Солнечные ванны, Капуана Луиджи, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Л. КАПУАНА.

(Съ итальянскаго).

Солнечныя ванны.

(Письмо къ пріятельниц).

Санъ-Паоло, августъ, 18..

Добрйшая и многоуважаемая N.

Убжавъ изъ раскаленной печи, которая именуется Миланомъ, вы сибаритствуете на берегахъ Генуэзскаго залива. А я, по выраженію нашего поэта Монтегацца, беру солнечныя ванны. Посылаю вамъ нчто въ род моего дневника, набросаннаго мною въ такія минуты, когда всякое другое дло невозможно.

Право, трудно себ представить, чтобы здсь свтило то же солнце, что и въ Милан. Не знаю, сколько градусовъ показываютъ миланскіе термометры, на моемъ здсь 23^о Реомюра. Это не дурно для климата почти африканскаго.

Но что за небо! Какая-то пыльная лазурь, лазурь безжизненная, неопредленная, неописуемая! А горизонтъ! Охватывающія его горы и холмы затоплены какимъ-то мглистымъ туманомъ, не знаешь: видишь ихъ или только мерещится, что видишь. Разстоянія словно удваиваются, какъ будто смотришь въ зрительную трубу не съ надлежащаго конца — явленіе, обратно противоположное тому, которое наблюдается зимой и весной, когда необычайная ясность воздуха нарушаетъ законы перспективы, и предметы будто пододвигаются сами къ вашимъ глазамъ.

По правд сказать, виды не веселые. Мстами купы замирающей зелени, и повсюду ослпительная желтизна сжатыхъ полей. Въ обширныхъ садахъ и огородахъ томятся виноградныя лозы, масличныя деревья уныло клонятъ къ земл свои втви. Земля везд трескается, словно открываетъ пересохшую пасть, жаждущую хоть капли росы, которой не можетъ дождаться. Вотъ восемь мсяцевъ, какъ не было дождя, восемь мсяцевъ, какъ солнце съ олимпійскимъ спокойствіемъ жжетъ несчастную землю. Метафора раскаленное небо — здсь не метафора, горькая дйствительность.

Въ этомъ колоссальномъ небесномъ свод есть что-то жестокое, грубое, что-то металлическое, подавляющее душу, уничтожающее всякое ощущеніе безконечнаго. Такъ и кажется, что вотъ приподымешься на цыпочки и ударишься головой объ этотъ сводъ. Разбираетъ охота побжать туда, въ самую глубь горизонта, топоромъ прорубить въ немъ отверстіе и впустить свжаго воздуха на землю. Однимъ словомъ, подъ этимъ неестественнымъ небомъ начинаешь испытывать тоску по настоящемъ неб, нчто въ род тоски по родин.

Солнце — желтое, свтъ его точно чмъ-то липкимъ приклеенъ къ предметамъ, въ немъ нтъ переливовъ, онъ чуждъ всякаго блеска. И тни какія-то рзкія, какъ отъ электрическаго освщенія. Но жара все-таки сносне, чмъ можно бы было ожидать…

Издали несется легкое, чуть освжающее дыханіе втерка, пропитаннаго запахомъ іода и напоминающаго о близости моря, котораго, однако, не видно отсюда.

——

А жизнь человческая?

Жизнь здсь сосредоточена въ одномъ пункт, въ сердц нашего городка, на площади (Piazza) — и только на площади.

Съ одной стороны казино, гд сливки здшнихъ гражданъ зваютъ, политиканствуютъ, играютъ въ карамболу или въ домино, болтаютъ объ толченіи воды муниципальнымъ управленіемъ и занимаются сренькой (а, пожалуй, иногда и откровенно черненькой) мстной хроникой. Здсь создаютъ исторіи.

Кругомъ площади лавки и табачныя, надъ ними яркія вывски, писанныя полоумнымъ художникомъ, который мечтаетъ о женитьб на принцесс, а, между тмъ, умираетъ съ голоду. Дальше: дв аптеки, дюжина прилавковъ, заваленныхъ зеленью, фруктами и овощами, два колбасника, кабачокъ. Какъ-разъ противъ казино, черезъ площадь, зіяетъ огромная пасть воротъ ‘мстнаго общественнаго управленія’ муниципалитета, зданія, недавно еще бывшаго монастыремъ. На ступеняхъ его крыльца группы праздныхъ или лнивыхъ, недугующихъ оборванцевъ. Словомъ, общество, представляющее достойный ‘pendant’ аристократическому обществу, собирающемуся въ казино.

А въ казино, прежде всего, лакей, длинный-предлинный, онъ еле двигается и, кажется, въ какомъ-то полусн, разноситъ во вс стороны классическіе два стакана воды {Итальянцы мало расходуются на консомаціи, чаще всего спрашиваютъ воды въ казино. Впрочемъ, чего бы они не спрашивали: кофею, мороженато, вина — стаканъ воды подается неизбжно. Пр. пер.} на такъ называемомъ ‘серебряномъ’ поднос. Потомъ лакей, согнувшись въ три погибели, садится въ какой-нибудь уголъ и постоянно дремлетъ. Бдняга! когда онъ садится на казенный стулъ, его безконечно длинныя ноги представляютъ нчто обременительное, неуклюжее, голова сваливается на грудь и шея вытягивается до безконечности, а руки висятъ до полу, какъ у гориллы. Позовутъ его, онъ немножко проснется, медленно волоча ноги, машинально направится къ стойк со стаканами, и еще томительне зашаркаетъ по направленію къ постителю, нарушившему его неподвижность. Этотъ подносъ и эти стаканы давно перестали быть для него предметами вншними: они обратились въ принадлежности его собственной особы. Смотришь на него и невольно думаешь: какъ это онъ умудряется ложиться спать съ этимъ подносомъ и съ двумя полными воды стаканами въ рукахъ? Ибо совершенно было бы нелпо представить себ лакея казино безъ подноса и безъ стакановъ. Гораздо естественне допустить квадратуру круга.

И самихъ постителей, членовъ казино, нельзя не считать мебелью этого учрежденія. Они тутъ пребываютъ такъ же неподвижно, какъ диваны, столы и восемь фарфоровыхъ вазъ съ искусственными цвтами, подъ стеклянными колпаками. Вс эти господа всегда садятся каждый на свое опредленное мсто, разсуждаютъ всегда объ одномъ и томъ же, смются съ незапамятныхъ временъ надъ тми самыми остротами, которыя, повидимому, для нихъ сохраняютъ свою двственную прелесть. Они размахиваютъ руками, возвышаютъ голосъ и безмолвствуютъ, но все это продлываютъ въ опредленные часы и минуты дня. Появляются они обыкновенно группами, вдвоемъ и втроемъ, но всегда въ одинаковой послдовательности. И такимъ же образомъ удаляются въ т же самые часы. Такой-то вмст съ такимъ-то, словно они связаны неразрывными, хотя и незримыми, узами. Видите этого господина? Онъ остался одинъ, онъ уйдетъ послднимъ, онъ сидитъ, задумавшись, на кончик дивана. Можете быть уврены, что то же самое случается съ нимъ изо дня въ день въ теченіи многихъ лтъ. Еслибы нашелся кто либо другой, пожелавшій остаться послднимъ, этотъ господинъ просто обидлся бы, счелъ бы свои права нарушенными и былъ бы способенъ окаменть на диван въ пику дерзновенному узурпатору.

——

Натуралисты говорятъ, что можно опредлять часы дня по тому, какъ нкоторые цвты раскрываютъ и закрываютъ свои чашечки. Я повряю мои часы по ходу длъ въ казино.

Семь утра: лакей, длинный-предлинный, боле заспанный, чмъ когда-либо, отпираетъ казино и длаетъ видъ, что подметаетъ полъ и стираетъ пыль съ мебели.

Восемь. Поститель, членъ казино, живущій за городомъ въ своей деревн, въ домашней жакетк повертывается вправо и влво на каблукахъ и затмъ что-то заказываетъ: первое странствованіе подноса со стаканами.

Девять. Является нотаріусъ, развертываетъ Pungolo и Civilt Cattolica, даетъ аудіенцію своему помощнику, юнош изъ породы лилипутовъ, вертящемуся безпокойно на табурет, затмъ наблюдаетъ, какъ его дти — въ скобкахъ сказать, этотъ нотаріусъ обладаетъ секретомъ на парахъ производить дтей — проходятъ по площади въ школу.

Десять. Два постоянныхъ игрока въ домино присаживаются къ своему столику и начинаютъ нескончаемую партію. Многократныя странствія подноса.

Одинадцать. Постители-избиратели начинаютъ вновь свой споръ, который они вели вчера, третьяго дня, шесть мсяцевъ тому назадъ, два года назадъ, десять лтъ тому назадъ, и который досел не привелъ ихъ къ соглашенію.

Двнадцать. Два игрока въ домино поднимаются и поспшно уходятъ. Пора обдать.

Половина перваго. Постители-избиратели: докторъ, нотаріусъ, судебный приставъ, однимъ словомъ, вс поднимаются, распадаются на три никогда не измняющіяся группы и расходятся, каждая по своимъ неизмннымъ направленіямъ. Неизмнный послдній поститель остается одинъ на кончик дивана, въ усвоенной годами поз.

Часъ пополудни. Казино заперто. Ребятишки лавочниковъ, зеленщиковъ, колбасниковъ и нищія дти играютъ на его террас, гоняются другъ за другомъ или въ вид забавы протискиваются сквозь балюстраду этой террасы.

Два. Одинъ изъ игроковъ въ домино, и непремнно одинъ и тотъ же, каждый день прогуливается по тротуару въ тни противъ казино, терпливо ожидая, когда заведеніе отопрутъ. Онъ — и опять-таки ежедневно — нюхаетъ одинъ и тотъ же табакъ, сморкаетъ одинъ и тотъ же носъ, затмъ нсколько разъ чихаетъ, потрясая окна окружающихъ домовъ.

Три. Казино опять открывается {Въ итальянскихъ провинціальныхъ городахъ и мстечкахъ около полудня, часа на три, запираются вс лавки, кафе, даже ставни частныхъ жилищъ. Все спить. Пр. пер.}. Нотаріусъ начинаетъ перечитывать сначала Pungolo, потомъ Civilt Cattolica.

Четыре. Два игрока въ домино усаживаются за свой столикъ. Они напоминаютъ двухъ страдальцевъ, приговоренныхъ къ пожизненной каторжной работ.

Пятъ. Постители-избиратели: адвокатъ, помщикъ — воздлыватель цлебныхъ травъ, бывшій чиновникъ муниципалитета, который со дня на день ожидаетъ, что его выберутъ въ общинные совтники и что, слдовательно, онъ получитъ возможность насолить голов, одинъ изъ представителей судебнаго вдомства, акцизный чиновникъ, чиновникъ вдомства податей и сборовъ, который недавно получилъ отъ министерства инструкцію, поучающую его, какъ слдуетъ щипать куръ, такъ чтобы он не кричали, докторъ, который охотно лечилъ бы больныхъ одной святой водой, еслибы не боялся поссориться съ аптекаремъ. Обширное общество, какъ видите, читаются вслухъ статьи изъ Pungolo и Perseveranza, только-что полученныхъ съ почты. Ршаются или, по крайней мр, обсуждаются судьбы Европы и всхъ пяти частей свта. Политика воспламеняетъ здшнихъ турокъ и русскихъ (вслдствіе закона природы, достойнаго изученія, здсь больше турокъ, чмъ русскихъ), словно подъ Плевной ршались судьбы… бюджета мстнаго муниципалитета.

Шестъ. Все общество медленно направляется прогуливаться ‘за городъ’, т. е. за дв версты.

Семь. Общество возвращается съ прогулки. Словно по какому обязательному для всхъ его членовъ регламенту, они перестали говорить о политик и перешли къ городской хроник. Между половиной и тремя четвертями седьмого общество хохочетъ. Повидимому, хохотъ тоже предписанъ регламентомъ. Я съ хронометромъ въ рук, ожидаю раскатовъ смха и никогда не ошибаюсь.

Восемь. Два игрока въ домино встаютъ и уходятъ. Пора ужинать.

Девять. Общество длится на три обычныя группы, расходится по тремъ обычнымъ направленіямъ. Послдній поститель изображаетъ собой каріатиду: онъ ждетъ.

Десять. Лакей, перетащивъ на стойку послдній подносъ съ послдними стаканами, еще полными водой, тушитъ лампы и, продолжая спать, направляется тоже домой, гд ложится въ постель, ни на минуту не нарушая своего сна, начавшагося съ перваго же дня водворенія его въ растительной должности лакея казино. Однимъ словомъ, я ршилъ, что покуда буду здсь, заводить часы не надо. Эти живые часы несравненно врне идутъ, и притомъ забавне на нихъ смотрть, чмъ на мой remonitoir.

Напримръ, хотите узнать, въ которомъ часу я пишу эти строки? Сію минуту.

‘Постители-избиратели возобновляютъ споръ, начатый’ и проч., и проч. (сравни выше).

——

Кабы столько дождя, сколько грома! Это я вамъ не пословицу привожу, а нкоторымъ образомъ фактъ констатирую. Посл цлыхъ 8-ми мсяцевъ непрерывной засухи, вчера, наконецъ, мы увидли дождь. Дождь здсь теперь самое пріятное, рдкое явленіе. Мы даже утратили-было способность яснаго представленія о дожд. Но онъ появился. Онъ сходилъ съ окрестныхъ горъ, какъ гигантскій занавсъ, спадавшій съ черныхъ тучъ. Поля, виноградники, деревушки — все постепенно застилалось имъ, онъ шумно вторгался въ наши долины. Наконецъ, и по крышамъ нашихъ домовъ первыя крупныя капли застучали, какъ градъ. Это были сердитыя, какія-то бшенныя капли. Казалось, он ниспадали противу своей воли, не будучи въ силахъ противиться притяженію вершинъ, деревьевъ и холмовъ.

Поселяне были такъ рады, что не въ силахъ были оставаться дома. Они стояли на крылечкахъ своихъ домовъ или даже просто на улиц и вслухъ благодарили Бога за ниспосланную благодать. Имъ ужасно нравилось, что дождь ихъ самихъ промачивалъ до костей, они были не прочь на нсколько дней обратиться въ мокрыхъ курицъ, лишь бы хляби небесныя разверзлись также на нсколько дней надъ ихъ полями. Деревенскіе ребятишки весело пачкались въ уличной грязи, разгребали босыми ногами кучи сора и пыли, мшавшія пробираться по улиц струямъ воды, стряпали пироги изъ мокрой земли. Свиньи, свободные обитатели этихъ свободныхъ улицъ, бгали, оживленно хрюкая, и сладострастно катались въ грязи, безъ которой бдняжки страдали такъ долго. Дождь! Вы это поймите, что такое дождь! Дождь — это хлбъ, урожай, жизнь — это все! И, однако, этотъ дождь оказался подобіемъ тхъ политическихъ программъ, которыхъ иные знаменитые политическіе дятели общаютъ держаться предъявляя ихъ своимъ избирателямъ, проникнутымъ упованіями… Ахъ, сколько такихъ программъ и такихъ упованій, какъ нашъ дождь! Дождь лилъ съ полчаса всего, потомъ громъ сталъ рокотать гд-то вдали, а потомъ и совсмъ смолкъ, молнія вспыхивала все рже и рже. Втеръ размёлъ послднія облака, и небо опять засіяло, чистое, яркое.

— Должно быть, завтра будетъ еще дождь, толковали поселяне:— благо прорвало его, наконецъ. Завтра. Врно завтра!

Какъ бы не такъ. На другой день, только для виду, небо угостило насъ четырьмя вспышками молніи и четырьмя раскатами грома, и ни единой капли дождя!

Политика неба, увы! даже черезчуръ походитъ на политику земную: общаетъ многое, а даетъ…

——

Впрочемъ, вдь мы съ вами до политики такіе же охотники, какъ чортъ до ладану. Но въ нашемъ захолусть, за полнымъ отсутствіемъ другихъ занятій, съ утра до ночи толкуютъ о политик. О, политика! Республиканца, конечно, вы здсь ни одного не найдете, даже еслибы желали пріобрсти его на всъ золота. Политика и администрація, политика и интересы мстнаго чиновничества здсь отождествляются. Селла {Селла, Депретисъ, Мингетти — итальянскіе министры и депутаты. Пр. пер.} въ парламент ведетъ рчь о налог на поыолъ хлба, Депретисъ хлопочетъ о таможенныхъ тарифахъ и о продаж питій. Прекрасно. Но здсь не этимъ интересуются. Здсь никому нтъ дла ни до правой, ни до лвой партіи въ палат. Здсь просто желаютъ, чтобы налоги и подати были уничтожены. Вотъ въ чемъ, вообще говоря, заключается политика, по мннію обитателей береговъ рки Санъ-Паоло.

Надо замтить, что здсь есть одинъ обыватель, извстный либеральный политическій дятель, онъ отдалъ политик лучшіе годы своей молодости, потратилъ на нее свое здоровье. Говорятъ, нсколько лтъ тому назадъ, это былъ красивый молодой человкъ, съ густой, курчавой гривой, спадавшей до плечъ. Нашъ поэтъ Брачіо Брасси имлъ въ виду его, когда написалъ свой знаменитый стихъ:

‘Ты спокойно уснешь въ тни моихъ волосъ’.

Его зовутъ Бруно. Глаза у него такъ и сверкали жизненной силой, усы были золотистые, улыбка чарующая. Двы о немъ грезили на яву и во сн, хотя онъ, неблагодарный, на двъ не обращалъ никакого вниманія. Онъ небрежно, но удивительно граціозно повязывалъ галстукъ, въ петличк сюртука носилъ всегда яркій цвтокъ, танцовалъ, какъ амуръ, и въ кіодо (мстный танецъ, нчто въ род менуета) у него не было соперниковъ.

Вы, можетъ быть, думаете, что я вамъ повствую о какомъ-нибудь старц. Нисколько. Ему недавно перевалило за тридцать. Но: qiiantus mutatus ab illo. Право, тутъ безъ латыни не обойдешься.

Теперь онъ обзавелся женой, дтьми. Можетъ статься, избытокъ семейнаго счастія, а также многочисленныя отеческія заботы содйствовали его вншнему преображенію. Но преображеніе это такъ радикально, что совершенно невозможно даже представить себ его такимъ, какимъ онъ былъ когда-то. Теперь передо мной шестидесятилтній старикашка, пергаментный, желтый, сморщенный. Онъ носитъ очки, изъ-за которыхъ глядятъ едва свтящіеся глаза, на голов какія-то волокна, которыя съ трудомъ можно признать волосами, а поверхъ нихъ помятая шляпа, надвинутая на лобъ. Какая-то линючая тряпица, намотанная на шею, исправляетъ должность галстука. Не спрашивайте меня, когда былъ въ мод покрой его сюртука. За отвтомъ надо было бы обратиться къ какому-нибудь антикварію. На воротник глубокій слой какого-то жирнаго вещества. На брюкахъ, на рукавчикахъ, на груди рубашки слды похлебокъ и иной пищи. Говорятъ, что само время стираетъ старыя пятна, по мр того, какъ появляются въ изобиліи новыя.

Онъ — жертва санъ-паолинской политики. Онъ считаетъ Селла и Мингетти своими личными врагами, онъ убжденъ, что вопросы о налог на помолъ и о подати съ движимыхъ имуществъ изобртены спеціально для того, чтобы ему досадить. Но попробуйте-ка назвать его консерваторомъ или отсталымъ, онъ задорно запротестуетъ. Хотя сознается, что еслибы этотъ балаганъ, недавно построенный и называемый Италіей, вздумалъ разваливаться, то онъ и пальца не подумаетъ протянуть, чтобы поддержать его. Съ другой стороны, однако, онъ ни за что не будетъ содйствовать ея разрушенію. Политика не даетъ ему покоя: онъ плохо спитъ, плохо перевариваетъ обдъ, нетвердо ходитъ — все отъ политики. Политика раскрашиваетъ его физіономію: на желтомъ фон красноватыя и зеленоватыя пятна самыхъ изумительныхъ формъ и оттнковъ. Онъ убжденъ, что его засаленная шляпа, полинялый, осыпавшійся на концахъ галстукъ, затасканный сюртукъ — все это представляетъ явный ходячій протестъ противъ существующаго порядка. Онъ счелъ бы непростительной съ своей стороны слабостью, преступной уступкой, еслибы купилъ себ новую шляпу или заказалъ портному новый сюртукъ.

Къ счастію, его супруга не присоединяется къ его протесту. Не дальше, какъ вчера, ее видли въ город въ зеленомъ шелковомъ плать и въ разноцвтнйшей шали.

Протестъ — его личное дло.

Если онъ иногда говоритъ, то говоритъ для того, чтобы осыпать проклятіями правую, лвую, центръ, словомъ, вс стороны политическаго міра. Если онъ натыкается на кого-нибудь врующаго еще въ эту… Италію, онъ таращитъ глаза и ворчитъ себ подъ носъ: жалкій безумецъ!

Когда онъ читаетъ въ газетахъ телеграмму изъ столицы, извщающую вселенную о формированіи новаго министерства, физіономія его омрачается, глаза уходятъ въ глубь орбитъ, и брови нахмуриваются.

— Ну, это новое будетъ еще хуже стараго! ршаетъ онъ.

Это всегда его неизмнный приговоръ. И такъ какъ этотъ приговоръ очень часто оказывается пророчествомъ, то онъ и считаетъ себя человкомъ глубокомысленнымъ, дальновиднымъ, всезнающимъ.

Онъ нашелъ себ товарища, сосда, яраго католика, врующаго глубоко во все, кром одной — только одной!— заповди… Онъ убжденъ, что небо не наблюдаетъ за исполненіемъ этой заповди, нарушеніе которой особенно сладостно…

Каждое утро, при восход солнца, и каждый вечеръ, передъ отходомъ ко сну, оба пріятеля благоговйно подымаются на террасу и съ этой террасы плюютъ, плюютъ далеко-далеко, насколько хватаетъ легкихъ, какъ доброй памяти Бальзакъ плевалъ изъ Жарди на Парижъ. Они думаютъ, что плюютъ по направленію къ Риму, къ Монтечиторіо {Итальянскій парламентъ. Пр. Пер.}, къ Квириналу. Но, въ сущности, это ужь вина топографическаго расположенія мстности — они плюютъ по направленію Каира, чуть не въ лицо Хедива, который тутъ ни причемъ.

Впрочемъ, другъ, ярый католикъ, утшается тмъ, что стъ отлично, пьетъ еще лучше, еще лучше упивается прелестями нкоторыхъ крутобедрыхъ поселянокъ и вообще добретъ. Но нашъ политикъ, напротивъ, все подсыхаетъ, сморщивается, съ каждымъ плевкомъ утрачиваетъ часть своего существа. Скоро, надо полагать, онъ и кости свои повыплюетъ. Вы, можетъ быть, спросите меня: отчего я не описываю вамъ здшнихъ женщинъ? Да очень просто отчего. Нтъ здсь женщинъ. Самокъ человческой расы — сколько угодно, а женщина здсь отсутствуетъ, и нашему брату приходится жить только сладостными воспоминаніями. Какъ видите, здсь не особенно весело жить. А вы-то, я думаю, наслаждаетесь на вашихъ купаньяхъ! Веселья, развлеченья, общество… Однако, я ужасно усталъ писать.

Сію минуту получилъ столь давно жданное, столь пламенно желанное, письмецо отъ васъ.

Какъ? И вы скучаете? Вы? Тамъ, гд жизнь бьетъ ключемъ? А впрочемъ, и это возможно. Однако, что за отвратительная вещь этотъ земной міръ! никому-то удовольствія, никто не доволенъ своимъ положеніемъ!

<Перевод Н. Н. Фирсова>

‘Отечественныя Записки’, No 9, 1883

Л. КАПУАНА.

Солнечныя ванны.

Читайте также: