Модная литературная ересь, Стороженко Николай Ильич, Год: 1902 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 19 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Н. Стороженко.

Опыты изученія Шекспира.

Изданіе учениковъ и почитателей.

МОСКВА.
Типо-литографія А. В. Васильева и К®, Петровка, домъ Обидиной.
1902.

http://az.lib.ru/

Модная литературная ересь.

Это, конечно, безуміе, но безуміе методическое.
Полоній въ ‘Гамлет’ (Актъ II, сц. 2-л).

Жителямъ большихъ городовъ, вроятно, случалось наблюдать не разъ довольно курьезное явленіе: на площади стоитъ небольшая кучка людей, о чемъ-то горячо разговаривающихъ и указывающихъ пальцами на небо. Проходитъ полчаса, часъ и кучка, постепенно увеличиваясь, превращается въ толпу людей, вперившихъ глаза въ небо и словно ожидающихъ чего-то… Судя по ихъ оживленнымъ жестамъ, можно заключить, что недавно на неб произошло нчто замчательное,— либо пролетлъ метеоръ, либо посыпался съ неба цлый дождь падучихъ звздъ. Постоявъ нкоторое время въ безплодномъ ожиданіи, толпа мало-по-малу расходится, но никому изъ лицъ, ее составляющихъ, не приходитъ въ голову, что на неб ничего не было, что вс они были жертвами мистификаціи двухъ или трехъ шутниковъ, которые, проходя черезъ площадь, ради шутки, вперили глаза въ небо, постояли въ такой позиціи четверть часа, и ушли, видя, что шутка удалась, что возл нихъ начинаетъ собираться толпа звакъ. Явленіе, подобное описанному, наблюдается въ настоящее время въ литератур по отношенію къ такъ называемой, бэконо-шекспировской теоріи, утверждающей, что драмы, дошедшія до насъ съ именемъ Шекспира, писаны не имъ, но великимъ основателемъ реальной философіи Бэкономъ. Разница разв въ томъ, что въ первомъ случа мы имемъ дло съ сознательнымъ обманомъ, а въ послднемъ съ безсознательнымъ самовнушеніемъ. Не ждите отъ теоріи, низвергающей съ пьедестала величайшаго драматурга, новыхъ временъ, фактическихъ доказательствъ — ихъ нтъ, да для нея они и не существенны въ виду силы доказательствъ внутреннихъ, логическихъ. ‘Статочное ли дло’,— спрашиваетъ теорія,— ‘чтобы драмы, полныя такихъ возвышенныхъ, далекоозаряющихъ идей, такого глубокаго прозрнія въ сущность государственной жизни и въ тайны человческаго сердца, могли выйти изъ-подъ пера полуобразованнаго актера, не окончившаго даже элементарной школы, вращавшагося въ низменныхъ слояхъ общества и думавшаго только о томъ, чтобы сколотить деньгу и удалиться на покой въ свой родной городокъ? Внутреннее содержаніе драмъ Шекспира исполнено такой глубины и разносторонности, что ихъ могъ написать не только самый геніальный, но и самый образованный человкъ своего времени, а такимъ человкомъ, безспорно, былъ Бэконъ, и если онъ скрылъ свое имя подъ псевдонимомъ Шекспира, то это произошло оттого, что, занимая высокое общественное положеніе, онъ не считалъ удобнымъ признать себя авторомъ произведеній, которыя въ то время почти не причислялись къ литератур, и въ которыхъ онъ высказалъ мысли и намеки, могшіе повредить его служебной карьер’. Таковы основныя положенія пресловутой бэконо-шекспировской ереси, которыя на разные лады повторяются въ масс книгъ и брошюръ, ежегодно появляющихся на книжномъ рынк и жадно поглощаемыхъ людьми, мало знакомыми съ предметомъ, но сгараемыми желаніемъ блеснуть оригинальностью и прослыть разрушителями литературныхъ кумировъ и предразсудковъ. Какъ увидимъ ниже, эта литературная ересь, получившая начало въ Америк, первоначально распространялась по Америк, и отчасти Англіи, ученые Германіи долгое время не считали ее заслуживающей опроверженія, и только въ послднія 10—15 лтъ стали обращать на нее вниманіе, у насъ въ Россіи ее знали только по слухамъ, такъ что когда, нсколько лтъ тому назадъ, г. Чуйко помстилъ обстоятельную статью по бэконовскому вопросу (Наблюдатель, 1888. Февраль), статья эта могла служить скоре предостереженіемъ, чмъ опроверженіемъ взглядовъ, имвшихъ тогда въ Россіи весьма немногихъ приверженцевъ. Съ тхъ поръ многое измнилось. Американская реклама, ежегодно раздувающая десятки плохихъ книгъ и брошюрокъ, сдлала свое дло. Теперь и у насъ встртите не мало лицъ, преимущественно изъ числа учащейся молодежи, которые при слов Шекспиръ многозначительно ухмыляются, давая этимъ понять, что ихъ на мякин не поймаешь, что имъ хорошо извстенъ le secret du polichinelle. Для такихъ лицъ была, безъ сомннія, драгоцннымъ подаркомъ составленная на основаніи извстной книги Бормана Das Shakspeare Geheimniss (Leipzig, 1894 г.), статья г. Эйзена Шекспиръ или Бэконъ, помщенная въ декабрьской книжк литературныхъ приложеній къ журналу Нива за 1894 годъ. Въ виду того, что этотъ журналъ расходится боле чмъ въ 100.000 экземпляровъ, статью нашего единственнаго бэконіанца нельзя оставить безъ вниманія, но прежде, чмъ приступить къ ея разбору, считаемъ не лишнимъ предложить читателямъ ‘Міра Божьяго’ краткій очеркъ бэконо-шекспировской ереси до появленія книги Бормана.

