Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Не пора ли Россіи перестать малодушествовать передъ Европою?
Москва, 12-го августа.
Намъ, Русскимъ, нельзя пожаловаться, чтобы Европа не поучала насъ быть Русскими, не раскрывала намъ глазъ на насъ самихъ, не напоминала намъ о нашемъ званіи, не возвращала насъ въ наши предлы, не проводила постоянно между нами и ею, между Востокомъ и Западомъ, рзвой демаркаціонной линіи. Мы ищемъ случая побрататься съ нею и тщеславно радуемся, когда его находимъ, она же не только не ищетъ братства, но не признаетъ даже его нравственной возможности, и даже въ минуты своего благосклоннаго къ вамъ настроенія духа. Мы то и дло навязываемся ей въ родню и дружбу, — она то и дло отталкиваетъ насъ и твердитъ: вы мн не свои. Наше отношеніе къ ней не только отношеніе плебея въ аристократу, — плебея, положимъ, сильнаго, могучаго, возбуждающаго страхъ и внутренно ненавидимаго, — но положеніе еще худшее, потому что боле унизительное и однакожъ нами добровольно принимаемое — положеніе выскочки, parvenu, котораго знатный баринъ и допускаетъ иногда въ свое общество, но котораго всею душею презираетъ и готовъ отрезвить, при каждомъ удобномъ случа, оскорбительнымъ напоминаніемъ о его прежнемъ званіи, происхожденіи, бдности, о той грязи, изъ которой онъ вышелъ: ‘не забывайся, ты мн не ровня’. Мы охотно принимаемъ участіе въ затруднительномъ состояніи Европы, и не иначе какъ съ благою цлью, она не принимаетъ въ насъ никакого участія, иначе какъ съ цлью нанести вредъ русскому интересу. Мы чистосердечно и простодушно устраиваемъ ея дла, она также чистосердечно, но нисколько не простодушно старается разстроитъ наши. Мы являемся въ ней миротворцами и преискренно ожидаемъ отъ нея признательности, Европа же полагаетъ, что довольно съ насъ и чести поиграть такую роль въ сонм цивилизованныхъ націй, что не она, а мы ей должны бытъ признательны, и доставленное ей нами благо мира употребляетъ намъ же во зло. Мы смемся у себя дома надъ славянофильскою теоріей ‘Востока и Запада’, и если слово ‘Западъ’ втснилось въ наше употребленіе, то признать себя ‘Востокомъ’ мы все же не ршаемся, стыдимся обособить себя какимъ-то отдльнымъ, своеобразнымъ міромъ, и — будто ослпли, будто оглохли — не видимъ и не слышимъ, какъ сама Европа уже давнымъ-давно выработала себ свою теорію дленія на Востокъ и Западъ, пишетъ всми своими перьями и кричитъ всми голосами, что нтъ у Запада мира съ Востокомъ, что Востокъ долженъ быть порабощенъ Западу, что Русскіе — не Западъ, а Востокъ, — главная мощь, мечъ Востока, а потому противъ насъ, Русскихъ, и должно быть направлено все историческое движеніе, натискъ всхъ силъ европейскаго Запада. Что бы мы вы длали, какія бы услуги Западу ни оказывали, какъ бы ни добродтельничали, какъ бы ни смирялись, какъ бы ни увряли въ своей скромности, въ своемъ миролюбіи, въ своемъ чистосердечіи, безхитростности, въ своей готовности отречься отъ своихъ естественныхъ и историческихъ симпатій, даже отъ интересовъ своей собственной Русской народности, — намъ не поврятъ, насъ не уважатъ, насъ сочтутъ и считаютъ обманщиками, лицемрами, насъ не повысять ни въ чин, ни въ званіи, насъ не пожалуютъ ни въ Европейцевъ, ни въ равноправныхъ, мы для нихъ попрежнему варвары, чужіе гости на чужомъ пиру, незаконнорожденныя дти цивилизаціи, не имющія доли въ наслдств просвщеннаго міра, — выскочки, parvenus, плебеи. Мы даже и не плебеи, — мы паріи человчества, отверженное племя, на которое не могутъ простираться ни законы справедливости, ни требованія гуманности, въ которымъ непримнимы никакія нравственныя начала, выработанныя христіанскою цивилизаціей европейскихъ народовъ. Напрасно стали бы мы истощаться въ доводахъ, пытаясь растолковать Европ нашу Русскую правду и ея неправду, напрасно стали бы мы себя утшать мыслью, что такое ея отношеніе къ намъ происходитъ отъ невжества, отъ непониманія, и тратить силы и деньги на ея просвщеніе, на распространеніе врныхъ познаній о Россіи, и т. п. Гд дло чуть коснется Россіи, Европа и видя не видитъ и слыша не слышитъ, и ничто не въ состояніи вразумить ее, просвтить ея невжество, сокрушить ея непонятливость. Она и не хочетъ понять и узнать васъ, ея упорное невжество и непониманіе коренятся въ нравственной неспособности отршиться отъ своей относторонней точки зрнія, отъ своихъ традиціонныхъ предубжденій, — и въ нравственномъ неблагорасположеніи къ вамъ. Источникъ же этого нерасположенія таится глубоко, глубже обиходнаго личнаго сознанія современниковъ, — въ историческомъ инстинкт непримиримой вражды двухъ духовныхъ просвтительныхъ началъ христіанскаго человчества, начала латинскаго и православнаго. Это свидтельствуется уже тмъ нагляднымъ фактомъ, что одинаковой ненависти съ Россіей подлежитъ не только всякая врная себ Сіавянская народность, но и весь православный міръ. Достаточно Славянину быть православнымъ, или быть заподозрннымъ, по славянской натур своей, въ наклонности въ православію, чтобы во мнніи (хотя бы лично и неврующихъ) западныхъ Европейцевъ быть поставленнымъ hors la loi, вн закона.
До какой степени, относительно насъ и вообще православнаго міра, Европа отрицаетъ вс свои принципы, которыми такъ гордится и чванится, этому доказательства встрчаются на каждомъ шагу, въ каждомъ нумер журнала или газеты, въ каждомъ политическомъ сочиненіи, въ обиходныхъ стереотипныхъ фразахъ и общихъ мстахъ — этомъ врномъ отраженіи общественнаго міросозерцанія. Прочтите отзывы иностранной ‘прессы’ о возстаніи Болгаръ и Грековъ, взгляните хоть на одинъ изъ послднихъ нумеровъ ‘Journal dè,s Dbats’… Вся Европа признаетъ принципъ національности современною историческою идеей, могучимъ и законнымъ двигателемъ въ политическомъ развитіи народовъ, началомъ нравственной справедливости, подвластные Турціи христіанскіе народы встаютъ во имя и въ ему этого, громко исповдуемаго Европой начала: сдлавъ посылку, требуемую логикой, мы должны бы, казалось, получить силлогизмъ такого содержанія, что Европа. Стало-быть, признаетъ это возстаніе турецкихъ христіанъ правымъ и достойнымъ своего сочувствія?.. Ничуть не бывало: христіане не правы! Они потому и не правы, что возстаютъ противъ Турціи, ‘нужной для европейскаго равновсія’, — а главное потому, что связано съ Россіей узами крови и единоврія. ‘Cela ne convient pas l’Europe occidentale’, — это неудобно, невыгодно для западной Европы, говоритъ ‘Journal dè,s Dbats’ устами своихъ внскихъ корреспондентовъ-политиковъ — и затмъ никакого другого оправданія такому противодйствію желаніямъ православнаго населенія уже и не дается, не смотря на то, что это населеніе стремится воплотить въ живой фактъ то самое начало національностей, которое такъ надменно выставляетъ Европа, какъ одно изъ послднихъ словъ цивилизаціи!.. Вс западно-европейскіе публицисты громятъ Россію за пренебреженіе въ національности польской и, во имя этого, превознесеннаго ими принципа народностей, призываютъ Россію въ суду, клеймятъ и позорятъ ее всею силою своихъ перьевъ, всми средствами клеветы, и тмъ самымъ поддерживаютъ — что же? польскія притязанія господствовать надъ Русскою народностью въ западной Россіи и Галиціи, другими словами — поддерживаютъ, въ силу принципа національностей, притязанія, которыя суть радикальное отрицаніе этого принципа! Казалось бы, трудно, невозможно не замтить подобнаго противорчія, и вотъ Русская наивность пускается отыскивать объясненіе такой недобросовстности, сваливаетъ вину на незнаніе исторіи и истиннаго положенія длъ въ Россіи… Но тутъ нечего ломать себ голову, объясненіе очень просто и заключается въ одномъ слов — Россія. Въ отношеніи къ ней неумстно приложеніе началъ правды и цивилизаціи: cela ne convient pas l’Europe occidentale. Въ отношеніи къ ней дозволительно извращеніе всякой справедливости, и не только дозволительно, но естественно, и до такой степени естественно и общепринято, что Западная Европа стала дйствительно какъ-то уже добросовстно-недобросовстна къ Европ Восточной. Невжество тутъ ни при чемъ. Если Россія сама обведена для Европейцевъ такимъ заколдованнымъ кругомъ, чрезъ который не проникаетъ ихъ наука, — то Австрія съ своими областями не есть же для нихъ terra incognita, а между тмъ угнетеніе Польскою національностью, національностью меньшинства, Русской національности въ Галиціи, національности трехмилліоннаго племени, совершается съ соизволенія и при сочувствіи всей Западной Европы, въ силу либеральнаго принципа національностей, признающаго за каждою народностью право на самостоятельность и свободу!.. Но справедливо или несправедливо, во всякомъ случа Россіи, по Польскому вопросу, поставляется Европой въ вину — неуваженіе въ ‘началу народностей’. И въ то же время та же самая Европа поставляетъ Россіи чуть не въ преступленіе сочувствіе этому принципу въ дл восточныхъ христіанъ, признаніе этого права національности за народами православными, порабощенными исламу! Съ какимъ гнвомъ разсуждаютъ объ этомъ Европейскіе публицисты, какъ напрягаются умы европейскихъ политиковъ для изысканія средствъ — не то чтобы дать торжество законнымъ требованіямъ христіанскаго населенія, но чтобы запугать Россію въ ея выраженіяхъ состраданій и сочувствія!
Какъ лучшимъ плодомъ ‘великой революцій’, наиблагимъ результатомъ цивилизаціи, хвалится современная Европа признаніемъ человческихъ правъ за народными массами, славитъ успхи демократическихъ идей и ищетъ разршенія соціальной задачи въ разныхъ несбыточныхъ утопіяхъ. Казалось-бы, наше освобожденіе крестьянъ, наше Положеніе 19 февраля, наше разршеніе соціальнаго вопроса способомъ самымъ либеральнымъ, такимъ, о которомъ разв только грезить позволили себ передовые люди Запада, — казалось бы, такое событіе, явившееся продуктомъ нашего историческаго и бытового сознанія, должно было возбудить восторгъ, пріобрсть симпатію всего либеральнаго Запада? Это поважне пресловутой деклараціи человческихъ правъ XVIII вка! Нисколько. Сначала Европа была дйствительно озадачена величавостью этого историческаго явленія, а потомъ и это отошло, — мы попрежнему варвары, и напротивъ опасны Европ, угрожаемъ ей пропагандой соціализма и демократіи!.. Однимъ словомъ, мы можемъ не только сравняться, но обогнать Европу въ развитіи и воплощеніи въ жизнь самыхъ либеральныхъ, самихъ гуманныхъ ея началъ (что уже отчасти и есть), во эти самые успхи наши будутъ въ ея глазахъ только новыми преступными съ нашей стороны дяніями, — будутъ еще сильне распалять вражду и злобу Европы.
‘Гуманная’ Европа трепещетъ отъ негодованія, когда дло идетъ о какихъ-нибудь десяти Евреяхъ, выброшенныхъ полудикою, раздраженною народною чернью въ море, — и остается равнодушною въ мученіямъ милліоновъ православныхъ христіанъ, подвергающихся теперь и въ Крит и въ Болгаріи самымъ неистовымъ истязаніямъ со стороны Туровъ. Цивилизованная Европа съ высокомріемъ относится въ варварамъ-Русскимъ и въ то же время братается съ Азіатцами. Христіанская Европа передаетъ православныхъ въ неволю мусульманамъ, готова предпочесть торжество ислама торжеству греческой ‘схизмы’, — и Римскій Папа благословляетъ священный походъ магометанъ и христіанъ Европейцевъ противъ Россіи и ея единоврныхъ. Гуманность, цивилизація, христіанство — все это упраздняется въ отношеніяхъ Западной Европы въ восточному православному міру — потому что не отвчаетъ ее видамъ, cela ne convient pas l’Europe occidentale.
Не ясно ли опредляется такими отношеніями къ намъ Европы наше собственное положеніе? Не должны ли мы поднять бросаемую намъ перчатку, принять вызовъ и явиться міру въ самомъ дл тмъ, чмъ мы есть, т. е. не прихвостнемъ Западной Европы, а во глав Европы Восточной? Не пора ли уже намъ перестать пугаться духовныхъ и нравственныхъ преимуществъ Европы и понять, что большая часть этихъ преимуществъ — ложь и призракъ, что многому можно поучиться и отъ васъ Европ, и что во всякомъ случа на вашей сторон, въ вашихъ отношеніяхъ къ ней, правда и право? Особенно пора нашей дипломатіи принять другое положеніе въ Восточномъ вопрос. Она гордо и смло можетъ опираться на самыя возвышенныя, справедливыя, самыя ‘гуманныя’, ‘либеральныя’, Европою же взлелянныя и ею же попираемыя начала, и обличать Европу во лжи и отступничеств отъ принциповъ христіанской цивилизаціи. Не настало ли уже время перемнить тонъ нашей оффиціальной дипломатической литературы, и отъ роли подсудимаго, постоянно оправдывающагося, перейдти къ роли энергическаго обвинителя? Довольно ужъ кажется изнурялись мы въ попыткахъ убдить Европу въ нашемъ благодушіи и безкорыстіи, довольно, въ ущербъ собственному достоинству, оберегались всякаго повода возбудить ея подозрнія, и вмсто того чтобы дйствовать тамъ, гд слдовало дйствовать, только ограничивались жалкими словами да стованіями на Европу за ея невріе въ вашу благонамренность и добронравность, за ея неблагодарность въ вашему самоотреченію отъ своего законнаго права и историческаго призванія. Наши прекрасно составленные дипломатическіе документы, свидтельствуя о томъ, что мы лучше всхъ знаемъ дла Востока, носятъ въ то же время характеръ какихъ-то докладовъ Европейскому ареопагу. Мы докладывали и докладываемъ Европ, что ‘обстоятельства дла таковы’, что положеніе Турціи плохо, — я какъ докладчикъ, котораго проситъ резолюціи не принятъ, горько пожимаемъ плечами и отходимъ прочь, въ ожиданіи пока судьямъ пошлетъ Богъ на разумъ другое ршеніе. Событія подтверждаютъ справедливость нашего доклада: мы скромно указываемъ Европ, что вотъ тогда-то мы именно имли честь доложить ей о грозящихъ событіяхъ, и удовлетворяемся такимъ утшеніемъ. Подобное наше отношеніе въ Восточному вопросу отдаетъ иниціативу въ руки Запада. Обрзывая свои права, мы нехотя переносимъ ихъ на враждебную намъ и восточнымъ христіанамъ Европу. Почему, спрашивается, Наполеонъ сметъ предписать своему адмиралу Симону прорвать турецкую блокаду и подойдти къ Криту для спасенія несчастныхъ женъ и дтей, — а мы не смемъ? Нашъ капитанъ Бутаковъ, прибывъ первый, смиренно отошелъ и послалъ въ Пирей заявленіе, что Олеръ-наша его не пускаетъ, и только уже при могучемъ содйствіи французскаго флага могъ исполнить данное ему порученіе. Не очевидно ли, до боли сердца, что Наполеонъ и Британскій кабинетъ потому только не дйствуютъ ршительно на Восток, что не хотятъ такъ дйствовать, а когда имъ это заблагоразсудится, такъ приступятъ къ дйствію даже и не спросясь насъ. Мы же не потому не дйствуемъ ршительно, чтобы не хотли этого, а потому что… Потому что робемъ возгласовъ и подозрнія Европы, потому что сами до сихъ поръ признаемъ за Европой авторитетъ и право почина во всякомъ дл и добиваемся ея благосклоннаго мннія… Серьезно опасаться войны за ршительно подъятый голосъ и ршительное дипломатическое дйствіе на Восток — мы не можемъ, и именно въ настоящее время, когда поперекъ Восточнаго вопроса лежитъ вопросъ Германскій. А между тмъ такой ршительный голосъ, свидтельствующій о сознаніи своей силы и своего права, даетъ нравственный перевсъ держав и внушаетъ въ ней боле уваженія, чмъ застнчивая дипломатическая дятельность съ наиблагороднйшими, наибезкорыстнйшими и наимиролюбивйшими цлями. Наше знамя есть знамя всего православнаго, по преимуществу Славянскаго Востока, наше право основано на самой святой правд, намъ противопоставляется Европою ложь и отрицаніе, ея же цивилизаціей признанныхъ, началъ, на нашей сторон такія преимущества, какихъ не иметъ Европа… Нужна только вра въ себя, въ свое право, сознаніе своего достоинства и своего историческаго призванія..
Мы ждемъ, мы прислушиваемся… не раздастся ли наконецъ иное, новое слово отъ Русской дипломатіи?..