Нет и да, Гиппиус Зинаида Николаевна, Год: 1906

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Зинаида Гиппиус

Нет и да

Грубые сцены

Женская драматургия Серебряного века / сост., вступ. ст. и коммент. М. В. Михайловой.
СПб. : Гиперион, 2009.

Вечерний час. Тротуар около бульварного кафе в Париже. Столики все заняты. Проходят, галдя и толкаясь, толпы всяческого народа. Пристают газетчики, фокусники, игрушечники. Дамы в шляпах и платьях приблизительно одинакового фасона, мужчины одеты даже не приблизительно, а совершенно одинаково. В первом ряду, за столиком, совсем у тротуара, сидит плотный господин с черной бородой веером. Спокойный, румяный, средних лет. Неизвестной национальности. Перед ним кофе и коньяк, до которых он еще не дотронулся. Равнодушно следит за двигающейся толпой, потом оборачивается на голос. Тощий приличный француз с рыжей бородой и неистовым видом продирается к нему со стороны, между столиками и кричит: ‘Господин Лило! Господин Лило!’

Лило. Здравствуйте, mister Дюфи. Что это вы так торопитесь?
Дюфи (задыхаясь, не подавая руки). Я не тороплюсь… Я три дня ищу вас везде. Три ночи не спал. Наконец нашел. Я должен вас оскорбить и убить.
Лило. Неужели? Но сядьте, пожалуйста, дорогой мой. И говорите просто, с веселым видом. У вас трагическое лицо. Это дурной тон.
Дюфи. Почему дурной тон?
Лило. Потому, что трагедий больше нет. Они изъяты из общественного употребления.
Дюфи. Но вы не знаете…
Лило. Чего бы я такого не знал?
Дюфи. Моя жена умерла.
Лило. Вот как! Ну что ж. Если с вами еще случаются подобные вещи, тем более надо иметь веселый и обычный вид. Никому нет до этого дела. Человек с личным, единичным несчастьем только смешон. Общие массовые бедствия еще имеют право на некоторое внешнее обнаружение. Но это не ваш случай. Сдержитесь же…
Дюфи (становясь в позу). Вы обольстили мою жену!
Лило. В первый раз слышу! Да сядьте же. Давно вы приехали? Хотите кофе? Garon!
Дюфи (бессознательно садится). Три дня тому назад. Ее похоронили в понедельник. Я все узнал из записки… Искал вас…
Лило (с любопытством). Узнали? Что же вы узнали? Погодите. Вот к нам подходит мой молодой друг, журналист, иностранец. Он очень милый. Он поможет вам объясниться со мною. Вы ничего не имеете против?
Дюфи (вскакивая). Я очень рад… Я готов перед всеми сказать вам…
Лило. Милый Вад, позвольте вас познакомить с моим старинным приятелем, у которого я часто гостил в Тулоне, mister Дюфи.

Здороваются. Вад довольно худой, даже костлявый, высокий. Молод, подвижен, носит усы. Когда снял шляпу, то оказалось, что волосы у него совершенно седые, серебряные. Красивые.

Вад. Что-нибудь случилось?
Лило. Нет, чему случаться! Просто у mister’a Дюфи умерла его прелестная жена, он три дня искал меня, а найдя, говорит мне, что я ее обольстил.
Дюфи. Позвольте, я должен рассказать сам… Я так взволнован…
Лило. Веселым, веселым голосом…
Дюфи. Я очень рад, что могу при свидетеле… Моя жена отравилась через неделю после отъезда господина Лило… И оставила записку, что причина ее смерти — господин Лило… Я ничего не видел, ничего не подозревал…
Лило. Какая необыкновенная женщина! Так она отравилась? Изумительно! Первую женщину такую встречаю! Но скажите, что ж она еще написала?
Дюфи. Вот только это. Больше ничего.
Лило. Так, так… А вы, приняв во внимание, что она уже умерла, почему, из какого чувства хотите меня убить? Из ревности или из мести? То есть что вас огорчает главным образом: то ли, что она вам, как вы полагаете, изменила, и я причиной, или то, что она умерла, и я причиной?
Дюфи {вскакивая). Господин Лило!
Вад. Успокойтесь, mister Дюфи! На нас обращают внимание. Будем говорить про себя.
Лило (продолжая). Потому что если из мести, то нечего делать. Попробую еще убедить вас, что эти личные трагедии с убиваниями отжили век, но если не успею, вам придется убить меня, так как, пожалуй, вы и правы, я, пожалуй, и причина смерти madame Дюфи. Но если вы из ревности — бросьте. Никогда я madame Дюфи не соблазнял. Можете не верить. Но сообразите: для чего бы ей себя убивать, если б я ее соблазнил?
Дюфи {растерянно). Но если вы ее бросили… Или укоры совести…
Лило. Э, полноте! Madame Дюфи, как я вижу теперь, — исключительная женщина, но тем более! Лишить себя жизни оттого, что изменила мужу! И как же я ее бросил, я же собирался к вам опять через месяц или два! Писал вам! Нет, оставьте.
Дюфи (опуская голову). Однако вы причиной…
Лило. Искренно жалею мой милый. Сознаюсь, я поступил опрометчиво. Но кто же мог знать? Женщина — и вдруг!.. (Оборачивается к одной из проходящих мимо дам в шляпке с зелеными перьями.) Милочка! На два слова!

Дама вопросительно останавливается.

Хочешь уделить мне пять минут? Хочешь, я тебе докажу, как дважды два четыре, так что ты уже никогда не усомнишься, что вся жизнь — бессмысленна, просто один черный кошмар и что завтра ты умрешь?
Дама (не понимая). Какая жизнь?
Лило. Да всякая! Твоя, моя, наша. И все вообще — черный кошмар. И смерть кошмар. Я тебе покажу. Это мой секрет. Хочешь, я тебе его открою?
Дама (презрительно смеется). Это все, что ты хотел мне сказать?

Другая остановилась и прислушивается.

Лило (к другой). И ты не хочешь?
Другая. Старый шарлатан! Пойдем, Anne. Точно без него не знают, что все бессмысленно и глупо! Да на что смысл? Какой еще смысл?

Ушли, смеясь.

Вад (весело). Эта последняя все-таки поумнее.
Лило. Вот вам женщина. Ей и не надо. Так я всегда и думал. И не остерегался. Вообще же я очень осторожен. Что знаю — знаю про себя.
Вад. Напрасно. Вы очень вредите человечеству вашей скрытностью. Вечно буду вам это повторять!
Дюфи (вскакивает). Нет, я не могу! Не могу разговаривать! У меня жена умерла, у меня дети остались, мы восемь лет жили… Я ничего не понимаю! А они разговаривают!
Лило. А если не можете разговаривать, то прощайте!
Дюфи. Я так не могу этого оставить!
Лило. Ну, так убивайте меня скорее! Нет? И этого не можете?
Вад (вмешивается). Mister Дюфи, послушайте. Два слова только. Овладейте собою. Ведь, право же, если бы вы могли убить Лило и не могли разговаривать, то уж давно бы это сделали. Однако же не сделали… И хотите что-то понять…
Лило. Прежде личная трагедия была проще. Шел и убивал. И все ясно. Теперь трагедия не видна, а только слышна. Вся внутри. Ее не делают, она делается, и о ней разговаривают.
Дюфи. Может быть, вы и правы… Я не умею убивать. Я добрый, мирный человек. Но я вас обоих не понимаю. И если вы можете объяснить мне в разговоре…
Лило. Могу, могу. Даже в двух словах, Я открыл madame Дюфи, вашей покойной жене, один секрет. Я доказал ей, показал ей, что жизнь совершенно и абсолютно бессмысленна. Как я это доказываю и показываю, это уж моя тайна. Когда говорю просто, вот вам сейчас, вы слушаете и не верите. А если бы я открыл вам это как несомненную истину, вы бы… Я не знаю, что бы вы сделали.
Дюфи. Застрелился бы, вы думаете?
Лило. Не знаю. Я вам не открою. Живите себе мирно. Не остерегся с madame Дюфи, но кто же ее ведал! Вы слышали, женщины не воспринимают. Даже не интересуются. Им пока все равно. И отлично. Жаль, жаль, что я так отнесся к madame Дюфи!
Вад. Нет, жаль, что вы уже очень осторожны. Ну, да ничего. Другие будут смелее вас. Мы ждем.
Дюфи (к Ваду, робко). А вам тоже господин Лило своего секрета не открыл?
Вад (снимая шляпу). Нет, нет, открыл! Или, вернее, они открыли нам! То есть ведь не думаете же вы, что на всем свете только один господин Лило и знает этот секрет? У него только и сохраняется этот яд, отравивший, между прочим, госпожу Дюфи? Он очень острый. Однако я не умер, хотя, вот видите, поседел. Не умер же я потому, что хотя и силен яд Лило, но у нас есть такое же сильное противоядие. Мы его открыли благодаря тому, что господин Лило открыл свой яд.
Дюфи (так же робко). Значит, если б моя бедная жена успела…
Вад. Не утверждаю наверно. Иные натуры обречены на гибель…
Дюфи. Но если так… Я жалею, что не мог убить господина Лило… И все-таки ничего не понимаю. Значит, он отравитель… Психический, так сказать. Но, в прямом или переносном смысле, все-таки лучше просто не отравлять, чем отравить хотя бы и с противоядием…
Лило. Вот-вот, и я то же самое думаю.
Вад. Ошибка, милые мои! Господин Дюфи, вы поймите, что это лишь вопрос времени. Секрет Лило даже без участия Лило скоро сделается секретом Полишинеля*. Без отравителя, одного или двух, все будут отравлены. Вчера умерла ваша жена, а послезавтра тридцать три жены умрут, и вы, если не найдете противоядия. Яд уже принят давно, он только действовать медлит. Хотя уже тупо сосет под ложечкой. Все все равно отравлены.
Дюфи (оглядывается с тоской кругом). Я не знаю… Вы все, кажется, смеетесь надо мною… И я этих метафор не понимаю… У меня жена умерла.
Вад. Ну, право же, я не смеюсь. И очень это просто. Вот вы, ни в чем не повинный, остались с детьми на руках… Разве это не бессмысленно? Да и оглянитесь кругом. Бессмысленные, тупые ужасы. И разве у вас не сосет под ложечкой? Разве не хочется иногда, чтобы все лучше к черту полетело?
Дюфи. Такова жизнь… Что заниматься высокими материями…
Вад. Пока только сосет, жить можно. Скверно, но можно. Вы так и умрете, с одним сосанием. И все, вот и фокусник этот, и лакей с оранжадом, и девица проходящая… А если бы…
Лило (подхватывая). Если бы, хотите вы сказать, я не жалел девиц, лакеев и друзей, открывал всем свой секрет, ускорил действие яда и все бы полетело к черту, если бы…
Вад. Ну да, ну да, полетело бы! Именно полетело бы! И не случайно, а волей самих людей, из внутреннего идущей. К черту все наше устроение человеческое, ибо все бессмыслица. И полетит. Только не к черту, окончательно. Вы забываете, что есть противоядие. И уж тогда… тогда… кто выживет, кто останется — у того под ложечкой сосать не будет!
Лило (пожимая плечами). Идеалист! Мечтатель! Ну, что ж, действуйте сами. Вы же знаете мой секрет. Ускоряйте действие яда сами, если так верите в свое противоядие.
Дюфи (окончательно запутавшийся). Да… Отчего же вы сами?
Вад. Кто хочет что-нибудь сделать, должен верить в свое дело как в окончательное. Тогда сделает чисто. Когда господин Лило скажет свое ‘нет’, все свернут и все сойдет с места и покатится. И тогда я скажу ‘да’, чтобы они захотели и могли все остановить на том месте, где нужно. (Быстро обернувшись к девице, которая остановилась около них и прислушивается. Одета под Bb.)
Ch&egrave,re enfant*, не правда ли, ведь ты хочешь, чтоб все полетело к черту? Все кувырком, вверх тормашками? Хочешь?
Девица (с визгом вырывая платье из рук Вада). Ah! Un anarchiste!*

Все смеются. Дюфи, взволнованный, напуганный, растерянный, горький, поднимается, не зная, как ему уйти.

Лило. Смотрите, бегут с депешами! Что случилось? Что они кричат?

Движение в толпе. Бегут люди, потрясая листами.

Бегущие. Grande catastrophe!* Двенадцать тысяч погибших! Обвал в копях! Двенадцать тысяч! Тысяч! Тысяч!

Движение усиливается. Слышны заинтересованные и сожалеющие голоса. Телеграммы покупаются нарасхват.

Дюфи. Боже мой, какое ужасное несчастье!
Лило. Вот тут вы можете выражать сочувственное волнение. Эта трагедия видная, общественная. Двенадцать тысяч!
Вад. Какая бессмысленная случайность!
Дюфи. Ужасно! Но, господин Вад и господин Лило, я все-таки… (Оглядывается с недоумением.)

Лило и Вад пропали, точно в воду канули. Может быть, затерялись в толпе, которая все увеличивалась.

Бегущие. Двенадцать тысяч погибших! Двенадцать тысяч в один час! Grande catastrophe!

Комментарии

Впервые: Золотое руно. 1906. No 7-9.
Печ. по: Гиппиус Зинаида. Собр. соч. Лунные муравьи. Рассказы. Пьесы. М., 2001.
С. 91 Полишинель — персонаж французского театра, задира и болтун, сообщающий под видом секретов известные всем факты. Выражение ‘секрет Полишинеля’ означает ‘тайну’, которая не является таковой. С. 92 Ch&egrave,re enfant — Милое дитя (фр.).
Ah! Un anarchiste! — Ах! Анархист! (фр.)
Grande catastrophe! — Грандиозная катастрофа (фр.).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека