Русская аграрная политика прошлого столетия, Милюков Павел Николаевич, Год: 1890

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Русская аграрная политика прошлаго столтія *)

*) Очерки по исторіи русской поземельной политики въ XVIII и XIX в. Соч. В. Е. Якушина. Выпускъ первый. XVIII в. Москва, 1890 г.

Вопросъ о вмшательств государства въ сферу частнаго права и хозяйства все боле и боле выдвигается впередъ современною жизнью: die Volkswirthschaft muss wieder mehr Staatswirthscliaft werden, какъ выражается Родбертусъ. Если въ государствахъ промышленныхъ европейскаго Запада теоріи государственнаго вмшательства, главнымъ образомъ, вращаются около вопроса объ отношеніяхъ труда и капитала, то въ государствахъ по преимуществу земледльческихъ, какими нельзя не признать штаты Сверной Америки и нашу Россію, та же тема, естественно, приводитъ къ теоріи націонализаціи земли. Особенности соціальнаго строя нашего отечества привели къ тому, что у насъ этотъ вопросъ сталъ предметомъ практическаго законодательства гораздо раньше, чмъ онъ сдлался предметомъ экономической теоріи на Запад. Въ виду этого обстоятельства, исторія аграрной политики въ Россіи иметъ животрепещущій интересъ далеко не для одного только узкаго круга спеціалистовъ. Вотъ почему мы считаемъ нелишнимъ обратить вниманіе читателей Русской Мысли на только что появившуюся книгу В. Е. Якушкина, посвященную этой въ высшей степени интересной тем. Какъ видно будетъ изъ дальнйшаго изложенія, мы не можемъ согласиться съ авторомъ въ самыхъ основныхъ его выводахъ, и думаемъ воспользоваться этимъ разногласіемъ, чтобы обновить въ памяти читателей нкоторые факты, ускользающіе иногда даже отъ вниманія изслдователя, спеціально посвятившаго себя ихъ изученію.
Въ результат своей работы В. Е. Якушкинъ пришелъ къ слдующему выводу о значеніи нашей поземельной политики прошлаго вка: ‘Русская поземельная политика въ XVIII в. выражается, главнымъ образомъ, въ двухъ направленіяхъ: во-первыхъ, правительство постоянно ограничиваетъ право частнаго землевладнія ради общественныхъ-интересовъ, во-вторыхъ, оно внимательно заботится о поземельномъ надл крестьянина’ {Первый изъ тезисовъ, представленныхъ при защит диссертаціи въ Московскомъ, университет. Ср. также стр. 3.}.
Соотвтственно этому выводу и самая книга В. Е. Якушкина длится на дв половины, имющія въ глазахъ самого автора далеко не одинаковыя достоинства. Содержаніе первой половины, касающееся ограниченій права частнаго землевладнія, уже исчерпано въ классическомъ сочиненіи Неволина, насколько его можно было исчерпать по Полному Собранію Законовъ, остающемуся и у В. Е. Якушкина единственнымъ источникомъ. Этой первой части книги мы совсмъ не будемъ касаться, тмъ боле, что проявленія ‘поземельной политики’, въ ней изложенныя, не имютъ никакого отношенія къ ‘аграрной (т.-е. земледльческой) политик’, въ собственномъ смысл. Авторъ, правда, употребляетъ оба термина безразлично (стр. 3, 195), но,— какъ самъ онъ призналъ на диспут,— это есть слдствіе простой небрежности. Аграрной политик въ собственномъ смысл посвящена вторая половина книги: центральнымъ вопросомъ этой половины является вопросъ о поземельномъ надл, который представляется у автора и главною задачей русской аграрной политики. На этой-то второй части мы и остановимся исключительно въ настоящей стать, но, прежде всего, отмтимъ одну черту, свойственную обимъ частямъ, и составляющую, по нашему мннію, главный недостатокъ разсматриваемаго сочиненія. Врядъ ли можно спорить противъ того, что — въ любой стран, въ любое время — изучать ‘поземельную политику’ вообще значитъ изучать нчто несуществующее: предметы поземельной политики (категорій земельной собственности-лсъ, ископаемыя богатства, дороги и рки, городская земля, сельская земля — настолько разнообразны, что каждый изъ нихъ всегда требовалъ особой политики, обобщая эти разные виды поземельной политики, мы останемся, въ конц-концовъ, только съ тмъ содержаніемъ, которое заключается въ самомъ понятіи ‘поземельной политики’, т.-е. съ одною идеей государственнаго вмшательства. Естественно, что при этомъ условіи изученіе поземельной политики вообще — не ведетъ ни къ чему другому, кром безпрестаннаго повторенія одной и той же основной мысли при каждомъ конкретномъ случа, примрно по слдующей схем: ‘въ инструкціи оберъ-вальдмейстеру… мы находимъ такое постановленіе: въ которыхъ губерніяхъ лсу не обртается… то велть заводить вновь и сять помщикамъ…, такимъ образомъ, тутъ на частныхъ землевладльцевъ возлагается новая обязанность: разводить лса — новое стсненіе правъ частнаго землевладнія, но имя государственныхъ, общихъ интересовъ’ (стр. 18—19), иди: ‘не мало распоряженій встрчается объ обязательномъ устройств по ркамъ бечевниковъ (слдуетъ перечисленіе)…, подобные случаи опять-таки представляютъ примненіе того же основнаго принципа: государство во имя того или другаго общественнаго интереса ограничиваетъ права частнаго землевладнія’ (стр. 52—53), или: ‘обязательное поселеніе и постройка домовъ въ Петербург… для насъ интересны еще тмъ, что тутъ государство налагаетъ. извстную повинность… т.-е. тутъ опять допущено въ нкоторомъ отношеніи стсненіе правъ частнаго землевладнія для государственныхъ цлей’ (стр. 63 и passim). Правда, авторъ пытается иногда ввести въ характеристику поземельной политики и боле конкретныя черты, но тутъ и оказывается неудобство его постановки вопроса: несомннно, наприм., что въ. горномъ и лсномъ законодательств государственное вмшательство ослаблялось къ концу вка, но удобно ли, имя въ виду эти факты, утверждать вслдъ за авторомъ, что при Петр I государство ясне сознавало свои государственныя задачи, чмъ при Екатерин II? Мы увидимъ, напротивъ, что при Екатерин совершился такой прогрессъ въ развитіи государственнаго вмшательства въ аграрную политику, что отмна лсныхъ и горныхъ законовъ Петра, и безъ того недйствительныхъ, теряетъ при сравненіи всякое значеніе.
