Мистическая повесть о Нифонте
Мистическая повесть о Нифонте
Памятник русской литературы XIII-го века
Мистическая повесть о Нифонте, Костомаров Николай Иванович, Год: 1863
Время на прочтение: 31 минут(ы)
Костомаров Н. Н. Бунт Стеньки Разина. Исторические монографии и исследования.
Серия ‘Актуальная история России’.
М.: ‘Чарли’, 1994.
Вместе с христианством юная русская жизнь приняла в себя элемент восточный, направлявший чувства и воображение к миру таинственных существ, обращающихся среди нас, сообщающих нам побуждения, но незримых для обыкновенных глаз и доступных только тем, которые получили для того особое приготовление. Вкус к духовидению развивался у нас вместе с монашеством. Из монастырей, которые стали для народа светилами образованности, представления о бесах перешли в массу народа, сочетались со старыми языческими образами, жившими прежде в его воображении, и таким способом сделались важной стороной русской жизни. Бес стал представителем веселости, разгула, земных удовольствий, земных страстей и пороков, жизнь, угодная божеству, исполнялась самоотречения, горя, болезни, сокрушения. Страх беса руководил поступками человека. Любопытно и важно проследить, каким путем установлялось в народе это воззрение, и в этом отношении бесспорно принесли свою дань те греческие сочинения мистического содержания, с которыми предки наши познакомились в старинных переводах. В числе таких сочинений едва ли есть такое полное, богатое и плодовитое образами, как повесть о Нифонте, известная у нас бесспорно с XIII века. Греческий ее подлинник, кажется, не был напечатан никогда. Из древних ее рукописей известны две, обе очень старые: одна в парижской библиотеке, другая пергаментная в нашей синодальной библиотеке под No 406. Но нельзя ничего сказать положительно верного ни о времени ее составления, ни о времени, когда действительно существовала личность, которая ныне описывается здесь. Нет сомнения, однако, что событие, составляющее предмет повествования, не могло происходить в то время, которое тут указывается. Герой повести действует при Константине Великом, в Константинополе, и делается епископом кипрским, но рассказчик попадает в важные анахронизмы. Константинополь изображается городом уже вполне христианским, не видно ни малейших следов язычества, которые необходимо должны были бы встретиться: в городе уже существуют монастыри, а их тогда еще там не было, наконец герой повести посвящается в сан кипрского епископа от патриарха александрийского, когда кипрская епархия зависела от антиохийского патриарха, посвящается при александрийском патриархе Александре и находится в этом сане в то время, когда место Александра заступил Афанасий, следовательно, должен был занимать сан кипрского епископа во время никейского собора, тогда как. достоверно известно, что на никейском соборе участвовал кипрский епископ Геласий. Александр называется пятым по Петре мученнике, тогда как он был в самом деле не пятый, а второй, или первый по Ахилле, преемнике Петра (Oriens Christ. III. 390, 392, 1046). Наконец, в повести упоминаются такие отцы церкви, которые в самом деле жили гораздо позже, в IV и V веке. Очевидно, повесть сочинена была уже позже и притом таким автором, который не твердо знал подробности церковной истории и писал, не справившись с ними. Впрочем, для нас этот вопрос не представляет непосредственной важности: когда бы эта повесть ни была составлена, к нам она перешла не ранее того времени, когда мы в состоянии были принять и усвоить ее, да и значение ее не в исторической древности подлинника, а в ее содержании, и самый подлинник не столько важен для нас, сколько перевод, ибо нашими предками читался последний.
Рукописная повесть о Нифонте сохранилась в харатейном списке, в листе, составленном в XIII веке и хранящемся в библиотеке Троицко-Сергиевской Лавры. Он писан крупным, четким уставом, блестящими, но несколько побледневшими от времени чернилами. В начале рукописи несколько недостающих /истов заменено позднейшим списком на бумаге. На последнем исте означено: когда и где, и кем писана была эта рукопись: ‘Господи помози рабом своим Иоанну а Алексию, написавшема книгы сия, и где соут помяткы, исправя чтите. В лето 6723 кончана быша книгы сия месяца мая в 21 день на память святаго мученика Иеремиа в граде Ростове, при князе Василце, при сыну Констянтинове, а внуце Всеволожи. Сзятии апостолы, пророцы, мученицы, святый Нифонте, помози господину Василку и мене грешнаго раба своего Кирила избави в день судный от вечныя муки’. По всему вероятию, Кирил, здесь упоминаемый, есть Кирилл ростовский, о нем свидетельствует летопись, что он собирал писания и распространял их.
В первой половине XIII века был, так сказать, золотой век книжной образованности в Ростовско-Суздальской земле. Образованность, в начале воспитанная на киевской почве, должна была выступить из Южной Руси, потрясенной Половцами и междоусобиями, и нашла себе на короткое время приют на востоке, пока оттуда не была вытеснена татарским нашествием. Памятниками этой эпохи было несколько переводных сочинений, там была переведена и Диоптра, древнейший список которой хранится в Публичной библиотеке и где также указано, что она была списана в Ростове. Самая летопись этого края, составляющая продолжение первоначальной летописи по Лаврентьевскому списку, отличается велеречием и риторикой, которые показывают близкое усвоение византийских приемов письменности. Повесть о Нифонте в переводе есть произведение из ростовской эпохи. Трудно решить, была ли она в Ростовской Земле переведена или, быть может, только там переписана, неизвестно, чем были Иоанн и Алексей, переводчиками или списчиками. Должно думать, что, изготовивши рукопись в том виде, в каком она дошла до нас, они поднесли ее Кириллу, который собственноручно сделал на ней надпись.
Повесть эта не считалась у нас никогда в кругу церковных сочинений, напротив, в некоторых перечнях отреченных (апокрифических) книг иногда помещается и она. Нельзя сказать, чтоб списки этой повести, в той полноте, в какой она находится в ростовской рукописи, были сильно распространены у нас впоследствии, но, с другой стороны, она не составляла исключительного достояния владычных библиотек, а была в чтении народном и имела влияние на народные понятия. Это видно из того, что многие места из нее попались во многие сборники последующего времени с различными изменениями и в приспособлении к своебытным приемам русской жизни. Ясно, что эти принадлежали некогда к любимым чтениям.
В самом деле, ее оригинальный склад и занимательный рассказ должны были действовать на воображение: такого рода повести могли нравиться старому нашему обществу. В редком из житий отшельников можно не встретить борьбы с духами, но нигде эта борьба не высказана с такими подробностями и в таких затейливых образах, с таким признаком таланта и роскошной фантазии. Вся повесть составляет ряд духовидений и напоминает сочинения Сведенборга, Юстина Кернера, Каганье и других духовидцев близкого к нам времени.
