ПСНЬ БУРИ.
ПСНЬ БУРИ.
Разсказъ Гюгъ С. Миллера.
Разсказъ Гюгъ С. Миллера.
The Storm Song by Hugh S. Miller. ‘Harper’s Magazine’.
Съ англійскаго.
Перевела Э. Пименова.
‘Русская Мысль’, кн. XI—XII, 1917
Песнь бури, Миллер Хью С., Год: 1916
Время на прочтение: 15 минут(ы)
‘Бристоль’ стоялъ подъ парами, готовый сняться съ якоря и выйти въ море, чтобы совершить свой обычный рейсъ въ Вестъ-Индію и Центральную Америку. День былъ пасмурный, непривтливый. И такъ всегда было, когда этотъ корабль отправлялся въ путь! Въ порту вс были заране уврены, что погода будетъ дурная въ день выхода ‘Бристоля’ въ море, точно это было въ самомъ дл неизбжно. Но моряки знали также, что какими бы зловщими предзнаменованіями ни сопровождалось начало плаванія ‘Бристоля’, конецъ его всегда бывалъ благополученъ, и если даже небо было покрыто тучами съ утра, солнце все-таки неизмнно показывалось въ тотъ моментъ, когда носъ стараго, заслуженнаго корабля поворачивалъ ко входу въ гавань, медленно приближаясь къ своей стоянк и словно ощупью отыскивая путь къ пристани. Такимъ образомъ никто не сомнвался, когда ‘Бристоль’ снимался съ якоря, что корабль вернется назадъ, быть можетъ, съ нкоторымъ опозданіемъ и потерпвъ кое-какія поврежденія, но все-таки готовый, посл небольшого отдыха, снова прорзать океанъ своей могучей грудью, противъ которой оказывались безсильными и бури и годы. Старый корабль былъ самый популярный изъ всхъ судовъ, совершавшихъ пассажирскіе океанскіе рейсы, и многіе все-таки предпочитали плавать на ‘Бристол’, хотя и не находили тамъ такого комфорта, какимъ было обставлено путешествіе на современныхъ пассажирскихъ пароходахъ.
— Это удивительное судно,— говорилъ про него корабельный докторъ Джимми Медигэнъ, плававшій на ‘Бристол’.— Боле ловкаго и увертливаго творенія не найдется ни на земл, ни на мор. Я уже двадцать лтъ не покидаю корабельной палубы и плавалъ на всевозможныхъ судахъ, начиная отъ простого плота и траллера до громадныхъ океанскихъ пароходовъ. И все-таки скажу, что ни одинъ изъ этихъ послднихъ не можетъ сравниться съ ‘Бристолемъ’. Этотъ дьявольскій корабль словно играетъ съ волнами и какъ челнокъ качается на нихъ и выпрыгиваетъ изъ нихъ, когда он хотятъ поглотить его. Точь въ точь мыльный пузырь на поверхности воды въ ванн!— съ восхищеніемъ прибавлялъ докторъ.
И въ этотъ день, какъ обычно, корабль выходилъ въ море при самыхъ дурныхъ предзнаменованіяхъ. Зимнія сумерки быстро сгущались и въ порту уже зажглись огоньки, когда докторъ вышелъ на палубу, чтобы посмотрть на приготовленія къ отходу. Втеръ какъ будто сталъ завывать еще сильне, нарушая однообразный шумъ дождя, капли котораго отскакивали отъ темной поверхности воды. На набережной, у сходней, виднлась группа мокрыхъ раскрытыхъ зонтиковъ, по которымъ скользилъ свтъ фонарей. На скользкой и грязной палуб царила обычная передъ отправленіемъ судна суматоха, и сырой воздухъ былъ наполненъ лязгомъ цпей, скрипомъ канатовъ и стукомъ матросскихъ сапогъ. То и дло раздавались слова команды.
Докторъ Джимми оглянулся кругомъ. Видъ былъ далеко не обнадеживающій для начала плаванія, и докторъ сказалъ это господину, стоявшему возл него и тоже поглядывавшему на хмурое небо и мокрую пристань. Это былъ пассажиръ Альфредъ Монтэгю Азиртонъ Симпсонъ, изъ Лондона. Въ эту минуту докторъ замтилъ только, что онъ былъ высокаго роста и говорилъ съ англійскимъ акцентомъ. Лица его онъ не могъ разглядть изъ-за поднятаго воротника и нахлобученной на глаза шапки. Только поздне докторъ открылъ, что наружность у этого англичанина была симпатичная и красивая, что онъ былъ хорошо одтъ и прекрасно воспитанъ.
Когда докторъ Джимми вышелъ на палубу на слдующее утро, то берега уже давно исчезли изъ вида. Кругомъ разстилалось угрюмое, грозное море, и волны ежеминутно обдавали брызгами палубу ‘Бристоля’, который мужественно прокладывалъ себ путь, невзирая на гнвный рокотъ вздымавшихся валовъ и унылое завываніе втра.
Докторъ поднялся на верхнюю палубу, которая была совершенно пуста. Ни одинъ изъ пассажировъ, повидимому, не ршался выйти изъ каютъ, и только нсколько матросовъ заняты были прикрпленіемъ снастей возл спасательныхъ лодокъ. Обычно эта часть палубы служила для прогулокъ и на нее выходили лучшія каюты.
Вверху ничего не было видно, кром свинцово-сраго неба, верхушекъ раскачивающихся мачтъ и разорванныхъ клочьевъ чернаго дыма, гонимыхъ втромъ. Внизу и кругомъ бушующее море, блые гребни волнъ и брызги мелкой пны, вздымаемые порывами втра. Носъ судна то поднимался вверхъ, точно собирался взлетть къ небесамъ, то погружался въ бездну, раскрывавшуюся передъ нимъ. И каждый разъ судно вздрагивало всмъ своимъ тломъ, снасти скрипли и стонали и волны съ бшенствомъ заливали палубу, покрывая ее зеленой пеленой съ блыми прослойками пны. Но вотъ судно снова поднималось изъ бездны, карабкалось на верхушку волны, непобдимое и не знающее ни устали, ни страха передъ разбушевавшейся стихіей. Только свистъ паровой машины, словно тяжелое дыханіе, вырывавшееся изъ груди гиганта, указывало, что борьба продолжается съ прежней силой.
Вдругъ дверь одной изъ каютъ открылась, и оттуда вышелъ англичанинъ, съ которымъ докторъ наканун обмнялся впечатлніями. Докторъ сталъ разсянно слдить за нимъ глазами.
Съ каждой стороны палубы находился рядъ спасательныхъ лодокъ, покрытыхъ брезентомъ. Тутъ не было борта, и только въ промежуткахъ между лодками канаты, спускавшіеся съ боканцевъ и перекрещивавшіеся внизу у своихъ прикрпленій, закрывали доступъ къ морю, образуя родъ загражденія.
Англичанинъ подошелъ къ одной изъ лодокъ и, облокотившись на нее, сталъ смотрть на волны. Онъ простоялъ такъ четверть часа, а можетъ быть и боле, то сжимая и разжимая руки или ударяя кулакомъ, словно въ припадк гнва, по брезенту, покрывавшему лодку. Иногда онъ снималъ шапку и запускалъ руку въ волосы, развваемые втромъ, и, наконецъ, проводя рукой по глазамъ, словно желая отогнать отъ себя какое-то видніе, онъ медленно и какъ будто безсознательно пошелъ вдоль лодки, къ ея корм, гд находилось свободное пространство и только нсколько скрещивающихся канатовъ отдляли его отъ воды. Съ ужасомъ увидвъ, что онъ наклонился, чтобы пролзть подъ канатомъ, докторъ тотчасъ же бросился къ нему. Но англичанинъ словно опомнился и, схватившись рукой за канатъ, чтобы удержаться, продолжалъ, задумчиво улыбаясь, смотрть на бушующія у его ногъ волны.
Шумъ бури и рокотъ волнъ заглушали шаги доктора, который, подойдя къ англичанину, остановился возл него, у спасательной лодки, какъ будто тоже для того, чтобы посмотрть на борьбу волнъ.
— Слушайте,— крикнулъ докторъ.
Англичанинъ вздрогнулъ, медленно повернулся и посмотрлъ на него.
Докторъ Джимми улыбался.
— Вы разв не голодны?— спросилъ докторъ.
Англичанинъ глядлъ съ недоумніемъ. Можетъ быть, онъ не разслышалъ вопроса изъ-за свиста и рева бури? Докторъ Джимми, однако, замтилъ по движенію его губъ, что онъ спрашивалъ: ‘Что такое?’
— Завтракъ!— крикнулъ докторъ изо всхъ силъ и сдлалъ ему знакъ головой, чтобы онъ слдовалъ за нимъ.
Англичанинъ кинулъ на него быстрый, проницательный взглядъ но веселое, прямодушное выраженіе лица доктора успокоило его, и онъ, посл нкотораго колебанія, послдовалъ за нимъ. Докторъ взялъ его подъ руку, и они пошли вмст, подставляя свои лица втру, пока не вошли въ каютъ-компанію.
— Должно быть, мы одни только будемъ завтракать сегодня,— замтилъ весело докторъ.— Вс прикованы къ койкамъ морской болзнью. Такъ составимъ же компанію другъ другу!
Они такъ и сдлали. Но на самомъ дл завтракалъ только докторъ, англичанинъ почти не прикасался къ кушаньямъ. Докторъ лъ за двоихъ и оживленно болталъ, наблюдая въ то же время исподтишка за страннымъ пассажиромъ, который видимо старался быть внимательнымъ, что, однако, плохо удавалось ему. Судя по выраженію его лица, его мысли были далеко, и онъ точно прислушивался къ какимъ-то отдаленнымъ звукамъ. Докторъ, внимательно слдившій за нимъ, тоже поддался этому впечатлнію и, положивъ вилку, невольно сталъ прислушиваться, стараясь уловить какой-нибудь особенный звукъ, который могъ бы ему объяснить странное поведеніе англичанина. Казалось, тутъ таилось что-то непонятное и загадочное, и англичанинъ слышалъ какіе-то звуки, недоступные ушамъ доктора. Какъ ни старался докторъ прислушиваться, но все же ничего не могъ разслышать, кром обычныхъ звуковъ бури, свиста и завыванія втра, скрипа снастей, треска и стука и бшеныхъ всплесковъ и рокота волнъ. Все это казалось столь обыкновеннымъ доктору, пережившему столько морскихъ бурь во время своихъ многолтнихъ плаваній на разныхъ судахъ, что не производило на него впечатлнія. Должно быть, этотъ англичанинъ былъ просто новичкомъ на мор и поэтому псни бури такъ сильно дйствовали на него.
Буря бушевала всю ночь и весь слдующій день. Докторъ старался не упускать изъ вида англичанина и издали слдилъ за нимъ. Докторъ питалъ въ душ надежду, что англичанину понадобится его профессіональная помощь и это дастъ ему возможность приблизиться къ нему. Но ожиданія его не оправдывались.
На третью ночь буря еще усилилась, но ‘Бристоль’ попрежнему нырялъ въ волнахъ, которыя тщетно съ яростью набрасывались на него, грозя разнести его въ щепки. Докторъ, убдившись, что англичанинъ удалился въ свою каюту, прошелся нсколько разъ по пустынной палуб и, наконецъ, тоже отправился спать. Никого изъ пассажировъ не было видно, и только въ буфет возились лакеи, поспшно убиравшіе посуду, да по коридору пробжала горничная, спша на зовъ. Изрдка мимо дверей докторской каюты проходилъ матросъ и свтъ изъ окна освщалъ его мокрую резиновую куртку, блествшую на мгновеніе и затмъ снова погружавшуюся во мракъ.
Докторъ почиталъ немного и заснулъ. Но вскор посл полуночи его разбудилъ стукъ въ дверь. Корабельный слуга сообщилъ ему, что пассажиръ изъ каюты No 15 проситъ его прійти немедленно. Докторъ зналъ, что каюту No 15 занималъ англичанинъ, такъ заинтересовавшій его своимъ страннымъ поведеніемъ. Быстро одвшись, докторъ отправился къ нему.
Дверь каюты, которую занималъ англичанинъ, была открыта, но такъ какъ каюта помщалась въ защищенномъ отъ втра мст корабля, то въ ней было тепло. Маленькая электрическая лампочка освщала ее, но англичанинъ, лежавшій на нижней койк, находился совершенно въ тни. Докторъ нагнулся къ нему и внимательно поглядлъ на него. Лицо англичанина было блдно и въ глазахъ выражалась смертельная тоска. Губы его дрожали, такъ же какъ и рука, которой онъ откинулъ одяло, прикрывавшее его.
Докторъ Джимми пощупалъ его пульсъ и, глубоко вздохнувъ, выпрямился и сказалъ:
— Вы немного взволнованы…
— Немного? О, Господи!— вскричалъ англичанинъ и быстро повернувшись, зарылся лицомъ въ подушку.
— Это пройдетъ,— успокоительно замтилъ докторъ и направился къ двери, чтобы закрыть ее.
— Оставьте ее открытой,— сказалъ больной хриплымъ голосомъ.
— Сильный шумъ,— возразилъ докторъ.
— Мн надо слышать его,— простоналъ больной.
— Какъ угодно,— замтилъ докторъ и, придвинувъ табуретку къ койк, слъ возл больного.
Англичанинъ приподнялся на локт и довольно спокойно проговорилъ, хотя дыханіе у него было прерывистое и на лбу выступали крупныя капли пота:
— Я хочу разсказать вамъ свою исторію.
Докторъ сочувственно кивнулъ головой и приготовился слушать.
— Я морской офицеръ,— началъ англичанинъ.— Семья моя одна изъ самыхъ извстныхъ и уважаемыхъ въ нашемъ государств и очень гордится своимъ положеніемъ. Мн тридцать два года и во флот я числюсь уже тринадцать лтъ. Но съ тхъ поръ какъ я себя помню, я постоянно испытывалъ приступы какого-то непобдимаго, непонятнаго страха. Откуда берется этотъ страхъ, я не знаю. Быть можетъ, онъ является слдствіемъ того, что случилось съ моимъ предкомъ многія поколнія тому назадъ. Одному Богу извстно, что это такое! Но вс эти тринадцать лтъ, которыя я провелъ на служб во флот, я старался отдлаться отъ этого страха, побдить его. Трусы не нужны британскому флоту,— прибавилъ онъ съ угрюмой улыбкой.
Докторъ снова кивнулъ головой, не спуская глазъ съ говорившаго.
— Десять лтъ тому назадъ,— продолжалъ англичанинъ,— во время бури, въ океан, я бросился за бортъ, чтобы спасти упавшаго въ воду матроса, сошедшаго съ ума. Мы оба чуть не погибли тогда. Въ другой разъ я первый бросился въ кочегарку, когда произошелъ взрывъ парового котла на нашемъ старомъ корабл ‘Гэмпшайръ’. Шесть человкъ погибли тогда, а мн обварило затылокъ и грудь. Два года тому назадъ, въ Дарданеллахъ, я опустился на дно, чтобы разрядить мину, которая могла бы взорвать нашу подводную лодку. Скажите, вдь это не похоже на страхъ?
— Ничуть,— согласился докторъ.
— Правда, я принуждалъ себя длать вс эти вещи. Я сознаю, что тутъ не было съ моей стороны природнаго мужества, а только искусственная отвага. Вдь тутъ есть разница?
— Вроятно.
— Но вы не уврены въ этомъ?
— Мужество, необходимое для совершенія какого-нибудь крупнаго геройскаго поступка, всегда бываетъ вынужденнымъ. Мн кажется…
— Вы думаете?
— Да, я думаю, что чмъ больше прилагается усилій для совершенія такого акта, тмъ мужественне человкъ, совершившій его.
Англичанинъ молчалъ и какъ будто обдумывалъ сказанныя слова. Въ эту минуту страшный порывъ втра налетлъ со стономъ и свистомъ и, сорвавъ брезентъ, прикрывавшій спасательную лодку, погналъ его вдоль палубы.
Закрывъ руками лиц, англичанинъ снова упалъ на подушку. Но черезъ нсколько минутъ, какъ будто успокоившись, онъ снова продолжалъ свой разсказъ:
— Разумется, была одна двушка, которую я любилъ. Мы выросли съ нею вмст, и я съ каждымъ годомъ привязывался къ ней все больше и больше. Она стала какъ бы частью моей жизни. Отнять ее у меня — значило бы вырвать частицу моего, сердца. Она дочь военнаго,— прибавилъ онъ просто.
Новый порывъ урагана опять заставилъ его умолкнуть. Докторъ тоже молчалъ и ждалъ. Наконецъ, англичанинъ снова заговорилъ, не поднимая головы съ подушки:
— Когда все это случилось, я командовалъ контръ-миноносцемъ въ Сверномъ мор. Наша обязанность заключалась главнымъ образомъ въ выслживаніи подводныхъ лодокъ, наблюденіи за вражескими судами, скрывающими свою личину, и оказываніи помощи нейтральнымъ торговымъ судамъ, которыя подвергались опасности. Это было немного, но порой намъ удавалось настигнуть подводную лодку и мы радовались успху. Между тмъ, все это время я находился во власти своего страха и каждый, день изо всхъ силъ боролся съ нимъ. Я выходилъ въ море на своемъ утломъ судн въ самую ужасную погоду, въ такую бурю, какъ сегодня. Обычно контръ миноносцы остаются въ гавани и не рискуютъ пускаться въ путь во время урагана. Можно было думать, что я бросаю вызовъ стихіямъ, не страшась ихъ ни. сколько!… Можетъ быть, вамъ извстно, что около трехъ мсяцевъ тому назадъ германцы попытались сдлать новый набгъ на нашъ восточный берегъ. Это имъ не удалось, но отчасти благодаря случайности. У насъ произошла небольшая поломка въ машин за нсколько часовъ до разсвта, и поэтому мы легли въ дрейфъ въ виду берега, пока не исправили ее. Уже начало свтать, когда мы кончили работу и приготовились отправиться въ путь. Былъ небольшой туманъ, но втеръ началъ крпчать и долженъ былъ скоро разсять его. Я только что собирался дать сигналъ пустить машину въ ходъ и указалъ курсъ рулевому, какъ вдругъ замтилъ въ туман смутныя очертанія огромнаго крейсера, направлявшагося къ берегу. Скоро показался другой, а за нимъ еще два. Третье судно было совсмъ другого типа, непохожаго на суда британскаго флота. Я тотчасъ же догадался, что это былъ германскій морской отрядъ, собирающійся совершить набгъ. Погода для такой цли была самая идеальная. Судя по всмъ признакамъ, утро общало быть туманнымъ, пасмурнымъ. Но буря еще не разразилась, поэтому германскія суда могли подойти и обстрлять берега, раньше чмъ нашъ флотъ погнался бы за ними. Но въ открытомъ мор втеръ, несомннно, долженъ былъ усилиться и обратный путь германскія суда должны были бы совершить въ бурную погоду. Видите ли, въ такую погоду нашимъ судамъ было бы очень трудно отыскать ихъ и почти невозможно нанести имъ ударъ, если-бъ даже удалось опредлить ихъ мстоположеніе. Волненіе въ мор бываетъ слишкомъ сильное.
Однако то обстоятельство, что у насъ испортилась машина и пришлось остановиться для ея исправленія, совершенно измнило положеніе вещей. Какъ только я убдился въ томъ, что это были за суда, мой планъ былъ готовъ. Я поспшилъ вызвать помощь и получилъ отвтъ, что подкрпленія отправлены съ наивозможной скоростью. Посл этого мн оставалось только слдовать за непріятелемъ, чтобы опредлить его мстопребываніе. Это уже было не трудно.
Германцы начали готовиться къ нападенію, когда показались наши крейсера. Не прошло и десяти минутъ, какъ мы уже могли противопоставить свои три крейсера и мой контръ-миноносецъ четыремъ нмецкимъ броненоснымъ крейсерамъ. Кром того, уже началась буря и другія суда нашего флота были въ пути.
Германцы тотчасъ же повернули назадъ и въ теченіе трехъ часовъ мы шли въ одномъ направленіи, то приближаясь, то удаляясь другъ отъ друга и словно играя въ прятки другъ съ другомъ. Море было такое бурное, что подойти близко было нельзя и стрлять было невозможно. Иногда сильные потоки дождя скрывали все отъ нашихъ глазъ, и словно какая-то завса опускалась на германскій флотъ, такъ что онъ совершенно исчезалъ изъ вида. Порой и съ той, и съ другой стороны раздавались выстрлы, но такъ какъ разглядть нельзя было ничего, то мы дйствовали точно ощупью, подвигаясь, какъ слпые, сквозь туманную завсу дождя. Мы напрягали свое зрніе изо всхъ силъ, чтобы разглядть свою мишень. Вдругъ я замтилъ, что послдній изъ нашего отряда крейсеровъ, назовемъ его ‘Плимутъ’, подвергается обстрлу германцевъ и ему приходится плохо. Мой долгъ былъ — поспшить къ нему на помощь.
До этого времени я ни разу не бывалъ въ такой битв, въ которой участвуютъ тяжелыя артиллерійскія орудія,— выговорилъ съ усиліемъ англичанинъ.— Можетъ быть, это не произвело бы на меня такого впечатлнія, будь я самъ на какомъ-нибудь большомъ судн. Но вдь я находился на такомъ суденышк, которое можно было сравнить съ орховой скорлупой, могущей оказывать столь же дйствительное сопротивленіе четырнадцатидюймовымъ пушкамъ, какъ сигарный ящикъ ружейной пул. И я зналъ, что въ такую бурю, подъ градомъ снарядовъ, я иду почти на врную смерть, и вмст со мной должны будутъ погибнуть десятки людей, такъ какъ у насъ не было никакихъ шансовъ на спасеніе, если наша скорлупа развалится…
Ужасъ при этой мысли леденилъ мн душу, но мое воображеніе работало очень сильно. Въ то время какъ я гнался за послднимъ германскимъ судномъ, ныряя въ волнахъ, словно щепка, мн показалось, что я вижу ‘ее’. Да, ‘она’ стояла въ дверяхъ и прощалась со мной. Я слышалъ ея голосъ. Она плакала и говорила мн, что я долженъ вернуться къ ней. А между тмъ я шелъ туда, откуда не возвращаются.
Вокругъ меня люди держались только силой своихъ рукъ, чтобы не быть увлеченными волнами. Но вс были воодушевлены страстнымъ желаніемъ сразиться, и къ вою бури примшивались ихъ восторженные крики. Я любилъ своихъ матросовъ, но въ эту минуту считалъ ихъ всхъ сумасшедшими. Вдь они мчались на врную смерть!…
Всего отчетливе сохранились у меня въ памяти звуки бури, вой и свистъ втра. Какъ это ни странно, но это такъ. Мн слышалась печальная, заунывная пснь въ этихъ звукахъ. И вдругъ мн пришло въ голову, что это была погребальная пснь, которая поется намъ, идущимъ на смерть… Прислушайтесь! Разв вы не слышите ее въ эту минуту?…
Докторъ взглянулъ въ темное отверстіе открытой двери, откуда неслись звуки бури. Втеръ то издавалъ протяжный стонъ, то слышался вой или глухое рычаніе, затмъ на мгновеніе наступало затишье, посл чего опять начиналась прежняя музыка бури. Ночь была страшно темна и полна самыхъ разнообразныхъ звуковъ. Корабль медленно и съ трудомъ прокладывалъ себ дорогу, разрзая грудью волны и содрогаясь всмъ своимъ корпусомъ. Иногда вдругъ раздавался какъ будто пронзительный визгъ или стонъ, словно безчисленное множество невидимыхъ существъ проносилось въ вихр втра и съ бшенствомъ набрасывалось на корабль, готовясь разломать его въ щепки…
Прислушиваясь къ этому пнію бури, докторъ испытывалъ какое-то необъяснимо жуткое чувство. Желая отдлаться отъ этого, докторъ отвернулся отъ двери и снова нагнулся къ лежащему на койк англичанину.
— Съ этимъ свистомъ втра, раздававшимся въ моихъ ушахъ, и напвами смерти, которые слышались въ немъ, я велъ свое маленькое судно на врную гибель, охваченный возмущеніемъ и страхомъ, — продолжалъ англичанинъ.— Разумется, германцы стрляли въ насъ. Но попасть въ такую маленькую мишень, тмъ боле во время бури, было трудно. Однако все же это было только вопросомъ времени. И, дйствительно, ‘это’ наступило. Большое ядро ударило въ корму, снесло дв трубы и разрушило внутреннія части судна. Уцлла только одна машина. Дымъ и паръ извергались изъ каждой трещины и на палуб, подъ нашими ногами, лежали куски почернвшаго мяса, а въ нашихъ ушахъ попрежнему раздавались проклятыя псни бури. Но страшный ливень, разразившійся въ эту минуту, скрылъ насъ отъ взоровъ непріятеля.
Помню, какъ я цплялся за перила, обливаемый потоками воды, прислушиваясь и всматриваясь въ окружающую насъ завсу дождя, за исключеніемъ отдаленнаго гула пущекъ, ничего не было слышно, кром шума волнъ и журчанія дождя. Мы были совершенно одни, и у меня мелькнула мысль о бгств…
Вдругъ въ туман передо мной вырисовались очертанія непріятельскаго крейсера. Мн кажется, что въ эту минуту я сошелъ съ ума. Помню, что я оттолкнулъ рулевого и самъ взялся за колесо. Я хотлъ уйти отъ этого корабля! Хотлъ этого во что бы то ни стало!…
Мы были у самаго корабля. Я могъ даже видть, съ какой бшеной торопливостью люди заряжали и наставляли пушки. Ядро пролетло надъ нашей палубой. Мы поворачивали въ эту минуту и я думалъ, что мы минуемъ корабль. Но этого не случилось! Вправо отъ кормы, въ томъ мст, гд броня наиболе тонка, мы прямо ударили въ судно тараномъ. И тогда я… О, я совсмъ обезумлъ!… Я зналъ, что мы должны пойти ко дну… Быть можетъ, большое судно казалось мн безопасне… Вроятно, такъ и было. Во всякомъ случа, я побжалъ впередъ, къ изломанному форъ-штевеню нашего контръ-миноносца, протаранившаго крейсеръ, и оттуда, быстро, съ проворствомъ обезьяны, вскарабкался на германское судно.
Во время моего прыжка контръ-миноносецъ отдлился отъ германскаго крейсера, пробитаго имъ. Но о судьб его я не думалъ. Говорю вамъ истинную правду. Я боялся, что германцы найдутъ меня. Сбросивъ свою морскую куртку, я надлъ фуражку убитаго германскаго матроса, лежавшаго на палуб, и пошелъ дальше. Какой-то офицеръ крикнулъ мн, чтобы я помогалъ команд, возившейся около одной изъ большихъ орудійныхъ башенъ. Люди были въ отчаяніи. Вода вливалась потоками въ пробоину, сдланную нами. Судно накренилось на правый бортъ, а между тмъ стрльба велась изъ батарей штирборта. Вы понимаете, что это значитъ? Они не могли достигнуть необходимой высоты, чтобы стрлять изъ орудій, которыя были наклонены книзу. Я помогъ имъ. Я тянулъ изо всхъ силъ, обливаясь потомъ, вмст съ остальными…
Однако, скоро они увидали, что я былъ чужой, и набросились на меня. Я боролся съ ними, охваченный паническимъ страхомъ. Но они были сильно истощены и не могли совладать со мной. Тхъ, которыхъ я не могъ обезвредить, бжали отъ меня. Вы представляете себ это! Но, разумется, на ихъ мсто могли бы явиться другіе и покончить со мной…
Однако, пока все это происходило, дождь вдругъ прекратился. Крейсеръ оказался на виду и на него стали сыпаться британскія гранаты. Я знаю, что это хорошія гранаты. Одна изъ нихъ пробила палубу, представлявшую теперь очень удобную мишень вслдствіе своего косого положенія, и попавъ внутрь судна, произвела въ немъ страшныя разрушенія. Теперь уже каждый заботился только о себ. Я упалъ въ воду, когда судно опрокинулось, и какимъ-то чудомъ меня подобрали на лодку одного изъ нашихъ кораблей, подошедшихъ къ мсту битвы какъ разъ въ это время.
— Ну, а что же дальше?— спросилъ докторъ.
— Ко мн были необыкновенно добры вс въ британскомъ флот. Они длали видъ, что ничего не знаютъ о пережитомъ мной страх. А между тмъ вдь нкоторые изъ людей моей команды, между прочимъ, рулевой, котораго я оттолкнулъ, чтобы стать на его мсто, были спасены и могли разсказать правду. Меня отправили на отдыхъ и поправку сначала въ Канаду, а теперь въ Ямайку. Порой мн приходитъ въ голову, что мн слдуетъ пользоваться тмъ, что истина никому неизвстна. Это очень счастливо для меня и я могъ бы существовать спокойно. Но когда я слышу завываніе бури, какъ въ эту ночь, то я снова переживаю все, что пережилъ тогда, въ т страшныя мгновенія. И я знаю, что никогда не отдлаюсь отъ этого и всегда буду испытывать эти мученія, когда зазвучитъ пснь бури. И такъ будетъ продолжаться всегда, всю мою жизнь!… Эта мысль сводитъ меня съ ума, и я чувствую, что мн ничего другого не остается, какъ разсказать имъ все, какъ было…
Посл минутной паузы англичанинъ снова приподнялся на локт и заговорилъ, обращаясь къ доктору:
— Понимаете ли вы, что это означаетъ, если я скажу правду? Позоръ и гибель для меня! Это ляжетъ пятномъ на имени семьи, которое оставалось незапятнаннымъ и чистымъ, какъ кристаллъ, въ теченіе вковъ, и это пятно никогда не смоется! Это означаетъ, что мн нельзя будетъ жить ни въ одной англійской общин, въ предлахъ англійскаго государства. Въ конц-концовъ мн пришлось бы перемнить имя. А если у меня будутъ дти,— что, впрочемъ, маловроятно, такъ какъ я не думаю, чтобы какая-нибудь женщина согласилась выйти за меня замужъ,— то они вырастутъ въ сознаніи, что лишены своихъ родовыхъ правъ, потому что отецъ ихъ оказался слишкомъ слабымъ существомъ-трусомъ! Я могу быть увренъ тогда, что ни въ чемъ мн не будетъ удачи и я долженъ буду прятаться отъ своихъ соотечественниковъ и жить и умереть въ неизвстности. Понимаете ли вы, что это значитъ?
— Да, понимаю,— тихо сказалъ докторъ.
Англичанинъ замолчалъ и въ изнеможеніи повалился на подушку. Докторъ еще нсколько минутъ просидлъ возл него и затмъ, увидвъ, что онъ успокоился, разсказавъ свою исторію, потихоньку вышелъ изъ каюты и приперъ за собою дверь.
На слдующій день буря прекратилась и погода прояснилась. Солнце свтило ярко весь день, и закатъ былъ великолпенъ. Все точно потонуло въ пурпурномъ сіяніи, окрасившемъ горизонтъ. Даже дымъ, вырывавшійся изъ пароходной трубы, принялъ розоватый оттнокъ. Наконецъ, на слдующее утро пароходъ вошелъ въ гавань Кингстона.
Докторъ стоялъ у самыхъ мостковъ, когда пароходъ подтянулся къ пристани, и тотчасъ же ему бросилось въ глаза обиліе военныхъ мундировъ на пристани среди толпы, поджидавшей пароходъ. Тутъ были морскіе и сухопутные офицеры, а у края пристани стояла группа судовыхъ музыкантовъ и отрядъ матросовъ и солдатъ. Когда пароходъ остановился, солдаты и матросы выстроились вдоль борта и музыканты заиграли. Оглянувшись назадъ, докторъ увидалъ пассажира-англичанина, стоявшаго среди прочихъ пассажировъ и готоваго покинуть пароходъ. Взглянувъ на него, докторъ весело замахалъ ему рукой, но англичанинъ даже не улыбнулся и какъ будто не замтилъ его привтствія. Онъ спустился по сходнямъ на пристань, и его тотчасъ же окружили офицеры. Они радостно пожимали ему руку и, оживленно разговаривая, пошли по пристани въ городъ, сопровождаемые музыкантами, которые продолжали играть бравурный маршъ.
Часа черезъ два посл этого докторъ Джимми вызвалъ автомобиль и похалъ навстить своего знакомаго военнаго врача. Въ разговор съ нимъ онъ упомянулъ, что на пароход пріхалъ одинъ англійскій морской офицеръ.
— Да, я знаю,— отвчалъ военный врачъ,— я только что видлся съ нимъ. Вы знаете, онъ совершилъ замчательный актъ храбрости? Въ нашихъ военныхъ отчетахъ не найдется ничего подобнаго. Онъ въ бурю отправился на своемъ контръ-миноносц, сначала чтобы спасти броненосный крейсеръ, а затмъ, когда контръ-миноносецъ началъ тонуть, онъ прямо направилъ его на германскій корабль и, пробивъ его тараномъ, взобрался на его палубу и одинъ разогналъ команду, возившуюся около единственной уцлвшей башни. Подобранные посл потопленія корабля и взятые въ плнъ германцы говорили, что въ послднюю минуту передъ тмъ, какъ спрыгнуть въ воду, они видли его стоящаго на палуб и громко кричащаго проклятія, потому что онъ уже не могъ плыть къ другому германскому крейсеру, чтобы потопить его…
— Онъ мн разсказалъ кое-что объ этомъ,— замтилъ докторъ Джимми и тотчасъ же, какъ будто вспомнивъ что-то, спросилъ:— А что говоритъ рулевой?
— Онъ донесъ, что держалъ курсъ прямо на германскій крейсеръ, чтобы ударить въ него посредин, не сообразивъ, что въ этомъ мст броня наиболе толста и пробить ее трудне. Но командиръ вдругъ оттолкнулъ его, схватилъ самъ колесо и повернулъ контръ-миноносецъ такъ, что онъ пошелъ вдоль судна и ударилъ въ него въ кормовой части.
— Это замчательно,— согласился докторъ Джимми.
— Но самое любопытное въ этомъ случа то, что самъ-то онъ воображаетъ, будто дйствовалъ исключительно лишь подъ вліяніемъ страха, что онъ ужасно трусливъ въ эти минуты. И вотъ подъ вліяніемъ какого-нибудь сильнаго возбужденія или когда завываетъ буря, онъ начинаетъ переживать все это и сильно страдаетъ. Какое странное психическое воздйствіе бури! Я, надюсь, что съ теченіемъ времени онъ отдлается отъ этой мучительной идеи, преслдующей его. Наврное завтра же онъ будетъ чувствовать себя лучше, такъ какъ завтра прізжаетъ сюда молодая двушка, его невста, чтобы увидться съ нимъ. Онъ пока ничего не знаетъ объ этомъ. Мы ему не говорили, хотимъ, чтобы это было сюрпризомъ для него. Выпьемъ же за его здоровье!
— И за здоровье двушки, любящей его,— весело прибавилъ докторъ Джимми.