Такое же обезличеніе, какое мы видимъ относительно понятія ‘поземельной политики’, производитъ авторъ во второй части книги и съ понятіемъ поземельнаго надла’. Подъ надломъ онъ не разуметъ надла однихъ помщичьихъ крестьянъ, даже вообще не разуметъ одного только крестьянскаго надла, а уподобляетъ надлъ крестьянскій XVIII в. надлу служилому XVII в. и устанавливаетъ даже между ними извстное преемство: именно, въ XVII в. государство платило войску землей, а въ XVIII в. стало платить деньгами, почему земля и понадобилась для обезпеченія уже не службы, а денежныхъ средствъ: отсюда забота о надл служиломъ замнилась заботой о надл крестьянскомъ. Достаточно небольшаго размышленія, чтобъ понять неудобства этой схемы. Земля, розданная служилому сословію въ предъидущіе вка, не вернулась къ государству и не могла быть употреблена имъ для другихъ надобностей, напротивъ, правительство роздало въ XVIII в. тому же классу вновь огромное количество земель, когда въ этомъ не было никакой государственной надобности. Съ другой стороны, государство и въ XVII в. столько же нуждалось въ служб, сколько въ деньгахъ, и эти деньги платилъ тотъ же ‘главный плательщикъ — крестьянинъ-земледлецъ’ (стр. 171), было бы неправильно думать, что стараніе ‘возможно полне обезпечить себ исправное поступленіе денежныхъ средствъ’ явилось только въ XVIII в. (стр. 81). Земли, обезпечивавшія содержаніе служилаго сословія, не избавлялись этимъ отъ уплаты государственныхъ податей, населеніе служилыхъ земель было вмст и тяглымъ, снявши съ служилыхъ людей обязанность службы, правительство не замнило ея никакимъ новымъ источникомъ дохода спеціально съ помщичьихъ крестьянъ.. Такимъ образомъ, между распоряженіями землей съ цлью обезпечить службу и распоряженіями ею же съ цлью обезпечить доходы нельзя установить никакого реальнаго преемства: и въ XVII, и въ XVIII вв. извстный процентъ земель одинаково остается въ рукахъ служилаго сословія (и даже увеличивается), и въ XVII, и въ XVIII вв. эти земли одинаково несутъ государственные налоги, и въ XVII, и въ XVIII вв. одинаково эти налогиидутъ на покрытіе военныхъ расходовъ, военные расходы, конечно, увеличиваются въ XVIII в., но отнюдь не потому, чтобы правительство перестало обезпечивать служилое сословіе землей.
И такъ, распространеніе понятія ‘надла’ на служилое помстье XVII в. отнюдь не способствуетъ уясненію той роли, которая принадлежитъ ‘надлу’ въ аграрной политик XVIII в. Напротивъ, это обобщеніе понятія ‘надла’ ведетъ къ такому же неудобству, какое, какъ мы видли выше, связано съ понятіемъ ‘поземельной политики’: авторъ остается съ тмъ только содержаніемъ, которое даетъ самое понятіе ‘надла’, на этотъ разъ, впрочемъ, въ томъ конкретномъ смысл, который оно иметъ въ Положеніи 19 февраля, именно въ смысл количества земли, необходимаго для обезпеченія быта и исправной уплаты повинностей. Вс отдльные факты опять являются при этомъ условіи простою иллюстраціей общаго понятія и, нисколько не объясняемые имъ, ничего къ нему не прибавляютъ.
Въ результат, В. Е. Якушинъ оказывается совершенно безсильнымъ объяснить, въ чемъ состояло развитіе вопроса о надл въ теченіе XVIII в. ‘Съ Петра I выдвигается вопросъ о надл крестьянина’, ‘значительно выясняются самыя существенныя стороны дла’ (стр. 198), затмъ, этотъ ‘вопросъ о поземельномъ надл продолжалъ развиваться, и въ межевой инструкціи 1754 г. мы уже находимъ самыя существенныя черты его достаточно выясненными’ (стр. 199), наконецъ, и при Екатерин, хотя ‘это было непослдовательно’ (стр. 201), ‘но, все-таки, въ общемъ, вопросъ объ этомъ надл продолжалъ послдовательно и успшно развиваться и въ принципахъ, и на практик’, и ‘царствованіе Павла… продолжаетъ существенное развитіе принципа крестьянскаго надла’, и, по правд сказать, несмотря на это послдовательное развитіе и выясненіе, мы очень недалеко ушли съ этими опредленіями отъ исходнаго пункта. Въ одномъ мст, правда, мы неожиданно узнаемъ, что ‘вопросъ этотъ (о надленіи сидящихъ на мст государственныхъ крестьянъ) ясно и опредленно выступаетъ въ нашемъ законодательств только въ средин столтія’ (стр. 141), но этотъ случайный проблескъ свта сейчасъ же снова заволакивается общимъ шаблономъ.
Съ своей стороны, вполн признавая, что вопросъ о поземельномъ надл ‘ни въ какомъ другомъ сочиненіи не разсматривается въ такихъ сопоставленіяхъ и съ такой точки зрнія, какъ это длается’ въ разбираемой книг (стр. VII), мы склонны именно эту постановку вопроса считать самымъ существеннымъ недостаткомъ книги В. Е. Якушкина. Въ XVIII в., дйствительно, вопросъ о надл получаетъ широкое и новое значеніе, но, чтобы уяснить это значеніе, необходимо точно опредлить, когда, гд и почему является этотъ новый смыслъ идеи надла. Отвтить на первый и послдній вопросъ: посл и вслдствіе паденія помстной системы,— и обходить вовсе второй вопросъ, совершенно отождествляя смыслъ хлопотъ о надл во всхъ отдлахъ землевладнія, государственнаго и частнаго, по нашему мннію, значитъ не понять всей дйствительной важности вопроса о надл для XVIII в. Мы полагаемъ, дйствительно, что не только нельзя говорить о ‘поземельномъ надл вообще’ (стр. 80), но даже и въ ‘крестьянскомъ’ надл надо различать надлъ крестьянъ помщичьихъ и государственныхъ, отношеніе къ каждому изъ нихъ правительства совершенно неодинаково, и, сливая ихъ вмст, авторъ заразъ и преувеличилъ, и не оцнилъ достаточно значенія аграрной политики XVIII в. Государство XVIII в. еще не настолько сознало свои государственныя задачи, чтобы можно было ожидать отъ него послдовательнаго проведенія идеи общественнаго интереса и послдовательнаго вмшательства во имя этой идеи въ помщичье землевладніе, но оно быстро приближалось къ сознанію своихъ задачъ, расширяя на новыя области сферу своихъ владльческихъ отношеній. Это-то послднее явленіе, широкое проведеніе вотчинныхъ правъ государства въ сфер казеннаго хозяйства, и составляетъ, по нашему мннію, истинный смыслъ аграрной политики XVIII в.
