Мрачная исторія.
Мрачная исторія.
Изъ книги новеллъ Луиджи Капуана ‘Le appassionate’.
Переводъ съ итальянскаго С. Н.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
‘Сверный Встникъ’, No 1, 1895
Мрачная история, Капуана Луиджи, Год: 1895
Время на прочтение: 9 минут(ы)
— Ты лжешь!— закричалъ баронъ, поблднвъ какъ смерть, весь дрожа, бросая молніеносные взгляды на стараго слугу, который стоялъ передъ нимъ блдный, какъ и онъ, съ опущенной головой и лицомъ, но которому текли слезы:
— Ваше сіятельство!..
Старикъ сложилъ руки, какъ бы для молитвы.
— Сознайся что ты лгалъ! Сознайся!
Онъ задыхался отъ бшенства.
Старикъ закрылъ лицо руками, не отступая, не защищаясь.
— Я сказалъ святую правду. У меня такая же душа какъ и у васъ, и я не хочу угодить въ адъ.
У барона опустились руки. Ошеломленный, онъ оглянулся, не вря своимъ ушамъ.
Комната наполнилась свтомъ. Въ раскрытыя окна врывалось изъ сада виллы благоуханіе весны. Чириканье воробьевъ надъ крышей и между деревьями, крикъ курицъ и индюковъ на двор, веселый лай собакъ, звучали въ эту минуту какъ праздничный хоръ.
Баронъ провелъ рукою по лбу, покрытому холоднымъ потомъ. Ему казалось, что онъ сходитъ съ ума, сердце его разрывалось.
— И ты самъ видлъ, своими глазами?
— Да, ваше сіятельство, вотъ этими глазами. Клянусь Богомъ!
И, положа руку на сердце, осифъ поднялъ вверхъ глаза.
— Это ужасно!
Баронъ не зналъ, что съ нимъ длается. Онъ не въ состояніи былъ больше говорить и только глазами настойчиво спрашивалъ дрожащаго слугу.
— Такъ, такъ, каждый разъ когда баронъ узжалъ въ Палермо или когда оставался ночевать на вилл во время уборки винограда и маслины. Я не ршался говорить, боясь, что мн не поврятъ… Ахъ, я говорилъ вамъ, что баронесса была слишкомъ молода для вашего сіятельства!
Баронъ плакалъ какъ ребенокъ, опершись локтями о столъ.
— Это ужасно! Какъ это было глупо! Нужно было все предвидть! Вина вся моя… О, я глупецъ!.. Самъ дьяволъ врно внушилъ мн жениться во второй разъ!,
Кровь волною бросилась ему въ голову и перемшала вс его мысли. Ужасные проекты мщенія въ безпорядк, одинъ за другимъ, рисовались въ его воображеніи. Онъ совсмъ забылъ о старик осиф, который рыдалъ въ углу.
— Благодарю!— сказалъ баронъ, длая усиліе, чтобы прійти въ себя и вытирая глаза.
— Ваше сіятельство должны простить меня. Совсть меня грызла за то, что я молчалъ. Но теперь… что вы сдлаете, ваше сіятельство? Не должно отчаиваться! Пошлите его куда-нибудь подальше…
— Сынъ мой!.. Сынъ мой!.. бормоталъ баронъ, хватаясь за волосы.
Барону Руссо-Скаро было 49 лтъ, когда онъ женился на 20-лтней Антуанетт Пьетранера.
— Ты длаешь большую глупость,— говорилъ ему его дядя, аббатъ монастыря Св. Бенедиктина.
— Антуанетта — воплощеніе доброты,— отвтилъ баронъ.
— Она останется всегда мачихой…
— Георгію 15 лтъ. Теперь онъ въ коллегіи, затмъ онъ поступитъ въ университетъ, потомъ мы его женимъ…
— Но ты вдь не молодъ…
— Я хорошо сохранился.
Во время свадебнаго путешествія ихъ принимали за отца и дочь. Впечатлніе это, однако, скоро изгладилось изъ памяти барона и первый годъ ихъ супружеской жизни прошелъ спокойно.
Баронесса любила уединеніе. Она была серьезна, почти грустна, мужъ не зналъ, чмъ ее развлечь. Влюбленный баронъ старался чмъ-нибудь вознаградить разницу въ лтахъ и онъ осыпалъ ее подарками.
— Еще?— восклицала Антуанетта при каждомъ новомъ сюрприз.
— Никогда не будетъ достаточно! говорилъ онъ, цлуя ее въ лобъ. Одно только желаніе мучило его:
— Если-бы я имлъ сына отъ нея! Тогда она казалась бы мн моей… Но сынъ не рождался, однако.
— Тмъ лучше!— восклицала она, когда баронъ съ грустью затрогивалъ этотъ вопросъ,— Разв у насъ нтъ Георгія?
— Да, да, но это совершенно другое,— отвчалъ онъ вздыхая.
И дйствительно, въ ихъ дом, не было веселья: солнце не проникало къ нимъ своими лучами.
Она проводила дни, пожирая романы и описанія различныхъ путешествій. Мужа она не любила, но все-таки она не питала къ нему отвращенія. Родители такъ хотли и она имъ подчинилась, хотя это ей дорого стоило. Иной разъ сердце ея волновалось чмъ-то неопредленнымъ. Ее тревожили какія-то надежды, какое-то желаніе. Она смшивала болзнь своей души съ недугомъ тла и обращалась за совтомъ къ доктору. А докторъ напрасно сыпалъ латинскими рецептами:
— Нервы!
Но рецепты эти ни къ чему не приводили.
— Знаешь, Георгій скоро вернется домой,— сообщилъ однажды вечеромъ баронъ жен.
Антуанетта не обнаружила ни радости, ни неудовольствія, а только слегка удивилась.
— А!
Баронъ полагалъ, что пріздъ Георгія не будетъ ей пріятенъ и, какъ бы извиняясь, поспшилъ прибавить:
— Ему нездоровится. Врачи посовтовали ему пробыть нсколько мсяцевъ на родин.
— Хорошо сдлаетъ.
Она продолжала разсянно читать.
Баронъ стоялъ какъ на угольяхъ. Онъ истолковалъ это равнодушіе въ дурную сторону.
— Когда?— спросила баронесса посл нсколькихъ минутъ молчанія.
— Скоро.
— Нужно будетъ приготовить комнату…
— Мы выдемъ на дачу. Апрль и май проведемъ тамъ. Теб это не нравится?
— Напротивъ.
Баронъ почувствовалъ, что большая тяжесть свалилась у него съ души.
Вилла Чельзо-Неро была живописно расположена зданіемъ въ два этажа среди апельсиннаго сада. За изгородью росъ японскій кизилъ, яблони, груши, лимоны и апельсины показывали свои сверкающія на солнц вершины, бронзово-зеленаго цвта. Воздухъ былъ весь пропитанъ ароматомъ.
Вначал между баронессой и ея пасынкомъ установились нсколько натянутыя отношенія. Георгію не ловко было называть мамой такую молодую мачиху, ей какъ-то не удавалось называть его просто Георгіемъ, она называла его ‘маленькимъ барономъ’. Они совершали вмст съ барономъ длинныя прогулки пшкомъ или верхомъ на лошадяхъ. Иногда они отправлялись одни, если баронъ оставался, чтобы посмотрть за работой калабрійскихъ крестьянъ, которые выкапывали бассейнъ. Мене чмъ въ дв недли натянутость между мачихой и пасынкомъ пропала, они уже говорили другъ другу ты. Барону это было очень пріятно.
Георгій, хилый, блдный, съ свтлорусыми волосами и чрезвычайной нжностью во взгляд, казался положительно ребенкомъ. Его мелодичный, женственный голосъ смущалъ баронессу. Когда онъ говорилъ, она пристально вглядывалась въ него. Такая нжная свжесть пробуждала въ ней, въ нкоторомъ безпорядк, первыя ощущенія двушки. Пріятная дрожь пробгала по всему тлу, сердце ея билось тревожно.
Цлое утро они проводили вмст на лугу, усыпанномъ цвтами и залитомъ свтомъ солнца: онъ лежалъ ничкомъ въ трав, подъ тнью апельсиннаго дерева, она сидла на подушк, принесенной Георгіемъ. Пока онъ читалъ вслухъ, постоянно напрягая голосъ, Антуанетта слушала его, работая крючкомъ. Отъ времени до времени его прекрасные черные глаза сверкали въ тни втвей, иногда взоръ ихъ застывалъ на какой-нибудь отдаленной точк.
— Ты знаешь, что въ коллегіи я тебя ненавидлъ?— сказалъ ей однажды Георгій, очищая апельсинъ.
— Почему?
— Мн представлялось, что ты некрасива. Но…
— Разв я не такъ гадка, какъ ты думалъ?
— Ты прекрасна!
Онъ произнесъ эти слова свободно, съ дтскимъ восхищеніемъ, продолжая при этомъ очищать апельсинъ.
Баронесса встала и, развернувъ книгу, положила ее на втку. Затмъ она медленно пошла впередъ по дорожк. Георгій пошелъ за ней, чтобъ предложить ей апельсинъ.
— Не хочу. Благодарю.
— Ну, половину…
— Не хочу, не хочется.
— Ну, четверть!
— Не хочу.
Она улыбнулась посмотрвъ ему въ глаза. Лицо ея приняло нжное выраженіе.
Георгій поднесъ ей кусокъ ко рту.
— Возьми половину.
Она уступила, чтобъ ему угодить. Георгій сълъ другую половину.
— Какъ сладко!
— Дай мн читать,— сказала баронесса блдня.
Георгій былъ мальчикъ и ничего не замчалъ. Онъ нашелъ дома не чужую, вторгнувшуюся женщину, а сестру, въ нкоторыхъ случаяхъ даже больше — друга, и былъ счастливъ.
— Блаженная молодость!— восклицала въ глубин души Антуанетта.
Она однако не всегда обращалась съ нимъ ровно. То она была съ нимъ нжна и мягка, то вдругъ впадала въ рзкій тонъ.
— У нея разстроены нервы,— говорилъ Георгій.
— Теб можетъ быть нездоровится?— спрашивалъ ее баронъ?
— Нтъ, почему я должна себя чувствовать нездоровой?
— Мн говорилъ Георгій: у Антуанетты разстроены нервы.
Баронесса опустила голову и нахмурила брови. Баронъ истолковалъ это по-своему: онъ увидлъ здсь ту-же печаль, которая терзала и его, то-же страстное желаніе, которое такъ долго не осуществлялось…
— Присутствіе Георгія — постоянный поводъ для возбужденія этой мысли, невольная обида законнымъ стремленіямъ сердца! Я понимаю это, къ сожалнію! Но кто виноватъ?.. Георгій уже возстановилъ свое здоровье, онъ долженъ возвратиться въ коллегію. Тмъ лучше…
Но когда онъ объявилъ это ршеніе, баронесса возразила:
— Мальчикъ еще не поправился. Почему съ такой поспшностью отсылать его? Ты хочешь возбудить подозрніе, что я, мачиха, хочу держать его вдали отъ тебя? Вакаціонное время приближается. Въ октябр Георгій будетъ совершенно здоровъ.
— Я думалъ этимъ сдлать теб удовольствіе! Мн пріятно, что я ошибся!
Въ город жизнь Антуанетты и Георгія проходила еще однообразне. Чтеніе и рояль развлекали ихъ по временамъ. Дни казались вчностью. Вечеромъ, во время обычной прогулки по алле, Георгій, подъ руку съ мачихой, говорилъ съ ней о всякихъ пустякахъ и былъ съ ней фамильяренъ, какъ съ товарищемъ. Однажды онъ разсказалъ ей о своей любовной связи въ 10 лтъ. Это было ребячество.
— А потомъ?
— Потомъ?.. Ничего.
Она оперлась крпче на его руку, медленно продолжая идти впередъ, устремивъ глаза на звздное небо. Вдругъ, высвободивъ свою руку, чтобы согрть ее, она, по какому-то капризу, ускорила шаги. Остановившись немного спустя, она сказала:
— Я хочу вернуться домой. Вечеръ слишкомъ прохладенъ…
— Напротивъ, теперь тепло!..
Придя домой, она поспшно переодлась, потомъ услась на маленькой терасс, прислонивъ голову къ желзнымъ периламъ. Она покачивалась въ кресл, закрывъ глаза.
— Баю-бай, баю-бай!— плъ въ полголоса Георгій, улыбаясь и облегчая рукой качаніе.— Баю-бай!
Волосы и рука Антуанетты, прислоненные къ желзной палк перилъ, были озарены свтомъ луны, падавшимъ съ боку. Остальная часть ея фигуры скрывалась въ тни, и въ этой тни сверкала близна ея зубовъ между полуоткрытыми губами, сложенными въ улыбку.
— Баю-бай!
— Георгій, смирно! смирно!
И, чувствуя отливъ силъ, она старалась удержать его руку.
Георгій, однако, какъ упрямый мальчикъ, не переставалъ качать ее. Вдругъ онъ обдалъ ее свжимъ воздухомъ и убжалъ.
Антуанетта вскочила, какъ будто это дуновеніе хлестнуло ее по лицу. Она кусала губы, проводила рукою по волосамъ, задыхаясь отъ волненія. Георгій смялся въ углу комнаты, впотьмахъ.
Баронъ ухалъ въ Палермо, они продолжали забавляться въ комнатахъ, бгали, прятались за дверьми какъ дти, когда они уставали отъ чтенія или когда имъ надодала игра на рояли.
Два раза они здили въ карет въ Чельзо-Неро на нсколько часовъ, чтобы погулять по саду съ лимонами и апельсинами, или побродить подъ арками на лугу, засаженномъ масличными деревьями, или подъ навсомъ, перескавшимъ виноградный садъ.
Поздно вечеромъ, когда они возвращались домой, Антуанетта прижималась въ уголъ кареты, молча смотрла на Георгія, который не могъ ее видть, отъ времени до времени плечи ея судорожно вздрагивали. Тогда она закрывала глаза и опускала голову. Георгій, прижавшись въ противоположный уголъ кареты, ничего не замчалъ. Если онъ оборачивался къ своей мачих и встрчалъ ея острый взглядъ, по лицу его пробгала соверпіенно дтская, невинная улыбка. Тогда и она грустно улыбалась и протягивала руку, чтобы приласкать съ материнскою нжностью свтлорусые волосы, которые падали ему на лобъ. Пульсъ бился у нея сильне и маленькая, блая рука ея дрожала.
Въ одно изъ этихъ возвращеній, Георгій, принявъ серьезный видъ, сказалъ ей:
— Въ воскресенье мн исполнится 17 лтъ. Я длаюсь взрослымъ.
Антуанетта посмотрла на него такъ, какъ если бы эти слова означали что-то особенное:
— 17 лтъ!
Черезъ недлю они похали снова въ Чельзо-Неро, на этотъ разъ верхомъ на лошадяхъ.
Былъ лтній день. По небу блуждали разорванныя облака. Въ воздух была разлита истома. Къ вечеру, между тмъ, когда они собирались узжать, пошелъ мелкій дождикъ, который казался завсой, опустившейся противъ заходящаго солнца.
— Лтній дождь! сказалъ Георгій, наблюдая погоду изъ окна.
Баронесса, нахмуривъ лобъ, сжавъ губы, смотрла молча на небо и на поля, прислушиваясь къ шуму дождя и листьевъ, шелествшихъ отъ втра. Въ отдаленіи раздавались раскаты грома, гроза приближалась, предвщаемая молніей.
Лошади, уже осдланныя, ржали и топали подъ навсомъ конюшни. Дождь все усиливался и усиливался. Солнце скрывалось за огромными, чернющими, грозовыми тучами.
— Куда вы хотите хать, ваше сіятельство? спросилъ хозяинъ баронессу.— Дождь будетъ лить всю ночь.
Георгій, не скрывая радости, воскликнулъ:
— Какой пріятный сюрпризъ!
Хозяйка появилась въ бломъ передник изъ грубаго холста въ дверяхъ комнаты и спросила:
— Не прикажете-ли зажечь свчу? Приготовить постели? Сварить ужинъ съ омарами? Есть свжія яйца, пастухъ попозже принесетъ сливочнаго сыра…
— Превосходно! Браво!
Георгій шумлъ какъ ребенокъ, между тмъ, какъ баронесса, прислонившись къ окну, слегка кусала кончикъ указательнаго пальца, устремивъ глаза въ темное поле.
Канавы шумли подъ каменной мостовой передъ домомъ. Огни, зажженные крестьянами для сушки мокраго платья, бросали чрезъ открытую дверь нижняго этажа длинные полосы красноватаго свта, по которому отъ времени до времени пробгали странныя длинныя тни. Георгій на минуту спустился внизъ къ крестьянамъ и оттуда голосъ его доносился вверхъ частыми раскатами серебристаго смха.
Затмъ онъ вернулся, продолжая смяться.
— Какой забавный пастухъ! Вс смются надъ нимъ! Онъ боится вдьмъ, которыя выпускаютъ его коровъ, чтобы бсить его. Однажды ночью, говоритъ онъ, вдьмы вымазали волосы коровъ, такъ-что, если-бъ онъ ихъ сталъ рзать, онъ наврное умеръ-бы при первомъ къ нимъ прикосновеніи.
— А гд-же постельное блье? Здсь слдуетъ спать, не раздвшись, въ одежд.
Затмъ, поискавъ въ шкафу, они нашли дв пары оставшихся на случай простынь. Съ шумомъ стали они приготовлять постель. Георгій вырвалъ одну свернутую простыню, Антуанетта прикинулась разсерженной.
— Какъ ты неловокъ!
И они продолжали разворачивать простыни, неудержимо смясь, бросаясь на кровать одинъ съ одной стороны, другая съ другой, совершенно изнемогая отъ смха. То-же самое они продлали въ другой комнат, у постели Георгія.
Ужинъ показался роскошнымъ.
— Какъ хороши эти омары!
— Какъ вкусенъ этотъ крестьянскій хлбъ!
Сидя другъ противъ друга, опершись локтями о столъ, ведя безсвязный, отрывочный разговоръ, они не спшили разойтись по своимъ комнатамъ. Георгій, немного сонный, она съ томными, сверкающими глазами, влажными, воспаленными сильне обыкновеннаго губами,— они бесдовали тихимъ голосомъ, съ постоянными перерывами.
Георгій поднялся первый, развязалъ галстукъ, разстегнулъ воротничокъ рубахи, изъ-за которой выглянула блая, какъ пна и какъ-бы выточенная шея. Антуанетта пошла вмст съ нимъ, машинально сла въ ногахъ его постели, а потомъ вдругъ встала, взявшись за ручку двери.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Дождь шелъ еще сильне, но равномрно, вдали раздавались глухіе раскаты грома. Вся деревня спала.
Баронесса начала раздваться, распустила волосы на полуобнаженныя плечи. Она провела холодными, влажными, какъ у больной, руками по лбу. Вдругъ, она, въ чемъ была, шатаясь какъ пьяная, сдлала нсколько шаговъ по направленію къ комнат Георгія.
Это была она!
Бдному мальчику никогда и въ голову не приходило, что это могло случиться.
Увы, все подготовлялось постепенно!
Ничто не мшало имъ. Они не думали о настоящемъ, не заботились о будущемъ. Ничто не смущало ихъ. Все было подавлено бредомъ страсти, разразившейся вдругъ, точно молнія на ясномъ неб, въ ихъ спокойной жизни. Онъ задыхался въ ея страстныхъ объятіяхъ и вызывалъ въ ней нервный трепетъ своимъ почти дтскимъ тломъ, блымъ, свжимъ, мягкимъ, какъ бархатъ, своимъ нжнымъ смхомъ, своими глубокими глазами. Никто не мшалъ имъ. Имъ помогало все: свободное уединеніе, слпое довріе того, кто ничего ршительно не подозрвалъ, и небо, и земля, которыя въ сициліанскую осень преисполнены всхъ соблазновъ весны.
Преторъ, полицейскій бригадиръ и два друга барона на цыпочкахъ вошли впотьмахъ.
Баронъ зажегъ спичку, рука, въ которой онъ держалъ ее высоко, чтобы освтить брачное ложе за пологомъ, судорожно дрожала.
— Будьте снисходительны, господинъ баронъ!— умолялъ его преторъ тихимъ голосомъ, крпко сжимая его руки.— Будьте великодушны! Еще есть время!
— Я длаю слишкомъ много, если взываю только къ закону,— отвтилъ баронъ.
И преступники были разбужены бригадиромъ. Остолбенвъ отъ ужаса, они не произнесли ни слова.
Посл того утра, ставни замка Руссо Скаро никогда больше не открывались. Вилла Чельзо Неро опустла…
Всякій разъ, какъ старый аббатъ монастыря Св. Бенедиктина проходитъ случайно мимо этого замка, онъ вспоминаетъ катастрофу съ послднимъ отпрыскомъ его фамиліи, и сердце его сжимается отъ боли.
— Если вы увидите страшное разрушеніе, любилъ повторять съ горечью этотъ монахъ,— говорите, не боясь ошибиться: здсь была женщина!