Мальчикам о мальчиках, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1913

Время на прочтение: 17 минут(ы)

МАЛЬЧИКАМЪ О МАЛЬЧИКАХЪ

РАЗСКАЗЫ ДЛЯ ДТЕЙ
В. П. Андреевской.

съ 8-ю рисунками

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Изданіе книжнаго магазина К. ФЕЛЬДМАНЪ (бывш. Ф. Битепажъ).
Гостинный дворъ, No 6.

Оглавленіе.

На Дальній Востокъ
Наводненіе
Изъ записокъ дяди Вани
Герой въ душ
Подкидышъ
Къ сроку
Ника
Дурной совтъ

На Дальній Востокъ.

Въ одинъ ясный, морозный день, къ подъзду Обуховской больницы подошелъ мальчикъ, судя по его боле чмъ скромному костюму, онъ принадлежалъ — или, къ классу небогатыхъ ремесленниковъ, или даже просто крестьянъ, обрамленное густыми, черными волосами, личико его — казалось утомленнымъ, и въ высшей степени взволнованнымъ.
— Послушай, любезный, обратился онъ къ стоявшему около воротъ сторожу, не у васъ ли лежитъ мой отецъ… Я уже цлые два дня хожу по всмъ Петербургскимъ больницамъ, и нигд не могу найти его… Его зовутъ Михаилъ, по фамиліи Щербатовъ, а по профессіи…
— Это меня не касается, наше дло только у воротъ стоять, значитъ, для порядка,— перебилъ сторожъ ежась отъ холода и плотно завертываясь въ тулупъ,— проходи въ контору.
— А какъ въ нее пройти?— продолжалъ мальчикъ.
Сторожъ сначала молча указалъ ему дорогу въ контору, а затмъ, когда онъ сдлалъ уже нсколько шаговъ впередъ — снова окликнулъ и спросилъ:
— Да самъ-то ты откуда?
— Изъ далека, дяденька, изъ подъ Пскова.
— Значитъ не здшній?
— Не здшній, живу въ деревн съ матерью, да двумя маленькими братишками, отецъ три года тому назадъ ушелъ на заработокъ въ Москву, откуда писалъ намъ очень часто, и акуратно высылалъ деньги, на прошлой недл онъ написалъ уже изъ Петербурга, увдомляя маму что возвращается домой, а потомъ вслдъ за этимъ письмомъ, получилось второе, написанное незнакомымъ почеркомъ, въ немъ насъ предупреждали, что папа опасно заболлъ и легъ въ больницу… Мама такъ и обмерла… Съ утра до ночи обливалась горькими слезами… Жалко мн ее стало, сердечную, я вызвался похать въ Петербургъ, разыскивать отца, написать ей откровенно въ какомъ онъ состояніи, и затмъ, когда ему хотя, немного полегчаетъ, привезти домой… Вс больницы, кажется, обошелъ, ваша осталась послдняя, если и здсь не найду, то просто не знаю, что длать! Куда идти!
— Ну, не кто какъ Богъ, не кручинься раньше времени, или въ больничную контору, тамъ теб все разскажутъ.

 []

Мальчикъ кивнулъ головой, и снова отправился по направленію къ контор, войдя куда — вторично повторилъ свой разсказъ, первой попавшейся на встрчу, сестр милосердія, прося ее разузнать по книгамъ здсь ли находится его отецъ — плотникъ, Михаилъ Щербатовъ.
— Такой, кажется, у насъ есть,— отвчала сестра,— онъ очень болнъ, лежитъ въ слабомъ отдленіи, а, можетъ быть, даже и умеръ.
— Справьтесь, Бога ради!— Взмолился Степа (такъ звали мальчика),— и если онъ еще живъ, проводите меня къ нему скоре, а если умеръ, то дайте взглянуть хотя на мертваго.
— Я не имю права рыться въ книгахъ, да мн и некогда, обратитесь къ дежурному чиновнику.
И какъ бы, не желая вступать въ дальнйшій разговоръ, молодая двушка вышла изъ конторы.
— Вамъ справку надо?— Спросилъ его сидвшій у окна старичекъ,— это какъ разъ въ моемъ стол — подойдите!
Мальчикъ повиновался.
По мр того, какъ чиновникъ перелистывалъ большую снуровую книгу, отыскивая по алфавиту больного Щербатова, лицо мальчика принимало все боле и боле тревожное выраженіе.
‘Неужели и здсь нтъ? Неужели умеръ!’ Мысленно повторялъ онъ самъ себ, не отрывая глазъ отъ чиновника.
— Такой — значится,— проговорилъ наконецъ послдній,— только онъ не плотникъ, а столяръ — ну, да это ничего, можетъ написали по ошибк, просите чтобы вамъ разршили пройти къ нему, сами увидите.
— Кого я долженъ просить?
— Дежурнаго доктора, васъ сейчасъ къ нему проводятъ,— добавилъ онъ,— и обратившись, къ проходившему фельдшеру, приказалъ отвести мальчика въ пріемную.
Фельдшеръ повелъ Степу черезъ длинный, сводчатый корридоръ, на право и на лво находились палаты, больные лежали въ кроватяхъ. Когда Степа увидлъ перваго изъ нихъ, то ему показалось, что это его отецъ, онъ невольно хотлъ броситься къ нему, но, затмъ, всмотрвшись въ остальныхъ окружающихъ, нашелъ, что вс они, словно на одно лицо — вс блдные, худые, вс одты одинаково… И печально склонивъ голову, пошелъ дальше.
— Вотъ какъ разъ докторъ идетъ, я сейчасъ спрошу, обождите минуточку,— сказалъ фельдшеръ, и подойдя къ высокому господину въ форменномъ сюртук, что-то почтительно проговорилъ ему, господинъ кивнулъ головою. Тогда фельдшеръ сдлалъ знакъ Степ слдовать за нимъ, и нсколько минутъ спустя, остановившись около одной изъ кроватей прошепталъ едва слышно:
— Вотъ кровать столяра Щербатова, тотъ ли это больной, котораго вы ищете?
Степа подошелъ ближе, и сталъ пристально всматриваться въ лежащаго на постел старика съ длинной сдой бородой, глаза его были закрыты, дыханіе прерывисто, онъ видимо находился въ забыть.
— Ну что?— Онъ?— продолжалъ фельдшеръ.
Степ показалось, что въ интонаціи голоса фельдшера, слышалось нчто врод досады, а потому, боясь разсердить его, онъ, самъ не зная для чего и почему — машинально отвтилъ: ‘да’.— Хотя, собственно говоря въ глубин души, почти оставался убжденъ, что человкъ этотъ для него совершенно посторонній. ‘Почемъ знать, можетъ быть, болзнь его такъ измнила, можетъ быть, онъ за время трехлтней почти разлуки, усплъ дйствительно состариться и измниться — мелькнуло въ голов Степы, который не вдаваясь въ дальнйшія разсужденія, посншно нагнулся къ рук больнаго, поцловалъ, ее и тихо проговорилъ:
— Дорогой папа, наконецъ-то я нашелъ тебя!
Больной слегка открылъ глаза, съ трудомъ обвелъ ими окружающее пространство, и остановивъ взоръ на Степ, отозвался тихимъ, упавшимъ, едва слышнымъ голосомъ:
— Степа!
Посл этого, Степа уже больше не сомнвался, что передъ нимъ лежитъ дйствительно его отецъ, но долго не могъ надивиться той перемн, которая въ немъ произошла, въ такой собственно, говоря, непродолжительный срокъ, какъ три года. Онъ сталъ просить разршить ему остаться въ больниц, пока отцу полегчаетъ.
— Родственникамъ больныхъ жить въ больниц не полагается,— возразила сестра милосердія,— но, въ виду того, что вашъ отецъ очень слабъ, я доложу доктору.
— Пожалуйста!
Молодая двушка поспшила догнать, проходившаго мимо доктора, и въ короткихъ словахъ передала просьбу Степы.
— Не полагается!— Коротко отвтилъ докторъ.
— Я знаю, господинъ докторъ, но можетъ быть, вы примите во вниманіе крайн тяжелое состояніе больного, вдь онъ едва ли доживетъ до утра, почему же не дать ему умереть на рукахъ сына, тмъ боле, что онъ еще узналъ его…
— Разв?
— Да, онъ взглянулъ на него и назвалъ по имяни.
Докторъ нсколько минутъ простоялъ молча, какъ бы раздумывая, затмъ проговорилъ: ‘хорошо’ и вышелъ изъ палаты.
— Очень вамъ благодаренъ,— обратился Степа къ сестр милосердія,— грустно мн было только услышать, что папа, какъ кажется, безнадеженъ,— добавилъ онъ тихо, чтобы больной не могъ разслышать.
— Къ сожалнію — да.
Лицо Степы покрылось блдностью: онъ сразу почувствовалъ, что слезы душатъ его, подступаютъ къ горлу, но потомъ сдлалъ надъ собою усиліе, и снова вернувшись къ кровати умирающаго, проговорилъ совершенно твердымъ голосомъ:
— Папа, мн докторъ разршилъ остаться здсь, ст, тобою, пока ты поправишься, а потомъ мы вмст подемъ въ деревню.
— Зачмъ въ деревню?— отвчалъ больной съ большимъ трудомъ.
— Къ мам, къ моимъ маленькимъ братишкамъ… Кост и Андрюш…
— Мама умерла… братишекъ нтъ… Ты у меня одинъ — да и то такъ далеко…
‘Бредитъ!’ — подумалъ Степа, и приложивъ руку къ голов больного, даже испугался, настолько она ему показалась горячая.
— Сестрица,— окликнулъ онъ, проходившую мимо, сестру милосердія, отцу кажется дурно.
— Онъ давно въ такомъ состояніи, не тревожьтесь, ему надо положить на голову компресъ, дать микстуру и сдлать втиранье.
— Позвольте,— я все это сдлаю.
— Разв сумете?
— Конечно, я люблю ухаживать за больными, меня — дома, въ деревн даже ‘знахаремъ’ прозвали, и если съ кмъ приключится какое нездоровье или бда, сейчасъ ко мн бгутъ, ногу ли кто вывихнетъ, руку ли — ко мн бгутъ — я живо помогу, вправлю, разотру больное мсто, лкарство составлю… Ужъ коли чужимъ угождаю, такъ своему-то родному отцу и подавно потрафлю.
— Вотъ вы какой! Ну тогда тмъ лучше, будете мн помощникомъ, принимайтесь за дло.
Степа не заставилъ дважды повторять себ предложеніе приняться за дло и сдлаться помощникомъ молодой двушки, къ которой съ первой же минуты знакомства почувствовалъ большую симпатію.
Принялся онъ за все дйствительно замчательно ловко, точно ученый фельдшеръ. Когда отецъ впадалъ въ забытье, или лежалъ покойно, онъ находилъ время ухаживать за остальными больными, которые вс, его очень полюбили, цлый день онъ находился на ногахъ, помогая доброй ‘сестриц’, а съ наступленіемъ ночи, примостившись на стулъ подставленный къ кровати отца, не смыкая глазъ слдилъ за малйшими его движеніями.
Такимъ образомъ, прошло двое сутокъ, докторъ обходившій помщенія, неоднократно замчалъ дятельность юноши, онъ прозвалъ его ‘импровизированнымъ фельдшеромъ’, и однажды даже высказалъ мысль, что съ такимъ замчательнымъ умніемъ ухаживать за больными, ему слдовало бы отправиться на Дальній Востокъ, гд теперь столько несчастныхъ больныхъ и раненыхъ, нуждающихся въ хорошемъ уход.
— Если хочешь, я могу устроить теб поздку туда,— предложилъ онъ однажды Степ,— ты тамъ принесешь большую пользу.
Слова доктора запали въ душу Степ… Онъ далъ ему мысль, и чмъ больше Степа вдавался въ эту мысль, тмъ больше и больше его тянуло на Дальній Востокъ, на театръ военныхъ дйствій, тмъ сильне хотлось принести собою хоть какую-нибудь пользу дорогому отечеству, тмъ настойчиве рвалось сердце на помощь русскимъ воинамъ. Но все это можно было бы осуществить только въ случа выздоровленія отца… Если же отецъ умретъ, то разв мыслимо оставить маму одну съ двумя маленькими ребятишками, безъ всякихъ средствъ… безъ всякаго подспорья… Онъ старшій въ род, и посл отца единственное подспорье семьи — разв можетъ онъ бросить ее и ухать такъ далеко… О, нтъ! Конечно, тысячу разъ нтъ… Но, можетъ быть, отецъ еще поправится!
Подобныя мысли постоянно роились въ голов Степы, тянулись длинною вереницей… Онъ вдавался въ нихъ съ увлеченіемъ, въ особенности по ночамъ, когда кругомъ наступала тишина, нарушаемая только прерывистымъ дыханіемъ больного отца, да отъ времени до времени тихими стонами остальныхъ его товарищей. Вотъ стнные часы въ сосднемъ корридор пробили полночь, Степа сидитъ по обыкновенію на стул не сводя глазъ съ блднаго, страдальческаго лица больного, никогда еще не казалось оно ему такимъ страшнымъ, такимъ искаженнымъ какъ теперь… Никогда старикъ не внушалъ къ себ столько состраданія.
— Степа!..— проговорилъ вдругъ больной шепотомъ…— Когда я умру, воротись опять къ твоему доброму барину… Служи ему врой и правдой, если онъ пойдетъ на войну, или съ нимъ, не бойся… Я тамъ — на неб буду молиться чтобы Господь сохранилъ васъ обоихъ.
‘Бредитъ!’ — проговорилъ самъ себ Степа и положивъ холодный компресъ на голову старика, принялся его успокоивать, нсколько разъ заводилъ рчь о матери и о братишкахъ, но старикъ, по примру прошлаго раза утверждалъ, что ни матери, ни братишекъ у него нтъ, и что ему (т. е. Степ), обязательно слдуетъ возвратиться къ доброму барину, чтобы сопровождать его на войну.
Степа провелъ долгую, томителную, безсонную ночь, больной метался, повторялъ какія то безсвязныя рчи, говорилъ о совершенно незнакомыхъ личностяхъ, Степа понялъ и догадался что дло пошло на худшее… Доброе, чувствительное сердце его, заныло тоскливо, онъ даже всплакнулъ въ тихомолку, и принявъ къ похолодвшей рук умирающаго, нсколько забылся только къ утру когда физическая усталость взяла верхъ надъ тяжелымъ нравственнымъ состояніемъ, при которомъ сонъ какъ то странно, непонятно, смшивался съ дйствительностью, и въ общемъ наступалъ полный хаосъ мыслей: грезилось ему ихъ деревенская избушка, мать, братишки… Тутъ же появлялся образъ отца, но не такого больного какимъ онъ былъ въ настоящую минуту, а е вя: а то, здоіэоваго, бодраго… Потомъ вдругъ все это куда то изчезало, и передъ нимъ открывалась картина поля сраженія, со всми его ужасами, онъ ясно видлъ передъ собою, блдныя лица только что убитыхъ воиновъ, плававшихъ въ собственной крови, видлъ раненыхъ, умирающихъ, отчетливо слышалъ ихъ тяжелые стоны, спшилъ, длать перевязку одному, спшилъ помочь другому… Какъ долго продолжались такія грезы, Степа опредлить не могъ, но когда онъ наконецъ очнулся, то увидлъ что на двор уже наступило утро, нкоторые больные лежали съ открытыми глазами, въ корридор слышалось шлепанье туфель и разговоры. Приподнявъ голову, Степа первымъ дломъ взглянулъ на отца, взглянулъ и въ ужас отшатнулся… Старикъ оказался мертвымъ. Лицо его стало еще блдне, носъ заострился, губы посинли и сжались такъ крпко, что казалось, ни какія силы не могли разжать ихъ.
— Умеръ! Вскричалъ мальчикъ и опустившись на колни разразился глухими рыданіями.
Встаньте, Степа, успокойтесь, слезами горю не поможешь! Раздался позади его голосъ сестры милосердія. Встаньте же, васъ же лаетъ видть однофамилецъ вашего покойнаго отца, тоже Щербатовъ… Онъ тоже лежалъ здсь въ больниц, и сегодня выписался, наслышавшись отъ всхъ нашихъ больныхъ о прекрасномъ маленькомъ фельдшер Степ, онъ непремнно хочетъ съ нимъ познакомиться… Встаньте же, говорю вамъ, встаньте!…
Степа, нехотя, приподнялся съ колнъ, на душ у него было слишкомъ тяжело чтобы вступать въ разговоръ съ какимъ то неизвстнымъ человкомъ, но не желая противорчить ‘сестриц’ онъ все-таки приподнялся, обернулъ голову и взглянувъ на стоявшаго около входной двери высокаго мужчину съ черной бородой, и съ узелкомъ въ рукахъ — остановился въ изумленіи, а потомъ даже вскрикнулъ… Этотъ высокій мужчина былъ его отецъ, такой, какимъ онъ его помнилъ, какимъ зналъ два года тому назадъ, а не такимъ, какимъ видлъ передъ собою послднее время, и какимъ онъ теперь лежалъ передъ нимъ неподвижно.
— Господи, Что это такое? Я съума схожу. Это бредъ… Галюцинація.
— Степа! Отозвался между тмъ чернобородый мужчина, и заключивъ мальчугана въ объятія, сталъ покрывать поцлуями, и приговаривалъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ:
— Не пугайся, передъ тобою дйствительно стоитъ твой настоящій, родной отецъ — этотъ же несчастный старикъ былъ не только нашимъ однофамильцемъ, но даже моимъ теской, кром того наши профессіи схожи: я — плотникъ, онъ столяръ — въ больничной книг насъ перепутали, не пугайся никакихъ галюцинацій, и спокойно слдуй за мною въ нашу родную деревню, къ мам… къ братишкамъ, они наврное ожидаютъ насъ съ большимъ нетерпніемъ.

