Полное собраніе сочиненій
В. Г. Короленко.
Томъ девятый
Изданіе Т-ва А. Ф. Марксъ въ Петроград. 1914
Ликвидація псковской голодовки.
Ликвидація псковской голодовки.
Ликвидация псковской голодовки, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1911
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Псковская тюремная голодовка ликвидирована. Какъ? Объ этомъ разные источники даютъ различныя свднія. ‘Россія’ утверждаетъ, будто ничего въ режим псковской тюрьмы не измнилось. Мы не хотимъ этому врить, хотя наше время пріучило насъ къ пессимизму. Мы думаемъ все-таки, хотимъ думать, по крайней мр, что голодовка полуторыхъ сотъ человкъ, доведенныхъ до отчаянія, и единодушное разоблаченіе въ печати режима, ‘далеко перешедшаго за предлы разумной строгости’ (выраженіе правой мстной газеты), — не могли не оказать хоть нкотораго вліянія. Голодовка продолжалась 4 дней, въ ней принимали участіе сначала 170, подъ конецъ 140 человкъ. Голодающіе сильно ослабли, одинъ, голодавшій въ карцер, пытался повситься, но былъ во-время замченъ… И за всмъ этимъ съ напряженіемъ слдилъ весь городъ. Тюремныя стны какъ бы раскрылись, обнаруживая годами таившіяся за ними драмы. Нтъ, что бы ни говорила ‘Россія’, мы вримъ псковичамъ, которые утверждаютъ, что привычные рефлексы г-на Черленіовскаго, пытавшагося вначал, — точно автоматическая машинка для сченія, — воздйствовать на голодающихъ розгами, кмъ-то были все-таки остановлены на-ходу и заведены на другой ладъ. Надолго ли или на время, но режимъ псковской тюрьмы не могъ не измниться, потому что есть вещи, на которыя указать гласно — значитъ осудить ихъ.
Мстная администрація съ ликвидаціей голодовки тоже вышла изъ періода временной растерянности. Но если привычные рефлексы тюремщиковъ при неожиданномъ ‘раскрытіи тюремныхъ стнъ’ оказались временно парализованными, поднятыя руки застыли въ воздух и свистъ розогъ, ‘перешедшій всякую мру разумной строгости’, прекратился, — то, наобротъ, привычно-административные рефлексы губернскихъ властей вступили въ обычное дйствіе. ‘Псковская Жизнь’ уже оштрафована на 300 рублей. Тяжеловсное, но едва ли убдительное опроверженіе заднимъ числомъ! Мы позволяемъ себ думать, что самое скромное судебное разслдованіе оглашенныхъ газетами фактовъ могло бы быть гораздо убдительне самаго громкаго штрафа…
Но… у насъ это теперь не въ мод. Законъ, — ‘это такъ бездушно’, и потому законъ въ такихъ случаяхъ окончательно молчитъ, предоставляя такимъ дламъ ликвидироваться своеобразными чисто-россійскими путями. Ну, вотъ и этотъ эпизодъ ликвидированъ столь благополучно, что нельзя даже разобрать, измнилось что-нибудь, или ничего не измнилось. А вдь могло получиться и иначе. Говорилъ ли г. Хрулевъ ‘надо забыть’, ‘надо простить’, какъ это было напечатано въ газетахъ, или не говорилъ, — во всякомъ случа г. Черленіовскій не пожелалъ ‘простить’ и измнить привычный образъ дйствій, а они не могли забыть того, что продолжалось. Свыше полуторыхъ сотъ человкъ принялись голодать, г. Черленіовскій принялся счь ‘зачинщиковъ’. До чего бы это могло дойти, если бы не газета… Газета ‘раскрыла стны’, и все ликвидировано. И даже бездушный законъ ни мало не потревоженъ: никто какъ будто не требуетъ его вмшательства… Все разыгралось именно въ дух приписанныхъ г-ну Хрулеву словъ.
За что же было карать газету?
1911 г.