Всякое геніальное произведеніе всегда заключаетъ въ себ нчто таинственное, пожалуй, даже сверхъестественное. Хотя бы мы знали вс т вліянія, которымъ подвергался его авторъ при жизни, хотя бы мы изучили вс составные элементы самого произведенія, для насъ все-таки останется вчной загадкой та геніальная сила духа, которая соединяла вс эти элементы по напередъ задуманному плану въ одно художественное цлое. Степень загадочности, конечно, увеличивается, если скудость біографическихъ данныхъ не даетъ намъ возможности даже приблизительно возстановить исторію развитія таланта и ума изучаемаго художника. Сказанное прилагается къ произведеніямъ Шекспира въ большей степени, чмъ къ произведеніямъ другихъ писателей, ибо исторія литературы не знаетъ большаго несоотвтствія между тмъ, что намъ извстно объ автор, и его произведеніями. Это несоотвтствіе давно приводило въ смущеніе нкоторыхъ критиковъ. Еще въ конц прошлаго столтія Фармеръ въ своемъ Essay on the Learning of Shakspeare (London, 1767 г.) доказывалъ, что Шекспиръ былъ человкъ малообразованный и отказывался объяснить массу научныхъ свдній, встрчающихся въ его произведеніяхъ. Гораздо дальше пошелъ неизвстный авторъ статьи, помщенной въ Chamber’s Edinburgh Journal за 1852 г., который смло поставилъ вопросъ Кмъ были написаны драмы Шекспира? (Who wrote Shakspeare?), и отвчалъ на него въ томъ смысл, что у Шекспира состоялъ на жалованьи какой-то бднякъ ученый, который за извстную сумму и снабжалъ его своею ученостью. Отъ этой гипотезы и до предположенія, что главнымъ сотрудникомъ Шекспира былъ Бэконъ — всего одинъ шагъ. Этотъ шагъ былъ сдланъ въ Америк однофамилицей Бэкона миссъ Деліей Бэконъ въ ея стать Шекспиръ и его драмы, помщенной, въ американскомъ журнал Putnam Montly Magazine за 1855 годъ (январь), которая поэтому и считается основательницей бэконо-шекспировской ереси. Миссъ Бэконъ была женщина даровитая и ученая, но крайне экзальтированная и истеричная и ршительно неспособная критически отнестись къ своимъ фантазіямъ. Усомнилась ли она въ Шекспир подъ вліяніемъ книги Фармера и статьи неизвстнаго автора въ Chamber’s Journal, или дошла до своей теоріи совершенно самостоятельно (первое вроятне, такъ какъ она была очень начитана), какъ бы то ни было, но въ своей стать она доказывала, что малообразованный Шекспиръ не могъ написать приписываемыхъ ему драмъ, что он написаны цлымъ кружкомъ ученыхъ людей, во глав которыхъ стоялъ Бэконъ. Гипотезу свою она развила въ цлую теорію въ объемистой книг подъ заглавіемъ Философія пьесъ Шекспира разоблаченная (The Philosophy of Shakspeare Plays unfolded L. 1857). По мннію миссъ Бэконъ, философія эпохи Елизаветы дошла до насъ въ двухъ видахъ — въ форм философскихъ трактатовъ Бэкона и въ форм драмъ, приписываемыхъ Шекспиру. Послднія заключаютъ въ себ грандіозную систему политической философіи, которую Бэконъ счелъ боле удобнымъ изложить въ драматической форм. Иначе ему поступить было нельзя, потому что эти драмы не литературныя произведенія, но страшныя политическія проблемы. Въ эпоху Елизаветы Англія томилась подъ гнетомъ королевскаго деспотизма, отъ котораго и хотли избавить ее такіе великіе умы, какъ Бэконъ и Вальтеръ Рэлей. Не смя говорить прямо, они говорили загадками, языкомъ Эзопа, сцена была ихъ трибуной, а Шекспиръ псевдонимомъ. Теорія эта казалась истеричной дам до того врной, что она не сочла нужнымъ, приводить въ ея пользу сколько-нибудь солидныя доказательства. Этого мало: если на пути встрчались факты, способные ее пошатнуть, то миссъ Бэконъ устраняла ихъ съ дороги самымъ простымъ и безцеремоннымъ образомъ. Ей, напримръ, былъ хорошо извстенъ восторженный отзывъ Бэнъ-Джонсона о Шекспир, который ставилъ Шекспира даже выше древнихъ драматурговъ. Ни мало не задумываясь, она объясняетъ этотъ отзывъ тмъ, что Бэнъ-Джонсонъ былъ посвященъ въ тайну и что подъ видомъ Шекспира онъ прославлялъ покровительствовавшихъ ему Бэкона и Рэлея. Отсутствіе доказательствъ ее не смущало, ибо она была глубоко убждена, что рано или поздно они должны отыскаться — и тогда потомство ее оправдаетъ. На основаніи довольно неясныхъ намековъ въ письмахъ Бэкона, она пришла къ заключенію, что подъ могильнымъ камнемъ Шекспира сохраняются документы либеральнаго политическаго кружка эпохи Елизаветы, ршающіе вопросъ объ истинныхъ авторахъ шекспировскихъ драмъ. Съ цлью добыть эти документы бдная психопатка переплыла океанъ, прибыла въ Англію и поселилась въ Стрэтфорд. По цлымъ часамъ она сидла въ глубокой задумчивости въ церкви св. Троицы надъ могильной плитой Шекспира, пыталась даже приподнять ее (на плит до сихъ поръ видны слды лома, образовавшіе съ двухъ сторонъ довольно большія расщелины), пока, наконецъ, не сошла съ ума и не была отвезена въ больницу для душевнобольныхъ, гд и умерла въ 1859 г. Англійскіе критики отнеслись къ книг миссъ Бэконъ съ снисходительной улыбкой, какъ къ произведенію больного мозга, за исключеніемъ, впрочемъ нкоего мистера Смита, который, прочтя статью въ ‘Putnam Magazine’, сдлался ревностнымъ послдователемъ теоріи миссъ Бэконъ. Въ подтвержденіе ея взглядовъ, онъ въ скоромъ времени издалъ брошюру: Былъ ли Бэконъ авторомъ шекспировыхъ драмъ? (Was Lord Bacon the author of Shakspeare Plays? L. 1856). На предложенный самому себ вопросъ авторъ отвчаетъ утвердительно, но, за отсутствіемъ фактическихъ доказательствъ, основывается на такъ-называемыхъ доказательствахъ внутреннихъ. По мннію Смита, все, что мы знаемъ о Шекспир, не располагаетъ насъ врить, чтобъ онъ могъ написать произведенія, исполненныя столь великихъ достоинствъ, и наоборотъ, все, что мы знаемъ о Бэкон, объ его геніальномъ ум и разносторонней учености, все это склоняетъ насъ къ увренности, что только имъ и имъ однимъ могли быть сочинены драмы, которыя онъ, по личнымъ соображеніямъ, счелъ удобнымъ приписать Шекспиру. Къ этому главному соображенію присоединяются у автора нсколько другихъ, столь же субъективныхъ и состоящихъ въ томъ, что Шекспиръ, самъ издавшій свои поэмы, нисколько не заботился о судьб своихъ драмъ, которыя выходили при его жизни въ самыхъ искаженныхъ изданіяхъ, что Бэконъ, столь интересовавшійся литературой, ни разу не упомянулъ о Шекспир, чего не могло бы случиться, если бы на самомъ дл Шекспиръ былъ авторомъ Гамлета, Макбета и Лира, что встрчающіяся въ драмахъ Шекспира картины италіанской городской жизни не могли быть написаны человкомъ, не бывавшимъ въ Италіи, и т. д. Бэконіанцы сами чувствовали слабость подобныхъ доказательствъ и, за отсутствіемъ фактическихъ данныхъ, сочли боле полезнымъ заняться сопоставленіемъ отдльныхъ мстъ изъ драмъ Шекспира и сочиненій Бэкона, съ цлью вывести отсюда выгодныя для своей теоріи заключенія. Трудъ этотъ взялъ на себя американскій юристъ Хольмсъ (Holmes) въ своей книг Авторство Шекспира (The Authorship of Shakspeare, New-York. 1866). Нужно отдать справедливость автору, который съ чисто-юридической тщательностью занялся сопоставленіемъ мстъ изъ философскихъ трактатовъ Бэкона и драмъ Шекспира и установилъ между ними несомннное идейное сходство, хотя это сходство существуетъ также между Шекспиромъ и Рэлеемъ, между Шекспиромъ и Гукеромъ, ибо вс эти писатели вращались въ одной и той же сфер понятій, дышали однимъ и тмъ же рзкимъ воздухомъ эпохи Возрожденія и, по всей вроятности, читали одн и т же книги. Равнымъ образомъ, не иметъ никакого научнаго значенія сдланное Хольмсомъ сопоставленіе года изданія нкоторыхъ шекспировскихъ пьесъ съ фактами изъ жизни Бэкона, который, будто бы хотлъ посредствомъ драмъ выразить свои душевныя настроенія. Такъ, Хольмсъ указываетъ на совпаденіе появленія ‘Венеціанскаго Купца’, съ заключеніемъ молодого Бэкона въ долговую тюрьму, откуда онъ былъ вырученъ своимъ братомъ Антоніемъ — имя, которымъ онъ назвалъ самое симпатичное лицо пьесы. Книга Хольмса, имвшая успхъ въ Америк, оживила начинавшій было охладвать интересъ публики къ бэконовской теоріи, и заставила противныя стороны не разъ скрещивать оружіе. По разсчету, сдланному Уаймэномъ {The Bibiography of Bacon-Shakspeare Controversy. 1884 г.}, съ 1856 по 1884 г. появилось въ Америк и Европ 255 брошюръ и статей за и противъ Шекспира, изъ которыхъ добрыя дв трети принадлежатъ Америк. Оставляя въ сторон книгу Эппльтона Моргана {The Shakspearean Myth. Cincinnati. 1881. Превосходный разборъ этой книги читатели найдутъ въ брошюр проф. Шиппера — Shakspeare und dessen Gegner. Mnster. 1895 г.}, который не столько стоитъ за Бэкона, сколько пытается доказать, что имя Шекспира было собирательнымъ и служило псевдонимомъ для многихъ писателей, желавшихъ скрыть свое имя, переходимъ къ труду г-жи Поттъ, основанному на хранящейся въ Британскомъ музе записной книжк Бэкона {The Promus of Formularics and elegancies, being private Notes circum 1594, hitherto unpublisbed by Francis Bacon, illustrated aud ellucidated by passages from Shakspcare. London. 1882.}. Эта книжка заключаетъ въ себ сборникъ пословицъ, цитатъ изъ разныхъ авторовъ, остротъ, формулъ вжливости и т. п. выраженій, внесенныхъ въ нее Бэкономъ либо для памяти, либо потому, что онъ думалъ впослдствіи воспользоваться ими въ своихъ сочиненіяхъ или парламентскихъ рчахъ. Издавая впервые эту, во всякомъ случа, любопытную книжку, г-жа Поттъ воспользовалась заключающимся въ ней матеріаломъ не для характеристики Бэкона, какъ стилиста, а для уничтоженія Шекспира. Пріемъ, употребляемый ею для этой цли, отличается поразительной наивностью и отсутствіемъ всякой критики. Встрчая у Бэкона какую-нибудь фразу, или даже просто слово, встрчающееся также въ драмахъ Шекспира, она изъ этого факта выводитъ заключеніе, что записная книжка Бэкона и драмы Шекспира писаны однимъ лицомъ и что этимъ лицомъ былъ, конечно, Бэконъ. Приведемъ на выдержку нсколько примровъ, Въ записной книжк Бэкона, подъ No 249, стоитъ евангельское изреченіе: ‘И оправди премудрость отъ чадъ всоихъ‘, имющее тотъ смыслъ, что дти своими поступками должны доказывать свое происхожденіе отъ мудрости. Не найдя въ произведеніяхъ Шекспира ничего соотвтствующаго этому предмету, г-жа Поттъ сопоставляетъ его со всми тми мстами произведенія Шекспира, гд встрчаются либо слово дитя, либо слово наслдникъ — сопоставленіе, вовсе не идущее къ длу, и вдобавокъ ничего не доказывающее, ибо евангеліе было настольной книгой у обоихъ писателей, но производящее множествомъ ссылокъ импонирующее впечатлніе на читателя-диллетанта, которому недосугъ проврять, кстати ли приведена цитата, или нтъ. Равнымъ образомъ, если предположить, что слова Розалинды: Я не желаю бросать своихъ словъ собакамъ, навяны извстнымъ евангельскимъ изреченіемъ: Не бросайте святыни псамъ (Мат., глава 7, ст. 6), то этимъ фактомъ боле чмъ странно доказывать принадлежность пьесы Бэкону, ибо Шекспиръ не хуже Бэкона могъ заимствовать эти слова изъ евангелія. Пойдемъ дальше. Подъ No 43 Бэконъ приводитъ изреченіе изъ Adagia Эразма Semper Virgines furiaи. Изъ объясненій Эразма къ этому изреченію видно, что онъ не имлъ намренія обозвать всхъ двицъ фуріями, а хотлъ только сказать, что, въ противоположность ангеламъ, которые всегда изображаются къ вид мужчинъ, фуріи, наоборотъ, изображаются въ вид женщинъ. Не принявши этого въ соображеніе, г-жа Поттъ, что называется, ни къ селу, ни къ городу, сопоставляетъ изреченіе Эразма съ двумя мстами изъ ‘Укрощенія Строптивой’ и однимъ изъ ‘Много шуму изъ пустяковъ’. Въ первыхъ двухъ Катерина обзывается дикой кошкой (wild cat), а въ послднемъ, наоборотъ, Бенедиктъ удивляется, что такое прекрасное существо, какъ Беатриче, надлена такимъ бшенымъ характеромъ (possessed with а fury). Но у г-жи Поттъ встрчаются недоразумнія еще боле крупныя. Такъ, напримръ, приводя изъ книжки Бэкона французскую пословицу Nourriture passe, которую можно перевести изреченіемъ: Привычка — вторая природа или, точне, Привычка — сильне природы, г-жа Поттъ считаетъ ее источникомъ одного мста въ ‘Перикл’ (Актъ I, сц. 4), гд говорится о страшномъ голод въ Тарс, когда матери готовы были състь своихъ собственныхъ дтей. Общаго между этими мстами нтъ ничего, въ первомъ говорится о привычк, побждающей природу, а во второмъ — о голод, который заставляетъ матерей забывать естественныя чувства любви къ дтямъ, а между тмъ сопоставленіе ихъ между собою предназначено служить доказательствомъ принадлежности ‘Перикла’ Бэкону. Желаніе во что бы то ни стало отождествить Бэкона съ Шекспиромъ доводитъ г-жу Поттъ до самыхъ смтныхъ крайностей. Встрчая у Бэкона и у Шекспира такія простыя выраженія, какъ напримръ: О времена! (О The Time!), О Боже! (О the Lord!), О небо! (О the Heavens!) Аминь (Amen), она и ихъ считаетъ доказательствами принадлежности шекспировскихъ драмъ Бэкону. Особое значеніе придаетъ она найденному ею въ записной книжк Бэкона утреннему привтствію Good morrow! (Доброе утро!). Она подробно доказываетъ, что до Бэкона англичане не употребляли этого привтствія, и что оно стало общеупотребительнымъ только съ тхъ поръ, какъ Бэконъ перенесъ его изъ своей записной книжки въ ‘Ромео и Юлію’. Какъ ни странно предположеніе, что до Бэкона англичане не додумались до самыхъ элементарныхъ формъ вжливости, извстной даже дикарямъ, но фактъ этотъ имлъ бы серьезное значеніе, если бы онъ былъ доказанъ. Но этого нтъ. Напротивъ того, Грантъ Уайтъ и Энгель доказали, что привтствіе съ добрымъ утромъ было употребительно еще въ средневковой Англіи, что оно встрчается у Чосера и у многихъ писателей дошекспировской эпохи. Еще боле курьезно другое доказательство принадлежности ‘Ромео и Юліи’ Бэкону, оно заключается въ имени героя пьесы. Игнорируя фактъ, извстный всякому школьнику, что Шекспиръ заимствовалъ содержаніе и имена героевъ своей трагедіи изъ новеллы Банделло и основанной на ней поэмы Артура Брука (The tragical history of Romeus and Juillet, Loudon, 1562), и найдя въ записной книжк Бэкона слово Rome, авторъ сопоставляетъ его съ греческимъ = сила и изъ этого выводитъ заключеніе, что Бэконъ хотлъ отмтить въ самомъ имени героя способность сильно любить. Приведенными фактами, надемся, вполн доказана полнйшая неспособность г-жи Поттъ критически относиться къ своему матеріалу. Въ заключеніе приведемъ еще фактъ, доказывающій у ней поразительное отсутствіе изящнаго вкуса, безъ котораго трудно быть судьею въ дл поэзіи и искусства. Всякому, читавшему драму Шекспира, безъ сомннія, памятенъ восторженный гимнъ Ромео красот Джульетты, которая, по его словамъ, сверкала на щек ночи, какъ брилліантъ въ ушахъ эіопки (Актъ I, сц. 5), и нужно совершенно не имть вкуса, чтобы рискнуть сопоставить это великолпное мсто съ записной книжкой Бэкона, гд подъ No 686 говорится о золотомъ кольц, которое вставляли въ морду свиньи, чтобъ она не рыла земли. Какъ и слдовало ожидать, книга г-жи Поттъ вызвала суровые отзывы шекспировской критики, которая, отдавая справедливость трудолюбію автора, не замедлила выставить на видъ наивность его пріемовъ, отсутствіе вкуса и т. п. Но разоблаченія критики не произвели, повидимому, никакого впечатлнія на ученую барыню, которая, вмсто всякаго отвта, выпустила въ свтъ новую книгу: Тридцать два основанія врить въ то, что Бэконъ написалъ драмы Шекспира {32 Reasons for belief that Bacon wrote Shakspeare. L. 1884.}, гд она бездоказательно и упорно повторяетъ давно отвергнутыя положенія бэконовской ереси.

