ТРУДЫ Я. К. ГРОTА
III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848—1893).
НЕКРОЛОГЪ КНЯЗЯ П. А. ВЯЗЕМСКАГО 1).
НЕКРОЛОГЪ КНЯЗЯ П. А. ВЯЗЕМСКАГО 1).
1878.
Некролог князя П. А. Вяземского, Грот Яков Карлович, Год: 1878
Время на прочтение: 3 минут(ы)
1) Читанный въ засданіи Отдленія Русскаго языка и словесности 16-го ноября 1878 года. Сборн. Отд. р. яз. и сл. 1880, т. XX.
10-го ноября скончался старйшій сочленъ нашъ по Академіи и старйшій же собратъ нашъ по литератур. Родившись въ 1792 году, князь Вяземскій началъ свою литературную дятельность уже въ 1808, семьдесятъ лтъ тому назадъ, 16-ти лтъ отъ роду, и, продолжая ее до послднихъ дней жизни, какъ бы опровергъ собою извстное положеніе науки, что чмъ ране силы развиваются, тмъ ране и увядаютъ.
Онъ умеръ въ Баденъ-Баден, черезъ 26 лтъ посл Жуковскаго, который кончилъ свое поприще тамъ же, спустя 26 лтъ посл смерти Карамзина.
Грустны могли казаться послдніе годы жизни князя Вяземскаго: онъ провелъ ихъ не только на чужбин, но и въ совершенномъ умственномъ одиночеств, вдали отъ современнаго движенія родной литературы, переживъ всхъ своихъ сверстниковъ и товарищей, почти забытый молодымъ поколніемъ, считая между живыми литераторами лишь немногихъ ему сочувствовавшихъ и цнившихъ его талантъ. Но судьба облегчила ему перенесеніе этихъ лишеній, сохранивъ ему до гроба врнаго друга, достойную спутницу жизни, избранную имъ еще въ молодые годы, неизмнно длившую съ нимъ на долгомъ пути и радость, и горе. Самъ поэтъ никогда не разрывалъ связи съ русскою литературой, постоянно продолжалъ слдить за нею, какъ и за всмъ, что происходило въ отечеств, и былъ счастливъ въ тиши уединенія, въ тсномъ кругу семьи и немногихъ близкихъ.
Справедливо ли было равнодушіе или, врне, пренебреженіе, съ какимъ современная литература относилась къ князю Вяземскому? Положительно нтъ. И въ этомъ случа, какъ бываетъ такъ часто въ людскихъ длахъ, виною было недоразумніе: покойнаго считали гордымъ, спесивымъ, холоднымъ:, это было несправедливо. Въ его талант преобладала критическая струя, его сила была въ эпиграмм и сатир, онъ не умлъ сдерживать остраго и бойкаго слова, и вотъ что поссорило его съ молодымъ поколніемъ, когда оно въ своихъ увлеченіяхъ давало пищу его перу.
Блестящаго ума и таланта въ княз Вяземскомъ не могли отрицать и враги его: съ поэтическимъ дарованіемъ онъ соединялъ самостоятельность и глубину мысли, рзкость и оригинальность выраженія,сатира его была мтка и язвительна. Понятно, почему онъ особенно сочувствовалъ Фонвизину и посвятилъ этому писателю свой главный историко-литературный и критическій трудъ. Эта превосходная монографія, которая впервые познакомила автора съ высокимъ наслажденіемъ прилежнаго и добросовстнаго изслдованія, даетъ понятіе, какого значенія въ этой сфер дятельности могъ бы достигнуть нашъ покойный сотоварищъ, еслибъ обладалъ постоянствомъ въ труд и привычкой къ ученымъ занятіямъ. Впрочемъ, есть слухъ, что въ портфел его остался еще трудъ этого рода, предметъ котораго также родственная ему и Фонвизину по свойству ума личность, именно извстный своимъ остроуміемъ князь Козловскій.
Къ сожалнію, князю Вяземскому не былъ чуждъ тотъ недостатокъ, который такъ часто препятствуетъ полному развитію силы и даровитости русскаго человка: его не увлекала жажда труда, онъ легко предавался бездйствію. ‘Если, говорилъ онъ мн однажды, я не сдлалъ въ литератур значительнаго, то это произошло всего боле отъ моего образа жизни: я никогда не умлъ рано вставать и день мой рдко начинался до полудня’. При такомъ недостатк дятельности, виною котораго, впрочемъ въ позднйшіе воды былъ и тяжкій недугъ, надо еще удивляться, какъ усплъ князь Вяземскій, посреди свтской жизни, въ которой онъ по своему положенію вращался, написать такъ много замчательнаго: это объясняется только высокою степенью его ума и способностей. Къ отсутствію энергической дятельности присоединялась въ немъ и безпечность даже о собственныхъ своихъ интересахъ. Иначе онъ, конечно, давно озаботился бы. собрать и издать свои сочиненія, и тогда его мсто въ литератур было бы, безъ сомннія, и опредленне, и видне. Но князя Вяземскаго знали большею частію только по наслышк, и многіе на него смотрли сквозь мутныя очки сословнаго предубжденія. Кто зналъ его близко, не могъ не уважать въ немъ человка съ душою теплою, съ умомъ просвщеннымъ, съ сердцемъ, сочувствовавшимъ всему доброму и прекрасному, въ какихъ бы житейскихъ условіяхъ оно ни проявлялось. Недостатокъ дятельности не мшалъ ему цнить это свойство въ другихъ и отдавать справедливость всякому честному и полезному труду.
Года два тому назадъ, родственникъ покойнаго, графъ С. Д. Шереметевъ, предпринялъ изданіе сочиненій поэта, почти противъ воли его. Съ трудомъ собрался старецъ написать по этому поводу родъ автобіографической записки, о которой его просили и которая въ настоящее время уже печатается впереди приготовляемаго тома. Пожелаемъ, чтобъ это изданіе установило въ потомств справедливый судъ о писател, котораго Карамзинъ, убдившись въ его талант, благословилъ на служеніе поэзіи, котораго высоко ставили Жуковскій, Пушкинъ и Гоголь. Кончаю этими немногими словами, въ надежд, что ко дню годового собранія Академіи Наукъ М. И. Сухомлиновъ, вмст съ отчетомъ по нашему отдленію, представитъ боле полный обзоръ дятельности и оцнку заслугъ нашего знаменитаго сочлена. А покуда почтимъ память поэта, повторивъ давно произнесенное имъ ‘слово примиренія’, которому теперь всепримиряющая смерть даетъ новую силу и новое значеніе:
‘Да плодъ воздастъ благое смя,
Чья ни посй его рука:
Богъ помочь вамъ, младое племя,
И вамъ, грядущіе вка!’