Разсматриваемое съ этой точки зрнія, развитіе вопроса о надл повело къ осуществленію права собственности государства на крестьянскую землю, не находившуюся въ собственности помщиковъ, и къ уничтоженію свободной крестьянской собственности. Въ самомъ дл, ‘надлъ’ предполагаетъ принадлежность земли надляющему, въ данномъ случа государству,— слдовательно, отсутствіе собственности на эту землю, гд есть только собственники, не можетъ быть рчи объ ихъ ‘надленіи’, а разв только о ‘раздл’ ихъ между собой, или объ ихъ коллективной собственности, о ‘дол’ или ‘жеребь’ {Смшеніе понятія ‘надла’ съ понятіемъ ‘собственности’ въ современномъ популярномъ словоупотребленіи вызвано, очевидно, настоящимъ состояніемъ выкупной операціи: ‘пріобртеніемъ крестьянами въ собственность ихъ надла‘ (общее положеніе о кр., 12, полож. о выкуп, 1, 4, 30—38, 156).}.
Естественно поэтому, что ‘надлъ’ появляется впервые (задолго до XVIII в.) по отношенію къ крестьянамъ, сидящимъ на чужой земл, въ сфер вотчиннаго землевладнія, свтскаго и духовнаго, а также и въ тхъ областяхъ казеннаго землевладнія, которыя устраиваются по типу вотчиннаго хозяйства. Въ начал XVIII в. такъ были устроены отношенія казны къ крестьянамъ дворцовымъ и затмъ экономическимъ, переходившимъ, впрочемъ, въ теченіе всей первой половины вка то въ духовное, то въ казенное вдомство. Въ теченіе вка къ этимъ разрядамъ прибавились новые, образовавшіе вмст съ ними званіе ‘государственныхъ крестьянъ’.
Распространеніе вотчинныхъ правъ государства на эти новые разряды собственно и приводитъ впервые къ созданію самой этой общественной группы. Къ началу XVIII в. различные элементы, которыми она осложнилась,— черносошные, однодворцы, старыхъ служебъ служилые люди и др.,— существуютъ еще отдльно, а въ межевой инструкціи 1766 г. уже находимъ распоряженіе о томъ, чтобы, въ случа сожительства въ однихъ и тхъ же селеніяхъ дворцовыхъ и экономическихъ крестьянъ съ однодворцами и служилыми, переводить безразлично, смотря по господствующему характеру селенія, изъ однодворцевъ въ казенные крестьяне и изъ казенныхъ крестьянъ въ однодворцы: ‘какъ они вс состоятъ въ вдомств казенномъ и положены въ единственный окладъ’ {П. С., No 12,669, XIX, 13.}. Дйствительно, впервые объединяетъ эти элементы подушная подать, но одновременно съ ней является и другой окладъ, спеціально связывающій ихъ въ одно цлое, какъ ‘состоящихъ въ вдомств казенномъ’: это именно оброчная подать. Уже 5 февраля 1722 г. находимъ распоряженіе: ‘половниковъ и посошныхъ крестьянъ’ обложить ‘сверхъ осмигривенныхъ денегъ (первоначальный размръ подушной) постольку, какъ помщики получать будутъ съ своихъ крестьянъ’ {П. С., 3,894.}, 7 мая того же года и однодворцы были обложены особымъ сборомъ на ландмилицію, кром подушнаго, и сборъ этотъ тоже уподобленъ оброку, который ‘крестьяне дворцовые во дворецъ, а прочіе своимъ вотчинникамъ платятъ’ {П. С., 3,994.}. Дальнйшими распоряженіями сборъ этотъ былъ фиксированъ въ размр четырехъ гривенъ и распространенъ на вс разряды государственныхъ крестьянъ, ‘которые не за помщиками и положены въ подушный окладъ’. Такъ явилась оброчная подать, поставившая государственныхъ крестьянъ въ то же отношеніе къ правительству, въ которомъ стояли относительно своихъ господъ помщичьи крестьяне, т.-е. въ отношеніе пользователя къ собственнику {Дальнйшую исторію оброчной подати до нашего времени см. въ очень интересныхъ статьяхъ Л. В. Ходскаго: Очеркъ развитія поземельныхъ отношеній бывшихъ государственныхъ крестьянъ (Русская Мысль 1889 г., кн. XI и XII).}.
Признанное, такимъ образомъ, право казны на землю государственныхъ крестьянъ соотвтствовало всегдашней теоріи Московскаго государства, но стало въ рзкое противорчіе съ существовавшею дйствительностью. И черносошные, и однодворцы въ дйствительности владли землей на правахъ полной собственности. Правда, попытки ограничить распоряженіе ею были еще въ XVII в., но само правительство признавало существующія отношенія, по которымъ продажа, залогъ etc. этихъ земель совершались вполн свободно какъ между собою, такъ и членамъ другихъ сословій. Относительно однодворцевъ, въ такомъ вполн личномъ характер владнія нтъ возможности усомниться, относительно черносошныхъ, при несомннности факта, существуетъ еще колебаніе въ терминологіи. Работы г-жи А. Я. Ефименко {Крестьянское землевладніе на крайнемъ свер, сперва печатавшееся въ Русск. Мысли, потомъ перепечатанное въ Изслдованіяхъ народной жизни. Москва, 1884 г.} и В. И. Семевскаго {См. Русск. Стар. 1879 г., январь — іюнь, весьма богатыя содержаніемъ статьи В. И. Семевскаго: О казенныхъ крестьянахъ при Екатерин II, составленныя на основаніи крестьянскихъ наказовъ въ коммиссію уложенія, хранящихся въ архив II отд. Собственной Его Величества канцеляріи. Весьма немногія изъ нихъ, которыя были читаны на первыхъ засданіяхъ коммиссіи, изложены въ Сб. Ист. Общ., т. IV. Дале, при ссылкахъ на статьи В. И. Семевскаго, мы будемъ цитировать только No Русск. Стар. 1879 г. (I—VI) и страницу.} показали достаточно ясно, что общины современнаго типа не существовало среди черносошныхъ до начала ныншняго столтія, но г-жа Ефименко не считаетъ ихъ владнія и владніемъ подворнымъ и предлагаетъ терминъ ‘долеваго’, а В. И. Семевскій продолжаетъ называть эту форму землевладнія — общиной особаго типа. Несомннно, во всякомъ случа, что это — чрезполосное владніе на правахъ полной собственности и безъ передловъ {Выводя долевое владніе изъ семейнаго, г-жа Ефименко считаетъ передлы его естественною принадлежностью, но и по ея мннію, къ XVIII в. передловъ уже не существовало. Въ этомъ вид форма землевладнія, описываемая г-жей Ефименко, ничмъ не отличается отъ порядковъ ‘четвертнаго’ владнія, сохранившихся донын и много разъ описывавшихся въ работахъ нашихъ земскихъ статистиковъ, послдніе никогда не смшиваютъ ее съ общинной.}.
