СИНОПЪ
СИНОПЪ
ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ЧЕРНОМОРСКАГО ОФИЦЕРА.
I. До Синопа.
I. До Синопа.
II. Синопское сраженіе.
II. Синопское сраженіе.
III. Посл Синопа.
III. Посл Синопа.
А. САТИНЪ.
‘Русскій Встникъ’, No 7, 1872
Синоп. Из записок черноморского офицера, Сатин Аркадий Дмитриевич, Год: 1872
Время на прочтение: 13 минут(ы)
7го октября 1853 года я вернулся въ Севастополь изъ крейсерства у кавказскихъ береговъ. Вс ждали объявленія войны. Вдругъ приходитъ извстіе что Турки напали на фортъ Св. Николая и что пароходъ Колхида имлъ блистательное дло. Почти въ то же время прискакалъ курьеръ изъ Дунайской арміи съ увдомленіемъ что крпость Исакчи стрляла по отряду канонерскихъ лодокъ капитана 2го ранга Верпаховскаго. Флоту суждено было начать военныя дйствія, ему же пришлось нести всю тяжесть войны. Духъ флота былъ великолпенъ, морскаго сраженія ожидали какъ праздника. Не дожидаясь манифеста изъ С.-Петербурга, П. С. Нахимовъ былъ посланъ въ море съ четырьмя 84хъ пушечными кораблями, для блокады Анатолійскаго берега, съ приказаніемъ крейсировать между мысомъ Амастро и Керенпе. Остальная эскадра тоже готовилась идти въ море. Славное было время. Никто не сомнвался въ успх нашего оружія, вс знали о громадныхъ приготовленіяхъ. Мичмана (самый бдовый народ въ Севастопол), въ ожиданіи лавровъ, кутили въ клуб и ршали судьбу Европы. Конечно, какъ мичманъ, я принималъ дятельное участіе во всхъ конференціяхъ. Строилъ воздушные замки, и подъ впечатлніемъ клубныхъ разговоровъ одлъ себя, къ концу кампаніи, лейтенантомъ и въ орденахъ. Но осенній втеръ разомъ все разрушилъ, у меня отрылась лихорадка. Я чуть не плакалъ, утшалъ себя что знюй ничего не будетъ, но на душ было скверно. Лчилъ меня старичокъ докторъ со всми строгостями, я покорялся во всемъ, только каждый день надодалъ ему, скоро ли онъ меня выпуститъ?
Не помню котораго числа, въ конц октября, манифестъ отъ 10го числа былъ уже полученъ, погода стояла пасмурная, я лежалъ въ постели и ждалъ пароксизма, старичокъ докторъ сидлъ возл меня. Вдругъ вбгаетъ мой товарищъ и пріятель мичманъ Н…
— Вставай, одвайся, Турки въ мор! черезъ два часа эскадра снимается, ступай на корабль, дядя тебя возьметъ. Что у меня было тогда на душ, то знаетъ одинъ Богъ. Я нершительно спросилъ:
— Докторъ, можно?
— Странный вы человкъ, да вы лучше себя-то спросите, можете ли вы въ этомъ положеніи, въ эту погоду, идти въ море?
Товарищъ мой вступился:— Слушайте, докторъ, вы умный человкъ, разсудите сами, вылчиться онъ всегда успетъ, а если прозеваетъ этотъ случай, жди 25 лтъ, пока Турки опять заведутъ флотъ!
Для меня это было такъ ясно и такъ логично что я всталъ и началъ одваться. Кажется на доктора слова моего товарища произведи то же дйствіе. Онъ посмотрлъ, посмотрлъ ни насъ, махнулъ рукой, за шапку и въ дверь. Проворчавъ только: ‘Охъ, мичмана, мичмана, бдовый народъ.’ Черезъ полчаса я уже былъ на 120пушечномъ корабл Три-Святителя, еще черезъ часъ мы были въ открытомъ мор. Эскадра иша состояла изъ трехъ 120пушечныхъ, трехъ 84пушечныхъ кораблей и пароходо-фрегата Владиміръ. Старшимъ флагманомъ былъ вице-адмиралъ Корниловъ, а младшимъ контръ-адмиралъ Новосельскій.— Когда мы проходили Херсонскій маякъ, Корниловъ поднялъ сигналъ: ‘Государь Императоръ ожидаетъ побды, а Россія всегдашней славы своего оружія!’ Дружнымъ ура отвтили на сигналъ адмирала. Мы обошли весь европейскій берегъ, Турокъ нигд нтъ. Оставаясь вдали отъ берега, адмиралъ поодаль на разсвт пароходо-фрегатъ Владиміръ въ Варну и Бальчикъ посмотрть нтъ ли ихъ на рейд. Тоже нтъ. Всмъ было досадно, и мичмана кричали что ихъ обокрали.
Наконецъ 4го ноября мы встртили Греческій купеческій бригъ, который объявилъ что турецкій флотъ стоить на якор въ Золотомъ Рог, а что 2 фрегата и 2 корвета крейсируютъ при вход въ Константинопольскій проливъ. Вс считали кампанію оконченною и что до весны ничего не будетъ. Вице-адмиралъ Корниловъ сдалъ начальство надъ эскадрой контръ-адмиралу Новосильскому, а самъ на пароходофрегат Владиміръ отправился 5го октября въ Одессу о Севастополь.
. М. Новосильскій получилъ отъ Корнилова приказане идти къ эскадр Нахимова и въ случа если у него есть корабли потерпвшіе поврежденія, то оставить ему два или три 84 пушечные корабля, а съ остальными возвратиться въ Севастополь на зимовку. Въ этотъ день, то-есть 5го октября, втеръ былъ тихій и попутный и мы пошли къ Анатолійскому берегу. Въ полдень сдлался штиль Пообдавъ, я хотлъ лечь спать, какъ услышалъ на верхней падуб суматоху. Вышедши на верхъ, я тотчасъ же замтилъ что что-то есть. Вс смотрятъ въ даль, трубы наведены на горизонтъ, но ничего не видать, съ салинговъ отвчаютъ что тоже ничего не видно. Спрашиваю: что случилось? отвчаютъ: слышно пушечную пальбу. Прислушиваюсь, дйствительно пушечная пальба, только тихо вдали, какъ будто отдаленные раскаты грома. Мало-по-малу, вс вышли наверхъ, вс жадно смотрятъ на горизонтъ, вс слушаютъ, никто не говоритъ ни слова. Втру нтъ,— штиль мертвый. Господи, да неужели это Нахимовъ дерется! А мы, мы стоимъ прикованными и не можемъ подать помощи. Положеніе было ужасное, каждый изъ насъ отданъ бы все, все, чтобы только имть нсколько пароходовъ буксироваться, или чтобъ задулъ втеръ. Просмотрвъ въ напрасно цлый часъ на горизонтъ, я вспомнилъ что у меня ночная вахта и пошелъ въ свою каюту отдохнуть.
Поворачиваясь съ боку на бокъ, я наконецъ соснулъ, 19 лтъ взяли свое, но кошмаръ меня душилъ. Не помню долго ли я спалъ, только вдругъ, какъ сумашедшій вбгаетъ мой человкъ, толкаетъ меня и мичмана Н., моего товарища по кают, и объявляетъ скороговоркой: ‘Вставайте,Турки’ пожалуйте наверхъ, Владиміръ, призъ, пароходъ!’ Что такое.
Но онъ уже убжалъ. Схвативъ шапки, мы бросились наверхъ. Гляжу, дйствительно два парохода, на одномъ, ближайшемъ, Турки и Русскіе въ перемежку, на корабляхъ кричатъ ура. Но что за пароходы — я не зналъ, и что случилось не могъ понять. Передній пароходъ подошелъ къ нашему борту я остановилъ ходъ. Тогда только я его узналъ. Это былъ Владиміръ, но замаскированный и съ фальшивою блою полоской изъ парусины. На корм стоялъ Корниловъ и кричалъ контръ-адмиралу Новосильскому: ‘Поздравьте меня, я взялъ призъ!’ И показывая рукой на другой пароходъ, прибавилъ: ‘Первазъ-Бажры’.
Вотъ какъ это случилось: Оставя 5го числа утромъ нашу эскадру, Корниловъ на пароходо-фрегат Владиміръ пошелъ по направленію къ Одесс. Пополудни на горизонт показался дымъ, адмиралъ приказалъ поставить паруса, перекривить реи и держать на пересченіе курса непріятельскаго парохода. Пароходо-фрегатъ Владиміръ топился антрацитомъ, который дыму не даетъ, а потому непріятель, считая его купеческимъ паруснымъ судномъ, не обращалъ вниманія и продолжалъ идти тмъ же курсомъ. Противники сближадись, непріятель показалъ военный турецкій флагъ, Владиміръ поднялъ свой, убралъ паруса и полнымъ ходомъ пошелъ на врага, который бросился къ берегу, но защищался храбро. Тогда Корниловъ, желая скоре окончить сраженіе, подошелъ на картечный выстрлъ, и картечь изъ 10ти-дюймовыхъ орудій подйствовала, Турки спустили флагъ. Это и была та пальба которую мы слышали.
Но что всего удивительне, Нахимовъ тоже слышалъ пальбу и былъ увренъ что это наша эскадра дерется. Оказывается, сраженіе происходило на средин разстоянія между вашею эскадрой и Нахимовымъ, и хотя пароходы не были видны, но гулъ пальбы, при гладкой поверхности воды и тихомъ состояніи воздуха, доходилъ до обоихъ. Часть плнныхъ сдали намъ на корабль, и мы пошли на соединеніе съ эскадрой Нахимова. Корниловъ же за пароходо-фрегат Владиміръ отправился въ Севастополь, конвоируя свой призъ. На другой день контръ-адмиралъ Новосильскій, переговоривъ съ Нахимовымъ, повелъ вашу эскадру въ Севастополь.
Грустно вамъ было возвращаться, вс ваши мечты, вс ваши воздушные замки разлетлись. Говорили что надо было прямо идти съ дессантомъ въ Константинополь и занять Дарданеллы: пусть Европа ихъ отнимаетъ. Но такъ какъ нашего совта, никто не спрашивалъ, то оставалось покориться и вс надежды отложить до весны. Солнце садилось, когда мы подходили къ Севастополю, Херсонскій маякъ былъ уже виденъ. Насъ нагоняло военное судно, приблизившись настолько что можно было разобрать сигналы, оно подняло свои позывные: Фрегатъ Кагулъ. Вслдъ за этимъ, Кагулъ поднялъ телеграфный флагъ и слова: ‘Турецкій’…. и еще что-то, но такъ-какъ смеркалось, то флаговъ разобрать было нельзя. Адмиралъ, желая до ночи стать на якорь, продолжалъ идти на рейдъ, зная что черезъ часъ командиръ фрегата лично ему доложитъ то что не договорилъ по телеграфу. Черезъ часъ мы дйствительно были на рейд, Кагулъ вошелъ вслдъ за вами. Каково же было наше удивленіе когда мы узнали конецъ фразы! За словомъ ‘турецкій’, слдовало: ‘флотъ гнался за мной’. Мы тотчасъ же снялись съ якоря и опять въ море. Надежды наши оживились снова, мичмана одни ворчали что и Турокъ-то мало и драться съ такимъ отрядомъ не стоитъ. Кагулъ показалъ только два фрегата и два корвета. Мы не зная что судьба, не давъ намъ въ руки эти несчастныя четыре судна, собирала ихъ чтобы передать вамъ вс разомъ въ Синоп. Она должна была это сдлать. Черноморскому флоту такъ мало оставалось жить! Синопское сраженіе было его лебединымъ пніемъ.
Въ ночь съ 16го на 17е ноября, мы увидали огни. Нахимовъ это или непріятель?
Обмнялись позывными,— оказался точно Нахимовъ. Рано утромъ нашъ адмиралъ похалъ съ рапортомъ къ Нахимову, который вслдъ за этимъ сигналомъ потребовалъ всхъ командировъ. Я какъ подвахтенный мичманъ, долженъ былъ хать на капитанскомъ катер на рул, и конечно былъ восторг что первый узнаю новости.
Пропустивъ капитана, я ползъ на корабль и не усплъ вступить на палубу, какъ подбжалъ вахтенный мичманъ и объявилъ: ‘На завтра бой, Турки въ Синоп, 14 судовъ въ томъ числ два парохода, одинъ большой, ступай списыватъ инструкцію.’
Списавъ ее поскоре, я вышелъ на верхъ и дожидаясь капитана узналъ слдующее:. Посл бури Зго ноября, Нахимовъ остался только съ двумя кораблями, остальные онъ отослалъ въ Севастополь чинить. Проходя мимо Синопа онъ увидлъ на якор турецкій флотъ. Несмотря на тр что у него было только два корабля, онъ дерзко вошелъ на рейдъ, сдлалъ рекогносцировку всей бухты на разстояніи пушечнаго выстрла, снялъ диспозицію флота, и выйдя изъ бухты, блокировалъ ее до нашего прихода. Братъ находившійся при его эскадр былъ тотчасъ же отправленъ въ Севастополь просить подкрпленія.’
Турки, воображая что два корабля Нахимова выманиваютъ ихъ въ мор, гд дожидается вся эскадра, спокойно оставались на рейд, не ожидая разгрома. А Павелъ Степановичъ говорилъ что еслибъ они вышли за нимъ, онъ все-таки въ открытомъ мор и съ двумя кораблями ихъ бы атаковалъ.
17е число прошло въ приготовленіяхъ, инструкція данная Нахимовымъ командирамъ была призвана моряками образцовою. Все было предвидно, все разъяснено, въ конц онъ прибавилъ что не стсняетъ командировъ инструкціей, во всякій будетъ на своемъ мст, если подойдутъ на пистолетный выстрлъ къ непріятелю. Къ вечеру все было готово. Посл ужина офицеры остались въ каютъ-компаніи, кто писалъ письма, кто тихо передавалъ другъ другу свои послднія мысли, свои послднія желанія. Тишина была торжественная. У всхъ было одно слово на ум: ‘завтра’.
По присоединеніи 11го ноября эскадры контръ-адмирала Новосильскаго, Нахимовъ располагалъ слдующими силами: корабли: Императрица Марія — 84 пушки, подъ его флагомъ, Парижъ — 120 пуш., подъ флагомъ контръ-адмирала Новосильскаго. Три Святителя — 120 пуіи., Константинъ — 120 пуш., Чесьма — 84 пуш., Ростиславъ — 84 пушк. и два фрегата: Кагулъ — 44 пуш., Кулевча — 56 пуш., всего шесть кораблей и два фрегата. Оба фрегата по росписанію должны были остаться у входа въ бухту и стараться не пропускать пароходовъ, въ случа еслибъ они захотли прорваться въ море. Линейные же корабли должны были, въ дв колонны, адмиральскіе впереди, войти на рейдъ, и разойдясь вечеромъ, стать противъ непріятеля на глубин шести саженъ. Разстояніе между сражающимися должно было быть около 200 саженъ. {Корабль Ростиславъ стоялъ на разстояніи 150 саженъ.} Турецкая эскадра стояла дугообразно, имя на флангахъ и въ интервалахъ сильныя береговыя батареи съ ядро-калительными печами. Она состояла изъ 12 парусныхъ фрегатовъ и корветъ, при двухъ пароходахъ, изъ которыхъ одинъ Таифъ пароходофрегатъ.
Числомъ орудій и калибромъ мы были сильне Турокъ, но принимая во вниманіе что одно орудіе на берегу равняется четыремъ на мор и что Турки около десяти минуть могли ране открыть пальбу, покуда мы становились на якорь и тянули шпрингъ, можно положительно сказать что первое время они имли преимущество надъ нами.
18го числа въ 10 часовъ команд былъ давъ обдъ. Въ 11 въ исход отслужили молебенъ, іеромонахъ обошелъ палубы, окропилъ всхъ святою водой, и ровно въ 11 часовъ, построившись въ дв колонны, мы пошли на рейдъ.
Тревоги еще не было, но уже каждый стоялъ на своемъ мст, вс ждали съ нетерпніемъ. Ровный попутный втеръ васъ быстро приближалъ ко врагу, наконецъ уже онъ и виденъ, бьютъ тревогу, смачиваютъ палубу, опускаютъ сукно надъ крюйтъ-камерами, командоры берутся за шнурки ударныхъ замковъ, у всхъ напряженное вниманіе, вс ждутъ. Ужь мы на пушечномъ выстрл, ужь ближе, видно какъ Турки наводятъ орудія, но пальбы не начинаютъ. Было 12 час. 20 мин. Но вотъ на турецкомъ адмиральскомъ фрегат показался клубъ дыму, раздался первый выстрлъ, и не успло ядро просвистать, какъ непріятельская эскадра опоясалася блою пеленой, и ураганъ ядеръ проревлъ надъ нами. За залпомъ послдовалъ батальный огонь. Ставши бортомъ, мы не крпя парусовъ, открыли огонь. Турки кажется этого не ожидали. Они воображали что бросивъ якорь мы пошлемъ людей по реямъ убирать паруса, а потому орудія ихъ было наведены по мачтамъ, и первый залпъ не причинилъ намъ почти никакого вреда. Потомъ подъ нашимъ огнемъ и при густомъ дым имъ было трудно взять врный прицлъ. Этомъ только и можно объяснить нашъ сравнительно малый уронъ. Что было первыя пять, десять минутъ, сказать трудно. Мы стрляли, по насъ стрляли. Не только въ батареяхъ, но даже съ палубъ ничего отъ дыму не было видно. Палили прямо предъ собой по старому направленію.
Громъ выстрловъ, ревъ ядеръ, откатъ орудій, шумъ людей, стоны раненыхъ — все слилось въ одинъ общій адскій гвалтъ. Бой былъ въ разгар.
Я былъ въ митель-дек, помощникомъ батарейнаго командира. Ко мн подбгаетъ штурманскій кондукторъ М., ординарецъ капитана, и съ ужасомъ на лиц кричитъ въ ухо: ‘Бейте отбой!’ Меня это удивило, но велно — значитъ надо. Барабанщикъ бьетъ, никто не слышитъ. Бгу по орудіямъ, останавливаю командоровъ, по дорог сообщаю о томъ же командиру батареи лейтенанту Т. ‘Вы съ ума сошли!’ отвчалъ онъ.— ‘Велно! ‘ Побжалъ и онъ останавливать.
Пальба прекратилась, порывъ втра разсялъ немного дымъ, а что же мы видимъ? Шпрингъ у насъ перебитъ, мы стоимъ кормой къ непріятелю, а переднія орудія нашего корабля приходятся противъ корабля Парижъ, и нсколько выстрловъ подало въ него. Полубарказъ пустили ко дну и сидвшаго на немъ мичмана В. ранили картечью. Мы могли отстрливаться только половиннымъ числомъ орудій. Бой продолжался, все тотъ же адскій гвалтъ, вдругъ онъ покрылся какимъ-то могучимъ трескомъ, но еще боле могучее ура покрыло и его!
Взорвали турецкій фрегатъ. Въ это время на корм у насъ въ дек закричали: ‘Пожаръ!’ Бросаюсь туда, вижу конопать отъ сотрясенія вылегла и отъ своихъ же выстрловъ загорлась. Потомъ уже я узналъ что у насъ былъ пожаръ на кубрик гораздо опасне отъ каленаго ядра, но къ счастію ядро было не очень накалено и его успли потушить.
Ко мн подбгаетъ опять ординарецъ и кричитъ: ‘Капитанъ требуетъ!’ Отправляюсь наверхъ, еще кричать ура. Что такое? Другой фрегатъ пустили ко дну.
Я подошелъ къ капитану.
— Ступайте на гротъ-марсъ. Видите какъ все перебито? Приведите въ порядокъ и смотрите за полетомъ ядеръ.
Въ это время, когда капитанъ отдавалъ мн приказаніе, ядро ударило въ стки, вырвало три койки, и одна изъ нихъ вмст съ ядромъ пролетла надъ вашими головами. Сигнальщикъ стоявшій возл пригнулся, но не усплъ онъ нагнуть головы, какъ капитанская труба уже была у него на плечахъ
— Чему кланяешься, болванъ?
— Виноватъ, ваше высокоблагородіе! отвчалъ матросъ бойко смотря въ глаза.
Я ползъ на марсъ. Бой видимо стихалъ. Сверху картина была восхитительная. Посредин рейда, какъ громадные кресты надъ могилами, торчали мачты потопленнаго фрегата съ реями поперекъ. На отмели горлъ турецкій пароходъ. Городъ пылалъ въ нсколькихъ мстахъ. Въ инструкціи вице-адмирала Нахимова было сказано чтобы по городу не стрлять, въ особенности чтобъ ядра не попадали въ дома гд подняты консульскіе флаги. Но бомбы, перелетая черезъ турецкія суда, попадали въ городъ, а первое загорвшееся зданіе было австрійское консульство. Русскіе корабли въ дыму, какъ въ облакахъ, извергалъ смерть и огонь. Турки не могли боле бороться, они начали садиться ни гребныя суда, спасаясь на берегъ, другіе расклепывая цпи бросались на отмели и оттуда спасались вплавь. Въ 4мъ часу все было кончено, только два фрегата, свалившись на отмели, перпендикулярно одинъ къ другому, продолжали бой, наконецъ и ихъ Турки начинали оставлять, лишь нсколько фанатиковъ отстрливались изъ трехъ орудій, и что ни выстрлъ — ядро у насъ въ корм или въ корабл Парижъ. едоръ Михайловичъ Новосильскій разсердился. Парижъ далъ залпъ, и Синопскій бой отошелъ въ исторію.,
Участнику въ сраженіи невозможно видть все, могу только сказать что сосди наши Ростиславъ и Парижъ дйствовали какъ на маневрахъ. Когда на послдній пріхалъ Павелъ Степановичъ, то сказалъ адмиралу Новобильскому: ‘Я приказалъ во время сраженія поднять вамъ согналъ: Адмиралъ изъявляетъ свое удовольствіе, но вс сигнальные фалики были перебиты.’
Въ самомъ начал сраженія турецкій пароходо-фрегатъ Таифъ (капитанъ Англичанинъ) прорзалъ линію нашихъ кораблей, ловко отманеврировался отъ парусныхъ фрегатовъ и прорвался въ море. Въ это время шли изъ Севастополя три наши парохода: {На одномъ изъ нихъ былъ вице-адмиралъ Корниловъ, который шелъ принять начальство надъ соединенными эскадрами.} Крымъ, Одесса и Херсонесъ, подъ командой К. А. Панфилова, они завязали бой и погнались за нимъ, но Таифъ, имя громадное преимущество въ ход, ушелъ. Онъ-то и привезъ въ Константинополь всть о Синопскомъ разгром.
Корабли были избиты страшно. Больше всхъ пострадали флагманскій Императрица Марія и нашъ Три Святителя. Потеря наша людьми была незначительна, всего 265 человкъ и только 5 офицеровъ. Турокъ же погибло до 3.000, если не боле. Пропорція можетъ показаться невроятною, но надо принять во вниманіе что въ начал сраженія одинъ фрегатъ былъ взорванъ, другой пущенъ ко дну, что даетъ уже около 1.000 человкъ, также много тонуло не достигая берега. Не могу воздержаться чтобы не отдать должной хвалы русскому матросу, про офицеровъ я ничего не скажу, но команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость! Какъ теперь вижу: стоитъ красавецъ-командоръ, знаменосецъ 82го экипажа, Дхта, и держитъ большимъ пальцемъ правой руки запалъ у только-что выстрлившаго орудія. Вырвало ядромъ рядомъ съ нимъ двухъ человкъ, онъ бровью не пошевельнулъ, только сердито скомандовалъ, когда орудіе было готово: ‘къ борту!’ и этотъ же самый Дхта, блдный какъ полотно, черезъ дв недли дрожащею рукой вынималъ жребій на Георгіевскій крестъ. Достойныхъ было слишкомъ много.
Когда наступила ночь, картина сдлалась еще величественне, но ужасне. Турецкая часть города пылала, фантастически освщая горы. Миріады блыхъ голубей, выгнанныя изъ своихъ жилищъ, летали надъ пожарищемъ. Фрегаты горли и догарая до крюйтъ-камеръ взрывались, подымая столпъ дыма и пламя чуть не до облаковъ. На обгорлыхъ остовахъ видно было ползающихъ людей. Турки съ такою поспшностію оставляли свои суда что убгая даже не разряжали по насъ свои орудія. Теперь при пожар они накаливались и стрляли. Сначала думали что это изъ города, такъ что Павелъ Степановичъ послалъ парламентера объявить городскимъ властямъ: ‘что если еще хоть одинъ выстрлъ будетъ сдлавъ по эскадр, то завтра утромъ не узнаютъ мста гд былъ Синопъ’. Парламентеръ не только не нашелъ властей, но даже ли одного Турка не было въ город, вс убжали въ горы. Остались одни Греки, которые съ воплями умоляли взять ихъ на эскадру, иначе Турки насъ перержутъ, говорили они. Всхъ желавшихъ, переселиться въ Россію было до 880 семействъ, но адмиралъ не могъ исполнить ихъ просьбу — они остались. Всю ночь и слдующій день мы чинились. Непріятельскія суда, которыя не сгорли во время сраженія, на другой день отводили на отмель, и снявъ оставшихся Турокъ, сжигали. На одномъ изъ этихъ фрегатовъ нашли раненаго въ ногу командира Турецкой эскадры вице-адмирала Османъ-пашу. Въ ихъ же глазахъ былъ сожженъ и Фезли-Аллахъ (данный Богомъ), бывшій русскій фрегатъ Рафаилъ. Въ 1889 году, когда Казарскій на 18 пушечномъ бриг Меркурій, отбился отъ двухъ линейнымъ турецкихъ кораблей, одинъ во 110 пушекъ, другой въ 74 мушки, и ушелъ, фрегатъ Рафаилъ съ разсвтомъ очутился среди непріятельскаго флота. Командиръ растерялся и спустилъ флагъ. Государь императоръ приказалъ: отнятъ его обратно и сжечь въ виду русскаго флота. Но вскор заключенъ былъ миръ.
Князь Меншиковъ имлъ это въ виду, когда доносилъ государю. ‘Приказаніе вашего императорскаго величества исполнено самымъ блестящимъ образомъ. Первая турецкая эскадра показавшаяся на водахъ Чернаго Моря истреблена на Синопскомъ рейд эскадрой вице-адмирала Нахимова.’
Воля государя была исполнена.
Переходъ отъ Синопа до Севастополя мы сдлали въ два дня, при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ. Только нашъ корабль Три-Святителя, когда онъ снялся уже съ якоря, чуть не прижало къ берегу отъ наступившаго штиля. Торопились мы въ Севастополь опасаясь что соединенная англо-французская эскадра, выйдя изъ Константинополя, преградитъ намъ путь. Положеніе наше было не блистательное. Рангоутъ на корабляхъ былъ до того избитъ что лишалъ насъ возможности маневрировать. Дорого бы намъ стоила эта встрча, но не въ морскомъ бою суждено было погибнуть Черноморцамъ и ихъ кораблямъ!
Встрча вамъ въ Севастопол была торжественная: все народонаселеніе, и старъ и младъ, высыпало на оба берега рейда. Вс суда были иллюминованы флагами, люди стояли по реямъ и при гром пушечныхъ, выстрловъ кричали ура. Торжественный видъ имла и эскадра входя на рейдъ. Корабли въ пробоинахъ, рзко обрисованныхъ на черномъ фон, рангоутъ избитый чуть не въ клочки изстрленные корневые флаги. На нашемъ корабл даже не осталось ни одного запаснаго флага. Во время сраженія, на всхъ корабляхъ, кром кормовыхъ, были подняты флаги на всхъ трехъ мачтахъ
Вс они были сбиты ядрами и вмст съ брамъ-стеньгами полетли въ воду, а кормовой вмст съ гафелемъ. Въ конц сраженія на корабл Три-Святителя оставался одинъ флагъ прибитый къ бизань-вантамъ.
Ставъ на якорь, намъ было приказано поднять карантинные флаги и не имть сообщенія съ берегомъ. Счастіе что карантинъ ограничился только четырьмя днями. Такъ какъ намъ нельзя было хать къ роднымъ и знакомымъ, то они вс бросились на шлюпки и окружили корабли. Трогательны были эти встрчи издали. Плакали и отъ радости, плакали отъ горя. Какъ теперь вижу и слышу: работаетъ матросикъ на гротъ-русленяхъ, его окликаетъ съ лодки баба: ‘Прокофьичъ здраствуй! Мой-то гд же?’ — ‘Ишь баба когда хватилась, его чуть ли не первымъ разорвало ядромъ.’ Взвыла баба. Тутъ же рядомъ молодая бабенка, со слезами радости на глазахъ, показываетъ мужу, поднявъ кверху на рукахъ груднаго ребенка. Какъ ни долго тянулись четыре карантинныхъ дня, но прошли и они. Насъ спустили на берегъ. Торжество было всеобщее, балы смнялись пышными обдами. На вс эти празднества приглашались турецкіе плнные офицеры. Они были поражены новою для нихъ жизнію. Много лтъ спустя, я встртилъ въ Аинахъ, на бал у турецкаго посланника одного изъ нихъ. Онъ чистосердечно признался что плнъ у Русскихъ въ Севастопол и Москв былъ самымъ счастливымъ временемъ его жизни. Вскор вернулся изъ С.-Петербурга флигель-адъютантъ И. Г. Сколковъ, здившій съ донесеніемъ о Синопскомъ сраженіи, и привезъ намъ награды. Награды были щедрыя и вполн царскіе: вс участвовавшіе въ сраженіи, кром чиновъ и орденовъ, получили годовой окладъ жалованья. Вс мичмана произведены въ лейтенанты.
Пожиная лавры, мы не дремали, зная что нсколько непріятельскихъ пароходовъ уже вступили въ Черное Море, и вся англо-французская эскадра не замедлитъ явиться предъ Севастополемъ. Корабли были поставлены въ боевой порядокъ, на берегу заложено нсколько новыхъ земляныхъ батарей. Длали безпрестанныя ученья, по сигналу свозили десантъ, стрлковыя партіи, которыя составляли два превосходные баталіона, {Эти-то два баталіона и были въ слдующемъ году въ Альминскомъ сраженіи. Съ честію дрались съ превосходнымъ по числу непріятелемъ и послдними отступили къ Севастополю.} а шлюпками учились отбуксировывать брандера.
Дятельность кипла не на одномъ рейд: были посланы пароходы на Кавказъ, на береговую линію, снять гарнизоны изъ крпостей, а ихъ взорвать. Фрегатъ Флора имлъ дло съ тремя турецкими пароходо-фрегатами, которые должны были отступить. Такъ прошло время до 25го декабря. Въ день Рождества, я былъ у обдни въ Петропавловскомъ собор, вдругъ народъ хлынулъ изъ церкви. Выскочилъ и я. Вижу стоитъ у входа на рейд англійскій пароходо-фрегатъ. Весь городъ пришелъ въ волненіе. Оказалось что это пароходо-фрегатъ Retribution, присланный союзными адмиралами объявить о вступленіи англо-французской эскадры въ Черное Море. Кром офиціальной бумаги Retribution привезъ адмиралу Истомину отъ адмирала Лайонса, съ которымъ онъ былъ очень друженъ, частное любезное письмо, нсколько ящиковъ превосходныхъ сигаръ и старой мадеры. Истоминъ, отвчая на письмо, послалъ дикую козу.
На второй день праздника былъ назначенъ въ клуб балъ. Ни одна дама и двица не пріхали. Он чувствовали что скоро, очень скоро он останутся вдовами и сиротами.