Князь Пожарский и нижегородский гражданин Минин, или Освобождение Москвы в 1612 г, Глухарев Иван Никитич, Год: 1840 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

КНЯЗЬ ПОЖАРСКІЙ
И
НИЖЕГОРОДСКІЙ ГРАЖДАНИНЪ МИНИНЪ
ИЛИ
ОСВОБОЖДЕНІЕ МОСКВЫ въ 1612 году.

ИСТОРИЧЕСКОЕ СКАЗАНІЕ XVII ВКА.

Въ двухъ частяхъ.

Изданіе 2-е безъ перемнъ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

МОСКВА.
Въ типографіи Степановой.
1852.

ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлено было въ Ценсурный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ. Москва, 15 марта 1852 г.

Ценсоръ Д. Ржевской.

Россія, эта священная колыбель великихъ мужей, прославившихся своими доблестями въ позднемъ потомств, этотъ вертоградъ славы, добродтелей, истиннаго благочестія, о которомъ само благое Провидніе искони печется о благосостояніи — представляетъ не только для насъ, Русскихъ, но и для всхъ обитателей пространной Европы, рядъ происшествій, сколько важныхъ, столько и назидательныхъ!… Развернувъ нашу отечественную исторію — эту священную книгу народовъ, какъ сказалъ покойный исторіографъ нашъ, Карамзинъ,— кто не найдетъ въ ней неисчерпаемаго источника разительныхъ примровъ вры и доблестей гражданскихъ, духа истинно-народнаго, неизмннаго, преданнаго къ Творцу, къ Особъ Царя, къ отечеству.

Всемірная исторія великими воспоминаніями украшаетъ міръ для ума, а россійская украшаетъ отечество, гд живемъ и чувствуемъ (1). Итакъ, каждый, кто-бъ ни читалъ нашу исторію, увидитъ, отъ самаго возрожденія государства русскаго, отъ временъ суровости и дикости нравовъ, подданныхъ Рюрика, Олега, до временъ среднихъ и даже самыхъ позднйшихъ, рядъ событій важныхъ, великихъ, достопримчательнйшихъ, увидитъ гигантскій духъ Русскихъ, ихъ твердость характеровъ, ихъ доблести и любовь къ отечеству, какъ во времена его бдственнаго состоянія, такъ равно и во времена благоденствія и счастія, проистекающія подъ скиптромъ миролюбивыхъ МОНАРХОВЪ, пекущихся единственно о благъ своихъ подданныхъ.

Россія, это ныншнее міръ-государство, видла въ предлахъ своихъ событія чудесныя, перемны важныя. Отъ перваго своего князя, Варяго-Русса, Рюрика, до великаго князя Владиміра, введшаго христіанскую вру, она была однимъ цлымъ, недлимымъ политическимъ тломъ. Князья: Олегъ, Игорь, Святославъ и Владиміръ быстро увеличили ее своими побдами, вознесли ее наверхъ славы. Но когда Россія раздлилась на части и возросла въ ней гибельная удльная система, тогда она представила позорище печальное, горестное! Князья: Борисъ и Глбъ, сыновья великаго князя Владиміра, содлались жертвами властолюбія: они убиты братомъ своимъ Святополкомъ. Ярославъ сдлался мстителемъ и возсталъ на Святополка. Междоусобныя войны удльныхъ князей привлекли на Россію Татаръ. ‘Русская земля начала работати Татарамъ’, говорятъ наши лтописи. Это иго, это бдственное состояніе, это продолжительное рабство продолжалось боле двухъ столтій. Ханы возводили на престолъ великокняжескій кого хотли изъ князей русскихъ, повсюду распространялись убійства, опустошенія, грабежи. Но явился герой — великій князь Димитрій IV Іоановичъ, проименованный Донскимъ. Его подвиги положили униженіе гордости Татаръ, а Провидніе, пекущееся о счастіи Россіи, совершенно избавило ее отъ ига восточнаго при Іоанн III Васильевич. Его внукъ, Іоаннъ IV, Грозный, разрушилъ царства: Казанское и Астраханское и укротилъ мятежъ Новгорода. Россія содлалась великою и сильною: многіе страшились ея могущества и искали союза съ Іоанномъ IV’. Но посл него, въ 1584 году, вступилъ на престолъ его сынъ еодоръ Іоанновичъ, государь миролюбивый, слабый и, по словамъ одного писателя ‘бывшій тнію царя’. При немъ царство русское снова постигли несчастія. Борисъ еодоровичъ Годуновъ, царедворецъ хитрый, гордый, корыстолюбивый, сдлавшійся родственникомъ царя еодора Іоанновича, видя его слабость въ правленіи и желая какими-бы-то ни было путями достигнуть внца Мономахова, ршился принести кровавую жертву своему чрезмрному честолюбію. По его проискамъ и его клевретами — страшными, ужасными, былъ умерщвленъ братъ царя, малолтный царевичъ Димитріи, со смертію котораго прекратился домъ Рюрика. Мать убіеннаго въ Углич Димитрія, царица Марія, по повелнію Годунова, была пострижена въ монашество. Кормило правленія, слабымъ, доврчивымъ царемъ еодоромъ, было вврено страшному честолюбцу Годунову, которому кончина еодора Іоанновича, случившаяся 7-го января 1598 года, открыла новый путь къ коварнымъ замысламъ. Все благопріятствовало честолюбцу! Царица Ирина еодоровна, родная сестра Годунова, вдовствующая супруга умершаго царя еодора, торжественно отреклась отъ сего міра, оставила престолъ и все земное величіе, и удалилась въ Новодвичій монастырь, гд вступила въ санъ инокинь подъ именемъ Александры. Хитрый Борисъ, втайн этому радуясь, принялъ на себя личину смиренія и заключился въ келліи съ царицею. Онъ зналъ, что это поразить Москву. Духовенство, бояре и граждане московскіе собрались въ Кремл и положили: возложить внецъ Мономаховъ на главу Бориса еодоровича Годунова. Искусство скрывать алчное честолюбіе подъ личиною скромности было хорошо-извстно тому честолюбцу, почему онъ, услышавъ о своемъ избраніи, показался изумленнымъ и долго отрекался отъ короны. По, наконецъ, какъ бы убжденный мольбами духовенства и просьбами бояръ, воинства и всего народа, принялъ оную Февраля 22-го 1598 г. Въ первые годы царствованія Борисъ еодоровичъ, своими попеченіями о благ Россіи, явилъ себя достойнымъ престола. Онъ войну съ Кази-Гиреемъ, крымскимъ ханомъ, предупредилъ миромъ. Величайшій голодъ — казнь Божія, постившая Россію въ 1600 году, былъ облегченъ раздачею денегъ изъ казны царской. Оттуда щедрою рукою сыпались золото и серебро, на которыя былъ покупаемъ хлбъ, питавшій алчныхъ. Наконецъ, голодъ сталъ уменьшаться, и въ 1603 году наступили времена изобилія. Но судьба тайно приготовляла ударъ Гудунову. Простой инокъ, Григорій Отрепьевъ, жившій въ Москв, въ Чудов монастыр, изъ званія дтей боярскихъ, ушелъ изъ монастыря и, скитавшись по Россіи, наконецъ достигъ Польши. Здсь Григорій вступилъ въ службу къ князю Вишневецкому. По прошествіи нкотораго времени онъ притворился больнымъ, потребовалъ духовника, которому открылъ на исповди, что онъ есть истинный сынъ царя Іоанна IV Васильевича, Грознаго, а убитый въ Углич былъ не онъ царевичъ. Онъ же, настоящій сынъ царя Іоанна IV, опасаясь мщенія Годунова, похитившаго престолъ Россіи, тайно скрывался до-тхъ-поръ, пока нашелъ убжище въ Польш, и что теперь, при послднихъ минутахъ своей жизни, проситъ одного, чтобъ погребли его прилично высокому званію. Для большаго увренія духовника, онъ вручилъ ему свитокъ, въ которомъ были описаны подробно вс его приключенія, и просилъ этого свитка не показывать никому. По духовникъ все открылъ князю Вишневецкому, а отъ него дошло до польскаго короля. Былъ собранъ сеймъ, на который былъ приведенъ и Отрепьевъ. Онъ королю и панамъ разсказалъ ту же исторію. Они признали его законнымъ наслдникомь россійскаго престола,— дали ему часть войска и большую сумму денегъ. Самозванецъ Отрепьевъ, подкрпляемый такимъ образомъ, возсталъ противъ Россіи. Годуновъ не могъ не содрогнуться онъ, Хотя и былъ увренъ въ смерти Димитрія, но при всемъ томъ хорошо зналъ любовь и преданность Россіянъ къ законнымъ государямъ. Между-тмъ Самозванецъ дйствовалъ съ успхомъ: онъ перешелъ чрезъ Днпръ, и въ 1604 году ступилъ на землю русскую. Ему передались города: Путивль, Рыльскъ, Блгородъ и Черниговъ. Войско Борисово выступила противъ Отрепьева, но въ этомъ войскъ мало было видно усердія и ревности. Причины очевидны: одни изъ воиновъ, почитая въ Самозванц законнаго государя, страшились подымать противъ него оружіе, другіе, ненавидя Бориса, не поставили себ въ обязанность умирать за него. Лже-Димитрій проникъ до Новгорода Северскаго, но здсь онъ былъ остановленъ, и ни угрозы, ни увщанія не могли склонить къ сдачъ военачальниковъ: князя Трубецкаго и Петра Басманова. Января 21-го 1605 года произошло кровопролитное сраженіе, которое ршилось-было въ пользу Лже-Димитрія, но отрядъ иноземнаго войска, которымъ начальствовали: Балтеръ фонъ-Розенъ и Марясерешъ, исторгнулъ изъ его рукъ побду. 15-го апрля 1605 года скончался Борисъ еодоровичъ Годуновъ. Москва присягнула въ врности сыну его еодору. Примру ея послдовали многіе города. Но вдругъ измнилось все: Басмановъ. герой Новгорода Сверска ршился обезславить измной свое имя. Онъ, съ другими своими единомышленниками, прибыль въ Путивль, палъ къ ногамъ Самозванца и торжественно назвалъ его царемъ русскимъ. Слдствія этой измны были гибельны. Войско царя послдовало примру своихъ начальниковъ. Оно соединилось съ полчишами Отрепьева. ‘Да здравствуетъ царь Димитрій!’ раздалось отъ рки Десны до Оки. Изъ Тулы Самозванецъ отправилъ къ жителямъ Москвы граммату, въ которой уврялъ жителей въ своей милости. Столица, а съ ней вмст и другія области, признали Отрепьева сыномъ Іоанна IV. Царь еодоръ были умерщвленъ вмст съ матерью своею, а дочь Годунова, Ксенія, назначена къ заключенію въ монастырь. Всего этого мало,— тло Бориса, положенное въ церкви Св. Михаила, было извлечено изъ могилы и уединенно погребено съ тлами супруги и сына на Сртенк, въ обители Св. Варсанофія (2).

Народъ, разграбивъ домы Годуновыхъ, присягнулъ новому царю, который изъ Тулы прибылъ торжественно въ Москву. Самозванецъ, сдлавшись царемъ московскимъ, вступилъ въ супружество съ Мариною, дочерью Мнишека, воеводы Сендомирскаго, съ которымъ еще въ Польш сдлалъ объ этомъ условіе и который помогалъ Отрепьеву.

Москва въ стнахъ своихъ увидла польскія войска, окружавшія Самозванца, жители терпли отъ нихъ большія притсненія. Это между народомъ произвело ропотъ, ктому-же, и многіе изъ бояръ скоро увидли свою ошибку и узнали въ новомъ цар бывшаго инока Чудова монастыря. Ропотъ въ народ увеличился и превратился въ явную злобу. Стали говорить: ‘Царь еретикъ, онъ не сынъ царя Іоанна Васильевича, а Самозванецъ, Гришка Отрепьевъ. ‘Ктому-же, Самозванецъ эту ненависть народа и многихъ бояръ возбудилъ еще боле противъ себя тмъ, что онъ явно сталъ презирать русскіе обычаи и нарушать законы нравственности. Надъ нимъ въ высшей степени обладала необузданная страсть къ сластолюбію, развратившая его до того, что онъ обезчестилъ знатныя фамиліи и самымъ непростительнымъ образомъ нарушалъ священныя права родителей и супруговъ. Ко всему этому надобно присоединить, Лже-Димитріемъ оказываемое презрніе ко всмъ, вками утвержденнымъ и уважаемымъ отъ русскаго народа нравамъ и обычаямъ. Онъ надъ всмъ подобнымъ насмхался, а это самое уменьшало къ нему любовь народную. Извстно, что каждый народъ свято чтитъ нравы и обычаи своихъ предковъ. Поводы къ неудовольствію народа увеличились ясне. Они распространялись отъ явнаго Самозванцемъ доброжелательства къ католическому закону, отъ принятія къ себ езуитовъ, много помогавшихъ ему, отъ пренебреженія къ Русскимъ при учрежденіи тлохранительной стражи изъ иностранцевъ, которымъ онъ длалъ большое предпочтеніе, отъ расточенія государственныхъ доходовъ изъ любви къ неумренной пышности, отъ своевольнаго обхожденія съ вельможами, и отъ гордыхъ поступковъ съ духовенствомъ, отъ пренебреженія постовъ, праздниковъ, святыхъ иконъ и многихъ церковныхъ постановленій. Все это, взятое вмст, возрождало въ народ сомнніе и каждому казалось невроятнымъ, чтобы государь, поступающій вопреки всмъ русскимъ обыкновеніямъ, могъ быть потомкомъ Рюрика и сыномъ Іоанна IV. Когда же сдлалось извстнымъ, что Димитрій вступаетъ въ бракъ съ Полькою, и когда во время торжественнаго възда Марины въ Москву внезапно случилась сильная буря, принятая многими за худое предзнаменованіе, а также, когда услышали заподлинное, что Димитрій, въ благодарность за полученную отъ Польши помощь, общался уступить ей нкоторыя россійскія области, соединиться съ нею противъ Швеціи и даже ввести католическую вру: тогда негодованіе возрасло до высшей степени. Даже и добрыя свойства Самозванца, посл всего этого, стали быть унижаемы. Снисхожденіе считалось за раболпство, строгость — за тиранство, а многія его знанія въ наукахъ относили къ чародйству. Самое бракосочетаніе Самозванца, вмсто радости, произвело въ народ ропотъ, негодованіе, ибо оно совершилось въ противность устава нашей церкви, и къ соблазну всхъ: наканун пятницы 8-го мая и притомъ, дня Св. Николая. Тогда, говоритъ лтопись, веселіямъ при двор не было конца, безпрестанно гремла музыка, самозванецъ пировалъ, веселился, плясалъ и скоморохствомъ своимъ унижалъ царское величіе. Новыя подозрнія въ народ, что онъ не сынъ Іоанна VI, увеличились еще боле оттого, что царь и царица ходили въ польской одежд, что Полякамъ былъ дозволенъ свободный доступъ къ Самозванцу, а Русскимъ запрещенъ, что при свадебныхъ пиршествахъ польскимъ вельможамъ отдавали преимущество, что кушанья для царскаго стола приготовлялось по-польски, что пьяные польскіе вельможи надменно поступали съ Русскими и наконецъ, даже на улицахъ дозволяли себ непростительныя грубости противъ русскихъ женщинъ. Все это производило большую злобу, большой ропотъ! Царь еретикъ, онъ басурманъ, онъ хуже Турка!— раздавалось и въ домахъ и на площади. Дворъ узналъ, что составился заговоръ на умерщвленіе Поляковъ и что назначено къ тому 15 число мая. Было велно учинить розыскъ, но все было напрасно. 15-го мая прошло, смятенія никакого не случилось, а это водворило совершенную безопасность, истребило страхъ, и по прежнему заставило предаться веселостямъ. 18-го мая собранныя войска должны были представить воинскія упражненія — осаждать построенную передъ городомъ деревянную крпость и взять ее приступомъ. Ложный Димитрій имлъ намреніе освободиться при семъ случа за одинъ разъ отъ всхъ недоброжелательныхъ вельможъ,— Поляки должны были ихъ изрубить, а народъ, если бы онъ покусился ихъ защищать, привести въ повиновеніе пушками. Для предупрежденія сего составился заговоръ. Главою онаго былъ Василій Іоанновичъ Шуйскій. У него въ ночи съ 16 на 17 число мая собралось въ дом много бояръ и гражданъ. Князь Шуйскій сказалъ имъ объ угрожавшей всмъ опасности и уврилъ, что нтъ никакого другаго средства къ избавленію церкви и державы, какъ смерть ложному Димитрію.

‘Сбылось предчувствіе!’ сказалъ кто-то въ толпъ: ‘что это не сынъ царя Іоанна Васильевича, а обманщикъ, басурманъ, нехристь!’

— Это правда твоя, бояринъ! сказалъ другой:— если бы это былъ настоящій сынъ царя Іоанна, а не бглець изъ Чудова монастыря, Гришка Отрепьевъ, то наврное бы онъ не садился, не молясь, за трапезу, не плясалъ бы по-бсовски, не любилъ бы Поляковъ, не позволялъ бы имъ буйствовать, оскорблять насъ, Москвичей, насмхаться надъ обрядами нашея православныя церкви. Думалъ-ли я на старости дожить до такого срама! Господи помилуй! продолжалъ говорившій, перекрестясь, и избави насъ, гршныхъ, отъ руки вражеской и благое лови, чтобы мы сподобились пасть за вру и святое отечество.

——

Было утро, мая 17-го 1606 года, ровно въ 4 часа пополуночи ударили въ набатъ. Сбжавшійся народъ вообразилъ, что Поляки хотли умертвить бояръ и самого царя. Въ то время, когда чернь разсыпалась по домамъ для истребленія Поляковъ, князь Шуйскій, наружность котораго не представляла ничего величественнаго: онъ, быль, при тучности тла, низкаго роста, имлъ смуглое, вовсе непривлекательное лицо, широкій ротъ, красноватые, подслпые глаза и суровый взгляда’, съ мечемъ въ правой рук и съ крестомъ въ лвой, и предводительствуя единомышленниками, къ которымъ мало-по-малу присовокупилось большое множество народа, устремился во дворецъ. Измнникъ Басмановъ учинился первою жертвою. Стража Самозванца защищалась отчаянно. По превосходство взяло преимущество надъ отчаяніемъ. Народъ, выламывая двери, преслдовалъ отступавшую стражу изъ одной комнаты въ другую.— Самозванецъ, видя свою гибель, ршился спастись посредствомъ подставленныхъ къ окну подмостковъ, но выскочивъ, онъ упалъ и переломилъ себ ногу. Преслдователи, не нашедши его нигд, устремились въ чертоги царицы, не поврили тому, что она убжала къ своему отцу, но хотли обыскать везд. Стрльцы, взявшіе подъ свою защиту Димитрія, хотя храбро защищали нападеніе разъяренной черни, но все было тщетно. Самозванца схватили и внесли во дворецъ для допроса. Царица-инокиня торжественно объявила, что она единствено отъ страха смерти признала сего Самозванца за своего сына, и въ семъ грх винится передъ Богомъ и Россіей’. Два выстрла прекратили жизнь бродяги. Обезображенное тло его было брошено съ крыльца на тло Басманова. Этого мало: разъяренный народъ извлекъ изъ Кремля трупъ Самозванца и бросилъ его на площади для общаго позорища и поруганія. Три дня лежалъ трупъ на Лобномъ мстъ, потомъ сожгли его въ пепелъ, которымъ зарядили пушку и оный развяли выстрломъ. Посл сего мщеніе народа устремилось на Поляковъ. ‘Смерть и гибель всмъ Ляхамъ!’ раздавалось на Лобномъ мстъ и улицахъ московскихъ. Пощады не было никому. Знатные Поляки защищались съ людьми своими въ домахъ противъ осаждавшей ихъ черни, пока князь Шуйскій не разослалъ для ихъ охраненія стражу, которой добровольно они себя вврили. Марин, вдов Самозванца, позволено удалиться къ своему отцу.

Спокойствіе въ Москв было возстановлено. Собравшіеся бояре приступили къ избранію новаго царя. Приверженные князя Шуйскаго единогласно наименовали его царемъ Россіи, народъ, стоявшій во множествъ около Кремля, радостнымъ крикомъ, ‘да здравствуетъ нашъ новый царь Василій!’ подтвердилъ избраніе, и Василій Іоанновичъ, 1-го іюня 1606 года, рукою новогородскаго митрополита Исидора былъ внчанъ на царство,

Не смотря на то, что предлы этого историческаго сказанія тсны, однако, царствованіе Василія Іоанновича Шуйскаго должно быть описано нсколько подробне, и боле потому, дабы показать, какія несчастія испытала тогда Россія, въ какомъ бдственномъ состояніи находилась она посл Шуйскаго, наконецъ, какимъ чудеснымъ случаемъ и кмъ спасена она.

Царство русское, въ начал правленія Шуйскаго, вздохнуло свободно и было покойно. Бояре и народъ забыли минувшее горе, да и самъ Василій Іоанновичъ желалъ оградить спокойствіемъ и безопасностію государство свое. Онъ отправилъ пословъ къ польскому королю Сигизмунду III для возобновленія мирнаго договора, заключеннаго еще при цар Борисъ еодоровичъ Годуновъ. При семъ напоминалъ королю, что онъ несправедливо нарушилъ прежнее мирное поставленіе и способствовалъ ложному Димитрію въ достиженіи царскаго престола, но что теперь этотъ обманщикъ, нанесшій столько вреда Россіи, лишенъ престола и жизни. Король польскій, въ свою очередь, прислалъ также съ своей стороны пословъ къ Шуйскому и Заключилъ съ нимъ мирный договоръ только на четыре года, съ тмъ, однакожъ, чтобы вс Поляки, въ томъ числ и Мнишекъ съ дочерью Мариною, которые задержаны въ Москв посл убіенія Димитрія, были отпущены въ Польшу. Статьи мирнаго договора были утверждены съ обихъ сторонъ. Послы польскіе, Сендомирскій, дочь его и другіе Поляки, содержавшіеся въ Москвъ, отпущены въ свое отечество: они дали присягу царю Василію Іоанновичу, что не присоединятся къновому Самозванцу, появившемуся вскор, по вступленіи на престолъ Россіи Шуйскаго. По данная клятва Мнишекомъ и Мариною была нарушена….

Въ Москв думали, что наступилъ конецъ всмъ смутамъ: никто не заботился о будущемъ, но вдругъ среди безпечныхъ Москвитянъ пронеслась роковая всть о появленіи новаго Самозванца. Эти слухи, что Димитрій, то-есть убитый Самозванецъ, живъ, а вмсто его убитъ другой, и находится въ Польш, гд, дйствительно, одинъ обманщикъ выдавалъ себя за Димитрія, распространилъ князь Шаховской съ другими непріятелями Шуйскаго. Онъ убжалъ въ Путивль, гд склонилъ съ союзу противъ Василія сперва сей городъ, а потомъ многія другія мста. Шаховской привлекъ къ себ нсколько тысячъ казаковъ и вскор составилъ многочисленное войско. Бунтъ вспыхнулъ въ Украйн. Буідовщики, или вооружившаяся вольница, избрали своимъ предводителемъ Ивана лотникова, бглаго слугу князя Телешовскаго. Онъ устремился къ Москв іГовладлъ Коломною. Племянникъ царя, князь Скопинъ-Шуйскій отразилъ Болотникова отъ Москвы, убжавшаго съ остаткомъ войскъ изъ Москвы въ Калугу. Тамъ онъ, въ 1607 году, былъ осажденъ самимъ царемъ. Но вскор Болотниковъ получилъ подкрпленіе: казаки провозгласили слугу боярина Елагина царевичемъ Петромъ, сыномъ царя едора Іоанновича, (котораго будто-бы Годуновъ подмнилъ на двицу еодосію). Лже-Петръ съ 10,000 казаковъ пришелъ на подмогу къ Болотникову, и вмст съ нимъ одержалъ побду надъ царскими войсками, но вскор полководцы царя, князья: Голицынъ и Лыковъ, разбили мятежниковъ. Лже-царевичъ Петръ, Болотниковъ, Шаховской и другіе сообщники сихъ злодевъ были казнены.

Но давно Россія не испытывала такихъ ужасныхъ бдствій, какъ во время, нами описываемое. Неистовства мятежниковъ превосходили всякую мру: они рзали беззащитныхъ, не различая ни полу, ни возраста. Неслыханныя жестокости служили имъ забавою!

Въ Стародуб явился новый Самозванецъ — ложный Димитрій, и снискалъ вру. Онъ былъ сынъ украинскаго попа, считавшійся также и за сына бцярскагогі именемъ Гаврило Веревкинъ. Скоро все пришло въ движеніе.— Жители Стародуба и Чернигова изъявили ему свою врность. Въ Москв поднялась тревога: каждый день съ восходомъ солнца, златившаго своими лучами крестъ Ивана Великаго, народъ толпами собирался въ Кремль и на Лобное мсто, и пересказывая другъ другу новости, толковалъ о явленіи Самозванца.

‘Да, пришло крутое времечко’ говорилъ одинъ купецъ, обращаясь къ почтенному старику, внимательно глядвшему на крестъ Ивана Великаго: ‘городъ за городомъ сдаются измннически Самозванцу. Думали-ли мы, на старости лтъ, дожить до такого срама? Господи Боже мой’, продолжалъ купецъ, набожно перекрестясь: ‘Неужели опять и Москва преклонитъ голову передъ этимъ обманщикомъ, и мы, православные, увидимъ т же пляски бсовскія, то же презрніе святыни, какое видли при Гришк Отрепьев?

— Наказаніе Божіе, любезный, наказаніе Божіе за грхи наши! отвчалъ старикъ продолжая глядть на крестъ, чего тутъ, ожидать хорошаго? Борисъ еодоровичъ, извелъ младенца Димитрія, на богохульничество Отрепьева мы долго смотрли молча, да и царь-то Василій Іоанновичъ, будь сказано между нами, говорилъ старикъ, понизивъ голосъ, избранъ на царство по старанію своихъ приверженцевъ.

‘Все такъ, любезный, но вдь царь Василій Іоанновичъ печется о своихъ подданныхъ. По что длать, когда между боярами видимъ измнниковъ. Жаль одного, что царь, почитая себя обезпеченымъ посл злодя Болотникова, распустилъ свои войска прежде, нежели вовсе истребленъ былъ Лже-Димитрій, отъ котораго онъ теперь не ожидалъ боле никакой опасности!’

— Анъ, видишь, вышло-то противное: бродяга перешелъ черезъ границу, сопровождаемый Поляками и казаками, къ нему много, какъ носятся слухи, пристало и Русскихъ. Худо, дружище, одно, что царь, не довряя многимъ боярамъ, на защиту отечества, веллъ выступить своему родному брату Димитрію Іоанновичу. Я знаю его давненько: не далекъ онъ въ длахъ ратныхъ и только любитъ величаться и спсивиться.

‘Да, это худо! знать не бывать добру. Горе намъ, согршившимъ! говорилъ купецъ, крестясь. Будь воля Его надъ нами и нын, и присно, и во вки вковъ!’

Говорившіе разошлись, но въ это самое! время шли втъ Кремль, въ Сборную Палату, по данному наканун повелнію государя, вс важные сановники московскіе. Они прежде прихода самого царя сли на скамьи, стоявшія вдоль стнъ. Простота ихъ одеждъ сообразна была со вкусомъ царя, ибо Василій Іоанновичъ былъ бережливъ и не любилъ роскоши.— Глядя на собравшихся сановниковъ Москвы, можно было замтить, что они не столько были заняты дломъ общимъ, сколько участью о самихъ себ. Между ими не существовало никакого единодушія, а въ словахъ и поступкахъ обнаруживались скрытность и осторожность. Тутъ были: меньшой братъ царя — князь Иванъ Ивановичъ Шуйскій, своякъ царя — князь Иванъ Михайловичъ Воротынскій, племянникъ — князь Махалъ Васильевичъ Скопинъ Шуйскій, князь едоръ Ивановичъ Мстиславскій, бояринъ Иванъ Никитичъ Романовъ, воевода едоръ Васильевичъ Головинъ, воевода Григорій едоровичъ Сунбуловъ, бояре: едоръ Ивановичъ Шереметьевъ, Василій Петровичъ Морозовъ, Артемій Васильевичъ Измаиловъ и князья: Андрей Васильевичъ Голицынъ, Дмитрій Васильевичъ Туренинъ, Иванъ Михайловичъ Катыревъ, Юрій Никитичъ Трубецкой, Семенъ Михайловичъ Троеруковъ, и много другихъ. Вскор въ палату вступилъ патріархъ Гермогенъ, заступившій мсто любимца Отрепьева — Игнатія.— Вс встали и привтствовали добраго пастыря. Онъ все собраніе оснилъ крестнымъ знаменіемъ, и слъ на пріуготовленное для него мсто. Вскор за патріархомъ вошелъ и царь Василій Іоанновичъ. Поклонившись ласково собранію и принявъ патріаршее благословеніе, онъ занялъ первое мсто за столомъ.

Воцарилось молчаніе, но оно скоро было прервано рчью царя, въ которой онъ, исчисливъ бдствія, постигшія Россію, просилъ о единодушномъ противоборств неистовымъ врагамъ. ‘Не попустимъ нечестивцамъ!’ говорилъ онъ, ‘завладть царствомъ русскимъ, попрать вру отцовъ нашихъ. Я самъ поведу васъ, первый покажу примръ, какъ должно умирать заземлю русскую, за церковь православную’.

— Нтъ, государь, мы не допустимъ тебя подвергать жизнь свою опасности, говорили многіе бояре: — мы, мы умремъ, мы не пожалемъ живота своего, мы вс до единаго умремъ за тебя, государь нашъ! Мы цаловали крестъ, мы клялись беречь жизнь твою: на Страшномъ судъ Всемогущій потребуетъ отъ насъ отвта, если не сохранимъ помазанника Его.

‘Гибель обманщику, гибель всмъ крамольникамъ!’ кричали вс бояре.

Патріархъ Гермогенъ всталъ съ своего мста. При его движеніи все утихло. ‘Именемъ самого Всемогущаго Бога’, сказалъ патріархъ, ‘пострадавшаго для искупленія нашего отъ грховъ, и именемъ Пресвятыя Богородицы, благословляю васъ, христіане, на труды достоименитые. Идите, братія по Христ, идите смло на враговъ нашихъ. Да будетъ помощникомь вашимъ Самъ Богъ, крестъ и молитва да сопровождаютъ васъ. Знайте, что васъ ожидаетъ слава, что потомство благословитъ васъ, а церковь будетъ молиться о душахъ!’

‘— Святйшій патріархъ! сказалъ князь Скопинъ-Шуйскій: — говорю отъ имени всхъ бояръ, что мы готовы умереть за нашего царя, за святую Русь. Не потерпимъ, не попустимъ неистовымъ крамольникамъ злодйствовать въ царств русскомъ!

‘Опять благословляю тебя, государь, и всхъ васъ, бояре!’ говорилъ патріархъ, творя на всхъ крестное знаменіе, ‘и буду просить Творца небеснаго, чтобы Онъ даровалъ побду надъ супостатами и сохранилъ дни царя нашего!’

Царь, а за нимъ патріархъ вышли изъ палаты, бояре, храня молчаніе, начали’ также расходиться.

Это собраніе сановниковъ московскихъ было за нсколько дней до того времени, какъ пріхалъ гонецъ изъ стана русскаго, отъ князя Дмитрія Ивановича Шуйскаго, съ объявленіемъ, что мая 10-го 1608 года, Стародубскій Самозванецъ выигралъ, при Волхов, у князя Шуйскаго побду. Это много опечалило царя, но онъ не унывалъ духомъ и надялся на Творца небеснаго.

Ужасъ предшествовалъ Самозванцу: отъ одного его имени вс бжали въ Москву, какъ въ послднее убжище, наконецъ, злодй явился близъ Москвы и сталъ въ сел Тушин. Онъ, посл пораженія князя Шуйскаго подъ Волковымъ, спшилъ къ столиц, полагая, что одно его появленіе покоритъ ему Москву, а съ нею и все царство русское. Село Тушино, въ 12 верстахъ отъ Москвы, на большой дорогъ, ведущей нын въ города — Воскресенскъ и Волоколамскъ, Москва цпенла отъ ужаса, бояре были въ смущеніи, народъ и войско колебались. Вся южная Россія признала власть Самозванца, только Троицкая Лавра св. Сергія, Коломна, Переславль-Рязанскій, Смоленскъ, Новгородъ-Нижній, Саратовъ, Казань и города сибирскіе остались еще врными царю: есть другіе принадлежали къ царству беззаконія, коего столицею былъ тушинскій станъ, дйствительно подобный городу разными зданіями внутри онаго, купеческими лавками, улицами, площадями, гд толпилось боле ста тысячъ разбойниковъ, обогащаемыхъ плодами грабежа, гд каждый день, съ утра до вечера, казался праздникомъ грубой роскоши, вино и медъ лилися изъ бочекъ, мяса, вареныя и сырыя, лежали грудами, пресыщая людей и псовъ, которые вмст съ измнниками стекались въ Тушино (3).

Въ это же самое время, тесть перваго Лже-Димитрія, Сендомирскій, воевода Мнишекъ и его дочь Марина, отпущенные царемъ Василіемъ Іоановичемъ, въ силу договора съ королемъ Сигизмундомъ, прибыли въ Тушино, гд безстыдная Марина, съ одной стороны побуждаемая Поляками, а съ другой — собственнымъ честолюбіемъ, ршилась гнуснаго измнника признать за своего мужа. Слдствіемъ этого было то, что многіе изъ Русскихъ признали Тушинскаго вора (4) за истребленнаго въ Москв Лже-Димитрія и почитая сего послдняго за сына Іоанна IV. Это много ободрило Самозванца, а также онъ, будучи подкрпляемъ польскимъ гетманомъ Рожинскимъ и вельможею Сапгою, началъ дйствовать тщательне. Ему передались: Суздаль, Шуя, Переславль-Залсскій и многіе другіе города. Вскор была осаждена св. Троицко Сергіева Лавра.

Скажемъ объ осад этого монастыря, случившейся въ 1608 году.

Древній, знаменитый монастырь св. Сергія основанъ святымъ мужемъ Сергіемъ въ половин XIV столтія, въ княженіе Симеона Іоановича Гордаго. Эта священная для каждаго Русскаго обитель, этотъ вертоградъ спасенія иноковъ, избравшихъ путь благодати, показалъ неслыханный примръ врности и пламенной любви къ отечеству. Во время гибельнаго въ Россіи междуцарствія, этотъ монастырь, по своему богатству, можно сказать, былъ изъ первыхъ. Да и въ наше счастливое, благополучное время едва-ли есть обитель, которая бы сравнялась въ богатств съ обителью св. Сергія, уже не говоря о тхъ подвигахъ ея иноковъ, каковыми неознаменовали себя иноки другихъ монастырей и пустынь, находящихся въ пространной Россіи. Этотъ монастырь основанъ близъ протока, называемаго Кончурою, и отстоитъ отъ Москвы въ 64 верстахъ. Во время, нами описываемое, въ монастырь св. преподобнаго Радонежскаго чудотворца Сергія еще не существовали ни великолпная церковь св. Сергія, именуемая соборомъ, ни высочайшая въ Россіи колокольня, ни другія, нын украшающія обитель, зданія. Впрочемъ, въ описываемую нами эпоху, въ знаменитомъ. Троицкомъ монастыр красовались высокія каменныя стны, восемь огромныхъ башенъ, соборы: Троицкій съ позлащенною кровлею, и Успенскій съ пятью главами, четыре церкви и другія монастырскія строенія съ многолюднымъ посадомъ, находящимся вн монастыря. Монастырь прельстилъ Поляковъ своимъ богатствомъ. Онъ, основанный въ лсной пустын, среди овраговъ и горъ, походилъ тогда боле на воинственный замокъ, чмъ на жилище миролюбивыхъ иноковъ. Царь Василій Іоановичъ еще прежде осады занялъ этотъ монастырь дружинами дтей боярскихъ, казаковъ и стрльцовъ, а сами иноки запаслись всмъ нужнымъ для сопротивленія. По стнамъ и башнямъ были разставлены пушки: на инокахъ, сверхъ рясъ были надты воинскіе доспхи. Они вмст съ воинами, для истребленія непріятельскихъ разъздовъ, посылаемыхъ буйными Ляхами, выходили на дороги, ловили лазутчиковъ, прикрывали царскіе обозы. Это много досадовало Поляковъ, ршившихся, наконецъ, взять Лавру. ‘Долго-ли’, говорили они Лже-Димитрію, ‘свирпствовать противъ насъ этимъ кровожаднымъ врагамъ, гнздящимся въ ихъ каменномъ погреб? Города многолюдные и цлыя области уже твои, Шуйскій бжалъ отъ тебя съ войскомъ, а чернецы ведутъ дерзкую войну съ тобою! Разсыплемъ ихъ прахъ и жилища!’ Наконецъ, 2о-го сентября 1608 года гетманъ Санга и Лисовскій, предводительствуя 50,000 Поляковъ, стали въ виду монастыря и осадили оный. Князь Долгорукій и Голохвастовъ располагали дйствіями защиты Лавры. Жители слободъ обратили въ пепелъ свои жилища и съ семействами спшили внутрь монастыря. Народу собралось множество, нельзя было всмъ помститься въ келліяхъ, больные лежали на дожд въ холодную осень. ‘Св. Сергій не отвергаетъ злосчастныхъ!’ говорили иноки — и принимали всхъ. Было назначено, кому биться на стнахъ и кому въ вылазкахъ. Воеводы, ревностные защитники святыни, князь Долгорукій II Голохвастовъ, первые поцаловали крестъ надъ гробомъ св. Сергія, дабы сидть въ осад безъ измны. Вс послдовали ихъ примру, и вс горли желаніемъ быть готовыми къ кровопролитному бою. Сапга и Лисовскій писали къ воеводамъ, защищавшимъ монастырь: ‘покоритесь Димитрію, истинному царю вашему и нашему, который не только сильне, но и милостиве лже-царя Шуйскаго, имя чмъ жаловать врныхъ, ибо владетъ уже едва не всмъ государствомъ, стснивъ своего злодя въ осажденной Москв. Если мирно сдадитесь, то будете намстниками Троицкаго града и владтелями многихъ богатыхъ селъ, въ случа безполезнаго упорства падутъ ваши головы!’ Это было читано всенародно. Монахи и воины говорили: ‘упованіе наше есть Святая Троица, стна и щитъ — Богоматерь, святые Сергій и Никонъ — сподвижники: не страшимся!’ Поляки не получили отвта въ отношеніи согласія на миръ. Они, озлобленные, утвердились на гор Волкуш, Терентьевской, Круглой и Красной, выкопали ровъ отъ Келарева пруда до Глинянаго оврага, и насыпали широкій валъ. Впродолженіе шести недль Ляхи не преставали палить слишкомъ изъ 60 пушекъ, для разрушенія каменной ограды. Но все было напрасно: стны и башни тряслись, но не падали, и если гд длалось отверстіе, то оное вскор задлывали. Каленые ядры летли мимо зданій монастырскихъ въ пруды, или гасли на пустыхъ мстахъ. Осажденные, видя это, сколько сначала удивлялись, столько же потомъ, все это приписывая чудесной вол Бога, укрплялись духомъ, молились и ежедневно обходили стны съ святыми иконами.

Какая противоположность въ дйствіяхъ была въ стан Сапги! Тамъ, готовясь къ ршительному нападенію на монастырь, предавались пиршеству. Весь день 12-го октября былъ посвященъ шумному, разгульному веселью, а ночью Поляки устремились къ монастырю. Но и это покушеніе было напрасно: неистовыхъ злодевъ не допустили до стнъ обители, въ которой все было на стражъ. Ихъ встртили залпомъ изъ пушекъ и пищалей, многихъ ранили и убили, а вс прочіе предались бгству и отступленію. Не одолвъ силою, Сапга еще думалъ взять Лавру угрозами и лестію: Поляки мирно подъзжали къ стнамъ, указывали на свое многочисленное войско, предлагали выгодныя условія, по и эти попытки не приносили ни малйшей имъ пользы.— Осажденные стали дйствовать наступательно. Они, увидвъ однажды не очень большое число непріятелей въ огородахъ монастыря, ршились безъ позволенія начальниковъ сдлать вылазку. Нсколько стрльцовъ и казаковъ спустилось на веревкахъ со стны: они напали и перерзали встртившихся непріятелей. Князь Долгорукій и Голохвастовъ, видя таковую ревность своихъ воиновъ, ршились воспользоваться оною. Они вскор же съ конными и пхотными дружинами сдлали вылазку къ Красной гор, чтобы разрушить непріятельскія бойницы, но въ жестокой сч лишились многихъ храбрыхъ воиновъ. Поляки, гордясь этимъ, какъ бы побдою, хотли довершить начатое.

Ночь на 26 октября 1608 года была самая темная, во всемъ вид осенняя: на неб не было видно ни одной звздочки, вс предметы, окружавшіе святую обитель, были покрыты густымъ, непроницаемымъ мракомъ. Все было тихо, и только небольшіе огоньки едва свтились въ Лавр. Вс воины, исключая сторожевыхъ, стоявшихъ на башняхъ, были преданы дремот, но не совершенному сну, который давно бжалъ ихъ. Вдругъ они и были пробуждены внезапнымъ, страшнымъ шумомъ. Поляки, при громъ своихъ бойницъ, съ крикомъ и воплемъ стремились къ монастырю, достигли рва и зажгли острогъ. Вспыхнувшее яркое пламя освтило окрестность, показало бжавшія толпы Ляховъ и служило для осажденныхъ, безстрашныхъ русскихъ воиновъ, надявшихся на одного Бога и Его угодника, преподобнаго Сергія, врностію дли ихъ пушкамъ и пищалямъ. Осажденные побили много самыхъ смлыхъ Поляковъ и даже не дали сжечь острога. Непріятель ушелъ въ свои окопы, впрочемъ, не остался и въ нихъ. Съ наступленіемъ слдующаго дня, Поляки, видя на стнахъ обители св. Сергія вынесенные изъ храмовъ образа, хоругви и вышедшихъ иноковъ и воиновъ, которые хоромъ пли благодарственый и олебенъ за побду, устрашились нападенія, и бжали въ укрпленный станъ.

Но спокойствіе, которое продолжалось между осажденными и осаждавшими, было, не долго. Сапга и Лисовскій готовили гибель св. обители. Князья — Долгорукій и Голохвастовъ, угадывая ихъ намреніе, предположили объ этомъ узнать обстоятельно. Они сдлали вылазку, успли захватить въ плнъ одного Поляка, отъ котораго узнали, что непріятель ведетъ подкопъ. Сердца уныли, ибо знали врно, что есть подкопъ, но не знали гд: плнникъ не зналъ мста. Впрочемъ, молитвы и ревность иноковъ воспламенили опять защитниковъ. Они представили имъ малодушіе за грхъ, гибель временную за спасеніе вчное.— Битвы начались и продолжались. Осажденные сдлали въ земл ходъ изъ-подъ стны въ ровъ для скорйшихъ вылазокъ. Въ темныя ночи они нападали на окопы непріятельскіе, хватали Полковъ, допрашивали, и узнали наконецъ важную тайну — мсто подкопа52

Воеводы ршились уничтожить опасный замыселъ Сапги, 9-го ноября, за три часа до свта, взявъ благословеніе архимандрита надъ гробомъ св. Сергія, князь Долгорукій и Голохвастовъ тихо вышли изъ крпости съ своими храбрыми воинами. Темнота ночи скрывала ихъ отъ непріятеля, но какъ-скоро они стали въ ряды, сильный порывъ втра разсялъ облака, мгла исчезла, ударили въ осадный колоколъ — и вс кинулись впередъ. Папа’ депіе было съ трехъ сторонъ, но стремились къ одной цли, выгнали Ляховъ изъ ближайшихъ укрпленій и успли взорвать подкопъ. Побдители были еще недовольны: рзались съ непріятелемъ между бойницами, падали отъ ядеръ и меча. Не слушаясь начальниковъ, вс остальные иноки и воины, толпа за толпою, бжали изъ монастыря въ пылъ счи, долго упорной. Нсколько разъ Поляки сбивали ихъ съ высотъ въ лощины, гнали и трубили побду, но Русскіе снова выходили изъ овраговъ, лзли на горы и наконецъ свершили побду. Битва продолжалась съ ранняго утра до темнаго вечера. Объ этомъ счастливомъ дл архимандритъ и воеводы извстили Москву, которая праздновала его вмст съ Лаврою. Ляхи видли всю невозможность взять эту святыню, хранимую Богомъ и иноками-воинами. Слишкомъ полтора года Лавра была въ осад. Избавителемъ ея былъ князь Михаилъ Васильевичъ Скопинъ-Шуйскій.

Въ это-же время въ Ростов бодрствовалъ подборникъ чести и славы Россіи — митрополитъ Филаретъ. Онъ увщевалъ жителей Ростова мужественно сразиться или умереть за вру и Россію. Бунтовщики, подкрпляемые Поляками, ворвались въ Ростовъ. Они вломились въ церковь, гд въ то время молился доблестный митрополитъ. Мятежники его схватили, изорвали на немъ святительскія одежды и отправили къ Самозванцу. Весь Ростовъ съ окрестностями былъ ограбленъ. Ужасъ объялъ другіе города его, врные царю Василію Іоановичу. Въ столицъ было всеобщее волненіе, это дошло до Самозванца. Онъ вышелъ изъ своего Тушинскаго лагеря и, обложивъ Москву, перескъ путь къ полученію ей състныхъ припасовъ. Въ Москв сдлался голодъ. Эти бдственныя обстоятельства заставили царя прибгнуть къ помощи другихъ державъ. Князь Скопинъ-Шумскій вошелъ въ переговоры со Шведами.

Ужасны были тогда бдствія и несчастія, постигшія царство русское! ‘И премнишася тогда жилища человческая на зврская!’ говоритъ лтопись: ‘диви бо, не кроткое естество. медвди и волки, и лисицы, и зайцы на градскія и простравныя мста пришедше, такожде и птицы отъ селикихъ лсовъ на велицьй пищ на труп человческомъ вселишася и крыяхуся тогда человцы въ дебри непроходимыя и въ чащи темныхъ лсовъ, и въ пещеры невдомыя, и въ вод, между кустовъ отдыхающе и плачущеся къ Содтелю, дабы нощь сихъ постигла, и поне мало бы отдохнути на суш: но ни въ нощь, ни въ день бгающимъ не б покоя и мста ко скрытію, и вмсто луны многіе пожары поля и лса освщеваху нощію, и никому же не можно бяше двигнутися отъ мста своего, человкъ бо ожидаху аки зврей отъ лсовъ исходящихъ’. (5)…. Такое бдственное положеніе Россіи заставило Шуйскаго заключить союзъ съ королемъ шведскимъ, Карломъ IX, и опредлить большое жалованье наемнымъ шведскимъ войскамъ, отпущеннымъ въ Россію подъ предводительствомъ Іакова Делагардія.

Князь Скопинъ-Шуйскій и Делагардій покорили Псковъ и другіе города, проникнути до Москвы, разбили полчища Самозванцевъ! и заставили Сапгу бжать отъ стнъ Лавры. Москва ожила. Она съ радостными объятіями встртила своего защитника — князя Скопина-Шуйскаго!

По до сего времени вроломные Поляки, дйствовавшіе противъ Россіи какъ бы безъ воли своего правительства, теперь открыли войну явную. Сигизмундъ нарушилъ договоръ съ Шуйскимъ и объявилъ ему войну: 20,000 Поляковъ явилось подъ Смоленскомъ. Его мужественно защищалъ бояринъ Шеинъ. Самозванецъ въ это время убжалъ въ Калугу, а за нимъ и Марина. Между-тмъ, зависть и клевета ршились положить преграду геройскимъ подвигамъ князя Скопина-Шуйскаго. Онъ, къ неизъяснимой горести всхъ сыновъ царства русскаго, умеръ, какъ, говорить лтопись, отъ яда, даннаго ему женою князя Димитрія Ивановича Шуйскаго. Россія клонилась къ паденію. Посл Скопина главнымъ воеводою русскихъ войскъ былъ сдланъ братъ царя, князь Димитрій, и посланъ съ наемными шведскими войсками подъ Смоленскъ. Сколько любилъ и почиталъ Делагардій князя Скопина, столько ненавидлъ его преемника. Во время сраженія подъ Клушинымъ, бывшаго 24-го іюня 1609 года, Делагардій отдлился отъ Русскихъ, потерпвшихъ сильное пораженіе. Поляки овладли Можайскомъ, а Делагардій вторгнулся въ Новгородскую область, ограбилъ Ладогу, и ушелъ въ Швецію.

Между-тмъ, король польскій, Сигизмундъ, отрядилъ гетмана Жолквскаго идти къ Москв. Къ Жолквскому присоединился гетманъ Сапга. Они окружили Москву и, по приказанію своего короля, переписывались тайно съ московскими боярами, увряя ихъ, что король пришелъ и къ Смоленску съ тмъ только намреніемъ, чтобъ прекратить напрасное кровопролитіе съ обихъ сторонъ и доставить миръ Россіи. Я если къ Москв посланъ гетманъ Жолквскій, то это единственно для того, чтобы представить боярамъ настоящее положеніе Россіи и слабость правленія ихъ царя Шуйскаго, котораго могутъ они упросить сойдти съ престола, а черезъ это прекратить вс бдствія Россіи. На мсто же его, прибавляли Поляки, можно избрать сына короля Сигизмунда, королевича Владислава, который охотно приметъ и господствующую вру въ Россіи. Въ подтвержденіе всего этого король польскій прислалъ въ Москву къ боярамъ и ко всему народу свою грамату, въ которой самъ предлагалъ сына своего Владислава къ избранію на престолъ россійскій. Условія со стороны Сигизмунда были выгодны для Русскихъ. Большая часть бояръ и народа поколебались въ преданности къ Шуйскому. Они приняли сторону королевича Владислава. Составился заговоръ. Воротыскій, предводительствуя толпами народа, устремился во дворецъ. Шуйскій былъ взятъ и отведенъ въ прежній его домъ. Это было въ 1610 году. На другой день Василій Іоанновичъ насильно былъ постриженъ въ монашество и отправленъ въ Чудовъ монастырь, такой же участи подверглась, въ Вознесенскомъ монастырь, и его супруга, царица Марія Петровна. Россія осиротила. еодоръ Мстиславскій и другіе изъ бояръ приняли верховную власть. Тщетно патріархъ, оставшійся одинъ преданнымъ низведенному царю, укорялъ мятежныхъ бояръ, лишившихъ престола Шуйскаго, и желавшихъ избрать королевича Владислава.

По сему важному длу было послано къ королю Сигизмунду въ Смоленскъ отъ бояръ и народа посольство. Его составляли: Филаретъ, митрополитъ ростовскій и ярославскій, освобожденный княземъ Скопинымъ, бояринъ князь Василій Васильевичъ Голицынъ, окольничій князь Данило Ивановичъ Мезецкій, думный дворянинъ Василій Борисовичъ Сукинъ, дьяки: Луговскій и Васильевъ и еще стольниковъ и дворянъ десять человкъ.

Посольство было принято Сигизмундомъ съ притворною ласкою и доброжелательствомъ. Онъ послалъ въ Москву нкоторыхъ изъ предавшихся ему нашихъ измнниковъ, въ числ коихъ былъ бояринъ Михаила Салтыковъ, а гетману Жолквскому послано тайное повелніе, чтобы онъ, прибгая къ хитрости, ввелъ войска свои въ Москву и овладлъ городомъ. Гетману удалось. Доврчивые Москвитяне впустили Жолквскаго, а это самое содлало ихъ жертвою его вроломства. Жолквскій, вступившій въ Москву, снялъ съ себя личину доброжелателя царства русскаго, защищавшаго будтобы столицу отъ Самозванца. Онъ уничтожилъ Думу, завладлъ казною, царскими сокровищами, вврилъ главныя должности Полякамъ, поручилъ власть надъ оною польскому воевод Госвскрму, а самъ, взявъ низложеннаго царя и его братьевъ, князей: Димитрія и Ивана, отослалъ ихъ, какъ плнниковъ, къ королю Сигизмунду въ Смоленскъ.

Много Поляки Жолквскаго нанесли бдствій Москв. Они оскверняли святые храмы, разоряли казну царскую и имущество частныхъ людей. Напрасно патріархъ Гермогенъ безбоязненно обличалъ ихъ въ злодйствахъ.

Поляки буйствовали. Они нигд и никому не уступали изъ Русскихъ. Однажды на площади, у ‘Лобнаго мста, стояли толпами нсколько купцовъ, подъячихъ, цалрвальниковъ или присяжныхъ и другихъ чиносостояшй людей, разговаривавшихъ о вроломствъ Поляковъ и ихъ неистовствахъ. ‘Дожили мы, гршные’, говорили старики, ‘до послдняго времени. Врно скоро придетъ кончина вка сего, когда эти окаянные Поляки скверняютъ храмы Божіи, а мы не въ состояніи унять это неистовое буйство!’

— Господи Боже нашъ! спаси и помилуй говорили другіе:— не попусти этимъ злодямъ неистовствовать еще больше на святой Руси, въ нашемъ православномъ, царств!

Въ это самое время изъ Кремля выхало трое всадниковъ. Это были Ляхи. Одинъ изъ нихъ, повидимому старшій, направляя путь къ стоявшимъ толпамъ, и выправляя длинные свои усы, закричалъ повелительнымъ голосомъ:

‘Гей вы, сермяжники! посторонитесь, дайте дорогу благородной шляхтъ, а не то раздавимъ копытами лошадей!’

Это относилось къ стоявшимъ купцамъ. Многіе повиновались.

‘Дожили мы до черныхъ дней!’ загоговорилъ кто-то въ толпъ: ‘Боже праведный, отпусти согршенія наши!’

— Быть бдъ еще горшей! сказалъ другой:— ужъ не даромъ, опомнясь, мой своякъ, Петруха, видлъ на неб, часу во второмъ ночи, такія яркія звзды, что и не выскажешь!

‘Ужъ давно бы такъ, козлы бородатые!’ сказалъ другой Полякъ посторонившимся купцамъ: ‘ваши московскіе бояре, не вамъ чета, длиннобородые, да и т передъ нами не много поговариваютъ!’

Въ эту самую минуту одинъ довольно дородный дтина, повидимому изъ земледльцевъ, пробирался сквозь толпу купцовъ, важно заложилъ назадъ руки, прищурилъ правый глазъ, а другимъ, осматривая съ ногъ до головы Поляковъ, спросилъ: ‘а кто здсь большіе — мы али вы?’

— Ахъ ты, нечесаный Москаль! закричалъ одинъ Полякъ, оглядывая въ свою очередь высокорослаго Русскаго, — и ты еще смешь говорить намъ?

‘А почему бы и не такъ?’ отвчалъ сынъ земли русской, подходя ближе къ Полякамъ. ‘Вотъ какъ дамъ затрещину, такъ и не пикнешь, нехристь поганый’.

— Полно, полно, Герасимычъ! говорилъ кто-то сзади, — ужъ врно такъ угодно Богу!

Герасимычъ не отвчалъ на слова эти. Онъ подвинулся еще ближе къ Полякамъ, ругавшимся за слова его, а за нимъ и вся толпа.

‘На зламане карка!’ закричалъ старшій изъ Поляковъ, гремя саблею. Клянусь святымъ Барнабою, что не перенесу такого срама. Я искрошу тебя, Москаль, въ куски, зарублю тебя дерзкій!’

— Посмотримъ, посмотримъ чья возьметъ! отвчалъ хладнокровно Герасимычъ, не отступая ни на шагъ, и сжимая свой довольно-полновсный кулакъ.

Поляки видли, что толпа народа увеличивалась, и какъ бы одушевляемая неустрашимостію Герасимыча, была готова на нихъ кинуться, почему ршились уступить. Они поворотили лошадей своихъ и, ругая Москалей, направили дале путь свой.

‘Ай-да Герасимычъ, вотъ такъ это понашенски. Нечего говорить, хватъ, молодецъ, не струсилъ поганыхъ Ляховъ, этихъ поганыхъ нехристей!’ говорили въ толп народа. Но Герасимычъ этого неслыхалъ,— онъ не шелъ но почти бжалъ по площади отъ Лобнаго мста въ ту сторону, куда похали Поляки, опять остановившіеся. Многіе дивились бгу Герасимыча и никакъ не могли постигнуть причины. Но вотъ, что заставило его бжать такъ скоро.

Черезъ площадь переходила молодая двушка. Ее остановили Поляки, Герасимычъ это увидлъ. Онъ, зная дерзость Ляховъ, ршился удалить отъ всякаго стыда красоту русской двы.

‘Божусь всмъ, даже будущими добычами и моими побдами!’ говорилъ опьянлый Полякъ, соскочивъ съ лошади и остановивъ русскую двушку, покраснвшую, какъ говорятъ наши добрые простолюдины, какъ кумачъ, ‘что каждый нашъ братъ, природный шляхтичъ, будетъ готовъ, Москаличка, ухаживать за тобою. Не краснй, миленькая, а лучше поцалуй меня!’ продолжалъ дерзкій Ляхъ, шатаясь отъ излишняго употребленія русскаго напитка, и заграждая дорогу двушк, хотвшей предаться бгству. ‘Куда-жъ ты, красавица, погоди! Такіе лакомые кусочки вдь рдко попадаются!’

‘Лакомъ кусъ, да не для твоихъ усъ!’ закричалъ Герасимычъ, подбжавъ къ Поляку и заслоняя отъ него собою покраснвшую двушку. ‘Убирайся, проклятый нехристь, прочь, а не то такого дамъ раза, что вытаращишь глаза, да и небо-то покажется съ овчинку!’

— Я ты зачмъ здсь, Москаль? твое ли тутъ дло? спросилъ Полякъ, пріударивъ по сабл, и нсколько, повидимому, измнившись, но желая показать видъ гордаго храбреца. Шапку долой и кланяйся мн, въ ноги, а не то не пняй, дерзкій!

‘Ахъ ты не простая свинья, гляди-ка еще и грозитъ!’ говорилъ Герасимычъ, нарочно поправляя свою шапку. ‘Нтъ, Ляхъ, этого не бывать, чтобы я снялъ передъ тобою шапку: она снимается только передъ боярами русскими, и скоре ты полежишь у ногъ моихъ, нежели я поклонюсь теб въ ноги»

— Зарублю на смерть, презрнный Москаль, если скажешь еще хоть одно слово! закричалъ Полякъ въ бшенств толкнувъ Герасимыча въ грудъ.

Русскій отъ этого удара, довольно сильнаго, не подался назадъ ни на полшага.

‘Какъ! такъ ты еще дерешься! нтъ, окаянный, это не по-нашенски, а коли ужъ драться, такъ драться. По-нашенски вотъ какъ!’ Герасимычъ такъ ударилъ Поляка, что тотъ, какъ подкошенный, ни мало не шатаясь, упалъ къ ногамъ его. Кровь хлынула изъ носу Ляха довольно-обильными ручьями, глаза закатились, смертная блдность покрыла лицо. Онъ страшно застоналъ и судорожно схватился за саблю. Въ эту минуту освобожденная Герасимычемъ двушка убжала, а народъ толпами кинулся къ нему.— Двое другихъ Поляковъ, не полагая, чтобъ могло случиться подобное съ ихъ товарищамъ, пробужденные какъ бы отъ сна, съ неистовою яростію закричали:

‘‘Криминалъ! криминалъ!’ завопили двое другихъ Поляковъ, и хотя были разъярены местью, но удерживались страхомъ, видя большое стеченіе Русскихъ. Они пришпорили своихъ коней, и оставили своего товарища лежащимъ на мст.

Много и довольно-часто случалось въ то время подобныхъ сценъ въ столицъ царства русскаго. Предоставимъ романистамъ рисовать ихъ, а мы обратимся къ исторіи.

——

Злой, коварный король польскій, Сигизмундъ, отправилъ изъ Смоленска низведеннаго съ престола царя Василія Іоанновича съ братьями въ Варшаву, гд они, изнуренные тяжкою неволею, скончались въ темницъ. Злодй же Тушинскій, видя Москву во власти Поляковъ двинулся къ Калуг, гд былъ убитъ княземъ Петромъ Урусовымъ, который омстилъ ему за смерть Урасъ-Магмета, коего Борисъ Годуновъ наименовалъ царемъ касимовскимъ. Жители Калуги провозгласили своимъ царемъ родившагося тогда отъ Марины сына Ивана. Начальникъ донскихъ казаковъ, Заруцкій, объявилъ себя также защитникомъ Марины и ея сына.

Бдствія Россіи не истреблялись Въ плнной Москв вс жители оной боле и боле начинали чувствовать власть ненавистныхъ Поляковъ. Наконецъ наступило ужасное для Москвы 19 марта 1611 года. Злонамренные, хитрые, коварные Поляки въ этотъ день какъ бы ршились излить всю свою ярость на достойнаго патріарха и другихъ врныхъ сыновъ Россіи. Они для Москвы открыли зрлища ужасныя. ‘Начались убійства и кровопролитія’, говоритъ исторія: ‘Іереи, иноки, старцы, юноши, жены, двы и младенцы были умерщвляемы. Площади покрылись грудами мертвыхъ и умирающихъ, большая часть домовъ были преданы пламени, церкви и монастыри ограблены, поруганы и разрушены. Множество бояръ погибло въ сей ужасный день. Князь Димитрій Пожарскій, покрытый ранами, вынесенъ былъ изъ города врными воинами Провидніе сохранило жизнь его, нужную для Россіи. Патріархъ, коего Провидніе среди ужасовъ общаго кровопролитія также осняло Своимъ святымъ покровомъ, былъ низложенъ съ святительскаго достоинства, и, облеченный въ простую ризу инока, заключенъ въ Чудовъ монастырь’ (6). Вотъ какъ свято соблюдалъ договоры и вотъ какія притсненія длалъ Ситзмудъ III въ Россіи…. По всего этого было еще мало. Король шведскій, Карлъ IX, узнавъ, что вс войска, бывшія въ области Новогородской, пошли къ Москв для поданія ей помощи, послалъ опять Делагардія съ войскомъ къ Новгороду, единственно подъ тмъ предлогомъ, что хочетъ подать Россіянамъ помощь противъ Поляковъ, а между-тмъ приказалъ Делагардію предложить боярамъ и воеводамъ о выбор одного изъ его сыновей на престолъ царства русскаго. Переговоры начались. Карлу шведскому, какъ и Сигизмунду польскому въ этомъ случа хотлось испытать свою удачу. Впродолженіе переговоровъ Делагардій усплъ войдти въ Новгородъ съ войскомъ, и занялъ оный именемъ своего короля, такъ точно, какъ гетманъ Жолквскій занялъ Москву.

Въ одно время страдали Москва и Новгородъ. Первая отъ Поляковъ, а второй отъ Шведовъ!

Сыны, любящіе Россію и видя ея несчастіе, начали думать о средствахъ прекращенія онаго. Первый, поданный къ сему поводъ, былъ отъ рязанскаго воеводы и думнаго дворянина Прокофія Ляпунова, который нкогда былъ главнымъ виновникомъ низложенія Шуйскаго съ престола, но теперь, какъ бы раскаивающійся, желалъ загладить свое преступленіе. Вскор составились дружины, явились начальники, и единодушно поклялись идти къ Москв и истребить Поляковъ. Начальниками собравшихся дружинъ были: въ Рязани — Ляпуновъ, въ Калуг — князь Димитрій Тимоеевичъ Трубецкой и съ донскими казаками атаманъ Заруцкій, опасный для Поляковъ по своей къ нимъ ненависти, и желавшій возвести на престолъ россійскій Марину и ея сына. Во Владиміра — князь Василій Мосальскій и Измайловъ, въ Суздаль — Просовецкій, въ Костромъ — князь едоръ Волконскій, въ Ярославль — Волынскій, въ Романовъ — князь едоръ Козловскій.

Въ это же самое время оказали Россіи незабвенныя услуги келарь Троицкаго Сергіева монастыря Авраамій Палицынъ и архимандритъ. Они въ разные города Россіи посылали свои молитвенныя грамматы, одушевляемыя любовію къ отечеству, черезъ которыя сзывали отвсюду Русскихъ на великій подвигъ освобожденія Россіи отъ враговъ. ‘Люди русскіе, христіане православные!’ писалъ Палицынъ, ‘Бога ради, положите подвигъ своего страданія, молитесь и соединяйтесь. Забудемъ всякое неудовольствіе, отложимъ его и пострадаемъ о единомъ спасеніи отечества, смилуйтесь надъ видимою, смертною его гибелью, да не постигнетъ и васъ смерть лютая!’ Можно сказать, что Палицынъ есть одинъ изъ первыхъ мужей, которые спасли Россію отъ бдствій, постигшихъ ее въ начал XVII вка. Не считаемъ лишнимъ, но даже полагаемъ за необходимое, сказать здсь, прежде описанія дйствій, произведенныхъ грамматами Палицына, о происхожденіи сего миротворца. Авраамій Палицынъ происходилъ изъ древняго дворянскаго рода, а знатнйшій изъ предковъ его былъ нкто рыцарь, именованный панъ Иванъ Микулаевичъ, выхавшій въ 1373 году изъ Подоліи въ службу къ великому князю Димитрію Іоанновичу Донскому и прозванный Палицею, потому-что всегда ходили съ палицею весьма тяжелою, то-есть, какъ сказано въ родословной Палицыныхъ, всомъ въ 1 ¹/₂ пуда. Въ конц XVI столтія Лираамій принялъ монашество въ Сергіевомъ монастыр, и проходя разныя послушанія, избранъ, наконецъ, въ келари монастырскіе. Сей чинъ почитался тогда важнымъ въ монастыряхъ, ибо кром распоряженій церковныхъ и монашескихъ должностей, принадлежавшихъ собственно настоятелю, вс прочія монастырскія дла и учрежденія зависли отъ келаря. При цар Василі Іоаннович Шуйскомъ Авраамій сдлался извстенъ важными услугами Москв и потомъ цлому отечеству. Ибо во время бывшаго тамъ 1609 году голода, нсколько разъ изъ монастырскихъ житницъ снабжалъ онъ бдныхъ хлбомъ, а во время осады города сего Поляками, онъ самъ находился въ немъ и черезъ отписки въ Троицкій монастырь доставлялъ оттуда осажденнымъ порохъ и свинецъ. По низложеніи царя Василія Іоанновича, онъ съ митрополитомъ Филаретомъ Никитичемъ отправленъ былъ въ Польшу для переговоровъ о преемств россійскаго престола, по замтивъ вредныя слдствія сего посольства и одно только притсненіе посланникамъ русскимъ, возвратился съ Новоспасскимъ архимандритомъ Евиміемъ въ Россію, гд нужне была его помощь Король самъ далъ имъ прозжую граммату. Но Авраамій засталъ Москву, обуреваемую внутренними раздорами бояръ и почти уже преданную на жертву Полякамъ, вступившимъ въ оную. Въ сіе-то бдственное время онъ съ троицко-сергіевскимъ своимъ архимандритомъ Діонисіемъ отважился на такое предпріятіе, котораго успхъ казался совсмъ невозможнымъ. Они уговорили идти на избавленіе къ Москв князя Тюменскаго съ товарищами, и двухъ сотниковъ стрлецкихъ съ 200 стрльцовъ, присовокупивъ къ нимъ только 50 человкъ своихъ монастырскихъ слугъ, а между-тмъ разослали немедленно по всмъ россійскимъ городамъ къ боярамъ и воеводамъ просительныя грамматы о поспшеніи на помощь къ царствующему граду (7). О времени кончины Лираамій Палицына не извстно, и до нашего времени не было также извстно, гд хранится священный прахъ сего великаго мужа. Полагали, что онъ погребенъ въ Троицкой Лавр близъ архимандрита Діонисія. Когда же въ 1812 году, октября 11, по занятіи Москвы нашими войсками, генералъ-майоръ Иловайскій и князь А. А. Шаховской отправили нарочно въ Вианію къ митрополиту Платону, съ увдомленіемъ объ освобожденіи древней столицы отъ непріятелей, офицера Палицына, тогда іерархъ, узнавъ фамилію встника, тщетно спрашивалъ о мстъ погребенія предка его Авраамія Палицына (8). Кто бы могъ подумать, что прахъ Палицына и другихъ его сподвижникомъ, троицкихъ монаховъ, опочиваетъ въ Соловецкомъ монастыр, гд царь казанскій Симсонъ окончилъ въ монашеств дни свои и гд въ ризниц хранятся мечи Скопина-Шуйскаго и Пожарскаго, коими защищали они свое отечество и разили враговъ его (9). Сіе открытіе первый сдлалъ намъ архимандритъ сей обители, Досией, издавшій описаніе оной…. Но могила Палицына не найдена, вроятно, ее должно искать на старомъ братскомъ кладбищ въ Соловецкомъ монастыр, которое, назадъ тому лтъ 20-ть, засыпали бутомъ аршина на два. Что же касается до доказательства, что въ монастыр этомъ дйствительно провелъ послдніе годы жизни и погребенъ одинъ изъ великихъ сподвижниковъ за спасеніе Россіи, мужъ, незабвенный въ исторіи, то сіе подтверждаютъ многіе неоспоримые памятники, найденные въ книгохранилищ…. Въ 50 верстахъ отъ Троицкой Лавры, въ Переславскомъ узд, находится въ сторон отъ углиской дороги сельцо Рожество Пустое и въ немъ старинная деревянная церковь. Сіе помстье издревле принадлежало Палицынымъ и получило призваніе — Пустое отъ того, что Поляки въ 1611 году опустошили св. храмъ похищеніемъ мстной иконы Рождества Пресвятыя Богородицы (10).

Прервавъ нить нашего сказанія обращеніемъ къ доблестному Палицыну, смемъ надяться, что такое отступленіе ни мало не лишнее. Оно займетъ каждаго, истинно-Русскаго, свято почитающаго память мужей, пекшихся о благъ Россіи! А Палицынъ не былъ ли почти изъ числа первыхъ во время бдственнаго состоянія Россіи въ начал XVI вка, въ то время, когда вншніе враги, внутренніе раздоры, смуты бояръ и совершенное безначаліе угрожали неизбжною гибелью земл русской?

——

Поляки скоро узнали въ Москв о собраніи войскъ и ихъ намреніи. Измнникъ Михаило Салтыковъ и польскій воевода Госвскій начали принуждать патріарха Гермогена и врныхъ бояръ писать къ королю Сигизмунду, чтобы онъ,’ не медля, отпустилъ въ Москву сына своего Владислава, о чемъ также приказывали и нашимъ посламъ, содержавшимся въ Смоленскъ, чтобъ они съ своей стороны просили объ этомъ короля, а къ Ляпунову и другимъ воеводамъ о томъ, дабы они къ Москв не приступали, но дождались бы окончанія дла, и положись на общанія Сигизмунда, присягнули бы королевичу Владиславу, какъ царю русскому. Но непоколебимый Гермогенъ, не взирая на вс принужденія и угрозы Поляковъ, мужественно отвергъ вс ихъ повелнія. Злоди всю злобу свою обратили на Гсрмогспа. Они взяли его изъ патріаршаго двора и отдали подъ стражу въ Чудовъ монастырь, гд этотъ истинный сынъ отечества и церкви провелъ послдніе часы своей жизни въ молитв и, томимый голодомъ, скончался 17-го Февраля 1612 года. На патріаршій престолъ посл добродтельнаго и доблестнаго Гермогена быль возведенъ Игнатій. Къ королю польскому отъ измнника Салтыкова и его соумышленниковъ, за ихъ подписью, была послана граммата, черезъ которую просили его прислать на царство Владислава.

Между-тмъ, грамматы, разсылаемыя изъ Троицкаго монастыря, имли успхъ. Собравшіяся дружины дйствовали противъ непріятеля и одерживали побды. Но въ то же самое время, когда князь Трубецкой пришелъ къ Москв и сражался съ Поляками, онъ занялъ Блый городъ, а оставшихся непріятелей осадилъ въ Литв город. Гетманъ Сапга отступилъ съ войсками къ Переславлю-Залсскому. Изъ Казани и понизовыхъ городовъ пришли новыя войска. Начальниками были избраны князь Трубецкой, Ляпуновъ и Заруцкій. По возникшее между ними несогласіе прекратило весь успхъ противъ непріятелей. Ктому-же казаки Заруцкаго предавались чрезмрному своевольству и грабительству. Ими былъ убитъ Ляпуновъ, а это самое произвело то, что другіе начальники, опасаясь того же, отступили отъ Москвы, оставивъ тамъ одного князя Трубецкаго. Поляки, бывшіе въ осад, получили помощь отъ гетмана Сапги, пришедшаго изъ Переславля-Залскаго, а также и отъ гетмана Хотквича, прибитаго изъ Польши. Усиленные Поляки овладли частію Благо города. Войска князя Трубецкаго были осаждены. Въ это же время архимандритъ Діонисій и келарь Лираамій Палицынъ, но совту многихъ бояръ, находившихся въ монастыр, опять послали грамматы въ разные города. Доблестный Палицынъ, думая о судьб Москвы, горько плача, часто говорилъ: ‘кто не восплачеть и не возрыдаетъ, и теплыхъ слезъ источники не проліетъ, если и каменносердеченъ и жестокосердъ, о великомъ семъ царствующемъ градъ, который прежде былъ толико высокъ, великъ и прекрасенъ, любезенъ въ очію зрящихъ его, и благочестивыми и великими царями царствуемъ и обладаемъ былъ, и не токмо крпкими и высокими стнами, но и крпкими оруженосцами и храбрыми ратоборцами и премудрыми мужами огражденъ былъ, паче же святыми церквами и многоцлебными мощами святыхъ процвталъ, и молитвами ихъ, отъ Всясодержащаго укрпляемъ, возрасталъ, возвышался, и отъ многихъ государевъ покланяемъ, богатствомъ, и многонароднымъ множествомъ, и великимъ, не только въ Россіи, но и въ ближнихъ и дальнихъ государствахъ прославляемъ и удивляемъ былъ, какъ новый Римъ! И какъ, толико былъ предивенъ, во единъ часъ палъ, огнемъ и мечемъ потребленный?

Но не одн эти жалобы были слышаны отъ Лираамій. Нтъ, его уста произнесли первый гласъ спасенія: онъ и архимандритъ Діонисій писали въ грамматахъ своихъ. ‘Люди русскіе, христіане православные! Бога ради, положите подвигъ своего страданія, молитесь и соединяйтесь! Знайте, что ко всякому длу едино время надлежитъ, безвременное же всякому длу начинаніе суетно и бездльно бываетъ. Забудемъ всякое неудовольствіе, отложимъ его, и пострадаемъ о единомъ — спасеніи отечества. Смилуйтесь надъ видимою, смертною его гибелью, да не постигнетъ и васъ смерть лютая! Сами зрите близкую всхъ христіанъ гибель. Чмъ не завладли враги, и чего не разорили? Гд наши святыя церкви? Гд Божіи образа? Гд иноки, многолтними сдинами цвтущіе, инокини, добродтелями украшенныя? Не все ли до конца разорено и обругано злымъ поруганіемъ? Гд нашъ народъ христіанскій? Не вс ли лютыми и горькими смертьми скончались? Гд безчисленное во градахъ и селахъ населеніе? Не вс ли безъ милости пострадали и въ плнъ разведены? Не пощадили враги престарвшихся возрастомъ, не сжалились на сосавшихъ млеко младенцевъ не злобивыя души — вс мы, вс испытали чашу ярости и гнва Божія!’

Эти заклинательныя, молитвенныя воззванія къ врнымъ сынамъ Россіи, хотя и производили во многихъ рвеніе на защиту роднаго отечества, но при всемъ этомъ не получали желаемаго успха. Но наконецъ, скажу словами одного нашего писателя, ‘въ ту самую ршительную минуту, когда все казалось погибшимъ, Провидніе послало нашему отечеству помощь съ такой стороны, съ каковой око смертнаго не усматривало ее. Это былъ избранный отъ всея земли русскія человкъ, Козьма Минычъ Сухорукой, по торговл мясникъ, въ Нижнемъ-Новгород.— ‘Онъ не былъ ни богатъ, ни знатенъ’, говоритъ одинъ современный, извстный нашъ писатель, ‘и этотъ человкъ, захотлъ разрушить то, что уже десять лтъ устроивали политика папы и езуитовъ, сила Польши, измна, хищеніе — возстановить русское царство, вырвать Москву изъ рукъ варваровъ, избрать царя отечеству, и тяжкій жребій Россіи перебросить на главу Польши!’

Въ Нижнемъ-Новгород, по свидтельству келаря Авраамія Палицына, сильне всхъ воспылали ревностію сердца народа и гражданъ — ‘крпц яшася за се писаніе’.— И вотъ, съ наступленіемъ одного дня, говоритъ онъ, толпы народа зашумли, какъ бурное море, и спшили у на городскую площадь. Вокругъ Лобнаго мста тснились и бояре, и простолюдины, и именитые граждане, и люди ратные. На лиц каждаго изображалось ясно ожиданіе чего-то важнаго, необыкновеннаго! По вдругъ народъ зашумлъ еще боле и обратился въ ту сторону, откуда показался видный, осанистый собою человкъ среднихъ лтъ. Это былъ Козьма Минычъ Сухорукой. Онъ, вошедши на Лобное мсто, оборотился къ соборнымъ храмамъ, трижды набожно перекрестился и низко поклонился на вс стороны. На площади воцарилось глубокое молчаніе.— ‘Граждане нижегородскіе! началъ безсмертный Мининъ, вдаете вы, что отечество погибаетъ, злоди наши торжествуютъ, сыны Россіи страждутъ. Царя мы боле не имемъ, онъ сверженъ съ престола и томится въ оковахъ въ земл чуждой, клятвопреступный Сигизмундъ, врагъ нашъ, предлагаетъ сына своего на царство, уже престольнымъ градомъ обладаютъ Поляки, великій Новгородъ въ рукахъ Шведовъ, святыня поругана, храмы расхищены, первосвященникъ церкви нашея умученъ гладомъ, своевольство бояръ и наглость непріятелей выходятъ изъ предловъ!… Скоро, скоро затмится слава предковъ нашихъ, и имя Россіи исчезнетъ изъ памяти народовъ!… И мы будетъ взирать на сіе равнодушно, и мы переживемъ заключеніе отечества, не отмстивъ за стонъ и слезы, за поруганіе и кровь своихъ собратій?…. Нтъ! не попустимъ боле кичливымъ врагамъ превозноситься гнусными дяніями. Время намъ расторгнуть узы ихъ и свергнуть ненавистное иго!… Поспшимъ, о други! поспшимъ на избавленіе царствующаго града, совокупимся всь въ ратное ополченіе, изберемъ искуснаго вождя, и будемъ молить Всеблагое Провидніе о ниспосланіи успха предпріятію нашему! И если должно будетъ оказать пособіе ратнымъ, снабдить ихъ оруженіемъ и доставить продовольствіе, — словомъ, если для сихъ потребностей и другихъ нуждъ военныхъ должно будетъ пожертвовать всякому частію своего имущества, то не пощадимъ ничего,— все принесемъ отечеству, продадимъ домы свои, заложимъ женъ и дтей, только бы спасти погибающее отечество и отмстить лютымъ врагамъ за пролитую кровь нашихъ родныхъ, друзей, ближнихъ. Богъ благословитъ наше предпріятіе’…. Такъ говорилъ Мининъ, такъ воодушевлялъ онъ народъ и гражданъ, такъ двигалъ сердца и умы ихъ! Слова Минина были любы имъ. Начался говоръ народный. ‘Сыщемъ себ доблестнаго человка’, говорилъ Сухорукой, ‘закабалимъ ему себя головами, пусть онъ предводитъ насъ положитъ головы за вру православную! Зачмъ о побд думаете?’ — Станемъ первые мы, станемъ съ благословеніемъ Бога, и будетъ у насъ все, и люди и деньги!— Вотъ все, что имю я!’ продолжалъ знаменитый Мининъ, бросивъ на Лобное мсто мшокъ съ деньгами — ‘и съ сего часа я и вс мы, граждане нижегородскіе, должны принадлежать земскому длу и всей земл русской!’

‘Все, все, отдадимъ мы! Вс умремъ за вру православную, за царство русское!’ кричали тысячи голосовъ. Когда все умолкло, Мининъ предложилъ народу прежде всего избрать вождя, и указалъ на князя Димитрія Михайловича Пожарскаго. Весь народъ и граждане были согласны на все. Составился приговоръ, гд между прочимъ было сказано ‘быть имъ ему, Козьмъ, во всемъ послушливымъ и покорнымъ, и если потребно будетъ, взять ихъ всхъ, продать ихъ женъ и дтей’.— Приговоръ этотъ былъ подписанъ и учинена присяга въ исполненіи его. Минина назвали: избраннымъ отъ всея земли русскія человкомъ. Къ нему несли деньги и имніе.

Вскор за симъ Мининъ отправился въ деревню Нижній Ландехъ, гд тогда жилъ князь Пожарскій. Онъ нашелъ сего героя на одр болзни и излечивавшаго раны, полученныя въ битвахъ съ непріятелемъ.

——

Скажемъ нсколько словъ о сподвижникъ Минина. Надемся, что такое отступленіе не есть лишнее.

Князь Димитрій Михайловичъ Пожарскій, стольникъ, оказалъ большія услуги, какъ во времена царствованія Шуйскаго, такъ и междоцарствія. Онъ въ первый разъ отличился при Коломн, куда былъ посланъ съ войскомъ противъ Поляковъ. Разбивъ ихъ предводителя Хмлевскаго, онъ взялъ непріятельскій обозъ и множество запасовъ и истребилъ разбойническую шайку хотунскаго мужика Салкова, производившаго грабежи и разбои и соединившагося съ Поляками. Въ то время, когда князь Пожарскій находился въ Зарайскъ со ввреннымъ ему войскомъ, тогда Прокофій Ляпуновъ писалъ къ нему, чтобъ онъ отложился отъ царя Василія Іоанновича Шуйскаго и согласился съ нимъ дйствовать противъ него, но врный Пожарскій отвергнулъ это предложеніе и послалъ письмо Ляпунова къ Шуйскому. Во время же присяги нкоторыхъ городовъ Тушинскому вору и убжденія жителями Зарайска Пожарскаго къ тому же, онъ съ малымъ числомъ войска, держась въ крпости, ршился лучше умереть, нежели измнить царю Василію. Посл Шуйскаго, когда въ нкоторыхъ городахъ собрались дружины и приняли намреніе освободить отечество отъ непріятелей, и когда Черкезы осадили въ Пронск Прокопія Ляпунова, тогда Пожарскій поспшилъ къ нему на помощь изъ Зарайска. Непріятели отступили отъ Пронска и пошли къ Михайлову, откуда, подступа къ Зарайску, взяли ночью острогъ. Пожарскій отбилъ непріятеля. Наконецъ, когда Салтыковъ началъ съ Поляками притснять Москву, тогда Пожарскій вмст съ другими воеводами, стоявшими подъ Москвою, сражался съ мятежниками на улицахъ московскихъ и прогналъ ихъ въ Кремль. Онъ храбро защищалъ свое укрпленіе у Сртенскихъ воротъ, нын церковь Введенія Богородицы, и былъ весьма тяжело раненъ. Больной Пожарскій былъ привезенъ въ Троицкій монастырь, откуда отправился въ деревню, находившуюся близъ Пижняго-Новгорода. Здсь-то нашелъ его Мининъ, здсь этотъ простой витія-гражданинъ представилъ больному князю бдственное положеніе нашего отечества, и умолялъ именемъ всей земли русской принять начальство надъ ополченіемъ нижегородскимъ.— Пожарскій позабылъ свой раны, онъ склонился на прошеніе Минина. ‘Не въ сил Богъ, но въ правд!’ говорили Мининъ и князь Пожарскій. ‘Мужаемся и укрпимся о людяхъ нашихъ, и о градхъ Бога нашего, и Господь сотворитъ благое предъ очима Своима!’ говорилъ, князь Димитрій Михайловичъ.

Вскор къ Пожарскому отправились архимандритъ Печерскаго Нижегородскаго монастыря еодосій, и именитые граждане нижегородскіе. ‘Стань за православную вру и за московское государство!’ говорили пришедшіе. Пожарскій плакалъ, обнималъ пришедшихъ и общалъ не щадить живота.

Всть о возстаніи Нижегородцевъ скоро распространилась всюду. Пожарскій явился въ Нижній-Новгородъ, откуда начали разсылаться грамматы во вс города. ‘Въ наше безгосударное время’, писали Мининъ и Пожарскій въ своихъ грамматахъ’, отдали мы души свои Богу, идите принять внецъ нетлнный и спасти отечество!’ — По призыву этому вооружились Смоляне, убжавшіе въ Арзамасъ, Коломенцы, Рязанцы, жители Балахны, Юрьева, Кинешмы, Костромы, Плеса и Суздаля.— Сборное мсто воинства было назначено въ Ярославль. Но въ это самое время, когда въ Нижнемъ собирались и вооружались на защиту и освобожденіе царства русскаго, изъ Ярославля было прислано извстіе, что Заруцкій прислалъ туда отряды казаковъ, чтобъ за хватить городъ и предупредить соединеніе войскъ нижегородскихъ съ ярославскими. Пожарскій предупредилъ этотъ злодйскій умыселъ. Онъ послалъ къ Ярославлю отрядъ войска и этимъ разрушилъ намреніе Заруцкаго.— Наконецъ Пожарскій и Мининъ, положа надежду на Бога, выступили въ походъ. Во время этого пути много ратныхъ людей присоединилось подъ хоругвь князя Димитрія Михайловича. Въ Ярославл Пожарскій узналъ о безпорядкахъ войскъ, стоящихъ подъ Москвою, и о злодйскихъ поступкахъ Заруцкаго, казаки котораго производили сильные разбои. Участь Ляпунова, убитаго черезъ Заруцкаго,— заставила Пожарскаго остерегаться. Казалось, само Провидніе хранило сего князя. Онъ изъ Ярославля писалъ въ разные города грамматы, описывая въ нихъ безпорядки войскъ, находящихся подъ Москвою, поступки Заруцкаго и просилъ о поданіи помощи. Пожарскій также писалъ и въ Новгородъ къ тамошнему митрополиту Исидору, боярину князю Одоевскому и къ Делагардію. Онъ просилъ о единодушіи жителей съ другими областями Россіи, прибавляя Делагардію, чтобы онъ позволилъ свободно идти къ Москв и прогнать Поляковъ. Такіе переговоры заставили думать Делагардій, что Русскіе желаютъ очистить Кремль и тронъ для брата шведскаго короля Густава Адольфа.

Князь Трубецкой, стоявшій подъ Москвою, по прибытіи Пожарскаго въ Ярославль, писалъ къ Троицкому архимандриту Діонисію и Палицыну, чтобы они просили вождя нижегородскаго ополченія скоре выступить къ Москв. Иноки писали о семъ къ Пожарскому, но слдующій злодйскій умыселъ невольно заставилъ Пожарскаго медлить въ Ярославл. Злодй Заруцкій, считая Пожарскаго явнымъ врагомъ, послалъ убійцъ зарзать его. По само Провидніе, казалось, хранило сего князя. Посланные убійцы, пришедши въ Ярославль, долго искали удобнаго случая для свершенія своего злодйства. Наконецъ оный представился. Однажды, когда Пожарскій смотрлъ одинъ изъ отрядовъ, отправлявшихся подъ Москву, убійца, пользуясь народною тснотою, кинулся на него съ ножемъ, промахнулся и поразилъ товарища, который въ это время занялъ Пожарскаго разговоромъ, и держалъ его за руки, Это ужаснуло всхъ. Убійцу схватили, узнали отъ него весь умыселъ, и народъ хотлъ отмстить ему. Но Пожарскій спасъ жизнь убійцы. Рдкій, неподражаемый примръ снисходительности! Князь Трубецкой вторично писалъ въ Троицкій монастырь, увдомляя, что Хоткевичъ идетъ подъ Москву съ набраннымъ, вновь-устроеннымъ войскомъ, Авраамій самъ отправился въ Ярославъ. Онъ именемъ Бога и отечества умолялъ Пожарскаго и Минина выступить немедленно въ походъ, не взирая на распри воеводъ и безпорядки воинства, стоящаго подъ Москвою. Слова добродтельнаго инока произвели желаемое дйствіе. Войско стало готовиться къ походу. Но прежде себя князь Пожарскій послалъ въ Москву два отряда — первый подъ предводительствомъ воеводъ Дмитріева и Левашева, и веллъ оному по прибытіи въ Москву сдлать укрпленіе у Петровскихъ воротъ, а другой,— подъ командою брата своего князя Димитрія Петровича Пожарскаго и Самсонова, которому приказано стать у Тверскихъ воротъ. Вскор за сими отрядами выступилъ и самъ князь Димитрій Михайловичъ. Онъ, поручивъ войска вести князю Ивану Андревичу Хованскому и Минину, самъ съ небольшимъ отрядомъ отправился въ Суздаль. Здсь въ Спасо-Ефиміевскомъ монастыр, на родовомъ кладбищ, при гробахъ родителей, Димитрій Михайловичъ хотлъ укрпить молитвами свою душу.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

КНЯЗЬ ПОЖАРСКІЙИНИЖЕГОРОДСКІЙ ГРАЖДАНИНЪ МИНИНЪИЛИОСВОБОЖДЕНІЕ МОСКВЫ въ 1612 году.

Читайте также:

КНЯЗЬ ПОЖАРСКІЙ
И
НИЖЕГОРОДСКІЙ ГРАЖДАНИНЪ МИНИНЪ
ИЛИ
ОСВОБОЖДЕНІЕ МОСКВЫ въ 1612 году.