Ольга Милославская, Глухарев Иван Никитич, Год: 1831

Историческая проза
Время на прочтение: 46 минут(ы)
Скачать в PDF

ОЛЬГА МИЛОСЛАВСКАЯ.

Историческій Романъ
XIX СТОЛТІЯ.

Сочиненіе И. Глхрва.

ЧАСТЬ I.

МОСКВА
Въ типографіи Лазаревыхъ Института Восточныхъ Языковъ.
1831

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлены была въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва, 5 Декабря 1830 года.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Первые лучи восходящаго солнца разливали яркой пурпуръ въ сизыхъ облакахъ востока, свжій втерокъ игралъ съ волнами быстрой Оки, раннія птички щебетали въ кустарникахъ, и вся природа весело пробуждалась. Тропинкой, извивавшейся по берегу рки, шла печальная Ольга, при каж* домъ шаг сердце ея боле и боле стснялось, и тоска наполнила собою вс изгибы его. Боже! сказала она, увидвъ издали блестящій крестъ Зимогорьевскаго храма, я не знала счастія въ родин своей, въ кругу семейства своего, теперь сирота на чужбин: чего могу ожидать? Въ такихъ размышленіяхъ медленно приближалась она къ коляск своей, которая ожидала ее на большой дорог. Старый Максимъ, бывшій слуга покойнаго отца Ольги, давно уже отворилъ дверцы коляски, но унылая Госпожа его все еще стояла недвижимо, устремивъ грустный взоръ свой на свтлыя волны Оки. Какъ узникъ, прощаясь съ свободою, медлитъ отворишь дверь темницы своей: такъ Ольга медлила прибытіемъ своимъ въ будущее жилище. Наконецъ старый спутникъ ея печально напомнилъ ей, что минутное замедленіе еще боле разстроитъ ее, и она ршилась послдовать его совту. Съ стсненнымъ сердцемъ сла она въ коляску, которая быстро промчалась по селу Зимогорью, повернула на широкой господской дворъ и остановилась у великолпнаго крыльца обширнаго дома. Толпы слугъ встртили Ольгу и проводили ее чрезъ длинный рядъ богатоубранныхъ комнатъ, въ прекрасной кабинетъ, въ которомъ просили ее дождаться пробужденія Графини Лелевой, хозяйки дома. Оставшись одна, она обращала вокругъ себя любопытные взоры: кабинетъ знатной дамы почти всегда безъ ошибки можетъ дать понятіе объ образ жизни своей владтельницы, но на этотъ разъ ожиданіе пышности обмануло Ольгу: комната была убрана хотя и со вкусомъ, но чрезвычайно просто. Шкафъ съ книгами, работный столикъ, диванъ и нсколько креселъ составляли все украшеніе оной. Противъ дивана на стн находился большой портретъ молодаго человка, изображеннаго въ охотничьемъ плать. Прекрасная радушная физіогномія остановила взоръ Ольги: она внимательно разсматривала черты незнакомца и угадывала, что это долженъ быть одинъ изъ сыновей Графини. Казалось, онъ былъ нарисованъ еще не боле шестнадцати лтъ, волнистые блокурые волосы, небрежно закинутые назадъ, розовыя щеки и веселая улыбка на алыхъ устахъ придавали ему видъ какой-то дтской пріятности, но въ голубыхъ глазахъ проглядывалъ уже пламень, говорившій сердцу, что это не портретъ дитяти, но изображеніе пылкаго юноши. Чмъ боле смотрла Ольга на очаровательную картину, тмъ пристальне вглядывалась въ нее, какъ вдругъ шумъ близкихъ голосовъ достигъ до ея слуха, она поспшно обернулась и увидла входящую Графиню. При первомъ взгляд на нее она почувствовала невольное къ ней уваженіе, которое однакожъ скоро соединилось съ сладостнымъ чувствомъ благодарности за тотъ обязательный пріемъ, какимъ удостоила ее Графиня. ‘Я предложила вамъ, моя милая, Сказала ей новая благодтельница ея, домъ мой и покровительство съ тмъ, чтобъ избавить васъ отъ тягостнаго ига сиротства и замнить попеченіями своими потерю вашего родителя. Сестра моя писала ко мн объ насъ такъ много хорошаго, что я считаю себя отмнно счастливою, имть теперь случай сдлать вамъ что нибудь полезное. Вы будете у меня жить, какъ родственница, и при совершенной свобод поступковъ, ваша должность будетъ состоять только въ томъ, чтобъ нсколько часовъ въ день доставлять мн удовольствіе своимъ присутствіемъ. Согласны ли вы на это условіе?—
Ольга отвчала съ чувствомъ искренней благодарности и скоро обращеніе ихъ, одушевляемое съ одной стороны благотворительностію, съ другой признательностію, получило пріятную короткость. Ольга пересказала ей о первыхъ лтахъ дтства своего, проведеннаго подъ властію жестокой мачихи, о смерти родителя своего и о бдственномъ состояніи, изъ котораго вывела ее Графиня своимъ приглашеніемъ.
Во время разговора ихъ, взошелъ въ комнату молодой человкъ. Александръ! сказала ему Графиня, представляя Ольгу, вотъ дочь Господина Милославскаго!— Молодой человкъ небрежно поклонился, ничего не говоря, взялъ книгу и сталъ читать. Это младшій сынъ мой, сказала Графиня съ какимъ-то видомъ горести, которая однакожъ уступила мсто пріятной улыбк, когда она взоромъ показала Ольг на портретъ молодаго охотника: а это Владиміръ, мой старшій сынъ и единственное мое утшеніе!— Слова сіи и потомъ задумчивость Графини изумили Ольгу. Она взглянула на Александра, на портретъ Владиміра и потупила глаза, не желая сравнивать ихъ. Въ самомъ дл противоположность наружности ихъ была чрезвычайна. Александръ имлъ смуглый цвтъ лица, густые черные волосы, быстрые черные глаза и вообще гордую, суровую физіогномію, которая составляла разительный контрастъ съ улыбающимся кроткимъ видомъ брата его. Къ тому же грубый поклонъ его, небрежность, съ какою онъ принялся за книгу, и невнимательность его къ словамъ матери своей, довершили дурное впечатлніе, которое сдлалъ видъ его на Ольгу, и она почти съ досадою узнала, что онъ проводитъ все время въ Зимогорь, а старшій братъ его, находясь въ военной служб, по дальному разстоянію полка своего, рдко бываетъ дома. Легко можно было замтить, что въ сердц Графшга таилось какое-то неудовольствіе противъ Александра, которое однакожъ не показалось Ольг страннымъ: ибо она не ждала отъ молодаго Графа ничего такого, чтобъ могло радовать заботливое сердце матери. Прошла недля пребыванія Ольги въ Зимогорь и она стала привыкать къ уединенному образу своей жизни. Пробуждаясь съ восхожденіемъ солнца, она ходила въ садъ дышать ароматическимъ запахомъ цвтевъ или на берегъ Оки любоваться быстрымъ теченіемъ ея и думать, какъ невозвратно бгутъ волны ея, такъ невозвратно пройдешь молодости! Счастливъ, кто въ осень жизни можетъ улыбнуться, вспомнивъ цвтущіе годы быстро миновавшей юности, кто провелъ се на веселыхъ лугахъ, при свтлыхъ источникахъ радости, а не въ мрачныхъ, непроходимыхъ степяхъ печали!
Въ пустынныхъ прогулкахъ своихъ Ольга встрчалась съ Графомъ гораздо чаще, нежели дома: ибо тамъ она его видала только что за столомъ, да и то не всегда, онъ часто съ ружьемъ и собакою уходилъ изъ дому и возвращался иногда на другой день. Кром самыхъ короткихъ и незначащихъ отвтовъ, Ольга никогда не слыхала его разговоровъ и въ короткое время пребыванія своего она успла уже получить такое отвращеніе къ этому молодому человку, которое заставило ее почти бояться присутствія его.’ Встрчаясь съ нимъ въ прогулкахъ своихъ, она обыкновенно спшила повернуть въ сторону, или проходила мимо, потупивъ глаза. Графъ, казалось, совсмъ не замчалъ ее, не говорилъ съ ней ни слова, не удостоивалъ своего поклона, и, какъ будто забылъ, что она есть на свтъ. Такое холодное обращеніе, нельстившее маленькому самолюбію двушки, присоединилось къ другимъ страннымъ поступкамъ Александра и скоро перевсило въ сердц Ольги вс другія причины ея предубжденія. Она была молода, не дурна собою, очень знала, что могла легко нравиться, и потому невольно изумилась, видя совершенное небреженіе къ себ Графа, а когда двушка изумляется невнимательности къ себ мущины, то всякой историкъ сердца человческаго знаетъ, какимъ послдствіямъ надобно быть посл такого чувства! Какъ бы то ни было, кончилось тмъ, что Ольга слушала съ большимъ участіемъ жалобы Графини на поведеніе младшаго сына своего и жаркія похвалы, которыми осыпала она старшаго. Слушая письма сего послдняго, она такъ вникала въ каждое слово, что рдкаго письма не выучивала наизусть и оставаясь одна въ кабинет, Ольга такъ любила разсматривать изображеніе Владиміра, что нердко роняла изъ рукъ работу свою. Однажды, устремивъ взоръ свой на милой портретъ она не замтила, какъ взошелъ въ комнату Александръ. Онъ остановился у двери и смотрлъ на нее съ изумленіемъ. Когда Ольга отвела очаровательные глаза свои отъ портрета, но чрезвычайно смутилась, увидя Графа. Быстрый, проницательный взоръ его заставилъ ее покраснть, но, какимъ огнемъ запылали щеки ея, когда она услышала въ первый еще разъ къ себ обращенныя слова Графа: ‘Вы очень пристально разсматривали портретъ брата моего.’ — ‘Такое прекрасное лице, отвчала трепещущимъ голосомъ Ольга, не возможно не разсматривать!’ — ‘Правда, сказалъ Графъ, я часто цлые дни смотрлъ на подлинникъ этаго изображенія и всегда думалъ, что пріятная наружность есть лучшій даръ природы.’— ‘Хорошія качества’ Графъ’ кажется, несравненно превосходятъ блескъ наружности!’
Онъ взглянулъ на нее, горько улыбнулся и разсянно подошелъ къ окну. Ольга, изумленная разговоромъ симъ, обратила на него взоры свои и съ удивленіемъ замтила, что физіогномія его, не смотря на суровую важность, имла въ себ что-то привлекательное. Черные глаза его выражали чувствительность, и еслибъ улыбка чаще оживляла прекрасныя уста его, то не смотря на смуглый цвтъ лица, онъ могъ бы стать на ряду съ красавцами. Ольга, не смотря на свое предубжденіе, не могла не отдать ему справедливости и съ этихъ поръ она стала боле обращать на него вниманіе свое, особенно, когда старый Максимъ, на вопросъ ея, доволенъ ли онъ своимъ новымъ жилищемъ, отвчалъ, что по милости молодаго Графа онъ такъ успокоенъ, какъ еще никогда не надялся.— Старикъ изтощалъ краснорчіе въ похвалахъ добраго Графа и въ сердц Ольги поселилась истинная признательность.
‘Любезный Максимъ, говорила она старому слуг своему, скажи Графу, что за попеченія его объ теб я благодарна ему отъ всей души. Нтъ! не говори ему ничего, пусть онъ не знаетъ чувствъ моихъ, но отнын благодарность къ нему я буду считать священнйшимъ своимъ долгомъ. ‘Старикъ выслушалъ приказаніе Госпожи своей и понялъ не иначе, какъ за непремнное повелніе при первомъ же случа объяснить Графу, что барышня его очень ему благодарна. Александръ выслушалъ донесеніе это очень холодно и еще холодне сказалъ: что онъ не сдлалъ ему ничего необыкновеннаго. Это также было пересказано Ольг, но на сей разъ не произвело надъ ней дурнаго впечатлнія. Она ршилась узнать покороче причины тайныхъ неудовольствій между Графинею и сыномъ ея и потому начала внимательне смотрть на ихъ обращеніе. Если со стороны Александра было замтно явное пренебреженіе къ матери своей, то и поступки сей послднй не мене изумляли Ольгу: ибо никогда она не замчала, чтобъ Графиня оказывала материнскую заботливость о сын, если и виновномъ, но все таки несчастномъ. Одичалость его, уединенной образъ жизни и самое выраженіе лица ясно показывали, что въ глубин души его таится какое-то постоянное страданіе. Да и какія проступки могли навлечь на него столь сильной гнвъ матери, которая была въ отношеніи ко всмъ прочимъ самая сострадательная и безпристрастная женщина. Этотъ вопросъ часто занималъ мысли Ольги. И однажды, разговаривая съ Графинею, она осмлилась изъявить ей удивленіе свое о странномъ поведеніи Александръ Графиня отвчала ей, что съ самаго еще дтства, онъ показывалъ необыкновенный характеръ. ‘Гордость и упрямство составляли главную черту онаго и съ лтами пороки сіи, боле и боле укореняясь въ немъ, наконецъ сдлались источниками самыхъ тяжкихъ горестей моихъ.’ Такъ говорила Графиня, но весьма было замтно, что она не охотно отвчала на вопросы Ольги и разговоръ этотъ прекратился. На другой день Ольга проснулась ране обыкновеннаго. Погода была прекраснйшая и она, только что хотла идти въ садъ, какъ нечаянно взглянувъ въ окно, увидла Графа и остановилась, чтобъ разсмотрть получше картину его положенія. Онъ сидлъ на крыльц людскаго флигеля, облокотись рукою на перилы онаго. Передъ нимъ лежала большая лягавая собака, которую прежде Ольга никогда не видала. Графъ въ задумчивости смотрлъ на животное, которое необыкновенно ласкалось къ нему. Крестьянской старикъ державшій веревку, привязанную къ ошейнику собаки, что-то говорилъ Графу, но онъ, казалось, со: всмъ не слушалъ словъ его. Чрезъ нсколько минутъ, Александръ наклонился къ собак, погладилъ ее, поцловалъ и махнулъ рукою. Старикъ повелъ собаку, но она, какъ будто нехотя, слдовала за нимъ и часто оглядывалась къ Александру, который смотрлъ ей въ слдъ до тхъ поръ, пока съ провожатымъ своимъ она скрылась въ отдаленности. Это зрлище показалось Ольг очень удивительнымъ, тмъ боле, что, видя суровое обращеніе Графа съ людьми, она никакъ не ожидала отъ него такой нжности къ животному. Не зная, какъ понять оную, она скоро забыла объ ней, но чрезъ три или четыре дня таже сцена повторилась у крыльца флигеля. Появленіе старика, собаки, задумчивость Графа и трогательное прощаніе его, опять изумили Ольгу. По счастію въ то время въ комнат ея была, горничная двушка, которую и попросила она разтолковать ей это непонятное явленіе. ‘O, сударыня! отвчала ей двушка, исторія собаки этой самая жалкая: если вамъ будетъ угодно, то я сей часъ разскажу ее.’ — Разсказывай, сказала нетерпливая Ольга и Анета, такъ звали двушку, начала разсказъ свой:
‘Еще при жизни покойнаго Графа здсь въ дом жилъ Господинъ Винкельманъ, которому было поручено воспитаніе молодыхъ господъ. Онъ ужъ былъ очень старъ и должность его состояла въ томъ, чтобъ имть смотрніе за прочими учителями. Собака, которую вы видли, принадлежала ему, онъ любилъ ее наравн съ жизнію и передъ смертію своей подарилъ ее Графу Александру, прося его со слезами не покидать врнаго его Кастора, такъ называютъ собаку. Молодой Графъ принялъ подарокъ умирающаго наставника своего и поклялся исполнить его просьбу. Съ тхъ поръ, онъ самъ не лъ ни одэого куска, не раздляя его съ Касторомъ, которой скоро такъ привыкъ къ нему, что бгалъ за нимъ повсюду, спалъ у постели его и если хотя на минуту терялъ его изъ виду, то тосковалъ объ немъ до бшенства. Пока былъ живъ старый Графъ, то все было хорошо, но посл смерти его у насъ многое перемнилось. Бднаго Кастора перестали лакомить хорошими костями, стали выгонять изъ комнатъ и наконецъ приказали разстрлять за то, что онъ укусилъ маленькую собачку, которую Графин подарилъ Графъ Владиміръ. Слезы Александра не могли перемнить жестокаго приговора, но у кого, достало бы духу исполнить его, тогда какъ онъ стоилъ горькихъ слезъ доброму Господину нашему! Люди, сказали Графин, что Касторъ застрленъ, но тайно отвели его въ ближнюю деревню, гд и теперь находится онъ у видннаго вами старика. И такъ, онъ приводитъ его сюда и всякой разъ Графъ плачетъ, глядя на него!
‘Какъ! Анета, сказала Ольга, выслушавъ разсказъ ея, не ужели Александръ такъ чувствителенъ?’
— Ахь, барышня! у него ангельская душа! Спросите, у кого хотите, есть ли бдный въ здшней окружности, который бы не считалъ его отцомъ своимъ?
‘Ты меня удивляешь! чтожъ за причина дурнаго расположенія къ нему Графини?’
— Барыня любитъ до ослпленія старшаго сына своего у а такъ какъ онъ очень не ладитъ съ братцемъ сбоямъ, то по его наговорамъ Графъ Александръ всегда безъ вины виноватъ.
‘Чтожъ производитъ несогласіе ихъ?’
— Характеры ихъ еще въ дтств были разны, къ тому же старшаго баловала мать, младшаго любилъ страстно отецъ и. образъ воспитанія ихъ былъ совсмъ различной. Но недавно случились здсь такія произшествія, въ которыхъ одинъ только Богъ узнаетъ праваго, но которыя разлучили братьевъ совершенно. Однакожъ мы хоть и не смемъ много объ этомъ говорить, а всмъ сердцемъ сожалемъ о молодомъ Граф: онъ очень несчастливъ!
Алеша замолчала. Ольги очень досадно было отказаться отъ надежды узнать столь занимательныя тайны, но она не хотла сдлать вопроса, могущаго обнаружить ее нескромность. Соображая все слышанное съ замченнымъ еще прежде, она совершенно терялась въ догадкахъ. Какое-то тайное предчувствіе говорило ей въ пользу угрюмаго Александра, но очаровательная физіогномія Владиміра часто въ одинъ мигъ разрушала вс мечты, представлявшія ей Александра, какъ жертву материнскаго предубжденія и братниной ненависти. Взирая на волшебный портретъ, она никакъ не могла предположить, чтобъ такое милое лице могло быть обманчивымъ, чтобъ уста, оживленныя улыбкой кротости и созданныя для любви, могли выражать что нибудь, кром истинны и добродтели? Подождемъ прізда Владиміра, думала она, изъ поступковъ его я пойму лучше его качества, время все откроетъ! На время проходила съ быстротою молніи, наступила скучная осень, образъ жизни Ольги сдлался еще однообразне, еще скучне. Къ нимъ никто не здилъ, Графиня занималась хозяйственными распоряженіями, Графъ проводилъ цлые дни, запершись въ кабинет своемъ. Ольга всегда почти оставалась одна и начинала уже скучать своимъ уединеніемъ.
Въ начал зимы Графиня получила письмо отъ Владиміра: онъ увдомлялъ ее, что въ скоромъ времени будетъ въ отпускъ. Это извстіе произвело въ Зимогорь большую перемну. Графиня была вн себя отъ восхищенія, люди суетились, приготовляя комнаты для прізда его, говорили о посщеніяхъ сосдей, которыя начнутся по прибытіи его, о праздникахъ, которые такъ любитъ онъ, словомъ — въ дом все пришло въ движеніе, кром Александра, не перемнившаго ни сколько образа жизни своей.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Изъ за снжныхъ облаковъ проглядывалъ на Зимогорье блдный лучъ утренняго солнца, трескучій морозъ зарисовывалъ ледяными узорами окна Ольгиной комнаты и бдная двушка, завернувшись въ теплое одяло свое, медлила разстаться съ пуховикомъ, который такъ роскошно ее покоилъ, но вдругъ въ отдаленности раздался звонкой колокольчикъ. Ольга приподняла голову, колокольчикъ звенлъ ближе и ближе и наконецъ лихая тройка быстро домчала къ крыльцу деревенскую повозку. ‘Кому бы это такъ рано къ намъ?’ подумала Ольга и накинувъ капотъ на плеча свои, бросилась къ окну. Молодой человкъ въ армейской шинели стоялъ уже на крыльц. Слуги толпились кругомъ призжаго и Ольга въ одну минуту узнала Владиміра.
Считая излишнимъ присутствіе посторонняго человка при трогательной картин радостнаго свиданія между родныхъ, она ршилась остаться въ комнат своей до тхъ поръ, пока ее позовутъ, и провела нсколько часовъ передъ отвареннымъ шкафомъ, не зная изъ всхъ платьевъ своихъ, которое должна была выбрать. Ей хотлось въ одно и тоже время и одться порачительне и сдлать это для другихъ непримтнымъ, но всякой согласится, что исполненіе такого желанія было столько же возможно, какъ и то, чтобъ заставить молодую двушку охотно лишиться удовольствія, доказать ловкому жителю столицы, что и въ деревняхъ умютъ жить. Нершимость ея долго бы продолжалась, еслибъ не доложили ей, что Графиня ожидаетъ ее къ чаю. Поспшно приколовъ гребенкою волнистые волосы свои, она надла на себя самое простенькое платье и съ замшательствомъ явилась въ кабинетъ благодтельницы своей, которая тотчасъ самымъ благосклоннымъ образомъ представила ее старшему сыну своему. Онъ очень вжливо благодарилъ ее за доброе расположеніе къ его матери и просилъ бытъ увренной въ искренности чувствъ его.
Ольга отвчала ему въ смущеніи, но румянецъ стыдливости, разлившійся по щекамъ ея, придавалъ ей неизъяснимую привлекательность, и Владиміръ смотрлъ на застньчивость сельской красавицы съ такой пріятностію, какой давно уже не ощущалъ онъ въ шумныхъ обществахъ роскошной столицы.
Веселое обращеніе его скоро привлекло довренность Ольги, она разкаявалась въ минутномъ сомнніи о хорошихъ качествахъ его, и, привыкая къ нему, начала еще боле удаляться Александра. Свиданіе сего послдняго съ братомъ удивило ее боле всхъ прежнихъ поступковъ: онъ возвратился съ охоты на другой уже день прізда Владиміра. Войдя въ комнату, гд сидлъ онъ съ Графинею и Ольгою, Александръ поцловалъ руку матери своей, но отвернулся отъ брата, который спшилъ къ нему Съ отверстыми объятіями. Владиміръ остановился и смотрлъ на него съ видомъ горестнаго изумленія. ‘Александръ!’ сказала Графиня строгимъ голосомъ, ‘если ты не радъ возвращенію брата, то поди вонъ и не возмущай присутствіемъ своимъ нашего удовольствія.’
Слова сіи какъ будто не сдлали ни малйшаго на него вліянія: онъ спокойно слъ къ окну и, углубясь въ размышленія, казалось, забылъ все его окружавшее.
Огорченіе Владиміра было минутное: онъ заплатилъ ему одинаковою холодностію и началъ прерванный съ Ольгою разговоръ, какъ будто совсмъ ничего не случилось.
Чрезъ нсколько минутъ Графиня вышла изъ комнаты, приказавъ Александру слдовать за собою. По выход ихъ, Владиміръ сталъ говорить Ольг о горести, которую причиняешь ему нелюдимость брата его. Ольга воспользовалась довренностію его и осмлилась спросить: ‘всегда ли Александръ имлъ такой странный характеръ, или что нибудь особенное перемнило оный?’
Вопросъ сей примтно смутилъ Владиміра, но онъ скоро началъ описывать Александра такими черными красками, которыя ужаснули Ольгу. Впрочемъ она не могла не замтить, что дурное другъ къ другу расположеніе у обоихъ братьевъ было одинаковое: и потому она еще любопытне старалась узнать причину онаго, предполагая невозможнымъ, чтобъ одно только пристрастіе матери къ старшему сыну могло возбудить въ младшемъ столь сильную ненависть. Вс догадки ея были безъ основанія, какъ одинъ случай открылъ ей путь къ истин.—
Отецъ Василій, приходскій священникъ ихъ, былъ человкъ рдкихъ правилъ и отличнаго ума. Добродтельная жизнь и шестидесятилтняя опытность, доставляли ему всеобщее, уваженіе и въ особенности онъ пользовался благосклонностію Графини. Вскор по прибытіи Владиміра въ Зимогорье, почтенный старецъ сей сдлался отчаянно боллъ. Графиня, будучи сама нездорова, просила Владиміра къ нему създить, но онъ разными предлогами отклонялъ это, и Ольга, наскучивъ медлительностію его, вызвалась навстить больнаго. Графиня препоручила ей доставить ему нсколько денегъ, и спросить, не желаетъ ли онъ, чтобъ она прислала къ нему Доктора. Ольга, довольная препорученіями Графини пріхала къ священнику и была встрчена женою его, которая была очень обрадована такимъ нежданымъ посщеніемъ.
Отворивъ дверь въ комнату больнаго, Ольга изумилась, увидя Александра, сидвшаго возл постели. Миловидная двочка, не старше четырехъ лтъ, находилась на рукахъ его и что-то весело ему лепетала. При вход Ольги Графъ удивился, но сдлавъ ей легкой поклонъ, онъ отошелъ въ сторону и съ видомъ задумчивости продолжалъ слушать лепетанье малютки.
Ольга, исполнивъ порученіе Графини, спросила священника, не угодно ли ему будетъ видться съ Докторомъ. Но старецъ отвчалъ ей съ чувствомъ истиннаго христіанина, что лучшій врачъ его есть упованіе на промыслъ Божій, которому давно уже онъ вврилъ себя. Преклонная старость и тяжкія печали не льстятъ уже мн долговременною жизнію! Я знаю, что мн пора ждать призывнаго голоса смерти и чувствую, что близокъ послдній часъ мой, но не умру спокойно, если нe увижусь съ Графинею. Сиграшная тайна лежитъ у меня на сердц.
Такъ говорилъ онъ и глаза его наполнились слезами! Александръ подошелъ къ нему съ заботливостію. Двочка, увидя общее огорченіе, взяла руку Александра и спрашивала его: ‘Папинька, объ чемъ плачетъ ддушка?’ Объ теб, несчастная! сказалъ Александръ и прижалъ ее къ сердцу своему.— Жена священникова залилась слезами и Ольга была въ чрезвычайномъ замшательств. Желая сократить посщеніе свое, она спшила встать дабы скоре отправиться. Александръ вышелъ проводить ее на крыльцо и подавъ ей руку’, чтобъ посадить въ сани, онъ сказалъ ей: и я не желалъ бы, чтобъ дома не знали о сегодяшинемъ моемъ свиданіи съ вами, но исполнить, или не исполнить желаніе мое зависитъ отъ воли вашей.’
Желаніе ваше, Графъ, отвчала Ольга, я считаю закономъ: оно будетъ выполнено. Александръ отблагодарилъ ее безмолвнымъ поклономъ, но на сей разъ быстрый взоръ его краснорчиво, выражалъ благодарность.
По возвращеніи домой, она пересказала Графин о желаніи священника видться съ нею, и неотступно просила ее исполнить моленіе умирающаго старца. Владиміръ противорчивъ просьбамъ ее, представлялъ матери своей ея нездоровье, безполезность такого свиданія и однимъ словомъ весьма примтно отклонялъ оное. Ольга опять уже начала смотрть на него съ недоврчивостію и ршилась убдить Графиню безпрестанными просьбами своими, которыя однакожъ не имли успха: ибо одно слово Владиміра перевшивало вс убжденія ея. Досадуя на непомрную власть, какую имлъ онъ надъ матерью своею, она удалилась въ свою комнату и погрузилась въ глубокія размышленія, чувствуя, что между окружающихъ ея скрывалась какая-то тайна, которую постигнуть она была не въ состояніи, Анета приходомъ своимъ вывела ее изъ задумчивости и подала ей мысль обратиться къ ней съ своими вопросами: я была сего дня у священника Анета, сказала она ей, желая начать разговоръ.
‘Есть ли ему легче, сударыня?’
— Нтъ, онъ очень болнъ.
‘Сохрани его Богъ! если онъ умретъ, я буду объ немъ плакать, на свт мало такихъ добрыхъ людей.’
— Правда твоя, мн самой очень жаль его! Скажи мн, Анета, у него нтъ дтей?
‘Нтъ, сударыня! одна только дочь и была у него, да и та давно ужъ умерла.’
— Она была замужемъ?
‘Нтъ, сударыня, она умерла въ двушкахъ! ‘
— Чье же это милое дищя, которое я сего дня тамъ видла?
‘Дитя, сударыня?’
— Да! хорошенькая, двочка и какъ помнится, ее называли Лизою.
При сихъ словахъ Анета покраснла. Ольга приступила къ ней и посл продолжительной нершимости, Анета взяла съ нее слово хранить тайну и разсказала любопытную ей исторію несчастной Маріи, дочери священника, въ слдующихъ словахъ:
‘У священника была дочь, которая составляла истинную радость своихъ родителей! Природа одарила Марію прекрасною наружностію, добрымъ сердцемъ и излишнею чувствительностію. Бывая часто у Графини, она снискала благосклонность ея своею кротостію и добродушіемъ, и наконецъ совсмъ переселилась жить къ ней. Молодые Графы любили ее, какъ сестру свою, въ особенности Владиміръ. Онъ всегда старался дать ей замтить свое къ ней расположеніе, а всегдашнія занятія составили между ими тсную связь, которая въ послдствіи времени изъ дтской дружбы превратилась въ пылкую любовь. Взаимная нжность ихъ скоро сдлалась всмъ замтною, кром одной только Графини. Она составляла въ голов своей блистательные планы будущей участи Владиміра, никакъ не могла предполагать, чтобъ онъ могъ думать объ чемъ нибудь, кром славы и почестей. Александръ также былъ привязанъ къ Маріи, но хладнокровный характеръ его не допускалъ мысли, чтобъ онъ былъ расположенъ къ ней также пламенно, какъ и братъ его. Впрочемъ ни одна счастливая сестра не была такъ искренно любима братомъ своимъ, какъ любилъ ее Александръ. Онъ не оставлялъ безъ вниманія ни малйшаго поступка ея, утшалъ ее въ горестяхъ, раздлялъ съ ней забавы и часто, очень часто съ осторожностію истиннаго друга, совтовалъ ей не предаваться привязанности своей къ Владиміру. Но могли ли совты сіи быть приняты неопытнымъ сердцемъ шестнадцатилтней двушки? Она пересказывала слова Александра Владиміру и вмст съ симъ послднимъ приписывала дружескую предосторожность его вліянію ревности, которой однакоже никто не ожидалъ отъ молодаго Графа.
‘Такъ прошелъ годъ, въ теченіе онаго ссоры у братьевъ стали сильне и чаще, а наконецъ возникла между ними совершенная вражда. Графиня всегдашнимъ защищеніемъ своимъ старшаго сына отдалила отъ себя Александра, который, видя себя часто обвиняемымъ прошивъ справедливости, началъ считать себя чуждымъ материнскому сердцу и эта пагубная увренность положила начало его къ ней холодности! Въ это же время Графиня съ ужасомъ замтила несчастное положеніе Маріи. Она стала внимательне примчать за нею, и что же? Открылось, что бдная двушка была давно уже беременна. Зная, что кром сыновей ея, не кому было погубить несчастную, она съ гнвомъ обратилась къ Владиміру, но онъ предупредивъ обвиненіе ея, усплъ всю вину обратишь на брата своего и насказалъ притомъ Графин столько подозрній своихъ, что она уврилась въ истин словъ его.
‘Призвавъ къ себ Марію, она ласкою и строгостію умла вынудишь у нее роковое признаніе и заставила трепещущую страдалицу произнесть имя Александра, какъ виновника своего несчастія.
‘Гнвъ Графини былъ неизобразимъ. Она приказала Александру явиться къ себ и въ присутствіи Маріи осыпала его жестокими укоризнами. Молча выслушавъ онъ упреки ея, спросилъ, кто его обвинители?— Когда Графиня показала ему на Марію, то онъ громко вскрикнулъ: это ты?— и закрылъ лице свое руками. Марія упала въ обморокъ.
‘Графиня долго не пускала ее на глаза свои и наконецъ велла ей оставить домъ свой. Несчастная на дорог къ отцу своему лишилась чувствъ и была безъ памяти принесена въ крестьянскую избу, гд скоро жестокая горячка привела въ опасность жизнь ея.
‘Родители ея, увдомленные о семъ приключеніи, видя страданія дочери своей, всё простили ей и не отходили отъ ея постели.
‘Графиня, тронутая раскаяніемъ умирающей, также прилагала объ ней всевозможныя попеченія и душевно съ нею примирилась. Одинъ только Александръ, казалось, не бралъ участія въ общей горести и упорно отказывался отъ приказаній матери своей видть Марію. Графиня предложила ему загладить проступокъ свой супружествомъ съ Маріею, но онъ хладнокровно отвчалъ, что ни за что въ свт не женится на ней. Такое упрямство раздражило Графиню, она осыпала его упреками, грозила ему проклятіемъ — и все напрасно! Александръ на все отвчалъ только однимъ словомъ: никогда не женюсь на ней!— Графиня была огорчена до чрезвычайности и объявила, что съ сихъ поръ она не считаетъ Александра сыномъ своимъ.
‘Александръ, удалясь въ комнату свою, проводилъ вс дни, запершись въ оной, не воспоминая ни о матери ни о брат и показываясь только изрдка служителямъ. Такъ прошли два мсяца. Марія произвела на свтъ дочь, названную Елизаветою, и испустила дыханіе въ объятіяхъ своего отца. Графиня пролила по смерти ея слезы сожалнія и приказала похоронить ее у церкви не далеко отъ мста, назначеннаго для ея семейства.
‘Подл самой церковной ограды, подъ пріютомъ дикаго шиповника, возвышается могила Маріи. Блый крестъ, воздвигнутый надъ оной, служитъ простымъ, но трогательнымъ памятникомъ юной несчастливицы.
‘Во время погребенія ея Александръ и Владиміръ были въ церкви: первый стоялъ спокойно и во все продолженіе службы молился очень усердно, но Владиміръ проливалъ горестныя слезы, которыя всмъ, знавшимъ привязанность его къ Маріи, не казались странными. Одно только возбудило общее изумленіе: когда печальная мать напечатлла на мертвыхъ устахъ дочери своей послдній поцлуй и несчастный отецъ въ изнеможеніи склонился на близь стоявшую скамью, то Александръ прежде всхъ бросился поддержать его. Старецъ принялъ руку его, и, рыдая, прижалъ къ сердцу своему. Съ этаго дня Александръ началъ вести самый уединенный образъ жизни.
‘Время смягчило гнвъ Графини, она строго запретила говорить объ этомъ произшествіи и съ тхъ поръ никто въ присутствіи ея не смлъ произнесть имя Маріи. Осиротвшая дочь ея взята была на воспитаніе ддушкой и подрастая, невинными ласками своими услаждала безотрадную горесть его.’
Выслушавъ повствованіе сіе, Ольга содрогнулась. Она вспомнила о тайн, которую желалъ вврить Графин умирающій священникъ, и не сомнвалась, чтобъ оная не содержала въ себ оправданія Александра: ибо сверхъ многихъ обстоятельствъ, оправдывавшихъ его, возможно ли было предположишь, чтобъ отецъ, принявшій послдній вздохъ дочери своей, ршился видть виновника ранней смерти ея и даже ласкать его, какъ любимаго сына? Ольга молила небо, чтобъ оно скоре открыло невинность его, но не наступило еще время, назначенное къ сему Провидніемъ.
Священнику сдлалось на другой день гораздо легче и онъ началъ выздоравливать, не упоминалъ боле о тайн, которую во время болзни своей хотлъ открыть Графин. Вс дла пошли прежнимъ порядкомъ, кром того, что въ Зимогорь назначенъ былъ балъ, къ которому приглашены были вс сосдніе дворяне.
Наступилъ день праздника, столь давно ожидаемаго, и домъ Графини наполнился постителями.
Все, что только деревенское щегольство могло изобрсть въ подражаніе столичной роскоши, все это было истощено въ убранствахъ дамъ, сходившихъ съ ума отъ желанія блеснуть предъ Владиміромъ. Ольга въ простомъ убор своемъ надялась быть незамченною, но скоро увидла обращеннымъ на себя вниманіе всего общества, къ чему много способствовалъ Владиміръ, который почти не отходилъ отъ нее.
Ольга, живо помнившая несчастную участь Маріи, оскорбилась необыкновенною внимательностію Графа, холодно старалась прекращать вс разговоры его, но чмъ боле она удалялась, тмъ сильне искалъ онъ случая говорить съ нею. Выбравъ минуту, въ которую Ольга стояла у окна, издали любуясь на веселой кругъ танцующихъ, онъ спросилъ ее о причин ея къ нему пренебреженія. ‘Вы ошибаетесь Графъ, я обязана уважать васъ.’
‘Уважать? Ахъ, сударыня! уваженіе есть такое холодное, чувство, котораго я не желалъ бы внушить въ васъ’.
— А безъ него, Графъ, никакое другое чувство не можетъ быть прочно.
‘Нтъ, сударыня, я прошу васъ перемнить сіе чувство и имть ко мн боле довренности.’
— Довренности? что вы, Графъ? Можетъ ли бдная двушка и думать когда нибудь, чтобы особа вашего званія могла оплакивать съ ней вмст вс бдствія ея состоянія?
‘Ахъ! Ольга, и вы можете обо мн думать такъ? Вы можете питать ко мн недоврчивость, можете сомнваться въ томъ человк’…
— Который всю жизнь свою посвятилъ веселостямъ! Нтъ, Графъ, вы не можете быть соучастниками въ моей задумчивости.
‘Жестокая Ольга! вы запрещаете мн-думать объ васъ, соболзновать, запрещаете даже предашься тмъ надеждамъ счастія, тмъ сладостнымъ мечтамъ, которыя представляютъ, мн счастливую будущность’
— Графъ! вы меня удивляете.
‘Успокойтесь, Ольга, я вижу, что моя откровенность, побуждаемая любовію, заставляетъ удивляться васъ, и вы, можетъ быть, сочтете сіе за насмшку, то увряю васъ, что ничто въ мір не заставитъ меня перемнить къ вамъ моихъ чувствъ.’
— Перестаньте, Графъ, вы меня обижаете!
‘Боже!.. что я слышу? Вы могли сказать сіе, могли столь презрительно думать о человк, поклявшемся посвятить вамъ всю жизнь свою, могли столь холодно сказать: ‘вы меня обижаете!’ Ахъ, Ольга, вы не знаете чувствъ моихъ, не знаете, сколь жестокую нанесли вы рану сердцу моему: она не излчима, никто другой не можетъ замнить васъ. Вы есть та, которую столь долго искало сердце мое. Оно нашло, вамъ извстны теперь вс чувства его и вы должны ршить судьбу мою, возвратить меня къ жизни и своею благосклонною довренностію поселишь въ душ моей прежнее спокойствіе. Неоцненная Ольга! одн вы составляете для меня всё счастіе въ подлунномъ мір: ни шумъ свта, ни почести, ниже что нибудь можешь замнишь васъ, вы одн замните мн вс блага его, все, что только можетъ прельщать смертнаго. ‘—
Разговоръ Графа съ Ольгою былъ прерванъ приближеніемъ къ нимъ нкоторыхъ особь. Графъ, будучи въ надежд, что его обольщенія могли заронить искру любви въ невинное сердце Ольги, отошелъ отъ нее съ довольнымъ лицемъ, давъ ей замтить, что молчаніе ее имъ принято за знакъ взаимнаго къ нему расположенія. Ольга съ одной стороны, бывъ недовольна объясненіемъ Графа, а съ другой, зная совершенно его характеръ, должна была при семъ случа скрыть свое неудовольствіе и, пользуясь минутною свободою, она спшила удалишься въ свою комнату.
Чрезъ нсколько минутъ по удаленіи ея, Владиміръ, видя, что она оставила балъ, ршился слдовать за нею. Дойдя до дверей комнаты ея, онъ въ нершимости остановился. Тайное уваженіе обуздывало дерзость его, но привыкнувъ къ утонченнымъ уловкамъ разврата, онъ надялся личиною любви привлечь къ себ сердце Ольги, и, не теряя присутствія духа, взошелъ къ ней. Нечаянное появленіе испугало ее. Она съ смущеніемъ спрашивала его о причин столь неожиданнаго прихода и просила его оставишь ее въ поко. Владиміръ, какъ будто не замчая негодованія ея, началъ опять увренія въ любви своей. Ольга, зная чмъ прекратить тягостныя объясненія сіи, робкимъ голосомъ спросила его: ‘помнитъ ли онъ милую подругу дтства своего, ту кроткую Марію, которая и въ самой могил не перестала быть занимательной?’
При семъ вопрос Владиміръ поблднлъ. Но минутное молчаніе возвратило ему твердость. ‘Для чего, прекрасная Ольга, сказалъ онъ ей, для чего напоминать мн о несчастливиц, такъ памятной сердцу моему? Не ужели думаете вы, что проступокъ брата, моего не заставляетъ меня содрогаться о жертв его безразсудства? Или думаете вы, что я когда нибудь могу сдлаться ему подобнымъ?’ —
Владиміръ замолчалъ, смущенная Ольга не знала, что отвчать ему, какъ вдругъ дверь комнаты ея съ шумомъ отворилась и взорамъ ихъ предсталъ Александръ. Какъ грозное привидніе, медленными шагами подходилъ онъ къ брату своему. Лице его выражало сильное негодованіе и быстрый взоръ пламенлъ огнемъ укоризны.
‘За чмъ вы здсь?’ спросилъ онъ суровымъ голосомъ Владиміра.
— Тотъ же самый вопросъ, кажется, имю право и я сдлать вамъ.
‘Нтъ, никакого права! свидтельствуюсь Богомъ Всемогущимъ. Никогда не заражалъ я комнаты сей дыханіемъ разврата, никогда не оставляла она въ душ моей ничего, кром сладостнаго воспоминанія о радостяхъ дружбы, но не всякой подобно мн можетъ произнесть спокойно: здсь нкогда жила Марія!’,
Слова сіи какъ громомъ поразили Владиміра, тщетно принуждалъ онъ себя улыбнуться: улыбка на трепещущихъ устахъ его обратилась въ судорожное движеніе, и онъ поспшно вышелъ.
Александръ устремилъ проницательный взоръ свой на изумленную Ольгу. Казалось, онъ ждалъ отъ нее вопроса, но испуганная, встревоженная случившимся съ нею, она не имла даже силъ держаться на ногахъ. Александръ, видя слабость ея, посадилъ ее въ кресла и оставилъ одну, попросивъ ее успокоиться.
По выход Александра, Ольга позвала Анету, приказала ей извинить себя предъ Графинею, и жалуясь на сильную головную боль, легла въ постелю. Долго не могла она опомниться отъ случившагося съ нею, не могла разгадать, откуда взялся Александръ на помощь ея. Наконецъ безпокойный сонъ смжилъ утомленные глаза ея, но мечты разстроеннаго воображенія пугали ее и въ самомъ сновидніи.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Первый предметъ, поразившій взоры Ольги, по пробужденіи ея, было запечатанное письмо, поданное ей Анетою.
Отъ кого это? спросила она въ удивленіи, и еще боле удивилась, когда Анета сказала ей, что оно отъ Графа Александра.— Торопливою рукою Ольга, развертываетъ оное и, не вря глазамъ своимъ, читаетъ слдующее:
‘Чувствую, какъ велико должно быть изумленіе ваше при взгляд на строки, начертанные нетвердою рукою моею, чувствую и прошу васъ, не оскорбитесь откровенностію человка, вамъ истинно преданную. Знаю, что я не заслужилъ еще, да и не могъ заслужить довренности вашей, но умоляю васъ: не отриньте совта моего и будьте осторожне. Не все то, что обольщаетъ насъ приманкою любви, есть истинно любовь Смотрите внимательне: блескъ наружности часто ослпляетъ неопытные взоры и сердце поздно узнаетъ обманъ. Собственному разсудку вашему предоставляю хранить васъ, но прошу объ одномъ только: внимайте и слдуйте его голосу.’
Записка была безъ подписи. Не смотря на, лаконическій слогъ и таинственное содержаніе, Ольга очень понимала, что Графъ хотлъ предостеречь ее отъ стей Владиміра. Такое предостереженіе было очень обязательно и она вполн чувствовала цну его. Присутствіе Владиміра начинало тяготить ее, особенно послдній разговоръ съ нимъ такъ напугалъ ее, что она боялась даже повстрчаться съ нимъ.
Посл бала, у Графини осталась гостить Г. Равнева, не богатая сосдка ихъ, женщина съ полугородскимъ образованіемъ и чрезвычайною способностію все вывдывать, до всего дознаваться и изъ всего выводить свои заключенія, отъ котораго въ теченіе пятилтняго пребыванія ея въ деревн, пострадала не мало вся окружность. Когда Ольга предстала испытующимъ взорамъ ея, то Госпожа Равнева оглядвши ее съ ногъ до головы, посмотрла на дочь свою съ такой мистической ужимкою, которая безъ словъ выговаривала, что Ольг не миновать общей участи и что для нее готовятся вс стрлы злословія. Софья, такъ звали дочь ея, была двушка осьмнадцати лтъ. Пріятная наружность и доброе сердце длали ее совершеннымъ контрастомъ съ ея матерью.
Правда, воспитаніе, полученное ею отъ родительницы ея, имло невыгодное вліяніе на ея характеръ: она въ кругу знакомства своего привыкла къ пересудамъ и часто увлекалась наклонностію къ насмшкамъ, но природная доброта сердца всегда брала верхъ надъ пороками воспитанія и часто довольно было одного слова, чтобъ заставить ее сознаться въ какомъ нибудь проступк.
При первомъ свиданіи съ Ольгою, Софья мало обратила на нее вниманія, но когда она увидла, съ какимъ уваженіемъ обходилась съ нею Графиня, то ршилась завести знакомство покороче. Привтливость и добродушіе, съ которыми она старалась снискать дружество Ольги, заставили сію послднюю отвчать ей такими же чувствами и скоро между ними возникла сердечная довренность, начало священной дружбы. Ольга съ изумленіемъ узнала, что новая подруга ея въ глубин сердца таила привязанность къ Владиміру, который обольстительнымъ обращеніемъ своимъ усплъ вскружить ей голову. Ольга сначала считала чувства Софьи слабымъ впечатлніемъ, готовымъ изчезнуть при появленіи новаго, боле достойнаго предмета, но потомъ съ сожалніемъ увидла, что пагубная страсть глубоко вкоренилась въ неопытномъ сердц простодушной двушки. Напрасно Ольга представляла ей будущее, напрасно старалась вселить въ нее недоврчивость къ Владиміру — очарованная Софья, хотя соглашалась въ справедливости словъ ея и проклинала любовь но съ каждымъ днемъ боле и боле вдыхала въ себя ея отраву.
Однажды вечеромъ Софья играла на фортопіано, Владимиръ сидлъ возл нее, Графиня и Госпожа Равнева вдали отъ нихъ занимались рукодльемъ, а Ольга читала книгу. Занимательное содержаніе оной отвлекло вниманіе, ея отъ Софьи, она продолжала заниматься чтеніемъ, какъ вдругъ звонкой голосъ Госпожи Равневой раздался въ зал. Куда ты, Софья? кричала она въ слдъ дочери своей, которая поспшно вышла изъ залы. Владиміръ отвчалъ, что ей вдругъ сдлалось дурно и что она врно пошла въ свою комнату. Хотя Госпожа Равнева и очень любила единственную дочь свою, но на сей разъ, будучи занята краснорчивымъ пересчитываніемъ всхъ женщинъ, обезславившихъ себя на памяти ея, она не въ состояніи была себя принести въ жертву дочерниному здоровью и, препоручивъ Ольг идти къ Софь, снова принялась вредить доброму имени людей, которыхъ большая уже часть покоилась въ могил.—
Ольга нашла пріятельницу свою въ страшномъ волненіи. Вмсто отвта на вопросы ея, Софья кинулась въ ея объятія и прерывающимся голосомъ твердила ей: ‘онъ меня любитъ! Онъ говорилъ мн о любви своей! Онъ клялся любить меня до гроба!’
— Милой другъ мой! сказала Ольга, дай Богъ, чтобъ красота души твоей вселила въ него истинную любовь, но я боюсь, не одна ли это личина ея.
‘Жестокая! сказала Софья, кто проситъ тебя выводить меня изъ сладостнаго заблужденія? Какая теб надобность разрушать холодною боязнію своею мое очарованіе? Пусть я обманута! Для чего открывать мн горькую истину тогда, когда обманъ составляешь счастіе моей жизни?
— Ложное счастіе изчезаетъ, какъ сонъ! Вспомни, Софья, какое будетъ пробужденіе твое!
Умствуй, умствуй, злая пророчица! Я не боюсь прорицаній твоихъ! Одинъ мигъ блаженства вознаградитъ мн за все горе, прошедшее и будущее!’
Ольга замолчала, видя, что при энтузіазм любви, тихой голосъ дружбы не иметъ доступа и чтобъ не потерять довренности Софьи, она ршилась боле не противорчить ей.
Владимиръ очень мало говорилъ съ Ольгою, но часто, очень часто устремлялъ на нее задумчивые, пламенные взоры. Ольга какъ будто не замчала ихъ.
Чрезъ недлю Госпожа Равнева съ дочерью ухали, взявши съ Ольги честное слово прихать къ нимъ.—
По отъзд ихъ, въ Зимогорь все стало по прежнему: то есть, все также тихо, однообразно и скучно. Ольга, считая себя избавленной отъ излишней внимательности Владиміра, начала дышать свободне, но сверхъ всякаго ожиданія ея, Владиміръ сталъ опять докучать ей своими объясненіями, на которыя отвчала она совершеннымъ презрніемъ. Чмъ холодне казалась Ольга, тмъ становился онъ искательне, но чмъ боле желалъ онъ получить довренность ея, тмъ боле вселялъ къ себ недоврчивость и Ольга, знавшая о сердечной связи его съ простодушною Софьею, внутренно презирала человка, который могъ шутить чувствами добродтельной и кроткой двушки. Однажды она осмлилась намкнуть ему объ отношеніяхъ его къ Софь. Владиміръ говорилъ, что обращеніе его съ двицей Равневой было ничто иное, какъ шутка, которая давно уже истребилась изъ памяти его.
Такой отзывъ о пріятельниц ея оскорбилъ Ольгу. Она ршилась предостеречь Софью отъ ужасной участи поздняго разкаянія, и получивъ дозволеніе Графини хать, отправилась къ Госпож Равневой.
И мать и дочь равно были обрадованы пріздомъ ея: первая возможностію осыпать гостью вопросами и оглушить ее своими встями, а послдняя обманчивою надеждой узнать отъ Ольги тысячу занимательныхъ подробностей о друг сердца своего.
Едва только Ольга успла передать Равневой поклоны Графини, какъ Софья утащила ее въ свою комнату, но въ какое изумленіе приведена была бдная двушка, когда Ольга объявила ей причину своего прізда. Разочарованная стояла она предъ встницей злополучія своего и боялась увриться въ истин словъ ея.
‘Такъ я обманута? Такъ онъ меня не любитъ? Скажи, за что онъ не любитъ меня?’ Такъ говорила Софья, и свтъ темнлъ въ блуждающихъ глазахъ ея. Ольга отдала бы полжизни, чтобъ возвратить юной подруг своей утраченное спокойствіе, но элю было не возможно: ибо нсколькими днями продолжить заблужденіе значило дать новую силу пламени, таившемуся въ стсненномъ сердц ея.
Ольга пересказала ей вс подозрнія свои нащетъ Владиміра, разсказала подробности Маріиной исторіи и разочарованная Софья предалась жесточайшей горести. Съ опухшими отъ слезъ глазами Софья явилась къ ужину. Удивленная мать стала разпрашивать о причин ея огорченія, но Софья отвчала ей новыми слезами. Госпожа Равнева, видя неудачу вопросовъ своихъ, прекратила оные, ршившись внутренно, чего бы то ни стоило, удовлетворить свое любопытство. Недоврчиво посматривала она на Ольгу, какъ будто желала угадать, чмъ произвела она столь быструю перемну въ чувствахъ Софьи.
На другой день рано утромъ, призвавъ къ себ дочь свою, Равнева ласкою и пронырствомъ умла выманить у ней тайну сердца и тотчасъ изобртательный умъ ея нашелъ средства все дло привести въ надлежащій порядокъ. Привязанность Софьи къ Владиміру и минутная надежда ея на взаимность дали Равневой такія идеи, которыя разчетливость ея преобратила въ замысловатый планъ. Такой женихъ, какъ любимый сынъ Графини Лелевой, для дочери небогатой помщицы былъ совершенный кладъ и упустить его изъ рукъ своихъ значило бы потерять сокровище. Впрочемъ такой оплошности дальновидная Равнева не простила бы себ во всю жизнь, и въ глубин души своей, положивъ за непремнное, — волею, или не волею сдлаться тещей Владиміра, она ршилась привести планы свои въ дйствіе!
Начало было довольно удачно: она успла поселить въ Софь, недоврчивость къ Ольг и дружеское предостереженіе сей послдней представить въ вид недоброжелательности.
‘Разв ты не знаешь, говорила она легковрной дочери своей, что Ольга, которую ты такъ превозносишь и считаешь пріятельницей своей, сама влюблена въ Графа до безумія?’
— Что вы маминька? возможно ли это!
‘Возможно ли, возможно ли! Я теб говорю, что это также врно, какъ то, что ты дочь моя, посмотри только повнимательне, ты увидишь, что я не обманываюсь, и я ручаюсь теб, что эти глупые вздоры, которыми она вздумала испугать тебя, происходятъ отъ одной только ревности!’—
Софья, какъ оживающая, слушала мать свою и любовь опять со всми призраками надежды завладла сердцемъ ея, особенно, когда Равнева сказала: помнишь ли ты, что Владиміръ общалъ прихать къ намъ? Я думаю, что онъ не замедлитъ воспользоваться приглашеніемъ моимъ и тогда мы увидимъ, что намъ должно длать.
Слова сіи были цлебнымъ бальзамомъ для печальной Софьи. Мысль, что онъ прідетъ, разсяла грусть ея и улыбка надежды снова украсила миловидное лице ея. Снисходительность и даже дружескій тонъ матери ея, увренность, съ которой вступалась она за Владиміра, и ожиданіе скораго свиданія изгладили легкіе слды огорченія: она вошла въ комнату свою почти съ веселымъ лицемъ. Ольга, изумленная симъ, спшила узнать, что могло развеселишь печальную подругу ея, и еще больше изумилась, когда замтила принужденность обращенія съ собой Софьи. Не зная, чему приписать оную, она жестоко оскорбилась, но не хотла искать прежней довренности и на холодность отвчала совершеннымъ равнодушіемъ. Не перемняя тона вжливости съ Госпожею Равневой, которая съ своей стороны обращалась съ ней слишкомъ осторожно, чтобъ отдалить отъ себя всякое подозрніе, Ольга стала смотрть на поступки ея внимательне и когда увидла, что и мать и дочь имли одинаковое расположеніе къ ней, то сократила посщеніе свое и, простившись съ ними, похала въ ихъ экипаж домой. Верстахъ въ двухъ отъ Зимогорья ей попался Владиміръ. Онъ тотчасъ приказалъ кучеру остановить лошадей и подошелъ къ Ольг, которая была очень не довольна такою встрчею. ‘Вы уже возвращаетесь? сказалъ онъ ей, почтительно поклонившись, а я думалъ еще найтить васъ у Равневыхъ! Я не думалъ, чтобъ, вы соскучились объ Зимогорь и жителяхъ его!’
— Я не люблю быть долго въ гостяхъ, отвчала Ольга, стараясь показать ему, что она не обращаетъ вниманія на особенный тонъ голоса, съ которымъ онъ произнесъ слово: жителей!
‘Это къ нашему счастію! возразилъ Владиміръ и хотлъ что-то говорить еще, но Ольга, чтобъ прекратить разговоръ, съ неудовольствіемъ сказала: извините меня, Графъ, теперь такъ холодно, что я очень бы желала быть какъ можно скорй дома.’
— Я буду тамъ прежде васъ, отвчалъ Владиміръ. Не прикажете ли вы мн чего?
‘Какъ, Графъ? Вдь вы дете къ Равневымъ?’
— Вы шутите, сударыня! Безъ васъ что мн тамъ длать?
Неожиданный отвтъ сей привелъ Ольгу въ замшательство: она замолчала и приказала кучеру какъ можно скоре хать, но лихая тройка быстро пронесла мимо нее Владиміра и скоро звукъ колокольчика повозки его изчезъ въ отдаленности. Прихавъ домой, она нашла уже Владиміра у Графини, которая приняла ее съ обыкновенной ласкою. ‘Ты озябла, моя милая, сказала она ей, я велла приготовишь теб чаю.’
Такая заботливость тронула Ольгу, она поцловала руку благодтельницы своей и отъ всего сердца благодарила ее за такія попеченія. ‘Ты не мн обязана за эту внимательность, сказала Графиня: мн Владиміръ указалъ, что ты жаловалась на холодъ, и я боюсь, не простудилась ли ты.’
Ольга успокоила ее въ разсужденіи здоровья Своего и легкимъ поклономъ отблагодарила Владиміра. Разговоръ ихъ о Равневыхъ былъ прерванъ приходомъ слуги, которой доложилъ Графин, что Графъ Александръ сдлался очень болнъ. Какъ? сказалъ Владиміръ, братъ сего дня обдалъ вмст съ нами?
Дня два или три, сказала Графиня, я замтила, что у него сталъ необыкновенно дуренъ цвтъ лица. Что съ нимъ сдлалось?
Тотчасъ посл стола Графъ легъ съ постелю, отвчалъ слуга, я думалъ, что онъ почиваетъ, но онъ смотритъ во вс глаза, а говоришь что-то очень непонятно: кажется, онъ бредитъ. При сихъ словахъ материнская нжность пробудилась въ сердц испуганной Графини, съ поспшностію пошла она къ сыну своему и скоро приказала туда же позвать Владиміра. Ольга весь вечеръ провела одна: ибо Графиня не оставляла комнаты Александра, который боролся съ ужасною горячкой. Бредъ его безпрестанно умножался, онъ никого не узнавалъ и жалобнымъ голосомъ звалъ къ себ мать, не отходившую отъ его постели. Сынъ отчужденный, не любимый ею, длался добычею смерти, освобождалъ ее отъ присутствія своего, но огорченная мать въ ршительныя минуты вчной разлуки, боялась потерять его, какъ будто единственное свое утшеніе. Александру казалось, что онъ разговариваетъ съ духовникомъ своимъ.
‘Молчите, молчите, говорилъ онъ шопотомъ, какъ будто боясь, чтобъ его не подслушали: утшенія ваши не помогутъ мн. Кому будетъ роднымъ сынъ, чуждый матери? Отвергнутый ею, кмъ будетъ принятъ онъ?’
Такъ говорилъ Александръ и Графиня проливала горючія слезы. Владиміръ при всей испорченности нрава своего, не потерялъ еще природной доброты сердца и враждебное чувство уступило мсто родительской привязанности, когда прихавшій изъ города Докторъ ршительно сказалъ, что не ручается за жизнь больнаго. Такое извстіе опечалило всхъ жителей Зимогорья. Крестьяне приходили каждый день навдываться о состояніи любимаго барина своего и самыя теплыя моленія возносились къ престолу Всемогущаго о выздоровленіи Александра. Добрый священникъ, самъ едва оправившійся посл продолжительной болзни, пришелъ навстишь любимца своего и въ. первый еще разъ Графиня съ удивленіемъ замтила, что священникъ обращался съ Александромъ съ отеческою горячностію. Она осмлилась намкнуть ему о христіанскомъ прощеніи врагамъ, но почтенный старецъ, отирая слезу, тихо скатившуюся съ блдной щеки его, сказалъ ей: и оставимте все на судъ Божій! Не тревожте памяти усопшихъ, а между живыхъ у меня нтъ враговъ’ Слова сіи прекратили разговоръ. Общее вниманіе было устремлено къ Александру, который находился безъ всякой надежды.
Въ числ людей, наиболе оплакивавшихъ Александра, былъ старый Максимъ.— Онъ съ перваго дня прибытія своего въ Зимогорье былъ облагодтельствованъ молодымъ Графомъ и благодарный старикъ этотъ во время болзни его доказалъ признательность свою неусыпнымъ усердіемъ. И день и ночь онъ не отходилъ отъ Графа: забывъ сонъ, пищу и спокойствіе, Максимъ думалъ только о жизни благодтеля своего. Отъ сего-то добраго старика, Ольга освдомлялась о состояніи больнаго, которое со дня на день становилась опасне. Ольга втайн проливала слезы сожалнія объ Александр и въ кроткой молитв объ немъ искала отрады стсненному тоскою сердцу. Ахъ! какъ часто бываетъ, что мы любимъ и любимъ пламенно, тогда когда вовсе и не думаемъ любить!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Между тмъ, какъ въ Зимогорь болзнь Александра разливала общее, неописанное уныніе, въ деревн Равневыхъ происходило совсмъ другое. Люди, провожавшіе Ольгу, по возвращеніи своемъ домой, разсказали о встрч ея съ Владиміромъ. При такомъ извстіи Госпожа Равнева невольно призадумалась, но не теряя присутствія духа, она утшала Софью, которая при мысли, что Владиміръ не хотлъ видть ее, проливала горькія слезы. Изобртательность матери ея скоро нашла способы все поправишь и оставалось подождать только нсколько дней, чтобъ поспшность посщенія не показалась подозрительною.
На другой день, узнавъ о болзни Александра, Равнева не стала откладывать поздки и, не смотря на вс представленія дочери, она отправилась съ ней въ Зимогорье. Болзнь Александра часъ отъ часу становилась опасне и Графиня, озабоченная сомнительнымъ состояніемъ сына своего, почти не обратила вниманія на посщенія гостей, которыхъ занимать препоручила она Ольг.
Ольга, вызванная изъ уединенной комнаты своей, на сей разъ съ большимъ неудовольствіемъ повиновалась вол Графини, но принимая Равневыхъ, она съ удивленіемъ замтила, что и мать и дочь отвчали на вжливость ея необыкновенной ласкою, которая была слдствіемъ разчетливости хитрой старухи. Отсутствіе Графини, не покидавшей комнаты Александра, много способствовало планамъ ея, оставалось только взять предосторожность, чтобъ Ольга не могла разстроить оныхъ, и Равнева ршилась не терять изъ виду ни малйшаго ея движенія, но Ольга, занятая собственными чувствами, была далека отъ всякаго подозрнія.
Какъ непріятно было Графин прибытіе гостей, такъ напротивъ радъ былъ оному Владиміръ. Среди общаго огорченія, онъ начиналъ уже скучать печальной тишиною, царствовавшей во всемъ дом, и появленіе новаго, даже самаго незанимательнаго лица было бы въ такихъ обстоятельствахъ для него находкой, а посщеніе Равневыхъ совершенно его оживило. Грусть сердечная, выражавшаяся въ томныхъ взорахъ Софьи, и блдность, покрывавшая щеки ея, придавали ей много привлекательности. Владиміръ съ перваго взгляда замтилъ перемну въ наружности ея и скоро отгадалъ тому причину. Всякая новость ему нравилась, а Софья задумчивая, унылая была, такъ мила, что ему опять показалось, будто онъ въ самомъ дл въ нее влюбленъ. Мысль, что онъ любимъ взаимно и любимъ страстно, довершила вскружить ему голову. Онъ съ пренебреженіемъ уже смотрлъ на Ольгу, которая, умя владть собою, показывала все тотъ же спокойный видъ равнодушія и, мысленно сравнивая холодность ея съ чувствительностію Софьи, онъ отдавалъ преимущественную власть надъ сердцемъ своимъ послдней. Софья, при каждомъ знак внимательности его оживала, какъ оживляетъ, истомленный отъ зноя цвтокъ при каждой капл прохладнаго дождя. Равнева, видя возобновляющуюся нжность Владиміра къ дочери своей, продолжала показывать видъ, будто она не замчаетъ оной, но напротивъ ни одного слова не проронилъ внимательный слухъ ея, ни одного взгляда не потеряли наблюдательные глаза. Ольга не искала уже довренности Софьи: ибо видла, какъ безполезно было усердіе ея, и оставила все на произволъ судьбы, моля Всевышняго возвратишь спокойствіе погибающей ея подруг.
Между тмъ доврчивая Софья? обольщаемая мечтами счастія, которое общала ей любовь Владиміра, не скрывала уже отъ него тайны чувствъ своихъ. Владиміръ, выманивъ у нее роковое признаніе, самъ испугался, видя, какъ сильно владла сердцемъ ея пагубная страсть. Софья, прежде, робкая, застньчивая, теперь прижимала его къ груди своей и клялась, что никакая земная власть не разлучитъ ихъ. Владиміръ, уврялъ ее въ врности, просилъ быть спокойне и общалъ по выздоровленіи брата все объявить Графин. Но Софья требовала, чтобъ онъ до тхъ поръ ничего не скрывалъ отъ ея матери. Тщетно Владиміръ старался отвратить ее отъ такого предпріятія, зная напередъ ужасныя слдствія онаго, тщетно говорилъ все, что. только могъ найти обольстительнаго испуганный языкъ разврата: она не внимала никакимъ словамъ и при немъ же все открыла матери своей, прося благословить ихъ. Равнева искусно сыграла давно приготовленную роль: изумилась, начала говорить тономъ оскорбленной матери, стала проливать слезы и наконецъ кончила тмъ, что, съ нжностію обнявъ Владиміра поручила ему спокойствіе и счастіе дочери своей. Все это было сдлано такъ неожиданно и такъ поспшно, что Владиміръ не могъ опомниться, но скоро удивленіе уступило мсто досад: ибо онъ ясно видлъ, что попалъ въ сти. Внутренно ршившись за обманъ заплатить обманомъ, онъ искусно скрылъ неудовольствіе свое, отвчалъ Равневой со всмъ безумствомъ страстнаго любовника и уврялъ, что одна только болзнь Александра препятствуетъ ему теперь же отдать руку свою Софь. Хитрая старуха не совсмъ врила словамъ его, но боялась излишнею поспшностію все испортить, и потому, ни слова не упоминая о тайномъ брак, она согласилась, что не время еще было говорить объ этомъ Графин, которая и безъ того была очень разстроена.
Равнева знала, что Графиня имла уже переписку съ Княземъ Д., который единственную дочь свою, наслдницу богатаго имнія и прекраснйшую двицу изъ всхъ Фрейлинъ двора назначалъ въ невсты Владиміра. Графиня, слегка намкая объ этомъ сыну своему, откладывала ршительный разговоръ съ нимъ до поздки въ Москву, куда она непремнно хотла отправиться, еслибъ не задержала ее болзнь Александра. Столь блистательный союзъ испугалъ бы всякаго, кром дальновидной Равневой: она, хорошо зная строгія добродтели Графини, твердо была уврена, что примрная женщина сія скорй согласится отказаться отъ блистательнаго родства съ почтеннымъ Княземъ Д., нежели ршится допустить сына своего сдлаться преступникомъ. Основывая на семъ планы свои, Равнева ршилась молчать до тхъ поръ, пока Софья получитъ отъ Владиміра, хотя одно письмо, которое бы, въ случа нужды, могло послужишь ей къ обвиненію его. Владиміръ видлъ, что Софья не знала замысловъ матери своей и не могъ не сожалть о бдной несчастливиц, которой любовь къ нему составляло единственное преступленіе и которую корыстолюбіе матери и его собственное вроломство обрекали, какъ беззащитную жертву, на вчное страданье. Придумывая способы вывернуться изъ столь затруднительнаго положенія, онъ написалъ письмо въ полкъ свой къ одному изъ товарищей, котораго просилъ найти средство сократить время его отпуска.
Въ ожиданіи отвта, Владиміръ продолжалъ притворяться такъ искусно, что усплъ приобрсти довренность Равневой, но сколько она желала получить хотя одну строчку его къ Софь, столько онъ старался избгать къ тому случая. Когда Равневы оставили Зимогорье, то на другой же день Софья, по приказанію матери своей, написала къ Владиміру самое нжное письмо, получивъ которое, онъ немедленно похалъ къ нимъ, чтобъ избгнуть необходимости письменно отвчать. Хотя это и не совсмъ было приятно Равневой, но поспшный приздъ Владиміра отклонилъ всякое подозрніе, а нжность къ Софь никакъ не позволяла сомнваться въ искренности чувствъ его.
Чрезъ дв недли посл объясненія его съ Равневой, болзнь Александра имла счастливый переломъ: онъ пришелъ въ память, сталъ узнавать окружающихъ его, и Докторъ ручался за его выздоровленіе. Обрадованная Графиня радостными слезами благодарила небо, и Александръ, видя материнскую заботливость ея, не спускалъ съ нее глазъ, въ которыхъ краснорчиво выражалось сердечное чувство.
Выздоровленіе Александра Владиміръ считалъ началомъ, всхъ своихъ бдствій: ибо это былъ срокъ, назначенный имъ Софь для ршенія судьбы ея. Въ такихъ смутныхъ обстоятельствахъ онъ не зналъ, на что ршиться, какъ вдругъ письмо изъ полка вывело его изъ хлопотъ. Полковый Адъютантъ ихъ писалъ къ нему, что у нихъ приготовляются къ смотру, который назначенъ въ скоромъ времени, и къ которому онъ непремнно долженъ былъ явиться въ полкъ. Владиміръ зналъ, что это письмо было условленный между ними обманъ, но не терялъ случая воспользоваться онымъ и, представивъ матери невозможность откладывать отъздъ, онъ началъ поспшать приготовленіями къ оному. Графиня, предполагая сама въ слдъ за нимъ отправиться въ Москву, не стала его боле удерживать и, отпуская, вручила письмо къ Князю Д., объявивъ притомъ о намреніяхъ своихъ касательно его дочери. Новость эта поразила Владиміра. Столь выгодной и лестный союзъ оживилъ въ душ его вс прежнія мечты честолюбія. Увлекаемый новымъ призракомъ счастія, онъ позабылъ Софью, ея любовь, свои клятвы, и ухалъ, даже не простившись съ нею. Извстіе объ отъзд его ужасно опечалило Равневыхъ. Но мы оставимъ на свобод Госпожу Равневу строить воздушные замки, а обманутую Софью проливать слезы, и обратимся къ жителямъ Зимогорья.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

По отъзд Владиміра изъ Зимогорья, Александръ вскор выздоровлъ, и Графиня стала приготовляться къ поздк въ Москву, куда влекло ее желаніе скоре окончить бракъ Владиміра съ Княжною Д. Она объявила, что беретъ съ собою Ольгу, и предложила Александру хать съ ними. Онъ, сверхъ ожиданія ея, охотно принялъ это предложеніе и даже торопилъ ихъ отъздомъ. Ольга съ тайною грустью оставляла мирное уединеніе свое: она знала уже о предполагаемой свадьб Владиміра и заране боялась блистательныхъ пировъ и великолпныхъ праздниковъ шумной столицы. Она удивлялась, видя, что Александръ не показывалъ ни малйшаго сожалнія, оставляя Зимогорье, и не знала, чему приписать удовольствіе, съ которымъ онъ приготовлялся хать въ Москву. ‘Вотъ постоянство людей, думала она: тотъ же самый человкъ, который не задолго предъ симъ говорилъ, что въ одномъ только уединеніи должно искать истиннаго счастья, теперь спшитъ вырваться изъ него, какъ птичка изъ золотой клтки!’ —
Такія размышленія умножали грусть Ольги, и въ день отъзда своего она со слезами смотрла на вс предметы, какъ будто навсегда прощалась съ ними. Графиня, Александръ и Ольга отправились въ одной карет. Дорогою Графиня часто спрашивала Ольгу о причин ея печали и старалась разсять ее описаніемъ Московскихъ веселостей. Александръ также былъ говорливе обыкновеннаго и мало по малу Ольга становилась спокойне. Когда молодой мущина путешествуетъ съ умной и прекрасной двушкой, то четырехъ дней, проведенныхъ въ одной карет, слишкомъ довольно для того, чтобъ ознакомить ихъ короче. Дурная или хорошая дорога, безпокойный или спокойный ночлегъ, пріятная или непріятная погода — сколько предметовъ, раздающихъ невольное участіе въ сердцахъ путешественниковъ! Дорогою все становится общимъ и, часто, мняясь чувствомъ заботливости, непримтно мняются самыми сердцами. Тоже самое случилось съ Александромъ и Ольгою. Прихавъ въ Москву, они сожалли, что скоро кончилось путешествіе ихъ, и живо чувствовали потребность никогда неразлучаться. Тщетно старались они скрывать другъ отъ друга тайну чувствъ своихъ: предатель — взоръ безъ словъ все выразилъ!
Графиня заняла великолпный домъ, принимала посщенія родныхъ и знакомыхъ и часто вызжала со двора. Владиміръ сопутствовалъ ей всюду. Александръ)почти всегда оставался дома. Присутствіе Ольги замняло ему вс другія удовольствія. Когда она работала, онъ читалъ ей стихи Державина, Жуковскаго, прозу Карамзина и образцовыя творенія другихъ знаменитыхъ прозаиковъ и поэтовъ Русскихъ. Училъ ее рисовать, писалъ для нее стихи и считалъ себя счастливйшимъ человкомъ въ мір. Владиміръ съ изумленіемъ замтилъ перемну въ характер брата своего, и еще боле изумился, разгадавъ причину оной, но поспшныя распоряженія къ свадьб его съ дочерью Князя Д. давали ему времени много заниматься этимъ. Князь съ супругою и дочерью постилъ Графиню. Ольга съ любопытствомъ смотрла на прекрасную Княжну и тщетно желала, по наружности ея, получить понятіе о душевныхъ качествахъ: невста Владиміра принадлежала къ тому числу людей, которыхъ никогда нельзя было совершенно узнать. (Елисавета такъ называли Княжну) имла величественную талію, прекрасныя черты лица и гордую осанку, но обращеніе ея было кротко и привлекательно, и звукъ голоса имлъ въ себ что-то трогательное. Разговаривая съ Графинею, она показывала совершенное къ ней уваженіе, но, въ обращеніи съ Владиміромъ, замтно было какое-то гордое равнодушіе. Когда Графиня представила ей Ольгу, то она обошлась съ нею отмнно ласково и просила ее познакомиться покороче. По Ольга мало была расположена къ тому и съ нетерпніемъ дождалась конца сего посщенія. Когда гости ухали, то Ольга, находя свободную минуту, спросила Александра, какъ нравится ему будущая его родственница?
— Не знаю, что сказать вамъ, отвчалъ онъ, еслибъ я не былъ увренъ, что Князь Д. не согласится шутить благополучіемъ единственной дочери своей, то подумалъ бы, что она идетъ за брата моего противъ воли, но этого быть не можетъ. Родители дали ей свободу располагать своей рукою. Тутъ есть что нибудь непостижимое.
Такъ же, какъ и въ вашихъ неудовольствіяхъ съ Графомъ Владиміромъ! сказала Ольга, устремивъ на него пристальный взоръ. Александръ измнился въ лиц и чрезъ минуту, какъ будто обдумавши слова свои, сказалъ ей: причиною несогласія между братомъ и мною былъ мой дерзкой, упрямой характеръ: но теперь я чувствую, что поступалъ несправедливо: должно быть строгимъ къ самому себ и снисходительнымъ къ другимъ!
Въ самомъ дл съ прізда Александра въ Москву обращеніе его съ братомъ примтно перемнилось и Графиня такъ была обрадована согласіемъ ихъ, что обходилась съ ними съ равною нжностію. Примиреніе братьевъ иметъ въ себ столько трогательнаго и поразительнаго, что не возможно быть равнодушнымъ зрителемъ этой нравственной сцены…

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Письмо Александра къ Священнику села Зимогорья.

18…— года.

Вы правы, почтенный другъ мой. Любить враговъ своихъ есть наслажденіе понятное только душамъ, истинно благороднымъ. Любите враговъ своихъ, творите добро ненавидящил васъ. Сіи слова Божественнаго Учителя Вры нашей, съ нкотораго времени сильне прочихъ дйствуютъ на душу мою, но не подумайте, чтобъ он относились къ примиренію моему съ братомъ: нтъ! еслибъ я единственнаго брата моего, со мною подъ единымъ сердцемъ матери получившаго жизнь, когда нибудь могъ считать врагомъ себ,— то я сталъ бы презирать самаго себя. Различіе характеровъ было первымъ основаніемъ нашего несогласія. Братъ длалъ проступки и по легкомыслію своему считалъ ихъ извинительными, незаслуживающими никакого вниманія, а мн казались они преступленіями, которыя требовали наказанія,— а преступленія не должны быть извиняемы никому! Онъ части раскаивался, но никогда не имлъ силъ принудишь себя къ исправленію. Я смотрлъ на все это въ увеличительное стекло, говорилъ ему съ излишнимъ жаромъ ‘оскорблялъ его неумстною грубостію и сдлалъ то, что отдалилъ отъ себя сердце брата. Всего хуже было то, что мн не казалось надобнымъ смягчать суровость обращенія моего съ нимъ при постороннихъ, онъ счелъ это за желаніе мое учить его въ глазахъ другихъ и, видя, что почти вс домашніе оказывали ко мн больше привязанности, онъ ршился, чего бы то ни стоило, сохранишь къ себ всю благосклонность матушки. Для достиженія намренія сего, онъ принужденъ былъ лишить меня мста въ сердц родительницы, обстоятельства помогли ему, быть можетъ, боле, нежели онъ самъ желалъ: и мудрено ли, что онъ, сбившись съ пути обязанностей своихъ, не нашелъ уже дороги къ исправленію? Видите ли, почтенный другъ мой, что слова ваши, которыя столь долго слушалъ я съ ожесточеннымъ сердцемъ, наконецъ достигли назначенія своего: въ глубин души моей я чувствую всю справедливость ихъ! Воля умирающей Маріи исполнена: я примирился съ братомъ. Но какъ много еще надобно времени, чтобъ привлечь къ себ сердце его! Онъ смотритъ на меня съ недоврчивостію, боязливо отвчаетъ на дружескій тонъ мой и примтно избгаетъ всякаго объясненія. Кажется, онъ опасается, чтобъ я не напомнилъ ему священной обязанности его, объ участи невинная малютки, которой онъ далъ жизнь, и которую не хочетъ признать своею. Ахъ! еслибъ онъ хотя разъ взглянулъ на милую нашу Лизу, то не разстался бы съ нею никогда. Я покушался показать ему послднюю записку Маріи, но что будетъ съ нимъ, когда онъ прочитаетъ строки, начертанныя на одр смерти трепещущей ея рукою!
‘Александръ! примирись съ братомъ твоимъ’ писала ко мн несчастная Марія: ‘я все ему простила! Если будетъ живъ несчастный младенецъ мой, то не оставь его, отмсти ему добромъ за сдланное теб зло его виновной матерью!’
Такъ! я исполню прозьбу твою, незабвенная Марія. У меня никто не отниметъ права жить для счастія твоей дочери. Но, почтенной другъ мой, увлекаемый избыткомъ чувствъ моихъ, я жестоко растравилъ раны сердца вашего, простите неосторожности моей. Я самъ не знаю, какъ случилось, что, начиная говорить о предмет, совершенно для васъ постороннемъ, я перешелъ къ столь тяжкому воспоминанію. Разительный и трогательный примръ прощенія врагамъ своимъ мн на сихъ дняхъ показала собою двица Милославская. Вы знаете, какое превосходное сердце иметъ она, но вы не знаете еще всего величія души ея. Отецъ ея былъ бдный дворянинъ, человкъ очень честныхъ правилъ, но съ характеромъ чрезвычайно слабымъ. Вторая жена его, мачиха Ольги, грубая, необразованная женщина управляла и домомъ, и мужемъ своимъ по собственной вол. Ольга съ пяти лтъ жизни своей должна была переносить невроятныя капризы этой вздорной женщины, которая употребляла вс способы вытснитъ ее изъ дому и лишить небольшаго наслдства посл отца. Ольга съ благодарностію приняла предложеніе тетки моей, жившей по сосдству съ ними хать къ намъ и находишься подъ покровительствомъ матушки моей. Смерть отца ея разрушила вс связи ея съ мачихой, но по прізд въ Москву, Ольга узнала, что прежняя гонительница ея находится въ самомъ бдномъ положеніи, и поспшила подать ей руку помощи. Максимъ, старый слуга ея, разсказалъ мн эти подробности и отъ него узналъ я всю цпу Ольгиной доброты. Вы знаете, что по милости матушки она иметъ у себя все готовое, но не получаетъ жалованья. Подарки, иногда длаемые ей матушкой, и небольшія деньги, получаемыя ею за рукодлья, никогда долго неостаются у ней: ибо она назначила ихъ на благотворенія. Когда достигло до нее извстіе о крайней бдности мачихи ея, то у ней не было тогда денегъ. Долго размышляя о способахъ помочь ей, она ршилась пожертвовать золотымъ кольцомъ своимъ, единственнымъ сокровищемъ, оставшимся ей посл, матери, и препоручила Максиму тихонько продать его. Максимъ принесъ кольцо ко мн, и со слезами разсказалъ о препорученіи барышни своей, прибавивъ, что она, заплакала, снимая кольцо съ руки своей, ко непремнно велла продать его, хотя за полцны. Тронутый такимъ пожертвованіемъ, я оставилъ кольцо у себя, далъ за него вдвое,, нежели стоило оно, и упросилъ Максима скрыть это отъ Ольги. Мы условились съ нимъ сказать ей, что одна Госпожа купила оное и, узнавши, что оно продается отъ крайности.’ велла всегда приносить къ себ всякое продажное рукодлье. Такимъ образомъ я завладлъ трудами Ольги. Хорошо, что комнаты моей никто не посщаетъ, а то бы очень было занимательно: ибо въ ней находится довольное количество шитыхъ дамскихъ воротничковъ’ косынокъ и даже чепчиковъ. Кольцо Ольги иметъ чудесное свойство: съ тхъ поръ, какъ я ноту его на груди моей, я сталь несравненна счастливе, довольне самимъ собою и даже, поврители вы? гораздо чувствительне. Почтенный другъ мой! вы часто говорили, что желали бы видть меня женатымъ: скажите, желали ли бы вы, чтобъ я женился на Ольг? Напередъ знаю отвтъ вашъ! Вы сріанете говоришь мн о неравенств состояній, о несогласіи матушки моей, не правда ли? Но вы врно никогда не скажете, чтобъ я ошибся въ выбор. Впрочемъ, мечты мои еще могутъ измнить мн. Я ни однимъ словомъ не объяснилъ Ольг чувствъ моихъ, и не прежде буду говоришь ей объ оныхъ, какъ, приведя въ порядокъ вс дла мои. Мн наскучило жить въ праздности: я ршился опредлиться въ статскую службу — и Князь Д., будущій родственникъ нашъ, доставилъ мн мсто, но опредленіе мое отложено до окончанія свадьбы брата моего. Ахъ! свадьба эта мало предвщаетъ мн хорошаго! Невста показываетъ видъ совершеннаго равнодушія, братъ, не смотря на втренность свою, часто задумывается, одна только матушка весело говоритъ о будущемъ счастіи. Вотъ вамъ Московскія новости. Увдомте, что длается въ Зимогорь. Поцлуйте за меня Лизу.— Простите, будьте здоровы и не оставьте совтами почитающаго васъ друга,

Александра Лелева.

Письмо это пришло въ небольшой городокъ, находящійся недалеко отъ Зимогорья. Человкъ, посланный отъ Равневыхъ на почту, получилъ оное съ тмъ, чтобъ доставить Священнику, но по торопясь возвратиться домой, не усплъ захать къ нему. При вход его въ комнату, Софья бросилась къ нему на встрчу, но опять въ изнеможеніи упала въ кресла. ‘Есть ли письма?’ — спросила мать ея.
— Къ вамъ ни одного, отвчалъ посланный, а есть одно изъ Москвы, къ Священнику.
Еще разъ мечты надежды измнили Софь: прошелъ мсяцъ по отъзд Владиміра, а она не получила отъ него ни строчки. Склонившись головою на трепещущую руку, она утопала въ горючихъ слезахъ, между тмъ мать ея приказала человку подать себ письмо. Съ перваго взгляда узнала она почеркъ Александра. Любопытство и досада взяли верхъ надъ совстью, она приказала человку вытти и поспшно распечатала письмо Софья вскрикнула и умоляла письмо ее не читать его, но Равнева, пробжавъ оное до половины, остановилась, какъ будто не вря глазамъ своимъ. Пагубное предчувствіе сказало Софь, какая новость ожидаетъ ее. Отчаяніе овладло ею, она вырвала роковое письмо изъ рукъ матери, прочитала его и, улыбнувшись, положила на столъ. Равнева, изумленная столь неожиданнымъ поступкомъ, внимательно смотрла на дочь свою, ни одна слеза не катилась по лицу Софьи, щеки ея пылали, глаза помутились и тяжелое дыханіе тснило грудь ея. Но чрезъ минуту она стала спокойне, съ жаромъ поцловавъ руку матери своей, она просила ее никогда не произносить при ней имени Владиміра и общала навсегда забыть его. Хотя бракъ Владиміра съ Княжною Д. Жестоко разрушилъ замысловатые планы Равневой и возбудилъ всю злобу ея, но ‘доя спокойствія дочери, она ршилась пожертвовать мщеніемъ и молчать,— но въ душ своей поклялась при первомъ же случа чмъ нибудь вредить Графу. Софья показывала видъ равнодушія и хотя было весьма замтно, что наружное спокойствіе мало согласовалось съ внутреннимъ расположеніемъ души ея, но можно было надяться, что время изцлитъ ея раны. Она зажималась рукодльемъ, читала духовныя книги и навсегда отказалась отъ музыки, говоря, что она производитъ въ ней непріятныя воспоминанія прошедшаго и еще боле наводитъ тоску на душу ея, удрученную тяжкою печалію. О любовь! повторяла она, ты похитила мое прежнее спокойствіе! ты виною тоски моей! но разсудокъ, сей властитель человка долженъ взять верхъ надъ тобою — и я покоряюсь законамъ его.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прошла недля, какъ Равнева нечаяннымъ случаемъ перехватила письмо Графа Лелева къ Священнику села Зимогорья. Софья каждый праздникъ здила къ обдн, и въ наступившее Воскресенье по обыкновенію своему отправилась въ церковь, куда мать ея, по слабости здоровья, не похала. Всю дорогу выдумывала Софья способы зайтить въ домъ Священника, у котораго прежде никогда не бывала. Наконецъ, ршилась употребить небольшую хитрость. Прихавъ въ церковь, она сказала человку своему, что забыла дома носовой платокъ, и въ своемъ экипаж послала его за нимъ, зная, что по разстоянію дома ихъ, онъ долженъ возвратиться не прежде окончанія службы. Такъ и случилось: обдня, кончилась, а кареты ея еще не было. Народъ сталъ выходить изъ церкви, а Софья оставалась на своемъ мст. Священникъ, узнавъ о причин сего, очень вжливо пригласилъ ее къ себ въ домъ: и Софья, едва скрывая удовольствіе свое, отправилась къ нему.
Войдя въ комнату, она бросила вокругъ себя любопытный взоръ, но кром Священника и жены его никого тамъ не было. Софья очень ласково начала говоришь съ ними и старалась непримтно обратишь разговоръ свой на семейство Графини Лелевой, но вдругъ послышался въ другой комнат дтской голосъ. Софья съ трепетомъ обратилась къ двери и въ эту минуту вбжала Лиза, одтая въ праздничное платье свое. При первомъ взгляд на малютку, лице Софьи покрылось яркимъ румянцемъ, но чтобъ скрыть смущеніе свое, она подозвала къ себ Лизу и старалась приласкать ее. Ахъ! что происходило въ душ ея когда она, вглядываясь въ черты милой двочки, увидла разительное сходство ея съ Владиміромъ. Таже пріятная физіономія, тже блокурые волосы, голубые глаза, ямочка на лвой щек, словомъ: это былъ миніатюрный и прекрасный портретъ Владиміра. Лиза сначала безъ всякой застнчивости подошла къ Софь, но потомъ, видя пристальный взор ея, оробла, слезы заблистали на длинныхъ рсницахъ ея. Священникъ, изумленной необыкновеннымъ видомъ, съ которымъ Софья разсматривала внуку его, ршился спросить ее о причин такой внимательности. Вопросъ этотъ заставилъ ее опомниться. Она отвчала, что находитъ въ ней сходство съ одной изъ пріятельницъ своихъ и перемнила разговоръ. Лиза тотчасъ убжала и спряталась, говоря, что боле ни за что не покажется гость, которая такъ сердито смотритъ на нее. Между тмъ временемъ прихала карета. Софья поспшно простилась съ Священникомъ и отправилась домой, оставивъ по себ неописанное удивленіе. Неожиданность посщенія ея, замшательство и необыкновенное вниманіе, съ которымъ смотрла она на Лизу, все это. было предметомъ удивленія Священника и жены его, но чрезъ нсколько дней перестали говорить о томъ и наконецъ совсмъ забыли.
Софья, по возвращеніи домой, была задумчиве обыкновеннаго. Мать ея, узнавъ о томъ, что она была у Священника, легко отгадала тому причину, но боялась сдлать это замтнымъ, тмъ боле, что мрачная задумчивость Софьи заставляла страшиться за разсудокъ. Часто по цлымъ днямъ сидла она, сложивъ руки, и не говорила ни слова, иногда, вдругъ начинала скорыми шагами ходить по комнат, лице ея воспламенялось, глаза сверкали и, казалось, духъ отчаянія владлъ ею въ эту минуту. Равнева писала въ Москву и получила отвтъ, лишившій ее всякой надежды: ее увдомляли, что назначенъ уже день брака Владиміра. Скрывая извстіе это отъ дочери своей, она не могла скрыть досады, которую причинило оно, и Софья, по выраженію лица ея, узнала ршеніе судьбы своей.
Кто можетъ изъяснить отчаяніе безнадежной любви! Ахъ, оно ужасно! Перо слабо начертать и легкій абризъ того, что можетъ чувствовать разтерзанное сердце. Два, которая, въ душ своей затаивъ истиную любовь къ юнош, въ порывахъ страсти своей забываетъ все окружавшее ее, каждый мигъ посвящаетъ мечт о предмет любви: она ежеминутно желала бы находиться съ нимъ и въ упоеніи радости предаваться одной любви…. Но два, сердце которой потеряло надежду въ любви обожаемаго юноши, заслуживаетъ сожалніе: ибо кто въ состояніи располагать чувствами своими? Кто можетъ запретить сердцу любить того, кого избрало оно?— Это не въ вол нашей.

ГЛАВА ОСЬМАЯ.

Когда двица Равнева почти предугадала о безнадежности въ любви своей, хотя мать ея тщательно старалась скрывать это, но проницательность Софьи отгадала все, въ это время въ деревню ихъ пріхала монахиня, посланная изъ одного отдаленнаго монастыря, для сбору на построеніе монастырской богадльни. Сестра Маргарита, такъ звали ее, за три года предъ симъ была у Равневыхъ и пользовалась особеннымъ ихъ расположеніемъ. Она была уже не молодыхъ лтъ, довольно образована и отъ природы имла сострадательное сердце. Узнавши, въ какомъ порядк были дла, она просила Равневу, хать на время въ монастырь ихъ, чтобъ путешествіе разсяло задумчивость Софьи, а тихое уединеніе нацлило раны сердца ея. Софья также присоединила просьбы свои къ просьбамъ сестры Маргариты, но Равнева никакъ не ршилась принять сего благоразумнаго совта: ибо боялась, чтобъ Софья не вознамрилась бы совершенно оставишь міръ. Она даже досадовала на приздъ сестры Маргариты и желала какъ можно скоре сократить время посщенія ея. Софья часто говорила о пріятностяхъ монастырской жизни и, казалось, съ большимъ удовольствіемъ слушала описанія Маргариты, которая разсказывала ей вс обряды и постановленія своего званія. Равнева замтила, что Софья стала гораздо спокойне, говорливе и что даже иногда въ глазахъ ея проглядывала прежняя веселость.— Такая перемна много обрадовала ее, она мысленно уже затвала новые планы для супружества дочери своей и напередъ общала себ боле успха, но вс мечты ея мгновенно изчезли, подобно сновиднію, когда узнала она, что Софья и сестра Маргарита въ одну ночь скрылись изъ дому, и первая оставила письмо къ матери своей, въ которомъ просила у нее прощеніе и увдомляла, что она на всю жизнь ршилась заключить себя въ монастыр. Большая сумма денегъ и немалое количество дорогихъ вещей, взятыхъ Софьею, не оставляли никакого сомннія, что она точно ршилась исполнить предпріятіе свое. Равнева была приведена поступкомъ симъ въ крайнее отчаяніе. Желая, чего бы то ни стоило, отыскать дочь свою, она поспшно собрала остальныя деньги свои и наврное полагая, что Софья бжала въ монастырь сестры Маргариты, въ тотъ же день на почтовыхъ лошадяхъ отправилась за ней въ погоню, а вмст съ этимъ строго приказала людямъ своимъ немедленно объхать вс окружные монастыри и всюду развдывать о двухъ бглянкахъ, чтобъ гд нибудь открыть слдъ ихъ.
Вечеромъ наканун побга Софьи, въ дом Священника села Зимогорья также случилось необыкновенное произшествіе. Женщина, въ одежд бдной странницы, пришла къ нимъ просить ночлега, говоря, что она по общанію идетъ въ Кіевъ на богомолье. Священникъ и жена его, всегда сострадательные къ бднымъ, приняли ее очень ласково и съ участіемъ распрашивали, откуда она родомъ и какъ ршилась пуститься одна въ такую дальнюю дорогу. Странница отвчала, что она привыкла къ такимъ путешествіямъ: ибо странствуетъ уже нсколько лтъ, переходя изъ одного города въ другой питаясь мірскимъ подаяніемъ. Во время разговоровъ сихъ маленькая Лиза заснула на лавк, бабушка ея вышла въ другую комнату, чтобъ приготовить ей постель. Въ это время женщина попросили пить, Священникъ взялъ кружку и пошелъ за водою, но возвратившись не нашелъ уже боле никого въ комнат. Онъ съ удивленіемъ осматривался, какъ вдругъ хлопнула калитка у воротъ ихъ. ‘Кто тамъ, спросила жена его входя въ комнату, поди посмотри, кто тамъ?’ Священникъ бросился къ воротамъ, темнота ночи не позволяла разсмотрть предметовъ, но недалеко отъ него послышался лошадиной шопотъ и шумъ саней, по морозному снгу со скрипомъ удалявшихся отъ дому его. Онъ сталъ кричать, на голосъ его выбжали изъ домовъ своихъ крестьяне и одинъ изъ нихъ разсказалъ, что боле уже двухъ часовъ онъ видлъ недалеко стоявшую дорожную повозку, заложенную тройкою лихихъ лошадей. Священникъ, не зная, чему приписать странность сію, возвратился домой, гд нашелъ жену свою утопающею въ горькихъ слезахъ. ‘Бдная наша Лиза! кричала она съ воплемъ, гд ты, милое дитя мое? Кто отнялъ у насъ наше послднее сокровище?’
Холодный потъ выступилъ на лиц старца, онъ не могъ утшатъ жену свою: ибо самъ имлъ нужду въ отрадномъ утшеніи. Лишиться ребенка, который составлялъ единственное родство его, единственное утшеніе, не знать объ участи невинной малютки было это совершеннымъ ударомъ для старца, испытаннаго уже гоненіемъ судьбы. Едва дождался онъ разсвта дня, какъ написалъ письмо къ Графу Александру и отправилъ на почту. Онъ подробно увдомлялъ его о случившемся несчастій и просилъ скорй помощи къ отысканію Лизы: ибо онъ думалъ, что она была похищена по приказанію Владиміра. Не прошло полчаса по отправленіи письма, какъ до священника дошли слухи о побг Софьи. Тутъ, соображая онъ подробности перваго ея посщенія и настоящія обстоятельства свои, онъ не сомнвался боле, что внука его находится въ рукахъ двицы Равневой. Оставимъ его собирать извстія объ участи невинной Лизы и обратимся къ семейству Графини Лелевой.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Пышныя приготовленія къ свадьб Владиміра были остановлены по случаю смерти родной сестры Князя Д., но по прошествіи трехъ первыхъ недль траура стали опять поговаривать о назначеніи дня, для парадной помолвки. За недлю до оной, въ одинъ вечеръ, когда Графиня Лелева и Владиміръ находились у Князя Д., Княжн вдругъ подали письмо., говоря, что оное принесла какая то странница.
Княжна въ это время находилась въ своей комнат съ подругами дтства, гд предъ туалетомъ старалась прилежно поправлять распустившіяся русыя кудри свои и съ невинной улыбкой привтно отвчать на вопросы ихъ, которыя спрашивали ее о нареченномъ жених, о ея расположеніи къ нему. Поданное письмо крайне удивило невсту Владиміра, и она долгое время не ршалась распечатать его, но адресъ, написанный на имя ея, удостоврялъ, что письмо было собственно къ ней, и это Елизавету вывело изъ нершимости. Она распечатала. Первое желаніе ея было узнать, отъ кого письмо, но какъ удивилась она, когда оно было безъ подписи имени писавшей особы. Она не хотла читать его: ибо и самый почеркъ руки ей былъ незнакомъ, но въ начал письма стояло имя ея и удивленная Княжна ршилась наконецъ прочесть это таинственное письмо. При чтеніи его, смущеніе ясно выразилось на лиц ея, которое замтили вс находящіяся съ нею, но никто не ршился спросить о причин, произведшей оное. Когда Елизавета прочла письмо, то служанк велла позвать къ себ странницу, по выход которой, слеза — предвстница печали, заблистала на длинныхъ рсницахъ невсты Владиміра, а это еще боле удивило подругъ ея, которыя вс наперерывъ, какъ по свойственному женскому полу любопытству, такъ и по привязанности своей, хотли узнать настоящую причину %лезъ подруги своей и каждая въ свою очередь желала прочитать письмо, причинившее Евгеніи такое безпокойство, и он неотступно просили о семъ.
‘Ахъ, милыя подруги, мои, сказала наконецъ Княжна Д., не старайтесь узнать причину тоски моей, пусть для васъ останется она тайною: ибо открытіе оной опечалитъ васъ ‘.
Разговоръ Елизаветы былъ прерванъ приходомъ служанки, которая доложила ей, что странница скрылась. Удивленіе, при извстіи семъ, ясно выразилось на всхъ лицахъ и вс неотступно стали еще боле просить Княжну, дабы она прочла имъ полученное письмо ею.—
Долго не ршалась она сдлать это, но повторяемыя просьбы заставили ее быть доврчиве къ нимъ: она велла удалишься стоящей служанк и наконецъ любопытствующимъ прочла слдующее:
‘Долгъ религіи заставляетъ каждаго предостерегать въ несчастіяхъ своего ближняго, предостерегать его отъ той пропасти злосчастія, которая можетъ вчно поглотить его, а обличать порочнаго, который неопытность вовлекаетъ въ сти свои, не есть цль зловредная и предосудительная. Человкъ долженъ всегда печься о благополучіи подобнаго существа ему и быть врнымъ стражемъ его въ предохраненіи отъ бдствій.
‘Такъ и я, Ваше Сіятельство, узнавъ о скорой помолвк вашей съ Графомъ Лелевымъ, ршилась быть посредницею въ дл семъ, лучше сказать, предостеречь васъ отъ той злосчастной участи, которая ожидаетъ васъ въ послдствіи чрезъ бракъ этотъ. Конечно это покажется вамъ страннымъ, и, можетъ быть, даже невроятнымъ, и вы письмо мое примите въ противную сторону, и сочтете за какой нибудь низкой обманъ, а особенно тогда, когда сердце ваше, быть монетъ, уже во власти сего недостойнаго молодаго человка. Простите меня за выраженіе это!…. Онъ истинно заслужилъ его и не только своими проступками противъ невинности и добродтели, но даже своимъ характеромъ и образомъ всегдашней жизни. Вы ужасаетесь, не врите…. Но это истина, и я смло говорю ее! Но вы скажете, что обвиненіе безъ яснаго доказательства не можетъ быть принято никмъ. Я въ этомъ согласна съ вами, и если бы не имла онаго, то никакъ бы не ршилась обвинить человка, который не иметъ за собою проступковъ, которые ясно говорятъ: онъ безчестенъ!
‘И такъ слушайте: молодой Графъ Лелевъ, нареченный супругъ вашъ, есть истинное подобіе утонченнаго разврата, который скрытъ подъ маскою честности и благонравія. Онъ считаетъ за ничто воспользоваться неопытностію молодой двицы и совратить ее съ пути добродтели для него клятвы любви — кажутся мгновеннымъ призракомъ, врность — отдаленнымъ эхомъ слова сего.— Точнымъ увреніемъ всего сказаннаго мною можетъ служить несчастная Марія, дочь Священника села Зимогорья, принадлежащаго Графин Лелевой. Сія злополучная двица, слдуя внушенію сердца своего, которое обольстилъ Владиміръ, содлалась наконецъ жертвою сего безчестнаго человка, рожденнаго единственно для гнусной лести и низкихъ обмановъ. Она была оставлена, презрна обольстителемъ своимъ, котораго гнусность поступковъ простерлась до того, что онъ всю вину сложилъ на меньшаго брата, принудя даже самую Марію — жертву разврата своего, обвинишь Александра.
Для невинной души вашей, Княжна, покажется невозможнымъ таковой поступокъ и, быть можетъ, сердце ваше, очарованное обманчивою ласкою и притворною любовію Владиміра, не повритъ сказанному, сочтетъ оное за клевету, то яснымъ доказательствомъ для подтвержденія истины можетъ служишь дочь умершей Маріи, воспитывающаяся въ дом дда своего, добродтельнаго Зимогорьевскаго Священника Василія, которая есть настоящій портретъ Владиміра.
Ршитесь, Ваше Сіятельство, узнать все сами, покажите письмо это папиньк своему, онъ врно для блага единственной дочери своей захочетъ тщательно развдать о всемъ Сказанномъ мною.

Ваша доброжелательная.
Н. Н.

По прочтеніи письма сего, вс слушающія совтовали Княжн открыть объ ономъ отцу своему. Разстроенная Елизавета слабымъ голосомъ просила подругъ своихъ не открывать никому роковой тайны сеи и вмст съ онымъ не напоминать ей самой объ участи несчастной Маріи.
Спрятавъ письмо, она кликнула служанку, которой приказала подать умыться, дабы освжить заплаканные глаза свои. Время приближалось къ ужину. Старый Князь, не видя долго Елизаветы, веллъ позвать ее и она полупечальная явилась въ гостиную, гд сидлъ отецъ ея съ Градомъ Владиміромъ. При вход ея Владиміръ тотчасъ подалъ стулъ ей, а старый Князь, приподнимаясь съ креслъ своихъ, сказалъ, улыбаясь: ‘побесдуйте одни, друзья мои, теперь твоя очередь, Лизанька, остаться бъ Градомъ.’
При сихъ словахъ лице Елизаветы покрылось алымъ румянцемъ, взоръ ея выражалъ неудовольствіе, которое хотя и старалась скрыть она, но однако проницательный Владиміръ замтилъ это.
По выход Князя, молчаніе долго продолжалось между Владиміромъ и Елизаветою, наконецъ Владиміръ прервалъ оное.
— Вы врно, Княжна, чувствуете себя нездоровою?
‘Никакъ нтъ, отвчала она холодно’ — Помилуйте, я вижу въ васъ противъ давишняго большую перемну, началъ опять Владиміръ, пристально смотря въ глаза ей, позвольте быть, если смю надяться, участникомъ тайны вашей, для меня будетъ слишкомъ лестно, когда прелестная Елизавета сдлаетъ меня повреннымъ своимъ.
‘Что вы, Графъ, какія у меня могутъ быть тайны? А если бы и были, то я врно давно бы открыла ихъ своему папиньк.
— Своему папиньк, тихо проговорилъ Владиміръ. Ахъ, Елизавета, какъ вы жестоки противъ того, кому дороже самой жизни. Не ужели вы считаете меня за человка, который не можетъ цнить вашей довренности, не въ состояніи быть одинаково къ вамъ откровеннымъ? Вы оскорбляете меня, вы… наносите….
‘Удержитесь, Графъ, скоро сказала Елизавета, я никогда и никому не наносила огорченія и не хочу быть предметомъ непріязни: пусть лучше мн самой длаютъ обиды, чмъ я кому нибудь.
— Возможно ли это Елизавета, чтобъ кто нибудь ршился причинить обиду вамъ? Не уже ли, какой нибудь смертный въ состояніи сдлать это противъ Ангела, который чистъ душею, какъ лучезарное солнце на небосклон?
‘Вы привыкли, Графъ, расточать всмъ комплименты, то не удивительно, что и я ихъ слышу отъ васъ, но только прошу, чтобъ насмшки не казались обидными: я право не заслужила ихъ.
— Елизавета! отъ васъ ли я слышу это? Ваши ли уста проговорили упрекъ, котораго не заслужилъ я? Скажите ради самаго Бога, чмъ внушилъ я въ васъ такія о Себ мысли, давно ли вы дарили меня благосклонностью, а теперь, о Боже, это существо, къ кому полна любовію душа моя, такъ жестоко судитъ обо мн! Очаровательная Елизавета, не длайте несчастнымъ того человка, который желалъ бы пожертвовать за васъ своею жизнію.
‘Полноте, Графъ’, разучивать любимую ролю вашу. Она хотя и прилична вамъ, но только я не хочу быть на сцен съ вами.’ Сказавъ это, она поспшно вещала съ своего мста и вышла вонъ. Владиміръ, пораженный словами ея, хотлъ было удержать удаляющуюся Елизавету, но она была уже въ другой комнат, гд служанка Поправляла нагорвшія свчи.
Кто изъяснитъ удивленіе Владиміра? Онъ самъ себ не Врилъ, чтобъ слышалъ это отъ скромной и робкой Елизаветы — и что заставило перемниться ее, какая была причина этому, думалъ онъ, долго ходя взадъ и впередъ по комнат, наконецъ вошедшій слуга доложилъ ему, что его ожидаютъ къ ужину.

Конецъ первой части.

Глухарев Иван Никитич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Князь Пожарский и нижегородский гражданин Минин, или Освобождение Москвы в 1612 г, Глухарев Иван Никитич, Год: 1840
  2. Графиня Рославлева, или Супруга-героиня, отличившаяся в знаменитую войну 1812 года, Глухарев Иван Никитич, Год: 1832
  3. Проклятый. Историко-военно-описательный роман XIX столетия, Глухарев Иван Никитич, Год: 1833
  4. Проклятый. Историко-военно-описательный роман XIX столетия, Глухарев Иван Никитич, Год: 1833
  5. Проклятый. Историко-военно-описательный роман XIX столетия, Глухарев Иван Никитич, Год: 1833
  6. Графиня Рославлева, или Супруга-героиня, отличившаяся в знаменитую войну 1812 года, Глухарев Иван Никитич, Год: 1832
  7. Последняя любовь поэта, Раевский Николай Алексеевич, Год: 1969
  8. Осажденная Варшава, Жданов Лев Григорьевич, Год: 1914
Электронная библиотека