Пэлем Грэнвил Вудхауз
Пэлем Грэнвил Вудхауз
Без замены штрафом
Без замены штрафом
P.G.Wodehouse ‘Without the Option’ (1925)
Перевод Е. Толкачева (1928)
Без замены штрафом, Вудхаус Пелам, Год: 1925
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Судья надел пенсне, долго его поправлял, потом посмотрел на нас и сообщил нам дурные новости:
— Подсудимый Вустер, — сказал он (о, кто сможет описать мои ощущения в этот миг!), — приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов.
— Великолепно! — воскликнул я. — Я готов хоть сейчас.
Я был очень рад ликвидировать неприятности с правосудием за столь умеренную плату. Я окинул взглядом море голов в судебном зале и, как на островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе.
— Послушайте, Дживс! — крикнул я. — Есть у вас пять фунтов?
— Не переговариваться с публикой! — остановил меня судебный пристав.
— То есть как это? Должен же я достать деньги! Есть пять фунтов, Дживс?
— Есть, сэр.
— Прекрасно.
— Вы что, друг подсудимого? — уставился на него судья.
— Его покорный слуга, ваша милость.
— Тогда внесите штраф клерку.
— Хорошо, ваша милость.
Судья кивнул головой в мою сторону. В средние века после этого жеста с заключенного снимали восемнадцать тонн цепей и испанские сапоги, наскоро вставляли остатки костей и выпускали на свидание с любящей семьей. Увы, теперь это делается гораздо менее торжественно!
Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи.
— Хуже обстоит дело другого подсудимого, — продолжал судья. — Он совершил нападение на полисмена при исполнении им своих служебных обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый нанес ему удар в область желудка и препятствовал ему выполнять свой долг. Я допускаю, что в день гребных состязаний между университетами Кембриджа и Оксфорда позволительно несколько более развязное поведение, чем обычно, но такое вопиющее хулиганство не может быть оправдано ничем. Посему вышеназванный подсудимый приговаривается к лишению свободы на тридцать дней без замены штрафом.
— Нет, позвольте! Я не согласен, — протестовал бедняга Сиппи.
— Молчание! — возгласил судебный пристав.
— Следующее дело! — бесстрастно объявил судья.
Насколько мне не изменяет память, дело было так.
Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей юности. Это бывает в день гонок между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой день я встретился на улице с Сиппи, как раз напротив ‘Ампира’.
Сиппи выглядел почему-то очень мрачно.
— Берти, — говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, — моя душа изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на средства старой тетки, и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу преодолеть свою тоску.
— Что с тобой, дружище?
— Завтра я должен ехать и провести три недели с абсолютными идиотами — друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал.
— Кто же эти друзья тетки? — сочувственно осведомился я.
— Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о них самые отвратительные воспоминания.
— Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом.
— Весь мир против меня, — жаловался Сиппи. — Что я могу сделать?
Тогда мне в голову пришла гениальная идея.
— Вот что, старина, — сказал я. — Тебе нужно раздобыть полицейский шлем.
— Шлем? Зачем, Берти?
— Я бы на твоем месте не стал терять даром времени, вышел бы на середину улицы и взял бы шлем у полисмена.
— Да, но там внутри голова. Что мне с нею делать?
— Ну так что же?
Сиппи задумался.
— Я думаю, что ты прав, — произнес он, наконец. — Удивительно, как я сам не подумал об этом. Итак, ты мне советуешь взять шлем?
— Советую.
— Хорошо, я так и сделаю, — согласился Сиппи.
Вот почему я вышел из суда свободным человеком, а Оливер Рандольф Сипперлей, юноша двадцати пяти лет, перед которым открывалась блестящая карьера, по моей вине попал в тюрьму. Я счел своим долгом навестить узника. Сиппи сидел, опустив голову, в камере с чисто выбеленными стенами и с деревянной скамьей.
— Ну, как дела, старина? — соболезнующе спросил я.
— Я разорен, — ответил Сиппи жалобно.
— Ерунда, дело не так уж плохо. Ты очень хорошо сделал, что не открыл своего настоящего имени. Твоя фамилия не попадет в газеты.
— Это мне все равно. Меня беспокоит одно: как смогу я провести три недели у Принглей, находясь в тюрьме?
— Но ты же сам говорил, что не хочешь ехать!
— Дело не в моем хотенье, глупая башка! Я должен ехать. Если я не поеду, тетка начнет меня разыскивать и узнает, что меня приговорили на тридцать дней без замены штрафом.
— Н-да, — сказал я, — дело серьезное, и самим нам не найти выхода. Мы должны спросить совета у Дживса.
Я утешил его, как мог, и отправился домой.
— Дживс, — начал я. — Мне надо вам сказать нечто очень важное и существенное. Как вам известно, мистер Сипперлей…
— Да, сэр?
— Сидит.
— Сэр?
— Сидит в тюрьме.
— В самом деле, сэр?
— Сидит благодаря мне. Это я спьяна посоветовал ему снять с полисмена шлем.
— Неужели, сэр?
— У вас однообразные реплики, Дживс. У меня и так голова трещит от всей этой истории. Будьте любезны, кивайте, когда нужно, и только.
Я закрыл глаза и стал излагать ему факты.
— Начать с того, Дживс, что мистер Сипперлей находится в полной материальной зависимости от своей тетки Веры…
— Мисс Сипперлей из Паддока, Беклей-на-Муре, в Йоркшире, сэр?
— Она самая. Вы с ней знакомы?
— Не имею чести, сэр. Но мой кузен, живущий в Паддоке, немного знает ее. Он ее аттестовал как весьма властную и поспешную на решения, сэр… Но прошу прощения, сэр, я должен только кивать головой.
— Правильно, Дживс, но теперь уже поздно.
И я сам кивнул головой. Я не выспался, и на меня по временам нападала летаргия.
— Да, сэр?
— Ах, да, да! — встрепенулся я. — На чем мы остановились?
— На материальной зависимости мистера Сипперлея, сэр, от его тетки.
— Правильно. Вы понимаете, Дживс, что он должен быть почтительным племянником.
Дживс кивнул головой в знак согласия.
— Теперь дальше. Слушайте внимательно. Недавно она предлагала Сиппи выступить в качестве певца на деревенском концерте, и он не мог отказаться. Вы меня понимаете, Дживс?
Дживс кивнул головой.
— Что ему оставалось делать, Дживс? Он написал ей, что рад бы был выступить на ее концерте, но, к несчастью, редактор поручил ему написать серию очерков о Кембридже, он должен уехать не меньше, чем на три недели. Понятно?
Дживс кивнул головой.
— Тогда, Дживс, мисс Сипперлей ответила ему, что она понимает, что сперва долг, а потом уже удовольствие, — причем под удовольствием она подразумевала пение Сиппи. Но в Кембридже пусть он остановится у ее друзей Принглей. Она написала им, чтобы они ждали ее племянника к двадцать восьмому. А теперь мистер Сипперлей в тюрьме. Что делать? Я на вас надеюсь, Дживс.
— Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
— Постарайтесь, Дживс. Закройте шторы, потушите свет, дайте мне туфли, выдумывайте план, и я буду вас слушать хоть два часа. Если кто-нибудь придет, сообщите, что я умер.
— Умерли, сэр?
— Да, умер.
Я проснулся только вечером. На мой звонок явился Дживс.
— Я заходил дважды, сэр, но вы спали, и я не хотел вас беспокоить.
— И хорошо сделали, Дживс. Ну?
— Я тщательно обдумал все, сэр, и вижу лишь один выход.
— Довольно и одного. Какой же?
— Вы должны ехать в Кембридж вместо мистера Сипперлея, сэр.
Я с изумлением уставился на него.
— Дживс, — сердито сказал я, — вы говорите вздор!
— Я не вижу никакого другого выхода, сэр.
— Подумайте! Даже я, после суда и бессонной ночи, вижу всю непригодность вашего предложения. Как я могу заменить Сиппи? Ведь они меня не знают совсем.
— Тем лучше, сэр. Вы поедете в качестве мистера Сипперлея, сэр.
Это уже слишком!
— Дживс, — сказал я чуть ли не со слезами, — вы сами должны понимать, что это ерунда.
— Я полагаю, сэр, что это самый практичный план. Пока вы спали, сэр, я навестил мистера Сипперлея, и он меня информировал, что профессор Прингль и его супруга не видели его с десятилетнего возраста.
— Верно, он мне сам это говорил. Но они засыплют меня вопросами о моей, то есть его тетке. Что я буду отвечать?
— Мистер Сипперлей любезно сообщил мне все сведения о мисс Сипперлей, и я записал. Я думаю, вы сможете ответить на все вопросы, сэр.
Дживс обладает дьявольской способностью убеждать. На этот раз он убеждал меня целых пятнадцать минут, пока не добился своего
— Смею заметить, сэр, что вы должны выехать как можно скорее, во избежание неприятных разговоров.
— Каких разговоров?
— За последний час, сэр, миссис Грегсон трижды звонила вам по телефону, желая говорить с вами. Я не осмелился сказать ей, что вы скоропостижно скончались, во избежание недоразумений.
— Тетя Агата! — побледнел я.
— Да, сэр. Из ее слов я мог заключить, что она читала газеты с отчетом о разборе вашего дела.
Куда угодно, хоть к черту на кулички, только не к тете Агате!
— Дживс, — сразу согласился я, — довольно слов, надо действовать! Скорей укладывайте вещи!
— Есть, сэр.
— Посмотрите, когда идет ближайший поезд на Кембридж.
— Через сорок минут, сэр.
— Вызовите такси.
— Ждет у подъезда.
— Отлично, — сказал я. — Едем!
Дача Принглей находится в двух милях от Кембриджа по Трэмпингтонской дороге. Я приехал как раз к обеду.
Я старался держаться весело и беззаботно, чтобы заглушить внутреннюю тревогу.
Сиппи описывал мне Принглей как самых старомодных людей Англии, и я увидел, что он прав. Сам профессор Прингль был худой, ‘лысый и унылый старик с одним бычачьим глазом, а у миссис Прингль был вид женщины, получившей дурные известия в 1900 году, да так и застывшей в своей скорби. Я уже оправился от испуга, когда меня представили двум старухам в чепцах.
— Вы, наверно, помните мою маму, — печально сказал профессор, подводя меня к первой развалине.
— О, да! — пробормотал я, стараясь улыбнуться.
— …и мою тетю, — вздохнул профессор, точно с каждой минутой дела шли все хуже и хуже.
— О, да! — пропел я, подходя ко второй развалине.
— Только сегодня утром они вспоминали вас, — вздохнул профессор, теряя всякую надежду.
Пауза. Глаза обеих развалин устремлены на меня, как глаза призраков у Эдгара По, и я чувствовал, как исчезает моя жизнерадостность.
— Я помню Оливера, — проскрипела первая руина. — Он был милым ребенком. Как жаль! Как жаль!
Это было, по ее мнению, весьма тактичное выступление, чтобы подбодрить молодого гостя.
— И я помню Оливера, — прошамкала вторая руина, смотря на меня так, как судья смотрел на Сиппи. — Очень шаловливый мальчик! Он мучил мою кошку.
— У тети Джен прекрасная память, несмотря на ее 87 лет, — с печальной гордостью шепнул профессор.
— Что ты говоришь там? — подозрительно спросила вторая развалина.
— Я сказал, что у вас прекрасная память, — всхлипнул профессор.
— Ага! — она опять грозно взглянула на меня. — Он гонял мою бедную кошечку по саду и стрелял в нее из лука.
В этот момент из-под кушетки вылезла кошка и приблизилась ко мне. Я нагнулся, чтобы почесать ей за ухом. Старуха испустила душераздирающий вопль:
— Держите! Держите его!
Она бросилась вслед с удивительной для ее лет резвостью, подхватила кошку и яростно посмотрела на меня.
— Я очень люблю кошек, — оправдывался я. Симпатии присутствующих были явно не на моей стороне. В этот момент в комнату вошла девушка.
— Моя дочь Элоиза, — сказал профессор скорбно, точно это сообщение причиняло ему боль.
Вам, вероятно, приходилось видеть лица, перед которыми вдруг столбенеешь. Однажды, играя в гольф в Шотландии, я в отеле столкнулся с дамой, как две капли воды похожей на мою тетю Агату. А в другой раз я опрометью вылетел ночью из ресторана, потому что метрдотель был вылитый дяди Перси.
Ну, так Элоиза Прингль была точной копией Гонории Глоссоп.
Не помню, рассказывал ли я вам о Гонории, дочери доктора Родрика Глоссопа. Меня хотели на ней женить, и ее отцу пришло в голову, что я интересный объект для экспериментов с пчелиным ядом. С тех пор при одном воспоминании о Гонории я просыпаюсь в холодном поту.
— Как поживаете? — растерянно пробормотал я.
— Здравствуйте!
Даже и голос Гонории! Такой же властный, похожий на голос укротительницы львов. Я попятился назад. Пронзительный визг огласил комнату. За ним раздался вопль негодования. Я обернулся и увидел, что тетя Джен с воплями лезет под кушетку, куда скрылась раздавленная мною кошка. Старуха бросила на меня такой взгляд, что я почувствовал, что мои худшие предположения начинают сбываться.
К счастью, в этот момент подали обед.
— Дживс, — говорил я вечером, — я человек не робкий, но чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет.
— Вы недовольны своим визитом, сэр?
— Недоволен, Дживс. Вы видели мисс Прингль?
— Да, сэр, издалека.
— Самое лучшее смотреть на нее издали. Вы хорошо ее рассмотрели?
— Да, сэр.
— Она вам напоминает кого-нибудь?
— У нее удивительное сходство с мисс Глоссоп, ее кузиной, сэр.
— Ее кузиной?! Значит…
— Да, сэр, миссис Прингль — урожденная мисс Блаттервик, младшая из двух сестер. Старшая вышла замуж за сэра Родрика Глоссопа.
— Теперь я понимаю причину сходства…
— Да, сэр.
— Сходство поразительное, Дживс, даже голос похож.
— Да, сэр? Я не слышал, как говорит мисс Прингль.
— Не много потеряли, Дживс. Я нахожу, что и самоотверженность имеет свои границы. Я, пожалуй, вынесу профессора с женой, с двумя развалинами. Но ежедневно встречаться с мисс Элоизой и вместо вина пить за столом лимонад — свыше моих сил! Что мне делать, Дживс?
— Я полагаю, что вы должны по возможности избегать общества мисс Прингль, сэр.
— Я тоже так думаю, — ответил я.
Легко сказать: избегать встреч с женщиной! А если вы живете в одном доме, и она совсем не хочет избегать встреч с вами, — что тогда? Скоро я заметил, что она настойчиво ищет моего общества.
Она из той породы девушек, с которыми случайно сталкиваешься на лестнице и в коридорах. Я входил в комнату, через минуту появлялась и она. Стоило мне спуститься в сад, она выпрыгивала из-за куста или смущенно поднималась со скамейки. Через десять дней я чувствовал себя затравленным.
— Дживс, меня затравили! — завопил я.
— Сэр?
— Эта женщина охотится за мной. Я никогда не бываю наедине. Старик Сиппи ехал сюда изучать кембриджские колледжи, и она меня сегодня утром протащила сквозь сорок семь колледжей! Днем я отдыхал в саду, и она появилась, как из-под земли. Вечером она загнала меня в уборную. Право, я не уверен, что, начав мыться, не обнаружу ее в своей мыльнице.
— Это утомительно, сэр.
— Чертовски утомительно, Дживс. Есть какое-нибудь противоядие?
— В данный момент не имеется, сэр. По всей видимости, мисс Прингль очень заинтересована вами, сэр. Сегодня утром она задала мне ряд вопросов касательно вашего образа жизни в Лондоне, сэр.
— Что?
— Да, сэр.
Я в ужасе посмотрел на него. Страшная мысль промелькнула у меня в голове, и я задрожал, как осиновый лист.
Я вспомнил, что случилось за завтраком. Покончив с котлетами, я откинулся в кресло передохнуть перед пудингом и вдруг увидел, что Элоиза рассматривает меня весьма пристально. Тогда я не придал этому значения потому, что пудинг привлек к себе все мое внимание. Но теперь этот случай показался мне многозначительным. Да-да, именно такой взгляд был у Гонории Глоссоп за несколько дней до нашей помолвки, взгляд тигрицы, намечающей себе жертву!
— Дживс, знаете что я думаю?
— Сэр?
— Слушайте внимательно, Дживс. Я не хвастун и не покоритель сердец, но почему-то в моем присутствии девушки начинают усиленно поправлять прическу и двигать бровями. Но вы же знаете, что я не поднимаю тревоги зря, не правда ли?
— Да, сэр.
— Но, Дживс, наукой установлено, что есть сорт девушек, питающий слабость к такому сорту молодых людей, как я.
— Справедливо, сэр.
— Я убежден, что обладаю не меньше, чем пятьюдесятью процентами мозгов, полагающихся нормальному человеку моего возраста. Мисс Элоиза, на мой взгляд, имеет свыше двухсот процентов. Что мне делать, Дживс?
— Быть может, это закон природы. Равновесие сил, сэр.
— Возможно. Но это не простая случайность, Дживс. Так было и с Гонорией Глоссоп. Она одна из умнейших девиц. Она выдрессировала меня, как собачонку.
— По моим сведениям, сэр, мисс Прингль училась еще лучше, чем мисс Глоссоп.
— Ну, вот видите! Дживс, она на меня смотрит!
— Да, сэр.
— Я встречаю ее на лестницах и в коридорах!
— В самом деле, сэр?
— Она рекомендует мне книги для чтения.
— Дело плохо, сэр.
— А сегодня за завтраком, когда я погрузился в салат, она заявила, что я не должен есть салат, потому что в нем такое же количество микробов, как в дохлой крысе. Каково? Она уже заботится о моем здоровье.
— Полагаю, сэр, что дело серьезно.
Я в отчаянии упал в кресло.
— Что же делать, Дживс?
— Мы должны подумать, сэр.
— Думайте вы один, Дживс. Я не так скор на соображение.
— Я постараюсь, сэр, обдумать все самым внимательным образом и смею надеяться, что найду выход.
Раз Дживс обещал, я могу быть спокоен. Но все же положение очень серьезно.
На следующее утро мы посетили еще шестьдесят три кембриджских колледжа, и после завтрака я заявил, что пойду в свою комнату. Забрав книгу и папиросы, я вылез в окно и спустился в сад по водосточной трубе. Я стремился пробраться в беседку, где ни одна живая душа не помешала бы мне насладиться заслуженным отдыхом.
В саду светило солнце, цвели крокусы, и нигде не было видно Элоизы Прингль. На лужайке резвилась кошка. Я позвал ее, она большими прыжками бросилась мне навстречу. Я взял ее на руки и стал чесать ей за ухом. Вдруг раздался страшный крик, и из окна высунулась тетка Джен. Последовало общее смятение.
— Ничего, ничего, — пробормотал я, выпустил из рук кошку, которая галопом понеслась в кусты, и, с трудом поборов искушение запустить кирпичом в ее хозяйку, продолжал свой путь к беседке.
Только что я успел закурить, как на мою книжку упала тень и передо мной появилась мисс Элоиза.
— А, вот вы где, — сказала она и, сев рядом со мною, выдернула у меня изо рта папиросу и выбросила ее за дверь. — Вы всегда курите, — заметила она тоном молодой невесты. — Я не хочу, чтобы вы курили. Вам вредно. Потом, вам нельзя сидеть тут без пальто, вы можете простудиться. Ах, вам необходимо иметь человека, который бы заботился о вас!
— У меня есть Дживс.
— Я его не люблю, — возразила она.
— Почему?
— Не знаю. Я надеюсь, что вы его отпустите.
Я похолодел от страха. Гонория тоже невзлюбила Дживса и требовала его увольнения.
— Что вы читаете?
Она взяла мою книгу и поморщилась. Книга была детективным романом ‘Кровавое преступление’. Элоиза перелистала ее.
— Неужели вам нравится такая ерунда? — презрительно сказала она и вдруг вскрикнула: — Боже мой!
— Что случилось?
— Вы знаете Берти Вустера?
На книге было написано мое имя.
— Да… немного…
— Как это ужасно! Я удивляюсь, что у вас такие друзья. Ведь он круглый дурак! Он был недолгое время женихом моей кузины Гонории, и свадьба расстроилась потому, что он оказался полусумасшедшим. Дядя Родрик расскажет вам об этом. И часто вы с ним встречаетесь?
— Не очень.
— На днях я читала в газетах, что он судился за какой-то скандал на улице.
— Я слышал.
Она посмотрела на меня ласковым материнским взором.
— Он, наверно, дурно влияет на вас. Я хочу, чтобы вы с ним порвали. Вы сделаете это… для меня?
— Да…
В этот момент старый кот Кутберт, которому, видно, надоело сидеть в кустах, вошел в беседку и прыгнул ко мне на колени.
Я очень ему обрадовался — все-таки я не совсем с ней наедине.
— Славный кот, — сказал я весело.
— Вы порвете с Вустером? — настойчиво повторила Элоиза.
— Это… не так легко…
— Глупости. Немного силы воли. Дядя Родрик говорит, что это неисправимый шалопай.
Я бы тоже порассказал кое-что про дядю Родрика, если бы мог.
— Вы очень изменились после нашей. последней встречи, — вкрадчиво сказала Элоиза и, наклонившись, стала почесывать коту другое ухо. — Помните, когда мы играли детьми, вы мне говорили, что когда вырастете большой, то сделаете мне…
— Неужели говорил?
— Как вы мучились, когда я рассердилась и не позволила вам поцеловать меня.
Она явно лгала, но это ничуть не улучшало мое положение. Я отодвинулся и еще усерднее гладил кота.
И вдруг… Вы знаете, что происходит в театре, если среди спектакля вдруг крикнут ‘пожар’? Подобная же паника овладела мною, когда я вдруг почувствовал, что ко мне прижалось теплое плечо и моей щеки коснулся локон мисс Элоизы. Очевидно, она собирается вызвать меня на поцелуй!
— Неужели? — хрипло пробормотал я.
— Неужели вы забыли?
Элоиза взглянула мне прямо в глаза. Я поспешил зажмуриться. И когда за дверями раздался голос старухи: ‘Отдайте мою кошку!’ — я открыл глаза. Тетя Джен, моя спасительница, глядела на меня так, точно застала меня за вскрытием живота старого Кутберта.
Я воспользовался замешательством и скрылся. Уже за дверью я снова услышал голос старухи:
— Он стрелял из лука в моего Тибби!
Что ответила ей Элоиза, я не слышал.
Несколько дней прошли спокойно. Я сравнительно редко видел Элоизу и оценил стратегические преимущества водосточной трубы перед окном: я редко выходил из дома другим путем. Мне начинало казаться, что, если так пойдет и дальше, я как-нибудь дотяну свои три недели. Однажды вечером мистер профессор, миссис профессорша, обе руины и мисс Элоиза сидели в гостиной. Кот спал на ковре, канарейка — в своей клетке. Ничто не указывало на то, что этот вечер будет для меня роковым.
— Отлично, — весело приветствовал я общество. (Я люблю, чтобы все были веселы, и всегда первый подаю пример.)
Мисс Элоиза вопросительно посмотрела на меня.
— Где вы пропадали весь день? — спросила она.
— После завтрака — в своей комнате.
— В пять вас там не было.
— Да, после работы я пошел прогуляться.
— Mens sana in corpore sano, — добавил профессор.
— Вполне понятно, — отозвался я.
— Родрик что-то опаздывает, — вдруг объявила профессорша.