ДТСКАЯ РАДОСТЬ
РАЗСКАЗЫ ИЗЪ ДТСКОЙ ЖИЗНИ
Съ 6-ю раскрашенными рисунками.
С.-Петербургъ.
Изданіе Ф. Л. Битепажа.
Умный Полкашка (съ картинкой)
Маркизъ
Дунина подруга
Два мышенка
Сахарная рыбка
Веселая жизнь (съ картинкой)
За хорошія отмтки
Проказникъ
Четыре вмсто одного
Гримаса
Съ больной головы, да на здоровую
Птичье гнздышко (съ картинкой)
Рождественская елочка
Туда вошелъ, а назадъ не выйти
Посл болзни
Я ничего не боюсь на свт!
Богъ подастъ!
По первопутку (съ картинкой)
Пряничный зайчикъ
Услуга за услугу
Митина собачка
Манечка-болтушка
Находка
Пиръ горой (съ картинкой)
У страха глаза велики
Мишины думы
Смльчакъ
По платью встрчаютъ, по уму провожаютъ
Незваные гости (съ картинкой)
Освободилъ изъ плна!
Коля и Миша были большіе пріятели, они жили рядомъ на дач, видались ежеминутно и постоянно и вмст играли.
Однажды они заигрались дольше обыкновеннаго около дачи Коли, котораго мама позвала въ комнаты, чтобы напоить вечернимъ чаемъ и уложить спать.
Миша распростился съ товарищемъ и, спохватившись, что уже поздно, съ такою поспшностію побжалъ домой, что забылъ второпяхъ унести свою зеленую деревянную телжку, которую всегда бралъ съ собою, чтобы съ помощью Коли впрягать въ нее Полкана, косматую собаку сосдняго дворника, и возить песокъ по дорожкамъ сада. Только на слдующее утро вспомнилъ Миша о телжк, и сейчасъ же побжалъ за нею къ Коли, полагая, что прислуга вроятно убрала ее на ночь въ комнаты вмст съ остальными игрушками, но къ несчастію телжки нигд не оказалось.
Миша даже заплакалъ отъ огорченія. Коля старался его утшить.
— Оставайся у меня завтракать,— сказалъ онъ:— вмст все-таки не такъ скучно будетъ. Миша поблагодарилъ и остался.
Мальчики вышли въ садъ играть въ мячикъ, но игра не клеилась, обоимъ имъ видимо было тоскливо.
— Пойдемъ лучше смотрть новую книгу съ картинками,— предложилъ Коля.
— Пойдемъ.
Они отправились на балконъ, и только-что успли приссть на скамейку, какъ вдругъ услыхали позади себя голосъ того самаго сосдняго дворника, которому принадлежалъ Полканъ.
— Господа, пожалуйте сюда, полюбуйтесь, какую я забавную штуку покажу вамъ!— крикнулъ дворникъ Кол и Миш.
Мальчики бросились къ калитк, и что же увидли?
Полканъ стоялъ на дорог запряженный въ Мишину телжку, гд лежало нсколько небольшихъ свертковъ.
— Какимъ образомъ телжка попала къ теб, Максимъ (такъ звали дворника), и что за свертки лежатъ въ ней?— спросилъ Коля.
— А вотъ сейчасъ разскажу,— отозвался дворникъ:— слушайте — это очень интересно: вчера вечеромъ вы забыли распречь Полкана, который въ запряжк такъ и уснулъ въ саду, когда вы разошлись по домамъ. Замтивъ, что васъ нтъ, онъ, какъ умный песъ, спокойно вернулся въ свою будку, которая по счастію оказалась настолько помстительна, что онъ могъ въ ней отлично расположиться вмст съ телжкой… Сегодня утромъ я отправился въ лавочку за покупками, Полканъ догналъ меня, таща за собою телжку, это конечно вышло очень забавно, вс, кто попадались на встрчу, смялись отъ души, ласкали Полкашку, называли умникомъ, а онъ, не обращая вниманія на похвалы, весело бжалъ впередъ, такъ мы добрались до лавки, я купилъ что требовалось, уложилъ нсколько пакетовъ поменьше и полегче въ телжку, и онъ, какъ видите, доставилъ все въ цлости.
Мальчики слушали разсказъ дворника съ большимъ вниманіемъ, а когда онъ кончилъ говорить, крпко поцловали умнаго Полкашку, сейчасъ же распрягли, чтобы дать отдохнуть, угостили булочкой и сахаромъ, а подъ вечеръ опять принялись за свою любимую игру съ участіемъ двухъ сосднихъ двочекъ — Жени и Наташи, опять впрягли Полкашку въ зеленую телжку, въ которую Наташа усердно сыпала песокъ, въ то время какъ Миша, присвъ на корточки, длалъ изъ него же цлыя горы около двухъ игрушечныхъ домиковъ благо цвта съ красною крышею, но на этотъ разъ Миша, уходя домой, уже не забылъ освободить умнаго Полкашку изъ оглобель и захватить съ собою зеленую телжку.
— Няня, я хочу запречь Маркиза въ санки,— сказалъ однажды маленькій Шура, подходя къ жирному срому коту, который, свернувшись клубомъ, крпко спалъ на солнышк.
— Не надо, Шурочка, Маркизъ разсердится и оцарапаетъ,— возразила няня.— Вдь онъ уже старый, ему играть не охота.
Но Шура не послушался. Воспользовавшись тмъ, что няня ушла въ кухню пить кофе, мальчуганъ вынулъ изъ шкафа деревянныя саночки и, разбудивъ кота, принялся запрягать его.
Маркизу это не понравилось. Онъ ловко вывернулся изъ-подъ оглобель и прыгнулъ на окно.
— Ишь, какой лнивый,— замтилъ Шура и, послдовавъ за котомъ, взялъ его на руки, чтобы снова отнести на то мсто, гд стояли санки, и попробовать запречь вторично.
Тогда Маркизъ взглянулъ на мальчика сердитыми глазами, Шура ударилъ его кнутикомъ, Маркизъ не выдержалъ обиды, выпустилъ когти и такъ глубоко всадилъ ихъ въ ручку Шуры, что изъ нея выступила кровь.
— Ай, ай, ай!— закричалъ мальчикъ.
— Что случилось?— испуганно спросила вбжавшая няня.
— Маркизка меня оцарапалъ. Ай, ай, какъ больно!
— Зачмъ ты трогалъ его? Я вдь предупреждала, что онъ старъ и не любитъ, когда съ нимъ играютъ.
Шура ничего не отвтилъ, только продолжалъ махать рукою и горько плакать.
Няня принесла тряпочку, намочила ее холодной водою и приложила къ ручк мальчика, который въ продолженіи цлой недли чувствовалъ въ ней боль, а затмъ, поправившись, никогда больше не приставалъ къ Маркизу.
Отецъ Дуни былъ лсничимъ, т.-е. сторожилъ лсъ, чтобы его не украли или не вырубили, въ лсу же у него былъ маленькій домикъ, гд онъ и жилъ постоянно вмст съ Дуней.
Матери своей Дуня не помнила, такъ какъ она умерла, когда Дуня была еще совсмъ крошечною.
Дуня любила своего папу, но тмъ не мене скучала жизнью въ лсу, такъ какъ по близости не было никого сосдей, и ей постоянно приходилось играть одной.
Куколъ она имла нсколько, дв изъ нихъ даже большія…
‘Но что кукла! не живая вдь, не только никогда слова не скажетъ, а даже и не пошевелится! ‘
Такъ думала Дуня очень часто и отъ этихъ думъ всегда становилась грустною.
Разъ какъ-то вышла двочка на крыльцо и просто готова была расплакаться.
Вдругъ увидала она, что съ сосдняго дерева что-то шлепнуло въ траву.
Поспшно вставъ съ мста, Дуня подбжала ближе къ дереву и давай шарить… Оказалось, что въ траву упалъ птенчикъ, вроятно съ гнзда.
— Бдняжка!— проговорила двочка, взявъ птенчика въ руку.— Ушибся?
И принесла въ избушку, гд начала разглядывать. У птенчика была повреждена ножка.
Дуня уложила его въ вату, промыла ножку водою, когда наступила пора обдать, хотла дать кашки и булочки, но птичка была слишкомъ мала — не умла кушать. Дуня принуждена была кормить ее изо рта.
Такимъ образомъ прошло около двухъ недль, птенчикъ мало-по-малу росъ, поправлялся и, въ конц-концовъ, чувствовалъ себя совершенно здоровымъ, тогда Дуня, не желая лишить его свободы, ршилась въ одинъ прекрасный день выпустить.
Птичка радостно порхнула на дерево, весело защебетала и скрылась изъ виду, но затмъ, черезъ нсколько часовъ, снова прилетла на крыльцо.
Дуня вынесла хлба, птичка поклевала и опять куда-то отправилась.
На слдующій день повторилось то же самое, и такъ пошло постоянно.
Дуня уже знала часъ, когда прилетала ея милая подруга, ежедневно ожидала ее съ большимъ нетерпніемъ, и не жаловалась больше на свое одиночество.
Въ крошечной щелочк, подъ балкономъ, пріютилась сренькая мышка со своими двумя мышенками.
Пока мышенки были маленькіе и не умли сами добывать себ кушать, заботливая мамаша кормила ихъ, а затмъ, когда они начали бгать, то позвала къ себ и сказала:
— Извольте сами хлопотать о своемъ продовольствіи, только никогда не ходите туда, гд завидите человка, или, еще того хуже,— кошку, которая всегда была, есть и будетъ нашъ самый злйшій врагъ.
Старшій мышенокъ запомнилъ приказаніе матери и, издали замтивъ человка или кота, всегда поспшно прятался въ норку, но младшій, напротивъ, отличался любопытствомъ и, несмотря на совтъ матери, всегда совалъ свой носъ всюду.
— Видишь, вдоль балкона пробирается черный котъ?— спросилъ однажды маленькій шалунишка старшаго брата.
— Вижу,— отвчалъ братъ и, задрожавъ отъ страха, поспшилъ юркнуть подальше въ норку.
— Мн интересно посмотрть ближе его глаза и мордочку,— я попробую шмыгнуть мимо?
— Не надо, ради Бога не надо!— останавливалъ старшій братъ.
Но мышенокъ, желая поставить на своемъ, выпрыгнулъ изъ норки и давай бгать мимо кота взадъ и впередъ.
Котъ навострилъ уши, сдлалъ ловкій, совершенно неожиданный для мышенка прыжекъ, прикрылъ его лапкой и затмъ, открывъ ротъ, въ одну минуту уничтожилъ.
Старшій мышенокъ горько плакалъ о меньшомъ брат и, видя по опыту, какой бываетъ плохой конецъ тмъ, кто не слушается, никогда уже не поступалъ противъ совтовъ и приказаній матери.
Ття Соня подарила своей маленькой племянниц, Леночк, прехорошенькую сахарную рыбку, и Леночка была очень рада, долго держала рыбку въ рук, любовалась ею, но потомъ пришла ей охота налить на тарелку воды и пустить рыбку плавать.
— Этого нельзя, другъ мой,— остановила ее ття,
— Почему?— спросила Леночка.
— Потому что рыбка не живая, а сахарная, она разойдется въ вод.
— Какъ разойдется, что это значитъ?
Ття Соня подробно объяснила, что выйдетъ изъ рыбки, если ее опустить въ воду, но Леночка не поврила и непремнно захотла поставить на своемъ.
Доставъ изъ буфета тарелку, она попросила горничную наполнить ее водою, и осторожно опустила рыбку.
Тарелка оказалась глубокая, воды было налито наравн съ краями, но тмъ не мене рыбка все-таки пошла ко дну. Леночка начала подталкивать ее пальчикомъ и забавлялась тмъ, что такимъ образомъ заставляла двигаться, хотя подъ водою, но потомъ, вдругъ случайно взглянувъ въ окно, увидла проходившаго мимо разносчика съ ягодами, пожелала купить себ немного, позабыла о рыбк, достала изъ комода деньги и, подозвавъ разносчика, приказала отсыпать цлое блюдечко.
Пока маленькая шалунья возилась съ ягодами, прошло около получаса, и когда она вернулась обратно къ тарелк, гд оставила свою сахарную рыбку, то на мсто ея нашла только какую-то жалкую, едва примтную сосульку, напоминающую собою обглоданный леденецъ.
— Ття, ття, посмотри, что сталось съ моей рыбкой!— вскричала двочка съ отчаяніемъ.
— Я предсказывала это, дружекъ мой,— отвчала ття.— Но ты сдлала по своему, на себя и пеняй.
Коля сидлъ на балкон и списывалъ съ книги французскія слова, занятіе это казалось ему до того скучнымъ и труднымъ, что онъ охалъ, вздыхалъ и втихомолку даже плакалъ.
— Мама, можно идти въ садъ побгать?— обратился онъ къ матери.
— А урокъ кончилъ?
— Нтъ еще.
— Въ такомъ случа нельзя, прежде надо дло сдлать.
— Но, мамочка, оно такое скучное…
Мама ничего не отвтила, изъ этого Коля заключилъ, что въ садъ идти нельзя, взялъ только-что положенное перо и, позвывая, нехотя обмакнулъ его въ чернильницу.
Въ это время на двор раздались звуки свирли и бубенъ, сопровождаемые дтскимъ пніемъ. Коля высунулъ голову за перила и увидалъ около сосдней дачи двухъ малютокъ, мальчика и двочку, очевидно странствующихъ пвцовъ-музыкантовъ, которые, наигрывая веселыя псенки и потшая такимъ образомъ публику, собирали деньги на пропитаніе себя и сопровождавшей ихъ маленькой обезьянки.
Обезьянка была очень забавная въ своемъ красномъ сюртучк, обшитомъ кругомъ ворота золотымъ галуномъ, и въ такой же красненькой, тоже съ галуномъ, шапочк.
Какъ только двочка сильне ударяла въ бубны, такъ обезьянка принималась прыгать и стучать мдными тарелочками, это выходило очень забавно.
Дти сосднихъ дачниковъ сбжались смотрть на интересное зрлище, отъ котораго и Коля не могъ оторвать глазъ.
— Снеси двугривенный несчастнымъ дткамъ,— замтила мама, вынимая изъ кошелька серебреную монету.
— Почему ты называешь ихъ несчастными?— съ удивленіемъ спросилъ Коля.— Мн кажется, напротивъ, такая жизнь очень веселая, я бы охотно помнялся съ ними.
— Нтъ, Коля, могу тебя уврить, что ты жестоко ошибаешься… Однако поторопись снести деньги, они могутъ уйти.
Коля поспшно соскочилъ съ мста и направился къ сосдней дач, чтобы передать мальчику двугривенный.
Мальчуганъ, взявъ его, снялъ шляпу и низко поклонился.
— Какъ ты хорошо играешь,— замтила ему между тмъ Лидочка (такъ звали дочь хозяина дачи, передъ которой стояли маленькіе музыканты).
Мальчикъ на это ничего не отвтилъ.
— А эта двочка сестра теб?— продолжала спрашивать Лидочка.
— Да, сестра,— отозвался мальчикъ.
— Вы живете тоже здсь гд-нибудь на дач?
— О, нтъ, милая барышня, у насъ нтъ не только дачи, но даже простой хижины. Мы нигд не живемъ.
— Какъ это нигд?
— Очень просто, скитаемся по блому свту. Коли соберемъ когда денегъ достаточно — купимъ чего покушать себ и обезьянк, а не соберемъ, такъ сами иногда голодные сидимъ, а ей корочку хлба выпросимъ Христа ради.
— Но почему же ваши папа и мама не заботятся о васъ?
— Ахъ, пока они были живы, намъ хорошо жилось, весело, покойно, они всегда приносили чего-нибудь покушать, въ дурную погоду держали въ теплой комнат, а вотъ уже скоро будетъ два мсяца, какъ оба умерли въ больниц, и намъ приходится самимъ зарабатывать себ деньги… А это… очень, очень трудно.
Въ голос мальчика слышались слезы.
— Значитъ моя мама была права, сказавъ, что я жестоко ошибаюсь, считая тебя счастливымъ…— замтилъ Коля.
— Кого? Меня-то вы считаете счастливымъ?— съ удивленіемъ переспросилъ мальчикъ.
— Да, я полагалъ, что теб и твоей сестриц должно быть очень весело цлый день ничего не длать, а только гулять да пть псни…
— Нтъ, баринъ голубчикъ, напрасно вы такъ думали, гулять и пть псни можетъ быть дйствительно очень пріятно, но не иначе, какъ на сытый желудокъ, и не тогда, когда чувствуешь усталость, а тутъ другой разъ и холодно-то теб, и кушать хочется, и скучно подумать, что остались сиротами, а изволь пть да плясать, не даромъ сложилась пословица: ‘горе скачетъ, горе пляшетъ, горе псенки поетъ!’
Собравшіеся вокругъ странствующихъ музыкантовъ дтки слушали рчь мальчика съ большимъ вниманіемъ, всмъ имъ, не исключая даже крошечнаго Васюты, стало очень жаль и мальчика, и двочку, и даже обезьянку.
Лидочка дала ей сахару и орховъ, до которыхъ обезьяны вообще большія охотницы, а ея маленькимъ хозяевамъ вынесла цлый обдъ.
Пока послдніе, расположившись тутъ же на скамейк подъ деревомъ, подкрпляли свои силы, дтки любовались обезьянкою.
Она такъ мило, такъ забавно протягивала лапки за орхомъ, такъ смшно запихивала его въ ротикъ, и до того потшно, раскусывая скорлупу, доставала зернышко, точно человкъ, что дти, глядя на нее, отъ души хохотали.
— Ну, сестрнка, поблагодаримъ добрую барышню, да и дальше пойдемъ,— сказалъ мальчикъ, кончивъ закусывать.
Дти дружески распрощались съ сиротками и дали имъ на дорогу конфектъ и яблокъ, а Коля вернулся домой и, снова присвъ къ столу, чтобы продолжать прерванную на время работу, заговорилъ съ матерью о своихъ новыхъ знакомыхъ, при чемъ въ заключеніе замтилъ, что больше не завидуетъ имъ, и что жизнь ихъ далеко не такъ весела на самомъ дл, какъ ему раньше казалось.
Съ раскраснвшимися щечками и веселыми, смющимися глазками вбжала Зиночка въ комнату матери.
— Мама, милая, дорогая!— заговорила она скороговоркою и захлебываясь отъ видимаго внутренняго волненія.— Посмотри, какія хорошія отмтки получила я сегодня въ школ!
Съ этими словами двочка, вынувъ изъ надтаго за плечи ранца синюю тетрадку, подала ее мам.
Анна Львовна (такъ звали мать Зиночки) молча стала всматриваться въ тетрадку, и чмъ дольше смотрла она туда, тмъ сильне и сильне сказывалось выраженіе удовольствія на ея добромъ лиц.
— Спасибо, моя дорогая!— обратилась она къ дочери, крпко поцловавъ ее.— Много радости доставляешь ты мн своими успхами постоянно, но сегодня я въ особенности довольна тобою.
Двочка еще ближе прижалась къ матери.
— Довольна настолько,— продолжала между тмъ послдняя: — что хочу непремнно вознаградить тебя) вотъ возьми эту трехрублевую бумажку и сейчасъ же, не раздваясь, отправляйся съ няней въ игрушечный магазинъ, чтобы купить ту самую куклу въ блокуромъ парик, которою ты вчера такъ любовалась.
Зиночка пришла въ такой восторгъ отъ словъ матери, что въ первую минуту не знала даже, что отвтить, но затмъ, нсколько успокоившись, принялась съ благодарностію цловать ей руки и, подпрыгивая чуть не подъ потолокъ, вихремъ понеслась по направленію къ комнат старушки-няни.
Въ короткихъ словахъ передала ей Зина суть дла и, не давъ докончить только-что налитой чашки кофе, почти силою заставила одться и вмст съ нею немедленно выйти на улицу.
— Не бги такъ скоро, Зиночка,— ворчала старушка.— У тебя вдь ножки-то молоденькія, мн не поспть за тобою… Да, собственно говоря, торопиться некуда, кукла не уйдетъ отъ насъ.
— Уйти — не уйдетъ,— отвчала двочка: — а пожалуй кто купитъ…
Но по счастію этого не случилось, кукла стояла на окн игрушечной лавки въ той же самой поз, какъ вчера, и на томъ же самомъ мст.
Зиночка уже взялась за ручку двери магазина, чтобы войти въ него, какъ вдругъ замтила рядомъ, на тротуар, старика-нищаго, который, ежась отъ холода въ своемъ ветхомъ костюм, протягивалъ ей руку и говорилъ жалобнымъ, едва слышнымъ голосомъ:
— Барышня, милая, не дайте умереть съ голоду, вотъ уже второй день ничего не лъ, и чувствую, что дольше терпть не въ силахъ…
Зиночка пристально взглянула на нищаго, ей стало такъ жаль его, что вмсто того, чтобы войти въ магазинъ за куклою, она въ одну минуту перемнила намреніе и, вынувъ изъ кармана полученныя отъ мамы деньги, молча опустила ихъ въ покраснвшую отъ холода руку старика.
Послдній, при вид такой небывалой подачки, пришелъ въ недоумніе, и не усплъ открыть ротъ, чтобы выразить благодарность, какъ Зиночка уже скрылась изъ виду.
— Не бги, не бги!— опять крикнула вслдъ ей няня, которая, въ свою очередь, ничего не понимая, терялась въ догадк, почему ея маленькая барышня вдругъ повернула назадъ въ ту самую минуту, когда цль путешествія была достигнута, и имъ оставалось только войти въ магазинъ, заплатить деньги и получить желаемое…
Но Зиночка не слушала няню. Она бжала безъ оглядки… А куда?— сама не знала, ей хотлось какъ можно дальше уйти отъ игрушечнаго магазина, чтобы не видть улыбающееся личико куклы, которая этою улыбкой словно дразнила ее въ то время, какъ надъ ухомъ раздавался жалобный стонъ старика.
‘Купить куклу, истратить три рубля на пустяки, на прихоть, и допустить человка умереть съ голоду… Нтъ… это невозможно!’ мысленно повторяла сама себ двочка и, придя домой, подробно разсказала обо всемъ случившемся.
Мама слушала разсказъ съ большимъ вниманіемъ, а когда онъ былъ оконченъ, нжно поцловала Зиночку и, взглянувъ на висвшій въ углу образъ, мысленно благодарила Бога за то, что Онъ послалъ ей такую добрую, хорошую дочку.
Митя только-что окончилъ приготовленіе уроковъ къ завтрашнему дню, какъ вдругъ въ прихожей раздался звонокъ.
— Кто бы это могъ быть?— сказалъ самъ себ мальчикъ и, поспшно убравъ расположенныя на стол тетрадки и книги, вышелъ изъ комнаты, чтобы удовлетворить свое любопытство) но не усплъ онъ сдлать нсколько шаговъ по корридору, который велъ изъ его комнаты прямо въ прихожую, какъ замтилъ, что на встрчу ему бжитъ сестренка Лидочка.
— Иди скоре!— говорила двочка, длая рукою какіе-то знаки.
— Что случилось?— насмшливо отозвался Митя.
— Дядя Сережа пріхалъ и привезъ намъ подарокъ, сказавъ, что это сюрпризъ, и что безъ тебя не покажетъ, потому что сюрпризъ приготовленъ для насъ обоихъ. Иди же скоре!— добавила Лидочка, стараясь придать своему личику очень озабоченный видъ.
Митя поспшилъ направиться въ кабинетъ отца, откуда до его слуха доносился знакомый голосъ дяди, сестричка Лидочка послдовала за нимъ.
— Здравствуйте, друзья мои,— сказалъ дядя, когда оба они показались на порог.— Рады ли видть меня?
— Еще бы, дядя,— отозвались дти, ласкаясь къ нему на перебой другъ передъ другомъ.— Рады — и даже очень, очень рады.
— А какой я вамъ подарокъ привезъ? Просто прелесть!
— Гд же онъ?
— Лежитъ тамъ на кресл, завернутый въ мой шарфъ,— продолжалъ дядя Сережа, указывая рукою на большое зеленое сафьянное кресло, стоявшее около балконной двери.
Дти бросились къ креслу^ осторожно развернули красный вязаный шарфъ и, къ крайнему своему удивленію, ничего не нашли въ немъ.
— Здсь ничего нтъ…— грустно сказала Лидочка.
— Какъ ничего?— спросил дядя.— Посмотрите хорошенько.
Митя стряхнулъ шарфъ, провелъ рукою по сафьянной подушк кресла и повторилъ замчаніе сестры.
— Не можетъ быть,— возразилъ тогда дядя Сережа и, вставъ съ мста, подошелъ къ дтямъ.— Въ самомъ дл ничего нтъ,— продолжалъ онъ съ изумленіемъ.— Право не понимаю, что это значитъ?
Дти очень опечалились, полагая въ душ, что вроятно случилось одно изъ двухъ — или дядя просто подтрунилъ надъ ними, или кто-нибудь взялъ себ предназначенный имъ подарокъ, и съ недовольнымъ видомъ уже намревались уйти обратно въ дтскую, какъ вдругъ въ противуположномъ углу комнаты раздался шорохъ…
Вс обернулись, и какова была общая радость, когда изъ-подъ книжнаго шкафа показалась крошечная головка маленькаго мопсика.
— Вотъ онъ, сюрпризъ-то, куда запрятался!— вскричалъ дядя Сережа.— Проказникъ врно выскочилъ изъ шарфа, пока я выходилъ въ другую комнату.
Лидочка и Митя подбжали къ шкафу, осторожно вытащили за лапки мопсика и принялись ласкать и цловать его.
Мопсикъ оказался славною, смышленою собачкой, дти его очень полюбили и, въ воспоминаніе его побга подъ шкафъ, дали ему кличку ‘Проказникъ’.
— Яблоки хорошія! Яблоки!— громко раздавался голосъ торговца, который, держа на голов цлый лотокъ прекрасныхъ сплыхъ яблокъ, проходилъ съ ними по улиц одной изъ пригородныхъ деревенекъ, гд находилось много дачниковъ.
— Ей ты, разносчикъ, сюда, сюда!— то и знай слышалось ему въ отвтъ.
Торговецъ былъ очень доволенъ.
Въ продолженіи какого-нибудь часа онъ усплъ распродать почти весь товаръ, такъ что когда поровнялся съ крайней дачей, то на лотк оказалось всего пять яблоковъ.
— Сударыня, купите. Дешево продамъ для остатка,— обратился онъ къ сидвшей на балкон дам: всего за одинъ гривенничекъ.
— Хорошо, любезный, давай,— отозвалась послдняя и, вынувъ изъ кошелька деньги, передала ихъ торговцу въ замнъ пяти яблокъ.— Порадую моего Ванюшу, онъ такъ любитъ яблоки,— проговорила сама себ дама и, вставъ, пошла въ комнаты, чтобы отнести яблоки въ буфетъ, при чемъ не замтила, какъ одно изъ нихъ выпало и покатилось по дорог.
Ванюша между тмъ возвращался изъ сосдней рощи, куда ходилъ за цвтами вмст съ сыномъ сосдки, маленькимъ Петей, очень бднымъ и чрезвычайно болзненнымъ мальчикомъ, который жилъ съ отцомъ и съ матерью въ крошечной коморочк, на двор, около прачечной.
Поровнявшись съ дачей, Ваня замтилъ лежавшее на трав яблоко, и уже готовился нагнуться, чтобы поднять его, какъ Петя, въ свою очередь увидавъ находку, предупредилъ товарища.
— Я первый увидлъ!— сказалъ-было Ваня, отнимая яблоко (свое любимое угощеніе) и, при мысли о невозможности получить его, почти готовъ былъ заплакать, но, случайно взглянувъ на собесдника, прочелъ на его худенькомъ личик выраженіе такого горя, что сейчасъ же отдернулъ руку назадъ и безо всякихъ возраженій уступилъ яблоко.
Петя, между тмъ, стоялъ въ нершимости, брать ли его, или отдать маленькому барину.
— Возьми,— сказалъ Ваня.
— Но вы говорите, что раньше меня замтили его.
— Я пошутилъ.
Личико Пети просіяло, онъ почти запрыгалъ на мст, а затмъ, даже не простившись съ Ваней, побжалъ въ свою конуру, чтобы скоре раздлить яблоко съ сестренкою, а Ваня направился домой и, присвъ на одну изъ скамеекъ балкона, грустно склонилъ курчавую головку.
— Ваня!— окликнула его мама.
Мальчикъ всталъ со скамейки, пошелъ въ комнату, и каково же было его удивленіе и радость, когда онъ вдругъ на мсто одного яблока получилъ цлыхъ четыре.
Отецъ и мать маленькаго Шуры сидли въ столовой и долго разсуждали о томъ, какой бы подарокъ придумать бабушк ко дню ея ангела.
Шура помщался около, въ углу на диван, онъ внимательно слушалъ разговоръ, стараясь запомнить каждое слово и, узнавъ, что родители, посл продолжительныхъ пересудовъ, поршили, наконецъ, сняться группою, и что въ этой групп будетъ и онъ, пришелъ въ такой неописанный восторгъ, что, соскочивъ съ мста, даже три раза перекувырнулся на ковр.
— Что ты длаешь?— строго спросилъ папа, удивленный неожиданной выходкой мальчика.
— Это я, папочка, съ радости…
— Съ какой?
— Что буду сниматься для бабушки вмст съ тобою и съ мамой.
Папа улыбнулся и, погрозивъ пальцемъ, проговорилъ уже ласково:
— Только ты, смотри, въ фотографіи не вздумай сдлать то же самое, когда насъ будутъ снимать.
— Нтъ, папочка, какъ можно. Я знаю, что надо сидть смирно.
— И ни въ какомъ случа не гримасничать, какъ ты иногда любишь,— добавила мать.
Шура далъ слово, что не будетъ гримасничать.
Онъ съ нетерпніемъ ждалъ дня, когда отправится сниматься, ршивъ мысленно, что въ тотъ моментъ, когда фотографъ скажетъ: ‘начинаю’, все-таки попробуетъ сдлать маленькую гримасу, чтобы посмотрть, что изъ этого выйдетъ.
Цлую недлю пришлось Шур ожидать общанной поздки. Наконецъ блаженная минута наступила, его нарядили въ новую матросскую курточку, причесали тщательне обыкновеннаго, и онъ отправился съ папой и мамой въ фотографію.
Поднимаясь по лстниц, ему вдругъ пришла фантазія гримасничать, онъ свернулъ свой маленькій ротикъ на сторону и закатилъ глаза кверху.
— Шура,— остановила мама: — перестань, нехорошо, какая гадкая привычка. Ты вдь уже не маленькій, долженъ понимать, что это некрасиво.
Шура сконфузился.
— Не буду, мамочка,— отвчалъ онъ вполголоса, и дйствительно измнилъ ршеніе попробовать скорчить гримасу, когда будетъ сниматься — какъ хотлъ это сдлать въ вид испытанія. Но не усплъ фотографъ усадить его между отцомъ и матерью и приступить къ длу, какъ Шур ужасно захотлось повторить гримасу, и вотъ, не долго думая, онъ привелъ планъ въ исполненіе.
— Готово,— объявилъ фотографъ по прошествіи нсколькихъ минутъ и, вынувъ стекло, удалился съ нимъ въ сосднюю комнату.
— Ну что, удачно?— спросилъ его папа, когда онъ снова появился на порог.
— Вы и супруга ваша вышли отлично, но малютка — отвратительно.
— Вроятно какъ-нибудь пошевелился?— замтила мама.
— Нтъ, сударыня, онъ сдлалъ гримасу, которая испортила весь портретъ.
Мама и папа съ укоромъ взглянули на мальчика.
— Попрошу переснять,— сказалъ фотографъ.
— Не надо,— отвчалъ отецъ.— Я человкъ занятой, мн нтъ времени приходить другой разъ, къ тому же я желаю имть портретъ такимъ, какъ онъ есть, авось хотя это обстоятельство исправитъ моего сына, который, при вид своей отвратительной гримасы, перестанетъ въ конц-концовъ быть непослушнымъ.
Фотографъ попробовалъ-было уговорить Шуринаго папу пересняться, мама, сжалившись надъ сконфуженнымъ мальчикомъ, тоже замолвила словечко, но папа оставался непреклоненъ.
Шура расплакался, давалъ честное слово никогда больше не длать гримасъ, но папа твердо стоялъ на своемъ и потребовалъ, чтобы портретъ былъ отдланъ точно въ такомъ вид, какъ вышелъ.
Черезъ дв недли онъ былъ готовъ…
Увидавъ свое искаженное личико, Шура пришелъ въ отчаяніе, чуть не на колняхъ умолялъ отца не отправлять портрета къ бабушк, но отецъ и тутъ не измнилъ себ.
Портретъ сдали на почту съ дополнительнымъ письмомъ, почему Шура вышелъ такъ дурно.
Бдняжка долго плакалъ, тосковалъ, раскаивался въ своемъ непослушаніи^ но за то, посл всего случившагося, никогда больше не длалъ гримасъ.
СЪ БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ ДА НА ЗДОРОВУЮ.
У Толи была хорошенькая кошечка, Блянка, Толя постоянно забавлялся съ нею, ласкалъ, училъ прыгать черезъ руки и даже стоять на заднихъ лапкахъ, т.-е., иначе говоря — ‘служить’, какъ служатъ собачки.
У Любочки же, младшей сестры Толи, была болонка ‘Дружекъ’, съ которою она тоже возилась цлыми днями.
Сначала братъ и сестра очень боялись, что маленькіе пріятели ихъ не поладятъ между собою, но затмъ, когда увидли, что опасенія напрасны и что собачка и кошечка зажили вмст какъ нельзя лучше, совершенно успокоились, утверждая, что красиве Блянки и Дружка нтъ ничего на свт.
— Прелесть они у насъ,— зачастую повторяли дти.
— Ужъ нашли прелесть,— возразила однажды старушка-няня: — нечего сказать, обоихъ отколотить надо.
— Отколотить! за что?— въ одинъ голосъ вскричали дти.
— А кто вчера у меня выпилъ сливки, уронилъ на полъ молочникъ и разбилъ его въ дребезги, когда кром ихъ двоихъ никого не было въ комнат?
— Но вдь ты не знаешь, няня, который изъ двухъ именно набдокурилъ?
— Въ томъ-то и бда, что наврное опредлить не могу, но я дознаюсь непремнно и тогда уже заране прошу извинить, спуску не дамъ тому, который окажется виноватымъ.
Дти ничего не возразили, такъ какъ они вполн соглашались, что виновный всегда долженъ быть наказанъ, но вопросъ заключался только въ томъ: ‘который именно?’
Отвтъ на этотъ вопросъ, однако, не замедлилъ выясниться самъ собою на слдующее же утро, когда няня, войдя въ столовую, увидла, что стоявшее на окн блюдо съ телятиной опрокинуто и одинъ изъ кусковъ лежитъ подл Дружка.
— Такъ это ты, плутяга, безобразничаешь!— крикнула старушка и давай колотить по спин бднаго Дружка, на громкій визгъ котораго сію же минуту прибжали дти.
Узнавъ въ чемъ дло, они очень опечалились, обоимъ имъ одинаково было жаль болонку, но ни Толя, ни Любочка не ршились заступиться за нее.
— Гд же Блянка?— спросилъ Толя.