 []

Степа долго не могъ придти въ себя отъ всего пережитаго и перечувствованнаго, онъ былъ безгранично радъ сознанію, что отецъ живъ, но въ то же время не переставалъ грустить объ умершемъ старик, къ которому усплъ очень привыкнуть, предполагая въ немъ родного, близкаго человка. Отецъ вполн понялъ чувство мальчика, онъ не торопился его уводить изъ больницы до тхъ поръ, пока старика не похоронятъ и даже взялъ на себя по этому поводу вс хлопоты. Оказалось, что со старикомъ онъ познакомился еще въ Москв и изъ его разсказовъ узналъ, что онъ на бломъ свт теперь былъ совсмъ одинокъ, что жена его умерла давно, и что хотя у него есть сынъ (тоже Степа), но онъ съ нимъ почти не видится, такъ какъ Степа находится въ услуженіи въ Иркутск у одного генерала, который не сегодня — завтра отправляется на войну въ Манджурію и увозитъ съ собою Степу: ‘пусть съ Богомъ детъ на защиту Царя и Отечества’ часто говаривалъ покойный — ‘я буду молиться чтобы Господь его помиловалъ! ‘
Когда Степа узналъ вс эти подробности отъ отца, то ему стали понятны слова покойнаго, которыя онъ раньше принималъ за бредъ.
— Странное совпадете! Сказалъ отецъ, жаль бднаго Степу, онъ даже не узнаетъ о постигшемъ его гор, какъ ему написать, когда намъ неизвстенъ адресъ.
— Можетъ быть судьба столкнетъ меня съ нимъ — тогда я передамъ все… до мельчайшихъ подробностей — нершительно замтилъ Степа.
— Это довольно трудно, онъ въ Иркутск а ты будешь въ деревн подъ Псковомъ.
Степа вмсто отвта сначала молча бросился на шею отца, а затмъ захлебываясъ отъ слезъ и волненія, въ короткихъ словахъ высказалъ свою завтную мечту ухать на Дальній Востокъ, ухаживать за больными и ранеными.
— Я чувствую, что это мое призваніе, сказалъ онъ въ заключеніе. Ты теперь здоровъ дорогой папа, мать и братья не одни, ты будешь беречь ихъ и заботиться о нихъ, гораздо лучше, чмъ сдлалъ бы это я. Разрши же мн осуществить мое желаніе, благослови и отпусти… Рвется мое сердце туда… Хочется принести посильную помощь… Разв это не благое дло? Разв теб самому не отрадно будетъ знать, что твой сынъ…
— Все это такъ, я вполн тебя понимаю, перебилъ отецъ, и отговаривать не стану, но что скажетъ мама, какъ она отнесется къ задуманному тобою длу, какъ перенесетъ разлуку.
— Мама? Въ раздумь повторилъ мальчикъ — да, мама какъ женщина, конечно въ данномъ случа, разсудитъ иначе, чмъ мы съ тобою, но я не теряю надежды убдить ее, дай только слово, что ты — въ этомъ будешь помогать мн.
Отецъ крпко пожалъ руку Степы, и взглянулъ на него долгимъ, пристальнымъ взоромъ, въ которомъ Степа сразу прочелъ и безграничное чувство родительской любви, и полное сочувствіе… Затмъ они больше этого вопроса не касались до тхъ поръ, пока первый порывъ семейной радости, по случаю благополучнаго возвращенія отца — немного поулегся и обычная жизнь потекла прежнимъ порядкомъ.
Убждать мать — Степа началъ не сразу, а по-тихоньку, по-легоньку, какъ говорятъ, исподволь, отецъ со своей стороны сдержалъ слово, и какъ только Степа заводилъ объ этомъ рчь, сейчасъ же являлся ему на помощь, благодаря чему дло уладилось гораздо скоре, чмъ можно было предположить. Добрый докторъ изъ той больницы, гд лежалъ его отецъ, тоже не дремалъ, получивъ однажды письмо отъ Степы, съ просьбою не отказать въ общанномъ содйствіи, онъ немедленно выписалъ Степу въ Петербургъ, занялся съ нимъ необходимой подготовкой, и когда Степа оказался настолько теоретически свдущимъ въ дл, насколько это требовалось но установленію — пристроилъ его къ одному изъ отрядовъ Краснаго Креста, который въ самомъ непродолжительномъ времени долженъ былъ отправиться на Дальній Востокъ. Такимъ образомъ, завтная мечта мальчика, послужить на пользу больныхъ и раненыхъ воиновъ — осуществилась.
Съ каждой остановки, гд только имлось почтовое отдленіе, Степа писалъ родителямъ, но письма его обыкновенно были коротки, такъ какъ сами остановки были непродолжительны и свободнаго времени у него оставалось очень мало, по прізд въ Мукденъ напишу больше общалъ онъ, и дйствительно, какъ только отрядъ прибылъ въ Мукденъ, немедленно сдержалъ слово.
‘Милые, дорогіе Папа и Мама!— (писалъ онъ своимъ крупнымъ размашистымъ почеркомъ).— Далеко я отъ Васъ, очень далеко, но Вы обо мн ради Бога не тоскуйте, я чувствую себя бодро, доволенъ, веселъ, здоровъ, и очень радъ, что по мннію докторовъ, оказался вполн пригоднымъ къ своему излюбленному длу, хотя до сихъ поръ примнять его на практик еще мало приходилось. Вчера нашъ отрядъ наконецъ прибылъ въ Мукденъ’.
‘Мукденъ — это какъ мн объяснилъ докторъ, древняя столица царствующей династіи Циновъ, но только на столицу, Мукденъ не похожъ. Если бы ты могла себ представить, дорогая мамочка, какая тамъ грязь, пыль, гадость — то наврное пришла бы въ ужасъ, ты,— которая такъ любишь порядокъ и чистоту, а здсь о ней нтъ и помину: улицы отвратительныя, магазины и лавки вс въ перемшку. Стоитъ напримръ большой складъ шелка и разныхъ предметовъ роскоши, а рядомъ — грязная кузница, изъ нее валитъ дымъ и раздается звонъ и грохотъ молотовъ… Посмотришь на право, опять магазины, а рядомъ, подъ холщевымъ навсомъ, а иногда прямо на чистомъ воздух, грязный, отвратительный китаецъ варитъ вареники или печетъ блины и лепешки, отъ него несетъ какимъ то особеннымъ запахомъ чеснока, мускуса, бобоваго масла. Прохожіе китайцы покупаютъ его стряпню, и съ апетитомъ дятъ — иногда — тутъ же, иногда уносятъ домой’.
‘Одинъ изъ моихъ товарищей съ которымъ я отправился осматривать городъ, хотлъ было попробовать китайской стряпни, но я его отговорилъ, и самъ не сталъ сть, больно ужъ противно!— Пошли мы дальше.— Куда не оглянешься, все та же, гадость, навстрчу попадаются бродячіе торговцы, кто гвозди продаетъ, кто старое платье, кто сапоги… Тутъ же плотники, слесаря и прочіе мастеровые… Надоло намъ шататься, пошли домой… по дорог наткнулись на китайскую аптеку, не могу утерпть чтобы не сказать о ней два слова: по стнамъ устроены полки, на полкахъ — какъ и у насъ, стоятъ разныя склянки, банки, на каждой изъ нихъ сдлана надпись по китайски, кром того, тутъ же, везд гд только можно повсить — навшаны сушеныя лягушки, крысы, черепа различныхъ животныхъ, пучки засушенныхъ и свжихъ травъ и кореньевъ — все это вроятно входитъ въ составъ микстуръ, мазей и полосканій’.
‘Заинтересованный этимъ дломъ, я хотлъ поговорить съ китайцемъ провизоромъ, но ни онъ меня не понялъ, ни я его… Пришлось махнуть рукой и идти дальше’.
‘Пока больше въ Мукден ничего не усплъ осмотрть, въ слдующемъ письм опишу что увижу. Отъ станціи ж. д. до Мукдена по моему будетъ боле трехъ верстъ, дорога отвратительная — болото, ухабы, кочки. Пріхавшіе по желзной дорог пассажиры, большей частію, сейчасъ нанимаютъ, такъ называемый ‘дже нерикши’… Это двухъ конный экипажъ, его очень ловко тянетъ, впряженный въ оглобли, китаецъ съ помощью товарища, который бжитъ позади и подталкиваетъ’.
‘Первое время, странно какъ то здить на людяхъ, а потомъ говорятъ, ничего, привыкаютъ. Вотъ, дорогіе папа и мама, какое длинное письмо я Вамъ написалъ, не хочется оторваться, а надо спшить скоре отнести на почту, иначе не будетъ свободнаго времени. Цлую Васъ крпко, равно и милыхъ братишекъ. Вотъ опять вспомнилъ одинъ китайскій обычай и не могу удержиться чтобы не сообщить его: Въ Кита цловаться не принято, а вмсто пожатія руки, при встрч или прощань, китаецъ сжимаетъ кулаки, оттопыриваетъ первые пальцы и подноситъ руки къ лицу той особы, которой хочетъ выказать привтствіе. Не правда ли, какъ это смшно и глупо! Но, наконецъ пора кончить. До слдующей бесды — Вашъ сынъ Степа Щербатовъ’.
Отецъ Степы, по обыкновенію, прочелъ письмо вслухъ, мать и братья слушали съ большимъ вниманіемъ, жадно ловили каждое слово, и впродолженіи цлаго дня только и толковали о Мукден, при чемъ дти нсколько разъ практиковались сжимать свои маленькіе кулачки и оттопыривъ первые пальцы, съ громкимъ смхомъ, подносили руки къ личику одинъ другому.

Наводненіе.

Надъ Петербургомъ стояло пасмурное ноябрьское утро, небо почти сплошь было покрыто густыми, свинцовыми тучами, а сильные порывы втра задувавшаго со стороны взморья, не предвщали ничего хорошаго. въ это время года въ Петербург часто случается наводненіе, но такого, какое случилось въ моментъ моего разсказа, старожилы Петербуржцы не запомнятъ съ 1824 года, уровень воды поднялся до небывалаго съ того времени ‘уровня — до 9 футовъ.
У обитателей подваловъ вообще надолго останется въ памяти злополучное, срое утро 12-го Ноября, а у обитателей Галерной Гавани въ особенности.
Въ числ послднихъ, находился одинъ небогатый отставной чиновникъ Григорій Григорьевичъ Невражинъ, онъ, съ самыхъ раннихъ лтъ жилъ въ Гавани, и такъ привыкъ къ своему мсту жительства, что находилъ, что лучше Галерной Гавани, нтъ мста, не только въ цломъ Петербург, а даже въ цлой Россіи. Жена его, Анна Андреевна, добродушная барыня и образцовая хозяйка, сначала пробовала съ нимъ спорить, пробовала доказать вс неудобства жизни въ такой отдаленной части города, но затмъ придя къ заключенію, что никакіе доводы всеравно его не разъуврятъ — замолчала и всецло отдалась хозяйству, копалась въ собственномъ огород (разведенномъ при собственномъ яш ихъ домик), варила варенья, солила огурцы и сама стряпала на кухн, во всемъ этомъ ей помогала старшая дочь Настя, прелстная четырнадцатилтняя двочка: ‘наша маленькая хозяюшка’ какъ называлъ ее отецъ, братишка Вася. и. самая меньшая сестра Леночка.
Въ минуту моего разсказа, мы застаемъ Настю въ большихъ хлопотахъ: она спшитъ приготовить завтракъ, дрова подъ плитою ихъ маленькой кухоньки, какъ нарочно не загораются, должно быть вслдствіе сильнаго втра, дымъ выкидываетъ во вс отдушины.
— Уходи скоре въ комнату, крошка, ласково обратилась она къ Леночк, которая сидла около окна, уходи, уходи, головка разболится.
— А какъ же ты? Отозвалась Леночка.
— Я привыкла, да и завтракъ надо готовить, папа съ мамой должны скоро возвратиться, они наврное озябли и проголодались.
— Они далеко похали? продолжила Леночка.
— Очень далеко, на Большую Охту, это совсмъ на другомъ конц города, да далекое то разстояніе еще не бда, а главное — очень холодно, слышишь какъ втеръ завываетъ въ трубу?
И точно въ отвтъ на замчаніе Насти втеръ дйствительно задулъ съ такою силой, что даже окна задребезжали. Настя невольно вздіэогнула, а Леночка соскочивъ со стула подбжала къ ней и прижалась къ ея колнямъ.
— Настя, раздался вдругъ голосъ появившагося на порог входной двери — Васи, брось стряпню, собирай все, что у насъ есть цннаго… Надо спасаться, кажется бда надвигается.
— Бда? Испуганно спросила Настя, и со страху чуть не пролила кипящее въ кастрюл молоко.
— Какая?
— Должно быть будетъ наводненіе, вода быстро поднимается, вся лужайка которая тянется за нашимъ садомъ, уже затоплена.
Об двочки бросились къ окну, чтобы взглянуть на лужайку, и сейчасъ же въ ужас отскочили назадъ, вмсто ихъ любимой лужайки, на которой они такъ любили сидть въ теплые, лтніе дни теперь стояло цлое море темно-срыхъ, бушующихъ волнъ, съ шумомъ катившихся по направленію къ саду.
— Мы погибли! Что съ нами будетъ!— Взмолилась Настя, закрывъ лицо руками.
— Мама!.. Папа! Сюда… сюда скоре… помогите! Закричала Леночка и залилась горькими слезами.
Одинъ только Ваня стоялъ спокойно, хотя на блдномъ лиц его выражалось сильное волненіе. Въ отсутствіи отца, онъ считалъ себя единственнымъ защитникомъ обихъ двочекъ, думалъ объ этомъ не безъ гордости и мысленно составлялъ планъ дальнйшихъ дйствій.
— Вася, Вася, что женами будетъ, вдь мы погибли! Продолжала причитывать Настя и, въ отчаяніи бросилась къ выходной двери, хотла отворить ее, чтобы выбжить на улицу, но дверь вслдствіе напора воды не поддалась ея усиліямъ тогда она — молча, съ глухими рыданіями опустились на колни и взглянувъ, на висвшій въ углу образъ Спасителя, начала молиться такъ горячо, какъ только могла и умла, Вася между тмъ, поспшилъ открыть шкафъ, гд хранились ихъ паспорта, разъискалъ нужныя бумаги, и койкакія деньжонки, оказавшіеся дома.
— Идемте на чердакъ черезъ маленькую внутреннюю дверцу, обратился онъ къ сестрамъ, а то вода пожалуй прорвется въ квартиру, тогда выйти будетъ еще трудне.
— Да, наводненіе должно быть, будетъ большое, отозвалась Настя, вс сосди торопятся выносить свои вещи:, смотри, смотри какой переполохъ на улиц, добавила она указывая пальчикомъ въ окно — а нашъ домикъ ближе всего къ берегу, значитъ мы сдлаемся первыми жертвами.
И бдняжка залилась слезами пуще прежняго, глядя на нее заплакала и Леночка.
— Перестаньте — говорю вамъ! прикрикнулъ Вася стараясь придать своему голосу самую строгую интонацію… Слезами горю не поможешь, надо дйствовать а не нюни разводить… Зальетъ вода нашъ домикъ, тогда хуже будетъ.
Двочки постарались сдержать слезы и, скрпя сердце, послдовали за братомъ. Маленькая дверь ведущая изъ кухни на чердакъ, по счастію отворилась легко, вода еще не успла туда проникнуть на столько, чтобы служить помхой, но мстами уже показались маленькія лужицы.
— Скоре, скоре подбадривалъ Вася сестеръ, быстро шагая по узкой, крутой лстниц.
Двочки ускорили шагъ, и благодаря этому, скоро очутились на чердак, гд — сквозь разбитое стекло слуховаго окна, глазамъ ихъ представилась дйствительно, страшная, наводящая ужасъ картина… Все пространство кругомъ, начиная отъ самаго берега взморья — гд находился ихъ садъ и огородъ, было сплошь залито водою… Мстами виднлись еще вторые этажи, невысокихъ двухъ-этажныхъ домиковъ, на поверхности воды плавали различныя вещи, то въ отдльности, то цлыми грудами, плавалъ всякій скарбъ, домашняя утварь, платья, кардонки, корзинки, съ Петропавловской крпости безпрестанно раздавались выстрлы,— бушевала Нева, расходилась — какъ говорится во всю, неся по теченію барки и лодки и выбрасывая нкоторыя изъ нихъ прямо въ улицы. Въ воздух стоялъ крикъ и гамъ невозможный, ревъ втра смшивался съ отчаяннымъ воплемъ женщинъ и дтей, нкоторыя просили о помощи собственно себ, нкоторыя молили помочь спасти ихъ имущество, которое кипучія волны на глазахъ всхъ, безжалостно уносили куда то далеко…
Широко раскрывъ глаза, Настя и Леночка съ ужасомъ озирались кругомъ, а Вася — успвши вторично спуститься въ квартиру, захватилъ висвшій на стн топоръ и принялся прорубать имъ въ крыш отверстіе.
— Зачмъ ты это длаешь? спросила Настя, мы здсь такъ хорошо защищены отъ втра и дождя. Зачмъ разрубать крышу… папа разсердится.
— Онъ самъ на моемъ мст сдлалъ бы тоже самое — возразилъ мальчикъ, продолжая еще усердне стучать топоромъ, и откидывать въ сторону, оторванныя отъ стропилъ крыши — доски.
Почему онъ видлъ въ этомъ ихъ общее спасеніе — ни Настя, ни Леночка — дать себ отчета не могли, но об он знали, что Вася — мальчикъ умный, предусмотрительный, на втеръ словъ не бросаетъ, и если что начнетъ длать, то сдлаетъ основательно.
Пріютившись въ уголокъ, около кирпичной трубы, он внимательно слдили за его движеніями… Вотъ онъ разобралъ крышу чуть не до половины, сквозь образовавшееся отверстіе двочки увидли темно-срое небо, и почувствовали холодъ и сырость вслдствіи, теперь свободно прорывавшагося на чердакъ дождя и втра.
— Зачмъ все это? тихо спросила сестру Леночка.
— Не знаю — такъ же тихо отозвалась послдняя, вроятно такъ надобно, подождемъ — увидимъ.
Ждать имъ пришлось не долго: нсколько минутъ спустя, он увидли что Вася, снявъ съ петель дверку чердака, съ большимъ трудомъ потащилъ ее по направленію къ отверстію крыши, приподнялъ на голов, и ловко закинулъ на сучья стоявшаго но близости развсистаго дерева. Сильный порывъ втра явился ему при этомъ неожиданнымъ помощникомъ, дверь съ его головы полетла такъ быстро, что онъ едва устоялъ на ногахъ.
— Неужели втеръ унесетъ ее и вс мои труды пропадутъ даромъ! Съ отчаяніемъ вскричалъ Вася и ухватился за балку.
Но втеръ по счастію этого не сдлалъ, дверь свалилась прямо на два самые толстые сука, и легла такъ ровно и плотно, какъ лучше нельзя требовать, образовавъ собою нчто врод плота.
— Мы спасены! радостно вскричалъ Вася, знакомъ подзывая двочекъ.
Двочки, нехотя, встали съ мста, имъ страшно было пройти по чердаку, такъ какъ втеръ не переставалъ то поднимать, то опускать, на половину оторванныя доски крыши, производя при этомъ такой шумъ и трескъ, что трудно передать.
— Сюда, сюда скоре, торопилъ онъ сестру и когда Настя наконецъ ршилась вторично задать ему вопросъ — зачмъ онъ все это придлываетъ — то онъ молча указалъ рукой на ведущую изъ кухни на чердакъ, лстницу… Она уже до половины была залита водою.
— Господи! Что съ нами будетъ? пробормотала Настя дрожащимъ голосомъ,— вода насъ преслдуетъ, мы нигд не можемъ отъ нее укрыться.
— На плотъ, который я устроилъ изъ двери, она не поднимется, онъ равняется второму этажу, или скоре, Леночка, не бойся! Добавилъ онъ обратившись къ младшей сестренк, которая нершительно ступала ножками на плотъ, гд Настя уже ожидала ее.
— Здсь совсмъ не такъ страшно, какъ казалось, замтила малютка, прижимаясь къ Наст, и крпко охвативъ ее за шею.
— Конечно, надо только сидть смирно, положиться на волю Божію, и терпливо ждать что будетъ, отозвалась Настя. Леночка замолчала. Они вс трое остановились неподвижными, б
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека