Очерк жизни и деятельности Н. Я. Грота, Ивановский Владимир Николаевич, Год: 1911

Время на прочтение: 35 минут(ы)

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К), Фонтанка, 117.
1911.

Очеркъ жизни и дятельности Н. Я. Грота 1).

В. Н. Ивановскаго.

1) Былъ напечатанъ въ журн. ‘Вопросы Философіи и Психологіи’, кн. 51. М. 1900. Хотя эта статья В. Н. Ивановскаго заключаетъ въ себ рядъ данныхъ и біографическихъ указаній, заимствованныхъ изъ воспоминаній В. И. Шенрока (‘Историч. Встн.’ 1899 г. кн. 9), вошедшихъ потомъ въ помщенный выше ‘очеркъ’ этого автора, но она все же помщается нами здсь почти цликомъ, ибо, будучи основана не только на личномъ знакомств, но и на матеріал, почерпнутомъ изъ многихъ и разнообразныхъ источниковъ, значительно дополняетъ статью В. И. Шенрока. Нами опущены лишь боле значительныя выдержки, взятыя изъ воспоминаній Шенрока. Ред.
Когда умираетъ общественный дятель, мы испытываемъ не одно горе, не одну скорбь, мы переживаемъ и нкоторое чувство благодарности къ памяти этого человка за все, что онъ сдлалъ для насъ и для всего общества, и нсколько горделивое сознаніе проявившейся въ немъ силы человческаго ума, таланта или энергіи. Измняя нсколько выраженіе поэта, мы одновременно и ‘говоримъ съ тоской: его нтъ, и съ благодарностью: онъ былъ’, онъ жилъ, онъ работалъ — съ пользой и успхомъ.
Такое же двойственное чувство испытываемъ и мы сегодня, собравшись на наше печальное торжество {Эта статья возникла изъ рчи, сказанной на посвященномъ памяти Н. Я. Грота собраніи Московскаго Психологическаго Общества.}: съ торжественной печалью смерти въ нашей душ, сливаясь, переплетается бодрящее вяніе жизни, еще такъ недавно отъ насъ ушедшей, еще столь живой въ нашей памяти.
Другія имющія быть сегодня произнесенными рчи будутъ характеризовать Н. Я. Грота, какъ ученаго и мыслителя, он покажутъ намъ и ту внутреннюю связь, какая существовала между его личностью и общимъ строемъ его воззрній. Я же укажу т вншнія рамки, въ которыхъ протекла жизнь покойнаго, и въ связи съ этимъ намчу самыя общія свойства его. личности, его темперамента.
Легко понять, что я отнюдь не берусь излагать здсь сколько-нибудь полной біографіи Николая Яковлевича: время для этого далеко еще не наступило. Сейчасъ не приведены еще въ извстность и оставшіяся посл него рукописи, среди которыхъ, на ряду съ собраніями матеріаловъ, случайными, летучими замтками и черновыми набросками, несомннно, должны быть и вполн обработанныя вещи {Такъ, еще въ предисловіи къ своей докторской диссертаціи (‘Къ вопросу о реформ логики’. Лейпцигъ, 1882, стр. XII) Н. Я. писалъ слдующее: ‘Въ процесс изложенія авторъ оставилъ безъ употребленія нсколько, совершенно готовыхъ къ печати, главъ, принужденъ былъ отложить до другого времени рядъ вопросовъ, уже значительно обработанныхъ и по которымъ у него былъ собранъ довольно обширный матеріалъ’. Вроятно, объ этихъ именно частяхъ своей работы замчаетъ Н. Я. въ составленномъ имъ списк своихъ сочиненіи по логик: ‘есть рукописи еще на 100 стр.’ Затмъ, мн лично приходилось слышать отъ И. Я., что у него собрано много матеріала по вопросу объ инстинктахъ и что кое-что онъ даже началъ уже обрабатывать.}. Мало того, нтъ даже просто вполн исчерпывающаго перечня напечатанныхъ статей, замтокъ, рецензій Н. Я. Наконецъ, несомннно, много матеріаловъ могутъ дать впослдствіи личныя воспоминанія о покойномъ, которыхъ пока опубликовано еще очень немного, ихъ должно быть съ теченіемъ времени гораздо больше, если судить по тому количеству лицъ, съ какимъ пришлось Николаю Яковлевичу вступать въ т или другія отношенія въ теченіе его недолгой, но кипуче дятельной жизни. Поэтому я дамъ лишь необходимое введеніе къ тому изложенію его научныхъ трудовъ, его врованій и убжденій, которому, будутъ посвящены остальныя рчи.

I.

Н. Я. Гротъ былъ старшимъ сыномъ нашего извстнаго ученаго и литератора, академика Якова Карловича Грота {Родоначальникомъ семьи Гротовъ въ Россіи былъ голштинецъ оакимъ Гротъ (1733—1799 или 1800), переселившійся при император Петр III въ Петербургъ, онъ былъ довольно виднымъ общественнымъ дятелемъ въ эпоху Екатерины II, занимая (съ 1764 г. до смерти своей) мсто пастора при лютеранской Екатерининской церкви въ Петербург (на Васильевскомъ остров). Его сынъ Карлъ оакимовичъ (или Ефимовичъ, какъ его обычно звали по-русски, скончался 1816 г.) дослужился до начальника отдленія въ департамент Государственныхъ Имуществъ.
У Карла Ефимовича было двое дтей, Яковъ Карловичъ былъ старшимъ сыномъ. Второй его сынъ — Константинъ Карловичъ — умеръ осенью 1897 г., будучи членомъ Государственнаго Совта (и Андреевскимъ Кавалеромъ).
Родился Яковъ Карловичъ 15 декабря 1812 г., по окончаніи (въ 1832 г.) курса въ Императорскомъ Царскосельскомъ лице, онъ сначала служилъ въ канцеляріяхъ (Комитета министровъ, Государственной и финляндскаго статсъ-секретаріата). Но всегда сильные въ немъ литературные вкусы и ученыя склонности въ конц концовъ взяли верхъ: онъ разстался съ чисто чиновнической службой и въ 1841 г. поступилъ профессоромъ русскаго языка, словесности и исторіи въ Гельсингфорскій университетъ. Въ 1853 г. онъ перешелъ въ Петербургъ профессоромъ русской литературы въ Александровскій (бывшій Царскосельскій) лицей, въ которомъ онъ самъ получилъ образованіе, и въ то же время былъ приглашенъ преподавателемъ нсколькихъ предметовъ къ Великимъ князьямъ: Николаю, Александру и Владиміру, дтямъ тогдашняго Наслдника, а потомъ Императора Александра II. Въ 1855 г. Я. К. былъ избранъ въ члены Академіи Наукъ по II отдленію (русскаго языка и словесности), съ 1865 г. онъ сталъ предсдателемъ этого отдленія, а умеръ вице-президентомъ Академіи.}.
Въ 1850 г. Я. К. женился на Наталь Петровн Семеновой {Сестр сенатора и автора обширныхъ мемуаровъ по исторіи крестьянскаго вопроса при Александр II Николая Петровича Семенова, другой ея братъ, Петръ Петровичъ, состоитъ въ настоящее время и членомъ Государственнаго Совта, и вице-предсдателемъ Императорскаго Географическаго Общества, въ то же рремя П. П.— естествоиспытатель (энтомологъ) и одинъ изъ самыхъ выдающихся и заслуженныхъ русскихъ статистиковъ.}, а 18 апрля 1852 г. у нихъ родился первенецъ-сынъ, названный Николаемъ въ честь старшаго брата Натальи Петровны.
Въ 1861 г. девятилтній, бойкій и живой мальчикъ поступилъ въ училище д-ра Видемана (на Васильевскомъ Остров), гимназическій курсъ онъ окончилъ съ золотой медалью въ 1871 г. въ Ларинской гимназіи въ С.-Петербург и осенью того же года поступилъ на первый курсъ историко-филологическаго факультета въ Петербургскій университетъ.
Этотъ періодъ жизни Н. Я. чрезвычайно живо описанъ въ ‘Воспоминаніяхъ о Н. Я. Грот’ его университетскаго товарища и друга всей его жизни В. И. Шенрока (помщенныхъ въ сентябрьской книжк ‘Историческаго Встника’ за 1899 годъ). Быть можетъ, эти воспоминанія уже извстны части нашихъ читателей, по мы не можемъ пройти мимо нихъ, потому что въ нихъ въ симпатичномъ свт обрисовывается основное свойство личности Николая Яковлевича — общій ея, такъ сказать, динамическій характеръ, его постоянно подвижной и энергичный темпераментъ, всегдашняя способность и готовность увлекаться: мало того, неспособность его не увлекаться всмъ, что ему приходилось длать,— неспособность, доходившая до того, что его дятельность въ нкоторыхъ отношеніяхъ производила впечатлніе разбрасыванія, неумнья экономить свои силы и сосредоточивать ихъ на чемъ-либо одномъ. Но съ другой стороны, эта же самая черта темперамента, отличавшая Н. Я. въ теченіе всей его жизни, длала изъ него довольно рдкій у насъ въ Россіи типъ человка, какъ нельзя боле далекаго отъ того квіэтизма, отъ той умственной косности и душевнаго безразличія, которыя составляютъ болзнь многихъ русскихъ людей {Приводимыя здсь и въ другихъ мстахъ выдержки изъ статьи В. И. Шенрока выпускаются нами, такъ какъ содержаніе ихъ повторено В. И. Шенрокомь въ выше напечатанномъ біографическомъ очерк. Ред.}.
Несомннно, что на счастливомъ ‘тон’ всей молодости Н. Я. отразилась, помимо его темперамента, еще и обстановка его молодости — домъ его родителей.
Трудолюбіе Я. К. было поразительно,,/правильно будетъ сказать, что вся его жизнь была посвящена работ: не даромъ полный списокъ его трудовъ (правда, съ повторительными изданіями и мелкими вещами: напр., стихотвореніями) состоитъ не боле и не мене, какъ изъ 428 NoNo {Я. К. Гротъ. Нсколько данныхъ къ его біографіи и характеристик. Спб., 1895, стр. 199—235.}, среди которыхъ стоятъ такіе вещи, какъ академическое изданіе сочиненій Державина, ‘Филологическія разысканія’ (во 2-мъ и 8-мъ изданіяхъ составившія цлыхъ 2 тома), книга ‘Пушкинъ, его лицейскіе товарищи и наставники’, 1-й вып. академическаго, словаря русскаго языка’, руководство къ русскому правописанію и множество статей по другимъ вопросамъ русской филологіи и исторіи литературы. Погруженный всю жизнь въ литературныя и ученыя занятія, въ отправленіе своихъ нелегкихъ служебныхъ обязанностей, вращаясь сначала въ чисто чиновническихъ, потомъ въ учено-чиновническихъ кругахъ, будучи близокъ (по своей должности учителя Великихъ Князей) ко Двору, Я. К. везд умлъ остаться самимъ собою, не жертвовать своею личностью нивеллирующему вліянію ‘службы’. Свои задушевныя нравственныя воззрнія, свои лучшія надежды онъ высказалъ въ небольшой тетрадк, которую вручилъ Наслднику Цесаревичу Николаю Александровичу въ день его совершеннолтія (8-го сентября 1859 г.). Въ первой глав этого документа {Онъ изданъ въ указанной выше книг: Я. К. Гротъ. Нсколько данныхъ и т. д. (стр. 143—164).}, озаглавленной ‘Молитва Цесаревича’, Я. К. излагаетъ отъ лица своего Высокаго воспитанника слдующія размышленія: ‘Я вступаю въ совершеннолтіе въ такомъ возраст, когда другіе считаются еще незрлыми юношами. Поставленный Провидніемъ и законами государства въ такое необычайное положеніе, я долженъ понять и великость сопряженныхъ съ нимъ требованій… Господи! Пошли мн любовь къ правд и умніе отличать людей преданныхъ ей отъ лживыхъ и суетныхъ. Но особенно, Господи, молю Тебя объ одномъ: зажги въ сердц моемъ теплую любовь къ человчеству. Даруй мн сердце любящее, исполненное участія къ ближнему. На высот величія, въ ндрахъ обилія и роскоши не дай мн забывать страданій и несчастій, ежеминутно претерпваемыхъ вдали отъ меня, дай мн помнить, что Ты поставилъ меня такъ высоко не для моего собственнаго счастія, но для того, чтобы я способствовалъ къ распространенію счастія между другими, чтобы я былъ орудіемъ Твоей воли для утвержденія на земл царства добра и истины’…
Въ другомъ мст Я. К., по праву учителя и воспитателя, даетъ своему Царственному ученику слдующія наставленія:
‘Ваше Императорское Высочество, говоритъ онъ во второй глав (‘Особенность Вашего положенія’), сравните Свое положеніе съ положеніемъ обыкновеннаго юноши: онъ долженъ создавать себ поприще, Ваше поприще уже готово въ будущемъ, онъ долженъ трудами и борьбою съ препятствіями проложить себ путь, Вашъ путь уже проложенъ, онъ долженъ для стяжанія успха привлечь на себя вниманіе общества, на Васъ уже обращены взоры цлаго народа… Слава ждетъ Васъ, но помните, что рядомъ съ нею стоитъ и безславіе. Въ этомъ отношеніи Ваше мсто гораздо опасне, нежели положеніе всякаго частнаго лица… Ваше имя уже заране занесено на страницы исторіи. Вы должны либо прославить, либо обезславить его, тутъ нтъ середины… для Васъ будетъ позоромъ не одни темныя дла и ошибки, для Васъ самое отсутствіе великихъ дяній будетъ уже безславіемъ… Мы живемъ въ такое время, когда Россіи предстоитъ ршеніе великихъ задачъ, борьба съ вковыми заблужденіями и трудностями. Смена этой жатвы должны зрть въ цломъ настоящемъ молодомъ поколніи, но особенно важны т изъ нихъ, которыя положены въ Вашу душу. Будьте же Сами заботливымъ ихъ хранителемъ, бодрствуйте и трудитесь, и помните, какая великая отвтственность возложена на Васъ Провидніемъ’…
Я позволилъ себ привести дословно эти выписки изъ тетради Я. К. потому, что они ясно рисуютъ передъ нами нравственный обликъ Я. К. Грота. Въ знаменательный для него моментъ совершеннолтія его Царственнаго ученика онъ высказываетъ ему сбои задушевныя идеалы, надежды, мечты, старается внушить ему, по праву воспитателя и учителя, возвышенныя нравственныя настроенія и стремленія! И какихъ бы кто общественныхъ взглядовъ ни держался, всякій долженъ будетъ согласиться съ тмъ, что человкъ, выставлявшій такія общія дли и желанія, не могъ быть равнодушнымъ къ морально-общественнымъ вопросамъ.

II.

При такихъ домашнихъ условіяхъ, подъ руководствомъ такого отца складывался и развивался характеръ Н. Я. Съ другой стороны, на него вліяли, конечно, и условія тогдашней общественной жизни. Для ‘интеллегенціи’ это время (начало 70-хъ годовъ) было временемъ необыкновеннаго подъема самосознанія и пылкихъ надеждъ. Но пусть намъ охарактеризуетъ эту эпоху ея очевидецъ и другъ Н. Я. {В. И. Шенрокъ.}, на котораго мы уже ссылались: ‘Въ сред студенчества преобладало сильное демократическое направленіе, молодежь была проникнута необыкновеннымъ энтузіазмомъ, горячія головы мечтали о жертвахъ, о посвященіи всей жизни благу ‘меньшей братіи’, скорбли о неоплатномъ долг передъ нею и рисовали въ своемъ воображеніи картину переустройства всей личной и общественной жизни на началахъ альтруизма и разумнаго, безкорыстнаго труда, опирающагося на изученіи реальныхъ паукъ. Студенты горли желаніемъ отдать свои силы и молодость любимой иде служенія народу… Воодушевленіе было такъ велико, что казалось, нашему поколнію свтила заря еще небывалой, разумной и честной, прекрасной будущности… Теперь даже крайности того далекаго времени имютъ въ воспоминаніи какую-то особую прелесть, какой-то трогательный отпечатокъ’… Въ ту пору, продолжаетъ г. Шенрокъ, мы переживали чудные годы молодости, когда, по выраженію Шпильгагена, жизнь бываетъ озарена блестящимъ отблескомъ солнечнаго свта, когда вся предстоящая жизнь представляется сплошнымъ счастіемъ, когда намъ ярче свтитъ солнце, для насъ нжне благоухаютъ цвты и птицы поютъ намъ свои волшебныя псни, когда мы еще не испытали незамнимыхъ утратъ и горькихъ разочарованій’…
Если такъ чувствовали вс, то можно себ представить, съ какими радужными надеждами вступалъ въ жизнь особенно отзывчивый и впечатлительный Н. Я. Правда, онъ стоялъ нсколько въ сторон отъ политическихъ и соціальныхъ стремленій своихъ сверстниковъ, за что его и не долюбливали наиболе радикально настроенные изъ его товарищей, видвшіе въ немъ, какъ въ сын академика, т.-е. лица, занимавшаго высокое общественное положеніе, ‘какого-то ‘аристократа’, по выраженію г. Шернока. Поэтому для своихъ реформаторскихъ плановъ и стремленій Н. Я. выбралъ другую сферу — область отвлеченной мысли. ‘Общій духъ тогдашняго студенчества отразился въ Грот, пишетъ г. Шенрокъ, ршеніемъ посвятить свою жизнь правильной постановк философскихъ знаній въ Россіи на плодотворной и разумной почв опытнаго изслдованія, опирающагося на результаты, добытые естествознаніемъ… То была пора сильнаго и весьма распространеннаго, по истин трогательнаго увлеченія естественными пауками. Имена Менделева, Сченова и другихъ свтилъ естествознанія внушали молодежи какой-то священный трепетъ’, и Н. Я. отдалъ дань этому увлеченію.

III.

По философіи Н. Я. въ университет слушалъ рядъ курсовъ проф. Владиславлева, но его самостоятельные и живые интересы въ области философскихъ наукъ сосредоточились на одной изъ нихъ — на психологіи. ‘.Увлеченію Н. Я. послднею особенно способствовалъ занимавшій многихъ въ свое время и, безъ сомннія, чрезвычайно интересный ученый турниръ между двумя свтилами первой величины: Сченовымъ и Кавелинымъ’. Остановимся нсколько на этомъ спор, такъ какъ онъ, несомннно, сильно повліялъ на складъ мышленія Н. Я.
Кавелинъ не былъ собственно спеціалистомъ въ области философскихъ наукъ, и тмъ не мене онъ много сдлалъ для развитія ихъ въ Россіи. Въ начал 70-хъ годовъ русская философская мысль едва только начинала выходить изъ той летаргіи, въ которой она находилась вс 50-ые и большую часть 60-хъ годовъ. Прекращеніе преподаванія философіи въ университетахъ въ 1850 г. ‘въ виду предосудительнаго развитія этой, науки современными германскими учеными’ (т.-е. лвыми гегеліанцами) и передача чтенія логики и опытной психологіи профессорамъ богословія и церковной исторіи (они же и священники университетскихъ церквей) — съ одной стороны, ослабили философскіе интересы въ русскомъ обществ, съ другой — уничтожили философскія пауки, какъ область профессіональной преподавательской дятельности. Поэтому, когда уставъ 1868 г. возстановилъ въ университетахъ каедру философіи, лицъ для ея замщенія пришлось искать среди баккалавровъ духовныхъ академій… Это гоненіе не вытравило, конечно, совсмъ философскихъ интересовъ въ русской публик, въ замкнутыхъ кружкахъ держался попрежнему объективный идеализмъ Гегеля, въ молодежи все больше и больше распространялся матеріализмъ школы Фейербаха. Но все это были обособленныя и скрытыя теченія, они не выходили на широкую арену, не подвергались взаимной критик и проврк.
Однимъ изъ первыхъ признаковъ возрожденія интересовъ къ этой области знанія въ широкой публик явилось то движеніе, какое возбудила диссертація М. М. Троицкаго ‘Нмецкая психологія въ текущемъ столтіи’. Въ это время выступилъ впервые, въ качеств психолога, и К. Д. Кавелинъ. Гегеліанецъ въ первую пору своей учено-литературной дятельности, воспринявшій затмъ много элементой изъ психологіи Бенеке, игравшей видную роль въ русскихъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ въ пятидесятыхъ годахъ, а въ 60-хъ годахъ заинтересовавшійся эмпирической психологіей и вообще опытной философіей, К. Д. въ 1872 году издалъ свои Задачи психологіи, гд, съ одной стороны, ‘старался примирить нмецкій идеализмъ съ матеріализмомъ при помощи психологіи Бенеке’, а съ другой — пропагандировалъ примненіе къ психологіи эмпирическаго изученія сознанія. Признавая, что ‘все психическое обусловлено въ конц концовъ матеріальнымъ’. Кавелинъ доказывалъ, что тмъ не мене ‘оно не есть модификація матеріи, а обнаруженіе новыхъ свойствъ того же начала, откуда беретъ свое существованіе и матерія’ {М. М. Троицкій. К. Д. Кавелинъ. (‘Русская Мысль’, 1885 г., No 11).}. Эти свойства, эти психическія начала — не матеріальны, ихъ три: идеальность, сознательность и произвольность. Душа есть нчто не простое, а въ высшей степени сложное, образующееся изъ многочисленныхъ элементовъ, это — особый организмъ, стоящій въ связи съ организмомъ тлеснымъ и вырастающій изъ единаго корня, единой основы человческой природы. Монизмъ есть основная метафизическая идея Кавелина, о монизму у него подчиненъ дуализмъ духа и тла, какъ двухъ субстанцій, организмовъ. )
Можно находить неудовлетворительными отвты Кавелина, но нельзя не признать за его трудомъ очень серьзнаго значенія. ‘Съ метафизической точки зрнія (говоритъ проф. Троицкій въ своей стать о Кавелин), психологическія комбинаціи К. Д. Кавелина обличаютъ въ немъ сильнаго и глубокаго мыслителя, и его Задачи психологіи, по ихъ метафизическому содержанію, останутся ‘навсегда однимъ изъ самыхъ любопытныхъ памятниковъ нашей философской литературы пятидесятыхъ годовъ‘, къ которымъ относится, по мннію проф. Троицкаго, составленіе собственно метафизическихъ частей этого сочиненія.
Но время, протекшее отъ составленія этой первой редакціи до выхода книги въ свтъ, наложило на нее свою печать: за это время Кавелинъ постепенно приближался къ позитивизму въ его англійской форм, и это отразилось на его сочиненіи въ вид утвержденій о непознаваемости сущностей и вытекающаго отсюда основного постулата о необходимости освободить психологію отъ метафизическихъ теорій. Надо замтить, однако, что оба эти теченія — метафизическое и позитивное — стоятъ въ книг рядомъ другъ съ другомъ, остаются несогласованными.
Противъ Кавелина съ его ‘Задачами психологіи’ выступилъ И. М. Сченовъ {‘Замчанія на книгу г. Кавелина: Задачи психологіи’ (В. Е., 1872 г., No 11) и ‘Кому и какъ разрабытывать психологію?’ (тамъ же, 1873 г., No 4).}. Завязалась полемика, тянувшаяся два года на страницахъ ‘Встника Европы’ {Кавелинъ отвчалъ Сченову ‘Письмами въ редакцію В. Е. по поводу ‘Замчаній’ и вопросовъ проф. Сченова’ (В. Е., 1874 г., NoNo 3, 4, 5 и 6). Въ No 7 того же года Сченовъ помстилъ ‘Нсколько словъ въ отвтъ на ‘Письма’ г. Кавелина’, на которыя Кавелинъ отвтилъ ‘Нсколькими словами въ отвтъ на ‘Нсколько словъ’ проф. Сченова’.}. Главные пункты возраженій, какія Сченовъ длалъ Кавелину, сводятся къ слдующему: для естествоиспытателей ‘матерія представляетъ идеальную точку, въ сторону которой направлены ихъ усилія, но точка эта для нихъ еще въ густомъ туман, и они идутъ къ ней, руководясь не ею, а тми ближайшими точками новыхъ горизонтовъ, которыя раскрываются передъ наукой при ея медленномъ, послдовательномъ движеніи впередъ’. Также должны были бы длать и психологи: ‘душа’ должна быть не исходной точкой, а путеводной звздой ихъ изслдованій, не началомъ, а концомъ, конечнымъ синтезомъ ихъ. Вмсто этого, ‘философы древняго закона, а вслдъ за ними и г. Кавелинъ, сразу махаютъ въ своей области съ почвы конкретныхъ фактовъ въ густйшій туманъ общаго начала… ‘Оставьте душу въ практической жизни, какъ благороднйшую часть человка, писалъ Сченовъ, принимайте ее и въ наук за общее начало, подобно тому, какъ натуралисты смотрятъ на матерію, пусть она даже будетъ путеводной звздой въ психологическихъ изысканіяхъ, по какъ же возможно объяснять что бы то ни было необъяснимымъ! вдь это значитъ, приниматься за вещь не съ начала, а съ конца’. {Встникъ Европы, 1872, No 11, стр. 394.} Отвергнувъ, такимъ образомъ, возможность строить въ данный моментъ какую бы то ни было метафизику души, Сченовъ доказываетъ дальше, что ‘субъективный анализъ духа не можетъ быть положительною наукой, что изученіе духа историческое, при помощи сравнительнаго метода, можетъ быть только вспомогательнымъ, а отнюдь не главнымъ орудіемъ анализа психическихъ фактовъ, а такъ какъ затмъ не остается никакого другого объективнаго анализа психическихъ явленій, кром физіологическаго, то физіологическій анализъ и долженъ бытъ признанъ основаніемъ всей науки о дух’ {М. М. Троицкій. К. Д. Кавелинъ. (Рус. М., 1885 г., No 11, стр. 182).}.
Въ отвтъ на это Кавелинъ блестяще защищалъ изученіе сознанія. Мы не будемъ останавливаться на дальнйшихъ деталяхъ этой полемики, споръ шелъ о самыхъ важныхъ психологическихъ вопросахъ: объ отношеніи тлеснаго и психическаго, физіологіи и психологіи, о сознаніи, произвольности, о положительномъ научномъ метод, о томъ, что такое ‘наука’, что значитъ ‘объяснить’ явленіе, и т. д.
Этотъ то споръ и захватилъ H. Я. Грота въ его бытность на послднихъ курсахъ университета. ‘Съ малыхъ лтъ хорошо зная Кавелина, какъ близкаго друга своего дяди, покойнаго статсъ-секретаря Константина Карловича, Н. Я. еще юношею-студентомъ обратилъ на себя сочувственное вниманіе Кавелина, предоставившаго въ его распоряженіе свою библіотеку. Несмотря на разницу возрастовъ, а особенно на цлую пропасть въ отношеніи ихъ научныхъ познаній, Кавелинъ находилъ явное удовольствіе въ бесдахъ съ молоденькимъ студентомъ нердко принимавшимъ сторону его противника, Сченова… Обычнымъ мстомъ ихъ перипатетическихъ бесдъ былъ Румянцевскій скверъ близъ академіи художествъ, гд любилъ прогуливаться Кавелинъ… Очень симпатичнымъ (говоритъ г. Шенрокъ) припоминается мн лицо Кавелина, съ любовью и оживленіемъ слушавшаго своего собесдника, а часто также воодушевленно что-то ему говорившаго’. Къ сожалнію, г. Шенроку никогда не приходилось впослдствіи напоминать объ этомъ Н. Я., и ему осталось неизвстнымъ, какое значеніе Н. Я., сдлавшись самъ виднымъ ученымъ, придавалъ толчку, данному его научному развитію Кавелинымъ. Не можемъ, вмст съ г. Шепрокомъ, не пожалть объ этомъ и мы, такъ какъ иначе мы имли бы еще одну интересную страницу въ исторіи умственной жизни Н. Я. Грота.
Во всякомъ случа несомннно, что живой интересъ, возбужденный въ Н. Я. полемикой Кавелина съ Сченовымъ и его личными спорами на т же темы съ Кавелинымъ имлъ ршительное вліяніе на развитіе въ немъ, вкуса къ философіи {Его философскія занятія въ университет выразились, между прочимъ, въ написаніи сочиненія на медаль на тему: ‘Опроверженіе Платона и пиагорейцевъ по метафизик Аристотеля’.}.
Насколько мы можемъ судить, въ то время (Н. Я. держался воззрній, приближавшихся одними своими частями къ и научному матеріализму (а также Спенсерову реализму), а другими — къ англійскому субъективному идеализму. Впрочемъ, вопросы теоріи познанія мало тогда его интересовали, и врядъ ли онъ замчалъ вс трудности, лежавшія въ нихъ, его взгляды просто были еще не вполн ясны, не вполн закончены.
Психологическіе споры того времени ‘привели его къ мысли заняться для изученія психологіи естественными науками, которыя онъ и принялся усердно штудировать по курсамъ и книгамъ своихъ знакомыхъ студентовъ-естественниковъ. И этимъ занятіямъ онъ отдавался съ тмъ большею горячностью, что считалъ, наряду со многимъ другимъ, существеннымъ недочетомъ въ званіяхъ тогдашнихъ спеціалистовъ-психологовъ ихъ недостаточную освдомленность въ области естествознанія, и его особенно воодушевляла мысль, что онъ пойдетъ по боле широкому, боле соотвтствующему требованіямъ времени пути’.
Какъ свидтельствуетъ г. Шепрокъ, Н. Я. находилъ отчасти отголосокъ своему направленію въ московскомъ профессор Троицкомъ. Напротивъ, извстная диссертація Вл. О. Соловьева ‘Кризисъ западной философіи’ (съ полемическимъ подзаглавіемъ: ‘противъ позитивистовъ’) сильно волновала Н. Я., совершенно не сочувствовавшаго В. С. Соловьеву, онъ хотлъ даже оппонировать на диспут, по ‘не ршился или не приготовился’. Наконецъ, свидтельствами направленія интересовъ и воззрній Н. Я. въ ту эпоху являются об его диссертаціи, въ которыхъ господствуетъ духъ спенсеріанства и эмпирической психологіи’.

IV.

Пришелъ и конецъ университетскаго курса,— надо было подумать о томъ, что длать посл выхода изъ университета. И тутъ Н. Я. остался вренъ своему темпераменту: у него сразу оказалось нсколько плановъ дальнйшей дятельности, его живое воображеніе рисовало ему везд заманчивыя картины. ‘Однажды, говоритъ г. Шенрокъ (онъ вмст съ Н. Я. готовился къ окончательнымъ экзаменамъ), я былъ удивленъ тмъ, что, несмотря на явный недостатокъ времени, Н. Я., противъ обыкновенія, видимо отдалялъ время возобновленія занятій. Вдругъ, посл нкотораго размышленія, онъ предложилъ мн начать хлопотать о совмстномъ занятіи открывающейся кафедры русскаго языка въ русской филологической семинаріи въ Лейпциг, основанной для приготовленія учителей древнихъ языковъ. При этомъ онъ такъ увлекательно сталъ рисовать мн (продолжаетъ г. Шенрокъ) картину предстоящей намъ совмстной жизни въ Лейпциг и перспективу путешествій по Германіи, что планъ его совершенно очаровалъ меня. Оказалось, что планъ этотъ былъ уже извстенъ Якову Карловичу и имъ одобренъ. Сначала дло почти уладилось: но потомъ Н. Я. получилъ предложеніе занять каедру философіи во вновь открывавшемся тогда Нжинскомъ историко-филологическомъ институт’ и далъ свое согласіе.
‘Въ эту пору, пишетъ Шенрокъ, счастливые планы и предположенія роились одни за другими въ воображеніи Грота, онъ мечталъ о германской наук, о путешествіяхъ, о будущемъ своемъ устройств и объ ожидавшей его дятельности въ Нжин… Наконецъ пришла пора отъзда за границу, но первоначальный планъ нсколько измнился, и Лейпцигъ былъ замненъ Берлиномъ… Въ самомъ ликующемъ настроеніи пролетлъ Н. Я. всю дорогу, набираясь новыхъ впечатлній въ Кіев, Нжин, Львов, Краков, причемъ онъ осмотрлъ знаменитыя соляныя копи въ Величк, въ Бреславл, и даже смотрлъ маневры въ Лигниц’.
Въ Берлин Н. Я. прожилъ съ сентября 1875 г. до половины апрля 1876 г. (зимній семестръ). ‘Однако, въ берлинскихъ профессорахъ-философахъ онъ скоро разочаровался: одинъ изъ нихъ, жаловался онъ, отличается односторонностью направленія и эклектизмомъ, другой — краснорчивымъ многословіемъ, и большинство — переставшіе работать старики… Совсмъ не то было въ Страсбург, гд Н. Я. провелъ лтній семестръ 1876 г., тамъ къ нему тотчасъ же вернулось снова его обычное, свтлое и жизнерадостное настроеніе… Страсбургская академическая жизнь имла на него самое отрадное и возбуждающее вліяніе… ‘Занятія мои,— писалъ Н. Я. оттуда,— идутъ успшно, въ десять разъ успшне, чмъ въ Берлин. Дло въ томъ, что тутъ отличные, молодые профессора… Недаромъ Страсбургъ славится теперь лучшимъ германскимъ университетомъ: тутъ вс учатся, занимаются, интересуются живыми вопросами науки. По субботамъ утромъ, въ философской семинаріи (отъ 7 до 9 утра), мы ведемъ, подъ руководствомъ Либмана, оживленныя пренія о философскихъ вопросахъ, одинъ готовитъ рефератъ о какой-нибудь психологической проблем, остальные критикуютъ и спорятъ. Въ одну изъ первыхъ субботъ и я держалъ такой рефератъ о метафизическихъ направленіяхъ въ наук о душ, и очень удачно, съ этого дня Либманъ все ко мн обращается съ вопросами во время лекціи. Живо и весело идетъ дло’.

V.

Въ начал сентября 1876 г. Н. Я. возвращается изъ-за границы въ Нжинъ и становится экстраординарнымъ профессоромъ тамошняго Историко-Филологическаго института. Здсь онъ встрчаетъ самый радушный пріемъ со стороны директора и товарищей. ‘Они не только тотчасъ же удостоили его полнаго доврія, но и отвели ему видное, и даже почетное мсто въ своей корпораціи’. Лекціи его съ самой первой пошли удачно (‘удачне, чмъ я желалъ и надялся’, какъ Н. Я. самъ писалъ г. Шенроку). Тотчасъ же по прізд Н. Я. былъ избранъ ревизоромъ институтской библіотеки, редакторомъ ‘Извстій Нжинскаго института’, старостой хозяйственныхъ профессорскихъ артелей, ему же, наконецъ, было поручено произнесеніе академической рчи на торжественномъ акт слдующаго года {Подробности служебной дятельности Н. Я. въ Нжин см. въ ‘Извстіяхъ Историко-Филологическаго Института кн. Безбородко въ Нжин’ за 1877 г. (стр. 84, 87, 97), за 1878 г. (стр. 9, 25, 29, 33, 49—51, 62), за 1880 г. (стр. 7—21, 24—26), за 1881 г. (стр. 3—21, 26, 35, 37, 39—40), за 1882 г. (стр. 1—25, 36—37, 39—41, 57), за 1883 г. (стр. 1, 3, 14—15, 35, 41), за 1884 г. (стр. 4, 6, 12-13, 18—19, 41, 45, 54). 14 мая 1880 г. (28 лтъ отъ роду) Н. Я. былъ утвержденъ въ званіи ординарнаго профессора.}. Я счастливъ общею любовію и выказываемымъ мн уваженіемъ (пишетъ Н. Я.), которое трудно носить на плечахъ, зная, что ничмъ его не заслужилъ’.
‘Нжинская жизнь дала Николаю Яковлевичу большой просторъ для научныхъ занятій… Къ услугамъ юнаго профессора (ему было въ это время 24 года) былъ весь отдлъ фундаментальной библіотеки по части философіи, пополнявшійся по его указаніямъ’. Не мшали Н. Я. и мелочныя требованія учено-чиновническаго провинціальнаго общества: онъ ‘ршился во что бы то ни стало отстоять свою самостоятельность въ этомъ отношеніи, руководясь при этомъ примромъ своего отца, умвшаго не длать уступокъ толче праздной жизни’. Вскор Н. Я. женился на дочери директора института Наталь Николаевн Лавровской.
Обрабатывая и читая свои курсы въ институт {
Въ 1876—7 учебномъ году Н. Я. читалъ ‘студентамъ 1-го и 2-го курсовъ (при 2 недльныхъ лекціяхъ въ каждомъ курс) слдующіе отдлы психологіи: 1) задачи психологіи, методы психологическаго изслдованія, пріемы изложенія, пособія по психологіи, 2) общій очеркъ психическихъ отправленій въ связи съ нервными процессами, опираніе строенія и дятельности нервныхъ тканей, 3) историческое развитіе вопроса о сущности души, 4) анализъ психической воспріимчивости, исторія вопроса объ ощущеніяхъ, статическій и динамическій анализъ ощущеній, исторія вопроса о чувствованіяхъ, анализъ чувствованіи и ихъ законовъ, 5) анализъ психической дятельности, теорія стремленій и выраженій, 6) основы психическаго развитія, анализъ законовъ осложненія психическихъ феноменовъ, анализъ основныхъ моментовъ развитія наслдственности и индивидуальной жизни, 7) анализъ сна и психическихъ отклоненій въ ихъ значеніи для развитія’. Въ 1878—9 г. Н. Я. читалъ цлыхъ 4 курса: 1) психологію (2 лекціи первому курсу), 2) логику (первому и второму курсамъ — 1 лекція), по слдующей программ: ‘Введеніе. Различные взгляды на предметъ логики. Краткій историческій очеркъ ея судьбы. Критическая оцнка ея задачъ и общее распредленіе ея матеріала. Общій анализъ познавательной дятельности: 1) матеріалъ, изъ котораго слагается познаніе, 2) объ ошибкахъ въ познавательной дятельности и о законахъ мышленія, 3) логическіе пріемы мышленія: процессы образованія сужденій, теорія умозаключеній, разборъ 4 фигуръ силлогизма, 4) пріемы наблюденія и опыта, анализъ индуктивныхъ методовъ’), 3) исторію древней философіи (второму курсу, 1 часъ въ недлю) — включительно до Аристотеля, 4) исторію послднихъ періодовъ древней философіи, средневковую и новую до Канта включительно (III и IV курсамъ вмст, 2 часа въ недлю). Всего, такимъ образомъ, 6 недльныхъ часовъ.
Приведемъ, наконецъ, еще выдержку изъ отчета института за 1880—81 гг.: ‘Но философіи ординарнымъ проф. Гротомъ пройдены: съ I курсомъ психологія, со II логика, съ III исторія философіи до XIX вка, причемъ съ особенною подробностью разсмотрна англійская философія XVIII в. посл Локка. Чтеніе логики происходило по значительно измненной программ, а именно: 1) о предмет логики, ея задачахъ, средствахъ и цляхъ, 2) разборъ понятія истиннаго знанія, критерій истины, изслдованіе источниковъ знаній ошибочныхъ, вопросъ о способахъ уменьшенія заблужденій, 3) критика ученій о законахъ мышленія, различные способы пониманія этихъ законовъ и ихъ анализъ, 4) ступени познавательной дятельности и ихъ отличительные признаки, 5) механическіе познавательные процессы и ихъ результаты, 6) разборъ органическихъ процессовъ познанія, анализъ сужденій и умозаключеній’.}, Н. Я. успвалъ писать и печатать и другія вещи. Такъ, въ первое же время своей жизни въ Нжин онъ напечаталъ свои возраженія на диссертацію А. А. Козлова (‘Философскіе этюды’, часть I), которому онъ оппонировалъ на его диспут {Н. Я. ‘возражалъ очень удачно, но волновался и потомъ жаллъ, что говорилъ боле рзко, чмъ хотлъ’.}, затмъ актовую рчь ‘О сновидніяхъ, какъ предметъ научнаго анализа’ и статью о ‘Классификаціи чувствованій’, помщенную имъ (на французскомъ язык) въ Revue Philosophique.
Вскор Н. Я. избрали еще въ ученые секретари конференціи института и въ секретари комиссіи по разработк каталога библіотеки института. ‘Въ это время онъ работалъ усиленно и безпрерывно, не зная праздниковъ и часто засиживаясь часовъ до 3 ночи, но широкія надежды и постоянный успхъ поддерживали его энергію и одушевленіе… Я все боле и боле укрпляюсь (писалъ онъ г. Шенроку) въ надежд кое-что сдлать по своему предмету: силы не ослабваютъ и энергія воли тоже. Только бситъ медленность всхъ длъ человческихъ. Какъ я ни скоро работаю, а вотъ уже боле года сижу надъ диссертаціей. Сколько труда, времени и терпнія потрачено, а все недоволенъ! Моя работа, главнымъ образомъ, будетъ имть историко-психологическій характеръ, и тутъ я долженъ изучить бездну премудрости древней, средневковой и новой’.
‘Наконецъ, диссертація была окончена и напечатана, и оставался магистерскій экзаменъ’ {Въ большинств русскихъ университетовъ магистерскій экзаменъ и диссертація не представляютъ собою, какъ въ московскомъ университет, двухъ отдльныхъ стадій ученой карьеры, имющихъ каждая одинаково важное значеніе, обычно главную суть испытанія составляетъ диссертація, экзаменъ же иметъ значеніе только общаго ознакомленія съ знаніями ищущаго степени и держится, когда диссертація уже совершенно готова, непосредственно передъ ея защитой.}. По поводу экзамена Н. Я. обратился съ запросами въ Москву и Кіевъ. ‘Изъ обоихъ мстъ пришли отвты благопріятные, писалъ Н. Я. г. Шенроку. Троицкій написалъ, что онъ находитъ диссертацію достойной и другой степени (докторской) {Отмтимъ, кстати, что проф. Троицкій далъ впослдствіи очень хорошій отзывъ и о второй диссертаціи Н. Я. ‘Къ вопросу о реформ логики’ (Учебникъ логики, кн. I, стр. 112).}. Изъ Кіева тоже пишутъ, что достоинство диссертаціи всми безъ спору признано, что Козловъ считаетъ ее единственнымъ полнымъ историческимъ изложеніемъ вопроса, какое только существуетъ, что экзаменъ будетъ только формальностью, и т. д.’ {Вотъ часть подлиннаго отзыва нроф. Козлова объ этой диссертаціи Н. Я. (приведенъ проф. Кочубинскимъ въ ‘предложеніи’ Н. Я. на каедру философіи въ Новороссійскій университетъ въ ‘Запискахъ Имп. Новоросс. университета’, т. 37, стр. 65 и сл.), ‘Оба историческіе отдла [первая часть диссертаціи состоитъ изъ 2 историческихъ очерковъ: а) исторіи классификаціи психическихъ феноменовъ и взглядовъ на отношеніе чувствованій (и аффектовъ) въ прочимъ явленіямъ психической жизни и б) исторіи ученій объ удовольствіи и страданіи и различныхъ способовъ классификаціи чувствованій (и аффектовъ)] составлены авторомъ весьма полно, такъ что, если что можно поставить въ упрекъ, то разв только нкоторый педантизмъ въ полнот его историческаго очерка, ибо безъ всякаго ущерба ей могли бы быть опущены указанія на микроскопическія различія въ психологическихъ воззрніяхъ нкоторыхъ второстепенныхъ писателей. Но достоинство историческаго обзора состоитъ не только въ полнот указаній, но и въ ихъ врности. Въ большинств случаевъ авторъ пользовался первыми источниками, и гд таковыхъ у него не было подъ рукой, то руководился сочиненіями извстныхъ писателей по исторіи философіи и психологіи вообще и но исторіи ученій о чувствованіяхъ въ частности…
‘Теоретическая часть сочиненія г. Грота также отличается признаками добросовстнаго изученія нкоторыхъ лучшихъ представителей современной психологіи, самостоятельною переработкой ихъ теоріи и нкоторой оригинальностью въ постановк и проведеніи собственной теоріи’. Заключаетъ свои отзывъ проф. Козловъ слдующими словами: Не только у насъ но и въ европейской литератур сравнительно рдко ученые начинаютъ свое поприще такими почтенными трудами, какъ ‘Психологія чувствованій’.
Тамъ же проф. Кочубинскій даетъ и свою собственную оцнку предлагаемаго имъ кандидата на каедру. ‘Съ возникновеніемъ, одной за другою, частныхъ паукъ,— говоритъ онъ,— область философіи боле и боле суживалась, и въ ближайшее къ намъ время изъ нея выдляется новый разрядъ спеціальныхъ наукъ, относящихся къ душевной жизни и дятельности человка. Это — психологическія науки… спеціальность Н. Я. Грота. Эти науки г. Гротъ, не соглашаясь съ позитивистами и нкоторыми физіологами, признаетъ самостоятельными отъ другихъ паукъ объ организм, ибо явленія природы, ими изучаемыя, осложнены особымъ факторомъ — сознаніемъ, которое изученію обыкновенной физіологіи не подвергается. Н. Я. Гротъ по преимуществу психологъ и старается поставить ршеніе всхъ философскихъ вопросовъ, которыми онъ занимался, на почву психологическую. Его нельзя считать прямымъ послдователемъ той или другой школы, онъ стремится, на основаніи научныхъ результатовъ, добытыхъ различными психологическими школами, дать самостоятельную постановку каждому вопросу, съ которымъ онъ встрчается въ своихъ работахъ. Критики — русская и иностранная — до сихъ поръ встрчали эти попытки самостоятельнаго анализа сочувственно и тмъ поощряли автора къ дальнйшимъ работамъ въ томъ же направленіи’.}. Защищалъ диссертацію и держалъ экзаменъ Н. Я., однако, не въ Москв, а въ Кіев, потому что, благодаря близости разстоянія, ему удобне было прізжать туда отдльно на каждый экзаменъ и тотчасъ же возвращаться къ семь’.
Блестяще ‘защитивъ 8 мая 1880 года въ Кіев свою магистерскую диссертацію (‘Психологія чувствованій въ ея исторіи и главныхъ основахъ’), Н. Я. испросилъ себ заграничную командировку {Привожу здсь ту часть прошенія, поданнаго Н. Я — чемъ въ конференцію Института, которая касается его плановъ занятій (‘Извстія Института’, томъ VII, стр. 39): ‘Приступивъ съ начала настоящаго (1880—1) учебнаго года къ собиранію матеріаловъ для написанія докторской диссертаціи, я постепенно приведенъ былъ къ убжденію, что для успшнаго выполненія моей задачи мн необходимо было бы заняться въ библіотекахъ заграничныхъ (а именно германскихъ) университетовъ и войти въ личныя сношенія съ нкоторыми новйшими представителями той науки, къ которой относится моя тема. При сложности и запутанности логическихъ вопросовъ, особенно полезно было бы для меня слушаніе курсовъ логики, читаемыхъ проф. ‘Вундтомъ въ Лейпцигскомъ университет и проф. Зигвартомъ въ Тюбингенскомъ. Личный обмнъ мыслей съ этими учеными значительно облегчилъ бы мн усвоеніе духа современныхъ системъ логики, господствующихъ въ Германіи. Кром того, близкая связь изучаемыхъ мною логическихъ вопросовъ съ теоріей развитія языка породила во мн желаніе освжить и пополнить свои свднія по наук сравнительнаго языкознанія, что возможно тоже лишь при содйствія ученыхъ спеціалистовъ. Въ виду всхъ этихъ соображеній я ршился прибгнуть къ конференціи съ покорнйшею просьбой ходатайствовать передъ министерствомъ о командированіи меня на годъ съ ученою цлью за границу… На ходатайство конференціи я тмъ боле разсчитываю, что пять лтъ тому назадъ приглашеніе меня на каедру философіи въ Институт кн. Безбородко неожиданно сократило срокъ моихъ занятій съ 2 лтъ, на которые я былъ первоначально командированъ с.-петербургскимъ университетомъ, на 1 годъ. О возмщеніи мн этого потеряннаго для свободныхъ ученыхъ занятій за границею года я и прощу ходатайства конференціи’. Высочайшимъ приказомъ но Министерству Народнаго Просвщенія отъ 23 іюля 1881 г. Н. Я. командированъ съ ученою цлью за границу на годъ съ 1 сентября 1881 г. по 1 сент. 1882 г.} и снова погрузился въ работу надъ докторской диссертаціей. Онъ намтилъ было мстомъ своихъ ученыхъ занятій Лейпцигъ, куда его особенно привлекала перспектива работы подъ руководствомъ Вундта, но потомъ выборъ его остановился на Тюбинген {См. о Тюбинген выше въ очерк В. И. Шенрока.}.
Диссертація Н. Я. (докторская) въ теченіе- 5-мсячнаго пребыванія въ Тюбинген быстро подвинулась впередъ и была защищена имъ въ Кіев 11 февраля 1883 г. {Часть отзыва Кіевскаго Историко-Филологическаго факультета о докторской диссертаціи Н. Я. приводится въ ‘представленіи’ ироф. Кочубннскаго (‘Записки Имп. Новоросс. унив.’, т. 37, протоколы Совта, стр. 72—79).}.
Вотъ какъ описываетъ этотъ диспутъ его очевидецъ, Г. С. Кулябка въ своей замтк ‘Памяти Николая Яковлевича Грота’ (‘Научное Ообозрніе’, 1899 г., No 9, стр. 1746—50): ‘Я слушалъ, пишетъ онъ, блестящую вступительную рчь Н. Я., возраженія оппонентовъ и защиту диссертанта и былъ свидтелемъ восторженной оваціи, импровизированной кіевской студенческой молодежью Н. Я. посл объявленія деканомъ факультета о признаніи молодого нжнискаго профессора докторомъ философіи. Посл шумныхъ и продолжительныхъ апплодисментовъ, студенты подхватили Н. Я. на руки и обнесли вокругъ большой залы торжественныхъ собраній кіевскаго университета при крикахъ: vivat! vivat! Несомннно, такую симпатію молодежи къ Н. Я. вызвала его блестящая, почти художественная^’по конструкціи рчь о томъ, что такое философія, и объ ея отношеніяхъ къ наук и искусству. Вызвала симпатіи и сама личность молодого ученаго, выступившаго въ своей рчи со своимъ, новымъ словомъ о философіи: философію въ этой рчи Н. Я. признавалъ особымъ видомъ искусства, а не наукой’ {Тамъ же приведены и слдующія подробности диспута: ‘Изъ офиціальныхъ оппонентовъ долго говорилъ профессоръ Гогоцкій, но говорилъ такъ тихо, что только ко отвтамъ и улыбк диссертанта можно было судить о характер оппозиціи стараго философа’… Вторымъ долженъ былъ возражать А. А. Козловъ… ‘Стоя, маститый профессоръ громко сказалъ Н. Я—чу: ‘Вы съ вашей реформой логики прошли мимо логики, а потому у васъ въ результат получилось все, что угодно, только не логика, а старая логика, какъ была логикой до вашей реформы, такъ и остается логикой, несмотря на вашу реформу. Я здсь спорить съ вами не буду и не буду препятствовать вамъ получить докторскій дипломъ: вы имете на него право, доказавъ свою эрудицію. Въ печати же я докажу вамъ, что въ вашей ‘Реформ логики’ совсмъ нтъ логики и что вы, быть можетъ, прекрасный психологъ или какой тамъ другой спеціалистъ, но что философъ вы никакой. Такъ и знайте, а дипломъ получайте, я не помшаю’… Первый изъ неофиціальныхъ оппонентовъ, г. Козловскій, велъ продолжительный споръ съ Н. Я — чемъ… Впослдствіи Н. Я. передавалъ, что эти возраженія онъ считаетъ самыми серьзными и самыми существенными изъ всхъ сдланныхъ ему во время ученаго спора.}.

VI.

Въ томъ же 1882 — 3 учебномъ году, въ которомъ Н. Я. защитилъ свою докторскую диссертацію, произошелъ рядъ очень важныхъ перемнъ въ жизни Нжинскаго Института. Высочайшимъ приказомъ 20 сентября 1882 г. былъ уволенъ отъ службы, согласно прошенію, директоръ института Н. А. Лавровскій (тесть Н. Я.) и на его мсто назначенъ директоръ Харьковской 2-й гимназіи H. Е. Скворцовъ, который 3 января 1883 года и вступилъ въ отправленіе своихъ обязанностей… Въ Институт начались новыя вянія’.
При Н. А. Лавровскомъ Институтъ представлялъ собою, mutatis mutandis, историко-филологическій факультетъ русскаго университета по уставу 1863 года, имя своею спеціальной задачей подготовку учителей, преимущественно по древнимъ языкамъ, для гимназій и прогимназій, онъ, несмотря на это, не чуждался и общеобразовательныхъ задачъ, онъ по мр силъ, давалъ учащимся свднія въ области гуманныхъ паукъ: философіи съ логикой и психологіей, всеобщей и русской исторіи и исторіи литературы. Вс эти предметы были равноправными членами въ общей систем образованія. Передъ уходомъ Н. А. Лавровскаго конференція Института провела даже учрежденіе въ немъ историческаго отдленія.
Институтъ вначал состоялъ изъ 2 отдленій: классическаго и словеснаго. Какъ и всегда, классическое было гораздо бдне студентами и, напр., въ 1881—2 учебномъ году на III курс вовсе не было студентовъ-классиковъ. И вотъ, заботясь о боле полномъ удовлетвореніи запросовъ учащихся и о боле широкой постановк преподаванія въ Институт, конференція его въ засданіи 7-го марта 1881 г. ршила учредить на III и IV курсахъ института и третье — Историческое — отдленіе… Начинается борьба большинства конференціи съ профессорами древнихъ языковъ {Смотри ‘Извстія Ист.-Фил. Института кн. Безбородко въ Нжин’ томъ VIII, стр. 24—40, томъ IX, стр. 22, 31 и слд.}. Въ конц-концовъ проектъ учрежденія историческаго отдленія былъ принятъ 7-го марта 1882 г., и 6-го августа того же года это отдленіе было разршено къ открытію Министерствомъ Народнаго Просвщенія.
Но уже немедленно посл ухода Н. А. Лавровскаго равноправность образовательныхъ предметовъ начинаетъ оспариваться, нкоторые предметы начинаютъ читаться на латинскомъ язык, а 24-го февраля 1883 года новый директоръ вноситъ въ конференцію и затмъ проводитъ уничтоженіе въ институт отдленій и ‘концентрацію’ всего преподаванія на древнихъ языкахъ {Мы позволимъ себ привести нкоторыя выдержки изъ ‘мннія’, новаго директора о спеціальныхъ отдленіяхъ въ Институт. ‘Дленіе учебнаго курса на отдленія — въ томъ вид, какъ оно существуетъ у насъ,— неблагопріятно отражается за всемъ ученіи студентовъ. Въ немъ нтъ потребной концентраціи, въ силу которой умъ студента могъ бы расти и крпнуть на занятіяхъ науками и пріобртаемыя имъ научныя познанія твердли бы въ немъ все боле и боле, становясь глубокими и основательными… Это происходитъ, повидимому, отъ того, что ученіе наше, но цли заведенія всецло основанное на классической филологіи, длится на нее, какъ на одну изъ частей себя самого… Въ нашемъ учебномъ курс не должно быть никакихъ отдленіи, въ смысл перегородокъ въ тхъ же предлахъ учебнаго курса, отдляющихъ и потому отстраняющихъ классическую филологію, чтобы дать въ нихъ просторъ другимъ паукамъ. Классическая филологія должна быть въ нашемъ курс не общею основою, но существеннымъ содержаніемъ всего курса, его истинною спеціальностью… Напротивъ, другія науки должны быть только дополненіемъ къ классической филологіи, притомъ или обязательнымъ для каждаго нашего студента (какова, напр., философія, богословіе), или необязательнымъ… Всякая спеціальность въ паук возможна только какъ результатъ продолжительнаго, самостоятельнаго и личнаго труда въ извстной области вднія, и я ршительно отказываюсь понимать, какъ можетъ быть испеченъ въ спеціалисты, напр., славянской филологіи или исторіи нашъ студентъ, не достигшій хорошихъ успховъ въ области классической филологіи и прослушавшій въ теченіе двухъ лтъ нсколько разнообразныхъ лекцій по разнымъ исторіямъ или по славянскимъ нарчіямъ съ нкоторыми другими придатками. Комическая сторона въ этомъ случа можетъ состоять въ томъ, что иной студентъ, чуть не съ первыхъ дней пребыванія своего въ Институт, пожалуй, мнитъ себя спеціалистомъ по исторіи или славянской филологіи. Это сторона комическая, по серьзная, даже опасная сторона дла та, что такіе спеціалисты, дйствуя потомъ въ гимназіяхъ, склонны бываютъ иногда предосудительно смотрть на классическую систему гимназическаго образованія и, сами безъ основательнаго филологическаго ученія, готовы, пожалуй, колебать его и въ своей гимназической сред’… Соотвтственно тону и содержанію этой бумаги, г. директоръ составилъ и схему преподаванія, и правила объ экзаменахъ.
Совершенно понятно, что вс профессора не-классики стали въ эту эпоху стремиться вонъ изъ Нжина.}. Мняется и отношеніе къ учащимся, это новое отношеніе необыкновенно отчетливо выступаетъ, напр., въ слдующемъ ‘заявленіи’ новаго директора (на конференціи 20-го октября 1883 года): ‘у студентовъ, какъ онъ замчаетъ, есть, между прочимъ, неправильное мнніе, будто бы они еще въ Институт могутъ быть какими-то спеціалистами. Поэтому онъ покорнйше проситъ членовъ конференціи содйствовать развитію между студентами правильнаго мннія о томъ, что спеціальныя занятія ихъ впереди, а что въ Институт они единственно должны сосредоточивать свои занятія на изученіи древнихъ языковъ’. Конференція опредлила ‘занести въ протоколъ’…
Это была та же волна, которая 2 года спустя обрушилась и на филологическіе факультеты нашихъ университетовъ, только въ Нжин она ударила нсколько раньше.
Н. Я. все время былъ, конечно, противъ ‘реформы’, но борьба тяготила и утомляла его, и онъ сталъ стремиться занять каедру въ какомъ-нибудь университет.
Предположеніе пригласить И. Я. Грота на каедру въ Москву возникло у занимавшаго московскую каедру философіи проф. М. М. Троицкаго еще ране защиты Н. Я. магистерской диссертаціи. Проф. Троицкій всегда видлъ въ Н. Я. наиболе желательнаго для себя преемника по каедр философіи въ Московскомъ университет. Сношенія, сначала только письменныя, между И. Я. и проф. Троицкимъ начались еще въ 1879 году, и сразу стали очень дружественными. Посылая Матвю Михайловичу первую часть своей магистерской диссертаціи, Н. Я. писалъ (7 ноябри 1879 года), что для него ‘сужденіе М. М. было бы въ высшей степени интересно по различнымъ причинамъ. Во-первыхъ, я считаю васъ, писалъ Н. Я., наиболе компетентнымъ во всей Россіи судьею моего направленія и моихъ работъ, такъ какъ на мое направленіе значительно повліялъ и Вашъ извстный трудъ о нмецкой психологіи, бывшій постоянно, со времени студенчества, и настольною книгою при моихъ занятіяхъ. Во-вторыхъ, по моимъ симпатіямъ къ Вамъ лично, къ Московскому университету и къ Москв вообще, я считаю очень вроятнымъ, что выберу Москву мстомъ защиты диссертаціи и держанія магистерскаго экзамена, если только моя работа встртитъ сочувствіе съ Вашей стороны .’ Въ отвтъ на это-то письмо М. М. поздравлялъ Н. Я. съ ‘въ высшей степени полезнымъ трудомъ’ и заявлялъ, что ‘вс ученыя работы Н. Я. всегда казались ему наиболе соотвтствующими современнымъ потребностямъ философскаго изслдованія’ и что въ частности такой трудъ, какъ психологія чувствованій ‘годился бы и для другой степени’, на которую Н. Я. пока не претендуетъ… ‘ Вашъ трудъ,— писалъ М. М. въ слдующемъ письм,— увеличилъ мое желаніе видть Васъ, какъ можно скоре, въ Московскомъ университет. Мн кажется, что я достаточно подготовилъ радушный Вамъ пріемъ со стороны факультета и совта…’ Въ такомъ же тон шла и дальше эта переписка {Я имлъ въ рукахъ (повидимому, почти вс) письма Н. Я. къ М. М. и отвты послдняго за время съ 1879 по 1886 г., т.-е до перехода Н. Я. на каедру въ Москву, чмъ я обязанъ любезности С. М. Троицкой и H. Н. Гротъ.}. Такъ, когда у Н. Я. встртились (потомъ улаженныя) затрудненія относительно принятія Кіевскимъ факультетомъ его книги ‘Къ вопросу о реформ логики’, въ качеств докторской диссертаціи, М. М. пишетъ: ‘Посл всего, что я узналъ изъ Вашего письма, могу вамъ предложить одинъ совтъ: оставьте Кіевъ и прізжайте къ намъ въ Москву. Въ моемъ мнніи о Вашемъ труд и отношеніи къ нему нашего факультета не сомнвайтесь ни на одну минуту: мы Вамъ дадимъ степень доктора, и дадимъ съ почетомъ’… Первые переговоры съ проф. Троицкимъ насчетъ перехода въ Москву не привели къ этой цли: помшали разныя обстоятельства. ‘Съ Троицкимъ мы уговорились, писалъ Н. Я. г. Шепроку (повидимому въ 1880 г.), отложить мой переходъ (въ Москву) лишь на время, но я, признаться, плохо врю (прибавляетъ онъ) въ возможность улаженія дла черезъ годъ. Теперь я уже доцентомъ не пойду, а профессорскихъ ваканцій у нихъ нтъ’.
Такимъ образомъ, дло о переход въ Москву затянулось, и Н. Я. принялъ сдланное ему въ это время предложеніе занять каедру въ Новороссійскомъ (Одесскомъ) университет {Подробности о приглашеніи Н. Я. въ Одессу — въ ‘Запискахъ Новороссійскаго университета’, томы 37 и 38 (‘Протоколы засданій совта’ за 1883 г., стр. 55—81, 117—118 и 183—4). Здсь (стр. 59—81) помщено и мотивированное предложеніе Н. Я. къ избранію профессора Новороссійскаго университета, внесенное въ Историко-филологическій факультетъ проф. Кочубинскимъ и содержащее въ себ общій обзоръ и характеристику литературной дятельности Н. Я. (кончая его докторской диссертаціей).}. Университетъ этотъ былъ преобразованъ въ 1865 г. изъ прежняго Ришельевскаго Лицея, до 1876 г. каедру философіи занималъ въ немъ P. В. Орбинскій, а посл Орбинскаго до осени 1888 г. читалась только исторія древней философіи профессорами по каедр греческой литературы.
‘Осенью 1888 г. Н. Я. уже переселился въ Одессу куда, по своему обычаю, слишкомъ поспшилъ перехать’ — еще до полученія офиціальнаго утвержденія, какъ сообщаетъ г. Шенрокъ, утвержденъ былъ Н. Я. профессоромъ Одесскаго университета 1 ноября 1883 г.

VII.

Въ теченіе времени между окончаніемъ докторской диссертаціи и перездомъ въ Одессу въ стро воззрній Н. Я. начинаетъ совершаться переворотъ, отразившійся на всей его дальнйшей учено-литературной дятельности: изъ позитивиста онъ превращается мало-по-малу въ метафизика-спиритуалиста. Надо замтить, однако, что Н. Я. никогда не былъ совершенно послдовательнымъ спиритуалистомъ: въ его воззрніяхъ до конца оставалась, несмотря на вс его колебанія, значительная примсь его прежняго спенсеріанства и тхъ чисто психологическихъ интересовъ, съ которыхъ онъ началъ свою умственную жизнь. Поэтому, разорвавъ съ позитивистами, онъ далеко не вполн присталъ и къ спиритуалистамъ., И все остальное время, вплоть да самой смерти своей, Н. Я. колебался между этими ученіями, приближаясь боле то къ одному изъ нихъ, то къ другому.
Чмъ же объясняется этотъ умственный кризисъ? Мы не можемъ сейчасъ съ увренностью отвтить на этотъ вопросъ, для этого нужно было бы изучить переписку Н. Я. за качало 80-хъ годовъ, собрать свднія отъ лицъ, которыя съ нимъ въ это время встрчались. Мы позволимъ себ сдлать только нсколько сопоставленій.
Припомнимъ, какіе мотивы, какія цли одушевляли Н. Я., когда онъ выступалъ на поприще самостоятельной дятельности: онъ весь горлъ тогда желаніемъ реформировать основныя начала умственной жизни своихъ современниковъ. Мы уже приводили слова г. Шенрока, что, когда Н. Я. кончилъ курсъ въ университет, его ‘особенно воодушевляла мысль, что онъ пойдетъ по боле широкому и боле соотвтствующему требованіямъ времени пути’, въ то же время онъ, несомннно, рисовалъ въ своемъ пылкомъ воображеніи и ту, картину переустройства всей личной и общественной жизни на началахъ альтруизма и разумнаго безкорыстнаго труда, опирающагося на изученіе реальныхъ наукъ’, о которой упоминаетъ тотъ же авторъ, какъ о всеобщей мечт своего поколнія. И Н. Я., выбравъ своею спеціальностью разработку философскихъ наукъ на ‘реальныхъ’ основаніяхъ и успшно работая въ этомъ направленіи, несомннно, надялся на то, что и въ другихъ сферахъ общественной жизни дло пойдетъ такъ же хорошо, какъ у него шло въ области логики и психологіи…
Но дйствительность, какъ извстно, самымъ жестокимъ образомъ попрала вс надежды того поколнія, къ которому принадлежалъ Н. Я., т.-е. молодого поколнія 70-осъ годовъ. Оказалось, что вс геройскія усилія отдльныхъ личностей, весь безкорыстный энтузіазмъ, самое усердное изученіе образованными людями ‘реальныхъ наукъ’ ничего не могутъ подлать съ Левіафаномъ русской общественной жизни. И мы знаемъ, каковы были послдствія этого разочарованія для людей того времени: лишь сравнительно немногіе остались при прежней вр, изъ остальныхъ одни отреклись отъ своихъ прежнихъ чаяній и перешли въ лагерь своихъ недавнихъ враговъ, другіе изврились во всемъ, перестали быть людьми, какъ говорится, ‘идейными’, третьи, наконецъ, стали искать новыхъ путей выхода изъ состоянія разочарованія. Изъ этихъ послднихъ нкоторые откликнулись на проповдь гр. Толстого, стали на его особенную моралистическую точку зрнія и пробовали ‘опрощаться’, другіе, въ отпоръ прежнему культу разума, превозносили ‘красоту’ и строили цлыя міровоззрнія ‘эстетическія’, и т. д., и т. д.
Однимъ изъ такого рода искателей является, несомннно, и Н. Я. Гротъ. Онъ отдалъ значительную дань тому мистическому анархизму, къ которому пришелъ гр. Толстой, и это было ему тмъ легче, что онъ, всею душою сочувствуя всему хорошему, что появлялось въ нашей общественной жизни, тмъ не мене сравнительно мало обращалъ вниманія на т реальныя, органическія узы, которыя связываютъ распыленныхъ индивидуумовъ въ цлое: общество, государство.
Поэтому, Н. Я. сравнительно очень легко далось то морализированіе ‘въ пустомъ пространств’, которое составляетъ одну изъ характернйшихъ чертъ ‘толстовства’.
Параллельно этому, у Н. Я. все боле и боле развивалась и склонность къ спиритуалистической и идеалистической метафизик. Я отдляю эти два понятія потому, что по существу они совершенно не тожественны: можно быть спиритуалистомъ, т.-е. вровать въ существованіе души, какъ особой субстанціи, и тмъ не мене не считать міра строящимся по идеямъ, цлямъ. Конечно, обычно эти два умственныя теченія ставятъ другъ отъ друга въ зависимость, сцпляя ихъ рядами силлогизмовъ, но по существу и въ иде они раздльны, и напр., трудно сказать, является ли спиритуалистъ Б. Джемсъ (американскій психологъ) въ то же время и идеалистомъ.
Н. Я., повторяю, одно время очень увлекался спиритуалистически-идеалистической метафизикой. Тяжелыя общественныя потрясенія, полное разочарованіе въ сил, критически мыслящей личности’, сознаніе необходимости перестать выдлять себя подъ этой маркой изъ всего остального народа и человчества, найти какой-нибудь универсальный, охватывающій всхъ людей и даже вс живые существа морально-общественный принципъ, заставили Н. Я. обратить свои взоры въ ту область, которая никогда не отказывалась давать людямъ поддержку въ критическіе моменты ихъ личной и общественной жизни. Онъ ухватился за идеи нравственнаго міропорядка, возвышеннаго назначенія человческой души, за идею обязательности закона нравственнаго долга и любви… Могутъ сказать, что врованіе въ эти идеи, какъ въ уже существующія субстанціи, является только временной передышкой, что эти идеи — для того, чтобъ он стали истинно плодотворными,— надо донять какъ долженствующія имть въ дйствительности мсто отношенія между реальными факторами и элементами жизни… Пусть такъ, пусть Н. Я. попалъ въ своихъ исканіяхъ на слишкомъ уже старый и зазженный путь, пусть онъ колебался, испытывалъ недоумнія, пусть до конца жизни онъ не нашелъ вполн твердаго и опредленнаго міровоззрнія, которымъ можно было бы замнить credo 70-ыхъ годовъ, за нимъ остается заслуга этого вполн искренняго исканія! Да и разв такъ легко было найти новое міровоззрніе, которое смнило бы старую вру?… Во всякомъ случа, утверждая существованіе нравственнаго міропорядка, Н. Я. надялся этимъ путемъ провести его до извстной степени въ жизнь, заставить людей считаться съ нимъ, подчинять ему свой эгоизмъ, свои низшіе инстинкты, свою животную сторону…
Н. Я. вообще жилъ необычайно быстро: 24 лтъ онъ былъ профессоромъ, въ 80 лтъ — докторомъ философіи, авторомъ двухъ выдающихся диссертацій и цлаго ряда статей, все ему давалось необыкновенно легко и просто: все было къ его услугамъ. Онъ слишкомъ рано началъ жить и, быть можетъ, отчасти и поэтому рано же разочаровался въ врованіяхъ своей юности.
Въ Одесс лекціи Н. Я. были хорошо приняты студентами, въ въ то же время онъ быстро сталъ и популярнымъ чтецомъ публичныхъ лекцій. Такъ, въ 1884 г. онъ прочелъ въ вид публичныхъ лекцій свои статьи: ‘О свобод воли’ и ‘О научномъ значеніи пессимизма и оптимизма, какъ міровоззрній’, въ 1885 г.— ‘Джордано Бруно и пантеизмъ’ и ‘Задачи философіи въ связи съ ученіемъ Джордано Бруно’, въ 1886 г.— ‘О душ въ связи съ современнымъ ученіемъ о сил’ и ‘Предлы знанія и антропоморфизмъ’. Въ этомъ то ряд лекцій и выразилось прежде всего то измненіе въ воззрніяхъ Н. Я. Грота, о которомъ мы только что говорили.
Но литературная дятельность Н. Я. за это время не ограничивается, однако, чтеніемъ курсовъ въ университет и публичными лекціями, она проявляется еще въ цломъ ряд статей. Вообще въ это время м. Я. очень много, можно сказать, слишкомъ много печатаетъ, тахсъ, въ списк его печатныхъ трудовъ за 1884 годъ приходится цлыхъ 13 нумеровъ.
Вотъ какъ передаетъ общее впечатлніе объ одесскомъ період жизни Н. Я Грота проф. Маркевичъ, авторъ ‘Двадцатипятилтія Новороссійскаго университета’ (стр. 312—13): ‘Въ бытность въ нашемъ университет проф. Гротъ, согласно правиламъ 28 августа 1884 г., преимущественно знакомилъ своихъ слушателей съ философіей Платона и Аристотеля,затмъ читалъ исторію греческой философіи, еще нкоторые спеціальные курсы и психологію и велъ со студентами очень оживленныя практическія занятія. Вообще очень живой преподаватель, съ оригинальными, хотя и нсколько неустановившимися взглядами, до фанатизма врующій въ значеніе философіи и страстно пропагандировавшій свои взгляды, Н. Я. Гротъ, ‘волнуясь и спша’ проведшій время пребыванія своего въ Одесс, оживилъ изученіе философіи въ Новороссійскомъ университет, слушателей у него, и изъ студентовъ иныхъ факультетовъ, было всегда масса, изъ учениковъ его вышли и такіе, которые серьзно занимаются философіей. Не довольствуясь университетской каедрой, проф. Гротъ составлялъ кружки для занятія философіей, постоянно читалъ публичныя лекціи и проч., причемъ онъ всегда и везд готовъ былъ преломить копье за свое философское ученіе. И дйствительно, противники у него были самые разнообразные: и высокопреосвященный Никаноръ, архіепископъ Херсонскій и Одесскій {Статья архіепископа Никанора въ ‘Православномъ Обозрніи’ 1886 г., No 10.}, и извстный проф. философіи въ Кіевскомъ университет А. А. Козловъ {Въ ‘Русскомъ Богатств’, статья по поводу докторской диссертація Н. Я.}, и студенты, его собственные слушатели, печатавшіе критическія статьи о его сочиненіяхъ или лекціяхъ’ {Такъ, студентъ Холмскій (какъ сообщаетъ г. Маркевичъ) напечаталъ особою брошюрой боле чмъ рзкую критику взглядовъ Н. Я. на философію Шопенгауэра.}.
Къ этой же эпох относится и полемика Н. Я. съ ‘Обыкновеннымъ читателемъ’ (въ ‘Дл’ 1888 — 4 годовъ). Мы не будемъ на ней останавливаться.

VIII.

Наконецъ, весною 1886 года старая мечта Н. Я. и М. М. Троицкаго осуществилась: истекъ срокъ службы М. М., и его каедра освободилась. Различныя затрудненія были, въ конц-концовъ? улажены стараніями М. М. и хлопотами Н. Я., и 1 іюня 18S6 года на московскую каедру философіи былъ назначенъ Н. Я.
Этотъ послдній московскій періодъ жизни и дятельности Н. Я. прошелъ въ большей или меньшей степени на глазахъ у многихъ изъ нашихъ сочленовъ по Психологическому Обществу и, конечно, живъ въ ихъ памяти. И если бы я захотлъ сколько-нибудь подробно излагать дятельность Н. Я. за этотъ періодъ, то въ мою статью должна была бы войти составною частью исторія Московскаго Психологическаго Общества и журнала ‘Вопросы философіи и психологіи’, и я далеко зашелъ бы за предлы журнальной статьи. Поэтому я лишь укажу главныя области дятельности Н. Я. въ московскій періодъ его жизни и дамъ общую ихъ характеристику.
Въ Московскомъ университет Н. Я. первое полугодіе посл своего прізда читалъ курсъ, посвященный разбору нсколькихъ основныхъ вопросовъ психологіи (преимущественно методологическихъ), вступительную же лекцію онъ прочелъ ‘Объ истинныхъ задачахъ философіи’. Затмъ, въ теченіе нсколькихъ лтъ, Н. Я. читалъ, согласно требованіямъ правилъ 1884 г., діалоги Платона и исторію греческой философіи. Наконецъ, когда эти требованія были отмнены и было возстановлено преподаваніе философіи въ его прежнихъ размрахъ (т.-е. и логики, и психологіи, и всей исторіи философіи, а не однихъ только Платона и Аристотеля), онъ до самой своей смерти читалъ обычно свою любимую науку — психологію, присоединяя иногда 1 часъ по этик или семинарій по этик, либо по психологіи. Мы еще узнаемъ объ этой сторон дятельности Н. Я. изъ воспоминаній одного изъ его учениковъ.
Перехожу къ дятельности Н. Я. въ Психологическомъ Обществ.
Психологическое Общество при Московскомъ университет было открыто въ 1885 году, по иниціатив проф. М. М. Троицкаго, который былъ и первымъ его предсдателемъ. Осенью 1887 г. проф. Троицкій ухалъ за границу, и 6-го октября 1887 года Н. Я. первый разъ предсдательствовалъ въ засданіи Общества, съ этихъ поръ въ теченіе 10 слишкомъ лтъ онъ руководилъ работой Психологическаго Общества {Членомъ Психологическаго Общества Н. Я. былъ избранъ (вмст съ другими 52 лицами) въ первомъ же засданіи (24 янв. 1885 г.), а временнымъ товарищемъ предсдателя — въ засданіи 24 янв. 1887 г. (первомъ, на которомъ Н. Я. присутствовалъ). Уже 25-го февраля того же года Н. Я. прочелъ въ Обществ свой первый рефератъ — ‘О свобод воли’, сразу возбудившій въ членахъ Общества такой интересъ, что пренія по нему не могли быть закончены въ томъ же засданіи и заняли все засданіе 5 марта и часть засданія 14 марта.}, такъ какъ на ближайшемъ годичномъ собраніи (24 янв. 1888 г.) онъ былъ избранъ его предсдателемъ.
Н. Я. сталъ тратить на дла Общества массу силъ и энергіи, и результаты этого сразу обнаружились. 14 февраля 1888 г. состоялось публичное засданіе Общества, посвященное памяти Шопенгауэра, а уже 10-го марта ршено было напечатать отдльной книгой произнесенныя въ этомъ засданіи рчи, и тмъ было положено начало издательской дятельности Общества. 8-го декабря того же года были доложены письма гг. Д. А. Столыпина и А. А. Абрикосова, изъ которыхъ первый предложилъ Обществу 2.000 рублей на учрежденіе преміи за лучшее сочиненіе на тему: ‘Критическое разсмотрніе ученія О. Конта о естественномъ совпаденіи первообразныхъ законовъ неорганической природы и основныхъ законовъ органической жизни и о стремленіи всхъ реальныхъ знаній человка къ логическому и научному единству’ и 1.000 рублей на расширеніе издательской дятельности Общества. А. А. Абрикосовъ, съ своей стороны, заявилъ о своемъ желаніи ‘взять на себя изданіе задуманнаго Н. Я. философскаго журнала’.
Премія, какъ извстно, была учреждена {Въ 1891 г. она присуждена въ половинномъ размр Б. Н. Чичерину за сочиненіе ‘О. Контъ и позитивная философія’, вторая же ея половина не присуждена до сихъ поръ.}, а съ конца 1889 г. началъ издаваться и журналъ ‘Вопросы философіи и психологіи’.
Все это показываетъ, какое оживленіе наступило въ это время въ дятельности Психологическаго Общества, какой интересъ начала проявлять къ нему публика. И это оживленіе, и этотъ интересъ обязаны своимъ возникновеніемъ преимущественно Н. Я. Онъ работалъ въ Обществ и въ качеств члена: читалъ рефераты, участвовалъ въ преніяхъ, и какъ его предсдатель: онъ подготовлялъ и организовалъ засданія, предсдательствовалъ на нихъ, руководилъ преніями, завдывалъ изданіями Общества, привлекалъ въ Общество новыхъ членовъ. Стоило ему замтить въ университет среди студентовъ, или среди посщавшей засданія Общества публики, или среди лицъ, обращавшихся къ нему по всякаго рода дламъ, человка, способнаго быть полезнымъ Обществу, и онъ сейчасъ же старался привлечь къ Обществу его симпатіи и дать ему извстный просторъ для дятельности тамъ.
Для журнала Н. Я. былъ не только его иниціаторомъ и (вмст съ А. А. Абрикосовымъ) основателемъ, но и редакторомъ въ теченіе первыхъ шести лтъ его существованія. Кто знакомъ съ положеніемъ редактора русскаго журнала, тотъ знаетъ и вс трудности этого дла. И надо отдать справедливость Н. Я.: онъ въ общемъ мастерски справлялся съ этой работой. Здсь, какъ и во всей его дятельности въ Психологическомъ Обществ, проявились т черты его характера, которыми онъ отличался всю свою жизнь: его энергія и предпріимчивость, его живой характеръ, способный всякаго увлечь и заставить работать, наконецъ, его выдающійся организаторскій талантъ и большіе литературные и издательскіе навыки’ Н. Я. во все входилъ самъ, онъ вникалъ во вс мелочи — иногда до такой степени, что забота его объ этихъ деталяхъ начинала, со стороны, казаться просто утомительной.
Но зато надо отдать ему полную справедливость: никто, вроятно, не могъ бы, когда было нужно, проявлять такую дятельность, объзжать массу лицъ, упрашивая ихъ, настаивая на томъ, чтобъ они сдлали все, что могутъ, сноситься съ такой массой офиціальныхъ учрежденій, съ цензурой, типографіями, и т. д., и т. д. Н. Я. всегда все заране предвидлъ, онъ предусматривалъ всякую мелочь практической постановки всякаго дла, доходя до ничтожной опечатки въ выходившихъ подъ его редакціей изданіяхъ — опечатки, заставлявшей его поистин страдать, огорчавшей его до глубины души. Это-то живое отношеніе къ длу и дйствовало такъ обаятельно на всхъ, кому приходилось имть съ Н. Я. дло.
Изъ-за работы въ Психологическомъ Обществ и журнал Н. Я. не забывалъ, однако, и другихъ общественныхъ начинаній: и имъ онъ удлялъ часть своего досуга и силъ. Такъ, онъ принималъ участіе въ работахъ московской Комиссіи для организаціи домашняго чтенія, состоящей при Учебномъ отдл Общества распространенія техническихъ знаній, для которой составилъ программу занятій по философіи, работалъ онъ также въ комиссіи, избранной московскимъ дворянствомъ для разработки вопроса о желательной реформ средняго образованія въ Россіи, и т. д.
Наконецъ, параллельно всей этой работ продолжалась и его литературная дятельность. Только теперь онъ не давалъ уже боле такихъ крупныхъ трудовъ, какими были об его диссертаціи, онъ писалъ рядъ отдльныхъ статей и очерковъ по разнымъ вопросамъ. Надо замтить вообще, что Н. Я. и по всему складу своей натуры, своего темперамента, и по особенностямъ той эпохи, въ которую онъ началъ свою ученую работу и которая наложила печать на всю его дальнйшую дятельность, всего мене былъ изслдователемъ детальныхъ вопросовъ. Онъ любилъ и могъ ставить вопросы только широкіе, основные. Это замтно даже въ его диссертаціяхъ: историческій отдлъ ‘Психологіи чувствованій’ иметъ (несмотря на свой большой объемъ) значеніе лишь введенія къ основной, теоретической части работы, а эта послдняя представляетъ собою новую общую теорію происхожденія и развитія чувствованій. Это — только общій очеркъ, проектъ науки. Она такъ и озаглавлена: ‘Основы анализа и синтеза чувствованій для будущей психологіи’. То же можно сказать и о второй диссертаціи, ставящей цлью опять установленіе общихъ основъ для реформы логики, для созданія новой науки. Такимъ образомъ, об диссертаціи имютъ, такъ сказать, ‘динамическій’ характеръ: он столько же подводятъ итоги предыдущей работ автора, сколько приглашаютъ всхъ и каждаго итти впередъ: он много даютъ, но еще больше общаютъ.
Въ московскій періодъ дятельности Н. Я. эта черта его умственныхъ интересовъ становится особенно рзкой: онъ вращается почти исключительно въ сфер самыхъ общихъ и основныхъ вопросовъ философіи. Наше поколніе, передъ которымъ отнюдь не открывается такихъ всеобъемлющихъ горизонтовъ, какими. грезило поколніе Н. Я., съ гораздо большею любовью занимается детальной работой и уже мало понимаетъ такую широкую (иногда слишкомъ широкую) постановку вопросовъ. Тмъ не мене, эта черта характеризуетъ цлую эпоху, къ тому же она сослужила большую службу русскому просвщенію: именно, она привлекла къ философіи интересы общества, на которое были бы безсильны повліять боле детальныя, боле спеціальныя работы.
Съ другой стороны, въ послдніе годы жизни Н. Я. у него все сильне и сильне начинаетъ звучать моральная рефлексія, и цлый рядъ своихъ статей онъ посвящаетъ проблемамъ этики.
Лично мн пришлось познакомиться съ Н. Я. осенью 1892 года, въ это время онъ далеко уже не былъ тмъ всегда бодрымъ и жизнерадостнымъ человкомъ, какимъ его рисуетъ въ своихъ воспоминаніяхъ В. И. Шенрокъ: онъ производилъ впечатлніе человка переутомленнаго, надорвавшагося, и то и дло хворалъ. Первымъ ударомъ, положившимъ начало разрушенію его организма, бытъ жестокій ревматизмъ, перенесенный имъ въ Нжин въ 1882 году. Затмъ, въ Москв Н. Я. съ 1891 г. почти каждую зиму испытывалъ какіе-то припадки, выражавшіеся упадкомъ силъ, подавленнымъ самочувствіемъ и всевозможными нервными болями. Въ общемъ онъ чувствовалъ себя послднее время настолько плохо, что на текущій учебный годъ взялъ отъ Московскаго университета заграничную командировку, часть этого года (послдняго въ 25-лтіи его службы) онъ хотлъ провести за границей, а часть въ Харьков. Въ Харьковъ онъ перевезъ и свою семью, надясь выйти черезъ годъ въ отставку и поселиться тамъ окончательно. Онъ ухалъ изъ Москвы 13-го мая совсмъ больной, съ отеками на ногахъ. Въ ночь на 23-е мая его не стало!…
Погребенъ Н. Я., согласно выраженному имъ при жизни желанію, въ сел Кочетк (въ 50 верстахъ отъ Харькова), гд онъ обычно проводилъ лто. Погребеніе пришлось какъ разъ на 26 мая — день празднованія столтія рожденія Пушкина. Это обстоятельство помшало многимъ изъ харьковскихъ почитателей Н. Я. пріхать на похороны, имвшія самый скромный характеръ.
Мы уврены въ томъ, что не одно Психологическое Общество, по и гораздо боле широкіе круги русской публики скорбятъ объ этой безвременной утрат!
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека