Покушение на генерала Баранова в 1890 году, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1908 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Полное собраніе сочиненій
В. Г. Короленко.

Томъ девятый

Изданіе Т-ва А. Ф. Марксъ въ Петроград. 1914

http://az.lib.ru

Покушеніе на генерала Баранова въ 1890 году.
(Картинка изъ недавняго прошлаго).

Въ 80-хъ и 90-хъ годахъ прошлаго столтія въ Нижнемъ-Новгород губернаторомъ былъ знаменитый Николай Михайловичъ Барановъ, бывшій морякъ, герой проблематическаго эпизода съ ‘Вестой’ въ русско-турецкую войну и громкаго процесса, связаннаго съ этимъ эпизодомъ, затмъ — петербургскій градоначальникъ, губернаторъ виленскій, архангельскій, наконецъ, нижегородскій. Это былъ человкъ интересный во многихъ отношеніяхъ, фигура яркая, колоритная, выдлявшаяся на тускломъ фон бюрократическихъ бездарностей. Человкъ даровитый, но игрокъ по натур, — онъ основалъ свою карьеру на быстрыхъ, озадачивающихъ проявленьяхъ ‘энергіи’, часто рискованно выходившихъ за предлы бюрократической рутины, всегда яркихъ и почти всегда двусмысленныхъ. Уже будучи нижегородскимъ губернаторомъ, во время памятнаго голода, — онъ сначала отрицаетъ его дйствительные размры, поддерживаетъ лукояновскихъ дворянъ, борется съ печатью и частной благотворительностью. Потомъ длаетъ вдругъ блестящую и шумную диверсію, ознаменованную эффектной рчью противъ князя Мещерскаго (съ памятнымъ изреченіемъ о ‘бутафорской тряпк’ вмсто патріотическаго знамени), пользуется данными либеральной печати и статистики, которыя самъ недавно опровергалъ, а лукояновскимъ крпостникамъ объявляетъ войну. Въ холерные годы — этотъ парадоксальный человкъ продлываетъ эволюцію совершенно обратную: въ первую холеру развиваетъ необыкновенную дятельность, отдаетъ подъ холерныхъ больныхъ ‘дворецъ’, призываетъ полную гласность, печатаетъ списки умершихъ, допускаетъ родныхъ на похороны и отпванія. Посл блестящихъ результатовъ этой политики — на другой годъ, когда холера была значительно меньше, — вдругъ мняетъ тактику, принимаетъ систему замалчиванія, помщаетъ первыхъ заболвшихъ въ общую больницу, преслдуетъ сообщенія печати о холер, врачамъ грозитъ высылкой и вызываетъ почти паническое бгство съ ярмарки… Въ конц концовъ эта рискованная игра административныхъ парадоксовъ не удалась, и карьера Баранова угасла въ сравнительной безвстности. Посл всероссійской выставки Барановъ былъ сданъ въ архивъ, называемый первымъ департаментомъ сената, гд и закатилась среди административныхъ инвалидовъ эта звзда, сіявшая перемннымъ, но порой яркимъ свтомъ.

Эпизодъ, служащій предметомъ настоящей замтки, относится къ 1890 году. 21 августа, то есть до окончанія нижегородской ярмарки, — по Нижнему разнесся поразительный слухъ о покушеніи на жизнь губернатора. Сынъ скромнаго столоначальника полицейскаго управленія и самъ еще боле скромный участковый писецъ, нкто Владиміровъ, явившись въ обычное время на пріемъ и принятый въ кабинет губернатора, внезапно произвелъ въ генерала Баранова выстрлъ изъ револьвера. Пуля пролетла на ‘два пальца’ отъ груди его превосходительства, которымъ ‘злодй’ былъ затмъ обезоруженъ.

Таковы были первыя извстія, распространившіяся по городу и на ярмарк, весьма понятно, что городъ и ярмарка кинулись съ поздравленіями.

Поздравлять, пожалуй, было съ чмъ, такъ какъ въ это время карьера блестящаго генерала попала, выражаясь старымъ морскимъ терминомъ, ‘въ полосу мертваго штиля’. Губернаторствовалъ онъ уже около десяти лтъ и, казалось, надолго застрялъ въ нижегородской гавани. По временамъ онъ издавалъ яркіе приказы, публично скъ на ярмарк ‘смутьяновъ’, приглашая для присутствія на экзекуціяхъ корреспондентовъ, но все это были сравнительно мелочи. Между тмъ — выстрлъ, покушеніе, опасность. Въ т времена это не было еще такъ ‘обыкновенно’, какъ въ наши дни, и потому обращало вниманіе всей Россіи (а также, конечно, высшихъ сферъ) на этого Алкивіада въ губернаторскомъ мундир. Къ квартир губернатора съ грохотомъ подъзжали извозчики, лихачи, кареты, изъ которыхъ выходила мундирная и немундирная публика. Пріхалъ архіерей, жандармскій генералъ, начальники разныхъ вдомствъ, а какой-то изъ видныхъ военныхъ начальниковъ явился даже въ сопровожденіи хора военной музыки, которая подъ балкономъ губернатора грянула ‘народный гимнъ’. Слово ‘чудесное избавленіе’ повторялось то и дло, сыпались поздравительныя телеграммы со всхъ концовъ Россіи отъ поклонниковъ героя ‘Весты’ и т. д.

Однимъ словомъ, ‘выстрлъ’ Владимірова отдался по всей Россіи гулко, широко и шумно. Въ мотивахъ покушенія никто не сомнвался: конечно — политика. Изъ источниковъ, близкихъ къ губернатору, стало извстно, что, при обыск въ квартир стрлявшаго, найдена переписка съ ‘Женевой’.

Генералъ Барановъ въ рчи, произнесенной на обычномъ обд 26 августа, красивой по обыкновенію, хотя по обыкновенію же нсколько въ тон расхожаго уличнаго патріотизма, говорилъ о томъ, что ‘въ храм торговли, а слдовательно мира и покоя, онъ слышитъ слова: ‘покушеніе, выстрлъ, убійца’… Но — жалокъ не тотъ, кто падаетъ подъ ударомъ убійцы, а тотъ, кто, не справляясь съ условіями жизни, подъ личиной той или иной звонкой идеи, берется за ножъ или пистолетъ’. ‘Всероссійское купечество’ громомъ аплодисментовъ встртило рчь губернатора-героя, а въ отвтныхъ спичахъ много говорилось о ‘Вест’, о борьб съ внутреннимъ врагомъ и о врномъ царскомъ слуг, не жалющемъ жизни на отвтственномъ посту. Телеграммы ‘агентства’ разносили отголоски этого краснорчія во вс концы Россіи, гд только есть газеты.

И вдругъ, среди этого шумнаго чествованія, подъ гулъ рчей и при поток всякихъ поздравленій ‘герою’ — въ город начинаютъ циркулировать слухи, что въ сущности никакого ‘выстрла съ политической цлью’ не было, а было загадочное нападеніе, едва ли не романическаго свойства, сводящееся въ конц концовъ къ довольно прозаическому рукопашному единоборству…

Уже 24 августа редакторъ мстной газеты ‘Нижегородскій Биржевой Листокъ’, купецъ Жуковъ, писалъ: ‘къ сожалнію, есть много малодушныхъ (sic) людей, которые ищутъ въ этомъ происшествіи нчто подобное семидесятымъ годамъ’, между тмъ, какъ ‘благоразумные люди… остаются одного мннія, что злодй Владиміровъ продлалъ свое преступленіе не боле, какъ съ цлью покончить съ собою какимъ-нибудь способомъ, не прибгая къ самоубійству’. Въ одномъ изъ послдующихъ номеровъ почтенный купецъ-редакторъ меланхолически объяснялъ происшествіе ‘избыткомъ просвщенія’. На это другая газета ‘Нижегородская Почта’ привела ироническую справку: Владиміровъ окончилъ только уздное училище. ‘Избыткомъ’ это могло казаться только г-ну Жукову.

То время было очень глухое для печати, и потому публика умла ловить ‘оппозицію между строкъ’. Читатель отмтилъ, что Жуковъ, не отрицая ‘злодйскаго выстрла’, не желаетъ придавать длу политическаго значенія. А уже это было все-таки знаменательно.

Въ то время въ Нижнемъ было три газеты (не считая ‘Епархіальныхъ Вдомостей’). Первая — указанный выше ‘Нижегородскій Биржевой Листокъ’, издаваемый бывшимъ рыбинскимъ мучнымъ торговцемъ, разорившимся на мучномъ дл и потому отдавшимъ себя служенію провинціальной пресс {Объ этой несомннно оригинальной фигур разсказывалъ въ своихъ воспоминаніяхъ А. М. Скабичевскій (въ ‘Новостяхъ’). Въ свое время имъ много занималась поволжская пресса.}. Почти всю газету онъ наполнялъ самъ. Писалъ онъ полуцерковнымъ стилемъ, передовыя статьи начиналъ ирмосами и кондаками, а продолжалъ такъ витіевато и запутанно, что порой нельзя было добраться до смысла. Поволжскія газеты любили цитировать эти туманно-загадочные періоды для развлеченія своихъ читателей и смялись надъ ‘безграмотнымъ редакторомъ’. Жуковъ, впрочемъ, относился къ этимъ насмшкамъ съ величавымъ простодушіемъ.

Ген. Барановъ придавалъ значеніе печатному слову, но онъ понималъ, что слово Жукова ничего не можетъ прибавить къ его лаврамъ, и относился къ ‘Листку’ съ нескрываемымъ пренебреженіемъ.

Полной благосклонностью губернатора и его канцеляріи пользовалась другая газета ‘Нижегородская Почта’, издававшаяся только во время ярмарки и являвшаяся филіальнымъ отдленіемъ пастуховскаго ‘Московскаго Листка’. Велась она бойко, живо, даже прямо талантливо, что станетъ понятно, если прибавить, что главной рабочей силой въ этой газет былъ г-нъ Дорошевичъ. Фельетоны его сверкали тмъ же остроуміемъ, которое впослдствіи стало знакомо боле широкимъ и боле интеллигентнымъ кругамъ читателей, но въ то время оно было направлено въ другую сторону, если впрочемъ было вообще куда-нибудь направлено. Газета щеголяла ежедневнымъ фельетономъ и хроникой ярмарочной жизни, свднія для которой получала изъ первыхъ источниковъ и всегда ране ‘Листка’. Этимъ объяснялась отчасти нкоторая склонность къ оппозиціи со стороны Жукова и то обстоятельство, что среди запутанныхъ шарадъ съ текстами изъ священнаго писанія порой читатель улавливалъ (можетъ быть и не всегда основательно) непріятные для ген. Баранова намеки, хотя, конечно, не было недостатка и въ явно раболпныхъ панегирикахъ.

‘Нижегородская Почта’, а за нею ‘Московскій Листокъ’ первые дали обстоятельное и подробное описаніе покушенія и выстрла. Описаніе было составлено очень бойко и живо, основывалось, очевидно, на самыхъ компетентныхъ источникахъ, но хроникеръ видимо такъ стремился дать его читателямъ газеты поскоре, что совершенно не позаботился объ устраненіи бьющихъ въ глаза странностей. Между прочимъ, въ одной изъ этихъ газетъ былъ приложенъ и планъ губернаторскаго кабинета, гд произошло покушеніе, съ точнымъ обозначеніемъ положенія дйствующихъ лицъ и мста, куда попала револьверная пуля.

Вотъ этотъ планъ {Воспроизвожу по памяти, ручаясь, однако, за точность существенныхъ деталей.}.

Зачерченный прямоугольникъ представляетъ столъ, за которымъ (буква а) сидлъ губернаторъ Барановъ. Буквою б обозначено положеніе стрлявшаго. Буква в поставлена въ томъ мст, гд пуля вошла въ толстую дубовую настилку паркета. Такъ какъ очевидно, что Владиміровъ, мтя въ губернатора, сидвшаго за столомъ, не могъ всадить пулю въ паркетъ въ противуположномъ конц комнаты (пуля при томъ вошла очень глубоко и почти вертикально), то хроникеръ построилъ собственную гипотезу, объяснявшую эту странность. По его мннію, губительная пуля, пролетвъ у самой груди губернатора, ударилась въ стну, отразилась отъ нея, ударилась въ другую, опять отразилась и, пролетвъ черезъ большую комнату, вонзилась съ огромною еще силою въ паркетъ… Эту траекторію — вроятно неслыханную въ баллистик, особенно для свинцовой револьверной пули, которая тутъ прыгаетъ и отражается точно костяной шаръ на билліард, — хроникеръ изобразилъ для наглядности пунктирной линіей…

Совершенно понятно, что даже въ читател не особенно внимательномъ это описаніе должно было вызвать нкоторое скептическое недоумніе. Эти чувства еще усилились, когда появился въ свтъ No 35 третьей нижегородской газеты, оффиціальныхъ ‘Губернскихъ Вдомостей’, которыя, конечно, по самому своему положенію органа губернской власти, должны были знать вс подробности событія по ‘офиціальнымъ даннымъ’.

Оказалось, однако, что оффиціальный органъ далъ сообщеніе, образцово безсмысленное и полное самыхъ нелпыхъ противорчій. ’21 августа (20?), — писалъ хроникеръ ‘Вдомостей’, — Владиміровъ, пользуясь доступностью генерала, обратился къ послднему съ просьбой принять его. На другой день (т. е. 22?) онъ былъ принятъ въ кабинет, какъ обыкновенный поститель. Долгое молчаніе преступника заставило генерала обратить на него вниманіе. Николай Михайловичъ взглянулъ на него и, увидя, что тотъ въ рукахъ держитъ револьверъ, направленный ему въ голову, — схватилъ преступника за руку’.

Итакъ, первый моментъ покушенія рисуется такъ, что генералъ Барановъ, погруженный вроятно въ дла, но обращаетъ вниманія на постителя. Когда же ‘долгое молчаніе’ вошедшаго становится уже страннымъ, — онъ поднимаетъ глаза и видитъ револьверъ, направленный ему въ голову. Загадочный поститель чего-то ждетъ въ этой эффектной поз. Онъ ждетъ даже, пока губернаторъ выйдетъ изъ-за стола и схватитъ его за руку. Дальше идетъ описаніе борьбы, для характеристики котораго достаточно привести слдующую замчательную фразу: ‘Злодй не выпускалъ изъ рукъ намченной жертвы, стараясь схватить ее (!!)’, и все завершается новой ошеломляющей неожиданностью: ‘Преступникъ говорилъ, что успху его злодянія помшалъ разорванный карманъ его шароваръ, въ которомъ находился револьверъ, что и помшало ему совершить преступленіе’. Итакъ, ‘преступнику’, стоявшему ‘въ долгомъ молчаніи’ съ револьверомъ, нацленнымъ прямо въ голову губернатора, — помшалъ выстрлить… разорванный карманъ его шароваръ!

Понятно, что эти изумительные варіанты сообщенія о фактической сторон покушенія, данныя при томъ двумя газетами, черпавшими свднія изъ непосредственныхъ источниковъ, — вызывали въ читающей публик недоумнія и вопросы: что же собственно происходило 21 августа въ пріемной губернатора Баранова? И былъ ли въ дйствительности этотъ выстрлъ, отдавшійся такимъ громкимъ эхомъ но всей стран, или, какъ говорили уже нкоторыя лица, ‘склонныя къ оппозиціонному образу мыслей’, — никакого выстрла въ дйствительности не было.

Это послднее мнніе получило вскор поддержку со стороны, тоже въ своемъ род ‘компетентной’. Осторожно, въ партикулярныхъ разговорахъ ‘по секрету’ и ‘между нами’, начальникъ жандармскаго округа, генералъ И. Н. Познанскій, сообщилъ кое-кому изъ знакомыхъ, что никакого выстрла не было.

Генералъ Познанскій — это была фигура тоже въ своемъ род примчательная. Въ 70-хъ годахъ много писали о сенсаціонномъ процесс француженки-гувернантки Маргариты Жюжанъ, обвинявшейся въ отравленіи на романической почв сына жандармскаго полковника, гимназиста Познанскаго. Присяжные дважды вынесли Маргарит Жюжанъ оправдательный вердиктъ, въ обществ много говорили о жандармско-семейной драм, по обыкновенію украшая ее мрачно-мелодраматическими атрибутами, чему отчасти способствовало оглашеніе дневника погибшаго загадочной смертію гимназиста. Такимъ образомъ, назначенный (уже въ чин генерала) въ Нижній-Новгородъ, — Познанскій принесъ туда свою широкую и нсколько загадочную извстность. Впрочемъ, ничего особенно выдающагося и трагическаго въ этой обще-жандармской фигур не замчалось. Это былъ довольно тучный старый человкъ, съ полными оранжеваго цвта губами и одутлымъ лицомъ привычнаго морфиниста. Особеннаго злопыхательства по своей должности онъ не проявлялъ, хотя полагающуюся по штату долю доносовъ, обысковъ и арестовъ выполнялъ неукоснительно. У него было нсколько ‘коньковъ’, на которыхъ онъ вызжалъ съ упорствомъ маніака. Прежде всего — онъ считалъ и кричалъ объ этомъ повсюду, что нижегородская полиція ‘не стоитъ на высот’ и не способна оказывать ему содйствіе въ борьб съ крамолой. Затмъ онъ считалъ себя ученымъ и по временамъ читалъ даже публичныя лекціи по гальванизму. Лекціи были совершенно бездарныя и скучныя по содержанію, но оригинальныя по обстановк: въ качеств ассистентовъ выступали расторопные жандармскіе фельдфебели и унтеры, помогавшіе ‘начальнику округа’ устанавливать и демонстрировать приборы. Порою ранніе постители, приходившіе въ залъ всесословнаго клуба задолго до начала лекціи, натыкались на оригинальное зрлище: на театральной арен съ приподнятымъ занавсомъ, имвшей при скудномъ освщеніи видъ нкоей пещеры, — суетился толстый генералъ на коротенькихъ ножкахъ, а по его команд молчаливые унтеры, позвякивая шпорами, разставляли какіе-то треножники и цилиндры, опутывая все это проволоками. Въ общемъ зрлище напоминало нчто фантастическиинквизиціонное! Мстные корреспонденты приволжскихъ газетъ, народъ все боле или мене неблагонадежный, для которыхъ однако ненавистная служебная дятельность лектора была предметомъ недосягаемымъ, — пользовались случаемъ и накидывались на эти лекціи съ ожесточеніемъ, далеко непропорціональнымъ самому предмету. Вслдъ за лекціей, въ газетахъ Казани, Самары, Саратова являлись язвительные фельетоны, а иногородніе цензоры, не подозрвая ‘крамолы’, пропускали ихъ, думая, что рчь идетъ о выступленіяхъ какого-нибудь зауряднаго ‘любителя’. Познанскій, конечно, отлично чувствовалъ, въ чемъ тутъ дло, и употреблялъ вс усилія, чтобы раскрыть псевдонимы крамольниковъ, нападавшихъ такимъ лукаво-прикровеннымъ способомъ на самую ‘идею’ жандармской власти. Если ему удавалось (иногда и ошибочно) узнать фамилію автора, то — совершенно bona fide онъ причислялъ его къ ‘неблагонадежнымъ элементамъ’.

Наконецъ — была у Познанскаго еще одна слабость: онъ покровительствовалъ ‘кустарной промышленности’. Вслдствіе этого жандармскіе нижніе чины, назначенные, напримръ, въ знаменитое кустарное село Павлово, кром прямыхъ обязанностей — слдить за проявленіями ‘образа мыслей’ — выполняли и другія боле мирныя функціи: скупали образцы издлій для кустарнаго музея, помщавшагося въ Нижнемъ на Б. Покровк и тоже не свободнаго въ то время отъ частаго присутствія синихъ мундировъ. Это, конечно, вело къ разнымъ нежелательнымъ смшеньямъ, и я помню, что довольно приличнаго на видъ молодого человка, завдывавшаго въ то время музеемъ, — многіе — вроятно неосновательно — считали политическимъ сыщикомъ. И это понятно: трудно было разобрать, — кустарная ли промышленность диллетантски поощряется сыскными властями или, наоборотъ: профессіональный сыскъ пользуется видимостью кустарнаго диллетантства.

Этотъ жандармскій генералъ былъ въ сильныхъ ‘контрахъ’ съ губернаторомъ. Во 1-хъ, они являлись соперниками по мстной ‘внутренней политик’. Во 2-хъ, Баранова, вроятно, задвали нападки Познанскаго на ‘подвдомую’ губернатору полицію, а такъ какъ Барановъ былъ человкъ остроумный, то Познанскаго въ свою очередь бсили остроты губернатора, направленныя на его ‘ученую дятельность’. Трудно опредлить въ точности, какъ это, въ конечномъ счет, отражалось на судьб обывателей. Съ одной стороны, — кто умлъ намекнуть въ просьб губернатору, что онъ является жертвой жандармскихъ преслдованій, тотъ нердко пользовался дятельной защитой Баранова, съ другой стороны, — тотъ же Барановъ, чтобы досадить Познанскому, изображалъ, напримръ, извстнаго иниціатора павловской артели А. Г. Штанге насадителемъ крамолы, которую, благодаря своей слабости къ кустарнымъ промысламъ, не видитъ окружной жандармскій начальникъ. Познанскій, конечно, аттестовалъ, съ своей стороны, и г-на Штанге, и артель съ наилучшей стороны, уже изъ противорчія Баранову. Петербургскія власти олимпійски взирали на эти диспуты представителей мстной администраціи, склоняясь то на ту, то на другую сторону. Барановъ, пользуясь правами усиленной охраны, выслалъ г-на Штанге за предлы губерніи, но аттестаціи Познанскаго помогли ему вернуться въ Павлово, какъ только окончилась ярмарка, а съ ней и охрана… Да, — то были счастливыя времена, когда охрана ограничивалась трехмсячнымъ срокомъ! Итакъ, — этотъ жандармскій генералъ, если не самъ руководившій первоначальнымъ дознаніемъ о покушеніи, то во всякомъ случа очень къ нему близкій, вскор же, пожимая плечами, сообщилъ кое-кому (конечно, конфиденціально), что Владиміровъ вовсе не стрлялъ въ губернатора и что ничего ‘политическаго’ въ этомъ случа нтъ. Была рукопашная, въ которой побдителемъ оказался Владиміровъ. Когда прибжавшіе на шумъ швейцаръ и прислуга схватили Владимірова, то, дйствительно, въ карман послдняго оказался револьверъ. Генералъ Барановъ, взявъ этотъ револьверъ, отошелъ въ уголъ комнаты и со словами: ‘да онъ еще заряженъ ли?’ — выстрлилъ въ паркетъ. Этотъ-то выстрлъ и отдался затмъ но всей Россіи, какъ ‘покушеніе на нижегородскаго губернатора’!.. Сначала это казалось маловроятнымъ, тмъ боле, что ген. Барановъ совершенно недвусмысленно поддерживалъ версію о выстрл въ него (даже во всеподданнйшемъ отчет о минувшей ярмарк). Черезъ нсколько дней посл покушенія я встртилъ на улиц покойнаго Александра Серафимовича Гацискаго, возвращавшагося отъ губернатора, у котораго онъ часто бывалъ по разнымъ дламъ. Онъ хорошо зналъ Баранова, но признавался близкимъ знакомымъ, что, даже зная ‘вс его фокусы’, не можетъ не питать къ нему какой-то труднообъяснимой слабости. Этой слабостью Барановъ пользовался совершенно безпощадно, и впослдствіи Гацискому пришлось за нее поплатиться тяжелыми нравственными страданіями {Между прочимъ, А. С. Гацискій былъ лтописцемъ Нижегор. края, и, если онъ довелъ свои дневники до 90-хъ годовъ, то вроятно въ нихъ можно найти и подробное описаніе покушенія 21 августа 1890 г. Я привожу ниже лишь съ памяти нкоторыя черты событія, какъ мн разсказалъ ихъ А. С. при случайной встрч.}.

Увидвъ на Студеной улиц характерную прямую фигуру Гацискаго, я подошелъ къ нему и, поздоровавшись, спросилъ:

— Скажите, Александръ Серафимовичъ, — что же въ конц концовъ: стрлялъ Владиміровъ въ Баранова, или не стрлялъ?

Онъ посмотрлъ на меня, улыбнулся своей особенной добродушно-тонкой улыбкой и сказалъ:

— Вы это для ‘Русскихъ Вдомостей’?

— Для исторіи, Александръ Серафимовичъ, для исторіи!— отвчалъ я, — разв о такихъ вещахъ можно напечатать что-нибудь щекотливое въ газетахъ.

— Ну, извольте.— И онъ разсказалъ мн, что ему удалось узнать изъ первыхъ рукъ.

Услыхавъ въ городской управ о ‘покушеніи’, Гацискій тотчасъ же отправился къ губернатору ‘поздравить съ избавленіемъ отъ опасности’, а также (опять таки не для газетъ, а ‘для исторіи’) собрать точныя свднія.

Пріхалъ онъ однимъ изъ первыхъ, когда очевидцы еще разсказывали по первому впечатлнію то, что видли, и не успла еще сложиться хоть сколько-нибудь стройная оффиціальная версія (она, впрочемъ, такъ и не успла сложиться до конца и попала въ печать ‘несобранной’). Первымъ подлился съ Александромъ Серафимовичемъ своими впечатлніями губернаторскій швейцаръ. Сей простодушный служитель сообщилъ, во-первыхъ, что Владиміровъ пришелъ 21 августа уже не въ первый разъ: онъ приходилъ и ране, губернаторъ принималъ его въ кабинет и, повидимому, за что-то сердился. Этотъ разъ вскор посл того, какъ за постителемъ закрылась дверь кабинета, послышался крупный разговоръ, а затмъ еще черезъ нкоторое время что-то запищало, ‘врод какъ заяцъ’. Швейцаръ и дежурный чиновникъ сохранили при этомъ полнйшее спокойствіе, такъ какъ думали, что это генералъ ‘учитъ’ просителя.

— А разв бываетъ?— спросилъ Гацискій.

— Бываетъ, — просто отвтилъ швейцаръ (и этому кажется легко поврить, если прочитать хотя бы восторженную статью Ддлова въ ‘Недл’, озаглавленную ‘Электрическій генералъ’ {Кинжки ‘Недли’, кажется, 1895 года.} и разсказывающую объ обращеніи ген. Баранова съ чиновниками). Однако, черезъ нкоторое время звуки, доносившіеся сквозь запертую дверь, стали напоминать предсмертное хрипніе. Тогда швейцаръ съ дежурными чиновниками, опасаясь чего-нибудь экстренно дурнаго для ‘просителя’, — вбжали въ кабинетъ. Здсь ихъ поразило совершенно неожиданное зрлище. Головой къ кушетк, стоявшей у стола, на полу лежалъ ген. Барановъ, а на немъ сидлъ ‘проситель’, сжимавшій его за воротникъ съ такой силой, что — еще дв-три минуты — и жизни генерала Баранова грозила явная опасность…

— Ну, а когда же онъ стрлялъ?— спросилъ у швейцара Гацискій.

— Да онъ не стрлялъ вовсе. Когда Владимірова стащили съ его пр-ва, то обшарили у него карманы и нашли револьверъ.— ‘Ваше превосходительство, — у него револьверъ’, — сказалъ швейцаръ губернатору.— ‘Ну, что-жъ такое, — отвтилъ генералъ.— Да онъ еще можетъ быть и не заряженъ’. И, отойдя въ уголъ кабинета, генералъ выстрлилъ въ полъ.

Впослдствіи ген. Барановъ, бывшій предсдателемъ архивной комиссіи и заботившійся о матеріалахъ для мстной исторіи, — веллъ вынуть квадратъ паркета съ пулей и отдалъ его въ музей комиссіи. Тамъ онъ находится, если не ошибаюсь, и понын. Слдъ пули почти вертикальный. Для того, чтобы, пролетвъ на два пальца отъ груди, пуля могла подобнымъ образомъ войти въ половицу, — выстрлъ долженъ бы быть сдланъ разв съ потолка.

Такъ эта исторія и осталась неразъясненной. Кажется, что комиссія въ секретномъ донесеніи отрицала выстрлъ, генералъ Барановъ настаивалъ, что въ него стрляли. Въ одномъ высоко-оффиціозномъ донесеніи онъ нарисовалъ даже психологію ‘покусителя’. По словамъ губернаторскаго доклада, Владиміровъ, живя въ Арзамас, находился подъ сильнымъ вліяніемъ политическихъ ссыльныхъ. Въ своихъ ‘докладахъ’ Барановъ вообще съ истиной церемонился мало. Въ данномъ случа, напримръ, любой критикъ доклада могъ бы доказать документально, что съ шестидесятыхъ годовъ, когда въ Арзамасъ былъ сосланъ извстный писатель Гирсъ, находившійся тамъ подъ надзоромъ полиціи, и до начала девяностыхъ — въ Арзамасъ никто не ссылался. Но въ шестидесятыхъ годахъ Владиміровъ былъ разв груднымъ младенцемъ, а въ конц 80-хъ жилъ уже въ Нижнемъ и служилъ въ полицейскомъ участк. Такимъ образомъ, вся психологическая часть доклада, указывавшая на ‘развращающее вліяніе политическихъ ссыльныхъ’, въ данномъ случа являлась совершенной и, конечно, завдомой ‘беллетристикой’.

О самомъ Владиміров представленіе составить очень трудно. Это былъ, во всякомъ случа, юноша загадочный и странный. Говорили, между прочимъ, о какой-то романической исторіи и ‘соперничеств’, но это мало вроятно. Говорили также о мести за семейную честь, но также, кажется, безъ всякихъ основаній. Говорили наконецъ, будто при обыск у Владимірова нашли цлую переписку съ какими-то женевскими ‘комитетами’, которая, будто нарочно, была уложена въ стол, въ полномъ порядк пачками, перевязанная ленточками. Экспертиза признала, что вс эти письма написаны самимъ Владиміровымъ.

О судьб Владимірова гадали различно. Предполагали военный судъ и смертную казнь. Жуковъ писалъ, какъ мы видли, о покушеніи, какъ объ особой форм самоубійства. Другіе говорили, что Владимірова увезли въ Петербургъ, что тамъ онъ сдлалъ какія-то разоблаченія, вслдствіе которыхъ его помилуютъ, а губернатора отдадутъ подъ судъ. Матеріалы слдствія были сбивчивы и противорчивы.

Мудрое начальство разрубило гордіевъ узелъ. Для суда, даже военнаго, данныхъ очевидно не было, да едва ли было удобно съ точки зрнія ‘престижа власти’ судебное разбирательство въ столь загадочномъ и фантастическомъ дл. Но, предполагая даже и наименьшее, все-таки несомннно, что человкъ, позволявшій себ сидть на губернатор и душить его за горло, — обнаружилъ непочтительность къ власти и преступный образъ мыслей. Почему, не предавая виновнаго суду, дло разршили келейно, въ ‘административномъ порядк’.

Вскор появились въ газетахъ краткія извстія о томъ, что по Высочайшему повелнію сынъ канцелярскаго служителя Владиміровъ отдается на 5 лтъ въ Оренбургскій дисциплинарный баталіонъ.

Газеты поневол воздержались отъ комментаріевъ. Общество было предоставлено въ жертву разныхъ боле или мене фантастическихъ догадокъ и слуховъ. ‘Пуля’, кажется, до сихъ поръ хранится въ музе, и ‘выстрлъ’ занесенъ въ лтопись безъ возраженій’).

1908 г.

——

*) Р. S. Впослдствіи г-нъ М. П. Б-въ сообщилъ мн, что въ 1898 г. въ старой Самарской одиночной тюрьм онъ во время прогулки столкнулся съ Владиміровымъ. Это, по его словамъ. былъ худой, изможденный человкъ, о которомъ надзиратели сообщали, что онъ пересылается изъ Крестовъ, гд просидлъ 5 лтъ. ‘Я, — пишетъ г-нъ Б-въ, — перекинулся съ Влад. нсколькими словами и пришелъ къ заключенію, что пребываніе въ Крестахъ вроятно подйствовало на него очень тяжело… Онъ сильно заикался и вообще производилъ впечатлніе человка не совсмъ здороваго’. О пребываніи Владимірова въ дисциплинарномъ баталіон я слышалъ отъ человка вполн достоврнаго и полагаю, что г. Б. видлъ вроятно другого Владимірова.

Покушеніе на генерала Баранова въ 1890 году.(Картинка изъ недавняго прошлаго).

Читайте также:

Покушеніе на генерала Баранова въ 1890 году.
(Картинка изъ недавняго прошлаго).