Прусский почт-директор Вагнер (1759-1763), Карнович Евгений Петрович, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Евгений Петрович Карнович

Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий

Прусскій почтъ-директоръ Вагнеръ
(1759-1763)

Въ 1759 году, наши войска заняли все королевство прусское, жители котораго приносили присягу на врноподданство императриц Елизавет Петровн, а вс государственные доходы королевства велно было собирать въ пользу русской казны. Между тмъ нкоторые изъ прусскихъ чиновниковъ, оставаясь врными прежнему королевскому правительству, сносились съ нимъ секретно и пересылали тайкомъ въ его распоряженіе, поступавшіе къ нимъ казенные доходы. Къ числу такихъ чиновниковъ принадлежалъ и почтъ-директоръ въ Пилав Іоганъ-Людвигъ Вагнеръ. На него, однако, былъ сдланъ доносъ инспекторомъ-отъ-строеній Лангомъ, и онъ, какъ нарушившій присягу, данную имъ русской императриц, былъ признанъ государственнымъ преступникомъ и дорого поплатился за это.

О жизни Вагнера до захвата его русскими ничего намъ неизвстно, а по возвращеніи его изъ Россіи въ Пруссію онъ горько жаловался на то, что королевскимъ правительствомъ были забыты оказанныя имъ услуги, за которыя — какъ писалъ онъ — если бы только знали о нихъ русскіе, его непремнно подвергли бы смертной казни. Король вознаградилъ Вагнера за вс перенесенныя имъ страданія только предоставленіемъ ему должности почтъ-директора сперва въ Пилав, а потомъ въ Грауденц. Находясь на этомъ послднемъ мст, Вагнеръ написалъ свои воспоминанія о Россіи и издалъ ихъ въ 1789 году въ Берлин подъ заглавіемъ: ‘Johann Ludwig Wagners Schicksale whrend seiner unter den Russen erlittenen Staatgefangenschaft in den Jahren 1759 bis 1763, von ihm selbst beschrieben und mit unterhaltenden Nachrichten und Beobachtungen ber Sibirien und das Knigreich Casan dure hiebt’, т. e. ‘Участь Іогана Людвига Вагнера. испытанная имъ во время государственной его ссылки русскими отъ 1759 до 1763 г., описанная имъ самимъ съ присовокупленіемъ дополнительныхъ свдній и наблюденій о Сибири и царств Казанскомъ’. Книга эта заключаетъ въ себ не поденныя записки, но только воспоминанія о времени, проведенномъ Вагнеромъ въ Россіи, или, говоря точне, въ Сибири. Она, какъ надобно полагать, возбудила интересъ за границей, потому что, на другой же годъ посл своего появленія въ Берлин, была переведена на французскій языкъ и издана въ Берн. Переводъ, однако, былъ крайне неудовлетворителенъ какъ въ отношеніи врности съ подлинникомъ, такъ и полноты. Вагнеръ, заявляя о несомннной достоврности внесенныхъ въ его книгу фактовъ, а также и о томъ, что онъ не пользовался записками другихъ путешественниковъ, проситъ снисхожденія читателей только въ отношеніи географическихъ данныхъ, которыя могутъ оказаться у него не точными.

Разсказывая о своей невольной побывк въ Сибири, Вагнеръ начинаетъ съ того, какъ 25-го февраля 1759 года, въ 10 часовъ вечера, когда онъ аккомпанировалъ на клавесин пнію своей сестры, въ комнату къ нимъ вошелъ русскій маіоръ фонъ-Виттксе, въ сопровожденія плацъ-маіора Репнина. На вопросъ Вагнера, что вызвало посщеніе маіора въ такую позднюю пору? — послдній отвчалъ, что коменданту нужно сейчасъ же имть четыре почтовыя лошади и карету и что онъ объ этомъ хочетъ лично переговорить съ Вагнеромъ. Вагнеръ попытался было уклониться отъ свиданія съ русскимъ комендантомъ, но тогда маіоръ Виттксе прямо объявилъ ему, что онъ арестованъ. Вагнеръ долженъ былъ покориться военной сил, его вывели изъ дому, посадили въ карету и подъ сильнымъ конвоемъ отвезли въ Кенигсбергъ, гд и засадили въ Фридрихсбургскую цитадель, въ которой впрочемъ содержали его очень хорошо.

I. Л. Вагнеръ. Съ гравированнаго портрета Дункера 1790 г.

Спустя пятнадцать дней посл привоза Вагнера въ Кенигсбергъ, явился къ нему русскій генералъ, баронъ Корфъ, для допроса, при немъ произведена была Вагнеру очная ставка съ Лангомъ, на ней этотъ послдній предъявилъ собственноручную записку Вагнера, въ которой тотъ просилъ Ланга разузнать, сколько находится русскаго гарнизона въ Гейлигенбейл. Вагнеръ далъ такой оборотъ этой улик, что будто онъ писалъ представленную ему записку только для шутки надъ Лангомъ, который, какъ болтунъ и хвастунъ, служилъ посмшищемъ даже для русскихъ офицеровъ: Такая отговорка Вагнера лишь вспылила Корфа и онъ разразился угрозами не только противъ арестанта, но и противъ самого короля прусскаго. Дале Корфъ сталъ обвинять Вагнера въ пересылк какого-то плана графу Гордту отъ капитана Шамбо. Вагнеръ, возражая на это обвиненіе, замтилъ, что при такой пересылк онъ только исполнялъ свои служебныя обязанности, какъ почтамтскій чиновникъ, но объясненія эти не были приняты Корфомъ въ уваженіе. По прошествіи нкотораго времени, генералъ Корфъ и надворный совтникъ Клингенбергъ сняли съ Вагнера вторичный допросъ, на которомъ онъ опять ни въ чемъ не признался.

Спустя мсяцъ посл этого, Корфъ и Клингенбергъ снова вошли къ Вагнеру, за ними какой-то человкъ несъ въ рукахъ кнутъ, который и былъ положенъ на столъ. Вагнеръ зналъ, однако, что русскіе никогда не употребляли противъ нмцевъ этого страшнаго оружія истязанія и потому принесеніе къ нему кнута счелъ только пустою угрозою. Но баронъ Корфъ, объяснивъ Вагнеру способъ употребленія русскими кнута для принужденія подсудимыхъ къ сознанію, прибавилъ, что въ случа дальнйшаго упорства со стороны Вагнера и противъ него будетъ употреблена эта понудительная мра, почему и предлагалъ ему сказать сущую правду, положившись на милосердіе императрицы, но такъ какъ Вагнеръ и посл этого не сознавался, то въ комнату, гд производился допросъ, былъ призванъ заплечный мастеръ. Вагнеръ поспшилъ замтить Корфу, что пытка будетъ напрасна, такъ какъ подъ ударами кнута онъ поневол дастъ противъ себя ложное показаніе. Этотъ доводъ подйствовалъ на Корфа, кнутъ былъ прибранъ со стола и Корфъ отложилъ допросъ Вагнера на нкоторое время.

По прошествіи нсколькихъ дней, Вагнеру были предъявлены письменныя показанія капитана Шамбо, сдланныя имъ въ улику Батнеру, и тогда обвиняемому не оставалось уже никакихъ средствъ къ оправданію. Вскор надъ нимъ былъ произнесенъ приговоръ, которымъ опредлялось: подвергнуть Вагнера смертной казни четвертованіемъ посредствомъ привязки къ четыремъ лошадямъ. При объявленіи этой ужасной казни, Вагнеръ упалъ въ обморокъ и когда пришелъ въ себя, то увидлъ подл своей кровати своего однофамильца, пастора Вагнера, явившагося напутствовать приговореннаго въ будущую жизнь. Увщанія пастора не имли, однако, никакого успха на раздраженнаго до послдней степени Вагнера, который смотрлъ на представителя церкви съ такимъ ожесточеніемъ, что даже не хотлъ разговаривать съ нимъ. Между тмъ заботливая пасторша доставила Вагнеру костюмъ, въ который, по обыкновенію, существовавшему тогда въ сверной Германіи, одвали отправлявшихся на смертную казнь. Растерявшійся въ конецъ Вагнеръ надлъ этотъ костюмъ и оставался въ немъ нсколько дней съ-ряду. но онъ не понадобился Вагнеру для предназначенной цли, такъ какъ, спустя нсколько времени посл произнесенія смертнаго приговора, къ нему вошелъ генералъ Корфъ, опять въ сопровожденіи Клингенберга, прочитавшаго при этомъ высочайшій указъ, по которому Вагнера, освобожденнаго отъ смертной казни, повелно было сослать въ Сибирь. При объявленіи этого приговора, Корфъ обнадежилъ Вагнера, что, по заключеніи мира, онъ будетъ возвращенъ на родину.

8-го или 9-го іюля, — Вагнеръ въ точности числа не помнитъ, — его посадили въ телжку, набитую соломой, въ дв другія тележки сли капитанъ Шамбо и инспекторъ Лангъ, и такимъ образомъ всхъ троихъ повезли въ Сибирь. Въ Пилав посадили его на судно съ 150 ранеными русскими, отправлявшимися на родину. На этомъ судн Вагнеръ пріхалъ въ Дюнаминдъ, откуда его, въ сопровожденіи капитана ‘Ивана Микеферовича’, повезли на почтовыхъ прямо въ Сибирь.

Съ этихъ поръ начинается описаніе, хотя и весьма поверхностное, тогдашней Россіи, но интересное въ томъ отношенія, что показываетъ какое замтное различіе существовало въ ту пору между нашимъ отечествомъ и Пруссіею относительно общаго благоустройства и многихъ сторонъ домашняго быта. Такъ, Вагнеръ удивлялся тому, чему впрочемъ можетъ иностранецъ подивиться еще и теперь, а именно, что въ крестьянской изб печка, служившая для отопленія, замняла въ то же время и кухонную печь, при чемъ изба была наполнена удушливымъ дымомъ, не дйствовавшимъ, однако, нисколько на привыкшихъ къ тому русскихъ крестьянъ и солдатъ. Русская пища, и въ особенности черный хлбъ, щи и квасъ, не пришлись по вкусу пруссаку. Его изумляла также и виднная имъ всюду нечистота, поражала его и неопрятность русскихъ. Такъ, онъ разсказываетъ, что его тошнило, когда онъ видлъ, какъ русскіе черпаютъ изъ ведра квасъ ковшомъ и, отпивъ изъ него, опускаютъ его опять въ ведро, но за то ему понравились калачи, и за тмъ, мало по малу, первоначально разборчивый въ пищ нмецъ попривыкъ къ простонароднымъ русскимъ яствамъ. Крайне неудобно казалась ему покрышка нашихъ дорожныхъ кибитокъ рогожею, черезъ которую проходилъ свободно дождикъ. Не смотря на то, что со времени прозда Вагнера по Россіи прошло слишкомъ сто лтъ, но, конечно, и ныншніе по ней путешественники могутъ еще вносить въ свои описанія подобныя замтки.

Въ начал октября 1759 года, Вагнера доставили въ Москву, но онъ не могъ даже взглянуть на этотъ городъ, потому что при възд туда кибитку его закрыли H-глухо. Въ день его прозда черезъ Москву былъ какой-то царскій праздникъ и колокольный звонъ ошеломилъ Вагнера. По разсказамъ его, въ Москв, по случаю торжества, стрляли изъ пушекъ такого огромнаго калибра, что кибитка его какъ будто подпрыгивала на воздух при каждомъ выстрл и онъ запряталъ голову подъ подушку, чтобы не слышать этой страшной канонады. По всей вроятности, разсказы о царь-пушк сильно настроили воображеніе Вагнера и безъ того уже слишкомъ раздраженнаго постигшимъ его несчастьемъ и истомленнаго мучительною здою.

Изъ Москвы Вагнера везли дале безъ всякой остановки ни днемъ, ни ночью, и онъ на восьмой день пріхалъ въ Козьмодемьянскъ, который, по замчанію его, былъ городокъ довольно порядочный. За тмъ Вагнеръ миновалъ Соликамскъ, Тюмень, Верхотурье и въ ноябр былъ на берегахъ Иртыша въ семи верстахъ отъ Тобольска. Такъ какъ перездъ черезъ эту рку, по причин шедшаго по ней тогда льда, былъ невозможенъ, то Вагнеръ оставался въ одной деревн, гд хозяинъ-татаринъ, узнавъ, что Вагнеръ и спутникъ его, Шамбо, нмцы и при томъ подданные прусскаго короля, отлично принялъ ихъ. Татаринъ угостилъ ихъ прекраснымъ обдомъ и чаемъ, а потомъ игралъ съ ними въ шахматы. По описанію Вагнера, татаринъ этотъ жилъ не только богато, но даже роскошно, такъ, на приготовленной для Вагнера постели простыня была изъ тонкаго полотна, подушки были обтянуты зеленою китайскою шелковою тканью, а одяло было изъ стеганаго атласа. По словамъ Вагнера, онъ провелъ у татарина ночь такъ, какъ будто былъ въ раю. Все это до такой степени изумило Вагнера, что онъ предполагалъ, не держитъ ли его хозяинъ нмецкой прислуги, но таковой вовсе не оказалось. Въ особенности же полюбился Вагнеру татаринъ за свое нерасположеніе къ русскимъ, это чувство Вагнера, конечно, очень понятно при томъ положеніи, въ какомъ онъ находился.

Когда же ледъ на Иртыш сталъ, то Вагнеръ съ своими спутниками — хотя и не безъ опасности — переправился черезъ эту рку. На другой день по прибытіи Вагнера въ Тобольскъ, онъ, въ сопровожденіи молодаго прапорщика ‘Ивана Александровича’, былъ отправленъ дале. Не смотря на жестокую стужу, Вагнеру путешествіе это казалось очень пріятнымъ. Сопровождавшій его офицеръ нисколько не стснялъ своего арестанта и Вагнеръ пользовался свободою, между прочимъ и для того, чтобы осматривать церкви и заходить къ священникамъ, которые принимали его очень привтливо. Невольное путешествіе Вагнера по Россіи въ значительной степени облегчалось, по его словамъ, тмъ, что онъ зналъ по-русски. Вагнеръ не говоритъ, гд онъ пріобрлъ знаніе русскаго языка, но по всей вроятности, онъ усплъ нсколько научиться по-русски во время занятія Пруссіи нашими войсками.

Изъ Тары Вагнеръ похалъ Барабинскою Степью и наканун заговнья пріхалъ въ Енисейскъ. Изъ окошка той комнаты, въ которую посадили Вагнера подъ карауломъ солдата, онъ видлъ масленичныя забавы русскихъ. Его очень заняли невиднныя имъ никогда прежде качели, которыя, однако, онъ находить опасною забавою. Дешевизна жизненныхъ припасовъ въ Енисейск также поразила его и онъ даже съ грустью оставлялъ этотъ понравившійся ему городъ.

Изъ Енисейска Вагнера повезли дале, къ крайнему его изумленію, на собакахъ въ Мангазею въ сопровожденіи казаковъ. Онъ въ подробности описываетъ этого рода поздку и надобно полагать, что эта именно часть его воспоминаній представляла, самыя любопытныя страницы для тогдашнихъ иностранныхъ читателей. Страшныя мятели вынудили однако ‘Ивана Александровича’, посл пятнадцати-дневнаго странствованія по безлюднымъ мстамъ, вернуться въ Енисейскъ, гд Вагнеръ и прожилъ до 7 іюня 1760 года. Въ этотъ день поручикъ ‘Семенъ Семеновичъ’ объявилъ ему, что завтра онъ долженъ отправиться съ нимъ въ дальнйшій путь, и дйствительно на другой день Вагнеръ поплылъ на барк внизъ по Енисею и, наконецъ, въ іюл прибылъ въ Мангазею, въ мсто, назначенное для постояннаго его пребыванія. Тамъ ему принялись строить особый деревянный домъ, невдалек отъ дома воеводы, на берегу рки Турухана. По отстройк дома, состоявшаго изъ двухъ комнатъ, перевели туда Вагнера съ барки, приставивъ къ нему караулъ изъ трехъ солдатъ и одного сержанта.

Особое вниманіе къ Вагнеру, какъ нмцу, выразилось въ томъ, что печь той комнаты, которая предназначалась для него, топилась снаружи, такъ что Вагнеру не приходилось жить въ курной изб и задыхаться отъ дыму.

Если странствованія Вагнера изъ Пруссіи въ глубину Сибири представляютъ интересъ своего рода, то въ свою очередь небезъинтересны и хлопоты около него русскихъ властей, снаряжавшихъ значительные караулы, какъ для препровожденія его въ ссылку, такъ и для наблюденія за нимъ въ мст его постояннаго пребыванія, строившихъ для него особый домъ и выдававшихъ ему ежедневно на харчи по 20 коп., что для того времени составляло вообще значительную денежную дачу для ссыльнаго.

Въ Мангазе жилось Вагнеру не очень дурно, онъ запасался хорошею провизіею, которую въ изобиліи привозили туда на судахъ изъ Енисейска, обзаводился домашнею утварью, ловилъ тенетами птицъ и стями рыбу, ходилъ на охоту, прогуливался на лыжахъ, игралъ на скрипк и флейт, читалъ бывшія у него три книги, которыя онъ, наконецъ, выучилъ наизусть. Говоря о своихъ занятіяхъ музыкой, Вагнеръ замчаетъ, что русскіе съ особеннымъ удовольствіемъ слушали его игру и, по поводу этого, прибавляетъ, что у русскихъ есть свои музыкальные инструменты, изобртенные ими помимо всякаго подражанія, что они кром музыки еще очень способны къ рзьб изъ дерева и что онъ не разъ удивлялся ихъ искусству по этой части. Вообще, — говоритъ Вагнеръ — русскій отличается способностями и ему нужно только учиться, для того, чтобы сдлаться замчательнымъ художникомъ.

Вагнеръ былъ доволенъ своимъ новымъ положеніемъ и ршился выжидать терпливо благопріятнаго переворота въ своей судьб. Такъ тянулась спокойно его жизнь въ продолженіи пятнадцати мсяцевъ, какъ вдругъ онъ вздумалъ повздорить съ приставленнымъ къ нему сержантомъ за то, что тотъ не выдавалъ всхъ слдовавшихъ Вагнеру, по положенію, свчей. Сержантъ нажаловался на него воевод и дло кончилооь тмъ, что ставни въ комнат были заколочены наглухо. ‘Если онъ такъ любитъ свчи — съострилъ воевода, — то ему не нужно дневнаго свта’, и вслдствіе этого приказалъ, чтобы въ совершенно-темной комнат Вагнера постостоянно горла свчка. Въ іюл 1760 года, мсто прежняго воеводы занялъ знакомый уже Вагнеру прапорщикъ ‘Семенъ Семеновичъ!. Новый воевода разсказалъ Вагнеру, что полученіе имъ этой должности обошлось ему въ Петербург, въ сенат, въ 30,000 руб., но — замчаетъ Ватеръ — по всей вроятности онъ не останется въ наклад.

Для тогдашнихъ сибирскихъ воеводъ, — по разсказамъ Вагнера, — пушные промыслы составляли самый главный источникъ легкой, скорой и безопасной наживы.

‘Должности воеводъ въ тхъ мстахъ, гд производятся этого рода промыслы — пишетъ Вагнеръ — чрезвычайно выгодны. Когда осенью посылаютъ казаковъ за Енисей, въ т мстности, въ которыхъ собираются состоящіе подъ покровительствомъ Россіи инородцы, для взиманія съ нихъ ясака, то казаки очень быстро истрачиваютъ свое жалованье на пьянство и потомъ не въ состояніи бываютъ пріобрсти на свой счетъ товары, необходимые для мновой торговли съ дикарями. II вотъ они занимаютъ тогда деньги у воеводы, который имъ въ этомъ не отказываетъ и даетъ имъ столько, сколько они попросятъ. Но если заемщики благоразумны, то они никогда не возьмутъ большой суммы, такъ какъ потомъ за каждый рубль должны будутъ расплачиваться мхами, несравненно дороже стоющими той суммы, въ какой они будутъ приняты при разсчет съ воеводой. При существованіи такихъ доходовъ, воеводы дорого платятъ за свои мста и посл трехлтняго пребыванія на мст, когда ихъ сживаютъ другіе, они успваютъ наживаться порядочно и нердко просятъ сами объ отставк’. Вагнеръ видлъ, что за такіе мха, за которые купцы, прізжавшіе въ Сибирь изъ Москвы или Петербурга, давали воевод по 20 и даже по 30 рублей, самъ воевода платилъ не боле рубля. Казаки сами пріобртали мха не высокою цною и на деньги, полученныя отъ воеводы за мха, они для мны съ дикими покупали бусы, шелкъ для шитья, ножи, топоры, китайскія трубки, курительный табакъ, пуговицы и разныя побрякушки, и въ обмнъ на какія бездлицы они получали отъ дикихъ драгоцнные мха.

‘Для сбора ясака — передаетъ Вагнеръ — не требовалось значительной военной силы, и какихъ нибудь шесть казаковъ сбирали ясакъ среди орды, состоявшей изъ 200, и иногда и боле человкъ. Передъ отъздомъ казаковъ въ юрты, являвшіеся въ казацкое становище инородцы удостовряли, что между ними не было оспы, и въ подтвержденіе этого оставляли заложниковъ. Въ свою очередь и дикіе съ такими же предосторожностями вступали въ сношеніе съ казаками. Сборъ ясака производился по числу душъ и взимался съ каждаго, достигшаго годоваго возраста. Посл сбора ясака начиналась торговля, выгода отъ которой постоянно была на сторон казаковъ, платившихъ, напримръ, за песцовый мхъ не боле трехъ копекъ. За тмъ казаки отбирали лучшіе мха и представляли ихъ воевод, который тайкомъ сбывалъ ихъ купцамъ и въ числ сбытыхъ имъ мховъ бывали и такіе, самые превосходные мха, которые должны были бы быть предназначены для императрицы’.

По разсказамъ Вагнера, даже петербургскіе вельможи участвовали въ злоупотребленіяхъ пушнымъ промысломъ въ Сибири. Они сбывали вывезенные оттуда мха за границу, при чемъ, пользуясь своимъ вліяніемъ, устроивали дло такъ, что за вывозъ мховъ изъ Россіи не платили таможенныхъ пошлинъ, которыя, однако, были очень высоки.

Наконецъ, 27-го іюля 1763 года, воевода ‘Семенъ Семеновичъ’ пришедшему къ нему Вагнеру, остававшемуся постоянно при свчк, въ силу прежняго воеводскаго распоряженія, прочелъ высочайшій указъ объ освобожденіи его изъ ссылки, при этомъ было сдлано распоряженіе о препровожденіи Вагнера съ должнымъ почетомъ до границъ Курляндіи съ угрозою за неисполненіе этого предписанія наказаніемъ кнутомъ. Только посл упомянутаго указа были открыты ставни, заколоченныя прежнимъ воеводою, такъ что Вагнеръ отсидлъ безъ дневнаго свта около двухъ лтъ. Освобожденный изъ ссылки Вагнеръ былъ приглашенъ на ужинъ къ ‘Семену Семеновичу’. Тамъ онъ былъ встрченъ чрезвычайно радушно, а на другой день мангазейское общество устроило въ честь его вечеръ, на которомъ музыкантами были казаки и мщане. Дамское общество состояло изъ казачекъ, изъ которыхъ многихъ — какъ говоритъ Вагнеръ — онъ предпочелъ бы великосвтскимъ нмецкимъ дамамъ, и предпочелъ бы не за ихъ платья изъ золотой и серебряной парчи, но за ихъ красоту и за тонкія черты лица. Описывая казачекъ, Вагнеръ замчаетъ, что у нихъ маленькія ноги, которыя, однако, он очень безобразятъ тмъ, что не поддерживаемые подвязками чулки спускаются на туфли. Весь ихъ головной уборъ — говоритъ Вагнеръ — ограничивается китайскимъ шелковымъ платкомъ такъ хорошо перевитымъ золотымъ и серебрянымъ галуномъ, что такой уборъ заставлялъ забывать отсутствіе вкуса въ обуви. Танцовали всю ночь и Вагнеръ возбудилъ ревность въ кавалерахъ и въ мужьяхъ, по поводу чего и замчаетъ, что онъ могъ бы поплатиться за это жизнью, если бы не поспшилъ ухать изъ Мангазеи.

Вагнеръ, оставляя городокъ, въ которомъ провелъ четыре года, такъ описываетъ его: ‘Мангазея расположена въ пустын по близости трехъ ркъ, рки эти прорзываютъ густой лсъ, находящійся вдали отъ города. Въ Мангазе считалось въ ту пору 60 домовъ, построенныхъ изъ бревенъ, а жители были казенные крестьяне. Каждый изъ нихъ получаетъ отъ казны крупу, муку и по три рубли въ каждую четверть года. Они не платятъ никакихъ податей, не занимаются земледліемъ, а только въ волю косятъ сно. Вдали отъ города на горизонт виднется цпь горъ, покрытыхъ лсомъ, въ долинахъ болота и рки, впадающія въ Енисей. Въ окрестностяхъ города нтъ никакой возможности ходить пшкомъ по топямъ и нтъ ни одной равнины, которая могла бы быть приспособлена къ хлбопашеству. Въ этихъ мстностяхъ встрчаются девяностолтніе старики, которые, отродясь, не видывали хлбнаго зерна, но за то трава достигаетъ здсь человческаго роста и это особенно удивляло Вагнера, такъ какъ зима оканчивалась только въ іюн и начиналась опять въ август. Мангазейскіе жители содержали лошадей, коровъ и свиней, а зимою здили на лошадяхъ въ окрестные лса за дровами. Овесъ и вс жизненные припасы привозили въ Мангазею изъ Енисейска и обмнивали здсь все это на мха. Въ лсахъ — продолжалъ Вагнеръ — ростутъ кедровыя деревья громадной величины. Лтомъ молнія безпрестанно падаетъ на нихъ и производитъ пожары, которые продолжаются цлые годы, но лсовъ отъ этого не убавляется, такъ какъ новыя деревья выростаютъ съ неимоврною быстротою. По Енисею жили въ хатахъ русскіе, промышлявшіе единственно охотою и рыбною ловлею’.

Изъ Мангазеи Вагнеръ выхалъ по Енисею на барк, которая шла тягою.

Пользуясь теперь свободою, Вагнеръ, на пути изъ Сибири, старался ознакомиться съ обитающими тамъ инородцами и оставилъ замтки объ остякахъ, жившихъ въ подземельяхъ и отказывавшихся отъ постройки домовъ и отъ занятія земледліемъ. Якутамъ онъ отдаетъ преимущество предъ остяками, находя, что первые гораздо способне и склонне къ промышленности нежели послдніе. По дорог къ Якутску они построили большія деревни, сяли и жали хлбъ, а также разводили домашній скотъ въ громадномъ количеств. Въ отношеніи чистоплотности и домашняго порядка онъ предпочитаетъ ихъ русскимъ. По замчанію Вагнера, только племя якутовъ было искренно предано Россіи, тогда какъ нельзя сказать того же самаго о тунгусахъ, чукчахъ и камчадалахъ. Русское правительство должно было уступчиво дйствовать противъ нихъ, чтобы не вызвать возмущенія. Вагнеръ изумлялся тому, какимъ образомъ русскіе могли покорить сибирскихъ туземцевъ и заставить ихъ быть данниками Россіи, такъ какъ необъятныя пустыни, густые лса и тсные проходы давали жителямъ вс способы обороняться отъ непріятельскаго нападенія. Кром того, сибирскіе туземцы не имли никакой надобности въ русскихъ, потому что имъ вовсе не нужны ни хлбъ, ни соль, ни одежда — они питались охотою и рыбною ловлею, а одвались въ звриныя шкуры. По всей вроятности — говоритъ Вагнеръ — русскіе употребляли къ покоренію инородцевъ разные обманы и хитрости, чтобы принудить ихъ платить дань, которую они вносятъ теперь чрезвычайно исправно въ назначенные сроки. По свдніямъ, собраннымъ Вагнеромъ, изъ сибирскихъ инородцевъ было всего боле якутовъ и камчадаловъ, за ними, по численности, слдовали чукчи, тунгусы и юраки, мене всхъ было остяковъ.

Замчательно, что освобожденный изъ ссылки Вагнеръ не слишкомъ спшилъ на родину. Такъ, пріхавъ въ половин августа 1763 года въ Енисейскъ, онъ остался тамъ на нсколько недль. Между тмъ спутникъ Вагнера, тамо~~шній~~ куцецъ Токаревъ познакомилъ его съ енисейскими жителями и теперь Енисейскъ также полюбился ему, какъ и въ первый разъ. Онъ намревался остаться тамъ подоле, если бы съ нимъ не случилось романическое происшествіе, которое, по словамъ его, угрожало ему отравою. Вагнеру очень нравились енисеянки, отличавшіяся близною и нжнымъ цвтомъ лица. Въ одну изъ нихъ, дочь прожившагося купца, влюбился Вагнеръ и мать этой двушки, бывшая въ крайней нужд, продала свою дочь Вагнеру за 6 рублей. Вагнеръ хотлъ отвести эту покупку на свою родину и, вроятно забывъ свою нмецкую невсту, намревался никогда не разставаться съ енисейскою двушкою, но влюбившаяся въ него жена Токарева изъ ревности задумала отравить его пельменями и только счастливый случай открылъ Вагнеру этотъ страшный противъ него замыселъ. Тогда Вагнеръ поспшилъ поскоре выбраться изъ Енисейска и повезъ съ собою купленную имъ двушку, но къ страшному отчаянію ея любовника, она была задержана на дорог, какъ безпаспортная, и вскор Вагнеръ получилъ поразившее его извстіе объ ея смерти.

Въ ту пору, когда халъ Вагнеръ Сибирью, въ ней, по большимъ дорогамъ, были выстроены на разстояніи 100 или 150 верстъ, на счетъ казны, постоялые дворы, гд прізжіе должны были получать для себя продовольствіе безплатно. На содержаніе этихъ дворовъ были приписаны нкоторыя деревни, лежавшія въ верстахъ 400-500 отъ большой дороги, а за исполненіе упомянутой повинности жители этихъ деревень были освобождены отъ всякихъ податей и налоговъ и, кром того, имли право занимать земли, сколько имъ оказывалось нужнымъ для производства хлбопашества. Разумется — говоритъ Вагнеръ — что крестьяне предпочли бы селиться не вдали, а вблизи большой дороги, гд была превосходная земля, но они избгали этого и уходили въ дремучіе лса, чтобы сколько возможно боле охранить себя отъ притсненій, длаемыхъ имъ военными командами. Дйствительно, прибавляетъ онъ, военные чины расправлялись съ крестьянами вовсе не по-человчески, заставляли ихъ длать все подъ палочными ударами, почему крестьяне и были забиты и запуганы. Такую же крутую расправу съ крестьянами замтилъ Вагнеръ и со стороны десятскихъ и сотскихъ, при чемъ особенно удивляло его то, что крестьянинъ не имлъ права отлучиться съ мста своего постояннаго жительства.

Не лишены интереса замтки Вагнера о бглыхъ каторжникахъ. Убжавъ изъ мста ссылки, они — пишетъ Вагнеръ — соединяются въ разбойничьи шайки и принимаются грабить деревни, скрываясь посл грабежей въ лсахъ, гд устроиваютъ для себя избы. Если со временемъ мстное начальство откроетъ ихъ убжище, то оно, не зная о происхожденіи этихъ поселковъ, считаетъ тамошнихъ жителей честными людьми и потому не возвращаетъ ихъ на каторгу. Бглые каторжники похищаютъ женщинъ и уводятъ ихъ къ себ, уведенныя должны оставаться тамъ на всегда, такъ какъ имъ трудно пробраться оттуда въ прежнія мста. Бглые каторжники утоняютъ скотъ въ большомъ количеств. Добраться же къ нимъ весьма трудно, потому что они проводятъ къ своимъ притонамъ, находящимся или въ лсу, или въ горахъ, или за болотами, извилистыя тропинки и если ихъ могутъ выдать начальству, то разв только ихъ же измнники-сотоварищи. Водворяясь гд нибудь, каторжники бываютъ опасны для окрестныхъ жителей только на первыхъ порахъ, но за тмъ когда они обстроятся и обзаведутся, то ведутъ себя смирно. По словамъ Вагнера, поселковъ, составленныхъ изъ каторжниковъ, было въ Сибири очень много, такъ что тамъ находилось не мало такихъ деревень, о существованіи которыхъ правительственныя власти вовсе даже и не знали.

Вообще Сибирь была наполнена людьми, жившими только разбоемъ, который невозможно было истребить. Причина этому заключалась въ томъ, что страна слишкомъ обширна, а горы, болота, озера, рки, дремучіе лса, препятствуютъ розыскамъ, которые нельзя производить иначе какъ только въ сопровожденіи цлаго обоза състныхъ припасовъ, да и тогда невозможно быть увреннымъ, чтооы посланная команда не умерла отъ голода на возвратномъ пути. Я думаю — продолжаетъ Вагнеръ — русское правительство не иметъ понятія о половин подвластныхъ ему въ Сибири племенъ. Есть цлыя области, въ которыя нтъ никакой возможности проникнуть по неимнію тамъ вовсе средствъ къ продовольствію.

Въ половин ноября Вагнеръ пріхалъ въ Тобольскъ, въ девятый день, посл его прізда прибылъ туда новый губернаторъ Чичеринъ (The-Therin), получившій эту должность въ вид вознагражденія за свою гвардейскую службу въ Петербург. Вагнеръ сдлалъ ему визитъ, а Чичеринъ былъ на столько уже предваренъ въ его пользу, что попросилъ его перехать на житье въ губернаторскій домъ.

Вотъ какъ описываетъ Вагнеръ тогдашній Тобольскъ.

‘Тобольскъ обширенъ, но обстроенъ дурно, вс дома деревянные, за исключеніемъ губернаторскаго дома и церкви, архіерейскій домъ также, каменный, построенъ на гор противъ крпости, а та гора, на которой живетъ губернаторъ, высока, крута и окружена стною. Мсто это похоже на цитадель, около стны устроена земляная насыпь, на которой разставлены пушки, а въ самой стн сдланы бойницы, для того, чтобы съ нихъ стрлять въ непріятеля. Городъ расположенъ на очень болотистомъ мст, дома построены на сваяхъ, а улицы соединены бревенчатыми мостами. Въ город есть нкоторые кварталы до того сырые, что въ ниіхъ невозможно жить’.

Первые дни своего пребыванія въ Тобольск, Вагнеръ провелъ очень пріятно, онъ обдалъ то у губернатора, то у архіерея, то у главнаго коменданта генералъ-маіора фонъ-Фюрстенберга. Обыкновенно каждый вечеръ былъ балъ, на которомъ танцовали только русскія и казацкія пляски. Вагнера всюду принимали какъ желаннаго гостя.

Посл побывки въ Тобольск, Вагнеръ продолжалъ свое путешествіе безпрерывно, останавливаясь лишь по временамъ для того, чтобы заходить въ монастыри къ архимандритамъ, которые вс вообще, а въ особенности архимандритъ въ Верхотурь, принимали Вагнера чрезвычайно ласково и приглашали къ себ обдать.

Верхотурье, посл Тобольска — главнаго города во всей Сибири — казался самымъ большимъ изъ всхъ провинціальныхъ тамошнихъ городовъ, но вс дома въ немъ были деревянные, а иные переулки до того были узки, что въ комнатахъ отъ этого было темно. Въ дальнйшей своей поздк Вагнеръ не обращалъ особаго вниманія на другіе города, ничмъ впрочемъ не отличавшіеся отъ деревень. По замчанію его, во всей Сибири, какъ въ городахъ, такъ и въ деревняхъ, не было оконныхъ стеколъ, но ихъ замняли тонкіе пласты слюды (Marienglas), вдланные въ жестяныя рамы. Тамъ же, гд слюды было мало, ее на зиму вынимали изъ оконъ, замняя льдомъ. Для этого — пишетъ Вагнеръ — обрубаютъ кусокъ льда въ величину окна, вставляютъ его туда, плотно обкладываютъ снгомъ и поливаютъ водою, посл этого ледъ такъ крпнетъ, что не совсмъ разстаиваетъ даже въ теченіе лтнихъ жаровъ.

Въ Сибири въ ту пору занимались выдлкою полотна изъ азбеста (горнаго льна). Для приготовленія такого полотна, разсказываетъ Вагнеръ, азбестъ дробятъ молоткомъ и чрезъ это обращаютъ его въ блыя волокна, которыя прядутъ какъ обыкновенный ленъ. Но немногіе изъ русскихъ знакомы съ этимъ производствомъ, такимъ тканьемъ занимаются женщины весьма мало, потому что оно чрезвычайно трудно. Вагнеръ купилъ за 4 рубли рубашку изъ азбестовой ткани, но, къ своему сожалнію, потерялъ ее въ дорог.

Соликамскъ обратилъ на себя вниманіе Вагнера приготовленіемъ соли, которую добывали изъ озера, находящагося близь города. Вотъ какъ въ ту пору производилась ея добывши или вырзали куски соли изъ толстаго пласта, покрывающаго озеро, или выпаривали озерную воду, отъ него образовывалась соль. Вагнеръ разсказываетъ, что ближайшіе къ озеру владльцы земли — вельможи, генералы и сенаторы — проводили изъ него въ свои имнія канавы и, получивъ такимъ образомъ соленую воду, устраивали у себя солеварни. Почти всюду въ этихъ мстностяхъ Вагнеръ видлъ насосы для выкачиванія озерной воды. ‘Я убжденъ — пишетъ онъ — что все это длается безъ вдома императрицы, и такъ какъ въ означенномъ злоупотребленіи участвуютъ вс, то пикто и не длаетъ на счетъ этого доносовъ, да и если бы, наконецъ, и былъ сдланъ доносъ, то никто не сталъ бы и тревожиться этимъ. Вельможи скоре владльцы значительной части московскаго и казанскаго государствъ, нежели подданные императрицы и большая часть волостей не платятъ податей казн, большинство же жителей находится въ крпостномъ состояніи у какого нибудь генерала или гражданскаго сановника’.

Не смотря почти на пятилтнее удаленіе изъ Пруссіи, Вагнеръ, какъ мы уже замтили, не спшилъ на родину. Онъ не только останавливался на боле или мене продолжительное время въ лежавшихъ на пути его городахъ, но даже сдлалъ особую поздку по Казанской провинціи, внеся, впрочемъ, объ этой поздк въ свою книгу самыя скудныя и не представляющія уже для насъ интереса свднія о вотякахъ и раско

Евгений Петрович Карнович

Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий

Прусскій почтъ-директоръ Вагнеръ(1759-1763)

Читайте также:

Прусскій почтъ-директоръ Вагнеръ
(1759-1763)