Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Почему Австрія не можетъ сдлаться Славянскою державой.
‘Денъ’, 11-го ноября 1865 г.
Продолжаемъ нашу бесду объ Австріи. Ставимъ снова вопросъ: почему бы Австрійской имперіи не сдлаться чисто-Славянскою — по численному господству ея Славянскаго населенія? Потому, вопервыхъ, что идея панславизма есть, вообще, идея покуда еще совершенно отвлеченная,— теорія, а не живая реальная сила, вовторыхъ потому, что идея панславизма въ примненіи къ Австріи, идея всеславянства съ политическимъ объединеніемъ его въ лиц Нмецкаго императора, есть идея уже сама по себ мертворожденная, фальшивая въ самомъ своемъ основаніи, втретьихъ потому, что еще значительная часть Славянскихъ племенъ обезсилена въ своемъ развитіи внутренними духовными противорчіями. Все это, надемся, станетъ читателю ясно изъ послдующаго изложенія.
Отвлеченныя понятія тогда становятся дйствительною силою въ исторіи, когда обособляются и конкретируются, какъ выражаются Нмцы, въ живомъ, реальномъ явленіи. Идея какой-либо національности тогда только перестаетъ быть отвлеченною и пріобртаетъ значеніе живаго историческаго двигателя, когда облекается плотью и кровью, воплощается въ живой, цльный организмъ, въ цльную народную личность, съ рзко опредленной индивидуальностью. Славянъ — вообще не существуетъ, а существуютъ Славянскія племена съ ихъ различными историческими судьбами, съ ихъ племенною особенностью и племеннымъ эгоизмомъ,— Русскіе, Поляки, Сербы, Чехи и пр. Ни одно изъ нихъ не хочетъ, или не можетъ, да и не всякое изъ нихъ призвано пожертвовать своею живою историческою индивидуальностью, своею личностью, въ пользу другаго, Славянскаго же племени. Слдовательно для воплощенія идеи всеславянскаго союза или братства необходимо было бы найти, вопервыхъ, въ личной племенной особенности каждаго — элементъ общій, принадлежащій всмъ имъ вмст и каждому порознь,— т стороны, которыми эти племена соприкасаются между собою и которыя даютъ имъ общій Славянскій типъ, несмотря на племенное различіе. Вовторыхъ, необходимо было бы найти такое высшее начало, которое бы могло стать общимъ знаменемъ и было бы довольно сильно, чтобъ обуздать духъ племеннаго эгоизма и побудить вс эти племенныя личности, чрезъ взаимное самоограниченіе, составить общій согласный хоръ. Мы разсматриваемъ вопросъ отвлеченно, а priori. Какіе же это могутъ быть общіе признаки Славянства? Признаки физіологическаго свойства: кровное родство, единство, ‘расы’, сходство обычаевъ и нарчій,— и признаки духовнаго свойства Настолько ли могуче значеніе физическаго родства, чтобъ послужить основаніемъ всеславянскому союзу, заглушить личный племенной эгоизмъ и сдлать изъ идеи панславизма живую, творческую, историческую силу? Какъ ни важна, ни почтенна въ нашихъ глазахъ связь единой леменности, породы — или ‘расы’, но она недостаточно могуча,— мы должны въ этомъ сознаться,— чтобъ подчинить себ элементъ духовный и создать Славянское цлое — при рзкомъ рззличіи признаковъ духовнаго свойства. И именно въ Славянскихъ племенахъ элементъ духовный стоитъ выше элемента физическаго, и родство духовное цнится выше плотскаго. Духовный же элементъ — не значитъ только душевныя и нравственныя качества племени, а главнйшимъ образомъ элементъ вры — религіозные и нравственные идеалы, отношеніе племени къ вчному и абсолютному, къ Истин, къ Правд — къ Богу. Въ этомъ, можно сказать, и заключается общее, духовнаго свойства всхъ Славянскихъ народовъ: именно въ томъ, что главное содержаніе духа есть у нихъ — вра, что боле чмъ для какихъ либо народовъ вра для нихъ есть не одно лишь субъективное, личное чувство, но начало общественное и бытовое, управляющее жизнью. Но въ этомъ же самомъ содержится основаніе и къ разъединенію Славянскихъ племенъ — по различію идеаловъ вры, по различію вроисповданій. На этомъ основаніи интересъ единоплеменности уступаетъ высшему интересу единоврія, и для Русскаго православнаго народа, напримръ, православный Грекъ, даже православный Нмецъ боле братъ, чмъ Полякъ-католикъ или даже Русскій, ставшій латиняниномъ. Конечно, братское чувство не должно бы заглушаться ни въ какомъ случа и напротивъ должно бы еще сильне стремиться къ тому, чтобы съ братьями по крови вступить и въ братство духовное,— но народъ не ‘интеллигенція’, народныя массы не занимаются пропагандою, не основываютъ своихъ могущественныхъ симпатій на филологическихъ и археологическихъ изслдованіяхъ, и Славянская единоплеменность, напр. съ Полякомъ католикомъ, вовсе не способна приводить Русскаго мужика въ умиленіе. Дло же интеллигенціи въ такихъ случаяхъ тогда только можетъ имть успхъ, когда коренится въ живомъ сознаніи или непосредственномъ чувств народа, когда за интеллигенціей стоитъ поддержка народныхъ массъ.
Такимъ образомъ иде панславизма (разсматриваемаго еще вообще какъ понятіе, вн соображеній о практическомъ примненіи и политической форм) не достаетъ высшаго духовнаго объединяющаго начала, единоплеменности недостаетъ единоврія, безъ котораго единоплеменность ничего не значитъ, безсильна. Такова воля не наша, а самихъ Славянскихъ народовъ, таковъ наглый фактъ, котораго не признать не можетъ интеллигенція, какъ бы ей этого ни хотлось. Но не признавая еще идею панславизма живою историческою, тмъ мене политическою силою, мы вполн сочувствуемъ ей въ томъ отношеніи, что она будитъ Славянскія племена къ самосознанію, къ уразумнію своихъ племенныхъ и общихъ Славянскихъ началъ, къ отысканію общихъ признаковъ вншнихъ и нравственныхъ, и общаго объединяющаго духовнаго начала. Но покуда таковое не будетъ сыскано, а главное пока не убдятся вс Славянскія племена въ его необходимости, до тхъ поръ эта идея осуждена остаться отвлеченною мечтою. Она не отвлеченна лишь для тхъ Славянскихъ племенъ, которыя не только единоплеменны, но и единоврны, и собственно — для Славянъ провославныхъ, потому что православіе (мы не хотимъ здсь распространяться объ его внутреннемъ содержаніи и тождеств съ Славянскою духовной стихіей, а ограничиваемся вншними признаками), — потому что православіе, допуская національную церковь, длаетъ возможнымъ общеніе духовное и церковное — въ сфер Славянской національности. Между тмъ для католическихъ различныхъ Славянскихъ племенъ единовріе ихъ между собою не можетъ имть’ значенія для ихъ національнаго родства, такъ какъ интересъ церковный не совпадаетъ у нихъ съ интересомъ Славянской національности: ихъ церковный центръ — Римъ,— ихъ объединяющее церковное начало — Латинское, а не Славянское. Православные Славянскіе народы не перестаютъ тяготть другъ къ другу и рано или поздно обртутъ какую-нибудь форму ближайшаго соединенія или взаимной опоры, тмъ боле, что къ числу православныхъ Славянскихъ племенъ принадлежитъ одна изъ могущественнйшихъ державъ міра — единственная независимая Славянская держава — Россія. Но это вовсе не есть еще идея панславизма, особенно какъ его понимаетъ Западно-Славянская интеллигенція.
Обратимся теперь именно къ этой иде — въ частномъ примненіи ея къ Австріи. И здсь, точно также, собственно ‘Славянъ’, ‘Славянъ вообще’ не существуетъ: существуютъ католики-Чехи, Моравы, Силезцы, католики-Поляки, Хорваты, Словинцы, Словаки, протестанты Словаки, православные Сербы и уніаты Руссы. Однимъ словомъ, десять Славянскихъ племенъ, изъ которыхъ ни одно не хочетъ уступить своей національной особенности въ пользу другаго и изъ которыхъ многія еще раздлены между собою цлою бездною въ отношеніи религіозномъ (напримръ, латиняне и православные), или традиціонною племенною ненавистью, какъ Русскіе и Поляки въ Галиціи. Не говоря уже о высшемъ духовномъ объединяющемъ начал, о чемъ мы только что упоминали,— для совмстнаго политическаго существованія различныхъ Славянскихъ племенныхъ особенностей, необходимовысшее политическое органическое начало, которое примирило бы въ себ эти различія, покоряло бы въ себ племенной эгоизмъ, объединило бы въ себ племенныя особенности, растворило бы въ своемъ могущемъ раствор вс эти Славянскіе ингредіенты, хотя бы настолько, насколько это нужно для единства политической жизни. Но такого высшаго полическаго начала Австрійскимъ Славянамъ и недостаетъ. Оно должно быть непремнно: вопервыхъ Славянскимъ, а вовторыхъ такимъ — верховное преимущество котораго признавалось бы само собою, безъ спора Но въ Славянскомъ мір только одна Россія представляетъ въ себ живое политическое начало, мы же говоримъ теперь собственно объ Австріи. Что значило бы для Австріи стать Славянскою державою? Стать ли ей Чешскою? или Хорватскою, или Сербскою, или Польскою? потому что быть ‘Славянской вообще’ невозможно. Но Сербы скоре покорятся Нмцамъ, чмъ своимъ же братьямъ, порвавшимъ съ ними духовное единство вры и измнившимъ преданіямъ православія, точно также и Русскіе въ Галиціи относительно ненавистныхъ имъ Поляковъ. Самое первое мсто среди Австрійскихъ Славянъ занимаетъ Чешское племя, но и оно, несмотря на сравнительное превосходство своей культуры, не иметъ въ себ сильнаго политическаго элемента. При всемъ нашемъ уваженіи къ благороднымъ подвижникамъ Чешской народности, мы не можемъ не сказать, что Чехія носитъ въ себ постоянное внутреннее противорчіе, которое мшаетъ ей развиваться въ Славянскомъ смысл, и вслдствіе котораго самое возрожденіе въ ней національности представляется боле теоріей Славянской народности, чмъ живою, непосредственною силой. ‘Культура’, которою она любитъ гордиться и которая въ ней возникла древне, чмъ въ прочихъ чисто-Нмецкихъ земляхъ,— эта культура не производила однакожъ до сихъ поръ ничего оригинальнаго, самобытнаго, такого, чмъ бы обогатилось человчество. Культура эта не иметъ въ себ ничего Славянскаго, она по характеру своему чисто-Нмецкая, и тогда какъ на Нмецкой родной своей почв она породила великановъ мысли и знанія,— наоборотъ, на Чешской, Славянской почв, въ силу этого внутренняго противорчія, она не создала ни замчательнйшаго поэта, ни художника, ни мыслителя. Напротивъ — то, что по истиц должно питать въ Чехіи чувство исторической гордости и составляетъ ея славу, въ чемъ сказалась самобытность ея національнаго духа,— явленіе Гуса, гуситство и религіозныя войны съ Нмцами,— отъ всего этого отреклась Чехія. Если это отреченіе отъ началъ гуситства послдовало, два вка тому назадъ, лишь по кровавой невол, посл знаменитой ‘Пражской экзекуціи’,— то въ настоящее время Пражскіе ученые и патріоты весьма добровольно отрицаютъ эти начала, хотя и хлопочутъ о возрожденіи Чешской національности. По крайней мр они еще не пришли къ сознанію необходимости выдти изъ этого внутренняго противорчія. Даже трудно понять ихъ отношеніе къ этому лучшему моменту своей народной исторической жизни. Въ Гус выразилось стремленіе Чешскаго народа выбиться изъ-подъ гнета латинской лжи и возвратиться къ той чистот идеала вры и церкви, которая свойственне внутреннимъ требованіямъ Славянскаго духа и память о которой была насаждена, съ древнйшихъ временъ, православною проповдью христіанства. Чешскіе патріоты гордятся своимъ Гусомъ — этимъ противникомъ латинства, — но продолжаютъ пребывать въ латинств,— и чествуя память сожженнаго Римомъ, на костр, Гуса — чествуютъ и Римъ, сохраняя строжайшую врность Риму. Они праздновали недавно память Св. Кирилла и Мееодія и на алтарь изобртателей Славянской азбуки повергали Латинскій алфабетъ. Намъ прискорбно это выразить, но при такомъ постоянномъ, внутреннемъ духовномъ противорчіи не можетъ возникнуть въ Чехіи никакой дйствительной, цльной Славянской силы. Такимъ образомъ ни одно изъ Славянскихъ племенъ Австріи не могло до сихъ поръ, да и не можетъ, стать центромъ для 15-ти-милліоннаго Славянства Имперіи. У Австрійскихъ Славянъ нтъ общаго Славянскаго знамени.