Подросточки, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1897 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОДРОСТОЧКИ.
Разсказы для двочекъ.

В. П. Андреевской.

Съ 4-мя раскрашенными рисунками.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Ф. А. БИТЕПАЖА.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Домикъ въ лсу

Сиротка Дуня

Новая мама

Счастье отъ несчастья

Катина кукла

Копилка

Домикъ въ лсу.

Врочка Долина только-что встала посл тяжкой болзни, и хотя, по словамъ лчившихъ ее докторовъ, была уже вн всякой опасности, но тмъ не мене чувствовала еще такую слабость, что положительно не могла ходить, вслдствіе чего ее по нсколько разъ въ день катали въ кресл, какъ разслабленную старушку, кром того она почти ничего не кушала,— все ей казалось невкуснымъ, противнымъ, гадкимъ.

Анна Львовна, — такъ звали мать двочки,— очень этимъ тревожилась, въ особенности когда доктора однажды объявили, что окончательное выздоровленіе должно послдовать только въ такомъ случа, если появится аппетитъ — а его-то какъ разъ и не было!

— Что тутъ длать? Какъ быть!— съ отчаяніемъ повторяла несчастная мать, и, посл долгихъ размышленій, въ конц-концовъ поршила безотлагательно вести Врочку въ деревню, надясь, что свжій воздухъ и новая обстановка наврное принесутъ желаемую пользу.

Врочка была единственною дочерью Анны Львовны: она въ ней, какъ говорится, души не лаяла, въ особенности съ той поры, какъ нсколько лтъ тому назадъ лишилась сначала старшей двочки, Наташи, умершей скоропостижно въ имніи бабушки, пока она сама съ больнымъ мужемъ жила за границей, а потомъ и мужа, который, по слабости здоровья, не могъ перенести подобнаго удара.

Легко себ представить ужасъ и отчаяніе Анны Львовны: бдная женщина не могла опомниться отъ одного горя, а тутъ вдругъ на голову надвинулась новая гроза!

— Да, да, въ деревню! Скоре въ деревню…— повторяла она, уцпившись за эту мысль, какъ утопающій за соломенку, и, не откладывая дла въ долгій ящикъ, при первой возможности, привела задуманный планъ въ исполненіе.

Врочка очень пассивно отнеслась къ извстію о предстоящей поздк, какъ вообще относилась ко всему… Ее ничто не радовало, ничто не огорчало… Словомъ, бдняжка находилась въ такомъ тяжеломъ состояніи, что трудно передать.

Перездъ совершился благополучно, большую часть дороги приходилось длать въ вагон, остальную на лошадяхъ. Врочка почти все время оставалась въ какомъ-то забытьи.

— Посмотри какіе прекрасные цвты,— обратилась къ ней Анна Львовна, ласково взявъ ее за руку и указывая на широкую поляну, которая дйствительно почти сплошь была покрыта самыми разнообразными цвтами, всевозможныхъ видовъ и оттнковъ.

Врочка лниво вскинула глазами, едва повернула голову и постаралась улыбнуться, но, Боже мой, что это за ужасная вышла улыбка!.. Она скоре напоминала гримасу или судорогу. Глядя на нее, сердце несчастной матери обливалось кровью.

Въ продолженіе первыхъ двухъ недль посл перезда въ деревню, Врочка однако нсколько оправилась, чистый благотворный воздухъ не могъ не оказать своего вліянія, маленькая больная окрпла настолько, что начала понемногу интересоваться окружающею обстановкою, и неоднократно заявляла желаніе какъ можно дольше оставаться на двор, требуя, чтобы ее отвозили отъ дома все дальше и дальше.

Въ одну изъ подобныхъ прогулокъ, горничная Дуня, на которой лежала обязанность катать кресло, предложила Врочк дохать до сосдняго лса, сказавъ, что въ глубин его находится очень красивый домикъ лсничаго, который иметъ большой огородъ, гд растетъ очень много ягодъ.

— Пожалуй, — согласилась Врочка:— я не прочь взглянуть на его домикъ, если теб не будетъ затруднительно такъ далеко катить меня.

— О, барышня, нисколько,— возразила Дуня.

— Онъ живетъ одинъ?

— Нтъ, съ пріемной дочерью.

— Большая она или маленькая?

— Какъ вамъ сказать? Пожалуй, вашихъ лтъ будетъ, или немного старше, а какая умница, ежелибъ вы знали, какая ловкая, проворная… одна цлымъ домомъ управляетъ, хозяйничаетъ…

— Разв у нея нтъ матери?

— Можетъ быть и есть, только она ее не знаетъ.

— Какимъ образомъ? я не понимаю, что ты хочешь сказать.

— Ахъ, барышня, это цлая исторія, и очень печальная, если вы познакомитесь съ Наташей,— такъ зовутъ эту двочку,— то она когда-нибудь сама вамъ разскажетъ все. И не знаю подробностей, мн извстно только, что Наташа была найдена старымъ лсникомъ однажды въ лсу зимою, полумертвою отъ холода, еслибы онъ не сжалился надъ нею и не привелъ къ себ, то она наврное замерзла бы…

— Бдняжка! Какъ бы мн хотлось видть ее,— воскликнула Врочка, крайне заинтересованная словами горничной, которая во все время разговора продолжала катить поставленное на колеса кресло впередъ и впередъ безостановочно.

— Вотъ и пріхали,— сказала она наконецъ, указывая рукою на виднвшійся поблизости домикъ съ соломенною крышею.

— Но подъ какимъ предлогомъ мы туда явимся?

— Да просто спросимъ молока или ягодъ.

— Это не покажется неловкимъ?

— Нисколько, туда дачники постоянно заходятъ, Наташа очень охотно подаетъ все, что у нея спрашиваютъ, вы чего бы желали потребовать?

— Ахъ, Дуня, разв ты не знаешь, что я не хочу ничего и что мн все противно!

— Вотъ видите, барышня, какія вы! А доктора только и твердятъ, что вамъ надо больше кушать,— отозвалась горничная, взглянувъ съ состраданіемъ на больную.

— Что же длать, если не могу, доставь мн удовольствіе, спроси для себя чего-нибудь, иначе вдь дйствительно неудобно.

Дуня сначала не хотла согласиться, но затмъ, видя настоятельное требованіе Врочки, принуждена была уступить.

Нсколько минутъ собесдницы подвигались впередъ молча.

— Жаль будетъ, ежели мы не застанемъ Наташу,— заговорила наконецъ Врочка.

— Этого не можетъ случиться,— возразила Дуня.

— Почему?

— Потому что она почти никуда не выходитъ, и, какъ я уже сказала вамъ, цлый день исключительно занимается хозяйствомъ, да вотъ постойте, никакъ она легка напомин и сама идетъ сюда.

Изъ-за угла дйствительно показалась какая-то двочка, держа въ рукахъ лейку, и очевидно направляясь въ расположенный по близости огородъ, чтобы поливать гряды.

— Это она?— шепотомъ спросила Врочка.

Горничная утвердительно кивнула головой, и затмъ, обратившись къ маленькой крестьянк, вжливо попросила принести кружку молока и немного ягодъ. Наташа немедленно повиновалась, поставивъ лейку на траву, она сію же минуту побжала въ погребъ, откуда живо принесла то и другое.

— Кушайте, барышня, на здоровье, — сказала она Врочк:— молоко самое свжее, холодное, а ягоды только часъ тому назадъ собраны съ огорода.

— Благодарю, — отвчала Врочка, и молча передала Дун только что принесенное угощенье.

— Вы больны?— продолжала между тмъ маленькая крестьянка, ласково взглянувъ на Врочку.

— Да, я была очень больна, теперь мн легче, только слабость еще чувствую и не могу ходить.

— Вы должны больше кушать.

— Въ томъ то и бда, что мн все кажется невкусно.

— Какъ жаль! А у насъ такое чудное молоко, выпейте полчашки.

— Нтъ, спасибо, пускай за меня выпьетъ Дуня.

— Тогда позвольте принести вамъ хотя козьяго.

— Козьяго?— съ удивленіемъ переспросила Врочка:— разв его пьютъ?

— Нкоторые даже очень охотно.

— Я никогда не пробовала.

— Попробуйте.

И не дожидая отвта, двочка снова пустилась бжать по направленію къ погребу, откуда черезъ нсколько минутъ вернулась, держа въ рукахъ кружку, наполненную свжимъ козьимъ молокомъ.

— Попробуйте,— повторила она:— козье молоко для больныхъ въ особенности полезно.

Врочка нершительно поднесла къ губамъ кружку и посл перваго же сдланнаго глотка объявила, что козье молоко ей очень нравится.

— Если бы вы могли приносить къ намъ это молоко каждый день, то моя госпожа была бы вамъ очень благодарна,— съ радостью замтила тогда Дуня.

— Съ. большимъ удовольствіемъ, — отозвалась Наташа:— у насъ его много.

Врочка, между тмъ, съ наслажденіемъ выпила цлую кружку, и пробывъ еще съ полчаса около маленькаго домика съ соломенною крышею, очень неохотно отправилась въ обратный путь: ей хотлось подольше остаться съ Наташей, она находила ее крайне симпатичною, и кром того нсколько разъ собиралась просить разсказать свою печальную исторію: но затмъ, пораздумавъ, разсудила весьма основательно, что при первой встрч оно можетъ показаться неловкимъ.

— Такъ мы будемъ ожидать молока,— сказала Дуня, прощаясь съ пріемною дочерью лсничаго.

— Непремнно, — отозвалась послдняя. И дйствительно, съ наступленіемъ слдующаго дня, каждое утро аккуратно являлась на мызу Анны Львовны, чтобы снабжать Врочку козьимъ молокомъ, которое, отличаясь своимъ цлебнымъ свойствомъ, по прошествіи самаго непродолжительнаго времени оказало на нашу маленькую больную такое благотворное вліяніе, что она двигалась и ходила безъ посторонней помощи совершенно свободно.

Анна Львовна воспрянула духомъ, и, конечно, видя свою дорогую двочку здоровою, считала бы себя совершенно счастливою, еслибы могла допустить возможность. счастья при томъ грустномъ настроеніи, въ которомъ находилась, вслдствіе тяжелыхъ думъ о невозвратныхъ утратахъ, что же касается Врочки, то она, конечно, чувствовала себя превосходно, не желала ничего лучшаго, и жалла объ одномъ, что Наташа постоянно приходила слишкомъ рано, и имъ никакъ не удавалось побесдовать, нсколько разъ она сама, нарочно съ этой цлью отправлялась черезъ лсъ въ домикъ лсничаго, но тамъ Наташу всегда заставала настолько занятою разными домашними длами, что о разговор нечего было и думать, а ей такъ хотлось узнать печальную исторію маленькой двочки, которой она была обязана спасеніемъ собственной жизни… такъ хотлось разспросить ее… и въ свою очередь постараться оказать какую-нибудь услугу…

Однажды — это было какъ разъ въ праздничный день — Врочка, съ разршенія матери, отправилась въ домикъ лсничаго, ршивъ во что бы то ни стало добиться давно желаннаго разговора.

Наташу она застала въ большихъ хлопотахъ: къ ея отцу (какъ она обыкновенно называла старика лсничаго Михея) вчера издалека пріхала сестра, которой Михей чрезвычайно обрадовался и которую онъ не видлъ уже боле десяти лтъ, надо было позаботиться о завтрак, объ обд.

Гостья съ перваго разу не сдлала особенно пріятнаго впечатлнія на Наташу, но потомъ, когда она посл ужина долго о чемъ то шепотомъ разговаривала съ лсничимъ и при этомъ горько плакала — ей стало жаль ее.

— О чемъ же они говорили?— спросила Врочка.

— Не могу сказать, барышня, они говорили Такъ тихо, что я ничего не слыхала, только, должно быть, о чемъ-нибудь Очень серьезномъ, потому что папа мой сегодня просто на себя непохожъ… и она тоже самое, оба какіе то скучные, растерянные… Смотрятъ на меня такъ странно, точно я въ чемъ виновата передъ ними, или они передо мной…

— А раньше ты не видла здсь эту женщину?— перебила Врочка.

— Никогда.

— Ты называешь лсничаго отцомъ, а я все думала, что онъ приходится теб ддушкой…— продолжала Врочка, невольно потупившись при мысли, что наконецъ наступаетъ ршительная минута, когда она можетъ приступить къ длу.

— Собственно говоря, онъ мн никакъ не приходится,— возразила Наташа:— я его называю отцомъ потому, что онъ меня кормитъ и воспитываетъ.

— А гд же твой настоящій отецъ, гд твоя мама?

— Не знаю, милая барышня, а какъ бы хотлось узнать… Старикъ лсничій очень добрый, онъ обращается со мною хорошо, любитъ, бережетъ, никогда не обижаетъ, но это все не то, какъ посмотришь на другихъ двочекъ, у которыхъ есть свои родные папа и мама.

Въ голос Наташи слышались слезы.

— Почему же ты живешь здсь, а не дома? Разскажи пожалуйста, разскажи подробно, если это не секретъ.

— Какой секретъ! вся деревня знаетъ, что я не родная дочка Михею. Онъ подобралъ меня въ лсу, когда я совсмъ замерзала..

— Но въ лсъ-то ты вдь пришла откуда-нибудь?

— Почему же онъ не отвелъ тебя обратно?

— Когда Михей принесъ меня на рукахъ вотъ въ эту избушку, отогрлъ и привелъ въ чувство, я сама со слезами умоляла позволить мн остаться тутъ, и, несмотря на вс его разспросы, кто я такая, откуда пришла и почему не хочу вернуться обратно, отвчала только одними рыданіями: ну, онъ сжалился и оставилъ.

— Но потомъ, современемъ, ты, конечно, ему объяснила все?

Наташа отрицательно покачала головой.

— Нтъ, сначала я боялась всякихъ объясненій, а потомъ онъ даже пересталъ и допытываться, видя, что посл каждаго подобнаго разговора, я принималась плакать.

— Слдовательно, онъ и до сихъ поръ ничего не знаетъ?

— Ничего.

— Ну, а сама-то ты помнишь, какими судьбами очутилась въ лсу?

— Помню.

— И помнишь, откуда пришла туда?

— Помню.

— Почему же теб не хотлось все чистосердечно разсказать Михею?

— Я боялась, что онъ отведетъ меня обратно.

— Куда?— допытывалась Врочка.

— Туда, откуда я пришла, — уклончиво отвчала Наташа.

Въ эту минуту позади раздался шорохъ, об двочки обернулись и увидли въ нсколькихъ шагахъ отъ себя высокую, худощавую старуху, она была одта во все черное, глаза ея казались заплаканными, а блдное, изнуренное лицо выглядло сильно взволнованнымъ.

— Я слышала вашъ разговоръ, — обратилась она къ Наташ дрожащимъ голосомъ:— ты должна во что бы то ни стало разсказать все подробно… Прошу тебя объ этомъ… Умоляю… Слышишь, умоляю!— добавила она посл минутнаго молчанія, взглянувъ на двочку такимъ долгимъ, испытующимъ взглядомъ, что послдняя невольно потупилась.

Врочка догадалась, что передъ ними стоитъ сестра лсничаго, и не могла понять, почему ей вздумалось такъ настоятельно требовать признанія.

— Чего вы отъ меня хотите?— спросила между тмъ Наташа.

— Чтобы ты сказала, гд находилась до той минуты, пока мой братъ нашелъ тебя въ лсу, и зачмъ ты туда попала?

— Я убжала изъ цыганскаго табора,— отрывисто проговорила Наташа,— и затмъ, точно испугавшись собственныхъ словъ, хотла удалиться, но старуха удержала ее.

— Ты убжала изъ цыганскаго табора?— повторила она, длая удареніе на каждомъ слов — изъ цыганскаго табора?..— Значитъ, я не ошиблась… Значитъ, это правда! О, Господи, благодарю тебя! Наконецъ-то, кажется, наступаетъ предлъ моимъ страданіямъ… Говори скоре, дорогая двочка, какимъ образомъ ты попала въ таборъ? Вдь ты не родилась цыганкою, а попала туда случайно…

Наташа медлила отвтомъ.

— Не бойся, ты больше туда не воротишься,— продолжала старуха, какъ бы угадывая, что ея маленькая собесдница не ршается говорить изъ страха.

— Цыгане украли меня, когда я была очень маленькою,— отвчала Наташа, которая сама, охваченная какимъ-то непонятнымъ волненіемъ, молчать дольше была не въ силахъ, я гуляла въ пол съ няней… Няня утомилась, прилегла на траву и крпко заснула, а я, увлекаясь васильками, незамтно для самой себя отошла отъ нее, должно быть, очень далеко, такъ какъ, сколько ни звала, сколько ни кричала, она не могла меня слышать… Вмсто нея ко мн подошла отвратительная старая цыганка, и, не обращая вниманія на мои крики, повела къ себ силою… Съ тхъ поръ начались страшные, тяжелые дни, о которыхъ я до сихъ поръ не могу вспомнить безъ содроганія… Я питалась Богъ знаетъ чмъ, спала на голой земл… Меня учили пть разныя глупыя псни, плясать и выдлывать всевозможныя штуки, били, когда это не удавалось, заставляли просить милостыню.

— Бдная, дорогая моя Наташа, вдь это я одна во всемъ виновата!..— вскричала вдругъ совершенно неожиданно сестра Михея, слушавшая разсказъ двочки съ величайшимъ вниманіемъ и бросившись цловать ея руки.

Наташа смотрла на нее удивленными глазами, Врочка то же самое.

— Да, да, я одна во всемъ виновата,— продолжала между тмъ старая женщина:— ты не узнаешь меня, конечно, а я вдь та самая няня, которая не съумла тогда уберечь тебя и сдлала несчастною.

— Какъ!— вскричала Наташа:— значитъ, ты знаешь, гд находятся теперь мои родители, моя бабушка… Знаешь, кто я такая?

— Кто ты такая и гд находится въ данный моментъ твоя бабушка, мн извстно, но что касается родителей — нтъ, я потеряла ихъ изъ виду съ тхъ поръ, какъ съ тобою приключилось несчастіе, бабушка, у которой ты жила, пока отецъ и мать находились за границей, узнавъ обо всемъ случившемся, немедленно выгнала меня вонъ, причемъ, когда посл неоднократныхъ поисковъ оказалось что ты пропала безъ всти, родителямъ твоимъ написали будто ты скоропостижно скончалась, по мннію бабушки, подобное извстіе для нихъ должно было быть легче… Отецъ твой, однако, говорятъ, умеръ съ отчаянія, а мать наврное до сихъ поръ убивается…

— У меня была еще маленькая сестричка… Я ее смутно помню… Ты ничего не знаешь о ней?

— Нтъ же, говорю теб, что положительно всю твою, семью потеряла изъ виду.

— А о томъ, что я нахожусь здсь, у Михея, какимъ образомъ ты провдала?

— Одна наша общая съ нимъ дальняя родственница сообщила мн, что Михей нсколько лтъ тому назадъ нашелъ въ лсу какую-то бдную двочку и взялъ къ себ на воспитаніе… Услыхавъ это, я почувствовала, что меня точно ножомъ въ сердце кольнуло, точно кто подсказалъ, что эта двочка должна быть ты — я бросила все… Отказалась отъ мста, отъ работы, и какъ безумная пустилась въ путь-дорогу, считая минуты, чтобы скоре увидать брата и узнать отъ него истину, но братъ въ этомъ дл знаетъ столько же, сколько я сама, вчера мы съ нимъ протолковали касательно тебя чуть не до разсвту, и хотя много данныхъ заставляютъ думать, что я наконецъ напала на желанный слдъ, но въ общемъ я все-таки еще сомнвалась… Мн хотлось разспросить тебя, но братъ предупредилъ, что ты не любишь никакихъ разспросовъ, и никогда не дашь на нихъ точнаго отвта… У сейчасъ вдругъ слышу разговоръ вашъ съ маленькой барышней! О, самъ Господь натолкнулъ меня сюда… Какъ я рада, какъ счастлива, съ сегодняшняго же дня приступаю къ поискамъ твоей матери, чтобы сообщить ей Неожиданную радость.

— Вамъ не далеко придется искать ее,— вмшалась Врочка и, разразившись громкимъ рыданіемъ, бросилась обнимать пораженную подобной неожиданностью Наташу.

— Что вы хотите сказать?— спросила старуха съ недоумніемъ.

— Я хочу сказать, что эта двочка по всей вроятности моя родная сестра… Что она та самая Наташа, которую мама оплакиваетъ давно… Оплакиваетъ постоянно… Господи, какъ она будетъ счастлива, а я то… я… Да я просто готова съума сойти отъ радости, что у меня такая славная сестричка!

Съ этими словами Врочка крпко схватила за руку Наташу и потащила ее почти бгомъ по направленію къ мыз, старуха едва успвала слдовать за ними…

Не берусь описывать того радостнаго волненія, которое пришлось переживать всмъ героямъ моего маленькаго разсказа, когда Врочка, вихремъ Ворвавшись въ комнаты, въ короткихъ словахъ, захлебываясь отъ сильнаго внутренняго волненія, сообщила матери обо всемъ случившемся.

Анна Львовна въ первую минуту ршительно ничего не могла понять и даже испугалась, полагая, что Врочка снова заболла и начинаетъ бредить, но затмъ, когда вслдъ за нею на порог появилась знакомая фигура бывшей няньки, которая въ точности подтвердила и выяснила факты, мало-по-малу^: увровала въ истину, и, заливаясь слезами, заключила въ объятія свою дорогую Наташу.

Какъ мать, такъ равно и дочь не нуждались больше ни въ какихъ подтвержденіяхъ… Въ этомъ объятіи сказалось все: оба любящія сердца не только безъ словъ или объясненій, но даже безъ малйшаго намека поняли и догадались, насколько они одно другому близки, дороги…

— Милая, дорогая…— шепотомъ твердила Анна Львовна:— какое счастье — ты жива, ты здсь съ нами, въ родной семь… Ахъ, еслибы твой отецъ могъ теперь насъ увидть.

— Мамочка, ненаглядная,— такъ же тихо отвчала Наташа и, припавъ своей золотистой головкой къ груди матери, казалось, хотла выплакать на ней все то горе, которое ей пришлось пережить за время пребыванія въ цыганскомъ табор…

Всть о неожиданномъ событіи въ семь Долиныхъ быстро разнеслась не только на мыз, но даже въ цлой деревн, не было ни одного дома, ни одной хижинки, гд бы не говорилось и не трактовалось о томъ, что хорошенькая Наташа, бывшая пріемная дочь лсника Михя, изъ прежней крестьянской двочки вдругъ преобразилась въ богатую барышню, но такъ какъ Наташу вс знакомые очень любили за кроткій нравъ и доброе сердце, то у нея завистниковъ не оказалось, какъ можетъ быть случилось бы съ каждою другой, вс, начиная отъ стариковъ и кончая малымъ ребенкомъ, непритворно радовались ея радости.

Анна Львовна въ тотъ же день написала матери обо всемъ случившемся, прося ее немедленно пріхать взглянуть на дорогую внучку, Михея она непремнно тоже хотла перетащить на мызу, предлагая ему мсто управляющаго, но онъ ни за что не соглашался разстаться со своей хижинкой, категорически заявивъ, что, пока живъ и иметъ силы, никому не уступитъ своего званія лсничаго.

Врочка и Наташа очень часто приходили навщать его, прогулка къ домику, въ лсу, была ихъ любимою прогулкою, во время которой он каждый разъ съ новымъ удовольствіемъ вспоминали тотъ радостный и незабвенный для нихъ день, когда бывшей нян въ конд-концовъ удалось возвратить несчастной матери ребенка, котораго она считала давно уже погибшимъ.

Маленькая козочка, выкормившая своимъ молокомъ и поставившая на ноги Врочку была немедленно переведена на мызу, гд, по просьб Врочки, въ ея распоряженіе предоставили цлый лугъ, чтобы, разгуливая по немъ, она могла вдоволь угощаться травою.

Всмъ жилось хорошо и спокойно, глядя на окружающую обстановку, Анна Львовна могла бы считать себя совершенно счастливою, еслибы только это счастіе не омрачалось грустною мыслью о томъ, что съ нею нтъ ея дорогого, незабвеннаго супруга — та же мысль порою являлась и обимъ сестрамъ.

Сиротка Дуня.

Дуня была простая, крестьянская двочка. При, жизни родителей она жила безбдно, и, какъ говорится, не знала ни нужды, ни горя, отецъ ея имлъ мсто надсмотрщика на сосдней фабрик, мать ходила на поденную работу, а Дуню оставляли дома, возлагая на нее обязанность хозяйки, что двочка всегда выполняла хорошо и добросовстно, тщательно заботясь о томъ, чтобы родители по возвращеніи домой получили сытный ужинъ.

Въ праздники мать избавляла ее отъ стряпни, и Дуня обыкновенно посл обда на цлый день отправлялась въ расположенную по близости усадьбу помщиковъ Зиновьевыхъ, дочь которыхъ, по имени Зиночка, ее очень любила, учила русской грамот, счету, различнымъ женскимъ рукодльямъ, а затмъ, какъ бы въ награду за трудъ и прилежаніе, вечеромъ, передъ уходомъ домой, дарила что-нибудь изъ своего туалета.

Такимъ образомъ продолжалось изъ года въ годъ, продолжалось до тхъ поръ, пока, наконецъ, въ одинъ прекрасный день, нашу бдную двочку постигло большое несчастіе: отецъ ея, во время наблюденія за рабочими, по неосторожности, упалъ съ подмостковъ, съ трехсаженной высоты, и расшибся до смерти, что же касается матери, то она, отъ природы женщина впечатлительная, нервная и никогда не отличавшаяся крпкимъ здоровьемъ, похоронивъ мужа, сама начала чахнуть съ такой быстротою, что, по прошествіи шести мсяцевъ, слегла въ постель, съ которой больше уже и не вставала… Дуня очутилась круглой сиротой… Кром двухъ свжихъ могилокъ отца и матери, неуспвшихъ еще зарости травою, у нея на бломъ свт не осталось ничего дорогого, ничего близкаго… Бдняжка чувствовала себя совершенно одинокой и положительно не знала куда преклонить голову, тмъ боле, что семья Зиновьевыхъ, какъ разъ за недлю передъ всмъ случившемся, ухала въ Москву на цлые два мсяца.

— Двочку надо пристроить… не умирать же ей съ голоду въ пустой изб, или не выходить на дорогу просить милостыню!— сказалъ одинъ изъ сосдей и предложилъ собрать сходку.

Сходкою въ деревн называется общее собраніе крестьянъ-собственниковъ, которые ршаютъ каждый серьезный вопросъ большинствомъ голосовъ, и затмъ длаютъ надлежащія распоряженія.

— Нельзя такъ оставить, надо что-нибудь придумать!— слышались голоса добрыхъ мужичковъ, немедленно явившихся на сходку.

— По моему мннію, самое лучшее отдать ее на воспитаніе кому-нибудь и общими силами платить за это,— предложилъ старый кузнецъ Иванъ, пользовавшійся среди всхъ жителей деревни большимъ почетомъ и уваженіемъ.

— Конечно, это будетъ самое лучшее?— согласились остальные, и, посл довольно продолжительныхъ преній на общемъ совт, поршили:— предложить одной бдной вдов, жившей съ двумя своими маленькими дочерьми на краю деревни, взять къ себ Дуню за извстную плату.

Марья, такъ звали вдову, охотно согласилась на сдланное предложеніе, и Дуня въ тотъ же вечеръ переселилась къ ней.

Со слезами на глазахъ покинула двочка свою бдную хижинку, гд каждый уголокъ, каждая мелкая вещица напоминали доброе, хорошее время, когда она жила съ отцомъ и матерью.

Марья, или тетушка Марья, какъ обыкновенно ее называли въ деревн, была женщина не злая, но въ высшей степени сварливая: сосди не любили ее, потому что она почти со всми ссорилась, ко всмъ придиралась и каждому находила сказать что-нибудь непріятное.

Принявъ сиротку Дуню къ себ на воспитаніе, она руководствовалась исключительно однимъ разсчетомъ и съ перваго же дня, начала обращаться съ бдной двочкой въ высшей степени грубо.

— Чего хныкаешь?— гаркнула она, когда Дуня, передъ тмъ, чтобы лечь спать, по обыкновенію встала на молитву, и вспомнивъ о своей: милой, дорогой мам, которая теперь лежала въ сырой земл, горько заплакала.

— Чего хнычешь, говорятъ теб,— повторила Марья, когда двочка, пораженная грубыми словами и грубымъ тономъ, которымъ они были сказаны, взглянула на нее съ удивленіемъ:— раздвайся да ложись скоре, сама не спишь и другимъ мшаешь… Ты вдь сегодня, небось, цлый день ничего не длала… баклуши била… а я съ утра Спину гну, работаю, да и дтки мои тоже не сидятъ сложа руки, имъ покой нуженъ, ты, слава Богу, не маленькая, должна, кажется, все это понять и стараться угодить своимъ благодтелямъ, а не раздражать ихъ!

Дуня молча встала съ колнъ, обтерла слезы, и, обратившись къ благодтельниц, спросила дрожащимъ голосомъ, гд ей можно лечь.

— Подстели на полъ мое старое одяло и ложись, отозвалась Марья:— у насъ нтъ для тебя пружинныхъ матрасовъ.

— А подушка?— нершительно спросила Дуня.

— Скажите, пожалуйста, какія нжности! Еще подушку ей дайте, можешь и безъ подушки.

— Мама, позволь мн уступить мою,— перебила рчь матери старшая двочка Анюта.

— Пустяки! Спать безъ подушки, чтобы къ утру разболлась голова, не надо! Одну ночь обойдется, а завтра вс ея вещи принесутъ сюда, такъ своя врно найдется…

Дуня взглянула съ благодарностью на Анюту, она была глубоко тронута ея сочувствіемъ, тмъ боле, что сразу поняла и догадалась, что двочка не могла не бояться такой недоброй женщины, какою была Марья, и ршившись на противорчіе, рисковала сама получить непріятность, что и случилось въ дйствительности.

Марья взглянула на нее злыми глазами, сдвинула свои густыя брови и погрозила кулакомъ.

— А у меня вотъ дв подушки, да я не дамъ!— раздался голосъ маленькой Тани, которая все время молча прислушивалась къ вышеописанному разговору и насмшливо смотрла на окружающихъ.

Таня была любимица Марьи — ей позволялось все, она никогда не видла отъ матери косого взгляда, а постоянно слышала одн только похвалы, вслдствіе чего давно привыкла считать себя красавицей, передъ которой вс обязаны были преклоняться.

— Недоставало только того, чтобы ты осталась спать съ одной подушкой,— обратилась къ ней Марья, сразу измнивъ интонацію голоса и выраженіе лица.

— Ну, довольно спорить! Я спать хочу, замолчите!— оборвала двочка и, повернувшись къ стн, закрыла глазки.

Марья на цыпочкахъ пробралась къ собственной кровати. Въ избушк воцарилась тишина, затмъ, но прошествіи самаго непродолжительнаго времени, раздался храпъ Марьи и мрное дыханіе обихъ двочекъ, свидтельствовавшее о томъ, что вс он заснули

Дуня, между тмъ, присвъ на полу около печки, куда Марья бросила общанное одяло, продолжала плакать, закрывъ лицо и уткнувшись въ желзную заслонку печки, она длала, всевозможное усиліе, чтобы не разрыдаться громко и не навлечь на себя новаго гнва злой женщины, совмстная жизнь съ которою сулила ей въ будущемъ мало отраднаго.

Такимъ образомъ прошло около часа.

— Ты, кажется, не спишь?— раздался вдругъ надъ самымъ ухомъ нашей маленькой сиротки едва слышный голосъ Анюты, которая, тихонько вставъ съ кровати, подкралась къ ней и ласково взяла за руку.

Дуня вздрогнула отъ неожиданности.

— Не бойся, это я, Нюта,— шепотомъ продолжала двочка:— мн жаль тебя. Очень жаль. Я принесла подушку, возьми, лягъ и постарайся заснуть. Ты должна укрпить силы.

Дуня попробовала возразить, доказывая совершенно логично, что Марья можетъ увидть утромъ подушку и разсердиться, но Нюта, вмсто отвта, зажала рукою ротъ своей собесдницы, сунула ей на колни подушку и снова скрылась въ темнот съ такой быстротою, что Дуня не успла даже опомниться.

Придя къ убжденію, что, въ данный моментъ, ей ничего не остается длать, какъ молчать и повиноваться, она осторожно подложила подушку подъ голову, и, невольно поддавшись физическому утомленію, взявшему верхъ надъ нравственнымъ состояніемъ, почти сейчасъ же крпко заснула. Во сн ей грезилась мама, добрая, ласковая, хорошая… Точно такая, какою она была при жизни. Дуня нжно припала головкою къ ея исхудалой за послднее время груди, со слезами принялась разсказывать о томъ, какъ грубо была встрчена тетушкой Марьей, и убдительно просила взять ее обратно домой. Но тутъ мама вдругъ сдлалась какая-то странная: она взглянула на Дуню долгими, пристальными, выразительными глазами, въ которыхъ свтилось что-то особенное, что-то неземное. Дуня крпче, прижалась къ ея стану.

Чмъ сильне сжимала она его въ своихъ объятіяхъ, тмъ онъ съ каждой минутой становился все эластичне, эластичне, и, въ конц-концовъ, превратившись просто въ паръ, совершенно незамтно выскользнулъ изъ рукъ.

— Мама, мама, милая, дорогая, не уходи, или возьми меня съ собою. Я не хочу, я не могу дольше оставаться жить съ тетушкой Марьей!— взмолилась Дуня — но. мама не слышала ее, она уже высоко поднялась наверхъ, почти подъ самыя облака, откуда, по прошествіи нсколькихъ минутъ, Дуня услыхала чей-то незнакомый голосъ: ‘не плачь, не отчаявайся, Господь Богъ тебя не оставитъ!’ — говорилъ этотъ невидимый и въ то же время чрезвычайно мелодичный голосъ: ‘терпи, надйся и молчи!..’

Затмъ все стихло.

Когда она открыла глаза и взглянула въ одно изъ маленькихъ, покосившихся оконъ избушки, то увидла, что на двор начинаетъ свтать, несмотря на это, тетушка Марья, однако, точно такъ какъ и остальныя присутствующія, продолжала еще спать крпко.

Осторожно поднявшись съ пола, Дуня тихою, неслышною стопою подошла къ тому мсту, гд лежала Анюта, и слегка подсунула подъ ея голову подушку, двочка сквозь сонъ что-то пробормотала, но Дуня, боясь вступать въ разговоръ и этимъ разбудить Марью, поспшно вернулась въ свой уголъ. Спать она больше не могла. Только-что виднный сонъ произвелъ на нее слишкомъ сильное впечатлніе, ей все еще слышался этотъ дивный голосъ: ‘терпи, надйся и молчи!’ повторяла сама себ двочка. Да, да, съ_: сегодняшняго дня я такъ и буду длать,— приговаривала она шепотомъ,— и, желая воспользоваться тмъ, что кругомъ вс спали и никто не могъ ее видть, поспшно опустилась на колни передъ висвшимъ въ углу образомъ, чтобы на свобод помолиться и излить передъ Святымъ ликомъ Спасителя всю ту горечь и боль, которыя накопились въ ея бдномъ маленькомъ сердечк.

Въ деревн, между тмъ, началось обычное движеніе: крестьяне мало-по-малу вставали и собирались на свои ежедневныя работы. Пастухъ выгонялъ въ поле коровъ, вслдъ за нимъ плелся пастушокъ Андрюшка сзади: большого стада овецъ. Около избушекъ кудахтали куры (неизбжная принадлежность деревенскаго хозяйства). Мстами, близь дворовъ людей боле зажиточныхъ, бродили утки, гуси, индйки. Словомъ, на каждомъ почти шагу все больше и больше становилось замтнымъ всеобщее оживленіе, только около избушки тетушки Марьи все еще господствовала прежняя тишина и спокойствіе.

Марья, какъ уже сказано выше, не принадлежала къ разряду богатыхъ, у нея не было никакого хозяйства, кром небольшого огорода, а потому вставать рано она считала лишнимъ, но вотъ, наконецъ, видно наступила и ее пора, открывъ глаза, она лниво

ПОДРОСТОЧКИ.Разсказы для двочекъ.

Домикъ въ лсу.

Сиротка Дуня.

Читайте также:

ПОДРОСТОЧКИ.
Разсказы для двочекъ.