ЛУКІАНЪ
ИЗБРАННЫЯ СОЧИНЕНІЯ
Перевелъ съ греческаго Н. Д. Чечулинъ
С. ПЕТЕРБУРГЪ
Тип. Главн. Управл. Удл., Моховая, 40
1909.
Народное собраніе боговъ.
Народное собраніе боговъ.
Звевсъ.— Гермесъ.— Момъ.
Звевсъ.— Гермесъ.— Момъ.
Народное собрание богов, Лукиан, Год: 1909
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Зевсъ. Не ворчите больше, господа боги, и не шепчитесь по угламъ, жалуясь, что въ нашихъ пирахъ участвуетъ много недостойныхъ, Открывается по этому вопросу совщаніе, говорите же каждый открыто, что ему думается, и заявляйте свои неудовольствія. Гермесъ, давай обычный знакъ!
Гермесъ. Господа! Молчаніе!! Кто хочетъ говорить изъ имющихъ на то право взрослыхъ боговъ? Вопросъ о чужихъ и новопоселенцахъ!
Момъ. Я, Момъ! если позволишь, Зевсъ…
Зевсъ. Приглашеніе даетъ уже теб право, такъ что отъ меня ничего не нужно,
Момъ. Я хочу сказать, что худо длаютъ т изъ насъ, которые, не довольствуясь, что сами изъ людей стали богами, думаютъ еще, что ничего важнаго и существеннаго не достигнуто, если они не сдлаютъ равными намъ по почету и своихъ слугъ и спутниковъ, Зевсъ! Я прошу дать мн позволеніе говорить съ полною свободою. Иначе я не могу, а вс знаютъ, какъ я невоздержанъ на языкъ и что ни о чемъ я не умолчу, что длается не хорошо. Я все изобличаю и говорю открыто то, что думаю, не опасаясь никого и стыдясь скрывать свое мнніе. За это я многимъ и кажусь невыносимымъ, прирожденнымъ доносчикомъ, за это меня я называютъ фискаломъ. Но если ужъ позволено, если мы приглашены и если ты самъ. Зевсъ,даешь позволеніе, я выскажусь, ничего не скрывая.
Я говорю, что многіе, не довольствуясь тмъ, что допущены къ участію во всхъ нашихъ пирахъ и равно съ нами почитаются, хотя на половину, они смертные, привели еще съ собой на небо и вписали въ число боговъ цлыя артели слугъ и теперь, ни гроша не заплативъ, принимаютъ участіе въ жертвоприношеніяхъ и все раздляютъ наравн съ нами.
Зевсъ. Да говори. Момчэ, безъ намековъ, открыто и прямо, называй имена: теперь твои замчанія слишкомъ общи, они могутъ касаться многихъ, того или другого. Надо быть смлымъ и говорить безъ стсненій.
Момъ. Спасибо, Зевсъ, что ты меня еще и вызываешь на откровенность! Ты поступаешь царственно, праздолюбиво, великодушно, требуя отъ меня и именъ.. Ну-съ, вотъ нашъ благороднйшій Діонисъ, получеловкъ, даже по женской линіи не грекъ, а внукъ какого то сирофиникійскаго торгаша Кадма, разъ ужъ онъ удостоился безсмертія — не стану я говорить, каковъ онъ, не стану говорить о его митр, объ его пьянств, объ его ухарств. Вс вы, я думаю, видите, какъ мало онъ похожъ на настоящаго мужчину, какая это баба: видите, что онъ полоумный и что съ утра уже отъ него разитъ винищемъ… Но вдь онъ ввелъ къ намъ всю свою братію, цлую орду, и сдлалъ богами Пана, Силена и сатировъ, этихъ мужлановъ, скотниковъ, буяновъ и съ этакими харями! У одного изъ нихъ рога, ноги отъ колна козлиныя и со своей длинной бородой онъ почти совсмъ похожъ на козла: другой — лидіецъ-то этотъ,— плшивый, курносый старикъ, вчно на осл… Сатиры — точно фригійцы: уши у нихъ острыя, сами они плшивые, рогатые да и рога то у нихъ точно у новорожденнаго козленка. У всхъ у нихъ хвосты. Вотъ, какихъ боговъ надлалъ намъ его благородіе!!! Удивительно ли, что презираютъ насъ люди, видя богами такихъ уродовъ и чудовищъ?! Я ужъ не говорю, что онъ привелъ и двухъ бабъ, одну свою любовницу Аріадну, да еще ея внокъ помстилъ въ число звздъ, другую, дочь мужика Икара. И что ужъ совсмъ смшно, боги, и собаку-то Эригоны и ту онъ ввелъ на небо, чтобы — видите ли!двка то эта не огорчилась, что не взять на небо ея любимый песъ! Что это, боги, не обида?! не пьяный дебошъ?! не насмшка?! Но послушайте о другихъ…
Зевсъ. Объ Асклепі и о Геракл, Момъ, не говори! Вижу я, что ты туда гнешь рчь! Изъ нихъ одинъ лчить и поднимаетъ отъ одра болзней и одинъ онъ стоитъ многихъ другихъ, а Гераклъ — мой сынъ и не малыми трудами купилъ онъ себ безсмертіе, такъ что ихъ ты ужъ не тронь!
Момъ. Для тебя, Зевсъ, я о нихъ умолчу, хотя имю многое сказать, хотя бы одно то, что оба они огонькомъ клеймленьи.. Если мн можно говорить о теб самомъ, я бы многое имлъ сказать?
Зевсъ. Обо мн всего больше можешь говорить. Ео что же: ты и меня будешь обвинять въ томъ, что я чужой?
Момъ. Ну, на Крит не только это можно о теб услышать, тамъ говорятъ о теб кое что и еще и могилу твою показываютъ. Впрочемъ, я не врю ахейскимъ эгейцамъ, которые болтаютъ, что ты подкидышъ, я скажу то, что, по моему, гораздо боле заслуживаетъ порицанія. Вдь далъ поводъ для всхъ этихъ безобразій и былъ причиною того, что у насъ завелось это скопище незаконнорожденныхъ, ты самъ, Зевсъ, связываясь съ смертными женщинами, пробираясь къ нимъ и тутъ, и тамъ въ разныхъ видахъ. Мы положительно трепетали, чтобы кто нибудь не закололъ тебя, какъ жертвенную скотину, когда ты обратился въ быка, или чтобы какой нибудь золотыхъ длъ мастеръ не переплавилъ тебя, когда ты обращался въ золотой дождь, такъ что вмсто Зевса вдругъ бы у насъ оказались брошка, браслетъ или сережки… А потомъ ты набилъ небо этими полубогами, — иначе не могу я ихъ назвать. Вдь это же потха слышать, что Геркулесъ оказался богомъ, а Эврисоей, который имъ командовалъ, простой смертный и что рядомъ — храмъ Геркулеса, холопа, и могила Эврисеея, его хозяина. И опять въ ивахъ: Діонисъ — богъ. а его двоюродные братья — Пентей, Актеонъ, Леархъ — самые обыкновенные люди! Съ того времени, какъ ты, Зевсъ, для всхъ такихъ открылъ сюда двери и связался со смертными женщинами, вс бросились теб подражать и не только боги, но — что ужъ совсмъ позоръ — и богини. Кто не знаетъ Анхиза, Тнеона, Эндиміона, Ясіона и остальныхъ?! Впрочемъ, это ужъ лучше опустить: слишкомъ долго было бы разсказывать вс ихъ вины.
Зевсъ. Момъ, ничего не говори о Ганимед. Я разсержусь, если ты огорчишь этого мальчика, ругая его родню!
Мимъ. Пожалуй, и про орла ничего не говорить, ибо и онъ на неб, сидитъ на царскомъ скипетр, чуть не на голов у тебя гнзда вьетъ и тоже на бога походить?! И его оставить изъ за Ганимеда?… Ну, а Эти съ, Корибантъ, Сабазій, эти откуда затесались въ нашъ кругъ? А этотъ мидіецъ, Мира, въ кандис и тіар, даже по гречески не разумющій, такъ что онъ ни ‘здравствуй’, ни ‘прощай’ не понимаетъ!! И вотъ геты и скифы, видя такія штуки, говорятъ, что немного мы значимъ, и сами длаютъ безсмертными и богами кого имъ вздумается, напримръ, Замодксисъ, простой рабъ, вписался въ боги, не знаю ужъ какъ волгавшись. Да все это, боги, еще бы ничего себ. Но ты, египтянинъ, запеленанный, съ собачьей мордой! ты, милйшій, кто такой? Какъ это ты изъ гончихъ удостоился стать богомъ?! Чего нужно этому разукрашенному быку Мемфиса, тоже почитаемому, изрекающему оракулы, окруженному жрецами!? Мн просто стыдно говорить объ ибисахъ, обезьянахъ, козлахъ и Другихъ вещахъ, еще боле смшныхъ, Богъ знаетъ какъ перебравшихся изъ Египта на небо! И какъ это вы, боги, терпите, что все это почитается такъ же какъ вы, если только не боле!! Да ты, Зевсъ, какъ ты то терпишь, что и теб наростили бараньи рога??
Зевсъ. Все, что ты говоришь объ египтянахъ, и врно и стыдно. Только, вдь, Момъ, многое тутъ загадочно, и не надо очень смяться надъ этимъ, если не посвященъ въ таинства…
Момъ. Да ужъ, дйствительно, надо быть очень посвященнымъ, чтобы понимать, что боги боги и есть, а псоголовые такъ псоголовые…
Зевсъ. Оставь, пожалуйста, вопросъ объ египтянахъ… Мы разсмотримъ это въ другое время, на досуг… Говори дальше…
Момъ. Тогда я скажу о Трофоній и, что всего боле меня бситъ, объ Амфилох, который, сынъ окаяннаго матереубійцы, предсказываетъ себ, какъ настоящій богъ, въ Киликіи, жестоко надувая и шарлатанствуя изъ-за двухъ грошей… Теперь ужъ не ты, Аполлонъ, славишься, а любой камень, любой алтарь подаетъ оракулы, если его помазать масломъ, да положить на него внковъ, лишь бы при немъ оказался какой-нибудь шарлатанъ, а ихъ много! Вонъ статуя борца Полидаманта исцляетъ горячечныхъ въ Олимпіи, статуя еагена — на Нанос, Гектору приносятъ жертвы въ Иліон, а насупротивъ въ Херсонес — Протезилаю. Стало насъ такъ много, больше стало и клятвопреступленій и святотатствъ, и хорошо люди длаютъ, что насъ презираютъ!..
Ну, я кончилъ о богахъ незаконно рожденныхъ и незаконно вписавшихся. Очень смюсь я также, Зевсъ, слыша какія то странныя слова для вещей, которыхъ нтъ у насъ, слова, которыя ничего и не могутъ заключать. Гд, въ самомъ дл, Многославная Доблесть, и Природа, и Судьба, и Счастье, эти пустыя, ничего не обозначающія слова, выдуманныя болтунами философами?! И вотъ, появившись ни съ того ни съ сего, они такъ овладли умами безумцевъ, что никто не хочетъ приносить намъ жертвъ, зная, что хоть тысячу гекатомбъ сожги онъ намъ, а Судьба все равно сдлаетъ то, что предопредлено каждому изъ вку Рокомъ!! Позволь тебя, Зевсъ, спросить: да ты самъ то видлъ когда нибудь Добродтель, Природу или Судьбу? А вдь ты вчно слышишь эти слова въ философскихъ разсужденіяхъ и я знаю, что ты вдь не какой нибудь глухарь, и наврно слышишь ихъ громкіе вопли. Однако, я прерываю свою рчь, хотя имлъ бы еще многое сказать. Я вижу, что многіе сердятся на меня и даже посвистываютъ, особенно т, кого затронули мои смлыя слова. Если хочешь, Зевсъ, я прочту уже заготовленную резолюцію во этому вопросу?..
Зевсъ. Читай. Я не скажу. чтобы все у тебя было неврно, и надо, въ самомъ дл, многое устранить, чтобы не разнилось еще большаго…
Момъ. Резолюція: ‘Въ часъ добрый. На законно состоявшемся собраніи, въ 7-й день мсяца, почетнымъ предсдателемъ былъ Зевсъ, предсдательствовалъ Посейдонъ, товарищемъ предсдателя былъ Аполлонъ, секретаремъ быль Момъ, сынъ Ночи. Сонь внесъ предложеніе. Такъ какъ многіе посторонніе, не только эллины, но даже варвары, никоимъ образомъ недостойные быть членами нашей общины, незаконно вписались въ наше число и объявились богами, переполнили небо, такъ что пиры боговъ стали полны шумной толпой, разноголосой и разноязычной, а нектаръ и амброзія, вслдствіе множества потребителей, стали истощаться, такъ что стаканъ стоитъ уже мину, да они же по дерзости, постолкавши съ сдалищъ старинныхъ и настоящихъ боговъ, заняли первыя мста, не по отчин и не по ддин, и стремятся на земл, получить особое почитаніе, то совтъ и народъ постановили: въ день зимняго солнцестоянія созвать на Олимп общее собраніе и избрать семь нарослыхъ боговъ въ комиссію, трехъ изъ стараго совта, что былъ при Кронос, и четырехъ изъ двнадцати, въ числ ихъ Зевса. Комиссія эта иметъ работать, давъ узаконенную клятву Стиксомъ. Гермесъ, какъ глашатай, пригласитъ всхъ, кто претендуетъ на право участвовать въ собраніи, а они соберутъ свидтелей, которые бы клятвенно засвидтельствовали ихъ происхожденіе. Затмъ они будутъ но одиночк представлены въ комиссію и комиссія, допросивъ свидтелей, ршитъ, признавать ли ихъ богами или должно ихъ отправить на ихъ кладбища и положить подъ фамильными памятниками. И если потомъ кто-нибудь изъ этихъ недостойныхъ и обличенныхъ комиссіей ползетъ на небо, того схватить и бросить въ Тартаръ. Богамъ же каждому заниматься своимъ дломъ, и Аин не лечитъ, Асклепію не давать оракуловъ, Аполлону не длать сразу столько длъ, а, избравъ что нибудь одно, быть или вщуномъ, или врачемъ, или пвцомъ. Философамъ же подтвердить, чтобъ не выдавали пустые звуки за божества и не пустословили о томъ, чего не знаютъ. А которые изъ исключенныхъ боговъ имютъ храмы и жертвенники, тхъ изображенія изъять изъ обращенія и замнить ихъ статуями Зевса, Геры, Аполлона или кого изъ остальныхъ боговъ, а тмъ города могутъ насыпать курганы и вмсто жертвенниковъ поставить имъ надгробныя плиты. А если кто не послушаетъ приглашенія и не явится въ комиссію, о томъ будетъ постановлено заочное ршеніе’.— Таково постановленіе.
Зевсъ. Совершенно врно, Момъ! Кто согласенъ, поднимите руки… впрочемъ, пусть лучше такъ будетъ исполнено, я знаю, что много тутъ такихъ, которые бы не подняли руки. Теперь ступайте. а Гермесъ позоветъ васъ, приходите же каждый съ подлинными документами и ясными доказательствами, кто его отецъ и мать, когда и какъ сдлался кто богомъ, кто его родня и свойственники. И какъ кто такихъ доказательствъ не представитъ, комиссія не будетъ обращать вниманія на то, что кто либо иметъ на земл пышный храмъ или что люди считаютъ его богомъ!