Нифонт был сын князя Агапита в Плагионе. Присланный туда от царя Константина начальник области выпросил его у родителя, когда он был еще отроком, и отправил к своей жене, в Константинополь, для изучения книжной мудрости и божественных писаний. Благочестивая женщина поручила его обучение священнику, жившему в ее дворе да по мало научить псалтири. (Мальчик был от природы кроток и застенчив, как обыкновенно бывают в детстве натуры, в которых с летами впоследствии развивается мечтательность. Вскоре он получил такую любовь к учению, что вставал по ночам, зажигал свечи и кадило, и читал духовные книги. У него возникло желание испытать самому то, что описывалось в книгах, и сделаться похожим на тех святых, о которых он начитался столько чудесного. По наставлению тех же книг, он воспитывал в себе сочувствие и уважение к нищете и злополучию. Однажды случилось ему услышать нравоучение такого рода: иже чистоту у себе имать, а милостыня не имать, не входит в царство небесное. Он начал спрашивать своего наставника: что это такое чистота? Учитель объяснил ему, что чистота значит убегать блуда. Познакомившись со словом блуд, юноша стал тосковать о том, что он не в силах будет убежать от этого блуда, диавол воспользовался таким тревожным состоянием и напустил на него еще большую скорбь. От этой скорби Нифонт спал в пьянство и объядение, вместо прежней молчаливости возникла у него охота разглагольствовать, стал он ходить на позорища, распевать веселые песни, а потом познакомился практически с блудом, прелюбодеянием и, наконец, содомским грехом. Но вот, однажды, он зашел к одному из оставленных благочестивых приятелей прежнего времени, по имени Никанору, с ужасом тот замечает, что лицо Нифонта сделалось черно, как у Мюрина (у Мавра). Это обратило Нифонта внутрь себя, вступило в сердце его раскаяние, стала мерзка ему порочная жизнь. Вошедши в храм, он со слезами стал молиться пред иконой Богородицы и ему показалось, будто изображение улыбнулось ему. Видение наполнило его отрадой. Вслед затем он несколько раз замечал, что образ Богородицы улыбался ему, когда он каялся и принимал решительное намерение вести чистую жизнь, и напротив, образ глядел на него сурово, когда перед тем он допускал к себе грешные думы. Отсюда начинается род духовидений и во сне, и на яву. Бесы преследуют Нифонта, стараются отвлечь его от молитвы, Богородица и святые защищают его. Бес завел его в колодец, Богородица, по его молитве, чудодейственно извлекла его оттуда. Нифонт впадает в недуг, Богородица и св. Анастасия мажут его маслом и исцеляют. С ним было таинственное сновидение, он увидел, что его преследуют бесы, сновидение это трижды повторялось: Нифонт заключил, что ему придется претерпеть большие искушения. Нифонт не удаляется в монастырь, он обрекает себя на беспрестанную ходьбу из церкви в церковь по городу. Тогда во сне явился ему первомученик Стефан, похвалил его намерение, обещал ему содействовать в борьбе с бесами, и велел идти в церковь, созданную во имя свое. Нифонт, помолившись в указанном храме, поднял с земли камешек, вложил себе в рот и носил несколько дней, тем он предохранил себя от самословия и если случалось ему не утерпеть и проговориться, то заходил в уединенное место, бил себя по щекам и по губам (зашед кроме, заоущашеся сам иелику силоу имеяте, глаголя: тебе нечистый никто же кажет, ныне оубо аз тя кажю, и бииася зело ся тружааше места тою, и паки аще иемуся прогневати боудяше на кого, то взбииаше в оуста своиа к решняма глагола: аз вы по малоу семоу научю кротость и молчание имети…: И бе видети чюдо преславно: мученика без мучителя стражюща за премногих тех ран, иеже себе блаженный творяше от многыиа болезни, юже имяше блаженный велми стража, и бе видети дивно мертьеца ходяща и никакоже и имеюша вида животьнаго на лици своем, иако от таковаго бииениа, врату иего обходящу от бииенииа отпадатися).
Бесу не понравилось это, бес стал ему представлять, что так не годится уродовать образ Божий: но блаженный опроверг его доводы, напомнив ему, что каждый господин имеет право бить своего раба, а плоть есть его раб. И се слышав бес лоукавый стоуд приимаше. За такую твердость небесная благодать уничтожила болезнь, происходившую от самоистязания, явился ангел, кадил около Нифонта, и оттого на лице его, изможденном от побоев, оставались следы благоухания небесного фимиама. Бес, однако, не переставал его искушать, выдумывал то одно, то другое, один раз явился перед ним в образе ворона и стал около него прыгать, думая, а, авось, он вздумает ловить его, но прозорливый и осторожный Нифонт не поддался на такую уловку, и еще сам причинил бесу досаду, напомнив, что беса ожидает на страшном суде рожество огненое, а бесам, как известно, очень не нравится мысль об этой грядущей их судьбе. В другой раз бес искушал его яствами и питиями, Нифонт отослал туда — идеже человеии потребоу грешноу творять. Бес попел на него иного рода нападение: — ‘В блоудный ров въверьгу тя’ — сказал лукавый враг — ‘и пойде нань с великим ражжением, распаляиа иего и оустя, порпиа и на сласть блоудную’. Но Нифонт наложил на себя суровый пост и дьявол бежал от него. Только что Нифонт освободился от такого искушения, как увидел на месте гнойне пса темна лежаща и помыслив рече: еда иесть пес или лоукавый бес?’ Вдруг пес с яростью бросился на него: Нифонт дунул — и пес исчез. Новое видение предупредило его, что ему грозят еще большие искушения, он увидел, что ангел вынул у него сердце и вложил новое, и с этим новым сердцем он должен был пройти сквозь ряд черных демонов. И действительно, после этого пророчественного видения бес напустил на Нифонта тяжелое искушение, навеял ему сомнение в бытии Божием. Мы выпишем это поэтическое место, где образно выражается психическая борьба мысли в человеке:
‘Однажды он молился и внезапно услышал шум, который проходил от праваго уха до леваго, и ужаснулся святый муж, и изумился, говоря: что это будет? И когда он так размышлял, пришел диавол, ревя, и претя и гневаяся, и омрачил ему ум и отемнил, и ввел его в страх и смутил. Блаженный хотел творить молитву, но не было в нем чистаго смысла, а только сонливость и зевота и потягота: и лень великая напала на него, и тягость большая, и невыразимая тоска. Блаженный, будучи объят диавольским омрачением, сказал: о, грешный Нифонт! ныне пришли на тебя грехи твои, и искушение, котораго ты сильно боялся, ослепило тебе ум и сильно свищет! О, я бедный с душою своею! Стерегись, чтоб не войти живьем во чрево его! И говоря таким образом, знаменовался крестным образом, нападал же на него несытый волк и помышлял низложить праведнаго и говорил ему: покинь молитву! Блаженный же говорил: я не покорюсь нечистому бесу, если Бог повелел ему погубить меня, я приму с благодарением повеление моего Бога, а если тебе не повелено от Бога моего, то посрамлю все твои козни. Диавол же говорил: А есть ли Бог? где? Нет Бога, все самобытно, кто тебе сказал, что Бог есть?.. А Бога нет! Ведя на соблазн блаженнаго, всечасно говорил ему: а есть ли Бог? Нет Бога! Растворял нечистый бес сии три (?) вещи, которыя наводил на праведнаго и покушался прельстить и омрачить его, говоря ему: нет Бога!’
Но раб Божий, слыша это и распаляясь, говорил: Сказал безумец в сердце своем: нет Бога. Растлился злой и помрачился! Ангел хулы! Беги во тьму от меня. Я верую, что есть Бог и будет! Лютый же бес еще сильнее омрачил его, и когда блаженный покушался сотворить молитву, уста его говорили, а ум омрачался, не ведая, что говорилось и какой был смысл духовной песни, которую он читал, а великая печаль одолевала его от этой неотвязчивости, и много раз блазнился в молитве, и размышляя говорил: Горе мне грешному, сам не знаю, что помышляю! И снова обращаясь, творил молитвы сначала с большим трудом. И так страдал каждый день: влагал ему пронырливый, что нет Бога и вметал его в скорбь безмерную, и блаженный тосковал от диавольского возмущения, так что лишился смысла человеческого. И говорил ему диавол: я не буду более тебя беспокоить, только перестань творить молитву, которую творишь утром и в полдень. Раб же, видя злобу бесстыдного змия, говорил: если я соблужу, или впаду в прелюбодеяние, или украду, или какое-нибудь другое зло сделаю, а от Христа моего никогда не отступлю. Снова говорил диавол: что ты это говоришь? А есть ли. Христос? Христа нет. Кто тебя обманул, будто Христос есть? Христос не существует, нет Христа, я один все содержу: для чего же ты меня оставил? И отвечал святой: Есть Христос, Он Бог и человек, и все ему принадлежит! Окаянный! Доколе будешь мучить создание Божье! Окаянный, ты не прельстишь моего смысла! Что ты меня ослепляешь? Ты тьма и во тьме ходишь и тьмой с людьми борешься, и во мраке будешь мучиться во век века. Отступи же, враг Божий, от святых Божиих! Так говорил раб Божий и терпел и страдал крепко, славя Бога! Он же лукавством своим не отступал от него и беспрестанно говорил: Нет Бога! И что такое Бог? Знаешь ли того Бога, о котором говоришь? Разве он тебе показывался? Где он живет? Где он пребывает? Покажи мне его — и поверю тебе и я! Такие мысли насевал ему бес четыре года и мучил праведника, влагая ему, что нет Бога, облекал ему смысл тьмой, и праведный помышлял, что Бога нет. Когда так было, святой сильно отягчался, но не переставал молиться и читал божественные писания, и когда он стоял с вечера на молитве, опять темный бес начал томить его, говоря, что нет Бога. Праведный же, глядя пред собой, увидел лицо Господа Иисуса Христа и сильно застенал, и простер свои руки к чистому образу сему, и сказал: Боже мой, Боже мой! Зачем ты меня оставил? Извести меня, что ты существуешь, единый Бог! Неужели я оставлю все, что есть с именем твоим и сотворю то, о чем мне говорит диавол? И так сказав, стоял и ожидал, что услышит, и смотрел в лицо честной иконы, и видел, что просветилось лицо святой иконы, как солнце, и все исполнилось неизреченного благоухания. Блаженный пришел в ужас от этого света, пал ниц и говорил с трепетом: Верую во единого Бога Отца Вседержителя Творца и небу и земле, видимым же всем и невидимым, и во единого Господа Иисуса Христа, Творца и небу и земле, и в Святаго Духа, славимого и просвещающего! Господи мой Иисусе Христе, не прогневайся на меня, ради твоей великой милости и не отвергни меня, нечистого, искусившего святое имя твое, сам ведаешь, Господи, как досаждает мне враг мой, погружая меня в лукавое безверие. Прости меня, Господи, что я искусил тебя, Господи.
‘И говоря это, он лежал ниц, и, вставши, воззрел на святой образ и узрел преславное видение: просветлело лице образа и обращал он очами как живой человек, и покивал, и брови его сгибались и сходились. Видя это, блаженный Нифонт начал вопиять радостною душею: Господи, помилуй меня! И очень удивился, и говорил: велик Бог христианский и велика сила твоя! Не остави меня до конца погибнути, создание свое, припадаю к святым ногам Твоим! Благословен Бог и благословенно царство Отца и Сына и Святаго Духа, ибо избавил меня от сени и тьмы смертной, окованнаго нищетою, как железом. И так говорил он, и более того говорил пред иконою Господа нашего Иисуса Христа, и отошел из церкви, окончив молитву, и вшедши в свой покой, немного уснул, ибо сердце его исполнилось небесной сладости, и веселия, и радости, и видимо было благообразное чудо: вышел он оттуда светел, и улыбался, всем казался весел и красив, так что многие, знавшие его, удивлялись и говорили: что это с ним, столько лет ходил он уныл, опустившись, а теперь веселится и радуется? Или видел явление?’
(Иединою же молящюся иемоу от вечер внезапоу слыша зело шюм шюмящ, иже прихожаше с деснаго оуха и до леваго, и абите святый оужасен быв, недомышляшеся глаголя: что оубо се боудет? И се нему размышляющю, и се дииавол приде ревыи и претя, и гневаяся и омрачи нему оум, отьмни, и в страх вложи и смоути, и блаженыи же хотяше молитвоу творити, и смысла чиста не бяше в нем, не токмо сон и зиианиие, и пролящаниие и леность припаде иемоу велика, и тяготы многы, и беседы и скорбь коньца не имоущи, блаженный же обьят зело омрачением диаволем рече: о грешный Нифонте, ныне придоу на вы греси твои и искоушениие, него же ся иеси боиал, зело люто, оум ми ослепи и свищет зело! о наю! внемли оубо тверде, да не жив внидеши в чрево него. И се глаголя, знаменашеся образом креста, нападаше же нань несытый волк и мышляше низложити праведнаго глаголя: отверзи молитвоу! Блаженыи же глаголаше: аз нечистомоу бесоу не покорюся, аще ти ие Бог мои повелел погоубити мя, да примоу с благодарением Бога моего повеление, аще ли несть повелено от Бога моего, посрамлю вся козни твоиа! Дииавол же глаголаше: а ие ли Бог? Кде? Несть Бога, самобытна соуть вся! А кто ли ти, льсти, иако Бог иесть? а Бога несть! На сблазноу веда блаженнаго по вся час иемоу глаголя: а иесть ли Бог? Растворяше нечистый бес сииа три вещи, иаже бяше нанесло на праведнаго, и покоушашеся прельстити и омрачити, глаголя: Бога несть.
Слышав же се раб Божий и раждизавшеся глаголя: рече зезоумен в сердци своием: несть Бога. Растьле злык и иомра-чися. Ангеле хоулы, бежи в тьмоу от мене: аз бо вероую, иако иесть Бог и боудет. Лютый же бес паче омрачаше и, иегда ся покушаше сетворити молитвоу, оусты оубо глаголаше, оум него омрачашеся не ведый что ся глаголя и чь иесть разоум пениия, и бе иемоу велика печаль в том стоужении, и блажняшеся в молитве многажды, и мало нечьто размысль, глаголаше: оувы мне грешному, иако не веде, что свещаю! И паки обращься, творяше молитвы от начатька и с многмь трудом: сице страда, по вся же дни влагаше проныривыи, иако несть Бога, и вметаше и в скорбь безмерну, и толикоу печаль имяше блаженыи от взмоущенииа дииаволя, иако и смысла чловеча лишену быти. И глаголаше иемоу дииавол: аз по сем не ноужю тебе, токмо пре-стани от молитвы, юже твориши заоутра и до полудне. Раб же, видя бестоудьнаго злобы змииевы, и глаголаше: аще сблоужю или прелюбы сотворю, ли оубию, ли оукрадоу, ли ино зело створя, аз Христа моего николи жо отвергоуся, ни отстоуплю. Пакы же глаголаше дииавол: что ли глаголеши: а иесть ли и Христос? Христа несть. Кто ли тя иесть прельстил иако Христос иесть? Несть Христос, несть Христа, аз иедин содржю вся, ты же почьто мя иеси оставил? И отвеща святый и рече: иесть Христос тоже Бог и чловек, и того все иесть. Оканьне, доколе моутиши зданиие Божиие? Оканьне, не имаши прельстити моего смысла! Что мя слепиши? иако тьма иеси, во тьме ходиши и тьмою борешися с человекы, во мгле ходиши во мраце во век века моучитися, отступи оубо, враже Божий, святых него Си глаголя раб Божий тьрпяше и страдаше, крепко славя Бога. Он же лукавьством своим не отступаше него, но глаголаше присно: несть Бога! И что ли иесть Бог? Воле! веси ли Бога, него же глаголеши? Что ти иесть показал? Кде ли живет? Кде ли прибываиет? Покажи ми него, и вероую ти и аз! И си оубо насеваиа глаголаше на четыре лета моуча праведника, се влагаше, иако несть Бога, кладый нему смысл тьмою: и помышляше правьдныи иако Бога несть. Семоу же сицеому бывающю, зело бяше отягчал себе святый, но обаче не престаиаше от молитвы и чьтыи божествьнаиа писанина, и стоиащю иемоу со вечера на молитве, паки тьмныи бес начать ноудити, иако несть Бога, правьдныи же смотрив пред собою и виде лице Господа нашего Иисуса Христа, и вельми постенав, простер роуце свои к честному образоу семоу, и рече: Боже, Боже мои! вскоую мя иеси оставил, и извести мя иако ты иеси иедин Бог! Аще ли оставлю вся о имени твоием и сотворю вся иелико же ми дииавол глаголет! И си рек, стоиа, чаиа что оуслышить, и зрящу иемоу в лице чьстныиа тоиа иконы, виде, и просвьтеся лице него — иако солнце лице святмия тоиа иконы, и исполнениие неиздреченьнаго благоуханииа. Блаженный же, оужасьн быв от света того, паде ниц, и трепеща глаго-лаше: вероую в иединаго Бога отца вседержителя творца небоу и земли, видимым же всем и невидимым, и во иедин Господь Христос творец и небоу и земли, и Святыи же Доух него славим и просвещаиемь. Господи мой Иисусе Христе, не прогневайся на мя великыиа ради твоиеиа милости и не отверьзи мене нечистаго искоусивша святой имя твоие, ты бо веси, Господи, како ми стоужаиеть враг мои, погроужаиа мя в лоукавем неверстве, тем же прости мя. Господи, иелико искусихтя Господи, и дивыю имя твоие, преблагыи, милосерде! И се рек леже ниць, и встав, и взре пакы на образ святыи, и се преславно видение: бе бо лице него пресветьло зело, и обращаще очима иако жив чловек, и покываше, и брови него гыбястеся и схожастеся. Си же видев блаженыи Нифонт нача вопити радостьною душею: Господи, помилоу мя! И зело ся чюдив, глаголаше: велик Бог христианск и велика сила твоиа! Не остави мене до коньца погыбноути зда-нииа своиего, иже выноу припадаиеть к ногама твоима пресвя-тыма! Благословен Бог и благословенно царьство отца и Сына и Святаго Доуха, иако же избави мя от сени от тьмы смертныиа и окована соуща нищетою и железом. И си рек, и ина миожаиша пред иконою Господа нашего Иисуса Христа, и отиде от церкве молитвоу коньчав, и вошед во хлевиноу свою, поспа мало, бе бо сердце него исполнилося сладости небесныиа, и веселииа, и радости, и бе видети чюдо благообразьно, и хожаше оттоле светьл, и весь осклабяся, всем же сладок и честен, иако же и мнози от чловек, иже и знаиахоу, оудивляхуся глаголюще: что оубо бысть иемоу, иако колико лет ходи дрясельн и оуныл, а ныне веселится и радоуиеться: или иавлениие видел несть?).
Победивши верой безверие, Нифонт подвергся другому искушению: бес старался нашептывать ему высокое мнение о своих подвигах и о своей святости, Нифонту западали в голову гордые мысли, входило искушение сравнить себя с самим Богом. Но при всякой такой мысли Нифонт расточал себе самые унизительные названия и таким образом снова победил дьявольское искушение. Небесная благодать подкрепила его утешительными видениями, один раз он был вознесен на таинственный столп посреди моря, другой раз, когда молился в храме, с небесной высоты простерлись к нему огромные руки и обняли его, потом ангел облил его миром, был он поднят на воздух, как бесплотный, вступая в храм, был осеняем множеством блестящих крестов, которые образовали над головой его круг, то сходились между собой краями, то расходились, когда крестики расходились, бесы вскакивали в круг, образуемый крестами, и потом выскакивали прочь, это делалось не для того, чтобы подвергать святого страданиям, а чтобы показать бессилие бесов против него. Всегда на страже против своего врага, с помощью Богородицы, Нифонт стал недоступен для дьавола.
‘Когда он хотел вкусить сна, то клал на землю камень, наверху его клал сажец (?) и потом становился, пел погребальныя песни, будто хотел похоронить себя, а потом читал четыре апостола и евангелие и еще кое-что, и перекрещивал свою постель, и так почивал, подлагая камень себе под голову, и когда приступали к нему бесы, нападая на него во сне и не давая уснуть, и тогда он тотчас во сне отгонял их и воспринимал духовную силу, и бил их крепко, укоряя и уничижая, и вельми возмущая их, оттого и бесы изумлялись, говоря: что нам делать с сим жестоким? Крепко он нас бьет и укоряет и уничтожает наш род. Когда раб Божий лежал и дремал, пришел на него диавол, держа бердыш и думая его убить, но ужаснулся дьявол и, скрежеща зубами, бежал и вопиял: О, Марие! ты меня всюду сожигаешь и хранишь этого жестокаго! Слыша это, праведный уведал поистине, что хранит его святая Богородица и помогает ему, ибо он брал от лампады масла с великою верою и во время сна помазывал себе чело, и уши, и шею, и тем избегал диавола.
(Иегда хотяше прииати мало сна, первеи полагаше камень на землю, и вьрхоу него полагаше мал сажец, и потом станяше, поиа погребалнаиа како погребтися хотя, и потом счьтяше 4 апостолы и иеваньгелииа, и ина некака, прекрещаяа ложе своие, и тако почиваше, камень подложь под главоу свою, и иегда при-стоупаху над нь беси, в сне патыкающе и не дадоуще иемоу оусноути, и тоу абиие в сне отгоняше, а и силоу духовноую всприим, бииаше иа крепце, коря и оуничьжаиа е, и велми взмущаиа е, тем же и соумнящеся беси глаголахоу: что створим жестокомоу семоу? понеже зело бииеть ны, и корить ны, и оуничьжает род наш. Взлежащю же рабоу Божию малмьм сном, и се приде над нь дииавол дьржа брадев, хотя оубити него, оужасноув же ся дииавол и скрежеча зоубе своими, бежа вепииаше глаголя: о Марине! ты мя восьде жожеши и храниши жестокаго сего! Си же слышав праведный, оуведе по истине, иако хранить и вельми святаиа Богородица и помогаиеть иемоу, взимаше бо от кандила иеиа масло с великою верою и помазашеся иакоже обычаи имяше во время спанииа чело свое, и оуши, и выю, и срдце, и тем побежаше дииавола).
Оградившись сам от бесовских нападений, он достиг духовного прозрения и видел, как лукавые духи искушают людей, а потом рассказывал это тем, которые приходили утешаться его душеспасительными беседами. Вот, например, он видел, как бесы заводили грешников в дом разврата, а ангел Божий плакал о погибели вверенных ему душ:
‘Когда они дошли до некотораго места, где проживали блудницы, узрел блаженный человека, словно евнуха, стоящаго вне жилья с очень унылым видом, закрывал он лице свое ладонью и так плакал, что, казалось, небо с ним плакало: то рыдал, то руки воздевал, и молился, и стонал, то поддерживал челюсти свои рукою и стоял будто в недоумении, то снова начинал стенать, а потом задумывался. Видя это, праведный стал с ним сам плакать и, приступив к нему, сказал: Бога ради, брат, скажи мне, что за причина, что ты так плачешь и унываешь? Скажи мне, умоляю тебя, хочу я узнать это и желаю! Имел большое умиление и плач. Отвечал ему и явил ему, и сказал: естеством преславный Нифонт! Я ангел Божий, все христиане в час, когда крещаются, принимают ангела от Бога, хранителя своему житию, и я, как и все, получил на хранение некотораго человека, он же меня оскорбляет, творя беззаконие, и ныне находится в этом жилище, как видишь, лежит со блудницею, и я не могу зреть беззакония, которое он творит, как мне не плакать, видя образ Божий, падший в такую тьму! Говорил ему праведный: Зачем же ты не накажешь его, да убежит темнаго греха. Говорил его ангел: Я не могу приблизиться к нему, когда он начал творить грех, он раб бесов, и я не имею над ним никакой власти. Говорил ему святый: отчего же так, что ты не имеешь над ним никакой власти, когда Бог тебе его предал? Отвечал ему ангел: послушай, раб Божий Нифонт! Бог сотворил человека самовластным и попустил ему: каким путем хочет, тем и ходит, и показал ему тесный путь и широкий, и сказал: тесный путь прискорбен и ведет к жизни тех, кто его держится, и пространный путь никого на спасение не приводит, и дал Господь разум: кто по худой этой области ходит, тот в огонь идет, а кто по скорбном пути ходит, тот в вечное блаженство идет! Какое же наказание могу дать человеку этому, порученному мне от Бога, когда сам Бог наш Иисус Христос своими устами наставляет и милует, и учит уклоняться от злых дел? И мало людей, которые творят истинно слово его! Праведник сказал ему: зачем простираешь руки на небо, стеня и ужасаясь? Отвечал ему ангел: я видел бесов его плещущих, другие же ругаются над ним, и оттого разгрелось сердце его на студных бесов, я молился Богу, да будет избавлена от прелести омраченных бесов тварь его, да и мне дарует обрадоваться, хотя бы об одном дне его покаяния и обращения!.. И я молился, да сподобит мне милостивый Бог предать душу его благости, чистую и трезвую. И сказав сие, ангел стал невидим. Когда же мы отошли от него, праведный сказал мне, что нет греха смраднее блудного греха, но если блудник хочет покаяться, то скорее примет его Бог других грешников и беззаконников, ибо это грех от естества: осилеет дьявол скоктанием, и если кто хочет отогнать его, то отгонит бдением и малоядением. Говорил еще и вот что: когда мы шли, то я видел человека, идущего широким путем, и отверзлись мои очи, и я узрел тридцать бесов около него крамолующих: одни как мухи омрачали лице его, другие как комары жужжали в уши ему, иные же, защепивши веревками, держали его за шею, и за ноги, и за сокровенные члены и без милости тащили его: один сюда,! другой туда, я же все это видел и был объят слезами, и помышлял: кто это три, которые влекут человека. И мне открылось, что один из них блудный бес, другой прелюбодей, третий же тот, который содомский грех творит, а те, что жужжали в ухо ему, посевали в нем отчаяние, те, что лице его омрачали, те отгоняли от него страх студодеяния. Они от Бога моего мне явлены были, и тотчас затем я видел: ангел его шел далече и держал в руке тонкую трость, а на конце его прекрасный цветок, и шел он потупя взор, как будто в отчаянии и грусти, оттого, что скорбел о человеке, потому что этот человек был уже в гортани адской, чрез прелюбодеяния, и бесился на мужский пол, и тем порабощался. Видя это, я воздвиг руки на высоту небесную и сказал: о, хоть единую молитву сотвори о нем к Богу! Но лукавые бесы, казалось мне, как комары объедали мышцы его, не допуская меня сотворить молитвы о нем. Когда я слышал речи эти от праведника, то меня, отцы и братия, постиг великий страх, и я дивился, услыша то, чего никогда не слышал’.
(Излезшем же в некотороие место, идеже блоудьница живо-ут, оузрев блаженный человека иако и каженика, вне храма сто-иаща, зело оуныла, дланию лице своие покрыв и плакаше сицем образом, иако же мнети небо с ним плачюще, и овгда рыдаше и овгда роуце воздев, моляшеся, стоня и плача, дроугоици же подьржаше челюсти свои, и стоиаше иако обоуеин, понываиа, и овгда с стенаниием, отвгда дрякхл сый. Се же видев праведный начат сам плакатися, и престав, приста к человекоу плачюще-моуся, и рече: Бога ради, брате, повежь ми каиа ти иесть вина имьже тако плачешися и иеси оуныл? Повежь ми, молю тя, хощю бо уведети и желаю. Имяше бо много оумилепиие и плачь, отвещав же, иави иемоу, и глаголя: иестеством преславныи Нифонте! аз бо иесм ангел Божий, и да иако же вси крестииане в не же ся крестять, приимають ангела кождо от Бога хранителя житию своиемоу, и прилоучихся, иако же и вси, поущен на хра-нениие человека некоиего, он же зело мя оскоробляиет безаконииа творя, и ныне в обители сей несть, иако же видиши, лежить в безаконии с оньсицею и блоудницею, и се оуже не могоу зрети безаконииа, него же то творить, да како ми зряще не плакати в какоу тьмоу образа Божииа впадшася! Глаголаше же ему правьдный: да почто не накажеши него да оубежить тьмьнаго греха? Глагола иемоу ангел: понеже не имам места приближи-тися к немоу, отнележе начал иесть творити грехы, раб иесть бесом, и ни иединоиа же власти не имам на нем. Глагола же нему святый: окоудоу оубо иако ни иединоиа власти имаши на нем, а Богоу тебе и предавшю? Глагола иемоу ангел: послоушай, рабе Божий Нифонте, Бог наш вещию самовластна створил иесть человека, и попоусти иемоу да имьже поутьмь хощет ходити да ходить, и показа нему тесный поуть, такоже и широкыи, и рек: иако тесный прискрбьн иесть путь, иже на живот ведеть, и иже ся него держить, пакы же простран поуть иесть, иже никого же на спасениие приводить, и сею поутью разоум дав Господь, да иже по хоудеи власти сей ходить, то в огнь вечный, а иже по скбрнем, то в породу вечыюую идеть, да коие показаниие могоу аз сотворити на человеце семь, него же ми Бог пороучи хранити, сам бо Господь Иисус Христос своими оусты наставляеть, и милоуиеть, и оучить вся оукланятися злых дел. Недва мало некде чловек, иже творять слово него истиньне. Правьдник глагола иемоу: да чесо ради простьрл иеси роуце на небо стеня и оужастьне? Глагола нему ангел: зрех бесов него плещущь, и дроугыя ругающася иемоу, да того ради разгарашеся сердце него на стоудныиа беся, молях же ся Богоу, да избавлена боудеть от прельсти омраченых бес тварь него, и да ми дасть обрадоватися о нем, поне иедин день о покаиании него и взвращении. Еще же моляхся и от семь да мя сподобить милостивый Бог предати душю него багыни чистоу бодроу и трезвеноу соущю. И се рек ангел безвести бысть от него. Отшедшема же нама, глаголаше правьдный, иако смрадне блудьнаго греха ин не иесть к Богоу, и аще хощеть блоудник покаиатися, то вскоре приимет и Бог паче вьсех беззаконьник и грешник, понеже от иестьства иесть грех, осилеиет же диавол скокотаннием, и аще кто хощет отгнати и, то бдениием и малоядением отженеть и. Глаголаше же, и се, грядущема нама, видех, рече, человека грядуща широкым поутем, отверзостемися очи мои, и оузьрех иако 30 бес около него крамолоующа: овьи иако мухы омрачахоу лице него, ови же иако комариие свиряху в оуши, иныи же оужи повьрзше, держахоу по шию и по носе и по сокровеныиа оуды, и влачахоуть и без милости, ов семо, ов онамо, аз же се видев, сльзами обиат бых и помышлях: кто, соуть троне иже влекоуть человека сего, открыже ми ся то, иако то иесть блоудьныи бес, другие же прелюбодеи, третий же иесть иже содомьекыи грех творить, а иже в оухо иемоу свиряхоу, отчаянииа сиають в нем, а иже лице него омрачахоу, страх стоудодеианиия от него отиемлюще. Си от Бога моиего иавишамися, и абиие паки видех, и се ангел него надалечи идяше, держа в роуце своиеи тоиаг тонк, на коньци него цьветьц красен зело, идяше иако отчайся долоу нича, и зело скорбя, того дела члвека скорбяше тако, понеже бяше человек оуже в гортани адове прелюбодеяниием впад, а на моужьск пол бесяшеся и теми ся порабощьши. Аз же то видев вздвиг роуце на высоту небесноую и рех, да поне иединоу молитвоу сотворю о нем к Богу, и се лоукавыи беси иако комариие бывше и объиадяхоу, иако же мнях, мышьци него, оуставляюще мя никакоже о нем молитвы сотворити к Богу. Се же мене, отци и братиия, правьдникоу поведающе, и объиат мя страх велик, и дивихся слыша, их же николи же ни слышах).
Замечательно, что бесы не всегда искушают людей по собственному желанию, находясь под деспотическим правлением сатаны и старейшин, второстепенные бесы иногда поневоле, так сказать, по обязанности службы, должны работать ко вреду рода человеческого.
‘Видел перед собою человека идущаго, тот человек был духовен. И видел блаженный за этим человеком кого-то чернаго, посевающаго скверные помыслы. Вышереченный же муж от благаго помысла наблюдал за своими помышлениями и часто, обращаясь, на дьявола плевал, укоряя его. Праведный, видя, что лукавый дух безпокоит Божия человека, возопил к духу и говорил к нему с яростию: оставь его, свирепый льстец, перестань налегать на создание Божие. Что тебе за польза, окаянный, если душа его погибнет? Отвечал ему бес: послушай, что я тебе скажу: мне тут нет никакой пользы: но поневоле принужден я бороться с ним, у нас есть князи, властвующие над нами, и если мы ленимся и не боремся с человеческим родом, то князи наши бьют крепко того из бесов, о ком найдут, что он не борется, и, отпуская, гонят на дело. Многие из нас ленивы и вялы, а другие бегают от дела, и ради того принуждают нас на брань. Говорит ему святый: Окаянный! Знаешь ли что огонь тебя ждет и лукавых твоих бесов и дела их! Зачем не плачешь, помышляя о неизбежном огне, для тебя уготованном? Бес, услышав об этом, стал невидим.
(Виде человека идоуща пред собою, бе же человек дъховен, и виде блаженыи за члвеком темь черна некоего идоуща и сквернен помысл всевающа: нареченыи же той муж от блага помысла разсматряше помыслы своя, и часто обращаиася на дииавола, плеваше, коря иего. Видев же праведьный дух лоукавыи стоужающь чловекоу Божию, возопи к духоу и глагола иемоу с иаростию: престани прочеие сверепе льстьче, належа на зданиие Божиие! каиа ти польза, оканьне, аще душа него иеже не боудеть погыбнеть? Глагола нему бес: послоушай оубо, рекоу ти: ползе оубо никоиеиа же ми несть, но ни хотя ноудим иесмь с ним побаратися: князи бо имам владоущи нами, а аще ленящеся не боремся с родом крыстьианьскымь, то него же нас обрящют от бесов князи наши неборющася то биють ны крепце и разгоняющее отпущають, мнози бо соуть от нас ленивии, слаби, дроузи иже бегоуни: да того ради ноудять ны на брань. Глагола иемоу святыи: оканьне! веси ли иако огнь тебе ждеть и лоукавыих твоих бес и дел! Почто не плачетеся неотреченнаго огня, иже тебе уготован иесть! И слышав бес, без вести бысть).
В своем духосозерцании Нифонт видел, как человеческие беседы привлекают то ангелов, то бесов к людям, и рассказал, как он видел благочестивого человека, обедавшего с женой и детьми, и ангелов, прислуживавших им за трапезой. Это видение с объяснениями повторялось во множестве последующих сборников с разными видоизменениями, но все различия не мешают видеть первоначальный источник его в нашей повести:
Нашел человека сидящаго с женою своею и детьми, и видел некоторых прекрасных евнухов в светлых одеждах, предстоящих пред обедающими в том покое, и было числом их столько, сколько едящих, и нищий с ними ели. Видя это, раб Божий изумился, говоря: что это такое — сидят убогие, а служат им в светлых одеждах? Он не догадался еще, а Бог ему явил, что это за служащие за трапезою! И сказал: служащие — ангелы Божий, такова их обязанность, что во время обеда предстанут, обвязавши руки, как Божий служители, но когда начинается клеветное слово, или что-нибудь неподобное станут говорить за трапезою, тогда, как дым отгоняет пчел, так и злая беседа отгоняет ангелов Божиих, и когда ангелы Божий отойдут, тогда приходит темный, мрачный, злой дух и посевает зло посреди обедающих, и разливается зломрачный дым от бесовских речей и злых бесед.
(Обрете человека сидяща отобедоуща с женою своею и детми, и виде некоторыиа красьныиа каженикы всветелах одежах престоиаща пред иадоущими в хлевине той: бе же их числом иелико и едоущих и нищий бяхоу иадоущии. Видя же се раб Божий, почудися, глаголя: воле! се боудеть сидящий оубози соуть зело, а предстоиащии в светьлах одежах? И не домысля-щю же ся иемоу, что се боудеть, иави иемоу Бог, кто си соуть престоиащих, что ли иесть трапеза? И рече: престоиащи ангели Божий соуть, имеють так чин, да в время обеда предстаноуть связавше роуце, иако блази слоужители Божий, да иегда начнеться слово клеветно, или ино неподобно к Богу глаголати на трапезе, да иако с бчелы отгонить дым, тако и зьлаиа беседа отгонить ангелы Божий, и излазящим же святым ангелом Божиим, приходить тьмьн, мрачен, злыи дух, и всеваиет зло посреде обедающих, дым зломрачен проливаиа от словес бесящих и от бесед подобных злых).
В числе других видений замечательна история Созомена: за милостыню, данную нищему, ему представилось видение ангелов с ковчежцами, из ковчежцев они выбирали драгоценные одежды и указывали на них, как на награду за те бедные одежды, которые он уделял нищим. Так и теперь народ воображает, что в будущей жизни последует вознаграждение за милосердие предметами, подобными тем, какими в этой жизни добродетельные люди ознаменовали свое сострадание к несчастным. За кусок хлеба — роскошные яства, за рубище — златотканные одежды, за медный грош — золото на том свете. Вместе с этим связана, если не по ходу рассказа, то по смыслу, повесть о том, как в виде нищаго явился Христос, — повесть, повторяемая отрывочно в разных сборниках и перешедшая в народную легенду:
‘Увидел’ — пересказывает Нифонт слово благодетельного мужа — ‘нища в рубище, а над головой его стояло изображение Господа нашего Иисуса Христа, не разлучаясь от нищаго ни на мгновение, и когда нищий шел своим путем, некоторый милостивый человек встретил его и дал ему хлеб, но только что протянул руку пищелюбец с хлебом, как вместо нищаго изображение Спасителя приняло из рук христолюбива го человека хлеб и даровало ему благословение, и видя это, с тех пор верую, что дающий нищему влагает в руки Бога’.
(Узрех нища в роубех грядоуща и над главою иемоу стоиаше обличиа Господа нашего Иисуса Христа, никако же неразлучено, и иако же нищий идяще поутем, некто милостивых идяще и срете и дасть нему хлеб, да иако же простре роуку держа хлеб нищелюбец, и се простреться образ Спасов в роуце христолюбивомоу ономоу, и прииа от рукоу него хлеб, и вдасть иемоу благословениие. И то видев, отоле веровах иако даиаи нищю в истину в роуце Богу влагаиет).
Касаясь великого таинства причащения, Нифонт рассказывает, что во время приношения бескровной жертвы он видел вместо хлеба на дискосе закланного младенца, а когда литургия окончилась, младенец снова явлися живым и взят ангелами на небо. Во время причащения мирян, те из них, которые были достойны этой чести, являлись со светлыми лицами, а недостойные с темными и унылыми. Это видение в разных видах записано в сборниках и сделалось народным верованием. Точно так же существует до сих пор верование, что отказываться от крещения детей грешно, и тот, кто часто крестит, имеет у себя заступников в младенцах. Это рассказывается у Нифонта в таком виде:
‘Некто пришел к блаженному и поверил ему, что на него находит непонятная скорбь. Блаженный отвечал ему: сатана тебя прельщает, как будто нет награды от Бога за тех детей, которых ты воспринимал от св. крещения. Бог в писании говорит: кто вас приемлет, тот приемлет и пославшаго меня! И опять: взяв Иисус дитя, поставил его пред собою и сказал: истинно говорю вам, кто приемлет сих малых, меня приемлет! Что может быть этого блаженнее? принимая младенцев, приемлешь Христа, и духом приемлешь Отца его. Что может быть, сын, лучше и светлее, как добро творить! Сколько ты младенцев воспримешь от св. крещения, то все они пойдут пред твоею душею до небесных врат, творя тебе великую честь и великий срам воздушным бесам. В оный день, когда ты оставишь свое житие и прейдешь к еладыке в великой радости, тогда, вместо младенцев, будут тебе заступники ангелы и пойдут пред лицем твоим в оный день к престолу Божию и покоищу, оказывая тебе честь, и в образе тех младенцев ты принял Христа и почествовал, купель есть девица, и ты как бы держишь самого Христа на руках, и нарицаешься ты Симеон, приемлющий Христа в образе младенцев .
(Сотона тя льстить, иако иелико иеси детии изял ис святаго крещения несть ти мзды от Бога. Глаголеть бо Бог в писании том: иакоже и вас приемлеть и пославшаго мя, и пакы — возьм Иисус отроча младо и постави ие пред собою, и рече: аминь, аминь глаголю вам, иже прииемлеть малых сих, мене приемлеть. Да что ие, чадо, блаженее того, понеже младеньц приемлеши, приемлеши Христа, духом же приемлеши Отца него. Да что иесть, чадо, оунеие того или светлеие, или, чадо, твори добро: иеклико бо младеньц прииемлеши от святаго крещениа, то ти преди поидуть пред душею твоиею до врат небесных, честь тебе творяще великому, и мног стоуд воздоушным бесом в днь он, иегда оставиши житиие своие и преидеши к владыце в радости велице, стоиальца бо держать ангели в младеньць место, и преди поидоуть пред лицем твоим в день он до престола Божииа и покоища, чтоущаиа тя, им же теми младеньци Христа приял иеси, и почел, девица бо иесть коупель, а держить Христа самого на роукоу, и нарицаишися ты Симеон приемля Христа в младеньцех).
Замечательно тоже, по отношению к последующим верованиям, укоренившимся у нас, пророчество Нифонта о том, что в последующие времена перестанут являться святые и не будут происходить чудеса, но тем не менее, святые угодники не переведутся на земле, а только укроются пред светом. Это место, записанное в разных видах в рукописных сборниках, повторялось нашими старообрядцами, не хотевшими признать святости причисленных к лику святых после никоновской реформы богослужения:
‘Прошу тебя, отче, поведать мне: умножатся ли святые до нашего времени по всему миру, в добрых подвигах подобные Антонию, Илариону, Симеону и любимому Павлу и иным, которых Бог ведает и очи Его зрят? Отвечал ему: святые не оскудеют до скончания века, но в последние дни укроется от людей праведная жизнь богоугодников во смирении, и явятся в царствии Божием выше чудоносных отец, ибо тогда не будет никого творящих чудес пред лицами их’.
(Воле, отче, повежь ми: до нынешняго соуть ли ся оумножи ли святи по всемоу мироу днесь в добре подвизе и нарочита имена их, их же первый иесть Антонии, Иларион и Симеон, и любимый Павел пресвятый: и ини мнози, иаже Бог весть и очи него видита? Глагола нему святыи: до скончанииа века не оскудеють, но обаче в последняиа дни сокрыються от человек. Богоугодне в смеренни же просто вышьше чюдоносных отец иавяться, в царьствии Божиим, понеже тогда не боудеть никого же творяща пред очима их чюдес).
Особенное значение получило в повести Нифонта то место, где рассказывается видение бесов, побуждавших людей на светские удовольствия, на игры и песни, причем блаженный видел, как бес украл из кармана у скомороха монету и понес ее на показ к сатане. Это место во множестве наших рукописных сборников называется ‘слово св. Нифонта о Русальях’. Оно напечатано в ‘Памятниках старинной Русской литературы’ по списку XIV века. Хотя в списке XIII века есть некоторые отличия, но не столько важные, чтобы здесь приводить снова все это слово. Следует заметить, что в повести нет вовсе прибавления о Русальях и самое это имя не упоминается, очевидно, что впоследствии проповедники, заимствовав этот отрывок из переводной повести, прилагали его к другим явлениям жизни. Но приведем здесь другое, столь же оригинальное видение огромного полчища бесов и выступления против них святых ангелов, подобие земной войны между духами. Это видение указывает Нифонту сам Господь. По его повелению, Нифонт узрел чувственными очами место ровное, в ширину и долготу неизмеримо большое, и на этом месте стояло множество муринов, очень черны были их лица, стояли чины и полки их страшные, во множестве, один из них был огненный и мрачный, и он много кричал и перебирал воинов своих, и раздавал приказания князьям своим, дабы они с большим прилежанием приступали к брани, и так им говорил: сила моя с вами будет, взирая на меня, их не бойтесь! И стояли они отрядами по числу каждаго греха в ополчении, и пришли другие бесы с оружием из ада, и каждый полк был в различной одежде, цвет и покрой одежды для каждаго полка, и всех полков было 365, ибо столько существует страшных грехов, которыми мы, окаянные люди, прогневляем Бога, не разумея этого. Когда лукавые бесы взяли свои оружия и приготовились идти, тогда злый начал пересмотр полков своих и каждому давал чародейские составы, и пускал полки на всякое утверждение Христовых церквей и на весь мир. Была же и темному князю их некоторая тревога и недоумение на то время, и когда хотел пустить своих подчиненных на Фракийскую Землю, то говорил: нет у меня силы против девицы Марии идти на Византию, ибо она приняла в свой жребий этот город, и не отступает от него никогда, приходит лично и явно, и ободряет тамошних назарян и подвигает их не поддаваться победе над собою. Сказав это, он ревнул и избрал себе тридцать тысяч бесов и припустил на помощь к фракийскому ополчению и особенно бесился на Византию. Когда блаженный это видел, тогда был к нему глас: Нифонт! Нифонт! обратись к востоку и смотри! Праведник же удивлялся, видя ухищрение непотребных бесов, и, услышав глас к себе, обратился на восток и увидел: поле шире и длиннее прежняго, и озарял его невыразимый свет, и стояли на нем особы как снег белыя, и было их еще более, чем прежде черных, были они величественны и прекрасны, стояли в ополчении на тысячи числ, и некто прекрасный, выше всех ростом и красотою, повелевал пречистыми полками невидимаго Бога, приказывая им помогать христианам и хранить житие их. Так говорил он, и говорил много о другом страшном и величественном, и пустил чины свои и все войско Христовых церквей, и отправил на брань шестьдесят тысяч, а прочих всех отпустил, а сам взошел на небеса. Блаженный же, видя такое преславное чудо, покивал головою, размышляя, как много совершается тайн над людьми от человеколюбца Бога нашего, а мы не разумеем этого’.
(Узре чювьствьными очима и се бяше место равно ширыню и долготу имы безмерноу, и на том стоиаше множество мюрин, зело черна лица их, стоиахоу же чинове и полци страшни множество их, иедин от них бяше акы огнян мрачен зело, и те имяше много тщаниие клича иа, и смоущаиа и пробираиа и чьтыи воиа своиа и запрещениие творя князьм своим, да с прилежанием многом и тщаниием начноуть брани, и сице глаголя к ним: сила моиа с вами боудеть, и на мя взирающе не бойтеся ничесоже. И иако же стоиахоу число числом когождо греха вополчивошеся, и се придоша друзии, и беси носяше ороужиие от ада, и одежа различными видении комуждо полкоу, чисмя же различных широт и лиць одежа их в кыи полк вчитаиема бяше в чисмя и в число, иакоже бяше полков 300 и 60 и 5, понеже толико иесть страшных грех, иакоже глаголаше, ими же оканьнии чловеци прогневаем Бога и не разоумеем. Едва взяша лоукавии беси ороужииа свои и оуготовашася ити, абиие нача злии раздроу-шати полкы своиа, и вдаиа им чародейска с творенииа комуждо вредо у полк, поущаше на всяко оутвержение Христовым церкв и на весь мир, бысть же и князю их темномоу подвиг некак, и недоумении в то час, и иегда хотяще поустити на землю Трачь-ску седелникы своиа, и глаголаше: иако не имам силы таковы к девици Марии в Воузятыню (Византии), понеже бе та прииала жребии и град сии и николи же него не отстоупаиет, самовидно очивесть приходить, и тоу соущаиа назариан окрыляиеть, паче же подвижникы не дадоущем ими побежатися. Си рек рыкноу, и избрав себе 30 тысоущ бесов, и припоусти посилиие к тьме траксте, наипаче бесяся на Оузятнию. Си блаженомоу видящю, бысть пакы клас к немоу, глаголя: Нифонте, Нифонте, обратися на восток и вижь! праведный же бе дивяи, зря непотребных бесов оухыщренииа, бывшю же гласу к немоу и обратися на восток, и виде, и беаше поле в шириню и в долготу паче оного, свет же на нем безмерен, и стоиаху на нем нецыи иако снег бели, паче множества черных, бяхоу же славни и красни, стоиахоу вополчени на тысоуща и тьмы, и некто красен видьм вышних верстою и добротою повелеваше в пречистех полцех невидимаго Бога, за-прещаиа им помогати крестеианом, и хранити с милостию житие их. Си рек, ина страшьна и преславна, и поусти чины и ликы и вскы тьмы Христовых церков и царства, припоусти божественный прилог на страсти же тракийево лик и тысоущ 60 и прочеие вся отпусти воиньства своиа, красный те, и взиде на небеса. Блаженыи же в себе быв, о видении чюдяся предивным чюдесьм, кывоиа главою своиею, и колико тайных бывает в нас чловецех от человеколюбца Бога нашего, а мы не разоумеием).
Обращаясь запросто в духовном мире, Нифонт рассказывает видение суда над душами умерших, как ангелы спорят за них с бесами, как бесы, теряя свою добычу, жалуются, что их труды пропали, когда покаяние смывает с грешника содеянное преступление. Эти образы, вместе с видением Феодоры и Василия Но-ваго, служили для воспитания в нашем народе представлений о загробной жизни. Восходя более и более по ступеням духовного созерцания, Нифонт видит самого Христа окруженного ангелами. После долгого странствия по цареградским церквам, Нифонт увидел однажды стадо овец и апостола Павла, который предлагает ему пасти этих овец и возвещает, что он будет избран епископом. Нифонт, по смирению, убегает из Константинополя в Александрию, но туда приходят из Кипра просить патриарха о назначении нового епископа на место скончавшегося. Патриарх Александр указывает на Нифонта. Отклонявшись долго всеми силами, Нифонт, наконец, подчиняется высшей воле, посвящается в епископы и уезжает в Кипр. Он правит достойно своей паствой. Безрассудный бес, преследовавший его некогда, вздумал было явиться на новые искушения, но святой сделался недоступен искушению, и сам стал так грозен для беса, что бес униженно просил у него пощады. Незадолго перед кончиной Нифонт видит образы благочестивого и грешного жития, в виде двух женщин, видение это изображено очень поэтически. Скоро после того высшее откровение извещает его о близкой кончине, и блаженный спокойно переселяется в нескончаемую жизнь. Ничем приличнее не можем завершить наших выписок из повести о Нифонте, как показав, что известное верование, будто во время зевоты бес садится человеку на губу и делает ему пакость (для чего благочестивые перекрещивают себе рот), имеет большое сходство с одним из последних искушений, с которыми бесы напрасно подъезжают к блаженному. Собралось несколько бесов, они поочередно стараются навести на старца зевоту, но праведник знает, что это угодно бесу, крепится с достоинством, ни разу не зевнул и посрамил бесов…
‘Видел я разумнаго мужа, который, почувствовав знамение, бывающее от бесов, зарекся не зевать никогда, но узнали лукавые бесы, что он крепится, чтоб не зевнуть и не потягиваться, сотворили на него крепкую брань, а он мужественно сопротивлялся им, не поддаваясь их хотению, и смешно было смеотреть, как бесы, один за другим, покушались на него, как бы его соблазнить, но сами изнемогали и отходили от него с гневом, не в силах сделать над ним ничего себе угоднаго. Как не посмеяться над немощью пронырливых бесов! на перемену к нему приходили в день по тридцати бесов — и не было сил у них. И праведник говорил мне об этом, веселясь о Господе, и никто никогда не видал, чтоб он потягивался, либо зевал, и возвращался от него в добром смирении и поклонении Господу Богу своему. Всегда он говорил: злой вред человеку зевота, кто, задумавшись, искусится этим и отверзаются его уста, — и оный, омраченный (т.е. бес), тьму готовит душе, отгоняя у зевающих смысл на безмерное разслабление’.
(Видех моужа разоумьна, иже почюв знамение от бес бывающее, никакоже не зияти, но уведавше же него лоукавии беси крепящася яко ни проляцатися, ни зиати, брань нань створиша крепкоу, он же моужьскы противляшеся им, не попоущая хотению их, и бе видети смеху достойны стражущиа, дроуга по дроузи покоушахоуся нань, хотяше и превратнти, изнемогающе же и взвращающеся гневахоуся, не могоуще ничесоже годьных себе створити на нем, кто же ли не посмеиеть немощи пронрливых бесов нечистых, изменовахоу бо ся к немоу на день акы до три идесять бесов, и не бяше силы в них! И си глагола праведник мне, веселяшеся о Господи, николи же бо него виде никтоже ни проляцающася, ни зеюща, от него же ся возврати к Господоу Бргоу своиему в добрем смерении и покланянии, глаголаше бо присно: злыи вред иесть человеку зиианиие, да иже ся теми прельщають от примыслииа некоего, отвержаються оуста него, он же омраченный тьмоу готовить души, а смысл отгоня зиияющих на разслаблениие безмерно).
Такова повесть, имевшая влияние на образование наших народных представлений, верований и убеждений.