О томъ, что желательно бы имть въ Прибалтійской окраин русскій, а не нмецкій университетъ.
О томъ, что желательно бы имть въ Прибалтійской окраин русскій, а не нмецкій университетъ.
‘Русь’, 15-го іюня 1884 г.
О том, что желательно бы иметь в Прибалтийской окраине русский, а не немецкий университет, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1884
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дла Россіи. Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’ и ‘Руси’. Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860-1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
Не знаемъ обратило ли большинство нашихъ читателей какое-либо вниманіе на помщенную въ 8 No ‘Руси’ корреспонденцію изъ Дерпта, подъ названіемъ ‘Курьезный случай’, но она не осталась незамченною въ той сред, гд этотъ случай произошелъ, и, если не ошибаемся, даже въ той, которой о семъ вдать надлежитъ, — да и касается-то она не частнаго или мстнаго только интереса, но и вопросовъ обще-государственнаго значенія. Дло шло о замщеніи въ Дерптскомъ университет каедри международнаго и государственнаго права, на которую большинствомъ юридическаго факультета и университетскаго Совта избранъ нкій г. ., авторъ неизвстнаго намъ изслдованія (на нмецкомъ язык) о ‘вооруженномъ нейтралитет’, созданномъ Императрицею Екатериною II, и по словамъ нашего корреспондента — ‘мстный балтійскій патріотъ’…. Меньшинство Совта, и не малочисленное, опротестовало выборъ, отрицая или обезцнивая ученыя достоинства г-на Б., поднялись оживленныя пререканія, взволновавшія весь университетскій мірокъ, а съ нимъ, отчасти, я боле широкій кругъ общебалтійской провинціальной интеллигенціи, большинство же, для подтвержденія своего выбора, прибгло къ авторитету цлой дюжины иностранныхъ ‘корифеевъ науки’, которые и дали благопріятный о ‘молодомъ ученомъ’ отзывъ, об стороны апеллировали наконецъ къ высшей инстанціи въ Петербург… Каково было ея ршеніе — намъ неизвстно, да признаться сказать, споръ объ ученой правоспособности г-на Б. насъ мало интересуетъ: ни подтверждать, ни оспаривать его научныя заслуги мы не намрены…. Насъ занимаетъ здсь лишь тотъ общій вопросъ, который напрашивается самъ собою при обсужденіи частностей настоящаго дла и различныхъ отзывовъ pro и contra, поступившихъ въ редакцію по поводу помщенной въ ‘Руси’ корреспонденціи.
Такъ, одинъ изъ петербургскихъ защитниковъ спорнаго кандидата на профессуру (самъ лично къ Дерптскому университету вовсе не принадлежащій) пояснялъ намъ всю эту исторію тмъ, что ‘въ Совт Дерптскаго университета существуютъ дв партіи: одна желаетъ непремнно замщать каедры иностранными учеными, выписанными изъ Германіи, другая — русскими подданными нмецкаго происхожденія’. Обращаясь къ нашему ‘патріотическому чувству’, авторъ письма ставитъ вопросъ: ‘кому же должно быть отдано преимущество — чужимъ или своимъ подданнымъ?’…. То есть, говоря другими словами: кому слдуетъ оказывать преимущество — чужимъ или своимъ Нмцамъ? Не отвчая пока на самый вопросъ, не можемъ не остановиться на самой постановк вопроса. Не представляется ли она странною и даже совсмъ необычайною? Не о томъ бы, казалось, слдовало спросить себя: какой для насъ Нмецъ лучше, выписной или невыписной,— а о томъ: зачмъ вообще Нмецъ непремнно здсь нуженъ? Дло идетъ вдь объ университет не въ Германіи, а въ Россіи, объ Императорскомъ университет въ Прибалтійскихъ губерніяхъ Россійской Имперіи, составляющихъ нераздльную ея часть. То-то и диковинно, что Дерптскій университетъ — Императорскій Россійскій… нмецкій,— нмецкій по языку преподаванія и управленія, хотя и содержимый на счетъ русскаго государственнаго бюджета, на средства Русскаго народа и Русской державы, даже не на иждивеніе мстнаго нмецкаго населенія упомянутыхъ трехъ губерній! Этого нмецкаго населенія въ Прибалтійской окраин, на все число ея жителей (съ небольшимъ 2 милліона) считается всего-то не много боле 100 тыс. душъ, т. е. около 5 или 6%!.. Подобной аномаліи не встрчается ни въ одной стран міра. Германія иметъ у себя только германскіе университеты, Франція — французскіе, Англія — англійскіе, Италія — итальянскіе, въ Австрійской имперіи находятся, правда, кром нмецкихъ и мадьярскій и польскій университеты (чешскій еще не вполн устроился), но Нмцы вдь не тратятся на содержаніе ни мадьярскаго, ни польскаго университетовъ…
Если, продолжаетъ защитникъ г. Б. (самъ авторитетный ученый),— ‘г. Б. не будетъ утвержденъ профессоромъ, такъ ему ничего другаго не остается, какъ уйти въ Германію, гд, при своихъ способностяхъ, онъ наврное получитъ каедру, — и такимъ образомъ увеличится еще однимъ число русскихъ подданныхъ, занимающихъ университетскія каедры въ Германіи и которыхъ теперь тамъ около сорока!’…. Неужели же у насъ въ Россіи такой избытокъ ученыхъ людей!’ восклицаетъ, съ патріотическою горечью, почтенный петербургскій корреспондентъ…. Восклицаніе это едвали умстно. Въ русскихъ ученыхъ и дльныхъ людяхъ у насъ безъ сомннія излишества нтъ, но разв можно причислить къ русскимъ — нмецкихъ мужей науки, украсившихъ, украшающихъ и имющихъ украшать собою Дерптскій университетъ? Много ли прибыли отъ этихъ мужей собственно для русскаго просвщенія, русской науки и русской ученой литературы?.. Предвидимъ возраженія и даже обвиненія въ ‘узкости взгляда’ и чуть ли не въ обскурантизм: ‘наука, скажутъ намъ, космополитична, не вдаетъ національности: результаты ею добываемые — достояніе всего человчества,— поэтому не все ли дескать равно, гд бы ни стоялъ ея храмъ, къ какой бы народности ни принадлежали ея жрецы! А такъ какъ храмъ науки, воздвигнутый въ Дерпт, уже пріобрлъ себ почтенную извстность и дерптскіе ея жрецы служатъ ей добрую службу, то Россіи остается только гордиться тмъ, что она сподобилась соорудить подобный храмъ,— остается только беречь его и поддерживать’… На эти ходячія общія мста, претендующія на широту воззрнія, отвтимъ истиной также общеизвстной, но мене отвлеченной и опредленне выраженной. Безъ малйшаго сомннія, благо науки, ея результаты — достояніе всего человчества, но вдь общечеловческое просвщеніе и слагается именно изъ вкладовъ вносимыхъ въ общую сокровищницу разносторонностью усилій и геніевъ народныхъ. Каждый народъ служитъ общечеловческому просвщенію дарами своего національнаго духа, ни одинъ народъ не иметъ права зарывать талантъ отъ Бога ему данный, но обязанъ пріобрсть на него новые таланты, сумма этихъ трудовъ, этихъ нажитыхъ каждымъ народомъ талантовъ, и-образуетъ общее, вселенское богатство. Но вмнится ли въ заслугу народу, если онъ свой талантъ оставитъ безъ оборота, а станетъ пробавляться чужимъ добромъ, и не свое, а чужое понесетъ въ даръ человчеству? Было время въ Европ, когда наука имла свой международный языкъ, латинскій, но это было въ ту пору, когда число ‘жрецовъ науки’ сравнительно было еще ограничено и національный геній въ европейскихъ народахъ еще не пробуждался съ достаточною энергіею къ дятельному самосознанію. Но по мр успховъ этого самосознанія, по мр усиливавшейся потребности въ европейскихъ народахъ послужить себ и человчеству на поприщ знанія и науки всми ниспосланными каждому изъ нихъ талантами и для этого раскрыть вс стороны, все содержаніе народнаго духа,— сознавалась и потребность въ живомъ орган народной души и мысли даже и въ сфер научной дятельности. Можетъ ли богатство содержанія народнаго духа найти себ вполн соотвтствующее выраженіе иначе какъ въ родной рчи? Ботъ почему, при всемъ общеміровомъ значеніи науки, существуетъ наука французская, германская, также какъ французская ученая литература, германская ученая литература и т. д., и каждая отражаетъ въ себ свой національный геній. Впрочемъ, какъ невидимому ни общеизвстна эта истина, она еще далеко не всмъ знакома у насъ. Исторія русской публицистики свидтельствуетъ, какой споръ долгое время киплъ въ русскомъ обществ по поводу статьи Ю. . Самарина въ ‘Русской Бесд’: ‘О народности въ наук’, — да и давно ли одинъ московскій журналъ обрушился на ‘Русь’ съ негодованіемъ за требованіе самобытности въ области научнаго дланія, и доказывалъ, что наука существуетъ только одна — Западная (вроятно даже и наука русской исторіи!)? Само собою разумется, что въ области подраздленій науки или частныхъ наукъ есть такія, отвлеченныя, которыя всего мене обусловлены и запечатлны особенностями національнаго духа, какъ напримръ математика, но есть и другія, разработка которыхъ въ каждомъ народ тсне связывается съ его жизнью и историческимъ опытомъ, умственнымъ и нравственнымъ строемъ, какъ напримръ пауки юридическія, экономическія и даже философскія. Но разъ установивъ и оправдавъ эту точку зрнія на національное значеніе научнаго дланія, безъ чего не мыслимо достиженіе и общечеловческихъ цлей науки, мы можемъ еще съ большимъ основаніемъ повторять вопросъ: въ какомъ отношеніи состоитъ Дерптскій нмецкій университетъ къ русскому просвщенію, служитъ ли онъ службу русской наук?
Отвтъ на этотъ вопросъ можетъ быть только отрицательный. Ну, такъ что же,— возразятъ намъ,— бды тутъ особенной еще нтъ: Дерптскій университетъ служитъ все же наук, если и не русской, такъ германской,— и служитъ хорошо,— тмъ боле чести для Россіи! Конечно, такое безкорыстное отношеніе къ наук можетъ быть отнесено лишь къ разряду, если не раціональныхъ, то наивеликодушнйшихъ дяній Русскаго государства. На такой подвигъ любви къ наук едвали даже и способны другія, боле Россіи просвщенныя страны, Германія или Англія напримръ. Для великодушія законъ не писанъ: почему, коштомъ Русскаго народа, и не разводить Россіи у себя дома пмецкихъ гелертеровъ! Не нужно только при этомъ себя обманывать, а ясно и отчетливо сознавать, что такимъ разведеніемъ гелертеровъ мы не пріумножимъ числа русскихъ ученыхъ людей. Конечно, бывали случаи, что и изъ деритскихъ гелертеровъ нкоторые выучивались по русски, занимали со славою каедры въ русскихъ университетахъ, гд читали свои лекціи по русски и оказывали великое благодяніе русскому просвщенію,— но эти случаи рдки, такъ рдки, что не о нихъ и рчь: не изъ одного Дерпта, но и изъ Германіи являлись подобные выходцы на русскихъ каедрахъ. Мы же говоримъ теперь о дятельности Дерискаго университета въ немъ самомъ, гд для профессора знаніе русскаго языка вовсе не обязательно и гд лекціи читаются не иначе какъ по нмецки. Въ виду этого, есть ли какой поводъ содрагатЬся отъ перспективы указываемой Россіи (въ вид угрозы) петербургскимъ защитникомъ г-на Б., — перспективы удаленія сего ‘молодаго ученаго’ за границу, въ Германію? Не все ли для насъ, Русскихъ, равно, гд будетъ читать по нмецки лекціи г. Б., въ русскомъ ли город Дерпт или въ Лейпциг, или въ какомъ-нибудь Бил (какъ теперь г. Ширренъ, бывшій профессоръ Дерптскаго университета, озлобленный противникъ покойнаго Ю. . Самарина, прославившійся своими учеными пасквелями на Россію)? Если въ настоящее время, какъ насъ увряютъ, около сорока университетскихъ каедръ въ Германіи заняты русскими подданными, то конечно девять десятыхъ изъ нихъ, и ужъ не мене восьми — балтійскіе Нмцы. Такъ какъ, къ несчастію дли нихъ, во всхъ остальныхъ русскихъ университетахъ, не исключая и Варшавскаго, преподаваніе производится на русскомъ язык, то куда же дваться всмъ’тамъ ‘мужамъ науки’, воспитываемымъ въ Дерпт, преподающимъ, пишущимъ и печатающимъ Исключительно на язык нмецкомъ и не желающимъ выучиться по русски настолько, чтобы имть возможность занять университетскія каедры внутри Россіи? Безъ малйшаго ущерба для насъ самихъ (а также и безъ всякаго горя) можемъ мы подлиться съ Германіей нашимъ избыткомъ ученыхъ Нмцевъ,— сихъ, приготовляемыхъ на русскій счетъ, жрецовъ германской науки. Точно также вполн безразлично для насъ, Русскихъ, гд появится ученое изслдованіе на нмецкомъ язык (не имющее никакого отношенія къ Россіи) — въ Дерпт ли или въ Лейпциг, или въ другомъ город Германіи. Едвали найдется такой русскій патріотъ, который бы особенно дорожилъ честью появленія нмецкой книги въ свтъ непремнно въ русскихъ предлахъ, или видлъ въ томъ утху для нашего національнаго самолюбія. Какъ бы ни велики были научныя достоинства подобнаго труда, все же это вкладъ не въ русскую, а въ германскую ученую словесность.
Такимъ образомъ щедротами Русскаго государства и народа поставляются Германіи, чрезъ посредство университета въ Дерпт, ученые мужи для ея университетовъ и обогащается постоянными вкладами ей научная литература. Какъ Германскій университетъ, Дерптскій,— мы -готовы это признать,— дйствительно иметъ свои заслуги предъ наукою вообще,— чмъ въ крайнемъ случа можно было бы, пожалуй, и утшиться…
.Но въ томъ-то я дло, что въ понятіяхъ русскаго правительства вовсе не таково значеніе и призваніе университета въ Дерпт,— что онъ созданъ для удовлетворенія именно мстной потребности въ высшемъ образованіи — исключительно въ виду населенія трехъ губерній нашей Прибалтійской окраины. Если такъ, то учрежденіе Дерптскаго университета въ его настоящемъ вид не выдерживаетъ ни малйшей критики. Гораздо возможне примириться съ нелпостью существованія Императорскаго Германскаго университета въ Россіи, въ какой бы мстности онъ ни былъ, хотя бы въ Петербург или Москв, чмъ съ существованіемъ университета Нмецко-Балтійскаго. Какъ Германскій, онъ для Россіи не нуженъ, стоитъ напрасной траты русскихъ народныхъ денегъ, но вреда особеннаго ей не наноситъ, какъ Нмецко- Балтійскій, Дерптскій университетъ положительно вреденъ, сколько для интересовъ самого мстнаго населенія, столько же и для интересовъ Русскаго государства. Именно для мстнаго населенія, за исключеніемъ разв ничтожнаго меньшинства, онъ и является не просвтительною, а темною силой. Какъ Нмецко-Балтійскій, онъ служитъ не истин, а лжи, не благу, а злу, не свобод, а гнету, не миру, а вражд,— торжеству не правды, а кривды. Онъ — носитель и провозвстникъ началъ и идеаловъ, самыхъ узкихъ и тсныхъ, средневковаго не- /, равенства племенныхъ и родовыхъ привилегій, безправія и рабства низменнаго народнаго слоя… Таково его значеніе для края, таковъ общій, ршительно преобладающій характеръ этого учрежденія, независимо отъ случайныхъ изъятій въ личномъ состав профессоровъ. Дерптскій университетъ, безъ сомннія — самый твердый оплотъ нмецкой пришлой стихіи на Прибалтійской окраин и ея автономнаго исключительнаго положенія въ Русскомъ государств,— самое мощное орудіе насильственнаго и искусственнаго онмеченія Латышей и Эстовъ, юридическаго и духовнаго порабощенія громаднаго большинства населенія нмецкому малочисленному меньшинству. Въ утвержденіи и развитіи такихъ-то ложныхъ и вредныхъ началъ, въ охраненіи и защит ихъ отъ посягательствъ русской власти, русскаго государственнаго объединяющаго элемента, въ подавленіи пробудившагося въ низшихъ классахъ Окраины человческаго и племеннаго самосознаніи, а также и стремленія къ гражданской полноправности наравн со всми русскими подданными, — однямъ словомъ, въ дружномъ, упорномъ и искусномъ противодйствія всмъ этимъ новымъ историческимъ явленіямъ и силамъ и заключается такъ называемый балтійскій мстный патріотизмъ. Для этого-то патріотизма университетъ и служитъ центромъ или своего рода арсеналомъ, снабжая балтійскую неправду всми аппаратами науки, всми пособіями ученаго знанія и культуры…
Что въ Совт Дерптскаго университета существуютъ, какъ говоритъ петербургскій защитникъ г-на Б., дв партіи, изъ коихъ одна желаетъ замщать каедры выписными, германскими Нмцами, а другая — Нмцами мстными, прибалтійскими, русскаго подданства,— это подтверждается и нашими свдніями. И такова аномалія всей постановки дла высшаго образованія въ этихъ трехъ русскихъ окраинныхъ губерніяхъ, что требованія первой партіи боле совпадаютъ съ выгодами Русскаго государства, чмъ домогательства второй! Съ сточки зрнія русскихъ государственныхъ интересовъ, Нмцы русскаго подданства въ званіи профессоровъ мене желательны, чмъ Нмцы подлинные, подданства германскаго! Это объясняется тмъ, что у послднихъ умственный кругозоръ свободне и шире, не заслоненъ провинціальнымъ патріотизмомъ, другими словами, что они воспитались на иде отечества, а не только родины, привыкли къ кругозору государственному, а не только провинціальному. Балтійскіе же Нмцы по самымъ своимъ преданіямъ чужды понятія о политическомъ отечеств, идея государства имъ не сродна, они переходили отъ Польши къ Швеціи и отъ Швеціи къ Россіи безъ всякаго затрудненія, выгадывая себ лишь мстную автономію, т. е. привилегію владычества надъ туземнымъ народомъ. Германскіе Нмцы, принимая приглашеніе занять каедру въ Дерпт, отправляются туда съ исключительною цлью служить наук и съ твердымъ намреніемъ отстраняться отъ дрязговъ мстной политики. Они не питаютъ наслдственной неодолимой вражды и презрнія къ Латышу или Эсту, вполн признаютъ въ принцип какъ право мстнаго кореннаго туземнаго населенія, такъ и государственное право Россіи, и искренно осуждаютъ односторонность и близорукость е патріотизма’ нмецко-балтійской колоніи въ кра. Они. по отношенію къ краю, держатся того же воззрнія, какое выразилось недавно и въ рчи графа Герберта Бисмарка. На нмецко-патріотическія привтствія обращенныя къ нему въ Ревел, графъ Гербертъ, какъ извстно, отвчалъ сожалніемъ, что не можетъ отплатить имъ учтивостью за учтивость и отвтить имъ, Балтійцамъ, на ихъ государственномъ язык, т. е. русскомъ… Въ Германцамъ-профессорамъ въ Дерпт примыкаютъ и т, очень немногіе, достопочтенные ученые изъ мстныхъ уроженцевъ нмецкаго происхожденія, которые выше всего ставятъ интересъ науки и которые, усвоивъ себ русскій языкъ, занимали или не прочь занять каедры и въ русскихъ университетахъ. къ тому же германскіе ученые большею частью только начинаютъ въ Дерптскомъ университет свою преподавательскую карьеру или же поступаютъ сюда въ профессора за неимніемъ свободныхъ вакансій въ своемъ отечеств, однимъ словомъ, смотрятъ на свое пребываніе здсь, боле или мене, какъ на временное, въ ожиданіи приглашенія на каедру какого-либо университета въ Германіи, гд и матеріальное и нравственное положеніе профессора несравненно выше… Вотъ почему, съ точки зрнія балтійскихъ патріотовъ, германскій Нмецъ недостаточно Нмецъ.— вотъ почему и распадается университетскій Совтъ на дв партіи,— вотъ почему въ результат оказывается, что для Русской власти выгодне имть въ Императорскомъ университет Россіи профессорами не своихъ русскихъ, а иностранныхъ подданныхъ!!
Вотъ въ какую сугубую аномалію, въ какое, до чудовищности странное и конечно не совсмъ достойное положеніе поставлено русское правительство по отношенію къ Дерптскому университету! Ему приходится: или благодтельствовать германской наук и обогащать германскую ученую литературу, содержа у себя въ Росоіи, на средства русской народной казны, Германскій университетъ съ профессорами, выписанными изъ Германіи, или же, опять-таки на средства русской народной казны и пользуясь всею тою мощью, которою надляетъ власть русскій національный государственный строй, нмечить искусственно и принудительно два милліона русскихъ подданныхъ. Другими словами, ему приходятся — наносить самому себ удари, созидать и воспитывать силу враждебную государственному единству, идти наперекоръ самымъ священнымъ требованіямъ нравственной правды, длаться соучастникомъ угнетателей и насильниковъ въ лиц привилегированнаго нмецкаго меньшинства! Такова вообще роль русской власти на этой Окраин, созданная частью сплетеніемъ случайныхъ историческихъ обстоятельствъ, частью слабостью и ошибками самого русскаго правительства k въ XVIII и XIX вк. Нигд съ такой яркостью и точностью не охарактеризована эта роль русской власти, нигд съ такою горькою откровенностью не разоблачены происки и беззаконія нмецко-балтійскаго самоуправленія, какъ въ извстныхъ трудахъ покойнаго Ю. . Самарина,— начиная съ произведенія его молодыхъ годовъ — ‘Рижскихъ Писемъ’ (напечатанныхъ въ первый разъ въ ‘Руси’ 1882 г., спустя почти 85 лтъ по написаніи) и кончая ‘Окраинами Россіи’, изданными послдовательно, въ шести томахъ, за границею въ теченіи 1867—1872 г. (‘Окраины’ можно бы, кажется, перепечатать теперь и въ Россіи, ради вящаго назиданія русскаго общества и администраціи). Впрочемъ, неужели русская администрація и общество не достаточно еще вразумлены ежедневно совершающимися фактами? До какой степени могущественное русское правительство оказывалось постоянно безсильнымъ на Окраин, это подтверждается неоднократно изданными и столько же разъ оставленными безъ исполненія высочайшими повелніами, даже при Император Никола, о введеніи русскаго языка въ длопроизводство присутственныхъ мстъ и въ сношеніяхъ съ ними мстныхъ выборныхъ учрежденій, до сихъ поръ магистраты не принимаютъ къ своему разсмотрнію и отсылаютъ назадъ губернаторамъ оффиціальныя ихъ предписанія на русскомъ язык…
Причина такого отношенія русскихъ властей въ Прибалтійской Окраин или, врне сказать, къ нмецкому ея населенію, заключается, во первыхъ, въ тхъ привилегіяхъ, которыя были испрошены Остзейскимъ рыцарствомъ при самомъ завоеваніи Лифляндіи Петромъ I и имъ признаны, а затмъ, распространенныя на вс три губерніи, были подтверждены послдовательно его преемниками, во вторыхъ, въ преувеличенномъ мнніи о превосходств нмецкой балтійской культуры, въ тонъ излишнемъ почтеніи (чтобъ выразиться помягче), которое привыкли у насъ испытывать предъ всмъ тмъ, что, мнится намъ, носитъ на себ помазаніе европейской цивилизаціи, балтійскіе же Нмцы, хоть и русскіе подданные, но все же Нмцы и примыкаютъ, стало-быть, къ Европейскому Западу… Что касается такъ*называемыхъ привилегій, то, не входя теперь въ ихъ подробный разборъ, достаточно имть въ виду то общее положеніе, что никакихъ вчныхъ привилегій существовать не можетъ и никакими договорами нельзя сковать ходъ исторической жизни. Въ теченіе свыше полуторасталтняго подданства Прибалтійскаго края Россіи явились новыя условія и новые факторы, существенно измнившіе вншній и внутренній строй этихъ провинцій. При завоеваніи Эстляндіи и Лифляндіи, Петръ Великій имлъ передъ собою въ кра только одну мстную живую силу — нмецкое населеніе, о туземной масс не было и помину. Пришельцы-Нмцы, въ теченіи цлаго ряда вковъ, цлымъ рядомъ лютыхъ, кровавыхъ насилій сломили ожесточенную борьбу Латышей и Эетовъ, растоптали населеніе, обратили его въ безмолвныхъ, презрнныхъ рабовъ, въ такой господскій хозяйственный инвентарь, что о воскресеніи въ нихъ, въ этихъ одушевленныхъ вещахъ, сознанія человческихъ правъ и достоинства иначе какъ во образ нмецкомъ, казалось — и думать было нечего. Съ туземнымъ населеніемъ, какъ съ рабами, нельзя было завоевателю Петру входить въ договоры, нельзя было брать ихъ въ расчетъ: считаться возможно было только съ хозяевами рабовладльцами, т. е. баронами. Но разъ въ 1819 году совершилось въ Остзейскомъ кра освобожденіе крестьянъ, край уже пересталъ быть Остзейскимъ или нмецкимъ: передъ русскимъ правительствомъ явилось налицо въ этомъ кра свыше милліона (а теперь и два) новыхъ гражданъ ненмецкой національности, — новыхъ, въ изветной степени свободныхъ и самостоятельныхъ подданныхъ Русскаго Государя, непосредственно, а не черезъ помщика, ему подвластныхъ. Понятное дло, что появленіе этой массы новыхъ гражданъ и подданныхъ въ Прибалтійскомъ кра (притомъ въ такомъ числ, которое чуть не въ 18 разъ превышало нмецкое населеніе) создавало, по отношенію къ нимъ, и новыя обязанности для русскаго правительства: дйствіе привилегій уничтожилось eo ipso, само собою, логикою вещей. Относительно же балтійско-нмецкой культуры замтимъ, что превосходство культуры вообще въ какой’либо стран нисколько не тождественно съ превосходствомъ гражданскаго и соціальнаго въ ней устройства, или съ доброкачественностью и нравственною высотою ея руководительныхъ началъ. Въ этомъ послднемъ отношеніи мене культурная Россія стоитъ несравненно выше. Въ Прибалтійскомъ кра, русская власть подъ своимъ могучимъ покровомъ, словно подъ стекляннымъ колпакомъ, бережно блюдетъ въ лиц нмецкихъ бароновъ и бюргеровъ средневковое германское рококо — съ преданіями, воззрніями и правами, въ самой Германіи уже давно отжитыми, временъ феодализма и городскихъ корпорацій. Наши балтійскіе нмецкіе патріоты, это — Нмцы сохранившіе себя чуждыми тому движенію мысли, тому процессу развитія, которому подверглись въ теченіе XVIII и XIX вковъ Нмцы Германіи, это — патріоты, которыхъ патріотизмъ, повторяемъ, не знаетъ отечества, не связывается ни съ какимъ общимъ государственнымъ понятіемъ, а вдаетъ лишь, сосредоточивается весь на соблюденіи привилегированнаго положенія нмецкой колоніи въ иноплеменномъ, Латышами и Эстами населенномъ клочк земли, составляющемъ теперь часть, также чуждаго по племени балтійскимъ нмецкимъ патріотамъ, Русскаго государства. Кром этого тощаго, скуднаго, узкаго эгоистическаго идеала, у нихъ другаго и не имется. Если подчасъ ихъ груди какъ бы вздымаются симпатіями къ общему германскому отечеству, то это симпатіи совершенію платоническія: ‘патріоты’ настолько прозорливы, что вполн сознаютъ несбыточность какихъ-либо въ этомъ смысл политическихъ мечтаній и вполн понимаютъ, что въ современномъ германскомъ устройств мигомъ бы исчезли съ лица земли вс права и преимущества, коими они теперь пользуются…
Не въ мру долго терпятъ ихъ и сохраняетъ въ кра русская власть, несмотря на вопіющее противорчіе съ общими принципами русской государственной жизни. Такъ во всей Русской имперіи положены прочныя основы благоустройству крестьянскаго быта, съ паденіемъ крпостной зависимости вс крестьяне, и въ коренныхъ русскихъ губерніяхъ, и на Кавказ надлены землею, надлены она ею въ Царств Польскомъ, хотя получили Личную свободу еще за полвка тому назадъ. Только на Прибалтійской Окраин превосходство балтійско-нмецкой культуры удерживаетъ въ этомъ отношеніи рзкое исключеніе, грозитъ уподобить край чему-то въ род Ирландіи и наградить Россію развитіемъ аграрнаго вопроса… Такъ въ Россіи повсюду уничтожено тлесное наказаніе,— только на Прибалтійской Окраин, хвалящейся высшею культурой, разные нмецкіе гакенрихтеры и орднунгсгерихты продолжаютъ,— да еще съ какимъ усердіемъ!— упражняться въ сченіи крестьянъ Латышей и Эстовъ… Въ Россіи отъ всхъ обитающихъ въ ней инородцевъ требуется признаніе единаго государственнаго общаго языка — русскаго: на Прибалтійской Окраин, русская власть признаетъ для себя обязательнымъ цлымъ двумъ милліонамъ русскихъ подданныхъ вовсе не нмецкаго происхожденія, навязывать, въ качеств государственнаго, нмецкій языкъ, и для пущаго ихъ онмеченія даже создала духовный питомникъ мстному нмецкому патріотизму во образ Дерптскаго университета.
Къ университету и возвратимся. Часто приходится слышать мнніе, что по отношенію къ нему правительство иметъ какія-то особенныя обязательства, которыхъ нарушить не можетъ, что университетъ — учрежденіе искони дворянское или балтійскаго рыцарства (Ritterschaft). Но такое мнніе не врно. Вотъ исторія возникновенія этого университета въ двухъ словахъ, на основаніи точныхъ свдній. Во времена шведскаго владычества, при Густав-Адольф, была основана въ Дерпт Academia Gustaviana, по образцу университета въ Упсал и съ преподаваніемъ на латинскомъ язык, а въ 1641 году Шведская королева Христина подарила университету доходы съ нкоторыхъ государственныхъ имній, находившихся въ Ингерманландіи (ныншней Петербургской губ.): уплата этихъ доходовъ была однакоже шведскимъ правительствомъ почему-то задержана, а имнія заложены для надобностей государства. Въ 1656 г., вслдствіе вторженія въ Дерптъ непріятелей, студенты и профессора бжали, и университетъ прекратилъ свое существованіе. Оно возобновлено лишь въ 1690 съ названіемъ Gnetaviaaa Carolina и съ назначеніемъ Отъ правительства на его содержаніе подгородныхъ земель. Черезъ О лтъ, вслдствіе слуховъ о предстоявшей войн Швеціи съ Россіей, профессора и студенты снова дались бгству, на сей разъ въ Пернову, гд нкое подобіе университета и тянулось до 1710 г., когда учащіеся и учащіе снова нашли нужнымъ. бжать (уже въ Швецію). Въ этомъ же году, 12 октября Петръ Великій далъ свои знаменитыя резолюціи по всмъ пунктамъ прошенія, поданнаго лифляндскимъ рыцарствомъ завоевателю Лифлявдіи, въ числ пунктовъ былъ пунктъ 4-й: ‘о содержаніи академіи или высокой школы въ Первов’, противъ котораго въ резолюціи Петровой значится: ‘Повеляетъ Его Царское Величество своему врному рыцарству, что они съ Верховнымъ Консисторіемъ своимъ искусныхъ профессоровъ назначать и предлагать могутъ. И тогда Его Величество о ихъ призваніи такое попеченіе прилагать изволитъ, чтобъ высокая школа благоснабжена была, яко-же о оной совершенномъ и довольномъ учрежденіи и содержаніи Его Царское Величество все чинить будетъ. Но притомъ оставляетъ себ особливаго профессора высокой школы учредить, который Славянскому языку обучати и оный бы тамо ввести могъ‘…
Однако же оная ‘высокая школа’ не учредилась въ теченіи всего XVIII столтія, такъ что на резолюцію Петра теперь и ссылаться нечего. Къ Екатерин II-й рыцарство, кажется, и не обращалось: несмотря на все сочувствіе этой монархини къ просвщенію, мудрено предположить, чтобъ она дала согласіе на учрежденіе Нмецкаго университета въ своей имперіи! Она вообще не питала большихъ симпатій къ Балтійцамъ нмецкаго происхожденія, находя, что ‘они все въ лсъ смотрятъ’, и не усмотрла въ такъ-называемыхъ остзейскихъ привилегіяхъ ни одного пункта, который бы легально воспрепятствовалъ введенію въ Прибалтійскихъ губерніяхъ ея общаго Городоваго Положенія. За то 7жъ не пользуется память ея любовью въ сред ученыхъ патріотовъ балтійско-нмецкаго происхожденія! Несравненно сочувственне относился къ Остзейскому дворянству Императоръ Павелъ, къ которому, въ 1799 или 1800 году, оно и обратилось съ прошеніемъ о дозволеніи основать университетъ и о препорученіи этого дла коммиссіи изъ дворянъ всхъ трехъ губерній. 20 сентября 1800 г. дйствительно послдовало высочайшее повелніе объ учрежденіи университета въ Митат: Дворянство стало уже выписывать изъ-за границы профессоровъ, какъ черезъ полгода съ небольшимъ состоялось новое повелніе, уже Императора Александра (12 апр. 1801 г.), вроятно вслдствіе ходатайства Лифляндцевъ и Эстляндцевъ, о томъ, чтобъ университету быть не въ Митав, а въ Дерпт. При основаніи университета часть денегъ пожертвована была дворянствомъ, впрочемъ незначительная,— около 70 т. р., именно Курляндскимъ 2447 р., Эстляндскимъ 22 т. и Лифляндскимъ 45 т., правительство съ своей стороны назначило на содержаніе университета нсколько казенныхъ имній, предоставивъ университету и управленіе ими, выборъ профессоровъ и попечителя также былъ предоставленъ дворянству, и первымъ таковымъ выбраннымъ попечителемъ былъ гр Мантейфель. Однакожъ средневковой духъ Остзейскаго рыцарства и сочиненная имъ организація университета пришлись не по вкусу вызваннымъ изъ Европы профессорамъ. На первыхъ же порахъ они почувствовали всю несовмстимость интересовъ чистой науки съ консервативнымъ радніемъ о политическихъ интересахъ мстнаго и весьма не возвышеннаго характера. Въ числ этихъ ученыхъ былъ извстный физикъ Парротъ (впослдствіи академикъ), предстояло въ 1802 г. прибытіе Александра 1-го въ Дерптъ, и Парротъ сталъ готовиться къ привтственной рчи. Это послднее обстоятельство сильно перетревожило дворянство. Въ то время носились слухи о сочувствіи Императора къ освобожденію крестьянъ, и дворянство опасалось, какъ бы этотъ ученый, хоть ими же выписанный Европеецъ, полу-Французъ по происхожденію, не хватилъ въ своей рчи чего-нибудь въ дух такой страшной демократической идеи! Парротъ однакоже отказался дать свою рчь на предварительную цензуру дворянству я таки держалъ ее (на французскомъ язык) предъ Императоромъ Александромъ: онъ дйствительно говорилъ въ ней объ уничтоженіи крпостной зависимости отъ дворянства,— но не крестьянъ, а самого университета и науки! Рчь Государю очень понравилась, но чтобъ достигнуть положительнаго успха, профессора на собственныя деньги снарядили Паррота въ Петербургъ, и результатомъ этой поздки явилась Высочайшая учредительная грамота 12 декабря 1802 г., данная Дерптскому университету. Этою грамотою снимался съ него характеръ дворянскаго установленія, присвоивалось именованіе ‘Императорскаго’, назначеніе попечителя предоставлялось правительству. Впрочемъ до 1818 г. содержаніе университета производилось на доходы съ пожалованныхъ имній, при участіи денежныхъ незначительныхъ взносовъ и отъ дворянства (взносовъ въ дйствительности оплачиваемыхъ кряостными Латышами и Эстами). Но съ 1818 г.,— за годъ до освобожденія этихъ послднихъ отъ личнаго рабства Остзейскимъ помщикамъ, — содержаніе университета включено въ государственный бюджетъ и отнесено на счетъ русской Государственной Казны…
И такъ, никакими договорами по отношенію къ Дерптскому университету не связана настоящая русская государственная власть, и ничто, казалось бы, не могло теперь препятствовать ей выйти изъ того трагикомическаго недостойнаго ея положенія, которое унаслдовано ею отъ минувшаго времени. Выходъ же только одинъ — указываемый и требованіями справедливости и требованіями здравой политики, т. е.: имть на Прибалтійской Окраин университетъ не нмецкій, а русскій…. Если, — въ силу того начала, что языкомъ преподаванія въ государственныхъ среднихъ и вывшихъ учебныхъ учрежденіяхъ долженъ быть непремнно языкъ государственный,— русское правительство учредило въ Варшав университетъ не польскій, а русскій, въ краю искони польскомъ, имвшемъ самостоятельное политическое бытіе, тысячелтнюю исторію, богатую ученую и изящную словесность, то какой же смыслъ, какая же правда — держать университетъ не русскій, а нмецкій въ такомъ краю, гд нмецкаго населенія на два почти милліона Латышей и Эстовъ приходится съ небольшимъ 100 т., гд самостоятельное государственное бытіе относится къ преданіяхъ глубокой древности, гд почти не существовало и нтъ ни наука, ни литературы самостоятельной? Трагикомизмъ для русскаго правительства, повторяемъ, заключается именно въ томъ, что главныя заслуги содержимаго имъ на счетъ Русскаго народа нмецкаго въ Дерпт университета состоятъ въ обогащеніи германской науки и литературы новыми дятелями и учеными вкладами, и что для вящаго достоинства этого учрежденія цлесообразне было бы имть и профессоровъ выписанныхъ изъ Германіи, отстраняя отъ каедръ своихъ русскихъ подданныхъ мстнаго нмецкаго происхожденія! Но не только трагикомическое, а и совершенно не доброе, не нравственное дло осуждена теперь творить русская власть — насильственно, путемъ образованія, онмечивая мстное населеніе, обращая университетъ въ орудіе для порабощенія большинства жителей ненавистной гегемоніи иноплеменнаго меньшинства, питая такимъ образомъ въ кра племенной антагонизмъ, залогъ тревожнаго будущаго… Примиреніе этихъ враждующихъ народностей можетъ состояться лишь на нейтральной почв — ихъ общаго подчиненія единому русскому государственному началу. Въ этой формул заключается разршеніе и всхъ прочихъ вопросовъ и недоумній, волнующихъ нын Прибалтійскій край.
Мы первые готовы признать великія услуги, оказанныя Россіи многимъ множествомъ прибалтійскихъ Нмцевъ, честно, самоотверженно потрудившихся и трудящихся для ея блага на военномъ или гражданскомъ поприщ. Пусть же прибалтійскіе нмецкіе ‘патріоты’ послдуютъ ихъ примру, пусть же они, лишенные отечества, лишенные будущаго, сойдутъ съ узкой и шаткой, эгоистической основы привилегированнаго сословнаго и племенного неравенства и промняютъ свой тсный провинціальный кругозоръ на кругозоръ исторически-міровой великаго Русскаго государства…