Не успли еще замолкнуть толки, возбужденные подвигами г-жи Поттъ, какъ бэконіанцы снова заставили говорить о себ. Уже съ 1884 г. стали появляться въ американскихъ журналахъ извстія о томъ, что американскому адвокату Доннелли удалось разгадать шифръ Бэкона, которымъ, какъ дважды два — четыре, доказывалось, что Бэконъ былъ авторомъ драмъ, приписываемыхъ Шекспиру. При этомъ журналы сообщали выдержки изъ имющей выйти въ свтъ книги Доннелли. Выдержки эти были настолько заманчивы и подобраны такъ искусно, что даже нкоторые англійскіе журналы {какъ, напр., The Nineteenth Century) поймались на эту удочку и увидли въ попытк Доннелли нчто серьезное. Прошло три года, а книга Доннелли все еще не появлялась. Наконецъ, когда нетерпніе публики достигло крайней степени, вышли въ свта въ Лондон два объемистыхъ тома подъ заглавіемъ Великая тайная азбука {The Great Cryptogram by Jgnatius Donnelly. London. 1888. 2 vol.}, которые вызвали всеобщее недоумніе и разочарованіе. Оказалось, что первый томъ не заключаетъ въ себ ничего новаго, кром сопоставленій нсколькихъ новыхъ мстъ изъ сочиненій Бэкона и драмъ Шекспира и повторенія старыхъ и уже успвшихъ надость разсужденій о томъ, почему Бэкону естественне считаться авторомъ шекспировскихъ драмъ, чмъ самому Шекспиру. Во второмъ том Доннелли подробно разсказываетъ, какимъ образомъ ему удалось придти къ своему открытію. Извстно, что Бэконъ любилъ употреблять въ своихъ письмахъ шифръ, имъ самимъ изобртенный, ключъ отъ котораго онъ сообщилъ нкоторымъ изъ своихъ корреспондентовъ. Въ своемъ сочиненіи De Augmentis онъ подробно распространяется о польз шифра и о шифрахъ, употребляемыхъ различными писателями. Зная это, Доннелли ршился поискать, не откроется ли слдовъ этого шифра въ первомъ in Folio шекспировскихъ драмъ? Поиски его увнчались успхомъ. Изучая in Folio, Доннелли пришелъ къ убжденію, что Шекспиръ скрывалъ свою мысль подъ отдльными словами, напечатанными на страницахъ книги курсивомъ или между двумя тире. Если соединить эти слова на различныхъ страницахъ, то получатся фразы, которыя нельзя было помстить прямо въ текстъ, ибо он могли бы сильно компрометировать положеніе Бэкона при двор, даже, пожалуй, навлечь на него подозрніе въ государственной измн. Вотъ одна изъ этихъ фразъ, въ которой, впрочемъ, нтъ ничего подозрительнаго: ‘Мои надежды на возвышеніе уничтожаются, я не настолько безстыденъ, чтобы встртить немилость съ безстыднымъ нахальствомъ’. Чтобы довести до свднія публики эту невинную фразу, не для чего было Бэкону прибгать къ шифру, а Доннелли ломать голову для его разъясненія. Къ какимъ курьезнымъ результатамъ можетъ привести примненіе бэконовскаго шифра — это было доказано однимъ англійскимъ критикомъ, который, примнивъ его къ произведеніямъ Диккенса, доказалъ, что романы Диккенса писаны Гладстономъ {Теорія Доннелли приведена ad absurdum въ брошюр Никольсона, No Cipher in Shakspeare. London 1888. См. также брошюру Шиппера Shakspeare und dessen Gegner, Mnster. 1895.}.

Самымъ крупнымъ продуктомъ бэконовской ереси посл книги Доннелли является вышедшее лтомъ прошлаго года сочиненіе Бормана Шекспирова Тайна (Das Shakspeare Geheimniss. Leipzig 1894), содержаніе котораго подробно изложено въ стать г. Эйзена. Борманъ поставилъ своей задачей раскрыть тсную связь между философіей Бэкона и драмами Шекспира, другими словами — найти въ послднихъ отраженіе и иллюстрацію философскихъ и научныхъ воззрній Бэкона и вывести отсюда новыя заключенія въ пользу того, что авторомъ шекспировскихъ драмъ былъ Бэконъ. Весьма забавное впечатлніе производитъ тотъ торжественный тонъ, которымъ г. Эйзенъ разъясняетъ русской публик значеніе труда Бормана. ‘Въ данное время’,— говоритъ онъ,— шекспиро-бэконовскій вопросъ можно считать уже почти ршеннымъ, благодаря появившемуся весьма недавно серьезному ученому труду Эдвина Бормана Das Shakspeare—Geheimntss. Трудъ этотъ, помимо сгруппировки всхъ вскихъ доказательствъ, установленныхъ ране другими авторами по данному вопросу, заключаетъ въ себ рядъ новыхъ доказательствъ. Задавшись цлью доказать воочію всмъ, что авторъ шекспировскихъ драмъ — Бэконъ, онъ указываетъ въ цломъ ряд примровъ полнйшую тождественность естественно-историческихъ взглядовъ Бэкона со взглядами, заключающимися въ драмахъ Шекспира. Отбросивъ разныя вншнія доказательства, онъ проникаетъ въ самый духъ произведеній Бэкона и Шекспира и неопровержимо параллельнымъ сопоставленіемъ доказываетъ, что идеи Бэкона положены въ основу шекспировскихъ драмъ. Притомъ, что особенно важно, и что представляетъ преимущество труда Бормана предъ трудами его предшественниковъ, это то, что онъ сравниваетъ и сопоставляетъ не отдльныя слова и фразы, выхваченныя изъ ученыхъ трактатовъ Бэкона и драмъ Шекспира, а цлыя произведенія ‘неразрывно’ (стр. 700).

Нужно отдать справедливость г. Эйзену, въ томъ, основную мысль Бормана онъ понялъ врно и изложилъ его теорію весьма обстоятельно. До сихъ поръ мы думали, что драмы Шекспира художественныя произведенія, но мы ошибались, это аллегоріи, выражающія въ драматической форм философскія и научныя теоріи, а ихъ герои не живыя лица, а отвлеченныя понятія. По мннію Бормана, въ комедіяхъ Шекспира трактуются различные естественно-научные вопросы, въ основ драматическихъ хроникъ лежатъ астрономическія и метеорологическія теоріи, а трагедіи служатъ драматической иллюстраціей взглядовъ Бэкона на человка, какъ существо физическое, нравственное и политическое. Такъ, напримръ, Буря есть не что иное, какъ воплощеніе въ поэтическихъ образахъ бэконовской теоріи втровъ, при чемъ веселый и бодрый Аріэль заключаетъ въ себ вс свойства свернаго втра, а лнивый и неуклюжій Калибанъ осуществляетъ собою все то, что говорится у Бэкона объ южномъ втр. Главный же герой пьесы, всемогущій волшебникъ Просперо, есть не что иное, какъ бэконовскій Панъ,— образъ, придуманный философомъ для осуществленія всего комплекса силъ природы. Послднее доказывается тмъ,что Панъ и Просперо снабжены одними и тми же признаками и одарены одинаковымъ могуществомъ. Панъ иметъ въ рукахъ своихъ посохъ, Просперо — волшебный жезлъ, Панъ изображается у Бэкона съ длинными волосами и бородой, такимъ же изображается обыкновенно Просперо на сцен, у Пана на плечахъ царская мантія, у Просперо — мантія волшебника, Панъ — богъ охоты, Просперо охотится на сцен, Панъ держитъ въ плну тифонъ, Просперо властвуетъ надъ втрами, Панъ — властитель и вождь (dux) танцующихъ нимфъ, Просперо — изгнанный миланскій герцогъ (Duke of Millaine) и т. д. Если въ Бур драматизирована бэконовская теорія втровъ, то въ основу комедіи Потерянныя Усилія Любви положена бэконовская теорія свта. Это видно изъ того, что главной темой разговора дйствующихъ лицъ служатъ мысли о свт, цвтныхъ краскахъ, вліяніи свта, а въ общемъ во всей комедіи тридцать разъ встрчается слово свтъ и около шестидесяти разъ слова глазъ и видть и т. д. Пока Борманъ вращается въ сфер подобныхъ чисто-субъективныхъ воззрній и сопоставленій, спорить съ нимъ такъ же безполезно, какъ доказывать человку, страдающему дальтонизмомъ, прелесть неба во время солнечнаго заката. Но лишь только авторъ. изъ области фантазіи вступаетъ на почву фактическихъ доказательствъ, теорія его сразу лопается по всмъ швамъ. Прочтя, напримръ, въ Энциклопедіи Бэкона, что одно изъ Desiderata науки будущаго состоитъ въ томъ, чтобы возбуждать и укрощать втры, Борманъ видитъ въ Просперо представителя этой науки, тогда какъ на самомъ дл герой комедіи Шекспира не ученый, а волшебникъ въ средневковомъ смысл этого слова, повелвающій втрами съ помощью тхъ же силъ, которыя находятся въ распоряженіи вдьмъ въ Макбет. Видя въ Гамлет отраженіе спиритической теоріи Бэкона, Борманъ останавливается на роли духа отца Гамлета, считая это лицо созданіемъ поэта (стр. 102), тогда какъ духъ фигурировалъ еще въ старинномъ дошекспировскомъ Гамлет, о которомъ упоминаютъ Нашъ и Лоджъ. Не боле удачны филологическія догадки Бормана. Такъ, напримръ, онъ утверждаетъ (стр. 199), что Фольстафъ иметъ аллегорическое значеніе, что онъ есть олицетвореніе тяжелой, вялой и осдающей внизъ матеріи, о которой говоритъ Бэконъ въ своей Энциклопедіи, и доказываетъ это этимологіей слова Фольстафъ, которое, по его мннію, состоитъ изъ Fall — падать и staf = матерія, но придуманная авторомъ этимологія не врна, ибо въ англійскомъ язык, какъ старинномъ, такъ и современномъ, слово staff значитъ не матерія, а палка (нм. stab), а матерія обозначается словомъ stuff (нм. stoft). Притомъ же, кому изъ занимающихся Шекспиромъ неизвстно, что Фольстафъ первоначально назывался у Шекспира Олдкэстлемъ, что это имя перешло къ Шекспиру изъ старинной пьесы о Vенрих У и что только впослдствіи Шекспиръ перекрестилъ его въ Фольстафа, нсколько видоизмнивъ для этого историческое имя Fastolf {Въ послсловіи ко второй части Генриха IV Шекспиръ объясняетъ, почему онъ долженъ былъ такъ поступить.}. Не выдерживаетъ также критики ссылка автора (стр. 238) на рдкія формы множественнаго числа отъ союзовъ if и and (ifs и ands), потому что эти формы встрчаются не только у Бэкона и Шекспира, но и другихъ писателей, между прочимъ, въ извстномъ письм Томаса Наша къ оксфордскимъ и кэмбриджскимъ студентамъ (1589 г.), гд мы находимъ такую фразу: to badge up а blanke vers with and ands, a между тмъ на этихъ формахъ Борманъ строитъ заключеніе о принадлежности Ричарда III Бэкону. Нельзя также пройти молчаніемъ курьезное объясненіе имени Гораціо. Оказывается что Шекспиръ далъ такое имя другу Гамлета не спроста, Гораціо представитель разсудка и здраваго смысла ratio, оттого онъ и сомнвается въ явленіи духа {Въ виду того, что первую часть имени Гораціо слогъ Го авторъ отказывается объяснить, мы предлагаемъ наше посильное объясненіе. По нашему мннію, слово Ho-ratio образовано также какъ и Haut-Sauterne, Horatio стало быть, это высшій сортъ разсудка, способности, которой нтъ у Гамлета, и, вроятно, поэтому Гамлетъ такъ любилъ его. Надемся, что бэконіанцы воспользуются нашимъ открытіемъ.}. Весьма вскимъ доказательствомъ въ пользу своей теоріи Борманъ считаетъ тотъ фактъ, что Бэконъ написалъ исторію Генриха VII, которая по своему содержанію непосредственно примыкаетъ къ Ричарду III и такимъ образомъ служитъ необходимымъ дополненіемъ къ драматическимъ хроникамъ Шекспира. Правда, произведеніе Бэкона боле похоже на исторію, чмъ на драматическую хронику, притомъ же оно написано прозой, но это не иметъ большого значенія. Въ историческомъ разсказ можно усмотрть задатки драмы, прозу можно разбить на короткія строчки, и она будетъ похожа по вншнему виду на стихи. Конечно, стихи будутъ не особенно хороши, но разв самъ Шекспиръ всегда писалъ хорошіе стихи? Такъ и поступилъ Борманъ и, приведя цлый рядъ такимъ образомъ составленныхъ, ржущихъ ухо, стиховъ, онъ видитъ въ нихъ новое доказательство принадлежности шекспировскихъ драматическихъ хроникъ Бэкону.

Поставивъ своей задачей, во что бы то ни стало, свергнуть съ поэтическаго трона Шекспира и посадить на его мсто Бэкона, Борманъ выбросилъ за бортъ вс пріемы здравой научной критики. Съ изворотливостью софиста и наглостью адвоката онъ искусно притворяется непонимающимъ, сознательно извращаетъ факты и отрицаетъ вещи, которыя человку, обладающему извстной долей добросовстности и здраваго смысла, невидимому, нельзя отрицать. Хотя біографическія свднія о Шекспир очень скудны, но современныхъ отзывовъ объ его дятельности, какъ актера, поэта и драматурга, сохранилось не мало {Отзывы эти были изданы въ хронологическомъ порядк за цлое столтіе (1592—1692), новымъ шекспировскимъ обществомъ (New Shakspeare Society) подъ заглавіемъ Shakspeare’s Centurie of Praise. L. 1879—1886. 2 vol.}. Нкоторые изъ этихъ отзывовъ до того ясны, что не допускаютъ никакихъ сомнній. Таковъ, напримръ, отзывъ Бэнъ-Джонсона въ его Discoveries. Въ каждомъ слов этого отзыва виденъ человкъ, близко знавшій Шекспира, горячо его любившій и отдававшій справедливость его таланту. ‘Я помню’,— говоритъ Бэнъ-Джонсонъ,— ‘что актеры часто ставили Шекспиру въ заслугу, что во всемъ имъ написанномъ онъ никогда не вычеркнулъ ни одной строки.’ Я отвчалъ на это: ‘Лучше было бы, если бы онъ вычеркнулъ цлую тысячу’. Эти слова они объяснили моимъ нерасположеніемъ къ Шекспиру… Между тмъ я любилъ этого человка и чту его память. По истин, это была честная, открытая и свободная натура. Онъ обладалъ превосходной фантазіей, большими умственными способностями и даромъ изящно выражать свои мысли’ и т. д. Въ своемъ знаменитомъ стихотвореніи, предпосланномъ первому In Folio, Бэнъ-Джонсонъ выражается о Шекспир въ боле восторженномъ тон. Онъ восхищается не только его талантомъ, но и его искусствомъ, называетъ его чудомъ сцены, сладкимъ эвонскимъ лебедемъ и ставитъ его даже выше драматурговъ Греціи и Рима. Что же длаетъ Борманъ? Онъ считаетъ первый отзывъ недостаточно яснымъ и думаетъ, что здсь говорится о Шекспир, какъ переписчик чужихъ произведеній, а второй относитъ къ Бэкону, о которомъ Бэнъ-Джонсонъ однажды выразился, что онъ превзошелъ писателей Греціи и Рима. Также безцеременно поступаетъ Борманъ съ свидтельствомъ перваго In Folio произведеній Шекспира, изданнаго въ 1623 г. его товарищами-актерами Геминджемъ и Конделлемъ. Чтобъ врне обезпечить успхъ изданія, которое стоило не дешево, они вздумали посвятить его двумъ англійскимъ аристократамъ, лордамъ Пемброку и Монгомерри. Посвященіе написано въ обычномъ тогда льстивомъ, лишенномъ всякаго достоинства, тон. Актеры пишутъ, что своимъ изданіемъ они желали выразить благодарнымъ лордамъ глубокую благодарность за оказанныя имъ милости, что, хотя издаваемыя имъ бездлки (trilles) и недостойны вниманія такихъ высокопоставленныхъ лицъ, но что они позволяютъ себ питать надежду, что ихъ лордства, покровительствовавшія автору при жизни, окажутъ покровительство его произведеніямъ посл его смерти, и т. д. Кажется, изъ этихъ словъ, предпосланныхъ первому полному собранію сочиненій Шекспира, ясно, о комъ говорятъ актеры и чьи произведенія они желаютъ поставить подъ покровительство лордовъ Пемброка и Монгомерри. Но чего не длаетъ ослпленіе? Кто могъ бы поврить, что въ глазахъ Бормана это посвященіе послужитъ лишнимъ доказательствомъ принадлежности шекспировскихъ пьесъ Бэкону, во-первыхъ, потому что Бэконъ очень заискивалъ передъ лордами Пемброкомъ и Монгомерри, занимавшими высокое положеніе при двор короля Іакова, а во-вторыхъ, потому, что Бэконъ однажды назвалъ свои, написанныя для придворныхъ празднествъ, фееріи (masks) тоже бездлками (trilles). Считая дальнйшее изложеніе книги Бормана безполезнымъ, переходимъ отъ нмецкаго ученаго къ его русскому панегиристу.

Повидимому, г. Эйзенъ еще новичокъ въ литератур. Мы, по крайней мр, встрчаемъ его имя въ печати только въ первый разъ, но, несмотря на свою неопытность, онъ уже въ достаточной степени обладаетъ тмъ милымъ качествомъ, которое французы называютъ l’insolence de l’ignorance. Ршительнымъ тономъ и съ видомъ знатока онъ говоритъ о предметахъ, о которыхъ не иметъ никакого понятія, и при этомъ чувствуетъ себя легко и спокойно. Не довольствуясь ошибками Бормана, онъ прибавляетъ къ нимъ свои собственныя, обнаруживая при этомъ поразительное невжество. Поставивъ Шекспиру въ начал статьи плохую отмтку за умъ {‘Какъ-то не врится’,— пишетъ онъ,— ‘чтобы такія великія произведенія, какъ Гамлетъ, Лиръ, Отелло, чтобы знаменитыя десять англійскихъ хроникъ и блещущія юморомъ и остроуміемъ комедіи могли быть написаны простымъ актеромъ, уровень ума и образованія котораго былъ, сколько извстно, очень невысокъ’. Положимъ, что о невысокомъ уровн школьнаго образованія Шекспира мы имемъ свидтельства Бэнъ-Джонсона, но откуда г. Эйзенъ почерпнулъ свои свднія о низкомъ уровн ума Шекспира? Единственный въ этомъ случа свидтель Бэнъ-Джонсонъ говоритъ совершенно противное.}, онъ на стр. 710-й увряетъ читателей ‘Нивы’, что отъ Шекспира дошло до насъ лишь пять плохо написанныхъ подписей и больше ничего, дале, на стр. 742, онъ сообщаетъ никому неизвстный фактъ, что Шекспиръ былъ не только членомъ труппы Борбеджа, но директоромъ театра. О сценической карьер Шекспира сохранилось мало извстій. До сихъ поръ было извстно, что онъ игралъ роли королей (свидтельство Дэвиса), роль Духа въ ‘Гамлет’ (преданіе, сообщаемое Роу), роль стараго Адама въ комедіи: Каки Вамъ угодно (разсказъ одного изъ его братьевъ) и нкоторыя роли въ пьесахъ своего друга Бэнъ-Джонсона. Г. Эйзенъ увряетъ, что онъ игралъ также роль Фольстафа въ ‘Генрих IV’ и ‘Виндзорскихъ Кумушкахъ’ и что, будто бы, этотъ фактъ установленъ (стр. 735). Къ небылицамъ, украшающимъ статью г. Эйзена, относится сообщаемое имъ на стр. 733 извстіе, будто бы лордъ Соутамптонъ пожертвовалъ 1.000 фунтовъ на постройку общественнаго театра. Источники объ этомъ пожертвованіи молчатъ, да и кому же изъ интересующихся дломъ неизвстно, что въ эпоху Шекспира не было театра, сооруженнаго на средства общества, а вс театры были общественные, вс были открыты для публики, хотя и принадлежали частнымъ компаніямъ. Но перломъ измышленій г. Эйзена можетъ служить придуманный имъ и приписанный Шекспиру (стр. 732) ‘Рукописный Сонетъ’. Происхожденіе этого курьёза потребуетъ небольшого отступленія. Перечисляя все написанное Шекспиромъ до 1598 г., современный Шекспиру критикъ Миресъ, между прочимъ, упомянулъ и о сонетахъ, которые, въ его время, ходили по рукамъ только близкихъ друзей поэта (among his private friends). Встртивъ у Бормана это извстіе и не зная, что Шекспиръ написалъ боле 150 сонетовъ, г. Эйзенъ смшалъ множественное число съ единственнымъ и превратилъ вс сонеты Шекспира въ одинъ никому неизвстный рукописный сонетъ. Съ такимъ-то запасомъ свдній нашъ ученый выступилъ въ защиту бэконовской ереси, и нечего удивляться, что его статья представляетъ собою рядъ самыхъ жалкихъ паденій. Гораздо удивительне то, что, заявивъ себя рьянымъ бэконіанцемъ, г. Эйзенъ обнаружилъ самыя скудныя свднія по исторіи бэконовскаго вопроса, ибо только этимъ обстоятельствомъ можно объяснить попадающееся на стр. 699 утвержденіе, что нелпая книга Доннелли повредила въ глазахъ общества талантливой и серьезной работ г-жи Поттъ. Смемъ уврить автора, что этого не могло быть по той простой причин, что книга г-жи Поттъ, вышедшая въ 1882 г., опередила на цлыхъ четыре года книгу Доннелли.

Разсмотрвъ бэконовскую ересь въ самомъ крайнемъ ея выраженіи, мы считаемъ себя въ прав сдлать слдующій выводъ: теорія эта не иметъ за себя никакихъ фактическихъ данныхъ. За сорокъ лтъ своего существованія она не сумла привести въ свою пользу не только ни одного современнаго свидтельства, но даже ни одного намека. Лишенная фактической основы, она принуждена ограничиваться, такъ называемыми, внутренними доказательствами, основанными, главнымъ образомъ, на сличеніи произведеній Бэкона съ драмами Шекспира. До какой нелпости можно дойти въ этомъ направленіи, доказываетъ книга Бормана, который, сдлавъ изъ драмъ Шекспира иллюстрацію научныхъ истинъ, исказилъ науку и уничтожилъ въ самомъ корн поэтическое творчество, лишивъ его самостоятельнаго значенія. Г. Эйзенъ видитъ заслугу Бормана въ томъ, что онъ сопоставляетъ между собой не отдльныя фразы, но цлыя произведенія Шекспира и Бэкона. На нашъ взглядъ заслуга Бормана состоитъ въ томъ, что онъ этимъ сопоставленіемъ привелъ бэконовскую теорію ad absurdum. Дальше идти некуда, ибо предположить, чтобы такой великій и глубоко реальный умъ, какъ Бэконъ, могъ хоть на минуту поврить въ пользу пропаганды научныхъ истинъ путемъ драматическаго дйствія — значило бы усомниться въ ум Бэкона. Притомъ же взглядъ на драмы Шекспира, какъ на аллегорическое истолкованіе научныхъ истинъ, подрываетъ бэконовскую теорію и съ другой стороны. Пока драмы Шекспира считались страшными политическими загадками, можно было понять, почему Бэконъ при жизни скрывалъ свое авторство, но если большинство драмъ Шекспира суть не боле, какъ замаскированныя научныя теоріи, то непонятно, почему такой самолюбивый человкъ, какъ Бэконъ, не упомянулъ о нихъ въ своемъ завщаніи, почему онъ еще при жизни не передалъ тайны своего авторства кому-либо изъ своихъ друзей? Мы не разсчитываемъ на то, что, наученные горькимъ опытомъ, бэконіанцы отрезвятся, отвергнутъ взгляды Бормана и обратятся на путь истинный, мы знаемъ, что для огромнаго большинства своихъ послдователей бэконовская теорія не есть научный тезисъ, а предметъ врованія, не допускающій критическаго къ себ отношенія, но мы въ прав разсчитывать на здравый смыслъ публики, которая должна же, наконецъ, понять, что ее дурачатъ, и нагло дурачатъ, и перестать относиться серьезно къ эксцентрическимъ фантазіямъ, не имющимъ ничего общаго съ наукой.

Модная литературная ересь.

Читайте также: