О значеніи органическихъ условій душевной жизни.
О значеніи органическихъ условій душевной жизни.
——
——
Д. Дриль.
‘Русская Мысль’, кн. VIII, 1886
О значении органических условий душевной жизни, Дриль Дмитрий Андреевич, Год: 1886
Время на прочтение: 30 минут(ы)
Въ числ явленій, относящихся въ области психологіи, глубокій интересъ и поучительность представляютъ собою явленія человческой преступности, преимущественно, какъ показываетъ ближайшее изученіе, являющіяся результатомъ процесса медленно развивающагося физическаго и нравственнаго вырожденія и деградаціи человка,— процесса, но большей части охватывающаго жизнь нсколькихъ родовыхъ поколній. Преступленіе — это одно изъ заключительныхъ слдствій этого процесса. Издавна занявшись изученіемъ этой области міровыхъ явленій, я невольно самымъ ‘авторитетомъ фактовъ’, какъ выразился французскій психіатръ Эскироль, былъ приведенъ къ убжденію, что преступность, какъ и все въ области душевныхъ явленій, иметъ свою органическую основу: порочность и неуравновшенность психо-физической организаціи дятеля, мало или вовсе не приспособленной къ условіямъ жизни окружающаго ее общества. Придя къ такому выводу, свидтельствомъ тхъ же фактовъ я былъ приведенъ и къ другому заключенію, что основанія самыхъ различій въ характер преступности необходимо искать въ тхъ же различіяхъ дурно уравновшенной, порочной психо-физической организаціи дятеля преступленія. Такимъ образомъ, причины преступленій сами собою подраздлились для меня: 1) на ближайшія или непосредственныя, кроющіяся въ порочностяхъ психо-физической организаціи дятеля, 2) на боле отдаленныя или посредственныя, заключающіяся въ неблагопріятныхъ вншнихъ условіяхъ, подъ вліяніемъ которыхъ вырабатываются первыя, какъ боле или мене устойчивые факторы преступленій, и 3) на предрасполагающія, подъ вліяніемъ которыхъ уже сложившіяся дефективныя и дурно уравновшенныя натуры наталкиваются на нарушенія установленнаго общественнаго порядка.
Въ этой градаціи причинъ преступленій я какъ бы отвожу главное мсто причинамъ внутреннимъ. Но въ конечномъ своемъ анализ и въ процесс міроваго развитія и эти послднія сводятся къ причинамъ вншнимъ.
Ребенокъ, являясь на свтъ, не представляетъ собою какой-то tabula rasa. Напротивъ, онъ приноситъ опредленный наслдственный задатокъ, который есть какъ бы отпечатокъ жизненной исторіи его предковъ, ихъ жизненныхъ опытовъ и упражненій, ихъ добродтелей и пороковъ, ихъ порывовъ, страстей и заблужденій, и въ которомъ уже кроются т или иныя особенности, стремящіяся опредлить будущій нравственно-умственный обликъ его личности. Но хотя этотъ наслдственный задатокъ, приносимый въ міръ тою или другою данною личностью A, и является прирожденнымъ и потому независимымъ въ своемъ существованіи и особенностяхъ отъ вншнихъ вліяній на эту самую личность A, тмъ не мене, и онъ, въ свою очередь, въ своей исторіи представляется результатомъ дятельности все тхъ же вншнихъ факторовъ. Да это я считаю нужнымъ обратить особое вниманіе и подчеркнуть это ршительное вліяніе вншнихъ воздйствій, вншней окружающей среды на весь обликъ нравственно-умственной личности человка,— вліяніе, съ которымъ намъ постоянно приходится считаться въ исторіи личности вообще и въ исторіи преступленія въ частности. Дйствительно, если въ теченіе жизни данной личности А наслдственно ей переданный и принесенный готовымъ въ міръ задатокъ, подъ вліяніемъ вншнихъ жизненныхъ воздйствій, постоянно и постепенно, какъ учитъ ежедневный опытъ, частично измняется въ своихъ особенностяхъ, то понятно, что такія же измненія должны были происходить и въ теченіе жизни каждаго ряда ея восходящихъ, т.-е. ея родителей B и C, ддовъ D и F, праддовъ G и H и т. д. Поэтому, если бы мы прослдили крайне сложную и долгую исторію постепенной выработки наслдственнаго задатка психическаго механизма личности A въ ряду ея восходящихъ, то получили бы постоянно упрощающіяся психическія величины, въ которыхъ, при переходахъ отъ нисходящихъ къ ихъ ближайшимъ восходящимъ, постепенно и постоянно отпадала бы часть ихъ сложности, приходящаяся на долю вншнихъ вліяній, дйствовавшихъ въ теченіе жизни этихъ нисходящихъ, и такъ постепенно вплоть до весьма упрощенныхъ психическихъ величинъ, у которыхъ непосредственная связь между вншними стимулами и конечными эффектами улавливается сравнительно легко. Такимъ образомъ, мы можемъ сказать, что характеръ дятельности человка опредляется особенностями его психо-фи8ическаго механизма, отвчающаго своею дятельностью на вншніе импульсы, но, въ свою очередь, эти особенности являются боле или мене быстро вырабатывающимся результатомъ постепенныхъ частичныхъ измненій, совершавшихся подъ вліяніемъ тхъ же вншнихъ воздйствій въ ряд восходящихъ поколній.
Это сведеніе нравственныхъ особенностей къ вншнимъ вліяніямъ нисколько не ослабляетъ нравственныхъ ученій, ни мало не умаляетъ нравственной стороны человка и не затрогиваетъ вопроса о сущности сознанія, о сущности души, которая, при любомъ угл зрнія, навсегда останется для человка неразршимою загадкой бытія. Напротивъ, вытекающее отсюда ученіе вполн признаетъ неизмримо-важное значеніе чуткой совсти, устойчиваго чувства долга и хорошо организованнаго механизма воли,— всхъ этихъ совершеннйшихъ плодовъ умственно-нравственной культуры человка, совершающейся путемъ долгихъ общественныхъ взаимодйствій. Оно лишь выясняетъ дйствительный процессъ ихъ образованія и освщаетъ тотъ путь, которому должно слдовать для выработки возможно совершенной нравственной личности.
Нердко приходится слышать, что т или другія предлагаемыя улучшенія, представляющіяся симпатичными мечтаніями, на самомъ дл не соотвтствуютъ природ человка. И по отношенію къ данному времени такое утвержденіе нердко бываетъ совершенно врно. Но вопросъ представится нсколько въ иномъ вид, если мы спросимъ себя: о какой же природ человка идетъ рчь? Человкъ, какимъ мы его знаемъ въ дйствительности, представляетъ значительныя разнообразія. Если мы встрчаемъ крайнихъ индивидуалистовъ, узкихъ эгоистовъ, которые не проявляютъ никакой благожелательности къ людямъ и спокойно попираютъ важные общественные интересы ради своихъ даже незначительныхъ выгодъ, которые не чувствуютъ никакого влеченія длать что-либо для другихъ и не ощущаютъ никакого удовольствія при вид ихъ довольства и благосостоянія, то на ряду съ ними мы встрчаемъ и такихъ, которые посвящаютъ вс свои силы служенію общему благу и беззавтно жертвуютъ всми своими интересами своимъ ближнимъ, радуются чужими радостями, наслаждаются чужимъ счастіемъ, страдаютъ чужимъ горемъ, отзывчиво откликаются на нужды окружающихъ и почти не знаютъ разницы между моимъ и твоимъ. Лучшее и полнйшее отраженіе подобнаго совершеннйшаго образа мы находимъ въ Евангеліи съ его міровою любовью. Въ различные періоды преобладаютъ и различные характеры, различныя породы людей съ ихъ многочисленными разновидностями, налагающими особую окраску на всякое данное время. Въ ход исторія передъ нами проходятъ непрерывною чередой вка и эпохи, а вмст съ тмъ проходятъ и различные умственно-нравственные типы людей. Римлянинъ начала республики и римлянинъ временъ упадка, какъ боле общіе типы, суть дв различныя, разнохарактерныя величины съ своими различными вкусами и стремленіями. Первый, это — человкъ, полный жизни съ чувствомъ долга и умющій спокойно полагать душу свою за отечество, а второй, это — Неронъ, это Каракалла, это обжора Вителій, это, наконецъ, тотъ, что восклицаетъ: ‘Мы слабы лицомъ къ лицу съ тмъ, что нужно выдержать. Мы не можемъ выносить ни труда, ни удовольствій, ни даже нашего собственнаго существованія’. ‘И постоянно все одно и то же! Всегда мы должны то бодрствовать, то спать, то быть сытыми, то голодными, ощущать холодъ или жаръ! Ничто не кончается, всегда одинъ и тотъ же кругъ явленій, они бгутъ и слдуютъ другъ за другомъ: день смняется ночью, а ночь смняетъ день. За лтомъ слдуетъ осень, за осенью зима, а за нею весна. И такъ проходитъ все, чтобы вернуться снова, и мы не видимъ и не знаемъ ничего новаго’. И вс эти различные типы суть люди и пли природу человка. А, между тмъ, какая между ними разница! Немудрено поэтому, что то, что удовлетворяло и соотвтствовало природ однихъ, оказалось несоотвтствующимъ природ другихъ, и наоборотъ. Но чмъ же, спрашивается, обусловливаются подобныя рзкія различія въ природ людей? Различіями въ особенностяхъ остова психической личности, въ особенностяхъ инстинктивной природы человка, налагающихъ рзкій отпечатокъ на все его умственно-нравственное существо и, какъ учитъ опытъ, постепенно слагающихся подъ вліяніемъ вншнихъ воздйствій. Вс особенности человка, вс его вкусы, влеченія и стремленія, вс его навыки и привычки суть результаты медленно сложившейся приспособленности путемъ воспитанія и унаслдованія слдовъ прежде бывшихъ воздйствій къ тмъ или другимъ направленіямъ, въ тмъ или другимъ идеаламъ. Въ виду этого люди, живя обществами, въ которыхъ, по самому ихъ существу, дйствія одного такъ или иначе въ большей или меньшей мр отражаются и на всхъ остальныхъ въ интересахъ общаго блага и счастія, на ряду съ закономъ наслдственности, который есть законъ консерватизма, законъ сохраненія разъ пріобртеннаго, должны въ широкой мр пользоваться и закономъ приспособляемости, который есть законъ измняемости и, при благопріятныхъ условіяхъ, законъ усовершенствованія и прогресса, и должны организовать могущественныя вншнія воздйствія въ систему напередъ разсчитанныхъ разумныхъ мръ для постепеннаго подготовленія въ подрастающихъ поколніяхъ типа соціабельныхъ личностей въ истинномъ и благороднйшемъ смысл этого слова и для выработки въ нихъ навыковъ и привычекъ, соотвтствующихъ требованіямъ общественности. Только такимъ путемъ,— путемъ постепеннаго нравственнаго совершенствованія породы можетъ быть врно достигнуто устраненіе общественныхъ нестроеній вообще и преступленій въ частности.
Таковы самыя общія положенія. Ими, конечно, нельзя удовольствоваться и необходимо подступить къ изученію боле близкихъ соотношеній между оттнками преступности и особенностями психо-физической организаціи дятеля. Въ этой стать я не имю въ виду затронуть этотъ интересный вопросъ во всей его широт. Я остановлю вниманіе читателя только на одной изъ частей психическаго механизма — на чувственныхъ влеченіяхъ вообще, особенности которыхъ ярко оттняютъ вс стороны умственно-нравственной личности человка. При этомъ спшу оговориться, что я коснусь только общихъ особенностей чувственныхъ влеченій. Подъ именемъ же чувственныхъ влеченій я разумю только влеченія, порождаемыя дятельностью боле или мене развитыхъ низшихъ органическихъ системъ или системъ растительной жизни. При изложеніи я воспользуюсь въ широкой мр клиническимъ матеріаломъ. Область психическихъ явленій въ ихъ факторахъ только еще понемногу начинаетъ освщаться и преимущественно при помощи случаевъ изъ клиники душевныхъ разстройствъ, которыя, по справедливому замчанію д-ра Tebaldi, представляютъ собою какъ бы ‘психологическіе эксперименты’, которые для насъ длаетъ природа. Но предварительно я сдлаю нсколько самыхъ краткихъ пояснительныхъ замчаній о строеніи нервной системы, которая служитъ матеріальнымъ субстратомъ всей психической жизни.
На вншней поверхности тла, въ органахъ чувствъ, органахъ растительной жизни и въ мускулахъ размщено множество концевыхъ аппаратовъ нервныхъ волоконъ, которые или расположены отдльно, или скучены вмст и иногда, какъ, напримръ, въ глазу, имютъ очень сложное строеніе. Они представляютъ собою окончанія нервныхъ волоконъ, которыя на дальнйшемъ своемъ пути отъ поверхности къ центру соединяются вмст и образуютъ нервные стволы различной толщины. Каждое нервное волокно представляется сложнымъ органомъ, состоящимъ въ своей средней части, извстной подъ именемъ осеваго цилиндра, изъ тончайшихъ нервныхъ нитей или фибриллей. Начиная отъ поверхности, нервныя волокна идутъ, не прерываясь, и заканчиваются въ двухъ большихъ скопленіяхъ нервнаго вещества, одно изъ которыхъ замкнуто въ сложную костную трубку спины и извстно подъ именемъ спиннаго мозга, а другое — въ полость головы и извстно подъ именемъ головнаго мозга, въ этомъ послднемъ нервныя волокна перекрещиваются такъ, что волокна одной стороны тла переходятъ въ половину мозга противуположной стороны. Только что описанныя нервныя волокна суть волокна, приводящія съ поверхности, по своей функціи иначе называемыя чувствующими. Скопленія нервнаго вещества, въ которыхъ они заканчиваются, кром связующаго вещества, состоятъ, съ одной стороны, изъ большаго или меньшаго количества микроскопическихъ тлецъ различной величины и формы, извстныхъ подъ именемъ нервныхъ клтокъ. Скопленія этихъ послднихъ, окрашенныя желтовато-бурымъ цвтомъ, зависящимъ отъ пигментаціи, извстны подъ названіемъ сраго вещества мозга. Нервныя клтки имютъ удлиняющіеся и втвящіеся отростки. Одни изъ этихъ клточныхъ отростковъ служатъ для соединенія клтокъ съ нервными волокнами (приводящими и выводящими), составляющими своими скопленіями вторую часть мозга, извстную подъ названіемъ благо его вещества. Другіе отростки служатъ для многообразнаго соединенія нервныхъ клтокъ между собою. Изъ нихъ-то и образуются прозжіе, если можно такъ выразиться, пути самаго мозга, взаимно соединяющіе въ разныхъ направленіяхъ разныя его части. Благодаря такому строенію, спинно-головной мозгъ отъ одного своего предла въ спинномъ канал и до другаго въ корковомъ или поверхностномъ сло головнаго мозга представляетъ собою одну непрерывную массу, состоящую изъ множества по всмъ направленіямъ связанныхъ между собою элементовъ. Отъ этой массы жъ периферіи отходятъ другія нервныя волокна: выводящія или двигательныя, заканчивающіяся въ мускулахъ, сокращеніемъ которыхъ (т.-е. мускуловъ) и производятся вс работы организма. Центральная нервная система съ своими приводящими и выводящими волокнами представляетъ, такимъ образомъ, какъ бы внутреннее чувствующее и распоряжающееся существо, помщенное въ организм.
Таковы въ общихъ чертахъ составныя части нервной системы животной жизни. На ряду съ нею въ животномъ организм существуетъ другая нервная система растительной жизни, завдывающая растительными функціями и называемая симпатической.
Еще древніе (напримръ, Пиагоръ и Галленъ) отличали въ человк нсколько душъ, имющихъ и разныя сдалища: чувственную, волнующуюся и разумную. ‘Въ человк,— говоритъ Pinel,— нужно различать два важныя подраздленія, провозглашенныя всми физіологами, два весьма различныя существа: одно, которое питается и воспроизводится, и другое, которое движется и думаетъ’.
Симпатическая нервная система, завдывающая всми отправленіями ‘питающагося и воспроизводящагося человка’, составляетъ краеугольный камень всей органической, а, слдовательно, и психической жизни, фундаментъ личности. ‘Организмъ,— совершенно справедливо замчаетъ Trumet de Fontarce,— долженъ сохраняться, возобновляться и лить, прежде нежели поддерживать сношенія съ окружающею средой. Низшія животныя не имютъ ни головнаго, ни спиннаго мозга, ни чувствующихъ нервовъ, только по мр повышенія въ животной лстниц жизнь дополняется, между животными устанавливаются отношенія послдовательнымъ развитіемъ, которое у человка достигаетъ своего высшаго выраженія, къ нуждамъ, порождаемымъ сохраненіемъ оживленной матеріи, прибавляется потребность въ совмстной и разумной жизни, въ то время, когда высшія функціи человка еще не существуютъ или, вслдствіе тхъ или другихъ причинъ, отпадаютъ, функціи симпатической нервной системы продолжаютъ существовать и еще часто повышаются въ своей интенвивности. Симпатическая система, это — самая сущность животности, тогда какъ головно-спинной аппаратъ есть, собственно говоря, лишь аппаратъ роскоши, аппаратъ прибавочный къ первичному плану творенія’. Симпатическая нервная система появляется въ животной лстниц ране спинно-головной, она постоянно бодрствуетъ и основными органическими функціями, функціями питанія и обмна веществъ, она же завдываетъ и кровообращеніемъ, отъ особенностей котораго зависятъ основныя особенности остова психической личности. Вс эксцессы, напримръ, пьянство, обжорство, развратъ и проч., прежде всего, поражаютъ основу органической жизни, симпатическую систему, и тмъ самымъ постепенно подтачиваютъ и самые устои высшей разумной жизни и постепенно подготовляютъ ея полное помутнніе и разложеніе, предварительно возвщаемое временными замшательствами и разстройствами, рзво всегда отражающимися на настроеніи. Эту зависимость системы высшей отъ системы низшей необходимо уяснить себ вполн, только при такомъ условіи намъ вполн выяснится и скрытый, но основной механизмъ психической жизни, и зависимость ея особенностей отъ темныхъ процессовъ органической жизни, которые, какъ увидимъ дале, при помощи общаго чувства, обусловливающаго настроеніе, отражаются въ зеркал нашего сознанія, изображаясь въ немъ особыми знаками. Только понявъ все это, мы поймемъ безусловно ршающее значеніе развитой, здоровой и прочной физической основы для всей качественной стороны нашей психической личности.
Различные внутренніе органы инервируются особыми нервными волокнами, симпатическими, которыя берутъ свое начало изъ такъ называемыхъ симпатическихъ нервныхъ узловъ или маленькихъ мозговъ, какъ удачно выражается д-ръ Descaret, главнымъ между ними является сыгнозное сплетеніе, ‘которое анатомы и медики называли прежде брюшнымъ мозгомъ’.
Вс эти узлы соединены нервными волокнами между собой и въ своей совокупности образуютъ нервную систему, въ вдніи которой и стоять вс процессы растительной жизни. Эта система, однако, не представляется обособленной, а, напротивъ, тсно соединяется съ спинно-головнымъ мозгомъ, и только гармоническое развитіе этихъ двухъ системъ и ихъ взаимная уравновшенность и могутъ способствовать образованію совершеннаго человка. На концевые аппараты приводящихъ или чувствующихъ нервныхъ волоконъ воздйствуютъ совершающіяся повсюду въ природ разнообразныя движенія или пространственныя перераспредленія отдльныхъ матеріальныхъ частицъ, извстныя подъ именемъ явленій дйствія силъ. Этими воздйствіями или толчками концевымъ аппаратахъ передается происходящее вокругъ нихъ движеніе и они приводятся въ особое дятельное состояніе, извстное подъ именемъ состоянія возбужденія. Передача движенія этимъ не заканчивается, движеніе распространяется дальше по нервному волокну и несется отъ периферіи къ центру. Воспринимающіе концевые аппараты мы ‘можемъ сравнить поэтому съ разбросанными повсюду на поверхности наблюдательными станціями, собирающими извстія о совершающемся какъ во вншней сред, такъ я во внутреннихъ органахъ. Этимъ собираніемъ свдній роль концевыхъ аппаратовъ приводящихъ волоконъ и заканчивается. Собранныя извстія не остаются въ наблюдательныхъ станціяхъ, они, какъ мы видли, отправляются дальше въ центрамъ управленія — узламъ и спинно-головному мозгу, въ различныхъ частяхъ котораго приводящія волокна, идущія отъ различныхъ органовъ тла, имютъ свои окончанія. Каждая такая часть по отношенію къ органу, инервируемому заканчивающимися въ немъ приводящими волокнами, представляетъ собою его нервный центръ или станцію управленія. Понятно, что чмъ богаче инервація и, слдовательно, чмъ ярче чувствительность того или другаго органа у того или другаго лица, тмъ значительне будетъ представительство этого органа въ мозгу, иначе говоря, тмъ развите будетъ и его мозговой центръ. Проф. Meinert, говоря о мозговыхъ локализаціяхъ, замчаетъ, напрны., что у животныхъ, которыя, разыскивая пахучія вещества, держатъ носъ близко къ земл, обонятельная доля представляется весьма развитой и большой, а у человка и обезьяны, для которыхъ обоняніе иметъ меньшее значеніе и которые меньше его упражняютъ, она мала. У водяныхъ млекопитающихся, живущихъ на суш и въ вод, эта долька по своимъ размрамъ приближается въ человческой, а у китообразныхъ она вовсе отсутствуетъ.
Различіемъ въ развитіи у отдльныхъ личностей различныхъ мозговыхъ центровъ,— различіемъ, зависящимъ отъ различій въ количеств упражненій органа не только въ теченіе жизни самаго индивида, но и въ теченіе жизни его восходящихъ, удовлетворительно объясняется какъ съ психологической, такъ и съ физіологической стороны повседневно наблюдаемое и рзко бросающееся въ глаза различіе въ напряженности у этихъ личностей различныхъ функцій, отъ котораго, на основаніи всего извстнаго намъ о механизм организма, мы въ прав заключать къ неравномрному развитію ихъ органовъ. Особенно рельефно это бываетъ замтно у идіотовъ, у которыхъ, вслдствіе недоразвитости мозга, высшія способности отсутствуютъ, но иногда одна какая-либо изъ нихъ рзко выдляется по своему сравнительно значительному и исключительному развитію. Такъ, наприм., въ заведеніи для идіотовъ въ Ирльсвуд одинъ мальчикъ проявлялъ большую способность въ ршеніи наизусть ариметическихъ дйствій. ‘Онъ складывалъ и множилъ трехзначное число на трехзначное съ поразительною скоростью’. ‘Я видлъ, — пишетъ д-ръ Аткинсонъ,— одну женщину-идіотку, которая обладала этою способностью въ чрезвычайной степени, занятіе ариметическими* вопросами доставляло ей только наслажденіе‘. Одинъ изъ примровъ неравномрно-усиленной напряженности одной функціи и, слдовательно, неравномрно-усиленнаго развитія ея органа съ его нервными центрами намъ представляетъ знаменитый Моцартъ. Будучи еще трехъ лтъ отъ роду, онъ уже съ величайшимъ удовольствіемъ отыскивалъ терціи на фортепіано. Съ этихъ раннихъ поръ усиленное и обусловленное прирожденными особенностями развитіе однхъ частей организаціи уже рзко проявлялось и необходимо было слдить, чтобы ребенокъ не забывался за фортепіано. Его чувствительность къ звукамъ, ясно указывающая на усиленную и богатую инервацію соотвтствующихъ органовъ, была настолько велика, что звукъ трубы вызывалъ у него конвульсіи. Гайднъ также съ самаго ранняго возраста испытывалъ величайшее наслажденіе при звукахъ музыки и слушаніе ея всегда предпочиталъ всмъ дтскимъ играмъ. Усиленное развитіе опредленныхъ частей организаціи ясно проявлялось и у него въ необычайномъ влеченіи къ музык, которое деспотически заставило его, еще восьмилтняго ребенка, усиленно заниматься ею по 16 и 17 часовъ въ сутки, ршительно забывая о привлекательныхъ для всхъ другихъ дтей дтскихъ играхъ. Подобно атому Микель-Анджело проявлялъ усиленную раннюю склонность къ краскамъ и рисованію. Еще боле рельефный примръ преобладанія въ развитіи однихъ нервныхъ центровъ и обусловливаемыхъ ими влеченій надъ другими намъ представляетъ полная лишеній жизнь венгерскаго ученаго Ментелли, который, несмотря на свои обширныя знанія, открывавшія ему широкій путь въ жизни, отказался отъ всего и все принесъ въ жертву своему неодолимому и ненасытному влеченію къ знанію. Полный жажды къ нему, бднякъ Ментелли покинулъ родную страну, чтобы пшкомъ выходить всю Европу, все увидть, все узнать. Въ Париж, подъ игомъ своего влеченія, онъ отлагался отъ возможной для него и хорошо оплачиваемой каедры и поселился въ плохо сколоченной лачуг въ саду, гд всецло и предался своимъ занятіямъ. Онъ спалъ въ ящик и выходилъ изъ своего жилища только одинъ разъ въ недлю, чтобы давать урокъ, который и доставлялъ ему средства существованія. Боле одного урока онъ не бралъ. Во время своего выхода онъ закупалъ и провизію на цлую недлю. Послдняя состояла изъ хлба и картофеля, которыми онъ питался, и масла, которое онъ жегъ въ ламп во время своихъ занятій. Питьемъ для него служила чистая вода. Особенности организаціи Ментелли уже ясно проявлялись въ томъ, что при всхъ своихъ лишеніяхъ онъ регулярно работалъ по двадцати часовъ въ сутки. Одинъ лишній кусокъ пищи производилъ уже разстройство въ его организм, а одинъ стаканъ вина вызывалъ у него лихорадочныя явленія. Въ 1814 году онъ не имлъ уроковъ и вынужденъ былъ обратиться въ одно заведеніе. ‘Очень немного пищи,— сказалъ онъ, обращаясь къ профессору,— съ меня будетъ достаточно, для помщенія я удовольствуюсь всякимъ угломъ, а денегъ мн вовсе не надо. Доставьте мн то, что я прошу у васъ, и я вамъ общаю употребить вс усилія, чтобы быть полезнымъ’. Оказалось, что онъ въ совершенств знаетъ латинскій и греческій языки и ихъ литературу. Онъ получилъ занятія и принялся за свою прежнюю жизнь. Онъ отказался отъ употребленія блья, носилъ грязные лохмотья до тхъ поръ, пока они не сваливались, и позволялъ себ одну только роскошь — покупать разъ въ недлю немного лакомствъ, которыя онъ съ наслажденіемъ раздавалъ дтямъ. Онъ отличался всегда необычайною ровностью характера, спокойствіемъ, пріятнымъ настроеніемъ и ясностью ума. Онъ не чувствовалъ никакихъ неудобствъ и ни на что не жаловался. Когда однажды друзья и поклонники прислали ему въ подарокъ множество платья, онъ было надлъ нкоторое, но потомъ сложилъ все въ коробъ и пошелъ продавать, чтобы вырученныя деньги употребить на покупку книгъ.
Во время осады Парижа союзниками бомбы ихъ начали падать въ садъ, гд жилъ Ментелди. Его пришли предупредить объ опасности и застали за какою-то задачей. Онъ поднялъ голову и съ нкоторымъ неудовольствіемъ сказалъ пришедшимъ: ‘Что эти бомбы имютъ общаго со мной? Оставьте ихъ падать, но, и оставьте меня въ поко’. Ментелли утонулъ въ 1836 году, имя 60 лтъ отъ роду. Въ теченіе своей многолтней жизни онъ всегда оставался вренъ себ и всегда былъ самимъ собою. Въ немъ мы наблюдаемъ человка съ сравнительно мало развитыми центрами жизни растительной и, напротивъ, съ усиленно развитыми центрами жизни мыслительной. Послдніе, какъ значительно сильнйшіе, и предъявляютъ свои повелительныя требованія, господствуютъ надъ всми остальными безъ протеста, придаютъ особый отпечатокъ всему существу и опредляютъ ихъ обладателя къ соотвтствующимъ дйствіямъ.
Въ лиц Ментелли я представилъ примръ личности не вполн уравновшенной, но съ усиленнымъ развитіемъ влеченій высшаго порядка. Теперь я представлю другой примръ личности, также не уравновшенной, но личности иного, низшаго типа, у которой влеченія низшаго порядка господствуютъ надъ всмъ существомъ и ярко опредляютъ особенности ея нравственной окраски.
Въ какой мр Ментелли посвятилъ вс свои силы на служеніе своему ненасытному влеченію къ знанію, въ такой же мр субъектъ, о которомъ теперь пойдетъ рчь, посвятилъ ихъ на служеніе влеченіямъ и аппетитамъ своего желудка, которые налагали рзкій отпечатокъ на все его душевное существо. Это нкто Н., су-префектъ въ Альзас, бывшій на весьма далекое разстояніе извстенъ своею необычайною любовью къ д и своимъ обжорствомъ. Въ Кольмар не проходило ни одного обда, ни одного собранія съ дой, на которое Н. не съумлъ бы назваться. Онъ какъ бы чутьемъ угадывалъ такое собраніе и всегда являлся вовремя. Въ большимъ обдамъ онъ готовился долгимъ искусомъ, напередъ предвкушая ожидаемое наслажденіе. Вс его помыслы были сосредоточены на д и поглощены дой. Онъ искренно уважалъ только гастрономовъ и поваровъ. Когда одинъ изъ его знакомыхъ оставилъ однажды званый обдъ, не дождавшись его окончанія, то, при первой же встрч съ нимъ, Н. сказалъ ему: ‘Бдный, какъ вы могли оставить такой обдъ, когда еще предстояло два блюда? Какое продолжительное наслажденіе они доставили бы мн!’ Узнавъ о смерти сестры Марты, матери солдатъ и героини великой арміи, о которой вс много говорили, онъ воскликнулъ, обращаясь къ собесдникамъ: ‘Вы говорите только о сестр Март, тогда какъ намъ угрожаетъ большое бдствіе. Рифенекъ, бдный Рифенекъ теперь въ опасности, и если мы потеряемъ этого повара, имющаго европейскую извстность, то кто намъ замнитъ его когда-нибудь? Это будетъ, я полагаю, потеря гораздо большая, нежели ваша сестра Марта’. Въ этой оцнк сказался весь человкъ. При этомъ въ ней интересно наблюдать, какъ ощущенія отъ усиленно развитыхъ органовъ,— въ данномъ случа ощущенія желудочныя,— какъ бы одваются соотвтствующими представленіями, фиксируютъ мысль на опредленныхъ предметахъ и придаютъ всему мышленію особую желудочную окраску, если можно такъ выразиться.
Убранству стола Н. всегда придавалъ громадное значеніе, а потому еще за два дня до смерти своей жены онъ уже готовилъ тарелки для ея похороннаго пира. Часто и чрезмрно удовлетворяя своему господствующему влеченію, на которомъ сосредоточивался интересъ его жизни, Н. столь же часто страдалъ усиленными и болзненными разстройствами пищеваренія. Въ одинъ изъ такихъ приступовъ, на увщанія д-ра Мореля о воздержности, Н. отвтилъ: ‘Не говорите мн никогда о діэт. Я довольствуюсь чашкой чая только въ т дни, когда долженъ състь больше. Что же длать докторъ? сть — это мое единственное наслажденіе’. И это наслажденіе погубило Н. Однажды онъ давалъ обдъ и съ утра занимался пробою различныхъ блюдъ, закусокъ и дессертовъ. Наконецъ, гости собрались, но хозяинъ еще до начала стола долженъ былъ удалиться. Долго не видя его возвращенія, приглашенные начали безпокоиться и отправились на поиски. Было, однако, уже поздно: Н. палъ жертвою своего влеченія, которое деспотически господствовало надъ нимъ въ теченіе всей его жизни. Онъ, очевидно, принадлежалъ къ тому типу желудочныхъ личностей, которыя, при вид или при мысли о съдобномъ, начинаютъ захлебываться, теряютъ всякое равновсіе духа и самообладаніе, усиленно возбуждаются и приходятъ въ состояніе, близкое къ состоянію экстаза, когда весь окружающій міръ со всми послдствіями связи явленій исчезаетъ изъ сознанія и въ немъ господствуютъ только мощные тоны усиленно вибрирующаго и возбужденнаго влеченія.
Другой субъектъ того же типа организаціи, хотя и нсколько иной разновидности, нкто М., также посвятилъ всю свою жизнь служенію своему желудку. Онъ изъздилъ вс мстности Франціи, хотя чмъ-либо замчательныя по съдобной части. Онъ ревностно изучалъ физіологію пищеваренія, а также исторію и путешествія, но съ кулинарной точки зрнія. Онъ прекрасно зналъ и любилъ разсказывать, въ какомъ году, при какомъ корол, что изъ съдобнаго, кмъ и откуда вывезено. Онъ почти ни о чемъ не говорилъ боле, какъ только о гастрономіи, и посвящалъ все свое свободное время ршенію трудныхъ кулинарныхъ задачъ и съ этою цлью производилъ многообразные опыты. М., повидимому, и самъ понималъ значеніе подобнаго типа организаціи. ‘Если дло идетъ о выбор начальника,— говорилъ онъ,— и если выбираемый иметъ большіе рзцы, отвергните его: это грызунъ народа. Если онъ иметъ большіе клыки, отвергните также, потому что онъ истерзаетъ его. Если выступающій кандидатъ обладаетъ широкими коренными зубами, берегитесь подавать за него голосъ: это великій докъ, а эта раса людей постоянно перевариваетъ, и такъ какъ пищевареніе поглощаетъ умственныя способности, то онъ будетъ постоянно спать на скамьяхъ центра и будетъ просыпаться только для того, чтобы выкрикнуть о закрытіи засданія для ускоренія времени своего обда’.
Къ тому же типу принадлежалъ и знаменитый англичанинъ Томъ Роджестонъ, который въ шесть лтъ пролъ состояніе въ 50 т. фунт. стерлинговъ годичной ренты. Онъ изъздилъ всю Европу съ гастрономическими цлями, не миновалъ и Россію и везд издерживалъ колоссальныя суммы на свой желудокъ. Онъ имлъ агентовъ въ Мексик, Кита, Канад и пр., которые высылали ему лакомые кусочки. Оставшись съ гинеей въ карман, онъ купилъ себ бекаса, зажарилъ его по всмъ правиламъ кулинарнаго искусства, далъ желудку два часа на пріятное пищевареніе и, насладившись имъ въ послдній разъ, пошелъ и утопился, потому что смыслъ жизни безъ денегъ для удовлетворенія требованія это всесильнаго желудка для него былъ исчерпанъ. Онъ былъ приспособленъ только къ пищеваренію и для него только и жилъ.
Разнообразныя разновидности этой желудочной породы были особенно распространены въ Рим временъ имперіи, когда, по свидтельству современниковъ, ‘невоздержность, лнь, небрежность, разгулъ, пьянство и сонъ овладли всми, когда роскошь, погоня за наживой и чувственность достигли ужасныхъ размровъ, когда гордая римская знать унижалась и ползала, какъ рабъ, ради займовъ и богатыхъ наслдствъ, когда значительное число людей, попрежнему носившихъ имя римскихъ гражданъ, превратились въ какіе-то ходячіе желудки и когда послдніе сдлались богомъ руководящихъ классовъ римскаго общества. ‘За столомъ, если не поспетъ състь чего,— читаемъ мы описаніе нкоторыхъ изъ подобныхъ личностей-паразитовъ у Сид. Аполлинарія, — такъ украдетъ, плачетъ, если слишкомъ скоро настся, жалуется на то, что все хочется пить. Хвастунъ, привыкшій къ побоямъ, любитель попьянствовать, еще большій охотникъ поклеветать, онъ, кажется, въ одно время извергаетъ изо рта и грязь, и винный запахъ. Паразитъ отличается большими ушами, какъ у слона. Носъ его съ широкими ноздрями и узкимъ переносьемъ, отсюда противный видъ и дыханіе спертое. Потомъ слдуетъ ротъ, окаймленный свинцовыми губами, съ звриною пастью, съ нечистыми деснами, желтыми зубами, изъ дупла коренныхъ, почти подгнившихъ, исходитъ удушливый запахъ, съ которымъ смшивается отрыжка отъ вчерашнихъ блюдъ, обременяющихъ желудокъ, и поднятіе худо переваренныхъ ужиновъ. Лобъ его наморщенъ отвратительнымъ образомъ съ длинными бровями. Все лицо такъ блдно, какъ будто виднія и тни приходятъ пугать его. Я ничего не скажу о его тл, одержимомъ подагрою и потопленномъ въ жиру. Умолчу и о томъ, что, вслдствіе короткости шеи, его плечи сходятся на затылк. Умолчу о его груди, обвисшей отъ жиру. Умолчу о его живот, опустившемся чуть не до земли… Что сказать о его спин, о позвоночномъ хребт? Хотя отъ него идутъ вокругъ ребра, чтобы прикрыть грудь, но этотъ втвистый скелетъ затопленъ вышедшимъ изъ береговъ желудкомъ. Но, несмотря на всю безобразность частей своего тла, полуживой и безсильный, онъ не въ состояніи ходить безъ поддержки и является еще отвратительне въ словахъ, чмъ въ своей вншности’.
Не трудно понять, какія формы взаимныхъ отношеній могло и должно было создавать общество, въ значительной мр состоявшее изъ такихъ и другихъ, столь же порочныхъ, вырождающихся разновидностей человчества.
Въ нкоторыхъ изъ приведенныхъ примровъ мы имемъ передъ собою личности, у которыхъ непропорціонально развитыя чувственныя влеченія, всплывающія изъ органической глубины отъ дятельности усиленно развитыхъ органовъ растительной жизни съ ихъ мозговыми центрами, рзко опредляютъ весь характеръ личности, ея дятельность, ея отношенія къ окружающимъ и весь строй ея мышленія. Одинъ основный тонъ, одна могучая нота господствуютъ надъ всмъ ихъ существомъ и создаютъ изъ нихъ гражданъ общества опредленнаго типа, которые, въ свою очередь, соотвтственно опредляютъ и строй общественныхъ отношеній. Какъ не можетъ щука летать въ воздух, такъ и многія изъ разновидностей подобныхъ порочныхъ организацій, разъ он вполн сформировались, при всхъ формахъ учрежденій, мало могутъ создать добраго. Он всегда и везд остаются сами собой. Нтъ въ нихъ добраго, теплаго чувства, нтъ въ нихъ искры Божіей.
Я бы могъ привести много примровъ чувственныхъ личностей другихъ типовъ, съ другими преобладающими чувственными влеченіями, но я предпочитаю ограничиться сказаннымъ. Замчу лишь, что горе тому народу и тому обществу, среди которыхъ усиленно размножаются подобныя неуравновшенныя натуры съ непропорціонально усиленно тонирующими чувственными влеченіями низшаго порядка.
Изъ взаимно связанныхъ между собою нервныхъ центровъ, завдывающихъ различными функціями, и состоитъ спинно-головной мозгъ. Онъ не представляетъ собою поэтому однороднаго органа, а ассоціацію или федерацію отдльныхъ органовъ, какъ выражается проф. Шарко. Раздльностью взаимно связанныхъ между собою управляющихъ центровъ и объясняется, почему у вторично-слабоумныхъ, т.-е. у такихъ, у которыхъ слабоуміе является слдствіемъ предшествующихъ фазъ душевной болзни, часто поражаются одн способности и остаются нетронутыми другія.
Мозговые центры не одного порядка. Они, напротивъ, представляютъ собою какъ бы іерархію центровъ. Надо замтить, что, повидимому, вс органы въ симпатическихъ узлахъ и въ спинно-головномъ мозгу имютъ свои высшіе и низшіе центры. Послдніе и пространственно помщаются ниже, соединяясь связующими путями съ выше ихъ лежащими центрами сознательной жизни. Самая верхняя и разнообразно изборожденная часть головнаго мозга, составляющая его наружную поверхность и первая бросающаяся въ глаза при вскрытіи черепа и по удаленіи твердой мозговой оболочки, представляетъ собою совокупность высшихъ центровъ, повидимому, для всхъ органовъ. Это въ полномъ смысл слова высшее центральное управленіе, состоящее изъ самостоятельныхъ, хотя и взаимно связанныхъ центровъ, это — такъ называемый корковый слой полушарій. Онъ состоитъ изъ слоевъ связанныхъ ихъ отростками различной величины и формы нервныхъ клтокъ. Въ различныхъ частяхъ этого управленія расположены центры внутреннихъ органовъ, центры движеній, центры слуха, центры зрнія, высшіе разсудочные и направляющіе центры и т. д. Это конечный высшій этапъ, до котораго доходятъ, предварительно пройдя станціи низшаго порядка, приводящіе пути отъ всхъ органовъ и отъ котораго, въ свою очередь, расходятся выводящіе пути также ко всмъ органамъ. ‘Между нервными элементами, — замчаетъ д-ръ Lays,— одни, наиболе низшіе съ точки зрнія іерархической конституціи, исключительно посвящены актамъ питанія периферическихъ тканей, тогда какъ другіе, въ центрахъ, имютъ въ своемъ завдываніи большія колеса живой машины, одни изъ нихъ регистрируютъ операціи чувства, другіе завдуютъ двигательными процессами. Наконецъ, на вершин находится область психической дятельности, срые элементы воры, которые, несмотря на особыя свойства, тмъ не мене, въ своихъ динамическихъ проявленіяхъ обнаруживаютъ т же основныя особенности живой матеріи вообще и нервныхъ клтокъ въ частности: чувствительность, автоматизмъ и свойство сохранять полученныя впечатлнія’.
Въ тхъ случаяхъ, когда направляющее вліяніе высшихъ разсудочныхъ центровъ или временно парализуется, или устойчиво поражается недоразвитіемъ, тогда низшіе и уже не подчиняющіеся центры становятся самостоятельны въ своей дятельности, послдняя получаетъ полный просторъ и, не сдерживаемая въ должныхъ границахъ, нердко порождаетъ крайне уродливыя явленія.
Этотъ фактъ нервной, а, вмст съ тмъ, и психической организаціи оказываетъ самое ршительное вліяніе на вс проявленія душевной жизни и имъ объясняется механизмъ весьма многихъ душевныхъ движеній, который, на первый взглядъ, кажется иногда весьма непонятнымъ и загадочнымъ. Высотою степени подчиненности чувственныхъ влеченій, порождаемыхъ дятельностью низшихъ органовъ и ихъ центровъ, разумнымъ вліяніямъ центровъ высшихъ и объясняется существованіе въ душ у нкоторыхъ людей столь сильнаго сознанія долга, что оно почти безъ труда направляетъ вс дйствія и подавляетъ вс нехорошія и вс нечистые порывы. Напротивъ, слабостью этого подчиненія объясняется та нравственная распущенность и дряблость, несчастные носители которыхъ, ясно сознавая вредъ или некрасивость своихъ поступковъ, тмъ не мене, не бываютъ въ силахъ воздержаться отъ нихъ, легко увлекаются могучими влеченіями и легко падаютъ въ возникающей борьб. По собственному признанію Альфіери, только благодаря безумной любви къ занятіямъ, онъ избжалъ ига любовныхъ страстей, сумасшествія и самоубійства. Въ этомъ еще случа сильное влеченіе къ высшей умственное дятельности было достаточно властно, чтобы уравновсить и даже побороть ясно сознававшіяся въ ихъ мощи бурныя движенія души. Не то въ другихъ, боле выраженныхъ случаяхъ неуравновшенности, когда сравнительно слабая задерживательная сила высшихъ разсудочныхъ центровъ легко уступаетъ и поборается энергичными влеченіями низшаго порядка. Одинъ изъ подобныхъ примровъ сравнительной слабости высшихъ направляюще-задерживающихъ центровъ намъ можетъ представить хотя бы та наслдственница-дипсоманка, о которой разсказываетъ д-ръ Magnan. Отецъ ея былъ пьяница, а бабка со стороны матери кончила жизнь самоубійствомъ. Дтство и юность ея протекли безъ болзней и особыхъ происшествій. Впослдствіи у нея стали развиваться различныя странныя влеченія и, между прочимъ, ею овладла періодически появлявшаяся неудержимая страсть къ пьянству. Въ промежутки между приступами ей казалось, однако, что влеченіе не повторится боле, но, несмотря на самое твердое ршеніе противустоять, оно снова и снова повторялось, и она снова и снова уступала ему. ‘Я пыталась бороться,— разсказывала она Magnan’у,— и повторяла громкимъ голосомъ совты, которые вы мн часто давали и которымъ, я думала, легко слдовать. Я угрожала себ всми несчастіями и всевозможнымъ позоромъ, которыхъ роковою причиной будетъ эта пагубная страсть, я была уврена, что моя слабость приведетъ меня къ пагуб, но ничто не помогало, необходимо было пить’. И она пила. Желая, однако, вселить въ себя отвращеніе къ вину и водк, она подмшивала въ нихъ различныя мерзости и въ томъ числ ревень. Ее тошнило и рвало, но она, все-таки, пила. Подъ вліяніемъ стыда и отчаянія она сдлала послднюю попытку удержаться и съ этою цлью примшивала къ водк всякія мерзости, но это не помогало. Это случай, правда, болзненный, но существующее въ немъ разстройство, не измняя процесса въ его существ, только рзче и рельефне оттняетъ его механизмъ.
Другимъ примромъ намъ можетъ служить нкто Franois N., представлявшійся въ разговор вполн разсудительнымъ и разумнымъ. Съ самаго ранняго дтства онъ уже проявлялъ буйный и неукротимый характеръ, имлъ частыя ссоры съ сверстниками я представлялъ рзкіе переходы отъ веселости къ печали и наоборотъ,— особенность, отмчающая нервно слабыя и подбитыя натуры. При малйшихъ упрекахъ родителей и воспитаталей онъ начиналъ кататься по полу и предавался неудержимому бшенству. Рано женившись и рано начавъ злоупотреблять алкоголемъ, онъ вскор какъ-то неестественно возненавидлъ жену и дтей и сдлалъ жизнь ихъ адомъ. Жена вынуждена была бжать изъ дома и не разъ подвергалась опасности быть убитой мужемъ. На разспросы доктора, N. съ вспыхнувшею и дурно сдерживаемою злобой воскликнулъ: ‘Я уничтожу ея жизнь или она мою, я ихъ разорю, я ихъ обезчещу и затмъ убью себя, потому что нельзя жить при такихъ страданіяхъ, какъ мои’. Въ этомъ примр мы имемъ передъ собою человка, у котораго сдерживающее и умиряющее вліяніе высшихъ разсудочныхъ центровъ, направляющихъ дятельность, почти не развивалось, а, напротивъ, ослаблялось привычкой и алкоголемъ, а потому почти отсутствуетъ, вслдствіе чего влеченія и порывы, возникающіе изъ тайниковъ дурно тонирующей растительной жизни, получили полный просторъ и, не сдерживаемые, являются опредлителями безобразныхъ дйствій и поступковъ.
Тою же крайнею недостаточностью подчиненія въ данное время объясняется и наблюдаемая иногда импульсивность, при наличности которой стремящіяся перейти въ дятельность влеченія, зарождающіяся въ тхъ или иныхъ низшихъ центрахъ, всецло овладваютъ человкомъ, превращаютъ его въ какое-то слпое орудіе и опредляютъ къ нежеланной и даже наводящей ужасъ дятельности. Для пониманія механизма этихъ явленій прекрасные примры и, притомъ, примры, рзко выраженные въ различныхъ степеняхъ, намъ могутъ представить эпилептики. Иногда дятельность высшихъ разсудочныхъ центровъ у нихъ вовсе отпадаетъ и въ этомъ состояніи они совершаютъ рядъ безумныхъ, но крайне сложныхъ дйствій, указывающихъ на дятельность центровъ головнаго мозга. Одинъ изъ нихъ совершилъ въ такомъ состояніи длинное путешествіе изъ Франціи въ Бомбей, гд и очутился къ крайнему своему изумленію, ничего не вдая о своей поздк. Другой, наблюдавшійся мною въ клиник Крафтъ-Эбинга, пріхалъ въ такомъ состояніи изъ Богеміи въ Грацъ, гд разыскивалъ какое-то учрежденіе, будто бы снаряжающее экспедицію въ Африку, и гд, по нкоторой странности своихъ поступковъ, онъ былъ задержанъ полиціей и доставленъ въ госпиталь. То же иногда наблюдается и въ состояніи естественнаго и гипнотическаго сомнамбулизма, когда исчезаютъ представленія времени и окружающей обстановки и когда, тмъ не мене, совершаются крайне сложныя дйствія. Кондильякъ, напр., писалъ въ такомъ состояніи.
Иногда же въ дятельности эпилептиковъ, подъ вліяніемъ ‘эпилептическаго удара’, какъ бы ‘уничтожающаго на время наиболе высшіе центры мозговыхъ полушарій’, наблюдаются импульсы, оттняющіеся характеромъ ‘роковой неудержимости’, подъ вліяніемъ которыхъ они нердко совершаютъ ужасающія своимъ варварствомъ, но не мотивированныя преступленія. Слдующій случай прекрасно обрисуетъ намъ психическій механизмъ подобныхъ явленій.
Нкто Паже, 56 л., вслдствіе время отъ времени повторявшихся странныхъ приступовъ, былъ извстенъ въ округ за человка страннаго и причудливаго. Случалось, что безъ всякой видимой причины онъ покидалъ свой домъ и бродилъ по полямъ и пустырямъ безъ ночлега и часто безъ пищи. Подъ вліяніемъ одного веденнаго имъ процесса имъ овладла сильная тоска. Къ этому вскор присоединилась смерть жены, посл которой его удрученное состояніе стало ухудшаться съ каждымъ днемъ, а, вмст съ тмъ, стало возрастать и его всегдашнее расположеніе къ уединенію. Онъ продолжалъ, однако, работать и сосредоточилъ вс свои привязанности на дтяхъ.
‘Въ конц февраля, — такъ разсказываетъ онъ самъ, — мн вдругъ пришла мысль убить моихъ дтей’. Эта мысль, внезапно и какъ бы безпричинно возникшая вн связи со всмъ остальнымъ мышленіемъ, очевидно, была автоматическимъ продуктомъ какого-то ненормальнаго органическаго раздраженія, шедшаго изъ тайниковъ всегда, повидимому, дурно тонировавшей растительной жизни. Всплывши, если можно такъ выразиться, изъ органической глубины, эта странная и навязчивая гостья, среди другихъ мыслей, вызванныхъ или разнообразными воздйствіями вншняго міра, или ассоціаціей идей, понятно, должна была явиться чмъ-то насильственнымъ и чуждымъ, такъ какъ и источникъ ея былъ иной и, притомъ, источникъ, неуловимый для сознанія.
‘Еще господинъ самого себя,— продолжаетъ разсказывать Паже,— я могъ спать’. Здсь я обращаю вниманіе на ясно звучащую въ этихъ словахъ нкоторую двойственность, отражающую дйствительную двойственность органическаго процесса. ‘Я еще господинъ самого себя’,— говоритъ Паже. Въ этихъ словахъ, судя по форм выраженія, я является и дйствующимъ субъектомъ, и, въ то же время, претерпвающимъ воздйствія объектомъ. И такая форма выраженія, повторяю опять, является отраженіемъ дйствительной двойственности органическаго процесса. Выраженіе: ‘я еще господинъ самого себя’ иными словами можно выразить слдующимъ образомъ: задерживательное вліяніе и власть моихъ высшихъ разсудочныхъ центровъ, дятельность которыхъ, вроятно, и создаетъ сознаніе индивидуальности, какъ можно думать по нкоторымъ опытамъ съ гипнотизированными, еще достаточно сильно, чтобы господствовать надъ стимулами къ дятельности, исходящими отъ возбужденія моихъ центровъ низшихъ.
‘Я чувствовалъ,— разсказываетъ дале Паже,— какъ тяжесть на желудк’. Здсь не мшаетъ замтить, что не изъ этой ли области, подъ вліяніемъ органическихъ состояній, и поднималось первоначальное раздраженіе, промежуточно вліяя и на другія органическія сферы?
‘Я имлъ головныя боли и не лъ боле,— продолжаетъ дале Паже.— Кровотеченія изъ носу, которыя у меня постоянно бывали съ самаго дтства, исчезли около того времени, когда со мной случилось недоброе’. Нельзя не отмтить также и этого обстоятельства. Кровь, обычно выходившая въ указанномъ направленіи, должна была устремиться и сосредоточиться въ какой-либо иной части организма и, въ качеств внутренняго стимула, производить раздраженіе.
‘Я чувствовалъ тогда,— слышимъ мы дале отъ Даже,— что я не былъ какъ обыкновенно, моя голова была тяжела утромъ до такой степени, что я чувствовалъ необходимость опираться. Иногда я старался забыться, но я не былъ сильнйшимъ’ (je n’tais pas le pins fort,— говоритъ онъ). Также весьма характерное выраженіе, указывающее на ту же двойственность органическаго процесса. ‘Въ теченіе четырехъ или пяти мсяцевъ, пока я думалъ объ этомъ, я чувствовалъ, что погибаю изо дня въ день. Я былъ толкаемъ на это злодяніе. Я не имлъ силы сказать себ: ‘Нтъ, ты не сдлаешь этого!’ Я постоянно имлъ эту мысль, я пытался отдлаться отъ нея, но она ночью, какъ и днемъ, всегда возвращалась снова, даже во время работы’. И не могла не возвращаться, замчу я отъ себя, потому что органическое раздраженіе, заставлявшее ее всплывать изъ тайниковъ дурно уравновшенной растительной жизни, продолжало существовать, хотя, какъ таковое, ясно и не улавливалось сознаніемъ.
‘Я работалъ въ продолженіе двухъ или трехъ дней до злодянія, но это подталкивало меня. Въ теченіе трехъ ночей я поднимался, чтобы убить моихъ дтей’. Наконецъ, на третью ночь, посл долгой, мучительной борьбы, онъ вошелъ въ ихъ комнату со свчею въ одной рук и съ заступомъ въ другой. ‘Постель моего сына,— разсказываетъ онъ,— была пуста и, при вид ея, я почувствовалъ сильное внутреннее облегченіе. Но мои дочери были въ своей кровати. Я приблизился и, чтобы быть сильне, поставилъ лвую ногу на стулъ, который былъ около постели, и началъ наносить учащающіеся удары по ихъ головамъ. Он спали и не сдлали ни одного движенія’. Такъ совершилось убійство. Задерживательное вліяніе высшихъ разсудочныхъ центровъ не устояло передъ могучимъ напоромъ какого-то темнаго душевнаго движенія, исходившаго изъ органической глубины, и отецъ немотивированно, безъ всякой сколько-нибудь осмысленной причины, противъ своего горячаго желанія и, въ то хе время, сознательно обагрилъ руки въ крови нжно любимыхъ дтей. Посл убійства несчастный даже не поглядлъ на трупы и на нкоторое время почувствовалъ значительное облегченіе отъ своего мучительно напряженнаго состоянія,— облегченіе, которое впослдствіи перешло въ приступы раскаянія и тяжелаго сожалнія о случившемся. Что толкало его? На этотъ вопросъ анализомъ логической стороны мы не подыщемъ отвта. Все, что могутъ дать намъ наблюденіе и анализъ смны исключительно сознательныхъ состояній,— констатированіе факта, но не боле того. Чтобы выяснить занимающее насъ странное явленіе въ его невзбхной связи съ другими, т.-е. въ его закономрности, намъ придется внимательно присмотрться и заглянуть, какъ мы и пытались сдлать это, въ тайники безсознательной жизни, изъ которыхъ поднималась своеобразныя ощущенія, опредлившія настроеніе, а, черезъ него движеніе чувства, мышленія и, наконецъ, дйствія.
Въ только что разсказанномъ случа я подчеркнулъ фактъ существованія какого-то начальнаго внутренняго органическаго раздраженія, повидимому, автоматически породившаго принудительную мысль объ убійств. Теперь я приведу другой крайне интересный примръ, заимствованный мною у Деспинъ, въ которомъ вліяніе внутренняго органическаго раздраженія, повидимому, вызывавшаго усиленное возбужденіе низшихъ мозговыхъ центровъ и тмъ порождавшаго столь же усиленныя чувственныя влеченія низшаго порядка, выступаетъ еще ясне.
Къ доктору Деспинъ явился однажды одинъ негоціантъ X. ‘Докторъ,— сказалъ онъ,— я страдаю крайне удивительною болзнью. По временамъ мною овладваютъ весьма странныя идеи, въ которыхъ, я не могу дать себ отчета. Я имю восьмилтняго ребенка и очень люблю его. И что же? По временамъ я его ненавижу. Одновременно я чувствую тогда к отвращеніе къ моей жен. Если мн противорчатъ, если мн даже говорятъ, то гнвъ овладваетъ мною, я раздражаюсь противъ всхъ, противъ моего тестя и тещи, прелестныхъ стариковъ. Эти идеи, продлившись нсколько дней, совсмъ исчезаютъ, тогда я ощущаю самое живйшее сожалніе по поводу происшедшаго, я спрашиваю себя, какъ я могъ имть такія мысли. Я плачу отъ гнва и прошу прощенья за ругательства и грубости, сказанныя мною. Сверхъ того, въ теченіе трехъ лтъ, въ различные періоды я съ ожесточеніемъ преслдовалъ мою свояченицу, когда же эти нехорошія мысли меня оставляли, я оплакивалъ мое поведеніе и искренно раскаявался. Въ такіе періоды я не могъ отдать себ отчета въ этой страсти, такъ какъ моя жена гораздо лучше своей сестры. Наконецъ, мн случалось нсколько разъ безумно влюбляться въ женщинъ старыхъ, дурныхъ и противныхъ. Тогда я постоянно думалъ о нихъ и он казались мн самыми красивыми въ свт. Когда мои дурныя идеи овладваютъ мною (mes mauvaises ides mprennent,— говоритъ онъ), тогда он преслдуютъ меня и во время сна сновидніями, которыя я громко разсказываю. Я не знаю, не сумасшествіе ли это?’ Но это было не оно.
Съ физической стороны нашъ странный больной представлялъ слдующія особенности: крайне упорные запоры и во время приступовъ ‘черныхъ мыслей’ головныя боли, тягостное и неопредленное ощущеніе въ груди, тяжесть въ эпигастріи и сжатія горла. Подъ вліяніемъ повторныхъ пріемовъ слабительныхъ, умряющаго режима, длительныхъ и частыхъ ваннъ больной выздоровлъ и его странныя психическія состоянія посл того не повторялись боле.
Въ этомъ случа раздраженіе низшихъ органическихъ центровъ, какъ исходнаго момента странныхъ влеченій, въ свою очередь одвавшихся, какъ платьемъ, и соотвтствующими представленіями, выступаетъ вполн ясно. Особенно интересно слдить въ немъ за связью періодически появляющихся приступовъ бурной ненависти, даже какъ будто кровожадности, и амурныхъ влеченій, смнявшихся боле нормальныхъ состояніемъ и раскаяніемъ.
Сходное мы можемъ наблюдать и во время гипноза, когда дятельность высшихъ разсудочныхъ центровъ, повидимому, парализуется и отпадаетъ. При этомъ усиленное возбужденіе ставшихъ теперь самостоятельными низшихъ и подчиненныхъ центровъ, своею дятельностью порождающихъ чувственныя влеченія, какъ извстно, сохраняется нкоторое время и по пробужденіи. Тогда съ наступленіемъ послдняго наблюдаются очень интересныя явленія. Значительно повышенное возбужденіе центровъ низшихъ, вызванное внушеніемъ, неудержимо стремится и дйствительно опредляетъ субъекта къ извстнымъ дйствіямъ, тогда какъ еще не вполн овладвшіе теченіемъ и бывшіе временно парализованными центры высшіе оказываются безсильны сдержать напоръ искусственно вызваннаго влеченія.
Французскій экспериментаторъ Боттей произвелъ, наприм., слдующій опытъ. Онъ приказалъ загипнотизированной имъ молодой двушк любить прислужника анатомическаго театра, всми своими особенностями внушавшаго отвращеніе. Посл пробужденія двушка начала усиленно плакать, но долго отказывалась объяснить причину слезъ. Посл многихъ разспросовъ она пояснила, наконецъ, что ее влечетъ какая-то господствующая неодолимая сила къ прислужнику анатомическаго театра, къ которому она, въ то же время, чувствуетъ и ужасное отвращеніе. Боттей поспшилъ ее загипнотизировать снова и дать ей противуположное влеченіе, чмъ и положилъ конецъ ненормальному, но неодолимому влеченію. Подобный же случай, только окончившійся боле печально Для жертвы, извстенъ и въ анналахъ французскаго уголовнаго суда.
Въ подобныхъ случаяхъ мы, повидимому, имемъ дло съ игрою кровеносныхъ сосудовъ неустойчивыхъ организацій въ тхъ или другихъ органическихъ центрахъ,— игрою, вызываемою по произволу внушеніями экспериментаторовъ. Подтвержденіемъ такого взгляда можетъ служить другой опытъ того же Боттей — вызыванія періодическихъ явленій у одной женщины.
Я привелъ въ примръ случаи болзненные, случаи анормальные, какъ случаи, гораздо боле рзко выраженные и потому ясне обрисовывающіе механизмъ интересующихъ насъ явленій. Но и во всхъ остальныхъ случаяхъ послдній представляется построеннымъ по тому же тину, хотя, вслдствіе большей гармоніи въ дятельности частей, и трудне уловимымъ.
Направляющая и задерживающая сила высшихъ центровъ по отношенію къ центрамъ низшимъ не представляетъ собою у всхъ людей всегда величину постоянную. Она измняется по индивидуумамъ въ зависимости отъ ихъ унаслдованныхъ особенностей и отъ ихъ послдующаго развитія и воспитанія, которое можетъ въ значительной мр повышать или понижать ее. Развить въ человк эту задерживающую силу высшихъ центровъ, а, слдовательно, и самообладаніе, и ослабить вліяніе центровъ низшихъ и тмъ сдлать его господиномъ страстей и чувственныхъ влеченій,— важнйшая и труднйшая, но, во всякомъ случа, доступная задача воспитанія. Укрпленіе, путемъ постоянныхъ упражненій, соотвтствующихъ нервныхъ центровъ и выработка соотвтствующихъ привычекъ,— таковы могущественныя средства, находящіяся въ рукахъ у способнаго воспитателя.
Задерживающая сила высшихъ центровъ измняется и по возрастамъ жизни: она отсутствуетъ въ раннемъ дтств, она мала въ отрочеств и юности, постепенно увеличивается до полнаго развитія, если ничто тому не препятствуетъ, а затмъ, повидимому, также постепенно уменьшается съ поступательнымъ движеніемъ къ глубокой старости или вторичному дтству. Она измняется и колеблется также и въ зависимости отъ временныхъ органическихъ состояній, то повышаясь, то понижаясь, а иногда временно нисходя почти до нуля. Колебанія въ задерживательно-направляющей сил высшихъ центровъ въ сравнительно короткіе промежутки времени можно наблюдать, напр., у алкоголиковъ, у которыхъ къ вечеру, когда ихъ усталость увеличивается, ‘воля ослабляется’ и они мене становятся ‘господами самихъ себя’, обыкновенно усиливаются и всевозможныя галлюцинаціи и иллюзіи, являющіяся продуктами внутренняго раздраженія подчиненныхъ низшихъ центровъ, ставшихъ, съ ослабленіемъ командованія, боле самостоятельными въ своей дятельности. Интересный случай временнаго высвобожденія дятельности однихъ подчиненныхъ центровъ изъ-подъ направляющей власти центровъ высшихъ намъ представляетъ, напр., больная, о которой упоминаетъ д-ръ Magnan и которая, несмотря на просьбы окружающихъ и собственное горячее желаніе воздержаться, противъ воли неудержимо говорила и разсказывала не желаемое. ‘Не странно ли говорить, и, притомъ, хорошо сознавая это, такія вещи, которыя я бы не хотла говорить!’ — восклицала она. И такихъ явленій Magnan имлъ случай наблюдать нсколько.
Высшіе направляющіе и регулирующіе центры представляютъ собою высшій и сравнительно мене устойчивый продуктъ нервнаго развитія въ животной лстниц, а потому дятельность ихъ, развиваясь позже и замирая раньше, легче ослабляется и отпадаетъ, тогда какъ боле устойчивые центры растительной жизни съ зарождающимися въ нихъ чувственными влеченіями продолжаютъ оставаться въ своей сил и, лишенные высшаго контроля, какъ бы разнуздываются. ‘Если области сознательной церебраціи ослабляются со стороны ихъ динамической энергіи,— замчаетъ д-ръ Luys,— если ихъ дятельность прекращается обморокомъ или постепенно истощаются медленною порчей органическаго субстрата, служащаго ихъ основою, тогда съ тсными связями жизни мозга происходитъ то же, что происходитъ и тогда, когда вивисекція или травма производятъ раздленіе спиннаго и головнаго мозга. Въ этомъ случа командованіе ослабляется и подчиненныя области присваиваютъ себ самостоятельность, возбуждаются и становятся не подчиняющимися’.
Примръ прирожденныхъ дефектовъ въ задерживательно-направляющей сил высшихъ нервныхъ центровъ, и, притомъ, дефектовъ самыхъ разнообразныхъ степеней, намъ представляютъ идіоты. У нихъ, вслдствіе большей или меньшей недоразвитости высшихъ центровъ, внутренно не сдерживаемыя движенія низшаго порядка часто проявляются съ такою силой, что вншнее постоянное регулированіе и сдержка для нихъ безусловно необходимы. ‘Эта задняя (мозговая) область,— замчаетъ д-ръ Magnan,— есть сдалище чувственныхъ влеченій (аппетитовъ) и инстинктовъ. По скольку лобная область остается закрытой, по стольку субъектъ предоставляется идіотизму. Онъ пользуется дятельностью своихъ чувствъ, но безъ контроля, безъ умряющей власти, которой обладаютъ переднія области. Онъ представляется прожорливымъ, воромъ и склоннымъ къ отвратительнымъ дйствіямъ, онъ спинно-задне-мозговой,— однимъ словомъ, онъ инстинктивенъ’. Сходныя явленія мы можемъ наблюдать и у эпилептиковъ во время ихъ припадковъ, когда у нихъ временно поражаются высшіе мозговые центры, вслдствіе чего они становятся какъ бы игрушками ‘роковыхъ неудержимыхъ импульсовъ и подъ вліяніемъ ихъ часто совершаютъ кровавыя преступленія’.
Примръ же ослабленія задерживательно-направляющей власти высшихъ нервныхъ центровъ,— ослабленія, постепенно пріобртаемаго въ теченіе жизни индивида, намъ представляютъ алкоголики. Неумренно поглощаемый ими алкоголь дйствуетъ крайне разрушительно на нервные центры и, понижая умственныя способности вообще, въ то же- время, значительно ослабляетъ задерживательно-направляющую силу высшихъ центровъ, почему нердко алкоголики, ‘стыдясь, какъ, напр., больные Magnan’а, своего поведенія’ и раскаиваясь въ своихъ поступкахъ, въ то же время, не могутъ сдержаться и изо дня въ день повторяютъ одни и т же эксцессы. Сходно, хотя и не въ равной мр, повидимому, вліяютъ злоупотребленія и другими наркотиками, временно повышающими нервное возбужденіе. Въ 1883 г. въ клиник проф. Крафтъ-Эбинга въ Грац мн пришлось наблюдать весьма интересный случай 16-ти лтняго мальчика, у котораго, вслдствіе крайняго нервнаго истощенія продукта различныхъ эксцессовъ, сознательная жизнь съ ея задерживательно-направляющимъ вліяніемъ, повидимому, совсмъ отпала, но за то сила различныхъ, не сдерживаемыхъ больше движеній, проистекавшихъ изъ тайниковъ растительной жизни, значительно повысилась.
Сходныя съ эпилептиками и алкоголиками черты инстинктивности, импульсивности и слабости задерживательно-направляющей силы высшихъ центровъ, хотя и нсколько мене рзко выраженныя, наблюдаются и между преступниками. У нкоторыхъ изъ нихъ, по словамъ тщательно изучившаго ихъ д-ра Ferrus’а, на ряду крайнею слабостью, замчается ‘ршительное преобладаніе процессовъ растительной жизни’ и значительная сила различныхъ низшихъ влеченій (конечно, объясняющаяся усиленнымъ развитіемъ отъ наслдственныхъ упражненій нервныхъ центровъ этихъ влеченій и ихъ питаніемъ), приближающая ихъ къ зврству. ‘Дти лицъ порочныхъ (vicieux) и преступныхъ,— въ свою очередь замчаетъ д-ръ Thomson,— имютъ унаслдованныя склонности къ дятельности нкоторыхъ способностей, между тмъ какъ т высшія способности и чувствованія, назначеніе которыхъ контролировать низшія, остаются въ оцпенніи’. То же подтверждаетъ и д-ръ Nicolson. Онъ говоритъ про нкоторыхъ преступниковъ, что ‘воля у нихъ настолько слаба или настолько не совершенно образована (imperfectly foimed), что она неспособна представить дйствительное противодйствіе даже тогда, когда съ ея стороны требуется только незначительная энергія’. ‘Я былъ по природ лнивъ и жестокъ,— разсказывалъ, говоря о послдней жертв своего ужаснаго характера, нкто Chodron, осужденный на казнь за многочисленныя убійства.— И сказать вамъ откровенно, я любилъ кровь. У меня есть въ душ, я не знаю что-то, что длаетъ меня жестокимъ противъ моей воли. Я не гожусь боле ни на что, мои преступленія гнетутъ меня, я въ нихъ раскаиваюсь и, между тмъ, я не чувствовалъ бы въ себ силы оставаться честнымъ человкомъ’. Другой, еще двадцати-лтній молодой человкъ, пожизненно осужденный за ночную кражу на большой дорог, такъ характеризовалъ себя: ‘Я и самъ не знаю, что такое толкаетъ меня длать зло съ тхъ поръ, какъ я пришелъ въ разумный возрастъ, но ничто меня не исправляетъ. Я уже былъ два раза въ тюрьм Cleurvaux, тамъ я много страдалъ, но товарищи, которыхъ я имлъ въ первый разъ, меня такъ хорошо обучили ремеслу, что это стало сильне меня и необходимо, чтобы я воровалъ.
Я виноватъ, я огорченъ этимъ, но такова уже моя судьба, чтобы быть такимъ’. На вопросъ автора о томъ, грамотенъ ли онъ, тотъ же осужденный, какъ бы сознавая, хотя и весьма не ясно, дйствительныя органическія причины странныхъ душевныхъ явленій, отвтилъ ему: ‘Нтъ, если бы я былъ мене невжественъ (иначе говоря, если бы упражненіемъ были развиты и подняты въ сил высшіе разсудочные центры), то я не былъ бы столь преступенъ’. Во всхъ приведенныхъ случаяхъ задерживательно-направляющая сила высшихъ центровъ, вслдствіе ли ихъ значительной неразвитости, или вслдствіе ихъ ослабленія, оказывалась недостаточной, чтобы сдерживать бурный напоръ чрезмрно развитыхъ и упитанныхъ, если можно такъ выразиться, центровъ чувственныхъ влеченій, дятельность которыхъ, не встрчая достаточныхъ задержекъ, всесильно управляетъ человкомъ и длаетъ его игрушкой его страстей, чувственныхъ желаній и порывовъ. Вообще же, повидимому, можно утверждать, повторяю опять, что большая или меньшая задерживательная сила и распорядительная власть высшихъ нервныхъ центровъ надъ дятельностью центровъ растительной жизни и центровъ инстинктивныхъ обусловливается большимъ или меньшимъ соотносительнымъ ихъ развитіемъ по индивидуумамъ, а также и временнымъ соотносительнымъ состояніемъ ихъ силы или истощенія въ каждый данный моментъ жизни индивидуума.
Не трудно понять, какую важную роль должна играть эта особенность техническаго механизма во всей душевной жизни человка и какія важныя указанія можетъ извлечь изъ яснаго ея пониманія всякій способный воспитатель, особенно воспитатель заброшенныхъ и преступныхъ дтей. Послднія, по большей части вслдствіе дурной и порочной наслдственности, а также и вслдствіе дурнаго начальнаго воспитанія, часто отличаются крайнею слабостью воли и контроля и отсутствіемъ той внутренней нравственной дисциплины, которая одна только и представляетъ собою врный оплотъ противъ напора бурныхъ чувственныхъ влеченій. Такія дти обыкновенно пари на всякія удовольствія, они склонны въ лни, представляются нравственно распущенными и сдерживаются преимущественно вліяніемъ ежеминутно вновь возбужденнаго страха или примненіемъ вншнихъ ограниченій. Разъ же эти вліянія отпадаютъ, и они, не медля, увлекаются сильными влеченіями своей порочной натуры. Среди заброшенныхъ и преступныхъ дтей мы находимъ множество такихъ, которыя представляютъ ‘дйствительныя состоянія вырожденія умственнаго, физическаго и нравственнаго’. Среди нихъ, особенно въ послднее время, встрчается много дтей застарлыхъ пьяницъ, которые въ теченіе собственной жизни, а иногда и въ теченіе жизни предшествующихъ поколній, постепенно медленнымъ ядомъ убивали въ себ лучшія стороны человческой природы и ослабляли, иногда низводя до minimnm’а, ту власть, которую разумъ и его органическій субстратъ — высшіе разсудочные нервные центры имютъ надъ низшими движеніями души. Истощенное и безумно растраченное органическое богатство они наслдственно передаютъ и своимъ несчастнымъ дтямъ, которыя уже съ раннихъ поръ отличаются усиленно развитыми чувственными влеченіями, нравственною распущенностью и слабостью внутренняго нравственнаго контроля. По отношенію къ этимъ дтямъ можно только повторить сказанное Morel’емъ: ‘Я имлъ случай,— говоритъ онъ,— наблюдать такихъ дтей дурныхъ семей въ ихъ самомъ нжномъ возраст и я могъ убдиться, что преступленія, въ которыхъ ихъ обвиняютъ и которыя ежегодно увеличиваютъ уголовно-статистическія таблицы, очень часто находятъ свое объясненіе въ прирожденныхъ порочныхъ склонностяхъ’. Въ отмткахъ заведеній для заброшенныхъ и преступныхъ дтей мн всегда приходилось встрчать слдующія краткія характеристики ихъ воспитанниковъ: 1) ‘Родители бдаяки, отецъ честный человкъ, а мать порочная женщина, пьяница и развратница, вс дти, не исключая и воспитанника, которому 14 лтъ, почти идіоты, онъ отличается нсколько дикимъ характеромъ, наклонностью въ бродяжеству и воровству и предается пьянству при первой возможности. 2) Родители пьяницы и бдные. Во время рожденія матери было 43 г., а отцу 40. Воспитанникъ, которому 11 лтъ, лнтяй, бродяга и непослушный. 3) Родители бдняки, отецъ пилъ, братъ также. Воспитанникъ, которому 13 лтъ, отличается дурнымъ характеромъ, мрачнымъ и недовольнымъ настроеніемъ духа, наклонностью къ бродяжеству, онъ иметъ приступы предсердечной тоски, судороги и считаетъ себя жертвою.’ И такъ дале, и такъ безъ конца.
Этимъ я и закончу свою статью. Въ ней я по возможности старался оттнить истинное значеніе слишкомъ часто упускаемой изъ вида при оцнк событій инстинктивной стороны въ природ человка или области такъ называемой безсознательной души. При этомъ я старался обрисовать и особенности органической неуравновшенности. Приведенные факты, если мн только удалось врно истолковать ихъ, ясно показываютъ намъ, что корни, если можно такъ выразиться, различныхъ душевныхъ влеченій, настроенія и даже мышленія, опредляющихъ дйствія, уходятъ далеко въ глубь тайниковъ органической жизни. А, между тмъ, изъ дйствій людей исключительно и слагаются вс явленія общественной жизни. Поэтому при оцнк послднихъ всегда необходимо внимательно присматриваться къ мелочнымъ явленіямъ будничной повседневной жизни, подъ могущественнымъ вліяніемъ которыхъ отъ колыбели постепенно и слагаются будущія особенности умственно-нравственной личности человка.