производилъ смотръ ремонту, приведенному для укомплектованія одного изъ кавалерійскихъ полковъ.

Генералъ былъ суровъ и непреклоненъ, сдые усы его топорщились, глаза горли мрачнымъ огнемъ.

— Дрянь, мерзость, вонъ ее, не принимаю! раздавались суровыя и отрывистыя восклицанія.

— Что вы, сударь, что вы, напустился генералъ на офицера, приведшаго ремонтъ. Какъ вы могли накупить подобной сволочи. Знаете-ли, что съ вами можно за это сдлать?

— Генералъ….. пробовалъ было начать офицеръ.

— Молчать извольте-съ! крикнулъ генералъ и на бднаго офицера.

— Какъ вы думаете, господа, кончитъ генералъ кричать на бднаго офицера?

— О, кончитъ, разумется.

——

Строгій пріемъ ремонта надолго остался въ памяти у всхъ офицеровъ. Да, и дйствительно такого скандалезнаго лошадинаго брака никогда не бывало въ ….ой кавалерійской дивизіи. Впрочемъ, нужно сознаться, что врядъ ли и вообще все описанное происходило въ дйствительности.

ВЪ ПОСТЕЛИ.

Происшествіе.

Зала большаго театра горитъ тысячами огней. Оркестръ гремитъ. Маскарадъ въ полномъ разгар. Безчисленное множество турокъ, турчанокъ, испанцевъ, испанокъ, рыцарей, мамелюковъ и пр. прохаживаются по зал. Но еще боле скромныхъ черныхъ фраковъ.

Прислонясь къ одной изъ колоннъ, стоялъ высокій черноволосый молодой человкъ. Фамилія его была Кувшинниковъ. Одтъ онъ былъ, какъ и слдовало ожидать, испанцемъ. Съ напряженнымъ вниманіемъ разсматривалъ онъ мимо проходящихъ масокъ. Глаза его искали кого-то съ нетерпніемъ. Онъ былъ похожъ на статую ожиданія, сдланную изъ крпкаго дубоваго дерева.

Рослая тиролька, въ великолпномъ костюм, плавными шагами подошла къ нему. Кувшинниковъ просіялъ. Маска стала что-то говорить ему очень тихо. Что она говорила — это осталось тайною между ними и диваномъ, на которомъ они сидли, но

‘И слился онъ съ рчью нжною

Всей душой своей мятежною’.

Изъ толпы выдлился молодой человкъ въ черномъ фрак, съ блестящею цпью на груди. Онъ быстро подошелъ къ шепчущейся пар и самъ шепнулъ что-то на ухо тирольк.

— Прощай, мн нкогда, сказала тиролька Кувшинникову.

— Четверть часика, минутку, полминутки, умолялъ послдній.

Но тиролька была непоколебима. Она оставила его одного въ уединеніи и фракъ съ гордостью повелъ подъ руку свою жертву.

Можно представить себ ярость и бшенство моего бднаго Кувшинникова. Въ первую минуту онъ положительно очумлъ, но потомъ благородное негодованіе загорлось въ груди его.

— Сдлаю имъ скандалъ, ршилъ онъ.

Быстро бросился онъ за уходящимъ фракомъ. Одно мгновеніе и онъ уже схватилъ его. Но, представьте же себ все несчастіе моего героя, когда, вмсто того, чтобы схватить фалду фрака, рука Кувшинникова, проскользнувъ между фалдами, схватила носовой платокъ, немного торчавшій изъ кармана, который и былъ съ торжествомъ имъ вытащенъ.

Быстре молніи обернулся фракъ. Еще мгновеніе — и рука Кувшинникова, вмст съ несчастнымъ платкомъ, была стиснута, какъ въ желзныхъ тискахъ.

‘Благородный испанецъ!

Вы большой мерзавецъ’.

Съэкспромптировалъ фракъ и грозно поглядлъ на Кувшинникова.

— Н ничего, я такъ, бормоталъ растерявшійся Кувшинниковъ, сдлавшійся отъ испуга гораздо блдне вытащеннаго имъ не совсмъ чистаго платка.

— Какъ ничего. Какъ такъ, завопилъ фракъ, вы милостивый государь таскаете платки изъ кармановъ. Господа, посмотрите, кричалъ остервенвшійся фракъ.

Около моего героя начала собираться толпа. Еще минута и ему пришлось бы вроятно очень плохо, но къ счастію тиролька сжалилась надъ своимъ покинутымъ кавалеромъ.

— Оставь его, шепнула она фраку.— Это онъ нечаянно. Фракъ на секунду задумался.

— Ну, смотрите! обратился фракъ къ Кувшинникову, при чемъ еще разъ выразительно пожалъ его руку.— Ничего. господа, замтилъ онъ собравшейся толп, это такъ, недоразумніе.

И вотъ Кувшинниковъ опять одинъ. Впрочемъ бшенство его не унялось. ‘Подожду, думалъ онъ, чмъ все это кончится’, куда онъ подетъ. Во всякомъ случа они отъ меня не увернутся.

Время тло, но фракъ не халъ: онъ ходилъ съ тиролькою, весело болталъ съ нею, они поужинали, выпили шампанскаго и казалось вовсе не думали о Кувшинников.

Толпа стала разъзжаться. Изрдка только гд-нибудь виднлась запоздавшая пара. Фракъ, какъ ни въ чемъ ни бывало, сидитъ себ да бесдуетъ съ тиролькой.

Стали тушить лампы.

— Пора выходить, сударь, обратился одинъ изъ капельдинеровъ Кувшинникову.

— А они-то что же, отвчалъ послдній, указывая на фракъ и на тирольку.

— Они здсь останутся.

— Что?!

— Здсь останутся.

— Да разв это возможно?

— Для нихъ возможно-съ.

— Н ужъ я останусь здсь, крикнулъ грозно Кувшинниковъ.

— Ну ужь это нтъ. Пожалуйте-съ.

— Пошелъ вонъ!

— А, такъ вы такъ-то! Эй братцы, крикнулъ капельдинеръ двумъ не подалеку стоящимъ товарищамъ.— Покажите-ка барину дорогу.

Капельдинеры бросились. Завязалась борьба. Кувшинниковъ оборонялся, какъ левъ или какъ медвдь, загнанный охотниками въ берлогу. Сила превозмогла. Вотъ ужь его тащатъ двое капельдинеровъ, причемъ третій его весьма усердно подталкиваетъ, вотъ его уже выводятъ на улицу. На него пахнула холодомъ свжая и ясная январская ночь. Онъ быстро рванулся отъ удерживающихъ его капельдинеровъ, сдлалъ еще быстрое и сильное движеніе, при чемъ ударился головою обо что-то твердое и…. проснулся. Онъ все это видлъ во сн, лежа въ постели.

ПЕРВАЯ НОЧЬ.

Пикантность.

А вдь, что ни говорите, ужасно много привлекательнаго въ этомъ слов. Воображенію сейчасъ представляется красивая молодая двушка, которую вы любите, и крпко любите, она досталась вамъ, быть можетъ не легко, а цною многихъ пожертвованій, цною многихъ безсонныхъ ночей, цною тяжелаго труда. Наконецъ все кончилось: вы — счастливецъ, вы слышите вокругъ себя завистливый шопотъ и ревнивые взгляды сбитыхъ и уничтоженныхъ вами соперниковъ, а вамъ ни до чего нтъ дла и вы готовитесь быть счастливымъ еще боле, еще полне,— однимъ словомъ, готовитесь вкусить блаженство.

Я опишу вамъ мою первую ночь.

Мн было четырнадцать лтъ и отецъ ршилъ отдать меня въ гимназію. Какъ въ туман мелькаетъ передъ мною прощанье съ родными, поцлуи и слезы матери, чуть слышатся мн печальныя, прощальны’ рчи, а затмъ одиночество, страшное, впервые испытанное одиночество, въ совершенно чуждой и незнакомой толп, вдали отъ всего роднаго и милаго.

Полный всми этими мыслями, я сидлъ одинъ, задумавшись, какъ вдругъ громкій и пронзительный крикъ вывелъ меня изъ моей полудремоты.

— Становитесь къ чаю, закричалъ съ нмецкимъ акцентомъ сденькій старичокъ надзиратель съ краснымъ, какъ красное сукно, носомъ и въ затасканномъ вицъ-мундир. Стройно, по-парно пошли мы къ чаю по длиннымъ освщеннымъ корридорамъ. За чаемъ я сдлался исключительнымъ предметомъ, на который былъ обращено вниманіе товарищей.

— Какъ ваша фамилія? Вы новичекъ? Въ который классъ? посыпалось на меня со всхъ сторонъ, такъ что я чуть успвалъ отвчать на вопросы.

Посыпались шутки и насмшки (участь всхъ новичковъ). Бойкій разговоръ и смхъ не прекращались.

— Однако здсь весело, подумалъ я, и мн самому почему-то стало не такъ грустно.

— Господа, ораторствовалъ высокій черноглазый мальчикъ,— знаете какую штуку у насъ въ пятомъ класс отлилъ Пыровскій?

— Нтъ, нтъ. Разскажи.

— Приходитъ къ намъ инспекторъ, вмсто латинскаго учителя…

— Ну?

— Ну, сталъ намъ на доск писать разныя пословицы, все на латинскомъ діалект, но потомъ вдругъ и предлагаетъ вопросъ: а откуда, говоритъ, произошло слово инспекторъ? Ну, стали ему отвчать: кто говоритъ отъ species, кто отъ spicio,— разное говорили. Ну, вотъ доходитъ до Пыровскаго. ‘Вы, говоритъ, Пыровскій, какъ думаете, отъ чего слово инспекторъ происходитъ’? Тотъ и отвчаетъ: ‘По моему, говоритъ, мннію, слово инспекторъ происходитъ отъ слова реcus, что значитъ скотъ.

Раздался дружный, неудержимый хохотъ.:

— Что же ему сдлали за это?

— Еще теперь въ карцер сидитъ. Въ рекреаціи потхи продолжались. Воспитанники 3-го класса (я поступилъ въ третій классу) считались самыми отчаянными сорванцами изъ всхъ, и считали необходимымъ поддерживать свою репутацію.

Посл молитвы, проптой двумя стами голосовъ, насъ повели въ обширные дортуары.

— Вотъ твоя постель, сказалъ мн тотъ же сденькій надзиратель, такъ напугавшій меня передъ чаемъ.

Я быстро раздлся и легъ въ постель.

Неудержимый порывъ грусти овладлъ мною. Напускная веселость и молодечество, которымъ я хотлъ отличиться передъ товарищами прошли, и тяжелая тоска такъ и хватала за сердце.

Мн не спалось. Я вспоминалъ счастливые дни, проведенные мною въ деревн, передъ мною проходили физіономіи моихъ немногихъ сверстниковъ. Вдругъ… вдругъ мн показалось, что съ меня кто-то тянетъ одяло.

Я приподнялся. Въ спальн, чуть освщенной тускло горящей лампой, царила мертвая тишина, изрдка прерываемая тяжелымъ дыханіемъ и легкимъ храпньемъ спящихъ.

Вдали, у самаго конца спальни, стоялъ дежурный ночной сторожъ. Прислонясь спиною къ печк, онъ опустилъ голову и также, вроятно, дремалъ.

Подумавъ, это что мн только показалось, я снова легъ, закутавшись покрпче въ одяло.

Прошло нсколько минутъ.

Вдругъ, можете себ представить мой ужасъ, съ меня опять кто-то тащитъ одяло,— напрасно я стараюсь удержать его,— тащатъ не вдругъ, а тихо — постепенно, но съ силою, которой я положительно не могу противиться.

Я вскрикнулъ и, объятый ужасомъ, быстро соскочилъ съ кровати. Въ отвтъ мн раздался веселый, торжествующій хохотъ, и изъ подъ кровати быстро вылзъ тотъ самый черноглазый гимназистъ пятаго класса, который разсказывалъ товарищамъ про подвигъ Пыровскаго. Несмотря на весь мой испугъ, я не могъ не улыбнуться, затмъ я снова легъ на кровать и на этотъ разъ уже заснулъ, какъ убитый, такъ прошла моя первая ночь въ гимназіи.

БЛАГОДАРЮ! НЕ ОЖИДАЛЪ!

Мораль.

А вдь, признайся, ты очень огорченъ, мой милый молодой дуракъ, что я обманулъ твои ожиданія? Еще, бы не огорчиться! Вдь ты, чай, ожидалъ, судя по заглавію, найдти и не всть какія сальности, неприличности въ моихъ разсказахъ, и вдругъ — съ носомъ! Обидно теб, чтецъ дикій, и я доволенъ!

Для тебя, милая публика, покупающая книжечки съ скабрезными заглавіями, такой обманъ, какъ мой, полезенъ, необходимъ. Онъ тебя научитъ чему-нибудь, разозлитъ хоть немножко,— а это теб полезно. А вдь давно тебя знаю, милая моя,-давно! Знаю, что напиши теб что-нибудь порядочное и дай сему писанью скромное заглавіе,— и книга ствіетъ на полкахъ у книгопродавцевъ., А теперь другое дло: я знаю, что будутъ покупать, непремнно будутъ!

Я надулъ васъ, милые дураки, и я радъ. Я радъ какъ-нибудь насолить вамъ, гадкіе, сластолюбивые!

Я написалъ разсказъ ‘Падшая’ {Смотри книгу ‘Съ позволенія сказать’.} не съ цлію подъиграться клубничникамъ: цль была бы иная, лучшая, а что я слышалъ отъ моихъ, конечно не всхъ читателей? ‘Ловко Эрмитажъ описалъ, еще ловче содержанокъ и публичныхъ женщинъ, да и катанье въ Парк и цыгане описаны какъ слдуетъ’. И больше ничего! Ничего не сказала мн толпа этихъ идіотовъ, этой дряни! Ну, такъ теперь, посл этого всего, стоитъ ли писать вамъ, молодые дураки, что-нибудь отъ сердца, что-нибудь прочувствованное? Нтъ, батиньки, не стоитъ. Вы и этимъ, что я сейчасъ предлагаю, останетесь довольны, и это пережуете какъ-нибудь! Да говоря по чести, съ васъ нечего и искать, какъ нечего шевелить. Въ васъ все, что есть порядочнаго, заснуло, и исправлять васъ, стараться на иныя мысли навести не стоитъ, да и невозможно. Идите, милые, у васъ дорога веселая, дорога широкая…. бездумная….

Если хотите, милые, молодые дураки, мы съ вами споемъ куплетецъ, какъ это длается въ конц водевилей. Я начинаю

Надулъ я васъ…. Ахъ, извините!

Вы не сердитесь. Я вдь такъ….

И дерзостью сіе не чтите,

Мой милый, молодой дуракъ!

Вы, молодой дуракъ, мн можете отвчать такъ:

(Въ сторону) За что же онъ цлковый взялъ?

(Автору изъ приличья). Благодарю! не ожидалъ!