Результатомъ свободы отчужденія явилось и среди черносошныхъ, и среди однодворцевъ крайнее неравенство участковъ: ‘одинъ иметъ земли со излишествомъ, а другой съ недостаткомъ’ {Докладъ Козьмина императриц 1765 г., Сем. I, 17.}. Кулаческіе элементы проникли въ деревню, скупили крестьянскіе и служилые жеребьи, обезземеливъ массу однодворцевъ на юг и превративъ массу черносошныхъ крестьянъ въ своихъ половниковъ на свер, пользуясь своею силой, они переложили при этомъ непропорціональную часть государственныхъ платежей на малоземельныхъ, этимъ подвергли опасности исправную уплату податей и привели крестьянское владніе въ состояніе крайней задолженности, разршавшееся опять-таки потерей земли. Подушная подать нисколько не обезпечивала равенства платежа, напротивъ, тамъ, гд она, дйствительно, платилась съ ревизскихъ душъ (въ томъ числ умершихъ и неспособныхъ къ работ), она мшала уравненію платежа соотвтственно дйствительной хозяйственной сил семей, и естественно, что при режим частной собственности оставался только одинъ способъ уравненія платежа: продажа земли съ цлью отъ него избавиться. Каргопольскимъ крестьянамъ казалось совершенно естественнымъ при этихъ условіяхъ, чтобы т крестьяне, ‘которые несостоятельны ко владнію земельными своими участками, а, слдовательно, и къ платежу подушныхъ денегъ’, продавали свои участки боле состоятельнымъ съ переводомъ на нихъ и подушной {Сб. И. Общ., IV, 72, Сем. I, 19, 20.}, и хорошо еще, если можно было продать участокъ, а то приходилось просто броситъ его {П. С., 13,590, 6.}. Конечно, эта невозможность удержать землю въ своихъ рукахъ не означаетъ ненадобности въ ней, тотъ же продавецъ садится на землю, уже чужую, и становится половникомъ. Велико-устюжскій депутатъ Андрей Плотниковъ, типъ умнаго кулака, съ наивнымъ цинизмомъ раскрываетъ, эту сторону дла: ‘Говорятъ, что мы, купцы, отняли у половниковъ земли и покосы, что имъ нечмъ существовать, но для кого же накупили мы такое ‘множество земли?’ — очевидно, не для того, чтобъ сдавать на оброкъ за ничтожную плату, все для тхъ же половниковъ, чтобъ они не имли ни въ чемъ недостатка, принявъ ихъ на свои земли, мы тмъ ‘показали о нихъ сожалніе, желая тмъ прославить свое отечество’ {Сб. Ист. Общ., VIII, 384—391.}. Такія же явленія видимъ и среди однодворцевъ {Сем., IV, 633-638, V, 43.}.
Тамъ, гд казна хозяйничала совершенно на положеніи вотчинника, на дворцовыхъ и экономическихъ земляхъ, она, конечно, должна была найти другой исходъ изъ этого положенія. Въ масс случаевъ, даже разверстка по ревизскимъ душамъ была уже ‘уравненіемъ’, но казна не остановилась на душевой разверстк: ‘наставленіе экономическимъ правленіямъ’ 1771 г. уже распорядилось, именно въ виду возможности подобныхъ послдствій неравномрности обложенія, ‘раздленіе земель и взысканіе податей длать уже не съ душъ, а съ тяглъ’ {П. С., 13,590, 6.}, и распоряженіе это, несомннно, приводилось въ исполненіе {См. Сем. II, 249: Предписаніе директора экономіи Арханг. намстничества. Случаи разверстки по душамъ см. у В. Е. Якушкина, приложеніе XXV. О преобладаніи у помщичьихъ крестьянъ тягловой разверстки см. Семевскій: ‘Крестьяне въ царствованіе Екатерины II’, стр. 95 и сл.}. Воронежскій депутатъ отъ дворянства, Титовъ, предлагалъ тотъ же порядокъ раскладки примнять во всхъ селеніяхъ черносошныхъ и ясачныхъ крестьянъ, то же предлагалъ въ 1765 г. Екатерин и Козьминъ, совтовавшій предписать черносошнымъ ‘длить имъ земли и раздавать въ волостяхъ недостаточнымъ равномрно, такъ какъ и помщики своихъ крестьянъ по числу людей, кто что снести можетъ, уравниваютъ {Сб. Ист. Общ., IV, 85, Сем. I, 18, см. еще Сем. I, 15.}. Наконецъ, въ коммиссіи 1767 г. курскій директоръ экономіи предлагалъ распространить тотъ же порядокъ передла и на однодворцевъ: ‘настоитъ не малая надобность,— заявлялъ онъ,— чтобы между людьми сего рода послдовало во владніи земель уравненіе, на подобіе дворцовыхъ, экономическихъ и прочихъ всхъ государственныхъ крестьянъ, длящихъ земли въ дачахъ селеній своихъ, въ каждомъ особо, поровну’ {Сем. V, 42.}.
Такимъ образомъ, выходъ изъ описаннаго положенія подсказывался существующими вотчинными порядками: на этой-то почв помщичьяго, дворцоваго и экономическаго хозяйства давно уже сложился типъ современнаго общиннаго землевладнія съ его передлами и тягловою или, по крайней мр, душевою раскладкой, и теперь перенести этотъ типъ съ земель, завдывавшихся казной на вотчинномъ начал, на земли, сохранявшія еще пока порядки частной собственности — такъ опредляется основная задача аграрной политики, выяснившаяся къ середин XVIII в. Коммиссія, посланная для усмиренія волненій олонецкихъ черносошныхъ, приписанныхъ къ заводамъ, формулировала эту задачу вполн сознательно: ‘между крестьяны земли и вс угодья, смшавъ, раздлить порядочно на тяглы по душамъ и но имуществу, и съ того уже быть… раскладомъ подушнаго платежа…’, прирзки и отрзки тяголъ и участковъ ‘предоставить на общее самихъ же ихъ мірское уравненіе…’, ‘родословія и наслдства ихъ отршить, продажи, заклады, мны и покупки уничтожить’ {Сем. I, 21.}.
Первый шагъ на этомъ пути, дйствительно, долженъ былъ состоять въ запрещеніи мобилизаціи крестьянской и мелкой служилой собственности. Но, несмотря на вс указы (1727, 1751 гг.) и распоряженія межевыхъ инструкцій, и этого перваго шага не удалось вполн осуществить въ XVIII в. {Сем. I, 18—19, III, 380—381, IV, 630, Ефименко, 335—342, утвержденіе г-жи Ефименко, что удалось отобрать, по крайней мр, черносошныя земли у скупившихъ ихъ посадскихъ, опровергается фактами. Ср. Сем. III, 394.}. Однако же, правительство постоянно имло въ виду и послднюю цль — уравнительный передлъ, и не разъ высказывало ее {Наприм., въ межев. инстр. 1754 г., XXIII, 1, не имвшей, впрочемъ, никакого дйствія, предписывается однодворцамъ — ‘длить имъ землю для содержанія себя по пропорціи’, по всему видно, что въ это время имли еще весьма смутныя представленія о дйствительномъ положеніи длъ и о препятствіяхъ, съ которыми придется |встртиться. Въ инструкціи 1766 г. та же цль высказывается уже только косвенно,— отмежеваніемъ земель однодворцевъ одного селенія въ одну общую межу (XIX, 1, 2), прирзкой оброчныхъ земель ко всему селенію (XXI, 5) и т. п.}, но окончательно достигнута эта цль была уже въ XIX в.: на свер не ране 1830 г., а среди однодворцевъ — мало-по-малу, или по добровольному ршенію однодворческихъ селеній, или по судебному приговору, при случа возникавшихъ среди нихъ споровъ о земляхъ, причемъ приговоръ всегда былъ одинъ и тотъ же: ‘помстныя земли разверстать уравнительно по числу душъ’. Особенно многочисленны были передлы посл учрежденія мин. госуд. имуществъ въ 1839—40 гг. и дале до 1850 г. Къ 1851 году 452,508 сохраняли еще частное (‘четвертное’) владніе, а 533,201 душа перешли уже отъ частнаго владнія къ общинному’ {Я. Соловьевъ: ‘О поземельномъ владніи въ Россіи’, ст. 2-я, Отеч. Зап. 1858 г., No 2, 623—4. Сборн. стат. свд. по Обоян. у. II, 1—3, по Самар. губ. (Ставропол. у.) II, 60, по Курск. губ. I (Кур. у.), 60, въ Сб. по Тамбов. губ. II (Козл. у.), 46, находимъ слдующее сообщеніе: ‘Крестьяне говорятъ, что перешли къ душевому владнію отъ четвертнаго еще въ прошломъ столтіи, въ эпоху генеральнаго межеванія, или въ двадцатыхъ годахъ ныншняго столтія, когда тоже было у нихъ по такому случаю особое межеваніе земель’. Не смшалось ли тутъ въ памяти крестьянъ генеральное межеваніе конца прошлаго вка съ полюбовнымъ спеціальнымъ межеваніемъ (посл 1836 г.)?}.
И такъ, вотъ та основная тенденція нашей аграрной политики XVIII в., которая кажется намъ самымъ существеннымъ ея содержаніемъ: она состоитъ сперва въ невольномъ, а затмъ и въ намренномъ перенесеніи на свободную земельную собственность плательщиковъ подушной подати того взгляда, который сложился въ сфер ближе знакомаго правительству вотчиннаго землевладнія центральной Россіи. Самое яркое проявленіе этого взгляда — оброчная подать, самое важное его послдствіе — постепенное установленіе среди государственныхъ крестьянъ типа современной общины съ передлами и съ уравнительнымъ надломъ. Какъ же смотритъ на дло В. Е. Якушкинъ?
Объ оброчной подати онъ не упоминаетъ вовсе, происхожденіе крестьянской общины (вообще) изъ аграрной политики онъ отвергаетъ мимоходомъ въ примчаніи (стр. 158), но тутъ же выражаетъ согласіе съ взглядомъ г-жи Ефименко (‘другое дло признать, что фискальныя распоряженія правительства въ XVIII в. распространили и укрпили сельскую общину, примръ чего ясно описанъ въ статьяхъ г-жи А. Я. Ефименко’), а г-жа Ефименко именно и доказала происхожденіе современной общины у черносошныхъ крестьянъ изъ аграрной политики прошлаго вка, статьи В. И. Семевскаго также ему извстны, но не оказали никакого вліянія на его изложеніе, кром сказаннаго примчанія, онъ хранитъ полное молчаніе объ изложенныхъ задачахъ аграрной политики. Вмсто того, онъ изучаетъ историческую постановку вопроса о надл, но, какъ мы видли, вопросъ о надл выросъ, получилъ общее значеніе на этой, незатронутой имъ почв: хлопоты о надл есть, съ одной стороны, одно изъ послдствій разсмотрннаго направленія аграрной политики, а съ другой стороны — главная цль ея, но и какъ цль, и какъ послдствіе, ихъ нельзя разсматривать вн связи съ этою политикой въ ея совокупности безъ риска потерять представленіе объ ихъ смысл. Что В. Е. Якушкинъ испыталъ на себ опасныя послдствія такой отвлеченной постановки темы, видно уже изъ того, что въ вопрос о надл его интересуетъ преимущественно размръ надла, имвшій совершенно частное значеніе для прошлаго вка. Это направленіе интереса автора вскрываетъ намъ ту почву, на которой онъ заинтересовался вопросомъ о надл и на которой, дйствительно, вопросъ о размр надла имлъ первостепенное значеніе: на почв освобожденія помщичьихъ крестьянъ. В. Е. Якушкинъ не разъ предостерегаетъ изслдователей противъ съуженія понятія надла до его значенія во время эмансипаціи, но, вводя самъ, какъ мы видли, особое, спеціально ему свойственное и отвлеченное понятіе надла, онъ забываетъ его освободить отъ нкоторыхъ конкретныхъ чертъ, имющихъ значеніе только относительно надла помщичьихъ крестьянъ. Такъ, онъ полагаетъ, что теоретическое обсужденіе крестьянскаго вопроса въ XVIII в., имвшее въ виду, по его собственному признанію, почти исключительно помщичьихъ крестьянъ, тмъ не мене, вполн гармонировало съ основными задачами аграрной политики XVIII в., между тмъ, главный результатъ этого обсужденія, признаніе необходимости крестьянской собственности, прямо противорчитъ основной задач аграрной политики XVIII в.,— уничтоженію крестьянской собственности. Такъ и вопросъ о размрахъ надла иметъ первостепенную важность по отношенію къ помщичьимъ крестьянамъ: понятно, что тутъ было необходимо опредлить minimum надла въ виду предстоящаго длежа, но на земл казенной, гд достаточное обезпеченіе землей было одинаково въ интерес казны и крестьянина, вопросъ о размр надла былъ ршенъ, какъ только казн удалось превратить наслдственный участокъ въ общественный надлъ, въ масс случаевъ этотъ вопросъ долженъ былъ ршиться уравнительнымъ передломъ земли и, слдовательно, не было нужды ставить его особо. Самостоятельное значеніе онъ получалъ тогда, когда и посл уравненія надлъ оказывался или слишкомъ малъ, или слишкомъ великъ. Если надлъ былъ слишкомъ малъ, казна пускала свои оброчныя земли въ прирзку. Роль ихъ не ограничивалась тмъ, что изъ нихъ дополнялась недостающая до нормы надла земля {Ср. межев. инстр. 1766 г., XXXII, 9.}, прирзка ихъ въ качеств общественныхъ земель къ деревенскимъ землямъ, находившимся въ частной собственности, не мало содйствовала укрпленію среди самаго населенія мысли объ обращеніи и послднихъ въ общественное пользованіе {Ср. А. Я. Ефименко, стр. 320—324.}. Не уяснивъ себ, что принципъ надла былъ принципомъ революціоннымъ по отношенію къ дйствительному положенію свободной крестьянской собственности, В. Е. Якушкинъ не замчаетъ и этого значенія оброчныхъ земель. Но еще боле гршитъ авторъ тмъ, что законодательство о надл постоянно толкуетъ исключительно въ этомъ первомъ смысл обезпеченія недостаточныхъ. На дл это далеко не такъ. Любопытно, что законодательство особенно тщательно регулируетъ размръ нормальнаго надла, какъ скоро дло касается юга, т.-е. однодворцевъ, пахотныхъ солдатъ и т. д., когда же рчь заходитъ о свер, законодательство большею частью молчитъ о норм надла. Почему это? Полагаемъ, потому, что на юг вопросъ о размрахъ надла гораздо непосредственне затрогиваетъ казенные интересы и иметъ совсмъ другое значеніе, чмъ на свер. На свер удобныхъ земель для пашни очень мало и новыя приходится добывать путемъ расчистки лса подъ пашню, и теперь, и въ XVIII в. сверный крестьянинъ очень неохотно шелъ на эту расчистку: ‘у него,— говоритъ уже извстный намъ Андрей Плотниковъ,— ежели до тридцати душъ умножится, то онъ живетъ на прежней своей пашн и претерпваетъ недостатокъ въ хлб, но ежели голодъ его терпніе уже преодолвать начнетъ, тогда распускаетъ онъ свою семью по разнымъ мстамъ на работы, но чтобы приступить къ трудамъ, дабы сдлать изъ лсныхъ или болотистыхъ мстъ пашню, на сіе устремиться никогда онъ не восхощетъ’ {Сб. П. С., VIII, 394. Этотъ враждебный крестьянству отзывъ совершенно подтверждается тмъ, что говоритъ знакомая съ настоящимъ положеніемъ мстности г-жа Ефименко, стр. 199—202.}. При этихъ условіяхъ, несмотря на обиліе казенной земли, которая и теперь составляетъ 99,6% всей площади Арх. губ., надлять было не изъ чего, кром многоземельныхъ крестьянскихъ и отошедшихъ къ купечеству участковъ, пущенныхъ въ передлъ, или же изъ оброчныхъ земель, при этихъ условіяхъ и настаивать на общей норм надла для свера было не совсмъ удобно {О неудачной попытк директора экономіи заставить крестьянъ ‘общими силами расчистить такое земли количество, какое по измренію нужно будетъ для снабженія какъ недостаточныхъ, такъ и вовсе не имющихъ земли крестьянъ полною всхъ угодій пропорціей’,— см. у А. Я. Ефименко стр. 333—4.}. Другое дло на юг, въ стран ‘дикаго поля’ и ‘порозжихъ земель’: тамъ, во-первыхъ, недостаточности надла легко было помочь путемъ прирзки или переселенія, по тамъ, при опредленіи нормы надла, дло шло совсмъ не о его недостаточности: рядомъ съ безземельными однодворцами видимъ пустыя земли, на которыя правительство радо посадить однодворцевъ, если только они захотятъ {См. въ книг В. Е. Якушина стр. 104.}. Опредляя по 15 дес. на душу (или 60 на дворъ), правительство заботилось не столько о томъ, чтобъ однодворцы имли не мене этого, сколько о томъ, чтобъ они не захватывали боле. При первоначальномъ поселеніи служилыхъ людей на окраин, дйствительно, ихъ владнія опредлялись очень широкими и неопредленными указаніями: какая-нибудь рка, со всми рчками, которыя въ нее впали, отъ верховья до вершины — вотъ зачастую и все опредленіе. Поздне, по мр появленія новаго населенія, имъ отмриваются боле точныя дачи, ‘примрныя’, то-есть оказавшіяся по измренію лишними, земли пока оставляются за старыми владльцами, но придетъ время, когда и он понадобятся. Если однодворцы,— говорилъ въ коммиссіи 1767 г. извстный историкъ кн. Щербатовъ,— считаютъ правомъ своимъ глазомрный отводъ, то право это не иметъ никакого основанія, ибо поселяющимся на пустыхъ мстахъ людямъ дается земля безъ мры, но при умноженіи народонаселенія количество это должно ограничиваться, что нын и длается’ {Сб. П. С., IV, 96.}. И дйствительно, въ межевой инструкціи 1766 г. находимъ совершенно т же соображенія {XXV, 6, cp. XXXII, 5.}: ‘Какъ по древнимъ писцовымъ книгамъ на основаніи тогдашняго въ имперіи нашей многихъ пустыхъ и незаселенныхъ мстъ положенія нкоторымъ помщикамъ въ дачи пріурочены и въ мр владнія ихъ написаны бортныя ухожья, бобровые гоны, всякія звриныя, рыбныя ловли’ etc… ‘таковые промыслы подлежатъ каждому изъ нихъ… до тхъ поръ только, пока по полезнйшему государственному положенію таковыя земли востребуются на настоящее ихъ заселеніе’. Какъ извстно, межевая инструкція 1766 г. не задается цлями редукціи, но она и не упускаетъ случаевъ къ такой редукціи. Цль нарзки 15-ти десятиннаго надла, отводимаго, впрочемъ, только тогда, когда нтъ опредленной мры владнія или документовъ на него, высказана въ инструкціи ясно: ‘оставя имъ сію только пропорцію, затмъ всю излишнюю землю изъ ихъ владнія отрзать къ государственнымъ землямъ’ {XIII, 4-6, XIV, 10, 12, XIX, 2, XXII, 14, XXV, 3, XXXI, 4-5. Ср. также Сб. стат. свд. по Обоян. у. II, 6.}. Такъ понимаютъ дло и подвергающіеся операціи надленія. Они не только не чувствуютъ удовольствія по поводу надленія ихъ установленною нормой, но прямо жалуются. ‘Такое количество,— заявляютъ пахотные солдаты гор. Сызрани,— они считаютъ недостаточнымъ (т.-е. 60 дес. на дворъ), ибо въ прежнее время предкамъ ихъ за ихъ службы пожаловано было земли на человка по 20 и по 30 четв. въ каждомъ пол’ {Сб. Ист. Общ., IV, 94.}. Черносошные крестьяне гор. Петровска (Симбир. пров.) жалуются также на недостаточность этой нормы, доказывая, что 15 дес. на душу имъ совершенно недостаточно при переложной систем {Сем. I, 27. О распространенности въ Московской украйн переложнаго хозяйства см. статью А. Блевскаго въ Юрид. Встн. 1888 г., сент., стр. 87—90. Выводъ о значительности размровъ украинскаго землевладнія основанъ здсь, однако, на неврномъ перевод ‘четвертной’ мры на десятинную, причемъ четверть приравнена двумъ десятинамъ, тогда какъ равняется 1/2 дес. въ одномъ пол.}. Тотъ же протестъ слышимъ отъ однодворцевъ Одоевскаго узда, отъ однодворцевъ Тамбовской провинціи, депутатъ тамбовскихъ однодворцевъ пытался въ коммиссіи даже перетолковать относящуюся къ надленію статью межевой инструкціи {Сем. VI, 35—36, Сб. Ист. Общ., IV, 98.}.
Такимъ образомъ, аграрная политика XVIII в. искала земельнаго обезпеченія крестьянства не столько въ установленіи нормы надла, сколько въ уравнительномъ передл. Установленіе же нормы надла въ 15 дес. имло въ виду не minimum, а maximum, боле котораго правительство не считало нужнымъ отдавать изъ казенныхъ земель, излишекъ оно обращало въ казну, осуществляя, такимъ образомъ, притязанія казны на земли, досел считавшіяся частною собственностью. Въ этомъ смысл можно сказать, что и опредленіе (максимальнаго) размра надла было дальнйшимъ развитіемъ того же основнаго принципа, въ силу котораго верховнымъ собственникомъ земли было государство.
Но, говорятъ намъ, правительство заботилось о размр надла и тамъ, гд оно не было собственникомъ, именно на помщичьихъ земляхъ. Дйствительно, если бы можно было доказать это, тогда все наше представленіе объ аграрной политик XVIII в., о ея мотивахъ и цляхъ должно было бы существенно измниться. Но доказать это невозможно, тогда какъ противуположное ясно а priori. Прежде всего, приступая къ разбору аргументовъ В. Е. Якушкина, замтимъ нкоторую неясность въ самой постановк вопроса. Разсматриваетъ ли онъ, говоря о надл помщичьихъ крестьянъ, вопросъ юридическій или экономическій? -есть: слдитъ ли онъ за выдленіемъ среди помщичьихъ земель части, которая бы находилась въ неотъемлемомъ пользованіи крестьянина? Но такой части юридически не существовало даже въ моментъ освобожденія. А, между тмъ, В. Е. Якушкинъ начинаетъ главу о надл помщичьихъ крестьянъ именно доказательствами, что такое выдленіе въ закон существовало. Доказательства приводятся слдующія (стр. 171): 1) при отдач доносителю утаенныхъ владльцемъ душъ, первому отдается и часть земли, ‘что на нихъ принадлежитъ:’. Процитируемъ самый текстъ указа, отмчая курсивомъ мста, у В. Е. Якушкина опущенныя: ‘ка оныхъ (т.-е. утаенныхъ) противъ ихъ числа выдля всей той деревни, въ которой явится утайка, изъ дачъ земли равную часть, что на нихъ принадлежитъ по размру‘ и т. д., отдать доносителю, такимъ образомъ, ясно, что выдляемая часть земли не состояла въ неотъемлемомъ пользованіи утаенныхъ крестьянъ, а вновь выдляется на основаніи ариметическаго разсчета, именно пропорціонально числу душъ и общему количеству деревенскихъ дачъ, 2) ‘въ межевой инструкціи 1754 г. крпостная земля однодворцевъ представляется неотъемлемою отъ ихъ половниковъ’. Дйствительно, межевая инструкція опредляетъ, что, при продаж однодворческихъ половниковъ, земля должна отходить вмст съ ними къ покупателю, но надо знать, что такое эти однодворческіе половники: это крестьяне, пріобртенные однодворцами еще въ то время, когда послдніе были служилыми людьми, и поселенные въ ихъ старыхъ ‘вотчинахъ’, теперь, когда однодворцы попали въ крестьянство, а ихъ земли перестали быть вотчинами и превратились въ глазахъ правительства въ казенную собственность, понятно, что владть населенными имніями имъ не приходилось: ‘впредь имъ, однодворцамъ, земель и крестьянъ не покупать, кром собственныхъ ихъ однодворческихъ земель, въ разсужденіи таковомъ, что они по (т.-е. пропорціонально) владнію своей земли и по достатку и подушныя деньги должны будутъ платить равномрно, какъ и государственные крестьяне’. На этихъ основаніяхъ межевая инструкція попыталась создать изъ оставшихся у однодворцевъ крестьянъ особый разрядъ ‘однодворческихъ половниковъ’, обложивъ ихъ тмъ же окладомъ, какъ и самихъ однодворцевъ, и обязавъ однодворцевъ уплачивать этотъ окладъ подъ угрозой отнятія у нихъ крестьянъ въ случа неаккуратной уплаты. Какъ видимъ, положеніе этихъ крестьянъ оказалось исключительнымъ и, притомъ, не по отношенію къ своихъ землямъ, а по отношенію къ хозяевамъ: законъ не создавалъ неотчуждаемаго надла для половниковъ, а уничтожалъ собственность однодворцевъ на населенныя половниками земли, 3) въ эстляндскихъ {Собств. эзельскихъ, т.-е. лифляндскихъ, см. П. С., 12,333.} мызахъ въ 1765 г. велно крестьянъ описывать отдльно. Но извстно, что въ Лифляндіи и Эстляндіи это раздленіе земель на барскую (Hofsland) и крестьянскую (Gehorchsland, Bauerpachtland), дйствительно, существовало, только этотъ фактъ не относится къ исторіи русскаго крестьянства, 4) то же слдуетъ сказать и относительно правилъ о командорскихъ имніяхъ 1797 г., вводившихъ къ намъ нерусскіе порядки и, притомъ, относящихся ко времени Павла, когда появляются первыя попытки фиксировать надлъ и повинности. Остальныя доказательства, уже не имющія въ виду юридическаго значенія крестьянскаго надла, также, какъ мы полагаемъ, основаны на недоразумніи. Сюда относятся: во-первыхъ, случаи пожалованія земель для заселенія (или продажа уже заселенной самовольно порозжей земли), когда, дйствительно, иначе какъ извстнымъ размромъ надла на душу нельзя было опредлить величины отводимаго подъ поселеніе участка, ‘указная препорція’ была необходима для того, чтобъ ‘излишняго не продавать’. Указывая, наприм., чтобъ на 100 четвертяхъ было поселено 10 дворовъ, правительство желало обезпечить себя отъ того, чтобы дворяне не потребовали подъ 10 дворовъ 200 четвертей, бояться же, чтобы они не посадили на 100 четв. больше десяти дворовъ и чтобы, такимъ образомъ, помщики сами не обдлили своихъ крестьянъ, т.-е. себя, землею, было, конечно, нечего {П. С., No 4923, 9471. Ср. слд. прим.}. Во-вторыхъ, сюда же относятся распоряженія межевыхъ инструкцій о томъ, какъ опредлять размры прирзки ‘примрныхъ земель’: именно, лишнія земли, обнаружившіяся при межеваніи, а также недленный лсъ распредлялись между сосдними помщиками пропорціонально числу ихъ душъ, В. Е. Якушкинъ и здсь видитъ ‘важный принципъ — надла на душу’, но, очевидно, это былъ только способъ опредлить размръ имнія, причемъ о дйствительныхъ размрахъ крестьянскихъ надловъ у сосдей правительство и не думало справляться, такимъ образомъ, утверждать, что эта прирзка длалась ‘для пополненія душевой пропорціи’ (стр. 176), нтъ никакихъ основаній. Межевая инструкція 1766 года сохранила этотъ способъ опредленія только для тхъ случаевъ, когда неизвстно было количество земли сосднихъ владльцевъ, въ противномъ случа, лишнія земли длились пропорціонально размру имнія, и этимъ еще разъ подтверждается, что число душъ имло тутъ исключительно значеніе счетной единицы. Приведенные дале авторомъ случаи 15-ти десятиннаго надла имютъ то же максимальное значеніе, о которомъ мы говорили выше, правительство отрзываетъ у владльцевъ захваченныя сверхъ максимума земли {П. С., No 9441: ‘кому на 50 дворовъ, тотъ захватилъ земель и людей больше^ нежели на 100 дворовъ, и по сіе время владли неправедно’.}. Исключеніе составляютъ только два случая (стр. 182), относящіеся къ 1798 и 1801 гг., т.-е. опять къ періоду новыхъ вяній.
Такимъ образомъ, мы не находимъ возможнымъ согласиться съ выводомъ автора, что ‘правительство наше въ в. внимательно заботилось о достаточномъ земельномъ надл помщичьихъ крестьянъ, наравн съ государственными поселянами, и въ этой забот оно приносило немаловажныя матеріальныя жертвы’. Единственною политикой правительства относительно надла помщичьихъ крестьянъ, исключая, можетъ быть, послдніе годы столтія, была, какъ мы думаемъ, политика полнйшаго невмшательства.
Разобранными выше частями книги и исчерпывается все то, что самъ авторъ считаетъ оригинальнымъ въ своей работ. Въ общемъ результат работы В. Е. Якушкинъ приходитъ къ заключенію, что ‘XVIII вкъ уже ясно и сознательно выработалъ вс т основные принципы, которые опредляютъ направленіе нашей поземельной политики въ XIX в.’. Сведя аграрную политику XVIII в. (въ ея собственномъ смысл и въ ея типичныхъ для того вка проявленіяхъ) къ мропріятіямъ относительно государственныхъ крестьянъ, мы должны спеціализировать и это заключеніе автора.
Дйствительно, то, что выработала аграрная политика XVIII в. для государственныхъ крестьянъ, не пропало даромъ для нашего времени. Не говоримъ уже о частностяхъ аграрнаго законодательства XVIII в., сохранявшихся еще въ Киселевскомъ устав о благоустройств въ казенныхъ селеніяхъ, но, самое главное, идея принадлежности крестьянской земли казн до сихъ поръ связываетъ развитіе тхъ идей о выкуп и о крестьянской личной собственности, которыя руководили освобожденіемъ помщичьихъ крестьянъ и въ значительной степени испортили результаты освобожденія, съ одной стороны, эта идея продолжаетъ вліять на переходъ подворнаго владнія въ общинное, съ другой стороны, если посл закона 1866 г. о владнныхъ записяхъ {Какъ видно изъ земско-статистическихъ работъ, владнныя записи содйствовали увеличенію мобилизаціи крестьянской собственности.} сохраняется общинное владніе государственныхъ крестьянъ, если даже посл закона 12 іюня 1886 г., переведшаго государственныхъ крестьянъ на выкупъ, остается еще неопредленнымъ, выкупаютъ ли они самую землю въ собственность, или только оброчную подать, и сохраняется возможность послдняго толкованія, если, наконецъ, среди самихъ государственныхъ крестьянъ идея и практика передловъ сохраняется гораздо живе, чмъ у выкупающихъ свои участки помщичьихъ крестьянъ,— то все это есть только продолженіе традицій и дальнйшее осуществленіе идей аграрной политики XVIII в., ставшей, инстинктивно, можетъ быть, на врный путь націонализаціи крестьянской земли.

П. Милюковъ.

‘Русская Мысль’, кн.V, 1890

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека