Разговоры богов, Лукиан, Год: 1909

Время на прочтение: 34 минут(ы)

ЛУКІАНЪ

ИЗБРАННЫЯ СОЧИНЕНІЯ

Перевелъ съ греческаго Н. Д. Чечулинъ

С. ПЕТЕРБУРГЪ
Тип. Главн. Управл. Удл., Моховая, 40
1909.

РАЗГОВОРЫ БОГОВЪ.

1.
Зевсъ.— Прометей.

Прометей. Освободи ты меня, Зевсъ! много ужъ я выстрадалъ!!
Зевсъ. Освободить тебя!! Да на тебя надо бы наложить цпи еще потяжеле, весь Кавказъ навалить теб на голову, надо, чтобъ дюжина коршуновъ не только печенку твою трепала, а и глаза теб выклевала — за то, что ты поднесъ намъ этихъ скотовъ людей, огонь у насъ стащилъ и женщину создалъ!.. А какъ ты меня обманулъ при длежк мяса — кости, обернутыя въ говядинку, мн подсунулъ, а лучшую-то часть себ припряталъ, объ этомъ что скажешь? А?.’.
Пр. Да ужъ довольно я за это поплатился, столько времени я на Кавказ прикованъ и печенкой своей прокармливаю этого проклятаго орла…
Зев. Да это ничтожная доля того, что слдовало бы теб испытать!
Пр. Да и не даромъ ты отпустишь меня, Зевсъ, я теб открою очень важную штуку!
Зев. Надуть ты меня хочешь, Прометей!!
Пр. А какая мн отъ этого выгода? Вдь Кавказъ никуда не уйдетъ, да и цпей у тебя хватитъ, если окажется, что я вру!?
Зев. Ну, говори напередъ, чмъ это ты важнымъ мн заплатишь?
Пр. Если я теперь теб скажу, куда ты идешь — будешь ты врить и другому, что я скажу?
Зев. Ну, пожалуй…
Пр. Ты идешь къ етид, которая готова теб отдаться.
Зев. Это ты угадалъ… Ну, а дальше-то что? Я начинаю думать, что ты скажешь правду.
Пр. Не связывайся ты съ Нереидой, Зевсъ: если она отъ тебя родитъ, тотъ, кто родится, сдлаетъ то же, что ты самъ сдлалъ когда то!
Зев. Престола меня лишитъ?! Ты это хочешь сказать?!
Пр. Избавь отъ этого Богъ, но чего же другого ждать отъ вашей связи?!
Зев. Ну, такъ пусть себ остается етида по добру, по здорову!… А Гефестъ тебя за совть отвяжетъ…

2.
Зевсъ.— Эротъ.

Эротъ. Если я въ чемъ и провинился, прости меня, Зевсъ, я вдь еще маленькій и глупенькій!
Зевсъ. Ты маленькій, Эротъ?! Да ты гораздо старше Япета! Только потому, что у тебя нтъ бороды и сдыхъ волосъ, такъ потому, ты думаешь, надо считать тебя за младенца, хоть ты старый и злой хитрецъ!
Эр. Да что же такого сдлалъ этотъ старикъ, какъ ты меня называешь, что ты хочешь меня заковать?
Зев. А этого мало, негодный, что ты меня такъ оборачивалъ, что нтъ ужъ того, чмъ бы ты меня не длалъи сатиромъ, и быкомъ, и золотомъ, и лебедемъ, и орломъ,— а ли одной женщины ты не заставилъ любить меня самого, изъ за тебя я спокойно не имлъ дла ни съ одной, а всегда мн нужно ихъ обманывать и отъ нихъ скрываться. Любятъ он быка или. тамъ, лебедя, а меня какъ только увидятъ — умираютъ отъ страху.
Эр. Это понятно: он, какъ смертныя, не выносятъ твоего лика, Зевсъ.
Зев. А какъ же Аполлона любятъ Браихъ и Гіацинтъ?.
Эр. А Дафна и отъ него убжала, хоть у него роскошные волосы и нтъ еще бороды… Если ты хочешь, чтобъ тебя любили, не тряси своей эгидой, не носи съ собой молніи, а стань хорошенькимъ, нжнымъ, завей себ волосы, подбери ихъ подъ шапочку, однь порфиру, подвяжи позолоченныя сандаліи, ходи, словно приплясываешь подъ флейты и тимпаны,— и увидишь, что за тобой побжитъ больше, чмъ менадъ у Діониса!
Зев. Ну тебя! Не хочу я, чтобъ меня и любили, если я такимъ стану!
Эр. Ну, Зевсъ, такъ и не ищи любви, это проще!
Зев. Нтъ! Любить я хочу, по хочу достигать и цли безъ особыхъ хлопотъ — только съ этимъ уговоромъ я тебя и отпускаю…

3.
Зевсъ.— Гермесъ.

Зевсъ. Гермесъ, знаешь ты хорошенькую дочь Инаха?
Гермесъ. Да! ты объ Іо говоришь?
Зев. Она ужъ больше не двица, а корова.
Гер. Дивное дло!! Какъ же это случилось?
Зев. Гера изъ ревности оборатила ее… Да мало того, у этой злючки и еще придумано: она приставила къ ней ужасно глазастаго пастуха, Аргуса, и онъ ни днемъ ни ночью не спить, все корову сторожитъ.
Гер. Что-жъ намъ теперь длать?
Зев. А лети-ка ты въ Немею, гд то тамъ пасетъ Аргусъ нашу Іо — и убей его, а Іо переправь за море, въ Египетъ, и сдлай ее тамъ Изидой. Пусть она тамъ будетъ богиней, пусть управляетъ водами Нила, втрами и пусть спасаетъ плавающихъ…

4.
Зевсъ.— Ганимедь.

Зевсъ. Ну, Ганимедъ, мы теперь на мст, обними же меня — и увидишь, что у меня нтъ ни птичьяго клюва, ни острыхъ когтей, ни перьевъ, какъ я теб представился, обернувшись въ птицу.
Ганимедъ. Дяденька, разв не ты былъ давеча орломъ, что съ налету унесъ меня отъ животинъ?! Куда же перье-то двалось? и какъ это ты уж совсмъ другимъ объявился?
Зев. Не человка ты видишь, малышъ, не орла: я царь всхъ боговъ, навремя перемнившій свой видъ.
Ган. Что ты?! Такъ ты, стало, Панъ?! А почто же у тебя нту ни дудки, ни роговъ, ни ногъ козлиныхъ?
Зеи, Ты думаешь, что богъ только онъ одинъ?!
Ган. Встимо. Мы ему и жертвы приносимъ, по цльному козлу, въ пещеру его отводимъ, гд онъ и стоитъ… А ты, мн сдается, просто ребятъ крадешь?…
Зев. Скажи мн: неужели ты не слыхалъ имени Зевса и не видлъ на Гаргар его алтаря, Зевса, который даетъ дождь, громъ, молнію?
Ган. Ты говоришь, ддушка, что это ты тотъ, что намъ намедни послалъ большущій градъ, что ты живешь высоко — высоко, длаешь громъ, что это теб батька мой недавно принесъ въ жертву цлаго барана?.. Царь боговъ, нешто я провинился въ чемъ, что ты меня схватилъ!? А тамотко волки набросятся на стадо, да безъ призору то и уволокутъ всхъ…
Зев. Что теб до стада, когда ты станешь безсмертнымъ и съ нами здсь будешь жить?!
Гаи. Какъ? нешто на Иду-то ты не отнесешь меня сегодня?!
Зев. Ну нтъ — этакъ-то я даромъ бы изъ бога въ орла обращался!
Ган. Ой, да взыщется меня батька, осерчаетъ, коли не найдетъ, да и отдеретъ, что стадо-то я бросилъ!!
Зев. Да гд же онъ тебя увидитъ?
Ган. Нтъ! Хочу къ нему!… Отнеси меня — общаюсь теб, что въ выкупъ за меня онъ теб пожертвуетъ и еще барана — у насъ есть большущій трехлтокъ, все стадо водить…
Зев. Какъ мальчикъ милъ и простъ, совсмъ дитя!— Миленькій Ганимедъ, оставь ты все это въ поко, забудь объ этомъ, и о стад, и объ Ид. Ты уже небожитель, будешь благотворить отсюда и отцу, и отечеству, а вмсто сыра и молока будешь питаться амирозіей и нектаромъ, да и намъ всмъ станешь это разливать и подносить. А самое главное — ты станешь уже не человкомъ, а безсмертнымъ, я сдлаю, что звзда твоя заблеститъ ярко и ты будешь наверху блаженства!…
Ган. А какъ мн захочется поиграть, кто будетъ со мной играть? На Ид насъ много товарищевъ…
Зев. Съ тобой будетъ здсь играть Эротъ, будутъ у тебя и бабки, сколько хочешь — только будь веселъ, здоровъ, и не печалься о томъ, что на земл.
Ган. Да на что я вамъ нуженъ-то? Или и здсь надо пастуха?
Зев. Нтъ! ты будешь разливать вино, подносить нектаръ, услуживать на пирахъ.
Гаи, Ну это не трудно! Я знаю, какъ разливать молоко и подавать чашки.
Зев. Смотри! Опять онъ вспоминаетъ о молок и воображаетъ, что будетъ служить людямъ! Вдь здсь небо и пьемъ мы, какъ я сказалъ теб, нектаръ!…
Ган. А онъ слаще молока, Зевсъ?
Зев. А вотъ скоро увидишь и, попробовавши, никогда уже не захочешь молока…
Ган. А гд я буду спать ночью? Врно съ мальчикомъ Эротомъ?
Зев. Ну нтъ: я тебя для того унесъ, чтобъ намъ спать вмст.
Ган. А одинъ разв ты не можешь заснуть, или лучше теб спать со мной?
Зев. Конечно лучше съ такимъ, какъ ты. Ганимедъ, съ такимъ красивымъ…
Ган. Да на что-же теб красота моя во сн-то?
Зев. Ты ужасно милъ, и сонъ мой станетъ слаще…
Ган. А вотъ батюшка сердился на меня, когда мы спали вмст, и поутру журилъ меня, что я мшалъ ему спать, все вертлся, бился, говорилъ громко во сн, такъ что чаще онъ отсылалъ меня спать къ мамк… И лучше теб, если ты на то меня унесъ, чтобы спать со мной, скоре отнести меня на землю, а то возня теб будетъ не спать, я теб наскучу, какъ буду постоянно вертться…
Зев. Этимъ сдлаешь ты мн еще больше удовольствія, если я буду меньше спать съ тобой — чаще я буду тебя обнимать и цловать.
Ган. Ну, увидишь — я сейчасъ засну, какъ только ты меня станешь цловать.
Зев. Тогда увидимъ и мы, что длать… А теперь, Гермесъ, возьми его и, напоивъ его безсмертіемъ, приводи разливать вино, только сначала немного подъучи подавать кубокъ…

5.
Зевсъ.— Гера.

Гера. Какъ принесъ ты сюда, Зевсъ, этого фригійскаго мальчишку съ Иды на меня почти ужъ и не смотришь…
Зевсъ. И къ нему ты меня уже ревнуешь, Гера, и на него злишься, хоть онъ совсмъ ни при чемъ, а я то думалъ, что ты злишься только на женщинъ, съ которыми я имю дло.
Гер. И то ужъ не хорошо и неприлично было, что ты, царь боговъ, бросаешь меня, законную жену, и идешь безобразничать на земл, оборачиваясь то въ золото, то въ сатира, то въ быка. Да хоть т вс остаются на земл. А этого мальчишку ты притащилъ сюда съ Иды,— ишь, превосходнйшій орелъ какой!— и живетъ онъ у насъ, чуть не на голов у меня, виночерпій, вишь, онъ! Виночерпіевъ у тебя было мало!!! Геба, что ли, или Гефестъ отказались у тебя служить?! У него же ты чашу берешь не иначе, какъ расцловавъ его — на глазахъ у всхъ!— и поцлуи эти теб слаще нектара! И часто ты, хоть теб вовсе не хочется, спрашиваешь нектара, иногда только пригубишь, и отдаешь ему снова — а когда онъ пилъ, ты берешь чашу и тоже, что осталось, пьешь и именно оттуда, откуда мальчишка этотъ пилъ, и приближаешь губы такъ, чтобы вмст пить и цловать… А недавно! царь и отецъ всхъ, отложивъ въ сторону эгиду и молнію, съ этакой то бородой, въ бабки съ нимъ игралъ! Я все это вижу, ты и не думай, будто это незамтно!
Зев. Что же удивительнаго, Гера, такого хорошенькаго мальчика цловать, пока пьешь, и наслаждаться тмъ и другимъ, поцлуями и нектаромъ!? Если бы я позволилъ ему, чтобы онъ разъ тебя поцловалъ, ты не стала бы бранить меня, что я нахожу поцлуи его слаще нектара…
Гера. Ну, чисто рчи влюбленнаго — въ этого мальчишку! Я не съ ума сошла, чтобы цловаться съ этимъ изнженнымъ слюняемъ, похожимъ на бабу…
Зев. Ну, ты, матушка, не очень приставай ко мн съ этимъ мальчишкой! Этотъ изнженный, чужой слюняіі мн миле и дороже… не хочу ужъ и говорить кого, чтобы тебя еще больше не разбсить!
Гера. Такъ и женился бы на немъ вмсто меня!.. Попомнишь ты у меня, какъ меня обидлъ изъ-за этого виночерпія!..
Зев. Да, вотъ нужно, небось, чтобы Гефестъ, твой хромой сынъ, разливалъ намъ вино: только что вернется отъ своего горна, весь въ желзныхъ опилкахъ, только что оставитъ свои щипцы,— изъ его лапъ нужно намъ брать чаши, иногда притягивать къ себ и цловать его, котораго и ты сама, мать, неособенно то охотно цлуешь, съ его запачканнымъ сажею рыломъ?! Такъ лучше, неправда-ли?! Конечно, такой виночерпій куда приличне для пира у боговъ!! Ганимеда надо немедленно отослать на Иду: онъ слишкомъ чистъ, руки у него слишкомъ блы, онъ слишкомъ ловко разливаетъ и, что тебя особенно злитъ, цлуетъ онъ такъ, что слаще нектара!..
Гера. Вотъ теперь и Гефестъ хромъ, и пальцы у него не достойны твоей чаши, и лицо у него въ саж, и смотрть на него теб противно — съ тхъ поръ какъ ты своего завитого прислужника принесъ къ намъ съ Иды. Раньше ты этого не видалъ, и опилки и кузница не мшали теб пить изъ рукъ Гефеста.
Зев. Себя только, матушка, разстраиваешь, а у меня своей ревностью лишь разжигаешь эту любовь. Если теб не доставляетъ удовольствія принимать чашу изъ рукъ этого хорошенькаго мальчика, такъ пусть теб и наливаетъ твой сынъ… Ганимедъ! ты мн одному подавай чашу и съ каждой чашей по два раза цлуй меня — тогда когда будешь подавать мн полную, и тогда опять, когда будешь у меня брать… Да что это? Ты плачешь?!.. Не бойся! самъ будетъ у меня плакать всякъ, кто попробуетъ тебя обидть!
Зевсъ, — Гера.
Гера. Какъ думаешь ты, Зевсъ, вообще объ Иксіон?
Зевсъ. Я нахожу, что онъ человкъ порядочный пріятный собесдникъ. Да вдь, если бы онъ того не стоилъ, такъ не бывалъ бы у насъ.
Гера. Но… онъ не стоитъ… онъ нахалъ… онъ не долженъ бывать….
Зев. Онъ чмъ нибудь тебя оскорбилъ?.. Я думаю, я долженъ знать…
Гера. Да, видишь… мн просто неловко сказать… вотъ на что онъ ршился.
Зев. Такъ теперь тмъ больше говори, что это онъ такое выкинулъ? Что онъ какую нибудь богиню… того… Воображаю, что это такое, о чемъ ты даже говорить затрудняешься…
Гера. За мной самой, Зевсъ, онъ пріударилъ, не за кмъ другимъ, и уже давно! Сначала я не понимала, что это онъ не сводитъ съ меня глазъ, иногда вдыхаетъ, и даже слезы у него на глазахъ… Бывало, когда я, выпивъ чего нибудь, отдавала кубокъ Гаинмеду, онъ просилъ, чтобъ ему дали пить изъ этого же самаго кубка и, взявши его. какъ бы цловалъ, подносилъ къ глазамъ, и опять глядлъ на меня — такъ всегда выражается влюбленность. Я ужъ давно хотла и сказать теб, да все думала, что пройдетъ у него эта блажь. Но когда онъ ршился заговорить, бросившись на колни, я оттолкнула его, заткнула уши, чтобы не слышать такихъ дерзостныхъ рчей и вотъ пришла къ теб чтобы ты все узналъ, и ршилъ, что съ нимъ длать!..
Зев. Каково! Негодяй!!.. Меня самого!!.. Геру!.. Вотъ до чего нектару допился!.. Дамы сами виноваты, слишкомъ ужъ къ людямъ снисходительны, вонъ въ гости къ себ принимаемъ! Вотъ они, зазнавшись, что пьютъ то же, что мы, и видятъ красу небесную, какой на земл то никогда не видывали, вздумали обманывать насъ, амурами заняться… Амуръ силенъ, и не людьми только, но подчасъ и нами распоряжается…
Гера. Тобой то ужъ особенно, прямо за носъ тебя, какъ говорится, водитъ и ты бжишь за нимъ всюду, куда онъ тебя, тащитъ и обращаетъ онъ тебя свободно во что захочетъ, игрушка ты просто въ рукахъ Эрота и малый ребенокъ!.. Вижу я, что ты и Иксіону подыскиваешь извиненіе, потому, что самъ, то — помнишь?— съ женой его слюбился, еще она теб Пейрпеоя родила…
Зев. Все еще ты поминаешь, чмъ я забавлялся, сходя на землю!.. А знаешь, что я придумалъ? Не наказывать Иксіона никакъ и не разрывать знакомства — неловко это… Ну, онъ влюбленъ, и, какъ сама ты говоришь, плачетъ, сильно убивается…
Гера. Да что ты, Зевсъ!.. Боюсь я, что ты неприличное скажешь…
Зев. Да нисколько… а сдлаемъ мы изъ облака куклу, совсмъ похожую на тебя, и какъ разойдемся отъ ужина и онъ, какъ вс влюбленные, не будетъ спать — принесемъ, да и подложимъ ему — вотъ онъ и перестанетъ вздыхать, подумавъ, что достигъ желаемаго… хо, хо, хо!…
Гера. Да ну тебя! Чтобъ теб пусто было, вишь чего захотлъ!..
Зев. Да ну, Гера, погоди! Что тебя то убудетъ, если Иксіонъ съ облакомъ станетъ возиться?
Гера. Да вдь облако то будетъ на меня похоже, на меня и стыдъ падетъ изъ-за сходства!
Зев. Пустое говоришь! Ни облако тобой не станетъ, ни ты облакомъ, только Иксіона мы обманемъ…
Гера. Но люди вс очень хвастливы — и онъ, какъ только сойдетъ внизъ, сейчасъ разславитъ и всмъ разскажетъ, онъ. дескать, любовникъ Геры, совмстникъ Зевса, и вс заговорятъ тотчасъ же, что и я влюблена въ него, а иные и поврятъ, не зная, что онъ былъ съ облакомъ.
Зев. Да если онъ что нибудь такое скажетъ, такъ я его швырну въ Аидъ, привяжу къ колесу, и онъ будетъ вчно и безпрерывно съ нимъ вертться, наказанный не за амуры — это вина не великая — а за хвастовство!

7.
Аполлонъ.— Гефестъ.

Гефестъ. Видлъ ты, Аполлонъ, новорожденнаго Майина сынка? Какой онъ хорошенькій, всмъ улыбается, и видно, что выйдетъ изъ него нчто превосходное!
Аполлонъ. Какъ назвать, Гефестъ, младенцемъ и ждать добра отъ того, который, что касается плутней, словно Аридовы вки прожилъ!?
Геф. Но что же могъ худого сдлать новорожденный?
Ап. А вотъ опроси Посейдона — у него онъ укралъ трезубецъ, или Арея — у него онъ незамтно вытащилъ изъ ноженъ мечъ, не говорю ужъ о себ — у меня онъ утащилъ стрлы и лукъ!
Геф. Это новорожденный то, который еще едва стоитъ, еще въ пеленкахъ?
Ап. А вотъ увидишь, Гефестъ, какъ только онъ къ теб подойдетъ.
Геф. Да онъ ужъ подходилъ.
Ап. Ну и что же? Вс у тебя инструменты, ничего не пропало?
Геф. Вс, Аполлонъ.
Ап. А посмотри-ка хорошенько…
Геф. Господи! Клещей не нахожу!
Ап. Ну, такъ вотъ поищи ихъ въ пеленкахъ у мои op ожде инаго.
Геф. Зацпистая-же у него ручка… Что онъ, во чрев матери, что-ли, ужъ упражнялся въ воровств?!..
Ап. Ты еще не слышалъ, какъ проворно онъ болтаетъ и остригъ! Онъ хочетъ и прислуживать намъ… А вчера вызвалъ Эрота бороться, тотчасъ же повалилъ его, ужасно ловко давъ ему подъножку. И тутъ же, подъ шумокъ похвалъ, стянулъ у Афродиты поясъ, когда она хотла поцловать его за побду, а у Зевса, который началъ хохотать надъ этимъ — утащилъ скипетръ! Не будь молнія такъ тяжела и такъ горяча, онъ бы и ее укралъ…
Геф. Ловкій, выходитъ, паренекъ-то!
Ап. Мало того, онъ еще и музыкантъ!
Геф. Это ты откуда знаешь?
Ап. А нашелъ онъ гд-то мертвую черепаху — и сдлалъ себ изъ нея инструментъ! Стянулъ ея концы какъ у лиры, укрпилъ колки, подставилъ кобылку, натянулъ семь струнъ и наигрывалъ, Гефестъ, очень стройно и красиво, такъ что мн просто завидно стало, а я ужъ давно играю. А Майя говоритъ, что ночью онъ еще и на неб не остается, а по проворству своему въ Аидъ бгаетъ,— вроятно, и тамъ хочетъ что-нибудь стащить! У него, вдь, крылья и какой-то удивительный жезлъ, которымъ онъ повелваетъ надъ душами и возитъ мертвыхъ.
Геф. Это я ему далъ, какъ игрушку.
Ап. Ну, вотъ онъ за это и стянулъ у тебя клещи.
Геф. Спасибо, что напомнилъ! Пойду и отниму ихъ у него, можетъ и впрямь, какъ ты говоришь, въ пеленкахъ отыщутся…

8.
Зевсъ — Гефестъ.

Гефестъ. Что же, Зевсъ, длать-то? Я принесъ, какъ ты веллъ, топоръ, такой острый, что камень можно перерубить съ одного удара.
Зевсъ. Вотъ и прекрасно, Гефестъ, ну, раскрои ты мн голову!..
Геф. Ты хочешь просто узнать, не спятилъ ли я съ ума… Вели мн то, что теб надо.
Зев. Сдлай именно это, разруби мн голову!.. Станешь спорить — не въ первой испытаешь мой гнвъ… Соберись съ духомъ — и разомъ! Я не могу больше терпть этихъ страданій — голова у меня, прямо, лопается…
Геф. Смотри, Зевсъ, не надлать бы намъ бдъ! Топоръ у меня больно остеръ, не умереть бы теб отъ потери крови!..
Зев. Руби только, Гефестъ, скоре, я знаю, что длаю!..
Геф. Очень неохотно повинуюсь… что съ тобой длать, если ты такъ велишь. Что это?!.. Двица!.. и вооруженная!.. Вотъ, Зевсъ, отчего у тебя ужасно болла голова! Понятно, что бывалъ ты и гнвливъ, когда въ череп у тебя зарождалась такая двица, да еще и съ оружіемъ!.. Какъ это мы и не знали, что у тебя казарма, а не голова… А она то, какъ расхаживаетъ, маршируетъ, щитомъ дйствуетъ, копьемъ потрясаетъ — и съ какимъ азартомъ!.. Да и хороша она, и ужъ въ настоящемъ возраст! Немного глаза у нея на выкат, но это идетъ къ ея шлему… Вотъ что, Зевсъ: за мой трудъ отдай ее за меня!..
Зев. Невозможнаго ты просишь, Гефестъ, она хочетъ оставаться въ двицахъ, впрочемъ, я со своей стороны ничего не имю противъ.
Геф. Только мн и надо, остальное мое дло — ужъ она будетъ моею…
Зев. Если но боишься, длай, какъ хочешь: по я знаю, что ты желаешь невозможнаго…

9.
Посейдонъ — Гермесъ.

Посейдонъ. Нельзя-ли мн, Гермесъ, видть Зевса?
Гермесъ. Невозможно, Посейдонъ…
Пoc. Доложи, все-таки, ему.
Гер. Не настаивай, пожалуйста: сейчасъ не время… Нельзя его видть…
Пос. Значитъ, онъ съ Герой?
Гер. Совсмъ напротивъ…
Пос. Понимаю — у него Ганимедъ.
Гер. Тоже нтъ. Онъ.. нездоровъ…
Пос. Что же съ нимъ, Гермесъ? Надюсь, ничего опаснаго…
Гер. Мн совстно сказать… Тутъ нчто особенное…
Пос. Неужели же нельзя сказать мн, его брату?!
Гер. Онъ только что родилъ, Посейдонъ.
Пос. Что такое?!.. Онъ родилъ?!.. Отъ кого? Что онъ ‘обоего пола особа’ — это новость! Да и брюха то у него совсмъ не было замтно…
Гер. Да это и понятно: не тамъ былъ у него ребенокъ.
Пос. А, понимаю! Опять онъ родилъ изъ головы, какъ Аину!.. Плодливая же у него голова!..
Гер. Да нтъ — онъ въ бедр выносилъ Семелина недоноска!..
Пос. Ну, и молодецъ же! Везд ребятъ носитъ и изо всхъ мстъ родитъ!.. А Семела кто такая?
Гер. А ивянка, дочь Кадма, онъ къ ней ходилъ, и вотъ сдлалъ ребенка.
Пос. А родилъ его за нее самъ, Гермесъ?
Гер. Дйствительно такъ, хоть ты и сомнваешься. Къ Семен подобралась Гора и подбила ее — ты вдь знаешь, какъ она ревнива — просить Зевса, чтобы онъ показался ей съ громомъ и съ молніей. А какъ Зевсъ согласился и пришелъ съ молніей, домъ то и загорлся, Семена въ пламени погибла, а онъ веллъ мн сдлать ‘кесарево сченіе’ и вынуть еще недоношеннаго семимсячнаго младенца, я это устроилъ, а онъ разрзалъ себ бедро, зашилъ туда младенца и доносилъ ого,— и вотъ, на третьемъ мсяц, родилъ его и теперь самъ нездоровъ.
Пос. А новорожденный гд?
Гер. Я относъ его въ Ниссу и отдалъ нимфамъ, назвавъ его Діонисомъ.
Пoc. Такъ что Діонису этому братецъ мой — и отецъ, и.мать вмст?!
Гер. Пожалуй, что такъ. Однако, я пойду къ нему воды додать, да и все нужное сдлать.

10.
Гермесъ.— Геліосъ.

Гермесъ. Солнышко, вотъ что веллъ теб передать Зевсъ: не вызжай ты ни сегодня, ни завтра, ни послзавтра, а оставайся-ка дома и пусть все время будетъ одна долгая ночь, Часы пусть выпрягутъ коней, ты загаси свой огонь и самъ это время отдохни.
Геліосъ. Вотъ теб разъ! Что за чепуха!… Ужъ не ошибся ли я немного въ дорог или во времени, такъ что онъ на меня разсердился и придумалъ устроить, вмсто дня, тройную ночь?
Гер. Ничего подобнаго не было, да, даетъ Боіъ, и не будетъ никогда. Самому нужно, чтобы теперь ночь была подлинне.
Гел. Да гд же онъ и откуда ты посланъ Съ такими встями?
Гер. Изъ Беотіи, Солнышко, изъ дому Амфитріона: онъ съ его женой…
Гел. Такъ что же? Простои то ночи недовольно?!
Гер. Недовольно. Нужно ему теперь родить особеннаго, великаго и мощнаго бога,— ну, а такое дло сдлать въ одну ночь невозможно…
Гел. Пусть ихъ тамъ работаютъ въ часъ добрый… Только, Гермесъ, не бывало ничего такого при Кронос (вдь мы съ тобой одни): никогда Кроносъ не гулялъ на сторон отъ Реи, не бросалъ неба, чтобы кутить въ ивахъ. День — такъ день и былъ, ночь — такъ ночь, длиной какъ слдовало по времени года, ничего чудного и несуразнаго но заводилось, со смертными женщинами онъ не связывался. А теперь — изъ за какой то лядащей бабенки изволь все поварачивать вверхъ дномъ: кони останутся попусту не прозженными, дорога станетъ трудне, какъ безъ прокату-то пробудетъ три дня. люди понапрасну проживутъ во тьм кромшной… Вотъ что они потеряютъ изъ-за Зевсовыхъ амуровъ, да будутъ ожидать, сидя въ.этакой тьм, пока сдлаетъ онъ тамъ того богатыря, о какомъ ты говоришь!..
Гер. Помалкивай-ка, Солнышко, чтобъ чего худого не вышло изъ этакихъ рчей! А я пойду къ Лун и Сну, сказать имъ отъ Зевса — Лун, чтобъ шла съ прохладцемъ, а Сну — чтобъ онъ не отпускалъ людей, чтобъ они и не замтили, что ночь что то длинновата…

11.
Афродита.— Луна.

Афродита. Что это про тебя разсказываютъ, милая Луна? Говорятъ, будто ты, когда бываешь въ Карій, останавливаешь свою колесницу, чтобы полюбоваться на одного охотника, Эндиміона, когда онъ спитъ подъ открытымъ небомъ, а иногда, среди дороги, даже и спускаешься къ нему?
Луна. Спроси, Афродита, своего сына… онъ тутъ виноватъ…
Афр. Ахъ ужъ не говори! Онъ становится просто невыносимъ! Чего онъ только со мной не продлывалъ, со своей матерью:— то на Иду водилъ изъ-за иліонца Анхиза, то вонъ на Ливанъ, изъ-за молоденькаго-то ассирійца,— а потомъ влюбилъ въ него Персефону и на половину отнялъ у меня милаго! Сколько ужъ разъ я ему грозила, если не исправится, сломать его лукъ и колчанъ, крылья у него выдрать! Нашлепаешь его сандаліей — на минуту уймется онъ съ испугу, прощенья проситъ,— а потомъ вскор же опять за старое!… А скажи ты мн — онъ красивъ, твой Эндиміонъ? Вдь это самое лучшее утшеніе…
Л. Ахъ, Афродита! Мн онъ кажется ужасно хорошъ! А особенно, когда спитъ среди скалъ, на простомъ плащ… Лвой рукой онъ придерживаетъ свои стрлы, а правая у него закинута за голову,— ну, просто картина! Дышетъ онъ во сн такъ спокойно, точно амброзіей… Тогда я спускаюсь со своей высоты, подхожу на цыпочкахъ, чтобъ его не разбудить, не испугать… Ты сама это знаешь, что мн говорить теб объ этомъ… Я влюблена въ него до безумія!..

12.
Афродита. Эротъ.

Афродита. Подумай, Эротикъ, что ты длаешь! Я ужъ не говорю, что на земл ты Богъ-знаетъ что внушаешь людямъ и противъ самихъ себя и противъ другихъ, но вдь и на неб-то!.. Зевса ты намъ выводишь въ самыхъ разныхъ видахъ, обращаешь его во что теб вздумается, Луну снимаешь съ неба, Солнце заставляешь иногда бгать къ Климов, гд оно забываетъ свою дорогу. А что ты со мной продлываешь — это же непозволительно дерзко! Наконецъ, ты. разбойникъ, ужъ и Рею — старуху и мать столькихъ боговъ!— влюбилъ въ мальчишку и заставляешь бгать за какимъ-то фригійцемъ! И теперь она — изъ-за твоихъ штукъ — совсмъ съ ума рехнулась: запрягла своихъ львовъ, собрала корибантовъ,— они такіе же полоумные, какъ и она,— и вонъ они носятся но Ид, подъ гору и въ гору, она — благимъ матомъ реветъ по своемъ Атис, а корибанты — тотъ самъ себя деретъ мечемъ, тотъ, распустивъ волосы, мечется по горамъ какъ угорлый, тотъ трубитъ въ рогъ, тотъ звенитъ тимпанами, стучитъ кимвалами — на Ид просто стонъ стоитъ и дымъ коромысломъ! И я боюсь, ужасно боюсь, какъ твоя мать — родила же я на свтъ дитятко!— какъ бы Рея, рехнувшись совсмъ, а то. пожалуй, опомнившись, не велла своимъ корибантамъ схватить тебя, изрубить на кусочки да и бросить львамъ… Просто, страшно мн за тебя! Что съ тобой тогда будетъ?!…
Эротъ. Не бойся, матушка! Львы ко мн привыкли, я часто сажусь къ нимъ на спину и, держась за гриву, на нихъ катаюсь. А они виляютъ хвостами, или берутъ руку въ ротъ, полижутъ — и ничего… А Ро — гд ей теперь думать обо мн. когда она только и занята своимъ Атисомъ! Да и что же я худого сдлалъ: показалъ красиваго?! Вы, вдь, не пропускаете сами красавцевъ, такъ и меня за это не вините!.. Или ты, мамушка, ужъ не хочешь больше любить, не хочешь любить Арея, и чтобы и онъ тебя не любилъ?..
Афродита. Ахъ, какой ты проказникъ, какой разбойникъ! Но не забывай моихъ словъ, все таки!

13.
Зевсъ.— Асклепій. Гераклъ.

Зевсъ. Да перестаньте, Асклепій и Гераклъ, ссориться, точно мужики! Неприлично это и неумстно на пир у боговъ!
Гераклъ. Что же, Зевсъ? По твоему, мн ссть ниже этого лекаришки?!
Асклепій. Конечно! Я выше тебя.
Гер. Чмъ это, глупая твоя голова?! Тмъ, чтоли, что Зевсъ тебя за пакости громомъ убилъ — а потомъ ты получилъ безсмертіе такъ себ, по снисхожденію?!
Аск. Позабылъ ты видно, Гераклъ, что и самъ сгорлъ на Эт, что меня коришь смертью отъ огня?
Гер. Да равно ли мы прожили-то?! Я, сынъ Зевса, Богъ знаетъ какіе труды понесъ, очищая землю, чудовищъ истребляя, наказывая разныхъ злодевъ, а ты — корешки какіе-то выкапывалъ, фокусы разные выдлывалъ! Хворымъ людямъ лекарства подавать ты умешь, а богатырскаго ничего ты не сдлалъ…
Аск. Врно, братъ, врно: я и тебя выпечилъ, когда ты недавно явился сюда полуизжареннымъ, подгорвъ съ обоихъ боковъ — съ одного отъ платьица, а съ другого — отъ костра. Если бы и ничего другого за мной не было, такъ я хоть рабомъ не былъ, какъ ты, не прялъ въ Лидіи, сидя въ красномъ сарафан, не получалъ колотушекъ золотой туфлей отъ Омфалы и въ блой горячк не убивалъ жены и дтей…
Гер. Отвяжись ты, или узнаешь сейчасъ, что не очень то поможетъ теб безсмертіе, какъ схвачу тебя да швырну внизъ головой съ неба, такъ что самъ Пэонъ не залечитъ теб расшибленной башки!..
Зев. Перестать, говорю вамъ! Не разстраивайте вы нашего пира, или выгоню я васъ обоихъ!.. Гераклъ, ты долженъ уступить мсто Асклепію — онъ раньше тебя умеръ…

14.
Аполлонъ.— Гермесъ.

Гермесъ. Что ты грустенъ, Аполлонъ?
Аполлонъ. Все въ любви мн неудача, Гермесъ.
Гер. Да, изъ-за этого стоитъ грустить. Но что ты? Все еще о Дафн скучаешь?
Ап. Нтъ, я скорблю о своемъ миломъ лаконц, сын Эй бала.
Гер. А что съ нимъ? Гіацинтъ умеръ?!
Ап. Да, и не своей смертью!
Гер. Что-же такое, Аполлонъ? Неужели-же кто-нибудь былъ такъ жестокъ, что убилъ такого красиваго мальчика?!
Ап. Моихъ собственныхъ рукъ это дло…
Гер. Да что ты-съ ума сошелъ, Аполлонъ?!
Ап. Нтъ, это несчастный случай…
Гер. Что же такое? Разскажи, пожалуйста.
Ап. Гіацинтъ учился бросать дискъ и я съ нимъ бросалъ. А проклятый Зефиръ — пропади онъ пропадомъ!— давно былъ тоже въ него влюбленъ, но Гіацинтъ на него и не глядлъ, и вотъ Зефиръ, взбшенный презрніемъ, лишь только я метнулъ дискъ, какъ обыкновенно, высоко,— вдругъ какъ задуетъ съ Тайгета и нанесъ дискъ прямо на голову моему мальчику… Кровь хлынула ручьемъ… и онъ тутъ же умеръ. Я кинулся на Зефира — онъ удирать въ горы… Я пустилъ ему въ догонку нсколько стрлъ. А моему мальчику въ Амиклахъ, гд его сразилъ дискъ, я насыпалъ большой курганъ. Земл же веллъ изъ его крови выростить цвтокъ, прекраснйшій изъ всхъ цвтовъ, а на лепесткахъ у него слова, говорящія о моей скорби по покойник… Ну, какъ по твоему, неужели же я понапрасну грущу?
Гер. Да что же длать, Аполлонъ! Вдь ты же зналъ, что любимчикъ твой смертенъ, такъ нечего и печалиться, что онъ умеръ…

15.
Аполлонъ.— Гермесъ.

Гермесъ. Вонъ, Аполлонъ, хромой-то нашъ, и по ремеслу кузнецъ, а женился на какихъ красавицахъ — Афродит и Харит!
Аполлонъ. Да, счастье ему, Гермесъ! Дивлюсь я, что он терпятъ его ласки, а особливо, когда видятъ его всего въ поту, разопрвшаго у своего горна, съ лицомъ сплошь въ саж… И вотъ такого-то он обнимаютъ, цлуютъ и спятъ съ нимъ!
Гер. Я и самъ не понимаю этого и завидую Гефесту… Украшайся тутъ, играй на киар, заботься о красот, какъ ты. Аполлонъ,— или, какъ я, будь недуренъ и на лир поигрывай,— а какъ отдохнуть, мы съ тобой спи себ въ одиночеств!..
Ап. Я ужасно несчастенъ въ погон за любовью… Ужъ какъ любилъ я Дафну и Гіацинта — и вотъ Дафн былъ я такъ противенъ, что она захотла лучше обратиться въ дерево, чмъ принадлежать мн, а Гіацинта я самъ убилъ дискомъ и теперь, вотъ, вмсто нихъ, у меня одни внки
Гер. Ну, а я, во время оно, и съ Афродитой… Впрочемъ, не слдъ болтать.
Ап. Знаю,— говорятъ, отъ тебя у нея Гермафродитъ. А скажи-ка ты мн: какъ это не ревнуетъ Афродита къ Харит, а Харита къ Афродит?
Гер. Да, вдь, Аполлонъ, одна живетъ съ нимъ на Лемнос, а другая — на неб. А кром того, вдь, Афродита ужасно влюблена въ Арея, только объ немъ и думаетъ и о кузнец своемъ почти ужъ не вспоминаетъ!
Ап. А какъ ты думаешь, знаетъ про это Гефестъ?
Гер. Знаетъ, но что же онъ можетъ подлать, видя, какой это молодой человкъ интересный, да еще и воинъ! Вотъ онъ и представляется спокойнымъ. Но онъ задумалъ устроить какія-то сти и поймать ихъ en flagrant dlit…
Ап. He знаю, какъ другіе, а я ужасно хотлъ бы быть этимъ пойманнымъ!..

16.
Гера.— Латона.

Гера. Хорошихъ дтокъ родила ты Зевсу, Латона, нечего сказать!…
Латова. Не всмъ, Гера, рожать такихъ, какъ твой Гефестъ!
Гера. Да онъ, хоть и хромъ, а очень полезенъ, такой искусникъ: небо намъ все разукрасилъ, женился на Афродит, и какъ для нея старается! А изъ твоихъ — дочь совсмъ и не похожа на двицу. дикая, ушла, въ конц концовъ, къ скиамъ и тамъ — всмъ извстно, что она стъ, убивая путниковъ и подражая скиамъ, которые людоды!.. А Аполлонъ за все хватается: онъ и стрлокъ, онъ и музыкантъ, онъ и лечитъ, онъ и предсказываетъ! Устроилъ заведенія для гаданій — въ Дельфахъ, въ Клар, въ Дидимахъ — и надуваетъ себ всхъ, что къ нему обращается, на всякій вопросъ отвчаетъ уклончиво и двусмысленно, такъ что нтъ опасности ошибиться. И наживается онъ отъ этого — вдь много дураковъ, которые ищутъ, чтобы ихъ обманывали, хоть для тхъ, кто поумпе, ясно, что онъ большею частью путаетъ. Вотъ онъ — предсказатель, а не зналъ, что убьетъ дискомъ своего любимчика, не предвидлъ, что Дафна отъ него убжитъ, хоть онъ и красивъ и наряденъ. Ужъ я не знаю, съ чего это ты вообразила, что дти твои лучше Ніобиныхъ?!..
Лат. Знаю я. почему для тебя эти дти одна людодка, другой лжепророкъ, знаю я, почему они тебя злятъ: потому, что вс боги на нихъ любуются: одну хвалятъ вс за красоту, а другому дивятся, когда онъ на балахъ играетъ…
Гера. Ха, ха, ха! Это онъ-то хорошій музыкантъ. Онъ, съ котораго Марсій долженъ былъ бы содрать кожу, побдивъ его въ состязаніи, если бы Музы по совсти ршили!! Напрасно Марсій погибъ, несправедливо осужденный… А красавица твоя такъ то ужъ красива, что, какъ только увидалъ ее Актеонъ, она, со страху, чтобы онъ не разсказалъ всмъ объ ея уродств, затравила его собаками!.. Я. ужъ не говорю, что не была бы она такой повитухой, будь она дйствительно двицей…
Лат. Загордилась ты, Гера, что съ Зевсомъ живешь и царствуешь, вотъ и лаешься..* Погодитка! Ужо и я увижу тебя въ слезахъ, какъ онъ, бросивъ тебя, уйдетъ на землю, обернувшись въ быка или въ лебедя!..

17.
Аполлонъ.— Гермесъ

Аполлонъ. Чего хохочешь, Гермесъ?
Гермесъ. Больно смшную штуку видлъ я, Аполлонъ!
Аи. Разскажи — подлись…
Гер. Афродиту застали въ объятіяхъ Арея и Гефестъ связалъ ихъ, поймавши!..
Ап. Да что ты?! Дйствительно, смшной анекдотъ!…
Гер. Давно ужъ, кажется, онъ зналъ и подстерегалъ ихъ, вотъ и устроилъ онъ западню, разложивъ вокругъ постели невидимыя сти, а самъ ушелъ себ въ кузницу. Вскор Арей пробрался, увренный, что никто его не видитъ: но Солнышко видло и сказало Гефесту… Лишь только они улеглись, ну… и прочее… и очутились подъ тенетами — сть ихъ охватываетъ, а Гефестъ ужъ тутъ! Жена его — вся голая! нечмъ ей при крыться, сгорла со стыда!.. Арей же сперва попробовалъ улепетнуть, думалъ сти разорвать, но, видя, что ужъ не убжишь, сталъ просить прощенія…
Ап. Ну и что же? Гефестъ его отпустилъ?
Гер. Какъ бы не такъ! Онъ созвалъ всхъ боговъ и показывалъ, какъ его обманывали! А онито оба — голые, лица прячутъ, связанные краснютъ… Потха, да и только!… Смху то что было! Чуть не все на глазахъ и происходило!..
Ап. Не стыдно это кузнецу то, выставлять на показъ свою обиду?
Гер. Господи! Да онъ тутъ же, со всми стоя, хохоталъ… А я, если сказать откровенно, завидовалъ Арею не только, когда онъ ласкалъ прелестную, но даже когда онъ былъ и связанъ съ ней…
Ап. И за это ты согласился бы, чтобы и тебя связали?
Гер. А ты бы, небось, не согласился?!?… Пойдемъ-ка, посмотри! Подивлюсь я, если, взглянувъ, ты не пожелаешь того же.

18.
Зевсъ.— Гера.

Гера. Мн, Зевсъ, было бы стыдно, если бы у меня былъ такой сынъ, — какая то рохля, отъ пьянства совсмъ размякъ, ходитъ съ митрой на голов, возится постоянно съ сумасшедшими бабами и самъ хуже ихъ всхъ, кривляется подъ тимпаны, флейты и кимбалы и на кого угодно больше похожъ, чмъ на тебя, отца!
Зевсъ. Ну. однако, Гера, этотъ ‘рохля въ митр’ не только прибралъ къ своимъ рукамъ Лидію, покорилъ обитателей Тмола и подчинилъ себ ракійцевъ, но со своимъ бабьимъ войскомъ ходилъ и въ Индію, слоновъ тамъ забралъ, земли завоевалъ и рабомъ увелъ царя, который попробовалъ было возстать, и все это сдлалъ онъ, прогуливаясь и забавляясь со своимъ тирсомъ, увитымъ плющемъ, пьяный и не въ своемъ ум,— по твоему… А кто осмливался перечить ему или насмхаться надъ его таинствами — онъ всякаго наказывалъ: кого связывалъ лозами, на кого напускалъ собственную его мать — и она его потрошила, какъ ягненка!.. Видишь? Это довольно мужественно и вовсе не недостойно отца! А что ему нравятся игры, да выпивка — бда не велика и даже скоре можно сказать: каковъ же былъ бы онъ трезвымъ, коли и пьяный такія дла длаетъ!
Гера. Да ты, пожалуй, станешь хвалить и выдумку его виноградъ и вино, словно не видишь, что люди длаютъ отъ вина: здравый умъ теряютъ, безобразничаютъ, просто бшеными становятся отъ винопитія!? Икара-то,— перваго, кому онъ подарилъ лозу,— его же работники на смерть заколотили лопатами…
Зевсъ. Пустое, матушка! Не вино это длаетъ, и не Діонисъ, а неумренность въ пить и безобразный обычай пить вино слишкомъ крпкое. А кто пьетъ въ мру, длается только веселе и живе и тогда никто изъ собутыльниковъ ничего такого другому не устроитъ. Это ты, Гера, просто злишься изъ ревности, вспоминая Семелу, и ругаешь Діониса за то, что, но настоящему, очень хорошо…

19.
Афродита.— Эротъ.

Афродита. Отчего это ты, Эротикъ, всхъ боговъ перетревожилъ: и Зевса, и Посейдона, и Аполлона, и Рею, и меня, свою мать, а Аины не трогаешь и для нея словно факелъ твой безъ огня, колчанъ безъ стрлъ и самъ ты безъ оружія?
Эротъ. Боюсь я ее, мамушка… Очень ужъ она страшная, серьезная, строгая. Иной разъ я натяну лукъ и прицлюсь въ нее, она какъ потрясетъ шлемомъ, испугаетъ меня, я просто задрожу и стрлы падаютъ у меня изъ рукъ!..
Афр. А Арей что-же не страшне, что на него ты напалъ и побдилъ его?
Эр. Да онъ самъ ко мн подходитъ и меня подзываетъ, а Аина глядитъ все такъ сердито… Разъ я какъ-то летлъ близко отъ нея со своимъ факеломъ, такъ она: ‘если только подлетишь, говоритъ, вотъ ей-же Богу, пырну тебя копьемъ, либо за ногу схвачу да швырну въ тартарары, либо руками разорву’! Вонъ какъ она говоритъ! И смотритъ такъ сердито, и На груди у нея такое страшилище со змями, вмсто волосъ… Его я ужасно пугаюсь, страшно мн и я бгу!..
Афр. Вотъ Аины и Горгоны ты боишься, а Зевсовой молніи нтъ!.. А почему ты въ Музъ не стрляешь? Разв он тоже трясутъ шлемомъ и показываютъ теб Горгону?
Эр. Не смю я ихъ трогать: он такія серьезныя, всегда думаютъ или поютъ, и я часто стою и слушаю ихъ пніе…
Афр. Ну, Богъ съ ними, если он такія серьезныя. А Артемиды почему ты не трогаешь?
Эр. Да попасть въ нее не легко: она все бгаетъ по горамъ, у нея своя особая любовь.
Афр. Что же она любитъ, милый?
Эр. Охоту на оленей, на ланей, ловить ихъ или стрлять, этимъ она ужасно увлекается. А вотъ брата ея, хоть онъ тоже стрлокъ и охотникъ…
Афр. Знаю, знаю, милый, его ты частенько подстрливалъ…

20.
Судъ Париса.

Зевсъ.— Гера. Аина.— Афродита.— Гермесъ.— Парисъ.

Зевсъ. Иди-ка ты, Гермесъ, съ этимъ яблокомъ во Фригію къ пастуху, Пріамову сыну — онъ бродитъ около Иды въ Гаргаріи,— и скажи ты ему, что, дескать, Зевсъ велитъ теб, Парисъ, такъ какъ ты молодецъ красивый и въ длахъ любовныхъ опытенъ, разсудить этимъ богинямъ, которая всхъ лучше. Побдительница въ этомъ спор въ награду и получитъ яблоко. Ну, и вамъ самимъ надо поити къ этому судь. Я люблю васъ всхъ одинаково и отказываюсь тутъ ршать: если бы можно было, съ удовольствіемъ видлъ бы я побдительницами васъ всхъ — вдь, признавшій одну красивйшею, неизбжно станетъ страшно ненавистенъ обимъ другимъ,— такъ что я и ни берусь быть вамъ судьей. Молодой же фригіецъ, къ которому вы пойдете, царевичъ и милому нашему Гапимеду родня и хоть человкъ онъ простой и малообразованный, но никто не можетъ признать его недостойнымъ предстоящаго ему зрлища.
Афродитъ Если бы ты, Зевсъ, самого Мома назначилъ намъ въ судьи, и предъ и имъ бы я выступила смло. Самъ Момъ, со всмъ своимъ злымъ умомъ, что могъ бы во мн осудить?.. Но нужно, чтобъ выбранный тобой человкъ былъ угоденъ и этимъ!..
Гера. Да и л, Афродита, не побоялась бы, хоть бы твоего Арея назначили намъ судьей, и согласна и на этого Париса, каковъ бы онъ тамъ ни былъ.
Зев. Согласна и ты на это, дочка? Что ты говоришь?.. Отворачиваешься и краснешь… Это ужъ ваше двичье дло стыдиться такихъ разговоровъ! Но ты соглашаешься, все-таки. Ну, такъ идите же, только проспорившія ужъ не сердитесь на своего судью и не напускайте какихъ-либо бдъ на этого молодца. Вдь нельзя же всмъ быть совсмъ одинаково красивыми.

*

Герм. Ну, такъ маршъ сейчасъ во Фригію, я васъ поведу, а вы не отставайте… Не бойтесь, я Париса знаю. Молодецъ онъ красивый, женскій полъ любитъ и споръ вашъ разршить отлично можетъ. Онъ ужъ худо не разсудить.
Афр. Очень это хорошо и по мн ты это говоришь. что судья онъ справедливый. А что, онъ холостой или есть у него жена?
Герм. Ну, не совсмъ холостой…
Афр. Какъ это?
Герм. Кажется мн, что живетъ онъ съ одной женкой съ Иды,— она ничего себ, но деревенщина и совсмъ не образованная. Только, кажется, не очень то онъ къ ней льнетъ… А на что ты это спрашиваешь?
Афр. Такъ себ.
А. Не по посольски поступаешь, Гермесъ: что ты съ ней шепчешься?
Герм. Да пустяки, Аина, не объ васъ. Она спрашивала, холостъ Парисъ или женатъ?
Же. А ей какое до этого дло?
А. Не знаю. Она говоритъ, что такъ себ, вдругъ, спросила..
А. Ну что же? Холостой опъ?
Герм. Кажется, что нтъ.
А. Ну, а любитъ онъ войну? Любить славу? Или онъ настоящій пастухъ?
Герм. Не могу теб сказать хорошенько, а думаю, что, какъ молодъ онъ, то долженъ онъ и этого желать, думать, какъ бы быть ему первымъ и въ битвахъ.
А. Ага! Ну, я ничуть не безпокоюсь и не сержусь, что ты съ ней шептался. Дла Афродиты не важны!..
Герм. И она почти такъ же говорила. Такъ ты и не гнвайся и не дуйся, что я и ей попросту отвчалъ. Однако, въ разговорахъ то мы порядкомъ поотошли отъ звздъ и ужъ почти во Фригіи. Я уже хорошо вижу и Иду и Гаргаръ, да, если не ошибаюсь, вонъ и самъ вашъ судья, Парисъ.
Гера. Гд? Я но вижу.
Герм. Вонъ тамъ, Гера, смотри налво: не у вершины, а внизу, вонъ, гд пещера, гд видно стадо…
Гера. Не вижу я стада…
Герм. Какъ?! Неужели ты не видишь, вонъ тамъ, куда я показываю пальцемъ, что межъ камнями пробираются коровы, не видишь и человка, который, съ рожкомъ въ рукахъ, смотритъ съ камня, чтобы стадо не разбрелось?..
Гера. Теперь вижу, такъ это онъ?
Геры, Да, онъ. Такъ какъ мы уже близко, то. я думаю, не пойдти ли намъ лучше по земл, чтобы не испугать его. если вдругъ сверху явимся предъ нимъ.
Гера. Хорошо, пойдемте… Мы спустились, Афродита, и, я думаю, ты теперь отлично можешь идти впередъ и указывать дорогу. Ты, вдь, кажется, знаешь эти мста, частенько ты, говорятъ, спускалась сюда къ Анхизу.
Афр. Я и вниманія не обращаю, Гера, на твои задиранья…
Герм. Да я васъ проведу. Я, вдь, бывалъ, во Фригіи, когда Зевсъ увлекся фригійскимъ мальчикомъ! Я частенько приходилъ сюда отъ Зевса наблюдать за нимъ. И когда онъ обернулся въ орла, я вдь тоже летлъ вмст съ нимъ и помогалъ ему уносить красавчика. Помнится, вонъ съ того утеса онъ его и подхватилъ. Мальчуганъ въ это время подыгрывалъ на дудочк своему стаду т Зевсъ налетлъ на него сзади, легонечко обхватили его когтями, а клювомъ придерживалъ ему на голов шапочку и понесъ мальчика, который страшно перепугался и, обернувъ голову, смотрлъ, кто это его… Я тогда его дудочку подхватилъ, со страху онъ ее бросилъ.. Однако, вонъ ужъ Парисъ совсмъ близко. Заговоримъ съ нимъ. Здравствуй, пастухъ!

*

Парисъ. Здравствуй и ты, молодецъ. Чей ты? Откуда? И что это за женщинъ ты ведешь? Не здшнія он, не деревенскія, больно ужъ он красивы.
Герм. Не женщины это, Парисъ! Это Геру, Аину и Афродиту, да и меня, Гермеса, Зевсть послалъ къ теб… Что ты дрожишь и блднешь? Ты не бойся, ничего страшнаго нтъ: велитъ онъ теб разсудить ихъ красу. Онъ, говоритъ, самъ всмъ хорошъ и дла любовныя знаетъ, ему и книги въ руки. А ршивъ споръ, въ награду лучшей дай это яблоко.
Пар. Дай-ка посмотрть, что такое.. ‘Отдать прекраснйшей’… Но гд же мн, господинъ Гермесъ, смертному и совсмъ простому человку, быть судьей въ такомъ удивительномъ спор ршить который совсмъ не по силамъ пастуху! Тутъ еще могутъ разсудить люди опытные, городскіе, а мое дло: ршить, какая коза или какая телка лучше,— это я знаю, эти же вс равно хороши, я не знаю, какъ и глаза отвести съ одной на другую… Просто, остановиться нелегко, но, на что ни взглянешь, хочется все туда смотрть и все хвалить, а посмотришь на другое, и то больно хорошо, и туда не наглядишься, и что около, тоже очень хорошо!.. Просто ослпила меня ихъ красота, совсмъ меня побдила она… Экая досада, что не могу я разсматривать ихъ всмъ своимъ тломъ, какъ Аргусъ… Мн кажется: справедливо ршить, такъ надо отдать яблоко имъ всмъ… А еще и вотъ что: одна изъ нихъ, вдь, сестра и жена Зевса, дв дочери… Ну, какая же трудная задана мн задача!.
Герм. Ну, что ужъ длать! А нельзя не исполнить велнія Зевса.
Пар. Тактэ вотъ что, Гермесъ, ты ихъ уговори, чтобы дв, которыя яблока не получаютъ, на меня ужъ не сердились, а ршили бы, что просто глаза мои худо видятъ.
Герм. Он такъ и общались… По пора теб разбирать.
На р. Ну, попробуемъ! Что будетъ, то будетъ! Но еще вотъ что: хотлъ бы я знать, надо ли ихъ разсматривать, какъ он сейчасъ, или он могутъ и раздться для врности разбора?
Герм. Это ужъ дло судьи. Ты самъ приказывай.
Пар. Мое?! Такъ я хочу видть ихъ безо всего.
Герм. Тогда раздвайтесь! Ты смотри, а я поотойду въ сторону…

*

Гера. Ну, хорошо, Парисъ… И я первая разднусь, чтобы ты видлъ, что не только грудь у меня блая и не только глаза такіе большіе, но и вся я одинаково хороша.
Пар. Раздвайся и ты, Афродита!
Аина. Смотри. Парисъ, чтобъ ока раздлась совсмъ и поясъ чтобъ сняла! Онъ у нея волшебный и имъ она тебя околдуетъ! Пусть явится безъ всякихъ украшеній и не нарумяненная, точно кокотка, а нагой покажетъ свою красу…
Пар. Врно она говоритъ: снимай и поясъ!
Афр. Такъ и ты, Аина, сними шлемъ и явись простоволосой: зачмъ потрясать его гривой и судью пугать?! Боишься видно, что если онъ будетъ смотрть безъ перепугу, такъ не очень то поразитъ его взглядъ твоихъ очей…
Же. Смотри, вотъ онъ шлемъ: я его сняла.
Афр. Смотри и ты: вотъ поясъ.
Гера. Ну, раздлась и я…
Пар. Боже ты мой! Что за картина, что за красота, что за прелесть! Ну и двица!.. А эта: какая царственная, блестящая, поистин достойная Зевса! А эта… какъ нжно глядитъ, какая у нея сіяющая и задорная улыбка! Я захлебываюсь отъ восторга… Ну, знаете, я долженъ разсмотрть васъ каждую особо, иначе у меня совсмъ кружится голова, и я не знаю, на что мн и глядть, глаза мои разбгаются.
Афр. Хорошо…
Нар. Вы об поотойдите, а Гера ты останься…

*

Гера. Ладно… А теперь, когда ты меня хорошо видлъ, можешь судить и о томъ, хорошо ли я тебя отблагодарю за ршеніе въ мою пользу: если ты признаешь меня первой, Парисъ, ты будешь владыкой всей Азіи!
Пар. Подарками меня не подкупить… Ну, довольно. Я скажу но совсти. Аина, подойди.

*

А. Вотъ я… Если меня признаешь красивйшей, Парисъ, то никогда не выйдешь изъ битвы побжденнымъ, а всегда будешь побдителемъ: я сдлаю тебя постояннымъ побдоносцемъ!..
Пар. Да нисколько мн не нужно, Аина, ни войны, ни битвъ. Вдь видишь, что теперь во Фригіи и въ Лидіи царитъ миръ, батюшка правитъ спокойно… Впрочемъ, не бойся: я твоихъ правъ не забуду, а за взятки ршать не стану… Ну, одвайся и надвай свой шлемъ, я посмотрлъ хорошо… Ну-ка, Афродита…

*

Афр. Ну, вотъ и я, близехонько… Ты смотри хорошенько, ничего не пропуская, разглядывая каждое мстечко… А кром того вотъ что, красавецъ: я ужъ давно, вижу, что ты молодъ и такъ хорошъ, что другого такого и во Фригіи нту, радуюсь на твою красоту и очень жалю, что ты не живешь въ город, бросивъ эти скалы и утесы, а здсь, въ пустын, губишь свою молодость. Какая теб радость отъ этихъ горъ, а коровамъ,— на что твоя красота?! Да пора бы теб и жениться,— но на такой грубой деревенщин, какъ вс бабы здсь на Ид, а на комъ-нибудь изъ Греціи, изъ Аргоса. Корина, или изъ Спарты, напримръ на Елен, она молода и хороша, просто ничуть не хуже меня, и что всего важне — сердце у нея горячее. Она, ужъ я наврно знаю, если бы только увидала тебя, все бы оставила, чтобъ отдаться теб, пошла бы за тобой и была бы теб хорошею женой… Да ты, наврно, слыхалъ о ней…
Пар. И и чего не слыхалъ, Афродита, по твои рчи слушаю съ большимъ удовольствіемъ!..
Афр. Она дочь Леды, извстной красавицы, той, къ которой леталъ Зевсъ, обращаясь въ лебедя.
Пар. А какова она собой?
Афр. Да ужъ блая, какъ настоящая лебедь: нжная, точно въ яичк выхоленная: одвается отлично, статная… И до того она очаровательна, что изъ за нея была война, какъ Тезой увезъ ее. когда она была еще подросткомъ. А когда она стала невстой, то вс самые лучшіе ахейцы искали ея руки, и она вышла за Менелая, Пелопида. Вотъ, если хочешь, я обдлаю дло, и она будетъ твоей женой.
Пар. Да какъ же это?.. Вдь она же замужемъ!..
Афр. Молодъ ты, милый, и простъ, а ужъ я знаю, какъ обдлать такое дльце…
Пар. Какъ же?? Мн это очень интересно!..
Афр. Ты позжай какъ будто для того, чтобы посмотрть Грецію. А когда будешь въ Лакедемон, Елена тебя увидитъ, и тутъ ужъ мое дло, чтобы она влюбилась въ тебя и ухала бы съ тобой.
Пар. Вотъ это-то и кажется мн совсмъ невроятнымъ, чтобы она ршилась, покинувъ мужа, вдругъ бжать съ чужимъ, неизвстнымъ ей человкомъ!..
Афр. Объ этомъ не безпокойся! Есть у меня два сына, прехорошенькіе,— Страсть и Эротъ, я ихъ дамъ теб въ провожатые, когда ты подешь, и Эротъ проберется къ Елен и влюбитъ ее въ тебя, а Страсть охватитъ самого тебя и сдлаетъ тебя самымъ влюбчивымъ и обольстительнымъ.. Да я и сама съ Харитами буду тамъ и постараюсь, и вмст мы живо ее уговоримъ…
Пар. Выйдетъ ли что изъ всего этого, я не знаю, Афродита, но самъ я и теперь ужъ совсмъ влюбленъ въ Елену… мн просто кажется, что я ее уже вижу… Мн кажется, будто я ужъ плыву въ Элладу… будто я ужъ узжаю съ красавицей, и мн досадно даже, что все это еще лишь въ мечтахъ!…
Афр. Но, Парисъ любимъ ты будешь не прежде, чмъ мн, которая теб все это разсказала и станетъ теб помогать, присудишь яблоко! Слдуетъ, чтобъ и я была съ вами побдительницей, чтобъ я праздновала вмст и ваіи у свадьбу и свою побду… Этимъ яблокомъ ты можешь купить сразу все: любовь красавицы и свадьбу съ ней!…
Пар. Боюсь я, какъ бы посл моего ршенія ты и не позабыла обо мн…
Афр. Хочешь, побожусь?!
Пар. Не надо, не надо… а пообщай еще разъ…
Афр. Общаюсь, что дамъ теб въ жены Елену и что тебя къ пей буду провожать и ее въ Иліонъ привезу, сама съ вами буду и все дло устрою!
Пар. И возьмешь съ собою и Эрота, и Ладу, и Xаритъ?..
Афр. Непремнно… возьму съ собой и Преданность и Гименея…
Пар. Ну, съ этимъ даю теб яблоко!
Афр. Съ этимъ и беру!!

21.
Арей.— Гермесъ.

Арей. Слышалъ ты, Гермесъ, чмъ грозилъ намъ Зевсъ? Какія неслыханныя и невроятныя вещи! Если, говоритъ, захочу, спущу съ неба цпь, а вы старайтесь, ухватившись за нее, стащить меня. Даромъ будете биться, не стащите. А если я захочу втащить — подниму не только насъ, но и землю съ моремъ вмст… и другое, въ томъ же род.— да ты слышалъ. Я не стану спорить: онъ сильне, здорове каждаго изъ боговъ, но чтобы намъ всмъ его не перетянуть, особенно, если мы возьмемъ и Землю и Море, не поврю!
Гермесъ. Поосторожне, Арей, такія рчи говорить но безопасно: не случилось бы намъ худа за болтовню…
Ар. Да ты думаешь, что я со всми такъ разговариваю? Нтъ, братъ, только съ тобой однимъ, зная, что ты умешь держать языкъ за зубами… Но не могу удержаться, чтобы не высказать теб, что всего смшне казалось мн, когда я слушалъ это хвастовство, помню я, какъ не очень давно, когда Посейдонъ, Гера и Аина, возставши противъ него, ршили его схватить и связать, какъ онъ струхнулъ — а ихъ было всего трое! И если бы етида сжалившись, не позвала ему на помощь сторукаго Бріарея, быть бы ему связану и съ громомъ своимъ и съ молніей!.. Когда я объ этомъ вспомнилъ, смяться мн захотлось на его хвастовство!..
Гер. Да потише, осторожно! За этакія рчи и влетть можетъ — и теб, да и мн…

22.
Гермесъ.— Панъ,

Панъ. Здравствуй, батюшка!
Гермесъ. Здравствуй, братецъ. Только какой же я теб отецъ?
Панъ. Да вдь ты же Гермесъ Килленскій?
Герм. Да, я. Но ты-то какъ мн сынъ?
Панъ. Я незаконный, я — ‘плодъ любви несчастной’!
Герм. Чертъ побери! Отъ козла ты какого-нибудь родился и отъ козы! Какой ты мн сынъ: съ рогами, съ этакимъ-то носомъ, съ долгой бородой, съ козлиными копытами, съ хвостомъ…
Панъ. Что бы ты во мн ни ругалъ, батюшка, ты себя больше вини, что такого сына сдлалъ, я тутъ не виноватъ.
Герм. А кто же твоя мать? Ужъ не пошалилъ ли я какъ ненарокомъ съ козой?
Панъ. Не съ козой ты пошалилъ, а припомни-ка. какъ ты въ Аркадіи… благородную двушку… Что это ты кусаешь ногти и озираешься? Я говорю о Пенелоп, дочери Икара.
Герм. Но какъ это она отъ меня,— и родила тебя похожимъ не на меня, а на козла?
Панъ. Вотъ теб ея собственныя слова. Когда она произвела меня на свтъ въ Аркадіи, она сказала: ‘дитятко, мать твоя — это я, Пенелопа спартанка, а отецъ твой, знай это, Гермесъ, сынъ Зевса и Майи. Ты ужъ не огорчайся, что у тебя рога и козлиныя ноги, когда отецъ твой подобрался ко мн, онъ, чтобы обмануть, обернулся въ козла, потому и вышелъ ты похожимъ ни козла’.
Герм. Ахъ, Господи… помню, помню, что то такое было… А я-то горжусь своей красотой, самъ еще бороды не имю, и вдругъ теперь прослыву твоимъ отцомъ! Да меня теперь вс засмютъ за этакое дитятко!..
Панъ. Я тебя не осрамлю, батюшка. Я вдь отличный музыкантъ, играю на флейт, Діонисъ безъ меня шагу ступить не можетъ, я ему другъ и пріятель, я и хоромъ у него завдую. А если посмотришь ты намой стада, сколько ихъ у меня въ Теге и на Партені.— истинно порадуешься. Я вдь въ Аркадіи просто царствую! И Аинянамъ въ Мараонскую битву я такъ помогъ, что мн на Акропол посвященъ особый гротъ,— вотъ, будешь въ Аинахъ, увидишь, какъ тамъ Наново имя почитается.
Герм. Скажи-ка, ты женатъ. Панъ? Такъ, кажется, тебя звать?
Панъ. Нтъ, батюшка. Больно я сладострастенъ и одной женщиной не могъ бы удовольствоваться.
Герм. Что жъ ты? Съ козами, такъ сказать, пошаливаешь?
Панъ. Ну, зачмъ съ козами, я имю дло и съ Эхои, и съ Громой, да и со всми Діонисовымя менадами, и много и у меня съ ними дла бываетъ.
Герм. Вотъ что, сынокъ, хочешь сдлать мн удовольствіе?
Панъ. Приказывай, батюшка.
Геры Вотъ мы съ тобой обо всемъ переговорили, подойди ты ко мн, я тебя поцлую,— но. пожалуйста, не называй ты меня отцомъ при другихъ…

23.
Аполлонъ.— Діонисъ.

Аполлонъ. Удивительно, Діонисъ, до чего не похожи другъ на друга и съ лица и но замашкамъ — Эротъ, Гермафродитъ и Пріапъ, дти одной матери! Одинъ — такой красавецъ, отличный стрлокъ, бойкій, всми вертитъ, другой — какой то рыхлый, что то въ немъ бабье, да и на видъ ни то, ни сё: не поймешь, двчонка это, или подростокъ. А вотъ Пріапъ — этотъ мужественъ больше чмъ надо.
Діонисъ, Что жъ удивляться, Аполлонъ: не Афродита этому причина, а отцы, совершенно различные. Бываютъ часто различными и дти одного отца и одной матери, родные братъ и сестра, какъ, напри мръ, вы.
Ан. Да, но мы похожи, и занятія у насъ одинаковыя, мы оба стрлки.
Діон. Относительно стрльбы врно, но въ другомъ, Аполлонъ, не схожи вы: Артемида — вонъ у скиовъ убиваетъ всхъ чужестранцевъ, а ты здсь прорицатель и врачъ.
Ап. А ты думаешь, сестр пріятно у скиовъ? Да она только и мечтаетъ, какъ бы ухать ей изъ Тавриды, только бы захалъ туда какой-нибудь грекъ, опротивли ей убійства-то.
Діон. И хорошо сдлаетъ. Но Пріап… смшное я теб о немъ разскажу. Недавно былъ я въ Ламисак… иду себ но городу, вдругъ, на встрчу мн Пріапъ… зоветъ къ себ: за отличнымъ ужиномъ немножко мы выпили, затмъ улеглись себ спать. Вдругъ въ самую полночь, нашъ милйшій всталъ… право, мн стыдно говорить…
Ап. Къ теб сталъ подбираться, да?
Діон. …Да, въ такомъ род..
Ап. А ты что же?
Діон. Да что же… расхохотался…
Ап. Ну, конечно, и не стоило оскорбляться или сердиться. Да ему можно и простить: онъ сталъ подбираться къ теб, потому что очень ужъ ты красивъ.
Діон. Такъ вдь этакъ онъ и на тебя, Аполлонъ, можетъ направить свои попытки: ты тоже красивъ,— вишь, у тебя какіе волосы, этакъ, пожалуй и ты когда нибудь привлечешь Пріапа подъ хмлькомъ.
Ап. Ну, на это онъ не ршится, Діонисъ: у меня, вдь, не только волосы хорошіе, но и стрлы тоже…

24.
Майя.— Гермесъ.

Гермесъ. Есть ли, матушка, на неб богъ, больше задерганный, чмъ я?!
Майя. Ну что ты, Гермесъ…
Герм. Какъ что?! Сколько у меня работы, одинъ я выбиваюсь изъ силъ и разрываюсь на столько длъ! Утромъ, только встанешь, изволь столовую подметать, ковры тамъ разстилать… Только что все устроишь — къ Зевсу являйся и потомъ это — день-деньской, бгай вверхъ и внизъ съ его порученіями… Только что вернешься, весь еще въ пыли, амврозію ему подавай, а раньше, пока не взяли этого мальчишки виночерпія, я еще и нектаръ разливалъ. А всего хуже, что и ночью мн одному изъ всхъ нтъ покою, а изволь-ка я тогда души къ Плутону отводить, мертвецовъ туда сопровождать и въ судилище ихъ являть. Мало мн днемъ то дла: въ палестрахъ быть, на собраніяхъ дйствовать, мн и ораторовъ подучивать, мн и похороны устраивать надо!.. Вонъ оба сына Леды сидятъ себ по очереди каждый на неб или въ аду цлый день, а я кажинный день изволь быть и тутъ и тамъ… Вонъ, сынъ Алкмены и сынъ Семены, хоть оба отъ простыхъ женщинъ родились, преспокойно себ пируютъ, а я, сынъ Майи, внукъ Атланта, имъ служу!.. Вотъ и сейчасъ, только что я пришелъ изъ Сидона, отъ Кадмовой дочери, къ которой онъ посылалъ меня посмотрть, что она подлываетъ, и передохнуть я не усплъ, а онъ ужъ опять посылаетъ въ Аргосъ поглядть, что Даная. А оттуда, говорить, по дорог зайди въ Беотію, посмотри, что Антіона!.. Измучился я совсмъ. Хоть бы продали меня куда нибудь, какъ на земл худыхъ рабовъ продаютъ!..
Майя. Перестань, дитятко! Всячески надо стараться для отца, пока молодъ… Бги же, голубчикъ, какъ послали, въ Аргосъ и въ Беотію, да не мшкай, чтобы не попало теб, чего добраго… Сердиты бываютъ, кто втюрившись…

25.
Зевсъ.— Геліосъ.

Зевсъ. Ты что это надлалъ, негодяй! А?! Все, какъ есть на земл сгубилъ, давши колесницу въ руки этому дурню! То онъ сожегъ, слишкомъ близко подъхавъ, другое — заморозилъ, отъхавши съ огнемъ очень далеко, все онъ перепуталъ, все перепортилъ! Если бы я, замтивъ, что тамъ длается, не сшибъ бы его молніей, ни одного бы человка не осталось! Выпустилъ ты намъ кучера!!
Геліосъ. Виноватъ, Зевсъ! Но ужъ ты не гнвайся очень, что я уступилъ сыну на великія его просьбы… Могъ ли я думать, что такая бда приключится!.
Зев. Да разв ты не зналъ, какое тутъ нужно вниманіе, и что чуть немного свернуть съ пути, какъ все и похало?! Разв ты не зналъ норова своихъ коней, не зналъ, какъ крпко нужно держать вожжи?! Вдь имъ чуть отпустишь вожжи, сейчасъ они взбсятся, такъ что ихъ и не удержишь, и понесутъ налво, направо, назадъ, вверхъ, внизъ, куда вздумается… Онъ совсмъ ничего съ ними подлать не могъ…
Гел. Все это я зналъ и долго ему отказывалъ и не давалъ править… Но когда онъ, заливаясь слезами, сталъ цловать меня, да и Климена съ нимъ, я пустилъ его, но наказалъ ему, какъ ему хать, насколько ослаблять вожжи, пока подымается вверхъ, и какъ сейчасъ же ихъ подобрать, когда дойдетъ на спускъ, и какъ крпко держать все время вожжи и не давать воли конямъ. Я говорилъ, каково опасно, если не прямо онъ направитъ.. А онъ,— вдь еще дите!.. какъ съ этакимъ то огнемъ взъхалъ да глянулъ въ бездонную глубину, понятно и испугался… А кони то, какъ почуяли, что не я съ ними ду, на юнца то и не глядя, вынеслись изъ дороги, вотъ и надлали бдъ!.. А онъ то, съ перепугу, чтобы самому не упасть, ухватился какъ видно, за ободъ, вожжи же выпустилъ… Онъ ужъ и наказанъ, Зевсъ, да и мн то довольно горя…
Зев. Довольно — за этакое то дло?… На этотъ разъ я тебя прощаю, но впередъ, если что ни будь такое сдлаешь, или кого подручнаго, вмсто себя, пошлешь, узнаешь немедля, насколько моя молнія сильне твоего огня… Ну, а его пусть сестры похоронятъ у Эридана, гд онъ упалъ, пусть оплачутъ его и пусть, съ горя но немъ, обратятся въ черные тополи… Ты почини колесницу, у нея вдь ось сломалась и одно колесо слетло — и опять зди, но хорошенько помни, что я сказалъ!..

26.
Аполлонъ.— Гермесъ.

Аполлонъ. Не можешь ли ты, Гермесъ, объяснить мн, который Касторъ и который Полидевкъ? Я никакъ не могу ихъ различить…
Гермесъ. Который былъ съ нами вчера, тотъ Касторъ, а этотъ Полидевкъ…
Ап. Какъ ты ихъ различаешь? Они совсмъ одинаковы!
Герм. А вотъ какъ: у Полидевка на лиц шрамы отъ ударовъ, которые онъ получилъ въ драк, а особенно, слдъ отъ раны, которую ему нанесъ Бебрикъ Амиковъ, когда они здили съ Язономъ, а у того нтъ ничего такого, лицо у него чистое и безъ изъяновъ.
Ап. Спасибо за эту примту, а то все остальное у нихъ такъ одинаково: и по половин яйца, и по звзд во лбу, и по копью въ рук, и кони у обоихъ блые, такъ что я зачастую Кастора называлъ Полидевкомъ, а Полидевка — Касторомъ. А скажи-ка ты мн еще: почему они никогда не бываютъ у насъ оба вмст, а всегда они пополамъ, одинъ богъ, а другой покойникъ?
Гер. А это они изъ дружбы: такъ какъ одному изъ сыновей Леды было суждено умереть, а другому стать богомъ, то они такимъ то образомъ и длятъ безсмертіе.
Ап. Странный длежъ, Гермесъ! Вдь такъ они никогда не видятся, чего они, вроятно, всего боле желали бы, коли всегда одинъ съ богами, другой съ мертвецами!? А, кром того, я, вотъ, прорицателемъ. Асклепій — врачемъ, ты — отличный учитель по части борьбы, Артемида — повитухой. и вообще мы, боги, вс занимаемся какимъ нибудь ремесломъ, полезнымъ или людямъ, или богамъ… А они, что они длаютъ? или сидятъ себ просто за столомъ, этакіе то лнтяи?
Гер. Вовсе нтъ, у нихъ тоже есть дло: они служатъ у Посейдона, объзжаютъ море, смотрятъ, не гибнутъ ли гд корабельщики отъ бури, и тогда садятся на судно и спасаютъ его.
Ап. А… ну, это хорошее ремесло, пользительное…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека