Обрученные, Андреевский Сергей Аркадьевич, Год: 1885 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

C. А. АНДРЕЕВСКІЙ

СТИХОТВОРЕНІЯ
1878—1885

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 11—2
1886

ОБРУЧЕННЫЕ.
Изъ ‘ХРОНИКИ ПРОИСШЕСТВІЙ’.

‘Сильна любовь, какъ смерть!’

Пснь псней. VIII. 6.

Здсь тихая смерть обитаетъ въ покояхъ,

И двери для всхъ отперты:

Невста лежитъ въ гіацинтахъ, левкояхъ —

Съ улыбкой остыли черты.

Въ тни соболиныхъ рсницъ утопая,

Сквозятъ голубые глаза,

И кажется, будто въ селеніяхъ рая

Имъ снится небесъ бирюза,

Иль грезится тишь въ голубомъ океан

И свтъ незакатныхъ лучей…

А колоколъ плачетъ въ надземномъ туман

Невнятной печалью людей…

И стрлка часовъ, пробгая по кругу,

Ведя утомительный счетъ,

Предлъ назначаетъ трудамъ и досугу,

И горю, и счастью чердъ.

И гд-то въ углу пріунывшаго дома

Украдкой посудой гремятъ:

Рыдавшихъ постигла нмая истома —

Ихъ слабость друзья сторожатъ.

Но съ холодомъ въ членахъ и съ жаромъ въ зницахъ

Глядятъ они тупо вокругъ,

Взаимно читая въ потерянныхъ лицахъ

Невольный предъ жизнью испугъ.

Имъ странны движенья прислуги несмлой,

Случайные звуки рчей,

Постылыя яства на скатерти блой,

На утвари — отблескъ лучей…

И всмъ, точно призракъ, осилившій зрнье,

Мерещится въ саван та,

Кто здсь, за стною вкусивъ усыпленье.

Исчезла, какъ въ неб мечта…

Житейское море въ немолчныхъ прибояхъ

Сюда не домчитъ суеты:

Здсь тихая смерть обитаетъ въ покояхъ,

Здсь вянутъ на гроб цвты.

II.

А Невскій въ этотъ день, какъ и въ другіе дни,

Киплъ прохожими на солнц и въ тни,

И также, въ дв рки, тянулись экипажи

Межъ стеколъ, блещущихъ соблазнами продажи,

И разноцвтные, но блдные дома

Подъ небомъ высились, какъ ровная кайма,

И башня думская подобно часовому

Внимала холодно движенію дневному…

Все та же вчная живая суета

И тотъ же вольный видъ съ Аничкова моста

На уходящіе наклоны перспективы:

Шпалеры стройныя такъ горды и красивы!

Межъ нихъ чернетъ людъ на гладкомъ полотн —

А тамъ рисуется въ далекой глубин,

Какъ подъ косымъ дождемъ, подъ нитью телефона,

Адмиралтейскій шпиль на дымк небосклона.—

Движенье улицы пришло теперь въ разгаръ:

Гудлъ торцовый путь, покрылся троттуаръ,

Зваки скучились на лстниц пассажа,

А передъ лавочкой подвальнаго этажа

Чредой прохожіе сгибались у витринъ,

Гд блещутъ образы пвицъ и балеринъ

И въ тусклыхъ копіяхъ желтютъ наши славы…

Газетчикъ предлагалъ послдніе уставы,

Сулилъ вамъ выигрышъ съ обманчивыхъ таблицъ..

Мелькали профили, пестрли сотни лицъ:

Курсистка съ книжкою и съ думою суровой,

Кокотка смуглая подъ шляпкою пунцовой,

Въ боа закутана — два обруча въ ушахъ,

Убогій инвалидъ привсталъ на костыляхъ

Предъ сочной выставкой състнаго магазина,

На дрожкахъ трепетныхъ стремглавъ летлъ мужчина,

Обнявшись съ дамою, въ карет биржевикъ

Качался выбритый, откормленный, какъ быкъ,

Артельщики несли золоченные стулья,

Изъ конокъ публика валила, какъ изъ улья,

Сходя предъ линіей гостинаго двора,

Надъ уровнемъ толпы носились кучера,

Лакей посланника проплылъ съ своимъ плюмажемъ,

Съ портфелемъ — адвокатъ… но всхъ не перескажемъ.

И передъ улицей, гд, словно межъ кулисъ,

Виднья шумныя, вседневныя неслись,

Печальный юноша застылъ въ оцпенньи…

Онъ дрогнулъ и блднлъ въ глубокомъ отчужденьи

Отъ этихъ образовъ, мелькавшихъ передъ*нимъ,

Случайныхъ, суетныхъ, удушливыхъ, какъ дымъ!

Онъ былъ здсь, правда, не у мста

Съ своей печалью гробовой:

Уснула тихо предъ зарей

Послднимъ сномъ его невста…

Онъ видлъ смерти блый взглядъ,

И грозной тни близкій ядъ

Его мутилъ… Страшна потеря

Любимой, избранной души:

Насъ гложетъ скорбь тогда въ тиши

И мы безпомощне звря!..

Вокругъ — мы видимъ суету,

А въ глубь души бросая взоры,

Въ себ встрчаемъ темноту —

И въ ней мятемся безъ опоры!

И вотъ, охваченный толпой,

Онъ думалъ — съ болью и тоской:

‘Круженье лицъ, и гулъ, и топотъ,

Дневной тревоги бготня —

И никому неслышный ропотъ,

Грызущій сердце у меня!..

О, жизни горестная сказка

И пестрый, безпокойный бредъ!

Ужели лгкая повязка

Меня спасала столько лтъ,

И за толпой, въ цпи единой,

Я шелъ на пиршеств земномъ,

Считая стройною картиной

Одинъ безсмысленный содомъ?!..

Круженье лицъ, и гулъ, и топотъ,

Дневной тревоги бготня —

И никому неслышный ропотъ,

Грызущій сердце у меня!..’

III.

Въ тревог мрачной и безумной,

Съ лицомъ потерянно-больнымъ

Онъ убжалъ съ дороги шумной

Въ другія улицы. За нимъ

Движенье стихло. Видъ канала

Съ его безшумной пестротой

Раскрылся длинною дугой,

И груда зданій обступала

Изгибы ленты водяной.

Онъ шелъ, потупя взоръ недвижный…

Предъ нимъ тянулся путь булыжный,

Покрытый грязью, и на немъ

Встрчались вдругъ: то клокъ соломы,

То слдъ муки, или несомый

Въ круженьи вихря ледяномъ

Газетный листъ, иль голубь сизый,

Сбиравшій зерна на пути,

Чтобъ ихъ подруг унести

На недоступные карнизы,—

И эти пятна, брызги дня

Его пугали, какъ виднья,

Едва доступнаго значенья,

Изъ свтлой бездны бытія.

Въ ум, смущенномъ до затмнья,

Несчастный думалъ: ‘гд отвтъ?

Зачмъ онъ свтитъ — этотъ свтъ?..

Теперь ты въ гроб стынешь, стынешь!

Ужели мн, хоть я живой,

Завсу тайны роковой

Ты на мгновенье не раздвинешь?..’

И онъ прислушался… Но вдругъ,

Очами обведя вокругъ,

Онъ сдвинулъ дрогнувшія брови —

И зарыдалъ. Стснилась грудь,

И долго силилась вздохнуть —

И грлась подъ наплывомъ крови…

IV.

Сквозь росу туманную смоченныхъ рсницъ

Легче сердцу кажется горе безъ границъ.

Вотъ и Маня прежняя, какъ живой портретъ,

Ходитъ, улыбается, шлетъ ему привтъ.

Вспомнилось, какъ, рзвая, вмигъ она могла

Отогнать задумчивость отъ его чела:

Сядетъ съ нимъ подъ лампою, книгой шелеститъ,

Втайн словомъ ласковымъ друга подаритъ

И рукой дотронется до его руки —

Оба сердцемъ чувствуютъ, какъ они близки!

А пройдетъ по комнат — очи ей вослдъ

Тянутся, любуются, какъ дитя на свтъ!..

Скроется — и кажется, что за нею вдругъ

Жизни обрывается лучезарный кругъ.

И припомнилась ночь: онъ не спалъ до разсвта.

Опьянялъ его кровь неизвданный пылъ:

Грудь не знала досел на ласку отвта,

Никому онъ объятій своихъ не раскрылъ.

Съ одинокаго ложа онъ бредилъ о Ман,

Знойныхъ мыслей его обдавала волна

И казалось ему: въ предразсвтномъ туман

Цломудренной тнью являлась она.

Онъ молилъ у ней страсти, еще не испитой,

Онъ угадывалъ тайны ея красоты —

И слпили его близной непокрытой

Очертанья, представшія взору мечты…

Онъ боялся несбыточной грезы блаженства

И придерживалъ сердце горячей рукой,

Но попрежнему въ чистыхъ лучахъ совершенства

Нжный мраморъ сіялъ передъ нимъ, какъ живой.

А при встрч дневной, пожимая ей руку,

Онъ блаженно внималъ обыденнымъ рчамъ,

Вспоминалъ съ упоеньемъ безсонную муку

И застнчиво врилъ несбыточнымъ снамъ!..

VI.

Но эти сны остались снами!

И трауръ складками повисъ

Надъ всей землей, надъ небесами,

На всемъ, куда ни оглянись!

И туча длинная лежитъ на небосклон

Печальной, тихою чертой,

И церковь блая съ молитвой на фронтон

Гласитъ о вчности нмой!..

Дома глядятъ на жизнь, въ тоскливомъ отчужденьи,

Изъ оконъ, словно изъ очей,

И каждый шумъ колесъ, смолкая въ отдаленьи,

Гудитъ задумчиво о ней!..

VII.

Сегодня утромъ — неужели

Онъ это видлъ не во сн!—

Одинъ, въ ужасной тишин,

Къ ея покинутой постели

Онъ приближался: здсь она

Была недугомъ сожжена,

Ее сейчасъ отсюда взяли…

Какимъ безмолвіемъ печали

Казалась комната полна!

Завса сорвана съ окна

И впущенъ свтъ, подушки стынутъ,

И край кровати отодвинутъ

Въ минуты первой суеты

Отъ голой стнки, на комод,

Смшавъ бумажные хвосты,

Рецепты шепчутъ на свобод

О темной мудрости врачей…

Онъ думалъ: все открылось ей!

Съ улыбкой горечи, презрнья,

А можетъ — высшаго прощенья,

Уснувъ подъ маской ледяной,

Она забыла міръ земной —

И отдала свое дыханье!

Но чьей — безвинное созданье —

Ты чьей замучена рукой?!..

Когда нмую потревожа,

Ее поднять хотли съ ложа,

Зачмъ у ней, какъ у живой,

Коса разсыпалась волной?..

И голова зачмъ повисла

Съ какой-то грустью безъ конца?..

Зачмъ т образы безъ смысла

Терзаютъ близкія сердца?..

А онъ, пылавшій въ ней душою,

Зачмъ онъ Маню увидалъ

Сквозь дверь, отворенную въ залъ,

Когда подъ чистой пеленою,

Какъ платье бальное въ чехл,

Она лежала на стол,—

И вся омытая, нагая,

Уйдя въ покровы съ головой,

Ждала одежды гробовой!..

Что испыталъ онъ, замирая

Предъ очертаніемъ сквознымъ,

Мелькнувшимъ смутно передъ нимъ?—

И стыдъ, и горе — и проклятья

За разлученныя объятья!!.

VIII.

Онъ все блуждалъ безъ цли предъ собой,

Онъ жаждалъ тайнъ, живому неоткрытыхъ…

А тусклый день безцвтною волной

Уже спадалъ въ пучину дней забытыхъ!

И этотъ день, казалось, уходилъ

За Маней вслдъ съ гудніемъ и звономъ,

Свой темный путь огнями бороздилъ

И замиралъ надъ шумнымъ Вавилономъ…

И проходилъ невдомый народъ,

Какъ-бы топчась въ довольств безсердечномъ

По той земл, куда она сойдетъ,

Подъ ихъ стопы — въ наряд подвнечномъ!..

Спша въ театръ, кареты къ площадямъ

Уже плыли двуглазыми огнями —

И онъ унесся робкими мечтами,

Подъ своды залъ, гд выглянутъ изъ рамъ

Виднья сцены… Въ тихомъ созерцаньи

Замретъ толпа — и дружный грянетъ смхъ,

И трепетомъ обдастъ рукоплесканье

Избранника, вкусившаго успхъ…

У юноши въ порхающей богин

Задорной страсти вспыхнетъ огонекъ,

И будутъ спать, какъ прежде, въ паутин

Любимцы музъ, внчая потолокъ

Подъ пыльной люстрой въ грязныхъ медальонахъ…

Тотъ пантеонъ любимыхъ русскихъ лицъ —

Онъ зналъ его: въ пвучихъ перезвонахъ

Ихъ голоса изъ дремлющихъ гробницъ

Къ нему дошли съ прославленныхъ страницъ…

Но въ этотъ мигъ никто, никто на свт

Въ его душ не разогналъ бы тьмы!

Онъ холодно подумалъ о поэт

И развнчалъ великіе умы.

Онъ былъ одинъ! Его душило горе,

Какъ будто въ ноздри хлынула волна —

Исчезли звуки, лица, времена,

И смерть мелькнула въ помутнломъ взор,—

И въ эту смерть звала его она!..

Какъ могъ онъ ждать на сердц перемны?

Зачмъ бжалъ? Чего добился онъ?

Скорй, скорй въ покинутыя стны:

Она вдь тамъ, и прошлое — не сонъ…

Ея уста не могутъ дать отвтовъ,

Не свтитъ мысль подъ мраморомъ чела,

Но слдъ ея судьба не замела:

И то есть жизнь, когда въ ряду предметовъ

Она еще, какъ статуя, цла,—

Щадимая рукою разрушенья —

Та самая, доступная для зрнья!..

IX.

Онъ жадно бросился назадъ,

Туда, гд зала со свчами

За омраченными домами

Въ себ таила страшный кладъ…

Предъ нимъ смнялись повороты,

Смнялись улицы съ толпой,

И полный горестной заботы

Онъ уходилъ, кончая счеты

Съ постылой сердцу суетой.

Но жизнь плыла ему навстрчу!

И онъ входилъ въ нее опять,

Какъ, входятъ раненые въ счу,

Еще не смя отдыхать…

Съ лицу ласкался воздухъ свжій

И сыпалъ дождикъ съ вышины,

Мелькнувшій подъ-носомъ прозжій

Ему кивнулъ со стороны,

Рванулся втеръ съ перекрестка

И тни хлынули крестомъ

Отъ фонаря на блый домъ,

И на ручь зардла блестка

Предъ поколебленнымъ огнемъ…

И въ этомъ трепет стихіи

Онъ слышалъ звукъ, себ родной,

И плачъ надъ жизнью молодой

‘Новопреставленной Маріи!.. ‘

Воздушнй утренняго сна,

Казалось, призракомъ она

Его въ пути опережала,—

Вдали садилась — отлетала,

Неуловима и блдна —

И въ дому скорби призывала!..

И онъ спшилъ за ней туда

Съ невольнымъ, робкимъ содроганьемъ,

Какъ передъ горестнымъ свиданьемъ

Или разлукой навсегда.

Раскрылся тихій рядъ строеній —

И сердце дрогнуло въ груди:

Онъ домъ завидлъ впереди,

Гд Маня дремлетъ безъ мученій…

Была, какъ прежде, холодна

Его громадная стна,

Темнли выступы, балконы,

Зажглись въ подъздахъ фонари —

Какъ будто въ немъ живые стоны

Не раздавались до зари…

Исчезла жизнь — и жизнь пируетъ,

И суетится, и торгуетъ,

И вотъ зачмъ-то въ ближній домъ,

Должно быть въ лавку мелочную,

Спшитъ служанка подъ платкомъ,

Перебгая мостовую…

Ночныя тни, шумъ дождя,

Очей и слуха впечатлнья

И думъ сосущая змя —

О, еслибъ грянулъ часъ забвенья!..

И вдругъ — раздумье: тайный страхъ

Ему въ чудовищныхъ чертахъ

Представилъ смерть — и въ передряг,

Придя въ подъзду подъ навсъ,

Онъ замеръ на послднемъ шаг —

Въ него вцпился жизни бсъ…

Но онъ вошелъ: предъ нимъ ступени

Бгутъ зубцами срыхъ плитъ

И свтъ огня на нихъ дрожитъ…

Слабютъ робкія колни…

Площадка… дв… и поворотъ,

И сердце прыгаетъ — и вотъ

Нмыя двери безъ затвора…

Онъ ихъ открылъ съ боязнью вора…

Въ передней пусто… тишина…

За щелью — свчи… и — она!..

XI.

О, какъ она мила, нетронутая тлньемъ,

Какъ просіялъ потухшій ливъ

Тмъ горестнымъ и сладкимъ умиленьемъ,

Котораго не выразитъ языкъ!..

И слезы жаркія, какихъ не знали очи,

И плачъ раскаянья онъ пролилъ на нее

За содроганіе свое

Передъ пустыней вчной ночи…

Теперь въ немъ робости ужъ нтъ —

Теперь не можетъ быть разлуки!

И къ гробу подойдя, какъ бы творя обтъ,

Онъ рознялъ ей безпомощныя руки

И палъ межъ нихъ въ покойниц на грудь,

Чтобъ въ сердц мертвомъ утонуть

Душой, надорванной отъ муки!..

Пускай померкло все кругомъ —

Ему легко, легко, какъ въ дтств,

Среди цвтовъ, въ ея сосдств,

Съ слезой, бгущею ручьемъ…

И въ тихой, опьяняющей дремот

Онъ будто чуялъ къ смерти переходъ,

Онъ созерцалъ въ всемірномъ оборот

Ея неслышимый полетъ:

Предъ нимъ носились желтыя дубравы

И восковые облики дтей,

Развалины потухшихъ алтарей

И псенъ умолкающихъ октавы,

И тни лицъ, и образы временъ,

Померкшихъ и развянныхъ, какъ сонъ —

И вслдъ всему, что кануло въ забвенье,

Взывало позднее людское сожалнье!..

Но онъ желалъ въ забвеніе отбыть

Не въ слпот подъ выстрломъ минутнымъ —

Онъ жаждалъ съ ней свою кончину слить,

Прельщенный ожиданьемъ смутнымъ

Ея весь бредъ узнать и пережить:

Онъ думалъ въ ней найти себ отраву,

Похитить ядъ у ней въ крови —

Соединиться съ ней по праву

Нерасторгаемой любви!..

И онъ привсталъ, очнулся сразу,

На ткани трупа бросилъ взоръ —

На этотъ двственный фарфоръ,

Таившій темную заразу —

И онъ узналъ — узналъ неотразимо

Все, что любилъ онъ у живой:

Особый складъ руки, поникшей недвижимо

Въ своей обтяжк восковой,

И очертанья формъ, прекрасныхъ и невинныхъ,

И волны мягкія волосъ,

И линіи бровей задумчивыхъ и длинныхъ,

И блдныхъ устъ ея вопросъ…

Его тянуло къ ней… Въ ум чередовались

Два близкихъ образа — бездушный и живой —

И, наконецъ, они смшались,

Какъ тни въ туч грозовой…

Душа — ея душа!— была подъ этимъ прахомъ —

И еслибъ тлніе, кощунствуя надъ нимъ,

Его пришло разсять въ дымъ

Или смести послднимъ взмахомъ —

Онъ въ немъ бы съ радостью исчезъ…

Святыня мрака и чудесъ

Въ него такъ вкрадчиво глядла

Сквозь нжный ликъ нмого тла,

Что, власть надъ сердцемъ потерявъ,

Онъ въ тишин благоговйной

У мертвой отвернулъ рукавъ

И ранилъ верхъ руки лилейной,

И тмъ же лезвіемъ стальнымъ,

Влекомый чувствомъ роковымъ,

Онъ сдлалъ вмигъ порзъ глубокой.

Въ рук безтрепетной своей:

И такъ онъ втайн слился съ ней,

Бжавъ отъ жизни одинокой…

. . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . .

Онъ все лежалъ къ стн лицомъ,

Дыша прерывисто и шумно.

Глаза, раскрытые безумно,

Уже мутились предъ концомъ.

Ихъ взоръ сухой и воспаленный

Въ защиту мысли угнетенной

Мольбой и страхомъ не сверкалъ:

Онъ равнодушно умиралъ…

И пснь смолкаетъ у порога,

Гд вковая тишина,

Гд жизни мелкая волна

Опять впадаетъ въ лоно Бога.

C. А. АНДРЕЕВСКІЙ

СТИХОТВОРЕНІЯ1878—1885

ОБРУЧЕННЫЕ.Изъ ‘ХРОНИКИ ПРОИСШЕСТВІЙ’.

Читайте также:

СТИХОТВОРЕНІЯ
1878—1885

ОБРУЧЕННЫЕ.
Изъ ‘ХРОНИКИ ПРОИСШЕСТВІЙ’.