О значени католицизма и еврейства въ Западномъ кра
О значени католицизма и еврейства въ Западномъ кра
Москва, 24-го января 1867 г.
О значении католицизма и еврейства в Западном крае, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1867
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненя И. С. Аксакова. Томъ третй.
Польскй вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскй Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографя М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскй переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
‘Въ язык не вся народность. Преданя, созданныя исторею, понятя и побужденя, этими преданями воспитанныя и къ языку большею частю равнодушныя — вотъ въ чемъ главнымъ образомъ состоитъ народность и на чемъ она держится. На основаня уже этой общей истины вопросъ вроисповдный въ Западномъ кра не можетъ быть отстраненъ отъ вопроса о народности. Таково заключене, высказанное нами въ 13 No нашей газеты {См. пред. статью.}. Стоить въ этотъ вопросъ войти ближе и разсмотрть въ частности: дйствительно ли исповданя католическое и еврейское такъ безразличны къ Русской народности, какъ это многимъ кажется и какъ повидимому предполагается это ‘Виленскимъ Встникомъ’. Ксендзы были одними изъ главныхъ вожаковъ послдняго мятежа, костелы были главными революцонными клубами: теперешней редакци ‘Виленскаго Встника’ должно быть это извстно не мене чмъ кому-либо. Но, вроятно, она считаетъ это случайнымъ совпаденемъ н объясняетъ временнымъ настроенемъ католическаго духовенства или другими неизвстными намъ обстоятельствами.
Католическое вроисповдане однако было нкогда въ Западномъ кра господствующимъ. Вдумывалась ли въ это мстная газета? И если вдумывалась, то полагаетъ ли она, что ксендзы должны быть уступчиве пановъ, и что въ то время какъ шляхта, по классическому выраженю, ‘ничему не научилась и ничего не забыла’, духовенство католическое, наоборотъ, совершенно забыло о своихъ прежнихъ правахъ, и мирится съ новымъ положенемъ, по чувству смиреня, столь ему свойственнаго?
Приходитъ ли притомъ на мысль виленской газет и ея единомысленникамъ тотъ общй, историческй законъ, что обстоятельства, при какихъ вступаетъ въ страну вроисповдане и утверждается въ ней какъ особое, всегда оставляютъ ему свою закваску и сообщаютъ особое предане и особый характеръ, независимо отъ общаго характера, свойственнаго ему во всхъ странахъ мра? Припоминалось ли защитникамъ благодушной доврчивости къ католичеству, въ какихъ отношеняхъ досел находится къ этому исповданю Англя и почему? А это могло бы ихъ навести на боле точное поняте и о католичеств въ западныхъ губерняхъ. Римское католичество, съ папою во глав, явилось вообще какъ фактъ превозношеня помстной церкви предъ вселенскою, и какъ предпочтене закона государственно-церковнаго нравственно-церковному. А у насъ, на Блой Руси, появлене католичества, сверхъ этого общаго значеня, имло еще и особенность: оно было не простымъ отрицанемъ, но подавленемъ православя, и притомъ въ угоду нацональной и государственной исключительности. Разсчеты Сигизмунда III извстны. Католичество съ самаго начала явилось какъ средство къ ополяченю. Утратило ли оно этотъ характеръ со временемъ? Утратило ли оно память объ этомъ само, и утратился ли этотъ смыслъ его въ глазахъ ближайшихъ его сожителей? Но странно и спрашивать объ этомъ, когда борьба между исповданями продолжается въ кра и досел, когда Полякъ и католикъ, Русскй и православный досел тамъ синонимы, когда досел врнйшй шагъ къ ополяченю есть католичество, и когда наконецъ въ латино-польскомъ календар досел красуются имена святыхъ, канонизованныхъ именно за угнетене нашей народности вры? При такихъ обстоятельствахъ воображать, что католичество въ Западномъ кра есть религозное вроване въ томъ несложномъ смысл, въ какомъ оно можетъ явиться гд-нибудь на остров Океани посл проповди миссонера, что оно есть чистое учене объ отношени человчества къ Верховному Существу, безъ примси нацональныхъ и политическихъ стремленй,— воображать это при данныхъ обстоятельствахъ значитъ окончательно не понимать ни историческаго прошлаго, ни современной дйствительности.
Наконецъ, не извстно ли всему свту и не всмъ ли свтомъ дознано на самомъ опыт, что католичество и вообще есть не только вра но и политическая доктрина, и что послдовательно проведенная до конца доктрина эта непримирима съ достоинствомъ никакого государства и ни съ чьею народною независимостью? Учене о томъ, что верховный судья совсти пребываетъ для всхъ народовъ въ Рим, въ лиц первосвященника-государя, который воленъ вязать и ршить всякую присягу, смотря по тому, какъ находитъ онъ для себя выгодне, и который считаетъ себя призваннымъ одинаково благословлять свою паству и на мятежъ и ни покорность,— одного этого достаточно для увреня, что римское католичество въ своемъ строгомъ смысл не можетъ ужиться ни съ какою народностю ни въ какомъ государств. еслибы это и не было доказано опытомъ всей средневковой истори, еслибы не подтверждалось это и современными опытами католическихъ государствъ, всячески ограждающихъ себя отъ исповданя, которое признаютъ они своимъ же собственнымъ, еслибы не подтверждалось это въ частности и современною исторей Итали, этой классической страны папизма и тмъ не мене ратующей противъ папства и еслибы, наконецъ, собственно для насъ не доказано было это, уже на дняхъ, самымъ разительнымъ образомъ фактами, обнародованными въ циркуляр нашего вице-канцлера.
Выводъ, кажется, ясенъ: быть именно въ Западномъ кра къ другимъ мстностямъ это относится далеко не въ той сил сознательнымъ и ревностнымъ католикомъ и въ то же время быть истиннымъ Русскимъ невозможно. Можно быть Русскимъ и называться римскимъ католикомъ или же быть римскимъ католикомъ и только называться Русскимъ.
То же приходится сказать и о еврейств, тмъ боле что еврейство есть собственно католичество, оставшееся отъ Ветхаго Завта, точно такъ какъ католичество есть еврейство, повторяющееся въ Новомъ. ‘Виленскй Встникъ’ осуждаетъ кабинетная утопи и отвращается доктринерства, онъ общаетъ сужденя о важномъ еврейскомъ вопрос, основанная на дйствительныхъ данныхъ и на точномъ знани мстныхъ обстоятельствъ. Это даетъ намъ право предположить, что сущность еврейства знакома редакци не по наслышк. Слдовательно ей извстно, что еврейство есть собственно не вроисповдане, а нацональность и государственное законодательство, подбитыя религозною врою, возведенныя въ догматъ,— народъ и государство какъ предметъ религозной вры. А поэтому, конечно, извстно ей и то, что по основному положеню этого законодательства, неправильно называемаго врою, Еврейскй народъ есть народъ избранный, подъ ноги котораго должны быть рано или поздно покорены вс языки, и что въ силу этого качества народъ Еврейскй долженъ гнушаться, какъ нечистыми, всми иноплеменниками, и не долженъ съ ними вступать ни въ семейныя связи, ни даже въ столь невинное житейское общене, каково общене въ пищ,— да съ одного стола изъ одной посуды. Точно также виленской газет безъ сомння извстно и то, что у этого избраннаго народа хотя нтъ государства видимаго, но у него есть оно идеальное, будущее, котораго онъ ждетъ и въ неотложное осуществлене котораго вруетъ, и что въ силу этой-то вры, а не въ силу безразличныхъ привычекъ, не дозволительно Еврею не только связывать себя осдлыми занятями, которыя прикрпили бы его къ его временному становищу, но не позволительно даже признавать для себя обязательною никакую юрисдикцю ничьихъ государственныхъ законовъ.
Спрашивается: такое вроване совмстно ли съ русскою нацональностю въ западныхъ губерняхъ, и даже совмстно ли съ какою бы то ни было нацональностю въ какомъ бы то ни было государств?
Для прочихъ европейскихъ народовъ ршене еврейскаго вопроса далось счастливо. Но намъ этого счастливаго исхода исторею не дано по той простой причин, что Польская республика не была священною Римскою имперею. Средневковая Европа, не думавшая о нацональностяхъ, разверставшая ея по сословямъ и корпорацямъ, не могла дать въ своемъ политическомъ тл и не дала мста Евреямъ, гд бы они могли стать неотъемлемыми членами живаго организма: бароны, города съ цехами и гильдями, церковь съ аббатствами, университеты,— куда же было двать Евреевъ? Запертые въ своихъ гетто, они естественно были оттолкнуты церковю и въ то же время не могли прютиться ни въ замкахъ, ни въ гильдяхъ и цехахъ, ни въ университетахъ. Все имъ было закрыто, они очутились въ положени, которое при тогдашнемъ устройств было единственно для нихъ возможное,— въ положени крпостной собственности императора. Но этимъ же самымъ вызвано было въ нихъ исторею неодолимое побуждене войти въ органическую связь съ остальнымъ народонаселенемъ, пробить противопоставленныя преграды и приблизиться къ кореннымъ жителямъ какъ въ гражданскомъ положени, такъ и въ просвщени. Европейское гражданство необходимо было для нихъ въ простыхъ видахъ матеральнаго благосостояня, естественно недоступнаго никому изъ постороннихъ въ мр привилегй и монополй, европейскаго просвщеня искали они какъ нравственной силы, способной привлечь за собою и силу матеральную. Революця, разрушенемъ феодальной системы и упраздненемъ старыхъ понятй о необходимости привилегй, дала имъ, наконецъ, первое, Лютеръ и Мендельсонъ,— одинъ устраненемъ преданй христанскихъ, другой устраненемъ преданй талмудическихъ помогли сблизиться имъ съ Европейцами во второмъ. Но не то было въ Рчи Посполитой. Евреи въ ней были угнетены, какъ и все кром шляхты и ксендзовъ, но они не были лишнимъ наростомъ въ политическомъ тл, напротивъ, они были неотъемлемымъ органомъ жизненнаго отправленя, въ нихъ, и въ нихъ однихъ, заключался цлый классъ посредствующй между панами и хлопами — среднее сослове, въ этомъ смысл они оказывались необходимыми, съ этою цлю они были даже нарочно призываемы, ихъ положене стало почти привилегированнымъ, а чрезъ это самое не только не вызывало въ нихъ стремленя выйти изъ своего обособленя, напротивъ, по естественнымъ побужденямъ монополизма, замыкало ихъ въ себ все сильне и сильне. Въ этомъ-то вид передано было Польшею это печальное наслдство и намъ, и въ этомъ же вид пребываетъ онъ досел, подъ ближайшимъ вднемъ своихъ нацональныхъ властей, называемыхъ кагалами, и подъ непосредственнымъ руководствомъ своихъ нацональныхъ юристовъ, называемыхъ раввинами. А Мендельсонъ? Гд второй Мендельсонъ для нашихъ Евреевъ? И гд слды того, что подйствовалъ на нихъ въ свое время Мендельсонъ первый?
При этихъ обстоятельствахъ, нтъ сомння, органическое сочетане истаго еврейства съ истинною русскою нацональностью еще мене возможно, чмъ сочетане русской нацональности съ истымъ католичествомъ.
Но скажутъ намъ: ‘мы разумемъ не фанатизмъ еврейскй или католическй, мы разумемъ просвщенную вру еврейскую или католическую’. Но то, что называете вы просвщенною врою, не будетъ уже ни еврейство, ни католичество, ибо то что называете вы фанатизмомъ и есть именно существо той и другой вры, начало ими самими признаваемое. Просвщенное католичество, другими словами — католичество не признающе de facto папы въ томъ смысл, въ какомъ понимаетъ его латинскй догматъ,— есть только не дошедшее до сознаня, не догадавшееся о себ православе. Просвщенное еврейство, или еврейство de facto отказывающееся отъ месси и будущаго еврейскаго царства, есть крайнй рацонализмъ,— послдняя дверь къ тому что называютъ теперь нигилизмомъ. О томъ, что съ русскою народностью легко ужиться православю, хотя бы себя и не сознавшему, не можетъ быть спора. Но что сказать о мнни, по которому предполагается возможнымъ ставить для русской народности фундаментъ на доктринальной почв революци?
Пусть однако думаетъ объ этомъ всякй какъ ему угодно. Пусть даже пребываетъ, кто хочетъ, въ блаженной увренности, что крайнй рацонализмъ собственно и есть сродная нашему народу форма врованя. Чего кому не приходитъ въ голову? Находились люди, и даже считавшеся неглупыми, которые возводили даже атеизмъ въ такое сродное намъ вроване! Но дло не въ этомъ, а въ томъ, что ни еврейскй законъ, ни латинскй догматъ вовсе не изъявляютъ желаня быть изъясняемыми въ томъ смысл, въ какомъ намъ хочется, ни тридентске каноны, ни мишна съ таргумомъ своего текста для насъ не измняютъ, тысячи томовъ езуитской и талмудической казуистики не зачеркиваютъ ни одной изъ своихъ страницъ для нашего удовольствя, и строге патеры, со строгими раввинами, а съ ними вмст и цлая система преданй ими воспитанныхъ, вовсе не отказываются отъ своихъ правъ на существоване. Что же отсюда слдуетъ? А слдуетъ отсюда то, что вроисповднаго вопроса въ Западномъ кра отъ вопроса народнаго не отстраняетъ въ сущности и тотъ, кто говоритъ повидимому столь успокоительно: ‘можно быть Русскимъ, оставаясь и Евреемъ и католикомъ’. Ибо онъ говоритъ при этомъ совсмъ не о томъ католичеств и еврейств, какимъ само себя хочетъ знать и еврейство и католичество. Онъ подразумваетъ то же, что друге прямо высказываютъ, то-есть что въ настоящемъ своемъ вид ни еврейство, ни католичество нашей народности не родня, и что желаемое полное обрусне -Западнаго края, безъ существенныхъ измненй въ томъ и другомъ, немыслимо. Но тому же вопросу онъ даетъ другую постановку. Онъ не указываетъ подобно другимъ, съ грубою откровенностью, на православе какъ на врнйшй признакъ отреченя отъ чужой народности и сближеня съ нашей, а подкладываетъ особыя, сочиненныя исповданя, изъ которыхъ ни то ни другое,— по крайней мр одно изъ нихъ несомннно,— еще не создали для себя и катихизиса. Католикъ вполн будетъ Русскимъ, когда останется въ католичеств, переставъ въ немъ быть, и Еврей вполн обрусетъ, когда отстанетъ отъ еврейства, продолжая въ немъ оставаться’: таково въ сущности предположене, предразумваемое тмъ, кто ни въ еврейств, ни въ католичеств не находитъ ничего чуждаго нашей народности.
Досел все ясно. Но вотъ что неясно, и что требуетъ разъясненя. Мы согласимся умалчивать о православи, чтобы не произвести раздраженя, а частю, и даже главнымъ образомъ, изъ уваженя къ свобод вры и изъ опасеня политическихъ вмшательствъ въ дло совсти. Опасеня разумныя и побужденя вполн честныя! Но мы станемъ въ то же время говорить,— и если хотимъ быть искренними — не можемъ не говорить,— что католичество и еврейство въ Западномъ кра должны однако переродиться въ новыя исповданя, хотя несуществующя, но нами предполагаемыя. А это не произведетъ раздраженя? Это будетъ уваженемъ къ свобод вры? И не вызывается этимъ,* и даже несомннне чмъ когда-либо, политическое вмшательство въ дло совсти? Одно изъ двухъ: или уважать свободу вры, но тогда уважайте ее везд и оставляйте ее при самой себ, въ какомъ бы смысл она себя ни сознавала. Или признавать вру предразсудкомъ, къ ослабленю котораго государство обязано содйствовать, но тогда не прикрывайтесь уваженемъ къ свобод Совсти, и не ужасайтесь политическаго вмшательства. То и другое, по крайней мр, было бы одинаково искренно, хотя справедливо и разумно конечно только первое: ибо вра и свобода, во всякомъ случа, суть начала зиждительныя, а безвре и насиле всегда и во всемъ — начала разрушительныя.