Квартиры со столом и прислугою, Диккенс Чарльз, Год: 1853

Время на прочтение: 41 минут(ы)

КВАРТИРЫ СО СТОЛОМЪ И ПРИСЛУГОЮ.

Повстъ Чарльза Диккенса.

ГЛАВА І.

Мистриссъ Тиббсъ была, безспорно, самое опрятное, самое живое, самое расчетливое существо, какое когда либо дышало лондонскимъ дымомъ, домъ мистриссъ Тиббсъ былъ самымъ миловиднымъ домомъ въ цломъ Гретъ-Корамъ-Стрит. Задній входъ и заднее крыльцо этого дома, парадная дверь и передняя лстница, мдная ручка у двери, дверныя филенки, молотокъ и фонарь отличались тою чистотою и блескомъ, которые могло сообщить имъ неутомимое мытье, тренье и скобленье ихъ золой, пескомъ и дресвой. Удивительно было только то, что дверь, носившая интересную надпись: ‘Мистриссъ Тиббсъ’, ни разу ни загоралась отъ этой постоянной полировки. Въ гостиной хозяйки, въ окнахъ виднлись сторы, въ зал — голубыя съ золотомъ гардины. Лампа, висвшая при вход, была бла какъ мыльная пна, въ столы, разставленные по комнатамъ, можно было смотрться какъ въ зеркала, одно сиднье на стульяхъ сообщило бы вамъ чисто французскій лоскъ въ манерахъ. Перилы у лстницъ были навощены, даже самыя проволоки, придерживавшія коверъ по ступенямъ, блестли такъ сильно, что заставляли потуплять глаза.
Мистриссъ Тиббсъ была вообще довольно миніатюрныхъ размровъ, мистера Тиббса тоже никто бы не назвалъ мужчиною большого роста. У него были очень короткія ноги, но зато, по закону возмездія, чрезвычайно длинное лицо. Въ отношеніи къ своей половин онъ былъ тмъ же, чмъ 0 (нуль) въ отношеніи къ 90: вмст съ нею онъ имлъ нкоторое значеніе, безъ нея — никакого., Мистриссъ Тиббсъ говорила безъ умолку. Мистеръ Тиббсъ пускался рдко въ разговоры, и если болтовня его сожительницы позволяла ему подчасъ вклеить и свое словцо, то онъ длалъ это именно въ тхъ случаяхъ, когда слдовало бы промолчать. Мистриссъ Тиббсъ не терпла длинныхъ исторій, а у мистера Тиббса была на душ одна, какъ нарочно, до того длинная, что конца ея не отваживались дослушать самые великодушные изъ его друзей. Онъ начиналъ обыкновенно такимъ образомъ: ‘какъ теперь помню, когда я служилъ въ корпус волонтеромъ, въ тысяча-восемь-сотъ-такомъ-то году’,— но такъ какъ онъ говорилъ очень вяло и тихо, а его дражайшая половина очень скоро и громко, то понятно, что онъ рдко уходилъ дальше вышеприведеннаго вступленія. Его бы можно было отвести къ числу меланхолическихъ разскащиковъ. Онъ былъ въ род вчнаго жида Джо Милеризма.
Состояніе мистера Тиббса обезпечивалось маленькимъ пенсіономъ, около 43 фунтовъ 15 шиллинговъ въ годъ. Его отецъ, мать и пять прелестныхъ ихъ отростковъ получали подобную же сумму съ деревни, пожалованной имъ неизвстно за какія особенныя заслуги. Но такъ какъ вышеупомянутая обезпеченность не была достаточна для того, чтобы окружить почтенную чету всми удобствами жизни, то дятельной супруг Тиббса пришло въ голову, что лучшее употребленіе, которое можно было сдлать изъ собственнаго ея приданаго въ 700 фунтовъ, состояло въ найм и устройств приличнаго помщенія для постояльцевъ гд нибудь между Британскимъ Музеумомъ и деревнею Сомерзъ-Таунъ.
Гретъ-Корамъ-Стритъ была пунктомъ, избраннымъ для сей цли. Домъ былъ убранъ соотвтствующимъ образомъ, наняты дв служанки и мальчикъ, и въ объявленіяхъ, помщенныхъ въ утреннихъ газетныхъ листкахъ, провозглашалось торжественно, ‘что шесть особъ могутъ найти вполн удобное помщеніе въ прелестномъ, избранномъ для сей цли, дом, у благовоспитаннаго частнаго семейства, живущаго на такомъ выгодномъ мст, которое всего въ двухъ шагахъ отъ какого бы то ни было пункта въ Лондон.’ Безчисленное количество отвтовъ не замедлило поступить, со всми возможными заглавными буквами, какъ будто вс литеры азбуки возъимли похвальное желаніе искать и нанимать квартиры, возродилась огромная переписка между мистриссъ Тиббсъ и претендентами, но сущность ея составляла глубокую тайну. ‘Д’ не любилъ одного, ‘І’ не терплъ другого, ‘I. О. У.’ не находилъ удобными условія, а ‘Г. Р.’ не привыкъ спать на французской постели. Слдствіемъ всего этого было, однако же, то, что три джентльмена сдлались жильцами дома мистриссъ Тиббсъ на условіяхъ, которыя удовлетворяли об договаривавшіяся стороны. Объявленія, несмотря на то, продолжались, и вскор какая-то лэди съ двумя дочерьми вилась съ предложеніемъ умножить семейство мистриссъ Тиббсъ:
— Прелестная женщина ага мистриссъ Мапльсонъ! сказала мистриссъ Тиббсъ, сидя съ мужамъ у камина посл завтрака, джентльмены разошлись въ это время каждый по своему назначенію.— Въ самомъ дл, премилая женщина! повторила миніатюрная мистриссъ Тиббсъ, въ форм монолога, потому что она и не думала никогда сообщать своя мысли супругу.— А дочери ея, просто очаровательны. У васъ будетъ сегодня зя столомъ рыба, и я позову ихъ на первый разъ въ себ обдать.
Мистеръ Тиббсъ положилъ кочергу, подъ прямымъ угломъ, на щипцы и хотлъ что-то сказать, но потомъ вскор размыслилъ, что сказать ему нечего.
— Молодые леди, продолжала мистриссъ Тиббсъ:— сами вызвались перенести сюда свое фортепьяно.
Такая черта самопожертованія невольно навела мистера Тиббса на мысль объ исторіи корпуса волонтеровъ, но онъ не осмлился пуститься въ разсказы. Блестящая идея пришла ему въ эту минуту въ голову.
— А вдь очень было бы пріятно, сказалъ онъ.
— Прошу не класть ногъ на ршотку, прервала мистриссъ. Тиббсъ: — это вовсе неприлично.
Тиббсъ снялъ ноги съ ршетки и продолжалъ:
— А вдь было бы очень пріятно, если бы одна изъ молодыхъ леди успла завлечь мистера Римсона: ты знаешь, что супружество….
— Что-о! вскричала мистриссъ Тиббсъ.
Тиббсъ скромно повторилъ свою фразу.
— Прошу не говорить о такихъ вещахъ, сказала, мистриссъ Тиббсъ.— Вотъ что выдумалъ! женитьба! лишить меня жильцовъ!… Ни за что на свт!
Тиббсъ подумалъ въ душ, что сказанное имъ вовсе не неприлично, но какъ онъ не имлъ обыкновенія спорить съ женой, то я прекратилъ разговоръ замчаніемъ, что ему пора на службу. Онъ обыкновенно выходилъ изъ дому въ десять часовъ утро, а возвращался въ пять пополудни, съ выпачканнымъ лицомъ. Никто не зналъ, въ чемъ состояла его обязанность и куда онъ уходилъ такъ аккуратно, но самъ мистеръ Тиббсъ говорилъ обыкновенно съ важностію, что дла призываютъ его въ Сити.
Дв миссъ Мапльсонъ и ихъ почтенная родительница пріхали посл полудня въ наемной карет, въ сопровожденіи, огромнаго количества поклажи. Сундуки, ящики для чепцовъ, для муфтъ и зонтиковъ, гитарные футляры, свертки всевозможныхъ фасоновъ, изъ коричневой бумаги, перевязанные веревками, заграждали путь. Потомъ началась такая бготня вверхъ и внизъ съ узлами и мшками, такая возня съ горячею водою, приготовленною для омовеній лэди, такая суета, смятеніе, такое нагрваніе припекальныхъ щипцовъ, что ничего подобнаго не были видано прежде въ Гретъ-Корамъ-Стрит. Миніатюрная мистриссъ Тиббсъ была совершенно въ своей сфер: она неутомимо шумла, говорила безъ умолку, раздавала полотенцы, мыло и прочія житейскія принадлежности, точь-въ-точь, какъ главная сидлка въ больниц. Домъ пришелъ въ обычное спокойное состояніе не прежде, какъ лэди заперлись по принадлежности въ своихъ спальняхъ, занявшись исключительно туалетомъ къ обду.
— Что, эти двочки — ничего? спросилъ мистеръ Симсонъ мистера Септмма Гикса, другого жильца, пока они нжились передъ обдамъ, развалясь на софяхъ въ общей зал.
— Не знаю, отвчалъ мистеръ Септимъ Гиксъ, высокій, блдный юноша въ очкахъ, съ черной лентой на ше вмсто галстуха,— очень интересная личность, сантиментальный поститель госпиталей и, по общему отзыву, весьма ‘даровитый молодой человкъ’. Онъ любилъ сдабривать свою рчь всевозможними цитатами изъ Донъ-Хуана, не стсняясь ихъ примненіемъ къ длу и отличаясь при этомъ особенною независимостію характера. Другой, мистеръ Симсонъ, былъ однимъ изъ тхъ молодыхъ людей, которые въ обществ то же, что фигуранты на сцен, съ тою только разницею, что онъ хуже понималъ свое призваніе, чмъ самый равнодушный изъ артистовъ. Онъ былъ совершенно пустоголовъ и одвался сообразуясь съ каррикатурами, издаваемыми въ модныхъ журналахъ.
— Я видлъ пропасть узловъ на дорог, когда свелъ сюда, проговорилъ Симсонъ, ухмыляясь.
— Безъ сомннія, различныя статьи туалета, замтилъ чтитель Донъ-Хуана.
….Much lines, lace, and several pair
Of stockings, flippers, brushes, combe, complete,
With other articles of ladies’ fair,
To keep them beautiful, or leave them neat (*).
(*) …Множество нитяныхъ, бумажныхъ и разныхъ другихъ чулокъ, туфлей, щетокъ, гребенокъ, много и другихъ аттрибутовъ туалета, длающихъ женщину прекрасне или во крайней мр чищ.
— Это изъ Мильтона? спросилъ мистеръ Симсонъ.
— Нтъ, изъ Байрона, отвчалъ мистеръ Гиксъ, со взглядомъ, исполненнымъ глубокаго презрнія. Онъ не ошибался насчетъ своего любимаго автора, потому что другого никакого не читалъ.
— Тише! сказалъ мудрый странствователь по госпиталямъ: — идутъ наши барышни.
И они оба стали говорить возвыся голосъ.
— Мистриссъ Мапльсонъ и дв миссъ Мапльсонъ, мистеръ Гиксъ. Мистеръ Гиксъ, мистриссъ Мапльсонъ и миссъ Мапльсонъ, сказала мистриссъ Тиббсъ, ярко раскраснвшись.
Она все утро надзирала за кухонными операціями и походила въ эту минуту на восковую куклу, выставленную въ ясный день на солнце.
— Мистеръ Симсонъ, прошу извиненія, что забыла — мистеръ Симсонъ — мистриссъ Мапльсонъ и дв миссъ Мапльсонъ…. и vice versa.
Джентльмены завели тотчасъ же весьма учтивый разговоръ, внутренно желая, между тмъ, чтобы руки ихъ обратились въ другую пару ногъ, потому что они ршительно не знали, куда съ ними дваться. Лэди улыбались, жеманились, двигались на стульяхъ и закрывались взмокшими отъ духовъ платками, джентльмены сидли прислонившись къ самымъ драпировкамъ на окнахъ, мистриссъ Тиббсъ между тмъ обмнивалась какими-то весьма серьзными пантомимами съ служанкой, которая предложила ей нсколько вопросовъ насчетъ соуса, молодыя лэди взглядывали отъ времени до времени другъ на друга. Вообще же вся компанія находила что-то особенное привлекательное въ чугунной, покрытой пепломъ ршотк камина.:
— Юлія, душа моя, сказала мистриссъ Мапльсонъ своей младшей дочери, голосомъ довольно громкимъ для того, чтобы обратить вниманіе присутствовавшихъ: — Юлія!
— Что, мамаша?
— Не горбись.
Это было сказано съ намреніемъ обратить всеобщее вниманіе на вполн безукоризненную фигуру миссъ Юліи.
Каждый прилично поглядлъ на миссъ, за тмъ слдовала пауза.
— Какіе ныньче кочмены невжи, вы не можете себ представить, сказала мистриссъ Мапльсонъ, обращаясь къ мистриссъ Тиббсъ.
— Милая моя! отвчала хозяйка, съ выраженіемъ состраданія на лиц.
Она не могла продолжать, потому что служанка опять показалась въ дверяхъ и возобновила, съ важнымъ видомъ, прежнія телеграфическія сношенія съ своей госпожей.
— Я думаю, что кочмены вообще очень необразованы, сказалъ мистеръ Гиксъ, вкрадчивымъ голосомъ.
— Я ршительно думаю, что это такъ, отвчала мистриссъ Мапльсонъ, какъ будто подобная мысль въ первый разъ пришла ей въ голову.
— Кабмены тоже, замтилъ мистеръ Симсонъ.
Это сказано было вовсе не кстати, потому что никто ни словомъ, ни дломъ не давалъ разумть, что иметъ хоть малйшее понятіе о нравахъ и обычаяхъ кабменовъ.
— Робинсонъ, что теб надо? сказала мистриссъ Тиббсъ служанк, которая, чтобы дать замтить свое присутствіе госпож, звучно чихала и кашляла по ту сторону двери въ продолженіе цлыхъ пяти минуть.
— Извините, сударыня, что я васъ безпокою: барину нужно чистую пару, отвчала служанка, совершенно сбитая съ своей безопасной позиціи.
Этому уже невозможно было противопоставить никакое хладнокровіе: молодые люди стали было смотрть въ окно, но скоро оба ушли, какъ дв бутылки майскаго пива, лэди приложили платки къ губамъ, а миніатюрная мистриссъ Тиббсъ шумно вышла изъ комнаты, съ тмъ, чтобы мужу дать чистое блье, а горничной — хорошій нагоняй.
Мистеръ Кальтонъ, единственный отсутствовавшій до того жилецъ, вскор явился въ комнату и далъ разговору вожделнное движеніе. Мистеръ Кальтонъ былъ красивый престарлый холостякъ. Онъ говорилъ о себ обыкновенно, что хотя черты его лица не отличаются изящною правильностью, зато он поразительны. Это было вполн справедливо: смотря на его физіономію, нельзя было не вспомнить поневол большого молотка у городскихъ воротъ, изображавшаго что-то среднее между львомъ и обезьяной, сходство это простиралось на весь характеръ и разговоръ мистера Кальтона. Онъ умлъ сохранять самое упорное молчаніе, когда все двигалось и говорило вокругъ него. Онъ никогда не начиналъ разговора, никогда не выражалъ какой либо новой мысли, но если къ нему наконецъ обращались съ какою нибудь избитой фразой, съ общимъ мстомъ, когда кто нибудь успвалъ его достаточно раскачать, онъ начиналъ болтать съ удивительною быстротою. У него былъ по временамъ tic—douloureux, тогда можно было про него сказать, что онъ обвернутъ во что нибудь мягкое, потому что онъ не производилъ уже при этомъ такого шума, если и распространялся по привычк объ одномъ и томъ же предмет, издавая однообразные звуки татъ-тать-татъ. Онъ никогда не былъ женатъ, но постоянно высматривалъ для себя жену съ состояніемъ. Онъ имлъ ежегоднаго дохода около 300 фунтовъ, былъ очень тщеславенъ и до крайности самолюбивъ. Онъ пріобрлъ репутацію утонченной учтивости, гулялъ постоянно въ парк и вдоль Реджентъ-Стрита.
Эта достопочтенная личность поставила весь свой умъ вверхъ дномъ, чтобы показаться привлекательне мистриссъ Мапльсонъ: въ самомъ дл, желаніе быть какъ можно любезне распространялось на всю компанію. Мистриссъ Тиббсъ сочла полезнымъ замтить джентльменамъ, что у нея были нкоторыя причины полагать, что у молодыхъ лэди есть состояніе, намекнувъ и лэди, что джентльмены, какъ женихи, были вполн подходящіе. ‘Маленькое кокетство — думала она — послужитъ къ вящшему наполненію дома, же приведя къ другимъ боле серьзнымъ результатамъ.’
Мистриссъ Мапльсонъ была предпріимчивая вдова лтъ пятидесяти, простодушная на взглядъ, но хитрая и коварная на самомъ дл. Она была заботлива и попечительна въ отношеніи къ дочерямъ, въ доказательство чего говорила обыкновенно, что если бы она согласилась снова выйти замужъ, то единственно для пользы своихъ милыхъ двицъ. Милыя двицы тоже были непрочь отъ хорошей партіи. Одной изъ нихъ было двадцать-пять лтъ, а другой — тремя годами мене. Он производили самыя разнообразныя аттаки, смотря по сезону: рылись въ книжныхъ лавкахъ, занимались чтеніемъ на балконахъ, здили по ярмаркамъ, говорили о чувствахъ,— короче, длали все, что могутъ длать опытныя и смтливыя двушки,— и все напрасно!
— Какъ славно одвается мистеръ Симпсонъ! шептала Матильда Мапльсонъ своей сестр Юліи.
— Прелесть! отвчала младшая сестра.
Великолпная особа, о которой шла рчь, носила что-то въ род сюртука, цвта, наводящаго уныніе, съ бархатнымъ воротникомъ и таковыми же обшлагами, очень похожаго на одяніе, которое облекаетъ фигуру интереснаго незнакомца, великодушно принимающаго на себя роль буфа въ пантомим театра Ричардсона.
— Какія бакенбарты! сказала миссъ Юлія.
— Очаровательныя! отвчала сестра: — а какіе волосы!
Волосы его напоминали парикъ и отличались чудною волнистостію, которая украшаетъ блестящіе локоны тхъ chefs-d’oeuvre парикмахерскаго искуства, которые виднются на восковыхъ фигурахъ въ окн Бартеллота въ Реджентъ-Стрит, бакенбарты его сходились подъ подбородкомъ, составляя какъ будто т связи, которыя прикрпляютъ подбородокъ къ физіономіи, хотя наука и доказала, что он не нужны при существованіи другихъ, скрытыхъ нервовъ.
— Кушать подано, сударыня, сказалъ мальчикъ, въ голубомъ сюртук, передланномъ изъ барскаго, вошедшій въ первый разъ въ комнату.
— Мистеръ Кальтонъ, угодно вамъ итти съ мистрисъ Мапльсонъ?
— Очень вамъ благодарна.
Мистеръ Симсонъ предложилъ свою руку миссъ Юліи, мистеръ Септимъ Гиксъ сопровождалъ прелестную Матильду, и все общество подвигалось такимъ образомъ въ столовую. Мистеръ Тиббсъ тоже былъ введенъ, онъ моргалъ глазами, глядя на трехъ лэди, и наконецъ стремительно опустился на стулъ, въ самомъ отдаленномъ конц стола, довольный тмъ, что совершенно спрятался за суповую миску, чрезъ которую онъ лишь по временамъ выглядывалъ. Жильцы вс помстились, кавалеръ возл дамы, попарно, точно ломти хлба и ветчины на блюд сандвичей, мистриссъ Тиббсъ распорядилась между тмъ, чтобы Джемсъ разносилъ супъ и принималъ тарелки. Семга, соусъ изъ омаровъ, супъ изъ потроховъ, разставленные на стол, были приготовлены съ надлежащими приправами: картофелемъ, положимъ на рдкостную оканенлость, сухариками изъ хлба, поджаренными въ масл и напоминавшими съ виду игральныя кости.
— Супу мистриссъ Мапльсонъ, мой милый, сказала громогласно мистриссъ Тиббсъ.
Въ обществ она всегда называла мужа милымъ. Тиббсъ, который уничтожалъ въ это время свою порцію хлба, расчитывая между тмъ, скоро ли можно ему будетъ приняться за рыбу, налилъ поспшно супу, сдлавъ на скатерти маленькій островокъ, который онъ заставилъ стаканомъ отъ взора своей супруги.
— Миссъ Юлія, положить вамъ рыбы?
— Сдлайте милость, только немножко…. о! этого много!… покорно васъ благодарю (кусокъ величиною съ орхъ былъ положенъ къ ней на тарелку).
— Юлія плохой докъ, сказала мистриссъ Мапльсонъ мистеру Кальтону.
Приворотный молотъ издалъ одинъ ударъ. Онъ былъ занятъ тмъ, что пожиралъ рыбу глазами, потому и произнесъ только: ‘А!’
— Милый мой, сказала мистриссъ Тиббсъ своему супругу, когда вс взяли себ порцію: — ты чего, хочешь?
Вопросъ былъ сопровождаемъ взоромъ, выражавшимъ, что не слдовало объявлять претензію на рыбу, потому что сей послдней оставалось уже немного. Тиббсъ отнесъ причину нахмуреннаго вида своей половины къ островку, расплывшемуся на скатерти, потому онъ хладнокровно отвчалъ:
— Да я бы желалъ немного рыбы, если можно.
— Ты сказалъ рыбы, мой милый?
Чело мистриссъ Тиббсъ снова нахмурилось.
— Да, душа моя, отвчалъ несчастный, съ выраженіемъ сильнаго голода, напечатлннымъ на всей его фигур.
Слезы чуть не брызнули изъ глазъ мистриссъ Тиббсъ, когда она клала на тарелку своему негодному мужу, какимъ она называла его внутренно въ эту минуту, послдній съдобный кусокъ семги.
— Джемсъ, подай это своему барину и возьми у него ножикъ
Это было обдуманное мщеніе, потому что Тиббсъ не могъ сть рыбу, не употребляя ножа. Итакъ, онъ принужденъ былъ собирать маленькія частицы семги по краямъ своей тарелки помощію корки хлба и вилки, лишь случайно отдляя кусокъ отъ данной ему порціи рыбы: попытка удавалась одинъ разъ изъ семнадцати.
— Возьми прочь, Джемсъ, сказала мистриссъ Тиббсъ, когда Тиббсъ только въ четвертый разъ наполнилъ свой ротъ и блюдо исчезло какъ молнія.
— Я хотлъ взять кусокъ хлба, Джемсъ, сказалъ несчастный хозяинъ дома, проголодавшись боле чмъ когда нибудь.
— Не слушайся теперь своего барина, Джемсъ, сказала мистриссъ Тиббсъ: — подавай говядину.
Это было произнесено такимъ голосомъ, какимъ обыкновенно разгнванныя барыни длаютъ наставленія слугамъ, то есть тихимъ, но этотъ тихій голосъ, подобно театральному шопоту, вслдствіе особеннаго увлеченія, былъ ясно слышенъ каждому изъ присутствующихъ. Настала пауза, прежде чмъ столъ снова былъ уставленъ кушаньями, въ продолженіе которой мистеръ Симсонъ, мистеръ Кальтонъ и мистеръ Гиксъ угощали другъ друга сотерномъ, наливкой и хересомъ, равно подчивали и остальныхъ собесдниковъ, исключая Тиббса, о которомъ никто не думалъ.
Между рыбой и ожидаемой говядиной былъ продолжительный интервалъ. Теперь наступила удобная минута для мистера Гикса. Онъ не утерплъ произнести приличную обстоятельствамъ цитату:
But beef is rare within these о less isles,
Goat’s flasch there is, no doubt, and kid, and mutton,
And, when a holiday upon them smiles,
А joint upon their barbarous spits they pot on (*).
(*) Но мясо рдкость на этихъ островахъ, бдныхъ скотомъ, тамъ есть, безъ сомннія, козы, лани и овцы, и въ праздничный день, врно виднется тамъ зарумянившееся на огн жаркое, развшенное на грубыхъ шестахъ.
‘Совершенно неблагородная манера говорить такимъ образомъ!’ подумала про себя миніатюрная мистриссъ Тиббсъ.
— О, сказалъ мистеръ Кальтонъ: — Томасъ Муръ мой любимый поэтъ.
— И мой, замтила мистриссъ Мапльсонъ.
— И мой, сказала миссъ Юлія.
— И мой, прибавилъ мистеръ Симсонъ.
— Да, это изъ его сочиненій, произнесъ приворотный молотъ.
— Въ самомъ дл, сказалъ Симсонъ съ увренностью.
— Это изъ Донъ-Хуана, возразилъ мистеръ Септимъ Гиксъ.
— Изъ письма Юліи, присовокупила миссъ Матильда.
— Можетъ ли что нибудь бытъ величественне его Огненоклонниковъ! произнесла миссъ Юлія.
— Въ самомъ дл, сказалъ Симсонъ.
— Изъ Рая и Пери, прибавилъ престарлый Адонисъ.
— Именно, Рая и Пери, повторилъ Симсонъ, съ видомъ человка, вполн изучившаго сочиненіе, о которомъ шла рчь.
— Все это очень хорошо въ своемъ род, отвчалъ мистеръ Гиксъ, который, какъ мы выше замтили, никогда ничего не читалъ кром Донъ-Хуана.— Но гд вы найдете что нибудь прелестне описанія осады въ седьмой псни?
— Кстати, объ осад, сказалъ Тиббсъ, ртомъ, полнымъ хлба,— когда я служилъ въ корпус волонтеровъ, въ тысяча-восемьсотъ-такомъ-то году, командиромъ нашимъ былъ сэръ Чарльзъ Расопартъ, однажды, когда мы учились на план, гд теперь стоитъ Лондонскій университетъ, онъ сказалъ,— сказалъ, вызывая меня изъ рядомъ: Тиббсъ….
— Скажи своему барину, Джемсъ, прервала мистриссъ Тиббсъ, поразительно-явственно: — скажи своему барину, что если ему неугодно этой дичины, такъ пусть пришлетъ ее мн.
Растерявшійся волонтеръ тотчасъ принялся за дло и сталъ рзать дичину такъ же поспшно, какъ жена его обработывала въ это время баранью ногу. Кончалъ ли онъ когда нибудь свою исторію, точно неизвстно, но если и кончалъ, то по крайней мр никому не удавалось ее дослушать.
Когда собесдники къ концу стола познакомились, каждый почувствовалъ себя боле и боле въ своей тарелк. Даже Тиббсъ замтно ощутилъ на себ вліяніе пріятной бесды, потому что тотчасъ посл обда отправился спать.
Мистеръ Гиксъ и лэди стали краснорчиво разсуждать о поэзіи, театрахъ и письмахъ лорда Честерфильда, мистеръ Кальтонъ поддакивалъ каждому слову однообразными звуками своего голоса. Мистриссъ Тиббсъ соглашалась со всми замчаніями мистриссъ Мапльсонъ, мистеръ Симсонъ сидлъ съ улыбкою на устахъ и произносилъ: ‘да-съ’ и ‘конечно-съ’ при каждой пауз, продолжавшейся минуты по четыре, онъ чувствовалъ себя совершенно понявшимъ духъ и цль разговора. Вскор посл обда кавалеры пришли къ дамамъ въ гостиную. Мистриссъ Мапльсонъ и мистеръ Кальтонъ замялись игрою въ криббеджъ, а молодежь услаждала себя музыкой и разговоромъ. Миссъ Мапльсонъ спли очаровательный дуэтъ, аккомпанируя себ на гитарахъ, украшенныхъ голубыми, какъ небесный эиръ, лентами. Мистеръ Симсонъ ударялъ себя по темно-розовому жилету и уврялъ, что онъ въ восторг, а мистеръ Гиксъ чувствовалъ себя на седьмомъ неб поэзіи, упивался блаженствомъ какъ седьмою пснью Донъ-Хуана. Мистриссъ Тиббсъ восхищалась новыми жильцами, а мистеръ Тиббсъ проводилъ вечеръ обыкновеннымъ образомъ: засыпалъ, просыпался, опять засыпалъ и проснулся лишь къ ужину.

——

Мы не намрены пользоваться присвоенною нувеллистамъ властью заставлять протекать по нскольку лтъ. Мы попросимъ только читателя предположить, что прошло шестъ мсяцевъ посл обда, только что нами описаннаго, и что жильцы мистриссъ Тиббсъ, въ продолженіе этого времени, пли, танцовали, ходили въ театры, посщали и разныя другія зрлища, и всегда цлымъ обществомъ, какъ обыкновенно поступаютъ лэди и джентльмены, живущіе у одного общаго хозяина, мы попросимъ читателя, предположивъ, что описанный нами періодъ истекъ, вообразить себ за тмъ, что мистеръ Септимъ Гиксъ получилъ однажды, рано утромъ, лежа въ своей спальн (на чердак), записку отъ мистера Кальтона, съ приглашеніемъ его сколь возможно скоре къ нему, Кальтону, въ уборную комнату во второмъ этаж.
— Скажи мистеру Кальтону, что я сейчасъ сойду, сказалъ мистеръ Септимъ мальчику.— Погоди: не болнъ ли мистеръ Кальтонъ? спросилъ обезпокоенный поститель госпиталей, надвая халатъ.
— Кажется, что нтъ, сэръ, отвчалъ мальчикъ.— То есть, если угодно, онъ, въ самомъ дл, какой-то странный ныньче.
— Ну, это еще не значатъ, что онъ боллъ, возразилъ Гиксъ простодушно.— Хорошо, я сію минуту сойду.
Мальчикъ сбжалъ по лстниц, чтобы передать отвтъ, вслдъ, за нимъ сошелъ самъ мистеръ Гиксъ, сильно встревоженный. Стукъ-стукъ.
— Войдите.
Дверь отворяется и представляетъ мистера Кальтона сидящимъ на покойномъ кресл и боле чмъ когда нибудь похожимъ на приворотный молотъ. Сдланы были взаимныя рукопожатія, и мистеръ Септимъ Гиксъ опустился на стулъ. Краткое молчаніе. Мистеръ Гиксъ кашлянулъ, а мистеръ Кальтонъ понюхалъ табаку. Это было однимъ изъ тхъ свиданій, когда об стороны не знаютъ, что сказать. Мистеръ Септимъ Гиксъ прервалъ молчаніе.
— Я получилъ записку, сказалъ онъ въ смущеніи, хриплымъ, какъ посл злого пунша, голосомъ.
— Да, отвчалъ Кальтонъ.— Вы получили записку?
— Дйствительно.
— Да.
Хотя этотъ разговоръ могъ бы показаться удовлетворительнымъ, однако оба джентльмена чувствовали, что у нихъ было сказать другъ другу нчто боле важное, итакъ, они длали то, что всякій бы сталъ длать въ подобномъ положеніи: они смотрли на столъ съ самымъ ршительнымъ видомъ. Однако, разговоръ начался, и мистеръ Кальтонъ напрягалъ весь свой умъ, чтобы поддержатъ рчь, издавая регулярные двоившіеся звуки. Онъ всегда выражался очень изысканно.
— Гиксъ, сказалъ онъ: — я прислалъ за вами вслдствіе нкоторыхъ распоряженій, производящихся въ этомъ дом и касающихся женитьбы.
— Женитьбы! вскричалъ Гиксъ, съ такимъ видомъ, при сравненіи съ которымъ фигура Гамлета, усматривающаго тнь своего отца, показалась бы комическою и притворною.
— Да, дло идетъ о женитьб, повторилъ приворотный молотъ.— Я послалъ за вами, чтобы доказать вамъ все довріе, которое я къ вамъ питаю.
— И вы мн хотите измнять? спросилъ, съ горечью, Гиксъ, который, впопыхахъ, забылъ даже прибрать приличную случаю цитату.
— Мн вамъ измнить? Вы мн не измните ли?
— Никогда! никто до самой смерти моей не узнаетъ, что вы прикосновенны къ этому длу, отвчалъ взволнованный Гиксъ.
Лицо его пылало, волосы встали дыбомъ, какъ будто онъ вступилъ на скамейку заведенной электрической машины.
— Конечно, рано или поздно свтъ узнаетъ объ этомъ: я думаю, черезъ годъ, проговорилъ мистеръ Кальтонъ, съ самодовольнымъ видомъ: — у насъ будетъ семейка, представьте себ.
— У насъ! Отчего же у васъ? я думаю, это до васъ не касается?
— А до кого же, если не до меня?
— Неправда! вскричалъ взбшенный Гиксъ.
Кальтонъ былъ слишкомъ погруженъ въ созерцаніе собственнаго счастія для того, чтосы разъяснить недоразумніе, возникшее между нимъ и Гиксомъ, онъ упалъ на спинку кресла.
— О, Матильда! произнесъ онъ, жалобнымъ голосомъ и сложивъ руки на четвертой пуговк жилета, считая снизу.
Это выражало особенный паосъ.
— О, Матильда!
— Какая Матильда? спросилъ Гиксъ, вскочивъ со стула.
— Матильда Мапльсонъ, отвчалъ Кальтонъ, послдовавъ примру своего пріятеля.
— Я завтра женюсь на ней, сказалъ съ запальчивостью Гиксъ.
— Неправда, я женюсь на ней!
— Вы женитесь?
— Да, я женюсь!
— Вы женитесь на Матильд Мапльсонъ?
— На Матильд Мапльсонъ.
— На миссъ Матильд Мапльсонъ женитесь вы?
— Э, нтъ, на мистриссъ Мапльсонъ.
— Слава Богу! сказалъ Гиксъ, опускаясь на стулъ: — вы женитесь на матушк, а я — на дочк!
— Чрезвычайно странное и вмет съ тмъ затруднительное обстоятельство, произнесъ мистеръ Кальтонъ.— Ведите, въ чемъ дло: Матильда не желала, чтобы намренія ея были извстны дочерямъ прежде окончанія брачной церемоніи: потому она не доврила этой тайны даже никому изъ своихъ друзей. Я съ своей стороны тоже былъ довольно скрытенъ до сихъ поръ, какъ вамъ это извстно, наконецъ ныньче я ршился просить васъ быть у меня посаженымъ отцомъ.
— Поврьте, что я счелъ бы это за особенное удовольствіе, сказалъ Гиксъ съ сожалніемъ: — но вы видите, что я долженъ завтра играть роль жениха. Оба эти званія суть послдствія одно другого, но нельзя отправлять дв должности въ одно и то же время. Отчего вамъ не попросить бы Симсона, онъ врно сдлаетъ это для васъ.
— Мн не хочется его просить, отвчалъ Кальтонъ: — онъ настоящій лошакъ.
Мистеръ Септимъ Гиксъ взглянулъ на потолокъ, потомъ на полъ, наконецъ у него въ голов блеснула мысль.
— Попросите хозяина дома, Тиббса, быть посаженымъ отцомъ, сказалъ онъ.
И присовокупилъ цитату, прилично подходящую къ Тиббсу и будущей чет:
Oh Powers of Heaven! what dark eyes meets she there?
Tis-tis her father’e — fixed upon the pair (*).
(*) О, небо! Чье темныя очи видитъ она тамъ? Точно, точно! это взоръ ея отца, устремленный на нихъ обоихъ.
— Эта мысль приходила и мн въ голову, сказалъ мистеръ Кальтонъ: — но видите ли, Матильда, не понимаю почему, не хочетъ, чтобы Тиббсъ зналъ объ этомъ дл прежде, чмъ оно будетъ кончено. Мн кажется, что свойственная ей скромность тому причиной.
— Но Тиббсъ самое добрйшее существо въ цломъ свт, если только съ нимъ порядочно обращаться, сказалъ мистеръ Септимъ Гиксъ.— Скажите ему, чтобы онъ не говорилъ ни слова объ этомъ жен, уврьте его, что она бы подобнымъ дломъ и не поинтересовалась, и онъ исполнитъ все въ точности. Моя женитьба должна быть тайною какъ отъ маменьки, вашей будущей жены, такъ и отъ моего отца, потому я дйствовалъ втихомолку.
Два слабые удара послышались въ эту минуту въ уличную дверь. Это былъ Тиббсъ, да и не могъ быть никто другой, потому что никто другой не употреблялъ пяти минутъ на вытираніе башмаковъ. Онъ расплачивался по счету съ булочникомъ.
— Мистеръ Тиббсъ! вскричалъ мистеръ Кальтонъ, учтивымъ тономъ, выглядывая чрезъ перила лстницы.
— Сэръ! отозвался тотъ, успвъ уже выпачкать себ лицо.
— Будьте такъ добры, войдите сюда на минутку.
— Съ удовольствіемъ, сэръ, отвчалъ Тиббсъ, довольный, что въ немъ иметъ кто нибудь нужду.
Дверь спальной была за нимъ плотно затворена, и Тиббсъ, положивъ шляпу на полъ, какъ длаютъ вс скромные люди, и приладя себя къ стулу, смотрлъ точно ошеломленный, какъ будто онъ предсталъ предъ судилище инквизиторовъ.
— Довольно непріятное обстоятельство, мистеръ Тиббсъ, сказалъ Кальтонъ, зловщимъ голосамъ: — заставляетъ меня посовтоваться съ вами и вмст просить васъ не говорить вашей супруг о томъ, что я намренъ вамъ сказать.
Тиббсъ приготовился слушать, придумывая между тмъ въ ум своемъ, что бы могъ открытъ ему Кальтонъ важнаго, и воображая, что врно онъ разбилъ одинъ изъ парадныхъ графиновъ.
Мистеръ Кальтонъ повторилъ:
— Я поставленъ, мистеръ Тиббсъ, въ непріятное положеніе.
Тиббсъ взглянулъ на мистера Септима Гикса, какъ будто отъискивая въ его сосдств причину непріятнаго положенія, о которомъ шла рчь, но, не находя ничего сказать на этотъ счетъ, онъ только произносилъ:
— Такъ-съ, такъ-съ.
— Теперь, продолжалъ приворотный молотъ: — позвольте мн просить васъ не обнаруживать никакихъ признаковъ удивленія, которые могли бы быть подмчены слугами, если я скажу вамъ — умрьте живость своихъ чувствъ — если я скажу вамъ, что два обитателя этого дома вступаютъ завтра утромъ въ законный бракъ.
И онъ отодвинулся на своемъ стул на нсколько футовъ, чтобы видть, какое дйствіе произведетъ это неожиданное признаніе.
Если бы Тиббсъ бросился изъ комнаты, побжалъ бы колеблющимися стопами по лстниц и лишился бы на пути чувствъ, если бы онъ выскочилъ изъ окна на крыши выстроенныхъ но двору конюшенъ и сараевъ, въ помшательств,— его поступки были бы понятне мистеру Кальтому, чмъ настоящее его положеніе, когда онъ, положивъ руки въ карманы своихъ панталонъ, сказалъ, ухмыляясь:
— Ну, такъ что же-съ?
— И вы не удивляетесь, мистеръ Тиббсъ? спросилъ мистеръ Кальтонъ.
— Дай Богъ счастья, сэръ, отвчалъ Тиббсъ: — что же? это житейская вещь.
— Разумется, разумется, повторилъ Кальтонъ съ невыразимо самодовольнымъ видомъ.
— Не думаете ли вы, что въ этомъ вся и штука? спросилъ мистеръ Септимъ Гиксъ, наблюдавшій фигуру Тиббса въ самомъ удивленіи.
— О, нтъ, сэръ, отвчалъ Тиббсъ:— я былъ такимъ же въ ихъ лта.
Онъ опять улыбнулся, говоря это.
‘Какъ хорошо я проживу эти года!’ подумалъ, въ восхищеніи, престарлый красавецъ, зная, впрочемъ, что онъ былъ по крайней мр десятью годами старше Тиббса:
— Итакъ, приступая прямо къ длу, продолжалъ онъ: — я хочу спросить васъ, согласитесь ли вы быть посаженымъ отцомъ при этомъ случа?
— Разумется, соглашусь, отвчалъ Тиббсъ, все-таки не показывая и малйшаго атома удивленія.
— Вы не откажетесь?
— Конечно, нтъ, повторилъ Тиббсъ, который казался такимъ же невозмутимымъ, какъ давно откупоренная бутылка портеру.
Мистеръ Кальтонъ схватилъ руку этого страннаго человчка и поклялся ему въ вчной дружб съ этой минуты. Гиксъ, который весь превратился въ изумленіе и восторгъ, сдлалъ то же.
— Признайтесь, однако, спросилъ мистеръ Кальтонъ у Тиббса, который щипалъ въ это время свою шляпу: — признайтесь, что вы сначала удивились немного.
— Я думаю, отвчалъ услужливый человчекъ, поднявъ одну руку: — я думаю, особенно, когда въ первый разъ услыхалъ объ этовъ.
— Такъ внезапно, замтилъ Севтюгь Гиксъ.
— Особенно, когда вы стали просить меня, сами посудите, сказалъ Тиббсъ.
— Такую невзрачную персону, сказалъ престарлый селадонъ.
И вс трое расхохотались.
— Дло въ томъ, сказалъ Тиббсъ, притворяя дверь: — дло въ томъ, что скажетъ ужо его отецъ, это другая статья.
Мистеръ Септимъ Гиксъ посмотрлъ на мистера Кальтона.
— Да, но начать съ того, сказалъ послдній, ухмыляясь въ свою очередь: — что у меня отца въ наличности не оказывается…. ха, ха, ха!
— У васъ, положимъ, нтъ, а у него-то есть, отвчалъ Тиббсъ.
— У кого есть? спросилъ Септимъ Гиксъ, начинавшій выходить изъ терпнія.
— Да у него.
— У кого у него? узнали вы, что ли, мою тайну? обо мн, что ли, вы говорите?
— Объ васъ! нтъ, вы знаете, о комъ идетъ рчь, отвчалъ Тиббсъ, лукаво покачивая головой.
— Да ради самого Господа, о комъ вы говорите? опросилъ мистеръ Кальтонъ, который, подобно Гиксу, былъ вн себя отъ удивлеи нія и замшательства.
— Да какже! конечно, о мистер Симсон: о комъ же больше могъ я говорить?
— Теперь я все понимаю, сказалъ почитатель Байрона: — Симсонъ завтра женится на Юліи Мапльсонъ!
— Не подлежитъ никакому сомннію, отвчалъ Тиббсъ, совершенно довольный собой: — съ самомъ дл, женится.
Нужно обладать кистью Гогарта — наше слабое перо безсильно для этого — нужно обладать кистью Гогарта, чтобы передать выраженіе, напечатлвшееся въ эту минуту на лицахъ, мистера Кальтона и мистера Септима Гикса, при столь неожиданномъ извстіи. Столъ не трудно описать, хотя это возможне представить себ нашимъ читательницамъ, столь же трудно описать, какія уловки употребляли три лэди, чтобы завести такимъ образомъ своихъ партнровъ. Какъ бы то ни было, но хитрость имъ удалась. Говоря по правд, маменька очень хорошо знала о предположенномъ замужств своихъ дочеpей, съ другой стороны, молодыя лэди также понимали намреніе своей родительницы. Но вс три думали, что будетъ гораздо благовидне, если он покажутъ видъ, что ничего не знаютъ объ обоюдныхъ планахъ, вс три желали, чтобы свадьбы ихъ были съиграны въ одинъ и тотъ же день, чтобы такимъ образомъ открытіе одного изъ этихъ таинственныхъ браковъ не подйствовало невыгодно на другой. Отсюда произошли мистификаціи мистера Кальтона и мистера Гикса и сугубыя приглашенія простодушнаго Тиббса въ должность посаженаго отца.
На слдующее утро мистеръ Септимъ Гиксъ сочетался бракомъ съ миссъ Матильдой Мапльсонъ, мистеръ Симсонъ — съ миссъ Юліей. Тиббсу случилось при этомъ въ первый разъ играть роль посаженнаго отца. Мистеръ Кальтонъ, не отличаясь такимъ проворствомъ какъ двое молодыхъ людей, былъ кром того сильно пораженъ двойнымъ открытіемъ, и какъ онъ затруднялся найти кого нибудь, кто бы благословилъ его невсту, то ему и пришло въ голову, что лучшее средство избжать неловкости было — вовсе не жениться. Однако, обиженная лэди, съ растерзаннымъ сердцемъ, какъ выражался ея адвокатъ предъ судомъ, ршилась принести жалобу на Кальтона за нарушеніе даннаго имъ общанія. Она вознаградила потерю свою, взявъ съ измнника 1,000 фунт. штрафу, предоставленныхъ ей судомъ. Мистеръ Септимъ Гиксъ, возобновивъ свои поздки въ госпитали, въ одно прекрасное утро ршился на окончательный отлетъ отъ своей половины. Его оскорбленная супруга живетъ теперь у матери въ Булони. Мистеръ Симсонъ, имвъ несчастіе потерять жену спустя шесть недль посл свадьбы (она скрылась, во время краткаго заключенія ея мужа въ Флитъ-Призон, вслдствіе неумнья его расплачиваться по счетамъ, съ ея модистками), будучи кром того лишенъ наслдства отцомъ, который вскор умеръ,— мистеръ Симсонъ почелъ себя счастливымъ, получивъ мсто у моднаго цырульника, такъ какъ наука стрижки и завивки волосъ обращала на себя всегда его исключительное вниманіе. Въ этомъ положеніи онъ имлъ много случаевъ изучить привычки и образъ мышленія модной части лондонскаго населенія. Этому плачевному обстоятельству обязаны мы тмъ, что получили въ свое достояніе, плодъ блестящихъ усилій его генія, рядъ великосвтскихъ повстей, которыя до тхъ поръ, пока будетъ господствовать здравый вкусъ, не искаженный преувеличеніемъ и притворствомъ, не перестанутъ научать и забавлять мыслящую половину человчества.
Остается только прибавить, что это сцпленіе несчастій совершенно лишило мистриссъ Тиббсъ ея жильцовъ, исключая одного, котораго лишиться она сочла бы за особенное удовольствіе, т. е. ея супруга. Этотъ жалкій человчекъ воротился домой въ день свадьбы порядочно наэлектризованный винными парами, и подъ вліяніемъ ихъ, а равно сильной дозы овладвшаго имъ негодованія и отчаянія, осмлился даже презирать гнвъ своей половины. Съ этой гибельной минуты онъ уже не иначе утолялъ свой голодъ, какъ на кухн, тамъ же должно было на будущее время разъигрываться и его остроуміе, складная одиночная кровать была также перенесена туда, по приказанію мистриссъ Тиббсъ, весьма вроятно, что тамъ же суждено было ему окончить свою исторію о волонтерахъ.
Въ утреннемъ листк помщено было новое объявленіе о квартирахъ. О результатахъ его мы узнаемъ изъ слдующей главы.

ГЛАВА II

‘Ладно — говорила сама съ собой миніатюрная мистриссъ Тиббсъ, сидя въ передней гостиной квартиры въ Корамъ-Стрит и штопая кусокъ половика, только что снятаго съ лстницы — ладно! не Богъ знаетъ бда какая, въ самомъ дл, получить бы только отвты на объявленія, а тамъ опять жильцами хоть прудъ пруди.’
Мистриссъ Тиббсъ продолжала заниматься возстановленіемъ истертой ногами и временемъ ткани, боязливо прислушиваясь къ стуку шаговъ фактора, который шелъ въ это время по улиц, занося по дорог письма и получая по пенни за каждый визитъ впопадъ, возвщавшійся имъ звучнымъ ударомъ въ дверь или звономъ колокольчика. Въ квартир Тиббсъ все было тихо. Слышался только одинъ звукъ: то былъ несчастный мистеръ Тиббсъ, чистившій въ людской сапоги какого-то джентльмена, аккомпанируя себ мурныканьемъ, отзывавшимся грустью и горечью.
Факторъ подошелъ къ дому. Онъ остановніся — оставила и мистриссъ Тиббсъ, свою работу, вотъ ударъ — чей-то голосъ — письмо получено — деньги заплачены.
‘М. J. поручаетъ J. М. передать, что я читалъ объявленіе, и что она будетъ имть удовольствіе быть у васъ завтра въ 13 часовъ утра.
‘М. J. проситъ у J. М. извиниться передъ вами за краткость письма, но я надюсь, что это не обидитъ васъ.

Вашъ покорный слуга.

‘Середа вечеромъ.’
Миніатюрная мистриссъ Тиббсъ читала этотъ драгоцнный документъ со всхъ сторонъ, и чмъ боле вникала въ его сущность, тмъ боле смущало ее странное сочетаніе мстоименій перваго и третьяго лица, употребленіе Я, вмсто М. J., и вы, вмсто J. M. Почеркъ напоминалъ собою хитро-заплетенную косу, письмо было искусно сложено въ правильный четыреугольникъ, и адресъ на немъ, казалось, такъ и хотлъ захать въ правый уголъ конверта, какъ будто стыдясь своего діагональнаго направленія. На оборот красовалась большая красная облатка, которая, въ соединеніи съ разнообразными чернильными пятнами и брызгами, ни-дать-ни-взять, походила на щебенку, приготовленную для мостовой. Одно обстоятельство было, по крайней мр, понятно для встревоженной мистриссъ Тиббсъ: это то, что ей нужно было ждать визита въ двнадцать часовъ.
Въ это утро въ гостиной была три раза обтерта пыль, три или четыре стула были сдвинуты съ обыкновенныхъ мстъ, разложено достаточное число книгъ, съ цлію отнять у комнатъ монотонный видъ. Вышеупомянутый коверъ снова былъ постланъ на лстниц, и мистриссъ Тиббсъ забгалась и захлопоталась въ ожиданіи гостей.
Часы на церкви св. Панкратія пробили двнадцать, за ними, спустя десять минутъ, съ рдкою готовностію, прозвучали часы воспитательнаго дома. Часы св. Панкратія сбирались уже пробить четверть перваго, когда какая-то лэди двумя ударами въ дверь возвстила о прибытіи своей единственной особы. На ней былъ салопъ цвта внутренности сливы, чепчикъ такого же цвта, украшенный цлымъ ворохомъ искуственныхъ цвтовъ, дале — блый вуаль и зеленый зонтикъ съ сткою по краямъ.
Постительница (которая была очень полна и краснощека) вошла въ гостиную, мистриссъ Тиббсъ отрекомендовалась ей, и переговоры начались.
— Я пришла вслдствіе объявленія, сказала незнакомка, такимъ голосомъ, какъ будто она дв недли, не переставая, занималась надуваніемъ пастушеской свирли, съ которою всегда изображаютъ Пана.
— Точно такъ-съ, сказала мистриссъ Тиббсъ, медленно потирая руки и пристально смотря претендентк на квартиру въ лицо, что она всегда длала въ подобныхъ обстоятельствахъ.
— За деньгами у меня дло не станетъ, къ тому же я неприхотлива, живу очень уединенно.
Мистриссъ Тиббсъ внутренно порадовалась такимъ непритязательнымъ наклонностямъ своей будущей постоялки.
— При мн постоянно докторъ, продолжала владтельница сливнаго салопа:— я съ нкотораго времени очень разстроилась въ своемъ здоровь, вообще я почти не знаю покоя посл смерти мистера Блосса
Мистриссъ Тиббсъ посмотрла на оставшуюся въ живыхъ половину мистера Блосса и невольно подумала, что и сему послднему едва ли было покойно при жизни. Разумется, она не сказала этого, а продолжала смотрть полнымъ участія взоромъ.
— Конечно, я вамъ надлаю много хлопотъ, но зато я буду платить съ удовольствіемъ за вс безпокойства, которыя, можетъ быть, я вамъ причиню. Я приняла такую методу леченья, которая требуетъ большого вниманія. Я обыкновенно каждое утро мъ баранью котлетку въ постели, въ половин восьмого, и другую — въ десять часовъ.
Мистриссъ Тиббсъ, по чувству долга, выразила свое участіе къ особ, поставленной въ такое плачевное положеніе, а плотоядная висіриссъ Блоссъ продолжала излагать различныя условія, съ рдкою неспшностью.
— Теперь, сказала лэди, когда главныя условія были заключены:— теперь я должна предупредить, что желала бы имть спальную въ антресоляхъ.
— Очонь хорошо, милэди.
— И вы дадите особую комнату для моей маленькой служанки Агяесы?
— О, разумется.
— Ну, а могу ли я имть особый подвалъ для моего портера?
— Съ величайшимъ удовольствіемъ! Джемсъ опростаетъ его для васъ къ суббот.
— У меня обыкновенно будетъ собираться общество по воскресеньямъ за завтракомъ, сказала мистриссъ Блоссъ.— Для этого я буду пораньше вставать.
— Очень хорошо-съ, отвчала мистриссъ Тиббсъ самымъ любезнымъ тономъ: она видла, что переговоры идутъ на ладъ, а главное убждалась, что у ея будущей жилицы цлая куча денегъ.— Жаль только, что у насъ теперь живетъ джентльменъ, котораго здоровье въ опасномъ положеніи, проговорила мистриссъ Тиббсъ съ очаровательною улыбкой: — это — нкто мистеръ Гоблеръ. Комната его возл гостиной.
— Сосдняя комната? спросила мистриссъ Блоссъ.
— Стна объ стну съ этой, отвчала хозяйка.
— Какъ это жаль! замтила вдова.
— Онъ рдко встаетъ съ постели, сказала мистриссъ Таббсъ шопотомъ.
— Боже! произнесла мистриссъ Блоссъ также шопотомъ.
— А ужь когда встанетъ, такъ потомъ его не уговоришь опять день.
— Душа моя! сказала удивленная мистриссъ Блоссъ, подвигая свой стулъ къ мистриссъ Тиббсъ.— Что же это за болзнь?
— Видите, въ чемъ дло, отвчала мистриссъ Тиббсъ самымъ чистосердечнымъ голосомъ, — у него нтъ живота.
— Чего нтъ? спросила мистриссъ Блоссъ, съ видомъ неописаннаго сожалнія.
— Нтъ живота, повторила мистриссъ Тиббсъ, понуривъ голову.
— Господи, прости наши согршенія! Вотъ странный случай! произнесла со вздохомъ мистриссъ Бдоссъ, понявъ сообщенную ей новость въ буквальномъ смысл и удивляясь, что джентльменъ безъ живота могъ находить нужнымъ нанимать у кого нибудь квартиру.
— Если я говорю, что онъ безъ живота, объяснила словоохотливая мистриссъ Тиббсъ: — то этимъ я хочу оказать, что желудокъ его такъ разстроенъ и такъ худо перевариваетъ пищу, что отказывается вовсе служить ему, какъ ни говорите, эта непріятность не меньше всякой другой.
— Никогда еще не приводилось слышать о такомъ казус! воскликнула мистриссъ Блоссъ.— Значитъ, ему хуже, чмъ мн.
— О, конечно! въ этомъ нтъ никакого сомннія.
Она это сказала съ полнымъ убжденіемъ, потому что сливный салопъ, во всякомъ случа, достаточно доказывалъ, что мистриссъ Блоссъ, по крайней мр, не страдаетъ такимъ же недугомъ, какъ несчастный мистеръ Гоблеръ.
— Вы чрезвычайно возбудили мое любопытство, сказала мистриссъ Блоссъ, прощаясь.— Какъ бы я желала видть этого джентльмена.
— Онъ обыкновенно сходитъ сверху разъ въ недлю, отвчала мистриссъ Тиббсъ.— Я могу общать вамъ, что вы его увидите въ воскресенье.
Этимъ утшительнымъ общаніемъ мистриссъ Блоссъ и удовольствовалась на первый разъ. Она осторожно спускалась по лстниц, разсказывая дорогой о своей болзни, со всми печальными подробностями. Мистриссъ Тиббсъ слдовала за ней, издавая съ каждымъ такомъ восклицанія самаго искренняго состраданія. Джемсъ, который былъ весь выпачканъ въ дресв, потому что только что передъ тмъ чистилъ ножи, сбжалъ по лстниц и отворилъ дверь на улицу. Такимъ образомъ, посл взаимныхъ прощаній, мистриссъ Блоссъ удалилась и направила путь свой вдоль улицы.
Было бы, кажется, излишнимъ объяснять, что дама, которую мы сейчасъ показали на подъзд (и на которую дв служанки мистриссъ Тиббсъ смотрли теперь изъ окна второго этажа), была довольна вполн, очень невжественна и крайне самолюбива. Ея покойный супругъ, извстный пробочный фабрикантъ, этимъ производствомъ пріобрлъ себ достаточное состояніе. У него былъ одинъ родственникъ — племянникъ, и единственный другъ — кухарка. Первый имлъ дерзость въ одно прекрасное утро попросить у него взаймы пятнадцать фунтовъ: въ отмщеніе за это, дядюшка женился на послдней, на другой же день, немедленно потомъ онъ сдлалъ духовное завщаніе, въ которомъ заключалось достаточное количество увщаній къ племяннику (который долженъ былъ содержать себя и двухъ сестеръ на 100 фунтовъ въ годъ),— состояніе же свое онъ предоставилъ жен. Немного спустя, онъ сдлался болнъ посл завтрака и умеръ посл обда. На его могил положена плита, на которой высокопарная надпись прославляетъ его добродтели и вмст оплакиваетъ его кончину. Надобно признаться, что онъ аккуратно уплачивалъ по заемнымъ письмамъ и лавочнымъ счетамъ, но зато не бросалъ даромъ ни полъ-пенса..
Наслдница этого человка представляла странное соединеніе хитрости и простоты, щедрости и скупости. Воспитанна весьма не блистательно, она не могла придумать боле пріятнаго положенія, какъ жить у кого нибудь на хлбахъ, кром того, не имя опредленнаго занятія, даже положительныхъ желаній, она вообразила себ отъ бездлья, что она больна — убжденіе, которое въ ней сильно поддерживали ея домашній медикъ, докторъ Уоскей, и ея горничная Агнеса, находившіе достаточныя причины поощрять вс ея странности и причуды.
Посл происшествія, описаннаго вами къ предъидущей глав, мистриссъ Тиббсъ стала бояться молодыхъ жилицъ. Вс теперешніе ея нахлбники были мужескаго пола, и она съ нетерпніемъ ожидала той минуты, когда можно будетъ объявить имъ, въ полномъ собраніи за обдомъ, о вожделнномъ прибытіи мистриссъ Биксъ. Джентльмены выслушали эту новость со стоическимъ равнодушіемъ, мистриссъ же Тиббсъ, со всевозможною энергіею, стала готовиться къ пріему своей будущей постоялки. Квартира во второмъ этаж была выметена, вычищена и вымыта съ такимъ тщаніемъ, что сырость выступила даже на потолк гостиной. Чистыя блыя гардины, портьерки, хрустальные графины, вазы изъ голубого стекла, мебель краснаго дерева дополняли блескъ и комфортъ квартиры. Печи неутомимо нагрвали комнаты, и огонь блестлъ въ камин ежедневно. Движимость мистриссъ Блоссъ переносилась въ строгой постепенности. Сперва явилась огромная корзина портеру и зонтикъ, потомъ цлая вереница сундуковъ, дале картончикъ, покойное кресло съ подушкою, надутою воздухомъ, множество свертковъ и узловъ, наконецъ, къ довершенію всего, мистриссъ Блоссъ и Агнеса,— послдняя, въ мериносовомъ плать вишневаго цвта, въ чулкахъ jour, ботинкахъ, отороченныхъ кожей — ни-дать-ни-взять переодтая Коломбина.
Вступленіе герцога Веллингтона въ званіе канцлера Оксфордскаго университета было ничто въ сравненіи съ тмъ шумомъ и бготней, которые сопровождали перездъ мистриссъ Блоссъ на новую квартиру. Никакому, даже самому знаменитому, доктору правъ не удалось бы произнести рчь, достойную важности настоящаго событія, но при этомъ перезд набралось въ домъ нсколько старухъ, которыя говорили что-то очень много и, кажется, вполн понимали другъ друга. Почитательница бараньихъ котлетокъ такъ утомилась отъ безпрестаннаго движенія, переноски и перестановки, что ршилась не выходить изъ комнаты до слдующаго утра. Такимъ образомъ баранья котлетка и порція пикулей, пилюля изъ каломеля, добрая бутылка портеру и другія подобныя лекарства были пронесены до лстниц для утоленія разнообразныхъ потребностей аппетита мистриссъ Блоссъ.
— Какъ бы вы думали, сударыня? говорила любопытная Агнеса своей барын, когда еще он не успла пробыть въ этомъ дом и трехъ часовъ: — какъ бы вы думали, сударыня? вдь у хозяйки-то мужъ есть.
— Мужъ! вскричала мистриссъ Блоссъ, принявъ пилюлю и запивъ ее глоткомъ гуиннеса: — мужъ! не можетъ быть!
~ Поврьте, продолжала Коломбина, — и живеть-то онъ…. гд бы вы думали?… ха, ха, ха!… на кухн.
— На кухн?!
— Да-съ, на кухн. Двушка сказывала, что онъ только по воскресеньямъ приходитъ въ горницу, и что мистриссъ Тиббсъ заставляетъ его чистить сапоги джентльменамъ, которые тоже здсь на хлбахъ, онъ, говорятъ, иногда и окна моетъ. Мн разсказывали, что онъ стоялъ на балкон и протиралъ окна въ гостиной, только вдругъ увидалъ на другой сторон улицы джентльмена, который прежде страдъ у нихъ, ‘А, говорить, мистеръ Кальтонъ’ каково поживаете, сэръ?’
Тутъ наперсница такъ расхохоталась, что мистриссъ Блоссъ только угрозой заставила ее войти въ границы благоразумія.
— Можетъ ли быть, что ты говоришь!сказала мистриссъ Блоссъ.
— Увряю васъ. Да что еще! двушки дадутъ ему джину: вотъ онъ расхрабрится и начнетъ кричать, что ненавидитъ и жену и постояльцевъ…
Къ несчастію, все разсказанное было вполн справедливо. Жизнь въ загон и пренебреженіи отъ всхъ, дни, проводимые въ кухн, ночи — на ветхой складной койк, совершенно разрушили маленькую дозу ума, которою обладалъ когда-то несчастный волонтеръ. Ему некому было высказать свое горе, кром какъ лакеямъ или горничнымъ: т и другія сдлались, по необходимости, повренными его тайнъ. Сколько странно, столько же и врно то, что слабости, къ которымъ онъ сдлалъ привычку, вроятно, на военкомъ поприщ, какъ будто развивались въ немъ боле и боле, по мр того, какъ жизненная обстановка лишала то тхъ, то другихъ удобствъ.
На другой день — это было въ воскресенье — завтракъ былъ накрытъ въ передней гостиной въ десять часовъ. Обыкновенный часъ былъ девять, но въ дни субботніе вс жители дома завтракали часомъ позже. Тиббсъ одлся въ свой воскресный костюмъ: черный сюртукъ, чрезвычайно-короткіе и узкіе панталоны, просторный блый жилетъ, блые чулки и галстухъ, блюхеровскіе сапоги, и также пришелъ въ гостиную. Никто еще не сходилъ туда, и Тиббсъ на свобод занялся опрастываніемъ стоявшихъ тамъ кринокъ съ волокомъ.
Въ это время раздался на лстниц шумъ туфлей. Тиббсъ отскочилъ къ стулу, и человкъ строгаго вида, лтъ подъ пятьдесятъ, съ малымъ остаткомъ волосъ на голов и съ газетнымъ листкомъ въ рук, вступилъ въ комнату.
— Съ добрымъ утромъ, мистеръ Ивенсонъ! сказалъ Тиббсъ очень униженно и какъ-то странно кивнувъ головой.
— Какъ живете-можете, мистеръ Тиббсъ? отвчалъ господинъ къ туфляхъ, и принялся читать листокъ, не произнося ни слова.
— Мистеръ Уйсботтль сегодня въ город…. не изволите знать, сэръ? спросилъ Тиббсъ, боле по необходимости сказать что выбудь.
— Кажется, что былъ по крайней мр, отвчалъ строгій господинъ: — сегодня часовъ въ пять онъ все насвистывалъ возл моей комнаты псню про ‘звонкую гитару’.
— Онъ охотникъ посвистать, сказалъ Тиббсъ, слегка улыбнувшись.
— Да, только я-то небольшой охотникъ его слушать.
Мистеръ Джонъ Ивенсонъ имлъ достаточныя средства къ жизни, получая доходъ съ нсколькихъ домовъ, выстроенныхъ имъ въ разныхъ предмстіяхъ города. Онъ отличался суровымъ видомъ и казался постоянно не въ дух. Онъ былъ настоящимъ радикаломъ, посщалъ всевозможные митинги съ цлію находитъ нелпымъ все то, что тамъ предлагалось на разсужденіе. Мистеръ Уйсботтль, напротивъ, былъ чистый тори. Онъ служилъ секретаремъ по управленію лсами и считалъ свое званіе вполн аристократическимъ, онъ зналъ вдоль и поперекъ всхъ пэровъ и могъ вамъ сейчасъ назвать квартиру каждой знатной особы. У него былъ рядъ здоровыхъ зубовъ и лучшій портной. Мистеръ Ивенсонъ смотрлъ на вс эти достоинства съ глубокимъ презрніемъ, слдствіемъ этого было то, что оба джентльмена постоянно спорили, къ полному удовольствію остальныхъ жильцовъ. Должно еще прибавить, что, кром особенной склонности къ свистанью, мистеръ Уйсботтль былъ высокаго мннія о своемъ вокальномъ талант. Возл мистера Уйсботтля, стна объ стну съ задней гостиной, жили мистеръ Альфредъ Томкинсъ и мистеръ Фредерикъ о’Блери. Мистеръ Томкинсъ служилъ писцомъ въ питейной контор, онъ былъ знатокъ въ живописи и отличался особенною врностію взгляда въ отношеніи ко всему пластическому. Мистеръ о’Блери былъ только что оставившій свою родину ирландецъ, онъ былъ еще совершенный дикарь, пріхалъ въ Англію съ цлію сдлаться аптекаремъ, писцомъ въ губернаторской канцеляріи, актеромъ или стенографомъ,— вообще, чмъ ни попало, потому что онъ не чувствовалъ ни къ чему исключительнаго призванія. Онъ былъ на короткой ног съ двумя изъ второстепенныхъ ирландскихъ членовъ Парламента и исполнялъ порученія всхъ живущихъ въ дом. Онъ былъ убжденъ, что его внутреннія достоинства общаютъ ему блестящую будущность. Онъ носилъ полосатые панталоны и имлъ похвальную привычку заглядывать къ дамамъ подъ шляпки, когда шелъ по улиц. Его манеры и наружность сильно напоминали одного изъ Орзоновъ.
— Вотъ идетъ и мистеръ Уйсботтль, сказалъ Тиббсъ.
И мистеръ Уйсботтль показался въ дверяхъ, въ голубыхъ туфляхъ и шерстяномъ халат, насвистывая ‘Di placer’.
— Съ добрымъ утромъ, сэръ! сказалъ Тиббсъ, по обыкновенію.
Это была единственная фраза, съ которой онъ обращался къ каждому.
— Какъ поживаете, Тиббсъ? отвтить снисходительно меломанъ и, подойдя къ бкну, стадъ свистать еще громче.
— Славная арія! сказалъ съ сердцемъ Ивенсонъ, не отрывая глазъ отъ листка газеты.
— Очень радъ, что она вамъ нравится, отвчалъ Уйсботтль, совершевно довольный.
— А какъ вы думаете, не будетъ ли еще лучше, если вы станете свистать нсколько погромче? спросилъ суровый господинъ.
— Нтъ, я не думаю, чтобы это было лучше, отвчалъ Уйсботтль съ невозмутимымъ хладнокровіемъ.
— Я намренъ сказать вамъ одну вещь, Уйсботтль, началъ Ивенсонъ, въ которомъ досада все боле и боле разъигрывалась: — съ котораго времени вы вздумали насвистывать свою ‘звонкую гитару’ съ пати часовъ утра, если это продолжится, то я когда нибудь прерву ваше занятіе тмъ, что выброшу васъ за окно. А если это не поможетъ, такъ я….
Входъ мистриссъ Тиббсъ въ комнату (со связкою ключей въ коржик) прервалъ ссору и предупредилъ ея послдствія.
Мистриссъ Тиббсъ извинилась, что замшкалась у себя внизу. Колокольчикъ прозвенлъ, Джемсъ принесъ миску съ горячимъ, напоминавшую своей формой классическую урну, и получилъ окончательныя приказанія насчетъ жаркого и ветчины. Тиббсъ услся на конц стола и сталъ сть крессъ-саладъ. Въ это время явились мистеръ о’Блери и мистеръ Альфредъ Томкинсъ. Поздравленія съ добрымъ утромъ были сказаны и чай налитъ.
— Вотъ прелесть! вскричалъ Томкинсъ, выглянувъ въ окно.— Уйсботтль, сюда, сюда! пожалуста сюда, да скоре!
Мистеръ Уйсботтль вскочилъ изъ за стола, вс другіе тоже послдовали за нимъ.
— Видишь, сказалъ знатокъ живописи, ставя Уйсботтля въ надлежащую позицію: — посторонись…, вотъ такъ…. видишь, какъ великолпно падаетъ свтъ на лвую сторону этой полу-разрушенной трубы, вонъ — 48-й?
— Ахъ, да! вижу! отвчалъ Уйсботтль голосовъ, проникнутымъ восторгомъ.
— Я еще ни разу въ жизни не видалъ, чтобы предметъ такъ выгодно стоялъ въ отношеніи къ небесному свтилу, произнесъ Альфредъ.
Вс (исключая Джова Ивенсона) выразили полное сочувствіе къ этому зрлищу, потому что мистеръ Томкинсъ имлъ необыкнойенную способность находить пластическую красоту тамъ, гд никто другой не замтилъ бы ея.
— Я часто наблюдалъ трубу на Колледжъ-Грин въ Дублин: та производитъ несравненно большій эффектъ, сказалъ съ патріотическою гордостью о’Блери, никакъ не хотвшій признаться, чтобы Ирландія въ чемъ нибудь могла уступить Англіи.
Впрочемъ, заявленіе его было принято съ замтною недоврчивостью, потому что мистеръ Томкинсъ продолжалъ утверждать, что во всхъ Трехъ Соединенныхъ Королевствахъ нтъ ни одной трубы, ни цлой, ни разбитой, которая была бы такъ эффектна, какъ труба на дом подъ 48.
Дверь въ комнату стремительно отворилась: въ ней показалась Агнеса, ведшая подъ руку мистриссъ Блоссъ, которая была одта въ кисейное платье цвта герани, съ прившенными у пояса часами чудовищнаго размра, столь же чудовищная цпочка и цлая связка колецъ съ большими камнями довершали ея костюмъ. Вс бросились, чтобы подать ей стулъ, вслдъ за тмъ начались форменныя привтствія.
Мистеръ Джонъ Ивенсонъ слегка наклонилъ голову, мистеръ Фредерикъ о’Блери, мистеръ Алдоредъ Томкинсъ и мистеръ Уйсботтль поклонились какъ мандарины въ мускательной лавк, Тиббсъ потиралъ себ руки и ходилъ кругомъ всей компаніи.
Мистриссъ Тиббсъ шопотомъ спросила о здоровь мистриссъ Блоссъ. Мистриссъ Блоссъ самодовольно отвчала на вс вопросы, касавшіеся ея особы. Послдовала пауза, въ продолженіе которой кушанья исчезали съ ужасающею быстротой.
— Я думаю, вамъ понравились, мистеръ о’Блери, т лэди, что, помните, представлялись тогда ко Двору, произнесла мистриссъ Тиббсъ, желая сказать хоть какую нибудь пошлость.
— Да, отвчалъ Орзонъ, прожевывая жаркое.
— Вы, я думаю, не видали ничего лучше, прибавилъ Уйсботтлъ.
— Ничего, кром пріемовъ лорда-лейтенанта, отвчалъ о’Блери.
— Неужели его комнаты и костюмы тамошніе могутъ сравняться съ комнатами королевы и нашими придворными туалетами?
— О, безъ сравненія лучше!
— Ну, не знаю, сказалъ аристократическій Уйсботтлъ:— вдовствующая маркиза Публикашъ и баронъ Слаппенбахенгаузенъ были, по моему, великолпно одты.
— По какому случаю онъ представлялся?
— По случаю своего прізда въ Англію.
— Такъ и есть! проворчалъ радикалъ: — эти люди никогда не представляются по случаю отъзда. Они знаютъ, какъ поступать.
— И охота же имъ хлопотать попустому! замтила слабымъ голосомъ мистриссъ Блоссъ, вмшавшись въ разговоръ.
— Да, сказалъ уклончиво Уйсботтль: — это великолпное зрлище.
— А разв съ вами не случалось, спросилъ радикалъ, никакъ не хотвшій успокоиться: — разв съ вами не случалось, что и вы тратились на блестящіе наряды, которые требуются въ этомъ кругу?
— Конечно, случалось, отвчалъ Уйсботтльъ, расчитывая на весь эффектъ, который долженъ былъ произвести подобный отвтъ: — конечно, это со мной случалось, но я охотно раззоряюсь на подобные предметы.
— Случалось и со мной то же самое, отвчалъ Джонъ Ивенсонъ:— только я не намренъ тратить на это деньги. Да и для чего бы я сталъ тратить? Скажите мн, для чего? продолжалъ радикалъ, положивъ газету и ударяя кулаками но столу.— Дв основныя пружины всего существующаго — требованіе….
— Чашечку чайку, душенька! прервалъ Тиббсъ, обращаясь къ супруг.
— …требованіе и потребленіе….
— Можно васъ вопросить передать чашку мистеру Тиббсу, сказала мистриссъ Тиббсъ, перебивая рчь оратора и какъ бы показывая на примр высказанную имъ истину.
Преніе на этомъ и остановилось. Радикалъ взялъ опять газету и принялся за свой чай.
— Сегодня славная погода, сказалъ мистеръ Альфредъ Томкипсъ, обращаясь ко всему обществу:— я думаю хать въ Ричмондъ и ворочусь на пароход. На Темз часто видишь необыкновенно эффектныя сочетанія тни и свта, контрастъ между синевою неба и желтоватымъ оттнкомъ воды особенно меня восхищаетъ.
— Проваливай скоре съ своей ркой! проворчалъ мистеръ Уйсботтль.
— У насъ въ Ирландіи иного великолпныхъ пароходовъ, сказалъ о’Блери.
— О, да, замтила мистриссъ Блоссъ, довольная, что попала на предметъ, о которомъ можетъ что нибудь сказать.
— Удобства необыкновенныя, продолжалъ о’Блери.
— Въ самомъ дл, необыкновенныя, отвчала я мистриссъ Блоссъ.— Когда мистеръ Блоссъ былъ еще въ живыхъ, ему часто приводилось здить въ Ирландію по дламъ. Я здила съ нимъ и не могла довольно надивиться, какъ удобно размщались джентльмены и лэди по постелямъ въ каютахъ.
Тиббсъ, слушавшій разговоръ, какъ будто испугался его окончанія и выразилъ сильную склонность сдлать вопросъ, но былъ остановленъ взглядомъ своей жены. Мистеръ Уйсботтль захохоталъ, увряя, что Томкинсъ сказалъ каламбуръ, мистеръ Томкинсъ тоже захохоталъ, увряя, что онъ не говорилъ никакого каламбура.
Остальное время завтрака прошло обыкновеннымъ порядкомъ. Разговоръ очень клеился, собесдники стучали, между дломъ, чашками и ложками. Джентльмены поглядывали въ окно) ходили по комнат и, приблизившись къ двери, исчезали одинъ за другимъ. Тиббсъ удалился въ заднюю комнату, по приказанію жены, чтобы расплатиться по счету съ зеленьщикомъ за недлю. Такимъ образомъ мистриссъ Тиббсъ и мистриссъ Блоссъ остались наедин.
— Ахъ, душа моя! сказала послдняя: — и что-то чувствую слабость, это странно. (Тутъ не было, впрочемъ, ничего страннаго, потому что въ это утро она употребила фунта четыре разныхъ припасовъ.) Кстати: я еще не видала мистера…. какъ бишь его зовутъ?
— Мистеръ Гоблеръ? спросила мистриссъ Тиббсъ.
— Да.
— О, сказала мистриссъ Тиббсъ: — это очень таинственная особа. Мы ему обыкновенно посылаемъ кушанье наверхъ, иногда онъ по цлымъ недлямъ не выходитъ изъ комнаты.
— Вотъ и я не видала и не слыхала его еще до сихъ поръ, повторяла мистриссъ Блоссъ.
— Вы врно услышите его ныньче на ночь, я могу вамъ общать это, отвчала мистриссъ Тоббсъ: — онъ обыкновенно долго стонетъ по вечерамъ въ воскресенье.
— Никто еще не интересовалъ меня такъ во всю жизнь! восклицала мистриссъ Блоссъ.
Два удара въ дверь прервали разговоръ: слуга доложилъ о прізд доктора Уоскея, который вслдъ за тмъ вошелъ въ комнату. Это былъ маленькій краснощокій человчекъ, одтый весь въ черное, въ сильно накрахмаленномъ бломъ галстух. У него была большая практика и куча денегъ, которыя онъ нажилъ, постоянно исполняя самыя странныя причуды прекрасной половины семействъ, у которыхъ онъ лечилъ. Мистриссъ Тиббсъ хотла было уйти, но ее удержали.
— Такъ-то-съ, мистриссъ! какъ наши дла? спросилъ Уоскей внушающимъ довріе голосомъ.
— Очень плохо, докторъ,— очень плохо, произнесла мистриссъ Блоссъ шопотомъ.
— А! намъ надо беречься,— надо очень беречься, сказалъ снисходительный Уоскей, попробовавъ пульсъ интересной паціентки.— А какъ нашъ аппетитъ?
Мистриссъ Блоссъ поникла головой.
— Нашъ другъ требуетъ внимательныхъ попеченій, сказалъ Уоскей, обращаясь къ мистриссъ Тиббсъ, которая соглашалась со всми словами доктора.— Я надюсь, впрочемъ, продолжалъ онъ: — что, при помощи всеблагого Провиднія, намъ удастся еще возвратигь ей прежнія силы.
Мистриссъ Тиббсъ съ ужасомъ вообрааила себ, что должно выйти изъ паціентки, когда въ ней еще прибавится силы.
— Намъ нужны возбудительныя средства, сказалъ Уоскей: — поболе пищи, а главное необходимо, чтобы нервы были въ спокойствіи, мы положительно не должны давать развиваться нашей чувствительности. Мы обязаны употреблять вс зависящія отъ насъ мры, сказалъ докторъ въ заключеніе, кладя полученныя за визитъ деньги въ карманъ:— а за тмъ должны быть совершенно покойны.
— Чудесный человкъ! воскликнула мистриссъ Блоссъ, пока докторъ садился въ карету.
— Славный, въ самомъ дл! ужъ подлинно дамскій докторъ, сказала мистриссъ Тиббсъ.
А докторъ Уоскей отправился между тмъ дале говорить новыя нелпости чувствительнымъ паціенткамъ и получать за то новыя деньги.
Такъ какъ мы имли уже случай описать обдъ у мистриссъ Тиббсъ и какъ вс ея обды и завтраки проходили боле или мене однообразно, то мы и не хотимъ утомлять читателя дальнйшими подробностями при обозрніи хозяйственныхъ распоряженій ея дома. Мы перейдемъ прямо къ повствованію, предупреждая читателя, что таинственный обитатель задней комнаты возл гостиной былъ тунеядецъ, эгоистъ, ипохондрикъ, всегда жалующійся на нездоровье, но никогда не хворающій въ самомъ дл. Такъ какъ его характеръ во многихъ отношеніяхъ подходилъ близко къ характтеру мистриссъ Блоссъ, то скоро самая нжная дружба родилась между ними. Мистеръ Гоблеръ былъ высокъ, худъ и блденъ и всегда воображалъ, что у него болитъ то въ томъ, то въ другомъ мст, его лицо постоянно носило какое-то натянутое, принужднное выраженіе, точно у человка, который, противъ воли, сунулъ ноги въ кадку съ горячей водой.
Спустя два или три мсяца посл переселенія мистриссъ Блоссъ въ Корамъ-Стритъ, Джонъ Ивенсонъ длался съ каждымъ днемъ замтно насмшливе и раздражительне, кром того, въ его маверахъ видна была какая-то важность, которая заставляла подозрватъ, что онъ открылъ что нибудь и выжидаетъ лишь удобной минуты, чтобы объявить о томъ. Минута эта наступила. Однажды вечеромъ жильцы собрались въ общей зал, и каждый изъ нихъ занимался во обыкновенію. Мистеръ Гоблеръ и мистриссъ Блоссъ сидли у маленькаго ломбернаго стела противъ средняго окна и играли въ криббеджъ. Мистеръ Уйсботтль чертилъ рукою круги на табурет, стоявшемъ передъ фортепьяно, переворачивалъ листы въ нотной книг и напвалъ въ полголоса какой-то мотивъ. Альфредъ Томкинсъ сидлъ у круглаго стола, длая карандашамъ эскизъ головы несравненно большаго размра, чмъ его собственная. О’Блери читалъ Горація, стараясь показать видъ, что понимаетъ его, а Джонъ Ивенсонъ пододвинулъ свой стулъ къ рабочему столику мистриссъ Тиббсъ и о чемъ-то въ полголоса говорилъ съ ней очень важнымъ тономъ.
— Могу васъ уврить, мистриссъ Тиббсъ, сказалъ радикалъ, едва слышнымъ голосомъ, положивъ указательный палецъ на кисею, по которой она вышивала: — могу васъ уврить, мистриссъ Тиббсъ, что не что другое, какъ участіе, которое я принимаю въ вашемъ благосостояніи, заставляетъ меня сообщить вамъ объ этомъ. Повторяю вамъ, что я боюсь, что я опасаюсь, что Уйсботтль старается понравиться этой двушк, Агнес, и что онъ нарочно подкарауливаетъ ее у коридора въ первомъ этаж на площадк. Я слышалъ тамъ голоса ныньче ночью, лежа въ постели. Я тотчасъ отворилъ дверь и тихонько подкрался, тамъ я засталъ мистера Тиббса, который видно всполошился такъ же, какъ и я.— Что съ вами, мистриссъ Тиббсъ? вы перемнились въ лиц.
— Ничего, это такъ, отвчала мистриссъ Тиббсъ поспшно, — оттого, что здсь очень жарко.
— Въ червяхъ! воскликнула мистриссъ Блоссъ изъ за карточнаго стола: — у меня врныя четыре взятки.
— Если бы я была уврена, что это дйствительно мистеръ Уйсботль, продолжала мистриссъ Тиббсъ, посл нкотораго молчанія: — то я тотчасъ попросила бы его оставить нашъ домъ.
— Ходите! вскричала мистриссъ, занятая игрой.
— И если бы, я наврное знала, что мистеръ Тиббсъ помогаетъ ему при этомъ, продолжала хозяйка, угрожающимъ голосомъ.
— Вотъ карта и убита! сказалъ Гоблеръ.
— О, возразилъ Ивенсонъ самымъ вкрадчивымъ голосомъ (онъ любилъ иногда подпустить красное словцо): — я увренъ, что мистеръ Тиббсъ вовсе не замшанъ въ этомъ дл. Онъ всегда смотрлъ такимъ смирнымъ — По крайней мр, я считала его такимъ, сказала со вздохомъ мистриссъ Тиббсъ, возвысивъ голосъ, какъ чайникъ съ закипвшей водой.
— Тише, тише, пожалуста, мистриссъ Тиббсъ! посмотрите, вдь насъ могутъ замтить: прошу васъ, не кричите! говорилъ Джонъ Ивенсонъ, опасаясь, что весь планъ его будетъ разстроенъ даромъ.— Мы поведемъ дло осторожно, и я почту за особенное удовольствіе содйствовать вамъ въ изслдованіи истины.
Мистриссъ Тиббсъ выразила свою благодарность.
— Когда вы увидите, что вс уже должны предаться отдохновенію съ приближеніемъ ночи, сказалъ Ивенсонъ, выражаясь отборными словами: — то приходите безъ свчки къ самой двери коридора, изъ окна, что надъ лстницей, вы можете уже убдиться, кто именно составляетъ влюбленную чету, и вы имете тогда дйствовать, какъ признаете за лучшее.
Мистриссъ Тиббсъ охотно согласилась, любопытство ея было сильно возбуждено, ревность въ ней разъигралась. Положено было немедленно сдлать приготовленія къ исполненію задуманнаго предпріятія. Теперь она снова принялась за работу, а Джонъ Ивенсонъ сталъ ходить взадъ и впередъ по комнат, спрятавъ руки въ карманы, какъ будто ни въ чемъ не бывало. Партія въ криббеджъ была окончена, и разговоръ начался снова.
— Ну, что, мистеръ о’Блери, сказалъ испитой партнръ мистриссъ Блоссъ, глухимъ голосомъ: — какъ провели вы время вчера въ воксал?
— О, очень хорошо, отвчалъ Орзонъ, не могшій говорить безъ восторга объ этой ночи.
— Не правда ли, что вы не видали ничего, что бы могло сравниться съ выздомъ капитана Росса?
— Ничего, отвчалъ патріотъ, съ свойственнымъ ему спокойствіемъ: — здсь ничего, но въ Дублин….
— Я видлъ графа Канкея и капитана Физтомсона въ саду, сказалъ Уйсботтль: — они были, кажется, очень довольны.
— Доказательство, что въ самомъ дл это было очень хорошо! проворчалъ Ивенсонъ.
— Говоря вообще, вечеръ былъ пріятенъ, сказалъ со вздохомъ Гоблеръ: — только я схватилъ тамъ ужасную простуду, которая еще боле развила мою болзнь, я долженъ былъ взять нсколько душей, прежде чмъ ршился выйти изъ комнаты.
— Славная вещь эти душъ-бады! произнесъ Уйсботтль.
— Спасительная вещь! замтилъ Тонкинсъ.
— Чудесная! присовокупилъ съ своей стороны о’Блери, никогда ее видавшій самыхъ душей, а встрчавшій лишь гд-то мастера, который приготовлялъ ихъ.
— Несносная машина! вскричалъ Ивенсонъ, который простиралъ свою ненависть на все одушевленное и неодушевленное.
— По вашему и это несносно, мистеръ Ивенсонъ! сказалъ Гоблеръ, тономъ сильнаго негодованія.— Посмотрите на пользу, которую они приносятъ, вспомните, сколькимъ людямъ они спасли жизнь, вызывая наружу испарину.
— Вызывая испарину! такъ и есть! проворчалъ Джонъ Ивенсонъ, вдругъ остановившись посреди своей прогулки по большимъ четырехъ-угольникамъ ковра, представлявшаго цвтникъ:— я тоже нкогда былъ такъ глупъ, что поставилъ душъ у себя въ спальн. Что же бы вы думали? онъ дйствительно меня вылечилъ, потому что одинъ видъ его производилъ во мн сильнйшую испарину, которая продолжалась по шести мсяцевъ.
Всеобщій смхъ завершилъ этотъ разсказъ и на усплъ еще утихнуть, какъ Джемсъ принесъ на поднос закуску, состоявшую изъ остатка бараньей ноги, дебютировавшей за обдомъ, хлба, сыру, крошечнаго кусочка масла, прятавшагося въ густой зелени салата, маринованныхъ овощей, и такъ дале. Мальчикъ вышелъ и вскор воротился съ новой закуской, представлявшей стаканы и кружки горячей и холодной воды. Джентльмены принесли бутылки со спиртомъ, горничная поставила нсколько ночниковъ накладного серебра подъ карточный столъ, и вся прислуга отправилась спать.
Стулья опять были поставлены вокругъ стола, и разговоръ продолжался обыкновеннымъ порядкомъ. Джонъ Ивенсонъ, который никогда не ужиналъ, покоился на соф и забавлялся тмъ, что со всми спорилъ. О’Блери лъ столько, сколько могла вынести его натура, и мистриссъ Тиббсъ питала къ нему по этой причин сильное негодованіе, мистеръ Гоблеръ и мистриссъ Блоссъ очень дружно разсуждали о лучшемъ способ принятія пилюль и о другихъ, столь же невинныхъ и занимательныхъ предметахъ, а Томкинсъ съ Уйсботтлемъ пустились въ споръ, т. е. оба начали говорить очень громко и съ большимъ жаромъ: каждый хвастался своими успхами въ извстныхъ отношеніяхъ, и ни тотъ, ни другой не имли ясной идеи объ истинномъ предмет разговора. Прошли часъ или два, жильцы и мдные подсвчники разошлись попарно въ надлежащія спальни. Джонъ Ивенсонъ заперъ дверь и расположился не ложиться до тхъ поръ, пока не уйдетъ мистеръ Гоблеръ. Послдній всегда оставался въ зал съ часъ спустя посл ухода всхъ другихъ жильцовъ, принималъ въ это время лекарство и вздыхалъ.
Гретъ Корамъ-Стритъ погрузилась въ самое глубокое молчаніе: было около двухъ часовъ ночи. Отъ времени до времени медленно прозжалъ лишь запоздавшій извощикъ, или писарь какого нибудь адвоката, шатаясь по улицамъ на пути къ своей квартир въ Сомерзъ-Гауз. Глухой, однообразный шумъ вскор присоединялся во всему этому, дополняя романическую таинственность сцены: то была вода, стекавшая въ клоаки изъ дома подъ 11.
‘Я думаю, что онъ ужь уснулъ теперь’, сказалъ самъ себ Джонъ Ивенсонъ, выждавъ съ часъ посл того, какъ мистеръ Гоблеръ оставилъ залу.
Онъ прислушался: въ дом была совершенная тишина, онъ погасилъ ночникъ и отворилъ дверь изъ спальни. На лстниц было такъ темно, что невозможно было ничего разсмотрть.
— Тссс! прошепталъ заговорщикъ, производя звукъ, похожій на тотъ, который издаетъ паровозъ, пускаясь въ ходъ.
— Тише! прошепталъ другой голосъ.
— Это вы, мистриссъ Тиббсъ?
— Я, сэръ.
— Гд?
— Здсь.
И темная фигура мистриссъ Тиббсъ показалась въ окошк надъ лстницей, подобно призраку.
— Вотъ дорога, мистриссъ Тиббсъ, продолжалъ шопотомъ заговорщикъ: — дайте мн руку, ступайте сюда, кто бы ни были наши враги, а ужь мы откроемъ ихъ! На васъ вдь нтъ башмаковъ?
— Нтъ, отвчала миніатюрная мистриссъ Тиббсъ, едва будучи къ состояніи говорить, потому что дрожала всмъ тломъ.
— Хорошо! я тоже снялъ сапоги: значитъ мы можемъ подойти вплоть къ двери коридора и слушать черезъ перила, продолжалъ Ивенсонъ.
Такимъ образомъ на цыпочкахъ спускались они по лстниц, полъ трещалъ подъ ними, какъ катокъ, приведенный въ движеніе прачками въ субботу посл бани.
— Тутъ Уйсботтль и еще кто-то, готовъ пари держать, проговорилъ радикалъ, шопотомъ, когда они послушали нсколько минутъ.
— Тише: дайте прислушаться, что они говорятъ! воскликнула мистриссъ Тиббсъ, въ которой желаніе удовлетворить собственное любопытство заглушало теперь вс другія чувства.
— Ахъ! если бы я могла поврить вамъ, сказалъ кокетливо женскій голосъ: — я бы принесла всю жизнь свою въ жертву барын.
— Что она говоритъ? спросилъ мистеръ Ивенсонъ, стоявшій не такъ выгодно, какъ его сообщница.
— Она говоритъ, что пожертвовала бы жизнью барыни. Злоди! они замышляютъ Убійство.
— Я знаю, что вы чуждаетесь въ деньгахъ, продолжалъ голосъ, принадлежавшій Агнес: — а если бы вы мн общали пятьсотъ фунтовъ, то я ручаюсь, что она не устояла бы, вспыхнула бы какъ порохъ.
— Что такое? спросилъ опять Ивенсонъ, слышавшій лишь на столько, что его любопытство раздражалось боле и боле.
— Кажется, что она хочетъ зажечь домъ порохомъ, отвчала испуганная мистриссъ Тиббсъ.— Слава Богу, мн еще есть время спастись, какъ второму Фениксу.
— Лишь бы только мн овладть твоей барыней, сказалъ мужской голосъ, съ грубымъ ирландскимъ акцентомъ: — а тамъ у насъ не станетъ дло за деньгами.
— Клянусь честью, это мистеръ о’Блери! вскричала мистриссъ Тиббсъ.
— Негодяй! сказалъ Ивенсонъ съ сердцемъ.
— Главное дло, продолжалъ ирландецъ:— главное дло успть отравить для мистера Гоблера жизнь въ его собственныхъ глазахъ.
— О, разумется! отвчала Агнеса, съ непонятнымъ хладнокровіемъ.
— Что, что такое? спросилъ опять шопотомъ Ивенсонъ, теряясь отъ любопытства.
— Онъ говоритъ, что хочетъ оггравить мистера Гоблера въ ея собственныхъ глазахъ, отвчала мистриссъ Тиббсъ, сама ужасаясь готовившагося убійства.
— Ну, а что касается до мистриссъ Тиббсъ, продолжалъ о’Блери.
Мистриссъ Тиббсъ содрогнулась.
— Тише! вскричала Агнеса, въ сильномъ безпокойств, въ ту самую минуту, какъ мистриссъ Тиббсъ готова была уже лишиться чувствъ.— Тише!
— Тише! вскричалъ въ то же самое время Ивенсонъ, обращаясь къ мистриссъ Тиббсъ.
— Кто-то идетъ на лстницу, сказала Агнеса о’Блери.
— Кто-то идетъ съ лстницы, шепнулъ Ивенсонъ мистриссъ Тиббсъ.
— Ступайте въ залу, сэръ, сказала Агнеса своему компаньону.— Вы тамъ дождетесь, пока тотъ, кто идетъ, доберется до кухоннаго крыльца.
— Въ гостиную, мистриссъ Тиббсъ! сказалъ шопотомъ удивленный Ивенсонъ не мене удивленной своей сообщниц.
Они оба бросились въ гостиную, ясно разслышавъ шорохъ на лстниц, какъ будто кто-то взбирался и въ то же время спускался по ней.
— Что бы это могло быть! восклицала мистриссъ Тиббсъ.— Мн все это представляется точно во сн. Я ни за что въ свт не согласилась бы опять быть въ этакомъ положеніи.
— Да и я тоже, отвчалъ Ивенсонъ, весьма недовольный, что затялъ подобную щтуку.— Тише! кто-то подошелъ къ двери.
— Что за дрянь! прошепталъ одинъ изъ вновь пришедшихъ.— Это былъ Уйсботтль.
— Вотъ славно! отвчалъ его товарищъ, также тихимъ голосовъ.— Это былъ Альоредъ Томкинсъ.— Кто бы подумалъ это?
— Вдь я говорилъ вамъ, сказалъ Уйоботтль, уже боле внятнымъ шопотомъ.— Это было ясно: онъ оказывалъ ей необыкновенное вниманіе послдніе два мсяца. Я наблюдалъ за ними вчера, сидя за фортепьяно.
— А вы думаете, что я-то ужъ вовсе ничего и ее подозрвалъ? прервалъ Томкинсъ.
— Чего тутъ подозрвать! Я самъ видлъ, какъ онъ нашоптывалъ ей турусы на колесахъ, какъ она раскричалась было, потомъ успокоилась.
— Они говорятъ объ насъ, вскричала мистриссъ Тиббсъ въ сильномъ безпокойств, между тмъ какъ мысль о возбужденномъ въ ней подозрніи и сознаніе настоящаго своего положенія въ одно время пришли ей въ голову.
— Слышу, понимаю, отвчалъ Ивенсонъ, съ горестною увренностью, что не было никакого средства къ спасенью.
— Что теперь длать? не можемъ же мы оставаться здсь! восклицала мистриссъ Тиббсъ, какъ будто въ припадк помшательства.
— Я ползу въ трубу, отвчалъ Ивенсонъ, сбираясь осуществить свое намреніе.
— Нельзя, отвчала мистриссъ Тиббсъ, въ отчаяніи: — нельзя: эта труба общая съ кухонной, а печка была тамъ натоплена.
— Тише! повторялъ Джонъ Ивенсонъ.
— Тише! тише! кричалъ кто-то внизу у лстницы.
— Что они заладили тише да тише! сказалъ Альфредъ Томкинсъ, начинавшій терять терпнье.
— Вотъ гд они! вскричалъ догадливвй Уйсботтль, когда послышался шорохъ къ коридор.
— Постой: дай разслушать! прошептали молодые люди.
— Послушаемъ! повторяли Тиббсъ и Ивенсонъ.
— Пустите меня, сэръ! говорилъ женскій голосъ въ коридор.
— О, Гагнеса! кричалъ другой голосъ, по которому тотчасъ можно было узнать Тиббса, потому что ни у кого не было подобнаго.— О, Гагнеса, прелестное созданье!….
— Что это? вскричалъ вдругъ Тиббсъ, содрогнувшись.
— Что вы! сказала Агнеса, вдругъ замолкнувъ.
— Ну, какъ же, разв не слышишь?
— Хорошо же я съ вами попалась, сэръ! кричала сквозь слезы Агнеса, когда раздался ужасный стукъ въ дверь спальни мистриссъ Тиббсъ, какъ будто цлая стая дятловъ колотила по дуплу своими клювами.
— Мистриссъ Тиббсъ! мистриссъ Тиббсъ! взывала мистриссъ Блоссъ.— Мистриссъ Тиббсъ, да войдите же ко мн, ради Бога!
— Что тутъ такое происходитъ? вскричалъ Гоблеръ, вломившись изъ задней гостиной, подобно дракону эпическихъ поэмъ.
— О, мистеръ Гоблеръ! восклицала мистриссъ Блоссъ: — мн кажется, что у насъ или пожаръ, или воры. Я слышала здсь страшный шумъ.
— Кто васъ разберетъ!вскричалъ Гоблеръ, скрывшись опять въ свою пещеру, разъигрывая съ полнымъ эффектомъ роль дракона и возвращаясь съ зажженной свчкой.— Что это значить? Уйсботтль, Томкинсъ, о’Блери, Агнеса! Что за чудо! Вс на ногахъ и въ полномъ парад.
— Странно! сказала мистриссъ Блоссъ, опустившись по лстниц и опершись на руку Гоблера.
— Позовите кто нибудь сюда мистриссъ Тиббсъ, говорилъ Гоблеръ, отворяя дверь въ переднюю гостиную.— Что я вижу! мистриссъ Тиббсъ и мистеръ Ивенсонъ вмст!
— Мистриссъ Тиббсъ и мистеръ Ивенсонъ! повторяли вс поочереди, когда несчастная чета была усмотрна.
Мистриссъ Тиббсъ сидла на кресл у камина, а мистеръ Ивенеонъ стоялъ возл нея.
Мы должны предоставитъ собственному воображенію читателя сцену, которая за этимъ послдовала. Мы могли бы, конечно, разсказать, какъ мистриссъ Тиббсъ упала при этомъ въ обморокъ, и какъ нужны были соединенныя усилія мистера Уйсботтля и мистера Альфреда Томкинса, чтобъ удержать ее на кресл, какъ мистеръ Ивенсонъ началъ было оправдываться и какъ его оправданіямъ никто не доврилъ, какъ Агнеса отвергала обвиненія мистриссъ Тиббсъ, доказывая, что цлію ея переговоровъ съ мистеромъ о’Блери было расположеніе въ его пользу сердца ея госпожи, какъ мистеръ Гоблеръ разрушилъ вс предположенія о’Блери, объявивъ, что онъ, Гоблеръ, просилъ уже руки мистриссъ Блоссъ и получилъ согласіе, какъ мистеръ о’Блери отказался отъ квартиры въ дом мистриссъ Тиббсъ, не соблюдя маленькой формальности относительно платежа по счету, какъ этотъ раздосадованный джентльменъ сталъ бранить Англію и англичанъ, про возглашая, что нигд, кром Ирландіи, нтъ истинной добродтели и искренняго чувства. Мы повторяемъ, что могли бы разсказать все это, но мы любимъ иногда себ отказывать въ нашихъ побужденіяхъ и потому предоставляемъ все это воображенію читающихъ.
Лэди, которую мы знали подъ именемъ мистриссъ Блоссъ, боле не существуетъ. Осталась мистриссъ Гоблеръ, а мистриссъ Блоссъ покинула насъ на вки.
Въ тихомъ, скромномъ убжищ въ Ньюинтонъ-Буттс, далекодалеко отъ суетныхъ треволненій свта, этого громаднаго дома, отданнаго подъ постой, счастливый Гоблеръ и его супруга проводятъ жизнь въ уединеніи, у нихъ общія жалобы на болзни, общія любимыя кушанья за столомъ, общія лекарства, мирно текутъ ихъ дни, и много пожеланій имъ долголтія повторяется ежедневно продавцами състного и живности на пространств трехъ миль въ окружности.
Мы.охотно остановились бы здсь, но на насъ лежитъ долгъ, котораго мы не можемъ не исполнить. Мистеръ и мистриссъ Тиббсъ развелись по обоюдному богласію, съ условіемъ, что она получаетъ половину изъ 43 фунтовъ 15 шиллинговъ, которые, какъ мы выше уже замтили, составляли ежегодный доходъ ея мужа, остальная половина была предоставлена мистеру Тиббсу. Онъ проводитъ закатъ дней своихъ въ уединеніи, проживая эту малую пенсію. Онъ основался посреди старожиловъ Уольворта, и, какъ передавали достойные вроятія люди, окончаніе исторіи волонтера было разсказано въ одной изъ грязныхъ тавернъ этого почтеннаго квартала.
Несчастная мистриссъ Тиббсъ ршилась продать съ аукціона всю свою движимость и удалиться изъ мста, въ которомъ она перенесла столько страданій. Мистеру Симсону поручено было производить продажу. Необыкновенныя способности этого литературнаго джентльмена, въ соединеніи съ его общественнымъ положеніемъ, придаютъ особенный интересъ сдланнымъ имъ объявленіямъ о продаж. Эти объявленія, кром множества самыхъ разнообразныхъ мыслей, содержатъ въ себ семдесятъ-восемь словъ, написанныхъ крупными буквами, и шесть оригинальныхъ цитатъ, заключенныхъ въ пестрыя кавычки.

‘Современникъ’, т. 37, 1853

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека