Pro domo sua, Кареев Николай Иванович, Год: 1883

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Pro domo sua
(Нсколько словъ по поводу статьи г. Слонимскаго).

Въ XI книг Встника Европы (ноябрь 1883 г.) появилась статья г. Слонимскаго: Законы исторіи и соціальный прогрессъ, написанная ‘по поводу’ моего сочиненія Основные вопросы философіи исторіи. Въ этой стать нкоторые изъ моихъ исторіософическихъ взглядовъ подвергаются суровой критик. Внимательно перечитывая сдланныя мн возраженія, я пришелъ къ тому заключенію, что возраженія эти могли явиться, только какъ результатъ нсколько поспшнаго и недостаточно внимательнаго чтенія моей книги.
1) Авторъ статьи упрекаетъ меня, что я избгаю положительной постановки вопроса о законахъ исторіи, отсылая, читателя къ психологіи и соціологіи, которыя, однако, какъ я самъ это доказываю, вопроса не ршаютъ (стр. 257). Авторъ не хотлъ меня понять: законы исторіи я положительно отвергаю, это — врно, какъ врно и то, что отсылаю къ психологіи и соціологіи, но вовсе не затмъ, чтобы послднія ршили этотъ вопросъ: я прямо и опредленно говорю, что ‘вообще не можетъ быть историческихъ законовъ, какъ таковыхъ, а, вмсто нихъ, нужно искать чего-либо иного‘ (Осн. вопр., I, 114). Г. Слонимскій не обратилъ особаго вниманія на различеній мною наукъ номологическихъ и феноменологическихъ: имть въ виду это различеніе необходимо всегда при чтеніи моей книги.
2) Необходимо также было хорошенько усвоить сдланное мною различеніе между философіей исторіи и исторіософіей. ‘Г. Каревъ,— говоритъ авторъ,— долженъ прежде всего вычеркнуть самого себя изъ списка дятелей по философіи исторіи’ (257). Но кто сказалъ, что я въ своей книг хотлъ дать философію исторіи? Въ предисловіи я прямо заявилъ, что пишу исторіософію (стр. IV). Философію исторіи я, можетъ быть, еще напишу, а пока я ограничился общей теоріей философіи исторіи, которой далъ названіе исторіософіи. Философіей же исторіи я называю философскую исторію всего человчества, философской исторіей — спеціальную исторію чего бы то ни было съ философской точки зрнія, которая отличаетъ ее отъ простой исторіи, ставящей на первый планъ изображеніе самыхъ явленій и только подготовляющей обобщенія и оцнку фактовъ для философской исторіи. Авторъ думаетъ, что при моемъ различеніи на долю философа исторіи останется только смутное, неопредленное ‘философствованіе надъ исторіей’ (258), исходя изъ того, что ‘философія исторіи составляетъ необходимую принадлежность всякой вообще исторіи’. Въ томъ-то и дло, что распредленіе опытнаго знанія (повствованія) и философскихъ идей въ сочиненіяхъ по исторіи бываетъ различное, и никто, наприм., не назоветъ философомъ исторіи Ранке въ томъ смысл, въ какомъ мы говоримъ о Конт, какъ философъ исторіи {Г. Слонимскій обвиняетъ меня въ пренебреженіи къ Конту,когда какъ я его вообще высоко цню и только не раздляю идрлопоклонства многихъ передъ его именемъ.}, но никто не назоветъ его ненаучнымъ историкомъ за то, что онъ, главнымъ образомъ, повствователь, не возводящій насъ къ философскимъ идеямъ. Г. Слонимскій не потрудился узнать мой взглядъ на философію въ отличіе отъ науки: иначе онъ не отождествилъ бы ‘рукововства данными психологіи и соціологіи, политическихъ, юридическихъ и экономическихъ и другихъ вспомогательныхъ наукъ’ (258) съ философскимъ отношеніемъ къ исторіи. О значеніи философіи можно спорить, но при критик философскихъ взглядовъ необходимо постоянно имть въ виду пониманіе философіи критикуемымъ, а не предполагать, что онъ принимаетъ за философію то же самое, что и критикующій.
3) Если бы г. Слонимскій внимательне отнесся къ книг, о которой говоритъ, то понялъ бы, почему я требую, чтобы философія исторіи имла въ виду все человчество. Одной изъ идеальныхъ цлей прогресса я ставлю объединеніе человчества (Осн. вопр.,— II, 344 и слд.), а такъ какъ философія исторіи должна быть исторіей прогресса, то необходимо имть въ виду все человчество, насколько оно было разъединено или объединялось въ разныя эпохи.
4) Авторъ находитъ у меня противорчіе: я говорю, что не дло философіи исторіи изслдовать законы, и съ этимъ г. Слонимскій сопоставляетъ другое мсто, гд я утверждаю, что для философіи исторіи особенно важно изслдованіе законовъ (259). Да, для нея, а не въ ней: сама она не изслдуетъ, но для нея важно, чтобы изслдованіе было произведено другими науками. Г. Слонимскій опять не понимаетъ различія между философіей исторіи и исторіософіей: онъ все думаетъ, что ‘исторіософія должна (по моему мннію) восполнить недостаточность философіи исторіи’. Въ томъ-то и дло, что такого мннія я не высказываю, оно мн навязывается: я прямо и опредленно ставлю обимъ наукамъ разныя цли (Осн. вопр., I, 105—112, 142—143). Одна — наука повствовательная, хотя бы въ ней повствованіе и было доведено до послдней степени отвлеченности, другая — теоретическая. Авторъ думаетъ, что исторіософія есть часть философіи исторіи (260), и, полагая, что и я то же думаю, находитъ выдленіе мною исторіософіи въ особую дисциплину страннымъ. Нтъ, я никогда не могъ изъ науки теоретической сдлать части науки повствовательной. Повторяю, хотя въ самой книг это повторяется безчисленное множество разъ: исторіософія есть система идей, понятій, теорій, которыми долженъ руководиться философъ исторіи, и, конечно, не моя вина, если многія изъ нихъ еще спорны.
5) Г. Слонимскій представляетъ, дале, дло такъ, будто я позволяю соціологу помогать историкамъ, а историку запрещаю оказывать помощь соціологамъ (261). Этого я нигд не говорю: читатель можетъ даже найти противоположное, гд я, слдуя за Миллемъ, указываю на важность эмпирическихъ обобщеній, какъ матеріала для теоретической науки (Осн. вопр., II, 46), а о томъ, что историки должны длать обобщенія,.у меня повторяется постоянно. Авторъ говоритъ, между тмъ, что я понимаю наоборотъ слдующее положеніе: ‘соціологія должна поручать часть своего матеріала отъ исторической науки и давать ей взамнъ свои руководящія идеи’ (261). Именно, именно такъ и я понимаю дло: ‘пусть, говорю я, историкъ обобщаетъ, его обобщенія могутъ принести большую пользу и соціологу’ (Осн. вопр., I, 134). Авторъ говоритъ еще, что, по моему, философія исторіи создаетъ будто бы руководящія идеи врод теоріи прогресса. Никогда, нигд, ни въ какомъ случа я этого не говорилъ: философія исторіи сама можетъ опираться только на теорію прогресса, созданную исторіософіей, т.-е,- расширенной соціологіей. Еще разъ для большей вразумительности повторяю, что философія исторіи не есть наука теоретическая. Г. Слонимскій положительно не усплъ достаточно познакомиться съ тмъ, въ какомъ смысл я употребляю тотъ или другой терминъ.
6) Все разсужденіе г. Слонимскаго на стр. 263 (съ 4 строки снизу), до перваго абзаца на стр. 265, направленное противъ меня, есть, въ сущности, воспроизведеніе моихъ же взглядовъ, которые, очевидно, были забыты авторомъ при невнимательномъ чтеніи книги. Г. Слонимскій утверждаетъ, что я кладу рзкую грань между правильностью природы и хаотичностью исторіи. Отсылаю къ своей книг, и именно къ стр. 208 и слд. перваго тома, гд я положительно протестую противъ взгляда, по которому въ природ все неизмнно и закономрно. Внимательный читатель нашелъ бы и въ другихъ мстахъ то же самое (см., напр., II, 297 и слд.).
7) Этой же невнимательностью автора я объясняю и еще одно его нападеніе на меня. ‘Всякій законъ,— говоритъ онъ,— выражается въ вид условной формулы’, а я будто бы думаю иное. Отдльныхъ мстъ въ моей книг, гд говорится объ условности законовъ, масса. Прочтите, наприм., стр. 117 перваго тома: ‘изъ того,— говорю я,— что извстный законъ существуетъ, еще не слдуетъ, что дйствіе его непремнно обнаружится: встртится ли такое явленіе, къ которому можно было бы примнить найденную формулу, или не встртится, будетъ зависть уже отъ того, могло ли произойти это явленіе при данныхъ обстоятельствахъ и условіяхъ, или нтъ’. О безусловности, постоянств и неизмнности законовъ я говорю въ томъ смысл, что разъ дана причина, слдствіе ея непремнно обнаружится. Я самъ въ книг возстаю противъ ненаучности искать однообразную послдовательность государственныхъ формъ при всхъ условіяхъ (Осн. вопр., I, 117 и сл.), а г. Слонимскій думаетъ, что именно этого-то я и ищу (стр. 266).
8) Обходя пункты несогласія со мной г. Слонимскаго, такъ какъ пока я только разсматриваю пункты непониманія меня моимъ критикомъ, укажу еще на одинъ упрекъ. Г. Слонимскій находитъ, что я возобновляю гегельянство, которое самъ же ‘раскритиковалъ’ (стр. 274 и слд.). Авторъ упрекаетъ меня, наприм., въ томъ, что я въ формул прогресса говорю только о прогрессивныхъ фактахъ. Но длаю я это потому же, почему физіологъ иметъ въ виду лишь нормальнаго человка. Вотъ когда я буду писать философію исторіи, т.-е. прикидывать дйствительную исторію къ идеальной мрк прогресса, то покажу и регрессивныя, патологическія явленія исторіи и современности. Въ самой исторіи, поврьте, игнорировать ихъ не стану: я даже предупредилъ читателей, что ‘мыслящему историку свойственне быть пессимистомъ’ (Осн. вопр., I, 426), и гегелевскій оптимизмъ былъ мною дйствительно ‘раскритикованъ’. Впрочемъ, внимательный читатель нашелъ бы въ моей книг массу указаній на регрессивныя явленія въ исторіи, а если я говорю исключительно о прогресс, то потому, что теорія его есть цль всего сочиненія. Когда, повторяю, я отъ исторіософіи перейду къ самой философіи исторіи, то укажу, что хотя въ общемъ разумъ и длается господиномъ исторіи, но еще далеко имъ не сдлался. Г. Слонимскій, критикуя меня съ этой стороны, не понялъ, въ какомъ, смысл я говорю о нормальности и ненормальности общественныхъ явленій, или, врне, онъ забылъ, что по этому поводу было у меня сказано на стр. 405 перваго тома. Для г. Слонимскаго нормальное и естественное — синонимы, и свое пониманіе термина онъ приписываетъ и мн (стр. 277). Что касается принятія мною закона Гегеля, то г. Слонимскій, вроятно, и не потрудился хорошенько прочесть всю послднюю главу втораго тома: онъ тогда бы увидлъ всю разницу. Не могу же я такъ грубо себ противорчить.
9) Еще маленькое замчаніе. Авторъ находитъ страннымъ, что я, ‘теоретикъ прогресса, ставящій свой идеалъ въ благ личностей безъ всякаго минуса’, въ нсколькихъ словахъ обрекаю мелкія этнографическія группы на погибель (стр. 278 и 279). Да, я ставлю такой идеалъ, но не отъ меня зависитъ, что онъ не можетъ вполн осуществиться, я только предсказываю невозможность сохраненія національности мелкихъ этнографическихъ группъ, неимющихъ замкнутой территоріи (наприм., евреевъ, цыганъ), но я же и прибавляю, что пусть ихъ исчезновеніе (не въ смысл вымиранія, а въ смысл сліянія съ большими народами) не, сопровождается подавленіемъ дятельности ихъ членовъ, но совершается мирно и безболзненно. Отчего г. Слонимскій не привелъ этихъ словъ?
Довольно. Прошу извиненія у критика, который, все-таки, высказалъ нкоторое сочувствіе къ моему труду, что обвиняю его въ поспшности и невнимательности при чтеніи моей книги, иначе не могу объяснить его возраженій въ его же собственныхъ интересахъ. Но вотъ пунктъ, по которому мы расходимся кореннымъ образомъ. Для г. Слонимскаго прогрессъ заключается и въ искусств повальнаго избиванія людей, и въ рост налоговъ, да, въ дйствительности это все есть и занимаетъ очень важное мсто въ исторіи, но прогрессъ ли это? Г. Слонимскій думаетъ, что и это — прогрессъ (стр. 278). Вотъ противъ такого-то пониманія прогресса и направлена вся моя книга: я не отрицаю ни существованія, ни важной роли круповскихъ пушекъ и пауперизма, но всми силами души протестую, что это тоже прогрессъ. г. Слонимскій знаетъ это, и отмтилъ не напрасно, что извстные идеалы проходятъ красною нитью чрезъ мою книгу (стр. 256). Что же ему помшало отличить прогрессъ отъ безразличной эволюціи, осуществляющей равнодушно добро и зло? Или г. Слонимскій счелъ излишнимъ читать то мсто въ моей книг, гд очень опредленно прогрессъ въ томъ смысл, какъ онъ его понимаетъ, названъ эволюціей, которая производитъ и прогрессивныя, и регрессивныя явленія?
Когда я отдавалъ свое сочиненіе на судъ философской и ученой критики (Осн. вопр., предисловіе, стр. IV), я имлъ въ виду, что критикъ тщательно изучитъ книгу, въ которой, какъ мн кажется, все тсно связано одно съ другимъ. Г. Слонимскій поторопился подлиться мыслями, которыя у него явились при бгломъ чтеніи книги, и, забывъ многое, что прочиталъ, нердко, по пословиц, моимъ же добромъ мн челомъ бьетъ. Не этого я ожидалъ отъ критики, хотя бы въ тысячу разъ боле суровой, чмъ критика г. Слонимскаго: я ожидалъ именно, что въ основ ея будетъ лежать мене поспшное и поверхностное, боле основательное и серьезное знакомство съ книгой во всхъ ея подробностяхъ.

Н. Каревъ.

Варшава, 7-го ноября 1883 г.

‘Русская Мысль’, No 12, 1883

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека