Поклон матери, Нюландер Юн, Год: 1913

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Поклон матери

Изъ финскихъ разсказовъ Д. В. Ниландера

Переводъ А. С. П.

Въ читальномъ зал огромнаго ‘дома для моряковъ’ (‘Mariners House’) въ Бостон мой взглядъ случайно упалъ на большое квадратное объявленіе, прибитое къ стн въ укромномъ темномъ углу, подъ портретомъ проповдника Бичера.
Бумага пожелтла отъ времени, потерлась отъ частаго прикосновенія пыльныхъ тряпокъ, но красиво выведенныя буквы были еще ясны и отчетливы. Это былъ одинъ изъ. тхъ списковъ, которые приходится часто встрчать въ читальняхъ и церквахъ морскихъ миссій, одинъ изъ тхъ листковъ, въ которыхъ каждая строчка говоритъ о гор и слезахъ, о мрачныхъ предчувствіяхъ и, можетъ быть, о слабой, угасающей надежд: перечень пропавшихъ безъ. всти и разыскиваемыхъ моряковъ.
‘Эліаса Маттсона изъ Бранде — не присылалъ всти уже пятнадцать лтъ — ищетъ его старая мать’.
‘Джона Гельмана изъ Або — писалъ въ послдній разъ изъ Калькутты въ 1878 году — ищутъ его сестры’.
Всегда одно и то же безслдное исчезновеніе, одна и та же печаль. Всегда старая ожидающая мать, а то — отецъ, братъ, сестра или невста…
Интересъ, съ которымъ я прочелъ списокъ, еще удвоился, когда я увидлъ, что встрчавшіяся въ немъ имена звучатъ знакомо, а упоминавшіяся мстности находятся на моей родин. Списокъ составлялъ финскій пасторъ — въ Гулл, но было непонятно, какимъ образомъ этотъ листокъ попалъ сюда, въ темный уголъ чужого ‘дома для моряковъ’, по другую сторону океана.
Разсказываютъ удивительныя исторіи о томъ, какъ такіе списки снова соединяли братьевъ и сестеръ, даже супруговъ, не видвшихъ другъ друга десятки лтъ. Не разъ случалось, что какой-нибудь морякъ среди упоминавшихся въ списк узнавалъ одного изъ своихъ товарищей, даже когда тотъ здсь, на чужбин, мнялъ свое имя. Какъ-нибудь, въ дружеской бесд, ему случалось назвать свою родину, городъ или усадьбу, гд онъ родился, и названіе оставалось въ памяти собесдника. Возрастъ тоже подходилъ. Это долженъ быть онъ. Не разъ бывало также, что разыскиваемый самъ находилъ свое имя.
Я прочелъ длинный списокъ слово за словомъ, строку за строкой, почти съ благоговніемъ. Мн бросилось въ глаза, что большинство пропавшихъ разыскивалось матерью — старой, изстрадавшейся, скорбящей, еще надющейся матерью…
Я тщетно искалъ среди всхъ этихъ именъ какого-нибудь пропавшаго земляка, котораго мн приходилось бы гд-либо встртить. Да и впослдствіи на мою долю ни разу не выпало счастья принести ожидающей матери радостную всть: твой сынъ живъ!
То, что я хочу здсь разсказать, не захватывающая исторія о комъ-нибудь пропавшемъ безъ всти и снова найденномъ. Это только поклонъ, который я долженъ передать. Поклонъ отъ кого? Даже этого я не знаю. Отъ мертваго. Кому? Тоскующей матери, имени которой я не знаю!

* * *

Недалеко отъ Бостона сверо-американскій берегъ образуетъ низкую песчаную косу, далеко вдающуюся въ Атлантическій океанъ. На карт эта коса иметъ видъ серпа или фантастическаго клыка какого-нибудь сказочнаго чудовища. Уже одна ея форма вызываетъ мысли о смерти и гибели. Впродолженіе вковъ эта коса является грозой всхъ плавающихъ въ этихъ водахъ. Въ бурю и туманъ непонятное теченіе легко увлекаетъ корабль слишкомъ близко къ берегу, и здсь точно какая-то таинственная сила бросаетъ его на коварныя отмели, окружающія косу. Даже въ самыя ясныя, звздныя ночи случалось, что корабли, взявшіе чуть-чуть неправильный курсъ, на всхъ парусахъ налетали на обманчивый грунтъ и разбивались.
На самомъ краю этой косы, на мыс Годъ, съ высокой блой башни сіяетъ ласковый свтъ. Сколько людей при вид его съ отчаяніемъ восклицали: ‘Слишкомъ поздно!’ Сколько помутившихся глазъ въ минуту смерти приковывались къ этому мерцающему свту, быть можетъ, въ невыразимомъ страх, быть можетъ, въ неумирающей надежд.
Почти въ каждой рыбачьей хижин на этомъ побережь надъ дверью красуется доска съ именемъ того или другого погибшаго корабля. Говорятъ, что маленькій цвтущій городокъ, неподалеку отъ мыса, выстроенъ изъ обломковъ, выброшенныхъ капризомъ моря на берегъ.
На кладбищ за городомъ тянется цлый рядъ странныхъ семейныхъ могилъ, и постителю, который остановился бы передъ нкоторыми, выкрашенными въ блый цвтъ, деревянными крестами и постарался бы разобрать полуистертыя надписи, содержаніе ихъ могло бы показаться непонятнымъ.

Здсь покоится
экипажъ барки ‘Іоланта’.

Здсь
десять утонувшихъ съ ‘ Сидней-Голлъ’ — Ливерпуль
ждутъ
дня Страшнаго Суда.

Лишь изрдка встрчается на могильныхъ крестахъ чье-нибудь имя, день же и годъ рожденія — никогда.
Еслибы эти плиты или кресты умли говорить, они разсказали бы не одну печальную исторію. Но они хранятъ свои тайны про себя и люди должны продолжать ждать и надяться.

* * *

Въ одно пронизывающе-холодное январское утро 189* г. я увидлъ, какъ въ большую могилу за рыбачьей деревушкой, недалеко отъ мыса Годъ, опускали девятнадцать длинныхъ четырехугольныхъ деревянныхъ ящиковъ. Надъ могилой, подгоняемый ледянымъ втромъ, кружился снгъ, и скоро грубо сколоченные гробы одлись въ сверкающій блый покровъ. Священникъ, пряча молитвенникъ подъ полами узкаго плаща и низко надвинувъ на уши потертую мховую шапку, прочелъ молитву надъ усопшими. Завыванія втра и ревъ моря заглушали его слова. Могильщики, команда спасательной станціи и нсколько рыбаковъ жались другъ къ другу. Первые опирались на свои заступы и, казалось, только ждали момента, когда имъ можно будетъ приступить къ своей работ. Время отъ времени вс бросали испытующій взглядъ на море, казавшееся при свт разорванныхъ, быстро несущихся снжныхъ тучъ ярко-зеленымъ. Хоронили тхъ изъ экипажа англійскаго фрегата ‘Язонъ’, кого море возвратило земл.
Потерплъ крушеніе ‘Язонъ’ шесть дней тому назадъ, іъ ночь съ 28 на 29 декабря.
Это была ужасная, бурная ночь. Я вспоминаю, какъ еще вечеромъ снгъ хлесталъ въ окна читальной комнаты въ ‘дом моряковъ’, гд мы, сидя вокругъ камина, слушали разсказы стараго корабельнаго плотника Джонса. Рамы тряслись и дрожали подъ сильными порывами втра, точно готовыя выпасть.
Джонсъ оборвалъ свой разсказъ.
— Втеръ восточный,— сказалъ онъ.— Да поможетъ Богъ всмъ, кто въ эту ночь слишкомъ близко подойдетъ къ берегу!
Газовые фонари мерцали и коптили. Мы вс сидли молча.
Въ этотъ моментъ изъ города вернулся толстый Карлъ изъ Улеаборга, мои старый товарищъ по плаванію. Гря передъ каминомъ руки, онъ разсказалъ, что его трамвай завязъ въ снгу на углу Фремонтъ-Рода и Милькъ-Стритъ. Ему пришлось пробираться пшкомъ по снжнымъ сугробамъ, мстами фута въ три вышины. Памятникъ въ сквер показался ему среди метели похожимъ на ледяную гору, а на Ганноверской улиц онъ на каждомъ шагу спотыкался о сорванную телефонную проволоку. Ночью наврное будетъ штормъ.
На слдующее утро все желзнодорожное сообщеніе оказалось прерваннымъ, а вся огромная масса телеграфныхъ и телефонныхъ проводовъ въ Нью-Іоркъ — приведенной въ негодность. Важнйшія биржевыя телеграммы посылались изъ Нью-Іорка по подводному телеграфу черезъ Атлантическій океанъ въ Европу, а оттуда обратно черезъ океанъ въ Бостонъ. Это былъ крюкъ въ десять тысячъ морскихъ миль, въ десять разъ большій, чмъ если послать телеграмму изъ Боргэ въ Гельсингфорсъ черезъ Петербургъ, Парижъ и Стокгольмъ.
На слдующее же утро по всему кварталу моряковъ разнесся слухъ о крушеніи у мыса Годъ большого корабля. Говорили, что не спасся ни одинъ человкъ.
Днемъ за обдомъ въ ‘дом моряковъ’ мы узнали, что къ берегу прибило буекъ, изъ котораго видно, что названіе корабля Язонъ, а его родина Кардифъ. Въ корабельномъ регистр нашелся англійскій желзный трехмачтовикъ съ такимъ названіемъ, вмстимостью въ 2400 регистровыхъ тоннъ, построенный всего нсколько лтъ тому назадъ, а скоро мы узнали, что онъ везъ грузъ сахара изъ Остъ-Индіи въ Сентъ-Джонъ, въ Новомъ-Брауншвейг. Посл долгаго, длившагося нсколько мсяцевъ плаванія, всего въ нсколькихъ дняхъ пути отъ мста назначенія, почти въ виду гавани потерпть крушеніе! Странная, непостижимая судьба!
На слдующій день посл крушенія можно было тамъ и сямъ разглядть сквозь металъ разбитыя мачты. Но уже на слдующее утро не видно было никакихъ слдовъ корабля, даже во время прилива. Очевидно, онъ буквально разбился вдребезги.
При первой же возможности страховыя общества отправили спасательный пароходъ, не столько для того, чтобы что-нибудь спасти, сколько для разслдованія ближайшихъ обстоятельствъ крушенія. Я былъ друженъ съ штурманомъ парохода и онъ предложилъ мн сопровождать его.
Мы пошли въ поселокъ Провинстаунъ, откуда намъ пришлось пройти по проселочной дорог съ добрую милю до мста катастрофы. Берегъ былъ пустынный и плоскій и поля только мстами покрыты снгомъ. За маленькимъ холмикомъ, саженяхъ въ ста отъ берега, лежала рыбачья деревушка съ низкими домиками и церковью съ остроконечной колокольней, ближе къ берегу, на пригорк, находилась спасательная станція съ своимъ длиннымъ амбаромъ для лодокъ, съ вышкой и сигнальной мачтой.
По дорог изъ города къ спасательной станціи намъ встртилось потрясающее зрлище — четыре длинныхъ, узкихъ деревянныхъ гроба на тряской телг, запряженной лохматой лошадью. Въ дверяхъ большого сарая для лодокъ стояло нсколько женщинъ и дтей. Мы вошли въ сарай, гд люди какъ разъ были заняты тмъ, что укладывали въ гробы остальныхъ изъ экипажа ‘Язона’. Это была печальная картина.
На берегу нашли ящикъ съ документами и, читая въ списк команды длинный перечень тхъ, кто всего нсколько дней тому назадъ еще, полные жизни и надежды, искали глазами ближайшей гавани, я думалъ о лист, такъ недавно открытомъ мною на стн ‘дома моряковъ’.
Не найдется-ли здсь кто-нибудь изъ разыскивавшихся? Не положитъ-ли это кораблекрушеніе конецъ ожиданіямъ матери, не уничтожитъ-ли надеждъ молодой двушки?
Ни одно изъ двадцати восьми именъ не дало мн отвта. Здсь были только: Броунъ, Джонсонъ, Смитъ, Мэрфи, Дэвисъ, Томсонъ, Джонсъ и другіе, которыхъ почти непремнно встртишь на каждомъ англійскомъ или американскомъ корабл.
По платью узнали капитана и штурмановъ, что же касается остальныхъ, то было невозможно угадать, кто изъ этихъ двадцати восьми человкъ покоился теперь въ девятнадцати деревянныхъ ящикахъ.
Въ ту минуту, когда я собирался уходить, у двери стали укладывать въ гробъ послдняго изъ мертвецовъ. Мой взглядъ упалъ на его лицо, и я въ изумленіи отшатнулся. Гд я видлъ эти черты? Гд я встрчалъ его? Мой вопросъ остался безъ отвта. Можетъ быть, меня ввело въ заблужденіе какое-нибудь отдаленное сходство!
Но чмъ дольше я смотрлъ на это лицо и на фигуру въ жалкомъ гробу, тмъ тверже становилась моя увренность, что передо мной землякъ. Быть можетъ, онъ былъ изъ Остерботтека, быть можетъ, съ Аландскихъ острововъ или Ниланда, изъ Выборгской губерніи или изъ западной Финляндіи! Среди тысячъ я узналъ бы, что его родина была и моею, что передо мной финнъ.
Это не было предположеніе, догадка. То, что я чувствовалъ, была полная увренность. Во вншности юноши не было ничего особеннаго, въ его одежд ничего, бросающагося въ глаза. И тмъ не мене ничто не могло бы отнять у меня этой увренности.
Какое-то умиленіе охватило меня. Я вдругъ почувствовалъ, какъ близокъ мн этотъ мертвый въ гробу, какъ много онъ составляетъ для меня, какъ среди всхъ этихъ мерт выхъ и живыхъ мы двое связаны другъ съ другомъ.
— Его прибило къ берегу возл Беверлея,— сказалъ матросъ изъ спасательной команды.— Тамъ я и нашелъ его. Онъ лежалъ такъ, какъ будто бы попалъ на землю еще живымъ и улегся на берегу.
— Бдняжка!— сказали женщины.— Если бы его нашли раньше!
— Онъ спокойно лежалъ въ снгу, подложивъ руку подъ голову,— продолжалъ матросъ.— Можно было подумать, что онъ спитъ.
Женщины отерли себ рукавами глаза.
— Такой здоровый мальчикъ! Какіе у него красивые волосы!— говорили он, наперерывъ осыпая его похвалами, а кто-то осторожно сложилъ ему руки.
Тонкій, разорванный рукавъ соскользнулъ и мы увидли, что на рук нацарапано нсколько буквъ.
— Что это? Можетъ быть, его имя?— посыпались догадки, и вс столпились у изголовья гроба.
Одна изъ женщинъ покачала головой.
— Это на чужомъ язык,— сказала она.
Я оттолкнулъ нкоторыхъ изъ стоящихъ и нагнулся надъ мертвымъ. На жилистой рук были вырзаны четыре буквы.
— Aiti — мать,— прочелъ я,— и въ групп мужчинъ и женщинъ, обступившихъ гробъ, пронесся шопотъ: ‘Мать!’.

‘Русское Богатство’, No 8, 1913

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека