Иван Иванович Хемницер, Грот Яков Карлович, Год: 1873 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ТРУДЫ Я. К. ГРОTА

III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848—1893).

БІОГРАФІИ, ХАРАКТЕРИСТИКИ И КРИТИКО-БИБЛІОГРАФИЧЕСКІЯ ЗАМТКИ.

Изданы подъ редакц. проф. К. Я. ГРОТА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1901.

ИВАНЪ ИВАНОВИЧЪ ХЕМНИЦЕРЪ.

БІОГРАФИЧЕСКІЯ ИЗВСТІЯ
по новымъ рукописнымъ источникамъ ¹).

¹) Изъ академ. изданія: ‘Сочиненія и письма Хемницера’, СПб. 1873. (Въ первонач. вид въ ‘Русской Старин’, т. V, 1872).

1873.

Въ русской литератур 18-го столтія имя Хемницера занимаетъ довольно видное мсто. Онъ прожилъ мене 40 лтъ, пріобрлъ извстность только небольшимъ сборникомъ басенъ, и однакожъ его право на вниманіе потомства признается безспорнымъ. Недалеко еще то время, когда басни его безпрестанно вновь издавались то въ Петербург, то въ Москв, и въ самомъ дл, при всей безыскусственности своей формы и простот построенія, он обличаютъ столько ума, здраваго смысла и знанія свта, что невольно располагаютъ читателя въ пользу автора.

Все, что мы до сихъ поръ знали о Хемницер, умершемъ въ 1784 году, основывалось на краткихъ очеркахъ его біографіи. Достоврнйшій изъ нихъ напечатанъ при первомъ посмертномъ изданіи басенъ Хемницера (1799), вроятно другомъ его Николаемъ Александровичемъ Львовымъ, другой, пополненный немногими лишь свдніями, — при позднйшемъ изданіи тхъ же басенъ (1838) извстнымъ археологомъ Сахаровымъ, и третій — въ Словар Бантышъ-Каменскаго (1847), который большею частью повторяетъ не всегда врныя извстія Сахарова {Такъ Бантышъ-Каменскій, со словъ Сахарова (см. ниже), увряетъ, будто отецъ Хемницера умеръ задолго до сына, тогда какъ онъ пережилъ послдняго.}, а иногда прибавляетъ и новыя: здсь, между прочимъ, въ первый разъ названъ . . Соймоновъ, какъ начальникъ Хемницера по горному вдомству и какъ лидо, съ которымъ онъ путешествовалъ по Европ.

Эти три очерка знакомятъ насъ только съ общимъ ходомъ службы Хемницера и съ нкоторыми чертами его природы, отличавшейся крайнимъ простодушіемъ и разсянностію. Въ недавнее время, изъ рукописей Державина выяснились, боле прежняго, близкія отношенія Хемницера къ литературному кружку, въ которомъ рядомъ съ знаменитымъ лирикомъ стояли Львовъ и Капнистъ {Біографическія свднія объ этихъ лицахъ см. въ Сочиненіяхъ Державина, по Указателямъ, приложеннымъ къ IV, V и VI томамъ академическаго изданія.}. Скудость современныхъ біографическихъ извстій о нашемъ баснописц происходила, конечно, не отъ недостатка свдній, какими располагалъ Львовъ, а отъ понятій эпохи, когда у насъ еще рдко кто дорожилъ точностью фактовъ и подробностями, составляющими основу литературной и общественной исторіи. Другою причиною была близость времени, къ которому принадлежалъ Хемницеръ: казалось неудобнымъ называть нкоторыя лица и передавать частности изъ ихъ жизни. Такъ въ помщаемомъ ниже первоначальномъ очерк не поименованы ни Безбородко, ни Бакунинъ, несмотря на ихъ значеніе въ судьб баснописца. Впрочемъ, впослдствіи Капнистъ задумалъ-было написать боле обстоятельную біографію Хемницера, и для того взялъ у Львова собранные съ этою цлію матеріалы, но намреніе это осталось неисполненнымъ. Недавно одинъ изъ внуковъ автора Ябеды, Иванъ Семеновичъ Капнистъ, передалъ въ распоряженіе наше подлинныя рукописи Хемницера и нкоторыя другія, относящіяся къ нему бумаги. Хотя он по всей вроятности сохранились не совсмъ въ полномъ вид и хотя разршаютъ далеко не вс вопросы, возникающіе при ближайшемъ знакомств съ этимъ замчательнымъ человкомъ, тмъ не мене он проливаютъ новый свтъ на его жизнь и характеръ. Къ нимъ присоединилась впослдствіи еще записная книжка Хемницера, отыскавшаяся у внучатной племянницы его Натальи Петровны Никитиной и сообщенная намъ Григ. Прокоф. Надхинымъ: главное содержаніе этого важнаго документа составляютъ собственноручныя дорожныя замтки, писанныя Хемницеромъ во время двукратнаго пребыванія его вн Россіи.

Извстно, что отецъ Хемницера выхалъ изъ Саксоніи и былъ напослдокъ инспекторомъ петербургскаго сухопутнаго госпиталя {При миніатюрномъ изданіи басенъ Хемницера, которое Сахаровъ напечаталъ въ своей типографіи, въ самомъ начал біографическаго очерка сказано слдующее: ‘Въ царствованіе Петра Великаго переселился въ Петербургъ саксонскій уроженецъ Іоганнъ Хемницеръ. Русскіе радушно приняли зазжаго гостя, полюбили его какъ врача и знатока въ горнозаводскихъ длахъ и опредлили на службу. Хемницеръ служилъ намъ врою и правдою, жилъ скромно и утшался двумя дочерьми’. Къ сожалнію, Сахаровымъ не указано, откуда почерпнуты эти свднія. Вообще же очеркъ его, какъ и напечатанный поздне Бантышъ-Каменскимъ, носитъ большею частью характеръ произвольнаго распространенія и украшенія извстныхъ прежде обстоятельствъ, не прибавляя къ нимъ почти ничего существеннаго.}. Мы узнаемъ теперь, что онъ занималъ передъ тмъ должность военнаго штабъ-лкаря. По желанію друзей своего сына, онъ, посл смерти его, составилъ на нмецкомъ язык біографическую о немъ записку, въ которой особенно драгоцнны извстія о дтств и воспитаніи талантливаго баснописца. Эта рукопись дошла до насъ въ подлинник, она писана неразборчивымъ, нетвердымъ почеркомъ и притомъ очень неправильно. Изъ нея прежде всего оказывается, что Хемницеръ родился не въ Петербург, какъ говоритъ Бантышъ-Каменскій, и не въ 1744 году, какъ думали до сихъ поръ, а въ Астраханской губерніи 5 января 1745. Мсторожденіемъ его была Енотаевская крпость (нын уздный городъ Енотаевскъ), основанная за три передъ тмъ года на Волг, въ 141 верст отъ Астрахани. Уже на 3-мъ мсяц отъ рожденія пришлось ему странствовать съ родителями по степямъ и побывать въ Кизляр, однакожъ лтомъ того же года они поселились въ Астрахани. Только что ребенокъ началъ говорить, мать и отецъ стали играя знакомить его съ азбукой, и онъ непримтно выучился читать и писать. Игрушекъ онъ никогда не любилъ, ломалъ и бросалъ ихъ, но его занимало набивать горшки землею и садить въ нихъ растенія, другою забавой его было пускать бумажные зми. До лакомствъ онъ также былъ неохотникъ, и предпочиталъ имъ черный хлбъ. Замчая въ немъ большую любознательность при тихомъ, меланхолическомъ нрав, отецъ принялся давать ему уроки въ нмецкомъ и латинскомъ языкахъ, и выучилъ его первымъ правиламъ ариметики, а потомъ отдалъ его къ жившему въ Астрахани пастору Нейбауэру, который скоро оцнилъ его способности и сознавался, что Хемницеръ, на шестомъ году попавъ уже въ синтаксическій классъ, опередилъ собственнаго его девятилтняго сына. На публичныхъ дтскихъ упражненіяхъ отецъ съ удовольствіемъ замтилъ, какъ онъ бойко отвчалъ и отыскивалъ въ книгахъ пройденныя мста. Желая съ пользою употребить и остальные свободные часы его, отецъ пріискалъ человка, который бы выучилъ его читать и писать по-русски, вскор посл того знакомый инженерный офицеръ вызвался преподавать ему ариметику и геометрію, но, прибавляетъ біографъ своего сына, я замтилъ, что на этихъ урокахъ многое упускалось, кром того, что самъ ученикъ непремнно старался узнать. Вообще, въ тхъ мстахъ еще не было учебныхъ заведеній, мальчикъ по собственной охот читалъ или рисовалъ. Не знаю, какимъ образомъ онъ дошелъ до того, что посл прусской кампаніи могъ копировать планы’…. На досуг онъ давалъ уроки своимъ маленькимъ сестрамъ.

Въ 1755 году отецъ ршился оставить постылый для него край. Мать съ тремя дтьми предприняла далекое путешествіе въ Петербургъ. Сыну шелъ тогда 11-й годъ. Въ дорог разъ ночью онъ чуть не пропалъ: въ темнот, отошедши отъ повозки, онъ заблудился-было въ степи, калмыцкій конвой потерялъ его, и насилу ужъ потомъ онъ какъ-то отыскался. Поселясь въ Петербург, мать отдала его опять къ школьному учителю, отецъ, по прибытіи туда на другой годъ, помстилъ его къ учителю латинскаго языка при врачебномъ училищ {При военномъ госпитал, учрежденномъ Петромъ Великимъ, возникло мало-помалу врачебное училище, первое начало основаннаго въ 1783 г. медико-хирургическаго института. (Въ 1720 г. учреждена была медицинская канцелярія, поздне совтъ изъ докторовъ, въ 1754 г. были вызваны изъ духовныхъ семинарій студенты для обученія медицин и хирургіи въ казенныхъ госпиталяхъ. П. С. З. VI, 3.811, VIII, 5.620, XIV, 10.196). Ср. Собр. Росс. Закон. о медиц. управленіи, Е. Петрова, Спб. 1826—28 и статью Хмырова, о коей упомянуто въ P. В. 1870, I, въ стать Бюлера.}, у этого же преподавателя молодой Хемницеръ учился исторіи и географіи. Здсь онъ по собственному влеченію сблизился съ самыми дльными и свдущими товарищами и узналъ отъ нихъ всю остеологію, такъ что въ подробности могъ описать человческій остовъ. Такова была подготовка, полученная Хемницеромъ къ медицинскому поприщу, къ которому отецъ назначалъ его. Но къ прискорбію старика случилось, что уже на 13-мъ году отъ роду сынъ, послушавшись какихъ-то постороннихъ людей, вздумалъ искать счастія въ военной служб: онъ поступилъ въ солдаты пхотнаго Нотебургскаго полка {Нотебургъ или, врне, Нетеборгъ (Nteborg) — шведское названіе Орховца, переименованнаго Петромъ В. въ Шлиссельбургъ.}. ‘Можно представить себ, говоритъ отецъ, каково было положеніе юноши при такомъ суровомъ образ жизни, безъ покровительства и помощи, при большой чувствительности и благородств души. Офицеръ, который сулилъ ему золотыя горы, оказался обманщикомъ и злодемъ. Но зато, продолжаетъ біографъ: полковникъ, вовсе не знакомый мн человкъ, полюбилъ парня, принялъ въ немъ участіе и сталъ его повышать, хотя названный гонитель и тутъ старался вредить ему’.

Въ томъ же 1757 году, по случаю семилтней войны, отцу пришлось, въ званіи штабъ-лкаря, отправиться съ арміею въ Пруссію, и онъ совершенно потерялъ сына изъ виду. Долгое время онъ тщетно справлялся о немъ, наконецъ, въ 1759, находясь въ Эльбинг при раненыхъ, онъ узналъ, что Нотебургскій полкъ стоитъ въ Кёнигсберг. Тогда онъ написалъ къ полковнику Большвангу, прося отпустить къ нему молодого Хемницера, который вскор и обрадовалъ отца своимъ пріздомъ. ‘Я долженъ, говоритъ отецъ, искренно похвалить его скромность въ отношеніи къ его гонителю, о поступкахъ котораго я имлъ врныя свднія отъ офицеровъ. Когда я заводилъ о томъ рчь, онъ только отвчалъ: ‘И, батюшка, слава Богу, что я опять съ вами!’ — Полковникъ, напротивъ того, не могъ нахвалиться имъ’… Этими словами, къ сожалнію, кончается біографическая записка отца, которая, при всемъ своемъ неискусномъ изложеніи, дышитъ любовью къ сыну. ‘Поистин, приписано на поляхъ, я не припомню, чтобы онъ въ дтств поведеніемъ своимъ когда-нибудь прогнвилъ насъ. За одно только я часто на него сердился’… За этимъ разсказанъ какой-то часто повторявшійся случай смшливости Хемницера, но по неразборчивости рукописи трудно понять, въ чемъ именно состояло дло.

О родителяхъ и вообще о родныхъ баснописца намъ извстно теперь слдующее. Отецъ его, Johann Adam Chemnitzer, родомъ изъ Фрейберга, умеръ въ апрл 1789 года въ Петербург, проживъ 73 года 9 мсяцевъ и 17 дней (погребенъ 25-го апрля), слдовательно, онъ родился въ первой половин іюля 1715 года. Жена его, Софья, родилась въ Кенигсберг въ 1721 году, а умерла въ Петербург 68-ти лтъ 23-го сентября 1789, за Іоанна Адама Хемнитцера вышла она въ 1742 году и имла отъ него трехъ сыновей и четырехъ дочерей, изъ которыхъ, ко времени смерти матери, въ живыхъ оставалась только одна, Марья Ивановна. Эта послдняя родилась въ 1749 году и была замужемъ за докторомъ Егоромъ Карловичемъ Валеріаномъ, д. ст. сов., членомъ медицинскаго совта, главнымъ врачемъ с.-петербургскаго адмиралтейскаго госпиталя и врачебнымъ инспекторомъ спб. порта, она умерла въ декабр 1819 года, проживъ 70 лтъ и 7 мсяцевъ (погребена 21 декабря) {За эти свднія обязанъ я . Н. Петрову, выписавшему ихъ изъ архива здшней лютеранской церкви св. Апны. Въ церковной книг отецъ Хемницера названъ штабсъ-хирургомъ при сухопутномъ госпитал. О немъ вовсе не упомянуто въ сочиненіи Рихтера Исторія медицины въ Россіи. Замтимъ, что и баснописецъ нашъ долго писалъ свою фамилію Хемнитцеръ. Отецъ его въ одной собственноручной замтк называетъ своего зятя Jegor Karlowitsch Wallerian.}.

Возвратимся къ извстіямъ объ И. И. Хемницер. Въ военной служб пробылъ онъ двнадцать лтъ, о вншнемъ ход ея даетъ намъ понятіе сохранившійся въ подлинник аттестатъ, выданный ему 18 сентября 1769 года, когда онъ былъ поручикомъ Копорскаго пхотнаго полка. Въ этой бумаг, подписанной полковникомъ Кокошкинымъ, показано ему 27 лтъ, т. е. тремя годами боле чмъ сколько было ему на самомъ дл: это объясняется раннимъ поступленіемъ его въ дйствительную военную службу, когда, вроятно, сочтено было нужнымъ скрыть его настоящій возрастъ. Изъ аттестата видно, что онъ зачисленъ въ армію 27-го іюня 1757 года, 12-ти лтъ отъ роду. Затмъ начинается быстрое его производство, благодаря доброму расположенію полковника: въ томъ же году, 24 августа, онъ повышенъ въ капралы, 14 сентября, въ подпрапорщики, 12 ноября, въ сержанты. Незадолго до воцаренія Екатерины II, именно 12 мая 1762 года, онъ назначенъ въ адъютанты къ генералъ-майору Оcтерману, а въ 1766-мъ 1-го января произведенъ въ поручики. Въ граф: ‘Гд былъ въ поход и у дла противъ непріятеля на какое время’ отмчено: ‘Въ 1759 году въ Помераніи, Бранденбургіи, Шлезіи и Саксоніи, а на баталіи не бывалъ’. (Слдовательно, извстіе, что онъ участвовалъ въ турецкомъ поход, оказывается неврнымъ). Дале означено, что онъ ‘нын (т. е. 1769) находится при главнокомандующемъ арміею генералъ-аншеф княз Александр Михайлович Голицын для случающихся курьерскихъ посылокъ’. Наконецъ, послдняя графа гласитъ: ‘Въ посылаемыхъ по команд спискахъ показывался въ должности званія своего прилеженъ и никакихъ пороковъ не иметъ, почему въ сил указа государственной военной коллегіи прошлаго 1756 года, къ повышенію чина достоинъ’.

Къ сожалнію, за все время пребыванія его въ военной служб мы не имемъ никакихъ другихъ біографическихъ о немъ свдній, знаемъ только, что эта служба такъ же мало удовлетворяла его, какъ и занятія медицинскими науками, и что онъ посл сравнивалъ военное поприще съ анатомическимъ театромъ, отъ котораго бжалъ. Аттестатъ 1769 г., откуда мы заимствовали приведенныя подробности, былъ выданъ ему вроятно по случаю оставленія военной службы. Вскор мы видимъ его гиттенфервальтеромъ горнаго вдомства. Для полученія этой должности нужны были конечно два условія, именно: хотя нкоторая спеціальная подготовка, и потомъ, вниманіе начальника горной части. Можно догадываться, что по происхожденію отца его изъ саксонскаго города Фрейберга, любовь къ минералогіи была наслдственною въ род Хемницера. Горнымъ вдомствомъ завдывалъ тогда Мих. ед. Соймоновъ, сынъ столь извстнаго петровскаго адмирала и впослдствіи сибирскаго губернатора. Съ Соймоновымъ былъ въ родств Н. А. Львовъ {См. біографію Львова въ Москвитянин 1855, No 6, стр. 181, гд . . Соймоновъ названъ его ближнимъ родственникомъ.}, который повидимому и участвовалъ въ доставленіи новой службы своему другу. Въ свдніяхъ Сахарова есть указаніе, что Соймоновъ былъ благодтелемъ отца Хемницера.

Изъ арміи нашъ баснописецъ поступилъ прямо въ горное вдомство. О новой его дятельности я тщетно надялся найти какія-либо данныя въ архивахъ горнаго департамента и горнаго института. Ни въ томъ, ни въ другомъ за это время не оказалось никакихъ свдній. Таково, къ прискорбію изслдователей, состояніе большей части нашихъ архивовъ. Въ 1830 году издано было составленное Д. Соколовымъ ‘Историческое и статистическое описаніе горнаго кадетскаго корпуса’, но и здсь о Хемницер упомянуто лишь мимоходомъ. Изъ этого описанія, какъ и изъ Полнаго собранія законовъ, мы узнаемъ только, что горное училище возникло вслдствіе просьбы башкирскихъ рудопромышленниковъ учредить при бергъ-коллегіи заведеніе для воспитанія горнозаводчиковъ, при чемъ просители предлагали небольшое пожертвованіе процентовъ съ добываемой ими руды {П. С. З. XIX, 14.048, окт. 21-го 1773 г.}. Это было около 1771 года. Между тмъ управленіе бергъ-коллегіею поручено было оберъ-прокурору сената Соймонову (который вслдъ за тмъ назначенъ сенаторомъ), и по его-то плану въ 1778 г. основано было горное училище. Онъ сдлался первымъ директоромъ новаго заведенія, помщавшагося въ зданіяхъ ныншняго горнаго института, купленныхъ у графа Петра Бор. Шереметева. Этотъ Соймоновъ, Мих. ед., котораго не надо смшивать съ двоюроднымъ братомъ его, Петромъ Александровичемъ {Поздне (1784—1792) П. А. Соймоновъ былъ также директоромъ горнаго училища, а въ 1794 г. въ эту должность вступилъ вторично Михаилъ едоровичъ и оставался въ ней, кажется, до 1800 (Историч. опис. Соколова, стр. 20—23).}, былъ впослдствіи главнымъ попечителемъ опекунскаго совта въ Москв и умеръ тамъ въ 1804 году. Въ немъ Хемницеръ нашелъ не только добраго начальника, но и покровителя. Съ учрежденіемъ въ 1774 году ученаго собранія при училищ, въ числ членовъ этой коллегіи является и маркшейдеръ Хемницеръ. Черезъ два года (въ конц 1776 г.) Соймоновъ, для поправленія здоровья, предпринимаетъ путешествіе за границу и беретъ съ собою Хемницера. Они употребили около года на посщеніе Германіи, Голландіи и Франціи. Съ ними вмст отправился въ чужіе края и Н. А. Львовъ, который жилъ въ дом Соймонова {. Н. Петровъ нашелъ въ сенатскихъ указахъ свдніе, что Хемницеръ въ этотъ отпускъ былъ уволенъ съ Соймоновымъ 20 октября 1776 г. (Сен. Арх., кн. 139, высоч. пов. л. 377).}. Въ упомянутой выше записной книжк Хемницера сохранился между прочимъ дорожный дневникъ, веденный имъ за границею. Этотъ поденный журналъ, въ которомъ нашъ авторъ отмчалъ все, что онъ видлъ, будетъ напечатанъ нами особо, здсь же скажемъ только, что прохавъ довольно быстро Германію, черезъ Дрезденъ, Лейпцигъ, Франкфуртъ на Майн и Кёльнъ, путешественники прибыли въ голландскій городъ Нимвегенъ. Побывавъ потомъ въ Лейден, Амстердам, Роттердам, Антверпен и Брюссел, они направились во Францію и пріхали въ Парижъ 19 февраля н. с. 1777 года. Тамъ они прожили около трехъ мсяцевъ, осматривали вс примчательности какъ въ самомъ город, такъ и въ окрестностяхъ, были угощаемы русскимъ посланникомъ княземъ Ив. Серг. Барятинскимъ и И. И. Шуваловымъ, Хемницеръ съ Львовымъ особенно усердно посщали концерты, и театры, восхищаясь произведеніями Корнеля, Расина, Вольтера и игрою Лекена, Ларива, мадамъ Вестрисъ и др. Въ середин мая путешественники опять похали въ Голландію, откуда черезъ Аахенъ 11-го іюня прибыли въ Спа. Здсь Соймоновъ остановился надолго для пользованія минеральными водами, и журналъ Хемницера на это время прерывается. Львовъ изъ Спа отправился одинъ въ Россію, Хемницеръ же съ Соймоновымъ пробыли тутъ до 10-го сентября. Остальной ихъ путь шелъ черезъ Дюссельдорфъ, Кёльнъ, Франкфуртъ на Майн, Эрфуртъ, Лейпцигъ, Берлинъ, Кёнигсбергъ и Мемель, 9-е октября ст. ст. 1777 было днемъ ихъ возвращенія въ Петербургъ. Дневникъ перездовъ по Германіи былъ веденъ Хемницеромъ коротко на нмецкомъ язык, замтки же о Франціи и Голландіи, иногда очень подробныя, писаны по-русски и любопытны между прочимъ какъ образчикъ тогдашней письменной рчи. Къ сожалнію, он мало говорятъ о личныхъ, впечатлніяхъ пишущаго, о его встрчахъ, сношеніяхъ и т. п.

Имя Львова такъ тсно связано съ біографіею Хемницера, что мы должны остановиться на этомъ лиц. Хотя Львовъ и не пріобрлъ большой извстности какъ писатель, однакожъ онъ игралъ значительную роль въ тогдашней литератур, не только по своему положенію въ свт, которое давало ему возможность поддерживать своихъ друзей-писателей, но и по вліянію на эстетическую сторону ихъ трудовъ. Львовъ началъ свою службу очень скромно въ Измайловскомъ полку, но, благодаря своимъ дарованіямъ и связямъ, онъ по возвращеніи изъ-за границы занялъ мало-по-малу видное мсто въ иностранной коллегіи, или точне, въ почтовомъ управленіи, которое тогда входило въ составъ ея. Этимъ онъ былъ обязанъ своему сближенію съ Бакунинымъ, а потомъ и съ Безбородкой. Петръ Васильевичъ Бакунинъ пріобрлъ большой всъ еще въ то время, когда дипломатическими длами завдывалъ графъ Никита Ивановичъ Панинъ, а вице-канцлеромъ былъ графъ Остерманъ, человкъ весьма честный, но безъ особеннаго вліянія. Бакунинъ пользовался расположеніемъ Панина, былъ въ близкихъ отношеніяхъ къ Потемкину и къ кабинетнымъ секретарямъ императрицы, снискалъ милость и довріе самой Екатерины II. Онъ былъ даровитъ, предпріимчивъ и трудолюбивъ, иностранныя посольства наперерывъ старались привлечь его на свою сторону, но это посчастливилось особенно англичанину Гаррису (Мальмсбери) {Е. Herrmann. Geschichte des Eusss. Staates. Ergnz. Band, стр. 612 (Донесеніе саксонскаго посланника Сакена). Бакунинъ умеръ въ ма. 1786 (Соч. Держ. т. V, стр. 494).}. Значеніе Бакунина еще усилилось при Безбородк, у котораго онъ былъ правою рукою. Львовъ жилъ сперва у Бакунина, а потомъ, переселясь къ Безбородк, сдлался у него домашнимъ человкомъ, о чемъ свидтельствуютъ между прочимъ подлинныя письма къ нему знаменитаго министра, писанныя въ самомъ дружескомъ тон. Пламенный любитель всхъ отраслей искусства и знатокъ во многихъ изъ нихъ, — поэтъ, живописецъ, архитекторъ, механикъ, а отчасти и музыкантъ, Львовъ, въ этотъ вкъ изысканной роскоши и прихоти, былъ человкомъ особенно сподручнымъ для вельможи, неистощимаго въ заботахъ о возможно-великолпной и изящной обстановк своего дома. По своимъ познаніямъ и опытности онъ вмст съ тмъ былъ ловкимъ исполнителемъ служебныхъ порученій своего начальника. Составляя планы общественныхъ зданій, онъ обратилъ на себя вниманіе Екатерины II. Въ то же время Львовъ писалъ стихи, издавалъ лтописи и псни, и принадлежалъ къ кругу лучшихъ литераторовъ того времени, сблизившись съ Капнистомъ, какъ кажется, еще въ Измайловской школ, гд оба они учились, онъ черезъ него, вроятно, сошелся и съ Державинымъ, а черезъ Державина съ сослуживцами его по сенату, Храповицкимъ и Александромъ Семеновичемъ Хвостовымъ, который извстенъ своимъ сатирическимъ талантомъ. Въ этомъ даровитомъ кругу Львовъ былъ опять общимъ совтникомъ, друзья-писатели показывали ему свои новыя произведенія и прислушивались къ тонкимъ замчаніямъ русскаго Шапелля, какъ его иногда называли. Онъ выражалъ весьма своеобразные для того времени литературные взгляды, указывалъ на недостатки у Ломоносова {Въ своей Богатырской псни Добрыня онъ говоритъ объ ‘увчьяхъ’, которыя Ломоносовъ наносилъ языку, вмст съ тмъ однакожъ Львовъ называетъ его ‘богатыремъ русской словесности’, ‘сыномъ усилія, который трудности, пересиливалъ дарованіемъ сверхъестественнымъ’ (Другъ Просвщенія 1804 г., ч. III, стр. 201)}, выше всего ставилъ простоту и естественность, понималъ уже цну народнаго языка и сказочныхъ преданій для поэзіи. Такое расположеніе должно было установить особенную симпатію между нимъ и Хемницеромъ. Можно кажется наврное полагать, что знакомство ихъ началось вскор посл 1770 года, когда было напечатано первое извстное стихотвореніе Хемницера, весьма плохая ода на взятіе турецкой крпости Журжи {По Словарю Новикова, еще въ 1769 году была напечатана другая ода Хемницера, но она неизвстна, то же должно сказать и о приписываемой ему Новиковымъ неизданной трагедіи въ трехъ дйствіяхъ Бланка.}. Въ 1774 году онъ напечаталъ стихотворный переводъ героиды Дора ‘Письмо Барнвеля къ Труману изъ темницы’ {Библіографическая рдкость, которой не оказалось ни въ одной изъ петербургскихъ библіотекъ. H. С. Тихонравовъ обязательно доставилъ мн принадлежащій ему экземпляръ ея.} и уже посвятилъ этотъ трудъ Львову, котораго тутъ же называетъ ‘любезнымъ другомъ’.

По возвращеніи изъ путешествія по Европ Хемницеръ какъ будто переродился, полюбилъ общество и съ новымъ жаромъ предался литературнымъ занятіямъ. Державинъ свидтельствуетъ, что ему, отчасти, онъ былъ обязанъ за разумные совты, съ помощію которыхъ могъ около 1779 года вступить на путь самостоятельнаго творчества. Все показываетъ, какъ неутомимо Хемницеръ работалъ надъ самимъ собою. Ученое собраніе при горномъ училищ, считавшее его въ числ своихъ членовъ, начало свою дятельность еще въ 1774 году. Къ сожалнію, оно не просуществовало и пяти лтъ, но участіе Хемницера въ трудахъ его не оставалось безслднымъ. Въ 1778 напечаталъ онъ свой переводъ, или, по словамъ Львова, передлку минералогическаго сочиненія нашего академика Лемана, подъ заглавіемъ ‘Кобальтословіе или описаніе красильнаго кобальта’, а вслдъ за тмъ появились два переводные труда, по той же наук, другихъ лицъ, предварительно просмотрнные и исправленные Хемницеромъ, который въ это время носилъ уже званіе оберъ-берімейстера Въ одной изъ названныхъ книгъ упомянуто о принадлежавшей ему коллекціи минераловъ.— Стараясь такимъ образомъ распространять въ Россіи горныя свднія, ученое собраніе предприняло съ этою же’цлью и составленіе горнаго словаря, котораго, по показанію Соколова, уже написано было семь книгъ. Къ этому-то труду, безъ сомннія, относится найденная въ бумагахъ Хемницера черновая замтка его, въ которой онъ говоритъ, о необходимости перелагать иностранные научные термины на русскій языкъ, хотя бы новыя наименованія сначала и принимались неохотно.

‘Если бы, говоритъ онъ, сіе несчастное предразсужденіе оставалось всегда господствующимъ, то никакой языкъ не былъ бы вычищенъ и не дошелъ бы до совершенства… Россійскій языкъ, надо всми прочими языками возвышающійся основаніемъ своимъ, вс къ сооруженію превосходнйшаго зданія части содержитъ и требуетъ только, чтобы таковыя собрать, и тогда сооруженіе совершится такое, которое конечно красотою своею состязаться можетъ съ другими. Учрежденное при горномъ училищ собраніе, трудящееся о переложеніи иностранныхъ горныхъ названій на россійскій языкъ, будетъ если не производить новыя слова, то по крайней мр пріискивать дйствительно пребывающія {Т. е. вновь образуемыя въ разныхъ мстахъ вслдствіе потребности.}, но кои по несчастію, все еще будучи разсяны, странствуютъ въ неизвстности, собирать ихъ и ставить на мсто иностранныхъ’.

Но Хемницеръ, ни по своему воспитанію, ни по своимъ литературнымъ связямъ, ни наконецъ по роду своихъ способностей, не могъ ограничиться одною ученою дятельностью. Вскор посл его минералогическаго труда появилось въ Петербург первое собраніе его басенъ, небольшая книжка подъ заглавіемъ ‘Басни и сказки NN’, безъ означенія года изданія. Сахаровъ, а съ его словъ и БантышъКаменскій, разсказываютъ, что до напечатанія этихъ басенъ Львовъ первый узналъ о нихъ и вмст съ Капнистомъ долго уговаривалъ автора не скрывать отъ публики сочиненій, которыми онъ долженъ гордиться. Хемницеръ возражалъ, что слишкомъ явные въ нихъ намеки на современность могутъ повредить его служб, и что надобно прежде многое передлать. Наконецъ однакожъ онъ согласился и издалъ свои басни (какъ самъ онъ показываетъ, въ 1779 году {А не въ 1778, какъ до сихъ поръ показывали вс біографы Хемницера и какъ означалось во всхъ библіографическихъ пособіяхъ.})только не выставляя своего имени и взявъ съ друзей общаніе не выдавать его.

Между тмъ въ управленіи горнаго училища, готовились перемны. Но учрежденію о губерніяхъ бергъ-коллегія упразднялась, а училище поступало въ вдніе казенной палаты. Вроятно, предстоявшія преобразованія и побудили Соймонова еще въ 17S1 г. отказаться, подъ предлогомъ болзни, отъ своей должности, а вслдъ за нимъ вышелъ въ отставку и Хемницеръ. Но не имя никакого состоянія, онъ вынужденъ былъ въ скоромъ времени искать новой службы. Есть довольно распространенное преданіе (въ первый разъ напечатанное Сахаровымъ и повторенное Бантышъ-Каменскимъ), будто княгиня Дашкова доставила ему мсто генеральнаго консула въ Смирн, для насъ теперь несомннно, что онъ обязанъ былъ этимъ назначеніемъ другу своему Львову, которому очень легко было заинтересовать въ пользу его графа Безбородко. Въ начал іюня 1782 года Хемницеръ выхалъ изъ Петербурга и прожилъ года полтора въ Смирн, а въ март 1784-го умеръ въ далекомъ азіатскомъ город, жертвою унынія и тлесныхъ недуговъ. Объ этой послдней и самой печальной эпох жизни бднаго писателя мы получаемъ теперь самыя обстоятельныя свднія изъ двухъ источниковъ: во-первыхъ, изъ записной его книжки, а во-вторыхъ, изъ сохранившагося собранія писемъ его къ Львову, писанныхъ частью съ дороги, частью изъ самой Смирны. Въ нихъ веселость непринужденной пріятельской бесды часто смняется тяжелою грустью при обращеніи мыслей къ новому, уединенному положенію на чужбин. Хотя эти письма и помщаются цликомъ въ настоящемъ изданіи, считаю нелишнимъ, для характеристики автора, теперь же познакомить читателя съ нкоторыми сторонами ихъ содержанія.

Чтобы вполн понять ихъ необходимо напередъ точне обозначить отношенія между обоими переписывавшимися. Почти въ каждомъ письм Хемницеръ съ особеннымъ участіемъ говоритъ о какомъ-то неназываемомъ имъ друг Львова. Онъ посылаетъ этому лицу поклоны, ждетъ отъ него отвтовъ, получаетъ подарки. Въ позднйшихъ письмахъ становится яснымъ, что этотъ другъ — женщина. Кто же именно? Это была та самая Марья Алексевна Дьякова, которой Хемницеръ посвятилъ свои басни и которая, прочитавъ ихъ, отвчала стихами же

По языку и мыслямъ я узнала,

Кто басни новыя и сказки сочинялъ:

Ихъ Истина располагала,

Природа разсказала,

Хемницеръ написалъ *)

*) Напечатано, съ пропускомъ имени Хемшщера, подъ заглавіемъ Епиграмма, безъ подписи, въ Спб. В&#1123,стник за ноябрь 1779 г., стр. 360.

На Вас. остров, въ 3-й линіи, жилъ въ своемъ дом сенатскій оберъ-прокуроръ Алексй Аан. Дьяковъ. У него были три дочери-красавицы, которыя впослдствіи вышли замужъ за трехъ друзей-литераторовъ, Львова, Капниста и Державина. Старшая изъ нихъ, сдлавшаяся женою Капниста, получила образованіе въ Смольномъ монастыр, другія дв воспитывались дома. Дьяковъ былъ вхожъ во многіе знатные дома, и дочери его блистали на самыхъ аристократическихъ петербургскихъ вечерахъ, напримръ, у Льва Ал. Нарышкина. Доступность этого круга Дьякову объясняется тмъ, что онъ находился въ свойств съ Бакуниными: онъ былъ женатъ на княжн Мышецкой, родная сестра которой была замужемъ за Мих. Вас. Бакунинымъ, братомъ уже извстнаго намъ дипломата. Львовъ, пользовавшійся расположеніемъ послдняго, познакомился съ Дьяковыми, влюбился въ одну изъ сестеръ, Марью Алексевну, и около 1780 года обвнчался съ нею тайно, противъ воли своихъ и ея родителей {Она род. 1753 г., ум. 1807, Львовъ род. 1751, ум. 1803.}. Тотчасъ посл свадьбы молодая возвратилась въ отцовскій домъ, и бракъ ихъ долго оставался непризнаннымъ. Въ это время, если врить одному преданію, и Хемницеръ, не зная тайны своего друга, сдлалъ будто бы предложеніе Марь Алексевн {Въ экземпл. автора приписано его рукой: ‘Это я слышалъ отъ Ел. Ник. Львовой. Тогда Львовъ уже былъ женатъ’. Ред.}. Несмотря на то, его отношенія къ обоимъ супругамъ остались самыя дружескія. Такъ въ одномъ изъ своихъ писемъ къ Львову онъ говоритъ: ‘Письмо отъ твоего друга, которое ко мн писано было, я еще не получилъ. Попроси его пожалуйста, чтобъ онъ меня не забывалъ: онъ тебя послушается. Вспомни ему общаніе его, которое онъ мн далъ, ходя по Васильевскому мосту, который на Петербугскую сторону, когда онъ говорилъ что письмами своими (воз)награждать будетъ т, которыя я за твоими недосугами получать отъ тебя иногда не буду, чего бы однакожъ я также не желалъ. Говоря съ вами объ васъ, мн веселе стало’ и т. д. Въ другой разъ Хемницеръ, въ особой приписк, благодаритъ Марью Ал. за присланную ему на шляпу петлицу, которую онъ собирается обновить на свадьб шведскаго повреннаго въ длахъ при Порт. Наконецъ, незадолго передъ смертью онъ радуется, узнавъ, что другъ Николая Александровича уже можетъ безъ страха подписываться Львовою.

Первое письмо писано изъ Херсона, на пути- въ Константинополь. Отправясь изъ Петербурга въ ночь съ 6-го на 7-е іюня, Хемницеръ прожилъ въ Москв нсколько дней у . . Соймонова, 18-го числа похалъ онъ черезъ Серпуховъ на Тулу, Курскъ и Сорочинцы, потомъ зазжалъ въ деревню Капниста Обуховку (Миргородскаго узда), куда его давно приглашали, и провелъ тамъ нсколько дней съ братомъ поэта Петромъ Вас., а отъзжая, получилъ для прислуги двороваго мальчика, — помощь, которую онъ принялъ съ большою благодарностью. Самъ поэтъ находился въ то время въ Петербург, гд искалъ себ мста, и вскор, благодаря Львову, былъ опредленъ контролеромъ при почтамт. Херсонъ былъ основанъ Потемкинымъ только за три года передъ тмъ, и нашъ путешественникъ не можетъ надивиться быстрому возрастанію и украшенію города. Здсь онъ принужденъ былъ пробыть боле двухъ недль въ ожиданіи яхты, назначенной для доставленія его въ Константинополь, той самой, которая незадолго до того отвозила туда и новаго русскаго посланника, Булгакова. Съ грустью и тягостными предчувствіями слъ на нее литераторъ-консулъ: ‘Представляю себ, пишетъ онъ, что скоро не увижу я берега моего отечества, — и всхъ тхъ, которые мн жизнь пріятною длали, долженъ буду воображать какъ будто не на одномъ уже мір со мною’. Въ Константинопол онъ нашелъ письмо отъ Львова, несказанно его обрадовавшее. Тяжелъ былъ перездъ изъ Херсона: ‘Мн дало знать Черное море! Еще и теперь ноги на силу поддерживаютъ. Съ 21 іюля по 5 августа все качало, и послдніе соки изъ хрипучаго дерева выкачало’. Къ Булгакову новый его подчиненный явился съ рекомендательнымъ письмомъ отъ Державина, который такъ отзывался о Хемницер: ‘Хотя своими добродтелями и любезнымъ поведеніемъ онъ несомннно пріобртетъ благоволеніе и пріязнь вашу, но на первый однако случай, предваряя о его свойствахъ, скажу вамъ: Се истинный Израиль, въ немъ же льсти нтъ’ {Сочиненія Державина, T. V, стр. 838 — Изреченіе, употребленное Державинымъ, заимствовано изъ словъ Спасителя къ Наанаилу. ‘Се воистину Израильтянинъ, въ немъ же льсти нсть’ (Іоан. I, 47).}. Посланникъ принялъ Хемницера дружелюбно, перевелъ его съ яхты къ себ на житье и сказалъ, что ‘все, чего онъ ни пожелаетъ, къ его услугамъ’. Въ Константинопол былъ тогда постъ рамазанъ, и надо было дождаться его окончанія, т. е. прожить весь августъ, чтобы получить отъ Порты указъ о новоназначенномъ въ Смирну консул.

Константинополь своимъ мстоположеніемъ и южною природою сильно поразилъ воображеніе впечатлительнаго Хемницера. ‘Каналъ цареградскій! восклицаетъ онъ: что это за видъ! Домъ Якова Ивановича, или лучше сказать садъ, что за садъ! Считаютъ его первымъ мстомъ здсь, гд каждое мсто первымъ почесться можетъ’ (п. III). Большая часть слдующаго письма наполнена описаніемъ турецкой столицы. Нашъ путешественникъ похалъ осматривать ее вечеромъ, чтобы увидть хваленое освщеніе по случаю рамазана. Онъ отправился изъ Буюкъ-дере водой съ двумя спутниками, знавшими турецкій языкъ. Азіатская иллюминація показалась однакожъ очень бдною петербургскому жителю временъ Екатерины. Въ 10-мъ часу вечера они высадились на берегъ и зашли въ кофейню, гд очутились посреди многочисленной толпы турокъ, потому что весь день отъ восхода до заката солнца магометане, въ рамазанъ, не пьютъ и не дятъ. Тутъ Хемницеръ вспоминаетъ парижскій caf du Palais royal, такъ какъ онъ и вообще часто обращается къ воспоминаніямъ своего заграничнаго путешествія. На другой день онъ осматривалъ между прочимъ Софійскую церковь, откуда турецкіе сторожа, несмотря на взятыя деньги, старались поскоре выпроводить любопытныхъ гяуровъ. Описывая достопримчательности города и его страшную нечистоту, валяющуюся по узкимъ улицамъ падаль и сотни живыхъ кошекъ, которыя собираются на заборахъ, гд ихъ кормятъ потрохами, Хемницеръ замчаетъ, что ходя по Константинополю цлый день, онъ былъ боле всего пораженъ, когда ‘двое турокъ, разсуждая о чемъ-то, отъ искренняго сердца разсмялись, и вотъ, прибавляетъ, онъ, первый смхъ или первая наружная веселость души, которую я, видвъ не одну тысячу людей, по лицу и по подобію такъ называемыхъ, встртить случай имлъ’. Во время пребыванія его въ Константинопол пожаръ истребилъ большую часть города. Народъ приписалъ его русскимъ, которые этимъ способомъ будто бы хотли отвлечь вниманіе Турціи отъ Крыма. Замтимъ, что въ то самое время усиліями Потемкина и Булгакова подготовлялось присоединеніе Таврическаго полуострова къ Россіи. Порученіе Хемницеру важнаго поста на восток въ такую критическую минуту служитъ явнымъ доказательствомъ доврія, какимъ онъ пользовался.

Въ Константинопол, какъ уже и въ Херсон, его сильно тревожили дв заботы: съ одной стороны, онъ по разсказамъ о Смирн убдился, что ему тамъ придется играть роль высшаго дипломатическаго чиновника, къ которой онъ ни по своимъ привычкамъ, ни по характеру не чувствовалъ ни малйшаго влеченія, съ другой стороны, вопросъ о размр будущаго его содержанія еще не былъ ршенъ, и онъ не зналъ, отъ кого будетъ получать свое жалованье. ‘Вс говорятъ, замчаетъ онъ, что мсто прекрасное, только вс говорятъ также, что моего званія люди живутъ совершенно на ног цареградскихъ министровъ, если не пышне. Признаюсь теб, что это мн мало покою даетъ… Знаешь ли ты, что я уже самъ примчаю, что я на себя не похожу… Нтъ, ужъ не написалъ бы ты теперь такого письма, въ которомъ бы ты меня небеснымъ Иваномъ назвалъ.— Предчувствую, говоритъ онъ въ другомъ письм, что но разнымъ обстоятельствамъ разсуждая, житье мое тамъ не продолжится, самъ знаешь для чего’. О своемъ матеріальномъ положеніи въ Смирн надялся онъ узнать отъ Булгакова, но посолъ отозвался, что жалованья дать ему не можетъ и что оно будетъ итти чрезъ генералъ-прокурора князя Вяземскаго {Въ записной книжк Хемницера находимъ слдующую отмтку: ‘жалованья въ треть за вычетомъ на гошпиталь доводится мн 659 р. 99 ³/₄ коп., а полнаго 666 р. 66 ³/₄ коп.’ Что эта отмтка относится къ консульской должности его, можно заключить изъ другой за нею слдующей: ‘ Ближайшая дорога въ Херсонъ изъ Курска на Суржу, Сумы, Миргородъ, Гадечь, Сорочницы, Херсонъ’.}. ‘Неужели, спрашиваетъ Хемницеръ, его сіятельство не соблаговолитъ мн его доставлять безъ всякаго моего претерпнія?… я право думалъ, что корпусъ дипломатическій отъ своего алтаря питается’ (п. II, III, и IV).

Наконецъ, 20 сентября 1782 года Хемницеръ пріхалъ въ Смирну. По тогдашнему значенію Россіи, возвеличенной недавними побдами и миромъ въ Кучукъ-Кайнарджи, прибытіе русскаго консула было здсь событіемъ. Когда онъ въ первый разъ съхалъ съ яхты на берегъ, вся набережная была покрыта народомъ, собравшимся смотрть его. ‘Согршилъ я тутъ, пишетъ онъ, что вспомнилъ о собственныхъ стихахъ:

По улицамъ смотрть зеленаго осла

Кипитъ народу безъ числа.

‘Мой пріздъ сюда всю тревогу здшняго народа о предстоящей, по мннію ихъ, войн въ ничто обратилъ, и сколько до меня слухи доходятъ, то и прочіе консулы будто бы подъ моею подпорою жить здсь нын думаютъ надежне. Какова Россія!’ (п. VI). Въ другой разъ такъ охарактеризовано политическое величіе Екатерининской монархіи: ‘Многіе, въ нашемъ отечеств живучи, не чувствуютъ своего блаженства столько, сколько чувствовать должны. Здсь-то прямо видть можно, что мы есть, видя зависть, кипящую безпрестанно въ толп иноплеменныхъ’ (п. VII).

Проведя 8 дней на яхт, Хемницеръ поселился въ дом, нанятомъ имъ за 750 тастровъ ежегодно, съ платою впередъ. По комиссіи изъ Константинополя, ему заказано было въ гостиниц нсколько комнатъ, но онъ, по званію своему, счелъ неприличнымъ жить ‘въ трактир’. Теперь начались для него мелочныя хозяйственныя хлопоты: надобно было обзаводиться всмъ домашнимъ скарбомъ до послдней бездлицы и часто платить дороже обыкновеннаго, удовлетворяя жадности продавцовъ. Между тмъ ему не присылали суммы въ 600 руб., назначенной ему на наемъ дома, на янычаръ и канцелярію, а доставили только скудную часть содержанія. Жалуясь на это и прося Львова поправить дло, Хемницеръ ужасается сдланныхъ имъ уже и еще предстоящихъ расходовъ: ‘Ты же знаешь, что я не расточителенъ.

Подарки, янычары и вся визитная исторія изъ моихъ родныхъ денежекъ шло. Что то впредь будетъ, а теперь радости право немного’.

Скоро мы видимъ его уже посреди должностныхъ занятій. ‘Консульскія (дла), разсказываетъ онъ, по маленьку идутъ да идутъ, книги наведены, прозжающія и отъзжающія суда съ ихъ экипажами и манифестами вписываются безъ запущенія…. Ссоры да споры судимы и разршаемы безъ волокитства и пр. и пр.’. Въ то же время, его тревожитъ одно сомнніе, разршить которое было бы важно для его благосостоянія: ‘Вс консулы, сколько ихъ ни есть, на жалованьи и не на жалованьи, берутъ консульскія деньги, по 3 со ста съ вывозимыхъ и привозимыхъ товаровъ… и вотъ доходъ, который ихъ жить здсь заставляетъ и позволяетъ. Мн, въ инструкцій, о томъ ни отказано, ни приказано, и я право не знаю, что мн длать… Спроси объ этомъ пожалуй П. В. (Бакунина) или А. А. (Безбородко) и дай мн коли можно съ первою почтою знать. Если для переду на что надяться можно, такъ это вотъ на что, а иначе будетъ vivre du jour la journe и то съ превеликою нуждою’.— Съ хлопотами по должности являются и непріятности и затрудненія, неизбжныя при разноплеменномъ и разнохарактерномъ населеніи края. ‘Издавна водворилось здсь своевольство всякой такой сволочи’ (т. е. безпаспортныхъ матросовъ на судахъ), ‘чему больше всего виною здшнихъ судей правосудіе, состоящее въ удовлетвореніи смотря по деньгамъ, и потому почти всякой день Франки ржутъ Турокъ, а Турки Франковъ, а иногда и Франки между собой ржутся, и вс откупаются, кто можетъ и хочетъ’ (п. VII). Или: ‘Турки мои теперь кажется присмирли. Впрочемъ однако здст. вообще не такъ смирно, какъ ты думаешь. Ржутъ и ржутся всякій день, и всякій почти день весь корпусъ драгомановъ предстоитъ здшнему кадію съ воплемъ на таковое его худое здшнимъ городомъ управленіе… передъ моимъ сюда пріздомъ Рагузейцы съ Славянами перерзались, мщеніе за мщеніе, и наконецъ сдлавшись война общею,— славяне вс бросились было къ Рагузейскому консулу въ домъ, который по счастью усплъ спастись въ дом голландскаго консула, гд высидлъ 2 недли карантину, пока все утихло, а то быть на ножахъ. Между моими такой генеральной баталіи кажется быть не уповательно, приказаніе дано строгое навсегда къ предупрежденію подобнаго’ (п. IX). По поводу одного разбоя, въ которомъ участвовалъ русскій подданный, Хемницеръ принялъ законныя мры взысканія, но между тмъ русскаго безъ суда повсили, а прочіе трое, венеціанцы, но взятіи съ нихъ выкупа были освобождены. Нашъ консулъ немедленно донесъ о такомъ беззаконіи министерству. Онъ является энергическимъ заступникомъ русскихъ интересовъ, отвращаетъ всякія несправедливости въ отношеніи къ православнымъ, заботится о построеніи греческой и русской церкви, собираетъ свднія о цнахъ товаровъ, служащихъ предметомъ ввоза и вывоза.

Черезъ нсколько мсяцевъ онъ пишетъ (п. XI), что сначала турки пробовали поступать съ нимъ такъ же нагло, какъ съ другими консулами, хотли ‘сдлать его оброчнымъ крестьяниномъ’, но это имъ не удалось. ‘Теперь, прибавляетъ онъ, мой кади другимъ тономъ говоритъ. Когда нашего матроса вшать сбирался, говорилъ драгоманамъ: приходите сюда съ карманами, набитыми венеціанскими цекинами, а теперь своимъ Туркамъ говоритъ: читайте указы отъ Порты присланные о Русскихъ и у васъ сердце выскочитъ… Нтъ, посл принужденія заставить ихъ подписать миръ на барабан, не кстати было бы умаливать ихъ… Нтъ, нтъ, думалъ я, а этому не бывать: первая брань лучше послдней, эта брань однако изъ крупныхъ была. Теперь, что называется, и торгъ даже нашъ происходитъ почти безданно, безпошлинно. Вотъ каковъ характеръ здшнихъ людей: отъ одной крайности въ другую… Только и твердятъ, что Московъ, т. е. Русскихъ, трогать не надобно’. За повшеннаго русскаго матроса смирискій губернаторъ былъ вызванъ въ Константинополь на слдствіе, и визирь общалъ Булгакову сдлать Россіи удовлетвореніе.. ‘Если, заключаетъ Хемницеръ, случится, что губернатору либо голову отрубятъ, или его задавятъ, то хоть верхомъ на здшнихъ Турокъ садись’. Разсказавъ еще другой случай, въ которомъ по жалоб русскаго консула на обиду, причиненную нашему матросу, по всмъ улицамъ были поставлены янычарскіе пикеты, Хемницеръ замчаетъ: ‘Такимъ образомъ имя Россійское защитою служитъ теперь и прочимъ’. Кади, желая задобрить строгаго консула, прислалъ ему въ подарокъ ковры и платки, вышитые женщинами, но получилъ ихъ обратно съ благодарностью какъ бы за доставленіе случая подивиться прекрасной работ.

Читая въ письмахъ Хемницера эти извстія о его дятельности въ Смирн, мы не узнаемъ того простодушнаго и разсяннаго человка, какимъ его описываютъ намъ во время петербургской его жизни и заграничнаго путешествія. Такъ Львовъ разсказываетъ, что при представленіи Вольтерова ‘Танкреда’ въ Париж, когда на сцену вышелъ знаменитый актеръ Лекенъ (Lekain), Хемницеръ, сидя въ партер, до того забылся, что всталъ и низко поклонился, чмъ обратилъ на себя вниманіе всего театра. ‘Высокій ростъ его, замчаетъ при этомъ Львовъ, мн никогда не былъ такъ примтенъ’. На счетъ его наружности прибавлю, что, по семейному преданію Львовыхъ, онъ былъ очень дуренъ собою. Въ доказательство тому служитъ сохранившееся у Вры Ник. Воейковой (дочери Львова) изящное бюро, на которомъ означенъ 1776 годъ, съ силуэтомъ Хемницера: передъ изображеніемъ пирамиды представлено три амура, одинъ изъ нихъ, держа въ рукахъ силуэтъ, подаетъ его другому, этотъ, увидвъ образину, падаетъ отъ испуга, а третій сбирается бжать.

Тонъ смирнскихъ писемъ показываетъ совершенную непринужденность въ отношеніяхъ обоихъ друзей, видно, что между ними смхъ, шутки, остроты были дломъ обыкновеннымъ, въ письмахъ мстами встрчаются такія выходки, которыя, не бывъ предназначены для печати, могутъ конечно не удовлетворять нашему вкусу и чувству изящнаго, но драгоцнны какъ невольный отпечатокъ души изучаемаго человка. Иногда пріятели побуждаютъ другъ друга къ добру и благоразумію. Желаніе, чтобъ Львовъ всегда остался тмъ же, заставляетъ Хемницера однажды сказать: ‘Объ одномъ тебя прошу: Бога ради не теряй, если когда и въ высшемъ степени министра будешь, ту привтливость и развязность души, которую ты имешь. Теб сказывать нечего, сколь полезно это для себя, и для людей пріятно. Куда какъ скверно быть букою!’ (п. IV). Хемницеръ благодаритъ Львова за доставленіе его басенъ въ парижскую королевскую библіотеку и за присылку медали на открытіе памятника Петру Великому. Вообще Львовъ является добрымъ геніемъ скромнаго баснописца, и въ письмахъ послдняго постоянно звучитъ струна чистосердечной и почтительной благодарности къ вліятельному, хотя и младшему другу Его посредству Хемницеръ былъ обязанъ и вниманіемъ обоихъ высшихъ представителей министерства иностранныхъ длъ, не разъ онъ радуется извстію, что донесенія и письма его приняты благосклонно Безбородкой и Бакунинымъ. Въ одной французской приписк онъ говоритъ: Que l’ou m’aime, qu’on me salue, voill une des plus grandes consolations pour moi, outre celle que vous me donnez, vous’ (п. VII). Львовъ однажды спрашивалъ его, зачмъ онъ въ письмахъ къ графу Воронцову и къ другимъ высокопоставленнымъ лицамъ иногда не позволитъ себ одной изъ тхъ забавныхъ шутокъ, въ которыхъ онъ считался мастеромъ. ‘Другъ мой, отвчалъ Хемницеръ, ты знаешь, что я только Я съ друзьями быть могу, а гд не друзья мои, тамъ ужъ отъ меня толку не жди: гд каждое слово на вски класть надобно, тутъ, самъ ты знаешь, шутить неловко: да ничего и на умъ не припадетъ. Вотъ къ Петру Васильевичу да и къ Александру Андреевичу пишучи, можетъ быть и вздумаю пошутить или, лучше сказать, буду писать какъ думаю, т. е. просто. П. В. тебя и меня знаетъ коротко, а Ал. Анд. тебя одного знаетъ коротко, а что тебя коротко знаетъ, мн и легче’ (п. X). Въ другомъ письм (XV) онъ такъ обрисовываетъ ту же сторону характера своего: ‘Несчастіе мое (если это несчастіемъ назвать можно), что я податься на знакомства никакъ не могу, если поводовъ къ заключенію дружбы не предвижу. А здсь (т. е. въ Смирн) головы, сердца и души что говорить!’ — Посл этихъ сердечныхъ признаній будемъ ли но ныншнему судить Хемницера за то, что онъ, слдуя нравамъ своего времени, посылалъ гостинцы не только Львову, но и тмъ лицамъ, отъ которыхъ зависло его положеніе, и всячески старался имъ угождать. Такъ онъ, прозжая черезъ Тверь, отыскалъ домъ сестры и зятя новаго своего начальника, Булгакова, былъ у нихъ, привезъ ему отъ нихъ письма, въ Москв былъ у отца его, отъ котораго также привезъ письма и посылки. Во всхъ такихъ угожденіяхъ онъ былъ вроятно лишь исполнителемъ совтовъ Львова, которому писалъ въ другой разъ: ‘Къ графу Александру Романовичу послалъ бы что нибудь, да не знаю что, кром разв вина какого, другаго путнаго ничего нтъ’ (п. X). ‘Къ Петру Вас. и Ал. Ан. послалъ я каждому по боченку смирнскаго мушкату: только и нашелъ путнаго’ (п. VI).

Въ отношеніи къ различнымъ народностямъ, съ которыми ему приходилось имть дло въ Смирн, онъ отдаетъ ршительное предпочтеніе Туркамъ передъ Греками и Армянами: ‘Турокъ, по крайней мр, что сказалъ, то и сдлалъ, разумется Турокъ не франкизованный. Греки же сегодня придутъ теб сказать то, а завтра другое: только безпрестанныя попытки, не удастся ли обмануть: когда увидятъ что нтъ, ничего и не длаютъ. Словомъ теб сказать, что каждое ихъ дыханіе обманъ и весь воздухъ зараженъ обманомъ’ (п. VI — VIII). Съ такимъ же презрніемъ отзывается онъ о французахъ, которые въ Средиземномъ мор старались сманивать русскихъ матросовъ на свои суда. Неблагопріятное мнніе о французахъ не мшало однакожъ Хемницеру любить ихъ языкъ, который онъ, кажется, усвоилъ себ самоучкою, такъ же какъ и итальянскій: на томъ и другомъ въ письмахъ его попадаются цлыя тирады, написанныя довольно правильно, и въ одномъ мст онъ выражаетъ свою радость, что путешествіе доставляетъ ему случай усовершенствоваться въ итальянскомъ язык. Само собою разумется, что литературная производительность его въ новой, хлопотливой должности почти совсмъ прекратилась. На просьбу Львова прислать новыхъ басенъ онъ восклицаетъ: ‘Кто въ Туречин басни пишетъ?’ однакожъ сознается, что ‘есть малая толика ихъ, но ни одной еще не удалось отдлать, да и духу не было’. Замтимъ, что 2-е изданіе басенъ Хемницера было отпечатано незадолго передъ отъздомъ его изъ Петербурга.

Между тмъ житье въ Смирн становилось ему все боле и боле невыносимо. Одиночество страшно тяготило его и онъ часто вспоминалъ, что писалъ ему Капнистъ, узнавъ о его намреніи хать въ Смирну: ‘Да подумалъ ли ты хорошенько, что ты сдлалъ! Да ты таки безъ друзей тамъ съ ума сойдешь!’ Нельзя безъ грустнаго чувства читать жалобъ Хемницера на свое положеніе: ‘Надобно вообразить, говоритъ онъ еще въ ноябр 1783 г., (каково) скрыть въ себ самомъ все что думаешь. Одинъ дома, одинъ вн дома, одинъ везд’ (п. VII). Въ начал слдующаго года онъ пишешь опять: ‘Представь… когда изъ христіанской, т. е. нравственной земли, оставя друзей, родныхъ, отечество, вдругъ увидитъ себя человкъ посреди неизвстной ему земли, обитаемой — говорятъ — людьми, которыхъ не находитъ, одинъ безъ друга, безъ родного. Долженъ вступить въ новую и никогда ему извстной не бывшую перспективу должности и длъ. Скажешь не разъ: гд я? что я? скажите мн, кто нибудь! Никто не отвчаетъ. А если какой нибудь голосъ гд и отдастся, такъ этотъ голосъ такой, отъ котораго больше съ дороги сбиться, нежели настоящій путь свой продолжать можно. Снести боль, когда она есть, не охнувъ ни разу, кажется, и ты не потребуешь, даромъ что ты на бумаг превеликій моралистъ стоикъ’ (п. X).

Послднее письмо писано Хемницеромъ 29 февраля, ровно за три недли передъ смертью его. Разсказывая о вынесенной имъ тяжкой болзни, онъ сознается, что жизнь смирнская ему ‘не въ сутерпъ’ и что кром отечества и самаго Петербурга для него нтъ спасенія. ‘Представь себ, прибавляетъ онъ, только это одно положеніе для человка, который чувствуетъ и можетъ быть больше нежели бы хотлъ, что бы его безпрестаннымъ сего рода огнемъ не сожигало, проглотить все то чего бы, въ разсужденіи ныншнихъ для Россіи радостныхъ дней, русской же душ сообщено было и каждой бы разъ новое въ твоей душ восхищеніе произвело и ее бы радовало.— Вмсто того зри и виждь: вотъ зміи шипящіе, а ты молчи: глотай, все глотай’ (п. XV).

Наконецъ онъ мечтаетъ объ отставк, о пенсіи: ‘Вотъ теб, другъ мой, что на душ у меня. Теперь потяну еще, пока сможется. Хлбъ мой насущной, я знаю, будетъ очень маленькими ломтями рзанъ, да была бы только душа сыте. Ну, полно. Прости’. Таковы были послднія слова, посланныя имъ другу изъ добровольнаго, далекаго изгнанія. Онъ умеръ 19 марта 1784 года, не сдлавъ многаго, что конечно могъ бы сдлать при боле благопріятныхъ обстоятельствахъ. Незадолго передъ смертію, именно 24 февраля, онъ былъ избранъ въ члены Россійской Академіи. По словамъ Бантышъ-Каменскаго, останки Хемницера были перевезены въ Россію и преданы земл въ Николаев, но достоврность этого извстія сомнительна, такъ какъ Николаевъ началъ возникать только въ 1788 году, посл взятія Очакова, а городомъ сдлался еще двумя годами позже. Впрочемъ, по свднію, доставленному намъ . . Шугуровымъ изъ Николаева, мстные сторожилы слышали, что Хемницеръ былъ погребенъ тамъ на общемъ кладбищ {Къ этому авторъ позже приложилъ справку изъ замтки бар. . Бюлера (см. Моск. Вд. 1884, No 47) о томъ, что X. скончался на дач близъ Смирны, куда тло его было перевезено и погребено на тамошнемъ городскомъ кладбищ 20 числа, и что вопросъ о перевезеніи тла въ Россію и погребеніи въ Николаев ршается отрицательно. Ред.}. Въ первомъ посмертномъ изданіи его басенъ изображенъ надгробный его памятникъ и подъ рисункомъ читается эпитафія, написанная Хемницеромъ самому себ, которая, по словамъ Бантышъ-Каменскаго, была вырзана на гробниц:

Жилъ честно, цлый вкъ трудился,

И умеръ голъ, какъ голъ родился.

Въ ранней кончин Хемницера мы видимъ печальный примръ суетности человческихъ расчетовъ. Онъ оставлялъ Россію съ мыслію обезпечить себ честнымъ образомъ безбдное состояніе. Онъ мечталъ, какъ будетъ употреблять нажитыя деньги на пользу общества, и шутя говорилъ: ‘если кто-нибудь захочетъ подрядить Хвостова {Александра Семеновича, написавшаго извстное Посланіе творцу посланія (Фонвизину, какъ автору ‘посланія къ слугамъ моимъ Шумилову, Ваньк и Петрушк’). См. князя Вяземскаго Фонъ-Визинъ, Приложенія, стр. 330.} писать пасквили на хорошихъ писателей, напр. на Фонвизина, я заплачу ему вдвое, чтобъ онъ этого не длалъ’.

Замтка такого содержанія написана имъ сперва по-французски, а потомъ переложена въ русскіе стихи. Довольно многочисленные автографы его представляютъ любопытное дополненіе къ его баснямъ. Мы можемъ прослдить здсь процессъ ихъ сочиненія. У Хемницера водились записныя тетрадки, куда онъ постепенно вносилъ зарождавшіеся у него планы басенъ, излагая ихъ сначала прозою въ самой краткой форм. Многіе изъ такихъ плановъ впослдствіи имъ выполнены, другіе остались только въ первоначальномъ вид. Дале, онъ записывалъ являвшіяся ему отдльныя мысли, то въ проз, то въ стихахъ, отмчая при нихъ, что он могутъ пригодиться для такой-то басни или сатиры. Такъ напр. къ извстной басн его Метафизикъ сначала было придумано такое заключеніе, отдльно занесенное: ‘Не знаю, вовсе ли его отецъ тамъ оставилъ, да думаю что нтъ, А только еслибы такихъ вралей всхъ засадить въ ямы, то много бы ямъ надобно было’. Иногда попадаются одинъ или нсколько стиховъ, предназначенныхъ для какой-нибудь басни. Для варіантовъ къ баснямъ эти рукописи могутъ дать обильные матеріалы. Есть тутъ и нсколько ненапечатанныхъ еще басенъ, можетъ-быть писанныхъ въ Смирн, он любопытны, но имъ недостаетъ окончательной отдлки. Иногда записывались мысли практическаго значенія, напр. слдующее ‘правило главное въ сочиненіи:

‘Нужнй всего, чтобы прежде нежели писать о чемъ-нибудь начнешь, расположеніе твое сдлано было хорошее. Расположеніе въ сочиненіи подобно первому начертанію живописной картины: естьли первое начертаніе лица дурно, то сколько бы живописецъ посл чертъ хорошихъ ни положилъ, лицо все будетъ не то, которому быть должно: стихи или частныя мысли сами собою сколь прекрасны ни будь, при худомъ расположеніи все будутъ дурны’.

Въ числ сохранившихся тетрадей Хемницера одна, писанная его же рукой, носитъ заглавіе: ‘Выписка изъ писемъ Эйлеровыхъ о разныхъ физическихъ и филозофическихъ матеріяхъ’. Это перечень содержанія 1-й части извстной книги Эйлера, изданной въ русскомъ перевод Румовскаго отъ 1768 до 1774 года: свидтельство любознательности нашего писателя и того вниманія, съ какимъ онъ пополнялъ свое образованіе чтеніемъ.

Кром указанныхъ уже стиховъ, противъ Ал. Хвостова направлено нсколько рукописныхъ эпиграммъ Хемницера, обвиняющихъ его въ двоедушіи и въ томъ, что онъ сталъ бранить стихи Львова, когда не имлъ въ немъ боле надобности. Предметомъ насмшекъ служитъ также плохой писатель, Рубанъ, прославившійся своими стихами на памятникъ Петру Великому. Есть и другія эпиграммы, въ которыхъ мишенью служатъ особенно корыстолюбіе и взяточничество.

Изъ остальныхъ ненапечатанныхъ опытовъ Хемницера въ стихахъ нельзя умолчать о двухъ довольно обширныхъ сатирахъ, написанныхъ на худыхъ судей и на подьячихъ. Очевидно, что къ этому роду сочиненій увлекъ Хемницера примръ не только предшественника его, Сумарокова, но и современника, Капниста, котораго сатира, напечатанная въ Спб Встник 1780 года, имла большой успхъ, хотя и накликала ему вражду осмянныхъ имъ литературныхъ посредственностей. Сатиры Хемницера, къ сожалнію, вовсе не отдланы, это не боле, какъ черновыя редакціи, любопытныя между прочимъ тмъ, что знакомятъ насъ съ пріемами его при сочиненіи стиховъ. Т стихи, которыми онъ не былъ доволенъ, писались по нскольку разъ сряду, разумется каждый разъ съ измненіями, и такимъ образомъ авторъ предоставлялъ себ при дальнйшей отдлк выборъ того или другого варіанта.

Вопросъ, почему онъ посвятилъ себя преимущественно басн, разршается очень просто, съ одной стороны характеромъ его ума, наблюдательнаго, обогащеннаго опытами жизни, склоннаго къ положительнымъ выводамъ, а съ другой тмъ, что именно въ то время басня раздляла съ одой господство въ мір поэзіи, благодаря блестящему успху Лафонтена и своей обманчивой легкости, басня пустила корни во всхъ европейскихъ литературахъ, и рдкій стихотворецъ не былъ хотя отчасти баснописцемъ. Впрочемъ и Хемницеръ сперва заплатилъ дань общему лирическому увлеченію эпохи, и въ то время, когда его ровесникъ Державинъ еще только настраивалъ свою громозвучную лиру, въ 1770 году, Хемницеръ напечаталъ оду на побду надъ турками при Журж, слабое подражаніе Ломоносову, любопытное между прочимъ и по недостаткамъ языка, надъ трудностями котораго авторъ впослдствіи такъ мастерски восторжествовалъ. Это тмъ боле удивительно въ Хемницер, что въ семейств своемъ онъ съ дтства могъ слышать только нмецкій языкъ и до позднйшаго времени не переставалъ писать и на немъ стихи, они сохранились въ его тетрадяхъ, но не представляютъ ничего замчательнаго. Между тмъ одно изъ главныхъ достоинствъ его русскихъ басенъ составляетъ именно языкъ, поразительный по своей чистот и народному складу. Нтъ сомннія, что въ этомъ отношеніи военная служба Хемницера, сблизившая его съ народомъ, а потомъ общество литераторовъ — друзей его, Капниста, Державина и особенно Львова, имли ршительное на него вліяніе. Очарованный образцами художественной басни у Лафонтена и Геллерта, онъ первый въ русской литератур понялъ, какое Существенное значеніе въ этомъ род поэзіи принадлежитъ простот и естественности разсказа. Надобно вспомнить, что онъ съ своими баснями въ первый разъ (1779 г.) выступилъ за цлое десятилтіе до извстности Карамзина и когда еще не было ни Душеньки Богдановича, ни Недоросля Фонвизина. Правда, что уже и прежде языкъ просторчія считался принадлежностью басни, но на практик никто не умлъ употреблять его надлежащимъ образомъ. Первая книга басенъ Хемницера явилась года черезъ два посл смерти Сумарокова, котораго притчи могутъ служить образцомъ безвкусія. Лучше были басни Майкова, опередившія Хемницеровы годами 12-ю, но по достоинству языка послднія оставили и ихъ далеко за собою. То же можно сказать о басняхъ Леонтьева и Хераскова, изданныхъ въ 1760-хъ годахъ {Нравоучительныя басни Хераскова изданы въ 1764 году, а Басни Николая Леонтьева, посвященныя императриц Екатерин И, въ 1766. Леонтьевъ напоминаетъ Хемницера обиліемъ наглагольныхъ римъ, по этимъ и ограничивается сходство между обоими баснописцами.}.

Было бы слишкомъ много требовать, чтобы Хемницеръ, побдивъ трудности языка, въ то же время достигъ и окончательнаго совершенства въ отдлк стиха. По крайней мр въ отношеніи къ рим онъ облегчилъ себ трудъ стихосложенія тмъ, что большую часть стиховъ заканчивалъ глаголами. Зато у него нигд не видно ни малйшей натяжки: теченіе рчи совершенно естественно, стихъ ложится подъ перомъ его непринужденно, не подвергаясь искусственной передлк. Однообразіе наглагольныхъ римъ, вотъ главный упрекъ, какого заслуживаетъ Хемницеръ со стороны механизма стиховъ. Только изрдка появляются у него устарлыя формы языка, поэтическія вольности, ошибочныя ударенія и неправильности въ состав стиха. Но онъ уже понимаетъ важность народности, и не только выражается народнымъ языкомъ, но любитъ употреблять поговорки и пословицы. Часто встрчаются у него, напримръ, выраженія въ род слдующихъ:

Они и пуще привяжися (Посвященіе).

Они никакъ не отставать (тамъ же).

Старикъ еще ихъ унимать (Старикъ и ребята своевольные).

Такую кашу заварили (Два сосда)

или стихи, составленные изъ пословицъ:

Лиха бда начало (Строитель).

Худой миръ лучше доброй ссоры (Два сосда).

Что многіе умютъ мягко стлать,

Да жестко спать (Дворовая собака).

И отъ добра добра не ищутъ (тамъ же).

Было время, когда нкоторые счастливые стихи изъ басенъ Хемницера сами повторялись въ вид пословицъ.

Надобно согласиться, что въ отношеніи народности онъ не могъ остаться безъ вліянія на Крылова, который уже нашелъ у него готовый типъ настоящей русской басни и отдльныя черты того, чему самъ умлъ впослдствіи дать такое полное развитіе. Отсюда понятно, почему лтъ 30 тому назадъ басни Хемницера попали въ число книгъ, развозимыхъ по ярмаркамъ, и сдлались предметомъ спекуляціи для досужихъ издателей.

Что касается до содержанія басенъ Хемницера, то прежде всего надобно раздлить ихъ на переводныя и оригинальныя. Изъ 91 басни его 5 басенъ переведено имъ изъ Лафонтена, 18 изъ Геллерта {При цифрахъ 5 и 18 въ ручномъ экземпляр автора на поляхъ стоитъ знакъ вопроса. Ред.} и по одной изъ Вольтера, Дора и Ножана, всего 26 или, положимъ, даже около 30 басенъ переводныхъ. Остальныя 60, слдовательно ²/₃ всего количества, оригинальныя. Переводы его вообще довольно близки къ подлинникамъ: правда, онъ не всегда дорожитъ подробностями, жертвуетъ ими для чистоты языка и легкости стиха, но въ общемъ ход разсказа онъ строго держится подлинника.

Въ оригинальныхъ басняхъ Хемницера есть конечно много соотношеній съ современностью, но если уже и въ басняхъ Крылова часто потерянъ ключъ для разъясненія связи ихъ съ дйствительностью, то тмъ мене возможно разгадать тайный смыслъ Хемницеровыхъ. Мстами однакожъ можно подмтить и въ нихъ намеки на современныя обстоятельства и лица: мы укажемъ при самыхъ басняхъ на нкоторые намеки этого рода.

Въ конц басенъ Хемницера, начиная съ самаго 1-го ихъ изданія, печатались дв подъ общимъ заглавіемъ Чужія басни. Вс поврили, что он написаны не имъ, и одинъ изъ позднйшихъ издателей Хемницера, Сахаровъ, даже исключилъ ихъ поэтому изъ собранія басенъ его {Сахаровъ же несправедливо утверждаетъ, будто ‘Чужія басни’ въ первый разъ напечатаны въ изданіи 1799 года.}. Мы напротивъ убждены, что он названы чужими только потому, что ихъ примненіе было слишкомъ ясно для современниковъ и что авторъ хотлъ отклонить отъ себя всякую въ томъ отвтственность. Въ первоначальномъ изданіи он названы ‘чужими’ только въ оплавленіи, а не въ текст, да и по своему складу и языку он ничмъ не отличаются отъ остальныхъ басенъ собранія. Смыслъ одной изъ этихъ чужихъ басенъ не подлежитъ сомннію: подъ мартышкою, обойденною при производств, и оберъ-шутомъ, упомянутымъ въ послднемъ стих, надобно разумть Л. А. Нарышкина. Не такъ ясенъ намекъ, скрывающійся въ другой басн, Львиный указъ, заимствованной изъ Лафонтена и разсказывающей про зайца, который, при ссылк всхъ рогатыхъ изъ львинаго царства, счелъ нужнымъ также удалиться, опасаясь, чтобы его ушей не приняли за рога. Въ нкоторыхъ изъ остальныхъ басенъ замтна полемическая подкладка: такова особенно басня Черви, направленная противъ плохихъ писателей, раздраженныхъ сатирою Капниста и вооружившихся противъ него за это нападеніе. Къ подтвержденію нашей мысли служитъ то, что эта басня первоначально была напечатана въ Спб. Встник 1780 года (сеит.), гд, нсколько ране, появилась и сатира Капниста. Мы нашли въ бумагахъ Хемницера эту сатиру, его рукой переписанную. Неудивительно, что и самыя выраженныя въ ней мысли иногда отражаются въ басняхъ Хемницера. Капнистъ говоритъ, напримръ:

…. ‘тотъ честенъ, такъ глупецъ,

Другой уменъ, такъ плутъ, ханжа, обманщикъ, льстецъ’.

или:

‘Но сколько тягостно быть честнымъ, каждый знаетъ’.

Эта мысль послужила Хемницеру темой для оригинальной басни Гадатель, она же развита въ перевод изъ Геллерта Умирающій отецъ. Но большая часть мыслей, положенныхъ въ основу басенъ Хемницера, несомннно выработаны имъ самостоятельно среди тяжкихъ опытовъ жизни, доставившихъ ему глубокое пониманіе людей и свта. Подъ самой простой, невидной оболочкой мы иногда встрчаемъ у него важныя истины, относящіяся не только къ судьб частнаго человка, но и къ общественному или государственному быту, таковы басни: Волчье разсужденье, Привязанная собака, Лстница, Лнивые и ретивые кони. Сюда же относятся и нкоторыя изъ неизвстныхъ досел басенъ его, между прочимъ притча Добрый царь, недавно нами въ первый разъ напечатанная {Русская Старина 1872 г., книжка 2-я.}.

Вопреки мннію, до сихъ поръ повторявшемуся во всхъ его біографіяхъ, современники оцнили талантъ Хемницера. Изъ рукописныхъ замтокъ его мы узнаемъ, что уже и первое изданіе его басенъ, напечатанное безъ имени автора, нашло въ публик хорошій пріемъ. Это подтверждается и тмъ, что черезъ три года понадобилось второе ихъ изданіе, оно было умножено цлою книгою новыхъ басенъ, которыя онъ едва ли бы написалъ, еслибъ не встртилъ ободренія въ обществ. Посл смерти Хемницера, въ бумагахъ его нашлось еще собраніе неизданныхъ басенъ, вмст съ прежними он, за исключеніемъ нкоторыхъ, были роскошно напечатаны въ 1799 г. по распоряженію друзей его. Изданіе это украшено виньетами работы Оленина и съ силуэтомъ автора, сдланнымъ вроятно первою женою Державина {Екатерина Яковлевна, рожденная Бастидонъ, извстна была, въ кругу друзей своихъ, искусствомъ въ этомъ дл. Кажется, рчь идетъ именно о посмертномъ силуэт Хемницера въ письм Львова къ Державинымъ отъ 20 окт. 1786: ‘Утшь тебя такъ сила небесная и земная, премилая наша губернаторша, какъ ты меня силуэтами. Марья Алексевна и Иванъ Ивановичъ больше меня обрадовали, нежели Петръ Вас. (т. е. Бакунинъ, въ то время также ужъ умершій), которой совсмъ не похожъ’. (Соч. Держ. T. V, стр. 607 и 608).}. Въ ныншнемъ столтіи, особенно въ 1830-хъ и 40-хъ, годахъ, изданія басенъ Хемницера быстро слдовали одно за другимъ. Но въ -хъ годахъ они прекращаются, и нын мы тщетно стали бы искать ихъ въ книжной торговл. Отдленіе русскаго языка и словесности ршилось восполнить этотъ недостатокъ новымъ изданіемъ ихъ съ извлеченіями изъ находящихся въ нашемъ распоряженіи рукописей. Хемницеръ достоинъ жить въ памяти потомства уже и однми своими баснями, но мы позволяемъ себ думать, что онъ пріобртаетъ на это еще боле права теперь, когда образъ его, какъ человка и писателя, ясне и полне прежняго возстановляется передъ нами изъ подлинныхъ его бумагъ и переписки.

Онъ является въ нихъ лицомъ замчательнымъ и по необыкновеннымъ обстоятельствамъ своей жизни, и по высокой человчности, и по горячей любви къ Россіи. Все это въ немъ тмъ поразительне, что при полученномъ имъ въ молодости недостаточномъ воспитаніи онъ позднйшимъ развитіемъ своимъ былъ обязанъ, какъ и многіе знаменитые дятели той эпохи, самому себ. Съ оттнкомъ спеціальнаго образованія въ такіе годы, когда другіе лишь начинаютъ серьезно учиться, Хемницеръ поступаетъ въ армію рядовымъ и скоро отправляется въ походъ за границу, посл того, 30-ти лтъ отъ роду, онъ вдругъ становится ученымъ дятелемъ горнаго вдомства и издателемъ минералогическихъ трудовъ. Затмъ, напечатавъ собраніе басенъ, онъ печально умираетъ въ другой части свта, но оставляетъ по себ имя въ исторіи русской литературы. Ясно сознавая глубокія язвы современнаго общества, онъ иногда удачно затрогиваетъ ихъ въ простодушныхъ повидимому разсказахъ, но ни это горькое сознаніе, ни иностранное происхожденіе не мшаетъ ему быть преданнымъ и благодарнымъ сыномъ своего отечества. Можно по всей справедливости назвать Хемницера однимъ изъ самыхъ просвщенныхъ писателей Екатерининскаго вка, или, если угодно, выражаясь по ныншнему,— однимъ изъ ‘передовыхъ людей’ этой эпохи {Свое изданіе ‘Сочиненій и писемъ Хемницера’, къ которому эта статья служитъ вводной, Я. К. Гротъ снабдилъ слдующимъ предисловіемъ:

‘Басни Хемницера, нкогда перепечатывавшіяся по нскольку разъ въ годъ, давно уже исчезли изъ книжной торговли. Неожиданная находка рукописей знаменитаго баснописца, вызванныхъ на свтъ академическимъ изданіемъ Державина, подала поводъ предпринять и изданіе сочиненій Хемницера.

Въ рукописяхъ, доставленныхъ намъ II. С. Капнистомъ и Г. П. Надхинымъ, баснописецъ является новымъ человкомъ, чрезвычайно живымъ, чуткимъ и просвщеннымъ, мы видимъ Хемницера посреди его вседневной жизни, въ тсномъ пріятельскомъ кругу, непринужденно высказывающимъ все, что у него на душ, мы узнаемъ его помышленія, планы и надежды. Вмст съ тмъ изъ этихъ рукописей обнаружилось, что его басни, при посмертномъ ихъ изданіи, были произвольно передланы его друзьями. Поэтому одною изъ главныхъ заботъ нашихъ было возстановить подлинный ихъ текстъ, и въ басняхъ, извстныхъ подъ именемъ Хемницера, дать потомству самого Хемницера, а не друзей его и первыхъ издателей. Въ его рукописяхъ мы могли прослдить весь ходъ постепеннаго развитія почти каждой пьесы, и такимъ образомъ пріобрли довольно полный матеріалъ для исторіи большей части замчательныхъ, хотя и не многочисленныхъ, трудовъ его, а извстно, что въ отношеніи къ нашимъ стариннымъ писателямъ такое историческое изученіе ихъ произведеній возможно только въ вид рдкаго исключенія. Кром того мы нашли въ автографахъ Хемницера нсколько неизвстныхъ досел сочиненій его, которыя хотя по художественному достоинству ничего не прибавляютъ къ его слав, но имютъ значеніе для характеристики времени и для ближайшаго знакомства съ личностью самого автора. Эти труды нын въ первый разъ являются въ нашемъ изданіи, куда вошли также когда-то напечатанные, но потомъ забытые опыты Хемницера, любопытные, при всей слабости ихъ, для историка литературы.

Принося здсь глубокую признательность нашу лицамъ, сообщившимъ намъ рукописные источники для этого изданія, мы въ то же время считаемъ пріятнымъ долгомъ заявить, что первымъ указаніемъ на записную книжку Хемницера мы обязаны . П. Погодину, къ отысканію же ея и полученію оказали намъ любезное содйствіе В. А. Вильбасовъ и М. И. Семевскій.

Наконецъ, не можемъ умолчать и о радушной помощи, какую мы, при собираніи разныхъ свдній и библіографическихъ матеріаловъ, встртили со стороны H. С. Тихонравова, . Н. Лонгинова, П. Н. Петрова и Г. Н. Геннади.

Наше изданіе знаменательно совпадаетъ съ столтнимъ юбилеемъ Горнаго Института. И. И. Хемницеръ, какъ и отецъ его, отличался свдніями въ минералогіи, и въ первое время существованія Горнаго училища былъ однимъ изъ полезнйшихъ членовъ учрежденнаго при немъ ученаго собранія, трудился надъ переводомъ минералогическихъ сочиненій и надъ составленіемъ горнаго словаря. Главный участникъ въ основаніи Горнаго училища, Соймоновъ, высоко цнилъ даровитаго сослуживца и любилъ его, какъ самаго близкаго человка. Считаемъ за особенную честь привтствовать настоящимъ изданіемъ отъ имени Академіи Наукъ вступленіе дорогого Хемницеру учрежденія во второе столтіе своей достославной дятельности, и приводимъ, въ заключеніе, слова этого писателя изъ посвятительнаго письма его къ Сомойнову: ‘Лестно для патріота видть счастливые успхи, коими награждены труды ваши стремящіеся къ доведенію въ совершенство горнаго въ Россіи производства, такой части, которая составляетъ вещественнйшее каждаго государства богатство и первыя онаго силы въ войн и мир’.}.

12 октября. 1873.

ИВАНЪ ИВАНОВИЧЪ ХЕМНИЦЕРЪ.

Читайте также: