![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/h8_1.jpg)
Генрихъ VIII.
II.
С. Венгеровъ.
III.
Л. Шепелевич, С. Венгеров, Р. Бойль. Генрих VIII, Венгеров Семен Афанасьевич, Год: 1904
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 4, 1904.
О времени постановки пьесы мы имемъ весьма опредленныя свднія: театръ, гд ставили ‘Генрихъ VIII’, сгорлъ во время перваго представленія. Современникъ Шекспира сэръ Уаттонъ пишетъ изъ Лондона 6-го Іюля 1613 г. своему племяннику: ‘Отложивъ въ сторону общественныя дла, я разскажу вамъ о томъ, что случилось на нашихъ берегахъ на этой недл. Королевскіе актеры играли новую пьесу ‘Все правда’ (All is true), которая изображаетъ главныя событія царствованія Генриха VIII. Пьесу поставили съ необыкновенной роскошью и великолпіемъ, сцену покрыли коврами, кавалеры орденовъ шли со своими знаками и съ подвязками y колнъ, гвардія въ вышитыхъ платьяхъ и т. п.,— словомъ, было все, что могло сблизить зрителей съ величіемъ двора и даже сдлать его смшнымъ. Вдругъ, въ то время, когда король Генрихъ въ дом кардинала Вольсея забавлялся на маскарад и при появленіи его давали залпъ изъ двухъ мортиръ, что то бумажное или въ этомъ род, чмъ забивали пушки, загорлось, пламя упало на соломенную крышу и, такъ какъ въ начал не обращали вниманія на дымъ, считая его маловажнымъ, такъ какъ глаза всхъ были направлены на сцену, то внутри что-то загорлось, пламя какъ по срной нитк побжало вокругъ зданія и втеченіе неполнаго часа все зданіе сгорло до тла’. Другое письмо Томаса Лоркина отмчаетъ и дату пожара (29 іюня). ‘Когда Борбеджъ, писалъ Лоркинъ, игралъ вчера со своими актерами драму ‘Генрихъ VIII’ и было для большого народа произведено нсколько выстрловъ — появился огонь’. Пьеса ‘Генрихъ VIII’ несмотря на точность опредленія времени ея представленія, возбуждаетъ много недоумній и сомнній y критиковъ. Отмтимъ главнйшія. Время постановки пьесы не должно, конечно, непремнно совпадать со временемъ ея композиціи. Въ этомъ вопрос критики рзко распадаются на два лагеря. Въ одномъ господствуетъ убжденіе (Гервинусъ, Деліусъ, Герцбергъ и др.), что ‘Генрихъ VIII’ былъ въ 1613 г. новой пьесой, написанной въ 1612 г. Другой лагерь (Джонсонъ, Теобальдъ, Стивенсъ, Мелонъ, Колліеръ, Галливель и др.) относитъ сочиненіе пьесы къ 1602 г. Въ пользу того и другого предположенія приводятся соображенія, почти равносильныя. Пламенныя похвалы Елисаветы въ пьес основательно сопоставляются съ похвалами въ честь Іакова, что служитъ однимъ изъ доказательствъ въ пользу пріуроченія пьесы къ концу царствованія Елисаветы или началу царствованія Іакова. Что касается до конкретнаго событія, къ которому пріурочивается пьеса, то таковымъ называютъ бракосочетаніе пфальцграфа Фридриха (1612—13). Шекспиръ будто-бы приготовилъ ‘Генриха VIII’ для этого празднества. Но достаточно бглаго чтенія пьесы, чтобы убдиться въ несостоятельности такого предположенія. Мене всего годилась для брачнаго торжества пьеса, темой которой служило преслдованіе ни въ чемъ неповинной королевы и насильственный разводъ. Это была бы жестокая насмшка надъ царственными бракосочетающимися. Не входя въ разносторонній анализъ аргументовъ въ пользу той или другой даты пьесы, мы постараемся высказать т доводы, по которымъ считаемъ необходимымъ отнести пьесу къ 1612 г. или за нсколько лтъ раньше, во всякомъ случа къ царствованію Іакова. Намъ лично представляется дло въ томъ вид, что ‘Генрихъ VIII’ былъ задуманъ и отчасти обработанъ въ одинъ изъ послднихъ годовъ царствованія Елисаветы, a окончательная редакція пьесы относится къ царствованію Іакова. Дло въ томъ, что драма, написанная по какому-то намъ точно неизвстному торжественному случаю при двор Елисаветы, естественно должна была льстить самолюбію властолюбивой ‘весталки свера’. Реабилитаціи ея отца и отчасти матери она и была посвящена. Затмъ, при постановк пьесы при Іаков, оказалось необходимымъ допустить лесть и по адресу короля. Похвалы Іакову были тмъ боле необходимы, что этотъ король не имлъ никакого основанія относиться къ памяти Елисаветы съ признательностью и благоговніемъ.
Приступая къ пьес, можетъ быть, на заданную тему, автору драмы пришлось имть дло съ сюжетомъ благодарнымъ по драматическимъ мотивамъ, но вмст съ тмъ далеко не подходящимъ для идеализаціи героя пьесы. Истый ‘синяя борода’, жестокій, надменный, сластолюбивый и коварный, строившій религію на личномъ разсчет, возвышающій и низвергающій фаворитовъ, Генрихъ VIII могъ быть выведенъ на сцену или въ отталкивающемъ или въ несоотвтствующемъ дйствительности вид. Первое было невозможно при Елисавет, второе — слишкомъ-бы портило пьесу. Отсюда неясность и противорчія въ характер короля.
Къ сожалнію, критикамъ лишь по заглавію извстны т драматическія обработки ‘Генриха VIII’, которыя существовали до Шекспира. Слдуетъ полагать, что въ ‘Генрих VIII’, какъ и въ ‘Корол Джон’, Шекспиръ пользовался предшествующими драматическими обработками. Не подлежитъ сомннію, что въ распоряженіи Шекспира былъ тотъ-же историческій документальный матеріалъ, что и y его предшественниковъ.
Источниками драмы, опредлившими наиболе существенныя черты ея воззрній на характеры главныхъ дйствующихъ лицъ служили извстныя хроники, Голиншеда и Галля. Голиншедъ въ свою очередь пользовался для біографіи Уольсея трактатомъ Кавендиша. Драма использовала благодарный матеріалъ, доставленный ей хроникерами. Достаточно сравнить знаменитую сцену пира y кардинала Уольсея. Еще убдительне окажется сопоставленіе, если мы обратимъ вниманіе на ту сцену, гд Екатерина предстала предъ судомъ изъ короля и духовныхъ. Ея рчи, исполненныя высокаго поэтическаго паоса въ драм, не мене хороши и въ историческихъ источникахъ и аргументація несчастной жены и королевы аналогична въ обоихъ случаяхъ. Королева въ хроник призываетъ Господа Бога и людей въ свидтели, что она никогда не переставала быть покорной и любящей женой короля, ни въ чемъ ему не противорчила и обвиняетъ во всемъ дурныхъ совтниковъ короля. Ея рчь построена весьма искусно и полна неподдльнаго паоса и воодушевленія.
Характеристика Уольсея y Голиншеда заключаетъ въ эмбріон т черты, которыя впослдствіи блестящимъ образомъ были развиты y Шекспира. Властный, честолюбивый и талантливый кардиналъ и y Голиншеда величественъ въ своемъ паденіи.
Слдуя точно указаніямъ своихъ источниковъ, Шекспиръ сдлалъ изъ своего сюжета все, что возможно было сдлать при данныхъ обстоятельствахъ. Онъ смягчилъ и очеловчилъ непривлекательный образъ Генриха VIII, не взявшись, однако, за неблагодарную задачу идеализаціи этого короля. Дале онъ вывелъ на сцену мать Елизаветы, полную женственности и красоты, каковой она и была въ дйствительности. На неприглядную ея роль въ дл Екатерины онъ набросилъ завсу.
Пассивность молодой красавицы, ея нравственное безразличіе — эти существенныя черты достаточно подчеркнуты Шекспиромъ.
Отвергнутая королева изображена полной величія и горя, королевой отъ головы до пятокъ. Можно колебаться, что для нея важне — утрата любви мужа или внца. И то, и другое для нея одинаково важно. Умирающая, она не можетъ простить слуг неумстнаго, въ ея глазахъ, обращенія.
Непривлекательный по нравственнымъ качествамъ, но высокодаровитый государственный человкъ Уольсей, написанъ Шекспиромъ во весь ростъ, со всми его признанными исторіей недостатками и положительными чертами характера. Гордый, заносчивый, коварный и лживый, Уольсей притомъ трудолюбивъ, дятеленъ, щедръ и демократиченъ. У него нтъ чертъ случайнаго выскочки, на всякомъ шагу виденъ зрлый умъ, опытъ, широкій взмахъ полета. Онъ падаетъ съ достоинствомъ и величіемъ, не желая изображать изъ. себя ни мученика, ни жертву, это — борецъ за государственную идею, понимаемую узко и эгоистично.
Едва-ли не верхъ искусства проявилъ Шекспиръ въ изображеніи Генриха VIII. Идеализировать этого порочнаго короля не позволяла ему совсть поэта и историка. Выставить Генриха въ надлежащемъ свт не позволяли обстоятельства. И Шекспиръ избираетъ такіе моменты жизни короля, которые, будучи особенно знаменательными, давали возможность поэту очеловчить этотъ гнусный обликъ жестокаго тирана. Въ процесс съ Екатериной король проявляетъ историческія черты деспота, лицемра и сластолюбца, но при всемъ этомъ король, подчиняясь влеченію сильной страсти, искренно y Шекспира сожалетъ о своей несчастной, отвергнутой первой супруг. Въ отношеніяхъ къ Анн Болейнъ, Генрихъ VIII проявляетъ сильную и горячую любовь, отчасти примиряющую съ нимъ зрителя. Какъ отцу, ему тоже готовы сочувствовать зрители и читатели. Наконецъ, y Шекспира Генрихъ VIII далеко не безучастенъ къ участи своихъ подданныхъ.
Вопреки мннію нкоторыхъ критиковъ, слдуетъ считать доказанными, что къ англійской реформаціи, какъ таковой, пьеса Шекспира никакого отношенія не иметъ. Отдленіе короля отъ церкви является y Шекспира совершенно случайнымъ, обусловленнымъ стремленіемъ къ разводу, a характеристика Кранмера касается его симпатичныхъ чертъ, какъ человка, безъ всякаго отношенія къ религіознымъ вопросамъ.
По стилю Генрихъ VIII относится къ лучшему періоду творчества Шекспира. Мы полагаемъ, ее можно, вмст съ однимъ изъ критиковъ, отнести къ началу XVII ст. Она могла быть заказана Шекспиру Елисаветой по поводу семидесятилтія со времени свадьбы Анны Болейнъ (12 апрля 1603). Пьеса ставилась посл смерти королевы при Іаков,— отсюда необходимость соотвтствующихъ вставокъ и измненій. Не претендуя на уровень ‘Гамлета’, ‘Короля Лира’, ‘Макбета’ и др., пьеса ‘Генрихъ VIII’ обладаетъ, все-же, поэтическими достоинствами стсненнаго въ своихъ сюжетахъ геніальнаго писателя. Она свидтельствуетъ, что даже такому генію, какъ Шекспиръ, было невозможно, при навязанной свыше тем, достигнуть той высоты, которой онъ достигалъ тогда, когда его орлиный полетъ не направлялся посторонней рукой.
Въ своей замтк проф. Шепелевичъ совершенно не захотлъ коснуться вопроса, въ какой мр ‘Генрихъ VIII’ дйствительно можетъ считаться Шекспировской пьесой. Останавливаясь на нсколькихъ замчательныхъ сценахъ и характерахъ ‘Генриха VIII’, почтенный профессоръ не жалетъ для нихъ восторженныхъ словъ. Правда, онъ не замалчиваетъ и литературные недочеты пьесы, которые такъ бросаются въ глаза, даже самому обыкновенному читателю при ознакомленіи съ этой, въ общемъ, очень слабой и малоинтересной пьесой. Но недочеты Л. Ю. Шепелевичъ считаетъ возможнымъ вполн удовлетворительно объяснить тмъ, что даже такого генія, какъ Шекспиръ, не могла не стснить тема, навязанная извн и не родившаяся свободно въ творческихъ настроеніяхъ великаго писателя.
Это отношеніе къ ‘Генриху VIII’ еще не исчезло окончательно изъ шекспировской литературы {Ср. напр. предисловіе Боденштедта въ относительно позднихъ нмецкихъ изданіяхъ Шекспира (1890), въ рус. литератур введенія къ ‘Генриху VIII’ въ изданіяхъ Гербеля (1899) и Соколовскаго (1886).}. Но оно несомннно почти уже уступило мсто другому воззрнію, по которому участіе Шекспира въ этой пьес не боле какъ частичное. Еще въ середин 18 вка, нкоторые англійскіе критики обратили вниманіе на особенности метра ‘Генриха VIII’, весьма непохожаго на метръ другихъ пьесъ Шекспира. Но этому замчанію долго никто не придавалъ особаго значенія. Лишь въ 1850 г. Спедингъ напечаталъ замчательную статью въ ‘Gentleman’s Magazine’, въ которой весьма убдительно доказывалъ, что большая часть пьесы написана въ манер извстнаго драматурга Флетчера. Основываясь на соображеніяхъ метрическихъ и эстетическихъ, Спедингъ приходилъ къ заключенію, что Шекспиру можетъ быть приписано только: 1) Дйствіе I — сцены 1 и 2, 2) Дйствіе II — сцены 3 и 4, 3) Дйствіе III — сцена 2, до того мста, гд король уходитъ. 4) Дйствіе V — сцена 1. Все остальное Спедингъ приписываетъ Флетчеру, хотя не считаетъ невозможнымъ участіе еще третьяго автора.
Мнніе Спединга не скоро получило господство. Но въ начал 70-хъ годовъ статья его была перепечатана въ трудахъ ‘Новаго Шекспировскаго Общества’ (New Shakespeare Society), во глав котораго стоитъ извстный шекспирологъ Фэрниваль (Furnival) и это сразу придало авторитетность теоріи Спединга. Что всего важне — ее всецло приняли изслдователи Шекспировскаго метра — Флэ (Fleay), Абботъ и др. A метръ — это очень надежное средство распознаванія и Шекспировскаго творчества и творчества всякаго поэта вообще. Особенности метра — своего рода художественный почеркъ, которымъ можно пользоваться почти съ тою же увренностью, съ какою калиграфы пользуются обыкновеннымъ почеркомъ для установленія принадлежности данной рукописи тому или другому лицу.
Въ настоящее время теорія Спединга принята всми англійскими авторитетными шекспирологами. И если самые осторожные изъ нихъ уклоняются отъ точнаго указанія, какія именно сцены ‘Генриха VIII’ должны считаться Шекспировскими, то во всякомъ случа никто на оспариваетъ того, что значительнйшая часть слабой пьесы не принадлежитъ великому писателю, изъ подъ пера котораго только что вышелъ такой chef d’oeuvre какъ ‘Буря’.
Есть, однако, теорія, которая идетъ еще дальше Спединга. Извстный нашимъ читателямъ выдающійся англо-русскій шекспирологъ — Робертъ Ивановичъ Бойль (см. т. IV, стр. 68) помстилъ въ ‘Transactions’ того же ‘Новаго Шекспировскаго Общества’ за 1880—85 г. детально-разработанное изслдованіе, въ которомъ доказываетъ, что въ томъ текст ‘Генриха VІІІ’, который дошелъ до насъ въ знаменитомъ изданіи in folio сочиненій Шекспира 1623 г. ничего Шекспировскаго нтъ. По его мннію, при пожар театра Глобусъ (см. выше стр. 496) подлинный манускриптъ сгорлъ, a такъ какъ слава пьесы была очень велика, то нашлись драматурги, которые охотно написали на тотъ же сюжетъ новую пьесу. Одинъ изъ этихъ драматурговъ несомннно Флетчеръ, другой — извстный намъ по предисловію къ ‘Троилу и Крессид’ Мэсинджеръ.
Теорія Бойля не встртила документальныхъ опроверженій и если не можетъ считаться общепризнанной (къ ней напр. относится очень отрицательно новйшій очень авторитетный біографъ Шекспира Сидней Ли), то все-таки, мнніе о непричастности Шекспира къ ‘Генриху VIII’ очень распространено. Брандесъ къ своему справедливому заявленію, что ‘многіе изъ современныхъ компетентныхъ критиковъ утверждаютъ, что Шекспиръ не написалъ въ этой пьес ни одного стиха’, прибавляетъ слдующее важное сообщеніе:
‘Ф. Д. Фэрниваль разсмотрлъ въ своемъ большомъ изслдованіи, служащемъ вступленіемъ къ ‘The Leopold Shakespeare’ эту пьесу, какъ одну изъ тхъ, которыя частью должны быть приписаны Шекспиру. Впослдствіи онъ отказался отъ своего взгляда и написалъ на поляхъ подареннаго мн экземпляра подъ Генрихомъ VIII — ‘not Shakespere’s’ (не Шекспировская). Артуръ Саймонсъ, помстившій эту пьесу въ изданіи Ирвинга и снабдившій ее вступленіемъ, сказалъ мн устно, что склоняется теперь къ мннію, въ виду метрическихъ особенностей, что Шекспиръ не участвовалъ въ созданіи этой пьесы. В. А. Дэньелъ, глубокоученый издатель столь многихъ Шекспировскихъ in quarto, заявилъ мн, что не знаетъ, кто былъ авторомъ этой пьесы’ (Брандесъ, Шекспиръ, II, 321).
Въ виду такого положенія вопроса о ‘Генрих VIII’ мы сочли полезнымъ для читателей нашего изданія просить уважаемаго Р. И. Бойля сдлать извлеченіе изъ его изслдованія. Ниже помщаемое извлеченіе дополнено нкоторыми новыми соображеніями, но вмст съ тмъ оно, къ сожалнію, по необходимости, лишено самой доказательной своей части: 1) таблицы метровъ разныхъ частей пьесы, соотвтственно которымъ авторъ приписываетъ ихъ то Флетчеру, то Мэсенджеру и 2) сопоставленія тхъ мстъ ‘Генриха VIII’ и подлинныхъ пьесъ Шекспира, гд разработаны одни и т же положенія и темы. Эта существеннйшая часть изслдованія г. Бойля иметъ значеніе только для подлинника.
Попытка оспаривать принадлежность Шекспиру драмы, включенной издателями знаменитаго перваго собранія его сочиненій (in folio) 1623-го года, представляется на первый взглядъ очень смлой. Однако изъ предисловіи къ ‘Троилу и Крессид’ мы знаемъ, какъ мало можно полагаться на издателей этого собранія, отнесшихся къ принятой ими на себя задач очень небрежно. Они должны бы были знать, что многое изъ того, что было выпущено въ свтъ подъ именемъ Шекспира, въ дйствительности было написано не имъ, a иными драматургами. Но они не считаютъ нужнымъ даже и намекнуть на это. Они заявляютъ, что издаютъ драматическія произведенія Шекспира слово въ слово по рукописямъ поэта. A между тмъ по опечаткамъ можно совершенно ясно видть, что они печатали не съ рукописи, a съ тхъ самыхъ изданій іn quarto, которыя они называли мародерскими. Обстоятельства, при которыхъ появилась наша драма, разсказаны выше. Сгорли-ли при этомъ и рукописи, въ точности неизвстно, но, конечно, весьма вроятно, что он не уцлли. 3 года спустя сгорла такъ называемая арена для птушиныхъ боевъ (Cock-pit), и въ этомъ случа положительно установлено, что манускрипты затерялись. Эта утрата не только объясняетъ разныя неясности по отношенію къ ‘Генриху VIII’, но также и въ отношеніи другихъ драмъ Шекспира, которыя, какъ и эта пьеса, оставались въ рукописномъ вид до 1623 г. Существуетъ множество предположеній о времени написанія ‘Генриха VIII’. Нкоторые авторитетные писатели, напр., Эльце, относили нашу драму ко времени царствованія Елизаветы. Но когда было изслдовано развитіе благо стиха y Шекспира, то стало очевидно, что драма эта не могла быть написана въ столь раннюю пору. Лондонское ‘Новое шекспировское общество’ обнародовало нкоторые матеріалы, касающіеся этого вопроса, и воспроизвело разные литературные памятники, доказывающіе, что многія мста въ драм написаны особымъ, легко распознаваемымъ размромъ Джона Флетчера. Это открытіе длаетъ необходимымъ предположеніе, что въ завершеніе своей драматической дятельности и еще при полномъ обладаніи своими умственными силами Шекспиръ вступилъ въ сотрудничество съ второстепеннымъ драматургомъ, послдствіемъ чего было появленіе произведеній, лишенныхъ тхъ характеристическихъ особенностей, которыми отличаются прочія его драмы, особенно позднйшія. Въ запискахъ лондонскаго ‘Новаго Шекспировскаго общества’ (New Shakespeare society’, Transactions for the years 1880—85 г.) авторъ настоящихъ строкъ напечаталъ статью, въ которой доказывается, что ‘Генрихъ VIII’ всецло принадлежитъ Флетчеру и Мэссинджеру (Massinger). Съ того времени не появилось ни одной серьезной попытки опровергнуть эту гипотезу.
Труды членовъ ‘Новаго Шекспировскаго общества’ уже доказали, на основаніи особенностей стихосложенія, что дата драмы — 1613 г., до сихъ поръ признаваемая англійскими авторитетами, повидимому, очень близка къ истин. Наша гипотеза сдлала шагъ дале. Оказалось, что фактура стиха ‘Генриха VIII’, въ такой же мр отлична отъ Шекспировской, въ какой боле ранняя манера Мэссинджера отличается отъ ‘Бури’ и ‘Зимней сказки’. Это ясно видно изъ таблицы стихотворныхъ размровъ, приложенной къ упомянутой выше нашей стать въ запискахъ Ново-Шекспиров. общества. Герцбергъ (Hertzberg), единственный основательный изслдователь Шекспировскаго благо стиха, указываетъ на частое стеченіе сильныхъ и слабыхъ окончаній, какъ на что-то необычное въ ‘Генрих VIII’, и прибавляетъ, что тамъ, гд такое стеченіе происходитъ въ сосднихъ строкахъ, это производитъ нкоторую жесткость — черта, несвойственная обыкновенно гармоничному стиху Шекспира. Но такое же точно стеченіе этихъ окончаній въ сосднихъ строкахъ можно въ изобиліи найти и y Мэссинджера — доказательство, что метрическія особенности ‘Генриха VIII’, отличающія эту драму отъ другихъ произведеній Шекспира, пошли по направленію, взятому Мэссинджеромъ въ его другихъ драмахъ.
Само собой разумется, что одно только различіе въ фактур стиха ‘Генриха VIII’ и ‘Бури’ или ‘Зимней сказки’ не достаточно еще для теоріи, отрицающей на этомъ основаніи самую принадлежность драмы Шекспиру. Но дло мняется, разъ мы находимъ много другихъ звеньевъ, связывающихъ эту драму съ другими извстными драмами Мэссинджера, и когда видимъ, что вся обрисовка характеровъ въ драм вполн въ стил Мэссинджера и не иметъ никакого сходства съ Шекспировской. Могли бы возразить, что Мэссинджеръ былъ слишкомъ хорошо извстенъ какъ драматургъ, чтобы написанная имъ драма могла сойти за Шекспировскую, и чтобы въ теченіе цлыхъ 25 лтъ, протекшихъ со дня обнародованія драмы по день его смерти, не появилось ни малйшаго намека на его участіе въ созданіи ея. Но для тхъ, кто близко знакомъ съ условіями литературной жизни того времени, въ этомъ нтъ ничего ни невозможнаго, ни невроятнаго.
Мнніе, что большую часть ‘Генриха VIII’ написалъ Флетчеръ, основывается главнымъ образомъ на характер стихосложенія. Это мнніе можно доказывать (или оспаривать) только при помощи англійскаго текста. Здсь же достаточно сказать, что за послднія 30 лтъ въ Англіи не раздалось ни одного голоса, который отрицалъ бы сотрудничество Флетчера. Поэтому мы можемъ ограничиться лишь доказательствами сотрудничества въ созданіи этой драмы еще и Мэссинджера и указаніемъ на отдльныя мста, сближающія нашу драму съ драмами, написанными однимъ Флетчеромъ. Эти совпаденія имютъ тмъ большую цну, что Флетчеръ повторяется рдко. Прологъ принадлежитъ Флетчеру. Въ немъ есть стихъ, очень важный для нашего предположенія:—
To rank our chosen truth with such a show
As fool and fight.
Это же выраженіе встрчается и въ пьес, написанной однимъ Флетчеромъ:—
To what end do I walk? for man to wonder at,
And fight and fool?’
(Дешевое изданіе Рутледжа [Routlege], т. стр. 169).
Пьеса эта называется ‘Women Pleased’. Первыя свднія о ней мы встрчаемъ въ 1633 голу, но она повидимому появилась много ране, вроятно, около 1612—1615. Въ пьес ‘Women Pleased’, представляющей собою что-то въ род пародіи на ‘Укрощеніе строптивой’ Шекспира (Taming of the Shrew), женщины ведутъ разговоры въ томъ легкомысленномъ, двусмысленномъ дух, который вообще свойственъ Флетчеру. Въ V акт, сц. 2, Изабелла, замужняя женщина, и Клавдіо, молодой иностранецъ, увидвшій ее съ улицы, сидятъ и разговариваютъ, Клавдіо признается Изабелл въ любви.
Isab. He that would proffes this. And bear that foil affection you make show of, should do.
Claudio. What should Ido?
Isab. I cannot show you.
Изaбеллa. Тотъ, кто сознается въ этомъ и полонъ тмъ чувствомъ, о которомъ вы говорите, сдлалъ бы…
Клaвдіо. Что же долженъ я сдлать?
Изабелла. Я не могу вамъ этого показать.
Въ приписываемой Флетчеру части ‘Генриха VIII’ (актъ I, сцена 4, ст. 47) въ разговор лорда Сандса и Анны Болейнъ центръ тяжести въ тхъ-же непристойностяхъ, выраженныхъ тми-же самыми словами.
Lord Sands.
And pledge it, madame
For’t is to such a thing…
Anne.
You cannot show me.
Особенность ‘Генриха VIII’ составляетъ то, что цлый рядъ ситуацій мы вновь встрчаемъ въ пьесахъ Флетчера и Мэссинджера.
У Мэссинджера эти положенія повторяются въ драмахъ, появившихся поздне ‘Генриха VIII’, что можно истолковать въ томъ смысл, что онъ смотрлъ на нихъ какъ на свою личную собственность. Что касается Флетчера, то пьеса, гд встрчается подобная же сцена — ‘Гибель Двушки’ (The Maid’s Tragedy) — появилась въ 1611 году, за два года до пожара театра ‘Глобусъ’.
Необходимо сравнить об сцены: ‘Maid’s Tragedy Act. I, sc. 2.
Enter Calianax and Diagoras.
Calianax. Diagoras, look to the doors better, for shame! You let in all the world…
Diagoras. What now?
Melantius (within). Open the door.
Diagoras. Who’s thero?
Melantius. Melantius.
Diagoras. Stand back there! Room for my Lord Melantius! Pray, bear back, this is no place for such youths and their trulls. Let the doors shut again. No? do your beads itch? I’ll scratch them for you (Shuts the door). Again, who is’t now? I cannot blame my Lord Calianax for running away, would he were here? He would run raging axong them, and break a dozen wiser heads than his own in the twinkling of an eye. What’s the nows now?
(Within). I pray you can help me to the speech of the master cook?
Diagoras. If I open the door I’ll cook some of your calvos heads. Рeасо, rogues!
Входятъ Каліанаксъ и Дiaгоръ.
Кaлiанаксъ. Діагоръ, что за срамъ! Смотри получше за дверьми. Ты пускаешь сюда кого попало…
Дiaгоръ. Кто тамъ еще?
Mелaнтий (снаружи). Мелантій!
Діагоръ. Назадъ! дорогу милорду Мелантію! здсь не мсто для такихъ молокососовъ и ихъ потаскушекъ. Сдлайте милость — назадъ! Затворите двери. Нтъ? Или y васъ засвербло въ башк? Ну такъ я почешу ее вмсто васъ. (Затворяетъ дверь). Опять! Кто тамъ еще? Не осуждаю, что господинъ мой Каліанаксъ ушелъ. Будь онъ здсь,— разсердился бы и въ одно мгновеніе ока разбилъ бы съ дюжину головъ поумне своей собственной. Еще тамъ что?
(Голосъ снаружи). Послушайте, какъ бы мн поговорить съ господиномъ кухаремъ?
Діагоръ. Вотъ открою я двери, да покухарю кое-чьи болваньи башки! Тише вы, бродяги!
Если сравнить эту сцену съ акт. V, сц. 4 ‘Генриха VIII’, то убдимся, что послдняя — не что иное, какъ передлка приведенной сцены изъ ‘Гибели Двушки’.
Что касается Мессинджера,то мы должны принимать въ разсчетъ скоре общій характеръ письма, чмъ параллельность отдльныхъ пассажей. Этотъ вопросъ изслдованъ нами въ предисловіи къ ‘Троилу и Крессид’. Тамъ объяснено, что художественныя созданія Шекспира можно раздлить на два разряда чисто-художественныя и философскія. До ‘Гамлета’ Шекспиръ пользовался преимущественно первымъ родомъ выраженія своихъ мыслей. Второй родъ выраженія — боле прямой и драматическій — встрчается въ совершенной форм впервые въ ‘Гамлет’, a затмъ во множеств мстъ въ позднйшихъ драмахъ. Если бы ‘Генрихъ VIII’ принадлежалъ Шекспиру, то мы должны бы были встртить въ немъ пріемъ послдняго рода — драматическую, a не чисто описательную манеру. Но то обстоятельство, что во всей драм не встрчается ни одного такого мста, убдительне всего свидтельствуетъ въ пользу авторства Мэссинджера.
Въ своемъ изслдованіи о ‘Генрих VIII’ въ запискахъ Ново-Шекспировскаго общества мы привели 13 образчиковъ совершенно различнаго способа обработки однихъ и тхъ-же положеній и темъ въ ‘Генрих VIII’ и въ подлинныхъ пьесахъ Шекспира.
Во всемъ ‘Генрих VIII’ нтъ ни одной картины, которую было бы возможно поставить наряду съ картинами философскаго характера посл-Гамлетовскаго періода, Напротивъ того — въ немъ встрчаются топорнйшія частности, которыя могутъ вызвать только смхъ. Напр. I, 1. 9:
‘How they clung
In their embracements as they grew together
Which had they what four ihroned ones could have weighed
Such a compounded one’.
Спшившись, другъ друга заключили
Въ объятія и будто-бы срослись.
Да и срослись они на самомъ дл
Но отыскать-бы въ свт четырехъ
Властителей, подобныхъ этимъ двумъ,
Въ одно соединеннымъ.
Это выраженіе напоминаетъ мсто изъ другой мнимо Шекспировской пьесы. ‘Двухъ знатныхъ родственниковъ’ (The two Noble Kinsmen), когда Эмилія размышляетъ о своихъ двухъ поклонникахъ (V, 3. 4):
‘Were they metamorphosed
Both into one! O, why, there were no woman
Worth so composed a man’.
T. e. ‘Если бы оба они превратились въ одного! О, тогда не нашлось бы женщины, достойной такого составного мужа’.
И все таки это не такъ смшно, какъ сейчасъ приведенное мсто изъ ‘Генриха VIII’.
Самое начало драмы взято изъ пьесы Мэссинджера ‘Императоръ Востока’. III. 1,
Комната во дворц.
 , Входятъ Пaвлиникъ и Филaнaксъ.
Paul.
Nor this, nor the age hefore us over looked on
The like solomuity.
Philanax.
A sudden fever
Kept me at home. Pray you, mylord, acquaint me
With the particulars.
Paul.
You may presume
No pomp or ceremony could be wanting
Where there was privilege to command and mens
To cherish rare inventions.
Philanax.
I believe it,
But the sum of all in brief.
То-есть:
Paul. Ни этотъ вкъ, ни времена, протекшія до насъ
Не видли такого торжества.
Philanax. Внезапный припадокъ лихорадки удержалъ меня дома. Прошу васъ, милордъ, разскажите мн о подробностяхъ.
Paul. Само собою — не было недостатка ни въ пышности, ни въ церемоніяхъ. Тутъ былъ случай и возможность пустить въ ходъ самыя хитрыя выдумки.
Philanax. Врю. Но разскажи все вкратц.
Въ ‘Генрих VIII’ I, 1, дйствіе открывается совершенно такимъ-же образомъ (см. дальше пьесу).
Мэссинджеръ неоднократно повторяетъ въ своихъ драмахъ пассажи изъ другихъ своихъ произведеній, но — насколько этотъ вопросъ изслдованъ — онъ никогда не присваивалъ себ собственности другихъ драматурговъ. Онъ пользуется разговоромъ двухъ дйствующихъ лицъ для описанія какого нибудь дйствія, происшедшаго вн сцены. Этотъ пріемъ во всхъ шекспировскихъ драмахъ встрчается только однажды — въ ‘Зимней сказк’. Въ ‘Барнавельт’ Мэссинджера и Флетчера есть сцена, гд принцъ Оранскій, вызванный въ Совтъ, получаетъ отъ Барнавельта и его друзей грубый приказъ остановиться на порог и не входить въ залъ Совта. Въ ‘Генрих VIII’ Кранмеръ вызывается въ Coвтъ — и его держатъ въ передней среди лакеевъ и пажей. Это историческій случай, происшедшій съ Кокомъ, (Coke) когда его лишили званія главнаго судьи. Эльсмеръ его преемникъ, держалъ его въ своей передней среди лакеевъ, не снявшихъ даже въ его присутствіи своихъ шляпъ.
Обратимся теперь къ обрисовк характеровъ въ ‘Генрих VIII’. Сначала о женскихъ характерахъ. Они отличаются отъ характеровъ боле раннихъ пьесъ Шекспира позднйшаго періода своей идеализаціей. Если мы сравнимъ Миранду, Пердиту, Имогену, Изабеллу, Виргилію съ Джульетой, Порціей, Геро, Беатрисой, Розалиндой, Целіей, Віолой,— то увидимъ, что первая серія этихъ характеровъ иметъ нчто своеобразное, отличающее ее отъ другихъ серій. Это, такъ, сказать ‘небесныя и святыя созданія’, по опредленію Люціо въ разговор съ Изабеллой. Другія серіи представляютъ собою ‘духовъ — но все таки и женщинъ’, и какъ говоритъ Уордсворстъ, ‘не слишкомъ блестящихъ, но нужныхъ какъ хлбъ насущный для человческой природы’. (‘Spirits but yet women too’, ‘no too bright and good for human nature’s daily food’).
Анна, если бы она была созданіемъ Шекспира, должна бы быть отнесена къ первой серіи. Но въ дйствительности она очерчена въ манер Бьюмонта (Beaumont) и Флетчера, и мы бы прибавили — Мэссинджера, по впечатлнію, которое она производитъ на другихъ. Камергеръ говорить о ней, II, 3. 75:
Я хорошо понялъ ее, красота и добродтель такъ тсно соединены въ ней, что поразили даже короля: и кто знаетъ, не отъ этой ли лэди произойдетъ брилліантъ, который озаритъ весь нашъ островъ.
Суффолькъ говоритъ о ней III, 2, 49:
Она восхитительное созданье, совершенство по уму т по красот. Я убжденъ, что ради нея на эту страну снизойдетъ благословеніе, которое увковчитъ ея имя.
Даже Уольсей (Wolsey) говоритъ о ней:
Я знаю, что она добродтельная и достойная уваженія женщина.
Въ дйств. IV, 1, 43 второй джентельменъ говоритъ о ней:
Да благословитъ тебя небо. У тебя самое прелестное лицо, которое я когда либо видлъ, сэръ, она ангелъ, это такъ же врно, какъ то, что я имю душу. Король въ ея объятіяхъ иметъ вс богатства Индіи — и даже что-то боле драгоцнное. Я не осуждаю его.
И сэръ Томасъ Ловель въ дйствіи V, 1, 24, говоритъ:
Совсть моя говоритъ мн, что она доброе созданье, и кроткое существо — заслуживаетъ нашихъ лучшихъ пожеланій.
Таковы впечатлнія, которыя она производитъ на окружающихъ, друзей и враговъ. Но, когда мы посмотримъ, что она длаетъ, чтобы заслужить такую высокую оцнку, то мы увидимъ, что/ она вступаетъ въ остроумный, но скользкій разговоръ съ лордомъ Сандсомъ, какъ было указано выше, или разсуждаетъ со старой лэди, служащей вмст съ ней y королевы, о томъ, что больше всего огорчитъ ихъ госпожу, если она утратитъ королевское достоинство. По мннію Анны, королев тяжеле всего будетъ разстаться съ великолпіемъ и пышностью, къ которымъ она привыкла за девятнадцать лтъ.
Это, думаетъ она, такая-же агонія, какъ разставаніе души съ тломъ. Гд найдемъ мы что нибудь столь мелкое и тривіальное y какой либо изъ шекспировскихъ героинь, раньше или позже? Что она въ этой сцен играетъ комедію вмст съ старой лэди, это ясно, и старая лэди хорошо понимаетъ это и намекаетъ на это. Однако та, кто была равной ей, пока на Анну не упалъ благосклонный взглядъ короля, бросаетъ ей суровый и заслуженный упрекъ. Невозможно считать Анну созданьемъ Шекспир