Пыжики
Пыжики
——-
——-
Натан Венгров.
Книжный угол. No 2. Критика. Библиография. Хроника. Птб.: Издательство ‘Очарованный странник’, 1918
Пыжики, Венгров Моисей Павлович, Год: 1918
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Хорошо известно: самый сильный — самый смирный.
Главное, мало ему что мешает — мало ему что заметно.
А вот нахалы, задиры, петухи, даже не петухи, а так, пыжики — те хорохорятся.
Жил большой, необъятный, Уитмэн. И увидеть он умел не теперь — много их провидцев двухвершковых после марта у нас (особенно после октября) — а в середине прошлого столетия увидел, что старый мир кончен, кончается, должен кончиться, что новое впереди — новый день, новый человек и голос у нового — новый.
Увидел, да возьми и скажи.
И какие слова у него, Какой голос!
Только Уитмэн — вот уже сколько времени прошло, и только он, один Уот единый — подлинный провозвестник и гимнопевец грядущей демократии — и только в нем не прокатно, а правдой поет:
— Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног!
И в этом весь пафос Уитмэна.
Зерно его песни: отречемся от всего старого в мире, отряхнем до последней пылинки старый прах.
Гряди, новый!
‘Муза! Беги из Эллады, покинь Ионию,
Сказки о Трое, об Ахилловом гневе забудь!’
К Парнассу табличку прибей:
‘За отъездом сдается в наем!’ 1
1 Переводы К. Чуковского.
Муза уже
‘здесь! На кухне, средь посуды!’
Ее не страшат
‘жужжание наших машин и резь паровозных свистков,
ее не смущают ни стоки дренажа, ни циферблат газометра’.
Потому что
‘скончался для нас навсегда этот мир когда то могучий,
Ныне опустелый — отлетела душа! — призрачный опустелый мир,
шелками расшитый, слепительно яркий, но чужой,
королевский, поповский!’
Но взрывать его? Свергать? Зачем?
Уитмэн его просто не замечает.
Ему не до того.
Он творит свою Литургию, слагает свой сегодняшний гимн музе на кухне:
— Муза! Я тебе принесу наше здесь, и наше сегодня!
Пар, керосин и газ, великие железные пути!
Трофеи нынешних дней: нежный кабель Атлантика, И Суэцкий канал и Готардский туннель.
А для царского места — Парнасса, у него только и есть, что табличка, а на ней:
‘за отъездом сдается в наем’.
И ничего больше.
И разрушать не надо.
А тут кругом только и писку, что в ‘морду!’
Только и дела, что жуют давно седеющие зады футуристов.
То — разрушить, Это — взорвать, то — изничтожить.
‘во имя нашего Завтра — Сожжем Рафаэля.
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы! {Изд. Пролеткультовское.}
Это какой то Влад. Кириллов.
‘Мы сорвем памятники с их пьедесталов, — энтузиазм живой толпы при таком зрелище — ценнее медного идола!’
Это — какой то Луначарский.
У футуристов хоть цель была, epater, возмутить, поиздеваться — а у этих?
Epater? — Никого теперь не съэпатируешь!
Возмутить? Поиздеваться? Это не всякому дано — и уж, конечно, не этим!
И сколько их кругом, не петухов, а так, пыжиков, хорохорятся!
Горе! Время не то! У других посмеялись бы хоть, а у нас, да теперь еще — боязно: а вдруг как и в правду сожгут!
Отпилили же в Москве у Скобелева половину: конь да ноги, на площади стоят! {По последним сведениям ноги тоже убраны, остался конь.}