На утре дней, Андреевский Сергей Аркадьевич, Год: 1885

Время на прочтение: 8 минут(ы)

C. А. АНДРЕЕВСКІЙ

СТИХОТВОРЕНІЯ
1878—1885

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 11—2
1886

НА УТР ДНЕЙ.
Посвящается А. . Кони.

…И посл нихъ на неб нтъ слда,
Какъ отъ любви ребенка безнадежной,
Какъ отъ мечты, которой никогда
Онъ не вврялъ заботамъ дружбы нжной.
Лермонтовъ.
I.
Владиміръ выросъ въ тишин
Степей задумчивыхъ и вольныхъ,
Въ пріют, врномъ старин,
Подъ кровомъ тетокъ богомольныхъ.
Въ ихъ уголъ брошенный судьбой,
Съ пяти годовъ осиротлый,
Онъ былъ, какъ лучъ въ тни лсной,
Лучемъ въ ихъ жизни престарлой.
Подъ ихъ вечерній разговоръ
Одинъ безъ сверстниковъ игривыхъ
Любилъ онъ въ даль направить взоръ
Въ обворожительный просторъ
Полей безбрежно-молчаливыхъ.
Онъ зналъ: за крайнею чертой,
Гд гасли степи золотыя,
Цвтутъ, шумятъ края иные!..
Но на меж, какъ часовой,
Къ чужбин степь свою ревнуя,
Втвистый дубъ сторожевой
Стоялъ, Богъ всть о чемъ горюя…
И онъ длилъ его печаль!
И долго посл было жаль
Ему деревьевъ одинокихъ,
Порой встрчаемыхъ въ пути:
Близь нихъ прохлады не найти!..
Ихъ тнь скудна… Лучей жестокихъ
На долгій срокъ ихъ слабый щитъ
Отъ пришлеца не отвратитъ.
II.
Бывало, въ пол необъятномъ
Горитъ вечерняя заря,
Шептаньемъ чуднымъ и невнятнымъ
Съ ребенкомъ дикимъ говоря…
Въ молчаньи чуткомъ и лнивомъ
Пвучій звонъ гудитъ по нивамъ,
Несясь до ближнихъ деревень…
Жасминъ, шиповникъ и сирень
Цвтутъ у паперти церковной…
Тропинкой узенькой и ровной
Священникъ изъ дому бредетъ
И странно тнь его растетъ
Подъ солнцемъ, въ западу склоненнымъ.
Порядкомъ, древле заведеннымъ,
Минуетъ служба. Въ лтней мгл
У жъ слышны псни на сел.
Луну встрчаетъ звонкимъ лаемъ
Цпная Срва. У воротъ
Сигналъ дозора сторожъ бьетъ,
И вотъ, на сонъ благословляемъ,
Въ постельку блую, какъ снгъ,
Спшитъ ребенокъ на ночлегъ.
III.
Дв старыхъ тетки (об — вдовы),
Пройдя вс горести земли,
Въ душ невинной берегли
Религіозныя основы.
И мальчикъ врилъ… По утрамъ
Передъ окномъ, гд рчка вьется,
Щекой на ручку онъ упрется
И внемлетъ чинно, по главамъ,
Разсказамъ Ветхаго Завта.
Въ немъ грютъ вру волны свта,
Который съ яркой высоты
Струитъ на книжные листы.
Онъ ясно видитъ дымъ хаоса,
Дленье суши и воды,
Въ раю прекрасные плоды,
Прикосновенье къ нимъ безъ спроса
Ослушной Евы, и чету
Печальныхъ праотцевъ, гонимыхъ
Изъ рая въ міръ, стыдомъ палимыхъ.
Подъ хмлемъ скрывшихъ наготу…
И отъ безвстнаго начала
Въ воображеньи воскресала
Судьба невиданныхъ временъ:
Отнын все увидитъ онъ!
Онъ самъ отъ божья дуновенья,
А духу нтъ конца и тлнья…
IV.
Однажды въ раннемъ полусн
Онъ видлъ Бога… Въ вышин,
Надъ нимъ простертый, необъятный
И весь изъ нжныхъ облаковъ.
Ему явился Саваоъ…
Вверху звучалъ призывъ невнятный
Подъ самымъ куполомъ небесъ
И край одежды безконечной
Надъ нимъ повисъ каймою млечной…
Онъ — руки вверхъ, но край исчезъ,
Взвилась туманная порфира,
Раскрылась грудь владыки міра…
И въ ней былъ свтъ — и въ эту грудь
Ему открылся тайный путь…
V.
Съ тхъ поръ жилищемъ безгрховныхъ
Ему казался синій сводъ,
И цпью праздниковъ церковныхъ
Предъ нимъ развертывался годъ.
Зимой, въ рождественскій сочельникъ,
Дитя постится, какъ отшельникъ,
И ждетъ вечернюю звзду…
Темнетъ снжная равнина,
Окно узорное во льду
Уже дробитъ лучи камина,
Готова поздняя кутья,
Къ обду сходится семья,
Въ воспоминанье о Младенц
На сн, возл образовъ,
Пшеничный хлбъ на полотенц
Лежитъ по правиламъ отцовъ,
И лка — свтлый символъ чуда —
Всегда невдомо откуда
Придетъ, подарками блестя,
Плнять смущенное дитя.—
VI.
Великій постъ. Въ тиши дрмотной
Сквозь мягкій втеръ иногда
Дохнтъ весна волной залетной
И съ блыхъ крышъ польетъ вода.
Чернетъ путь. Навсъ балкона
Лучи горячіе пекутъ.
Подъ звуки медленнаго звона
Гуськомъ говльщики идутъ.
А въ храм темень и прохлада…
Закрыты царскія врата,
Предъ желтымъ обликомъ Христа
Мерцаетъ синяя лампада:
Спаситель молитъ о грхахъ…
Терновникъ вьется въ волосахъ,
Съ чела струятся капли крови
На скорбно-сдвинутыя брови…
И трауръ въ церкви… Пономарь
Читаетъ долго и уныло,
На мигъ откроется алтарь,—
Бряцаетъ дымное кадило,
Толпа склоняется въ отвтъ —
И гаснетъ вновь алтарный свтъ
И снова тянутся каноны…
Дитя бодрится, ножки мнетъ,
Усталость гршную клянетъ
И погружается въ иконы
Воспламененною мечтой:
Картина вечери святой
Въ немъ будитъ рой воспоминаній
О дняхъ божественныхъ страданій.
Какъ на яву, Ерусалимъ
Волшебно стелется предъ нимъ.
(Въ его названьи гармоничномъ
Онъ видитъ прелесть). Тамъ Христосъ,
Прекрасенъ взорамъ необычнымъ,
Въ кудряхъ распущенныхъ волосъ,
Какъ на холст — въ одежд синей,
Цлилъ народъ своей святыней…
Рукой нетлнною своей,
Потупивъ мягкія рсницы,
Ласкалъ Онъ маленькихъ дтей.
О, еслибъ край Его десницы
Въ толп Володю оснилъ!
О, еслибъ онъ въ то время жилъ —
Какое-бъ счастье онъ извдалъ!
И какъ Христа уда предалъ?..
И какъ Пилатъ не защитилъ?..
И съ чувствомъ жалости глубокой,
Съ приливомъ пламенной любви,
Молитвы чистыя свои
Шепталъ ребенокъ одинокій…
VII.
Въ сел Заполь барскій домъ
Былъ двухъэтажный и обширный,
Пустынный рядъ его хоромъ
Склонялъ къ мечтательности мирной:
Диваны штофные въ чехлахъ,
Обои въ бархатныхъ разводахъ,
Полоски бронзы на коммодахъ,
Цвтной узоръ на потолкахъ,
Прохладный залъ съ нмымъ роялемъ,
Темно-зеленый кабинетъ,
И въ немъ съ тюрбаномъ и вуалемъ
Забытый бабушки портретъ —
Все пахло пылью давнихъ лтъ.
Просторный домъ стоялъ въ убор,
Какъ при владтеляхъ былыхъ,
И дальнихъ комнатъ нежилыхъ
Въ немъ не держали на затвор.
Старушки сядутъ въ уголк
Одна — съ чулкомъ, другая — съ книгой
И, видя мальчика въ тоск,
Его ушлютъ: ‘поди, попрыгай!’
И онъ пускается блуждать:
Начнетъ зду изображать,
А тамъ устроитъ остановку —
Ночлегъ, за креслами, въ углу,
Иль наблюдаетъ на полу,
Надъ щелью, божію коровку:
Подъ щелью врно есть провалъ,
Ведущій въ ндра подземелья,
И тамъ, быть можетъ (кто видалъ?).
Глухая жизнь полна веселья…
Букашка тянется туда…
А вотъ лицо — въ стнномъ узор!
Змятся брови, борода,
И злоба страшная во взор:
Не то обманъ, не то портретъ —
Мелькнуло вдругъ и снова — нтъ!
Вотъ легкій звукъ: цвты въ гостиной
Шумятъ опавшею листвой,
Въ столовой маятникъ старинный
Болтаетъ громко самъ съ собой…
То хлопнетъ дверь и сотрясаясь
Въ буфет чашки загремятъ…
Пройдетъ слуга, остерегаясь,
Какъ будто въ дом всюду спятъ…
А что съ ‘мужского половиной’?
Тамъ спятъ на солнц пауки,
Бильярдъ затянутъ парусиной
И крпко пахнутъ чубуки.
И только въ двичей, у пялецъ,
Работницъ слышенъ разговоръ…
Весь этотъ дремлющій просторъ
Обходитъ маленькій скиталецъ.
VIII.
‘Ты — мальчикъ бдный’, говоритъ
Порой ребенку тетя Вра:
‘Бги грховнаго примра,
Который бдному грозитъ!
Ты знаешь, мы, съ сестрою Анной,
Тебя до времени хранимъ,
Но будешь, птенчикъ нашъ желанный,
Ты намъ далекимъ и чужимъ…
Не твой — не нашъ — дворецъ высокій,
Гд мы кончаемъ наши дни:
Заботы наши вспомяни,
Какъ выйдешь самъ на путь широкій!
И не гнушайся, но люби
Того, кто насъ теб замнитъ:
Небесный судъ тебя оцнитъ
За чувства добрыя твои’.
Въ отвтъ горючая слеза
Изъ глазъ испуганныхъ польется
И мальчикъ, гибкій какъ лоза,
Вокругъ старушки обовьется.
Прижавшись въ теплому плечу,
Дитя молчитъ, не шевелится,
Устава взоры на свчу:
Она въ слезахъ его звздится…
IX.
Но и нмой дв трети года,
Порой, очнувшись наконецъ,
Шумлъ Занольевскій дворецъ
Веселымъ говоромъ народа.
Глава наслднаго добра,
Старушекъ младшая сестра,
Вдова гвардейца отставного,
Варвара Дмитревна Челкова,
По вол мужниной, была
По жизнь — владлицей помстья,
Но больше въ город жила,
Давая краткія извстья,
Что на такое-то число
Съ семьей пожалуетъ въ село.
Въ условный день, кареты цугомъ
Чернли точками въ дали.
Въ нихъ подъзжали другъ за другомъ
Въ степномъ загар и въ пыли:
Сама хозяйка съ сыновьями —
Ужъ полу взрослыми людьми —
Ея дв дочери съ мужьями,
Ихъ дв кормилицы съ дтьми
И многочисленная свита
Полу-рабовъ, полу-друзей,—
Во дни исчезнувшаго быта
Извстныхъ каждому людей.
Предметы новые для взора —
Бездлки дамскаго убора
И туалетнаго стола,
Флаконы, гребни, зеркала,
Игрушки, туфли и халаты —
Вносились, клались на мста,
И ихъ живая пестрота
Будила сонныя палаты.
X.
Туманъ лежалъ еще кругомъ
Надъ полемъ дтскихъ наблюденій.
Пора слпыхъ недоумній!
Кому онъ въ дтств незнакомъ —
Покровъ волшебный и воздушный
Предъ взоромъ мысли простодушной,
Витавшій облакомъ сквознымъ
Надъ всмъ, что видимо, земнымъ?
Не смлъ нашъ умъ срывать личины
Съ плавучихъ грзъ… Да и къ чему!
Такъ быстро двигались картины,
Что взоръ скользилъ по ихъ письму
И, проводивъ ихъ въ отдаленье,
Чуть сохранялъ изображенье.
Питомецъ нашъ почти забылъ
Т дни, блаженные незнаньемъ…
Онъ помнилъ свадьбу: предъ внчаньемъ
Червонецъ въ туфлю онъ вложилъ
Своей хорошенькой кузин —
Завтъ на счастье милой Нин.
Предъ тмъ задолго съ женихомъ,
Гусаромъ тонкимъ и курчавымъ,
Они шушукались вдвоемъ,
И съ состраданіемъ лукавымъ
Надъ ней трунили какъ-то разъ,
Какъ онъ ухалъ на Кавказъ…
Володя зналъ: нердко лтомъ,
Со связкой писемъ и портретомъ,
Она, раздвинувъ тростники,
Уединялась близь рки,
Въ сквозной тни, гд шепчетъ липа
И гд трепещетъ стрекоза,
И на стекло дагерротипа
Роняла томные глаза…
Они женились… Пиръ на славу
Три дня Заполье оглашалъ,
И многолюдный, шумный залъ
Невсту плавную, какъ паву,
Хвалилъ и шепотомъ и вслухъ.
Гремлъ оркестръ, блистали свчи,
Кружились пары легче мухъ,
Мелькали берты, блонды, плечи…
Но все въ туман… Говорятъ,
Сжигали бочки смоляныя.
Мужчинъ качали на подхватъ,
Расшиблись до крови иные,
Ихъ обмывали… Но того —
Дитя не помнитъ. Изъ всего ч
Остались цлы два отрывка:
Кадриль въ столовой, у дверей,
Когда у Груни Каталей
Споролась съ блестками обшивки,
Съ косыхъ волановъ… Да еще:
Пустая комната въ проход…
Горли свчи на коммод…
Стояла Нина — и плечо
Ей цловалъ женихъ влюбленный
И руки — выше локотка…
Володя выбжалъ смущенный:
‘Прелестна женская рука
И любо имъ уединенье!’
Такъ думалъ онъ изъ уголка…
Т думы сгладило забвенье.
XI.
Но время шло. Въ нмой тиши,
Въ степномъ уединеньи тетокъ,
Не зналъ Володя ни души:
Гостей не слалъ имъ околотокъ,
Свои ре хали домой,
Въ поляхъ стоялъ горючій зной.
Семья сидла на террас,
Какъ вдругъ — сде серебра,
Въ ограду барскаго двора,
Старикъ вкатился въ тарантас.
Хозяйки тронулись до слезъ:
Изъ дальнихъ мстъ знакомый баранъ
Съ собою мальчика привезъ.
‘Вотъ другъ теб — Алеша Гаринъ!
Должно, ровесники какъ разъ…
Какой онъ смугленькій у васъ!’
Но внукъ сдаго господина
Сперва дичился. Онъ имлъ
Глазенки черные грузина
И недоврчиво глядлъ.
Друзья сошлись однако вскор,
Когда остались на простор.
Блуждая вольною четой,
Одни въ затишьи одичаломъ,
Они успли межъ собой
Поговорить о небываломъ,
И оба врили себ,
Когда мгновенно, на ходьб.
Игрой фантазіи случайной
Слагали миъ необычайный.
Живыми длались тогда
И старый дубъ, и въ неб тучи.
И на холм песокъ сыпучій,
И въ луж зыбкая вода…
Такъ легкимъ сномъ прошла недля.
Ихъ мысли дружныя сплелись,
Какъ на втвяхъ побги хмля —
И дти снова разошлись.
Но разставались безъ печали:
Когда былъ поданъ тарантасъ,
Кончая прерванный разсказъ,
Они о птицахъ толковали…
Прошло три мсяца — и вдругъ
Узналъ Володя: первый другъ
И дтскихъ тайнъ его хранитель —
Алеша сталъ ‘небесный житель’:
Онъ умеръ гд-то вдалек…
Не плакалъ другъ осиротлый,
Но въ неизвданной тоск
Блуждалъ нмой, похолодлый,
И все искалъ на небесахъ
Ребенка смуглаго въ кудряхъ…
XII.
Спадало дтство, разсваясь.
Виднй казался божій свтъ,
Волод было девять лтъ.
Онъ часто грезилъ пробуждаясь
И полусонный, на зар,
Тепло укрытый съ головою,
Подъ одяломъ, какъ въ нор,
Онъ наслаждался полутьмою.
Въ мерцаньи тающихъ тней,
Однажды, въ часъ такихъ мечтаній,
Ему изъ мглы воспоминаній,
Явилась Груня Каталей.
Вдругъ сердце въ немъ слегка упало…
Ни разу прежде, сквозь мечты
Виднье Груни не всплывало,
Не снились нжныя черты…
Онъ видлъ сгибъ красивой шеи,
Лучистыхъ глазъ ея привтъ.
Нагую руку и браслетъ,
И въ блесткахъ платье, какъ у феи.
Казалось: взорами она
Володю ласково корила
За то, что въ мір лишь одна
Его всмъ сердцемъ полюбила,
А онъ, по дтской простот,
Блуждалъ такъ долго въ темнот!
И въ незамтномъ усыпленьи
Володя внутренно постигъ
На мимолетное мгновенье
Ея чарующій языкъ.
Упала съ глазъ его повязка
И замеръ на губахъ отвтъ,
Еще минута… прянулъ свтъ —
И уплыла ночная сказка!
Надъ нимъ виднлся потолокъ
Съ давно замченнымъ изломомъ,
И о волненьи незнакомомъ
Лишь говорилъ румянецъ щекъ.
Исчезла тнь его царицы!
Ужъ за окномъ звенли птицы
И за стною самоваръ
Струилъ призывный свой угаръ.
Володя, нжась на постели,
По локоть ручки обнажилъ,
На ихъ покровъ, на змйки жилъ
Смотрлъ задумчиво, безъ цли,
Слегка погладилъ ихъ себ,
Довольный жизнью въ нихъ разлитой —
И вскор всталъ, свжо умытый,
Готовый къ утренней мольб.
XIII.
Ужъ могъ Володя, внявъ разсудку,
Предвидть горестный конецъ:
Для трехъ сочувственныхъ сердецъ
Разлукой пахло не на шутку.
Справляли мальчику блье,
Кроили курточки съ запасомъ
И шубку въ дальнее житье
Подбили стеганнымъ атласомъ.
Все молчаливй и нжнй
Дитя въ наставницамъ ласкалось,
И вдругъ въ забытый край степей
Письмо зловщее примчалось,
‘Свершаю памятный завтъ
Роднаго брата. Въ сельской вол
Провелъ Владиміръ много лтъ,
Ему пора учиться въ школ.
Въ исход ныншней весны
По длу детъ мой пріятель
(Палаты здшней засдатель)
Въ предлы вашей стороны:
Дорога къ вамъ ему знакома —
Съ собой онъ мальчика возьметъ,
И пусть племянникъ не реветъ:
Въ моей семь онъ будетъ дома.—
Какъ я слыхалъ, изнженъ онъ,
Воспитанъ вами въ хол женской,
Но здсь отъ лни деревенской
Онъ будетъ скоро исцленъ.
И если онъ у васъ толковый,
А я вполн увренъ въ томъ,
Пускай на встрчу жизни новой
Онъ детъ храбрымъ молодцомъ,
Во мн-жъ, откинувши сомннье,
Пусть видитъ друга — не врага.
Прошу принять мое почтенье.
Василій Дыминъ, вашъ слуга’.
XIV.
И день пришелъ неотразимый!..
Бубенчикъ сиплый подъ дугой
Звенитъ въ степи необозримой,
Дорога тянется змей,
Ушли родныя десятины
Съ цвтными лентами хлбовъ
И хлопья встрчныхъ облаковъ
Плывутъ задумчиво съ чужбины…
Владиміръ ловитъ крайній слдъ
На вкъ покинутыхъ владній,
А рядомъ чуждый треволненій
Ужъ тихо спитъ его сосдъ.
Играетъ зной по чернозему
Волнистымъ трепетомъ лучей
И, не сводя съ земли очей,
Дитя мечтой стремится къ дому —
Туда, гд имъ въ туман сна
Пора счастливая прожита,
Гд тетя Анна такъ блдна,
А тетя Вра такъ убита,—
Куда онъ рвется всей душой,
Кляня жестокую разлуку,
И облегчить не можетъ муку
Въ глазахъ изсякнувшей слезой!..
И вотъ уже, взглянувъ обратно,
Онъ видитъ чуждыя мста.
О, неужели невозвратно
Всхъ близкихъ скрыла темнота?
Бжать-бы… прыгнуть на дорогу,
Къ ночнымъ огнямъ поспть домой…
Тамъ встртить радость и тревогу,
Влетть къ покинутымъ стрлой,
И вновь рыдать неудержимо,
И лаской грудь отогрвать,
И Бога жарко умолять:
Пускай ударъ несется мимо…
Но, что-жъ затмъ? Спасенья нтъ!..
То дтскій сонъ, безумный бредъ!..
Тогда въ душ, съ изнеможеньемъ,
Онъ ощутилъ холодный гнтъ
И то страданье безъ заботъ,
Что называется смиреньемъ
Предъ неизбжною судьбой —
И онъ поникнулъ головой.
——
И вамъ пора оставить книгу,
Случайный чтецъ моихъ страницъ.
Я ихъ писалъ, покорный мигу,
Рисуя тни милыхъ лицъ.
Имлъ я нкогда затю
Писать большую эпопею,
Но на распутьи въ этотъ разъ
Кончаю прерванный разсказъ
И безъискусственный набросокъ
Благословляю въ добрый путы
Быть можетъ въ сердц чьемъ нибудь
Онъ встртитъ дружный отголосокъ…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека