Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дла Россіи. Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’ и ‘Руси’. Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860-1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
Москва — настоящая столица по историческому праву.
‘День’, 23-го мая 1864 г.
Въ 106 No ‘Московскихъ Вдомостей’, по поводу завоевательныхъ замысловъ Пруссіи, выражена такого рода мысль, что ‘можетъ быть судьба вынуждаетъ Россію’ перенести центръ своей тяжести на югъ — туда, гд была колыбель Руси еще не оттсненной отъ Европы и обращенной лицомъ въ Царьграду?’ Хотя теперь ни о какомъ перенесеніи центра не идетъ дла, и вс подобныя мечты далеки отъ осуществленія, тмъ не мене мы не можемъ оставить безъ отзыва мысль оглашенную въ такомъ значительномъ орган нашей журналистики, каковы ‘Московскія Вдомости’, и признаемъ себя обязанными заявить наше несогласіе. къ этому побуждаетъ насъ еще то обстоятельство, что редакція почтенной газеты и ‘Русскаго Встника’ уже не въ первый разъ проводитъ въ печати это свое любимое мнніе. Укажемъ, напримръ, на статью, напечатанную въ сентябрьской книжк ‘Русскаго Встника’ 1862 г. подъ скромнымъ заглавіемъ: Замтки о хозяйственномъ положеніи Россіи,— статью, въ которой вопросъ о столиц разсмотрнъ довольно обстоятельно, хотя съ точки зрнія преимущественно экономической. Считаемъ не лишнимъ напомнить нашимъ читателямъ вкратц содержаніе этой любопытной статьи.
‘Петербургъ или Кіевъ? восклицаетъ авторъ. Будетъ ли когда исправлена ошибка, сдланная Петромъ? Будетъ ли когда средоточіе правительственной дятельности перенесено съ Ингерманландскихъ болотъ въ страны боле плодородныя, напримръ въ Кіевъ?’ Признавая главною виною настоящаго безденежья ‘бдность Россіи’,— въ томъ смысл, что производительность страны не удовлетворяетъ ея потребностямъ, развилась несоотвтственно съ ними и вообще получила ложное, искусственное направленіе,— авторъ статьи ‘Русскаго Встника’ видитъ причину такого явленія въ искусственномъ сосредоточеніи Русской жизни на сверныхъ оконечностяхъ государства. ‘Отъ среды, въ которой находится столица, едвали не зависитъ характеръ всего государства’, говоритъ онъ: ‘будь столица Россіи не на тундрахъ Ингерманландскихъ, во въ Кіев, Харьков, Таганрог, Россія въ глазахъ Европейцевъ не была бы страною безпріютною, холодною, и гордясь первопрестольнымъ городомъ, всякій Русскій любилъ бы его и чрезъ него чувствовалъ бы боле привязанности къ своей родин’. Дале авторъ, помощью положительныхъ статистическихъ данныхъ и теоретическихъ доводовъ, старается доказать: ‘что необходимость искусственнаго созиданія на болотахъ Ингерманландскихъ цлаго многообразнаго міра извратила наши понятія о естественныхъ условіяхъ жизни’, что ‘пятьсотъ верстъ отличнаго шоссе связываютъ С.-Петербургъ съ увеселительными мстами въ его окрестностяхъ, въ то время, какъ въ южной Россіи, богатой произведеніями, требующими сбыта, нтъ не только шоссе, но и сколько-нибудь проздныхъ дорогъ весною, осенью и во время ненастья’, что ‘подъ вліяніемъ самыхъ невыгодныхъ климатическихъ и почвенныхъ условій въ С.-Петербург все обходится дороже чмъ гд-либо и требуетъ неизвстныхъ въ другихъ мстахъ расходовъ, напримръ для укрпленія строеній на болотномъ грунт, для снабженія столицы жизненными припасами’ и проч., что наконецъ ‘юноши, отлученные отъ природы, вырощенные узниками въ стнахъ громадныхъ зданій, подъ свинцовымъ небомъ Петербурга, не могутъ быть здоровы ни тломъ, ни душою’.
‘Все приняло бы другой видъ — утверждаетъ сочинитель статьи ‘Русскаго Встника’ — если бы столица была на юг, вся Русская жизнь сложилась бы иначе’, ‘неисчислимы были бы выгоды сосредоточенія Русской жизни около бассейна Чернаго моря’ и ‘не подлежитъ сомннію, что экономическая будущность Россіи зависитъ отъ той степени развитія, которая впредь будетъ дана южнымъ губерніямъ, хотя бы въ ущербъ свернымъ’. Предположивъ, что столицею Россіи былъ бы, напримръ, Кіевъ, вмсто С.-Петербурга, онъ исчисляетъ измненія, которыя должны отъ того произойти, именно: ‘1) Западныя, возвращенныя отъ Польши, губерніи скрпились бы неразрывными узами съ остальными частями государства’, 2) ‘Россія сблизилась бы съ южно-Славянскими племенами’, 3) ‘южная полоса имперіи воскресла бы къ новой жизни’, Новороссійскія степи заселились бы и усилили бы свои посвы,— и 4) ‘Отъ перенесенія тяжести имперіи на югъ, Россія сдлалась бы богаче и самостоятельне’.
Таковъ вопросъ, поставленный ‘Русскимъ Встникомъ’ и повторенный ‘Московскими Вдомостями’. Мы вполн согласны съ ихъ разсужденіемъ о невыгодныхъ для Россіи послдствіяхъ искусственнаго сосредоточенія Русской жизни на сверныхъ оконечностяхъ государства. Мы признаемъ вполн справедливыми ихъ мнніе о Санктпетербург и ихъ доводы въ пользу перемщенія центра тяжести изъ Санктпетербурга,— но мы совершенно расходимся съ мыслью этихъ двухъ органовъ нашей журналистики о необходимости ‘перенести столицу Россіи — въ Кіевъ’. Нельзя не подивиться, что ни ‘Русскій Встникъ’, ни ‘Московскія Вдомости’ ни однимъ словомъ не упоминаютъ о Москв, какъ, будто она совершенно ни причемъ въ Русской исторіи и жизни. Вообще намъ кажется страннымъ разсматривать значеніе столицы съ точки зрнія чисто-экономической,— какъ будто одн хозяйственныя выгоды руководятъ страною въ созданіи народнаго и правительственнаго центра,— но еще странне представляется самая возможность вопроса о томъ — гд быть средоточію — не правительственной дятельности, а ‘Русской жизни’, по выраженію ‘Встника’? Неужели, посл тысячи лтъ историческаго гражданскаго существованія, Россія можетъ еще спрашивать себя: гд ея настоя- щая столица — куда ее поставить? не то въ Кіевъ, не то въ Харьковъ или Таганрогъ?— Неужели, въ теченіи цлыхъ десяти вковъ, она не обрла своего центра тяготнія и способна еще и теперь влаяться то въ ту, то въ другую сторону? Но дло въ томъ, что Россія вовсе и не задается такою задачею, — что этотъ вопросъ давно поршенъ Русскимъ народомъ, поршенъ и въ исторической его жизни и въ сознаніи: только для насъ, для отвлеченной мысли нашего образованнаго общества, потерявшаго живую историческую память и непосредственное чувство своей исторіи, можетъ существовать какое-либо сомнніе въ этомъ отношеніи! Мы вс вообще, надо признаться, до такой степени утратили всякой смыслъ живаго дла, всякое пониманіе естественнаго органическаго процесса въ исторіи, — что, толкуя о либерализм, мы и не замчаемъ, сколько страшнаго деспотизма, — что еще хуже, сколько безсознательной деспотической привычки — въ самыхъ благонамренныхъ нашихъ соображеніяхъ, въ самомъ склад нашего мышленія, даже въ ученыхъ нашихъ трактатахъ, — какъ скоро они имютъ прямую связь съ гражданскимъ, экономическимъ и нравственнымъ бытомъ нашего народа. Конечно, только такая школа, въ какой, слишкомъ полтораста лтъ, воспитывалось Русское общество, способна была пріучить насъ къ подобному забвенію правъ исторія, и породить притязанія — взять на себя простодушно творческую обязанность самой жизни народной, передлывать факты, навязывать народу въ столицы — городъ по нашему усмотрнію!..
Намъ кажется, что поразившая насъ ‘странность’ въ стать ‘Русскаго Встника’ происходитъ отъ того, что авторъ не уяснилъ себ ни значенія слова ‘столица’, ни современнаго историческаго факта, представляющаго дв столицы въ Россіи,— Москву и Санктпетербургъ. Его поразило то, что правительственный центръ Россіи находится на самомъ краю Россіи, и онъ подыскиваетъ ему боле ‘удобное’ помщеніе, которое онъ и полагалъ бы назвать столицей. Но что такое столица? Разсмотримъ это слово какъ понятіе отвлеченное, безъ отношенія къ нашей Русской дйствительно- сты, имющей свое объясненіе въ исторіи… Столица есть средоточіе жизни народа, какъ цльнаго политическаго организма,— другими словами — средоточіе, которое творится само собою, когда народъ слагается въ цльное гражданское тло. Все равно, какъ сердце, какъ увелъ нервъ въ человческомъ организм, такъ и столица есть сердце, узелъ нервъ всей общественной, гражданской, земской и государственной жизни народа. Въ этомъ смысл двухъ столицъ въ одной земл, собственно говоря, быть не можетъ, какъ не можетъ бытъ двухъ серединъ на одномъ пространств. Точно также странно предполагать, что столицу можно сдлатъ тамъ или здсь по произволу,— забывая, что столица дается самою жизнью народа, всмъ долгимъ органическимъ процессомъ исторіи. Это такъ же невозможно, какъ невозможно было бы учинить языкъ Французскій — природнымъ языкомъ Русскаго народа, измнить цвтъ кожи, волосъ и другія свойства его физической природы. Нормальность отправленій цльнаго народнаго политическаго организма предполагаетъ единое средоточіе — правительственное и народное, этого требуетъ союзъ власти съ народомъ,— органическій элементъ, присущій самой власти. Но историческое развитіе создаетъ иногда положенія и ненормальныя, раздваивая цльность организма, отвлекая, напр., средоточіе правительственное отъ средоточія жизни или народнаго, и эту-то ненормальность, подмченную имъ въ Русской дйствительности,— авторъ статьи е Русскаго Встника’ думаетъ устранить перенесеніемъ правительственнаго центра — не въ центръ народной жизни, что было бы естественно — а на югъ Россіи, что представило бы точно такую же анормальность.
Совершая реформы въ Россіи, Петръ Первый призналъ необходимымъ перенести центръ своей переворотной дятельности на берега Невы, въ его любимый ‘городовъ Санктпитербурхъ’. Уже посл его смерти утвердился обычай пребыванія власти въ такъ-называемой ‘Невской столиц’, и въ этомъ смысл она дйствительно со длалась, по врному выраженію ‘Московскихъ Вдомостей’, центромъ тяжести Россійской имперіи. Но не автору статьи ‘Русскаго Встника’ принадлежитъ первому мысль о польз перенесенія правительственнаго средоточія изъ Петербурга. Мысль эта возникла при Петр И и при Елизавет,— и только уже потомъ, при Екатерин -ой, упрочилось за С.-Петербургомъ то значеніе, которымъ, какъ извстно, онъ пользуется и донын?… Но теперь, когда Русское общество все боле и боле проникается сознаніемъ своей народности, когда многія искусственныя подпорки и надстройки, воздвигнутыя со временъ Петра, пошатнулись и оказываются ненадежными, и политическое наше зданіе осдаетъ на материкъ народной почвы,— теперь, мы полагаемъ, близится время, когда естественное влеченіе къ возстановленію цльности общественнаго организма возвратитъ — не Кіеву, какъ желаютъ того упомянутые журналы,— а истинному средоточію Русской народной жизни — значеніе средоточія правительственнаго.
Мы предвидимъ два возраженія: во 1-хъ, что Россія, достаточно окрпнувъ, не перестанетъ быть Россіей, хотя бы столица ея была и въ Кіев, и въ Таганрог, во 2-хъ, что вступивъ въ новый періодъ своей исторіи посл Петра, ставши Россійской имперіей, а не Московскимъ государствомъ, она должна была создать для имперіи новую столицу, новый центръ тяготнія, каковымъ не могла уже быть Москва, созданіе до-Петровской Руси. Отвтимъ на это вкратц.
Не слпое чувство привязанности къ Москв, не мстный патріотизмъ заставляетъ насъ указывать на значеніе Москвы, но глубокое внутреннее убжденіе, опирающееся на свидтельство Русской исторіи и Русской народной жизни. Въ каждомъ историческомъ явленіи есть внутренняя сила, которая даетъ ему бытіе, въ каждомъ политическомъ организм есть основная стихія, которымъ онъ — есть, живетъ и движется. Таковою основною стихіей въ созданіи Рос- сіи явилось Великорусское племя. Его характеромъ, его типомъ запечатлны вс историческія судьбы Россіи, его духовною и нравственною силою закалено наше исполинское государство. Россія не есть совокупность или искусственное сочлененіе разнородныхъ тлъ (не аггломератъ и не аггрегатъ на техническомъ язык ученыхъ),— но цльный организмъ, развившійся извнутри, сложившійся собственной силой. Жизнь этому организму дало, даетъ и можетъ давать только Великорусское племя. Будь это не Великорусское племя,— Россія не была бы Россіей, имла бы другую судьбу и другую будущность,— лучшую или худшую, мы не знаемъ, это вопросъ другой,— но почва, на которой зиждется основаніе нашего зданія — есть племя Великорусское — и выраженіемъ его жизни и силы является — Москва. Какъ Великорусское племя стало средоточіемъ для прочихъ Русскихъ племенъ, такъ и Москва стала притягательнымъ центромъ для прочихъ Русскихъ земель. Еслибъ — предположимъ невозможное — вмст съ правительственнымъ средоточіемъ могъ быть перенесенъ въ Кіевъ, по предложенію почтенныхъ журналовъ, и самый жизненный центръ Россіи,— то степи бы, конечно, оживились и пшеницы бы прибавилось,— но срединный Русскій патерикъ подвергся бы запустнію,— основная стихія, которая одна даетъ жизнь всему организму Россіи, изсякла бы, перестала бы дйствовать, и тогда никакая пшеница, никакое процвтаніе Новороссійскихъ степей не спасло бы Русскаго государства: государство бы, положимъ, не погибло, но оно было бы уже не то, Русское, которое заявило себя въ исторіи, котораго судьбы такъ кровно и духовно близки нашему сердцу, преуспянія котораго мы вс такъ горячо желаемъ. Этой-то основной органической стихіи и не замчаетъ авторъ статьи ‘Русскаго Встника’. Москва, съ самаго своего начала, подняла знамя единства Русской земли и государства и сама явилась выраженіемъ и средоточіемъ этого единства. Но это единство не должно быть смшиваемо съ централизаціею, это единство означаетъ духовную и вншнюю цльность политическаго и земскаго организма, а вовсе не сглаженіе всякой личности и такъ-сказать самости областей, городовъ, селъ и населеній,— вовсе не насильственное притяженіе всякой мстной административной жизни къ центру. На все это имются положительныя доказательства въ исторіи. Централизація есть явленіе позднйшее, принадлежащее по-Петровской Руси. Читателямъ извстно, что мы всегда ратовали противъ централизаціи — въ пользу единства, съ полнымъ просторомъ для мстнаго самоуправленія, разумя послднее вовсе не въ смысл нарушающемъ политическое единство и государственную цльность нашей Русской Земли и вовсе не въ смысл какихъ-нибудь политическихъ федерацій. Вопросъ о федераціи есть вопросъ праздный, мертворожденный плодъ досужей отвлеченности нашего оторваннаго отъ народа общества.) Чмъ боле народныхъ началъ въ основаніи нашего управленія, тмъ крпче и сильне должно быть единеніе Великорусскаго народа съ народомъ Малой, Блой, Червонной Руси, и со всми другими народами,— а такое преобладаніе народныхъ началъ въ управленіи, по нашему мннію, едва-ли мыслимо безъ преобладающаго значенія Москвы, какъ средоточія Русской жизни.— Многіе ставятъ въ достоинство Петербургу именно то, что онъ выражаетъ собою отвлеченную идею государства, свободную отъ всякой исключительной національности. По ихъ мннію Петербургъ есть дйствительно городъ иностранный, не въ томъ смысл, чтобъ онъ былъ Французскій или Нмецкій, а въ томъ, что онъ воплощаетъ собою самую идею иностранности,— но нужно ли говорить, что подобное отношеніе центра тяжести къ народной жизни есть явленіе ненормальное?… Государство, свободное отъ всякой исключительной національности, выражающее собою одну отвлеченную идею государственности,— полной и надежной внутренней жизни и силы имть не можетъ- Замтимъ кстати одно: вс приращенія Русскаго государства, совершенныя Москвою, крпки и связаны съ нею органическими нитями: напримръ Поволжье, Сибирь, Астрахань, и проч.— Казань, черезъ шестьдесятъ лтъ посл завоеванія, является въ первомъ ряду городовъ, отстаивающихъ Москву и независимость Россіи во время междуцарствія,— уже живетъ одною жизнью со всею Русью: земли колонизуются сами собою, безъ помощи Ангальтъ-Кеттенскихъ и Швабскихъ колонистовъ. Въ такомъ ли же точно отношеніи къ Россіи находятся наши позднйшія, не до-Петровскія, пріобртенія? много ли мы успли съ нашимъ новымъ способомъ колонизаціи?…
Мы не отрицаемъ того, въ своемъ род спасительнаго дйствія, которое имлъ и иметъ Санктпетербургскій періодъ нашей исторіи на внутреннее развитіе Россіи… Самое отвлечете вншней дятельности на оконечность имперіи дало возможность созрть и выработаться нашему внутреннему народному самосознанію. Путемъ отрицанія той національной исключительности, которой не лишено было отчасти наше историческое развитіе, пришли мы къ сознательной оцнк нашихъ народныхъ началъ и ихъ общечеловческаго значенія, но какъ скоро это сознаніе перейдетъ въ жизнь,— историческая роль Петербурга сама собою измняется и въ этомъ отношеніи правы ‘Московскія Вдомости’, говоря, что сама судьба какъ будто указываетъ, что едвали можетъ-быть не настаетъ время перенести центръ тяжести государства — изъ Санктпетербурга…
Когда настанетъ это время — судить трудно. Можетъ-быть а Москва еще не довольно сама очистилась отъ той порчи, которая отчасти проникла и въ ея жизнь, не довольно окрпла народнымъ самосознаніемъ для того, чтобы такое соединеніе средоточія народнаго съ средоточіемъ власти могло быть теперь вполн благотворно. Можетъ-быть и Санктпетербургъ еще не исполнилъ окончательно своего призванія… Все это можетъ быть, безъ сомннія. Во всякомъ случа, мы противопоставляемъ Кіеву, на который указываетъ почтенная редакція ‘Московскихъ Вдомостей’, права Москвы…