Очерки по истории русской культуры, Милюков Павел Николаевич, Год: 1895 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 26 минут(ы)

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРІИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.

Проф. И. Н. Милюкова.

(Продолженіе *).

*) См. ‘Міръ Божій’, No 5, май 1895 г.

Очеркъ второй. Экономическій бытъ.

I.
Натуральное и денежное хозяйство.— Характеръ Натуральнаго хозяйства древней Руси.— Эксплуатація зоологическихъ богатствъ.— Истощеніе центра и перенесеніе зоологической эксплуатаціи на окраины.— Медленность перехода къ земледльческой культур.— Экстенсивныя системы древне-русскаго, земледлія.— Постепенное истощеніе почвы въ центр и на окраинахъ.— Причины замедленія перехода къ интенсивнымъ системамъ посл освобожденія крестьянъ.

Въ начал ныншняго столтія на Кузнецкомъ мосту, на самомъ бойкомъ мст, стоялъ большой барскій домъ. Передъ домомъ оставался незастроеннымъ просторный дворъ, по об стороны котораго, также какъ и позади барскаго дома, тянулись многочисленныя барскія службы: людскія, поварня, конюшни и сараи, кладовыя и амбары. Богатый владлецъ дома мало однако же приносилъ дохода московскимъ лавкамъ и магазинамъ, такъ какъ все у него было свое, а не покупное: провизія привозилась ему цлыми обозами изъ крпостныхъ деревень, прислуга была тоже своя, крпостная, и въ составъ ея входили не только лакеи и горничныя, но и кучера, и повара, и даже музыканты и парикмахеръ. Если бы какимъ-нибудь чудомъ вся Москва исчезла съ своего мста, и перестала бы существовать вся Россія, кром крпостныхъ деревень владльца, то въ барскомъ дом на Кузнецкомъ мосту обычная жизнь хозяина съ многочисленными гостями могла бы продолжать свое теченіе, какъ будто нигд и ни чего не измнилось.

Не знаю хорошенько, что именно находится теперь на мст стараго барскаго дома, вроятно, какой-нибудь грандіозный магазинъ, многоэтажная гостинница или банкирская контора. Но что бы тамъ ни находилось теперь, можно наврное сказать, что теперешній хозяинъ, будь это собственникъ дома или содержатель магазина и гостинницы, или квартирантъ послдняго,— уже не могутъ раздлять того философскаго равнодушія, съ какимъ имлъ возможность созерцать окружающее ихъ предшественникъ, владлецъ крпостныхъ деревень. Дло въ томъ, что никто изъ нихъ не можетъ быть сытъ предметами своего имущества,— зданіями, сукнами, лампами и т. д., всмъ имъ приходится, чтобы существовать и пользоваться достаткомъ, обращать свой товаръ въ деньги и деньги опять въ товаръ и такъ дале до безконечности: другими словами, вс они зависятъ отъ покупателя, и вс ихъ предпріятія разсчитаны на боле или мене быстрый обмнъ.

Эта перемна въ центр Москвы представляетъ намъ въ миніатюр то, что случилось на протяженіи, главнымъ образомъ, нашего вка, во всей Россіи, а за много вковъ раньше и въ западной Европ. Везд экономическая жизнь народовъ начиналась съ такъ-называемаго натуральнаго хозяйства, то-есть такого, которое производитъ свои продукты для самого себя и само вс ихъ потребляетъ. Но въ Западной Европ уже при переход ютъ среднихъ вковъ къ новому времени, съ XIV вка началось распаденіе этого натуральнаго хозяйства, и совершилась мало-помалу замна его хозяйствомъ мновымъ, при которомъ каждый производитель производитъ не все для себя нужное, а выбираетъ какуіо-нибудь одну спеціальность, нужную для всхъ, и продукты своей работы, конечно, уже боле совершенные,— обмниваетъ на нужные для себя продукты работы другихъ спеціалистовъ. Это хозяйство называется еще и денежнымъ, такъ какъ деньги служатъ необходимымъ орудіемъ общаго обмна, такъ сказать, общимъ знаменателемъ цнности всхъ отдльныхъ спеціальныхъ работъ, очень трудно сравнимыхъ безъ этого вспомогательнаго средства. Впрочемъ, когда обмнъ правильно и прочно устанавливается, тогда это вспомогательное средство постепенно становится излишнимъ: точне говоря, излишнимъ становится всякій разъ мнять обмниваемые продукты на наличный драгоцнный металлъ,— оказывается достаточнымъ опредлить ту цифру металла, какую иметъ право получить за свой продуктъ владлецъ этого продукта, и дать ему документъ, который бы обезпечивалъ ему полученіе этого количества металла. Такимъ образомъ, деньги постепенно замняются денежными знаками, равноцнность которыхъ съ настоящими деньгами обезпечивается довріемъ къ тмъ учрежденіямъ или лицамъ, которыя даютъ эти знаки.

Вс перечисленныя явленія, свойственныя мновому хозяйству, получаютъ тмъ большее развитіе, чмъ дальше идетъ экономическій ростъ страны, раздленіе труда становится все боле и боле дробнымъ, сложность и быстрота обмна все боле увеличивается, въ результат общественное довріе или кредитъ все боле выростаеть, и все боле расширяются примненія кредита къ различнымъ явленіямъ экономической жизни.

Предъидущій очеркъ долженъ былъ уже подготовить читателя къ тому, что въ исторической жизни Россіи вс эти явленія, сопровождающія экономическій ростъ страны, онъ встртитъ гораздо мене развитыми и весьма запоздалыми сравнительно съ Западной Европой. Обмнъ является, конечно, на самыхъ низшихъ ступеняхъ общественнаго развитія, но, въ общемъ, все наше экономическое прошлое есть время господства не мноваго, а натуральнаго хозяйства, въ класс землевладльческомъ только освобожденіе крестьянъ вызвало окончательный переходъ къ мновому хозяйству, а въ класс крестьянскомъ натуральное хозяйство процвтало бы и до нашего времени, если бы необходимость добыть деньги для уплаты податей не заставляла крестьянина выноситр свои продукты и свой личный трудъ на рынокъ.

Но характеризовать экономическую жизнь Россіи преобладаніемъ натуральнаго хозяйства — далеко еще недостаточно. Натуральное хозяйство можетъ быть разное, а въ нашемъ примр помщичьяго дома на Кузнецкомъ мосту мы имли дло съ высоко развитымъ и весьма сложнымъ типомъ натуральнаго хозяйства. Если мы углубимся въ русское прошлое, мы встртимъ тамъ несравненно боле элементарные типы.

По свойству человческой природы люди не склонны затрачивать на поддержаніе своего существованія больше труда, чмъ это безусловно необходимо. Только возрастающее несоотвтствіе между потребностями людей и запасами природы заставляетъ людей увеличить количество работы. Такое несоотвтствіе можетъ произойти или отъ увеличенія потребностей, или отъ уменьшенія запасовъ. Именно увеличеніемъ потребностей, происходящимъ отъ возростанія числа жителей страны, мы и объясняли раньше необходимость усиливать трудъ, предполагая при этомъ, что количество запасовъ природы остается одно и то же. Но дло въ томъ, что и запасы природы не остаются одинаковыми, а параллельно съ увеличеніемъ населенія уменьшаются. Занявши страну съ непочатыми естественными богатствами, населеніе начинаетъ съ того, наиболе легкаго средства,— что расхищаетъ эти даровыя или требующія наименьшаго приложенія труда богатства природы. При этомъ прежде всего пускаются въ оборотъ и постепенно истребляются зоологическія богатства края, животное населеніе лсовъ и водъ. Затмъ подвергаются истощенію ботаническія и почвенныя богатства. Наконецъ, очередь доходитъ до ископаемыхъ минералогическихъ средствъ страны. Вс эти природные рессурсы были тронуты въ Западной Европ и частью даже истощены еще въ доисторическомъ прошломъ. У насъ процессъ постепеннаго расхищенія ихъ составляетъ основной фонъ нашей Прошлой экономической жизни и проходитъ красной нитью черезъ все наше экономическое развитіе вплоть до настоящаго времени. Чмъ доле занимало населеніе извстную мстность, тмъ истощеніе природныхъ богатствъ должно было наступить въ ней раньше. Время, когда, напримръ, жители Кіевской области занимались звроловствомъ, уже древнйшему нашему лтописцу XI вка представлялось отдаленнымъ преданіемъ. На русскомъ свер природныя зоологическія богатства сохранялись дольше. Правда, для того, чтобы найти въ Поволжья самыя рдкія и цнныя пушныя породы, врод черныхъ соболей или чернобурыхъ лисицъ, намъ пришлось бы восходить къ первымъ вкамъ нашего государства, ко временамъ арабской торговли IX—‘XI вка. Но въ томъ же центральномъ Поволжья въ XIV—XV вк мы встрчаемъ достаточно слдовъ, показывающихъ, что зоологическія богатства края продолжали служить основой экономической жизни. Въ старинныхъ грамотахъ постоянно попадаются цлыя селенія, спеціальностью которыхъ была эксплуатація этихъ зоологическихъ богатствъ: селенія бобровниковъ, бортниковъ, рыболововъ. На пустынныхъ тогда рчкахъ Московской и сосднихъ губерній въ большомъ еще количеств водились бобры. На мстахъ, богатыхъ бобрами, гд-нибудь по Вож или по Клязьм, цлыми десятками садились деревни ‘бобровниковъ’, распредлявшихъ между собою эти ‘бобровые гоны’. Въ лсахъ Московской губерніи уже въ начал XV вка, по свидтельству Герберштейна, не было иныхъ пушныхъ зврей, кром зайцевъ, горностая и куницу можно было найти тогда не ближе Волги. Но въ этихъ центральныхъ лсахъ, все еще обширныхъ, въ изобиліи водилась дикая пчела, сама себ создававшая въ дуплахъ деревьевъ естественные ульи. Рядъ новыхъ поселковъ ‘бортниковъ’ раздлилъ между собою эти борти (дуплистыя деревья съ медомъ) на ‘бортныя ухожья’, медъ и воскъ были однимъ изъ самыхъ распространенныхъ продуктовъ старинной русской добывающей промышленности. Наконецъ, но всему теченію Волги и ея большихъ притоковъ, насколько этотъ бассейнъ былъ заселенъ, существовалъ цлый рядъ ‘рыбныхъ слободъ’, населенныхъ ‘рыболовами’.

Легко замтить, однако же, что бобры, медъ, воскъ, и даже рыба, если она добывается въ большомъ количеств, не могли же потребляться въ тхъ хозяйствахъ, въ которыхъ добывались,— что, слдовательно, самое существованіе такихъ поселеній какъ бы противорчитъ господству натуральнаго хозяйства. Это было бы такъ, конечно, если бы вс эти промышленники были свободными людьми и работали на себя. Но въ дйствительности вс они были слугами мстной власти: князья-владльцы и, можетъ быть, нкоторые крупные собственники давно уже разобрали между собою вс эти ‘бобровые гоны’, ‘бортныя ухожья’, ‘рыбные зы’ (затворы), словомъ, вс лакомые куски тогдашней народной экономіи. Продукты этихъ промысловъ вс, или почти вс, потреблялись въ княжескомъ хозяйств. На поддержаніе же собственнаго существованія эти слуги княжескаго дворца должны были имть собственную небольшую запашку.

Къ XVII-му вку, однако же, упоминаніе о поселеніяхъ бобровниковъ, бортниковъ, становится все рже, новые поселки этого характера совсмъ перестали возникать въ московскомъ центр. Дло въ томъ, что въ теченіи XVI вка и къ XVII-му вку зоологическія богатства центральной московской Россіи окончательно истощились. Владльцы старыхъ бобровыхъ гоновъ, рыбныхъ ловель и бортнаго лса расчищали теперь лсъ подъ пашню, ставили новые починки, и старыя зоолого-экономическія поселенія превращались въ ‘пашенныя села’. Но, разставшись съ этой ступенью экономическаго развитія въ центр, русское населеніе далеко не разставалось съ ней окончательно. Превратившись въ центр въ населеніе по преимуществу земледльческое, оно перенесло теперь свою эксплоатацію зоологическихъ богатствъ на непочатыя окраины. Вслдъ за пушнымъ звремъ русскій звропромышленникъ пошелъ въ Сибирь, бортничество сохранилось у юго-восточныхъ инородцевъ (мордва, чуваши), а на всемъ вновь заселяемомъ юго-восток начался новый періодъ зоолого-промышленной эксплоатаціи. Мы знаемъ изъ предъидущаго очерка, что колонизація юго-востока была вызвана политическими причинами: необходимостью борьбы съ кочевниками, но теперь мы можемъ прибавить и новую, внутреннюю, причину передвиженія населенія на новыя земли. Дло въ томъ, что эти новыя земли представляли непочатый край природныхъ богатствъ въ то самое время, когда богатства центра замтно оскудли. Конечно, эта большая легкость жизни на свжей окраин объясняетъ ту необычайную быстроту, съ которой приливалъ народный потокъ на эту окраину, какъ только она становилась сколько-нибудь безопасной отъ набговъ. Эти же обстоятельства заставляютъ предположить, что за вторую половину XVI вка, когда началась колонизація юговостока, русское населеніе должно было значительно увеличиться, по крайней мр, везд въ другихъ мстахъ открытіе новыхъ земель и ихъ заселеніе вело за собою усиленное размноженіе населенія.

Во всякомъ случа, та же быстрота заселенія новыхъ окраинъ была причиной того, что періодъ эксплоатаціи зоологическихъ богатствъ продолжался здсь сравнительно недолго, и полоса такой эксплоатаціи быстро отодвигалась все дале и дале на югъ. Въ средин XVI вка югъ Кіевской губерніи, вся Полтавская, почти вся Курская и Воронежская — представляютъ такую полосу бобровыхъ гоновъ, рыбныхъ и звриныхъ ловель: везд тутъ звря бьютъ, бобровъ и рыбу ловятъ. Къ середин XVII вка эти мстности уже заселены земледльческимъ населеніемъ, и полоса звропромышленныхъ угодій, такъ-называемыхъ ‘юртовъ’, отодвигается на югъ — за Блгородскую линію. Въ 1622-мъ году все теченіе Донца со всми притоками занято, такими угодьями: вся средина Харьковской губерніи состоитъ изъ семи ‘юртовъ’, которые эксплоатируютъ блгородскіе служилые люди. Съ середины вка, однако, и сюда, какъ мы знаемъ, приходятъ новые колонисты и занимаютъ, съ согласія правительства, старые ‘юрты’,— не безъ предварительной борьбы съ ихъ старыми владльцами. Мы видли уже, что правительство пользовалось колонизаціей юга для своихъ военныхъ цлей: оно превращало поселенцевъ въ служилыхъ людей и поручало имъ оборону границы. Уже эта раздача ‘юртовъ’ въ помстья, вмсто пашни, служилымъ людямъ сокращаетъ періодъ эксплоатаціи зоологическихъ богатствъ края, но того же самаго сокращенія правительство добивается и прямо, заставляя всячески новопоселенныхъ служилыхъ людей заняться хлбопашествомъ и стараясь повсюду завести собственную казенную запашку. Правительство при этомъ преслдовало собственные интересы: значительная часть жалованья служилымъ людямъ платилась въ XVII вк натурой — хлбомъ: отправляя въ новый край отряды служилыхъ людей, правительство должно было посылать имъ обозы хлба до тхъ поръ, пока не было или не хватало казеннаго и владльческаго хлба на мст.

Вотъ почему правительство спшило здсь, какъ и въ Сибири, завести поскоре запашки на мст. Но это удавалось ему далеко не сразу. Изъ отведеннаго правительствомъ участка только самая небольшая часть разрабатывалась подъ пашню, а остальная оставалась ‘дикимъ полемъ’, или продолжала эксплоатироваться, какъ угодье. Въ Воронеж, напримръ, въ 1615 году каждый владлецъ пахалъ только по 1 ¹/₂ десятины (въ каждомъ пол, считая пашню ‘наздомъ’), а ‘дикаго’ (то-есть, не распаханнаго) поля было у каждаго по 25 десятинъ. Въ Оскол (1615 г.) распахано на каждаго мене десятины, а дикаго поля приходится по 30 десятинъ. По стольку же имли и блгородскіе служилые люди, но пашня въ этомъ числ почти вовсе отсутствовала: ‘за пашню’ имъ было дано въ помстье ‘1 островокъ, 7 юртовъ съ озерки и съ упалыми (то-есть, впадающими) рчками и съ бортными ухожьи и съ рыбными и съ звриными ловлями’, разбросанными на разстояніи десятковъ верстъ отъ Блгорода. Только постепенно въ теченіе XVII-го вка угодья и дикое поле разрабатывались подъ пашню.

Къ XVIII вку оставалось, однако, все еще много мста для звропромышленной и рыболовческой эксплуатаціи. Полный просторъ для такой эксплуатаціи представляли Екатеринославская губернія и нижнее Поволжье, тогда еще вовсе незаселенныя. Затмъ, два казачьихъ войска: Запорожская счь на юго-запад и донское казачество на юго-восток, на весь вкъ сохранили характеръ огромныхъ рыболовныхъ и звропромышленныхъ артелей. До самаго своего уничтоженія въ 1775 г., большая часть ‘войска запорожскаго низового’ ежегодно весною собиралась и бросала между своими куренями ‘лясы’ (жребій) на рчки. Затмъ, ватаги промышленниковъ отправлялись въ т мста, которыя доставались ихъ куренямъ по жребію и оставались тамъ на все лто. Для защиты промышленниковъ отъ возможныхъ нападеній посылались каждое лто особыя команды куренныхъ казаковъ, получавшія за это на свою долю первые десятки наловленной рыбы. Пахали въ Запорожь мало, въ составъ царскаго жалованья, посылавшагося запорожцамъ, входили мука и крупа. Въ 1755 г. кошевой просилъ у императрицы Елизаветы прибавки хлбнаго жалованья и мотивировалъ свою просьбу тмъ, что ‘войско запорожское низовое изъ давнихъ лтъ и нын хлба не пашетъ, да и въ степныхъ мстахъ весьма малый родъ бываетъ’. не забудемъ, что это говорилось про мстности, принадлежащія къ наиболе плодороднымъ во всей Россіи. То же самое преобладаніе промышленной эксплуатаціи и отсутствіе хлбопашества мы видимъ въ области Донского войска. Еще въ 1690 г. войсковой кругъ посылаетъ въ казацкіе городки по Хопру и Медвдиц грамоту, въ которой прямо запрещается пахать землю и сять хлбъ, а ‘если станутъ пахать, и того бить до смерти и грабить’. Въ этомъ оригинальномъ распоряженіи выразился инстинктивный протестъ казачества противъ надвигавшейся изъ Москвы боле экстенсивной культуры. Защищая формы своего стараго экономическаго быта, донское войско этимъ самымъ какъ бы защищало свое право на обширные пустыри, которые въ конц XVII вка начало у него отнимать московское правительство и вольные колонисты. Величайшей измной со стороны своихъ былъ, съ этой точки зрнія, именно переходъ къ земледлію отъ эксплуатаціи природныхъ богатствъ края.

Такимъ образомъ, донскому казачеству приходилось посылать изъ Москвы ‘хлбное жалованье’, и здсь средства къ жизни добывались промышленной эксплуатаціей ‘юртовъ’, подленныхъ тутъ разъ навсегда между ‘станицами’: каждый въ угодьи своей станицы имлъ право ‘всякіе промыслы чинить’, ‘запоръ запирать’ (на ркахъ для рыбной ловли), ‘звря бить’, ‘рыбу ловить’ и т. д. Такимъ образомъ, только уже въ нашемъ вк эти богатйшія области Россіи сдлались земледльческими. И опять, исчезнувши здсь, разработка зоологическихъ богатствъ была перенесена на дальнйшую окраину: артельное производство рыболовнаго промысла всмъ войскомъ сохранилось до нашихъ дней у войска уральскаго, хлбопашество появилось, правда, и въ этомъ кра, но лишь въ двадцатыхъ годахъ нашего вка и до сихъ поръ еще стоитъ на низкой степени развитія.

Такимъ образомъ, къ нашему общему наблюденію, что экономическое прошлое Россіи представляется временемъ господства натуральнаго хозяйства, мы можемъ теперь прибавить еще тотъ выводъ, что натуральное хозяйство древней Россіи было наимене интенсивнымъ, т.-е. требовало наименьшаго напряженія труда, что оно было, напротивъ, въ высшей степени экстенсивнымъ, довольствовалось потребленіемъ даровыхъ продуктовъ природы, истощило эти продукты въ центр только къ концу XVI в., чмъ дале на югъ (и востокъ) тмъ поздне, а на нкоторыхъ окраинахъ далеко не истощило и понын. Только истощивъ зоологическія богатства страны, населеніе сдлалось окончательно земледльческимъ, т.-е. перешло къ трудовому добыванію своихъ пищевыхъ продуктовъ.

Но и въ этой области, въ области земледльческой культуры, русское населеніе ограничивалось до сихъ поръ наименьшей затратой труда, и употреблявшіяся имъ системы земледлія суть наиболе экстенсивныя. Даровыя силы природы и здсь прежде всего пускались въ оборотъ и расходовались безвозвратно, и только истощеніе почвы заставляло населеніе обратиться къ мене хищническому хозяйству. На всемъ русскомъ крайнемъ свер мы не можемъ, впрочемъ, прослдить этого процесса, такъ какъ развитіе земледлія, по мстнымъ условіямъ края, не пошло тамъ до сихъ поръ дальше первыхъ шаговъ (подсчная система). Съ тхъ поръ, какъ Герберштейнъ отмтилъ тамъ ‘рдкость или почти совершенное отсутствіе хлбнаго потребленія’, общее количество запашки, конечно, должно было увеличиться, но и до сихъ поръ площадь пашни и луга составляетъ въ Архангельской губерніи только 0,2%, въ Вологодской — 3,4%, въ Олонецкой — 3,8% общей площади, ⁸/₁₀ или ⁹/₁₀ которой покрыты лсами. Прежде, какъ и теперь, старая Новгородская область, даже включая самый Новгородъ, не могла прокармливаться собственнымъ хлбомъ и если не замняла хлба ‘рыбной и звриной пищей’, по словамъ того же Герберштейна, то должна была питаться привознымъ хлбомъ Поволжья.

Другое дло въ центральномъ междурчьи. Здсь періодъ наиболе экстенсивнаго земледлія проходить раньше, чмъ начинаются показанія нашихъ источниковъ. По нашимъ, самымъ древнйшимъ свдніямъ, мы встрчаемъ уже здсь обычныя и въ наше время три поля: озимое, засваемое обыкновенно рожью, яровое, засваемое большею частью овсомъ, и паръ. Даже удобреніе пашни навозомъ встрчается уже въ извстіяхъ конца XV вка и начала XVI в., какъ явленіе вполн обычное. Этотъ фактъ показываетъ намъ, что уже въ это время почва московскаго центра до нкоторой степени истощилась. Но дале на востокъ, во Владимірской, Нижегородской и Рязанской областяхъ, въ начал того же XVI в., почва оказывается гораздо свже: по свидтельству Герберштейна, она превышала плодородіе Московской области и давала часто 20, а иногда и 30 зеренъ на одно зерно посва пшеницы, въ Рязанской области даже еще больше. Правда, необходимо вспомнить при этомъ, что Московская область расположена на суглинк, тогда какъ въ Рязанской и Нижегородской области Московское государство захватывало единственный тогда въ его состав уголокъ хорошаго чернозема. Но, чтобы давать урожай, указываемый Герберштейномъ, этотъ черноземъ долженъ былъ быть неистощеннымъ. Тотъ же черноземъ въ наше время даетъ, самое большее, урожай самъ-пять пшеницы. Если врить показаніямъ Герберштейна, плодородіе почвы за 3 ¹/₂ вка уменьшилось въ четыре раза {О такихъ же урожаяхъ самъ-20—30 вспоминаютъ старожилы и относительно степного чернозема въ первую половину нашего вка. Но нужно сказать, что вообще преданія о высокихъ урожаяхъ стараго времени не подтверждаются собранными до сихъ поръ, правда, весьма немногочисленными данными. Въ XVII вк, можетъ быть, вслдствіе дурной обработки, урожаи были значительно ниже теперешнихъ. Казенная запашка въ Елецкомъ у. давала 19 лтъ подрядъ самъ-2,2 урожай ржи и самъ-1,5 урожай овса. Урожаи самъ-4 были большою рдкостью, а самъ-5 извстны только въ вотчинахъ Б. И. Морозова.}.

Съ середины XVI вка русское хозяйство впервые передвинулось на полосу чернозема. Правительство, руководившее колонизаціей, при первомъ же заселеніи вводило здсь повсюду московское трехполье. Однако же и въ самомъ центр трехпольная система не успла еще въ то время вытснить боле экстенсивныя культуры. Огромное количество земель, записанныхъ въ правительственныя описи подъ названіемъ ‘перелога’ или ‘пашни, поросшей лсомъ’, свидтельствуетъ о томъ, что наряду съ трехпольемъ повсюду продолжала еще существовать переложная и подсчная система земледлія. Даже въ средин XVII вка, въ такомъ раціональномъ по тому времени хозяйств, какимъ было хозяйство Б. И. Морозова, и притомъ не только въ нижегородскихъ его имніяхъ, но подъ самой Москвой (въ Звенигородскомъ у.) шла ежегодная расчистка и сожиганіе лса подъ новую пашню. Но тутъ, надо прибавить, дло шло уже объ эсплуатаціи оставшихся неудобныхъ участковъ: лсъ скли, ‘выбирая низкія мста’, и приказчикъ Морозова сохранилъ намъ одну сценку, живо рисующую характеръ этой эксплуатаціи. ‘Скли пустошь’, докладываетъ онъ какъ разъ изъ подмосковнаго села, ‘пришло болото и въ немъ вода въ иномъ мст выше колна, и бочаги — вода по поясъ, какъ кустъ станутъ счь, такъ вода и забрызжетъ, а рабочіе говорятъ: мы-де нанялись не болото счь и не въ вод, вотъ заработаемъ харчъ, да и пойдемъ’.

На вновь колонизуемомъ юго восток не было никакой надобности такъ выгадывать и тсниться. Если московское правительство и заводило здсь прямо трехполье на казенной запашк, то это было скоре всего просто по старой привычк. По обычаю, и надлы, отводившіеся служилымъ людямъ, длились на три поля. Но мы видли, что новые колонисты вообще неохотно занимались земледліемъ на окраин, предпочитая эксплуатировать непочатыя еще зоологическія богатства края. Естественно, что, поскольку они все-таки принимались за соху, они выбирали боле экстенсивную систему земледлія. Выбравъ участокъ нетронутаго никмъ ‘дикаго’ поля, они распахивали его ‘наздомъ’ и возвращались къ нему нсколько лтъ подрядъ, до полнаго истощенія, чтобы не поднимать новой цлины. Затмъ, истощенный участокъ на новый рядъ лтъ забрасывался, обращался въ перелогъ, или даже снова поросталъ лсомъ. Мы имемъ вс основанія думать, что эта ‘переложная’ система преобладала надъ трехпольной на окраин XVII-го вка. Въ XVIII вк, вслдъ за продвиженіемъ окраины на югъ, туда же продвинулась за нею и переложная система, опять-таки въ сообществ съ трехпольной. Оффиціально землевладльцы Харьковской, Воронежской, Оренбургской губ. отвчаютъ въ средин XVIII вка на запросъ Вольнаго Экономическаго Общества, что у нихъ господствуетъ трехполье, но тутъ же оказывается, что они сплошь и рядомъ, ‘вмсто тхъ десятинъ, которыя кажутся имъ неплодоносными, поднимаютъ залогъ, т.-е. вспахиваютъ новую землю и старую, покидая, запущаютъ, которая черезъ нсколько лтъ сама отъ себя утучняется’. По наблюденіямъ нашихъ агрономовъ, въ этихъ мстностяхъ до самаго послдняго времени продолжала существовать улучшенная залежная система, въ своемъ же примитивномъ вид она опять передвинулась въ XIX вк южне, на новую окраину.

Какъ видимъ, постепенное истощеніе почвы идетъ полосами, слдуя за направленіемъ русской колонизаціи. Послдней ступенью въ этомъ длинномъ процесс расхищенія природныхъ богатствъ почвы было истощеніе — уже въ нашемъ вк и почти въ наше время — новороссійскаго степного чернозема. Если врить воспоминаніямъ старожиловъ, этотъ черноземъ еще въ первой половин нашего вка, давалъ баснословные урожаи. Но съ тхъ поръ онъ сдлался предметомъ лихорадочной спекуляціи. Подъ вліяніемъ высокихъ цнъ на пшеницу и удешевленія провоза хлба къ южнымъ гаванямъ (по вновь построеннымъ желзнымъ дорогамъ), хозяева спшили увеличить количество посвовъ пшеницы въ ущербъ качеству обработки земли подъ посвы, притомъ, отъ земли, плохо вспаханной и взбороненной, они требовали нсколько лтъ подрядъ урожая все той же пшеницы. Другими словами, они при. цнили къ этому случаю привычные имъ пріемы переложнаго хозяйства, но безъ періодическаго отдыха пашни. Въ результат получилось, конечно, быстрое истощеніе почвы, заростаніе ея негодными травами и рядъ неурожаевъ. Въ то же время цны хлба и преимущественно пшеницы, непрерывно возраставшія до средины 70-хъ годовъ, съ этого времени стали такъ же непрерывно падать. Американская пшеница перегнала русскую на англійскомъ и французскомъ рынкахъ, и русское хлбное производство, составляющее боле половины русскаго вывоза, очутилось передъ кризисомъ. Такимъ образомъ и здсь наступилъ, наконецъ, моментъ, когда, истративъ даровыя силы природы, населеніе должно будетъ возмстить ихъ усиленнымъ трудомъ. Въ центральныхъ мстностяхъ, какъ мы видли, этотъ моментъ долженъ былъ наступить гораздо раньше, но пока оставались въ европейской Россіи незанятыя земли и продолжался процессъ колонизаціи, это истощеніе природныхъ богатствъ повело собою лишь пріостановку роста населенія въ центр. Переводъ къ боле интенсивнымъ системамъ земледлія съ правильнымъ свооборотомъ, съ лучшимъ скотомъ и орудіями, съ искусственнымъ удобреніемъ и орошеніемъ,— словомъ, съ большей затратой капитала въ земледліе,— задерживался еще общимъ строемъ крпостного хозяйства. Носъ тхъ поръ, какъ крестьянское освобожденіе положило конецъ господству натуральнаго хозяйства, улучшеніе культуры стало очередной задачей нашего земледлія. Если оно все еще задерживалось до сихъ поръ, то это лишь благодаря послдствіямъ того самаго соціальнаго переворота, который сдлалъ его окончательно необходимымъ. Къ этимъ послдствіямъ мы еще вернемся, но въ нсколькихъ словахъ нелишне будетъ напомнить о нихъ теперь же, поскольку они могли повліять на развитіе земледльческой культуры. На владльческихъ земляхъ это развитіе было отсрочено кризисомъ помщичьяго хозяйства, сопровождавшимся ускореннымъ переходомъ изъ рукъ въ руки дворянской земельной собственности. Появленіе на рынк новаго товара, земли, повело на первыхъ порахъ къ коммерческимъ спекуляціямъ на этотъ товаръ и къ самой хищнической эксплуатаціи купленныхъ имній новыми собственниками. Въ послдніе годы передъ реформой средняя цна десятины въ европейской Россіи была 15% р. Въ 60-хъ годахъ она уже поднялась до 28 руб., въ 70-хъ — равнялась 45 руб., а въ 80-хъ — достигла 70 руб. Конечно, такой быстрый ростъ цны на землю объясняется не спекуляціей, напротивъ, самая спекуляція до нкоторой степени вызывалась возрастаніемъ цнъ. Стоимость земли, помимо общаго оживленія внутренняго рынка, поднималась, главнымъ образомъ, вслдствіе повышенія цнъ на хлбъ подъ вліяніемъ международнаго рынка и вслдствіе усиленнаго спроса на землю со стороны крестьянъ. Положеніе крестьянъ посл освобожденія объясняетъ всего лучше, почему и усидвшіе на своихъ земляхъ хозяева не занялись улучшеніемъ земледльческой культуры. Рабочій грудъ крестьянъ, нуждающихся въ заработк, такъ дешевъ, что владльцы предпочитаютъ не заводить машинъ. Съ другой стороны, потребность крестьянъ въ земл такъ велика, что они готовы дать землевладльцу больше, чмъ онъ самъ можетъ выручить, хозяйничая на своей земл: они уступаютъ ему не только то, что онъ могъ бы получить въ качеств прибыли и процента на свой капиталъ, но и часть того, что ему пришлось бы заплатить имъ въ качеств заработной платы, если бы они пошли къ нему въ батраки. Такимъ образомъ, весьма значительная часть владльческихъ земель арендуется крестьянами, они, конечно, не имютъ ни возможности, ни желанія производить какія-либо улучшенія на арендованномъ участк, а всего чаще доводятъ его до полнаго истощенія, за которымъ должно послдовать паденіе арендной платы. Такимъ образомъ и этимъ путемъ, какъ всякимъ другимъ, мы приходимъ къ тому же неизбжному исходу: къ необходимости перейти къ боле интенсивной культур. За послднее десятилтіе накопилось не мало фактовъ, показывающихъ, что на этотъ путь вступило не только владльческое, но даже и крестьянское хозяйство.

——

Разработка экономической исторіи Россіи едва началась въ наше время и не успла дать значительныхъ результатовъ. Основная мысль этого отдла (постепенное истощеніе природныхъ богатствъ Россіи) развивается въ статьяхъ А. П. Щапова: Историко-географическое распредленіе русскаго населенія въ ‘Русскомъ Слов’, 1864, NoNo 8—10, 1865, NoNo 6—9. Отрывочныя данныя относительно промышленной эксплуатаціи юго-востока можно найти въ сочиненіяхъ по исторіи колонизаціи (см. выше).— См. также: И. А. Соколовскаго. Экономическій бытъ земледльческаго населенія Россіи и канонизація юговосточныхъ степей передъ крпостнымъ правомъ. Спб., 1878. Для очерка сельскохозяйственной исторіи послужили: И. Н. Миклашевскій. Къ исторіи хозяйственнаго быта Московскаго государства. М., 1894.— И. Е. Заблинъ. Большой бояринъ въ своемъ вотчинномъ хозяйств (‘Встн. Европы’, 1871, 1 и 2), имъ же изданныя ‘Книги посвныя, ужинныя и умолотныя въ имніи Морозова’ (‘Временникъ Общества Исторіи и Древностей’, кн. VII).— H. Н. Оглоблинъ. ‘Обозрніе историко-географическихъ матеріаловъ XVII и нач. XVIII вка. (‘Описаніе докум. и бумагъ моск. архива Мин. Юстиціи’, кн. IV).— Ал. Блевскій. Общинное землевладніе и землепользованіе, въ ‘Юрид. Встник’, 1888, сентябрь.— А. . Фортунатовъ. Сельскохозяйственная статистика европейской Россіи. М., 1893 и его же. Урожаи ржи въ европейской Россіи. М. 1893.— Н. Барышева. Крестьянскія вннадльныя аренды. Дерптъ, 1892 г.— Кн. Васильчиковъ, Сельскій бытъ и сельское хозяйство въ Россіи. Спб. 1881.— Е. Ермоловъ. Организація полеваго хозяйства, т. І-й.— Свднія о цнахъ на земли, проданныя съ публ. торга 1854—1859 гг. Спб. 1859.— Matthaei. Die wirthschaftlichen Hilfsquellen Busslands. Dresden, 1883—4.

II.
Пропорція городового населенія Россіи и ея возрастаніе.— Роль домашней промышленности.— Происхожденіе фабричной промышленности, отношеніе въ ней государства въ послдніе два вка — Причины устойчивости кустарной промышленности въ Россіи.— Измненія во внутреннемъ стро ея.

Самымъ нагляднымъ признакомъ развитія экономической жизни страны служитъ сосредоточеніе ея населенія въ городскихъ центрахъ. Чмъ многочисленне и разнообразне потребности населенія, чмъ боле у него покупательныхъ средствъ, тмъ многочисленне становится и классъ производителей и посредниковъ, удовлетворяющихъ этимъ потребностямъ,— другими словами, тмъ боле возрастаетъ торгово-промышленный классъ, составляющій главную часть городского населенія, и тмъ боле, вмст съ этимъ, развиваются высшія сферы экономической жизни: промышленность, торговля и кредитъ. Въ наиболе передовыхъ въ этомъ отношеніи странахъ Европы населеніе быстро переходитъ отъ сельскихъ занятій къ городскимъ. Во Франціи въ средин этого вка четверть всего населенія жила въ городахъ (25%), теперь земледліемъ занимается мене половины жителей (48%). Въ Германіи тоже только 42% остались при земледльческой культур, а въ промышленной Саксоніи это число падаетъ до 20%. Въ Англіи уже въ средин столтія число горожанъ не только сравнялось, но и превысило число сельскихъ жителей (50,8%). Подобныя пропорціи городского населенія давно уже превосходятъ тотъ размръ, который необходимъ, чтобъ удовлетворить внутреннему потребленію страны, производительность главныхъ промышленныхъ центровъ Западной Европы давно уже разсчитываетъ на покупателей не на одномъ только своемъ національномъ, но также и на всемірномъ рынк, въ свою очередь и продукты земледлія они должны прикупать у другихъ народовъ. Разъ перейдены такимъ образомъ границы внутренняго обмна, дальнйшему расширенію производительности почти нтъ предловъ, пока обезпеченъ сбытъ продуктовъ на международномъ рынк.

Въ Россіи этотъ признакъ экономическаго развитія — количество городского населенія — даетъ очень невыгодныя показанія, какъ можно видть изъ слдующей таблицы (второй столбецъ означаетъ процентное отношеніе городского населенія ко всему населенію страны, третій столбецъ — абсолютныя цифры городского населенія).

1724 — 3% — 328 тысячъ.

1782 — 3,1 — 802 ‘

1796 — 4,1 — 1.301 ‘

1812 — 4,4 — 1.653 ‘

1835 — 5,8 — 3.025 ‘

1851 — 7,8 — 3.482 ‘

1878 — 9,2 — 6.091 ‘

1890 — 12,8 — 13.948 ‘

Въ годъ смерти Петра, слдовательно, изъ каждыхъ 100 человкъ населенія только 3 человка жили въ город: остальные 97 составляли сельское населеніе. Къ концу XVIII вка, несмотря на увеличеніе городского населенія въ 5 разъ, эта пропорція измнилась очень незначительно: на 4 человка горожанъ приходилось 96 сельскихъ жителей. Съ тхъ поръ пропорція городского населенія увеличилась втрое (и вчетверо, если считать со времени Петра): вмсто 4% и 3% теперь живетъ въ городахъ 12,8%всего населенія {Абсолютная цифра городского населенія увеличилась въ XIX вк въ 8 разъ, а со времени Петра въ 40 разъ слишкомъ. Припомнимъ, что все населеніе за тотъ же промежутокъ возрасло въ 9 разъ.}. Но и эта пропорція принадлежитъ къ наимене выгоднымъ въ Европ: только Швеція можетъ въ этомъ отношеніи сравниться съ Россіей.

Приведенныхъ пропорцій городского населенія, однако, далеко недостаточно для характеристики развитія русской промышленности. Он показываютъ только, что промышленность не успла переселиться окончательно въ городъ, что раздленіе труда между добывающимъ и обрабатывающимъ классомъ не пошло, слдовательно, далеко, и что мы должны искать началъ русской промышленности вн русскаго города. Когда мы вернемся къ исторіи городского сословія, мы увидимъ, чмъ былъ первоначально этотъ городъ, но и теперь, разъ мы уже характеризовали экономическую жизнь старой Россіи, какъ періодъ натуральнаго хозяйства, изъ этой самой характеристики мы можемъ вывести, что занятіе промышленностью носило въ древней Руси вполн домашній характеръ, т. е. сосредоточивалось вн города: всякая крестьянская семья сама ткала для себя холстъ изъ собственнаго льна, сама длала свою домашнюю утварь, даже орудія, и покупала только весьма немногое. Въ этомъ своемъ вид домашняя промышленность существовала всегда и везд, и повсюду она постепенно вытснялась но мр развитія мнового хозяйства: въ Западной Европ раньше, у насъ позже. Но мы должны остановиться нсколько на дальнйшихъ ступеняхъ развитія той же домашней промышленности. И въ Западной Европ, и у насъ съ самыхъ давнихъ поръ домашняя промышленность стала работать не только для внутренняго потребленія семьи, а для сбыта: тамъ и здсь появились мстныя спеціальныя производства, производимыя домашнимъ способомъ, по возможности, изъ своего матеріала и съ помощью доморощенныхъ орудій. Но судьба этихъ зародышей промышленности у насъ и въ Западной Европ была разная. Въ Европ быстрый ростъ промышленной жизни, быстрое развитіе техническихъ приспособленій скоро повели къ расширенію размровъ этихъ производствъ, къ увеличенію затратъ на матеріалъ и орудія, тмъ и другимъ скоро овладли лица, способныя производить эти затраты, владющія капиталами, капиталистъ сперва продолжаетъ давать работы на домъ, а потомъ соединяетъ работниковъ въ одномъ помщеніи и все боле замняетъ ихъ ручной трудъ, требовавшій личнаго искусства, машинной работой.

Такъ, домашняя форма промышленности превратилась на Запад въ капиталистическія формы мануфактуры и фабрики. У насъ же домашняя промышленность до сихъ поръ уцлла въ своихъ старинныхъ формахъ: суздальскіе богомазы, павловскіе замочники, вологодскіе и устюжскіе мастера по черни и т. д. продолжаютъ работать, какъ работали въ XVII вк, и все т же Владимірскіе офени разносятъ ихъ издлія по всей православной Руси. Наша мануфактура и фабрика не развилась органически, изъ домашняго производства, подъ вліяніемъ роста внутреннихъ потребностей населенія, она создана была поздно правительствомъ, руководившимся при этомъ какъ своими практическими нуждами (напр., сукнами для арміи), такъ и теоретическими соображеніями о необходимости развитія національной промышленности. И эту теорію и соотвтствовавшія ей мры правительство Петра заимствовало у господствовавшей тогда на Запад политико-экономической школы меркантилистовъ. Старинные русскіе кустари при этомъ были забыты, и новая форма производства перенесена съ Запада готовою. Въ стран безъ капиталовъ, безъ рабочихъ, безъ предпринимателей и безъ покупателей эта форма могла держаться только искусственными средствами и могла привиться благодаря продолжительному и усиленному покровительству. Рабочіе даны были фабрикантамъ даровые, въ лиц приписанныхъ къ заводамъ крпостныхъ, покупатели даны были обязательные, путемъ предоставленія монополіи и путемъ устраненія съ рынка однородныхъ иностранныхъ продуктовъ, облагавшихся тяжелыми ввозными пошлинами. Однако же, русская промышленность далеко не сразу воспользовалась предоставленными ей преимуществами. На первыхъ порахъ покровительственный тарифъ не столько поощрилъ промышленность, сколько стснилъ торговлю первая еще не успла почувствовать его выгодъ, тогда какъ послдняя испытывала очень реальныя неудобства. Такимъ образомъ, первый вашъ охранительный тарифъ (1724 года) къ общему удовольствію замненъ былъ вскор гораздо боле льготнымъ тарифомъ 1731 года. Какіе скудные плоды принесли первыя усилія создать путемъ покровительства національную промышленность, видно изъ результатовъ правительственнаго ‘освидтельствованія’ фабрикъ въ 1730-хъ годахъ. Многіе фабриканты оказались при этой поврк ‘подложными’: они держали фабрики и заводы только для вида, чтобы пользоваться привилегіями, предоставленными мануфактуристамъ. Сенатъ ‘отршилъ’, было, этихъ ‘недйствительныхъ’ фабрикантовъ, но кабинетъ ршилъ оставить за ними ихъ права и ‘обнадежить’ продолженіемъ покровительства, если они захотятъ превратиться въ ‘дйствительныхъ’. Это обстоятельство объясняетъ, почему въ списк 300 важнйшихъ фабрикъ, существовавшихъ въ 1780 году, мы находимъ, только 22 уцлвшихъ отъ петровскаго времени, между тмъ, общее количество фабрикъ и заводовъ, открытыхъ при Петр, доходило до сотни {Мы насчитали по Кириллову около 100 частныхъ фабрикъ и около 42 желзныхъ и мдныхъ заводовъ, принадлежавшихъ частнымъ лицамъ.}. Дв трети фабрикъ 1780 года, почти 200 изъ трехсотъ, возникли въ промежутокъ отъ Петра до Екатерины II (включая 1762 годъ). Помимо усиленнаго покровительства отдльнымъ предпринимателямъ, это возрастаніе объясняется перемной въ тариф 1731 года. По соображеніямъ боле финансовымъ, чмъ покровительственнымъ, на привозные товары была наложена новая 13% пошлина, долженствовавшая замнить собой уничтоженныя въ 1753 году внутреннія таможенныя пошлины. Благодаря этой прибавк, значительно сократился ввозъ въ Россію заграничныхъ тканей (бумажныхъ, льняныхъ, шерстяныхъ и шелковыхъ) и галантерейныхъ товаровъ, а вмст съ тмъ явилась потребность въ русскихъ издліяхъ этого рода. Изъ 211 фабрикъ, удовлетворявшихъ этому спросу въ 1780 году, только 17 возникло при Петр, и 149 — отъ Петра до Екатерины II.

Съ воцареніемъ Екатерины II русская промышленность вступила въ новый фазисъ развитія. Екатерина покончила съ системой личныхъ монополій и очень послдовательно проводила систему свободной внутренней конкурренціи. Правительство перестало смотрть на занятія фабрикой, какъ на своего рода службу, и, закрывая въ 1780 году Мануфактуръ-коллегію, Екатерина открыто заявила объ этой перемн правительственной точки зрнія. ‘Установленіе Мануфактуръ-коллегіи’, говорилось въ указ, ‘имло начало свое въ такое еще время, когда къ распространенію полезныхъ рукодлій и фабрикъ недовольнымъ побужденіемъ казался собственный каждаго въ томъ прибытокъ, но старанія правительства простирались и на изъятія всякихъ предубжденій’. Теперь напротивъ, ‘всмъ подданнымъ нашимъ въ заведеніяхъ становъ и рукодлій столь безпредльная дана отъ васъ свобода, что не стсняются уже они ни частнымъ испрошеніемъ на то дозволенія, ни надзираніемъ за дломъ рукъ ихъ, гд собственная каждаго польза есть лучшее и надежнйшее поощреніе’. На этомъ основаніи Екатерина ‘подтверждаетъ’, ‘чтобы принадлежащія частнымъ людямъ собственно фабрики и мануфактуры не инако разумемы были, какъ собственное имніе, которымъ каждый мажетъ свободно распоряжаться, не требуя никакого дозволенія отъ начальства’.

Этотъ характерный указъ отмчаетъ тотъ моментъ, когда для развитія русской фабричной промышленною перестало быть нужнымъ правительственное понужденіе. Но отсюда еще вовсе не слдуетъ, чтобы эта промышленность тогда же перестала нуждаться и въ правительственной поддержк. Первый изъ тарифовъ Екатерины (1766), правда, нсколько понизилъ ввозныя пошлины, но слдующими двумя (1782 и 1797) ввозъ опять былъ затрудненъ, всми тремя одинаково поощрялся привозъ иностраннаго сырья, нужнаго для русскихъ фабрикъ, и задерживался привозъ иностранныхъ фабрикатовъ, которые могли конкуррировать съ продуктами отечественной промышленности. Огражденная отъ иностраннаго соперничества и предоставленная внутренней конкурренціи, русская промышленность быстро двинулась впередъ: явилось значительное количество мелкихъ фабричныхъ предпріятій, успшно соперничавшихъ съ боле крупными и сбивавшихъ цну продуктовъ. При вступленіи Екатерины на престолъ въ Россіи ‘5ыло около 500 фабрикъ, въ годъ ея смерти ихъ уже насчитывалось 2.000.

Дальнйшій ростъ количества фабрикъ и наемныхъ рабочихъ въ нашемъ вк виденъ будетъ изъ слдующей таблицы:

	Фабрикъ.	Рабочихъ
1804	2.423	95.202
1825	5.261	210.568
1850	9.843	517.679
1887	25.865	866.238 *)

*) Сверхъ того, мелкихъ заводовъ, производящихъ мене чмъ на 1.000 р., 54.468 съ 91.681 рабочимъ. Число рабочихъ въ текст ниже дйствительности, такъ какъ изъ обложенныхъ акцизомъ отраслей промышленности нтъ данныхъ (въ Сборник Центр. Стат. Комитета) о рабочихъ на винокуренныхъ, пивоваренныхъ и табачныхъ заводахъ и фабрикахъ. Общая цифра рабочихъ въ Россіи исчисляется почти въ 1¹/₂ милліона.

За все это время покровительство государства не только не ослабло, но, напротивъ, достигло своего апогея. ‘Либеральный’, фритредерскій тарифъ 1819 года, ограничившій число запрещенныхъ товаровъ для ввоза пятью, для вывоза тремя, былъ единственнымъ исключеніемъ. Совпавши съ общей перемной политики ими. Александра, а также и съ экономическими послдствіями континентальной системы, сократившей спросъ на русское сырье, этотъ тарифъ не просуществовалъ и трехъ лтъ. ‘Продукты имперіи не находятъ боле рынковъ за-границей, мануфактуры ея крайне подавлены, монета быстро утекаетъ въ отдаленныя страны, солиднйшіе торговые дома находятся въ опасности, сельское хозяйство и торговля, также какъ и фабричная промышленность стоять на краю банкротства’: такъ изображалъ положеніе дла правительственный циркуляръ, и выводилъ отсюда то заключеніе, что ‘Россія вынуждена оставить систему независимой торговли’ {Въ одномъ, тоже оффиціальномъ, документ мы находимъ такую характеристику послдствій тарифа 1819 года: ‘хотя многіе капиталисты понесли убытки, строенія ихъ опустли и многія заведенія ослабли, но зато, навыкъ и искусство, пріобртенное на нихъ, не только не погибло въ народ но, напротивъ, боле распространилось. Смышленные мастеровые, оставивъ упадшія фабрики, водворили промышленность по селеніямъ, устроивъ собственныя мастерскія и увеличивъ оныя своими домашними силами’. Такъ думали, очевидно, народники двадцатыхъ годовъ.}. Въ 1822 году изданъ былъ запретительный тарифъ графа Каверина, дйствовавшій, съ нкоторыми измненіями, до средины нашего столтія. Этотъ тарифъ впервые создалъ наиболе значительную въ Россіи, и наиболе нуждавшуюся всегда въ правительственной опек, хлопчатобумаждую промышленность. Это былъ первый опытъ русскихъ, предпринимателей съ машиннымъ производствомъ въ широкихъ размрахъ. Онъ быстро повелъ за собою и т послдствія, которыя свойственны европейскому индустріализму, вскормленному тою же хлопчатобумажной промышленностью: перепроизводство и кризисы. Уже въ 30-хъ годахъ фабриканты должны были не разъ считаться съ паденіемъ цнъ и затрудненіемъ сбыта. Въ 1839 году ихъ спасло введеніе серебрянаго рубля, въ 1841 они выхлопотали себ возвышеніе запретительной пошлины въ полтора раза. Съ помощью такихъ героическихъ средствъ хлопчатобумажная промышленность продолжала процвтать. Представители русскаго капитала заботились, однако, не столько о развитіи и улучшеніи производства, сколько объ удержаніи за собой баснословнаго дохода, обезпеченнаго имъ запретительнымъ тарифомъ. Уже въ 30-хъ годахъ правительство собиралось принять противъ этого мры и грозило производителямъ допущеніемъ конкурренціи. Наконецъ, тарифъ 1850 года ршительно покончилъ съ господствомъ запретительной системы Канкрина и ограничилъ доходы фабрикантовъ половиной прежняго (15% вмсто 30%). Правительство снова, хотя и нершительно, начинало склоняться къ свободной торговл, тарифъ 1857 года пошелъ въ этомъ направленіи еще дальше тарифа 1850 г. Одного ожиданія такого поворота было достаточно, чтобы русскіе предприниматели сократили свои обороты, а послдовавшее затмъ освобожденіе крестьянъ, поднявшее цну на трудъ, и хлопковый кризисъ, вызванный американской войной, привели къ закрытію многихъ фабрикъ и къ сокращенію числа рабочихъ въ другихъ. Всего этого было достаточно, чтобы остановить дальнйшее развитіе фритредерскихъ тенденцій. Фабриканты были приглашены участвовать въ пересмотр тарифа, въ результат этого пересмотра изданъ былъ новый, умренно-покровительственный, тарифъ 1869 года. Предприниматели добивались, однако, большаго: они хотли, чтобы высота пошлины на ввозные товары не зависла отъ колебаній русскаго рубля, т. е. не понижалась съ пониженіемъ его курса. Интересъ казны, получавшей пошлину, въ этомъ случа совпадалъ съ интересами промышленниковъ: такимъ образомъ, въ 1876 году, въ ожиданіи войны и связанныхъ съ нею финансовыхъ затрудненій, ршено было взимать таможенныя пошлины золотомъ. При тогдашнемъ курс кредитнаго рубля, это повышало размры пошлины на цлую треть сравнительно съ тарифомъ 1869 года, а при дальнйшемъ паденіи курса повышеніе становилось еще значительне. Золотая пошлина возвращала, такимъ образомъ, русской промышленности то положеніе, котораго лишили ее тарифы 50-хъ годовъ, естественно, что она вызвала новое оживленіе промышленности, увеличеніе количества фабрикъ и расширеніе ихъ оборотовъ. Достаточно вспомнить, однако, что оживленіе это поддерживалось усиленными выпусками бумажекъ, чтобы увидть, какъ оно было непрочно. Неурожай 1880 года снова грозилъ финансовымъ кризисомъ казначейству и экономическимъ кризисомъ — промышленности: и снова исходъ, благопріятный для обоихъ, былъ найденъ въ повышеніи пошлинъ (на 10%въ 1881 году).

Такимъ образомъ, до самаго послдняго времени русская фабричная промышленность не вышла изъ-подъ правительственной опеки. Значить ли это, что она дйствительно еще не можетъ, или же только, что она не хочетъ обходиться безъ поддержки со стороны государства? Есть ли такое положеніе только временное,— и тогда, скоро ли оно кончится,— или же постоянное, и тогда стоитъ ли вообще поддерживать индустріализмъ въ Россіи? Эти вопросы ставились и возбуждали нескончаемые споры, по крайней мр, втеченіе цлаго столтія. Жизнь шла своимъ чередомъ и существенно видоизмняла вс данныя для ихъ разршенія. Вызванная къ жизни государственными потребностями и правительственными теоріями, русская фабрика уже ко времени Екатерины II стала отвчать дйствительнымъ потребностямъ русскаго населенія. Но тутъ какъ разъ начался исполинскій ростъ европейскаго машиннаго производства, а вмст съ тмъ обострилась борьба за сбытъ продуктовъ этого производства на международномъ рынк. Захваченная врасплохъ, русская промышленность поспшно оградила себя высокимъ барьеромъ, за которымъ ей жилось еще лучше, чмъ прежде, и по прежнему не нужно было думать о завтрашнемъ дн. Съ тхъ поръ, однако, русскій экономическій быть усплъ также совершенно преобразиться. Мновое хозяйство посл крестьянской реформы могло торжествовать окончательную побду надъ натуральнымъ. Съ каждымъ годомъ Россія все боле укрплялась на новой ступейи экономической жизни, на которой индустріализмъ являлся необходимымъ продуктомъ внутренняго развитія. Облегченіе обмна и увеличеніе внутренняго потребленія, умноженіе капиталовъ и широкое развитіе кредита должны были постепенно приблизить русскую промышленность къ тому нормальному положенію, въ которомъ находится европейская. Вмст съ тмъ и права ея на особое попеченіе со стороны государства должны были сильно уменьшиться.

При этихъ условіяхъ, декретировать отмну русскаго капитализма или предсказывать ему естественную смерть — было бы уже нсколько поздно. Факты, подбираемые въ доказательство этого утвержденія, могутъ доказать только, что русскій капитализмъ все еще переживаетъ переходное время, и что ему, во всякомъ случа, очень далеко до западно-европейскаго, Изъ этихъ фактовъ мы остановимся здсь только на одномъ, самомъ крупномъ: и русской кустарной промышленности.

Дло въ томъ, что на полтора милліона, самое большее, фабричыхъ рабочихъ — въ Россіи существуетъ до сихъ поръ никакъ не мене четырехъ милліоновъ крестьянъ, занимающихся обрабатывающей промышленностью у себя въ деревн, и въ то же время не бросающихъ земледлія. Это — тотъ самый классъ, изъ котораго выросла, какъ мы говорили, европейская фабрика, и который нисколько не участвовалъ (врне сказать, очень мало участвовалъ) въ созданіи русской. Вмсто того, чтобы быть поглощеннымъ фабрикой, этотъ классъ не только продолжаетъ существовать, но даже увеличивается въ числ, овладваетъ новыми отраслями занятій, успшно соперничаетъ съ фабрикой, и даже въ нкоторыхъ случаяхъ ее побиваетъ. Чмъ же объяснить такое видимое противорчіе факту развитія капитализма?

Изслдователи давно указали т причины, которыми объясняется живучесть и способность къ развитію нашей кустарной промышленности. Помимо слабости экономическаго развитія и незначительности капиталовъ, которыми обусловливается существованіе домашней промышленности въ извстный періодъ во всхъ странахъ, въ нашемъ отечеств существуютъ особыя причины, заставляющія значительную часть земледльческаго населенія заниматься домашней промышленностью. Причины эти двоякія: климатическія и финансовыя. По свойству нашего климата русское земледліе поставлено въ мене благопріятныя условія, чмъ западное. Чмъ дале къ востоку на одной и той же географической широт, чмъ лто поздне начинается и ране кончается. Уменьшеніе продолжительности лта вознаграждается, правда, его большей знойностью, такъ что одни и т же земледльческія растенія вызрваютъ на восток скоре, чмъ на запад. Но это ведетъ къ тому неудобству, что приходится на короткомъ промежутк времени напрягать гораздо больше рабочей силы: въ 4 мсяца нужно бываетъ сдлать т же земледльческія работы, которыя на запад можно разложить на семь: въ результат то же дло, которое тамъ можетъ быть сдлано четырьмя рабочими, у насъ требуетъ семерыхъ. Зато въ остальные 8 мсяцевъ не приходится длать никакого дла, относящагося къ земледлію, и рабочій трудъ можетъ быть употребленъ на другое занятіе. Эта возможность вести наряду съ земледліемъ другія занятія становится необходимостью въ тхъ случаяхъ и въ тхъ мстностяхъ, гд земледліе мало даетъ дохода и не покрываетъ обязательныхъ расходовъ крестьянскаго хозяйства (т. е. прежде всего податей). Поздне мы увидимъ, что въ такомъ положеніи находится вся центральная полоса Россіи, вотъ почему домашняя промышленность и отхожіе промыслы наряду съ земледліемъ стали здсь уже съ давнихъ поръ необходимымъ вспомогательнымъ рессурсомъ крестьянина. Крестьянинъ-ярославецъ уже передъ крестьянскимъ освобожденіемъ изъ каждаго заработаннаго имъ рубля только 37 копеекъ получалъ собственно съ земледлія, остальными 63 копейками онъ былъ обязанъ промысламъ, а въ приволжскихъ мстностяхъ эта доля дохода, получавшаяся съ промысла, доходила до 88 копеекъ, и только 12 коп. оставалось на долю земледлія. И притомъ, чтобы заработать эти 63—88 копекъ, крестьянинъ вовсе не долженъ былъ идти въ городъ. Какъ разъ въ центральныхъ губерніяхъ было въ то время всего 6% городского населенія, тогда какъ въ земледльческой черноземной полос число горожанъ доходило 8 ¹/₂%, слдовательно, центральная промышленность оставалась по преимуществу сельской. Эта промышленность могла существовать и соперничать съ фабричной (и даже съ городскими ремесленниками), именно благодаря своей первобытной простот, при которой отъ производителя не требовалось никакихъ почти предварительныхъ затратъ капитала на помщеніе, орудія и матеріалъ. Это обстоятельство, а также и то, что кустарныя издлія такого промышленника были для него не единственнымъ средствомъ существованія, а только вспомогательнымъ заработкомъ, занимавшимъ его досугъ, все равно пропадавшій даромъ, — эти обстоятельства и давали ему возможность продавать свои произведенія по чрезвычайно низкой цн. Вотъ почему не только удержалась, но даже продолжала развиваться въ Россіи такая, повидимому, архаичная форма промышленности, какъ кустарное производство.

Если, однако, ближе всмотрться въ дло, то окажется, что и архаичность вовсе не есть неизмнный спутникъ кустарныхъ промысловъ. Прежде всего, далеко не вс отрасли кустарнаго производства есть остатокъ отдаленной старины. Весьма многія возникли не раньше нашего столтія, какъ продуктъ общаго промышленнаго оживленія вка. Затмъ, примитивный характеръ кустарной техники большею частью держится только спросомъ на издлія привычнаго типа, слдуя измненіямъ спроса, кустарныя издлія могутъ достигать высокаго техническаго совершенства и снова возвращаться къ первобытной грубости работы. Наконецъ, что самое главное, домашняя форма промышленности цлымъ рядомъ неуловимыхъ переходовъ можетъ приближаться къ капиталистической, и даже переходить въ нее. Кустари не участвовали, конечно, въ созданіи петровской фабрики, но процессъ превращенія мелкихъ заведеній въ крупныя совершается на всякомъ шагу и во всякое время. Точно также, какъ на запад, этотъ процессъ происходитъ двумя различными путями: путемъ непосредственнаго разрыва кустарей съ земледліемъ и превращенія ихъ въ фабричныхъ рабочихъ, и — еще чаще — замаскированнымъ путемъ раздачи работы на домъ. Одинъ изслдователь еще въ начал 80-хъ годовъ разсчитывалъ, что 86,5% кустарныхъ издлій Московской губерніи и 96% двухъ уздовъ Владимірской находятся въ рукахъ крупныхъ предпринимателей. Такимъ образомъ, будущему кустарной промышленности угрожаетъ въ настоящее время не столько фабричная конкуренція и развитіе машинной техники, сколько капитализація мелкихъ предпріятій. Несомннно, существуетъ въ кустарной промышленности стремленіе предупредить этотъ исходъ путемъ добровольной коопераціи, но до сихъ поръ попытки коопераціи встрчались не особенно часто и удавались еще рже. Во всякомъ случа, и кооперативное, и капиталистическое ‘обобществленіе’ кустарнаго труда одинаково ведетъ къ ослабленію связи его съ земледльческимъ трудомъ, составляющей сущность кустарной промышленности.

——

Наиболе полнымъ сводомъ данныхъ по исторіи русской промышленности остается сочиненіе А. Семенова. Изученіе историческихъ свдній о россійской торговл и промышленности съ половины XVII столтія по 1858 годъ. Спб. 1859 г., три части. Изъ многочисленныхъ сводовъ оффиціальнаго статистическаго матеріала для нашего очерка послужили: Кириллова, Цвтущее состояніе всероссійскаго государства, М. 1831 г., 2 тома. Hermann. Statistische Schilderung von Bussland. Ptsbg. 1790. Schnitter. Essai d’une statistique gnrale de l’mpire de Russie. Paris. 1829 г. (и его же Empire des Tsars). Пельчинскій. О состояніи промышленныхъ силъ Россіи (1822—1832). Спб. 1833. Reden. Das Kaiserthum Russland. Berl. 1843. Обзоръ различныхъ отраслей мануфактурной промышленности Россіи. Спб. 1863 г. т. II-й. Историко-статистическій обзоръ промышленности Россіи, т. II-й. Спб. 1883 г. Сборникъ свдній по Россіи 1890 г., изд. Центр. Стат. Комитета. См. также отдлъ ‘Финансовые дятели въ XIX столтіи’ въ сочиненіи: ‘Наши государственные и общественные дятели’. Спб. 1890 г. О домашней промышленности см. замчанія Haxthausen’а въ 1 том его Etudes, Hanovre, 1847 г. А. Корсакъ. О формахъ промышленности. М. 1861 г. Современное состояніе кустарной промышланности, во многомъ уясняющее ея исторію см. у B. В. Очерки кустарной промышленности въ Россіи. Спб. 1886 г., его же. Артель въ мелкомъ промысл. Спб, 1895 г. и Н. Езерскаго. Кустарная промышленность и ея значеніе въ народномъ хозяйств. М. 1894 г.

[Продолженіе слдуетъ).

‘Міръ Божій’, No 6, 1895

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРІИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.

Очеркъ второй. Экономическій бытъ.

Читайте также: